Не стирайте поцелуи 1

Пролог

“ГОВОРЯТ, случайность происходит, когда Бог не хочет подписываться своим именем.”

Комментарий в YouTube

Take Hold Of Me – Ane Brun

Пролог

– Вы разыскиваете девушку?  

– Да, – пауза. – Я ищу моего человека. 

Телеведущий кивает, улыбаясь, и заглядывает в планшет. 

– Мне сказали, именно «ИЩУ МОЕГО ЧЕЛОВЕКА» было написано на баннерах, растянутых в самых людных местах Большого Ванкувера.  

Камера берёт крупным планом гостя телепередачи – это молодой парень. 

–  Господи, Боже… Ди! Ди, посмотри на это лицо!  

Диана продолжает мыть посуду, но выворачивает шею так, чтобы ей был виден телевизор в столовой. Затем выключает воду и, не найдя полотенце для рук, приближается к экрану с мокрыми. С её пальцев на кремовый ковролин стекают капли и остатки пены моющего средства. Она только сделала ремонт в квартире, и каждая деталь отделки выбиралась с тщательностью, близкой к одержимости.   

– Матерь Божья…

– Даунтаун – 55 растяжек и 100 лайтбоксов, Западный Ванкувер – 23 растяжки и 124 лайтбокса, Северный Ванкувер, Дельта, Ричмонд, Бёрнаби, Сюррей, Кокуитлам, Порт Кокуитлам, Порт Муди, Лэнгли, Мэйпл Ридж… Чилливак… 

Ведущий отрывается от планшета, чтобы взглянуть на гостя, и больше не улыбается. 

– Помимо рекламы есть также и надписи на стенах. Вернее, рисунки с надписями почти на всех станциях скайтрейна. Муниципалитеты этих городов выписали на Ваше имя штрафы. Как много? 

– Я не помню. 

– Около полумиллиона долларов. 

Диана и Саванна всегда бурно обсуждают героев любимого шоу, но сейчас обе молчат.  

Парень не смотрит в камеру. Его взгляд почти всегда опущен на руки. Он то сжимает их в кулаки, то расправляет, разглядывая пальцы. Пару мгновений камера показывает их крупным планом, и зрителям видно, как они дрожат. 

– Как давно Вы её ищете? 

– Сто девяносто четыре дня. 

– Эм… – говорит ведущий, – значит… больше полугода.  

Диана опускается на диван и вытирает руки о собственную футболку.

– В моих... эм... материалах указано, что вы познакомились в сети. Это правда? 

– Да.  

– Расскажете, как это было? 

Парень облизывает губы, в камеру так и не смотрит. 

– Это было видео… песня с названием «Не стирайте поцелуи». В YouTube. В комментариях… я написал, что ищу девушку. Она ответила. Мы переписывались. Потом встретились. 

– В аэропорту? 

Парень кивает. Ведущий откладывает планшет в сторону на стоящий перед ним белый глянцевый столик. 

– Нам интересны детали. Поделитесь? 

– В переписке она упомянула, что летит из Европы домой – в Канаду. Я просмотрел места и даты её публикаций в Инстаграм и предположил, что она живёт в Ванкувере. Дальше оставалось выяснить расписание самолётов и надеяться, что она летит одним из поздних рейсов.  Я купил билет, прилетел в Ванкувер и стал ждать её у выхода в аэропорту.

– И она прилетела?

– Прилетела.

– Как Вы её узнали?

– Это она узнала меня.

Студийный диван, на котором расположился гость телепередачи, выглядит удобным, но поза молодого человека и то, как неловко он, время от времени, её меняет, словно говорят об обратном.  

– Слушай, он странный какой-то, – замечает Саванна. 

– Я думаю, он просто хороший актёр. Но сценарий у них сегодня оригинальный.

– А баннеры? Ванкуверцы наверняка их видели. Если это правда, об этом должно быть что-то в сети, – Саванна всегда докапывается до сути, и вообще, она самая серьёзная в их компании. – Тут полно фотографий, взгляни-ка! Есть даже фото рисунков… Боже мой! А-а-а! Диана! Он рисовал! На стенах метрополитена… палатка, море, двое на плоту…

Она отрывает глаза от телефона и всматривается в экран телевизора. 

– «Как ты»…

– Что? – переспрашивает Диана. 

– Он спрашивал её о делах. В этих надписях на стенах везде КАК ТЫ? или КАК У ТЕБЯ ДЕЛА?

На экране появляется страница в YouTube. Зрителям дают увидеть название композиции «Don`t delete the kisses», затем комментарии пользователей. 

Виртуальный маркер выделяет два из них: 

Глава 1. Неловкость (или начало не с того конца)

Promise Not To Fall · Human Touch

Два года назад. Май

У кого-то большая грудь, у кого-то ум, у кого-то квартира. А у меня воображение. Ну очень богатое! В нём вырастают целые миры, и люди говорят вещи, которые мне никогда не услышать в настоящей жизни. Например, «ты моё последнее пристанище» или «ты, наконец, нашлась!». Ещё они раскидывают руки в стороны, чтобы показать мне, как сильно жаждут меня обнять. И поцелуи. В моих мечтах их всегда… много.

Да, я мечтаю. В последнее время слишком часто и слишком реалистично. Но никогда ещё до этого момента мои мечты не разбивались так трагически о реальность.

 Его губы не мягкие и не горячие. Они не рады мне. Я понимаю это мгновенно... почти, однако – что очень свойственно моему характеру – сдаюсь не сразу и успеваю поцеловать его ещё раз. И если до этого он был хоть немного приоткрыт (от неожиданности?), то теперь захлопнулся полностью. Даже его колени под моей задницей стали ощутимо твёрже, напряжённее.

Мы познакомились в сети. Это был случай, стечение обстоятельств, две линии пересеклись в точке, где событиями управляют порывистость, непредсказуемость и… интуиция. Несколько случайных слов в триллиардах всех прочих сообщений, и ты неожиданно принимаешь решение написать в ответ, даже не подозревая, что это не послание – это зов, и предназначен он был только тебе. Ты услышала. И ты ответила.

Этот парень не просто повстречался на моём пути, он открыл для меня дверь в том месте, где не должно было быть продолжения. Он материализовал моё будущее. Но в момент нашей первой встречи ни один из нас, конечно, не мог и представить, что нас ждёт впереди.

Я отрываюсь от его лица, собираюсь с мыслями. Смотреть в глаза стыдно и нет сил, поэтому приходится изучать капли на толстом стекле аэропорта. Сейчас, чтобы встать, нужно на что-нибудь опереться хотя бы одной рукой, и мой мозг буквально рассыпается, пытаясь решить – где находится это безопасное для меня и для него место? В моей жизни ещё ни разу не было человека в коляске… да и причин, почему он вынужден в ней быть – множество.

– Извини, – бормочу, неуклюже вцепившись в спинку его коляски, и поспешно сползаю с его колен.

Он совершает едва заметное движение головой – то ли кивок, то ли нет – и я понимаю – он сам растерян.

Неловкость… Мы не просто утонули в ней, мы увязли. С этого всё началось, из-за этого всё у нас и пошло… не так. Но в тот момент, я вначале начинаю проклинать свою напористость, отсутствие такта… да и что уж там говорить – тормозов тоже. Затем, глядя на растянутый ворот его футболки, основание шеи – в том месте, где можно увидеть, как бьётся пульс – буквально физически ощущаю боль. Он словно ударил меня, наотмашь хлестнул по морде обнаглевшую псину, вздумавшую положить лапы на стол.

Этот день изменит меня до неузнаваемости. Я впервые пойму, что выработанный жизнью навык пробивать себе дорогу лбом придётся отложить, если хочу получить от жизни главное.

На нём бейсболка, надетая задом наперёд; волосы убраны назад и прижаты ею – их концы все собраны на затылке. Он дышит чаще, чем дышал бы взрослый парень его возраста… сколько он сказал? Двадцать три ему. И он, очевидно, отчаянно старается найти какие-нибудь слова для меня – девушки, с разбега влетевшей на его колени и поцеловавшей в момент самой первой встречи в физическом мире после совсем короткого знакомства в виртуальном.

Наше знакомство по переписке длилось двадцать часов. Почти сутки откровений, в течение которых мы успели поссориться и помириться. Я была уверена, он шутит, заявив, что найдёт меня без адреса, но именно это он и сделал.

Лео поднимает, наконец, на меня глаза.

– Я вызвал такси… ну, чтобы не ждать долго. Мне кажется, оно должно было уже… прибыть.

– Хорошо, – выдавливаю и возвращаюсь за своим чемоданом, брошенным в двадцати шагах, подбираю босоножки.

Лео ждёт меня у входа, его бейсболка уже надета как положено – козырьком вперёд и так низко, что издалека мне совсем не видно его глаз. И только теперь я замечаю свисающий со спинки его коляски огромный чёрный рюкзак.

Я выхожу сквозь автоматические стеклянные двери на улицу первой, Лео за мной. У обочины, действительно уже мокнет под Ванкуверским дождём белое такси. Это большая машина – из разряда тех, в которых предусмотрено место для пассажира в инвалидной коляске. Водитель в тюрбане приветствует нас и предлагает мне спрятаться от дождя в салоне. Я мешкаю, потому что не знаю, нужна ли Лео помощь и должна ли я ему помогать. Видя всё это на моём лице, мудрый индус в почтенном возрасте спешит меня заверить:

– Ашиин обо всём позаботится! Ашиин всё сделает в лучшем виде!

И Ашиин действительно всё делает, хотя я не уверена насчёт «лучшего вида». Вместо багажника в этой машине оборудован выдвижной пандус и специальные ремни для фиксации человека в коляске. Теперь мне не только обидно и стыдно из-за несостоявшегося поцелуя, но и некомфортно из-за размещения пассажиров в этом автомобиле. Я думала, мне бы хотелось, чтобы Лео помогли выбраться и сесть на нормальное сидение.

Моя неловкость становится гуще, сложнее, непреодолимее. Лео не показывает смущения, даже напротив – очень хорошо знает, что нужно делать – въезжает по пандусу в салон, закрепляет ремень в известных ему местах и протягивает конец Ашиину, тот замыкает его в центральном замке. Через мгновение мой чемодан ложится на пол рядом с Лео.

Глава 2. Авария или первые странности

Вначале в уши врезается грохот и скрежет металла, в грудину боль, и уже в следующее мгновение я осознаю смещение пространства. Сознание выключается, но скоро включается обратно – через долю секунды, словно сбоя и не было – оно только «моргнуло». И в новой реальности вначале гробовая тишина, затем несколько душераздирающих человеческих воплей, какофония звуков из сигналов машин, множества криков. Меня накрывает страх.

Я оборачиваюсь назад – Лео вроде бы цел, затем проверяю Ашиина – индус тоже. Первая же мысль – выбраться из машины. У меня так трясутся руки, что никак не могут совладать с замком ремня безопасности, и я начинаю паниковать, что его заклинило. Передо мной глухо, но жутковато стонет Ашиин, Лео не слышно, и я паникую ещё сильнее. Бросаю на него быстрый взгляд – он в сознании, но выглядит… очень странным.  Ещё более странным, чем был до этого. И я замечаю кровь у него на лбу и брови.

– Лео! Ты в порядке? Лео! – кричу ему.

Наконец, замок отщёлкивается, и я практически выпрыгиваю наружу. Невзирая на тремор в руках и ногах, быстро осматриваю себя – похоже, ничего не сломано, по крайней мере, на первый взгляд. В этот момент – момент относительного успокоения – у меня градиентно, но прогрессивно, нарастает боль в груди. В доли секунды она становится настолько сильной, что кажется, я вот-вот задохнусь. И пока этого не произошло, думаю, нужно срочно вытаскивать Лео. Пятая дверь машины открывается без заминок, но, разбираясь с ремнями безопасности, я от души кляну тех, кто придумал перевозить колясочников таким идиотским способом – в багажнике. При столкновении мой чемодан с такой силой ударился о сиденье, что его пластиковый корпус треснул сразу в нескольких местах. Если бы в нашу машину врезались сбоку, чемодан просто-напросто убил бы Лео. Но отстегнуть ремни – это только пол дела. Нужно ещё опустить пандус, а я не имею понятия, как это осуществить.

– Попроси его, – как-то очень глухо подсказывает мне Лео. Его голос словно осип и крошится, как свежий крекер.

Я несусь к водительскому сиденью, одной рукой придерживая собственную грудь, словно это могло бы мне чем-нибудь помочь, и обнаруживаю, что Ашиин, запутанный в складках воздушной подушки, плачет и как будто молится. Что это за язык? Хинди? Панджаби?

Тут я понимаю, что моя подушка не раскрылась, а у Лео её и в помине, похоже, не было.

– Ашиин! Опусти пандус! – громко требую.

Он слышит меня не сразу, поэтому приходится прокричать эту просьбу ещё дважды, и только на третий раз, такой громкий, что перекрывающий и вопли других пострадавших, и сигналы машин, и крики «посторониться», преимущественно мужские, и сирены уже приближающихся спасателей, его лицо приобретает человеческое осознанное выражение.

– Пандус, говорю, опусти! Пожалуйста, – ещё раз напоминаю, но уже спокойнее.

– А, да, мэ-э-эм, – только и произносит он.

К счастью, электрика пандуса от удара не пострадала, и уже через несколько минут Лео стоит на дорожном покрытии. Моя нервная система понемногу начинает разжимать тиски, и мне становится свободнее и дышать, и мыслить. Боль в груди всё ещё пронзительна, но явно не смертельна.

 Ашиин не умолкает ни на секунду – стресс выходит из него одним нескончаемым неукротимым словесным потоком. Мне кажется, даже он сам не понимает, что в этот момент несёт. У Лео рассечена кожа на голове, где-то под волосами – кровь стекает на лоб и бровь, но никаких других повреждений на нём не видно. Он бледный и губы почти белые: испугался, наверное, думаю.

Я пытаюсь понять, что произошло. Наше такси воткнулось бампером в багажник впереди стоящей машины, а она, в свою очередь, врезалась в ту, что перед ней. В центре катастрофы – дом на колёсах с прицепом, стоящий поперёк перекрёстка. Ни одна из машин не врезалась в него – ничего не помято и не разбито.

– Странно… – говорю вслух. – Что там произошло?

Боль в груди уже очень даже выносимая, поэтому просыпается любопытство. Я направляюсь к фургону, вокруг которого уже собралась толпа водителей и пассажиров – участников аварии или застрявших в образовавшейся пробке автомобилей. Множество голосов и мужских, и женских, на разный лад и на разных языках обращаются к Богу. Слышен плач, причём не одного человека, а многих, и те, кто отделяются от толпы зевак, делают это зажав рот рукой.

Встав на цыпочки за спинами стоящих, я стараюсь разглядеть, что произошло, но те, кто впереди, намного выше меня – не расталкивать же их локтями. Сирены подъезжающих со всех сторон полицейских машин, парамедиков и пожарных глушат пространство перекрёстка своим воем. Уже через минуту первая спасательная бригада бежит к толпе с приказом освободить дорогу. И когда люди расступаются, я вижу зажатую в креплении прицепа девушку. Она лежит лицом вниз. Рядом с ней, едва ли не по локоть в крови, стоят люди, пытавшиеся до этого её вытащить.

– Разойдитесь! Расступитесь! – слышно сразу несколько голосов. – Дайте дорогу!

Руки громадного мужчины в форме парамедика вначале быстро проверяют пульс на шее девушки, затем приподнимают её грудь, пока несколько других человек в масках готовят оборудование для резки металла. Но этот же мужчина, самый крупный и самый широкий из всех, засовывает руку под её тело и с силой дёргает. Слышен звук разорванной ткани, и через мгновение он поднимает девушку на руки. У неё нет половины лица. Единственный уцелевший глаз закрыт, а сквозь кровавое месиво второй чётко видна бело-розовая кость скулы.

Глава 3. Обитель

Я лихорадочно подбираю в уме самые правильные слова для вежливого отказа.

– Слушай, Лео…

И тут замечаю до боли, до дряхлого скрипа всех закрытых дверей внутри, знакомую картину: в нише стены этого ультрасовременного небоскрёба, на достаточном удалении от фешенебельного парадного входа с внутренними и внешними декоративными водоёмами, почти полностью скрытый цветущими кустарниками от глаз благополучных людей лежит человек. Если бы не красный батник, я бы его не заметила.

– Я сам ни в чём не уверен… – продолжает за меня Лео. – Точнее, не знаю наверняка, сможем ли мы туда попасть, но в любом случае, должны попытаться… это ключ, – протягивает мне пластиковую карточку.

Господи, думаю, он же в инвалидной коляске. Если его квартиры не существует, или же у него возникнут проблемы с необычным ключом или любые другие вопросы, ему будет сложно их решить. Тяжело будет. И он приехал… ко мне.

– Да, я поднимусь. Потом поеду домой. Вызову другое такси.

Как только лифт добирается до девятого этажа и прежде, чем открываются его двери, Лео негромко произносит:

– Прости.

И я сразу уточняю:

– За что?

– За доставленные неудобства.

Боже.

Ключ оказывается вполне подходящим: вначале мы слышим щелчок, затем дверь отходит примерно на сантиметр от проёма. Лео мешкает, а меня любопытство заставляет протянуть руку и толкнуть её вперёд. Встречает нас полумрак очень большого помещения, в дальнем конце которого панорамные окна полностью затянуты римскими шторами.  Всё это отражается на полу, как в зеркале.

Лео находит выключатель – над нашими головами загораются шары из стекла и металла, свисающие с высокого потолка на длинных нитях. Всего их семь штук разных размеров: три гигантских, остальные четыре просто большие. При свете под ногами обнаруживается чёрный гранит, отшлифованный до безупречного глянца. Если присмотреться, в нём рассыпана серебряная пыль – млечный путь на ночном небе.

– Вау… – не сдерживаюсь я, и Лео отвечает на эту несдержанность улыбкой, правда, очень вымученной на вид.

Мы проходим холл и упираемся в большой стол, расположенный прямо у стеклянной стены. Вокруг него, словно стражи, расставлены двенадцать массивных стульев. Справа от нас – почти пустая комната, слева просторная кухня и стеклянная лестница, ведущая на второй уровень.

На кухне всё чёрное: и рабочая зона, и островок посередине, и пол, но мрачности нет из-за кремовых дверец шкафов из матового стекла. Из потолка, словно мыльные пузыри, торчат шары, похожие на светильники в холле.

Ни цветов, ни фруктов не видно – здесь никто не живёт, но всё настолько стерильное и сияющее, что страшно прикасаться. Об этом не говорю вслух, хотя до истечения моего «месяца только правды и полной свободы» технически ещё целых шесть часов. Я не поступаю так, как хочу и как считаю нужным. Мне некомфортно. Почему? Потому что своей выходкой в аэропорту Лео начертил для меня персональные границы – теперь я в рамках. Мне неприятно играть по его правилам, но что, в таком случае, я делаю в его квартире?

– Ну вот, – говорю. – Похоже, всё хорошо.

И прежде, чем мой рот успевает сформулировать прощание, Лео выдаёт мне новое задание:

– Наверху должна быть ещё комната… спальня. Можешь, посмотреть?

– Да, – соглашаюсь, не без сомнений, конечно, и подцепляю большим пальцем ноги балетку, чтобы разуться.

– Эм… – говорит Лео, но мысль свою не заканчивает.

На толстом стекле ступеней нет ни малейшего изъяна, ни пылинки, ни потерянной крохи жизни, обитавших тут когда-то людей. Поэтому я ступаю по ним так осторожно, будто по витрине ювелирного магазина. Только в самом конце лестницы мне приходит на ум, что я, вероятно, продолжаю шокировать «золотого» мальчика Лео. Я не только излишне откровенна в жестах и проявлении эмоций, но и элементарно неотёсана. Я никогда раньше не бывала в таких домах-квартирах, но мне совсем ни к чему так неосторожно это выпячивать. И я решаю, что впредь стану прятать и свой восторг, и неосведомлённость, и вообще, мне лучше помалкивать.

Наверху две комнаты. Одна из них – претенциозная библиотека. Издания образуют цветовые переливы своими корешками. Я такого ещё не встречала, чтобы книги собирались не по принципу содержания, а по цвету обложки. Пришло же кому-то в голову рисовать акварельные разливы книгами! Но в интерьере всё это дело смотрится впечатляюще. Площадь спальни, похоже, превышает площадь всей моей квартиры. Таунхауса, вернее. Вместо кровати квадратное возвышение, на нём матрас, убранный покрывалом цвета кофе. Вообще вся эта полупустая комната – палитра оттенков и полутонов кофе. Только полупрозрачная ткань, акцентирующая единственное во всю стену окно, белого цвета. А за ним – залив Коал Харбор и горы Сеймур и Гроус.

Спускаться вниз страшновато – перил у лестницы нет.

– Комнат две – библиотека и спальня, вполне приличная на вид, – спешу не столько доложить Лео результаты разведки, сколько отвлечь его внимание от моих неуклюжих шагов по пластинам стекла, не понятно на чём держащимся и как прочно скреплённым. Ну и выдумают же всякую хрень!

Нет, ну его квартира, конечно, впечатляет. Не сбивает с ног красотой и совершенством, но чувство некого восторга и, как следствие, растерянности, всё же присутствует.

