Дорогие мои! Маленькое предисловие для тех, кто читал все три книги «Черной вдовы», для тех, кто был травмирован, шокирован и не согласен со смертью мужей главной героини. Некоторые эпизоды переписаны, но все же повторять будут то, что уже было в трех книгах «Вдовы», особенно в том, что касается первого мужа графа Потемкина, некоторые эпизоды полностью оставлены неизменными. Не обессудьте, все же это рерайт, тем более на мою уже написанную историю. В том числе переписан частично первый трип, полностью без изменений представлены второй трип со спасением Цесаревича Константина и третий, изобличающий виновников проклятия. Надеюсь, вы с удовольствием перечитаете уже знакомые эпизоды!
Глава 1. Вынырнула к свадьбе
Я вынырнула из ванной.
«Господи, что ж так худо?» Сильно… нет, не так… очень-очень сильно кружилась голова. Стоило открыть глаза пошире, как начиналась натуральная карусель, поэтому глаза я прикрыла. Что со мной?
Возле ванны стояла и верещала какая-то девица. Мне стало еще хуже, но я нашла в себе силы цыкнуть на нее, чтобы не орала – и так плохо. А потом была оглушена воплем какой-то тетки, и слезящимися глазами наблюдала, как она, едва войдя в ванную комнату, рухнула в обморок.
«Что же они все так орут?» – простонала мысленно, перевалилась через бортик здоровенной латунной ванны и огляделась в поисках унитаза, чтобы отдать просящееся наружу содержимое желудка. Унитаза не нашла. И вдруг сама чуть не заорала: я вспомнила, что, вообще-то, тонула не в ванной, а в Индийском океане у берегов Мадагаскара, но сил не было. Так что от изумления не справилась с желудком и все лишнее выдала на плитки пола и, теряя сознание, постаралась не упасть в это лицом.
Пришла в себя вроде бы на кровати. С целителем (?) спорить не стала. Во-первых, мне было очень, ну очень плохо. Во-вторых, я ничего конструктивного предложить не могла. Так что мужик, которого почтительно называли целителем обмахал меня руками, как шарлатан-экстрасенс, а потом тривиально зарядил промывание. Как же мне было хреново. Однако, в конце концов, я совсем обессилела и уснула в качающейся и крутящейся, как лодка в водовороте, кровати.
***
Проснулась я ближе к полудню, и то потому только, что тело испытывало естественные утренние потребности. В комнате я была одна. Шаркающей походкой паралитика, на трясущихся ногах, цепляясь за все, что попалось на пути, рискуя грохнуться, когда цепляться было не за что, я добралась до санузла. И то не сразу: в комнате, кроме входной двери, было еще две. С первой я ошиблась – это был вход в гардеробную.
Наконец, до меня дошло, что у меня банальное похмелье. Сильнейшая алкогольная интоксикация. Оказывается, похмелье – это больно: я раньше никогда до такого состояния не напивалась. Я вообще не напивалась. Тем более чем-то вроде абсента. До сих пор во рту стоял мерзкий привкус аниса, полыни и фенхеля. Я их по отдельности ненавижу, а уж вместе… Меня бы вывернуло от одного глотка, а тут, похоже, была выпита целая бутылка. У меня было ощущение, что я пропиталась этим мерзким запахом… и вкусом.
Познакомилась с отхожим местом, что являло собой кресло с коробом в нижней части, в который вставлялся горшок. Глядя на это сооружение, поняла, почему врачи интересуются: «Какой у вас стул?» Вот такой стул – деревянный, вместо фаянса. Такой себе унитаз. Видимо, одна из забот служанки.
Ага. Девица, которая орала как резаная, когда я вынырнула из ванны, оказалась служанкой. «У меня служанка? Интересно!» Бедняга вчера умоталась с кувшинами с водой, что целитель в меня вливал литрами, а потом с тазами того, что из меня выливалось. Бррр. Ужас! Как вспомню, так вздрогну.
