Визг тормозов врезается в мозг, перекрывая все остальные звуки. Зажимаю уши ладонями и зажмуриваюсь до чёрных точек в глазах.
Бах! – пронзительный, оглушающий звук прорывает создание, заполняет его полностью.
Что это было? Зажимаю уши сильнее, начинаю визжать как девчонка, не могу перестать.
Ремни автокресла врезаются в тело, не позволяют отлететь вперёд, отбрасывают к спинке. Она мягкая, но всё равно ударяюсь. Больно.
Сквозь собственный визг слышу голос отца. Он тоже кричит что-то.
Не могу разобрать. Не могу перестать кричать, хотя уже не хватает воздуха и саднит горло.
– Заткнись, Радислав! Заткнись! Заткнись! Аня! Очнись, очнись, Аня!
Открываю глаза и вижу спину мамы. Она сидит впереди, свесив голову на грудь, и не шевелится. Вижу кровь. Всё вокруг в крови.
Крик застревает в горле. Замолкаю и как будто бы отключаюсь, хотя продолжаю наблюдать за всем, что происходит.
Вижу людей, машины с мигалками, вижу отца... и маму. Она всё ещё не шевелится. Очень долго не шевелится.
Меня увозят и оставляют с чужими, незнакомыми людьми. Не люблю чужих.
Я в больнице, один в палате. Здесь тихо и пахнет хлоркой, которой протирают полы и все поверхности. У меня ничего не болит. Зачем тогда здесь держат? Где мама?
Сижу тут долго-долго, успеваю устать от безделья. Лишь после обеда приходит бабушка. Её приводит добрый мужчина в белом халате, что несколько раз заходил в палату. Он веселил меня, расспрашивал, постукивал длинными пальцами по всему телу, отчего было щекотно.
Я ничего не говорил ему, потому что стесняюсь чужих, только кивал или мотал головой отрицательно.
Бабушка выглядит уставшей и расстроенной, но пытается улыбаться. Притворяется, думает я маленький, и ничего не понимаю.
– Как ты, Радислав? Что-нибудь болит?
– С мальчиком всё в порядке. Повреждений нет. Детское кресло удержало и защитило от удара, – вместо меня отвечает доктор.
Киваю и заглядываю бабушке в лицо. Хочу спросить, что с мамой. К моему удивлению, ничего не получается.
– Б-б-б-б...– это всё, что могу из себя выдавить.
– Что? Радик, что случилось? Радислав? – бабушка беспокойно переглядывается с доктором.
Хочу сказать, что всё хорошо. Но слова отказываются выходить из моего рта, они упорно теснятся в горле. Получается лишь на одной ноте твердить первую букву.
– Это результат стресса. С детьми такое случается. Думаю, скоро речь восстановится, – похоже, доктор и сам несколько удивлён, но пытается утешить побледневшую бабушку.
Я тоже это знаю. Всё восстановится, всё будет как раньше, как только я увижу свою маму. Мне очень-очень надо её увидеть!

– Это же...
Непроизвольно выдыхаю и забываю втянуть новую порцию воздуха. Во все глаза пялюсь на парня, сидящего в дальнем углу аудитории.
– Да, это он – Ярошин, репортёр криминальной хроники, – шёпотом отвечает староста группы. – Ты только не подходи к нему и не разговаривай с ним.
– Почему? – удивлённо оборачиваюсь в её сторону. – Не любит навязчивых поклонниц?
– Если бы! Он псих. С ним никто не общается, вообще никто. Так что лучше не связывайся, просто не замечай его, как другие делают. Иначе проблем не оберёшься.
Эта информация заставляет заволноваться ещё сильнее, теперь уже точно не могу оторвать глаз от шатена в сером свитшоте. А он, не замечая моего пристального внимания, с невозмутимым видом смотрит в свой смартфон.
– Что реально псих? – переспрашиваю шёпотом.
– Ещё какой! Полный придурок! Это точно! – подтверждают сразу несколько голосов.
– Странно, даже не подумала бы, когда в новостях видела. Выглядит адекватным, интеллигентным даже. Так рассказывает о происшествиях, что заслушаешься. Я ещё несколько полноценных передач с его участием смотрела. Мне понравилось. Интервью у него всегда грамотно построенные, он явно в теме того, о чём говорит, – перевожу взгляд на девчонок.
– Ага, это он на камеру играет, – встревает одна из моих новых однокурсниц.
Староста кивает и продолжает просвещать меня насчёт местного психа:
– И да, он отлично знает, о чём говорит в своей криминальной хронике. Прям изнутри прочувствовал, можно сказать. Он в такой среде вращается, что лучше держаться подальше. Реально бандюки и им подобные. И сам придурок отмороженный. Ни с кем не здоровается, а если что-то ему не понравится, не так скажут про него или косой взгляд кинут, он подходит и молча бьёт!
– Девушек? – выдыхаю изумлённо.
Однокурсницы переглядываются, как будто даже с удивлением. Староста мешкает, прокручивая в памяти прегрешения Ярошина. Вот только случаев избиения девчонок, видимо, так и не припоминает.
– Нет, девушек вроде не бил. Пацанов наших. На первом курсе тут бои кипели, будь здоров! Особенно Борисов с ним чуть ли не каждую неделю дрался. Сейчас холодный нейтралитет соблюдают. Все просто не замечают Ярошина, а он молча отбывает лекции и никого не трогает.
Вновь бросаю любопытный взгляд на молодого человека. Это же надо! Ведущий репортёр новостной передачи местного телевидения – псих. Ещё и сам чуть ли не криминальный элемент. Вот бы никогда не подумала! А по телевизору такой красавчик…
Да и сейчас он производит впечатление нормального и вполне привлекательного молодого человека.
Явно высокий, с подтянутым, тренированным телом. Стильная причёска, сейчас, правда, слегка взъерошенная, но перед съёмками ему идеально укладывают волосы. Хотя лёгкая небрежность ему тоже очень идёт. Невозмутимое лицо, светлые глаза с ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка, внушительный разворот плеч, гордая посадка головы.
Красивый.
И при этом такой… Одинокий, что ли.
В течение всего времени, пока идут занятия в университете, вновь и вновь возвращаюсь мыслями к Ярошину. С ним действительно никто не общается. Даже преподаватели не обращаются с вопросами, вообще не трогают. Как будто его не существует. А он молчит. Старательно записывает лекции в тетрадь и молчит.
Вот не люблю я, когда кого-то делают изгоем! Ну не лежит моя душа, к подобному и всё тут! В школе я всегда старалась наладить приятельские отношения с теми, у кого не было друзей. И не верю я ни в какие отмазки, типа не всем нужно общение. Всем.
Пусть не каждый любит шумные сборища или тусовки, но увидеть, придя на учёбу, что кто-то рад тебе, того, кто улыбнётся, поздоровается, даст запасную ручку, если свою забыл дома, приятно даже самому закоренелому интроверту. И никто не переубедит меня в обратном.
Согласна, может Ярошин сам нелюдимый и агрессивный, но мало ли таких? Всё равно у подобных парней есть кто-то, с кем он может перекинуться парой слов, а тут полный игнор. Абсолютный. Это же ненормально!
Не могу сосредоточить ни на учёбе, ни на болтовне с новыми подругами. Дело тут даже не во внешности репортёра местного телевидения. Мне просто непонятно, как он выносит подобное отношение. Почему он такой? Ведь должна же быть какая-то причина?

– Зайдём после занятий в кафе? Э-э-й… Юля? Ты слышишь? Опять в облаках витаешь?
Отмираю и быстро киваю. Ира, староста нашей группы и по совместительству моя новая подруга улыбается и начинает складывать в сумку тетради.
Тоже быстро собираюсь. В кафе, так в кафе, потом можно прогуляться по парку. Там так хорошо!
В этот город весна пришла намного раньше, чем я привыкла. Ведь там, откуда я приехала, холодно почти до конца мая. А здесь… Весна! Яркая, наполненная птичьим щебетом, зеленью многочисленных скверов, пахнущая влажной землёй и крупными душистыми цветами, усеявшими клумбы возле университета.
Именно из-за этой великолепной весны я и перевелась в новый универ за два месяца до окончания семестра.
Вообще, мой спонтанный переезд – это одно большое приключение! Взбалмошное, сиюминутное решение, которое переросло в грандиозную авантюру, которую я с успехом осуществила.
Всё началось, когда маме в наследство от дальней родственницы досталась двухкомнатная квартира в этом городе. И как только мы первый раз приехали сюда, в этот потрясающий город, как я моментально влюбилась в него! Вот так бывает, особенно со мной. Ну слишком уж тут красиво и непривычно тепло для промозглого марта.
Мама хотела выставить вновь обретённую собственность на продажу, но я упросила её этого не делать. Загорелась переехать сюда. Родители от такого решения пришли в шок, но я смогла убедить их. Правда, не сразу. Сначала они ни в какую не соглашались пойти на уступки, были уверены, что я передумаю.
– Как же друзья, учёба? Как ты будешь совершенно одна в огромном чужом городе? – постоянно задавала вопросы мама.
– Там чудесные университеты, очень хорошие, я всё разузнала. А друзей везде найду, вы же меня знаете! К тому же многие студенты уезжают учиться в другой город, в этом нет ничего необычного, – отвечала и принималась приводить различные аргументы, в пользу своего решения.
Вот захотелось мне самостоятельности!
Со мной в группе учились ребята из других городов, кто-то жил в общежитии, другие снимали квартиры, подрабатывали, веселились, ни перед кем не отчитывались. Втайне я им завидовала.
Мне уже скоро двадцать один, а я до сих пор отпрашиваюсь у мамы, чтобы пойти в кино с подругами. Я не могу сама решить, что будет на обед или на завтрак, должна согласовывать с родителями время, когда могу привести домой друзей. А уж о парнях и вовсе молчу! Нет, я, конечно, не собираюсь пускаться во все тяжкие и тащить в свою новую квартиру толпы мужчин, но вдруг я начну встречаться с кем-нибудь? Что тогда?
В общем, я так насела на родителей, что они, со скрипом, но согласились. Наняли бригаду, чтобы сделать косметический ремонт в квартире, и по минимуму обставили всем необходимым. К апрелю всё было готово.
Но договор был, что я перееду в другой город осенью, когда начнётся новый учебный год.
Вот только мне не терпелось, ужасно не терпелось!
Недолго думая, я позвонила в один из университетов. А после разговора с представителем приёмной комиссии сразу же поспешила к маме.
– Я разузнала по поводу факультета журналистики в одном из лучших универов города, и знаешь, на третьем курсе у них есть бюджетное место! Представляешь? Нужно срочно, срочно подавать документы! Мамочка, можно, хотя бы попробую, просто попробую!
– Хорошо попробуй, – со вздохом согласилась она.
В тот же день подала заявку. А через пару дней её одобрили. Мне позвонили из университета, и предложил перевестись прямо сейчас, ссылаясь на то, что в следующем семестре бюджетное место могут занять. Я, не раздумывая, согласилась. И родителям пришлось смириться.
