Тихий, сонный приморский городок Мирный, мягкой подковой стелился вдоль морского побережья, ярусами поднимаясь от самой кромки воды к своему сердцу – базарной площади и, пробиваясь сквозь заросли садов, стремился все выше к стенам летних резиденций знати империи Орло, затихших и покинутых до начала летнего сезона выезда двора.
Базарная площадь, такая же сонная, как и весь город в эту утреннюю пору, была пуста и безлюдна. Бледное солнце только начало красить золотисто-розовыми лучами стены лавок, магазинов, бортики и крыши деревянных прилавков, сбитых на улице по приказу градоначальника. Сердце это билось тихо и спокойно, ожидая не сколько нового дня, сколько прибытия в гавань кораблей, означавшего начало бойкой торговли, свежих новостей и появления новых лиц.
Толь-только закурился дымок над трубой пекарни. Сурового вида пекарь настраивался привычно переругиваться с мельником по поводу цены на товар и по поводу вздорной мельниковой дочки, вскружившей голову одному из его сыновей так, что от великой любви тот вознамерился бросить отцовское дело и податься в столицу за большой деньгой. И мельник, и пекарь уже давно свыклись с придурью молодежи, скапливая монетку другую на скорую свадьбу, а потому переругивались по традиции, обозначая начало нового дня.
Фонарщик неспешно обходил площадь, гася один за другим магические огни под стеклянными колпаками фонарей, тихо мурлыкая себе под нос незатейливую песенку. Будучи единственным человеком, который день не начинал, а заканчивал он готовился приступить в заслуженному отдыху. Выпить кружку эля в таверне у причалов, а затем веруться домой, чтобы провести перед сном пару часов за написанием книги, которую задумал еще его прадед.
Где-то сонно заворчала собака, тихо хлопнули ставни, впуская в чье-то жилище солнечный свет и морской ветер, приносивший на своих крыльях вкус соли и йода, легкий шелест садов и аромат яблонь.
Рыбаки привычно выбирали сети, возвращаясь с ночного лова, приветствуя тех, кто наоборот выходил на промысел, беззлобно, и с присущим суеверием, желая пустых сетей.
Город просыпался, начинался новый день. Обычный день небольшого городка, избалованного отсутствием происшествий. Городка, что проживал один день за другим, едва замечая, как сменяются сезоны, бежит вперед время. Городка, что был не готов к переменам, ожидавшим его впереди.
Никто точно не мог сказать, когда именно это произошло, просто однажды, над старой лавкой сапожника исчез облупившийся ботинок из дерева, когда-то бывший ярко-красным, а затем грязно-коричневым и лишь потом угрюмо-серым. Башмак исчез, а взамен появился фонарь, ничем не примечательный молочно-матовый шар, увитый искусно выкованной медной лозой. Он освещал своим мягким желтым светом вход, зажигаясь сам собой с наступлением темноты и засыпая с первыми лучами солнца. Торопливо пробегая мимо, горожане бросали беглый взгляд, пожимали плечами и спешили дальше, напрочь забыв о столь незначительной перемене в их привычном укладе.
Следом изменилась входная дверь, престав пугать посетителей ржавыми петлями и заунывным скрипом. Приодевшись в нарядную зелень и блестящий лак она, словно конфета в яркой обертке, притягивала взгляды, заставляя прохожих гадать о новом назначении лавки. Теперь фонарь и дверь стали неизменной причиной для быстрых взглядов, коротких разговоров обывателей:
-Ты не знаешь, кто купил лавку Сторого Хью?
-Нет, слышал только, что он отошел от дел и уехал к детям в большой город.
Далее жители многозначительно хмыкали, желали друг другу доброго дня и спешили дальше по своим делам, до поры до времени забыв и о фонаре, о двери и Старом Хью.
Прошло еще немного времени и окна заблестели чистыми стеклами, приукрасились нарядными, воздушными занавесками, тяжелыми шторами плотным занавесом скрывавшими внутренне убранство новой лавки. И стало очевидно, что прежний владелец не только не любил свою лавку, не любил свое дело, да и сам по себе сапожник был человеком неопрятным. А вот новый хозяин стал фигурой в глазах горожан хоть и рачительной, но уж больно загадочной.
