Серый туман стелился по улицам города подобно лапам уродливого бесформенного чудовища. Днём он прятал от взгляда синеву неба, ночью зловеще вился вокруг факелов и фонарей. Туман пах грязной влагой и машинным маслом. Он вбирал в себя смог от передовых производств и дешёвых папирос.
Если бы Цзяо Яна спросили, нравится ли ему этот город, он непременно ответил бы, что в более паскудные места его жизнь не заносила. Пожалуй, он и сам прекрасно понимал, что эти слова будут ложью.
Сердце Яна стучало с Лондоном в едином ритме, он вдыхал полной грудью его серый воздух вместе с одурманивающим ядом, что сейчас мягко тлел в раскуренной трубке, а тонкая струйка опиумного дыма точно так же становилась частью лондонской мглы.
Ян сидел на крыше, привалившись к печной трубе, и полузакрытыми глазами наблюдал, как копошатся в тумане тёмные фигуры, похожие на людей. Всё это — сколько возможно разглядеть — были его охотничьи угодья. Так забавно: даже скажи кому подобное вслух — и собеседник ни капельки не удивится. В Лондоне о милосердии, точнее, о том, что вообще существует такое слово — милосердие — вспоминали только стоя на подмостках виселицы, когда палач уже положил руку на рычаг. Причём попадали на виселицу чаще за двусмысленные шуточки в адрес его императорского величества, короля Гранбретании, и почти никогда — за пару аккуратных трупов, выкинутых в Темзу в предрассветный час. «Кто сильнее, тот и прав», — словно говорил безукоризненно серый город, и Ян мысленно улыбался, полностью разделяя такой подход.
— Господин Цзяо! Беда! — чей-то мерзкий голос испортил умиротворённое созерцание.
Ян резко обернулся — и младший слуга, только что выбравшийся на крышу сквозь открытый люк на чердак, поспешно потупил глаза. Боится. Они все его боятся. И в то же время почти боготворят. Странное чувство — оно Яну чертовски нравилось.
Лёгкий жест, переливы эссенции на кожаном браслете — и в ладонь лёг верный меч, так естественно, будто бы не его — всего-то около года назад — пришлось медленно, как норовистого скакуна, приучать к плетениям чужой, гранбретанской магии.
Возник, сверкнул сталью — и вновь растворился. Здесь, в тени чопорной столицы, не найдётся ни одного соперника, действительно достойного этого меча. Ян называл его «огонь и мрак», и верил, нет — знал, что у меча есть собственная душа. Не стоит оскорблять его всяким сбродом.
Ян легко сбежал по лестнице на первый этаж — и остановился, лучезарно улыбаясь полицейским в чёрных кожаных мундирах с золотыми, точнее — золочёными, кто будет тратить золото на простых патрульных? значками и бляхами.
Слуги, что до сей поры, кланяясь и лебезя, пытались хоть как-то сдержать непрошенных гостей, ненавязчиво сместились Яну за спину. Тот лишь усмехнулся — что взять со слабаков?
— Опиум есть? — стараясь выдержать суровый тон, спросил молодой следователь, подтянутый и, надо сказать, довольно симпатичный. Для гранбретанца.
— А свой закончился, офицер? — нахально спросил Ян, за что был удостоен болезненного тычка под рёбра дулом двуствольной винтовки одного из патрульных.
Под прицелом не менее трёх ружей Ян медленно поднял руки вверх.
Первым делом следователь вытащил заткнутый у него за пояс пистолет. Ян проводил его тоскливым взглядом: «третий за два месяца. И где, интересно, я их наберусь?». Впрочем, понятно где — во тьме трущоб можно добыть что угодно.
Руки полицейского скользнули под сюртук, холёные ладони довольно бесцеремонно касались ткани рубашки.
— Как вам не стыдно, офицер, — Ян театрально взмахнул ресницами, — лапаете меня, взрослого парня. Ваши коллеги могут подумать что-нибудь неприличное.
— Заткнись, извращенец, — рявкнул следователь, смущённо краснея. Ладони переместились ниже, к карманам штанов. Ян вскрикнул и кокетливо качнул бёдрами:
— Ну знаете, это уже переходит все границы! Продажных девиц будете за такие места хватать, а меня не надо!
