Не тормози!

Глава 1

[Влад]

— Ого! — присвистывает Никитос. — Это кто такая?! И почему до сих пор одетая?! — Он резко вскакивает с шезлонга и, с трудом удержавшись на краю бассейна, вопит во все горло: — Эй, красивая! Иди ко мне! Я ждал тебя всю жизнь!

Своё откровение друг подкрепляет похабными движениями бёдер и улюлюканьем. И почти сразу получает смачный поджопник от Костяна, отправляющий его гасить пожар в воду под одобрительный визг девчонок.

Я с усмешкой оборачиваюсь, выискивая взглядом причину его возгорания.

Ха! А вкус-то у друга по-прежнему отличный! Давно я не видел такой зачётной задницы.

Ещё пристальнее всматриваюсь в фигуристую брюнетку в куртке мотогонщицы, кожаных штанах и в массивных ботинках.

Она, не обращая внимания на крики Никитоса, идёт прямо в дом, позволяя оценить только блеск длинных темных волос, собранных в высокий сексуальный хвост.

В районе солнечного сплетения искрит, запуская животную реакцию альфа-самца, готового сразиться с любым за понравившуюся самку.

— Ой, нашли на кого слюни пускать, — с презрением в голосе фыркает Надя, моя бывшая, с которой мы не по-детски отрывались последний год в школе.

Вот уж кто совсем не изменился. И это несмотря на замужество и первенца, превратившего ее живот в огромный шар. Что, кстати, не мешает ей глушить коктейль за коктейлем даже после неоднократного напоминания официанта о его составе.

— Папаше, наверное, ума хватило подложить дочку под кого-то с баблом, — злорадно продолжает она. — Сразу и сиськами, и жопой обзавелась. А была-то доска-доской. Язык свой поганый теперь, наверняка, за зубами держит. Папаша-то помер. Некому заступаться.

— Надь, а кто это? — с недоумением уточняю, отлипнув взглядом от незнакомки, скрывшейся в моём доме.

— Так Маринка-Ширинка! Не узнал, что ли? — ухмыляется подруга. — Помнишь, как она обозвала тебя говнюком, неспособным подтереть себе задницу без прислуги, — ехидно напоминает она мне давнее оскорбление.

— Не помню, — игнорирую её подъёб. — Зато помню, что она говорила про твои вечно раздвинутые ноги.

— Пфф! Когда мы были вместе, милый, — Надя невинно хлопает ресницами, — я была верна только тебе. А Ширинка — завистливая сучка! — неожиданно зло цедит она, отпивает слишком много и закашливается.

Ещё раз оглядываюсь на дом.

Помню ли я Ширинову?

Ха…

Никто и никогда не бесил меня так, как она!

И даром, что была соплюхой на пять лет младше.

Дочка начальника охраны отца — выдрессированная «цирковая обезьянка».

Лучшая во всем, за что бы не бралась!

Россыпь колючих мурашек разбегается по коже при воспоминании снисходительной усмешки отца, когда эта пигалица во время одной из наших словесных перепалок подло провела подсечку и уложила меня на обе лопатки прямо на пол в гостиной.

«Такая нигде не пропадет. Молодец девка!» — сказал тогда отец и приказал мне убираться к себе, не позволив взгреть Маринку за её наглость.

Сколько ей тогда было? Восемь, девять лет?

Обвожу взглядом свою вечеринку в честь возвращения домой и завершения универа.

Все так, как я спланировал. Здесь все, кто близок и важен.

Все отлично, но теперь в моей крови бурлит раздражение, смешанное с возбуждением, и эта взрывоопасная смесь гонит незамедлительно удовлетворить своё любопытство.

— Надь, хорош пить! — встаю с шезлонга и забираю фужер из её руки. — Хочешь, чтобы твой муж предъявил мне потом за наследника-дебила? — Ставлю пойло на поднос моментально нарисовавшегося официанта и громко распоряжаюсь: — Ей больше не наливать.

— Эй, Влад! Ты мне не муж! — огрызается прогрессирующая алкоголичка.

— Чур меня! — усмехаюсь я, а парни вокруг дружно ржут.

— Надь, а что ты сказала про отца Шириновой? Умер?

— Да, — недовольно цедит она сквозь зубы.

— Когда?

— Откуда мне знать?

— Когда? — повторяю с нажимом, заставляя сфокусировать её рассеянный взгляд на мне.

— Неделю назад, две... Не помню. Что-то с сердцем, — отмахивается от меня. — Твой батя звонил моему. Хотел узнать, кого он может порекомендовать на место помершего.

— Странно. А мне ничего не сказал.

— А что странного, Влад? — Костян со смешком подходит, закидывает руку мне на плечо и треплет волосы над ухом, как часто делал ещё в школе. — Батя в тебе души не чает! У него ж праздник! Блудный сын, после пяти лет учебы, наконец-то вернулся домой! Нах омрачать такое событие, верно?! — Он оглядывается по сторонам в поисках поддержки и тут же получает её в виде хора одобрительных воплей. — Ну вот!

— Логично, — соглашаюсь я, даю знак ди-джею увеличить громкость и резким толчком отправляю Костяна в бассейн к прохлаждающемуся там Никитосу.

Гости, а их здесь почти два десятка, следуют за ним, поднимая фонтаны брызг и заглушая криками музыку.

Медленно отступаю.

Своим неожиданным появлением Маринка смешала мне все планы.

Потому что единственное, что я сейчас хочу знать, что она тут забыла и как она… изменилась.

Не только внешне…

Неужели снова посмеет дерзить и огрызаться?

Ну пусть попробует.

Мозг рвет от невозможности представить, как изменилось её лицо.