Глава 4. Предложение

GusGus - Out Of Place

В возрасте девяти-тринадцати лет отец часто называл меня «неуломной», что в моём понимании означало «неудобной», потому что время от времени он мог также добавить любимое своё пророчество «среди людей ты всегда будешь изгоем». Как в воду глядел. Но, похоже, социальная неуклюжесть не только моя пробоина. Вернее, в искусстве отталкивать от себя людей есть экземпляры куда талантливее меня.

 Лео только что сделал мне предложение, от которого сложно… не потерять самообладание. И ментальное равновесие. И почву под ногами. Но сложнее всего с зоной, отвечающей за сердечный ритм и романтические ожидания.

Но, обо всём по порядку.

Я согласилась остаться. Безумное, конечно, решение, даже иррациональное, но внутреннее чутьё выдало вердикт: парень не опасен, делай, что он говорит. Причём его голос на этот раз был настолько громким, даже жутковатым, что я решила послушаться. А может, просто мокрая одежда и замёрзшие пальцы на руках и ногах оказались последним, что добило выдержку.

По всему периметру стены у изголовья кровати рассыпаны крохотные светящиеся точки. Они в прямом смысле не только светятся, но и образуют созвездия – если приглядеться и знать, что искать.

Я выпутываюсь из пледа и нажимаю на одну из кнопок на стене – где-то под кроватью загорается свет. Тусклый и дезориентирующий. Нажимаю ещё одну – подсвечивается ниша у изголовья и вертикальные светильники по бокам. Теперь комната погружена в приятный, тёплый жёлтый свет. Третья кнопка отвечает за светильники в углах комнаты, которые добавляют её освещению максимум яркости. Встав на колени, я исследую шоколадное панно со звёздами – оно сделано из натурального дерева, причём так аккуратно, что стыки между досками невозможно обнаружить ни глазами, ни пальцами. В этом дереве проделаны крохотные отверстия, а в их глубине, должно быть, вмонтированы светодиоды. Я машинально ковыряю одно из них пальцем, пока способность думать не возвращается в мой всё-таки взявший передышку мозг.

Я помню, как входила в эту комнату с твёрдым намерением отогреться в ду́ше и переодеться в сухие футболку и джинсы. Они до сих пор лежат на кресле у туалетного столика, а мокрые футболка и юбка полностью высохли на мне, пока я «прилегла на пару минут отлежаться». Сколько, в итоге, я проспала? 

Спустя пять минут поисков телефона, оставленного в ванной на раковине, я выясняю, что в Ванкувере в данный момент четыре часа утра. Массаж лица с особым вниманием вискам и глазницам, помогает осознать и принять эту новость. Поскольку репутация уже нашла свой конец, я решаю всё-таки принять душ и переодеться. Потом сушу волосы, по новой рисую лицо.

К тому моменту, как я спускаюсь вниз, электронные часы на кухне уже показывают 5:30, а небо в огромных окнах из чёрного перекрасилось в сине-розовый. Свет ещё тусклый, но уже достаточный, чтобы не включать искусственное освещение.

Внизу, на детской площадке, видимой сквозь трёхметровое стекло гостиной, в этот ранний час бродит девушка в красном батнике. Вокруг площадки густо посажены кусты рододендронов – решение для тех, у кого нет ванной комнаты. Ближайший общественный туалет – всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, но проблема в том, что на ночь его всегда закрывают. От таких, как мы.

Быть девушкой и «бомжевать» не просто тяжело и сложно, это опасно. В моей истории случился только один эпизод насилия, другим везёт меньше – Бонни прошла через это пять раз, дважды родила, детей забрали социальные службы. Во время вторых родов возникли проблемы, и Бонни оказалась навсегда прикованной к коляске – по крайней мере, именно такой была её версия инвалидности. Мы познакомились, когда я уже месяц жила на улице, а Бонни только предстояло родить второго ребёнка, и тогда её улыбка, ласковость и мягкость не только в словах, но и во взгляде не просто отогрели меня, а стали самым сильным обезболивающим. Бонни продолжала любить мир и после того, как лишилась двоих детей и возможности ходить, не смогли убить эту любовь и пять изнасилований. Бонни стала для меня флагштоком на корабле человечности, невзирая на то, что умерла она, как и многие, от передозировки. Но лучше так, чем заживо гнить от метадона, а впереди у неё было только это. Ну, может быть, ещё парочку изнасилований, но не детей –после вторых родов Бонни осталась репродуктивно стерильна.

Заложенное в генах стремление выжить заставило меня соображать лучше, чем обычно. Я быстро поняла, что безопаснее всего ночевать в скоплениях бомжей: если даже кто к тебе и полезет, отобьют другие, но чаще всего метадоновые даже молодые парни в сексе не заинтересованы. Кроме того, те, кто живёт на улице, в большинстве своём «нравственно правильные» личности. Гораздо больше «нравственно неправильных» сыты, хорошо одеты, живут в тёплых домах и не страдают от метадоновых язв на своих руках и ногах.

 Лео спит, сидя в своей коляске. Вернее, спал. Длинный стол в столовой буквально завален едой из всех ресторанов быстрого питания, какие ему, очевидно, удалось припомнить. 

– Я не знал, какую еду ты любишь.

– Вкусную, – сообщаю ему, разглядывая коробки и бумажные пакеты. Всё запечатано, никаких следов одиночного пированья нет.

– Надеюсь, тут найдётся что-нибудь вкусное, – говорит Лео, потом трёт подушечками ладоней глаза. – Правда, всё уже остыло. Наверное.

– Наверное. А ты не ел, что ли?

– Тебя ждал. Который сейчас час?

Глава 5. Саванна

HÆLOS – Full Performance (Live on KEXP) 

Мой терапевт считает, что каждый человек в первую очередь должен заботиться о своём психологическом комфорте. С её точки зрения, мы не обязаны нести на своих плечах груз чужих поступков и ошибок. Она даже настаивала на том, что человеку с моей историей событий в детстве и отрочестве, работа в хосписе (даже волонтёрская) категорически противопоказана. Правда, ей пока не удалось убедить в этом меня.

Я хочу поступить грамотно, как взрослый человек, не принимающий спонтанных решений и не позволяющий обидам решать свою судьбу. Именно поэтому упираю локти в столешницу и размышляю, вдавив ладони в глазницы так, чтобы проявляющиеся яркие световые пятна отвлекали от одних однобоких мыслей на другие.

Я не знаю, это нормально, вообще, во всем винить женщину? Потому что моей самой первой и непрошенной версией была Карла. Кто она ему?

Вначале я уговариваю себя, что меня переклинило, а потом заставляю в это поверить. Причин может быть масса, и самая первая из них – мы встретились впервые, физически познакомились. Ну что такое виртуальное знакомство? Это же как игра с неограниченными возможностями импровизации. 

Он не отвернулся, но насколько я теперь могу упомнить, всё-таки дёрнулся в каком-то таком порыве. Как будто хотел отстраниться, но подавил в себе это. Я сразу почувствовала. Не оторвалась от него только потому, что это было бы ещё глупее, чем сам мой спонтанный и навязчивый поцелуй.

Я решаю взять сутки на размышления и поехать домой – в любом случае нужно отвезти чемодан, проверить почту, привести себя в порядок, взять машину, перевести дух в стенах своей крепости, в конце концов.

Его лицо в одном из последних кадров моей памяти – бледное, осунувшееся, со впалыми от усталости глазами – не позволяет мне открыть дверь в его комнату – спальню без кровати, но с террасой, которую он так усердно искал. Я раздумываю минут пять перед дверью о том, как и что скажу, в какой позе и за каким занятием могу его застать. Теперь, когда эмоции немного улеглись, я в состоянии понять, насколько жестокими были два часа моих раздумий по отношению к нему. Лео, скорее всего, забыл принять утром болеутоляющее. Забыл, потому что происходящее, похоже, и для него «за гранью».

Я оставляю ему записку на столе:

Лео, я уехала домой по делам. Вернусь завтра утром. Поговорим обо всём ещё раз.

Лея

Девушка в нише плачет. Закрыв лицо обеими руками, тихо и никого не беспокоя. Я бросаю свой чемодан у входа, но так, чтобы оставался в поле зрения, сама пробираюсь к ней сквозь кусты и журчащий декоративный ручей. Между прочим, хорошее место: я бы тоже выбрала его из всех дыр, какие можно найти в даунтауне. А главное, район здесь приличный – относительно безопасно. Правда, охрана может выгнать – но это больше субъективный фактор – чаще попадаются те, кто не гонит. Ванкуверцы, вообще-то, добрые.

– Эй! Привет!

Девушка убирает руки от лица. Она не торопится отвечать, но и не выглядит враждебно.

– Тебя как зовут?

– Саванна.

– Я Лея. Давно ты тут?

– Девять дней, – вытирает нос.

– Девять дней! Да ты новобранец!

В её глазах теперь не только усталость, но и подозрения.

– Ладно. Шучу я. Девять дней на улице – вообще не срок. Тебе лет-то сколько?

– Двадцать.

– Учишься ещё?

– Да. В Дуглас Колледже.

– Что изучаешь?

– Бухгалтерию.

– О! Коллега, значит.

И вот теперь она поднимает на меня глаза, а в них проклёвывается интерес.

– Что случилось-то? – пользуюсь оттепелью.

– А, долгая история, – отмахивается.

– Трагедий никаких не произошло?

– Нет.

– Ну, это главное. А остальное – ерунда. Всё можно поправить.

– Отец пропал. И денег не положил на счёт раз в месяц, как обычно.

– Ты ему звонила?

– Конечно, раз сто. Отключён телефон.

– Может, случилось что? Попал в аварию, например.

– Может. Но вообще, вся эта затея с учёбой в Канаде бабушкина была – она всё верила, что я найду здесь свою судьбу. У неё роман был в молодости, вернее, в зрелости с канадским командировочным или что-то в этом духе. Он, конечно, вернулся к жене и детям, но бабка моя остаток жизни о нём так и бредила. Канада была её мечтой, не моей. Пока была жива, следила, чтоб отец деньги давал на эту авантюру, но этой зимой она умерла. А жена отца всегда была против неразумных трат. Последние переводы уже с опозданием приходили или сумма неполная. И хотя диплом будет только в июне, занятия закончились в начале мая – думаю, отключённый телефон с этим связан. Отцовская жена верит, что канадских студентов с порога расхватываю работодатели.

– Почему бы тебе не съездить к отцу и всё наверняка выяснить?

– В Словакию? У меня денег на квартиру нет, откуда возьмутся на билет?

Глава 6. Интуиция

Ближе к вечеру мои внутренние весы перевешивает идея, что работа сиделки не по мне. Это решение оказывает на мою нервную систему такое успокаивающее воздействие, что я засыпаю, как убитая, в семь вечера и сплю до самого утра, невзирая на перевёрнутый часовой пояс.

В ту ночь мне снится моя сестра Меган и мальчик, с которым мы дружили в детстве. Я часто вижу сны, но редко в них бывают люди, а если и есть – это всегда Меган и Алехандро. Всё происходит в месте, которое я никогда не встречала в жизни, но аллеи и деревья прорисованы моим подсознанием так детально и по-настоящему, что даже жутко. Мы ссоримся. Я, как это часто случалось в реальности, пропустила нечто важное (или же его намеренно от меня скрыли), поэтому никак не могу сообразить, что к чему. Внезапно Меган визжит, и я вижу змею. Буквально доли секунды она ползёт на нас, и Меган прячется за мою спину. Змея маленькая, поэтому Алехандро ловко и легко раздавливает её голову своей кроссовкой. Но облегчения и покоя это не приносит, потому что внутри есть чувство, незыблемое знание, что змей будет больше. Их ещё не видно, но они уже очень скоро появятся, и Алехандро никогда и ни за что с ними не справится. Самая большая для меня дилемма в этом моменте – должна ли я защищать Меган или всё-таки себя? 

 Просыпаюсь в пять, принимаю душ, и когда спускаюсь на кухню, меня уже ждёт завтрак – Саванна, оказывается, тоже на ногах.

– Ты чего так рано? – спрашиваю её.

– Привыкла, – пожимает плечами. – А ты?

– А я месяц прожила на другом конце планеты и теперь нужно по новой перестраиваться на день и ночь.

Завтракаем мы молча. Саванна изучает объявления о работе на моём ноутбуке, я просматриваю накопленную за месяц почту, одновременно размышляя, как лучше: вначале перекинуть обратно его девяносто пять тысяч, или сперва поговорить?

– Не торопись, – предлагаю Саванне. – Я чуть позже посмотрю твоё резюме, сопроводительное письмо и рекомендации. Может, их нужно подправить.

Саванна несколько секунд молчит, потом спрашивает:

– Слушай, а ты… не мой ангел хранитель? Случайно?

Среди писем важных только два: великодушное предложение банка повысить лимит на кредитке в связи с моим примерным финансовым поведением и письмо из клиники от ассистента моего семейного врача. Перед отъездом в Европу у меня брали анализы – теперь нужно сходить к врачу, узнать, какие там результаты, и обсудить мои дальнейшие медицинские планы. Я звоню и записываюсь на следующий понедельник.

Моё решение – вначале вернуть ему деньги. Потом поговорить. Перебирая в уме возможные повороты этого разговора, я проезжаю мимо отделения своего банка, но расстраиваюсь не сильно: район даунтауна, в котором живёт Лео, я хорошо знаю – там тоже есть офис RBC. Одно плохо – парковка там везде платная, а я не привыкла тратиться на такие вещи.

Очередь в банк на Кордова стрит выползла своим хвостом аж на крыльцо отделения. Мой ужас при виде количества собравшихся здесь людей никак не помогает ситуации, а только усложняет состояние боевого духа. Простояв минут двадцать и не сдвинувшись с места, я замечаю, что от нервов у меня начали не только липнуть, но и немного трястись руки. Внутренности буквально наизнанку выворачивает непонятно откуда взявшаяся тревога. Я говорю себе, что переживаю из-за парковки, которую оплатила только на тридцать минут, но на самом деле знаю, что это из-за предстоящего разговора с Лео. Словно я ему чем-то обязана, честное слово! Хочу работаю сиделкой, не хочу не работаю! Откуда это гадкое чувство, словно я его предаю? Да кто он, вообще, мне? Без году неделю знакомы, а уже такая привязанность!

В следующие десять минут мне всё же удаётся войти в офис и обнаружить, что клиентов обслуживает только один клерк. Второй, хоть и присутствует номинально, но так медленно и монотонно объясняет пожилой даме последствия утери дебетной карты, что его смело можно списывать со счетов. Когда он ей объявляет, что «сейчас они займутся сменой пароля», я разворачиваюсь и выхожу. В конце концов, деньги можно перекинуть и позже.

У парадного входа я нажимаю номер его квартиры на панели домофона. Никто не отзывается. Пробую ещё раз, но снова ответа нет.

– Он мог выйти погулять, – говорю себе вслух, как будто голос может сделать этот исход более вероятным.

Руки у меня продолжают трястись, а вместе с ними и внутренности. Меня преследует чувство, будто я сделала нечто очень плохое. Вернее, не захотела ничего сделать, и плохое случилось само по себе, из-за меня события сложились таким образом, что оно стало возможным.

Господи, думаю, ну почему я не предложила сама обменяться номерами телефонов? Вспомнив про Инстаграм, пишу ему сообщение:

@Betelgeuse: Лео, открой дверь. Это Лея.

Я смотрю на часы – почти двенадцать дня.

– Мы ни о чём не договаривались. Так ведь? Так, – снова убалтываю себя вслух, чтобы не слышать собственный внутренний голос, настаивающий на том, что рабочий день начинается в девять, а если речь о сиделке, то, скорее всего, ещё раньше. – Господи! Ну хоть бы вышел кто-нибудь из этого долбанного здания!

По закону подлости за десять минут ни одного входящего или выходящего. Ещё минут через пять к двери приближается азиатка с собачкой, и я, не думая ни о приличиях, ни о её возможных опасениях, буквально сбиваю её с ног, протискиваясь мимо.

Глава 7. Первый приступ

Michael Kiwanuka – Solid Ground

Его тело лежит посреди холла навзничь. Первая же мысль бьёт наотмашь. Уже стоя на коленях рядом с ним, я понимаю, что он дышит. Неглубоко, но часто и аритмично. Это дыхание земного страдальца, сражающегося за жизнь. Так дышала моя мама, так дышат в свои последние минуты мои подопечные в хосписе. 

– Лео! Лео?! Лео, что с тобой? 

Его лоб в испарине, несколько прядей чёлки прилипли к нему и к щекам. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он какой-то плавающий, оторванный от реальности, хоть и не до конца. Он как бы на несколько мгновений здесь, в этой комнате, а в следующий миг его уже нет. 

– Лео? Как тебе помочь? – буквально ору около его уха, но он не отвечает.

На его висках дорожки – подсохшие соляные следы. Как давно он тут? 

Гейл набирает 911 и передаёт мне трубку, я описываю ситуацию, как могу. Ожидание мучительно. Сосед вскоре уходит, сославшись на собаку в квартире без присмотра (а он ей нужен?), деда-консьержа уже давно нет. В какой-то момент некто внутри меня начинает уговаривать просто сбежать. «Тебя ничто здесь не держит, медики в пути, тебе не нужны эти проблемы – своих невпроворот».  Этот же некто регулярно проводит со мной беседы по пути в хоспис и обратно, в самом хосписе он молчит, потому что мне некогда с ним разговаривать. Так что, игнорировать его уже вошло у меня в привычку. 

Парамедики приезжают через одиннадцать минут. Молодая женщина в форме, более похожей на полицейскую, осматривает Лео, светит ему в глаза, затем делает несколько инъекций.  У неё на бейджике написано Люсинда. 

Её помощник по имени Саймон допрашивает меня на кухне, и я повторяю всё то немногое, что уже сообщила, пока звонила в скорую. 

– Что с ним? – спрашиваю у них. 

– Похоже на болевой шок, – отвечает мне Саймон. 

Через некоторое время Лео оживает, вернее, становится немного более живым, чем был до этого, и ему тоже начинают задавать вопросы. 

У него боли в спине, иногда сильные. Но не так часто. Он всегда носит с собой обезболивающее, просто на этот раз не смог до него вовремя добраться – приступ был внезапным. У него спрашивают, какие именно лекарства ему назначены, и он отвечает:

– Инъекции и печенье с коноплёй.  

– Таблетки? 

– Адвил. 

– Как вы его принимаете? 

– Дважды в день, ежедневно.  

– Как давно? 

Лео набирает в грудь воздуха, словно собираясь что-то сказать, но так ничего и не говорит. 

– Пациентам с травмами позвоночника показана длительная реабилитация. В первую очередь она направлена на снятие болевого синдрома и лишь во вторую – на восстановление двигательных функций. 

– Да, я знаю, – наконец, отвечает Лео. 

Я нахожу его коляску в ванной, и когда возвращаюсь, парамедик спрашивает о страховке. Лео протягивает им карточку, поясняя, что у него только американская. Его предупреждают, что за вызов скорой придётся заплатить, поскольку его текущая страховка не покрывает медицинские услуги за пределами США. 

– Вам нужно купить Канадскую страховку, если планируете здесь оставаться надолго. 

– Я понял, – тихо обещает Лео и коротко смотрит на меня. 

 Ассистент помогает ему подняться и сесть в коляску. Я отворачиваюсь, и когда Лео уже занимает знакомую мне позу, протягиваю ему телефон. 

– Спасибо, – говорит он. 

Я провожаю Люсинду и Саймона к выходу. У самой двери Люсинда останавливается, поворачивается ко мне и говорит: 

– Без обследования диагнозы не ставят, но на первый взгляд у него далеко не худший вариант – мышцы не атрофированы полностью. Процесс только начался.

Она смотрит в глаза, и мне от этого взгляда физически больно.

– Если у вас есть средства, – и тут она неосознанно поднимает глаза на шары под потолком, – ему можно здорово помочь. Я недавно читала статью в медицинском журнале о том, что сейчас ставят на ноги даже пациентов с полным повреждением спинного мозга. А у него явно неполное. Что-то связанное с вживлением чипа, который посылает электрические импульсы в сохранившиеся нервные связи. Изобрели это для снятия боли, но оказалось, что спинной мозг способен обучаться. Обречённые паралитики заново учатся не только стоять, но и ходить. 

– Знаете, – говорю ей, – я тут человек посторонний и случайный. Просто скорую вызвала. 

– А, – отвечает. – Понятно. Извините. 

Я захлопываю за ней дверь, оборачиваюсь и вижу силуэт Лео в коляске, а за его спиной – ослепительно яркий, отражённый от поверхности залива солнечный свет.  Он не смотрит на меня. И в этот момент я снова ощущаю эту тупую боль в груди, только теперь леска не только тянет мои внутренности, но и впивается в них. И в местах порезов я кровоточу.  

– Так. Ладно. Хорошо. Какие у меня обязанности?  

– Никаких. 

– Никаких? Совсем? 

– Просто будь… здесь. 