Полицейский отскочил, как ужаленный. Смачно сплюнул на и так грязноватый пол и раздражённо махнул рукой, приказывая подчинённым следовать за собой — в недра клуба, конечно же, не потрудившись вернуть конфискованное оружие, но Ян всё равно довольно усмехнулся, поздравив себя с сохранностью некоторых милых сердцу, но не слишком законных штук.
Конечно же, они ничего не нашли — честно говоря, не сильно-то и искали, опиум был необходим серому Лондону, как хлеб насущный. Вдобавок, старик Чжэн и старик Фу умели прятать, как никто. А что ещё остаётся клану торговцев дурью из страны, некогда называемой Поднебесной? Жалкому, слабому клану, пресмыкающемуся перед властью, перед большими и сильными группировками, перед аристократами и толстосумами — перед всеми.
Ян вряд ли мог однозначно ответить, почему всё ещё остаётся с ними — убивает пешек и тратит время на запугивание королей преступного мира. Неужели из благодарности к доктору Фу, который заштопал ему проткнутое насквозь сердце? Ян непроизвольно дотронулся до шрама на груди. Может и так, что с того?
Но даже сейчас, когда дело пошло на лад, а в глазах живущего в грязи сброда поселялся суеверный страх, стоило лишь упомянуть несколько деяний — оставались те, кого трогать нельзя даже пальцем. Полицейские, королевские гвардейцы, высокородные магистры. Потому что они — закон. А Ян просто одинокий, хоть и талантливый, убийца, имеющий за спиной только горстку напуганных торгашей.
Те, кто называл Яна сумасшедшим, наверное, были правы — посмертно. Но, подобно дикому зверю, он ощущал, когда нужно отступить. «Кто сильнее, тот и прав» — издевательски шептал серый Лондон. Ян ненавидел его в такие моменты.
Полицейские перевернули клуб вверх дном — опрокидывали кушетки, затянутые дешёвым бархатом, срывали со стен занавески, сбивали крышки с запертых ларей. Бардак, который оставался после каждого такого образцово-показательного обыска, заставлял главу Чжэна скорбно причитать и закрывать для гостей двери заведения.
Ян улизнул оттуда вслед за последним служителем правопорядка. Мысль о том, чтобы в сотый раз ставить на место пострадавшую мебель вызывала у него ни с чем не сравнимую тоску, а стоны престарелого главаря терзали уши так, словно кто-то провёл ножом по стеклу.
Девушка легко соскользнула со сцены и присела на свободный стул. Капитан одарил её нежной улыбкой и страстным взглядом. Ян усмехнулся себе под нос — давно и бесповоротно влюблён.
— Кого ты пригласил к нам сегодня, Луи? — тем временем прощебетала «Воробушек» с той особенной девичьей интонацией, что смягчает сердца даже самых суровых мужчин. Вот только Ян видел едва заметное движение зрачков — даже пальцем не пошевелишь, не привлекая внимания.
— Я сегодня впервые увидел мистера Цзяо в этом районе и решил составить знакомство, — буднично пояснил Шеро. Видимо, он по какой-то причине вёл учёт обитателей порта и присматривался к посторонним.
— Вот как! — улыбнулась танцовщица. — Что ж, давайте знакомиться! Моё имя Сузуми. Местные так мило перевели его на свой язык! Так что вы тоже можете звать меня «Воробушек».
И смущённо опустила глаза. Она ничуть не переигрывала: даже следующий вопрос, что в другом исполнении походил бы на попытку дознания, прозвучал как знак милого любопытства:
— Что привело вас в нижний порт, мистер Цзяо?
И тут Ян совершил ошибку. К нему присматривались, как к потенциальному врагу. Или союзнику? Или инструменту? В любом случае это настороженное изучение ему ужасно не нравилось. Захотелось немного позлить эту милую птичку с заморским именем.
— Да вот, решил проинспектировать район, до которого раньше не доходили руки.
Её самообладание было просто ледяным. Ни один мускул не дрогнул на лице, лишь улыбка стала ещё невиннее, да тень страха мелькнула в глазах. Неужели и впрямь подумала, что провинциал с «фабрики опиума» может занимать в Лондоне хоть какую-то государственную должность? Смешная она.
— Мистер Цзяо... — Сузуми игриво накрыла его ладонь своей. Ручка маленькая, украшенная неброским латунным колечком.
Ян почувствовал в кисти острую, короткую боль, а потом паб поплыл у него перед глазами. Последнее что он слышал — слова, что будто бы пробивались сквозь толстое одеяло:
— Сузуми, зачем?..
