(не) Верность. Любовь. Второе издание

Глава 1. Не моя сказка

Моя свадьба должна была быть идеальной. И была. До определенного момента.

Вначале всё шло так, как я мечтала в свои восемнадцать. Ласковый июль. Двести гостей, лучший ресторан Москвы, сказочное платье, которое папа заказал лично в Париже, искрящееся шампанское и восторженные взгляды.

И он. Захар.

Мой золотой принц, красавец-блондин, которого я знала с пеленок. Мы были идеальной парой с обложки глянцевого журнала.

Он носил меня на руках весь день. Буквально. Я, кажется, сделала самостоятельно не больше сотни шагов. Он сыпал деньгами, выкупая меня у подружек, не отпускал мою руку в ЗАГСе, целовал пальцы, став на одно колено, прежде чем надеть кольцо. Я ловила на себе взгляды – восхищенные, завистливые – и купалась в них.

Это мой день. Моя сказка. Мой принц.

Я буквально чувствовала, как исходили завистью мои подружки и те девчонки, которым Захар уже не достанется. Несмотря на то, что он всегда был окружен женским вниманием, он все же выбрал меня. И подарил такой замечательный день.

Но сказки имеют дурную привычку заканчиваться. А принцы порой превращаются в лягушек. В моем случае в беспомощное, пьяное тело на холодном полу подсобки ресторана. Пока я с замиранием сердца ждала своей первой брачной ночи, Захар, мой уже муж, видимо, от волнения перед самым ответственным шагом напился.

В хлам.

Видеть Захара пьяным мне довелось не впервой. Неприятно, конечно, хотя и не критично. Но в такой торжественный для нас момент мог бы и воздержаться от алкоголя!

– Переволновался мальчик, – вздохнула его мать, Римма Георгиевна, пытаясь сохранить ледяное спокойствие. – С кем не бывает.

“Бывает. Но не в день свадьбы! Не в мой идеальный день!” – кричало у меня внутри.

Я стояла, окаменев, чувствуя, как по щекам разливается жгучий румянец стыда.

– Ну да, такой волнительный день, – менее уверенно отозвалась моя мама.

– Сын, до машины хоть дойди! – рычал Эдуард Аркадьевич, его отец, тщетно пытаясь оторвать Захара от подола моего платья.

Мой жених, мой рыцарь, сидя на полу, уткнулся лицом мне в колени и пытался залезть под многослойную юбку, ища спасения от яркого света.

– Виктор, помоги, – распорядился близкий друг нашей семьи, Олег Борисович, обращаясь к своему заму. – Сказали, что машина уже ждёт у черного хода.

В дверном проёме возникла ещё одна тень. Высокая, широкая в плечах, она перекрыла свет из коридора.

Все невольно посторонились, когда мужчина шагнул в небольшое помещение ресторана, наверное, предназначенное именно для таких казусных случаев. Не просто уступили ему дорогу, а вышли в коридор. Лишь я не могла сдвинуться с места, так как сопящий на полу Захар все ещё держался за мою юбку.

Я почувствовала, как от стыда начинают гореть уши. Ну почему он тоже оказался здесь? Именно он? Мужчина, при взгляде на которого меня всю трясло, словно от него исходили никому не видимые провода, а по ним между нами курсировал ток.

Мы с Виктором застыли друг напротив друга. Я чувствовала, как по моей спине бегут мурашки, а сердце колотится где-то в горле.

Ещё вчера этот мужчина предлагал мне всё бросить. Уйти с ним в то время, как наши с Захаром родители были заняты последними приготовлениями перед сегодняшним торжеством.

Сбежать. Прямо накануне свадьбы.

И теперь он видел меня вот такой. Униженной. С пьяным мужем на полу.

Я первая опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд – тёмный, непроницаемый. Виктор молча наклонился, оторвал Захара от моего платья и, несмотря на внушительную фигуру моего жениха, легко подхватил его под руки. Уже в коридоре мой отец стал с другой стороны, помогая нести вконец обессилевшего зятя. Мне ничего не оставалось, как пойти следом.

В ресторан я входила принцессой. Уходила – как нищенка, тайком, через чёрный ход, пахнущий помоями и отчаянием.

– Нужно бы с вами поехать, – пробормотал мой папа, открывая для меня дверцу автомобиля. – Но среди гостей столько наших деловых партнёров.

– Я присмотрю, – неожиданно пообещал Виктор. – Отведу Захара в свой номер, пусть там проспится, а Ксения отдохнёт в номере для новобрачных.

Этот мужчина почти никогда не называл меня Ксюшей. Всегда Ксения.

– Да, будь добр, присмотри, – растерянно произнёс отец. – Нечего горничным видеть Захара в таком состоянии.

Я понимала волнение отца, ведь известный отель, в котором должна была пройти брачная ночь, принадлежал нашим родителям.

В машине Виктор молча сел впереди. Я сжалась на заднем сиденье, глядя в окно на уплывающие огни Москвы.

Моей идеальной свадьбы больше нет. Есть только этот позор.

Как и обещал, Виктор отволок Захара в соседний номер. Я машинально пошла за ними, не зная, что делать. Никогда не думала, что в свою первую брачную ночь мне придется раздевать пьяного мужа.

Взглянув на меня, Виктор произнес:

– Я раздену его. Отдыхай, Ксения.

Я послушно вышла, зашла в свой номер и замерла у зеркала. Оттуда на меня смотрела девушка в роскошном свадебном платье, повзрослевшая за несколько последних часов на целую жизнь. Подводка расплылась, в глазах – не счастье, а паника и усталость.

Глава 2. Нет тела – нет дела

Три года спустя

Холодная грязь неприятно обожгла ступню, заставив вздрогнуть. Я оторопело замерла у порога, не понимая, что происходит. Коричневая лужа растекалась по светлому паркету нашей огромной квартиры – подарка родителей на свадьбу, который теперь казался насмешкой. Источником мерзкой жижи были две пары мужских туфель, сброшенных с ног посреди коридора с таким бесцеремонным презрением к наведённому мной порядку, что я сразу пожалела, что вернулась домой.

Одни – знакомые, с чуть задранной пяткой принадлежали моему мужу Захару. Хозяин вторых, чужих, дорогих, но с каким-то нездоровым блеском кожи и следами грязи, въевшимися глубоко в швы, безошибочно узнавался по низкому, булькающему басу, доносящемуся из-за двери кабинета.

Анисимов Эдуард Аркадьевич. Свекор.

Стены дома, которые должны были быть моей крепостью, вдруг сжались. Густой воздух стало тяжело вдохнуть.

Их двое. Здесь. Сейчас, в три часа дня в пятницу, когда они должны были быть на работе.

Странно, конечно. Когда я уезжала из отеля в салон красоты, оба ещё работали и домой не собирались.

Маникюр я не обновила. Специалист, к которой я была записана для коррекции ногтей, ушла к врачу прямо во время моего посещения с поднявшейся температурой и хлюпающим носом.

Я перезаписалась к другому мастеру на следующий день. Но и на работу тоже возвращаться смысла не было. Почти три часа дня, пока доеду по московским пятничным пробкам – будет все четыре. В отеле никто не ждёт моего возвращения. И оставшийся рабочий час я проведу в бывшем кабинете отца не за работой, а за тяжёлыми, всю меня измотавшими мыслями о пропаже родителей.

На серебряный юбилей свадьбы они выбрались отдохнуть в Перу. Оба мечтали хоть одной ногой ступить в дикие леса Амазонии и пропали на первой же экскурсии, едва войдя в джунгли. Конечно же, их стали искать. Но сегодня ровно две недели с их исчезновения, а новостей все нет.

Мне не говорят, но я сама понимаю, что с каждым днём надежды на то, что их найдут живыми – все меньше и меньше…

Поверить в то, что я их больше не увижу, не могу до сих пор. Масштаб трагедии просто не укладывается в моей голове. Особенно сейчас, когда мне как никогда требуется их поддержка.

Я решила не портить родителям их светлый юбилей. Подумала: пусть их смех в этот праздничный день будет искренним, а тосты – не отравлены моей правдой. Я привычно сожму зубы, скрою тени под глазами консилером, растяну губы в счастливой улыбке. А потом...

Потом, когда они привезут с собой с отдыха запах моря и загар на счастливых лицах, я выпущу на волю слова, которые годами грызли меня изнутри: "Я больше не могу!"

Сообщу им о том, что у красивого романа моей супружеской жизни не будет счастливого конца. Я решила подать на развод.

Три года. Со стороны – идеальная семья. Улыбки на фото в соцсетях, нежные прозвища на людях. Роскошные подарки друг другу, выставленные на всеобщее обозрение громко кричали о любви. Наши бесконечные ссоры за закрытыми дверями не слышал никто. Какой жестокий фарс.

Этот "роман" теперь кажется мне дешевым бульварным романом из газетного ларька – яркая, манящая обложка, а внутри... внутри – исписанные слезами страницы кошмара. За этой глянцевой обложкой – не сказка. Там триллер. Тяжелый, изматывающий, где главная героиня живет в постоянном ожидании взрыва. Где нежность оборачивается ядом, слово "люблю" звучит как обвинение, а объятия душат.

Где каждый день – это ходьба по стеклам в попытке не разозлить, не спровоцировать, не стать мишенью. Где собственное отражение в зеркале стало чужим – изможденное, с глазами, в которых погас свет.

Я больше не могу играть эту роль. Не могу притворяться сильной, когда внутри – сплошная дрожь. Не могу изображать любовь, когда каждое прикосновение его руки оставляет на коже мурашки страха.

Подаю на развод. Это не поражение. Это – спасение. Первый шаг к тишине, где единственный голос, который я услышу, будет мой собственный. И в этой тишине я начну искать себя заново.

И не будет у нашего романа эпилога с "долго и счастливо". Только короткая, безжалостная фраза в судебном определении: "Брак расторгнут". Финал, к которому я иду с облегчением, граничащим с опустошением.

Но развестись с Захаром – значило разорвать не только наш брак, но и поставить точку в общем бизнесе наших семей. Наши родители являются совладельцами московского отеля и нескольких отелей поменьше в ближайшем Подмосковье. В этом году как раз отпраздновали очередной юбилей основания общего дела. Дела, которое родители всегда мечтали передать нам – своим детям, так как мы с мужем единственные отпрыски у своих родителей.

Поэтому мне было так важно получить поддержку мамы и папы. Объяснить, высказать, выплакать… Не успела…

Внезапная мысль заставила меня встрепенуться. Может, муж и свекор сейчас здесь потому что… появились новости о моих родителях?

Забыв о промокших колготках, я рванула к кабинету. И застыла, как соляной столб, в двух шагах от приоткрытой двери. Но говорили не о родителях.

– … поэтому Ксенька должна стать телом. Мертвым. Холодным. Которое мы в гроб положим, отпоем и закопаем, – шипел Эдуард Аркадьевич.

Мир перевернулся. Ноги стали ватными. Я судорожно вцепилась в косяк, чтобы не рухнуть. Это был не сон. Это был приговор. Мой.

Глава 3. Сквозь землю

Мой мир за секунду сузился до щели в приоткрытой двери, до леденящего голоса свекра, вопрошающего о самом святом, о том, что каждую секунду гложет меня изнутри: о маме и папе.

В ожидании ответа мужа моё сердце не просто стучало – забилось оглушительно, неровно, дико, угрожая сорваться в бездну. Каждый удар отдавался болью в висках, гудел в ушах белым шумом.

Я инстинктивно вжалась в стену, пытаясь стать невидимкой, раствориться в штукатурке. Вдохнуть было невозможно – грудь сжало стальными обручами.

Холод, куда более страшный, чем от грязной лужи, пополз по спине ледяными мурашками. Колени подкашивались, предательски дрожали. Руки судорожно сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы.

Мысли, одна ужаснее другой метались в моей голове.

"Они ведут собственные поиски. Но скрывают это. Не потому ли… что причастны к исчезновению? Боже, что они сделали? Нет, нет, нет... Только не это..."

"Но все же он ищет... Говорит, что следов нет. Значит... значит, может, они живы? Может, сбежали? Спрятались? Может, не все потеряно?"

Этот хрупкий росток надежды пробивался сквозь окутавший меня ужас. Я ловила каждое слово Захара. Хваталась за него, как утопающий за соломинку.

Каждая секунда молчания тянулась вечностью. Я замерла, вся превратившись в слух.

"Скажи, что не нашел... Что, возможно, им удалось скрыться... Скажи хоть что-то, что оставит им шанс..." – молилась я про себя, отчаянно цепляясь за эту призрачную возможность, единственный луч в кромешной тьме.

Надежда была мучительной. Она обжигала изнутри, пока страх сковывал снаружи льдом. Это было, как пытаться удержать в ладонях горячий уголек, зная, что он может сжечь дотла, но не в силах отпустить – это единственный свет во мраке.

– Наши люди перетрясли всех и все, кого и что можно, – отрывисто бросил Захар и в интонации его голоса не было ни капли сочувствия или жалости.

Мой мир покачнулся. Сердце на мгновение замерло, между ударами провалилось в пустоту.

"Нет..." – беззвучно шевельнулись губы.

– Никаких следов, – повторил муж.

– Словно сквозь землю, – припечатал человек, который клялся меня любить.

"Сквозь землю..." – эхом отозвались у меня внутри страшные слова.

Земля... Могила… Смерть… Лица родителей, улыбающихся на их последнем юбилее, смешались с ужасом неизвестности.

– Остался один вариант – там ещё есть болота. Говорят, там трясина... безвозвратная, – вздохнул муж, словно намереваясь лично исследовать оставшееся болото.

"Безвозвратная..."

Это слово прозвучало окончательным приговором. Ледяная пустота разлилась внутри меня, гася последние искры. Надежда, та хрупкая соломинка, сломалась. Остался только всепоглощающий, парализующий страх – за себя, за свое будущее, которое теперь висело на волоске, и безутешное горе по родителям, исчезнувшим в "безвозвратной" трясине. Слезы, горячие и горькие, наконец вырвались, смешиваясь с косметикой на моём лице, но я даже не почувствовала их – я чувствовала только леденящую пустоту и всесокрушающий ужас.

– Потому что самим местных исполнителей нужно было нанимать, а не через посредников по объявлению. Где теперь концы искать? Хорошо, если действительно в болоте утопли, – вновь повысил голос свёкор. Я услышала звук выдвигаемого стула. – Сразу троих нужно было машиной давить. Зачем своевольничал? Чего меня не слушал?

– Я уже раз тебя послушал, – огрызается Захар. – Когда на Ксении женился. Семейное дело… семейное дело…

– Я думал, ты ей детей наделаешь, а её отец на радостях на тебя свою часть бизнеса перепишет, – вновь повышает голос мой родственник. – А она от тебя в другую страну сбежала. Весь город перетрахал, а собственную жену ублажить не смог?

Слышу, что стул отодвигается ещё дальше. Свёкор грузно поднимается. Он хочет встать, чтобы пройтись по кабинету или собирается к себе домой?

Медлить нельзя.

Я сделала шаг назад. Потом ещё один. Паркет под босой ногой не скрипнул.

На носочках, стараясь не споткнуться, на ставших ватными ногах я вернулась в прихожую. Быстро схватила сумочку с полки, трясущимися руками открыла, затем не дыша, как можно тише прикрыла входную дверь. Щелчок замка все равно показался мне оглушительным, словно выстрел, заставил вздрогнуть.

Не стала дожидаться лифта, побежала с пятнадцатого этажа по ступенькам. Мысли лихорадочно заметались в голове. Заметили или не заметили мой уход? Если не заметили, то у меня в запасе не более двух часов, чтобы спрятаться. Где спрятаться? К кому пойти? Всюду камеры, меня сразу же найдут. Кто ещё замешан в моём готовящемся убийстве? А в исчезновении и, вероятно, убийстве моих родителей? И даже если я приду к тому, кто решит мне помочь, не навлеку ли я беду на него? Прикончат вместе со мной, как ненужного свидетеля?

Близких родственников у нас не было. Мама и отец тоже были единственными детьми у родителей, которые уже умерли.

Последние три года я училась по обмену – могла себе это финансово позволить – в Англии. Вернулась лишь месяц назад. Розовые очки, в которых я выходила замуж, окончательно разбились где-то через месяц после свадьбы. После первого курса учебы я с радостью ухватилась за возможность продолжить обучение в другой стране.

Глава 4. Друг отца

На моё счастье возле меня останавливается обшарпанный и дребезжащий автомобиль. Как же я ему рада!

– Свидание не удалось? – участливо спрашивает пожилой водитель.

Я согласно киваю.

– С мужем поругались.

– Бывает, – вздыхает водитель. – Куда везти? К родителям?

Сглатываю застрявший в горле ком.

– Они живут в другом городе.

– Друзья? – подсказывает неравнодушный таксист.

Друзья были, школьные, институтские, но растерялись. А с теми, кто остался мне было стыдно встречаться. Ведь у нас с Захаром общая компания. О том, что он мне изменяет теперь, знает даже самый ленивый…

– Может, позвоните кому? – подсказывает таксист, указывая глазами на мой мобильный телефон, который я зачем-то вынула из сумочки.

Открываю список последних звонков, попутно отключая геолокацию. Думаю о том, что банковской картой тоже нельзя пользоваться. Найдут на раз-два. Глаза между тем выхватывают последний пропущенный “Олег Борисович”. Я стояла у стойки администрации косметического салона, поэтому сбросила звонок.

Если кто и может мне чем-то помочь, то только он. Называю таксисту адрес и откидываюсь на спинку сиденья. Друг отца – мой единственный шанс. Я не видела его с дня собственной свадьбы.

Намеренно избегала. Ведь он был единственной ниточкой, которая могла связать меня с Виктором. Мужчиной, которого я потеряла в свою брачную ночь.

Олег Борисович старше отца на пять лет. В этом году ему исполнилось шестьдесят два. Когда-то он жил в одном доме с моим отцом. Их родители дружили. Именно по их рекомендации папа пошёл учиться на немодное тогда направление гостиничного бизнеса, где уже успешно начинал работать Олег. В институте папа познакомился с отцом Захара. Они быстро подружились. Когда пришла пора проходить первую практику, Олег взял их к себе. Он уже имел хорошую должность в компании, занимающейся комплексным оснащением отелей и гостиниц. Туда же они и пошли работать после окончания высшего учебного заведения.

Более рисковый, изворотливый, расчетливый отец Захара уговорил моего папу вложить все имеющиеся деньги и всё, что они смогли на тот момент одолжить, в их первый отель в Подмосковье. При этом сам Эдуард в отеле появлялся редко – он искал дешевые стройматериалы, заключал договора, давал взятки многочисленным проверкам. Отец занимался непосредственно работой в отеле, когда нужно, становился швейцаром, мойщиком полов, администратором, сантехником, бухгалтером. Пока отель полностью не заработал, рабочий день папы составлял двадцать часов в сутки.

Именно на работе папа познакомился с моей мамой. Они с Эдуардом женились почти в одно и то же время. Только женой Эдуарда стала уже беременная дочка влезшего в долги собственника помещения, которое идеально подходило под второй отель.

Я родилась на два года позже Захара. Несмотря на то, что я много времени проводила с родителями на работе, дядю Эда я заставала там редко. Он всегда был в бесконечных командировках. Зато к нам часто приезжал Олег Борисович.

Папа признавался, что когда готовили к сдаче их первый проект, многие стройматериалы, оборудование, даже столы со стульями, Эдуард часто доставал “за бутылку”, забирая всё, что могли вынести и вывезти рабочие из разваливающихся заводов.

Но когда пришлось обустраивать второй отель, да и первому всё время требовались самые разнообразные расходники, отец настоял, что всё необходимое отныне будет закупаться через Олега Борисовича, который помог им в самом начале. К тому же фирма Олега имела отличную репутацию и всё, что она поставляла было высокого качества. А когда появился третий отель в Москве, ориентированный на иностранных гостей, то сотрудничать с Олегом Борисовичем, как говорят, сам бог велел.

В этом, самом главном проекте даже розетка в стене и цветочный горшок на подоконнике должны были быть безупречными.

Именно в этом отеле я, уже в подростковом возрасте, стала часто встречаться с Захаром. Но если Захар больше приходил по требованию отца, то мне самой все было интересно. Уже с двенадцати лет я занималась дополнительным изучением французского и английского.

С разницей в два года мы поступили в одно высшее учебное заведение. Захар выбрал обычный гостиничный бизнес, а я предпочла международный гостиничный менеджмент, который давал комплексные знания, делал ставку на международный фокус и максимально использовал моё знание иностранных языков.

Позже я без труда смогла перевестись в Лондон для изучения программ, которые делали сильный акцент на управление отелями, ресторанами, курортами в глобальном контексте. Они обязательно включали в себя глубокое изучение межкультурной коммуникации, управления международными командами и работы с гостями из разных стран.

Для прохождения практики я также оставалась в Лондоне. Решив развестись, я хотела вернуться назад в Англию и рассмотреть несколько предложений, которые мне поступили после учебы.

Но пропажа родителей и сегодняшняя правда перечеркнули все мои планы.

Самое ужасное в сложившейся ситуации было то, что наследство в виде части бизнеса, которым владели мои родители, мне не было нужно.

Я бежала из Москвы не только потому, что ошиблась в выборе спутника жизни. Я бежала от единственного мужчины, которого любила. От Виктора.

Глава 5. Я - дичь!

Немного успокоившись, перессказываю Олегу Борисовичу подслушанный разговор между мужем и свекром. Слова вырываются из меня пулеметной очередью, полной только что осознанного ужаса.

– Родители совсем ничего тебе не говорили о делах в отелях? – хрипит мужчина.

Я качаю головой, чувствуя, как комок невыплаканных слез снова подступает к горлу.

– Нет. О том, что собираюсь развестись, я им не говорила. Боже, как я жалею об этом теперь! Но они знали, что я планирую остаться в Лондоне, что мне поступило несколько предложений по работе. Я так хотела начать все заново... Я планировала дождаться их возвращения с отдыха, а параллельно подать документы на развод. Детей у нас нет, наивно надеялась, что разведут в течение месяца, – выдавливаю я, и каждое слово – как признание собственной глупости, слепоты. – А теперь их нет... И это моя вина! Я слишком медлила!

– Я совсем отошёл от дел, даже слухов последних не знаю, – морщится Олег Борисович, и его усталое лицо, как живое подтверждение беспомощности. – Тоже ничего путного тебе не расскажу. Твой отец заезжал, проведывал меня, но он всегда скрытным был, никого не втягивал в собственные проблемы. Тысяча чертей! Тёрки с Эдуардом у них уже не первый год идут. Эдуард всё свои махинации пытается крутить, экономит на чем только можно, выжимает последние соки из всего, а твой папа не даёт этого делать. Такая вот несдвигаемая стена на его пути. В отеле такого уровня нельзя экономить на качестве того, что окружает гостей.

– Меня тоже в дела не пустили, – признаюсь я, и горечь этого неведения отравляет все внутри. – Как глупую девочку. Когда родители не вернулись, Захар вдруг таким внимательным стал, особенно на людях. Лицемер! На работе пылинки с меня сдувает. А сам... сам следит. Как бы между прочим ничего делать не даёт, говорит, что мне сейчас не до работы. На работу отвозит, и с работы вместе со мной возвращается. Клетка. Я в клетке. Понимаете?! Если бы я сегодня неожиданно не вернулась домой…

– Твой муж и свёкор живут не по средствам. Об этом давно говорят, – произносит Олег Борисович, подтверждая мои худшие догадки. – Оба много тратят на любовниц, в казино проигрывают. Деньги твоего отца? Захар одному из столичных мажоров дорогую машину очень сильно повредил. Сомневаюсь, что это спустили на тормозах. Скорее всего, пришлось возвращать всю стоимость, да ещё с прибавкой за моральный вред. Долги. Вокруг них горы долгов!

Немного отдохнув, едва переводя дух, мужчина добавляет:

– Твой отец только сказал, что обсуждается продажа доли вашего московского отеля этому самому Ланскому. Чья дочь от Захара беременна. Ей, кстати, под тридцать, всех московских женихов перебрала. Они с Захаром стоят друг друга. Не удивлюсь, если она сама не знает, от кого беременна, – рассказывает Олег Борисович. – Не знаю, насколько её отец замешан в криминале, но он согласился выдать дочь замуж за ещё женатого зятя. Это уже ничего хорошего не обещает… Это приговор. Папиному делу. Может быть... и ему самому.

– Я не знаю, что мне делать? Куда идти? – вырывается у меня шёпотом, полным паники. – Скорее всего, и в полиции все у них “подвязано”.

– Когда твои родители пропали, Эдуард сразу оборвал все договора с нашей фирмой. Словно обрубил концы. И я понял, что без его участия не обошлось. Подтвердились мои самые худшие подозрения. Поэтому я и хотел, чтобы ты ко мне приехала. Что-то говорить по телефону не решался. Скорее всего, твой номер прослушивается. Понимал, что ты можешь не доехать. Боялся, что тебя могут перехватить. К сожалению, я сам тебя сейчас тоже защитить не могу, старый, больной, но… – мужчина делает над собой заметное усилие, поднимается и выходит из гостиной. Возвращается с конвертом. Протягивает мне. – Здесь наличные деньги. Сумма не очень большая, но тебе хватит. Сейчас мы вызовем такси, и ты поедешь по этому адресу…

Олег Борисович протягивает мне небольшой квадратик обычной визитки. “Агентство “Верность” – выхватываю глазами. Мозг отказывается понимать.

– Что это? – от удивления и абсурдности ситуации голос срывается. – Агентство по... чему?

– Это агентство помогает таким девушкам, как ты. Тем, кто попал в очень сложную жизненную ситуацию. Там тебе помогут уехать из страны, исчезнуть, словно тебя и не было. Стереть себя.

Я с глубоким сомнением смотрю на друга отца. Агентство? Исчезнуть? Это звучит как плохой шпионский роман. Понимаю, что ему очень сложно говорить, но вопросов действительно много.

– У тебя совсем нет времени, – напряженно, почти отчаянно напоминает Олег Борисович. – Ксюша, если ты пришла ко мне, значит все же доверяешь. Пожалуйста, поверь и в этот раз. Хозяйка агентства – моя давняя знакомая. После исчезновения твоих родителей я понял, что тебе, вполне возможно, нужно будет быстро и незаметно покинуть страну. Поэтому заранее поговорил с Ириной Юрьевной – так ее зовут – о твоей ситуации. Она уже ждёт тебя, и все подробно расскажет. Это твой шанс. Единственный.

Я вижу, как боль выжимает из него последние силы, как трудно ему дышать. И кроме него мне верить больше некому, поэтому подавленно, как автомат, просто киваю. Выбора нет. Совсем.

На мгновение мир сжимается до точки. Несколько минут сижу, уткнувшись лицом в грубую ткань его пижамы, впитывая запах лекарств и слабости, и думаю о папе. Жив ли? Увижу ли я его ещё живым? Мама...

В последнее время я была не очень близка с родителями. Меня постоянно грызла, как червь, мысль, что я не оправдала их надежд, не смогла сохранить собственный брак, который они благословили. Я даже не пыталась за него бороться.

Глава 6. В золотой клетке

Ни времени на мысли, ни сил на прощание. Быстро, едва сдерживая рыдания, обнимаю Олега Борисовича и бросаюсь в вызванное для меня такси. Диктую водителю адрес, указанный на визитке.

Адрес спасения? Или новой ловушки?

Машина вливается в плотный поток вечерней Москвы, этот гигантский муравейник, где так легко затеряться... и так легко быть найденным.

А я закрываю глаза, прижимаюсь лбом к холодному стеклу, и думаю о том, что так и не решилась спросить о самом главном. Виктор... Почему сейчас? Почему его образ всплыл именно сейчас, среди этого кошмара? Знает ли Олег Борисович хоть что-то о нем? Общаются ли они? Мне скоро двадцать два. Он старше на двенадцать лет. Женился, родил детей, навсегда ушел из бизнеса? Забыл ту глупую девочку... Забыл меня.

Горькая ирония. Наверное, ещё и поэтому Олег Борисович, который нас и познакомил, сегодня даже не упомянул о нем.

Такси замирает в очередной пробке, и эта остановка невыносима. Я снова откидываюсь на сиденье, пытаясь заглушить панику воспоминаниями. Мы познакомились на мое восемнадцатилетие. Нет, не так. Все началось раньше...

Мне было семнадцать с половиной, осенью я поступила на первый курс института и часто приезжала к отцу в отель. Его королевство.

Стоя на ресепшен рядом с девочками-администраторами, упражнялась в общении с иностранными гостями на английском и французском языке. Мечтала о мире, о свободе.

А те, в свою очередь, строили глазки Захару. Ему уже исполнилось девятнадцать, и он буквально “подлетал” к отелю на дорогом ярком автомобиле. Стройный, привлекающий внимание блондин с модной стрижкой да ещё и сын совладельца. Золотой мальчик.

На моего будущего мужа заглядывались не только служащие отеля женского пола, но и гостьи. И Захар знал об этом. Купался в лучах женского внимания. Осыпал комплиментами всех без разбора, поднимал меня на руки, кружа по просторному холлу, как куклу, галантно открывал передо мной дверцу автомобиля и отвозил домой. Настоящий принц на белом коне.

Родители всегда отпускали меня с ним. Доверяли. Слепо. Между нами не было даже дружеских поцелуев, но нас уже все считали парой.

Завидовали. Преуспевающий отель в наследство, неустанное внимание местного принца. Когда мои ровесницы лили крокодиловы слезы по первой любви, меня носили на руках. Мои семнадцать были самыми счастливыми и безоблачными. Иллюзорными. Наверное, так редко у кого бывает.

Любила ли я Захара первой юношеской любовью? Была ли это любовь? Или привычка к блеску, к вседозволенности, к ощущению избранности? Мне трудно ответить даже спустя годы. Он всегда был рядом, придерживал для меня дверь, одаривал вниманием, платил за любой мой каприз. Хотя я не была капризной, и за все, что мне хотелось, могла заплатить сама. В карманных деньгах родители мне не отказывали. Независимость... кажущаяся.

Когда девчонки хвастались очередной модной вещью, которая, к слову, иногда стоила, как та же дверца к люксовому автомобилю Захара, он мог схватить меня в охапку, заехать в бутик и купить мне ещё дороже. Покупал моё восхищение. Как вещь.

Это меня смущало, я не знала, как правильно реагировать на подобные подарки. Отец тоже хмурился, словно чуя неладное, а мама добродушно улыбалась. Не видела змею. Да и родители Захара, с которыми я встречалась очень часто, относились ко мне с подчёркнутой теплотой, словно я с их сыном уже официально обручена.

Готовили ловушку.

Однажды, когда Захар в очередной раз кружил меня по холлу отеля, а я крепко держалась за его шею, вдруг, как удар тока, что-то заставило меня перестать смеяться.

Ощущение взглядов. Множества взглядов. Все ещё находясь на его руках, я украдкой осмотрелась. Французская пара у ресепшена, глядящая на нас с неподдельным умилением, как на картинку; завистливые взгляды двух горничных; двое наших отцов, стоящие у служебного входа и тоже глядящие на нас. Словно хорошо поставленный спектакль. Все играют свои роли.

Эдуард Аркадьевич открыто любовался собственным сыном. Гордился хищником. Мой папа, Андрей Николаевич, шутливо грозил пальцем Захару. За их спиной я увидела широкоплечую фигуру Олега Борисовича. Он, как и остальные, наблюдал за нами. Но его взгляд... его взгляд был другим. Тревожным? Знающим? Предчувствующим?

Когда Захар опустил меня на пол, я, все ещё раскрасневшаяся, с чувством неловкости, побежала к нему здороваться. Лишь оказавшись у служебного входа, заметила в глубине коридора ещё одну мужскую фигуру. Тень. Невольно застыла, не зная, что сказать. Кто это? Партнёр, проверяющий, наш новый сотрудник или… Чужой?

– Ксюша, это Виктор, мой новый зам, – представил незнакомца Олег Борисович, и голос его прозвучал как-то особенно, выделяя этого человека. – Я здесь немного приболел, нужно полежать в больничке, поесть государственных харчей. Ты, главное, замуж не выскочи, пока меня не будет. Я ещё на твоей свадьбе хочу польку станцевать.

Шутка, от которой сейчас у меня мурашки по коже.

Все дежурно засмеялись, а подошедший Захар привычно обнял меня за плечи.

– Не выскочит, Олег Борисович, у вас ещё есть время в запасе, – произнёс тоном собственника. Так, словно всё уже решено.

Мне впервые захотелось сбросить его руки с плеч. Оказаться на расстоянии.

– Здравствуйте, – тихо, с внезапной робостью произнесла я мужчине, которого всем нам представил друг отца.

Глава 7. Я сама

Обследование, на которое лег Олег Борисович, выявило у него первые признаки онкологии. Мир, такой надежный и блестящий, впервые дал трещину, но я тогда этого не поняла. Так как болезнь была обнаружена в самом начале, ему предложили длительное консервативное лечение. Папиному другу и самому близкому партнеру ничего не оставалось, как согласиться. Сдать свои позиции, пусть и временно.

Поэтому мужчину по имени Виктор я стала часто встречать в отеле. Он стал уже привычной частью моего мира, при этом оставаясь всегда где-то в стороне, на обочине моего сознания. Несколько раз я слышала обрывки фраз наших с Захаром отцов. Да и дома, за ужином родители иногда упоминали его имя. Их тона были разными: у папы – уважительный, у Эдуарда Аркадьевича – с едва скрываемым раздражением.

Если собрать весь этот пазл, то о заместителе дяди Олега я знала следующее. Полное имя – Гордеев Виктор Константинович, двадцать девять лет. Самым интересным оказалось то, что он заканчивал Гарвард. Гарвард! Это звучало, как с другой планеты, не из моего мира дорогих, но таких привычных московских вузов. О! Кажется, отец Захара как-то бросил, что у мамы Виктора где-то за границей живёт родная сестра. Небедная. Которая, по всей видимости, и спонсировала обучение племянника. Но почему он не остался там работать? Неужели настолько плохо учился? Или у него были на то свои, неизвестные мне, взрослые причины?

Ответа не было. Лишь несколько раз Захар, поймав заинтересованные взгляды горничных, провожавшие новый объект для обожания, язвительно бросал, что Олег Борисович мог бы и построже отфильтровать тех, кто работает в фирме такого уровня. В его голосе звучала не насмешка, а что-то другое, колючее и неприятное.

Я при встрече с Гордеевым, как и положено, вежливо здоровалась. Он отвечал тем же – коротким кивком и сдержанным «Здравствуйте, Ксения». Никакого «Ксюш», как все, никакой панибратской улыбки. Словно между нами всегда существовала невидимая стена. Даже если в Гарварде он и правда плохо учился, то в фирме дяди Олега сумел удержаться. Более того, с каждым месяцем его влияние, казалось, только росло.

Поздней осенью, когда город утонул в сером промозглом тумане, Захар подвез меня после учебы к больнице. Сам он идти в «этот могильный склеп» и вдыхать запахи смерти не захотел. Да и вообще, торопился. Куда? К очередному развлечению? Я уже перестала задавать вопросы.

Конечно, я планировала зайти не на минуту и не стала просить его ждать. Собиралась дождаться отца или вызвать такси. Быть самостоятельной. Хотя бы в этом.

Но в этот день Олегу Борисовичу провели очередную процедуру. Он лежал бледный, почти прозрачный, и выглядел измученным до предела. Он обрадовался моему приходу, но сразу догадалась, что сейчас он хочет остаться один. Уйти в свою боль. В палате был Виктор. Как я поняла, он помогал своему начальнику с чем-то личным, мужским, не для посторонних глаз. Тоже собирался уходить.

Пока я раскладывала принесенные гостинцы, за окном окончательно стемнело, и хлынул холодный, беспощадный осенний дождь.

– Захар ждёт тебя на парковке? – осипшим от слабости голосом спросил дядя Олег.

– Нет, я не просила. Думала, побуду дольше. Вызову такси, – почти извиняясь, призналась я.

– Не нужно такси, – резко, почти по-отцовски, нахмурился он. – Виктор, отвези Ксюшу домой. Мне так будет спокойнее. Я должен знать, что она в надежных руках.

Мне казалось, мужчина откажется. Ведь я – обуза, глупая девочка, отрывающая его от важных дел. Он не проронил ни слова, но молча кивнул. Его лицо ничего не выражало. А я неожиданно для самой себя заупрямилась. Почему? Из духа противоречия? Или из-за смутного, непонятного страха перед ним, перед этой поездкой наедине? Стала что-то бормотать про то, что не хочу никого обременять.

– Идём, – его голос прозвучал негромко, но с такой железной интонацией, что все мои возражения умерли на губах. Он открыл дверь палаты и жестом указал мне выйти. – Я завтра с утра заеду.

Мы молча спустились на лифте. У выхода из больницы я сделала последнюю робкую попытку: «Я сама...». Он взглянул на меня так, словно я не просто ребенок, а существо с другой планеты, не понимающее простейших земных законов. В его взгляде не было насмешки, может... нетерпение?

– Подними ногу, – раздалась спокойная команда, когда мы оказались на залитом дождем крыльце.

– Что? – я опешила и невольно взглянула на него снизу вверх. Он был высоким, почти как Захар, но его рост ощущался иначе – не как данность, а как проявление силы.

– Ты в бахилах домой ехать собралась? – он не улыбнулся, лишь чуть скривил губы, и в его глазах мелькнула искорка чего-то... живого. И, присев на корточки с удивительной для его комплекции легкостью, протянул руку.

Мне пришлось опереться на его плечо, чтобы устоять на одном каблуке. И это прикосновение обожгло сквозь ткань пиджака, как током. Не привычная ласка Захара, а что-то новое, пугающее и манящее. Я едва не отшатнулась.

– Вторую ногу, – прозвучало терпеливо, но без тени сюсюканья. Словно он имел дело не с капризной барышней, а с неуклюжим щенком.

Я сглотнула внезапно пересохшим горлом, неловко сменила ногу, поскользнулась на мокром крыльце и вот-вот готова была полететь вниз. Но его руки, крепкие и уверенные, схватили меня за бедра, удерживая на весу. Его лицо на мгновение прижалось к моему животу. От этого прикосновения по всему телу пробежали мурашки.

Глава 8. Пропущенный поворот

Дождь не утихал. Зонта не было. Во всем мире для меня остался лишь мокрый асфальт, холодный ливень и этот молчаливый мужчина рядом. Он крепко обхватил своей ладонью мою руку, сжав ее так, что мои пальцы слились в маленький беспомощный кулачок, полностью утонувший в его тепле.

– Зачем? – снова вырвалось у меня, шепотом. Я не понимала ни его, ни себя.

– Побежали, – он вдруг обернулся, и на его обычно строгом лице промелькнула быстрая, открытая улыбка. Она преобразила его, сделала моложе и... опаснее. Я застыла, вперившись в него, забыв о дожде, о больнице, обо всем. – Машина на стоянке.

Он тоже смотрел на меня. Взглядом, в котором смешались десятки оттенков: и непонятная надежда, и какая-то усталая нежность, и что-то еще, темное и взрослое, чего мне в силу собственной неопытности было не расшифровать. В том взгляде не было ни капли привычного мне обожания Захара. Был вызов. Только кому?

Дождь барабанил по крыше машины, словно хотел отгородить нас от всего остального мира. Салон пах кожей, парфюмом Виктора, чем-то терпким, мужским, и кондиционером от моих намокших волос.

Я вжалась в пассажирское сиденье, стараясь дышать тише, занимать как можно меньше места. Казалось, даже малейший шорох куртки будет оглушительно громким в этой давящей тишине.

Виктор вел машину молча, одной рукой, совершенно расслабленно. Его профиль в свете фонарей казался высеченным из камня – твердый подбородок, прямой нос, темные ресницы. Он не смотрел на меня, и я могла украдкой его разглядывать, чувствуя себя глупо из-за кома в горле и странной дрожи в коленках.

«Скажи что-нибудь, – умоляла я себя мысленно. – Спроси о погоде. О дороге. Что-нибудь!» Но язык словно прилип к нёбу.

– Тебе тепло? – его голос прозвучал негромко, но я вздрогнула, словно от грубого окрика. – Могу печку прибавить.

«Нет, мне жарко. От тебя исходит жар, хотя ты даже не смотришь на меня».

– Нет. То есть да. Нормально. Спасибо, – мой собственный голос показался мне писклявым и детским.

Мужчина кивнул, и тишина снова поглотила нас. Виктор включил радио, и от внезапно зазвучавшей музыки у меня ёкнуло сердце. Но почти сразу же он ее выключил. Словно и ему эта музыка резала слух, мешала чему-то. Или он понял, что мешает мне?

Почему он молчит? О чем он думает? Наверное, ругает себя за эту обузу, за то, что приходится возить какую-то глупую девочку вместо важных дел.

– Тяжело было? Увидеть его таким? – вопрос застал врасплох. Я не ожидала, что он заговорит об этом. Не о дороге, не о пробках – о главном.

– Дядю Олега? Да... – я сглотнула, пытаясь собраться с мыслями. – Он всегда такой... сильный был. А сейчас… – я искала слова, чувствуя, как предательски подступают слезы. Но перед ним мне плакать было почему-то стыдно.

– Сильные люди тоже болеют. Просто им втрое тяжелее это показывать. Он держится.

В его голосе не было ни капли слащавого утешения. Была твердая, почти суровая уверенность. И от этих слов мне действительно стало чуть легче. Не «бедненький», не «все будет хорошо», а «он держится». Словно он дал мне немного своей силы просто этой фразой.

Я рискнула спросить о его работе с дядей Олегом, просто, чтобы сказать что-то, чтобы он не замолчал снова. Его ответ был простым, но в нем снова сквозила эта странная, взрослая верность. «Он многому меня научил. Не только бизнесу». Чему еще? Честности? Решимости? Тому, как снимать бахилы с рассеянных девочек?

Я заметила, что мы свернули не на ту улицу.

– Мы, кажется, проехали поворот... – сказала я, и тут же испугалась, что мои слова прозвучали как каприз надменной дамочки на заднем сиденье такси.

– Пробка сейчас на развязке. Из-за дождя. Объеду чуть дальше. Ты спешишь? – его голос был абсолютно спокойным. В нем не дрогнуло ни единой нотки. Но что-то во мне отозвалось, встрепенулось, рванулось на встречу. Он... мне солгал? Нет, наверное, и правда пробка. Но он же не смотрел в навигатор…

– Нет! То есть... да нет, не спешу, – я провалилась в кресло, сгорая от стыда за свою поспешность.

И тогда Виктор остановил машину. Включил «аварийку». Дождь зашумел еще громче, заточая нас в этом теплом коконе. Мир сузился до размеров салона. До него и до меня.

Мне снова стало невыносимо молчать. Я залепетала что-то про благодарность и такси, пытаясь вернуть все в безопасные, привычные мне рамки. Но он снова все перевернул.

– Я обещал Олегу Борисовичу. Для меня его слово – закон. И твоя безопасность – тоже.

Он сказал это не как оправдание, а как нечто само собой разумеющееся. Как аксиому. И впервые за вечер я подумала, что, может быть, я для него не просто обуза. А часть какого-то долга. Ответственности. Мне почему-то стало от этого еще теплее.

Я снова попыталась натянуть на себя маску взрослой самостоятельности: «Я не ребенок...». Но он мягко, почти нежно, парировал, напомнив о тех самых бахилах. И я снова почувствовала себя глупым, неуклюжим щенком, но на этот раз без обиды. А с какой-то смешной, светлой досадой на саму себя. И мужчина улыбнулся.

– Ты меня совсем не задерживаешь, Ксения.

Он произнес мое имя. Не «Ксюша», как все. А «Ксения». Серьезно, уважительно, по-взрослому. И что-то внутри меня снова перевернулось.

Глава 9. Агентство "Верность"

Едва я подбежала к дверям, они сами открылись. Прямо за ними меня встретила привлекательная и очень улыбчивая шатенка лет сорока.

Представилась Ириной Юрьевной Харитоновой. Директором агентства “Верность”.

Я неловко улыбнулась, всё же ситуация казалась мне странной, и огляделась по сторонам.

Светло, просторно. Стены мягких пастельных тонов. На подоконниках множество живых растений. Удобные диваны и кресла. Будто и не офис вовсе, а гостиная в чьем-нибудь коттедже.

На стенах умиротворяющие картины чередовались с помещенными в рамки цитатами великих людей. “В несчастье судьба всегда оставляет дверку для выхода. Мигель де Сервантес” – прочитала я одну и них.

Пока Ирина Юрьевна разливала по чашкам горячий чай, я заметила отдельно оборудованные кабинеты для индивидуальных консультаций с психологом и менеджером. Рядом был ещё один кабинет, на табличке которого значилось, что он принадлежит директору.

– У вас очень уютно и позитивно, вселяет надежду на будущее, – несмотря на собственное подавленное состояние, не могла не заметить я.

Довериться только что встреченной женщине было очень трудно. Сейчас я опасалась всех и каждого. Ведь человек, который был знаком мне с пеленок, прямо сейчас ищет меня, чтобы убить!

Словно догадываясь о моих сомнениях, Ирина Юрьевна рассказала мне, что сама прошла через абьюз и теперь помогает другим.

Агентство подбирает для женщины место жительства и работы сроком на три месяца. Исходя из навыков, образования, хобби, предпочтений, желаний. При необходимости она может сменить имя и все собственные данные. О ее местонахождении не расскажут никому: ни мужу, ни родителям, ни знакомым.

При подписании договора на руки выдается телефон с одним единственным номером – агентства. Если клиентка захочет закончить свой “отпуск” раньше срока действия контракта, то ей никто препятствовать не станет.

Небольшая оплата производится, как правило, частями уже после того, как клиентка устроит свою жизнь. Ведь часто женщины попадают сюда едва ли не в одном халате.

Но моя ситуация является не совсем стандартной. Ведь Олег Борисович – давний знакомый Ирины Юрьевны. И он наперед оплатил всю стоимость моего договора, который я тут же подписываю.

Более того, Ирина Юрьевна сообщает то, что не успел или не смог рассказать мне друг отца. Олег Борисович уже нашёл место, где я могу спрятаться. Это место с поэтичным названием Иль-дю-Солюар (Île du Soleilard), что буквально переводится как «Остров уставшего солнца». Тропический остров находится в частном владении и расположен примерно в ста тридцати километрах от Таити и восьмидесяти от Бора-Бора. В так называемой Французской Полинезии.

Директор агентства рассказывает, что остров находится в собственности семьи Лемаршаль. Она не знает, насколько тесно знаком Олег Борисович с семьёй, но французы оказались столь добры, что даже выслали за мной чартерный рейс.

Самолет из Парижа должен приземлиться буквально через час и, приняв меня на борт, сразу отправиться на остров. Который, к слову, надёжно охраняется самой современной охранной системой. Также там постоянно, в качестве охраны, живут бывшие морские офицеры.

А сами хозяева на остров приезжают лишь для отдыха. Поэтому мою безопасность есть кому обеспечить. На острове говорят как на французском, так и на английском языках, что для меня не является проблемой.

Скорее меня удивляет знакомство друга родителей с семьёй Лемаршаль.

Я ни с кем из них лично не знакома. Но наслышана. Все, кто имеет хоть какое-то отношение к мировому гостиничному бизнесу слышали об этой семье. Им принадлежат отели с мировым именем по всему миру. Более того, они арендуют и имеют в собственности такие вот тропические острова, на которых также организуют отдых своим гостям.

Во время учёбы в Лондоне мне повезло пройти стажировку в одном из отелей, принадлежащих этой семье. Благодаря ей я приобрела много практических полезных навыков и даже “подсмотрела” кое-какие лайфхаки, которые хотела применить в собственной работе. Но никого из семьи владельцев за время стажировки в их отеле встретить мне тоже не довелось.

Зато по всем углам шептались, что один из совладельцев, Александр Лемаршаль, которого я тоже видела лишь на обложках глянцевых изданий, уже год везде таскает за собой русскую личную помощницу.

Самым казусным являлось то, что на всех мероприятиях, как светских так и деловых, Александр всё переводил своей помощнице, которая не знала ни французского, ни английского.

Со стороны казалось, что это он помогает в её делах, а не она ему. И останавливалась эта странная пара всегда в одном общем номере, даже для приличия не бронируя второй.

Александр Лемаршаль занимался иностранными отелями. В прошлом году он как раз купил один из московских.

Возможно, Олег Борисович заключил с французом договор на обслуживание его отеля? Хотя мне не верилось, что сам Александр занимается подобными мелочами. Скорее за этим следит управляющий.

Больше верилось в то, что Олег Борисович был хорошо знаком с той самой русской помощницей. Молодая соотечественница могла войти в моё положение и предложить свою помощь.

Вопросов было намного больше, чем ответов. Каждый из них, как острый шип, впивался в сознание, не давая передышки.

Глава 10. Облако страха

Ирина Юрьевна рассказала мне о том, что агентство может сделать своей клиентке новые документы. Но для этого требуется время. А за мной уже летит самолёт.

Разговаривая с приятной шатенкой, я всё же немного успокоилась и решила, что оказавшись на острове всё тщательно обдумаю. Скорее всего, постараюсь вернуться в Лондон, где у меня есть предложения о работе и открытый лишь на моё имя счёт в банке.

Там не миллионы, но на первое время при разумной экономии денег мне хватит. Я постараюсь как можно быстрее устроиться на работу. Выберу самое “людное” место, чтобы моё исчезновение даже на минуту стало тут же заметно.

Возможно, в Москве у моего свёкра были нужные подвязки. Но, как сегодня выяснилось, вся семья оказалась в крупных долгах. Чтобы подстроить для меня ту же “автоаварию” в Лондоне, ему придётся изрядно потратиться. Найдётся ли у него столь крупная сумма денег?

Да и я буду ждать нападения.

В агентстве я провела всего около трех часов. Провожая меня, Ирина Юрьевна ободряюще улыбалась, старалась успокоить и вселить уверенность в завтрашнем дне.

На стене у самого выхода мой взгляд выхватил еще одну цитату, помещенную в рамку: “В конечном итоге все будет хорошо. Если пока не хорошо, значит, это еще не конец. Пауло Коэльо”

Эти слова невольно вызвали улыбку на моем лице. Хотя должно быть, она больше походила на нервную судорогу. И, к счастью, ее никто не заметил.

К моему удивлению, за мной приехала неприметная машина с двумя весьма серьезного вида охранниками. Они представились, даже показали собственные документы. Пояснили, что будут меня сопровождать до самого острова. Судя по их именам и произношению, мужчины были самыми настоящими французами.

Несмотря на то, что мужчины вели себя со мной очень вежливо, они сразу дали понять, что выполняют лишь поставленную перед ними задачу, и отвечать на мои вопросы не намерены.

Уже в машине я подумала о том, что, возможно, кто-то из большой семьи Лемаршаль решил посетить Москву по собственным делам. И меня прихватили в качестве дополнительного пассажира.

Была возможность, вот ей и воспользовались. А сотрудникам охраны, вполне вероятно, не разрешается рассказывать подробности.

Наша машина остановилась у невысокого элегантного здания с вывеской «JetExe Premium Terminal», а не у многолюдного аэропорта, которого я панически боялась.

Опять же, благодаря стажировкам в самых лучших отелях, я знала, что существуют не просто «залы ожидания», а отдельные здания и комплексы, полностью автономные от главных пассажирских терминалов. Такая инфраструктура предназначена для тех, кто летает частным образом или хочет максимальной конфиденциальности.

Нас встретил улыбающийся молодой человек в идеально сидящем костюме. Он назвал меня по имени, вежливо промолвил: «Добро пожаловать, ваши документы готовы. Прошу проследовать за мной».

Внутри небольшого зала было тихо, пусто и до стерильности чисто. Ни очередей, ни суеты. Я, как во сне, отдала ему свой паспорт. То же сделали мои сопровождающие.

Самым страшным моментом для меня стала даже не сама регистрация – ее не было как таковой – а появление человека в пограничной форме. Он вышел из двери с табличкой «Service» и жестом пригласил нас к своему столику.

Он долго, как мне казалось, слишком долго смотрел то на меня, то на разворот паспорта. Экран компьютера был повернут от меня, и я ловила каждую эмоцию на лице сотрудника таможни, пытаясь угадать, что он там видит. Внутри все сжалось в ледяной ком. В голове вновь противным дятлом долбила самая настоящая паника: «Он знает… Всё знает… Сейчас поднимет глаза и кивнет охране...»

Но мужчина молча поставил штамп.

В паспорта моих сопровождающих сотрудник таможни едва взглянул. Наверное, ещё не успел их забыть.

Улыбчивый менеджер проводил до микроавтобуса, который привёз нас прямо к трапу большого самолёта. Я ожидала увидеть небольшой частный джет.

Встретивший нас французский стюард, заметив моё удивление, пояснил, что до острова лететь больше суток, и маленьким джетам необходимо часто заходить в аэропорты для дозаправки. Поэтому семья Лемаршаль предпочитает арендовать крупный самолёт.

Самолёт взлетел. Стюард, который сидел рядом со мной во время взлета, осведомившись не нужно ли мне чего, вышел.

Я буквально подскочила, когда дверь в салон закрылась с тихим щелчком. И мир снаружи, весь состоящий из страха и погони, остался где-то там, внизу. А я оказалась в вакууме. В стерильной, звуконепроницаемой, роскошной ловушке.

Тишина.

Она меня оглушила. Не та благословенная тишина опустевшего родного дома, а густая, давящая, нарушаемая лишь негромким, назойливым гулом где-то за стенами.

Здесь не пахло самолетом – тем спертым воздухом, едой и чужими духами, от которых я всегда морщила нос, когда летела из Лондона домой и обратно.

Здесь пахло деньгами. Холодной кожей идеально сделанных кресел, древесиной полированного стола, легким ароматом бергамота, распыленного в воздухе, чтобы скрыть любые посторонние запахи. Чтобы ничто не напоминало о реальности.

О, как же я сейчас хотела окунуться в ещё месяц назад казавшийся мне ненавистным запах эконом-класса!

Глава 11. Его защита

На несколько минут я снова чувствую под пальцами шершавую ткань его пиджака, когда он наклоняется ко мне в толпе на вернисаже, и этот же самый аромат – смесь тлеющего дерева, кожи и чего-то горького, вроде помело, окутывает нас обоих, создавая своеобразный кокон. Я вновь слышу его низкий смех где-то над самым ухом, смех, который навсегда стал частью этой парфюмерной симфонии.

Виктор.

Его имя отозвалось в глубине памяти не эхом, а раскатом грома. Человек, с которым было связано всё светлое, что осталось в той, старой жизни. Человек, которого не должно было быть в этом кошмаре. Его образ вспыхнул перед глазами таким ярким и болезненным, что перехватило дыхание – острая, сладкая боль по тому, что было безвозвратно отравлено и похоронено настоящим.

Запах не раздражал. Он казнил. Безжалостно и точно напоминая, что даже здесь, на краю света, в небе, куда я забралась, спасаясь от одного монстра, меня настиг призрак другой, совсем иной боли. Но боли всё такой же сильной.

И на мгновение стало невыносимо горько от осознания, что самые дорогие воспоминания отравлены ядом сегодняшнего дня. И от них теперь тоже надо бежать.

Это случилось в начале февраля. В среду, второго, мне исполнилось восемнадцать. Отметили дома небольшой компанией. Мы и Захар с родителями. Даже Олег Борисович не приехал, только позвонил. Он вместе со своим помощником был в другом городе в командировке.

В тот день, день моего совершеннолетия, уже ложась спать, ведь наутро учёбу в институте никто не отменял, я рассеянно скользила взглядом по ярким московским огням. Пусть наше общение с Виктором никогда не длилось больше десяти минут, я неожиданно подумала о нём.

Он не позвонил. Не мог не знать о моём дне рождения, так как ему вместе с Олегом Борисовичем было послано официальное приглашение. Может, просто не вдавался в подробности? Ведь в приглашении было указано пятое февраля, суббота. Именно в этот день решили отмечать один из самых важных для меня праздников.

Да и номера моего телефона у него не было. Как и у меня его. Не было повода обменяться. Тому, что он не позвонил, было не менее десятка причин. И всё же в ту ночь я заснула с мыслью о том, что мне не позвонил совершенно чужой для меня человек.

Моё совершеннолетие отмечали в одном из самых лучших ресторанов Москвы. Сразу после занятий, в пятницу, я приехала туда, чтобы ещё раз перепроверить меню после последней правки. Это должна была сделать мама, которую в последний день обуяла настоящая паника.

В итоге мне пришлось самым любезным тоном, доставшимся мне по маминой линии, объяснить администратору, что да, меню утверждено, но есть одно маленькое, но очень важное изменение.

“Вы уж простите, это от моей мамы, – почти шепотом произнесла я, чувствуя, как краснею. – Она просила убрать из фуршетного меню тарталетки с салатом и подать его в креманках”.

Молодой мужчина поднял на меня удивленные брови. Мол, а что с ними не так? Они же у нас прекрасные, хрустящие.

А что с ними не так? С ними всё не так было на юбилее тети Ирины в прошлые выходные! Эти предательские корзиночки, которые должны были быть хрустящими, на глазах у всего высшего общества Москвы размокли от салата и принялись разваливаться в самых изысканных руках. Крошки и кусочки яичного белка летели на вечерние платья от «Шанель» и на темные костюмы от «Бриони». Это было не просто кулинарное фиаско. Это был социальный провал. Мамина подруга тогда чуть не плакала от унижения. Точнее плакала. Всю эту неделю на мамином плече.

“Мама считает, что это слишком… рискованное блюдо для такого уровня мероприятия», – сказала я администратору, подбирая дипломатичные формулировки и чувствуя себя полной дурой. Просто скажи, что тарталетки стали исчадием личного маминого ада, и точка. Но нет, надо сохранять лицо.

И в этот момент я поймала себя на мысли, что я не злюсь. Нет. Мне… смешно и грустно одновременно. Это такая мамина любовь – гиперопекающая, дотошная, иногда удушающая, но всегда исходящая из лучших побуждений. Она не хочет, чтобы у меня был «провальный» день рождения. Она хочет, чтобы всё было идеально. Чтобы ни одна крошка не упала на платье моих гостей и на репутацию нашей семьи.

Я кивнула администратору, он поставил галочку в меню напротив строки «тарталетки» и написал «ЗАМЕНИТЬ».

Миссия выполнена. Мама может быть спокойна. Ее дочь в безопасности. Спасена от позора размокшей тарталетки. С днем рождения меня.

С чувством выполненного долга вышла из ресторана. Было ещё не поздно, около пяти вечера, но достаточно темно. Захара, который меня подвез, нигде не наблюдалось. Я пошла в сторону от ярко освещённого входа, минуя почти всю парковку, но не увидела знакомой машины. В итоге набрала ему на мобильный. Захар удивился, что я так быстро освободилась, и сообщил, что ему срочно пришлось ненадолго отъехать.

Посоветовал мне вернуться в ресторан и заказать себе кофе, а лучше бокал шампанского, я ведь уже совершеннолетняя.

Ничего другого мне не оставалось. Я повернула назад, спеша выйти на освещённый тротуар. Только теперь заметила, что прошла парковку для гостей и стою возле служебной, темной и безлюдной.

Резко повернувшись, буквально врезалась в кого-то твердого и неприятного. Мой телефон полетел на асфальт, покрытый затоптанным снегом.

– Куда прешь, курица слепая?! – просипел над самым моим ухом хриплый, пропитанный перегаром голос.

Глава 12. Объяснить необъяснимое

В салоне автомобиля было тепло. Но от теплого воздуха меня стало трясти ещё сильнее. Снова тихо чертыхнувшись, мужчина расстегнул мою теплую, но короткую куртку с красивой меховой опушкой и отбросил её на заднее сиденье. Затем снял своё пальто и, протянув мне руку, помог перелезть к нему, на водительское сиденье, усадив на собственные колени.

Уже сама сбросила меховые сапожки, забираясь к нему прямо с ногами, сворачиваясь на его коленях в дрожащий комочек.

Снова взяв своё пальто, Виктор накрыл меня, пытаясь быстрее согреть. Произнёс негромким успокаивающим голосом:

– Ксюша, этот алкаш ничего бы тебе не сделал. Скорее всего, забрал бы телефон. Но это такой пустяк. Не нужно так сильно расстраиваться.

Я покачала головой. Как он не понимает?

До этого момента моя жизнь была похожа на дорогой, прекрасно снятый фильм, где все риски были бутафорскими, а опасность – понарошку. Родители, Захар, друзья – все были моим надежным, предсказуемым съемочным персоналом. А я – главной героиней в золоченой клетке собственного благополучия.

И вот в этот выверенный до мелочей сценарий ворвалась самая что ни на есть грязная, пахнущая перегаром реальность. Едва на несколько минут я осталась без присмотра, без своего «отряда быстрого реагирования» – и мир тут же показал свое истинное, оскаленное лицо. Это было унизительно и отрезвляюще.

Пусть я всего несколько минут назад с легким пренебрежением думала о том, что главной катастрофой моего дня могут стать размокшие от салата тарталетки. Теперь этот повод для беспокойства казался мне таким смехотворным, таким детским, что аж подступила тошнота. Я играла во взрослую жизнь, расставляя на столе правильные блюда, а она, настоящая, поджидала меня за углом в грязной куртке.

Конечно, я не была настолько инфантильной и слабой. Но всё же это мерзкое происшествие прямо на пороге моей взрослой жизни почему-то выбило меня из колеи.

Сейчас я понимаю, что дело было совсем не в грубом алкаше. Просто в тот миг мне отчаянно, до спазма в горле, захотелось быть слабой. Не вообще, а именно с Виктором. Позволить этому мужчине меня защитить. Увидеть в его глазах не насмешку над моей беспомощностью, а готовность эту беспомощность принять и закрыть собой.

Но тогда, прижимаясь к его незнакомому, но такому сильному телу, сбиваясь и глотая предательские слезы, я могла лишь пытаться объяснить необъяснимое. Рассказать, что дело не в том мужике, а в трещине, которая прошла по идеальному фасаду моей жизни, чтобы только он один увидел, что за ним — не инфантильная мажорка, а испуганная, никем не понятая девочка…

Виктор не прерывал моё бессвязное бормотание. Удобно откинувшись на спинку, накрыл своей большой ладонью мои ступни в тонких колготках, которые норовили соскользнуть с сиденья, а второй медленно гладил мои вздрагивающие плечи.

А я бессознательно теребила пуговицы его рубашки. И когда верхняя из них, не выдержав пыток моих тонких пальцев, расстегнулась, я тут же зарылась носом в ямочку на шее Виктора, вдыхая не только запах его парфюма, но и личный аромат мужского тела.

Я не знаю, сколько мы так просидели, пока на мой мобильный, валявшийся на приборной доске, не позвонил Захар. Пришлось ответить.

Захар поинтересовался, жду ли я его или вызвала себе такси? Я всё же подняла голову и посмотрела в самые синие в мире глаза. Виктор по-прежнему молчал. И я ответила Захару, что вызвала такси. Друг попрощался, в трубке послышались короткие гудки.

Гулкая тишина в салоне машины стала вдруг оглушительной. Я не отрывалась от взгляда Виктора, все еще чувствуя на губах тепло его кожи, а в ноздрях – его пьянящий, теперь уже совсем личный запах.

Его голос прозвучал тихо, и от этого низкого, чуть хриплого звука по коже побежали мурашки.

– Такси... А я что, теперь таксист?

Я попыталась шуткой отгородиться от нахлынувших чувств, голос прозвучал слабо и смущенно:

– С выгодным тарифом. Оплата... наличными.

Но мужчина не засмеялся. Он посмотрел на меня так, словно видел насквозь – всю эту дрожь, весь этот испуг, все это смятение. И его большой палец медленно, почти невесомо, прошёлся по моей щеке, смахнув предательскую слезинку.

– И долго ты собираешься прятаться? У меня уже пульс зашкаливает.

Я прижалась щекой к его ладони, закрыв на секунду глаза. Его кожа пахла парфюмом и просто… им. Мужчиной.

– Прости. Я… не специально.

Он вздохнул, и его дыхание слилось с моим.

– Знаешь, что самое дурацкое? Я сейчас должен быть зол. На тебя. На Захара. На этот вечер. А я... я просто не могу отпустить тебя к этому такси.

От этих его слов что-то оборвалось у меня внутри. Какая-то последняя струна, что еще держала меня в глупом неведении.

Я посмотрела на него и прошептала, сама не веря, что решилась на это:

– Значит... не отпускай.

Виктор молчал. В его синих-синих глазах читалась борьба. Он искал подвох, искал ту глупую и наивную меня, которую знал. А нашел вот эту – растерянную, испуганную и такую же беззащитную перед этой внезапной близостью, как и он сам.

– Ксюш... – его голос сорвался. – Это же не из-за того, что я тебя сейчас по голове погладил, а ты решила, что так безопаснее? Потому что это неправда. Со мной тебе может быть как раз очень опасно.

Глава 13. Платье

Утро моего личного праздника началось с разочарования в собственном платье. Опять же дорогое французское, с рюшами на лифе и нелепой пышной юбкой, усыпанной стразами. Оно безумно нравилось маме. Она говорила, что я в нем похожа на героиню из доброй сказки, но сказки эти, видимо, нравились только ей одной. А я смотрела в зеркало и казалась себе настоящей бело-розовой зефиркой, сладкой, воздушной и абсолютно безвкусной.

Конечно, я несколько раз примеряла выбранное мамой платье. Каждый раз ловя себя на мысли, что кружево пощипывает кожу, а корсетная вставка мешает дышать. Кажется, родительница говорила, что по этому случаю Захар наденет белые брюки и розовую рубашку. Мы будем похожи на идеальную пару с торта – красиво и совершенно несъедобно.

Но сегодня я словно проснулась. Острое, щемящее чувство протеста подкатило к горлу. Что делать? Как избавиться от этой нелепицы? Опрокинуть на себя стакан апельсинового сока? Я даже мысленно представила, как оранжевые пятна на розовом шелке будут выглядеть – куда органичнее, чем сам этот наряд. Или стать ногой в лужу? Так ночью выпала свежая порция снега, и грязь ещё нужно было постараться найти.

Занятая мыслями о платье, я даже не смогла придумать, что важного мне нужно “забыть” дома. Мысли лихорадочно метались всю дорогу до ресторана. Я машинально гладила складки юбки, и мне казалось, что я везу в себе не себя, а куклу, наряженную в чужие мечты.

А в фойе, когда увидела Захара в белом костюме и розовой рубашке, моё сердце зашлось от какой-то панической, животной тоски. Едва сдержала себя, чтобы не броситься обратно в двери. Мы с Захаром были двумя половинками одного китча, идеально подобранным конфетно-гламурным кошмаром.

Мы хорошо будем смотреться вместе на фотографиях. Даже моё нелепое платье рядом с ним заиграет новыми оттенками вымученной идеальности, но…

Повернувшись, я увидела Олега Борисовича и Виктора, которые входили в двери ресторана. Пальто молодого мужчины было расстёгнуто. Как всегда, на нём был безупречный классический костюм черного цвета и синяя рубашка оттенка ночной грозы, подчёркивающая яркость его глаз и приятную смуглость кожи.

Он казался мне глотком крепкого горького кофе после приторного зефира. Горячего кофе! Хриплым джазом после слащавой опереточной арии. И на его фоне мое розовое платье вдруг показалось мне таким пошлым и детским, что мне захотелось стянуть его с себя, скомкать и выбросить прямо здесь, в фойе, невзирая на приличия.

Всё это было так нелепо, что хотелось плакать. Я в этом розовом кошмаре, Захар в своем идиотском белом костюме с довольной физиономией – он уже мысленно выкладывал нашу с ним фотографию в соцсети с хештегом “идеальнаяпара”. У меня стало сводить живот от одной этой мысли.

Я больше не могла этого выносить. Нужно было бежать. Куда угодно. В дамскую комнату, в подсобку, в ад к черту на рога, лишь бы не стоять тут рядом с ним, притворяясь счастливой сахарной ватой.

Я резко развернулась, чтобы отойти, и мой каблук – тот самый, что мама считала таким элегантным – с подлым щелчком зацепился за один из множества шелковых шнурков на моей же юбке. Я инстинктивно рванула ногой, пытаясь высвободиться.

И тут же воздух разрезал громкий, унизительный звук рвущейся ткани. Звук, который показался таким оглушительным, что на него, наверное, обернулись даже на кухне.

Я замерла, ощущая, как по моей спине разливается ледяная волна страха и… облегчения. Стыдливо опустила взгляд. Целый каскад кружевных воланов на подоле безобразно провис, обнажая подкладку и жесткий каркас кринолина. Это было хуже разваливающейся тарталетки.

– Ксения! – прозвучало как удар хлыста. Голос Захара был полон не беспокойства, а неподдельного раздражения. Я испортила его идеальную картинку.

За его плечом увидела бледное, вытянувшееся лицо своей мамы. В нем читался настоящий ужас, словно на ее глазах рухнул не «образ», а весь мир. А мама Захара смотрела на меня, презрительно скривив губы. Видимо, считая меня самой неуклюжей во всей Москве. Но заметив мой взгляд, попыталась выдавить поддерживающую улыбку.

И тут раздался другой голос. Спокойный, твердый, без единой ноты паники.

– Ксения, кажется, вам нужно переодеться.

Я подняла глаза и встретила взгляд Виктора. Он смотрел не на разорванное платье, а на мое лицо. Видел, чувствовал, понимал мой испуг, мой стыд, мое отчаяние. И в его синих глазах не было насмешки. Была лишь четкая, ясная решимость.

– Это вряд ли можно быстро починить, если вообще можно, – продолжил он, и его слова прозвучали как единственный разумный довод в этом сумасшедшем доме. Он перевел взгляд на Захара. – Я отвезу Ксению домой, если не возражаете. У меня машина на стоянке.

При его словах моё сердце бешено забилось. Всё произошло само собой, случайно, естественно.

– Нет, не надо! – тут же встрял Захар, его щеки покраснели. – Я вызову такси. Мы… я… вообщем, дома с отцом по сто грамм коньяка. Перед отходом… За Ксюшино здоровье… Сам за руль не сяду.

– Нет.

Я произнесла это тихо, но так, что оба замолчали. Посмотрела на Виктора, прямо в его глаза, и почувствовала, как по спине бегут уже не мурашки страха, а мурашки свободы.

– Нет, спасибо, Захар. Я поеду с Виктором. Это… это быстрее.

– Да, Виктор, выручи нас, – попросила моя мама. – Нам бы лучше самим, но как же гости совсем без хозяев… Хорошо, что мы и так за полчаса приехали.

Глава 14. Первый поцелуй

Машина Виктора действительно была на стоянке. Ухоженный, мощный, надежный, но явно старше меня по возрасту джип.

И если со ступеней ресторана я сошла без проблем, то пешеходная дорожка пусть и была идеально расчищена, но образовавшаяся от мороза наледь грозила вот-вот приземлить меня на пятую точку. Поэтому приходилось крепко держаться за идущего рядом мужчину.

А когда мы свернули на саму стоянку, снег там хоть и был убран, но уже не так идеально.

– Не бойся, я тебя не уроню, – шепнул мне мужчина и, подхватив под попу, буквально забросил себе на плечо.

Дорога до моего дома прошла в оглушительной, звенящей тишине. Мы не произнесли ни слова. Воздух в салоне был густым от невысказанных вопросов и того щемящего чувства, что возникло между нами вчера у ресторана.

Виктор молча вел машину, а я смотрела в окно, чувствуя, как горит щека в том месте, которого он случайно коснулся своими губами, помогая мне сесть.

И вот мы в нашей квартире. Вхожу первой, ощущая, как за спиной возникает его высокая, чужая в этом пространстве фигура. Мне странно видеть его здесь, среди знакомых с детства стен и семейных фотографий в позолоченных рамах.

– Проходи, – проговорила я, снимая шубку и бросая её на пуфик. – Моя комната налево.

Мужчина последовал за мной. Я впервые видела его немного неуверенным. Он остановился на пороге, окидывая взглядом мое личное пространство: светлую комнату с огромной кроватью, туалетный столик, заставленный флаконами, и стопки книг на прикроватной тумбочке.

Его взгляд скользнул по полкам, по мягким игрушкам, по фотографиям – он словно изучал меня, пытаясь сложить пазл из того, что видел сейчас, и той девчонки, которую знал раньше. Я почувствовала себя неловко и уязвимо, словно он читал мой личный дневник.

– Ну, вот... – неуклюже развела руками, показывая на свой наряд. – Мне нужна помощь. Это чудовище зашнуровывалось сзади на корсетные крючки и тесемки. Сейчас его нужно как-то снять. Я одна не справлюсь.

Он молча кивнул и сделал шаг вперед. Я повернулась к нему спиной, отводя взгляд в сторону. Сердце бешено заколотилось. Так предательски громко, что он тоже должен был слышать его сумасшедший стук. Я чувствовала близость мужчины, слышала его дыхание.

Его пальцы, теплые и удивительно аккуратные, коснулись моей спины. Он медленно, будто разминируя бомбу, опасаясь совершить роковую ошибку принялся распутывать надежно затянутые мамой узлы и освобождать крючки.

Шелк монотонно шелестел, дыхание Виктора было ровным, но я почувствовала легкую дрожь в кончиках его пальцев, когда он касался моей кожи у позвоночника. Каждое прикосновение обжигало. Кажется, я перестала дышать.

– Кто это вообще придумал? – пробормотал мужчина под нос, сражаясь с очередным узлом. – Пытка какая-то.

– Моя мама, – выдохнула я. – Она считает, что красота требует жертв.

– Глупости, – тихо, но твердо произнес он. – Красота должна быть свободной.

Последний крючок расстегнулся. Платье ослабло, и я инстинктивно схватила его на груди, чтобы оно не упало.

– Справился, – его голос прозвучал прямо у моего уха, низко и с легкой хрипотцой.

Я не оборачивалась, боясь увидеть в его глазах что-то, что заставит меня отпустить руки и уронить последнюю защиту – эту розовую тряпку, в которую я вцепилась с такой силой, словно утопающий в брошенный ему спасательный круг.

– Сейчас принесу другое, – пробормотала я и побежала в гардеробную.

Через пару минут снова вышла к нему. В руках я держала свое спасение – платье из тяжелого фиолетового шелка, простого и безупречного кроя, с открытой спиной, но достаточно закрытое спереди.

– Вот, – протянула я его. – Это должно смотреться лучше.

Виктор взял платье, оценивающе взвесил его в руке, словно проверяя качество ткани, и одобрительно кивнул.

– Гораздо лучше. Иди, переодевайся.

Я вновь скрылась в гардеробной. Новое платье село на меня как влитое. Оно облегало фигуру, но не сковывало движений. В нем я была собой – той, кем хотела быть. Сильной. Загадочной. Взрослой. Той, которая не может не понравится стоявшему за перегородкой мужчине.

Я вышла к нему, остановилась посреди комнаты, прямо у кровати.

– Ну как?

Он осмотрел меня с ног до головы. Медленно, внимательно. В его глазах не было ни насмешки, ни восторга, только чистое, безраздельное внимание.

– Повернись.

Я повернулась, подставив ему спину с не до конца застегнутой застежкой-змейкой.

Виктор снова подошел. Взял крошечный замок, и холод металла на секунду коснулся моей кожи, а затем сменился теплом его пальцев.

Мужчина медленно, не спеша, провел замком вверх. Его движение было точным и бережным. Он застегнул молнию до конца, но его руки на мгновение задержались на моих плечах. Виктор, как и я, смотрел на наше отражение в большом зеркале.

– Да, – тихо сказал он. – Это твое. Теперь ты выглядишь, как королева своего вечера. А не как торт на чужой свадьбе.

И тогда, не отпуская моих плеч, он слегка наклонился вперед. Его губы едва коснулись моей обнаженной кожи чуть выше линии застежки. Это был не поцелуй. Это было прикосновение. Мимолетное, почти неуловимое, но от которого все внутри меня вспыхнуло и оборвалось.

Глава 15. Не в этот вечер

Мы снова сели в его машину. Мужские пальцы крепко сплелись с моими, как будто так и должно было быть всегда.

Я не удержалась, снова посмотрела на его губы. Виктор покачал головой:

– Ксюша, мы отошли от кровати, чтобы вернуться на заднее сиденье машины?

Я тоже качнула головой, чувствуя, что краснею и уткнулась носом в его плечо. Неповторимый аромат его обнажённой кожи сводил меня с ума. Я жадно вдохнула этот жизненно необходимый мне запах.

Мужчина осторожно оторвал меня от себя и снова поцеловал. Его пальцы, теплые и чуть шероховатые, коснулись кожи моего плеча, и по телу пробежала мелкая дрожь. Я прикрыла глаза, погружаясь в это ощущение, и сама потянулась к нему, теряя остатки страха.

Его губы коснулись моих сначала с почти болезненной нежностью, словно он боялся испугать или обжечься. Это было вопрошающее, пробное прикосновение, сладкое и мучительное одновременно. Но длилось оно всего мгновение.

Потом его рука скользнула мне на затылок, пальцы запутались в волосах, мягко, но неумолимо притягивая меня ближе. И поцелуй изменился. Он перестал быть вопросом. Он стал утверждением. Его губы стали двигаться увереннее, настойчивее, требуя ответа, и я отдалась этому жадному натиску, вторя ему с той же стремительной страстью.

Мир сжался до точки соприкосновения. До вкуса его поцелуя – кофе, мяты и чего-то неуловимого, что было просто им. До запаха его кожи, смешивающегося с ароматом моего парфюма, создавая новый, наш собственный, интимный шлейф. До звука нашего прерывистого дыхания, сливающегося в единый, тревожный и прекрасный ритм.

Он был твердым и надежным, как скала, в то время как я таяла в его объятиях, превращаясь в жидкое пламя.

Виктор исследовал меня губами, как будто хотел запомнить, запечатлеть каждую черточку, каждую реакцию. Его язык надавил на мой рот, и я позволила ему войти, встретив его собственным языком. Это было глубинное, первобытное единение, в котором не осталось места ни прошлому, ни будущему. Ни Захару, ни розовому платью.

Когда мы, наконец, разъединились, чтобы перевести дух, то оба тяжело дышали, прижимаясь друг к другу лбами. Его руки все еще держали меня, не позволяя отстраниться. В тишине автомобильного салона стучали наши сердца, выбивая один и тот же безумный ритм. А за окнами стал падать густой пушистый снег.

Виктор ничего не сказал. Он просто снова коснулся моих губ – коротко, сильно, почти с болью – и прошептал мое имя. И в этом шепоте было все: и обещание, и вопрос, и клятва. Навсегда.

Пока машина неслась по Москве, ловко обгоняя своих зазевавшихся собратьев, в моей голове с такой же скоростью проносились мои собственные мысли, ясные и отчетливые.

«Нам не нужны были долгие ухаживания. Не нужны тысячи смс, робкие взгляды через стол и предварительные договоренности. Не нужны были даже слова. Всё решилось за один вечер. Нет – за один миг. Тот миг, когда Виктор встал между мной и всем миром.

Я не знаю, что будет завтра. Но я знаю точно: мне не нужно ничего и никого другого. Только он. Только этот человек с серьезным лицом и руками, которые знают, как быть нежными. Только его дыхание, смешанное с моим. Только это чувство – что я, наконец, нашла не того, кого искала, а того, кого даже не смела искать. Своего человека.»

Виктор обернулся у входной двери в зал ресторана, который сегодня был арендован только для меня.

– Приготовься. Сейчас будет самое сложное – смотреть на их лица.

Я глубоко вдохнула и расправила плечи в новом фиолетовом платье.

– Я готова.

И это была правда. Потому что теперь за моей спиной был он.

Но как только спешащий за нами администратор распахнул тяжёлую дверь, я выдернула свою руку из ладони Виктора.

Он прав. Не сейчас. Не в этот вечер. Всему должно быть своё время.

Пальцы Виктора разжались без сопротивления, но я буквально почувствовала, как воздух между нами стал ледяным. Мужчина не смотрел на меня, его взгляд был устремлен вперед, на яркий свет зала и счастливые лица гостей, не подозревающих, что мой идеальный мир вот-вот треснет по швам.

Администратор шире распахнул дверь, и на нас обрушилась волна теплого воздуха, смешанного с ароматом дорогих духов и еды, со смехом, и музыкой.

– Ксюшенька! Наконец-то! Мы уже забеспокоились! – мамин голос прозвучал чуть взволнованно, но был привычно приправлен радостной глазурью. Ее взгляд скользнул по моему новому платью, оценивающе и быстро, и я увидела в нем на долю секунды панику – «а где же то, идеальное?» – но она мгновенно взяла себя в руки.

Я подошла к нашему столику, где уже сидел Захар, наши родители и Олег Борисович, улыбаясь натянутой, дежурной улыбкой актрисы, вышедшей на сцену без знания текста.

– Простите, небольшой казус с платьем. Пришлось сменить, – произнесла достаточно громко, чтобы было слышно всем гостям.

– Ничего, ничего, главное, что ты здесь, – отец Захара, Эдуард Аркадьевич, хлопнул меня по плечу с такой силой, что я чуть не упала. Скорее всего, назавтра выскочит синяк.

Мы сели. Мне пришлось занять место между Захаром и мамой. Виктор сел напротив, рядом с Олегом Борисовичем. Стол превратился в поле битвы, замаскированное под праздничный пир.

Глава 16. Остров уставшего солнца

Катер резко дернулся, упёршись носом в деревянные сваи причала. Путь был коротким – от частного аэродрома на соседнем, более крупном острове до этой крошечной точки в океане занял не больше получаса. Остров имел поэтическое название Иль-дю-Солюар (Île du Soleilard), что буквально переводилось как «Остров уставшего солнца». Он находился примерно в ста тридцати километрах от Таити и восьмидесяти от Бора-Бора.

Остров с высоты казался маленьким, но вблизи он поражал своими размерами – этакий неровный изумруд, растянувшийся километра на четыре в длину. У меня не получилось охватить его одним взглядом.

Рельеф был разным: с одной стороны пологий песчаный пляж, белый и ослепительный, как сахарная пудра, с другой – скалистый выступ, поросший густым, почти непроходимым лесом, изумрудной шапкой поднимающимся к небольшой вершине в центре. Наверное, за ним скрывалось то самое, уставшее за день солнце, которое и дало название всему острову.

Сентябрь здесь был не месяцем увядания, а пиком совершенства.

Я ступила на потемневшие от влаги и солнца доски причала и замерла как вкопанная. Легкие сами собой сделали глубокий, жадный вдох. Влажный воздух, густой и тяжелый, пропахший солью, сладковатой пылью гибискусов и чем-то древесным, обволок меня с головой, как парное молоко. Казалось, я вдохнула не воздух, а саму жизнь — дикую, щедрую, незнакомую.

И эта жизнь бушевала вокруг, почти агрессивная в своем великолепии. Не ухоженный парк, а первозданный хаос. Пальмы с рваными, шуршащими листьями, похожими на гигантские зеленые мечи. Лианы-удавки, оплетающие все вокруг и усыпанные огненными цветами. Папоротники, большие, как деревья, с кружевными листьями, в которых могли бы спрятаться несколько человек.

Где-то высоко, в этой изумрудной толчее, проносились алые вспышки – попугаи, кричащие на пронзительных, немыслимых нотах. Их крики мне не показались веселыми, скорее они были похожи на предупреждения.

Я обернулась. Океан остался за спиной – необъятный, дышащий. Он не просто шумел. Он грохотал глухим рокотом о скалы где-то за поворотом бухты, и этот звук отозвался тревожной вибрацией в моей груди.

И сквозь весь этот гимн жизни я вдруг ощутила тишину. Не отсутствие звука, а ту глубокую, древнюю, живую тишину места, где человек – случайный гость. Меня охватило странное чувство – одновременно восторг и леденящий ужас. Здесь можно было затеряться навсегда.

– Добро пожаловать на Иль-дю-Солюар, мадам Ксения, – кто-то за моей спиной произнёс на безупречным французском, с трудом выговаривая непривычное для него имя.

Я вздрогнула. Из-за пальмы вышел мужчина в легкой форме цвета хаки. Он не был похож на солдата – скорее на исследователя или егеря. Рядом с ним стоял второй, помоложе. Оба выделялись внушительной комплекцией, что добавляло их виду надежности. Я заметила, что оба мужчины были вооружены, хотя само оружие не выпячивалось. Они представились охраной, работающей здесь вахтовым методом.

– Я Жерар, ответственный за безопасность на острове. Это мой коллега, Тома, – представился старший. – Не волнуйтесь, вы в полной безопасности. Охранные системы у нас работают безупречно. Камеры с тепловизорами, датчики движения по всему периметру, радар. Даже мышь не проскочит и чайка не пролетит. Система распознает любое судно в радиусе двадцати миль. На острове есть свой опреснитель, генератор и запасы еды. Вы можете ни о чем не беспокоиться. В экстренных случаях к нам может прилететь вертолет.

Его слова, призванные успокоить, лишь подчеркнули сюрреалистичность момента. Мне, беглянке без багажа, предлагали убежище в высокотехнологичной крепости, затерянной в раю.

Я лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Мужчины погрузили мою скромную сумку в электрокар. Мы медленно двинулись по узкой дороге, вырубленной в джунглях.

Предыдущие охранники, которые сопровождали меня из Москвы, позволили мне перед пересадкой на катер сходить в местный магазин и купить минимум одежды и необходимые мелочи. Мой выбор ограничили не финансами, а временем. Рассчитаться моей картой не позволили, сказав, что всё запишут на счёт хозяина острова. Я, конечно, уточнила, в курсе ли сам хозяин острова о дополнительных тратах. Понятно, что если мне удасться выбраться живой из всей этой передряги, я верну семейству Лемаршаль потраченные на меня деньги. Но неприятного казуса хотелось бы избежать.

Меня заверили, что всё в порядке. Месье Лемаршаль не устанавливал лимита моих трат.

И пока кар бесшумно катился меж стен зелени, на меня накатила новая волна – уже не восторга, а горькой, едкой тоски.

Рай, куда меня привезли, оказался не только самой дорогой, но и самой болезненной тюрьмой. И его совершенство было мне немым укором. Родители пропали, скорее всего мертвы, а я дышу этим чудесным воздухом одна.

Вилла оказалась огромным роскошным бунгало из светлого дерева и стекла, стоявшим на сваях прямо над лагуной. Из огромных панорамных окон открывался вид, от которого перехватывало дыхание – бескрайний океан, сливающийся с горизонтом в ослепительной синей дымке.

Жерар провёл мне краткую экскурсию по дому. Двухэтажный, с виду очень компактный, он оказался весьма просторным внутри.

– Вот это хозяйская спальня, – мужчина приоткрыл дверь, заглядывая внутрь вместе со мной.

Первое, что бросалось в глаза – панорамное остекление от пола до потолка, открывающее вид на бескрайнюю бирюзовую гладь океана. Казалось, комната парила над водой, стирая грань между внутренним пространством и внешней стихией. Закатное солнце заливало все теплым золотым светом, отбрасывая длинные тени.

Глава 17. Темная лошадка

Несколько дней я только и делала, что ела и спала. Испуганный, переутомленный мозг отказывался о чем-то думать, принимать какие-либо решения.

Но я понимала, что окружающий меня рай – это ненадолго. Сколько Лемаршали будут терпеть меня в качестве гостьи? Две недели, месяц, два месяца? Пока им самим не захочется отдохнуть на острове?

К тому же Жерар пояснил ещё в день моего приезда, что пока на острове находится гость, хозяева оплачивают дополнительную охрану. То есть несут убытки.

На лондонском счету у меня была собрана небольшая сумма. Что-то оставалось от родительских переводов, что-то я сама заработала. При разумных тратах этих денег мне может хватить на несколько месяцев.

Но если вернуть хозяину острова потраченную на мою охрану сумму, то моего финансового запаса может и не хватить. Это я тоже понимала.

К тому же рассиживаться на острове мне не давали мысли о родителях. А если они живы и нуждаются в помощи?

Я должна как можно быстрее вернуться в Лондон и попросить помощи у своих однокурсников. Среди них было несколько человек, родственники которых владели известными гостиничными бизнесами. Возможно, кто-то из них не только поможет мне затеряться, но и подскажет, как я могу провести собственное расследование в Перу.

Нужно ещё раз мысленно перебрать в уме всех своих лондонских друзей и определиться, кому я могу довериться. Пока что это было единственным выходом, который мне виделся.

С каждым днём бездействия моя тревога росла. Ведь каждый день моего нахождения в этом тропическом раю может стоить жизни моим родителям. Вдруг я ещё чем-то могу им помочь?

Прошла неделя, и я решила, что за это время Захар со свекром окончательно потеряли мой след. Или наоборот, уже нашли его. И мне просто необходимо двигаться дальше.

О том, что мне нужно уехать, я сказала начальнику охраны, Жерару. Спросила, как я могу покинуть остров. Не оставив следов и за свой счёт. Совсем не хотелось снова тратить чужие деньги. Я и так очень прилично должна совсем незнакомым мне людям.

Жерар внимательно выслушал меня, обещал подумать и поставить в известность хозяина острова.

Буквально на следующий день он предложил мне прогуляться по острову, заодно и поговорить. Мое безупречное знание английского и французского сослужило мне хорошую службу. Ведь русского ни начальник охраны, ни его подчинённые не знали.

Пока мы гуляли, наслаждаясь прекрасным днём и великолепным пейзажем, француз сказал, что передал мои пожелания хозяину.

– Мсье Лемаршаль предупредил, что на острове через три дня состоится небольшая вечеринка, – произнёс Жерар.

Я с беспокойством посмотрела на него.

– О, мадам, не волнуйтесь, – поспешил успокоить меня охранник, заметив, вероятно, мое напряженное лицо. – Мне кажется, что вы подумали о чем-то нехорошем. Поверьте, господин Лемаршаль и его друзья ценят совсем другие удовольствия.

Он сделал легкий, гостеприимный жест рукой, будто представляя мне невидимые владения.

– Днем гости обычно играют в пляжный теннис или волейбол на специально оборудованных площадках с идеальным песком. Для любителей экстрима есть гидроциклы и кайтсерфинг – ветра здесь всегда отличные. А если хочется просто поплавать, то лагуна для ныряния с масками и трубками просто волшебная – прямо у рифа коралловый сад. Можно выйти в океан на катере – он оснащен всем для комфортной рыбалки или просто для прогулки к соседним необитаемым островкам. Шеф-повар потом может приготовить ваш улов на ужин. А вечером... – он улыбнулся, – вечером все расслабляются. Будут фуршет и танцы прямо на песке, под живой саксофон, а не под оглушительную электронную музыку. Вечеринку обслуживает проверенная компания, они знают толк в изысканном обслуживании. Лично вам делать ничего не нужно.

Он посмотрел на меня чуть более участливо.

– Но если захотите, вы можете присоединиться к вечеринке в качестве гостьи. Или... – он слегка понизил голос, – если предпочитаете уединение, мы можем организовать для вас ужин на пирсе. Здесь все к услугам гостей.

– Отплясывать под музыку, пока мои родители, возможно, умирают? – пробормотала я на французском, так как в данную минуту мы говорили на этом языке.

Мужчина с сочувствием посмотрел на меня:

– Никто не говорит, что вы должны пускаться во все тяжкие, – с укором в голосе произнёс начальник охраны. – Если позволите высказать мое мнение, то от предстоящей вечеринки я вижу только плюсы.

– Простите, я не хотела показаться неблагодарной, – поспешно извинилась. – А ваше мнение мне очень ценно. Я совсем не знаю, что мне делать дальше? Как поступить?

– Главный плюс в том, что большинство гостей добирается до острова на собственном транспорте. Как правило, это чартерные рейсы, – пояснил Жерар. – Точного списка гостей у нас пока нет, но почти всегда из Лондона кто-то тоже прилетает. Понимаете, мадам Ксения?

Я кивнула.

– Вы можете вернуться в Лондон чартерным рейсом. Который уже оплачен и зарегистрирован. Это будет гораздо сложнее отследить, чем ваше самостоятельное возвращение, – подсказал Жерар. – Все гости, которые приедут, так или иначе связаны с гостиничным бизнесом. И это не рядовые сотрудники, а владельцы. Возможно, при личном знакомстве кто-то предложит вам хорошее рабочее место.

Глава 18. Чужой человек

Виктор всё же пришёл. Не поздравить меня с Восьмым марта. Но где-то через неделю после этого весеннего праздника, в который Захар меня буквально засыпал цветами, подарками и утопил в собственном внимании, банально позвал поговорить в своей машине.

Моим первым желанием было отказаться. Затем захотелось замолотить руками по его груди, вцепиться пальцами в плечи и закричать на всю Москву: “Где ты был больше месяца!” Но я сдержалась.

Облизала пересохшие от волнения губы и села в его машину. Я не ошиблась, не придумала, меня невероятно влекло к нему. Но за месяц откровенных разговоров с папой я уже понимала, что вспыхнувшая между нами страсть не есть признак настоящей любви.

Пахло кожей салона и его парфюмом. Все тем же, горьковатым и манящим. Он не заводил мотор, сидел, сжав руки на руле, и смотрел прямо перед собой на грязное мартовское стекло.

– Ну что? – хрипло произнёс. – Довольна спектаклем? Получила то, что хотела?

Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как от его тошнотворно-равнодушного тона по коже бегут мурашки.

– Что именно я, по-твоему, хотела, Виктор? – выдохнула я. – Объясни. Я правда не понимаю.

Он резко развернулся. В его глазах бушевала настоящая буря – гнев, боль, разочарование.

– Не понимаешь? Серьезно? – он горько усмехнулся. – А, по-моему, все было предельно ясно. Ты решила поиграть в опасную игру. Взбодрить себя перед свадьбой. Получить порцию адреналина. И ты ее получила. Поздравляю.

– Ты действительно так думаешь? – мой голос всё же дрогнул. – Ты думаешь, что все это было игрой?

– А чем еще? – он подался вперёд, и его близость стала угрожающей. – Ты молчала. Все эти дни ты молчала. Не написала. Не позвонила. Не попыталась объясниться. А теперь ты здесь, с его кольцом на пальце. Что, скажи ради всего святого, я должен думать?

Во мне все закипело. Я ждала чего угодно – гнева, крика, вопросов. Но не этой ледяной, уничижительной насмешки.

– Я ждала! – вырвалось у меня. – Ждала, что ты... что ты не позволишь этому случиться. Что ты хоть что-то скажешь. Сделаешь!

Он замер, его взгляд стал пристальным, изучающим.

– Что именно я должен был сделать, Ксения? Вызвать Захара на дуэль? Устроить сцену? Выбросить его кольцо и надеть тебе своё, впопыхах скрученное из салфетки? – он язвительно улыбнулся. – Это твоя жизнь. Твой выбор. Ты сделала его публично, при всех.

В его словах была своя горькая правда. И от этого становилось еще больнее. Он не видел моего отчаяния, моей паники, моего немого крика о помощи. Он видел только результат – мое молчание и кольцо на пальце.

– Я не выбирала его, – прошептала я, и голос сорвался. – Меня поставили перед фактом. Я оказалась в ловушке!

– И ты решила из нее не вырываться, – его голос вдруг стал тихим и усталым. Он отвернулся. – Знаешь, это даже не обидно. Это... предсказуемо. Ты выбрала самый простой путь, Ксения. Самый безопасный.

– А что ты хотел, Виктор? – спросила я. – Чтобы я оттолкнула Захара на глазах у всех? Устроила истерику? Ты исчез на месяц. Ни звонка, ни слова. Словно ничего и не было. А потом просто появляешься и ждешь, что я буду что-то доказывать?

Он резко вскинул голову. В его глазах горел настоящий, неподдельный огонь.

– А что я должен был сказать, Ксения? «Привет, как поживаешь под грудой подарков от жениха? Все еще помнишь, как целовалась со мной в своей спальне?» – он с силой выдохнул. – Ты сделала свой выбор. Я его увидел.

– Я не делала никакого выбора! – мой голос сорвался на шепот. – Ты просто… ушел. А он – остался. И он здесь. Каждый день. Он борется за меня!

– Это не борьба, это – покупка! – почти крикнул мужчина, ударив ладонью по рулю. – Он не борется, он засыпает тебя деньгами и вниманием, как засыпают песком костер, чтобы потушить! И ты ему позволяешь!

Мы сидели в гробовой тишине, слушая, как его слова висят в воздухе. Он был неправ. Он был ужасно неправ. Но в чем-то он бил в самую суть. Захар не боролся – он окружал. Создавал невыносимые условия для любого сопротивления.

– А ты? – прошептала я. – Ты что предлагаешь? Кроме молчания и обидных фраз в машине?

Он посмотрел на меня, и вдруг вся злость из его глаз ушла. Осталась только усталость и какая-то бесконечная, горькая обида.

– Я ничего не предлагаю, Ксения. Я не умею играть в ваши игры. Я не умею дарить горы цветов просто так. Для меня ты… не была игрой.

Он не сказал главного. Не сказал «вернись ко мне», «уйди от него», «я не могу без тебя». Он просто сидел и смотрел на меня, ожидая чего-то, чего я не могла ему дать без его слов. Ему нужны были доказательства, что это не игра, но сам он не давал никаких гарантий. Только боль и упреки.

Я ждала решительных действий, а получила лишь подтверждение своих самых больших страхов. Он был слишком горд, чтобы рискнуть. И слишком обижен, чтобы бороться.

– Мне пора, – тихо сказала я, отстегивая ремень. Мои пальцы дрожали.

Он не стал меня останавливать. Он просто сидел, снова уставившись вперед, в свое грязное ветровое стекло, в нашу безнадежную ситуацию.

– Да, – глухо ответил. – Иди. Твой жених, наверное, заждался.

Глава 19. Виктор. Я вижу её

Я стою на верхней палубе своего катера, вцепившись пальцами в полированный поручень. Катер плавно скользит по бирюзовой воде к моему собственному острову, а в груди у меня бушует шторм, по сравнению с которым эти идиллические волны – буря в стакане воды.

Я вижу её.

Еще с воды, в бинокль, я вижу ее. Ксению.

Она стоит у края бассейна, закутавшись в саронг, хрупкая и потерянная. Чужая среди принадлежащего мне мира. Но вместо сочувствия и желания защитить я неожиданно закипаю от бешенства. Один раз я поверил, что из-за меня она готова была рискнуть всем. А она предпочла мне золотую клетку.

Катер мягко пришвартовался, но я не дожидаюсь, пока поставят сходни. Легким, уверенным движением шагаю с борта на теплые доски причала, чувствуя, как каждый мускул внутри меня напряжен до предела.

Разговор на пирсе резко обрывается. Все взгляды устремляются на меня. Я вижу лица собравшихся – оживленные, удивленные, подобострастные. Киваю, чисто автоматически, отрабатывая роль гостеприимного хозяина. Но мои глаза ищут только её.

И находят.

Ксения замирает с бокалом в руке. Ее глаза расширяются, в них мелькает что-то неуловимое – удивление, шок, испуг – и тут же гаснет, спрятавшись за мгновенно выстроенной стеной. Я только успеваю заметить, как побелели костяшки ее пальцев, сжимающих фужер.

Сразу подхожу к ней. Не бегу, а именно иду – с холодной, хищной целеустремленностью акулы, рассекающей воду. Толпа моих гостей инстинктивно расступается. Я чувствую на себе их взгляды, слышу обрывки приветствий, но не различаю слов. Весь мир сузился до нее.

Останавливаюсь в двух шагах. Чувствую, как воздух между нами вибрирует от напряжения.

– Ксения, – произношу ее имя. Голос звучит низко, ровно, без единой нотки приветствия. Это констатация факта. Констатация ее присутствия на моей территории. Констатация принадлежности мне.

Я вижу, как она сглотнула, как дрогнули ее ресницы.

– Виктор, – отвечает тихо, и в ее голосе я не слышу ни капли радости. Только напряжение. И страх. Страх! Её страх оказался даже хуже, чем равнодушие.

Не могу удержаться. Позволяю своему взгляду скользнуть по ее руке. По тому самому пальцу. И там блестит оно. Бриллиантовое чудовище, холодно сверкающее в лучах заходящего солнца. Печать. Доказательство ее выбора.

Мой взгляд медленно поднимается обратно к ее лицу. Внутри меня все кричит, рвется наружу. «Сними это. Сбрось это. Не рядом со мной».

Но вслух говорю совсем другое. Спокойно. Холодно. С подчёркнутой вежливостью.

— Рад, что вы смогли присоединиться к моим гостям. Надеюсь, Жерар обо всем позаботился?

Я вижу, как она отступает на шаг, нет, не от меня, а внутрь себя, как закрывается. Добился своего. Вернул ответку. Заставил ее почувствовать себя чужой. Нежеланной гостьей. Такой же, как я сам чувствовал себя в ее жизни, на её свадьбе.

Киваю ей, чисто формально, и поворачиваюсь к остальным гостям, надевая на себя маску радушного хозяина. Но спиной всё время чувствую ее взгляд. Я позволяю гневу накрыть себя с головой, дышу им, как кислородом. Это лучше, чем та изматывающая, тошная пустота, что съедала меня изнутри все последние три года.

Я хотел появиться в её жизни спасителем. Но не справился с собой. Появился как судья. С приговором. Теперь нам обоим предстоит провести этот вечер в аду безупречных манер и ледяных взглядов.

Но Ксюша не доставляет мне такого удовольствия. Уходит где-то через полчаса. Я не сразу замечаю ее уход, так как пытаюсь тактично пресечь слишком явные приставания Камиллы. На несколько минут отхожу в сторону и на телефоне просматриваю камеры, которые установлены в доме. В спальнях их нет, а коридоры хорошо просматриваются. Нахожу на одной Ксюшу, смотрю дальше и вижу, что девушка ушла в свою комнату.

Почему она выбрала не спальню, а самую настоящую каморку? Но идти и вытаскивать её оттуда на виду десятка человек… До подобной низости я ещё не опустился, хотя, пока стараюсь быть гостеприимным хозяином, остаток вечера все больше злюсь на маленькую мажорку. Пусть её рядом и нет.

К ночи почти все гости уезжают. Остаётся лишь Камилла, которая все ещё не теряет надежду провести этот вечер в моей постели, и один из моих близких друзей со своей женой. Они уходят в закрытую угловую комнату и вряд ли выйдут оттуда до завтрашнего обеда.

Не сильно вежливо отправив Камиллу в предназначенную ей спальню и дополнительно накрутив себе нервы, без стука вхожу в комнату Ксюши. Судя по мокрым волосам, она недавно приняла душ, переоделась в короткую рубашку и сейчас сидит на кровати, забившись в самый угол.

Увидев меня, до самых глаз натягивает на себя покрывало. Чем выбешивает меня окончательно.

– Спальни не перепутала? – бросаю в ее растерянное лицо. – Этой ночью тебе почему-то хорошо спалось в другой. Но я не возражаю. Марш обратно.

Мысленно приготавливаюсь к острой пикировке, но, не поднимая глаз, девушка молча встаёт и, аккуратно меня обойдя, выходит из комнаты. Послушно идёт в мою спальню.

Чудеса да и только!

Останавливается посреди комнаты, по-прежнему глядя в пол. Так привыкла к своей золотой клетке, что даже возразить боится? Забыла как делать самостоятельные шаги и повышать голос?

Глава 20. Виктор. Вся моя

Мой взгляд снова падает на ее грудь. Она залита лунным светом, бледная и совершенная. Следы моих зубов на плече, от которых ноет глубоко внутри. Я не могу удержаться. Наклоняюсь и провожу кончиком языка по ее соску, глядя, как он мгновенно затвердевает под прикосновением, слышу ее сдавленный, прерывистый вздох.

Чувствую не просто вкус кожи. Её вкус. Слабый оттенок геля для душа, смешанный с остатками дорогих духов и чего-то неуловимо родного, что сводит с ума. Я закрываю глаза, позволив ощущениям захлестнуть себя. Мои губы смыкаются вокруг её груди, уже не кусая, а лаская – жадно, влажно, с какой-то болезненной нежностью. Я словно пытаюсь впитать ее всю в себя, стереть память обо всех чужих прикосновениях.

Она стонет, ее пальцы впиваются в мои волосы, не отталкивая, а притягивая. Это сводит с ума окончательно. Я сползаю вниз, оставляя влажные, горячие поцелуи на ее трепетном животе. Чувствую, как дрожит под моими губами её тело, как сбивается дыхание.

Я целую пупок, веду губами по линии низа живота, дышу ее жаром, пьянея от ее трепета. Мои руки нежно раздвигают девичьи бедра, замираю на мгновение, просто глядя на нее, на эту интимную, сокровенную часть, такую знакомую и такую запретную. В воздухе стоит густой, сладковатый и пьянящий аромат возбуждения. Он бьёт мне в голову, окончательно снося все барьеры.

– Виктор... – ее голос звучит хрипло, почти как молитва, полная стыда и желания.

Это последняя капля. С низким стоном приникаю к ней губами, жадно, безудержно, как утопающий к источнику воздуха. Пью её, облизываю, высасываю, зацеловываю полностью теряя голову от ее отклика, от ее тихих, прерывистых стонов, от того, как ее бедра сами собой приподнимаются навстречу моему рту. Я ласкаю ее языком – то жестко и требовательно, то нежно и плавно, чувствуя, как она тает, как сходит с ума под моими прикосновениями.

Она вся моя. В этот миг, в этой дикой, животной близости, нет ни Захара, ни его кольца, ни наших обид. Только она. Ее тело, отзывающееся на меня так, как оно не отзывалось, уверен, ни на кого другого. И это пьянит сильнее любого вина.

Дожидаюсь её сладких конвульсий, отбрасываю в сторону полотенце и веду членом между ног девушки, размазывая по себе её влагу. Она снова стонет, когда я касаюсь своей каменной плотью её чувствительной сердцевины.

– Ксюша, я больше не могу. Готова?

Не смотрит мне в глаза, но кивает. Толкаюсь внутрь. Слишком узкая. Я почувствовал это, ещё лаская её языком.

– Девочка моя, расслабься, что не так?

Обхватывает руками мои плечи и снова кивает. Сама подается вперед. Я делаю ещё несколько осторожных движений, но долго не выдерживаю. Выхожу и снова врываюсь почти на всю длину. И замираю, застываю, перестаю дышать, слыша её короткий вскрик. На секунду её ногти с силой впиваются в мои плечи.

Всё понимаю. Не знаю как это может быть, но я только что сделал её женщиной. В прямом смысле этого слова. Но говорить об этом сейчас точно не стоит.

– Ксюша, больно?

– Нет, уже нет, – чувствую, как расслабляется подо мной, прижимается губами к моему подбородку. – Только медленно, хорошо? И поцелуй, пожалуйста.

Целую, наверное, сто раз, постепенно увеличивая силу и амплитуду собственных движений. Но долго не мучаю ни себя, ни её. Я слишком сильно хочу. До сумасшествия. А ей, наверное, сейчас не так приятно. Едва успеваю достать в нужный момент, увлёкшись собственными ощущениями, и пачкаю ее тело своим семенем. Его так много, что вязкая жидкость не вмещается на её животике и течет по боку.

Беру отброшенное в сторону полотенце, промокаю горячую жидкость, а другой, чистый конец прижимаю к её бёдрам. Ксюша тут же дёргается:

– Мне нужно в душ!

– Не нужно, – чуть повышаю голос, наклоняясь ещё ниже, рассматривая середину её бёдер. – Крови совсем немного. Незачем тебе вставать, ещё животик разболится. Всё завтра.

Накрываю нас обоих лёгким одеялом, крепко прижимаю к себе пахнущее мной девичье тело.

– Как ты себя чувствуешь? Может, тебе какое-нибудь обезболивающее принести?

– Нет. У меня ничего не болит. Немного саднит и всё. Если не шевелиться, то совсем ничего не чувствую. Вик…

– Ксюша, давай поговорим завтра? Это ждёт? Я за последнюю неделю каждый день в новом часовом поясе. Извини, но у меня просто глаза от усталости закрываются, – честно признаюсь ей. – Всё завтра. Хорошо?

– Хорошо, – как-то безэмоционально соглашается девушка. Но я действительно очень устал, и мне не до интонаций в её голосе.

Главное, что она живая, здоровая и невредимая… Ну почти невредимая лежит у меня под боком.

– Только один вопрос… Можно?

– Один можно, – соглашаюсь я, зарываясь лицом в её мягкие волосы.

– Это правда, что ты женат?

– Ксюша!

– Да или нет? – не отстает вредная девчонка.

– Да.

– А Камилла – твоя любовница?

– Ксюша! – повышаю голос. Она тут же застывает, и я вздыхаю. – Камилла не моя любовница. Но я с ней спал. Это было…

– Нет-нет, не надо подробностей, – она не пытается отстраниться, и я замолкаю. Слышу, как её дыхание выравнивается и мгновенно проваливаюсь в сон.