Перебираю в уме варианты — всё не то!

Ширинова, даже в воображении бесишь!

Но я всегда получаю то, что хочу!

Сейчас я хочу тебя.

[Марина]

Не успел вернуться из-за границы, а уже закатил шумную вечеринку. Придурок. Впрочем, чего ещё можно ожидать от мажора, не представляющего, что означает слово «труд»? Так и останется не эволюционировавшей обезьяной до старости.

Я игнорирую свист и похабные выкрики в мою сторону от компашки богатеньких дегенератов, друзей Влада Морозова, и, взбежав по ступеням крыльца, захожу в его дом.

Виза

Рады дать вам больше информации о наших героях) А у вас есть предположения почему Марина уже столько умеет к 18-ти годам?

Глава 2

[Влад]

Захожу в дом, наслаждаясь резкой сменой жары на прохладу.

Обожаю это ощущение летом и тепло после мороза зимой.

Дом, в котором я вырос и который совсем не изменился за время моего отсутствия.

Натягиваю футболку, которую прихватил с собой, чтобы не выглядеть совсем уж по пляжному. Хотя соблазн впечатлить Маринку прессом подмывает её снова снять.

Осматриваюсь и прихожу к выводу, что единственный к кому она могла прийти — отец. А значит, они в его кабинете.

Ну что, повторим ту сцену с подсечкой, малая? Только теперь я на чеку. Хрен ты застанешь меня врасплох.

Взлетаю по лестнице на второй этаж и на последней ступени слышу странный хлопок.

Останавливаюсь.

Что это?

У отца?..

Секундное оцепенение почти сразу же спадает.

Бред.

Усмехаюсь над дурным предположением.

Кажется, я пересмотрел боевиков за долгий трансатлантический перелёт.

Верчу головой, встряхиваю плечами, потягиваюсь. Предельно размеренно подхожу к толстой дубовой двери.

Ещё хлопок.

Что за хрень?

Или это мои гости разошлись, и у меня слуховая дезориентация?

Отец позволяет заходить к себе без стука, поэтому толкаю дверь и… в меня со всего маха влетает Маринка.

А спустя секунду мир переворачивается…

На автомате хватаю её за воротник куртки, отталкиваю от себя и безуспешно пытаюсь сморгнуть то, что вижу за её спиной.

Это… неправда.

Да?..

Сон?..

Время замедляется.

Моргаю ещё несколько раз.

Но отец с простреленной грудью, с огромным пятном крови на белоснежной рубашке и с остекленевшим взглядом всё там же. На полу.

За что?!

Непонимание, смешанное с яростью оглушают с такой силой, что я на мгновение глохну, слыша только гонг своего сердца, взывающий к мести!

— Влад! Нужно вызвать охрану! — орёт мне в лицо больная сучка, рождая единственное желание: свернуть ей шею.

Хватаю тварь за плечо и неожиданно замечаю движение на полу.

Так и удерживая дергающуюся Маринку, протаскиваю её с собой вперед и ещё больше охреневаю!

На полу, чуть в стороне от отца валяется здоровенный мужик в камуфляже, он приподнимается на локте, и я вижу торчащий из-под его груди глушитель пистолета, ещё через миг оружие оказывается у него в руке.

Маринка, будто обезумев, отступает и тут же с непонятно откуда взявшейся силой врезается в меня плечом, таранит до самой двери, выталкивает из кабинета, захлопывает дверь.

Хлопок-выстрел.

Пуля застревает в двери ровно на уровне моей головы.

— Где охрана?! - опять орёт Ширинова, толкает меня по коридору к лестнице, на этот раз прорывая пелену ненависти и возвращая мне остатки здравого смысла.

— Должны быть в доме и на входе, — хриплю я из-за мерзкой сухости во рту.

— Быстрее! Ему нельзя позволить сбежать! — Она слетает по лестнице и уже на бегу выкрикивает: — Предупреди своих у бассейна!

— Блять.

Я несусь за ней и, когда уже выбегаю в двери дома, над моей головой с треском разлетается штукатурка от ещё одного выстрела.

Подожди, мразь! Я живьём сдеру с тебя шкуру и заставлю её же сожрать!

Сердце захлебывается кровью, виски вот-вот взорвутся от происходящего сюра, но спустя мгновение я понимаю, что это ещё не всё.

Маринка убегает за подмогой к воротам, а до моего слуха доносятся крики со стороны бассейна. И это, мать их, не крики радости!

В ушах звенит, но оттуда тоже слышны выстрелы…

С налёта перепрыгиваю через кусты, отгоняя гадкие мысли, только бы поскорее увидеть, что происходит, и останавливаюсь.

Они больные ублюдки…

Нелюди…

Окидываю взглядом настоящую бойню. Тела валяются повсюду.

Сердце разрывается, рык боли застревает в горле, когда я вижу двух таких же ублюдков, как оставшийся в доме.

— Уроды, вы трупы! — ору я им, собираясь порвать их голыми руками. Но эти скоты не готовы к схватке на равных. Один из них оборачивается ко мне и, не задумываясь, поднимает руку, целясь прямо в грудь.

Выстрел.

Но прежде чем пуля достигает цели, я впечатываюсь в землю, сбитый с ног…

— Ширинова?..

Её глаза широко распахнуты, но в них нет паники — только бешеная решимость. Она что-то шипит, но звуки сливаются в шум. Я вижу, как двигаются её губы, и лишь спустя мгновение понимаю, что она говорит.

— Ты с ума сошёл?! Охраны больше нет. Нужно уходить! Быстро!

Мне похер на её слова. Они убили всех, кого я…

— Влад, за такое только месть! Твоя! — Маринка с силой вбивает свой кулак мне в плечо. — За мной!

Она приподнимается и тянет меня за футболку в сторону ворот.

Охраны нет?

То есть мой собственный дом теперь ловушка?

Я — дичь для чертей, возомнивших себя охотниками?

Хрена!

Приподнимаюсь и, пригнувшись, бросаюсь следом за Шириновой с пульсирующей в глазах кровавой надписью «МЕСТЬ».

Позади раздаются ещё два выстрела.

— Быстрее, Влад! — переходит на визг Маринка, вылетая в ворота первой.

Ещё выстрел.

Резкая боль пронзает бок, но я успеваю вывалиться на улицу и опереться на забор, к которому Ширинова подруливает на мотоцикле.

— Садись!

Перекидываю ногу, цепляюсь за Маринку, до хруста сжимаю челюсти от боли и невозможности урыть тварей тут же.

Мотор ревёт. Мы срываемся с места.

— У них машина, — выкрикивает Маринка через плечо, стараясь переорать рёв мотора и шум ветра. — Мы не сможем оторваться по прямой. Поедем через лес. Просто держись за меня крепче!

Не верю своим глазам, когда она на полном серьёзе съезжает с дороги, и ору в ответ:

— Ты хочешь убить нас сама?!

— Нет, Морозов! У меня слишком много планов на жизнь! У тебя теперь тоже!

Я бы нашёл, что ей ответить, но не сейчас. Сейчас все силы уходят на то, чтобы удержаться на чёртовом мотоцикле.

Мы мчимся сквозь лес, петляя между деревьев, выискивая хоть какое-то подобие тропы.

Глава 3

[Влад]

С трудом открываю глаза, но сразу же их закрываю, щурясь от яркого света.

Это ж надо было так надраться…

Курса с третьего завязал с подобными пьянками.

Делаю вдох, все также не открывая глаз, и по привычке тяну руку к тумбочке со спасительной минералкой, о которой должна была позаботиться прислуга.

Но рука неожиданно свисает, не обнаружив под собой опоры.

И где это я уснул?

Пытаюсь припомнить детали: смех друзей, музыка, жаркий воздух, запах воды в бассике...

Поднимаю вторую руку, чтобы ощупать пространство с другой стороны, и ощущаю какую-то привязку.

Я что упился до капельницы?!

И тут сознание, как ледяной душ, приводит меня в чувство.

Адреналиновый шок.

Сердце заходится в агонии, а через его оглушительные удары в уши лезет противный писк кардиомонитора.

Картина кошмара в доме наваливается на меня, сметая остатки сна: кровь, крики… Отец… Друзья…

Кто-то подбегает, хватает за руку, царапает плечо, заставляя инстинктивно оттолкнуть придурка и окончательно открыть глаза.

Я с трудом фокусирую взгляд на бледных стенах, на посторонних предметах вокруг. Всё такое чужое и неприятное.

«Кем-то» оказывается медсестра. Молодая. Симпатичная.

Она испуганно пялится на меня, держит на изготовку шприц, судя по всему, прикидывая, что со мной делать дальше.

— Никогда не имела дел с психами? — криво усмехаюсь я, делая глубокий вдох в попытке утихомирить сердце.

Кардиомонитор замедляет бесячий писк.

Испуг медсестры почти сразу же сменяется животным интересом: щеки розовеют, грудь вздымается чаще, язык едва заметно проскальзывает по губе, оставляя на ней призывный влажный блеск.

И ей откровенно по хер на мою дыру в боку и то, что я, вряд ли, удержусь на ногах, если решу встать. Её тело реагирует на меня однозначным — да.

Я привык. Спасибо удачной генетике и моей любви к спорту.

Меня не цепляют проходные сучки, но за эту я хватаюсь, как за возможность оттянуть встречу с блядской реальностью.

Через силу растягиваю губы в улыбке:

— Не бойся, я, может, и псих, но не буйный. Поэтому, — указываю глазами на шприц, — обойдёмся без этого. А вот спонтанная близость не будет лишней. — Бросаю взгляд из-под ресниц, ловлю её на аркан и тяну к себе почти без усилий: — Поправишь подушку?

— Да, конечно, — хрипло шепчет она, «случайно» прикусывает губу, поспешно подходит и выполняет мою просьбу так, чтобы максимально засветить грудь в вороте халатика.

Зачотная! Даже не думаю отрицать я, и выдыхаю ей вопрос прямо в изящно повернутую шею:

— Надеюсь, моя травма не помешает мне выебать тебя прямо сейчас?

Она резко поворачивает лицо.

Ну давай, пошли меня на хер!

Бля-ядь…

Приоткрытые губы, влажный, подернутый вожделением взгляд, за которым она уже грезит, как я деру её до сорванного голоса и трясущихся ног.

— Помешает, — зеркалит она мой выдох. — Но я подожду, — расправляет плечи, выпячивая грудь сильнее, и ведёт рукой по простыне, специально задевая член.

Хренов кардиомонитор тут же реагирует учащённым сердцебиением.

Я не железный.

Но оттягивать неизбежное больше нет смысла, и после этой передышки нужно возвращаться в долбаный мир.

— Где я?

— Это частная многопрофильная клиника «Райские холмы».

— Реально? Дай угадать, чем вдохновлялся ваш хозяин, выбирая название, — ещё раз облапываю взглядом её грудь, параллельно прикидывая, что Маринка сделала самый логичный выбор, свернув сюда. В клинический комплекс, расположенный в той же приватной лесной зоне, что и мой дом. — А что с этим? — киваю я на свой бок.

Медсестра продолжает строить глазки.