— Он сказал инспектировать! Что я могла по...
И тьма поглотила его.
— Помогите! Помогите!
Крик ввинчивался в уши. Было мокро и холодно. Голова раскалывалась.
Ян с трудом разлепил глаза. Перед самым носом лежал наполовину обглоданный рыбий скелет, источающий отвратительную вонь, ладонь касалась чего-то мерзкого и скользкого. Он вскочил на ноги, не обращая внимания на боль. С правого уха сползла и с бульканьем хлопнулась на землю прокисшая свёкла. Гнев закипел в груди — его выкинули в кучу объедков, как какого-то пьяницу!
Окончательно Яну испортил настроение труп. Мужик средних лет, изрешечённый сеткой ножевых ран — навскидку не меньше двадцати. Именно его безвременная кончина и привела в исступление дородную женщину в чепце, что верещала на всю улицу, требуя то ли гвардию, то ли полицию, то ли просто неравнодушных соседей.
— Заткнись, — мгновения хватило, чтобы Ян оказался рядом с ней и зажал рот ладонью. Мельком глянув на свой манжет, с удивлением обнаружил, что даже бусины эссенции никто не попытался выковырять. Повезло.
Тётка продолжала сердито и вдохновенно мычать.
— Заткнись, я сказал, а то вместо одного трупа будет два!
Кто-то постучал его по плечу концом гладкой дубинки:
— Угрозы гражданским лицам? Убийство? Пройдёмте со мной, мистер.
Ян медленно повернулся. Полицейский, демоны бы его побрали. Освобождённая тётка тут же принялась голосить:
— Истинно так, господин офицер! Я в переулок вышла — помои вылить, а тут лежит! И этот рядом — рожа бандитская!
— И чем это тебя моя рожа не устроила? — Ян оскалился так зловеще, что та поперхнулась.
— Не пререкаться, — отрезал полицейский. — Вы признаете свою вину, мистер?
— Ещё чего! — до глубины души возмутился Ян. — На нем места живого не оставили, паршивые дилетанты! Я бы с одного удара уложил.
— То есть вы признаете, что могли бы убить этого человека? — равнодушно отчеканил служитель закона.
— Технически, офицер. И вообще, мог убить и убил — это разные вещи. Так что я, пожалуй, пойду...
На запястьях захлопнулись наручники, присоединённые к длинной цепи. Полицейский вытер руки платком и нетерпеливо дёрнул за цепь, принуждая следовать за собой. Прикасаться к Яну он брезговал даже мельком.
Обернувшись через плечо, Ян скорчил приободрившейся тётке страшную физиономию, видимо должную обозначать «я до тебя ещё доберусь!». Та вздрогнула и суеверно перекрестилась. Впрочем, Ян выбросил её из головы буквально через пару переулков. Называется, попал так попал. Что там полагается в Гранбретании за убийство простолюдина? Вроде бы не виселица... А, кажется, каторжные работы. Ни один из вариантов Яна не устраивал. В тщательное расследование и восстановленную справедливость он не верил — местной полиции нужна была иллюзия порядка, а вовсе не правосудие. Значит нужно бежать. Здесь, сейчас, пока по обе стороны узкой улицы гладкие стены без окон.
Ян резко сократил расстояние, набросил цепь полицейскому на шею и чуть надавил.
— Отойди от меня! — взвизгнул тот. Трудно понять, что его больше возмутило — цепь или дивный аромат помойной кучи. К сопротивлению со стороны задержанных патрульный, похоже, не привык — свезло же наткнуться на новичка. Вон какой брезгливый, форма без единой потёртости, мордашка без шрамов. На серьёзные выезды его не пока не берут — дело имел только с трусливым сбродом.
— А если я сделаю вот так? — Ян демонстративно потёрся о щеку патрульного волосами, выпачканными в злосчастной свёкле. Тот судорожно сглотнул, борясь с тошнотой.
— Ключ от наручников, живо!
— Я тебя найду, — пропыхтел полицейский, — каторгой не отделаешься!
— Да что ты говоришь, — продолжая удерживать цепь, руки уже ловко шерудили ключом в замке. — Мы для тебя все на одно лицо — а всех вязать, нет, это даже для вас слишком.
Ян освободил руки и дёрнул за цепь посильнее — патрульный как раз вспомнил, что у него где-то был пистолет. Издевательски добавил: