— Бельчонок, говори быстрее, я к заказчику приехала, — протараторила я после того, как провела пальцем по смартфону, на котором красовалась фотография моей восьмилетней дочери.
— Мамулечка, Римма Ильинична заболела, и нас отпустили с третьего и четвертого уроков, — прозвучало щебетание дочери в наушниках.
Как же все не вовремя.
Затормозила у шлагбаума и показала подошедшему охраннику паспорт. Я должна числиться в списках сегодняшних посетителей. Так и было, охранник кивнул и махнул кому-то, сразу после этого шлагбаум начал подниматься, я поменяла скорость и поехала на парковку. Мне нужен был третий подъезд.
Жилой комплекс был лучшим из числа тех, в которых мне доводилось работать. И я просто обязана была попасть внутрь и получить этот заказ.
Не из-за денег, нет. Мне было интересно.
Я любила свою работу, а шикарные метры и планировка, так же как и богатые заказчики, — это раздолье для моих фантазий и огромное число возможностей.
Припарковала машину, перебирая в голове всевозможные варианты, пока дочка весело щебетала о том, как они весь прошлый урок просидели одни в кабинете и проверили преподавательский стол вдоль и поперек. Вроде не такие уж и дети… второй класс, а ведут себя как малыши. Мы в их возрасте были намного взрослее и смышленее. Улыбнулась, вспомнив одноклассников, и решение пришло само собой.
— Евочка, Ринат еще не ушел?
— Что я, за ним следить, что ли, буду? — сквозь губу проговорила доча. Первая школьная любовь — это так остро и эмоционально.
— Ева!
— Да здесь он, куда ж денется.
— Прекрасно, я позвоню Раисе, и она заберет тебя к себе, пока я не приеду.
— Мам!
— Бельчонок, мне очень-очень некогда, — протянула я с сожалением.
— Хорошо, так уж и быть, поеду к Расимовой, но только ради тебя, мам.
— Конечно, милая. Люблю тебя.
Я быстро сбросила вызов и, увидев, что у меня осталось каких-то шесть минут до обозначенного времени, начала поторапливаться. Нашла в телефонной книге Раису Расимову и попросила ту присмотреть за моей дочерью.
С ней мы никогда не были подругами, но приятельские отношения поддерживали уже четвертый год, после того как я разработала дизайн-проект для ресторана. Раиса же помогла устроить мою дочь в ту же школу, куда ходил ее сын. Расимова тоже была матерью-одиночкой, как и я, но уровни наши были различны. Я давно не жаловалась на свой доход, все же какое-то, но имя себе я сделала, и заказы бывали разные, от малоприбыльных до очень и очень крупных. Но до элиты, чьи дети обучались вместе с Евой, мне было далеко.
Тяжело вздохнула, посмотрела на себя в зеркало заднего вида, накрасила губы розовым блеском, пригладила длинные черные волосы, к цвету которых я за девять лет так и не сумела привыкнуть, и, напоследок подмигнув своему отражению, вышла из машины.
Минута в минуту к назначенному времени я вышла из лифта и поняла, что попала в свой личный рай. В пентхаусе не было ничего, черновая отделка и бесконечное пространство, в голове сами собой стали появляться образы, как можно здесь все устроить, и я с трудом заставила себя отключиться от этого. Это не моя квартира, и, обустраивая ее, мне придется руководствоваться желаниями клиента, но не своими.
— Виктория? — С лестницы начала спускаться женщина средних лет.
— Да, здравствуйте. Вы Мария Павловна?
— Да, это я. — Женщина подошла ко мне и протянула в приветствии руку.
— Ну, в общем, смотрите. Для Виталия Сергеевича в приоритете тишина и удобство рабочей зоны. Это не то место, где он будет жить постоянно, у него есть дом. Эту жилплощадь он приобрел для удобства.
Ну, знаете, — женщина оглянулась и пожала плечами, — иногда не совсем удобно ехать после тяжелого трудового дня за город, а тут…
— Да, само собой, понимаю. — Только вот я ни черта не понимала.
К тому моменту мы подошли к французским окнам — и я пропала: вид во двор и внутреннюю территорию был потрясающим. Я так торопилась, что даже не заметила, пока была внизу. Здания жилого комплекса представляли собой закрытое приватное пространство с озеленением, прогулочными зонами фонтаном. Здесь был настоящий парк — вот так, почти в центре Москвы, скрытый внутри территории парк. И кто-то покупает эти апартаменты лишь для кратковременного пользования. Уму непостижимо.
Я откашлялась и задала очень важный вопрос.
— Маргарита Павловна, почему я? Нет-нет, постойте, я помню, как вы говорили, что меня порекомендовал Озерный, но я о другом, — я заговорила быстрее и тут же сама себя прервала: меня многие не понимали, а сейчас я нервничала и в запале эмоций опять начала тараторить. — С этим проектом работали именитые мировые дизайнеры, и они разрабатывали не только проект зданий и благоустройство, но и интерьеры квартир. Я это точно знаю.
Женщина усмехнулась.
— Да, вы правы, но-о-о, понимаете, — Маргарита Павловна замялась, — Виталий Сергеевич — он такой своеобразный человек, ему абсолютно не понравился стиль, в котором готовили проекты дизайнеры
— Английский неоклассицизм, — кивнула я.
Как же мне хотелось спать, просто безумно. Глаза не открывались, словно кто-то заклеил их лейкопластырем. Хлопнула дверь ванной комнаты, и, шлепая босыми ногами, в спальню зашел Антон.
— Вика, ну сколько можно спать? Вставай, ради бога, я голодный, как буйвол.
— Ты и есть бык, — пробубнила я в подушку, пы-таясь все же открыть глаза.
— Вика, черт. Я хочу спать, но перед этим надо поесть, а жрать нечего.
— Тоша, имей совесть, я всю ночь провела с кошкой.
Сегодня я стала крестной мамой двух прекрасных котят, скорее врачом-акушером, который внимательно наблюдал за всем процессом. Один раз, правда, отлучилась за тазиком, потому что зрелище это для моего организма оказалось малоприятным.
— Кто тебя просил? Это же кошка. — Муж хлопнул на этот раз дверью шкафа, который и без того держался на соплях.
Да, все здесь держалось на соплях, так же как и наша с ним супружеская жизнь. Курков Антон, мое личное наваждение и уже четыре года как мой супруг: красивый, высокий, атлетичный, бравый военный и, как ни прискорбно, заядлый игроман. А еще домашний тиран, требовательный, как дикобраз, которого, несмотря ни на что, безумно любила.
С неохотой все же села на кровати, потянулась и, не обращая внимания на полуголого мужа, по телу которого стекали мокрые капли, пошла на кухню разогревать вчерашний ужин.
А что? На завтрак самое то.
Когда все было готово, я заглянула в коробку, где проживала новоиспеченная мамочка: все спали.
Хорошо. И я пойду обратно в кровать.
Лишь моя голова почувствовала подушку, я тут же начала уплывать в сон. Сильно устала, да и спала-то меньше часа всего, но все же заставила себя собраться, чтобы не уснуть. Нужно дождаться мужа.
Через десять минут вторая половина кровати прогнулась, и Антон, забравшись под одеяло, лег ко мне спиной. Я набрала в грудь побольше воздуха и, решившись, провела ноготками по мощной спине мужа. Затем поцеловала его плечо, поднялась поцелуями вдоль шеи.
— Вика, прекрати, — прохрипел Антон.
— Ну, милый, обрати на меня внимание.
— Вика, — сказал он более грубо и повел плечом, пытаясь избавиться от моих все более настойчивых поцелуев. — Я только с дежурства.
— Тоша, ну я же знаю, что ты спал в приежке. —подобралась губами к его ушку, не переставая оглаживать рельефный живот. — У меня сейчас середина цикла, давай попробуем еще…
Я даже договорить не успела, как муж резко перевернулся, опрокинул меня на спину и прижал мои руки к кровати.
— Сколько раз тебе нужно повторить, Вика, чтобы до тебя дошло? — зло прошептал он. — У меня уже печенках сидят все эти твои закидоны с таблеточками и подсчетами дней в цикле. На-до-ело.
Он уткнулся лбом в мой и посмотрел на меня тяжелым, пугающим взглядом. По спине побежали мурашки, а слезы были готовы вот-вот пролиться. Я прикрыла глаза, сдаваясь, и обессиленно прошептала:
— Я поняла. Отпусти, пожалуйста.
Муж, ругнувшись, лег обратно на свою сторону кровати и, натянув на себя одеяло по самую макушку, собрался спать. Я же, чтобы не позориться своими всхлипами, которые сдерживать было невозможно, быстро поднялась с кровати и пошла на кухню заварить кофе.
Нужно было взбодриться. Просто жизненно необходимо.
Я задумчиво смотрела в окно, медленно попивая горячий напиток, и пыталась понять, когда моя жизнь стала каким-то жалким подобием, карикатурой на счастливый брак.
Мы жили на таежной заставе уже почти год, и все бы ничего, но я с каждым днем все сильнее и сильнее сходила с ума. Мне было душно на этой маленькой территории. Мне было скучно, ведь из-за отсутствия сотовой связи и интернета я и работать не могла.
Смотрела сериалы, вышивала крестиком и собирала соседские мозаики.
Сосед. Единственная моя отдушина. Мой одноклассник и начальник заставы, Калинин Роман. То, что мы очутились здесь одновременно, оказалось стечением обстоятельств и подарком судьбы. Я обожала Ромку, в далеком детстве даже была влюблена, но потом все эти глупости выветрились из моей головы, дружба, настоящая крепкая дружба на века, осталась.
С каждым днем рядом с ним я начинала задумываться о том, что сильно погорячилась, выбирая мужа. И нет, дело было вовсе не во вновь воспылавших чувствах к Роману, дело было в сравнении. Я каждый день видела идеальный образ настоящего мужчины и его не менее мужественные поступки и лишь оболочку такого же идеального мужчины, который на деле оказался…
А впрочем, какая разница, кем он оказался, это все лирика. Каким бы он ни был, это мой муж, которого я когда-то до безумия любила. Возможно, уже не так сильно, как четыре года назад, но все же…
Ненадолго прикрыла глаза, пытаясь погасить в себе чувство сопротивления. «Все хорошо, Вика, все как надо. Вот пропьешь еще один курс таблеток, и даст бог вам ребеночка, а тогда все наладится и не останется времени на глупости». Все чаще я шептала эти слова как мантру, надеясь на чудо.
Чудо, которого не случалось из года в год. Позавтракав, я надела теплую мохнатую шапку из лисы, такую же рыжую, как и мои длинные волосы. Пожалуй, они были единственной чертой, которую я действительно в себе любила. Чрезмерную худобу и слишком высокий для девушки рост я ненавидела. Да, для моделей метр восемьдесят — это подарок небес, для меня же это сущее наказание. Натянула валенки и розовый яркий пуховик и, достав из ведра мусорный пакет, пошла выносить его на помойку. Уже выйдя из подъезда, заметила соседа, спешащего на работу.
Я еле подняла Антона, услышав в свой адрес пару матерных словечек, и, не дожидаясь, пока он соберется, побежала вслед за Настей будить и искать остальных.
На заставе творился настоящий хаос, никто не мог никого найти. Потушить очаг возгорания не сумели — оно и неудивительно: огнетушители оказались просроченными, а пожарный шланг порванным. Без света не работал даже единственный стационарный телефон. Да и заработает ли он когда-либо — непонятно, потому что вся техника и оружие валялись бесформенной грудой, утопая в снегу, невдалеке стояли огромные сейфы, парням пришлось потрудиться, чтобы, несмотря на дым, вытащить их из здания.
Настя уехала на личной машине старшины за подмогой, туда, где можно было связаться с начальством, а я ходила по кругу, пытаясь понять, нужна ли моя помощь кому-то.
Пожарные приехали через пять часов — тогда, когда все, что могло сгореть, сгорело, а именно деревянная крыша. Небо заволокло черным дымом, и даже на расстоянии двух метров невозможно было что-то разглядеть.
Приехавший командир сразу же отдал распоряжение увезти гражданских на ближайшую сельскую заставу, Рома тут же попросил за Анастасию — она хоть и была военнослужащей, но все же девушкой, да еще и генеральской дочерью. На сборы нам не дали и часа, и в итоге, быстро покидав в сумку все самое необходимое, я поехала с Настей и еще одной женой прапорщика на Калинду, где нас разместили в одной комнате с шестью армейскими кроватями. Хорошо хоть никого постороннего к нам не подселили.
Расстелив чистое и пахнущее свежестью белье, я тут же провалилась в сон, даже не успев осознать, как устала за прошедшие сутки.
А уже утром я нашла в сумке два телефона — по запарке я, видимо, сама не поняла, как забрала из нашей квартиры не только свой сотовый, но и смартфон мужа. Телефон был мертвым, заряда не хватало даже на то, чтобы включить аппарат. Я пожала плечами и закинула его обратно, словно предчувствовала надвигающуюся беду и пыталась всячески оттянуть неизбежное. Может, я и правда что-то чувствовала, давно, потому что когда еще через день я, нако-нец-то зарядив телефон Антона, включила его, то попросту умерла.
Поймав интернет, «Телеграм» мужа начал оповещать меня о новых сообщениях с неизвестного номера, переписки с которым до этого не было. Видимо, Антон замел следы, но вот сообщения и фотографии, которые приходили в течение последних трех месяцев, пока мы жили на заставе, говорили о многом. Например, о том, что моя жизнь — пустышка.
Тонна сообщений о том, как какая-то дамочка скучает по моему горячему мужу, возможно, и не убили бы меня, но вот фотографии теста с двумя полосками, а следом и плоского живота… Именно эти фотографии превратили меня в пустую оболочку. Я не могла сделать ни вдоха, я сидела в холодном помещении огромной армейской комнаты на узенькой шконке, подобрав под себя ноги, и раз за разом пересматривала фотографии чужого женского живота, в котором жил ребенок. Ребенок моего мужа. Такой желанный и необходимый ребенок, который был не моим.
Меня выжгли изнутри, просто не оставив во мне ничего. Это было даже не предательство, это было что-то такое необъяснимое, чему я не способна была придумать название, потому что и думать-то могла лишь о том, что это я такая — несостоятельная, неправильная… Что это я не смогла забеременеть, потому что я ущербная, женщина, которая никогда не станет матерью. Швырнув гаджет о стену, я вытерла слезы и пошла в дежурку. Нужно было срочно поговорить с Антоном, прояснить все — возможно, это кто-то незнакомый, может, это какая-то рассылка для получения денег или еще чего. А я тут в истерике бьюсь.
После того как я попросила ненадолго отойти дежурного, набрала короткий номер для связи с нашей заставой, свет на которой к этому времени уже восстановили. Правда, отключали периодически, но сейчас мне повезло.
— Прапорщик Курков…
— Тош, как хорошо, что ты в дежурке.
— Привет, Вика, говори быстро, мы тут зашиваемся.
— Марина, — спешно протараторила я.
— Что?
— Марина Спицина, так она подписана в «Телеграм».
— И что?
— Ты ее знаешь?
— А что? — осторожно спросил он, а меня словно наотмашь ударили.
— Не уходи от ответа.
— Я не понимаю сути вопроса.
— Она говорит, что беременна.
— Что?
— От тебя.
— Да ну на фиг, — протянул Антон.
— Тоша?
— Не верь, Вика, это все гон.
— То есть ты с ней не спал?
— Нет.
— Сто процентов?
— Слушай, Вика, я тебе уже ответил! Что ты начинаешь прикапываться ко мне?
— И ты можешь поклясться здоровьем того нерожденного ребенка? — Господи, прости меня за то, что я сказала такую кощунственную вещь.
— Вика! — прорычал Антон, он всегда реагировал так на любое обвинение, особенно когда был виноват — в таком случае он злился вдвое сильнее.
— Поклянись мне, что это не твой ребенок!
— Я не знаю! — заорал он так, что если бы я смогла, то оглохла бы, лишь бы не слышать этих слов. — Не знаю я! Довольна? Довольна, я тебя спрашиваю? Да какого хуя ты вообще в мой телефон полезла? Кто тебе разрешал?
— Пойдем погуляем, поговорим, — не спрашивая меня, произнесла Ворон, и я, как козочка на привязи, пошла за ней.
Лишь когда мы покинули территорию, на меня нашло практически озарение. Машина Калинина стояла в гараже у майора, вот на этой машине и нужно было отправить Настю к Роме. Там как раз на ночь отключат дизеля, и будет у них суровая таежная романтика.
Вместе с планом действий ко мне пришло какое-то странное спокойствие — скорее всего, временное помешательство, но все же лучше оно, чем пустое размазывание слез по щекам.
Я потянула Настю на лесную тропинку, которая выходила прямиком к КПП, мы как-то с Антоном по ней добирались до заставы, когда нас подбросили лишь до контрольно-пропускного пункта и дальше нужно было добираться своим ходом.
«Так, прочь, прочь из моей головы, Курков».
Со злости на будущего бывшего мужа, что он опять появился в моей голове, я накричала на Настю, пытаясь прочистить ей мозги, ведь Калинин настоящий мужик, с правильными понятиями, который скорее самого себя предаст, чем женщину, которую выбрал себе в спутницы жизни. Вряд ли Ворон прониклась моими нравоучениями, но я понадеялась, что разозлила ее достаточно, чтобы Настя села в машину и уехала к моему Ромке. Пусть у них все получится.
Мы буквально за пять минут дошли до КПП, и я, не задумываясь, потянулась к дверной ручке, крепко сжала ее и тут же почувствовала, как кто-то толкнул ее на меня с другой стороны.
Испуг до меня доходил то ли слишком долго, то ли так и не дошел вовсе. Я встретилась с шоколадным взглядом Самойлова и замерла на том самом месте, по-прежнему сжимая в руках чертову ручку.
Пальцы начали замерзать от соприкосновения с холодным железом, а мы, как два идиота, продолжали смотреть друг на друга. Самойлов не был красавчиком, но что-то цепляющее в его внешности определенно было. Странно, что я не замечала этого раньше, хотя… ничего странного в этом нет. Кроме Антона, я не видела ничего и никого дальше собственного носа.
Опять Курков. Сволочь.
Не знаю, о чем думал Виталий, смотря на меня так долго, когда я по-бабски оценивала его телосложение.
Самойлов был выше и шире, чем Антон, для моих метра восьмидесяти это было идеально. Интересно, у майора есть дети? Жены вроде не было.
— Здравствуйте, Виталий, — я кротко улыбнулась, крутя в голове до конца не оформившуюся мысль, — мы тут с Настей гуляли, в магазин ходили, — выдала заранее заготовленную ложь. Мужчина быстро посмотрел на Настю, стоявшую за моей спиной, и опять перевел взгляд на меня. — Жуть просто, как замерзли, а потом увидели вашу машину. Вы же нас подвезете обратно на заставу? — протараторила и улыбнулась, вкладывая в улыбку все очарование, на которое была способна. Лишь бы он ничего не понял и не соскочил раньше времени.
Виталий шагнул на улицу, а я, стоя на месте, почувствовала жар, исходящий от него. Скорее всего, это жар тела, выходившего из помещения, но мне в этот момент показалось иначе. Именно тогда, ощутив этот непонятный прилив жара, я поняла, что просто обязана попасть домой к Самойлову, этим же вечером, на всю ночь.
Обида руководила мной, горечь от предательства, разъедающая нутро, жажда мести или всего лишь желание обогреться его теплом — я не знала. Да и все равно мне было. Я наметила себе цель, которая казалась мне спасением из того болота, в которое меня затянул Курков.
Я отпустила ручку и, прервав наш зрительный контакт, отошла на шаг назад. Развернулась и, схватив Ворон за рукав пуховика, потащила ту к машине.
Села специально позади пассажирского сиденья, чтобы хорошо видеть водителя, и всю дорогу вела себя как полная идиотка, мило улыбалась, говорила нежным проникновенным голосом, но все же уломала майора выдать Ромину машину. Глупее предлога, чем покормить котят, просто невозможно было придумать, но мы с Настей додумались лишь до этого.
— Моя Маруська, — затараторила я, уже стоя в гараже с Роминой машиной, — это кошка. Родила котят за день до пожара, от ее донжуана, — ткнула пальцем в сторону Ворон, любующейся на шоколадный автомобиль Калинина.
— Ах вот как, — задумчиво произнес Самойлов, шагнув в сторону Насти и положив ключи ей на ладонь. — Вы тоже поедете? — обратился он опять ко мне, слегка недовольно.
— Нет, — твердо произнесла я и, все же не сдержавшись, тихо добавила: — Нет-нет, мне там больше делать нечего.
Настя уехала, а я, проводив взглядом удаляющийся автомобиль, мысленно пожелала им удачи. И меня отпустило, я, словно воздушный шарик, сдулась, не хотелось больше кокетничать и безмозгло улыбаться.
Повернулась к Виталию, собираясь попрощаться, мужчина же, что-то обдумывая, серьезно смотрел на меня.
— Нечего делать? — все же спросил он.
— Да, я уезжаю в город и развожусь, — честно и серьезно призналась я, потому что не сомневалась в принятом решении ни на секунду.
— Бывает, — кивнул он, а затем, улыбнувшись краешком губ, заговорщицки произнес: — Может, ко мне? Чаю теплого попьем. А то вы долго без шапки, должно быть, очень замерзли, как бы не заболеть, — покачал майор головой.
— Ко мне можно на «ты», — натужно улыбнулась и согласилась на чай.
Возможно, хотя бы кружка теплого травяного напитка подарит мне необходимое тепло. Вдруг мне полегчает и грудь перестанут сковывать обручи боли, плотно спеленавшие меня по рукам и ногам и впрыскивающие своими шипами в мою кровь яд, одновременно парализующий и поджигающий мои конечности, заставляющий биться в предсмертной агонии.
Вдох. Удар-выдох. Вдох. Удар-выдох. Левой. Левой. Правой.
— Виталий Сергеевич, простите, но там ваш отец…
Правой. Правой. Правой.
Поймал грушу и прислонился к ней лбом, успокаивая дыхание. Потренировался на славу, пот стекал ручьями, но вот раздражение не проходило.
— Что? — резко спросил и приготовился терпеть слуховую пытку, ожидая писклявого голоса.
— Ваш, ваш, ваш…
— Тебя заело? Четче!
— Сергей Григорьевич звонил уже пять раз, — промямлила помощница моей помощницы. Да где же черти носят Марию Павловну?
— И? — Я все же отошел от груши, которую многие считали лишь декором в моем кабинете, и, подойдя к бару, взял бутылочку воды.
— Ну ему очень сильно надо с вами поговорить, а вы не берете трубку. Я открутил крышечку на бутылке, и девушка вздрогнула от раздавшегося щелчка. Испуганный кролик, не иначе, еще чуть-чуть — и у нее начнет подрагивать кончик носа от страха.
— Где Мария Павловна? — задал закономерный вопрос и, поднеся бутылку к губам, начал жадно глотать воду.
Девушка округлила глаза и начала шевелить губами, не произнося ни единого звука. Ну так хотя бы голова не болела.
Хотя нет, даже так, без голоса, она меня бесила. Рыжая. Я терпеть не мог рыжих. И где только тетя Маша ее откопала?
Выкинул опустевшую бутылку в урну и, зайдя в отдельную зону кабинета, не предназначенную для посторонних, стянул брюки, кинул их в корзину для грязного белья, достал из шкафа чистую рубашку.
Перед тем как отправиться в душ, я все же выкрикнул:
— Я все еще жду!
— Простите! — завизжала девушка и затараторила, будто опомнившись. Да что за нафиг, она еще и частит в своей речи. Как же меня это раздражало. Двойной комплект — нате, пожалуйста.
— Мария Павловна поехала в вашу новую квартиру, на встречу с дизайнером.
— Ясно. Свободна.
Послышались шаги, а я стоял и отсчитывал секунды, когда же до девчонки дойдет. Дверь приоткрылась, секунда, вторая, третья…
— Виталий Сергеевич! — А затем топот ног, и вот девушка забежала в мое личное помещение и опять замерла каменным изваянием, уставившись на меня, стоящего в одних боксерах.
Детский сад. Ясельная группа. Я поднял брови, поторапливая безмозглое юное создание.
— Ваш отец — что ему сказать? Почему вы не отвечаете на его звонки?
— Ничего.
— Как это? — выпучила на меня голубые глаза девчонка. Хорошо, что не карие, против голубых глаз я ничего не имел.
— Просто не берите трубку, Инна.
— Я Иоанна, — ощетинился этот рыжий заяц. Кто придумывает своим детям такие имена? До образа, который ассоциировался с Иоанной, этой пигалице как до Луны пешком.
Проигнорировав недовольство своей помощницы, зашел в ванную комнату и плотно прикрыл дверь. Уволить бы к чертовой бабушке, да тетя Маша не даст. Доставшийся мне по наследству от отца бессменный секретарь. Какие функции она только не выполняла за последние сорок лет, разве что только любовницей моего отца не была, потому-то и задержалась так надолго.
Уже выйдя из душа и переодевшись, я все же позвонил отцу.
— Сын, так не делается.
Приготовившись слушать, я закинул ноги на черный глянцевый стол. Каждый раз, вспоминая о том, что мебель в кабинете выбирал еще мой отец, я испытывал особое моральное удовлетворение от такого нехитрого действия, как положить… хм… в общем, не важно, что и куда я клал…
— Я полдня дозвониться до тебя не могу. Почему ты мне не рассказал, как прошла встреча с Хапримовым?
— Ну-у-у, наверное, потому что ты отошел от дел, отец.
— Виталий, не хами мне.
— Давай я уже сам разберусь, в конце концов, сколько можно? Ты прикинулся практически трупом, чтобы я бросил все и приехал, и теперь что?
— Виталий!
— Труп-то ожил и пытается отжать свой бизнес обратно, а мне куда деваться, папочка? Меня в армию обратно не возьмут, стар я, папочка.
— Ты издеваешься? Я тебе и так столько времени дал на эти военные глупости, с семнадцати тебя, Вет, не трогал, а сейчас прости, но старческая немощь — она такая, — съязвил отец, и мне стало стыдно, лишь самую малость.
Этот старик даст фору любому молодому мужику, но все же четыре года назад напугал он меня знатно. Отец загремел в реанимацию, а мать чуть не сошла с ума, тогда-то мне и пришлось распрощаться со службой, не дослужив до максималки всего ничего.
— Все путем, пап. Хапримов не лезет в наши разборки с Игнатовым, мы не лезем и не претендуем на участок Судака.
— Ты ему веришь?
— Нет. — В этой жизни даже отцу верить было нельзя, что уж говорить о конкурентах, хоть и не прямых. — Но в любом случае первый ход за ним. Так что, если он не выполнит свое обещание, мы заберем участок Судака себе. Только имущество Судакова нам совсем не встало, но куда деваться.
Девушка кивнула и вложила в мою ладонь свою, мягкую и такую же холодную, как и чертову тучу лет назад. Мой мозг зашвырнул меня в воспоминания, которые я из года в год пытался забыть и в то же время с удовольствием смаковал каждый раз, когда одиночество ощущалось особенно остро.
* * *
Девять лет назад
— У вас однушка? — В удивлении девушка зависла, так и не сняв второй валенок с ноги.
— Да, и ко мне тоже можно на «ты», Вика. — опустился на колени и, пока она не успела ничего понять, помог ей разуться.
Сжал в ладонях тонкую стопу в шерстяных носках с нарисованными на них новогодними белочками и понял, что влюбился. Вот так, в один момент. В миллисекунду. Стоило только ощутить, насколько холодными были ее ноги, как внутри меня все взорвалось. Захотелось закричать, стянуть носки с белками, так похожими на свою хозяйку, и растирать заледеневшие ноги, пока они не станут теплыми, потом прижать девушку к своей груди и непременно зарыться носом в ее волшебные волосы цвета красного золота. Мне до одури хотелось знать, как они пахнут. Мне хотелось вдыхать аромат женщины, которая будила во мне неизведанные первобытные инстинкты.
Прикрыл глаза, пытаясь осадить то, что неожиданно проснулось и набирало обороты с каждой секундой. Потому что нельзя так. Я напугаю Вику, особенно если начну стаскивать с нее носки.
— На тебя похожи, — сипло сказал я.
— Что? — тихо произнесла Вика, и я наконец-то посмотрел на девушку, по-прежнему сжимая ее ногу. Куркова обняла себя за плечи и смотрела на меня потерянным взглядом. Будто не видела ничего перед собой.
Я опустил девичью ногу и, встав, помог Вике подняться.
— Белки. Пойдем на кухню.
Белочка присела за барную стойку, а я поставил чайник. Включил телевизор, который висел на стене, потому что тишина, царившая на моей кухне, отдавала могильным холодом.
— Ты сам ремонт делал? — спросила Вика после нескольких глотков чая.
— Ну не государство же, — усмехнулся я и сел напротив, поставив на стойку вазочку с печенюшками, — это единственное, что у меня есть к чаю. Зато могу предложить бутерброды с ветчиной, с колбасой вареной и копченой, и еще у меня есть котлеты.
Вика рассмеялась и покачала головой, а меня волной тепла обдало, стоило только услышать ее смех.
— Не жалко? — задумчиво спросила девушка.
— Чуть-чуть. Знаешь, эти котлеты такие вкусные, и завозят их в село всего раз в неделю.
На этот раз девушка засмеялась громче, а когда успокоилась, посмотрела мне в глаза: в ее взгляде больше не было той необъяснимой тоски и опустошенности, там были огонечки.
— Я о ремонте, — улыбнувшись пояснила она, хотя я это и так прекрасно понял, но не попытаться разрядить обстановку просто не мог. — Сколько ты уже здесь живешь?
— Три года почти.
— Значит, скоро уже переведут.
Я кивнул и пояснил:
— В следующем году в Москву на полгода на учебу, потом звезды и обратно, но, конечно же, не сюда.
— Вот кому-то повезет. — Вика откусила пече-нюшку и огляделась по сторонам.
Она была права: очередь на мою квартиру пытались забить уже сейчас, хотя до отъезда мне как до Луны пешком.
— Согрелась? — спросил сразу же, как она допила чай, и тут же взял в руки ее ладонь. Пальчики были по-прежнему холодными.
Вика смущенно улыбнулась и виновато покачала головой.
— Ну ничего! — Я провел большим пальцем по ее запястью, наслаждаясь бархатом фарфоровой кожи, нехотя отпустил ладонь девушки.
Поднялся из-за стола и, достав бокалы, налил нам виски.
— Тяжелая артиллерия. Была бы водка, предложил бы ее — говорят, помогает согреться, — но увы.
Я картинно вздохнул и, сев опять напротив девушки, приподнял бокал, затем отпил янтарную жидкость.
— Ты действительно больше не поедешь на Ольховскую?
Не сказать, что меня особо волновал этот вопрос. Как там говорится, «муж не стенка — подвинется», так что за этим дело не стояло. Но мне была интересна Викина реакция, которая не заставила себя ждать. Белочка стала ежиком, насупилась, запыхтела, допила залпом все, что было в бокале, и, поставив передо мной пустую тару, многозначительно на нее посмотрела.
— Нет, даже кошку забирать не буду, потому что она не моя, — пожала плечами девушка и, сложив руки в замок, потянулась.
А я не смог отвести взгляда от ее груди, на которой сейчас натянулся свитер, просвечивая фиолетовое.
Фиолетовое, мать его, белье!
Тут же соскочил со стула и налил нам с ней добавки. Все, на этом и остановимся. Не хотелось бы завтра собирать по крупицам остатки сегодняшнего вечера.
— Спасибо, — задорно улыбнулась моя гостья и опять залпом выпила все, что было.
Впервые за долгое время я выспалась. Потянулась, наслаждаясь приятной мышечной болью во всем теле: как же хорошо! Потерлась носом о теплое мужское плечо и чуть не заурчала: мужчина, так изумительно пахнущий, что-то рыкнув, притянул меня к себе, практически распластав на своем теле. Вот тогда-то я и открыла в ужасе глаза. Рука, обнимающая мою поясницу, была намного больше, чем у Антона, а грудь, к которой я сейчас плотно прижималась носом, намного шире.
Господи, Вика, о чем ты думаешь? Набрала побольше воздуха и сосчитала до десяти. Успокоиться, самое главное сейчас — успокоиться. Приподняла голову: Самойлов безмятежно спал, только вот рука его продолжала меня сжимать так, словно кусок мяса, того самого последнего мяса, которое человек съедает перед тем, как стать вегетарианцем.
Вика, куда тебя опять понесло? «Арррр», — мысленно прорычала, потому что не дай бог хоть пискнуть в голос. Мужчина мог проснуться. И тогда случился бы трындец, катаклизм мирового масштаба.
Я сосредоточилась и, прогнувшись в спине, завела обе руки назад. Этот трюк дался мне нелегко, но отцепить мужскую ладонь, которая к тому моменту съехала на мою попу, у меня все же получилось. Следующим уровнем в квесте «покинуть кровать Самойлова» значилось «незаметно слезть с мужчины» — тут я просто быстро соскочила и подсунула ему подушку. Была уверена на сто процентов, что не поможет и все эти подмены с подушками лишь киношный трюк, но мужчина, к моему удивлению, обнял пуховый Вика-заменитель и даже уткнулся в него носом.
Ты же моя зая.
Поймала себя на том, что засмотрелась на Самойлова. Он был таким… Слово, определяющее мою тягу к нему, долго крутилось в голове, пока я рассматривала широкую грудную клетку, накачанные длинные ноги и хмуро сведенные темные брови.
Он был уютным. Если отбросить все то, что бушевало у меня в душе, то, чему я не давала сейчас прорваться и добраться до головы. Без этого мне было хорошо рядом с Самойловым.
Только вот я уже чувствовала, как волнами на меня накатывало осознание случившегося и отрывками приходила память вчерашнего дня, память последних четырех прожитых лет. И пока та сумасшедшая боль не подкосила меня окончательно, нужно рвать когти и бежать так, чтобы пятки сверкали. Далеко-далеко. Подальше от всех представителей мужского пола.
Последний раз оглянулась на мирно спящего мужчину и пошла на кухню собирать свои вещи.
Настенные электронные часы показывали четыре тридцать утра — вот тебе и выспалась. Я проверила смартфон — заряда почти не было, нужно быстрее сматываться.
На заставе в это время спал даже дежурный, недаром говорят, что основная доля преступлений совершается именно в предрассветные часы. Я поднялась в отведенную нам комнату и, тихо покидав вещи, поспешила за территорию по вчерашней тропинке на КПП. Сельские жители должны ехать в город на работу, и мне необходимо уехать с ними.
И лишь когда в девять утра я, стоя на вокзале, держала в руках билет на ближайший поезд, на меня опустилась вся тяжесть произошедшего.
Дура. Какая же дура.
Чем я теперь лучше Антона? Да ничем. Мне было тошно от самой себя — и в то же время мерзко мне не было. Стоило только на мгновение погрузиться в воспоминания о вчерашнем вечере, как мои щеки опаляло жаром, а по телу бегали мурашки.
Самойлов оказался великолепным любовником.
Ведь я передумала, еще стоя возле гаража, и не хотела больше тащить мужчину в постель. Но потом все изменилось в полярную сторону. Я начала разговоры за жизнь, а Виталий предложил выпить.
Алкоголь — это зло. Кто бы сомневался, уж точно не я. Но пара бокалов виски с колой открыла во мне второе дыхание. Я вспомнила, что я женщина. Красивая, молодая женщина, которую обидели, и мне почему-то захотелось доказать всем на свете, что это не я такая, а они такие.
В конце концов, не зря со школы меня дразнили рыжей стервой, нужно же было хоть иногда соответствовать такому достойному званию. Так я думала вчера после виски, разбудившего бурю в моей крови и погасившего пожар моего отчаяния. Сегодня же я сходила с ума оттого, что позволила себе такую выходку.
Я ехала в плацкартном вагоне поезда домой, практически без вещей, и смотрела на уплывающие от меня пейзажи. Вот так просто за своей спиной оставляла целый пласт своей жизни и не могла понять, хорошо это или плохо.
То, что мое сердце разбито и я вышла из этого брака далеко не победителем, — это, конечно, плохо, но вдруг это все было толчком? Тем самым толчком для меня, благодаря которому я наконец-то покину то болото, каким давно уже был наш брак с Курковым. Ведь не зря же нам бог не давал детей? Не просто так? Возможно, нам действительно было не по пути еще с самого начала. Слишком мы разные.
Слез больше не было — казалось, все, что смогла, выплакала еще вчера. Я смотрела на заснеженные ели и думала о том, что найду наконец-то работу — ту, о которой мечтала еще со школы. А потом усыновлю малыша. Девочку. Обязательно. Маленькую принцессу, которую буду любить, оберегать и растить.
На железнодорожный перрон родного города ступила уже обновленным человеком. Я больше не тосковала о потерянном с мужем времени. Я больше не страдала от предательства, я даже ненавидела Куркова уже не так сильно. Меня не грызла вина за то, что я развела на секс ни в чем не повинного мужика бросила. Где-то глубоко внутри я ощущала, что это неправильно и так быть не должно, но мне понравилось быть такой: холодной, отстраненной и чуточку пустой.
Моя ладонь утонула в его мощной и теплой руке, а сердце перестало биться, оно затаилось в ожидании. Ожидании чего-то нехорошего. Чересчур самодовольной была улыбка майора, который уже, наверное, давно и не майор, да и вряд ли по-прежнему офицер.
— Виктория, правильно? — прозвучал низкий хриплый голос, а я часто-часто заморгала.
Не может быть. Мужчина смотрел на меня испытующе — неужели не узнал? Ну не могла же я настолько измениться.
Я кивнула.
— Ко мне можно просто Виталий, без прочего официоза. — Видимо, могла… — Надеюсь, вы и правда специалист высокого уровня и удовлетворите все мои желания.
Я поперхнулась от его последних слов, уж очень они двусмысленно звучали. Пожелания, он должен был сказать пожелания — неужели оговорка?
– Простите, — произнесла, откашлявшись, и на-конец-то выдернула руку из его ладони, больше напоминающей медвежью лапу. Она была как три моих.
Какой же Самойлов большой, я почти забыла… Почти…
— Я тоже надеюсь, что не подведу вас. И ваша квартира будет выглядеть так, как вы того и желаете, но сейчас, простите, я очень тороплюсь. Я пойду?
Я начала задыхаться.
Рядом с ним не хватало кислорода. Мужчина приподнял левую бровь, пару секунду гипнотизировал меня взглядом, словно пытался произнести мысленно какой-то приказ.
Узнал? Неужели все же узнал?
Нет. Нет. Лишь бы он так и не вспомнил, слишком некрасиво я с ним поступила девять лет назад.
— Что ж, — задумчиво кивнул Виталий и все же вышел из лифта, — идите, Виктория.
Я быстро шагнула в большую зеркальную кабину, пытаясь до последнего держать себя в руках. Пальцы подрагивали от волнения, и я вцепилась в тяжелый толстый контракт, прижала его к своей груди, словно утопающая, хватающаяся за последнюю надежду.
Спасательный круг. Только в моем случае этот контракт был камнем, тяжелой металлической цепью, опутавшей меня по рукам и ногам и тянущей ко дну.
Виталий отвернулся и пошел в глубь апартаментов, но перед тем, как створки лифта закрылись, я успела заметить странный взгляд Марии Павловны. Женщина смотрела на своего начальника как-то озадаченно, слегка непонимающе, как будто ждала от него чего-то другого.
Странности, да и только.
Я на всех парах выбежала на улицу. Села в машину и, лишь оказавшись за территорией этого комплекса проехав еще двадцать минут в сторону дома, припарковала машину. Растерла ладонями лицо и попыталась собраться с мыслями.
Выходило с трудом.