Думаю, уже закрывая дверь за медработником, где-то глубоко внутри я знала, чем буду занята в ближайшие годы. Также допускаю мысль, что Лео, покупая билет на самолёт до Ванкувера и ожидая меня несколько часов в аэропорту, где-то на том же подсознательном уровне знал, почему и зачем это делает.

Глава 8. Начало

The Big Moon – Your Light

Я завариваю кофе: на высокий металлический стакан-термос устанавливаю стеклянный конус, распрямляю в нем бумажный фильтр и высыпаю внутрь ложку молотого кофе. Лео заинтересованно наблюдает. Поймав мой взгляд, спрашивает:

– Что это?

– Фильтр для кофе.

– Впервые такое вижу, – сообщает.

– Весь офисный Ванкувер сейчас именно так и заваривает. Это простейшее изобретение из стекла стоит аж тридцать баксов, а купить его можно только в одной сети кофеен. Но все в теме.

– Это дорого?

– А ты как думаешь? Если в Доллараме равноценное изделие из стекла потянет максимум на два бакса? 

И я вижу по его лицу, что с таким явлением, как Долларама, Лео в принципе не знаком.

– На коробке было написано «произведено в Японии», наверное, поэтому так дорого. Как бы там ни было, это самый вкусный вариант заваривания из всех его видов, подвидов и разновидностей.

От его лица сложно оторваться. Даже странно, как природе удалось создать настолько безупречные, но при этом особенные, с ярко выраженной индивидуальностью черты. Самое гипнотическое на этом лице – не тонкий нос и не губы, не скулы и не линия подбородка. Глаза. Когда он смотрит на тебя, мир вокруг начинает расплываться разводами.

Взгляд его острый, пронзительный, часто полный недоверия и подозрительности, но, скорее всего, его хозяин не имеет даже отдалённого представления о том, насколько он соблазнительный. Ведь даже при сложившемся положении дел – парень, по сути, инвалид, колясочник – в выражении его глаз нет и следа подавленности, отчаяния или уныния. Лео – объект непознанный, трудно читаемый, а главное – неприступный.

Сейчас, спустя почти сутки после приступа, он выглядит дорогой моделью, оказавшейся в инвалидном кресле вследствие извращённого воображения сценариста. А вчера, замученный то ли болью, то ли действием болеутоляющих, он едва мог держаться прямо в своей коляске. Я предложила помочь ему прилечь, он, конечно, отказался, но попросил принести воды. Пока я набирала её в фильтр и ждала, Лео переместил себя из коляски на сложенные мною же на полу одеяла. Всё это было приемлемым только в теории, а на деле сжимает сердце так, что из него начинает сочиться сострадание. Воду он почти не пил, и я поняла, что она была только поводом отвести мои глаза от процедуры перемещения его тела из коляски на пол.

– Выпей ещё, – прошу его. – Чтобы избежать обезвоживания.

Он слушается и делает несколько глотков, но главное – не просит меня уйти. И я остаюсь. А он закрывает глаза и очень скоро его дыхание становится размеренным. Я всего лишь пытаюсь укрыть его пледом, как вдруг он вялыми, дезориентированными во сне движениями нащупывает мою руку, и я чётко ощущаю, как дрожат от слабости его пальцы. Он сжимает мою ладонь – легонько, но основательно – и не выпускает, потом прижимает к своему животу.

Версий моих догадок и самоуничижительных предположений о том, в какой момент я всё испортила – ведь начиналось всё так хорошо, да почти сказочно – превеликое множество, но весь парадокс и комизм ситуации в том, что я до сих пор не имею ни малейшего понятия, какая из них верна. Что произошло? Как же так случилось, что романтическое между нами вмиг испарилось? Где, на каком повороте мы свернули не туда?

Его смартфон настроен таким образом, что все личные сообщения всплывают на экране до их прочтения. Интересно, что и мой девайс работает так же – вероятно, этой функцией пользуются все одинокие люди и те, кому совершенно нечего скрывать от своих вторых половин. Так вот вчера, сидя рядом с ним на полу и позволяя его ладони прижиматься к своей, я увидела, как уверенно и привычно его экран загорелся сообщением:

@Carla: Лео, ответь! Потому что я уже начинаю дёргаться. Всё хорошо?

– Я хочу извиниться за вчерашнее, – внезапно и так неожиданно сообщает мне Лео, что я аж вздрагиваю. – Такое больше не повторится.

Я не сразу соображаю, что он имеет в виду – в моих мыслях Карла. А в его, похоже – деликатные моменты его приступов.

– Тебе не нужно просить за это прощения. Тем более обещать, что этого больше не случится. 

– Я знаю, как это выглядит… со стороны. Это отвратительно и может пугать.

Да, я испугалась. А с отвращением всё куда как проще.

– Лео, не знаю, говорила я тебе или нет, но в хосписе не работают те, кого беспокоит отвращение.

– Я думал, – он смотрит на меня расширенными глазами, – ты работаешь в больнице…

– Хоспис и есть больница. Просто в ней никогда не выздоравливают.

До меня не сразу доходит истинный смысл его реплики про больницу. Но она где-то сидит во мне занозой, и вылезает вечером, когда я принимаю душ. Самые дельные мысли меня почему-то всегда посещают именно в процессе омовения. Он сказал: «Я думал, ты работаешь в больнице». Так может, это и есть причина, по которой он предложил мне должность своей сиделки?

Я снова засыпаю с раздражением и вопросом «Что я здесь делаю?». Но на этот раз никаких кардинальных решений не принимаю. Больше того, я даже не знаю, как ему сказать, что мне нужно домой – элементарно взять сменные трусы, потому что за ночь те, которые я ношу днём, не высыхают на торшере полностью. В итоге, Саванна, само собой, не упуская случая посмеяться, привозит мне сумку с вещами. Я забираю её у входа в здание – теперь у меня есть свои ключи.  Оказывается, дубликат – в единственном экземпляре – был у Лео с самого начала.

Глава 9. Второй приступ

All In My Stride – Palace

Первое, что я вижу и что заставляет все мои колокола громко звенеть о пожаре – это странное дыхание – частое и поверхностное, как если бы, не успев закончить вдох, Лео выдыхает и торопится вдохнуть снова – слишком сильно торопится, будто кислорода ему не хватает. Затем взгляд: он смотрит в одну точку, при этом ощущение, что большая часть его сознания находится в другой реальности, а процентов пять примерно – всё-таки в нашей. И глаза очень блестят. Ненормально блестят.

– Лео!

Он слышит мой голос и даже успевает коротко посмотреть в глаза, но я не зову его снова, потому что понимаю – он меня не узнаёт. Где-то плавает и взглядом, и сознанием.

Я срываюсь в его комнату, рюкзак нахожу сразу, но аптечки в нём нет. В хосписе, где полно медсестёр, держащих всё под контролем, меня дано уже не пугают ни боль, ни последние стоны уходящих, ни их такой же, как у Лео, потусторонний взгляд. Но сейчас, когда в квартире кроме меня и парня никого больше нет, и ответственность не за терминального больного, а за молодого и обязанного ещё очень долго жить человека целиком на мне, у меня трясутся руки. Я приказываю себе собраться и сосредоточиться. Парамедик тогда сказала, что все нужные медикаменты у Лео есть, требуется лишь вовремя сделать ему укол.

Я с силой сдавливаю виски и глазницы – это помогает стравить давящую часть эмоций. После вполне уже осознанно начинаю шарить по многочисленным ящикам в этой комнате. Аптечку нахожу в том, который ближе всего к его импровизированной кровати.

Когда возвращаюсь, Лео лежит всё там же, всё в той же позе – ровно, руки чуть свободнее, чем по швам. Мне становится жутко – этот парень даже во время нестерпимой боли умудряется себя контролировать: он не кричит, не жалуется, не требует, не ругается. И он продолжает быть в этом своём частичном сознании.

– Лео! Лео! Какой препарат из этих я должна тебе вколоть?

Он реагирует не сразу, и от того, сколько усилий ему нужно, чтобы сосредоточиться, мне становится ещё страшнее. Вся его реакция – это едва заметный поворот головы в мою сторону и взгляд «оттуда», которым он смотрит не на меня, а сквозь меня.

 Я понимаю, что решение об обезболивающем, которых тут действительно слишком большой выбор, и его дозировке мне придётся принимать самой. Вначале я выбираю тот, который можно вводить внутримышечно, но взглянув ещё раз на Лео, понимаю, что придётся колоть в вену. Из мышц в сосуды – это слишком долго. Был бы он хотя бы в сознании… Но бледности нет, как в прошлый раз, губы не синие. А может, мне тогда это только показалось со страху? Жгут в аптечке также имеется – значит, он и в вену сам себе вводит. Когда может.

Я видела, как это делается тысячу раз, и смотрела не зеваючи, а изучала, и даже внимательно вслушивалась в пояснения щедрых на информацию медсестёр. Распаковываю шприц, набираю раствор, выпускаю пузырьки воздуха, меняю иглу. Обрабатываю руки, кожу на сгибе руки Лео в одном направлении два раза. Теперь нужно проколоть вену под углом пятнадцать градусов к поверхности кожи – это самое сложное, но одного взгляда на Лео мне достаточно для достижения необходимого уровня решимости. Мне кажется, я физически ощущаю и даже слышу, как рвётся его кожа в месте прокола, но заставляю себя сосредоточиться на проверке, попала ли я в вену – красная пыль, собираясь в нити, потом облака и разводы в жидкости шприца указывает на то, что я всё сделала верно. Развязываю жгут и медленно ввожу лекарство, замечая, что кровь Лео уходит из полости шприца, но не из моей памяти.

Уже через считаные минуты Лео закрывает глаза и начинает дышать спокойнее.

Он весь мокрый. Пот без запаха, но липкий на ощупь. Я не нахожу в ванной маленькое полотенце, но мне удаётся отыскать его в нижнем выдвижном ящике на кухне. Тут же (сама при этом как зомби) смачиваю его тёплой водой, затем, подумав, набираю воду той же температуры в первый найденный пластиковый контейнер, показавшийся достаточно глубоким, и иду к Лео. Смачиваю и обтираю вначале его лоб, потом щёки, за ними шею. Его футболка в районе горловины, подмышками и посередине груди насквозь мокрая, но даже если бы я решилась снять её с настолько замкнутого в своих границах парня, как Лео, мне бы элементарно это не удалось. Но насмотревшись на него во время боли, я боюсь даже шелохнуть его руку, не говоря уже о большем. Поэтому вытираю то, что снаружи – руки, живот и грудь – куда достаю.

Даже сейчас я не в состоянии объяснить собственные действия в ту ночь, но помню только, что всё это было мне необходимо на каком-то клеточном, базовом уровне. И тогда же я поняла, что не уйду. Ещё не разобралась, зачем он мне нужен, но знала, что не оставлю его. И перестала маяться.

Вскоре я понимаю, что он спит. Мне удаётся подложить под его голову сложенное вчетверо полотенце, и только после этого тревога о том, что ему больно лежать на этом мраморном полу меня отпускает. Вначале каждые десять минут, затем каждые двадцать-тридцать я проверяю его пульс, прислушиваюсь к дыханию, даже считаю количество вдохов в минуту и сверяюсь с таблицами в сети. У меня нет медицинского образования, и то, что никак не вписывается в симптоматику хронических или острых (прострельных) болей в любом отделе позвоночника, подходит под описание травматического шока. Но причина боли Лео не травма – по крайней мере, получена эта травма не сейчас – поэтому его боль может быть сильной, но не должна быть шоковой. Кроме того, в качестве информации у меня есть его аптечка, и названия ампул, педантично вложенных в специальные петли, как в женской косметичке, мне знакомы – такие назначаются в хосписе тем терминальным пациентам, боль которых невозможно снять общедоступными медикаментами. Некоторые их наименования особенно меня пугают, потому что даже очень страждущим их дают не всегда, а с большой осторожностью и под строгим контролем.

Глава 10. Расследование

Лео неуверенно поднимается и, сидя на полу, осматривает себя. Что он ищет, я не знаю, но подкатываю ему стоявшую до этого у стены коляску. Да, Лео лежал в гостиной, а коляски нигде поблизости не было. Не было её видно и при его первом приступе, насколько я помню. Мне очень хочется поинтересоваться у него, каким образом он уже дважды оказался без коляски в гостиной, и в обоих случаях с приступом, но пока ещё не хватает смелости.

– А… Эм… – вдруг говорит он мне.

– Что? – теряю терпение.

– Тебе не нужно в свою комнату? Ненадолго.

– На сколько?

– Минут на пятнадцать, – отвечает, не глядя в глаза. И я понимаю, не хочет при мне подниматься и усаживаться в свою коляску.

– Нужно.

Очень даже нужно сходить в туалет, принять душ, почистить зубы и причесаться – а это примерно час времени. Макияж ещё тоже на повестке дня, но я возвращаюсь на кухню ровно через пятнадцать минут, как было запрошено. Лео в ванной. Как сиделку, меня очень интересует, по какой веской причине мой подопечный, он же босс, так смущается своих «ограниченных возможностей» и связанных с ними неудобств? Но, этот вопрос я тоже ему не задаю, как только появляется из ванной – вымытый и даже надушенный. Синяки под глазами, правда, как были, так и остались. И впалые щёки тоже на месте – так же было и после прошлого приступа, словно после каждого он худеет сразу килограммов на пять.

– Как часто повторяются такие приступы? – спрашиваю его.

– Такие не часто. Совсем не часто.

– Только при мне – уже дважды. Это не часто?

– Я был неосторожен.

– Это как?

– Неважно.

– Какие ещё бывают у тебя приступы?

– Обычные. 

– А… обычные – это как?

– С ними я справляюсь сам, – Лео, наконец, решается поднять на меня глаза. – Мне не нужна помощь.

– Понятно.

Какая помощь ему нужна, мне уже ясно.

– Можно вопрос?

– Да, конечно.

Невзирая на энтузиазм в его тоне, Лео заметно напрягается и расправляет плечи, словно готовясь встречать удар грудью.

– О чём ты спросил меня?

– Когда?

– Когда проснулся.

Вначале я наивно верю в то, что он не понимает о чём речь.

– Первое, о чём ты спросил меня, когда проснулся. Ну, утром. Полчаса назад.

По тому, как он прячет в тарелке свой взгляд, я догадываюсь, что всё он прекрасно понял. Лео боялся именно того вопроса, который был только что задан.

– Я уже не помню, о чём спрашивал. Прости.

Он голоден – это видно даже по тому, как он проглатывает половину жареного яйца – одним махом, жадно и с удовольствием. Но второе яйцо и половину первого оставляет на тарелке, положив вилку рядом.

– Спасибо, очень вкусно.

– Нет аппетита? – спрашиваю.

– Нет, – качает головой.

– А кофе? Кофе будешь?

– Нет! – аж подпрыгивает на месте. – Я не пью кофе.

– Хорошо. Тогда чай?

– Чай тоже не нужно. Спасибо.

– Лео… – начинаю со вздохом, – я честное слово не могу разобраться, в чём твоя проблема, но тебе нужно есть. А после вчерашнего просто необходимо восстанавливать силы и воду – как можно больше питья. Сейчас я сбегаю в магазин – тут есть один недалеко – и куплю какой-нибудь чай для восстановления водного баланса. Ты вчера очень много потел…

Он едва заметно вздрагивает и поднимает на меня расширенные, будто от ужаса, глаза.

– Кроме того… я не видела, чтобы ты ходил в туалет, – аккуратно добавляю, – и это может говорить только об одном – у тебя, вероятнее всего, обезвоживание.

И вот тут, словно вся эта квартира глубоко и с облегчением выдыхает. А в моей голове всё запутывается ещё сильнее.

– Да-да, ты права. Я просто выпью тёплой воды, и всё.

– Хорошо, – как скажешь. – Но чай пить приятнее. А если полезный чай, то…

– Можно заказать его он-лайн, зачем бегать?

– Зачем бегать? Ну, во-первых, доставка он-лайн – когда она ещё будет, а во-вторых, могу я хотя бы иногда выходить на улицу?

Глаза у Лео расширяются ещё сильнее, чем в предыдущий раз.

– Конечно-конечно… ты можешь… когда захочешь…  – бормочет, убирая свою тарелку со стола.

Я наблюдаю за тем, как он двигается в направлении мусорки, с поистине стоическим терпением. Выбрасывать еду – это выше моих сил. Но Лео, словно услышав эти мысли, меняет траекторию в направлении холодильника.

– Я доем. Позже.

– Окей, – говорю, и даже уже не пытаюсь что-либо понять.

Я начинаю собирать информацию. Вначале в сети, конечно. Поднаторев в общих чертах, перехожу на библиотечную литературу, дабы исследовать проблему «вглубь и вширь». Всё тайно, разумеется. Даже дошла до того, что оплатила консультацию онлайн, которая, к слову, меня разочаровала. Мне показалось, что после всех статей и исследований, учебников, в моей голове было больше информации, чем у доктора. Так или иначе, он не ответил на мой главный вопрос: «Можно ли полностью избавить человека с травмой спины от боли?».

Глава 11. Приезд друзей

LÉON – Surround Me

В среду доставили два больших монитора. Лео установил их на обеденном столе в столовой, и теперь может подключать к своему ноутбуку и работать. Я не стала спрашивать, почему бы ему не купить письменный стол и не разместить его в спальне, тем более, что места там навалом.  В конце концов, у меня есть моя комната.

Его лента в Инстаграм теперь ежедневно пополняется новыми фотографиями из путешествий, где он плывёт, летит, прыгает, стоит или сидит на вершине какой-нибудь горы или скалы, или посреди каньона, долины, степи, атмосферной улицы маленького азиатского городка или деревни. Я, конечно, всегда жму на кнопку «нравится», а стоит мне написать любой комментарий вроде «Красивое место», он тут же присылает ответ «Есть и получше». Иногда он, возможно нарочно, забывает указывать точку на планете, где был сделан снимок, и это даёт мне повод спросить, а ему ответить. Это приятно, потому что комментариев под его публикациями сотни, а отвечает он только мне и… Карле.

На беду соседям и моей нервной системе Лео открыл для себя домашний кинотеатр – он вмонтирован в стену гостиной и прятался под мобильной панелью. Теперь Лео по вечерам смотрит фильмы ужасов на такой громкости, что даже Гейл из квартиры напротив приходил с просьбой «жить потише».

– Давай перетащим телевизор и все эти… колонки в твою спальню? Меньше звука будет просачиваться через входную дверь в холл.

– Нет.

– Соседи жалуются!

– Это звуконепроницаемая квартира.

– Проницаемая. Очень даже. Ты мешаешь людям спать.

– Хорошо, я буду делать звук тише.

И он действительно убавляет громкость, но ровно настолько, сколько необходимо, чтобы не мешать соседям. Мне же приходится купить себе новые наушники, которые сжимают мои уши так, что даже мозг болит.

Лео, похоже, совершенно не умеет о себе заботиться. В Икее ему предложили доставку матраса через две недели, и он согласился. Мне приходится взяться за дело самой. В четверг звоню в Икею с просьбой войти в положение – человек спит на полу – и доставить быстрее, но получаю ответ, что у компании фиксированный график, независимо от «особых» нужд их клиентов. Ответ меня не устраивает, и я звоню дальше – по всем номерам телефонов Икеи, которые удаётся найти. Но только после разгромного отзыва в Google maps о том, что компания совершенно социально не ориентирована и не готова пойти навстречу клиенту с ограниченными возможностями, попавшему в такую сложную ситуацию с жильём и вынужденному с больной спиной спать на полу, со мной связывается менеджер из службы доставки с извинениями и известием о том, что матрас нам привезут в ближайшие дни.

В мае Ванкувер благоухает стриженными газонами, полевыми цветами, рододендронами и магнолиями. Но не для нас с Лео: я уже дважды подъезжала на пьяной козе к своему молчаливому боссу с предложением погулять и оба раза безрезультатно.

От его дома до Стэнли парка всего двадцать минут пешком, а если бежать, то десять. Вокруг самого полуострова час – это если всё время бегом, а так, в удовольствие – полтора часа. Это прекрасный фитнес с видами на залив, Северный Ванкувер, Западный Ванкувер и даунтаун. Я не люблю Стэнли парк, но мой терапевт считает, что своим страхам нужно смотреть в глаза.

Palace – mini concert (live @Great Wide Open)

Этот май щедр на ясные дни. Сейчас прилив, но вода ещё не поднялась до максимума, и часть дна обнажена по всему периметру, опоясывающему остров. Эдакая юбка из валунов, песка, скалистых выступов и плоских каменных платформ, покрытых илом, водорослями и мелкой живностью. Отражение солнца в воде и исключительно белом ракушечнике, растёртом волнами в порошок, заставляет меня задержаться – необыкновенное место, завораживающее. Я оглядываюсь по сторонам – словно кто-нибудь посмел бы меня остановить – и спрыгиваю с парапета вниз – к воде. Вначале просто фотографирую берег, суетливые мелкие волны, каменную ленту парапета, залитого солнцем, потом скидываю кроссовки и, стоя босиком на чуть колючем ракушечнике, закрываю глаза и позволяю ледяным водам залива обжигать мои ступни. Это и приятно, и больно одновременно – как любовь.