На новом месте моментально обзавелась друзьями. Вот такой я человек, ну не могу без общения! А ещё у меня напрочь отсутствует предвзятое отношение к людям. В школе дружила со всеми ребятами в классе, абсолютно с каждым. Даже с теми, с кем не общались остальные. В старом университете тоже очень быстро нашла друзей.
По внешности, способностям, достатку или ещё по каким-то признакам никогда никого не разделяла. Всем готова была помочь, поделиться, чем возможно, поддержать в случае необходимости. А люди, знаете ли, чаще всего отвечают взаимность.
Да я всегда такой была, с самого детства. Познакомлюсь с мальчиком или девочкой в песочнице на детской площадке и сразу же представляю их маме как своих лучших друзей, иной раз, даже не помня, как зовут новых знакомых. Игрушки свои развала направо и налево, поддерживала любые игры и всегда искренне радовалась возможности познакомиться и поболтать с кем-нибудь новеньким.
В первый же день в новом универе я перезнакомилась со всеми и обменялась телефонами с большей частью студентов нашего курса. Очень мне понравилась Ира Свиридова, наша староста, да и другие девчонки тоже.
Парни вели себя вполне дружелюбно, некоторые даже пытались ухаживать. Ну это как всегда, новенькие ведь привлекают внимание. В общем, я с большим удовольствием общалась с новыми однокурсниками, болтала без умолку и радовалась повышенному вниманию к своей персоне.
Вот только Ярошин немного смущал. Точнее, казался странным. Ну реально!
Я понимаю, что есть так называемые изгои. Не так уж редко они встречались во время учёбы в школе. Но и эти ребята чаще всего сбивались в группки с такими же не особо популярными школьниками, ну или хотя бы здоровались с некоторыми из одноклассников. Но так чтобы вообще полный игнор со стороны совершенно всех, такого я просто не видела. Это слишком странно.
К тому же чаще всего игнорируют или травят людей с какими-то физическими недостатками, либо если финансовый достаток в семье намного ниже, чем у остальных участников коллектива. Это самые распространённые причины.
А у Радислава Ярошина проблем ни с внешностью, ни с достатком, явно не наблюдается. К тому же он реальная звезда местного телевидения. Как с такими данными можно стать изгоем? Загадка. И мне она не даёт покоя, очень хочется её разгадать.
Мы уже собираемся выходить, как мою подругу отвлекают.
– Ира, зайди, пожалуйста, на кафедру, тебя Ангелина Владимировна просила, – в аудиторию заглядывает какая-то девушка.
– Да, бегу.
Свиридова закидывает рюкзак на плечо и поворачивается ко мне.
– Это по поводу практики. Ты определилась, где будешь проходить? Нужно внести данные в таблицу.
Пожимаю плечами растерянно. Ещё ничего не успела сделать. Оказывается, переезд в другой город не просто весёлое приключение, но и трудности разного рода. Дома я проходила практику в местном журнале, в который меня устроила родственница. А здесь подобных связей у меня не имелось. Нужно обзвонить печатные издания и попытаться договориться о сотрудничестве.
– Мне бы узнать сначала, куда возьмут. Я ведь в вашем городе ещё не проходила. Это не срочно?
– Ладно, позже обсудим. Подожди меня здесь или внизу.
– Окей, в аудитории побуду, не торопись, мне спешить всё равно некуда, сколько нужно столько и подожду, – успокаиваю новую подругу.
Она кивает и скрывается за дверью.
Постепенно кабинет пустеет. Ребята уходят по своим делам, кто-то задерживается, чтобы перекинуться со мной парой слов, некоторые из парней предлагают подвезти до дома. Я отказываюсь, сообщая, что жду Иру. Никто не настаивает, и вскоре практически все покидают помещение.
Вновь усаживаюсь на место и опускаю сумку на стол. От нечего делать достаю зеркальце, чтобы проверить макияж. Поднимаю на уровне лица и вздрагиваю – в отражении ловлю чей-то взгляд.
Вскакиваю с места и резко оборачиваюсь. И в тот же миг встречаюсь глазами с Ярошиным.
Сердце подскакивает к горлу и начинает там грохотать. Этот странный парень и я... Наедине в пустом кабинете и он смотрит прямо на меня.
Необычно. Ведь за те несколько дней, что учусь в этом университете, я не замечала, чтобы он смотрел на кого-то. Равнодушно мазал взглядом, и всё. А тут прямо смотрит. И долго.
Глаза светлые, почти прозрачные, голубовато-серые. Красивые.
Страшно заговаривать с ним, но... безумно хочется. Его нелюдимость, и при этом успешная карьера на местном телевидении, создают вокруг него особенную ауру. Загадочный, недоступный, опасный... Что ещё нужно, чтобы разогреть моё любопытство? Да ничего, и этого с лихвой хватает!
– Ой, ты ещё здесь? Я думала, все ушли, – выпаливаю и судорожно сглатываю.
Волнуюсь. Помню предостережение девчонок: не подходи и не заговаривай с ним. Если что не нравится, он сразу бьёт. Не очень-то хочется, чтобы меня ударил парень. Уверена – это очень неприятно, да и больно, надо думать.
– Меня Юля зовут, я новенькая у вас. Мы только с тобой не познакомились, со всеми остальными в группе уже обменялись телефонами. Я Иру жду, она на кафедру убежала, не знаю, когда вернётся. У тебя классные репортажи! Многие из них видела. Очень понравились, отличная работа, – начинаю тарахтеть.
Со мной это часто случается, особенно если волнуюсь.
Ярошин отводит взгляд и шагает мимо, не задевая меня. Просто проходит, не удосужившись ответить хоть что-то.
Не ну вообще! Это даже невежливо, вот так игнорировать, когда с тобой разговаривают и пытаются быть дружелюбными!
Хотя его ведь все вокруг стараются не замечать. Наверное, он чувствует то же самое, что и я сейчас. Причём всегда, каждый божий день из года в год.
При мысли об этом холодею. Ну разве можно так с человеком? Нельзя, разумеется!
– Радислав! – выпаливаю и замираю, прикусив язык.
Он медленно оборачивается и окидывает меня ледяным взглядом.
Невольно сжимаюсь и краснею.
Зачем позвала? Сказано же – не заговаривай! Нет, надо лезть на рожон!
Мурашки толпой бегут по спине и рукам, поднимая волоски на теле дыбом. В горле становится мучительно сухо, так что сглотнуть не получается.
Отчаянно хочется забиться куда-нибудь в угол и спрятаться от пронзительного взгляда молчаливого психа. Зачем я его остановила? Совсем ума нет?
Пусть уходит, надо сказать, чтобы уходил.
Собираюсь с мыслями и выпаливаю:
– Пока, Радислав! Завтра увидимся на парах. Хочешь, я с тобой сяду?
Серо-голубые округляются, а скуластое лицо Ярошина вытягивается от изумления. Он даже открывает рот, но тут же захлопывает его и сжимает в нитку. Всё так же, не произнося ни слова, отворачивается и уходит, оставляя меня в полном одиночестве.
Ещё долго стою и смотрю ему вслед, сердце никак не желает приходить в норму, но дышать становится чуть легче.
Что на меня нашло? Ещё и сесть рядом предложила! На меня же все будут смотреть как на сумасшедшую, если вытворю что-то подобное!
Впрочем, в школе меня это не останавливало. Я три года сидела за партой с Виталиком, очень полным стеснительным парнем, которого все избегали. Сама попросила учительницу посадить нас вместе. Мы прекрасно общались, пока он не ушёл после девятого класса в колледж.
Хотя, помнится, подружки отговаривали меня от такого «позора», как дружба с Виталиком. И это никоим образом не повлияло на моё решение.
Да… Но Ярошин — агрессивный псих, который распускает руки. Наверное, это совсем другое. И неизвестно, как он сам отнесётся к тому, что я расположусь с ним за одним столом.
– Ириш, а почему всё-таки Ярошина считают психом? У него проблемы с головой? А как он сдаёт экзамены? – начинаю приставать к подруге, стоит нам только усесться за столиком в кафе.
Обеденное время уже прошло, поэтому в маленьком, уютном заведении почти пусто. Нам быстро приносят заказ.
– Нет у него никаких проблем. Ну, если ты имеешь в виду умственную отсталость или что-то в этом роде. Нормально сдаёт, иногда на «хорошо», иногда на «отлично». Бывает на «удовлетворительно», но редко. Пишет ответы, если письменная проверка, или отвечает, если устная. Обычно самый последний остаётся, когда все остальные сдадут и уходят. Но я его оценки знаю. Староста как-никак, с первого курса.
Вздыхаю, вновь и вновь вспоминая одинокого парня, сидящего в дальнем углу. Жалость сердце сжимает.
– Ты это, не засматривайся на него! Да, он внешне ничего так, но действительно очень странный. И злой. Видела бы ты, с каким выражением лица он накидывался на Борисова! Это жесть была!
Внутри что-то ёкает и холодок по спине пробегает. Но всё равно не получится унять любопытство.
– А за что он накидывался? Не на пустом же месте? Ведь сейчас не бросается, мимо проходит, и всё. А тогда почему нападал?
Ира пожимает плечами. Видно, что она уже давно занесла Ярошина в список сумасшедших, и причины его поведения волнуют её в последнюю очередь.
– Да ни за что. Ну как... Глеб он ведь болтает всегда, шутки у него дебильные порой. Любит всех подкалывать. А Ярошин прям бесился, если к нему в таком тоне обращались. Борисов тоже упёртый, как баран. Специально задевал, после первой драки. А другие пацаны подыгрывали.
В груди неприятное чувство разливается. Тянущее, вязкое, противное. Так было, когда смеялись над моим соседом по парте Виталиком. Дразнили толстым. Ладно бы один кто-то задевал, нет же! Ещё и в стаю объединились все против одного. Это же буллинг натуральный!
– Ну, получается, они его специально задевали? Видели, что шуток не любит или не понимает, и доставали?
Ира поднимает глаза от тарелки и смотрит на меня с удивлением.
– Да что ты прицепилась к этому Ярошину? Ты не думай, что он жертва. Когда в раж входил, там всем прилетало. Толпой не могли оттащить. К тому же драки это не всё. Он в целом ведёт себя как придурок. Не разговаривает, не здоровается. Если я к нему подхожу узнать про практику там или ещё про что-то, он не отвечает. Прикинь! А мне таблицу заполнять, сведения на кафедру передавать. И за него ведь тоже! Сколько я побегала за ним! Вспомню, так вздрогну. А он – ноль эмоций. Смотрит, будто я стена! Но нашла всё же способ: пишу ему сообщение, и тогда уже его величество отвечает. Козёл зазнавшийся!
– Да, это странно. Но может он застенчивый? Я таких парней знала в школе, боялись заговаривать, особенно с девушками, – продолжаю искать оправдание Радиславу.
Ира фыркает и закатывает глаза к потолку.
– Ты совсем? Он на телевидении работает, берёт интервью у разных людей, перед камерой выступает. Много ты знаешь застенчивых, способных на это? Я вот себя робкой не считаю, но перед камерой не готова говорить с невозмутимым видом. А он – в лёгкую.
– Это да... – тяну задумчиво.
Всё-таки Радислав необычный. Загадочный, ни на кого не похожий. А ещё он вызывает моё искреннее сочувствие. Вроде такой сильный, независимый, даже злой, а мне его жалко, и всё тут!
– Ты знаешь, я, наверное, с ним сяду. Если не прогонит, – делюсь с подругой своими мыслями.
– Сдурела? Ты брось это, я не шучу! Нарвёшься на неприятности.
В ответ лишь пожимаю плечами. Нарвусь так нарвусь. Но Ярошин не должен и дальше находиться в изоляции. Это очень обидно. Уверена, что его задевает отношение окружающих, пусть он и старается этого не показывать.
– Ладно, давай оставим в покое Ярошина. Нужно подумать, что делать с твоей практикой, – Ира переводит тему. – Ты где планируешь работать, после окончания универа? Как пишущий в печатных изданиях, или на телевидении?
Пожимаю плечами.
– Я ещё не определилась. Ещё два года, а там, может, в магистратуру поступать буду. Родители хотят, чтобы поступала.
Беру в руки вилку и без особого энтузиазма пробую салат. Переезд, новые знакомства и всё остальное выбили меня из колеи. Из-за всех этих переживаний есть совсем не хочется.
– Я тоже буду поступать, но заочно. Хочу работать полный день в газете. Да я уже подрабатываю, в «Нашей жизни». Пока публикаций мало, всего четыре в месяц, но зато большие – на разворот. Вот Даша, к примеру, пишет много заметок для «Вечорки», почти в каждый номер, но они маленькие. По количеству знаков – два-три её материала, как мой один, – оживлённо тарахтит подруга, уплетая свой обед.
– Мне, наверное, нужно обзвонить местные издания, может, кто возьмёт на практику, – вздыхаю в ответ.
Действительно не могу определиться, куда идти после учёбы. Хотелось бы на телевидение, но не уверена, что смогу устроиться туда. Корреспондентом в газету всё же проще попасть.
– Хочешь, я у главреда спрошу, может, в «Нашу жизнь» возьмут на практику? Летом время отпусков, на штатных журналистов ложится дополнительная нагрузка, когда кто-то отдыхает. Думаю, не откажутся от помощи, а там, глядишь, и внештатником оформят, как меня, – предлагает подруга.
С благодарностью соглашаюсь. Было бы здорово! И подработка, и возможность закрыть практику, и прокачка навыков. Настроение сразу поднимается, и я с большим аппетитом принимаюсь за салат.
Мама так и не вернулась. Она умерла. Погибла в автомобильной аварии.
Папу тоже не вижу, его почти не бывает дома. Со мной бабушка или няня.
Одиноко и грустно. А я даже не могу сказать об этом. Слова не хотят выходить изо рта, путаются между зубами, застревают в горле, прячутся под язык.
Бабушка водит меня к врачам и на специальные занятия, которые должны помочь мне снова заговорить. Осенью нужно будет ходить в школу на подготовку, а я не могу, пока заново не научусь разговаривать.
В середине лета у меня всё-таки получается. Но не так, как раньше. Теперь мне нужно долго держать каждое слово во рту, произнося раз за разом первую букву, чтобы потом выплюнуть его целиком.
Это злит папу. Очень сильно злит. Он сжимает губы и отворачивается. Больше не подходит ко мне, не смеётся, не хочет водить в парк или в цирк по выходным. Ничего не хочет делать со мной. Я стал ему не нужен.
Но я уверен, если противные слова перестанут прятаться под языком, папа вновь меня полюбит. И я изо всех сил пытаюсь приручить эти глупые слова, но они не желают меня слушаться.
Утром долго собираюсь в университет. Несколько раз меняю одежду.
Сначала надеваю романтичное светло-бежевое платье и уютный кардиган в цвет, но взглянув на себя в зеркало, решаю, что выгляжу слишком нарядной, как будто на свидание иду, а не на учёбу. Переодеваюсь в чёрное платье. Но блин, оно кажется мне слишком обтягивающим!
Вдруг Ярошин решит, что я специально для него нарядилась? Понравиться ему пытаюсь, или что-то в этом роде. Он ведь может подумать, что я запала на него, а это не так. Я хочу всего лишь предложить ему свою дружбу.
Вздыхаю и натягиваю просторные джинсы, а сверху просторный, тонкий свитер. Вновь оглядываю себя в зеркало. Вроде ничего.
Теперь нужно решить, с волосами. Они у меня не слишком длинные – примерно до середины лопаток, но довольно густые. Что же с ними делать? Оставить распущенными, завязать в хвост или сделать пучок?
Завязываю хвост. Смотрю на себя в зеркало. Блин, слишком прилизано получилось! Развязываю. Может косу заплести? Нет. Буду как школьница. В конце концов, оставляю волосы распущенными.
А макияж? Ещё и с ним надо определиться. Уверенно откладываю в сторону тени и подводку, никаких стрелок и остального сегодня не будет. Тональник и немного туши. Думаю, этого достаточно, а то Ярошин точно решит, что пришла соблазнять его.
Из-за того, что никак не могла собраться, едва не опаздываю на пары. Буквально за секунду до начала первой лекции врываюсь в аудиторию, перед самым носом у преподавателя. Да и то только потому, что он сам останавливается возле двери и кивком головы приглашает меня войти в кабинет.
– Здравствуйте! – радостно улыбнулась Валентину Павловичу, преподу, который ведёт у нас первую пару.
– Доброе утро, Юля, – мужчина с улыбкой кивает в ответ.
Он очень хороший! Интересно рассказывает, не заставляет безумно много писать, а ещё в курсе всех творческих планов и успехов студентов. Я в восторге от него! Впрочем, здесь все преподаватели отличные! Во всяком случае, пока, мне кажется, именно так.
– Всем привет! – радостно обращаюсь к ребятам, а улыбка становится ещё шире.
Почти все начинают улыбаться в ответ. Особенно мальчики. Девчонки тоже кивают и отвечаю на приветствие.
Разумеется, не все рады меня видеть. Ярошин, например, даже головы не поднимает. Сидит, уткнувшись носом в телефон ни на кого не обращает внимания, будто бы он один в кабинете.
Я же, вдохнув в грудь побольше воздуха, отважно шагаю в самый дальний угол аудитории. Подхожу к столу, за которым в одиночестве восседает местный психопат, и уверенно отодвигаю второй стул.
Радислав ощутимо напрягается. Он вскидывает свои прозрачные, как льдинки глаза и смотрит мне прямо в лицо, приподняв в удивлении одну бровь.
– Привет! – выпаливаю, пытаясь продолжать улыбаться.
На самом деле получается плохо. Сердце взбесившимся молотом бабахает в груди, а по спине под тонким свитером течёт струйка пота. Хорошо, что он просторный и этого не видно! От волнения даже ладони холодеют.
Ещё бы! А ну как сейчас при всех стукнет меня! Буду знать, как приставать к ненормальным.
К счастью, Ярошин не накидывается с кулаками. Он сжимает свои резко очерченные губы, отворачивается и вновь утыкается носом в телефон.
От накатившего облегчения даже тело слабеет. Осторожно усаживаюсь на стул рядом с Радиславом и достаю из сумки тетрадь. Только через пару минут понимаю, что в аудитории царит гробовая тишина.
Поднимаю лицо и вижу несколько десятков изумлённых глаз. Все, кто находится в кабинете, повернулись в нашу сторону и смотрят прямо на меня.
Всеобщее внимание приводит в чувство. Чего я разволновалась? Уверена, в случае чего, за меня заступятся ребята и Валентин Павлович. Да и не выглядит Ярошин прямо отморозком каким-то. Нормально всё будет.
Вновь нахожу в себе силы улыбнуться.
– А что, пара ещё не началась? – спрашиваю милым голоском и открываю тетрадь, всем своим видом желая показать, что готова записывать.
Надо отдать должное преподавателю. Он живо отмирает и, не акцентируя внимание на моём поступке, начинает лекцию, как будто ничего не произошло.
Сказать по правде, спокойствие мне удаётся сохранять только внешне. Внутри всё клокочет от страха, смешанного с любопытством и ещё непонятно с чем. Я не могу дать определение эмоциям, что захлёстывают подобно цунами, потому что ничего подобного со мной ещё ни разу в жизни не происходило.
Одинокий псих Ярошин действует на меня особым образом, будоражит, занимает все мои мысли, притягивает как магнит, а ещё офигеть, как пугает!
Так и сижу за его столом до самого конца занятий. Разговаривать с ним во время лекций и на перерывах не решаюсь. Да ну, неизвестно ещё, что выкинет! Пусть привыкнет сначала к моему обществу, расслабится, поймёт, что я не желаю посмеяться, а просто хочу быть с ним в приятельских отношениях, а тогда уже и можно понемногу начать общаться.
На самом деле рядом с ним у меня поджилки трясутся. Весь день как на иголках, остро чувствую его рядом.
Он не смотрит прямо на меня, во всяком случае, старается не показывать, что его волнует моё присутствие. Но кожей ощущаю, что втихую поглядывает, пытается незаметно просканировать своими льдинками серо-голубыми.
Мой взгляд тоже направлен в тетрадь, но боковым зрением наблюдаю осторожно, вдыхаю его запах, слушаю, как скрипит по листу ручка, когда Радислав пишет.
От него исходит тепло, пахнет парфюмом с древесными нотками и немного табаком. Ярошин занимает всё моё внимание, не могу сосредоточиться ни на чём другом. Я даже дыхание его слышу, ведь мы сидим так близко.
Во время письма рука Ярошина иногда задевает мой локоть, но как только это происходит, он живо отодвигается и бросает на меня недовольный взгляд. Типа мешаю ему писать. Но в эти моменты вижу, что он растерян. Наверное, никак не может понять, что мне от него надо и почему я не обхожу его стороной, как все остальные.
После занятий меня перехватывает Ира.
– Так, срочно поехали в редакцию! Я спросила у главного редактора по поводу практики, он сказал, приводи свою подругу, – радостно объявила она.
– Ой, классно! Спасибо, Ирочка!
– Я уже подала на кафедру предварительные сведения, в любом случае отметку поставят, а вот по поводу работы сама поговоришь, – подружка подхватывает меня под руку и тащит прочь из аудитории.
Я не сопротивляюсь. Мне и самой хочется на свежий воздух, пройтись по залитым солнцем тротуарам и сбросить безумное напряжение, что накопилось за те несколько часов, что я провела рядом с Ярошиным.
Оказавшись на улице, вздыхаю с облегчением. Фух... Всё-таки хорошо, что пары закончились. Если честно, я вообще ничего не запомнила из того, что преподаватели говорили на лекциях. Всё внимание было обращено в сторону Радислава.
Может, я зря затеяла эту авантюру? Ярошин – это явно не тот добродушный пухляш Виталик, который носил мне пончики из школьной столовой и списывал задачи по геометрии. Нет, местный изгой – парень опасный. Прямо кожей ощущаю угрозу, исходящую от него. Высокий, сильный, напряжённый, как свернуться пружина. Не играю ли я с огнём, пытаясь подружиться с ним?
Ира, болтавшая о разных пустяках, пока мы шли по коридорам университета, выйдя на улицу, тоже примолкла и начала бросать на меня многозначительные взгляды.
– Что? – не выдерживаю первая.
Подруга вздыхает и пожимает плечами, типа ничего такого не хочет сказать.
– Да, я села с Ярошиным. И он меня не съел, – произношу, растягивая слова.
– Ну да, ну да!
Ира вдруг начинает хихикать. Прикрывает рот ладонью и оборачивается, как будто проверяя, не подслушивает ли Ярошин, и убедившись, что главного психопата университета нет поблизости, прыскает в голос.
– Ты чего? – сама начинаю улыбаться, но пытаюсь это скрыть, потому что не совсем понимаю, что вызвало у подруги приступ веселья.
– Ой, Юлька, ну ты и взбудоражила наше болотце! На переменах разговоры были только об этом!
Хмыкаю и улыбаюсь шире.
– Придумаешь, ничего необычного. Ты-то чего угораешь?
Ира же прямо покатываться начинает. Хватает меня за локоть, и поднимает ладонь вверх, типа, дай мне пару минут, но при этом никак не может перестать хохотать.
Заражаюсь её весельем, живо представляя вытянутые лица одногруппников и преподавателей, когда я упорно на каждой паре усаживалась рядом с Радиславом. Они ведь, и правда, смотрели на меня, как на сумасшедшую.
– Но лицо Ярошина, когда ты внаглую уселась рядом – это нечто! Я его никогда не забуду! У него чуть челюсть на стол не упала! – хохочет Ира.
– Прифигел мальчик немного! С кем не бывает! – подхватываю, давясь смехом.
Топаем в сторону остановки, при этом продолжая смеяться и вспоминая ошалелые глаза Ярошина и всех остальных. Лишь усевшись в подкатившую маршрутку, немного успокаиваемся.
– Ну, всё-таки я бы тебе настоятельно рекомендовала не связываться с ним, – отсмеявшись, говорит Ира. – Ну, зачем тебе это нужно? Неужели понравился этот истукан?
– Не думаю, что это симпатия… Просто… Мне жалко его. Ты приглядись, Ириш, у него губы всё время в нитку сжаты, а в глазах тоска, как у брошенного пса. Ну, серьёзно, такой одинокий, всеми отвергнутый.
Подруга качает головой, но больше разговоров на эту тему не заводит. И я ей благодарна за это, потому что и сама не уверена в своём решении подружиться с Ярошиным. Вот только раньше надо было думать. Теперь как-то некрасиво будет отступить. Раз начала, нужно идти до конца.
Выходим из маршрутки на нужной остановке и топаем к зданию редакции. Ира проводит меня к нужному кабинету.
– Я буду ждать вот здесь, – показывает на дверь в конце коридора. – Там верстают газету, а мне нужно взглянуть, как мой материал выглядит в полосе, и подписать фото.
– Хорошо, поняла, – киваю и несмело скребусь в дверь с табличкой «Главный редактор».
Меня встречает полноватый улыбчивый мужчина средних лет. Он предлагает мне присесть и моментально засыпает вопросами, причём самыми разнообразными, не только об учёбе и практике. Интересуется моим родным городом, люблю ли я театр, вспоминает какие-то отрывки и фильмов и книг.
Отвечаю, просто рассказываю о том, что его интересует. Подхватываю разговор, улыбаюсь в ответ, задаю свои вопросы. И даже сама умудряюсь вставить парочку цитат из классики, хотя не слишком увлекаюсь этой темой.
– Отлично! – совершенно неожиданно главред прерывает нашу беседу одобрительным возгласом. – Я смотрю, вы девушка общительная и соображаете быстро. Вот это-то мне сейчас и надо. У меня для вас предложение.
– Какое?
Невольно начинаю волноваться, что ещё за предложение через десять минут после знакомства.
– У меня запланирована встреча с пресс-службой региона по дорожному хозяйству. Ну ремонт дорог, тротуаров, мостов и остального в нашем крае, понимаете?
Киваю, про ремонт-то я понимаю, а вот как это связано со мной, пока не очень.
– А давайте, вы вместо меня туда отправитесь. Наш редакционный водитель отвезёт, а потом, после интервью, домой подбросит, или куда скажете. Нужно сделать материал о той работе, что ведётся в регионе, в дорожной сфере. Они вам там всю инфу предоставят, а вы им ещё вопросиков подкиньте, нестандартных, посвежее. А, ну как вам идея?
– Ой… Даже не знаю… – бормочу растерянно.
На самом деле я очень хочу выехать на подобное редакционное задание. Но страшно вот так сразу, вдруг что-то упущу, или не то спрошу. Да мало ли что! Я почти не имею опыта в интервью, а тут пресс-служба региона! Опозорюсь так по полной, в случае провала.
– Да вы не волнуйтесь так!
Главред нажимает несколько кнопок на своём компьютере. Через пару секунд из принтера, стоящего у него на столе, выползает лист бумаги, заполненный текстом.
– Вот, это – сухая выжимка. По дороге ознакомитесь. Она подготовлена заранее, ещё утром прислали. Здесь: цифры, факты, суммы, всё в подробностях расписано. Нужно только привести в читаемый вид, причесать, как говорится. От вас требуется вдохнуть в материал жизнь, понимаете? Не просто перечислить, сколько километров дорог отремонтируют в этом году, а сделать так, чтобы читать стало интересно. Может быть, подметите что-то, деталь какую-то цепляющую.
От мужчины так и веет энтузиазмом, он явно намерен прямо с порога закинуть меня в гущу событий и наблюдать, как буду выкручиваться.
Смотрит с хитринкой в глазах и улыбается. Весь его вид как будто говорит: «ну давай, девочка, покажи, на что ты способна».
Неожиданно загораюсь. Это ведь реальная работа журналиста. Обычно события, стоящие того, чтобы о них рассказали в газете, случаются неожиданно. А репортёр должен уметь реагировать быстро. В этом и суть, чтобы импровизировать, на ходу придумывать вопросы, цепко подмечать детали. Было бы здорово попробовать! Но всё равно страшновато.
Главред видит, что я сомневаюсь, и успокаивает:
– Но, если не получится вытянуть из встречи что-то особенное, тоже не страшно. Приведёте в порядок их пресс-релиз, и в целом этого будет достаточно. Мои штатные сотрудники, скорее всего, так и сделали бы. Материал в любом случае пойдёт в следующий номер.
Делаю глубокий вдох и киваю:
– Хорошо, я попробую.
– Отлично! Я сразу понял, что вы девушка не робкого десятка! Действуйте, у вас всё получится! А там посмотрим, как вы пишете, по итогам уже будем рассматривать возможность трудоустройства.
Мужчина лично выводит меня из своего кабинета, чтобы познакомить с водителем. Даёт ему указание отвезти меня на пресс-конференцию, а потом домой.
– У вас диктофон есть на телефоне? Камера нормальная? Блокнот и ручку могу дать, если нужно. Сделайте несколько фото. Не стесняйтесь, смело щёлкайте. Вам можно, вы пресса. На входе назовёте наше издание, мы в списках приглашённых. И да, сбросьте мне свою почту, я отправлю вам выжимку по дорогам в электронном виде, – редактор провожает меня до выхода, продолжая давать рекомендации.
– Да, всё есть, на телефоне камера хорошая, почту сейчас отправлю, – киваю и стискиваю ручку сумочки, чтобы скрыть дрожь. – Мне Иру нужно предупредить, она меня ждёт у верстальщика.
– Я сам всё объясню, не беспокойтесь. Нужно уже выезжать, а то пробки, – поторапливает меня мужчина.
Благодарю его и прощаюсь. На автомате топаю вслед за водителем к автомобилю.
Страшно! Ой, как страшно и волнительно! Но при этом – круто! Я совсем как настоящий журналист, буду сидеть на пресс-конференции, записывать, задавать вопросы! Сердце аж подпрыгивает и скачет, как ошалелое от радостного предвкушения.
По дороге пробегаюсь глазами по тексту, что распечатал для меня главред. Нагромождение цифр, длинные названия краевых и федеральных программ, в рамках которых ведутся работы по строительству и ремонту дорожных сетей. Ничего не могу понять и запомнить, потому что впервые сталкиваюсь с этим.
Ну да ладно, прорвёмся! Буду импровизировать! Зато какой опыт! Это как человека, не умеющего плавать, сбросить на глубину – хочешь не хочешь, а греби, иначе всё, конец. Быстро и эффективно. Посмотрим только, что из этого выйдет.
Конференция проходит в здании администрации, к которому меня доставляет редакционный автомобиль. Водитель остаётся ждать в машине, а я топаю внутрь, замирая от страха.
На входе регистрируют представителей прессы, и я совсем как настоящий штатный репортёр называю издание. Меня отмечают в списках и говорят, куда двигать дальше.
Пока шагаю в сторону зала для заседаний, едва могу унять дрожь. Всё-таки это очень большая ответственность, просто обалдеть какая! Вдруг не справлюсь? Меня обгоняют какие-то люди, так же как и я, спешащие на пресс-конференцию. Никто не обращает внимания, все выглядят деловыми и уверенными. Одна только я трясусь как осиновый лист и стискиваю блокнот, так что пальцам больно.
Меня обгоняет высокий парень в бежевом свитере и тёмных джинсах. Первую секунду не придаю этому значения, потому что мимо прошло не меньше десятка молодых людей, а мужчин постарше вдвое больше. Но этот почему-то притягивает взгляд. Я не вижу лица, но чувствую что-то знакомое в развороте крепких плеч и в причёске. Смотрю пристальнее и понимаю, что это не кто иной, как Ярошин.
Забыв подумать как следует, почти бегом догоняю его.
– Радик, постой! – ляпаю и прикусываю язык стушевавшись.
Главный псих университета как в замедленной съёмке поворачивает голову и окатывает меня с ног до головы ледяным взглядом.
Блин, я волнуюсь. Очень. И когда это происходит, мне нужно выговориться, найти кого-то, кто побудет рядом. Обычно в такие минуты на меня нападает неуместная болтливость. Нет, разумеется, на конференции я буду помалкивать и старательно записывать, но сейчас пока ещё есть возможность перекинуться парой слов хоть с кем-то, я не могу сдержаться. Это выше моих сил. Стараюсь не замечать молнии, которые метает его взгляд, и выпаливаю:
– Вот уж не думала, что мы так быстро встретимся снова!
И тут молчаливый псих не выдерживает.
– Не думала? – в его голосе звучит издёвка. – А может быть, наоборот? Ты преследуешь меня? Чего тебе от меня надо?
Фыркаю и шагаю дальше в сторону конференц-зала.
– Глупости! Зачем мне это? Я просто приехала на пресс-конференцию. По заданию редакции газеты «Наша жизнь». А вот ты что тут забыл? Ты же вроде в криминальную хронику ведёшь. А тут ремонт дорог.
Ярошин топает рядом. Видимо, от неожиданности не сразу вспоминает, что нужно вести себя как придурок, поэтому вполне нормальным голосом начинает объяснять.
– Некому было поехать от нашего канала. А у меня готов материал, вот и согласился поприсутствовать и накатать пост для соцсетей… – но быстро натягивает привычную маску и цедит сквозь зубы. – Тебе что за дело? Отвали.
Вскидывает голову и ускоряет шаг.
Я не обижаюсь. Слишком волнуюсь перед этим ответственным заданием. Неуютно одной в зале, полном чиновников и опытных журналистов! Все вокруг такие важные, спокойные, уверенные в себе. Не то что я. Чувствую себя маленькой девочкой, обманом приникшей во взрослый мир. А с Радиславом как-то спокойнее, всё-таки он такой же студент. К тому же неплохо здесь ориентируется.
Мы подходим к распахнутым дверям зала и одновременно шагаем внутрь, высматривая свободные места.
– Радик, можно я с тобой сяду? Мне страшно немного, – тащусь следом за Ярошиным к ряду с пустующими креслами.
– Нет, – бросает ледяным тоном и отворачивается.
– Ну, Радик, пожалуйста! – не отстаю и упрямо двигаю за ним.
– Нет! Чего непонятного? Я на работе, мне некогда слушать твой тупой трёп!
Плюхается на кресло, достаёт смартфон и взмахом пальца приводит в готовность диктофон. Движения выверенные, привычные. Он явно не в первый раз на подобных мероприятиях.
Несколько секунд топчусь на месте, а потом тихонько вздыхаю и опускаюсь на сидение рядом с ним.
– Я не буду болтать. Я записывать буду. Просто рядом посижу. Волнуюсь очень.
Ярошин поджимает губы и несколько секунд сверлит меня прищуренными глазами. Потом склоняется к моему уху и, опаляя его сухим горячим дыханием, медленно произносит.
– Лучше отъебись, девочка, пожалеешь… Не шучу…
Вздрагиваю, отстраняюсь от него и краснею. Неприятно. Очень. Никто не говорил мне таких слов. Ещё и угрожает.
– Это грубо, Радик! Не забывай, что я девушка, со мной нельзя таким тоном разговаривать.
– Не называй меня так! И не забывай, что я: психопат, маньяк и бандит в придачу, – задирает вверх подбородок, вальяжно разваливается на кресле и смотрит с усмешкой.
Вроде опасный, грубый, наглый. Но блин… Как бы он ни выпендривался, а глаза выдают. У Ярошина печальный взгляд. По-настоящему, такой не подделаешь.
Сердце ёкает, и обида моментально забывается. Не могу я сердиться на человека с такими несчастными глазами.
– Бандит так бандит. Вот и молодец. Ладно, уже начинается. Не мешай мне записывать, – отвечаю и утыкаюсь носом в блокнот.
– Что? Это я тебе мешаю? – шипит возмущённо.
Я же пытаюсь скрыть улыбку и молчу. Переключаюсь на происходящее в зале и включаю диктофон на телефоне, чтобы не упустить ничего важного во время пресс-конференции.
Вернувшись домой, сразу же принимаюсь писать материал по итогам мероприятия. Стараюсь изо всех сил, перечитываю и переписываю, несколько раз сверяю все цифры, названия населённых пунктов, улиц и программ. Сижу почти до полуночи, пока в глазах рябить от букв начинает. Только после этого закрываю ноутбук.
Вроде ничего, нормально получилось. Утром ещё раз перечитаю и отправлю главному редактору. Надеюсь, ему понравится. Ну или хотя бы сильно ругать не станет.
Быстро принимаю душ и без сил валюсь на кровать. Некоторое время продолжаю прокручивать в голове события уходящего дня. Очень уж он волнительным получился.
Вновь перед глазами встаёт наглый грубиян Ярошин. Сегодня я впервые слышала его голос. До этого ни разу при мне не заговаривал. Как будто именно в университете он обязан хранить обет молчания. Странно. Хотя, возможно, после сегодняшней пресс-конференции Радислав соизволит перекинуться со мной парой слов и между парами?
Грубить, наверное, будет. Вспоминаю, как угрожал, склонившись к моему уху, и дрожь пробивает всё тело. Нет, не от слов. От того, какие ощущения вызвали горячее дыхание на коже и запах его парфюма, смешанный с табаком.
– Ой, ой, ой… Юлька! Ты смотри мне! – восклицаю, обращаясь сама к себе.
Непонятное творится в душе, новое и совершенно непонятное!
Никогда не замечала у себя тяги к плохим парням. К таким, которые ругаются матом, дерутся, оскорбляют девчонок. А не просчиталась ли я на этот раз? Нужно ли навязывать свою дружбу Ярошину? Вдруг, правда, попаду в неприятности, но совсем другого рода, не такие, как думают одногруппники?
Долго не могу уснуть, ворочаюсь с боку на бок. Наконец, решаю, что если Радислав продолжит грубить, пересяду. А если будет молчать, то останусь сидеть с ним за одним столом. Успокоенная, засыпаю за пару часов до звонка будильника.
В школе очень плохо. Все дети надо мной смеются. Дразнят. Из-за того, что я заикаюсь. Теперь я знаю, как это называется, когда слова застревают в горле – заикание.
Бабушка водит меня к логопеду, к детскому психологу и на массаж. Она говорит, что скоро я буду разговаривать как остальные дети. Но я всё равно продолжаю тянуть одну букву, не в состоянии сразу произнести целое слово.
Психолог говорит бабушке, что мне нужно внимание. Что если родители будут проводить со мной больше времени, показывать свою любовь, то я перестану заикаться. Вот только больше некому меня любить.
Мама умерла, а для папы я перестал быть хорошим. Сломался как мой робот, у которого сели батарейки. Он разучился стрелять и не может произнести свою коронную фразу. Робот лишь глухо гудит, совсем как я, когда зависаю на одном звуке. Такой поломанный мальчик никому не нужен.
Я единственный в классе, у кого нет друзей. На переменах меня обзывают и говорят гадости. Когда хочу ответить, то от волнения начинаю заикаться ещё больше, и это вызывает новый поток насмешек.
Когда сказал об этом папе, он разозлился.
«Ты не должно быть слюнтяем, Радислав. Умей постоять за себя, ты же мужчина, а не баба, чтобы жаловаться», – вот что он мне ответил.
И я больше не жаловался. Мне пришлось научиться держать себя в руках, не плакать, не пытаться высказать что-то обидчикам. Понятно ведь, что они именно этого добиваются.
Когда одноклассники вновь начали обзываться, я подошёл к тому, что стоял ближе, и ударил. Со всей силы ударил, вложил ту злость, что накопилась. И теперь уже он заплакал, а остальные испугались и разбежались.
Ну что получили? Вот теперь посмотрим, слюнтяй я или нет! Пусть только кто-то посмеет вновь дразнить, сразу получит!
Правда, от учительницы влетело за то, что дрался, а ещё она рассказала об этом бабушке. Но я не расстроился. Теперь мне понятно, как избавиться от насмешек.
Жаль только, что друзей у меня всё равно нет. И мамы нет. А папа почти не обращает внимания. Только бабушка осталась.
И драться теперь приходится. Иногда одному против нескольких человек. Это больно, мне ведь тоже прилетает.
А ещё постоянно ругает учительница, говорит, что все проблемы можно решить мирным путём. Но я ей не верю. Когда я просил не обижать, все смеялись. Теперь же мало кто решается дразнить.
Пусть больно и ругают. Я справлюсь. Никому не позволю обзываться и говорить про меня гадости. Пусть папа знает, что я не слюнтяй.
В этот день в университет еду в странном настроении. Сердце подскакивает и частит всю дорогу, в животе бабочки порхают. Ну реально! Откуда им там взяться? Мне не нравится Радислав, он грубый и вообще… Он может рассчитывать только на мою дружбу!
Ага. Можно подумать.
Пока еду в маршрутке, бесчисленное количество раз достаю из сумки зеркальце, проверяю макияж, разглаживаю пальцами и без того идеально гладкие волосы. Ещё бы им не быть идеальными, я ведь полчаса елозила по ним утюжком!
Стрелки нарисовала, даже достала свой самый дорогой парфюм из имеющихся, для особенных случаев. И платье любимое надела, из нежной летящей ткани, со спущенными рукавами. Правда, их не видно, из-за объёмного кардигана. Всё-таки ещё прохладно, не месяц май, а конец апреля только.
Подойдя к университету, сразу же ловлю своё отражение в огромных зеркальных окнах и вздыхаю. Вырядилась и ради чего? Чтобы нелюдимый мальчик нос воротил?
Спасительница, блин! Ради Виталика так не наряжалась.
Ещё раз вздыхаю и топаю дальше.
Войдя в аудиторию, уверенно шагаю к столу Ярошина. Он уже на месте сидит, развалившись, и что-то строчит в телефоне. Интересно, что? Может, приписывается с кем-то? Вдруг с девушкой? Сердце кувырок делает, но я живо беру себя в руки. Вот и отлично было бы!
– Привет, Радислав, – бросаю небрежно и усаживаюсь рядом с ним.
Он зыркает недовольно, но ничего не отвечает. С другой стороны, не может же он меня выгнать! Это стол, как и всё остальное в университете, ему не принадлежит. Сюда может сесть кто угодно.
Остро чувствую его напряжение. Застыл, собрался весь, выпрямил спину и максимально отодвинулся. Делаю вид, что меня это не волнует, открываю тетрадь и готовлюсь записывать. В течение дня пытаюсь с ним заговорить, быть дружелюбной и вежливой. Веду себя так, как будто мне действительно нравится с ним общаться. Он только фыркает и ухмыляется.
Но уже к середине занятий вижу, что Радиславу приятно моё внимание. Даже скорее чувствую. Он расслабился, перестал стискивать руки в кулаки, начал даже отвечать на мои вопросы. Иногда. А в глазах появилось новое выражение, странное, едва уловимое.
Вдохновлённая маленькими победами, я почти перестала бояться его. Но, как оказалось, зря.
После пар Ярошин не спешит уходить домой. Он вновь залип в телефоне и что-то усиленно набирает в текстовом редакторе.
Я тоже не тороплюсь. Долго копошусь в сумке, собирая тетради, а потом перекидываюсь несколькими фразами с девчонками одногруппницами. Они зовут меня пройтись по магазинам, но я отказываюсь. Ссылаюсь на то, что нужно заскочить на кафедру и подписать документы.
Это правда, но лишь отчасти. Документы я уже подписала, их нужно только отдать секретарю, а это займёт пару минут. Отказываюсь по другой причине. Мне хочется поговорить с Радиславом. Наедине поговорить.
За время, проведённое рядом с ним, я всё больше укрепляюсь в мыслях, что он вовсе не противник любого общения. И не псих. Ярошин кажется мне ранимым и непонятым. Я уверена, что он прячется за маской безразличия и молчания, чтобы никто не догадался, что у него на душе.
Не знаю, что именно скажу. Просто предложу свою дружбу. И обязательно нужно сказать, что я не претендую на что-то большее, на романтические отношения. Чтобы не подумал лишнего.
Бросаю взгляд на Радислава, который всё так же сидит на своём месте и что-то набирает в телефоне. Аудитория опустела, лишь неразлучная парочка – Матвей и Даша, о чём-то шепчутся возле окна, то и дело прикасаясь друг к другу.
Не хочу говорить с Радиславом при посторонних, поэтому решаю сначала заглянуть на кафедру, благо, что это совсем рядом, на соседнем же этаже.
Отдаю документы и почти сразу же возвращаюсь. Дашу и Матвея встречаю по дороге, они идут к лестнице. Перекидываемся парой слов, прощаемся, и влюблённые уходят, держась за руки. Я же упорно шагаю к кабинету, в котором остался Ярошин.
Невольно замедляю шаг и нервным движением вытираю о ткань платья вспотевшие ладони. На шее начинает быстро биться жилка, а горло сжимается от нехватки кислорода. Жадно хватаю ртом воздух, осознавая, что от волнения забываю дышать.
В коридоре пусто и тихо. Никого нет. Занятия закончились, студенты разбежались по своим делам, преподаватели собрались на кафедре, я видела там почти всех, когда относила документы. У них намечалась планёрка. Наверное, в этой части здания я осталась одна. И ещё Ярошин.
Сердце выстукивает бешеную чечётку, подскакивая чуть ли не к горлу. А когда из двери аудитории выходит Радислав, и вовсе совершает отчаянный кульбит, бабахнув о грудную клетку.
Ярошин делает вид, что не видит меня. Он уверенно и быстро шагает мимо, одновременно закидывая рюкзак на одно плечо.
– Радик, постой! – разворачиваюсь и устремляюсь следом.
– Отвали!
– Не отвалю! Блин, ну какой ты грубиян! – выпаливаю и догоняю его. – Почему ты себя так ведёшь? Я ведь не сделала тебе ничего плохого! Просто не хочу, чтобы ты оставался в полном одиночестве, это ведь неприятно!
– Отвали, девочка. Пока по-хорошему прошу, – выплёвывает и ускоряет шаг.
Я семеню следом, даже не думая уступать.
Страх и нервное возбуждение окатывают волнами. В крови бушует адреналин. Не отступлю. Скажу всё, что думаю.
– Что ты ходишь за мной? Чего доебалась? – Радислав не выдерживает.
Останавливается и хватает меня за руку, заставляя сделать то же самое.
Поддаюсь и резко замираю. Расширившимися глазами смотрю на его ладонь, сжимающую моё запястье.
В том месте, где касаются горячие пальцы, кожа как будто воспламеняется. Он держит крепко, стискивает, вызывая лёгкую боль и другие, достаточно острые ощущения. Будто электрические разряды пронзают запястье, находящееся в плену длинных пальцев. Тепло волнами растекается по телу, мешая разумно мыслить.
Да что со мной такое? Я ведь поговорить с ним хотела. Надо, надо поговорить.
Делаю глубокий вдох, вскидываю голову, чтобы смотреть ему в глаза. Собираюсь с мыслями.
– Это неправильно, Радик! Разве так можно? В университете мы проводим большую часть времени, неужели тебе не хочется общаться, дружить с кем-то? Просто переброситься парой слов? Не верю! Ты не такой, каким хочешь казаться, мне можешь не врать, – выпаливаю и упрямо смотрю прямо в его наглые глаза.
Ярошин прищуривается и наклоняется к моему лицу. Чувствую кожей его дыхание, и горячая истома моментально растекается по телу. Это мешает сосредоточиться на том, что хотела сказать, вообще на всём, кроме новых, непривычных ощущений.
– А вдруг я ещё хуже, чем хочу казаться? Ты об этом не подумала? Девочка-солнышко, милашка-очаровашка? Хочешь дружить со всеми на свете? А я вот не хочу. И с тобой не хочу тоже. Дружить, – с нажимом выделяет последнее слово.
Голос Радислава становится ниже. Он начинает говорить медленно, растягивая слова, одновременно наступая на меня, заставляя пятиться назад.
– Не верю, не верю... – твержу как заведённая.
Сердце вскачь пускается, а в горле пересыхает в один момент. Отступаю до тех пор, пока не упираюсь спиной в стену, но упрямо не отвожу взгляд.
– Я хуже, очаровашка, гораздо хуже, чем ты можешь подумать. Разве тебя не предупреждали?
Он высокий, большой, везде большой. Подходит всё ближе, заслоняет от меня пустой коридор, заставляет смотреть только на себя.
– Девочки, которые ко мне приближаются, отлично знают, что их ждёт... И это не пустой трёп, будь уверена.
Рад внезапно прижимается ко мне и обхватывает одной рукой за талию, желая удержать на месте.
Меня будто током прошибает. Миллион макушек проносится от головы и до самых пяток. Дёргаюсь и замираю. Часто-часто дышу, как будто воздуха не хватает. Да его и правда мало, кроме того, он вдруг становится обжигающего горячим, и каждый вдох заполняет грудную клетку жаром вместо кислорода.
– Радик, не надо так... – выдыхаю и упираюсь ладонями в его твёрдую грудь, желая оттолкнуть. Вот только он не поддаётся. Сверлит пронзительным взглядом, ухмыляется однобоко и тянет носом воздух возле моего лица.
– Я тебе не Радик. Просил не называть так? Говорил не ходить за мной? Отвечай, предупреждал? Если сейчас затолкаю в пустую аудиторию, задеру твоё блядское платьице и выебу, тоже будешь бегать и Радиком называть?
Внутри всё холодеет. Моментальная смена температур, даже подстроиться не успеваю. Только что горела, а теперь дрожать начинаю.
– Оно... Оно не блядское!
Почему-то делаю акцент на платье. Слова про то, что будет после того, как Радислав его поднимет, намеренно игнорирую. Хотя они оседают на подкорке и жгут, жгут невыносимо.
– Боишься? – губы парня изгибаются в усмешке.
Не могу ответить, слова в глотке застревают. Просто смотрю испуганно и трясусь как в лихорадке. И главное — не могу понять, почему дрожу? От страха? Да, он меня пугает в какой-то мере, но не так сильно, чтобы зубами стучать. Почему же тогда трепещу, прижатая к большому, тёплому телу?
Боюсь, что Радислав исполнит угрозу? Боюсь. Но не столько этого, сколько реакции своего тела боюсь. Оно огнём загорелось рядом с ним, отказывается подчиняться напрочь.
Да что со мной такое? Перед глазами плывёт, мысли ускользают и разбегаются. Остро чувствую его запах – мужской, терпкий, обволакивающий. Расширившимися глазами заглядываю в лицо Ярошину, тону в его льдисто-серых глазах.
Внутри всё кипит, там борьба нешуточная происходит. Умом понимаю, что нужно оттолкнуть, закричать, сказать, в конце концов, что со мной так нельзя. Но я не могу! Реально впервые в жизни не могу заговорить, обескураженная словами и действиями Радислава.
Ярошин ещё некоторое время разглядывает моё лицо, сверлит пронзительным взглядом. Стискивает большими ладонями, так что мне больно. А потом резко отступает и убирает руки.
– Правильно делаешь, что боишься. Убегай, одуванчик. Пока я держусь, пока не поздно. Уте-ка-а-ай... – тянет полушёпотом и обнажает в ухмылке зубы.
Оказавшись на свободе, моментально отмираю. Втягиваю ртом воздух и дёргаюсь в сторону лестницы. Пячусь назад, ощущая себя пьяной. Все реакции замедлились, в голове туман, но зато в животе настоящий пожар полыхает, растекаясь огненными языками по телу.
Он не держит, не останавливает. Молча смотрит и ухмыляется.
Боже, что это было? Неужели я правильно поняла? Он действительно угрожал изнасиловать?
Кровь приливает к лицу, с бешеной скоростью несётся по венам, опаляя всё внутри. Поворачиваюсь спиной и торопливо шагаю к ступеням, затылком чувствуя его взгляд.
Сердце грохочет болезненно, с перебоями, кожа в тех местах, где касались его руки, горит и покалывает.
– Утекай, очаровашка... – слышу его голос, но не оборачиваюсь.
Как в бреду спускаюсь на первый этаж, толкаю турникет на входе, открываю входную дверь и вываливаюсь на улицу. Лишь после этого перевожу дух.
Ярошин мне угрожал. Не зря его называют психом. Хотя… С другой стороны, психи не предупреждают. Будь он невменяемым, сразу бы сделал то, чем пугал, а Радислав отпустил.
Он не такой. Он просто защищается. Боится подпустить кого-то к себе. Но вот насколько силён его страх, его желание держать других на расстоянии? Вдруг и правда исполнит угрозу, только бы я оставила его в покое?
Радислав
Юля... Ю-ля... Юля-а-а...
Милашка-очаровашка, девочка - божий одуванчик, блядь! Я бы не обратил на неё внимание. Стопудово бы не заметил, что появилась на нашем потоке. Но она, мать вашу, из кожи вон лезет, чтобы исправить это досадное, по её мнению, упущение.
По сути, мне плевать на тёлок, что учатся вместе со мной. Они – совершенно не то, что мне нужно. Абсолютно. Целки, отличницы, порядочные девочки – это мимо. Мне с такими нельзя. И они знают, чувствуют, обходят стороной.
Но эта решила найти приключений на свою упругую задницу, не иначе. Я же знаю, что ей наплела староста и остальные. Но, блядь, дружелюбную дурочку это не останавливает! Ёбнутая на всю голову.
Другого объяснения у меня нет.
Чего ты добиваешься, Юля? Чтобы я тебе выебал? Это я могу устроить. Внешне ничего так соска, на раз пойдёт.
Хотя... На хер... Отторжение у меня от этих милашек. Бесят. Бесят, блядь, очень сильно бесят! Мне с такими нельзя.
С кем перепихнуться я и без неё найду. Да мне и искать не надо, есть кому свистнуть, если захочется. И без розовых соплей и остальных единорогов, которые нужны этим изнеженным девочкам.
Шагаю к парковке и нажимаю на брелок сигнализации. Лёгкий щелчок, и с дверей тачки снимается блокировка. Усаживаюсь на водительское сиденье и зависаю. Реально зависаю без мыслей в голове.
Кожа на кончиках пальцев горит и покалывает. Трогал её. Девочку, которую мне нельзя.
Схватил за запястье, так что, наверное, синяки останутся. И за талию держал прижимая. Впечатал в себя. Все изгибы и выпуклости чувствовал, пока она дрожала. Я эту вибрацию ужаса, каждой клеткой ощущал. И меня, сука, это нехило так заводило.
Юля... Она хрупкая такая, мягкая, пахла так... Свежестью. Морем, что ли, и ещё чем-то знакомым... цветами лимона?
Блядь, о чём я вообще думаю? Какая мне на хер разница, как она пахнет? Что за дичь со мной творится?
Меня не интересует такой тип девчонок. Я люблю других: раскрепощённых, вызывающе одетых, с ярким макияжем, чтобы не ломались. Трахаю тех, что готовы раздвинуть ноги, без мишуры этой конфетно-букетной, без обязательств. Таких, что по щелчку пальцев становятся передо мной на колени, чтобы отсосать.
А что, интересно будет с Юленькой, если я предложу ей подобное? В обморок грохнется? Не удивлюсь.
Она тряслась, ощутимо колотилась в моих руках, побледнела, когда я сказал, что выебу. Платье задеру...
Мысли об этом вновь вызывают возбуждение. Дубина в штанах оживает, как и в тот момент, когда я прижимал к себе дрожащую Сергееву.
Сука, зачем я об этом думаю? Надо перестать. Мне с такой, как она нельзя!
Трясу головой и нащупываю в кармане пачку сигарет. Надо нервы успокоить. Привычным движением вытряхиваю сигарету, щёлкаю зажигалкой, затягиваюсь. Отпускает. Не полностью, но дышать становится легче. Так-то лучше.
Ладно, по херу. Надо заняться подготовкой новостного репортажа. А это значит: раздобыть новости, написать заметки для соцсетей канала и переработать в текст для записи.
Так, пресс-служба МВД уже сбросила на электронку сводку по происшествиям.
Пробегаю глазами. Три мелких ДТП, в том числе с наездом на велосипедиста, пьяная драка. Ничего стоящего, короче. Как обычно, впрочем, но на то я и журналист, чтобы сделать крутой репортаж из не слишком интересных событий.
Так, что у нас имеется? Наезд на велосипедиста. Он и был виновником ДТП, в результате не особо пострадал, получил несколько ушибов. Вроде фигня, но смотря, как преподнести. Голова начинает работать, мыслительный процесс запущен. Сразу приходят идеи.
А что, если раскрутить в целом проблему отсутствия велосипедных дорожек? Они как бы есть, но мало и далеко не в каждом районе города. Некуда податься велосипедистам, вот и лезут на дорогу, где достаточно активное движение, между прочим. Так, отлично!
Ещё соберу статистику по подобным ДТП за весь год, интересно, как часто случается аварии с велосипедами? О, и про несовершеннолетних надо бы уточнить. Ещё одна острая тема – дети на дорогах без присмотра родителей.
Достаю блокнот и на коленке записываю идеи, чтобы не забыть. Тут же строчу Уварову, пресс-секретарю нашего отдела МВД, чтобы сбросил инфу.
Невольно улыбаюсь. В универе ходят слухи, что о происшествиях я узнаю исключительно от местных бандитов и нарушителей. А то и сам совершаю преступления, чтобы было о чём рассказать.
Ага, с алкашами дерусь, пенсионерок граблю и у зазевавшихся пассажиров общественного транспорта подрезаю кошельки. А после нового репортажа скажут, что это я на велосипедиста наехал. Дебилы.
Одна Юленька в это не верит. Удивительная девочка. Красивая. Вот только… Мне с такой нельзя.
Вечером с девчонками идём в бар. У одной из одногруппниц, у Ксюши, сегодня день рождения, и она решила отметить его в чисто девчачьей компании. Я не против, хотя ходить по барам, если честно, не привыкла, а в этом городе так вообще ни разу не была. Но сегодня мне прямо жизненно необходимо отвлечься. После того, что произошло в университете.
Мысли вновь и вновь возвращаются к Ярошину. Теперь даже не знаю, как себя вести. Отсесть от него? Но это будет означать, что я тоже его отвергла, как и все остальные. Остаться? Но вдруг Радислав решит, что я хочу, чтобы он... задрал моё платье?
В баре, куда приходим с подругами, не слишком много народу. Девочки говорят, что ещё рано, а часа через два ни одного столика свободного не останется. Это популярное место в городе, здесь какое-то супервкусное пиво и закуски собственного приготовления.
Что же, интересно попробовать. Вообще, я пиво не очень люблю, как, впрочем, и остальной алкоголь, но Ксюша уверяла, что напиток из этого бара мне точно понравится.
Пиво действительно хорошее, совсем не горчит, как то, что я пробовала до этого, но всё равно мне не очень нравится алкоголь. Поэтому больше разговариваю, лишь изредка поднося к губам бокал.
Постепенно расслабляюсь и начинаю наслаждаться вечером. Компания приятная, болтаем и смеёмся без умолку, в баре играет классная музыка. А кроме того, здесь начинают собираться симпатичные молодые люди, которые с интересом поглядывают в нашу сторону, что тоже приятно и будоражит.
– Ой, девчонки, смотрите, кого принесло! – неожиданно восклицает Лина, одна из моих подруг.
Девушки одновременно поворачиваемся в сторону выхода, я же мешкаю. Тянусь к столу, отставляя бокал, который держу в руке.
– Со своими дружками пожаловал, – произносит Ира.
– Кто? – тоже оборачиваюсь и застываю на месте.
Жар окатывает с головы до ног, во рту моментально делается сухо, как в пустыне. Сердце напоминает о себе бешеным стуком в грудную клетку.
Всё потому, что к соседнему столику топает Ярошин собственной персоной.
Он не один. С ним два парня и две девушки.
Нервно сглатываю и вновь хватаю бокал, чтобы хоть как-то отвлечься.
– Псих наш пожаловал. И делать вид, что с нами не знаком, – возмущённо шипит Лина. – Прям бесит, корона не жмёт ему интересно?
– Ага! – подхватывает Ксюша. – Но ладно вы! А меня-то он знает с самого детства. Я же с Ярошиным в одном классе училась все годы. И всё равно проходит и морду воротит! Типа, мы незнакомы.
Радислав и его друзья рассаживаются за столиком. Те парни, что пришли с ним, выглядят достаточно колоритно: накаченные, в татуировках, на лицах застыло наглое, самоуверенное выражение. Ярошин им под стать, только у него нет наколок, во всяком случае, на тех местах, что не скрыты одеждой. Ещё бы, в новостную передачу его бы с ними вряд ли взяли.
Девушки же производят неоднозначное впечатление. Очень ярко, даже вызывающе накрашенные, в короткой, безумно обтягивающей одежде, которая совершенно ничего не скрывает.
Все сидящие за нашим столом, то и дело бросают взгляд на вновь прибывших. Их появление явно произвело впечатление.
– И что он в школе тоже был придурком? – интересует Ира.
– Ага, ещё каким. Он дрался постоянно с кем-нибудь после уроков. А вообще, его ведь дразнили. Он заикался сильно. Класса до пятого. Потом прошло вроде. Но всё равно ни с кем не дружил, кроме Витьки. Вон того с серьгой в ухе. Тот тоже хулиганом был в нашей школе, на учёте стоял в детской комнате полиции. Но он из неблагополучной семьи. А Ярошин из приличной, даже из богатой, – радостно подхватывает Ксюша.
Девчонки с видимым удовольствием начинают обсуждать Радислава и его друзей. Достаётся и девушкам, которые с ним пришли. Их сразу же записывают в жриц любви, которых парни сняли на трассе. Мне не очень нравятся подобные беседы. Не люблю, когда моют кости за спиной. Пытаюсь перевести разговор.
Получается плохо. Мне не по себе. Сердце колотится в горле, тяжесть в груди разливается и придавливает к сидению.
Не могу перестать вновь и вновь поглядывать в сторону Радислава. А он с невозмутимым видом прихлёбывает из бокала и о чём-то разговаривает со своими друзьями.
Одна из девушек, с вытравленными до неестественной белизны волосами, сидит рядом с Ярошиным на кожаном диванчике. Она так и льнёт к нему, трётся выпирающей грудью о его плечо, то и дело пытается забраться пальцами с вызывающе длинными ногтями под его толстовку.
Рад не возражает. Он развалился с расслабленным видом и, с надменным одобрением поглядывает на растекающуюся лужицей девицу.
В груди начинается давить сильнее. Прямо до боли. Током бьёт, скручивает внутренности в узлы. Отворачиваюсь и пытаюсь не обращать внимания. Не получается! Блин, никак не получается!
Хорошее настроение вмиг улетучивается. Сижу и на автомате поддакиваю девчонкам, невнятными междометиями пытаюсь поддерживать разговор. Внутри же всё искрит и полыхает, выжигает до самого дна, образует открытые раны и посыпает их солью.
Почему меня так задевает, что он с девушкой? Почему?
Чтобы хоть как-то отвлечься бесконечно прикладываюсь к бокалу и сама не замечаю, как выпиваю всё пиво. В сторону столика, за которым сидит Ярошин, больше не смотрю.
С непривычки алкоголь ударяет в голову, становится душно, а перед глазами плывёт. Безумно хочется глотнуть свежего воздуха.
В это время к нам подходят какие-то парни, они начинают знакомиться, предлагают угостить и посидеть вместе. Кто-то из них начинает подкатывать к определённым девушкам. На меня тоже обращает внимание худощавый блондин. Но я совершенно не в ресурсе флиртовать или даже просто мило беседовать. Муторно и грустно до слёз. Проклятый Ярошин, явился и всё испортил!
Вновь бросаю взгляд в сторону его столика, но Рада за ним не обнаруживаю, так же как и крашеную девицу.
Блин! Боль затмевает все остальные чувства. Реальная физическая боль в груди. К горлу слёзы подкатывают.
Сука! Да что это такое! Я обречён бесконечно натыкаться на Сергееву? Куда не сунусь, везде она! А ведь именно для того, чтобы забыть об очаровашке Юленьке, я и попёрся в бар сегодня вечером.
Вик и Тоха всегда готовы потусить, но им проще – у парней только работа. А мне же приходится совмещать с учёбой, и это выматывает временами.
Я взял с собой Нику. Не могу сказать, что она мне особо нравится, но сосёт зачётно, а сегодня мне нужно сбросить напряжение после того, как пощупал Юленьку, одуванчика с блядскими ярко-синими глазами.
Сбросил, называется! Не успели войти в бар, как наткнулись на компанию моих одногруппниц. И среди них – милашка-очаровашка.
Сначала вроде всё шло нормально. Мне удавалось держать себя в руках, бокал пива помог расслабиться. Но блядь, длилось это недолго. Компания симпатичных девчонок в этом месте никогда не останется без внимания. Желающие подкатить яйца начали кружить вокруг как коршуны, отчего мне сразу сделалось не по себе.
К Юльке тоже прилип какой-то уебок, при виде которого, у меня кишки переворачиваться начали. Почему это выводит из себя? Я ведь знаю, что ту же Нику время от времени имеет во все дырки Антон, и мне по херу. А с Юлькой я даже не был ни разу, но при мысли о том, что она может уехать с другим, тошнота накатывает.
Бля, я реально не мог больше смотреть на то, как утырок белобрысый клеит Сергееву. Выше моих сил наблюдать за этими брачными играми. Дёрнул Нику на улицу, надеясь, что её знаменитый минет поднимет настроение.
Прислонившись спиной к железному забору, прикрыл глаза и попытался расслабиться. Тёлочка знает своё дело, она без разговоров отпускается к моим ногам и принимается расстёгивать ремень на джинсах.
А я, как полный придурок, стою и представляю, как задираю тонкое платьице Юленьки, нагибаю и вставляю на полную. Бля! Шишка моментально оживает. Понимаю, что всё время, пока Ника будет меня ублажать, собираюсь представлять на её месте совсем другую. Девочку, которую мне нельзя.
– Что ты копаешься, Юль? – выдыхаю, чувствуя, как член всё сильнее наливается кровью.
Сука! Имена перепутал, совсем головой поехал походу!
– Что? Как ты меня назвал? – Ника замирает, держась за пряжку ремня.
– Никак. Быстрей давай, заебался ждать, – рявкаю довольно грубо, но не могу сдержаться.
Понимаю вдруг, что не хочу её. Вообще. Нет, выебать, конечно, смогу. Но... Смотрю на неё и впервые в жизни чувствую отторжение. Эти выжженные волосы на ощупь как солома. А глаза? Их не видно из-за чёрной подводки, густо намазанной вокруг. Раздутые губы, брови как две тёмных гусеницы. Интересно, как она выглядит без всей этой штукатурки? Почему я раньше считал Нику привлекательной?
Сейчас даже запах её вызывает отвращение. Слишком сладкие, тяжёлые духи и сигаретный дым. Юленька пахнет совсем по-другому.
Собираюсь вновь опустить веки, но в этот момент слышу откуда-то сбоку тихие шаги и сразу же короткий вскрик. Поднимаю голову и в омут проваливаюсь. Всё потому, что встречаюсь глазами с одуванчиком.
И вид у Юленьки такой, будто она вот-вот грохнется в обморок.
Ника ничего не замечает, а может быть ей плевать. Она уже расстегнула ремень и ухватилась за металлическую пуговицу джинсов. Неожиданно чувствую брезгливость. Эти длинные когти, чёрные подводочные круги под глазами, удушающий запах мерзких духов.
А рядом стоит свежий, чистенький одуванчик.
Юля почему-то не уходит. Она застыла с расширившимися глазищами и хватает ртом воздух, как будто ей нечем дышать.
И смотрит, прямо на нас смотрит. Мне вдруг становится невыносимо от этого взгляда. Я не хочу, чтобы очаровашка думала, будто я с кем-то другим... Бля...
– Отвали, – отталкиваю от себя девчонку, даже не успев подумать.
– Ты чо, Рад? Охренел? – взвизгивает Ника, неуклюже барахтается на земле, пытаясь встать на ноги.
Но мне уже плевать. А делаю рывок в сторону Сергеевой. Вижу, что она отмерла и резко разворачивается, желая уйти. Но за секунду до того, как Юля срывается с места, хватаю её за руку.
Одуванчик судорожно выдыхает, оборачивается и впивается в моё лицо синими глазюками.
Молчит, смотрит и молчит.
– Рад, это кто? Чо тут ваще такое? – слышу как сквозь вату верещание Ники.
Но меня оно не трогает. По хрен, что подумает, даже если обидится и уйдёт.
– Иди внутрь, Ника. Мне нужно поговорить с одногруппницей, – бросаю охрипшим голосом.
А сам всё сильнее сжимаю запястье Юленьки.
Внутри штырит так, что дышать трудно. Башку сносит от тонкого лимонного запаха, от теплоты нежной, мягонькой кожи. От трепета, который мелкой вибрацией пробегает по её телу и передаётся мне.
Трогаю её опять. Девочку, которую мне нельзя.
Ярошин вновь хватает меня за руку. И не просто хватает, а притягивает к себе и прижимает к большому, твёрдому телу.
Девушка, которая пыталась расстегнуть ему джинсы, что-то злобно выкрикивает оттуда-то сбоку, но я не могу разобрать, что именно. У меня ступор непонятный, в голове звенящая пустота, мысли путаются и разбегаются.
Ярошин прикасается ко мне. Опять. Смотрит прямо в глаза и молчит. Вижу, как трепещут его ноздри, чувствую, как грудь ходит ходуном. Он явно взбудоражен. Вот только чем?
– Ника, съебись по-хорошему! Пока не втащил, – Радислав разрывает зрительный контакт и бросает быстрый взгляд в сторону.
– Да пошёл ты! – орёт девушка в ответ и рассерженно цокает каблуками удаляясь.
Через минуту мы с Ярошиным остаёмся наедине.
Он по-прежнему прижимает меня к своему телу, буравит взглядом. Я же, наконец, прихожу в себя и пытаюсь вырваться из его хватки.
– Отпусти, – шиплю, когда ничего не выходит.
– Нет, – отвечает.
Неожиданно обхватывает меня за талию, приподнимая над землёй, и тащит в самый дальний угол, куда не достаёт свет фонаря.
– Что ты делаешь? Отпусти! – взвизгиваю и пытаюсь ударить его в грудь.
Ярошин хмыкает и прижимает меня к себе сильнее, так что не получается шевелиться.
– Обещал задрать тебе платье? Вот сейчас это и сделаю.
Радислав дотаскивает меня до стены, разворачивает спиной к себе и прижимает ещё сильнее. При этом он начинает елозить большими ладонями по моему телу. Нагло, развратно, облапывает грудь, водит по животу, скользит по бёдрам.
Дёргаюсь, вырываюсь, изо всех сил пытаюсь освободиться. Но ничего не выходит. Он очень сильный. Держит, кажется, не особо напрягаясь, но мне с ним не сладить, как ни стараюсь.
Начинает трясти от ужаса и беспомощности, к горлу подкатывает тугой ком, мешая говорить, не давая дышать.
– Прекрати! Пожалуйста, Радислав, не надо! Я буду кричать!
– Кричи, одуванчик. Если хочешь трахаться при свидетелях. Думаешь, чьё-то присутствие меня остановит? – выдаёт почти спокойным голосом.
Боже, он реально псих! Неужели изнасилует? Зачем я с ним связалась?
Трясусь, дышу рвано и громко, пытаюсь повернуться к нему лицом, чтобы смотреть в глаза, но он не даёт.
– Поздно, очаровашка. Я говорил тебе – убегай! Почему не послушалась? – тянет рядом с моим ухом.
Кожу обжигает горячим, влажным дыханием. Настойчивые пальцы сжимают грудь, нащупывают через одежду затвердевший сосок и стискивают, в тот же миг, когда обнаруживают.
Выдыхаю сдавленный стон. Дёргаюсь всем телом, которое слабеет и перестаёт слушаться. Мурашки толпой несутся по спине, по груди, по рукам, чувствую, как вся кожа покрывается пупырышками, ничего не могу с этим поделать.
– Это нечестно... Я за тобой не бегала, случайно здесь оказалась...
– Точно? – тянет с ухмылкой. – А я не верю.
Продолжает гладить всё тело, отчего горячие волны по внутренностям проносятся.
Нельзя так, это неправильно. Нельзя, надо прекратить.
– Отпусти, Радик, не надо так со мной... – бормочу слабым голосом.
А сама задыхаюсь от избытка ощущений.
– Нет. Не отпущу. Не могу! Не могу, одуванчик! Поздно...
Голос Ярошина хриплый, срывающийся. Вибрирует совсем рядом с тонкой, чувствительной кожей возле моего уха.
Рад жмётся всё сильнее, отчего в поясницу впивается пряжка его расстёгнутого ремня, доставляя боль. Кроме того, ощущаю внушительную выпуклость в его джинсах. Да и как не ощущать, если он именно этой частью тела об меня трётся?
– Бля... Одуванчик, я не могу... Не могу совсем... Крышу сносит... – шепчет на ухо и принимается покрывать короткими поцелуями мою шею.
Это невыносимо! Просто на грани, остро, сладко и мучительно. Почему он делает это? Ярошин же был с другой девушкой. И она явно не сказки ему собиралась рассказывать. Прогнал её, и меня лапает. Это бред какой-то!
– Зачем ты так... Радик… Ну Ради-ик… Ты не имеешь права меня трогать... – хнычу, а у самой пожар в животе разгорается.
Никогда в жизни не чувствовала ничего подобного. Мне страшно, больно, потому что он сдавил и... Приятно! Оттого только, что это он, сероглазый, надменный, молчаливый Ярошин меня трогает. Я сошла с ума, по-другому не скажешь!
В животе расплавленная лава плещется, в груди ураган бушует, распирая её, в голове фейерверки взрываются.
Он трогает меня! Ярошин меня трогает!
А Радислав как сумасшедший вжимает меня в своё тело и тискает ручищами. Хрипит, постанывает и целует мои виски, шею, ключицы.
Пряжка ремня вновь ощутимо впивается в спину.
– Мне больно! – взвизгиваю и пытаюсь отпрянуть.
Хватка немного ослабевает.
– Где? – хрипит Ярошин.
– Твой ремень, он давит и царапает...
– Да... Сейчас... Прости...
Дышит громко и часто-часто. Отстраняется, копошится у меня за спиной, что-то делая одной рукой. Другой же продолжает меня удерживать.
Слышу, как ремень со стуком падает на землю, как скрипит бегунок молнии, освобождая железные звенья.
– Радик, я боюсь... Мне страшно так... – начинаю задыхаться, вновь дёргаюсь и почти рыдаю.
Он не отвечает. Хрипло стонет, поднимает выше укороченный кардиган и вдавливается в мою спину горячей обнажённой плотью.
Дёргаюсь, как от удара током, остро чувствую его даже сквозь ткань платья.
Боже, он действительно ненормальный! Неужели не остановится? Как же мы будем смотреть друг другу в глаза после этого? Завтра?
– За... Зачем ты это делаешь? – скулю жалобно, дрожа всем телом.
Трясёт не от холода, а от избытка новых, острых ощущений.
– Потому что у меня башню сносит. От тебя сносит. Потому что я выпил. Потому что я псих, если ты не забыла.
Горячая ладонь вновь скользит по телу, поднимаясь выше, от груди к шее. Твёрдые пальцы начинают поглаживать моё обнажённое горло, и от этого током пронзает до самых пяток. Вторая рука у меня на бедре, она движется вниз, ища подол платья, а когда находит, живо забирается под него.