Удивленные шепотки пошли лёгкой рябью по городку в тот день, когда пара дюжих работников начали заносить в лавку золотистые, пахнущие свежим спилом доски. До самого заката за закрытой дверью раздавался звук молотков, пилы и насвистывание рабочих.
Когда под вечер двери лавки открылись, выпуская на воздух недавних работников, осыпанных древесной пылью, то на все расспросы горожан был один ответ:
-Хозяйка болтать не велела, - молодцы пожимали широкими плечами и, обменявшись загадочными ухмылками, молча отправились прочь, оставив за собой шлейф из недоумения и вопросительных взглядов. Кто они и откуда приехали также осталось неизвестно, ибо раньше этих двоих в городе никто не видел.
Следующий раз любопытство горожан закипело, словно похлебка в закрытом горшке, когда у зеленой двери остановилась телега доверху нагруженная деревянными ящиками, плотно сбитыми, подписанными чьей-то заботливой рукой. Рукой, меж тем, обладавшей совершенно неразборчивым почерком, который не смог расшифровать даже аптекарь, срочно вызванный торговкой зеленью, чтобы хоть немного приоткрыть завесу тайны. Посрамленный в своей некомпетентности по части графологии и почерковедения аптекарь спешно ретировался, а суетливая торговка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу осталась дожидаться конца разгрузки, надеясь выведать хоть что-то у возницы.
-Хозяйка болтать не велела, – безапелляционно ответил мужчина. Затем обстоятельно раскурил самокрутку, выпустив кольцо табачного дыма, тронул лошадь вожжами и был таков.
Пока слухи расходились по городу, словно круги по воде, взбираясь все выше в респектабельный район, за зелёной дверью, не видимая постороннему глазу, кипела работа.
Бывшая лавка сапожника преобразилась не только снаружи, но и внутри. Полы и стены отмыты от вековой пыли, а затем окрашены в светлый бежевый цвет. Изгнан из дальнего угла разжиревший паук, а следом за ним сметены лохмотья паутины, годами служившей ему охотничьими угодьями. Вместо голых стен теперь красовались новенькие полочки и стеллажи из нарядного дерева, покрытого лаком. Неказистая и рассохшаяся стойка, где сапожник принимал посетителей, отдавал заказы, превратилась в новую, свежую и чистую, уютно поблескивающую золотистой древесиной. С потолка на разной высоте свисали несколько светильников, братьев-близнецов тому, что висел у входа. Большинство из них не горело, лишь пара штук освещали пространство по середине комнаты и стойку. У плотно зашторенного окна примостился небольшой столик, пара стульев с изящно изогнутыми ножками и витыми спинками.
Но не смотря на все новшества в помещении царица разруха, присущая любому переезду. Все свободное пространство было заставлено ящиками, кое-где открытыми, а кое-где плотно запечатанными. На полу, на стойке и частично на полках лежали пакеты, кульки, мешочки, обрывки бумаги. В полумраке неосвещенных углов что-то шуршало и звякало.
-Ив, – раздалось из одного из открытых ящиков, - Травы сортирую по алфавиту или по назначению?
В глубине помещения, почти невидимая в полумраке, молодая женщина, а точнее девушка, оглянулась на голос, задумчиво покусывая кончик карандаша, которым в этот момент что-то писала на клочке бумаги, пришпиленному к торцу полки.
-Сначала по назначению, потом по стихиям и наконец по алфавиту. Стихии распределяй снизу вверх: земля, вода, огонь и воздух. - решила она, убрав за ухо карандаш и смахнув с глаз рыжую прядь.
В ящике преувеличенно страдальчески застонали, звякнув какими-то склянками.
-Это жестокое обращение с животными, между прочим, - из ящика наполовину высунулась не менее рыжая, чем хозяйка, ласка, сжимая в каждой лапе по пузырьку. - Мы так до зимы не управимся, а ты, между прочим, собиралась открыть лавку через пару дней. Хотя, если потянуть интригу ещё, то народ, набравшись слухов и преисполнившись нетерпением, возьмёт нас штурмом. Или вообще подпалит ночью, как какой-нибудь притон.