— Поверхностное ранение. Неглубокий разрыв тканей. Операция по наложению швов длилась всего двадцать минут и прошла отлично. Повезло вам, — с придыханием выдает она и в этот раз нарочито медленно облизывает губы. — И мне, — добавляет потупив глазки, а её пальчик цепляет верхнюю пуговицу халата, расстёгивая и обнажая сочную, упругую грудь.

Всё портит гребанный звонок из кармана её халата.

— Ой! Я на секунду! — почему-то пискляво предупреждает она, вертит головой по сторонам и не находит ничего лучше, как схватить со стола и вручить мне пульт от телевизора, закреплённого на стене напротив.

Дверь платы закрывается.

Телевизор?! Серьезно?! Кто-то его ещё смотрит?

Я машинально нажимаю на кнопку пульта, чтобы опять соскочить с реальности и заполнить гнобящую пустоту палаты.

Экран включается, каналы сменяются один за другим, передача за передачей, реклама, новости и…

Картинка на экране заставляет меня замереть: репортер на фоне чего-то очень знакомого…

Моего дома, обтянутого полицейской лентой.

Камера фокусируется на работе криминалистов.

Увеличиваю звук.

«Вечеринка, устроенная в честь возвращения наследника Антона Михайловича Морозова, известного ресторатора и мецената, обернулась кровавой бойней.

По предварительным данным, убито больше десяти человек, включая самого хозяина, его супругу, гостей и обслуживающий персонал. Полицией возбуждено уголовное дело по статье тридцать пять УК РФ. Рассматриваются различные версии, которые пока не разглашаются в интересах следствия. Но отсутствие на данный момент сына владельца сети ресторанов Владислава Морозова среди убитых, делает его основным подозреваемым в деле».

Мой и так практически уничтоженный мир рушится второй раз.

Это не просто недоразумение — это удар под дых… Смертельный удар…

Меня хотят сделать козлом отпущения?

Какая-то сука решила повесить всё на меня!

Хрена! Попробуйте, ублюдки!

«Что это было: дикая оргия распоясавшихся от вседозволенности мажоров или предумышленное убийство с целью завладения наследством — предстоит выяснить следствию», — на невъебенно охренительной интриге репортаж заканчивается, а я замечаю застывшую в дверях Маринку.

Глава 4

[Марина]

Чёртов придурок!

Самонадеянный, высокомерный баран без грамма мозгов!

Я не сразу пошла к нему, для начала позаботившись о своём мальчике, брошенном впопыхах, а теперь жалею, что, вообще, подумала о Морозове, мистере вы-все-мне-должны-ведь-я-сам-себе-крут. Как был надменным мажором, так и остался. Урод. Даром, что такой красивый.

Я морщусь на собственную дурость и, показав средний палец в закрытую дверь палаты, отправляюсь добывать одежду и телефон.

Разумеется, я могу не идти у него на поводу, но ранее услышанные новости беспокоят. Что, если полиция и правда не будет во всём разбираться и просто повесит все убийства на Влада? Его посадят. Впрочем, там, глядишь, и нормальным человеком вернётся.

Я качаю головой и заворачиваю за угол, где располагается холл клиники: в мягкой зоне восседают разношёрстные пациенты; кто ждёт выписки, кто, наоборот, только намеревается лечь на лечение.

С другой стороны, я — свидетель, и, по идее, бросаться в пекло разборок самим нет смысла, но… Что-то в придурке-Морозове или во мне самой двигает меня вперёд, в комнату за стойкой администратора, где хранятся коробки с вещами, оставленными богатыми пациентами.

— Марина? — увидев меня, удивляется Нина и, нахмурившись, обращает свой взгляд к расписанию на мониторе компьютера. — Ещё один пациент? Я что-то не…

— Я туда, — киваю на дверь с табличкой: «посторонним вход запрещён».

Нина понимающе хмыкает:

— Решилась-таки? Ну и правильно! Чего добру пропадать?

Я не отвечаю и, открыв дверь, вхожу внутрь.

Персонал клиники частенько тут прибарахляется.

Мне это претит. Из-за отца.

Будучи выходцем из детского дома, папа настаивал, что я сама должна всего добиваться, в том числе, зарабатывать на новую, никем не ношенную одежду. На развлечения, транспорт, учёбу — тоже.

А лишнее отдавать на благотворительность — в детские дома, например, как постоянно папа сам и делал.

Человек обязан всего добиться сам — его жизненный принцип, вбиваемый в мою голову с самого детства.

Даже удивительно, что школьные принадлежности мне не пришлось добывать самой.

— Нинка! Ты не поверишь!

Я с облегчением отвлекаюсь на голос одной из медсестёр, донёсшийся снаружи, попутно заглядывая в пластмассовые коробки. Кажется, её зовут Диана.

Никогда не любила слушать сплетни, но лучше они, чем горькие воспоминания об отце.

— Слышала о новеньком? С десятой палаты.

Я замираю с пижамными штанами в розовый горох в руках.

— Тот, что с пулевым? — страшным шепотом спрашивает Нина. — Уже вся клиника задаётся вопросом, что с ним случилось! Ты знаешь?

— Нет, и это не важно! Важно, что он такой привлекательный! Молодой, накаченный, сексуальный! У него такой взгляд, Нин! Ты бы видела! Он буквально им меня поимел! Трусики мокрые насквозь! Это мой счастливый билет, Нин! Я так долго его ждала!

— Ди, ты такая наивная, — фыркает её подружка.

— Нет! Он серьёзно на меня запал! Сразу, как очнулся и увидел!

Я начинаю закипать.