В зеркале обнаружила саму себя. Ту же красотку Сашу. Однако вместо короткого каре и натурального блонда конская грива ниже попы. Каштановая с солнечными золотистыми прядями. И да, замусоленная и в колтунах после вчерашнего. Это как? Сдернула с себя сорочку. Все мое: предмет моей гордости – натуральная грудь четвертого размера, стройная фигура с длинными ногами. Не песочные часы, но ваза с тонкой талией точно. Только нет моих шрамов на животе, и волосы не мои. Я в афиге!
Окончательно сформировалась мысль, что я таки попала. Идея, что меня из Индийского океана выловили трезвую, накачали в хлам абсентом до глюков и притопили в ванной, была куда более фантастичной, чем попадалово.
Кроме того, еще вчера, когда какой-то мужик, как гребаный экстрасенс водил надо мной руками, мелькнула мыслишка забавная и подленькая, что я попала. Мужика этого называли не врачом, и не доктором, и даже не лекарем, а целителем. Так что мысль спьяну о попаданстве казалась все более верной. И отторжения не вызвала.
Я еще раз сказала себе, что попала. Попала в чужое тело, очень похожее на мое, но чужое. И до меня дошло, что, очевидно, это тело моложе моего лет на пять-шесть, как минимум. Уж очень юная и наивная мордаха.
При моей любви к приключениям и экстриму я не стала нервничать из-за того, что трезвая утопла у берегов Мадагаскара, а вынырнула из ванной в состоянии тяжелого алкогольного отравления фиг знает где. Меня больше волновало само похмелье и то, что я ничего не знаю (не помню?) о месте попадания.
Еще некоторое время помедитировав на свое отражение, подумала, что неплохо было бы ополоснуться и вымыть голову, но после вчерашнего обилия воды вокруг меня и во мне, идея показалась непривлекательной. Да и сил не было. Потому просто умылась, напилась воды из-под крана и почистила зубы пальцем с зубным порошком.
***
В комнату без стука ворвалась вчерашняя обморочная тетка и с порога начала частить:
– Сашка, золотце, птаха глупая, как ты посмела такое учудить…
Дальше я ее не слушала, накрыла голову подушкой и размышляла о том, что я здесь вместо Саши – моей тезки, потому что я тоже Саша. Александра Андреевна Зимина.
Тетка увеличила громкость, и ее слова прорывались сквозь подушку. Она регулировала громкость, ничуть не сомневаясь, что и под подушкой я ее слышу. Ну, да, ее пассажи периодически прерывали мои думы. Из-за этого мои размышления меняли направление. Так я задумалась над тем, как теперь выгляжу, потому что тетка – реально родственница этого тела – пеняла, что я совсем не забочусь о своей внешности.
– До свадьбы осталось три недели!
«Что? Стоять! До чего осталось три недели?» Я заинтересовано выглянула одним глазом из-под подушки. «Как интересно! Вот прямо замуж? Может, лучше не утопиться, а сразу повеситься?»
Я отняла подушку от лица и посмотрела на женщину. Она сразу убавила громкость. Кайф. Она или обучаемая, или адекватная. Тетка вещала, не останавливаясь ни на секунду:
– И оставь свою завиральную идею стать главой Рода. Во-первых, ты не пройдешь испытание Духом Рода: у тебя магии – кот наплакал. Во-вторых, тебя все равно не утвердит ни губернский Совет, ни тем более имперский. Женщина не может быть главой Рода.
И тут я подала голос:
– Что совсем? Совсем, совсем никогда?
Тетка с одобрением посмотрела на меня. Вероятно, до сих пор диалог на эту тему у них… у нас не складывался.
– Может. Вот я могла бы. Я – женщина зрелого возраста, – она привычно кокетливо поправила волосы. – Я была замужем. Я вдова. Я маг.
Бля… Здесь еще и магия! Это пипец! Значит лекарь не придуривался, не изображал экстрасенса. Он на самом деле экстрасенс, вернее, маг. Это жопа. Куда я попала?! Я решила не отвлекаться на эти новости, подумаю позже в спокойной обстановке: все равно отправной информации почти нет, особенно и думать не о чем. Продолжила допрос тетки.
Подумав, как обратиться к ней – на «ты» или на «вы», выбрала второй вариант.
– Тетушка, вы сами хотите стать главой Рода?
Тетка изумленно приподняла одну бровь.
– Саша, а ты не ударилась головой, когда была пьяна, или до сих пор не протрезвела? Я – Будинская, я не могу быть главой Рода Половцевых, для этого нужно в него войти, но и войти не могу, потому что ты – единственный, но несовершеннолетний член Рода, не прошедший испытания Духа Рода. Ты не можешь меня ввести в Род. Имперская канцелярия нами заниматься не будет, мы слишком незначительны. Им проще вычеркнуть твой Род из имперской Книги. Если бы были деньги, можно было бы это сделать за деньги, но… Ты сама знаешь, что с деньгами плохо.
– Совсем плохо?
Я порадовалась полученным крохам информации. «Значит, я теперь Александра Половцева. Последняя в Роду. Несовершеннолетняя. Бедна как церковная мышь».
Тетка внимательно всмотрелась в меня.
– Как ты себя чувствуешь? Мы вчера говорили о том, что ты даже в монастырь уйти не можешь, потому что за дворянку требуется взнос, на который у нас нет денег. Я тебе поклялась вчера в этом.
– Я нормально себя чувствую, но почему-то не все помню.
На самом деле, что-то брезжило в голове по всем темам, которые тетка поднимала, но как-то не оформлено, фантомно: я ни одной мысли о прежней хозяйке этого тела не могла нормально сформулировать. Возможно, так сказывалось похмелье, а, возможно, с прежней хозяйкой тела пропала и ее память.
– Саша, еще раз говорю, у нас единственная возможность поправить дела – это выдать тебя замуж.
– Как замуж, если я несовершеннолетняя?
Тетка страдальчески закатила глаза.
– Сашка, ты совсем плоха. Дела Рода можно вести только с двадцати лет.
– А мне сколько? – плюнув на конспирацию, тупо спросила я.
– Тебе восемнадцать. Прости, на нормального целителя денег не хватило. Саш, я не стала у графа Потемкина деньги на свадебное платье просить. Знала бы, что с тобой такое случится, не стала бы гонор показывать. А теперь до свадьбы впроголодь, но платье сами пошьем.
Я встрепенулась. Фамилия жениха мне была знакома. Как интересно! Я еще внимательней стала слушать тетку.
– Его Сиятельство обещал закрыть подземелье с камнем Рода и Источником. Твой второй сын, став совершеннолетним, возродит Род. И вообще, Саш, это невероятная удача. Я удивляюсь, с чего вдруг Потемкину вздумалось на тебе жениться. То, что клочок наших земель граничит с его землями – не повод жениться. Земли Вертинских тоже граничат с его землями, и у них три дочери на выданье. Три! Старшая уже почти перестарок. И все три красотки не хуже тебя. И приданное у каждой есть, и угодий у них в разы больше, чем у нас…
Тетка, захлебываясь, рассказывала о Вертинских, потом о Боровиковых, у которых тоже пограничные земли и дочь. Я ее перебила:
– А если у меня не будет второго сына?
– Значит, его второй сын.
– А просто не выходить замуж нельзя?
Меня воспитывала бабушка, потому что мама умерла в родах. Отца я никогда не знала, а бабуля всегда обходила вопрос по поводу него стороной. Когда я родилась, бабушке не было и сорока лет. Вполне себе молодая энергичная женщина. Она очень много работала. Я росла сначала с нянькой, потом с нянькой ходила в детский сад, потом уже без няньки в школу, потом в универ. А бабуля все работала и работала, чтобы у меня все было как у детей в нормальных семьях.
Воспитывать она меня тоже успевала. Няньку нашла с высшим педагогическим образованием. Так что уже в четыре года я умела читать, а в пять писать и прилично рисовать. Нянька Таша (Наташа) водила меня в бассейн, в студию танца, на занятия детского хора и в художественную студию до самого универа.
Бабуля вывозила нас летом на дачу и проводила месяц отпуска вместе со мной, в это время няня неделю-две отдыхала от меня. Мы с бабушкой ходили на рыбалку, собирали лекарственные травы, кормили белок в лесу. Примерно раз в два года, нянька тоже уходила в отпуск на месяц, и бабушка вывозила меня к теплому морю.
В общем, у меня было нормальное счастливое детство. Лет в четырнадцать, когда пришли первые месячные, бабушка выложила передо мной литературу по половому созреванию, показала на картинках и объяснила на пальцах все, что касается полового акта.
Соединив четыре пальца левой руки с большим пальцем в условную полость, она покрутила этой конструкцией перед моим носом: «Представь, что это твоя вагина, а это – она поджала все пальцы правой руки, кроме указательного – половой орган мужчины. Происходит половой акт так», – бабуля соединила обе конструкции, изобразив возвратно-поступательные движения пальца правой руки в полости левой.
– Сашка, трагедия не в потере девственности, и даже не в осуждении обществом беременности в твоем возрасте.
Увидев удивление на моем лице, бабуля хлопнула себя по лбу:
– Блин, я пропустила важный этап.
Она снова изобразила возвратно-поступательные движения:
– В результате полового акта у мужчины происходит семяизвержение. Вот тут на картинке, смотри. Это сперматозоиды. И если женский организм находится в стадии овуляции, то происходит оплодотворение яйцеклетки. Вот картинка. Наступает беременность.
– А что тогда является трагедией?
– Трагедией, Сашуль, является неготовность к этому. Относительная физиологическая зрелость у девочек наступает примерно в возрасте десяти-пятнадцати лет. Зрелость половая вроде есть, но в этом возрасте ни физиологически, ни психологически организм (обобщим девочку до организма) не готов к этому испытанию. Это очень тяжело и неправильно. Так что, Сашхен, думай головой! Чувства приходят и уходят, а жизнь норовит поставить нас каком кверху.
А еще у бабушки была любимая поговорка: «Держись, атаман!», в разных вариациях. Главным словом было «держись». В тот раз она не стала добавлять, но по ее глазам, это легко читалось.
Я не стала говорить бабушке, что всю (ВСЮ) медицинскую литературу, что есть в доме прочла еще во втором классе. Я не скрывала, но и к слову не пришлось. Урок без смущения восприняла полностью. Бабулины объяснения пришлись кстати, потому что, конечно, тогда, во втором классе, я очень многого не поняла, но врачом я становиться не собиралась, так что достаточно было и полового воспитания.
Правда из-за своей психологической незрелости, что упоминалась бабушкой, я половой акт соотнесла исключительно с воспроизводством потомства. А наказ пользоваться презервативами пропустила мимо ушей, потому что пока было не до потомства. Нужно было окончить школу, между делом написать гениальную картину, выиграть танцевальный конкурс, поступить в институт и еще много всякого пока только в планах.
Бабуля – медик и прагматик – в силу профдеформации не учла в этой схеме романтическую составляющую. Поэтому до своей первой любви, точнее до дефлорации, у меня ЛЮБОВЬ была отдельно, а деторождение было отдельно. Наверное, это было единственное бабушкино упущение, так как во всем остальном я была очень разумной и рассудительной.
В пятьдесят пять бабушка вышла на пенсию, а в пятьдесят семь, не проболев ни дня, внезапно и скоропостижно скончалась от обширного инсульта головного мозга. Я училась в универе и пришла домой, сдав последний экзамен за первый курс. Бабулю я нашла уже бездыханной.
***
А в конце второго курса у меня случилась любовь. Та самая – великая и светлая. Я влюбилась. И жила как во сне. Передвигалась словно в толще воды. Ничего и никого, кроме любимого, не видела. И мне казалось, как выяснилось позже, только казалось, что и он находился в том же угаре. Он очень качественно зеркалил мое отъехавшее состояние, отстраненность от окружающего мира, погруженность в наши чувства.
После окончания сессии, сдав экзамены за второй курс, мы поехали ко мне, в мою опустевшую после смерти бабушки квартиру.
То, что ЛЮБОВЬ и воспроизводство потомства идут в одном флаконе, для меня было поразительным открытием. О презервативах, о наказе бабули я вспомнила уже после дефлорации и бурно проведенной ночи. Я даже наивно спросила у любимого:
– У нас будут детки?
Мой принц подавился кофе, который мы как раз пили.
– Зачем? – задыхаясь и откашливаясь, прохрипел он.
– Но ты же был без презерватива.
***
Я была в шоке. Он меня ударил!
– Ты меня не слушаешь! Я перевел деньги на твою карту. Сделаешь аборт! Поняла?!
– Нет.
– Что нет? Не поняла?
– Я не буду делать аборт.
Я думала, что он меня ударит снова, и даже надеялась на это, потому что уже нащупала за спиной на письменном столе тяжелое пресс-папье.
То ли он с пощечиной погорячился и осознал это, то ли что-то нехорошее увидел в моих глазах, но только фыркнул и ушел, хлопнув дверью.
Деньги. Деньги я ему вернула, и заблокировала карту, переведя свои деньги на новую.
Через неделю он снова позвонил в мою дверь. Не то чтобы я надеялась, что он понял, что был неправ, и пришел мириться. Мне это было не нужно: слишком много интересного он сказал, что никак не сочеталось с моим представлением о ЛЮБВИ и взаимном уважении, но я не видела причин, почему мы не можем поговорить. Все равно в универе придется пересекаться. Я открыла ему дверь. С ним вошли еще трое.

"Принц" и его дружки
Меня спасла от смерти старушка-соседка, которая никогда не стеснялась приложить ухо, что к моей входной двери, что к стене между квартирами. Сама она сунуться побоялась, но вызвала полицию и скорую.
После многомесячного общения с психологом я загнала эти воспоминания в самый дальний подвал своей памяти. Уверена, что с реабилитацией моей психики бабушка справилась бы лучше, но бабули со мной уже не было.
***
Дело не затянули. Меньше, чем через месяц, был суд, где я присутствовала в инвалидном кресле, в котором меня привезли прямо из больницы, в состоянии, похожем на каталепсию. Чувствовала себя не Снежной Королевой, не Снегурочкой, а снежной бабой, вот той самой, которую складывают из трех снежных шаров. Я почти не ощущала своего тела, обколотая обезболивающим, пялилась на прокурора и судью стеклянными глазами, слышала рядом голос адвоката и не понимала, что он говорит. Как сквозь запотевшее стекло видела сидящих в клетке обвиняемых. Четверых. Тварей, которых, если бы мне дали ружье (бабушка меня и стрелять научила), пристрелила бы не сомневаясь. Они убили мое дитя, они убили мою ЛЮБОВЬ, они поломали меня.
***
Где-то в зале сидел отец моего «принца». Он приходил ко мне в больницу. Можно было бы подумать, что он будет меня подкупать или грозить мне, чтобы я не доводила дело до суда. Я так в начале и подумала, и встопорщила ежовые иголки, но… Нет, он просил у меня прощения за своего отпрыска, оплатил мое лечение по высшему разряду и сказал, что, если бы он знал, то заставил бы сына жениться. От чего я в ужасе открестилась:
– Ни за что! После того, что он мне сказал, я не смогла бы с ним жить.
– Ну, значит, тогда я помог бы тебе растить внука.
– И вы не против того, что, скорее всего, у него будет реальный срок?
Мужчина красивый, так похожий на моего «принца», еще не старый, примерно лет сорока-сорока пяти, осунувшийся, посеревший от горя, от моего вопроса будто выцвел еще больше.
– Нет. Он должен заплатить за то, что сделал. Возможно, мне удастся помочь ему в заключении, возможно, мне удастся помочь ему после, но он должен платить по своим счетам. А я буду платить по своим. Это я его где-то упустил.
По правде говоря, я была потрясена. Не ожидала. Мне теперь было известно, как отмазывают мажоров. Родители трех других отморозков вели себя ожидаемо: грозили и подкупали. Как оказалось, от их давления меня спас этот убитый горем мужчина.
Он так явно страдал, что вызывал у меня жалость и… уважение. Он был человеком, совершившим ошибку, а не тварью, как его сын. Еще я подумала, что где-то там, по идее, должна быть мать, тоже принимавшая участие в воспитании, но вникать в их семейные неурядицы желания не было.
Отец моего «принца»
***
Когда им вынесли приговор, я не радовалась, только надеялась, что слухи об участи насильников в колонии правдивы, и там их порвут так же, как они рвали меня. Цивилизованным человеком, домашней девочкой я себя больше не чувствовала: ни капли толерантности. Я чувствовала себя измученным зверьком, готовым огрызаться… на весь мир.
Без ЛЮБВИ изменилось все: изменилась я, изменился мир вокруг меня.
После того, что со мной случилось, я осталась жива, но месяц пролежала в больнице. К счастью, без последствий для здоровья и внешности. Мне даже детородную функцию сохранили. Со шрамами на животе пришлось смириться.
К осени я почти полностью оправилась. Только еще долго ходила на свидания с психотерапевтом, которого мне посоветовал адвокат. Я не знаю, насколько хорош был этот психотерапевт, но другого я искать не стала. Наверное, он мне помог. Во всяком случае, он сам был мужчиной, и я перестала зябко передергивать плечами в присутствии других мужчин.
Я не стала брать академический отпуск, хотя секретарь деканата – сердобольная пожилая тетка – посоветовала взять академ и на третий курс идти с другим потоком. О том, что со мной случилось, в универе на моем потоке не знал только глухой и слепой, а таковых не было, на меня втихую показывали пальцем.
Не было никаких промежуточных станций. Будто прямой телепорт: Индийский океан – ванна в моих покоях в поместье Половцевых.
Над моей ослабленной алкогольным отравлением тушкой сидела тетка бывшей хозяйки этого тела и рассказывала, что нам предстоит сделать, раз уж я согласилась на свадьбу и перестала протестовать. Дел предстояло много.
Но, прежде всего, я старалась «восстановить память». И мне в этом помогали слуги, с которыми я познакомилась «заново», тетка, которая на самом деле относилась ко мне очень тепло: когда я была с чем-то не согласна, например, с фасоном платья, она на меня не давила, прислушивалась, и мы договаривались.
Я выяснила, что даже могу читать. Во-первых, язык был практически тот же самый, с небольшими отклонениями в написании букв, во-вторых, если не напрягаться, то срабатывал динамический стереотип.
Так незаметно промчались три недели с момента моего утопления (или выныривания, как посмотреть).
Тетушка радовалась. Она действительно радовалась за меня. Приняв к сведению мою амнезию, ничего от меня не требовала, кроме терпения на примерках платья.
А что я? А я, когда поняла, что попала фиг знает куда, молча впитывала местные правила и реалии. Почти сразу стало очевидно, что в местном социуме женщина отнюдь не самостоятельный член общества: по своему положению очень близка к предмету мебели. Было несколько условий, когда женщина приобретала более или менее право на самоопределение, но меня это никак не касалось. Я не вдова и не глава Рода. Мой единственный путь – замуж. Даже в монастырь для дворянки не вариант. Туда нужно приличный взнос делать, но денег у нас не было.
Я еще вспомнила, что попаданки все бегут от замужества в магическую академию. Выяснилось, что академия здесь есть. И это плюс. Минус в том, что женщин здесь предпочитают магии не обучать. У женщин чисто репродуктивная функция, но… учиться можно по желанию и с согласия мужа. И только так. Ни сама барышня, ни ее родители в этой ситуации не властны.
Нет, ну можно от замужества избавиться, как прежняя хозяйка тела, самоубиться. Можно сбежать в никуда. Только бежать некуда – правила для всех одни, что для аристократок, что для крестьянок. Мебель она и есть мебель, вне зависимости от степени роскоши, а вот отхватить неприятностей на свои нижние девяносто можно в этом «в никуда», как нечего делать. Так что сидела и не рыпалась.
Мне объяснили, что мужа теперь увижу только в храме. На самом деле, пофиг. Меня все устраивало, даже то, что понятия не имела, за кого меня выдают замуж: не будет ненужных иллюзий и ненужных страхов. В себе я была уверена, окручу любого мужика, и чем он старше, тем легче: в сердце моего мужчины всегда будет стрела Купидона. Мне ли, с моими предпочтениями, старичков бояться. Главное, чтобы он не оказался сволочью, извращенцем или садистом. Но и тогда есть варианты. Правда более неприятные и опасные.
Был один скользкий нюанс – мне нужно будет изображать девственницу. Если честно, себя девственницей я не помню, и не помню, что, будучи ею, как-то по-особенному себя чувствовала. А тут анахронизм во всей красе – несовместимость реалий. В мое время и в моем мире было стыдно оставаться девственницей после школы (ага, это про меня – до конца второго курса универа), а здесь – смерти подобно не быть девственницей, выходя замуж. То, что эта малахольная не знала мужчины, я уверенна. Но как себя вести, чтобы муж не понял, что психологически я давно не девственница? И как при этом его соблазнять?
В общем, мне было все равно, в каком мире предаваться гедонизму. Только нужно было с девственностью побыстрее расстаться и охмурить мужа.
Мне не пришлось изображать печаль по дороге в храм и во время обряда, потому что меня замучили, пока наряжали. Да еще и поесть с утра я не смогла, как ни старалась тетушка меня хоть немного накормить. Я не представляю, как можно хоть что-то схомячить в таком корсете, когда и дышать-то трудно. Так что транслировать в пространство вселенскую скорбь мне было несложно.


Женихом оказался здоровенный, как медведь, пожилой мужик под два метра ростом. Ну не мужик (крепостной), конечно, в соответствующих моменту реалиях, а самый настоящий граф. И было ясно, что ему абсолютно фиолетово, на ком жениться. Он «выкупал» меня с землей с условием, что второй сын наследует мои земли. Если не будет второго, значит, второй сын первого. Про дочь и отсутствие детей что-то было, но я не уловила. Что получу, кроме мужа, так и не поняла: документы мне посмотреть не дали.
Все время обряда я цеплялась за руку жениха, боясь упасть в обморок от голода и утомления, ну и нужно было дать ему понять, что не шарахаюсь от него, а воспринимаю как опору.
Он прекрасно понял и первое, что меня шатает, и второе, что я не брезгую к нему прикасаться, потому после завершения обряда из храма вынес меня на руках. «Ничесе старичок!»
И да, в конце обряда было отброшено девичье кисейное покрывало, был явлен мой бледный лик, был его вначале скучающий, потом внимательный и удивленный взгляд, когда я подставила ему чуть приоткрытый рот, и был легкий целомудренный поцелуй. И мне понравились его полные, чуть обветренные, сухие губы. Не обслюнявил, не пытался засунуть в рот язык. Сдержанный, приличный мужчина с понятием, как обращаться с девственницей. Я оценила.