Ива усмехнулась, наклонилась к очередному ящику, осторожно вынула банку с чем-то, подозрительно напоминавшим глаза, и убрала её в самый тёмный угол.
-Думаю, ты преувеличиваешь, – она присела на корточки перед ящиком и зашуршала бумагой, высвобождая следующую банку, – Никто нас штурмом брать не будет, поджигать тоже вряд ли станут. Максимум, стражу натравят.
-Нам только стражи не хватало, с учетом всех обстоятельств, – многозначительно протянул зверек.
Пропустив мимо ушей сказанное, девушка выпрямилась, подтянула к себе носком туфли табурет-лесенку. Затем подхватила одной рукой край подола простого синего платья и держа подмышкой найденную в ящике тару, взобралась на верхнюю ступеньку. Перехватив свою ношу по-удобнее, выпустив из руки подол, она осторожно наступила на край полки, держась свободной рукой за другую.
-Если я убьюсь, напомни мне являться в страшных снах плотникам и хозяину лесопилки, которые убеждали, что полки выдержат и лошадь. - Ива осторожно потянулась вверх.
-Лошадь-то они может и выдержат, а вот тебя...- задумчиво протянул ласка, наблюдая за упражнениями своё хозяйки. - Мне кажется или платье стало слегка тесновато?
-Шу! - возмущенно воскликнула Ива балансируя на краешке полки, одновременно запихивая банку куда-то под потолок. - Ещё одно слово и ты вернёшься в состояние чучела, которым долгое время было это тело.
Ласка покорно опустил глаза и прижал к груди пузырьки, которые до сих пор сжимал в лапках. Весь вид зверь изображал смирение и покояние, которые на самом деле Шу соврешенно не испытывал.
-Молчу, молчу. Полки крепкие, ты не толстая и вообще могла меня попросить, а не лезть сама.
Девушка спустила одну ногу, нащупывая лесенку, а затем, придерживаясь за полки, осторожно спустилась на пол. Отряхнув руки и разгладив складки на юбке, она придирчиво ощупала платье в районе талии. Шу насмешливо фыркнул, но поймав сердитый взгляд хозяйки сделал вид, что закашлялся, в ответ Ива лишь махнула рукой.
-Давай уже работать, а то и правда до зимы не успеем, - вздохнула она, вновь опускаясь на корточки перед ящиком.
Так, в молчании, прошёл ещё час. Шу сновал по полкам расставляя пузырьки и баночки, Ива разбирала ящики и сортировала их содержимое, превращая беспорядок в хаос. Работа кипела.
Полки заполнялись, ящики пустели, однако конца и края этому монотонному занятию видно не было. Окончательно вымотавшись Ива плюхнулась на пол, прислонилась спиной к наполовину заполненному стеллажу, с наслаждением вытянув гудящие от усталости ноги.
-Шу, – окликнула она питомца, сновавшего где среди полок, – напомни мне, почему я не могу махнуть рукой и с помощью магии навести здесь порядок?
Ласка ловко перепрыгнул со стеллажа на стеллаж, юркнув между банками оказался над плечом девушки.
-Потому что стоит тебе колдануть по-настоящему что-то серьезное, сработает магический контракт, который ты нарушила, а точнее самовольно разорвала и за тобой явится главный императорский дознаватель. Тогда ....
Пока город мирно спал, в комнате над лавкой Ива вертелась с боку на бок, тщетно пытаясь заснуть. То подушка казалась слишком мягкой, и голова проваливалась в нее, как в пустоту. То она начинала отчаянно мерзнуть, заворачивалась в одеяло, которое через несколько мгновений становилось тяжелым, будто налитым свинцом, и начинало душить. Простыня была то жесткой, то колючей, то слишком теплой, то слишком холодной. Кровать слишком твердой, да еще скрипела при каждом движении. Комната слишком душной и тесной.