Нет, ну надо же! Не успел прийти в себя, а уже трахает глазами какую-то медсестру! Ненасытное животное! А ещё заливал мне, что не желает сидеть в СИЗО! Оно и понятно — шлюх держат в другой камере!

Комкаю пижамные штаны, выуживаю из коробки футболку ядовито-зелёного цвета, нахожу домашние женские тапочки с пышным белым мехом сорок первого размера и вываливаюсь из комнаты.

Просил добыть одежду? Я её добыла!

Обхожу стойку, на которую Диана, мечтательно покусывая ноготь указательного пальца, уложила свою объёмную грудь, и, не сдержавшись, замечаю:

— Я тоже слышала об этом пациенте. Говорят, кроме ранения у него ещё и ушиб головного мозга, и как побочка: повышенное сексуальное возбуждение. Он и к Максиму Георгиевичу приставал, прикиньте?

Меня отвлекает от удовольствия лицезреть, как куксится лицо медсестрички, одиночный звук сирены.

Смотрю в сторону выхода — машина полиции ждёт, когда ей освободит проезд такси.

Приехали…

Как же лучше поступить?

Я выдыхаю и бездумно окидываю взглядом крыльцо клиники через большие панорамные окна.

Пациенты, врачи…

Стоп.

Что-то цепляет меня в мужчине у карусельной входной двери.

Что?

Он оглядывается на паркующиеся перед входом машины, затем протягивает руку, чтобы толкнуть створку двери, манжета рубашки съезжает.

Да чтоб тебя!

Я опять вижу чертову треугольную татуировку!

Снова смотрю на машину полиции — кто из них успеет раньше?..

И что делать мне?! Оставить это дело судьбе или снова вмешаться?

Стоит ли этого долбаный пухлый конверт, залетевший под кресло?

Потому что сам Влад точно не стоит!

Убийца тем временем делает шаг в карусель.

Едва не зарычав от досады, я резко разворачиваюсь и устремляюсь к коридору с палатами.

Ненавижу! Как же я ненавижу этого придурка!

Влетаю в палату.

Морозов успел накинуть на себя халат из тонкой ткани, скроенный на американский манер, и сейчас пытается заглянуть себе за спину, чтобы понять, как много его тела видно между по́лами халата.

При моём шумном появлении, он тут же вскидывает глаза на меня.

Не собираясь ничего объяснять, я хватаю его за руку и тащу за собой.

Этот баран упирается:

— Какого…

Я оборачиваюсь и цежу:

— Если хочешь остаться в живых и трахать каждую встречную, то слушай меня, ясно? Молча!

Его брови ползут вверх, на губах вот-вот появится самодовольная ухмылочка.

Снова с силой дергаю его за собой и наконец выволакиваю из палаты.

— Полегче, истеричка, я, вообще-то, ранен, — ворчит он по дороге.

— Но пока ещё жив. Главное слово «пока», доходит или разжевать?

— Разжёвывать будешь тому, у кого сосешь, — огрызается он.

— Какой же ты тупой, Морозов, — не остаюсь я в долгу, открываю дверь в кабинет Яна и заталкиваю туда этого придурка, — к счастью, кабинет оказывается пуст. Следом прямо в лицо Морозова бросаю вещи: — Ваш заказ.

Глава 5

[Влад]

В сюре происходящего есть один хороший момент: он помогает поддерживать иллюзию сна. И если в случае ночного кошмара, хочется побыстрее проснуться, то сейчас я готов максимально оттягивать пробуждение.

Незрело?

Да! Сука! Да!

Но я ещё не готов с головой потонуть в том дерьме, в которое меня зашвырнули сразу же по возвращении.

Вот она — настоящая жизнь! Та, о которой вещал отец, приговаривая, что её-то я ещё и не видел.

Теперь вижу. Спасибо, бать.

Но воображение, натренированное многочасовым онлайн рубиловом, вновь позволяет притупить эмоции и воспринимать реальность, как чёртов квест.

Поэтому я принимаю условия оборзевшей Шириновой, решившей вырядить меня то ли клоуном, то ли своей подружкой.

Забиваю хрен на своё состояние — держусь на ногах и ладно.

Посылаю в жопу общение с полицией.

И устраиваю гонки с убийцами!

Друзья заценили бы, если бы не были мертвы…

— Морозов, а скажи мне по секрету, где ты все это время прятал карту? — снова шепчет Маринка и едко добавляет: — А то у меня только одна версия.

— Из личного опыта, Ширинова?

Вспыхивает.

— Нет, здесь у нас все традиционно. Это же ты расширял кругозор целых пять лет. Так, может, по ходу и не только его.

Язва!

— Не только… — цежу я, представляя перед глазами её задницу. Моя ладонь припечатывает сочную ягодицу, нежная кожа краснеет и…

— Фу, Морозов! — Маринка явно улавливает мои вайбы, бесится и задаёт наконец-то прямой вопрос: — Чем ты будешь платить? У меня нет денег.

Бросаю взгляд вперёд, затем назад.

Её опасения становятся понятны.

Водила реально призер формулы-1. Моментально сориентировался и вывез нас из клиники с приличным отрывом.

Но малейшая заминка и на прямой трассе у него не будет шансов.

— Точно оторвёмся? — склоняюсь я немного вперёд к сиденью водителя и чувствую, как противно тянет в боку. Надо спешить! Не хватало до кучи ещё терпеть боль из-за отсутствия анальгетиков.

Водитель бросает обеспокоенный взгляд в боковое зеркало.

Так, а беспокойства нам сейчас не надо. Начнёт нервничать, может затупить и сократить расстояние.

— Понимаешь, второй месяц уже в больничке, — опираюсь на спинку второго сиденья я и отчаянно качаю головой. — Травма колена. Футбольная карьера под вопросом. А тренер, сука, как цербер никого не подпускает. Вообще! Ни днём, ни ночью! У меня яйца уже синие! А тут девушка приехала. Моя! — с придыханием выдаю я.

Водила бросает более заинтересованный взгляд на Маринку.

— Ого! Сочувствую, парень. А чего ж ты терпел, руки то целы, — логично констатирует он.

— С руками вообще херня была! Обе в гипсе. Неделю назад только сняли. Силы никакой. Кулаки даже сжать не могу.

Лицо мужика ведёт от ужаса.

— Поэтому, нам хоть полчаса урвать бы, — продолжаю дожимать его я. — Правда, Маринка? — поворачиваюсь к Шириновой, в тёмных глазах которой плещется адское негодование. — Задоблю тебя, что ходить неделю не сможешь.

Перехватываю ворот её куртки, притягиваю к себе, в попытке поцеловать.

Не позволяет, едва слышно клацая зубками возле моих губ:

— Только попробуй!

Отпускаю, придаю взгляду частичный расфокус и возвращаюсь в прежнее положение.

— Эх, мне б, парень, твои годы! Я б ух! — мечтательно тянет водила. — Сделаем мы твоего тренера! Мужское здоровье — это святое! Тебе ж ещё детей рожать!

Гневно оборачиваюсь на слишком громко фыркнувшую Ширинову.

Пользуется тем, что моя башка загораживает водиле её лицо, и корчит страшную рожу.

Это, я так понимаю, она — будущая мать, отстаивает за собой право на слово «рожать».

— Да! — смотрю ей в глаза, но обращаюсь к нашему Шумахеру. — Мы с Маринкой хотим шестерых! А то что за семьи сейчас пошли! Родят по одному и трясутся над ним! А случись что, и всё… — к собственному ахую, загоняю я себя в ментальную ловушку: отец… друзья у бассейна… А ведь их родным мне ещё предстоит смотреть в глаза. К горлу подступает тошнота.

— Красавец! Шесть — это хорошо! А с такой-то подругой и десятерых можно! Главное, чтобы средств хватало. Но ты, я вижу, щедрый парень! А здоровье поправишь, всё будет! Держитесь! — предупреждает этот хрен слишком поздно, резко сворачивая влево.

Я слегка наваливаюсь на Ширинову, плечом чувствуя мягкость её груди.

Интересно, она настоящая или такая же как и ресницы?

Поднимаю взгляд и слепну от вспышек ярости в её глазах.

Да можно подумать! Уж сколько я таких грудей перещупал, а твоя, Ширинова, прямо эксклюзив! Не прикоснись!

— Я эту дорогу хорошо знаю. Вывезу к мотелю с объездной дороги. Хрен вас тренер засечёт! А там чистенько и… недорого, — запинается он, будто извиняясь, что сморозил глупость. — А ещё Ольга Ивановна готовит вкусно! — расплывается он в улыбке, которая подсказывает, что она там не только готовит.

Я снова оглядываюсь. Тачки ублюдков реально нет.

— Развилка там. Если не знать, сразу не сообразишь. Но и если вернёшься, не угадаешь, куда дальше. Здесь ещё пять съездов, и все сквозные. Так что, ребятки, будет он вас хоть неделю искать, не найдет, — обнадеживающе подмигивает мне мужик, радеющий за мою потенцию, а затем начинает травить местные байки вплоть до самого мотеля.

Кх-х…

Я может и удивился бы, но во время учёбы, чисто из интереса к новой стране, я насмотрелся таких трущоб, что этот мотель тянет на твёрдую троечку.

Маринка первая выходит из машины, чётко давая понять, что платить ни за что не будет. Что, испугалась, что натурой придётся? Нашлась мне девственница… Или реально она? Да ну! Не может быть! Здесь уместнее вопрос, через скольких она уже прошла.

Ко мне поворачивается водила и задаёт вопрос с неожиданной похабцей в голосе:

— Ну так что, футболист, чем платить будешь?

В первое мгновение я охреневаю. Потом опускаю взгляд на свою неоновую футболку, бело-розовые штаны, пушистые шлепки и поднимаю взгляд полный такой ярости, что мужик срывается на… хохот.

Глава 6

[Марина]

От неожиданности втягиваю воздух и поднимаю глаза на лицо Морозова.

Чёрт! Красивое.

Когда он не в бешенстве, близость ощущается как-то иначе.

Сильные руки, широкая грудь, узкие бедра, жар, идущий от тела, и чёлка, беспорядочно упавшая на лоб.

Хорош, гад…

Но о чём я, вообще, думаю?

Касаюсь рукой центра его груди, отпихиваю с дороги и прохожу в номер.

— Я принесла «аптечку». Ложись на кровать, — сообщаю слегка охрипшим голосом.

Влад закрывает дверь. Ухмыляется:

— Личная медсестричка — недурно. Вежливости правда не научили.

Игнорирую его насмешку, подхожу к узкому столу и укладываю на него «аптечку».

Пока Влад идёт к кровати, я снимаю куртку. Будет мешать. И приступаю к изучению содержимого лекарственной коробки.

Бинты, рулон ваты, пара блистеров с таблетками, ножницы, лейкопластырь, перекись водорода и ещё кое-что по мелочи.

Радуюсь стерильным перчаткам. Живём!

Не обращая внимания на Морозова, сидящего на кровати, я захожу в уборную и мою руки. Не нахожу полотенца на видном месте, поэтому заглядываю в тумбу под раковиной — бинго. Тщательно вытираю руки бумажными полотенцами и отрываю парочку с собой.

Возвращаюсь. Распаковываю и раскладываю все так, как мне удобно. Это, конечно, не операционная и даже не процедурная, но тоже сойдёт.

Натягиваю перчатки. Беру вату, расправляю её на нужную длину, оборачиваю стерильным бинтом, остаток по привычке сразу же убираю обратно в «аптечку».

Игнорирую сопение вынужденного пациента и переношу всё необходимое на тумбочку у кровати.

Ставлю для себя стул.

— Вставай, — наконец поднимаю на него взгляд я.

Встаёт, как долбанная модель. Так, чтобы я могла полюбоваться всеми частями его тела. Специально напрягает мышцы, которые ему сейчас на хрен не нужны.

Подходит, оголяет живот, на котором проступают чёртовы кубики пресса. Наблюдает за мной цепким внимательным взглядом.

Не реагирую. Выкуси, Морозов! За последний год я видела столько тел у себя на массаже, что таким меня уже не удивить.

Ну ладно-ладно, может и удивить, но не шокировать.

Присаживаюсь на стул.

Влад специально задерживается на несколько секунд, чтобы посмотреть на меня свысока, и поворачивается ко мне спиной, уже без лишних указаний подставляя раненный бок.

— Так ты решила стать врачом? Хочешь спасать жизни и всё такое? Типа супергёрл в белом халатике, вместо плаща, верхом на байке?

Не церемонясь, сдираю пропитавшуюся кровью повязку; у Влада вырывается рык.

Мгновение злорадно улыбаюсь, но почти сразу же беру себя в руки и тщательно осматриваю швы: на первый взгляд все целы, но нужно смыть кровь.

Тянусь за перекисью с ватой и все же решаю ответить Владу:

— Никакого героизма — врачи хорошо зарабатывают, если устраиваются в частные клиники.

— Деньги, — почти выплёвывает он. — Ну конечно.

Меня задевает его пренебрежение, но я всё равно аккуратно смываю кровь со швов, а вот едкость себе позволяю:

— Ох, меня осуждает мальчик, родившийся с золотой ложкой не только во рту, но и в заднице? Какая неожиданность!

— Всё-таки она тебе приглянулась, да, Марин? — хмыкает придурок.

— Ещё бы! Не всякая может работать на манер банкомата.

Морозов смеётся, и через пару секунд интересуется:

— Нет, правда: ты в «Холмах» на практике, от медицинского? Не рано? Сколько тебе лет: восемнадцать-девятнадцать? Первый же курс только?

— Восемнадцать. И я не учусь. А в «Райских холмах» подрабатываю массажисткой.

— А девочка созрела, — хмыкает он. — Погоди, но отец вроде рассказывал, что устроил тебя к нам, в один из ресторанов.

— И это тоже. А ещё я инструктор по скалолазанию. Видишь ли, мне приходится работать, чтобы накопить на обучение.

— А что дядя Коля? Разве отец мало ему платил?

Мне становится тошно от его расспросов:

— Не отвлекай. Дай закончить перевязку.

Влад фыркает, но замолкает, начиная рассматривать что-то в телефоне, который так и не выпустил из руки.

С облегчением выдыхаю, убедившись, что все швы целы. Смываю остатки крови, жалея, что под рукой не оказалось какой-нибудь заживляющей мази, накладываю поверх раны заготовленную ранее ватную подушку и берусь закреплять её пластырем.

— Тебе соблюдать бы постельный режим, — закончив, замечаю я.

Морозов одергивает футболку и поворачивается ко мне:

— В твой прейскурант медсестры это входит?

— Что — это? — смотрю я на него снизу-вверх, предчувствуя очередную пошлость.

И он меня не разочаровывает:

— Согреть, приласкать… отсосать.

Я откидываюсь на спинку стула, сужаю глаза и прожигаю его презрительным взглядом:

— Морозов, какой же ты всё-таки…

— Не продолжай, — усмехнувшись, смотрит он в потолок. — Постельный так постельный. Всё равно ждать, пока меня заберут из этой помойки.

Ну конечно, он думает только о себе.

Заворачиваю в салфетку весь мусор, стягиваю перчатки, выбрасываю в мусорку в уборной, возвращаюсь в комнату и решаю уточнить, какие там конкретно новости у Морозова, который-таки улёгся на кровать. Потому что нужно решать, что мне самой делать дальше.

— Кому ты звонил? Когда они приедут?

Влад искоса смотрит на меня, но игнорирует мой вопрос, при этом задаёт свой:

— Что ты делала в моём доме?

Раздражаюсь. Скрещиваю руки на груди и вздергиваю подбородок:

— Забыл уже? Спасала твою жизнь.

Он приподнимается на локтях. В его взгляде отчетливо читается подозрение.

— То есть ты заранее знала, что мне будет что-то угрожать?

— Ты меня обвиняешь? — вздёргиваю я брови. — Влад, тот мужик в больнице искал и меня тоже!

— Зачем?

Я нервно дёргаю плечом:

— Дай-ка подумать… Может, потому что я зарядила ему пепельницей в лоб? Или помешала пристрелить тебя? А может, увидела то, что не должна была видеть, включая его рожу в больнице?

Глава 7

[Влад]

Впадаю в состояние когнитивного диссонанса.

Мало мне, что ли, всего того, что случилось сегодня?

Но Ширинова всё подкидывает и подкидывает, не желая остановиться!

Наблюдаю за её четкими движениями, она же как профессиональная медсестра! Точно знает, что делает: не морщится, не охает, не ноет, как часто делают девчонки её возраста.

К тому же она пока самоучка без образования.

Но самоучка с мечтой.

С мечтой, которая требует денег.

И которая могла бы с лёгкостью осуществиться, пойди её хозяйка на сделку с совестью.

Вот, например, с той, когда нужно запустить троих убийц в дом.

Но им-то это зачем?!

Месть конкурентов? За что?

Злюсь, потому что у меня слишком мало вводных; я ни черта не знаю, как шли дела у отца в последние годы.

А эта упрямая дура так и не ответила на вопрос, что она забыла в доме.

Или не дура, а расчетливая, беспринципная тварь.

А такое вообще может сочетаться в человеке — желание помогать людям и способность безжалостно пустить их в расход?

Башка пухнет от дурных мыслей, не находящих выхода, что не мешает мне смотреть и охуевать от физической формы Маринки.

Она сняла куртку, оставшись только в топе.

И я с жадностью разглядываю аккуратные, точёные руки с рельефно прорисованными бицепсами, плавно переходящими в плечи.

Скалолазание, массаж.

Кожа начинает зудеть от желания ощутить на себе тепло её пальцев.

Скольжу взглядом ниже и зависаю на стоячих, упругих сиськах.

Да плевать, даже если не свои!

Врачу, который сделал такой шедевр, нужно поставить памятник.

А мне непременно прикоснуться к ним и проверить!

Но Маринка упрямо игнорит весь мой арсенал соблазнителя, продолжая считать конченным дебилом. Это заводит ещё сильнее. А в сочетании с её возможной причастностью к бойне в моём доме, даёт адский микс ярости, приправленный диким возмущением из-за обнаруженных в телефоне фоток Шириновой с каким-то мужиком под сорокет, судя по всему, доктором из «Холмов».

Этот хрен капает на неё слюной даже на застывших кадрах. Наверняка, мелкая хозяйка телефона сфоткала их исподтишка. А листая галерею дальше, узнаю, что он примерный отец семейства с женой и двумя дочками.

Да и похер!

Какое мне дело? Мужик отлично пристроился: жена — для статуса, молодая любовница на работе — для вдохновения.

И Ширинова знает о его семье!

Так тогда чего разыгрывает передо мной спектакль «я не такая»?!

Или в её прицеле только мужики постарше, так, чтобы с гарантией долговременного подсоса?

И, кажется, попадаю в цель!

Маринка дёргается, как ненормальная, и пулей вылетает из номера.

Что? Всё ещё стыдно?

А какого тогда ломаться, строить из себя недотрогу и трепаться о том, что всё сама-сама?

Сажусь на кровать и разочарованно выдыхаю.

А ведь в начале нашего разговора я ей почти поверил.

У кого, у кого, а у неё при её гордости и упорстве были шансы не поддаться соблазну бабла.

Но нет.

И как только позволил отец?!

А может, его и хватил удар, когда узнал благодаря чему дочь получила место в частной клинике?

Да хрена меня это вообще волнует?! Раздражаюсь ещё больше. Отшвыриваю телефон, встаю и иду за Маринкой.

Она всё-таки свидетель, ищи её потом!

Поднимаю руку, чтобы открыть дверь, но не успеваю этого сделать.

Она распахивается: на пороге стоит Ширинова с какой-то тёткой позади.

Пожаловалась хозяйке, и они решили вместе меня отметелить?

Не сдерживаю смешка от абсурдной мысли, а тётка толкает Маринку внутрь, заставляя меня инстинктивно отступить, ногой захлопывает дверь и с издёвкой в голосе сообщает:

— Только два идиота могли так бездарно потратить последние минуты своей жизни. На кровать! Оба! — переходит она на приказной тон и теперь толкает Маринку с такой силой, что та отлетает сразу к кровати.

— Ты не только идиот, но и глухой?! — рявкает она на меня, а я не могу отвести глаз от пистолета с глушителем в её руке.

«Точка невозврата пройдена» — мозг услужливо подбрасывает мне подсказку из инструкции по безопасности.

Если бы она хотела, мы были бы уже мертвы.

— Сколько ты хочешь? — как можно более равнодушно бросаю ей я.

— Ты считаешь, что все в жизни сводится к деньгам?

— Да.

— Ты прав.

— Сколько?

— Мне заплатили достаточно.

— Я дам столько, сколько попросишь, — не мелочусь я.

— Все вы готовы тратить деньги, которые не заработали сами, — фыркает она и зло добавляет: — Сел на кровать, я сказала!

Сажусь, потому что ни один из перебранных за эти мгновения вариантов, как её нейтрализовать, не даёт гарантий выжить.

И самое поганое, что даже моё геройство не позволит Маринке сбежать.

Эта сука загнала нас в угол, из которого нет выхода.

А значит, нужно тянуть и ждать, когда что-то изменится.

— Я понял. Ты принципиальная и выполнишь заказ в любом случае. У бассейна была ты?

Зрачки тётки довольно расширяются.

— Любишь без толку трепать языком? Ты бы лучше девке своей куни им сделал, больше пользы было.

Она бросает издевательский взгляд на Маринку, но я улавливаю в нём ещё кое-что. Интерес и зависть к молодому красивому телу, которым уже не может похвастать сама.

— Я гибкий. Как и мой язык. Позволишь исправить ошибку? — через внутреннее омерзение к необходимости подчиняться продираюсь я.

— Забавно, правда, как скорая смерть, помогает расставить приоритеты?

Я молчу.

Понятия не имею, что происходит в её больном мозгу, но спустя минуту, она выдает:

— Сделай это. Доставь ей удовольствие хотя бы перед смертью. Может там что-то и скинут за её слезы, — похабно фыркает озабоченная сучка-вуайеристка.

— Забавно видеть убийцу, верящую в жизнь после смерти, — некстати прорывает Ширинову.

Тётка меняется в лице. Кожа идёт красными пятнами.