Самойлов Виталий. Виталий. Мой новый заказчик. Мой случайный и, пожалуй, лучший любовник. Человек, спасший мне жизнь и психику. Мужчина, который, несмотря ни на что, пытался меня найти.
Ромка уверял, что я запала Вету в самое сердце, сама же я понимала, что тот просто хотел меня убить. Ведь вела я себя в тот знаменательный вечер, мягко говоря, непозволительно. Использовала двухметрового дяденьку и сбежала.
Так. Ладно.
Легонько постучала себя по щекам — надо собраться и взять себя в руки. Ничего страшного не случилось. Виталий не узнал меня — это однозначно к лучшему. Еще бы понять, что он забыл в Москве откуда у него столько денег.
Посмотрела в зеркало заднего вида: мои глаза светились сумасшествием, как будто я нюхнула чего-то запрещенного.
Помахала у лица этим чертовым контрактом и, отбросив его на соседнее сиденье, завела машину. Через два перекрестка я, не сдержавшись, обругала сама себя матом.
Ехала я не туда. Нужно к Раисе. «Успокоиться! Взять себя в руки!»
Вбила в навигаторе нужный адрес, чтобы совсем точно и без промашек добраться до квартиры Расимовых.
Раиса была в приподнятом настроении, так же как ее сын, чего не скажешь о Еве: та через губу попрощалась с женщиной и, показав Ринату, пока его мать смотрела на меня, некультурный жест из трех пальцев, схватила меня за ладонь и потащила на выход.
— Ева, а если бы Раиса заметила? — спросила я, уже сидя в машине.
— Мамочка, ты о чем? — рыжий демон превратился мгновенно в голубоглазого милого ангелочка.
— Ева, я видела, как ты попрощалась с Ринатом. Это дурной тон, — встретилась взглядом с дочерью в зеркале.
— Пф-ф-ф, — протянула дочка, — было бы перед кем стесняться! Расимов сам бескультурный и невоспитанный.
— Ну и чего такого невоспитанного он опять сделал? — Я с трудом сдержала улыбку, хоть и понимала, что дочь надо отругать, но не могла. Я с особым удовольствием слушала все новости об их непрекращающихся пакостях друг другу.
Ева насупилась и отвернулась к окну, а я перевела взгляд на дорогу.
— Я завалила из-за него математику, — выпалила на одном дыхании дочка.
— Как это?
— Он дал мне списать! — выкрикнула Ева, а голос дочери начал подозрительно дрожать.
— И? Бельчонок, что дальше? У него были ошибки? Ты из-за этого расстроилась?
Настин телефон был вне зоны действия сети, я набрала по памяти номер своего школьного друга — это было быстрее, нежели я бы начала рыться в контактах.
— Да, — послышался хриплый голос на том конце провода. Я глянула на часы: на Дальнем Востоке было одиннадцать вечера, неужели Калинины уже спали?
— Разбудила?
Насыпала две ложечки кофе в чашку и залила кипятком растворимый напиток.
— Вик, одиннадцать ночи, как ты думаешь?
Я присела на высокий стул у барной стойки и, закинув ноги на соседний, чтобы было удобнее, начала допрос.
— Где жена твоя?
— В Китае.
— Я же серьезно спрашиваю, — показательно надула губы, как будто Калинин мог разглядеть мое выражение лица, несмотря на разделяющие нас тысячи километров.
— И я серьезно, Вик, — тяжело вздохнул Роман и чем-то звякнул. Неужели тоже кофе решил попить? — Уже неделю как забрала детей и свалила.
— Ты меня сейчас пугаешь.
— Я сам себя пугаю, Иванова. Знаешь, как похудел, даже шоколадки не радуют.
— Ро-о-о-ома, уж никогда не поверю, что Елизавета Алексеевна допустила бы твое похудение. Колись давай! Где твоя жена?
— Говорю же, в Китае. Школа, в которой она преподает, какой-то тур устроила. Пятнадцать детей, включая наших, и три преподавателя поехали практиковать китайский.
— А тебе нельзя, — наигранно вздохнула, сдерживая смех, — вояка ты наш. Когда тебе уже на пенсию?
— Ну, минималка уже есть, но это же так, Вик, несерьезно. Рассказывай лучше, как у вас дела.
— Ром, я тебе не за этим звонила.
— Ну ты как бы могла и сделать вид, я тебе специально шанс давал, — рассмеялся Калинин в трубку.
Я провела пальчиком по краю чашки, набираясь смелости.
— Ты помнишь Самойлова?
— Вета? — настороженно спросил Роман. Я настолько явно представила его перед собой, что увидела хмуро сведенные брови и вечную складочку между ними.
— Да, начальника Калинды.
— Ну он давно не начальник Калинды, он потом, после учебы в Москве, звезды получил, и его поставили в Кастрюлино командиром. Там он, кстати, и закончил служить года три назад. А что, Вик?
— Почему закончил? Разве он настолько взрослый? Я думала, что он младше.
— У него там что-то с отцом было. Вот он и уехал — бизнес семейный принимать.
— Бизнес?
— Да, Вет не из простых был. Но никогда об этом не трепался.
— Понятно, — отстраненно произнесла я и, спустив ноги с соседнего стула, а затем и спрыгнув на кафельный пол, пошла в коридор. Именно там, на тумбе для обуви, лежал мой контракт на рабство. Именно такая надпись сейчас мигала неоновой вывеской на нем — в моем воображении.
— Что тебе понятно, Вик?
— Что я вляпалась, очень так хорошо вляпалась, Рома. И теперь думаю, как бы выплыть и не подпалить свой рыжий хвост.
— Ты опять стала рыжей ведьмой? И в какое дерьмо ты там вляпалась? Давай я тестю позвоню. Дядя Толя мигом все решит. Хотя подожди-ка… — Ну вот, а я так надеялась, что он забудет про Самойлова. — При чем тут Вет?
Зажала плечом телефон и взяла в руки тяжеленный договор.
— Он мой заказчик. Ремонт в крутой квартире желает.
В динамике трубки образовалась мертвая тишина.
— Ром! Нечего меня пугать! Чего молчишь?
Я прошла в спальню вместе со своей ношей, совершенно позабыв о кофе, который, должно быть, уже остыл, и опустилась на кровать, кинув толстую папку рядом.
— Я думаю, он не ремонт, Вика, желает. Что угодно, но не ремонт.
— Рома, он меня не узнал! — Я легла и прикрыла глаза, восстанавливая в голове образ Виталия, его острый, слегка насмешливый взгляд. Он смотрел с интересом, изучающе, в его шоколадных глазах не было притворства.
Наверное, не было.
— Он ослеп? — засмеялся Рома.
— Нет, слегка постарел. — Я вспомнила морщинки в уголках глаз — он, наверное, часто щурился. У рта морщин почти не было — значит, Виталий редко улыбался. Серьезный товарищ майор.
— Виктория, не разочаровывай меня. Не строй из себя святую, глупую наивность. Не мог он тебя не узнать. Ты же не меняешься, какой была во втором классе, такой и осталась.
— Спасибо, конечно. Я сделаю вид, что это комплимент. Но ты видел, как я меняюсь все эти годы. А Самойлов видел меня пару раз в жизни. Так что не придумывай глупости.
Я отмахнулась от подобных мыслей, потому что они нагоняли на меня тоску и чувство беспомощности. Ведь если Самойлов меня вспомнил, то мне даже представить страшно, что меня ожидает. Тогда вся ситуация с контрактом и ремонтом смотрелась иначе, в другом, совершенно невыгодном для меня свете.
Уже поздно вечером, уложив в кровать Еву и поцеловав ее перед сном, я засела за повторное изучение талмуда, любезно предоставленного мне Марией Павловной. У меня ушло на это три часа, и засыпала я в отвратительном настроении, потому что ощущение, что я подписала контракт с дьяволом и продала ему душу, не покидало меня.
На бегу я успела даже поесть, а все Ева. Моя белочка сделала себе горячий бутерброд, и я, как самая настоящая заботливая мать, практически из-под носа забрала вредную «каку» у дочери и протянула ей пачку с хлопьями.
— Ну, ма-а-ам, — протянула Ева, но я была непреклонна, а бутерброд был чудо как вкусен.
Дожевала вкуснятину уже в коридоре, обуваясь. Потом вернулась на кухню и выпила залпом стакан молока.
— Куда ты так спешишь? — спросила дочка, раскладывая на новый кусочек хлеба колбасу и сыр.
— К заказчику, родная. Все, веди себя хорошо. Мама убежала!
Уже захлопывая дверь, услышала что-то вроде «устрою дискотеку». Ага, как же. Дискотека ей.
Бак у машины был почти полным, что не могло меня не радовать — не пришлось заезжать на заправку. И меньше, чем через час я уже была у знакомого шлагбаума.
Вышла из машины и потянулась за пиджаком, который так и не надела. Несмотря на теплое бабье лето, в шелковой блузке без рукавов было уже холодно. Повесила на плечо огромную сумку, в которую поместился и мой контракт на рабство, и лэптоп, и альбом для набросков, через руку перекинула свою розовую часть гардероба и поспешила в помещение.
На этот раз для того, чтобы открыть лифт на нужном этаже, мне пришлось использовать ключи. Видимо, вчера он был отключен специально для меня. А сегодня… сегодня он работал, как будто тоже специально для меня.
Зашла в апартаменты. Створки лифта закрылись, издав какой-то пищащий звук, и я поежилась. В квартире было тихо.
Хозяина, видно, не было, и я вздохнула с облегчением. Прошла до того самого единственного стола, за которым мы с Марией Павловной подписывали договор, и, поставив на него сумку, достала из нее рулетку, карандаш и альбом.
«Удачи», — дала себе мысленное напутствие и пошла на второй этаж. Когда я преодолевала последние ступеньки и была почти на финише, мое сердце учащенно забилось. Не могла же я так быстро запыхаться? Но, увидев мужской силуэт у окон, я поняла, что сердце забилось совсем от другого — от чувственного желания, чего-то неизвестного мне, чего-то, на что не решался мой мозг.
Здесь не было стен, лишь огромная площадь и панорамные окна. Высокие потолки, голый бетон на полу и торчащие трубы для воды и слива. Я быстро сосчитала их по всему периметру, застройщиками здесь задумывалось два туалета и три ванные комнаты. Навскидку в помещении было не меньше ста шестидесяти квадратов. Все же второй этаж был чуть меньше. На первом, если план не врал, было сто девяносто.
Куда ему одному столько? Да еще и не для постоянного проживания. Так, ладно, Вика, это не твое дело.
Кашлянула и направилась в сторону мужчины, который так и стоял спиной ко мне, он просто наблюдал за безумно красивым видом, открывающимся из окон.
— Здравствуйте, Виталий, — закончила фразу намного тише, чем начинала, потому что голос внезапно осип, стоило мне только посмотреть на шею Самойлова. Смуглая и такая широкая, мне захотелось в нее уткнуться носом, чтобы понюхать. Вика, прекрати! Сердце ускорило свой ритм, а мужчина наконец-то повернулся ко мне.
— Мы уже здоровались, Виктория, — серьезно произнес он, и я поняла, как же ему шел этот деловой костюм. Белая рубашка подчеркивала красивый загар, а пиджак натягивался на его руках, показывая, какими мощными были его бицепсы, и не только они.
Самойлов был большим: высоким, широкоплечим, даже я со своим ростом метр восемьдесят рядом с ним ощущала себя малышкой, этакой Дюймовочкой, смотрящей на великолепного мужчину снизу вверх. И, господи, как же мне нравилось это снизувверх. Последним моим таким высоким мужчиной был… Да именно Самойлов им и был, до него муж, а после я и близко к таким не подходила.
Были мужчины и среднего роста, и даже ниже меня, те почему-то особенно дорожили отношениями со мной. А я не дорожила отношениями ни с кем. Встречалась время от времени с представителями сильного пола, чтобы поддерживать организм в тонусе, и каждый раз поражалась, почему о тех же низких мужчинах говорят, что они лучшие любовники. Неправда. Лучшим был Самойлов. И сейчас, девять лет спустя, я это отчетливо понимала.
— Вы пришли изучать квартиру или меня, Виктория? — Приподняв левую бровь, он растянул губы в улыбке, больше напоминающей оскал.
Я тут же обняла себя за плечи и только тогда поняла, что так и не накинула пиджак — наверное, оставила его на столе вместе с сумкой.
Дура! Растерла плечи и отвела взгляд от мужчины. Что он подумает обо мне? Смотрела на него как самая настоящая голодная женщина, не знавшая мужчину уже тысячу лет.
— Простите, Виталий, — голос опять предательски сел, и я прокашлялась, — я просто задумалась, здесь очень красиво. Так много зелени открывается из окон, что можно на какое-то время забыть, где мы находимся.
— Я поэтому и приобрел эту недвижимость. Увидел план застройки парка и уже тогда принял решение, абсолютно не обращая внимания на жилплощадь.
Зачем он со мной откровенничал? Мне стало не по себе. По телу побежали мурашки неприязни к самой себе. Я отчего-то почувствовала себя отвратительной лгуньей, захотелось закричать, что это я и что мы знакомы. Черт возьми, да мы спали в одной кровати, мы трахались как сумасшедшие. И сейчас, помня то, чего не помнит он, я чувствовала себя обманщицей, будто водила мужчину за нос, опасного мужчину, которого лучше бы вообще поостеречься…
О, как же самонадеянна и наивна я была, когда считала, что видеться с Самойловым мы практически не будем. Мужчина развеял мои сомнения буквально через день.
Я по-настоящему загорелась этой квартирой, наверное, потому согласилась на рабский контракт, ведь, увидев такие возможности, построив в голове идеальную картину того, как могло бы быть, я уже не могла отказаться. Потому и закрыла глаза на многие странные условия изначально. Да что говорить, перед тем как подписать, я даже не дочитала контракт до конца. Дура как есть, самая настоящая дура.
Но я кайфовала, все выходные после того, как забрала и перепроверила размеры второго этажа, я рисовала. Не знаю, почему изменила собственному правилу начала именно со второго этажа, но образ мужчины, стоящего ко мне спиной у окон, меня не покидал каждый раз в моей голове обрастал подробностями: появлялась мебель, цвета, детали, и неизменно в каждом рисунке был Самойлов как часть интерьера.
Он был даже на тех, которые я посвятила другой части этажа. Виталий непременно отражался то зеркале, то в телевизоре, то в глянцевой напольной вазе. Когда я поймала себя на том, что рисую на двери блик отражающегося света от запонок Самойлова, тогда я поняла, что схожу с ума. Ведь там, в квартире, я даже не обратила внимания на драгоценные и такие стильные украшения для его пиджака, но на эскизах они появились нежданными, непрошеными гостями.
К вечеру воскресенья дизайн второго этажа был полностью готов. Просто сумасшедшая скорость. Конечно, это лишь наброски, без конкретных фактур, текстур и материалов. Но я давно так быстро не работала. Да что говорить, я даже не накормила дочь. Моя любимая и такая самостоятельная белочка сама позаботилась о себе и маме. На обед мы кушали пельмени со сметаной, а на ужин макароны с сыром и котлетами.
Господи, моя дочь была лучшей.
Утром в понедельник я встала пораньше, приготовила ее любимую творожную запеканку на завтрак и, уже когда отвезла дочь в школу, засела за перенос дизайн-проекта с альбомных листов в компьютер.
Звонок раздался в девять пятнадцать. Я так и не вбила в контакты номер Виталия, но, несмотря на это, сразу узнала набор цифр.
Посчитала до пяти и, прикусив кончик карандаша, провела пальцем по сенсорному экрану телефона.
— Да? — то ли поприветствовала, то ли с ходу поинтересовалась, что ему от меня нужно.
— Виктория, — опять это «р», да он смерти моей хотел с утра пораньше, не иначе.
— Виталий.
— Почему я не вижу вас на рабочем месте? Это сейчас шутка такая была?
— Простите?
— Вы проспали?
Да, он точно издевается.
— Виталий, вы, наверное, не совсем точно понимаете специфику моей работы. Я не должна постоянно находиться в вашей квартире, я работаю удаленно. Да у вас там даже интернет не проведен, — все же не сдержалась я.
— Виктория, я говорил не о квартире, а о моем офисе. Мне, честно говоря, плевать на специфику вашего занятия. Вы временный наемный рабочий, и я бы предпочел, чтобы, как и весь остальной постоянный персонал, находились в офисе. И не переживайте, вам выделят кабинет и даже, — он сделал паузу, — интернет.
— Вы сейчас серьезно?
— Абсолютно, уж простите, но я все привык держать под контролем, особенно когда дело касается того, как будет выглядеть моя квартира. Не хотелось бы зря тратить время на переделки, а сразу сделать так, как мне нужно.
Карандаш, зажатый в зубах, начал крошиться. Чертов вояка. Хочется ему. Контролер хренов.
— Пункта о моем рабочем месте не было в контракте, — предприняла последнюю, почти бесполезную попытку.
— Вы хотите со мной поссориться? — мягко, но так угрожающе спросил он, что я задохнулась. — Ведь могу вызывать вас каждый час для внесения новых пожеланий.
Сволочь. Он и его рыжая помощница. Тоже, что ли, перекраситься обратно? С прежним цветом волос я была более удачливым человеком. В контракте и правда были пункты о том, что я обязана в любое время суток отвечать на его звонки и являться по первому требованию для разъяснения непонятных вопросов. А также для того, чтобы вносить поправки, которые этому важному мужчине могут прийти в голову спонтанно. В душе, например.
Так, тормози, это меня уже совсем не туда понесло. Только вот воображение не послушалось и с радостью нарисовало картинки голого Самойлова. Пену, стекающую по рельефному торсу к паху…
— Хорошо, — чуть не взвизгнув, ответила я, пытаясь отвлечься от наваждения, до сих пор стоящего перед глазами, — я приеду в ваш офис, но, во-первых, я не знаю адреса. А во-вторых, вы должны понимать, что у меня должен быть свободный, гибкий график. — Я четко понимала, что обязана отстоять свой привычный уклад, пойти на уступки, но скорее видимые. — Давайте договоримся: я буду приезжать каждый день в ваш офис, возможно, для вас, как для очень делового и занятого человека, это будет намного удобнее, и находиться там с утра и до обеда. На первом этапе, — поспешила закончить свою мысль, пока он не решил, что я соглашусь постоянно и безвылазно сидеть у него под боком, — потом, само собой, мне придется ездить и общаться с поставщиками, выезжать на объект и так далее, тут уже никто не сможет предугадать по времени.
— Я вышлю вам в СМС адрес, на ресепшене покажете паспорт, и вам выдадут пропуск, — раздраженно произнес он, и все. Повесил трубку!
Нажал на отбой и крепко сдавил в ладони телефон. Свободный график ей подавай, встречи с поставщиками. Хрен.
Мечтательница.
Стоило только вспомнить, в каком виде она явилась в субботу на деловую встречу со мной. На деловую. А я только и думал о том, как взять себя в руки, чтобы не прижать ее к панорамным окнам и хорошенько не оттрахать.
Странно, что меня завела даже не попка, аппетитно обтянутая ярко-розовыми брюками. Брюками, которые не оставляли никакого полета для фантазии, совсем. Они обтягивали Викторию от самой талии до тонких щиколоток. И без того длинные ноги девушки казались бесконечными, хотелось их закинуть себе на плечи, потому что именно там для них было самое идеальное место. Но дело было даже не в сводящих с ума ногах.
Когда Вика подошла ко мне и обняла себя за плечи, я увидел, как по ее рукам побежали мурашки. Почему при виде маленьких пупырышек у меня встал член, я так и не понял. Но облизать захотелось, всю и сразу. Словно она была ягодным тортом, политым сиропом.
И вот теперь она говорила, что будет ездить к поставщикам. Да черта с два.
Откинулся на спинку кресла и растер виски. Нужно было поскорее с этим заканчивать, я чересчур сильно переоценил свое терпение и недооценил тягу рыжей ведьме. Факт.
Ладони начало покалывать. Провел большим пальцем по руке, представляя, как перебираю в руках ее гладкие и мягкие волосы. Непременно рыжие, только такие.
По позвоночнику прошел импульс, а в штанах опять стало тесно. Пытка. Самая настоящая. Прикрыл глаза, пытаясь расслабиться, перебрал в голове все сегодняшние задачи, отделил первоочередные, составил их в нужном и правильном порядке.
Интересно, во что она вырядится сегодня?
Да твою ж мать…
Открыл глаза и поднялся с кресла. Груша должна была помочь, но в этот момент пропищал селектор, я нажал на кнопку, не садясь обратно. Все возбуждение ушло разом, развеялось как дымка, стоило только услышать писклявый голос Иоанны. Нет, ну это ж надо было додуматься — назвать так бедного ребенка.
— Виталий Сергеевич, простите. К вам пытается прорваться женщина, хоть я и сказала, что вы заняты.
В груди что-то екнуло, а голос внезапно осип.
— Посетительница представилась?
— Олимпиада Львовна, она не хочет называть свою фамилию, — уже более приглушенно произнесла помощница моей помощницы, а я рассмеялся, не сдерживаясь, во весь голос, стоило только представить, как в этот момент та самая Олимпиада Львовна смотрит на Иоанну, словно удав на кролика. И опять эта ассоциация рыжей помощницы с кроликом. Мне стало жаль девушку, правда, лишь самую малость. Отсмеявшись, я наконец-то произнес: — Мама, как ты там еще дверь не вынесла и не зашла, я поражен твоим терпением, честно.
Из динамиков послышался писк. Возможно, удав все же решил проглотить трясущегося от страха кролика?
Не прошло и минуты, как в кабинете появилась мама. Она молча и степенно дошла до моего стола и плавно опустилась в кресло напротив, положила свою маленькую красную сумочку, больше похожую на кошелек, на стол и, сложив ногу на ногу, сцепила руки в замок на коленях. Все это время мать прожигала меня недовольным взглядом.
— Я тут ни при чем, — поднял руки вверх, признавая поражение и садясь обратно. Надобность в груше отпала.
Мама лишь выгнула левую бровь дугой. Изумительное умение — поднимать лишь одну бровь. Мне оно тоже досталось от родителей. На подчиненных действовало потрясающе.
— Это все Мария Павловна, и, кстати, где она сейчас, понятия не имею. — Глянул на часы. — Я еще час назад поручил ей подготовить кабинет для нового сотрудника, и, — развел руками, — видимо, до сих пор готовит.
— Что же это за сотрудник такой, Виталик, что ты Машеньку загрузил? — сухо произнесла мама, но ее холодные голубые глаза наконец-то оттаяли.
— Она сама его, — кашлянул в кулак, пытаясь скрыть улыбку, набежавшую на лицо, стоило лишь вспомнить разговор с тетей Машей в тот день, — точнее, ее выбрала.
— А можно подробнее, а то мне уже страшно, — мама заинтересовалась и, чуть подавшись вперед, впитывала в себя мои эмоции.
— Почему страшно?
Я знал, что она скажет, но не мог отказать себе в удовольствии услышать это из ее уст. Ведь она так обожала Машеньку.
— Ну, видимо, возраст берет свое. Она хоть и младше меня на пять лет, но знаешь, милый, посмотрев на помощницу, которую она готовит на свое место, я засомневалась, в здравом ли она уме. Наверное, она устала.
Я не сдержался. Засмеялся опять, искренне и громко. Как же я обожал мамину прямолинейность. Поднялся с места и, обойдя стол по кругу, встал за маминой спиной, положил руки ей на плечи, невесомо сжал и, поцеловав в макушку, прислонился подбородком к седым волосам, собранным в аккуратный пучок.
Мама положила ладонь на мою руку и, похлопав по ней, начала неизбежный разговор, ради которого сюда пришла.
Она редко появлялась в офисе, даже когда здесь работал отец. Последний раз она здесь была лет восемь назад, как раз, когда я был на учебе в Москве.
Я тогда с самолета поехал сразу сюда, до дома было дольше, а мама, узнав о том, куда я держу путь из аэропорта, опередила меня. И, когда я явился в кабинет, она уже ждала блудного сына вместе с отцом. На самом деле она очень мной гордилась за выбор профессии и самостоятельную жизнь.
Недолго думая, я все же сложила все свои рисунки в папку, прикрыв их кипой пустой бумаги. Затем собрала ноутбук и, распахнув створки шкафа, пришла в замешательство.
Это что, мне опять надо как-то по-деловому одеваться? Ведь еду в офис. Там, само собой, должен быть какой-то дресс-код.
Господи, какая же я балбеска, я же до сих пор в интернете не прочитала ничего о фирме Самойлова, да даже не представляла, чем он занимался. А если там одни офисные клерки в белых воротничках? И что я тогда делать буду?
Посмотрела еще раз на стройный ряд вешалок. Деловой одежды у меня было крайне мало, я предпочитала стиль кэжуал, он объединял в себе удобство и элегантность, а уж сочетать свитера с юбками и рубашки с джинсами — мое самое любимое занятие.
Достала фиолетовый брючный комплект, он был не яркого, бросающегося в глаза цвета, а скорее сине-лиловый. Широкие штанины на высокой посадке и длинный, ниже попы, пиджак. К костюму шел черный топ под грудь. И, если пиджак будет застегнут, никто и не заметит этого, к тому же, если я не ошибалась, деловой этикой эта открытая полоска кожи допускалась, главное, чтобы не было видно ни пупка, ни остальной части живота.
Стянув волосы в высокий хвост и, одевшись, остановилась у выхода и, в очередной раз скептически осмотрев себя с ног до головы, поняла, что если в офисе Самойлова деловой стиль включал в себя лишь черно-белую одежду, то я попала и мне срочно нужно в магазин. Из одежды таких тонов у меня были лишь черные блузки, топы и коротенькие платья — все.
Белого в моем гардеробе не было ничего. Даже нижнего белья — и того не было. Не любила я его. На моей и без того бледной коже белый смотрелся как на покойнице. Кожа оттенялась и приобретала чуть ли не зеленоватый оттенок — такой, что можно сразу в гроб класть.
Надев черные кеды, маленький вызов офисным условностям, я, перекрестившись, заострила внимание на том, чтобы переступить порог квартиры именно правой ногой, и все же вышла из дома.
Уже через час я, показывая паспорт на ресепшене, оглядывалась по сторонам. Охранник выдал мне пропуск, а я задалась вопросом, куда идти дальше. Самойлов мне об этом ничего не говорил.
— Извините, — окликнула я охранника, который уже вовсю смотрел на мониторы, — а вы не подскажете, Виталий Сергеевич, — набрала в грудь побольше воздуха, — где его кабинет?
— Нужный вам офис располагается с десятого по четырнадцатый этажи, — сухо отрапортовал мужчина и опять повернул голову к мониторам.
Так-с, пойдем от противного: начальство — оно обычно где? Правильно, высоко сижу, далеко гляжу. Значит, мне на четырнадцатый.
Лифт был стеклянным, а потому я с досадой заметила, какими все были черно-белыми, с десятого по четырнадцатый. Как я и предполагала, либо наложен запрет, либо в офисе Самойлова работают скучные-прескучные люди.
Тяжело вздохнула, когда лифт издал звуковой сигнал, оповещая об остановке, и начал раздвигать двери.
Занесла левую ногу для шага и тут же остановилась. Только с правой, иначе Виталий от меня места живого не оставит, с ним мне поможет лишь моя природная везучесть.
Наконец-то переступила порог лифта, наблюдая лишь за носками своих кед, словно контролировала, чтобы ноги в такой важный момент не подвели. И все так же, смотря в пол, я наткнулась взглядом на красные замшевые туфли-лодочки с закругленным носиком, на широком и высоком каблуке.
Настоящее произведение искусства. «Прада», они стоили не так уж и дорого в сравнении с другой брендовой обувью, но для меня сумма в пятьдесят тысяч была неподъемной, потому что треть зарабатываемых денег я тратила на обучение Евы. И ничуть об этом не жалела, моя девочка была достойна лучшего. А в эти туфли я хоть и была влюблена уже давно, но все же с легкостью без них обходилась.
Обладательница туфель кашлянула.
Кошмар какой!
Я же, как дура, пялилась на чьи-то туфли, чуть не роняя слюну, при этом загораживая проход в лифт.
Подняла голову и увидела высокую пожилую женщину с седым пучком волос на голове, в черном строгом платье и с красным замшевым клатчем.
Увидев сумочку женщины, я не смогла сдержать улыбку. Ну хоть кто-то в этой серой массе был ярко, изумительно, стильно и безупречно одет.
Женщина, поймав мою улыбку, тоже усмехнулась и продолжила прожигать оценивающим взглядом.
Интересно, сколько ей лет? Выглядела она прекрасно, но видно было, что возраст уже давно взял свое. Наверное, больше шестидесяти.
— Милочка, вы так и будете пялиться на предметы моего гардероба? Или все же отойдете с дороги? — строго произнесла женщина, изогнув левую бровь. Так знакомо, что что-то екнуло в груди.
— Простите, — стушевалась я, но так и не смогла подавить улыбку, — вы так ярко и эффектно смотритесь в этом сером окружении.
Это была не лесть, а констатация факта. Видимо, женщина это уловила, и ее внешность враз переменилась: на губах появилась теплая улыбка, а в глазах загорелся огонек азарта.
Она сделала шаг в мою сторону и тихо произнесла:
— Мне нравится ваш костюм, сочный цвет. Но вот обувь я бы заменила, — легко усмехнувшись, она обошла меня по кругу и, судя по всему, зашла в лифт.
Я не помню, как дошла до своего нового кабинета. Да что нового — это был самый первый кабинет в моей жизни. Но мне было начхать. У меня был откат.
Мария Павловна что-то говорила, что-то объясняла, а мой мозг распознавал звуки, произносимые ею, как комариный писк.
Женщину хотелось пристукнуть, чтобы не высасывала кровь. Рыжая тетенька в возрасте что-то проговорила, а я плюхнулась в свое кресло и уставилась, пожалуй, ничего не видящим взглядом в монитор компьютера. Персонального компьютера. Я что, на нем должна буду работать? Да он издевается. Никакой мобильности.