Несколько раз она проваливалась в хрупкую дрему, из которой ее вырывали вздохи старого дома или скрип собственной кровати. Где-то под утро приснился абсурдный кошмар, в котором за ней гонялся главный дознаватель с чайником на голове, надетым на манер шлема, и требовал вернуть голову огра в казну.
Промучившись всю ночь, девушка с первыми лучами солнца встала с кровати, потирая саднящие, словно забитые песком, глаза. Прошлепав босыми ногами мимо сладко спящего в корзине Шу, Ива вошла в крохотную ванную.
Комнатка была настолько маленькой, что едва вмещала в себя небольшую медную ванну с согревающим воду артефактом, который периодически барахлил, раковину с умывальником и зеркало. Учитывая тесноту, умываться приходилось сидя на бортике ванны, а халат и полотенце приходилось вешать на дверную ручку.
По странному стечению обстоятельств, а может просто из-за крохотного пространства, туалетная комната располагалась внизу, практически рядом с кухней. Шу тогда еще пошутил, что сапожник либо не умел готовить, либо кухарка была плохая, потому и туалет в двух шагах от стола.
Несмотря на все неудобства и стесненность, Ива чувствовала себя умиротворенной, практически счастливой, когда первый раз зашла в крохотную ванную, спальню со скрипучими половицами. В это мгновение она осознала, что теперь ее жизнь не подчинена строгому протоколу, что она вольна проводить время так, как заблагорассудится. Мысль была такой неожиданной, такой странной, что мгновенно вытеснила все прочие, зазвучав в голове набатом: «Я свободна! Я действительно свободна!».
Ива посмотрела в зеркало, вздохнула, бессонная ночь отпечаталась не только на лице в виде темных теней под глазами и припухших век, но и превратила рыжие кудри в неопрятное воронье гнездо. Покачав головой, открыла кран, потерла ладонью нагревающий артефакт, пробуждая его. Вода весело зажурчала, заполняя ванну. Ива опустила руку в воду, проверяя температуру, и, убедившись, что артефакт не приготовил никаких сюрпризов в виде кипятка или ледяной воды, принялась за утренние процедуры.
Вдоволь поплескавшись, накинула простенький халат и, вернувшись в спальню, не обнаружила ласку в комнате. «Что ж, похоже, кто-то решил озаботиться завтраком», – решила она, распахнув окно, выходящее в сторону моря, и с наслаждением вдохнула солоноватый воздух.
Легкий ветерок ворвался в комнату, заставив покрыться мурашками влажную после купания кожу, взметнул парусами легкие занавески. Стало зябко, но и это не заставило ее ни закрыть окно, ни отойти от него. Ива оперлась руками о подоконник, слегка подалась вперед, подставляя лицо ветру, и зажмурилась, наслаждаясь морским бризом, пьянящим ароматом моря с легкой примесью яблочного цвета, сирени и липы.
Шум пробуждающегося города, шорох ветвей, перебираемых ветром где-то в садах, томные вздохи моря наравне с запахами заполнили пространство спальни. Вслушиваясь в эту музыку, Ива неспеша заправила кровать, оделась и расчесала волосы. А после покинула спальню, тихонько, словно боясь спугнуть чудесную атмосферу утра, притворила за собой дверь.
- Ив, ты в курсе, что у нас плита не работает? – озадаченно произнес Шу в очередной раз щелкнув ручкой, огонь под чайником так и не загорелся.
- Правда? А вчера вроде все работало, – равнодушно ответила девушка, заходя на кухню, попутно заканчивая заплетать волосы в косу. – Может, магией аккуратно согреть воды, а позже пригласим кого-то починить плиту? – предложила она, беря с полки пару кружек.
Ласка с некоторым подозрением покосился в ее сторону, еще раз щелкнул ручкой плиты и гибкой молнией перескочил на столешницу, где хозяйка как раз нарезала хлеб и сыр, которые им доставили вместе с ящиками.
- В порядке исключения, можно и магией, – согласился он, – но только в порядке исключения. Нельзя слишком часто прибегать к колдовству, это нас выдаст.
Ива с серьезным видом кивнула, затем приложила ладонь к чайнику, беззвучно пошевелила губами, и вода весело забурлила, из носика вырвалось облачко пара. Вскоре по кухне разлился аромат свежего чая, ставший отправной точкой нового дня.
Повязав фартук поверх скромного зеленого платья с высоким воротом, застегнутым на все пуговицы, Ива осталась довольна, сочтя свой внешний вид вполне деловым, серьезным и респектабельным. Перекинув косу на спину, она вышла в лавку и внимательно огляделась, проверяя, все ли на своих местах. Поправила стулья, разгладила скатерть на столе, не до конца понимая, зачем в лавке травницы решила сделать уголок для чаепитий. Поставила в вазу букет из сухоцветов, решив обязательно заменить причудливое украшение на букет живых цветов. Отдернула в стороны тяжелые шторы, впуская солнечный свет в помещение, магические светильники под потолком медленно погасли в ожидании наступления темноты.
Девушка замерла, приложив руки к груди, прислушиваясь к непривычному трепетанию сердца. Внутренности от волнения скрутило в тугой узел, и туалетная комната на первом этаже уже не казалась такой плохой идеей.
- Как думаешь, нам удастся научить голову зазывать посетителей? – поинтересовался Шу, заскочив ей на плечо. – Было бы очень экзотично, на мой взгляд. Поставили бы ее у входа на табуретку, пусть орет на всю улицу, у огров глотки, как кавалерийский горн.
Эта незамысловатая шутка вернула Иве внутреннее равновесие и вызвала легкую улыбку.
- Боюсь, этот горн распугает не только потенциальных покупателей, но и просто жителей города. Давай обойдемся без таких крайних мер. Кстати, надо ее убрать куда-нибудь с глаз долой.
Ива обернулась на звук колокольчика, на пороге стояла женщина лет тридцати-сорока с небольшим, нервно сжимавшая в руке корзинку с тюльпанами. Простое платье мятного цвета, русые волосы, собранные в пучок, под простой соломенной шляпкой. Гостья нервничала и настороженно оглядывалась по сторонам, словно сама не зная, зачем пришла, и готовая в любой момент ретироваться за дверь.
- Добро пожаловать, я Ива, травница, - поспешила она представиться с радушной улыбкой. - Спасибо, что выбрали мою лавку. Чем могу помочь?
Женщина окинула взглядом убранство лавки, отметила непривычную глазу чистоту, ряды новых полок, заполненных аккуратными рядами банок и пузырьков. Уже этого было достаточно, чтобы цветочница прониклась симпатией к этому месту и его хозяйке. Оглядев стоящую за стойкой рыжеволосую девушку, она отметила и скромное платье, и простую прическу. Но больше всего взгляд зацепился за искреннюю улыбку, с которой та встречала своего первого посетителя. Расцветая на нежных губах, улыбка зажигала приветливые искорки в зеленых глазах, делая и без того миловидную девушку красивой.
Почему-то именно это искреннее радушие заставило Елену растеряться. Она вновь повесила корзинку на локоть, расправила складки на платье, а затем смущённо пробормотала, опустив глаза:
- Да мне, собственно, ничего и не нужно, из любопытства зашла, - Елена поправила шляпку, - но если я не вовремя...
Женщина вполоборота развернулась к двери и протянула руку к ручке, собираясь уйти, но Ива торопливо замахала руками, призывая остановиться и подождать.
- Любопытство – это прекрасно, – одобрительно сообщила травница, покидая свое место за стойкой, – я и сама, признаться, люблю прогуляться по магазинам, на витрины поглазеть.
Невидимый в полумраке полок Шу едва слышно хихикнул, зная, что как раз «продавать глаза» его подруга терпеть не может и испытывает жуткое раздражение, когда посещает магазины впустую. Исключением из этого может быть разве что книжный, где Ива готова бродить часами, перебирая книги и беседуя с хозяином магазина или продавцом. Правда, в редких случаях она выходила оттуда с пустыми руками, а если и выходила, то максимум через пару дней возвращалась за приглянувшимся экземпляром. Благодаря этой любви к книгам у Ивы скопилась неплохая библиотека, которая, впрочем, осталась по большей части во дворце, это было то немногое, о чем и Ива, и Шу искренне сожалели, когда планировали свой побег. Вторым исключением можно было назвать магазины с зельями или травами, именно эта любовь породила идею создания, в качестве прикрытия и источника дохода, лавки травницы.
- Знаете, даже если вам ничего не нужно из моего товара, я бы не отказалась купить ваш, – призналась Ива, указав на корзинку с цветами. – По пути сюда я набрала сухоцветов, – она кивнула в сторону своего экзотичного, но довольно неказистого букета, – только в них, как будто, нет души, просто чудной пылесборник. Утром я подумала, что было бы неплохо заменить их на живые цветы. А тут вы, так вовремя!
Елена посмотрела на букет на столе, затем на тюльпаны и, немного расслабившись, ответила с улыбкой:
- Конечно, сколько цветков вам нужно, Ива?
- Знаете, я возьму все. В честь открытия, хочется создать атмосферу праздника, да и ваза у меня довольно большая.
Мягко подхватив свою гостью под локоть, Ива повлекла ее к столу, где принялась суетливо высвобождать из вазы свой нелепый букет, а Елена тем временем аккуратно выкладывала на столешницу тюльпаны, придирчиво оценивая каждый.
- Я не спросила, как вас зовут, – опомнилась Ива, отложив в сторону сухоцветы.
- Елена, и можно не обращаться на «вы». Мы местные к такому не приучены, у нас все по-простому. Хоть и город, да в основном живем, как в большой деревне, все друг друга знают и всё друг о друге знают. Многие выросли буквально на глазах, кто вообще поколениями тут живет.
Ива кивнула, радуясь, что в первый день удалось завести такое приятное знакомство. Затем взяла в руки вазу и направилась в сторону кухни.
- Может, чаю? – обернувшись, предложила она.
- А как же торговля? – удивилась Елена.
- Как видишь, торговля сегодня не идет. Не думаю, что в первый же день народ толпами повалит, я же все-таки пришлая, чужачка, – грустно проговорила она, а затем, легко тряхнув головой, словно прогоняя этим жестом грустные мысли, спросила: «Ну так как насчет чая?»
- Ну, раз сегодня ни у кого работы не будет, можно и чаю, – засмеялась Елена.
- Тогда располагайся, а я пока воды налью для цветов и чаю сделаю. Правда, у меня к нему ничего нет, кроме сахара. Это ничего?
Ива смутилась и остановилась на пороге кухни, прижимая к груди вазу. Елена махнула рукой, мол, иди не переживай, а сама тем временем поставила корзинку на пол, сняла шляпку и, повесив ее на уголок спинки стула, села. Теперь уже смелее огляделась по сторонам, с интересом отмечая незнакомые названия трав на этикетках. Слегка принюхалась к запаху неведомых трав и свежего дерева.
- Мне вот интересно, ты чайник чем кипятить собираешься? – сердито прошипел Шу, проскользнув следом за Ивой на кухню. – Плита не работает, если ты забыла.
- Да как обычно, – пожала плечами девушка, наполняя водой сначала вазу, а затем чайник.
- Как обычно?! – возмутился ласка, привстав на задние лапы, шерстка на загривке от переизбытка эмоций встала дыбом и стала напоминать смешной гребень. – Хочу напомнить тебе, моя дорогая, что твое «как обычно» может привести сюда ищеек дознавателя, а потом и его самого с какими-нибудь антимагическими кандалами наперевес. Немедленно иди и скажи, что чая не будет, потому что у тебя сломалась плита! Что, между прочим, абсолютнейшая правда, если это так сильно беспокоит твою совесть.
Шу требовательно топнул задней лапой, гневно сверкая глазами. Ива улыбнулась, погладив его по спинке. Такая искренняя забота неизвестного магического духа, запертого в чучеле животного, ее всегда трогала до глубины души. Его бесконечное ворчание, такое раздражающее, но ставшее привычным и родным, было призвано защитить ее, и она это прекрасно понимала. Однако перспектива завести, возможно, единственного друга в этом городе, среди чужих и незнакомых людей, была настолько соблазнительной, что Ива была готова пойти на любой риск.