Именно эту мысль я и сообщаю миру в своей пятничной публикации с фотографиями, сделанными на утренней пробежке. А также отправляю в свободное плаванье в Инстаграм свой фиолетовый педикюр и ступни, наполовину зарытые в белую крошку ракушечника и по щиколотку затопленные накатившей волной. Оторванный северным ветром и принесённый на этот берег маленький кленовый лист – изюминка на моём кадре, а фон – залитый солнечным светом город на краю залива, горящего его ярким бело-жёлтым отражением.

WTF_LEO: Где это место?

Ну, по крайней мере, теперь у меня есть один настоящий подписчик. Он лайкает всё, что я публикую. А иногда, вот как сейчас, даже комментирует. Это конечно, самое приятное.

Betelgeuse: Стэнли парк.

WTF_LEO: Сюрреалистически красиво. 

Я задумываюсь и за завтраком его спрашиваю:

– Как ещё ты можешь передвигаться, кроме такси?

– Пешком. 

Ага, думаю, значит у них это тоже называется «пешком». 

Глава 12. Комната

Уже через час вся компания завтракает, сидя за большим столом, моими жареными яйцами с беконом. Кухня, кстати, после вчерашнего имеет вид «Лео убирал», что в принципе находится очень далеко от безупречной чистоты. Я оттираю плиту от последствий его кулинарии, как вдруг слышу внезапный оклик Лео:

– Эй-эй-эй! Там территория Леи! Там её комната.

Я оборачиваюсь и вижу Марлис на полпути преодоления стеклянной лестницы. На её плече дорожная сумка, в руках ещё одна.

– Окей… эм… а нам с Келли где расположиться?

– Я не знаю.

– Слушай, Лео, – Марлис спускается вниз, оставив свои сумки, однако, на лестнице. – Там наверху спальня для двоих. Может, мы как-то придумаем, как бы нам разумно разместиться и не тратиться на отели? Это всё-таки не дёшево.

Взгляд, которым Лео одаривает Марлис, и делает это к тому же исподлобья, не требует слов.

– Ладно-ладно! Мы можем поискать какой-нибудь отель поблизости.

– Как Вам будет удобно, – холодно соглашается с ней Лео.

Вся ситуация выходит из-под контроля и кажется мне от начала и до конца бредовой.

– Можно тебя на пару слов?

Лео вначале медлит, затем согласно кивает. Как только за ним закрывается дверь в его комнату, я позволяю своему негодованию выплеснуться наружу:

– В чем проблема? Как я поняла, тебе нужна компания, и как раз сейчас она у тебя есть! То, что ты делаешь, это не гостеприимно и… грубо! Нужно же им где-то спать? 

Лео молчит и даже не смотрит в мою сторону.

– Я действительно не вижу никакой проблемы в том, чтобы освободить для ребят комнату. Пока они гостят у тебя, я поживу дома, а когда уедут, вернусь.

– А если не вернёшься?

И вот теперь его фокус на мне, а у меня мороз по коже. Словно ледяной водой окатили. То ли от того, как резко и внезапно он посмотрел на меня, то ли от тьмы в его взгляде, то ли от смысла сказанного.

– Почему это я не должна вернуться? Я ведь ухожу на выходные и возвращаюсь.

Лео судорожно сглатывает и отворачивается.  И тут до меня доходит: он боится. Он каждый раз опасается, что я не вернусь. И я вдруг вспоминаю его публикацию накануне в Инстаграм. Это одно из его старых фото: он сидит в красной куртке на горе или скале, под ним простирается бескрайний инопланетный на вид ландшафт. День пасмурный, цвета и краски приглушённые, и первая ассоциация, которая приходит на ум, глядя на одинокую спину путешественника, – тоска. И подпись «Ненавижу выходные». 

– Ты спишь в своей комнате, и это не обсуждается, – сухо доводит до моего сведения.

С каких это пор, он вдруг возомнил себя… царьком? Моя жизнь, моё тело – где хочу, там и укладываю его спать. Но возразить ему я ничего не успеваю, потому что Лео уже открыл дверь и выкатывается в гостиную с вопросом:

– Нашли что-нибудь?

– Цены жуткие… – бормочет себе под нос Марлис.

– Не проблема, я спонсирую, – заявляет мой работодатель. 

– Номер в гостинице стоит больше тысячи, Лео. 

– Можно посмотреть ещё на сайте Airbnb – там можно снимать жильё у обычных людей, и это гораздо дешевле, – подсказываю я.

– Ну не знаю… звучит довольно небезопасно, – хмурится Марлис, а Келли, ковыряющему в зубах зубочисткой, похоже, вообще на всё наплевать.

– Я так путешествовала по Европе, много сэкономила и ни разу не попала в «ситуацию». Просто нужно ориентироваться на отзывы – люди пишут обо всех недостатках. 

Вся компания смотрит на меня с недоверием. Марлис недовольно поджимает губы:

– В гостинице всё же привычнее и безопаснее. Лео, можно твой номер карточки?

– Да, конечно, – он тут же вынимает свой телефон.

– Сумма будет около семи тысяч до налогов, с налогами около восьми. Нормально?

– Нормально.

– Восемь тысяч? – не выдерживаю. – Восемь тысяч за несколько дней? Да я за эти деньги посплю на кухне на четырёх стульях! 

– Зачем на стульях, есть же диван. К тому же, похоже, он раскладывается, – соображает Марлис. 

Келли поднимается с места и сбрасывает на пол одну за другой подушки с дивана. Под ними действительно оказывается сложенная втрое раскладушка. Через секунду она же превращается в просторное место для сна. 

– Ого! Да тут целый траходром! – комментирует это открытие Келли.

У Марлис вначале загораются глаза, но вскоре в них вновь появляются сомнения:

– И ты будешь здесь спать? У всех на виду? Ну, я имею в виду, парни могут захотеть воды или… 

– Нет, она не будет! – шипит Лео.

– Вообще без проблем. Я совершенно спокойно буду здесь спать, – говорю я.

– Ну… если тебя все устраивает… – пожимает плечами Марлис, теперь уже основательно повеселевшая.

– У Леи есть своя комната! Лея будет жить в своей комнате! – буквально взрывается ором Лео.  – Вам на каком языке это повторить?! А?

Глава 13. Первая ссора

Интересно вот, думаю, а он вообще… как… может с девочками?

Мне приходит на ум фильм с Томом Крузом, в котором американский солдат остался парализованным ниже пояса после ранения. И вот в плане интимном, он мог только смотреть и трогать, что ему и многим другим клиентам «с ограниченными возможностями» и позволяли специально натренированные проститутки. Кадры из фильма о том, как это происходило, и что именно делали девушки, чтобы создать иллюзию секса для тех, кто навсегда утратил способность им заниматься, навевают на меня такую грусть, что я глубоко вздыхаю.

Лео замечает этот вздох, потому что я через мгновение получаю сообщение:

WTF_LEO:  Всё нормально?

 – Да, – отвечаю вслух.

Ребята даже не замечают этот наш обмен. Келли с надменным видом рассказывает свой опыт по неподготовленному восхождению на Эльбрус, когда он только по счастливой случайности не попал в атмосферное завихрение и остался в живых. И на этот раз я вслушиваюсь, потому что интересно.

– Пойдём, займёмся делом!  – внезапно предлагает Марлис. – Если мы с тобой не разберём коробки, никто их не разберёт, – подмигивает мне.

Уже в комнате Лео за закрытой дверью, она заговорщицки добавляет:

– Келли задолбал уже со своим Эльбрусом! Ну сколько можно? Уже раз сто рассказывал эту историю, и каждый раз она обрастает новыми подробностями! Я уже сомневаюсь в том, что хотя бы половина из них правда!

– Давно вы знаете друг друга?

– Давненько.

– Я имела в виду, с Лео.

– А с ним? Тоже давно. Да примерно так же давно, как и с Келли. Мы все познакомились в один и тот же день, вообще-то, – закатывает глаза со смешком.

– Расскажешь, как это вышло?

– А, ну, на пляже. Они же сёрферы, ты знала?

– Нет.

– О! Ещё какие сёрферы! Особенно Лео… был. Он с самого детства занимался этим. В то время ему сколько было-то… семнадцать, наверное… может восемнадцать, но ему уже прочили большое будущее на «про» уровне. Он даже ездил куда-то там на соревнования и что-то там завоёвывал – Карла всё это хорошо помнит, а я не очень, – виновато улыбается. – Сейчас-сейчас… погоди-ка, у меня где-то должно быть фото.

Марлис пропадает за дверью, я продолжаю вдевать вешалки в футболки. Она быстро возвращается с телефоном в руках. Экран разбит, да и сам девайс очень старенький, потёртый, с забившейся пылью во все щели и трещины.

– А, – кривится, – знаю, давно пора поменять на новенький. Но сейчас финансовое положение не самое лучшее. Вот Лео попрошу – воспользуюсь случаем, – подмигивает, – он никогда не отказывает. Тем более, у меня через месяц День Рождения.

– А твой парень… он как отнесётся к этому? Не обидится?

– А он не мой парень, – отвечает Марлис, не поднимая головы.  – Ещё не хватало. Это так, просто. От скуки.

Марлис, откинув свои курчавые волосы назад, чтобы не мешали,  проматывает галерею, энергично орудуя большим пальцем по разбитому стеклу.

– Это было сто лет назад, но фотка должна сохраниться. Классная очень. Сейчас-сейчас… Вот! Нашла! – суёт мне в руки телефон.

И даже сквозь сетку трещин на стекле, забитых серой пылью почтенного возраста, я вижу снимок, которому суждено запасть мне в душу: розовый, лиловый, синий и серый – цвета этого фото. Грудь Лео прижата к доске, руки в движении и наполовину в воде, голова с мокрыми и зализанными назад волосами вытянута вверх, как, впрочем, и весь его корпус. Юный и… прекрасный – каждой линией напряжённой спины, очертаниями лопаток, мышц и шириной плеч. Но этот снимок запечатлел не безумие волн в закатном зареве, не скользящего по ним на своей доске отчаянного и бесстрашного сёрфера – вчерашнего мальчишку, а его взгляд. Лео смотрит в объектив так прямо, смело и дерзко, что я даже перестаю дышать.

– Ой! Это же не та фотка! Я перепутала, не эту хотела показать, это же ерунда… вот! Вот она!

Это тот же лиловый вечер, тот же Лео в неоновых шортах, но теперь уже стоя на доске, согнувшись и раскинув руки буквально парит над страшным тёмным водяным валом. У меня даже рот приоткрывается.

– Ага! А я говорила! Клёво, правда?

– Да.

И никогда ещё в моём согласии не было столько искренности.

– И вот представь, на пике карьеры этот парень говорит: «Мне надоело, я сваливаю». Покупает фотоаппарат и уезжает путешествовать и собирать истории.

– Истории… – повторяю за ней, как в трансе.