Комариный писк затих. Тьфу, голос Марии Павловны, и я невольно подняла на нее взгляд. Понятия не имею, чего ожидала женщина, но я закивала как болванчик. Мол, поняла я тебя, поняла. Только отвали уже, чтобы глаза мои тебя больше не видели.
Мария Павловна словно услышала мои мысли и направилась спиной назад, к выходу. А я, после того как захлопнулась дверь, огляделась по сторонам.
Недурно.
И, не будь я в таком странном состоянии, наверное, оценила бы. Кабинет был малюсеньким, но очень светлым, панорамные окна во всю стену прекрасно освещали помещение.
Я уставилась в окно, просидела так битый час, может, и два. Смотрела за горизонт и пыталась понять, что же произошло. Что со мной случилось? Да, Самойлов — красивый мужчина, бесспорно. К его спине хотелось прижаться, впиться ногтями, чтобы Виталий и двинуться с места не смог бы, затем уткнуться носом в его позвоночник и вдыхать потрясный, лишающий разума запах. Запах настоящего мужчины.
Пот, усталость и сила.
Откинулась на спинку кресла и зажмурилась. Прекрати себя вести так… Так, словно у тебя уже полжизни не было мужчины, а то и больше.
А всего-то два месяца. Нужно срочно исправляться. Это все гормоны. Да еще и клеточная память тела. Моя ДНК запомнила лучшего мужчину в моей жизни. Вот и все.
Побила себя ладонями по щекам и достала ноутбук из сумки. Нет времени на то, чтобы раскисать. А то еще припрется товарищ начальник, а у меня тут рисунки эти.
Провела подушечками пальцев по нарисованной спине Самойлова. Не то. Это был всего лишь рисунок, не разгоряченное и потное мужское тело.
А-а-а! Не дает мне покоя его пот.
Соленый…
Так, все, хватит! За работу.
Я настолько увлеклась процессом переноса своих эскизов в специальную программу, что напрочь забыла об обеде. Мой причудливый мозг подкинул мне гениальную идею.
В требованиях Самойлова обязательным пунктом значился мини-спортзал. Инвентарь не был перечислен, упущение с их стороны, которым я просто не могла не воспользоваться.
Отвела место для спортзала на первом этаже рядом с террасой и, о беда, вбила в компьютер тьму тренажеров — специально так, чтобы те стояли чуть ли не друг на друге. Ну и, само собой, груша бы никуда не пролезла и не вписалась бы.
Сохранила проект и растянула губы в довольной улыбке. Я была собой горда как никогда. Правда, этого было недостаточно. Нужно что-то более кровожадное. Что-то более сопоставимое с тем, что сделал Самойлов.
Так, стоп! Я не хотела опять возвращаться мысленно в тот момент. Иначе будет плохо.
Пролистала изрисованные альбомные листы, остановилась на белоснежно-чистом и, взяв в руки карандаш, начала рисовать — лишь бы отвлечься, лишь бы не думать ни о чем. Довольно скоро я поняла, что это очередной дизайн-проект второго этажа, но останавливаться не стала, напротив, отпустила себя. Мне было интересно, во что все это выльется.
А закончился рисунок все той же боксерской грушей. В самом центре спальни висел красно-черный спортивный снаряд.
Был и еще один рисунок, который я тут же смяла и отправила в мусорную корзину к остальным его братьям, на которых присутствовал Самойлов. На этом была голая пара, сливающаяся в страстных объятиях, возле все той же груши. И гадать не требовалось, кого я нарисовала. Женщина была рыжей. Мое подсознание до сих пор считало хозяйку именно такой.
Растрепала волосы и задумалась: а не перекраситься?
Женщины часто меняют цвет волос в надежде на какие-то перемены в своей жизни. Я так и поступила много лет назад. И те самые перемены, на которые так надеялась, случились: в моей жизни появилась Ева. И все у меня было хорошо, но всегда не хватало чего-то особенного. Взрыва.
Живот начал урчать, и я решила покончить с этим ненужным самоанализом, взяла ключи, оставленные Марией Павловной, и, закрыв дверь кабинета, направилась к прозрачным лифтам.
Только тогда поняла, что находилась по-прежнему на том же этаже, что и Самойлов. Проход в маленький коридорчик с тремя кабинетами скрывался за поворотом у зеркальной стены. И действительно, если смотреть со стороны лифта или со стороны стойки секретаря, то этого прохода было и вовсе не видно.
Интересно. Не просто же так Самойлов припрятал эти три кабинета? Вполне возможно, что оставшиеся два были такими же маленькими, как и мой. Но для кого они предназначались? Или для чего…
Вспомнила сказку «Синяя борода» и невольно рассмеялась, сбрасывая с себя груз произошедшего.
Я подумаю об этом завтра, как говорила Скарлетт. Золотые слова, ставшие девизом для меня.
А утром меня ждал сюрприз, неприятный. Очень неприятный. Биг-босс (а Самойлова я называла теперь только так и не иначе) вызвал меня к себе.
Ходи, грит, холопка, до моей стороны. Ар-р-р-р.
Само собой, ничего такого он не говорил, а если бы и сказал, то я все равно бы не услышала. Ко мне прибежала заполошная секретарша, которая на этот раз все же представилась.
Иоанна.
Я не стала комментировать услышанное, даже в собственной голове анализировать не стала. Это было слишком, слишком даже для меня. Но по лучезарной улыбке рыжей я поняла, что что-то не так. Для меня не так.
Перед тем как войти в кабинет, я не медлила, ведь не зря говорят: «Перед смертью не надышишься». Решительно постучала и тут же распахнула дверь.
Самойлов сидел за своим столом. Без пиджака. Мужчина растягивал узел галстука, а верхние три пуговки рубашки были расстегнуты. Я прикусила губу и отвела взгляд. И, как назло, на грушу.
Увидела спортивный снаряд, и меня опять, как вчера, прошибло каким-то непонятным чувством, не поддающимся логике и контролю.
— Виктория, присаживайтесь. У нас важный разговор.
Сухой тон вырвал меня из полета фантазии, словно указывая, где мое место.
Я присела в кресло напротив и уже приготовилась слушать про невесту Самойлова. Составляла мысленно предполагаемый разговор и даже не исключала вариант, что он предложит мне деньги за молчание. Ведь так богачи и большие боссы обычно всем затыкают рты.
Но я оказалась чудо как наивна. Ведь меры затыкания рта у Самойлова оказались чудовищными, они проехались по мне, словно бульдозером, раскатав по асфальту и не оставив никакого выбора.
— Это ваш проект? — спросил Виталий, разворачивая ко мне планшет.
— Да, — запнувшись, ответила я, совершенно не понимая, при чем здесь проект второго этажа, который я вчера все же перенесла на ноутбук, а сегодня выслала Марии Павловне, так как предварительное подтверждение все дизайны должны были проходить через нее.
Мужчина как-то недовольно кивнул и, нахмурившись, потянулся к планшету, вышел из папки с моими фотографиями и зашел в другую, а затем опять повернул гаджет ко мне.
— Нет-нет, — беззвучно засмеялась я, — это не мое, вы же это знаете.
— Конечно, авторство стоит за совершенно другим человеком, да и построено это давно. Или как там у вас правильно говорится — приведено в исполнение.
Я поднесла ладонь ко рту, пытаясь скрыть дрожь и стучащие друг о друга зубы, словно еще чуть-чуть, и я превращусь в сосульку от холода.
— Вы же не думаете, — тихо произнесла я, не окончив. Я даже вслух сказать такое не могла.
— А тут и думать не надо, все очевидно, Виктория, — грубо произнес Виталий, прожигая меня при этом своим шоколадным взглядом.
— Да как вы!.. — подскочила я с места, не сдержавшись. — Это какое-то недоразумение, — зачастила, возвращаясь к своей излюбленной манере речи, — я еще не знаю что, — прикрыла ладонями лицо, пытаясь отдышаться.
Меня первый раз в жизни обвиняли в воровстве, да еще каком. Воровстве идей. Как будто у меня своих не было.
— Сядьте и успокойтесь, Виктория. — Самойлов указал рукой на кресло, и я решила его послушаться, сев обратно. — Мне все равно, как так получилось и почему так получилось. Вы чуть не подсунули мне подержанный материал.
— Да нет же…
Он просто посмотрел, и я замолчала, в его взгляде было столько власти, что вчерашние поцелуи показались ребячеством, а ведь я думала иначе, когда он так собственнически ласкал мои губы. Сейчас Самойлов был в своей тарелке. Мужчина, привыкший руководить и командовать всеми и вся.
— Вы должны понимать, что так как вы нарушили условия контракта, то мы вынуждены его с вами расторгнуть. Само собой, по вашей вине.
— Что? — проблеяла я. Наверное, если бы кто-то сейчас передо мной поставил зеркало, я увидела бы в нем овцу. Потому что именно ею я и была. — Какие условия?
— О предоставлении мне дизайн-проекта как вашей интеллектуальной собственности.
— Вы сейчас, должно быть, шутите? — выдавила я из себя с усмешкой.
Потому что только сейчас до меня дошло, что все это подстроено. Весь этот фарс устроен специально. Для чего? Неужели это и есть способ Виталия меня заткнуть? Так я и так молчала бы и не портила ему репутацию, даже без денег.
— Я серьезно. Если вы плохо прочитали контракт, то это, увы, не мои проблемы.
— Что вы хотите? — не выдержала я. Потому что устала от этого каламбура. Видный и сильный мужчина оказался тряпкой, трясущейся за свою задницу возле просватанной ему невесты. — Я никому не скажу о вчерашнем. Я уже забыла! Правда.
— Не совсем понимаю, о чем вы. — Самойлов сжал руки в замок и, положив их на стол, наклонился ближе ко мне.
— Ну вот, вы уже забыли, прекрасно! — выкрикнула я. — Так давайте тогда разойдемся с миром, и все.
— Давайте, — холодно улыбнулся мужчина, — вы выплатите компенсацию в кассу, и мы разойдемся с миром. Я даже не стану портить ваше имя и писать дурные отзывы о вас.