– Да. Вначале о самих путешествиях и затерянных местах, не очень известных и популярных, но красивых. Открывает блог, на него подписываются тысячи. Но в процессе он встречает людей, которые рассказывают ему истории о своей жизни, он снимает их и публикует самые интересные в своём новом блоге Humans@.

– Обалдеть…

– Да, круто. Но суть в том, что серьёзно заниматься этим он начал только в последнее время – раньше ему было некогда, а теперь, когда он стал таким… появилось. Подписчики растут, но пока не очень энергично. Келли считает, что в перспективе этот блог сделает Лео миллионером.

Глава 14. Стэнли парк

SYML – I Wanted To Leave

Утром за завтраком, пока Марлис трещит о туристических планах на день, а Келли как обычно делает вид, что слушает её, я физически, буквально кожей, ощущаю на себе взгляд Лео. И когда решаюсь взглянуть на него в ответ, он не отворачивается. Впервые за всё время смотрит в глаза так, как это делают люди, которых ты волнуешь. Он о многом хочет мне сказать, и я могу только догадываться, о чём именно, но мне, совсем не избалованной вниманием, достаточно уже только его желания поговорить. Взгляды – это ведь тоже очень много. Наверное.

– Какую сегодня обещают погоду? – спрашивает, как только за ребятами закрывается дверь.

Я молча беру в руки телефон, читаю прогноз.

– Пасмурно. Возможен дождь.

– Отлично, – кивает.

И снова смотрит в глаза. Долго. Потом говорит то, чего я никак не ожидаю услышать:

– Покажешь то место?

– Какое «то место»?

– Ну, в парке. Где одинокий лист на белом песке.

Я, конечно, давно уже поняла, о каком месте он говорит.

– Ладно. Покажу. Но то был не песок, а ракушечник.

– Окей, – кивает.

Мы спускаемся в подземную парковку и как только подходим к машине, Лео вдруг застывает. Превращается в своё нормальное «каменное» состояние. Я уже жду чего-нибудь в духе «Я передумал», но он выдаёт совершенно другое:

– Можешь отвернуться, пожалуйста?

Он не смотрит мне в глаза, но видимо ощущает моё замешательство и немой вопрос «Зачем?», потому что добавляет:

– Это жалкое зрелище.

Я не уверена, что до конца поняла суть его трагедии, но послушно отворачиваюсь, решив, что «додумывать» свои версии мне лучше выполнив его просьбу. Открывается дверца машины, потом, после пары минут возни, закрывается.

– Спасибо, – слышу.

И тоже сажусь. Лео уже пристёгнут. Его навороченная с белой рамой коляска «для прогулок» собрана и лежит на заднем сидении. Я догадывалась, что её можно складывать, но никак не ожидала, что настолько компактно.

Идти, когда он едет рядом вполовину ниже тебя, убавлять шаг, чтобы не оставлять его за спиной, так же неловко, как и прежде. Но странное дело, к этому привыкаешь. Если к болезни и одиночеству можно привыкнуть, то к неловкости и подавно.

– Почему ты не купишь себе электрическую коляску? – спрашиваю, думая о том, насколько тяжело ему крутить руками эти хоть и фешенебельные на вид, но всё же инвалидные колёса.

– Зачем? Чтобы окончательно превратиться в желе?

В его словах горечь. И я начинаю подвергать сомнению свою тактику всегда спрашивать людей о интересующих меня вещах прямо.

– Вот это место, – докладываю, как только мы приближаемся к точке назначения.

Лео подкатывает к парапету, отделяющему воды залива Коал Харбор от асфальтированной аллеи для пешеходов и велосипедистов, и заглядывает вниз. На его лице немое разочарование.

– Сейчас максимальный прилив, – говорю. – Вода поднялась на три метра и полностью накрыла дно.

– На три?

– Да, сегодня на три. А вообще, в этом месте уровень приливов бывает от полутора до трёх метров. Есть график, его можно найти в сети, как прогноз погоды. Не видел такого раньше?

– Нет.

– У нас есть такие места, где море уходит на несколько километров и через несколько часов возвращается обратно. В детстве меня это пугало. Я всё время боялась уснуть на пляже и проснуться глубоко под водой.

– Ну это вряд ли…

– Почему? Теоретически, если научиться дышать под водой – то вполне.

Боже, он что? Изволил сейчас улыбнуться?

– Покажешь мне эти места?

Обалдеть. Вот это прогресс.

– Покажу.

– Спасибо.

– Да не за что.

Мы ещё пару минут стоим и молча вглядываемся в пасмурное небо над заливом. Впечатляющего лично для меня ноль, для Лео максимум – новизна.

– А чем ещё можно заняться в этом знаменитом парке?

– Ну… много чем. Тут есть океанариум… ну, так себе – сейчас у них, по-моему, даже акулы нет, можно прокатиться на трамвае, можно пройтись вокруг парка по аллее – это и удовольствие, и физическая нагрузка.

Лео тут же оживляется.

– Какова протяжённость маршрута?

– Я точно не помню, что-то около тринадцати километров. Хочешь пройтись?

Summer Wine – Nancy Sinatra – Lee Hazlewood

Вскоре я убеждаюсь, что у Лео руки – как у меня ноги – такие же выносливые. Но как только мы добираемся до самой большой на этом полуострове поляны, я предлагаю Лео передохнуть и перекусить за одним из расположенных здесь столиков. Он соглашается, но ем в основном только я, он же больше делает вид, что ест.

– И давно у тебя такой плохой аппетит? – решаю выяснить у него.

Глава 15. Разборки

Yelawolf – Row Your Boat 

В понедельник я возвращаюсь на свою феноменальную работу. Лео и Келли сидят, развалившись, на диванах, которые ещё в пятницу стояли в комнате Лео. Кто-то перетащил их в холл вместе со столиком и вазой. В эту самую вазу они метят чем-то мелким, вроде конфет, но чаще промахиваются. По всей гостиной и холлу разбросаны макароны, фасоль – я и понятия не имела, что она у нас есть – мармелад, круглые конфеты и теннисные мячики.

– Какого чёрта вы тут делаете? – пытаюсь перекричать орущий на всю квартиру хип-хоп.

Я в бешенстве, потому что убирать всё это нужно будет мне. Это же я здесь «по найму».

Лео мгновенно принимает более приличную позу и пультом убавляет громкость колонок. Келли, само собой, даже не двигается с места.

– Играем в баскетбол, не видишь? У тебя, кстати, как обстоят дела с попаданием в кольцо?

– Отлично.

Особенно, когда кольцо – голова такого придурка, как ты.

– Супер. Хочешь присоединиться?

Я приглядываюсь к кухне и глазам своим не верю! Такого безобразия не было даже после готовки Лео. Мало того, что все столы и рабочие поверхности заставлены хламом, в раковинах горы тарелок вперемешку с бокалами, снаружи мусорного шкафа выставлен такой ряд бутылок, словно в этой квартире живут алкоголики, ограбившие ликёрный магазин, так ещё и на стене висит доска дартс, но важно то, что в неё, похоже, ни разу не попали! Вся выкрашенная дорогой тёмно-серой краской стена поверх умопомрачительно замысловатой структуры, утыкана белыми дырами и сколами! Это же настоящий акт вандализма!

– Встречный вопрос: кто здесь всё это уберёт?

Думаю, моё лицо очень далеко в этот момент от выражения дружелюбия.

– Как это, кто? – разводит руками Келли. – А ты здесь зачем?

И меня, конечно, взрывает:

– Обойдётесь! Я вам тут не уборщица, хватит!

Да, хватит, потому что такую работу – уборку за недоумками – мой контракт не оговаривал.

– А кто ты?  – не унимается Келли.

– Келли, заткнись, – внезапно откликается мой босс.

И через мгновение добавляет мне немного более мягким тоном:

– Мы сейчас сами тут всё уберём. Марлис в моей комнате, она тебя ждёт. Просит, чтобы ты погуляла с ней по магазинам.

– И ты не против? – уточняю.

– Против, – ржёт Келли, словно бы ему и не затыкали до этого рот. – Но она вынесла ему весь мозг, так что он согласился.

Таким образом, весь мой оплаченный Лео понедельник уходит на шопинг Марлис. Из всей прогулки ценного – только один фрагмент нашего диалога:

– Лео в последнее время такой вспыльчивый… – внезапно констатирует очевидный факт Марлис. – Ты знаешь, раньше он был спокойнее. Я всегда в нём ценила это его вечное непоколебимое равновесие. Хладнокровие – такое… исключительно мужское качество, ты не находишь?

– Возможно.

– Я всегда считала сексуальным в мужчине его умение контролировать эмоции. Но не Карла. Ей нужно, чтобы страсти кипели. Они просто с самого начала не подходили друг другу. 

– А вы? Ты и Лео… вы подходите друг другу?

– Да ты что? Я в этом направлении даже не думала никогда. Ни я, ни кто-то другой из девчонок. Все знают: Лео повёрнут на Карле. Для него женщин больше не существует.

– Она ушла от него из-за травмы?

– Что ты! Нет, конечно. Я думаю, ей повезло, что разговор о разрыве состоялся между ними до того, как он разбился, а не после. Иначе, она оказалась бы связана моральными обязательствами. Хотя, у неё на этот счёт другое мнение.

– Разбился? – у меня даже волосы встают дыбом на спине.

– Да. Попал в аварию. Несчастный случай на хайвэе. Буквально через пару недель после того, как ребята расстались. Просто чёрная полоса для Лео. Так бывает.

Вечером, когда мы с Марлис возвращаемся на Кордова стрит, в квартире так накурено, что хоть топор вешай. В дыму и хип-хопе мы не без труда находим обоих – моего босса и его друга. Друг едва вменяем, потому что, похоже, не только курил, у Лео же глаза хоть и сощуренные и неприятно мутноватые, но трезвые.

У меня ещё с детства особая, на грани азарта, страсть к непослушанию. Поэтому я предлагаю Марлис не выезжать из моей спальни, куда они переехали временно на выходные в связи с моим отсутствием. Просто утром я встану пораньше, чтобы босс не взбесился. Однако его не так просто обдурить. Лео уже очень тяжело сидеть, он устал – это видно, но даже после того, как Келли захрапел на одном из диванов, солдат не покидает свой пост.

И вдруг в мою сообразительную голову приходит простое решение, оно же «ход конём» – я громко прощаюсь и направляюсь наверх.  Марлис, не имея понятия о моих тактических планах, грустно провожает меня взглядом, Лео – тоже. Ровно через пять минут я возвращаюсь.

– Где Лео? – спрашиваю Марлис шёпотом.

– Спать пошёл… – докладывает, немного ошарашенно.

И буквально через мгновение до неё доходит: