(не)завидная невеста

Глава 1

Белый, как снег, флердоранж лежал на моих коленях, а я машинально поглаживала прикрепленное к атласным цветам тончайшее кружево и все никак не могла оторваться от него и начать наконец переодеваться. Переодеться было надо — меня ждала младшая сестра, и я не имела права испортить ей свадьбу, пусть даже моя оказалась испорчена безнадежно.

Все начиналось, как прекрасная сказка.

Две сестры с разницей в пару недель встречают свою любовь, их избранники умны, сильны и красивы, отношения развиваются как по маслу, и вот однажды младшей, Ольге, ее жених делает предложение. Ольга бежит к старшей, Марии, и рассказывает о своей радости.

«А давай у нас с тобой свадьба в один день будет?!» — восклицает она, осененная неожиданной идеей.

Мария смеется, шутит, мол, осталось уговорить невесту… то есть, простите, жениха. Ольга беспечно машет рукой — да что его уговаривать, разве не видно, что он жаждет, просто не решается спросить. У Марии есть на этот счет некоторые сомнения, но сказки-то хочется, поэтому она набирается смелости и спрашивает своего возлюбленного сама. «Ну… да, — отвечает он. — Можно. Если тебе надо». Не то чтобы это те слова, которые Мария всегда мечтала услышать, но они же означают «да», не так ли? И Мария с Ольгой начинают готовиться к свадьбе.

День настает. Волнительный, радостный. Сестры с самого утра не знают покоя. Прически, платья, макияж, звонки подруг, хлопоты родных. В ЗАГСе их уже ждут. Ольгин жених, чуть бледный, но счастливый расхаживает по украшенному цветами залу с мраморным полом и пытается выцепить из рук многочисленных подружек свою будущую жену, та хохочет и чмокает его в нос. А Мария одним глазом следит за всей этой кутерьмой, а вторым посматривает на широкие двери, ожидая, когда же появится ее Димка.

Он не появляется.

Ни сейчас. Ни через час. Ни когда подходит время регистрации.

Мария обрывает все телефоны. Тишина. Что случилось?! Что?! С ним все в порядке?! Он жив?!

Он жив.

Спустя три часа приходит короткая эсэмэска: «Я не могу. Прости».

…Я сидела в маленькой комнатке рядом с туалетом, по-прежнему в белоснежном свадебном платье. Крутила в руках снятый с головы тонкий цветочный венок. Рядом стоял пакет со вторым платьем, праздничным, но попроще — в него я планировала переодеться вечером, чтобы от души потанцевать, когда отгремят все поздравления и официальные мероприятия.

Когда все выяснилось, и Ольга, и ее «уже муж», и гости замерли в неловком молчании. Никто не знал, как реагировать и что теперь делать. Не знала и я. Где-то в глубине груди медленно, но неумолимо разверзалась страшная дыра с кровавыми ошметками по краям, глаза наливались безысходной чернотой. И почему-то безумно болела голова.

Но у моей сестры была свадьба…

Ей двадцать семь, мне на девять лет больше. Она растеряна, расстроена из-за меня и немного напугана. Я старше и сильнее. Поэтому сейчас я не имела права на свои эмоции. Хотя бы для нее этот день должен остаться счастливым. А значит, я переоденусь и пойду улыбаться и плясать, делая вид, что все случившееся пустяки и дело житейское, как говорится, не очень-то и хотелось. Рыдать и сходить с ума я буду потом. Завтра. Дома, в одиночестве. Когда Ольга уедет в свое свадебное путешествие.

Я положила флердоранж на стул и потянулась к застежке на спинке платья…

…Проводив молодоженов в аэропорт и пожелав им самого сладкого медового месяца, я вернулась домой и упала на кровать — как была, не раздеваясь, только туфли скинула. Голова болела все сильнее, порой ее стягивало невидимым обручем, а затем нещадно кололо, будто кто-то вонзал штык мне прямо в череп. То ли это давили изнутри невыплаканные слезы, то ли скакнуло давление — сил разбираться совершенно не было.

«Надо бы таблетку какую-нибудь выпить, — вяло подумала я. — Или уже не пить. Кому я теперь нужна, с таблеткой или без? У Ольги свое счастье и свой путь. У меня… Что у меня? Пустота…»

Почему-то все никак не получалось заплакать. Но, слава Богу, я хотя бы начала засыпать. Глаза закрылись, тело окутала свинцовая тяжесть, постепенно я уплывала все дальше и дальше в сон, и он с каждой минутой становился все глубже и — внезапно — ярче.

— Поднимите ее, поднимите! Ах, бедная девочка, от счастья, видать, чувств лишилась.

Визгливый вопль заставил меня вздрогнуть, но веки остались сомкнутыми — я не хотела просыпаться, и, даже когда меня принялись тормошить, я лишь послушно встала, но так и не открыла глаз.

— Ну вот и славно. Взволновалась девочка, вы уж простите ее, добрый сэр, и вы, святой отец.

— Я не уверен, можем ли мы продолжать. Невеста очень бледна, она очевидно плохо себя чувствует.

— Продолжайте, отче. Это у нее минутная слабость.

— Что ж… Согласен ли ты, сэр Дримий Столгейт, взять в жены девицу Альциону Блейз, дочь сэра Мордреда Блейза, любить ее и быть с ней в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Голос, вещавший в моей голове, был мощен и басовит, его гул раскатывался повсюду, словно я оказалась в помещении с очень хорошей акустикой. Следом же зазвучал второй, который уже был не столь величественен. Тихим фальцетом кто-то рядом со мной пропел:

— Согласен.

— Согласна ли ты, Альциона Блейз, взять в мужья сэра Дримия Столгейта, сына сэра Олива Столгейта, любить его и быть с ним в горе и в радости…

Какой забавный сон. Горько-ироничный, я бы сказала. Ну, давайте посмотрим его повнимательней, раз уж я по воле сновидческих богов попала на чью-то свадьбу. Даже в забытьи не отпускает меня…

Я распахнула глаза, оглядывая сложенные из камня беленые стены и укрытый плотной материей стол, точнее… алтарь? Мне же церковь снится, ведь так? Напротив меня, как и положено, стоял священник в полном облачении. Был он высок, широк и определенно интересней, чем тетенька в ЗАГСе. Смотрел он прямо на меня. Я глупо улыбнулась.

— Девица, ты согласна? — спросил он, вглядываясь в мое лицо с нескрываемой тревогой.

Глава 2

Вокруг меня расползалась волна молчания. Священник внезапно выпучил глаза, реконструктор стоял, разинув рот, обеих женщин — визгливой и жесткой — тоже не было слышно, а еще стих весь гул на заднем плане. Я наконец сбросила с себя оцепенение и с интересом огляделась по сторонам.

Это точно была церковь, небольшая по размеру и скромная по убранству, с витражами в стрельчатых окнах, изображавшими статичные фигуры неких святых мужей, жен и почему-то рыцарей в полном боевом облачении. Несмотря на голые каменные стены, в зале все равно ощущался уют: то ли из-за красивой деревянной резной кафедры и таких же скамеек, расположенных по краям от прохода, то ли из-за живых цветов, украшавших пространство возле алтаря.

Не сказать чтобы церковь была наполнена людьми, но с десяток человек на церемонии присутствовали. Первой я обратила внимание на длинную, худощавую и плоскую, как жердь, тетку, одетую в темно-бордовое, расшитое серебром платье до пят. Ее темные с отчетливой проседью волосы свивались в сложную прическу, а стальные серые глаза грозились пронзить меня насквозь. Ладони у женщины медленно сжимались в кулаки.

И чего она так нервничает? Немолодая уже, удар еще хватит, откачивай ее потом… Совершенно не заботясь о странной тетке — это же сон! — я перевела взгляд дальше. Возле первой женщины стояла еще одна, в таком же, только победнее и попроще, безо всякой вышивки, платье. Эта была существенно полнее и выглядела лет на десять помоложе, но тоже явно была близка к апоплексии — пухлые ручки она прижимала к груди, а губы изображали огромную букву «о».

Я присмотрелась к публике, занимавшей церковные скамьи. Все как один — и мужчины, и женщины — были выряжены в одежды глубокой средневековой древности. Сукно, бархат, шерсть и простой лен — здесь присутствовало все. На головах у некоторых дам красовались непривычные уборы, а мужчины носили мягкие береты.

«А что, в церкви нынче, шапки снимать не принято?» — рассеянно подумала я, но тут же объяснила все причудами своего сновидения. Попала я в нем на слет реконструкторов или перенеслась в Средневековье — какая, в сущности, разница.

Кстати, а я что, тоже в таком нелепом наряде? О, и правда!

На мне, как на вешалке, болталось голубенькое платье, а поверх него — бледно-зеленая, расшитая цветочным орнаментом безрукавка с длинными полами. Что-то я очень худая в этом сне. Но вообще, это даже приятно, я такой, пожалуй, только лет в пятнадцать-двадцать была. Поднеся руку к голове, я обнаружила, что в распущенных волосах запутались какие-то тканевые кусочки. Выдернув первый попавшийся, я увидела матерчатый цветочек — как мило! Волосы, между прочим, мало напоминали мои. Прядка, которую я машинально принялась накручивать на палец, была очень темной, почти черной, и вилась крупными кольцами. Не чета моим обычным русым космам.

— Так, — раздался твердый голос священника. — Достопочтенные собравшиеся, у невесты от переживаний немного помутился рассудок. Прошу всех выйти и подождать снаружи, пока мы с госпожой Морвейн поможем девице Блейз прийти в себя. О том, продолжится ли церемония, сообщим позднее.

Гости, тут же загомонив и зашушукавшись, принялись подниматься с мест и выходить за двери, поминутно оглядываясь на меня.

— А я? — растерянно обратился к священнику несостоявшийся жених.

— Сэр Столгейт, вы тоже, будьте любезны, покиньте нас на время. Думаю, вашей невесте станет лучше, когда она останется в обществе только одной родной тети.

— Говорила я тебе, — тихо прошипела полная дамочка с визгливым голоском на ухо той длинной, которую назвали «госпожой Морвейн», — этого порошка нельзя давать много. Смотри, что она теперь вытворяет. Хорошо хоть не померла.

— Иди прочь, Горди. Потом поговорим, — таким же свистящим шепотом ответила женщина, пристально всматриваясь в мое лицо.

Я ответила ей абсолютно безмятежным взглядом. Какое мне дело до их переговоров? Сейчас проснусь — и они все исчезнут. Кстати, пора бы уже. Что-то я задержалась в этом сне. Он становится скучным.

— А ты, Горди Свон, пойди-ка сбегай за лекарем в замок. Сама видишь, госпоже Блейз нужна помощь, — бросил священник вслед удаляющейся полненькой даме.

— Конечно, отец Далмаций, я мигом, — закивала та. Правда, по ее одновременно заполошному и сгорающему от любопытства виду было понятно, что она скорее намерена подслушивать у замочной скважины, нежели бежать куда бы то ни было.

Когда наконец за всеми гостями закрылись двери, священник повернулся ко мне и жердеобразной женщине.

— Госпожа Морвейн, я хотел бы знать, что здесь происходит, — произнес отец… как там его?.. Далмаций, пристально глядя ей в глаза.

— Спросите у этой несносной девицы, святой отец, — с раздражением ответила тетка. — По какой такой причине, она устроила здесь немыслимое представление, вместо того, чтобы принять оказанную ей сэром Столгейтом честь?! Я не для того растила ее, как собственную дочь и устраивала ей самый лучший брак из всех возможных, чтобы она сейчас ответила столь черной неблагодарностью. Невероятное оскорбление и меня, и всех гостей, и главное — рыцарского достоинства жениха! — Она развернулась ко мне. — Альциона, отвечай, что здесь происходит?!

Ну, Альциона так Альциона, ладно, мне не жалко. Имя красивое, поношу его еще пару минут.

— Да это я у вас хотела спросить, — разведя руками, сказала я. — Нарядили в какой-то безвкусный антиквариат, жениха безобразного подсунули. Не могли кого поинтересней найти?

— О, Боже… — сглотнула госпожа Морвейн, — кажется, она и впрямь потеряла рассудок… Она же… она… никогда в жизни так со мной не разговаривала. Да и вообще ни с кем…

Отец Далмаций осенил себя чем-то вроде крестного знамения, но больше было похоже, что он описал рукой то ли круг, то ли овал, начиная со лба и им же закончив.

— Госпожа Морвейн, я хотел бы поговорить с Альционой наедине. Удалитесь, пожалуйста, — негромко велел он.

Глава 3

Отчего-то суровая дама не спешила уступать священнику.

— Этого не требуется, святой отец, — покачала она головой. — Позвольте, лучше я уединюсь ненадолго с Альционой. Уверена, родственное внушение подействует на нее скорее, чем ваши увещевания.

Отец Далмаций немного помолчал, а потом я услышала его негромкое:

— Нет.

— Простите? — не поверила своим ушам госпожа Морвейн.

— Я сказал нет, сейчас вы не можете остаться с вашей племянницей наедине. Да, в ваших краях я человек новый, лишь недавно прибыл на замену предыдущего собрата здесь, в Ланде, но полномочия возложены на меня епископом Суонской епархии, и мое слово должно что-то значить в этом приходе. Будьте любезны, дайте мне несколько минут для разговора с девицей Блейз.

— Альциона! — воскликнула дама, внезапно хватая меня за руку. — Тебе ведь просто надо подышать свежим воздухом, так? Ну-ка, скажи святому отцу!

Хватка у «моей тети» была цепкой и болючей, и меня вдруг кольнуло, что все происходящее как-то слишком натурально выглядит. Голоса — звучные, одежда — шуршащая, прикосновения — ну, прямо как настоящие. Что-то этот сон мне окончательно разонравился…

Я с усилием выдернула руку из дамочкиного мертвого захвата и решительно ущипнула себя за тыльную сторону ладони.

Ничего не произошло. Кроме того, что руке стало еще больнее.

Тогда я пару раз сильно зажмурилась, а затем распахнула глаза. Помнится, где-то в интернете вычитала, что, если спишь, а хочешь проснуться, то надо энергично поморгать — и тогда откроешь глаза уже в реальности. Но… похоже, этот способ тоже не сработал. Я лицезрела перед собой все ту же церковь и тех же двух людей.

Что бы еще такого сделать?

— Госпожа Морвейн, уходите. Я позову вас, — снова произнес священник.

На сей раз недовольная матрона послушалась и нехотя двинулась в сторону выхода.

Когда она наконец ушла, отец Далмаций повернулся ко мне.

— Альциона, — начал он с некоторой осторожностью в голосе, — ты не против, если я запру двери церкви? Не бойся, это не для того, чтобы ты не смогла выйти, а наоборот, чтобы никто не ввалился сюда, и не заставил тебя делать что-то против твоей воли.

Я ничего не ответила, занятая мыслями о том, как бы себя разбудить, однако краем сознания отметила, что священник разговаривает со мной преувеличенно мягким, успокаивающим тоном. Помнится, именно таким журчащим голоском я пыталась успокоить одного психа, на беду встретившегося мне возле неосвещенных гаражей. Надо сказать, преуспела.

Впрочем, даже идея, что святой отец считает меня ненормальной, не сбила мой «просыпательный» настрой. Я с завидным упрямством продолжала щипаться, моргать и в порыве раздражения даже тяпнула себя за палец зубами. Но мои усилия по-прежнему пропадали втуне.

Услышав скрежет поворачиваемого в замке ключа, я бросила бесплодные попытки и попробовала прочитать фразу, крупными буквами каллиграфически выведенную на стене. Говорят, во сне ты не сможешь этого сделать — строчки сливаются, расплываются, ускользают…

Этот текст я видела четко. И он был написан на валлийском. Причем я понимала — что на валлийском. И… ПОНИМАЛА, ЧТО ИМЕННО ТАМ НАПИСАНО!

«Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь», — гласила нехитрая надпись.

Вполне подходящая для церкви, да. Вот только… только… как такое возможно?

По моим рукам и ногам заструился холод, сердце сжалось в ледяной комок.

— Юная мистрис, не пугайся, все хорошо, — произнес подошедший ко мне отец Далмаций. — Теперь здесь никого нет, и я не дам тебя в обиду. Ты можешь рассказать мне, что случилось? Для меня все выглядело так, будто твоя свадьба не была добровольной и желанной. Я прав? Ты ведь поэтому упала в обморок? А потом стала… Постой… Что с тобою?

Очевидно священник заметил мое каменное оцепенение и поэтому замолчал. Я подняла на него глаза, дотронулась до темно-зеленой рясы и накинутого поверх белого плаща. Ткань. Настоящая обычная ткань. Я ее чувствую. И сквозняк чувствую, по ногам дует немилосердно. И свечи горят вокруг, издавая характерный запах воска.

— Альциона, девочка, — тихо сказал отец Далмаций, аккуратно прикасаясь к моей ладони. — Тебе плохо? — Пальцы у него были теплые, с чуть мозолистой кожей. И тоже до ужаса настоящие. — Пойдем-ка присядем. Я налью тебе воды. Тут, правда, только святая… Но где-то было вино. Да, пожалуй, глоток доброго вина тебе сейчас не повредит.

Я дошла со священником до скамьи и послушно опустилась на нее. Пока он отсутствовал, скрывшись за маленькой узкой дверцей сбоку от алтаря, я так и сидела, не сдвинувшись с места.

Когда-то читала, что в ситуации внезапного стресса человеческая психика выдает одну из трех реакций, заложенных в нас природой. В зависимости от особенностей нервной системы, срабатывают механизмы «бей», «беги» или «замри».

Сколько себя помню, я по жизни чаще всего демонстрировала именно третью реакцию. Мчится на меня машина — на несколько мгновений застываю столбом. Оскорбляет начальство на работе — замолкаю и лишь сжимаю покрепче челюсть. Обижает близкий человек — стою, как дура, глядя на него в недоумении.

Кстати, не сказать, что эта стратегия была так уж неэффективна. Вместо того, чтобы кидаться куда-то сломя голову, я получала своеобразную отсрочку на обдумывание. В случае с той же машиной, например, мозг за доли секунды просчитывал траекторию движения этой металлической дурынды, и когда я уже отмирала, то отпрыгивала в самую безопасную сторону. А тот транс, в который я впадала при стрессовом общении, помогал избегать наиболее разрушительных последствий.

Вот и сейчас я застыла, как бы отстраненно осознавая все происходящее.

Осматривала руки и ноги, щупала лицо и тело, медленно обводила взглядом помещение… И понимала: я — здесь. Где бы то ни было это «здесь». И я — теперь не совсем я.

— Вот, выпей, — сказал отец Далмаций, протягивая мне металлическую чарку.

Я машинально приняла ее, так же машинально отметила кисловатый винный запах жидкости, и одним махом опрокинула содержимое чарки в себя. Хуже уже все равно не будет.

Глава 4

Маленькая Алли бодро топает по двору, который кажется ей одним огромным нескончаемым королевством. От порога ее «дворца» до выбеленных стен домика для слуг — целый мир. От домика до конюшни — два мира. А от конюшни до хлева, где всегда влажно и пахнет сеном, шерстью и молоком, — все три. И это только если пойти в одну сторону! А если направиться в другую, то можно легко заплутать в Зачарованном Саду, а потом взять и «выплутать» обратно и добраться до Высокой Стены. За стеной прячется Таинственный Лес, где она уже два раза бывала с папой, и где живет Рыжая Лиса, которую она видела своими глазами. Да-да, видела, и пусть Магда не смеется над ней, говоря, что лисы не показываются человеку. А вот ей показалась! И папе!

Если же пойти в сторону ворот, то можно выбраться наружу и встретить папу, когда он будет ехать по пыльной земляной дороге, возвращаясь из замка лорда. Вот в замке она еще ни разу не была. Но папа обещал, что когда-нибудь возьмет ее туда с собой.

Вспомнив об отце, Алли решительно направляется к воротам, однако на ее пути возникает белое шерстяное облачко, очень резвое и прыгучее. Эйми! Крошечная козочка, которую папа недавно вынес из хлева и показал Алли, чтобы она сама дала ей имя. «Эйми», — торжественно нарекла козленка девочка, проникнувшись ответственностью момента, и с тех пор часто прибегала на скотный двор поиграть со своей новой любимицей.

Но пообниматься с шерстяной подружкой Алли не дают. Из-за угла дома выскакивает Магда и несется к девочке.

— Альциона! Вот ты где! Как же ты меня напугала. Не убегай больше от своей нянюшки.

Алли смотрит на нее недоуменно. А что еще она должна была делать, если нянюшка Магда задремала и перестала играть во всякие интересные игры. Не сидеть же возле нее сиднем?

К счастью, в этот момент ворота распахиваются и во двор въезжает всадник на высоком черном коне.

— Папа! — восклицает Алли.

Магда удерживает девочку, чтобы та ненароком не угодила под лошадиные копыта, и, взяв ее за маленькую ручонку, подходит поприветствовать хозяина дома, сэра Мордреда Блейза. Сэр Мордред спешивается и тут же подхватывает дочь на руки.

— Ну, как ты тут без меня, моя леди?

— Скучала, играла, спала. И Эйми пришла, вон она.

Алли прижимается к отцовской груди, ее совершенно не раздражает ни запах пота, ни пыль на одежде отца. Ближе папы у нее нет никого. Ведь своей мамы девочка не видела никогда. Как ей объясняли отец и Магда, ее мама ушла к ангелам, едва успев подержать на руках новорожденную дочку.

— Она меня так не полюбила, что ушла? — однажды спросила Алли у папы.

— Нет, что ты, моя девочка! Она очень-очень тебя любила и хотела остаться с тобой навсегда. Но ангелы пришли к ней и сказали, что у Бога для нее есть важные дела, и позвали на небеса. Твоя мама теперь сильно занята, но всегда присматривает за тобой с небес, помни об этом. Однажды… правда еще нескоро… вы обязательно увидитесь.

— Ангелы нехорошие, — нахмурилась Алли. — Мне мама нужнее. А они ее забрали.

Мордред Блейз вздохнул, ласково обнимая дочурку.

— Не ругай их. Они хотя бы оставили мне тебя. Я очень рад, что ты у меня есть.

— И я!

Обида на ангелов несколько утихает. Но Алли не знает, что через пять лет ей придется ругаться на них еще раз.

Девятилетие юной госпожи Альционы Блейз празднуют с размахом. То есть, с размахом — по меркам того захолустья, где они живут.

Уэльс нынче, не тот, что раньше. Его потрепали войны с англичанами, обогатив лишь уже богатых и еще больше разорив бедных. Мордред Блейз, не последний человек в Ланде, он принадлежал к рыцарям валлийского графа Овейна Арундела и имел достаточно земли, чтобы вполне сносно жить и обеспечивать прокорм своим людям. Но граф, никогда не ввязывавшийся в конфликты и негласно поддерживавший англичан, в какой-то момент открыто выступил на их стороне и сдал им приморский городок Ланд со всеми окрестностями в обмен на плодородные земли на юго-востоке Англии.

Такое не было редкостью. Валлийские дворяне давно устали от постоянных бесплодных и разоряющих сражений, и сейчас, когда почти все древние королевства Уэльса — Гвинед, Поуис и остальные — и так уже принадлежали англосаксам, они по большей части предпочитали руководствоваться личной выгодой, нежели высокими соображениями независимости. Вовсю заключались валлийско-английские браки, и никто из местной знати не жаждал вступать в героическую, но бесполезную борьбу на манер шотландца Роберта Брюса. Воевать, по сути, было уже не за что и незачем. Так что граф радостно усвистал в новые владения, повелев своим растерянным рыцарям верно служить прибывшему в Ландский замок английскому барону Томасу Эстли.

После долгого периода притирок, Мордред Блейз смирился с существующим положением дел и поступил на службу к барону. Томас Эстли был достаточно умен, чтобы не зверствовать в отношении новых подданных, однако кое-какие земли конфисковал в пользу своих сыновей, старшего Николаса и младшего Уильяма. Пострадал при этом и сэр Мордред, впрочем, дабы утихомирить его гнев, барон положил ему хорошее жалованье.

В общем, отношения с новыми хозяевами Ланда у семейства Блейз складывались неоднозначные. Однако на девятилетие Альционы они получили приглашение от барона и отпраздновали ее день рождения в замке…

Алли, уставшая от долгого сидения за столом, отпрашивается у отца и убегает в садик, примыкающий к одной из стен замка. Там она бродит в одиночестве, время от времени срывая цветы шиповника и пристраивая их к себе в прическу. Девочка очень недовольна отцом. Она же не маленькая и видит, что их пригласили в замок не просто так. Барон явно рассматривает Альциону, как потенциальную невесту для своего второго сына. Но ее кто-нибудь спросил, хочет ли она замуж за этого несносного мальчишку, который старше ее на два года, а нос держит задранным, будто — на все двести? И вообще, он англичанин, а она валлийка. Как отец может даже думать в эту сторону. Но он думает, и это очевидно. Весь день они с бароном о помолвке шушукались!

Глава 5

Госпожа Гленис Морвейн появляется в жизни Альционы спустя месяц после печальных событий в Ланде.

— Это твоя тетя — мистрис Морвейн, — сообщает Алли ее старая нянюшка, все эти дни присматривавшая за юной госпожой. — Теперь она будет опекать тебя, пока ты не станешь взрослой.

Альциона учтиво кланяется и привстает на цыпочки, чтобы, согласно обычаю, расцеловаться с родственницей в щеки, однако ответного жеста не следует, и девочка отступает. Она удивлена, но сейчас любые эмоции в ней пригашены жуткой болью от потери отца, поэтому, в сущности, ей все равно, хочет тетушка лобызаться с ней или нет.

Мистрис Морвейн пристально рассматривает Алли, затем наконец открывает рот.

— Ты очень похожа на свою мать, — произносит она. И отчего-то в ее голосе девочке мерещится странное осуждение. — Однако, надеюсь, мой бедный брат, воспитал тебя лучше, чем свою жену. Той он слишком много позволял, из-за ее прихотей мне, почтенной вдове, пришлось съехать из родного дома к дальней родне. Впрочем, не будем об этом. Сейчас нужно, чтобы кто-то о тебе позаботился. Несчастное дитя, ты ведь осталась совсем без средств к существованию.

— Госпожа Морвейн, — робко вклинивается Магда, — но сэр Мордред завещал дочери…

— Кажется, я не давала тебе права перебивать меня, не так ли?

— Простите, госпожа. И все же…

— Поговорим об этом позже, — резко обрывает нянюшку Гленис.

На следующий день Магда получает расчет и, утирая слезы, бредет прочь от дома Блейзов с котомкой за плечами.

Альциона узнает об этом лишь вечером и требует, чтобы ее нянюшку немедленно вернули обратно.

Она еще не понимает, что власть в доме сменилась безвозвратно.

Все последующие годы девочку последовательно и планомерно ломают. Из жизнерадостного открытого ребенка, полного любопытства к этому миру, Альциона превращается в тихое, замкнутое существо, послушно исполняющее волю «любимой тетушки». По крайней мере, так выглядит внешне.

На самом деле, у Алли мало выбора — за каждое неповиновение ее лишают чего-то ценного. И это не просто леденец на палочке.

Несколько дней девочка активно протестовала против ухода Магды, пока госпожа Морвейн не обратила внимание на то, что Алли часто убегает в сторону скотного двора, выводит оттуда невысокую белую козу и бежит с ней играть в сад.

Через пару дней девочка как обычно заходит за любимицей, но ее нигде нет. Поиски ни к чему не приводят. Большая Берта, ухаживающая за скотиной и птицей, разводит руками, а Уолли, их дворовый работник, что-то невнятно бормочет и сбегает прочь под каким-то нелепым предлогом.

На обед Альционе и госпоже Морвейн подают мясную похлебку. Суп густой и наваристый, но у девочки нет аппетита, и она лишь вяло прихлебывает бульон.

— Что же ты не ешь, моя дорогая? — осведомляется Гленис. — Ты очень бледна в последнее время, тебе непременно надо поддерживать силы. Конечно, нам приходится экономить, но сегодня, видишь, я даже попросила сварить для тебя мясо. Оно весьма полезно. Хоть это и обычная козлятина.

Алли застывает, не донеся ложки до рта.

Медленно поднимает глаза.

— Г-где вы взяли к-козлятину? — едва слышно спрашивает она.

— Да где ж еще ее брать, как не в нашем хлеву, — пожимает плечами Гленис.

Лицо девочки наливается гипсовой белизной.

— Это ведь не… Эйми?

— Кто? Какая Эйми? О чем ты, Альциона?

Девочка резко вскакивает из-за стола и, зажимая рот рукой, вылетает за дверь. Госпоже Морвейн слышно, как желудок девочки раз за разом выворачивается наизнанку.

Идут недели и месяцы. Альциона сбегает из дома — ее ловят и возвращают обратно. Альциона устраивает голодовку — ее привязывают к стулу и начинают кормить насильно. Альциона пытается подбить слуг на маленькое восстание — теперь в доме сплошь новые и незнакомые слуги. Альциона жалуется на свое положение отцу Грегори из местной церкви — священник то ли искренне не понимает, что происходит, то ли его очень радуют пожертвования мистрис Морвейн, но он советует юной девице Блейз почитать взрослых.

И все это, разумеется, только «во благо бедной девочки, помутившейся рассудком от горя после смерти отца».

Тогда Алли смиряется и просто начинает ждать своего совершеннолетия.

Она довольно наивна, и полагает, что, когда ей исполнится шестнадцать, она сможет вступить в права наследства и наконец-то получить хоть какую-то свободу от ненавистной тетки…

Впервые ее пытаются выдать замуж в четырнадцать. Альциона на время выныривает из своего внутреннего кокона и устраивает жутчайшую истерику. Через год она снова срывает готовящуюся свадьбу.

И вот ей шестнадцать…

Но, какая жалость, оказывается, по завещанию сэра Мордреда Блейза его дочь не может распоряжаться наследством либо до своего двадцатипятилетия, либо до вступления в брак.

Алли уверена, что таких условий в завещании быть не может, однако вот они, официальные бумаги, заверенные свидетелями и подтвержденные, как полагается.

Девушка не знает, что еще можно предпринять. В целом мире она осталась совершенно одна. Ее полностью изолировали от общества, лишили родни, верных слуг, друзей и вообще всякой поддержки. Она ставит себе следующий срок — двадцать пять.

Через пару лет тетка Альционы обзаводится новой знакомой, приехавшей откуда-то с самого юга вместе со всем своим большим семейством. Горди Свон сильно проигрывает госпоже Гленис в происхождении и достатке, но все же что-то эти две женщины находят в обществе друг друга.

В день девятнадцатилетия Альционы мистрис Морвейн необычайно добра с ней. Они сидят за столом и пьют во ее, Алли, здравие. Девушке кажется, что вкус вина в этот раз немного необычен, однако госпожа Гленис объясняет, что это особый сорт, который ей прислали ее родственники по усопшему мужу.

Вскоре этот вкус начинает мерещиться Алли везде — в воде, в эле, во всех других винах. А потом она начинает замечать, что из ее памяти выпадают целые часы и, порой, даже дни. «Кажется, я и впрямь схожу с ума», — вяло думает она. Впрочем, теперь все у нее происходит вяло.

Глава 6

Возвращаться в собственное сознание было мучительно. К моим болезненным воспоминаниям добавились еще одни. И тоже, видимо, теперь уже «мои». Во всяком случае, я ощущала их как немного отстраненную, но все же часть себя.

Честно говоря, первым порывом захотелось выскочить из церкви, схватить за грудки госпожу Морвейн и как следует навалять ей, а затем безо всяких сантиментов сдать шерифу или лорду для справедливого суда. Однако на смену этому чувству тут же пришел калейдоскоп из массы иных чувств. Внутри меня словно совершалось извержение вулкана, из глубины подсознания поднимались все пережитые ощущения и извергались наружу, в незащищенный разум…

Животный ужас от того, что я, Мария Павловна Анисимова, плоть от плоти своего века и своей страны, каким-то мистическим образом оказалась в далеком прошлом совершенного другого государства, а то и мира. Все еще свежие муки от предательства и утраты человека, которого я любила. Переживания — как же там без меня будут родители и Олечка. И совершенно новая боль, боль девушки Алли, лишившейся своих родных, свободы, а теперь и жизни.

На несколько минут я вдруг потеряла всякую ориентацию в пространстве и времени, тело затрясло крупной дрожью, а из горла вырвался мучительный, нечеловеческий стон. Показалось, что сейчас я просто взорвусь от «магмы и пепла» этого внутреннего вулкана. Но потом…

Теплая волна пришла от макушки, на которой все еще покоилась длань священника, и постепенно затопила меня всю. И было в этой волне столько утешения, заботы, любви и поддержки, что я ощутила, как сверхъестественным образом успокаиваюсь. Вдох, другой… Мои чувства обретали равновесие, разум — опору, а сама я — понимание, что все произошло так, как должно.

Да, невозможно. Да, запредельно. Но… предопределено.

Мое появление здесь было предначертано. И случилось не раньше и не позже назначенного срока. Не я назначала этот срок, да и выбора особого мне не дали, однако то, что со мной произошло, произошло не из каких-то козней, зла или недобрых намерений. Наоборот. Меня спасли.

Там, в своем мире я умерла. Теперь это стало очевидно. Кажется, у меня был ранний инсульт. Но Кто-то бесконечно высший и мудрый знал, что и как случится, и дал мне второй шанс. Этому Кому-то и молился сейчас отец Далмаций. И у меня возникла робкая надежда…

Несмотря на очевидную молодость тела Альционы, в котором теперь находилась моя душа, я не ощущала его как чужое. Я еще не видела своего лица, но руки и все остальное… примерно так я и выглядела, когда была подростком. Это были мои пальцы, моя фигура, и даже линии на руке казались очень похожими. Разве только волосы существенно отличались от родных.

А это значило, что, возможно, Альциона — мой двойник в этом мире. И если всё так, то…

Мне никогда не была присуща религиозность, но сейчас, после всех невероятных событий, я не колебалась.

«Бог, которому молится отец Далмаций, пожалуйста, услышь меня, — мысленно позвала я. — Я все понимаю и… принимаю. Только… прошу Тебя, пожалуйста, покажи мне… Я должна знать. Это очень важно…»

Окутывавшая меня теплая волна на мгновение замерла, и тут же всколыхнулась снова. На сей раз перед моими глазами появилась другая картина. Из моего мира.

…Мария Анисимова, прижимая ладонь к голове, медленно поднялась на кровати и ошарашено огляделась вокруг. Несколько минут она просто сидела, тупо глядя в одну точку, а потом осенила себя круговым знамением. И с этого мига вошла в новую для себя жизнь…

«Надеюсь, тебе тоже все про меня показали, — слабо улыбнулась я. — И ты разберешься со всей этой сложной бытовой техникой. И с моей прошлой жизнью. Мы обе не справились в своих мирах. Но, быть может, справимся в других. А иначе зачем нам подарили этот шанс? Береги моих родных, а я тут разберусь с твоими. Живи, Алли. И я тоже буду жить. И пусть на сей раз у нас с тобой все получился».

— Спасибо, — пробормотала я вслух, обращаясь то ли к Богу, то ли к священнику.

И едва произнесла слово благодарности, как внезапно вернулась в реальность. Свою невероятную реальность в этом мире.

— …во имя Господа нашего всемогущего. Аминь, — завершил молитву отец Далмаций.

Он отнял ладонь от моей головы и внимательно всмотрелся в лицо.

— Все хорошо, Альциона?

Я глубоко вздохнула. Что должен чувствовать человек, за несколько минут проживший еще одну жизнь, осознавший, что миром правит Высшая сила, и сумевший принять самое невероятное событие, которое, по всем его прежним представлениям, не могло произойти?

— Теперь хорошо, отче, — негромко ответила я и подняла на него глаза.

Священник кивнул, тоже заметно успокаиваясь.

— Да, вижу, тебе уже получше, даже щеки порозовели. Хочешь еще вина?

Я покачала головой.

— Скажите, я могу остаться здесь, в церкви, ненадолго? Хотя бы переночевать. Мне очень нужно прийти в себя и собраться с мыслями.

Отец Далмаций растерянно осмотрелся вокруг себя.

— Да, наверное. Тут есть комнатка, где обычно переодеваются или отдыхают служители. Она крошечная, но в ней можно постелить тюфяк. Ты… точно не хочешь пойти домой? Я объявлю всем, что свадьба отменяется из-за болезни невесты, и ты сможешь спокойно вернуться к себе.

— Спокойно — не смогу. Там… много всего случилось. Сейчас просто не выйдет прийти домой.

Чуть нахмурившись, священник покосился в сторону двери.

— Мне не стоит лезть не в свое дело, но я вижу, что в моем нынешнем приходе не все ладно. Оставайся сегодня здесь, я принесу тебе еды и воды. А что касается остального… Если решишься рассказать, я готов выслушать. И попробовать помочь, если это в моих силах.

— Благодарю вас, отче, — с облегчением выдохнула я.

*****

Дорогие читательницы! С огромным удовольствием приглашаю вас в другие книги нашего литмоба "Невеста без места".

И первой рекомендую роман Любови Оболенской "Хозяйка замка Тортоса". Любовь пишет неизменно увлекательно и со знанием многих исторических деталей, так что читать ее книги не только ужасно интересно, но еще и полезно. :)

Глава 7

Прямо в одежде я устроилась на тюфячке, судя по ощущениям, набитом соломой, и укрылась тонким холщовым полотном, а затем, свернувшись в калачик, измученная всеми переживаниями, мгновенно отключилась.

Когда я вновь открыла глаза, то сначала не поняла: на дворе еще ночь или просто в комнатушке так темно? Окон в этой маленькой келье не было, так что я выползла в основной зал церкви и по сумеркам за мутными стеклами поняла, что рассвет пока не наступил. Вернувшись обратно, я села на свою импровизированную кровать на каменном полу, подобрала под себя ноги и задумалась.

Вчера отец Далмаций взял на себя самую трудную часть — объяснение с женихом, гостями и «моей» теткой. Внутрь церкви он больше никого не пустил, сам вышел на порог и во всеуслышание объявил, что у невесты по причине непонятной болезни и сегодняшних волнений случилось временное помутнение рассудка, и ей нужен лекарь и целительные молитвы, а вот толпа людей ей сейчас совершенно не требуется. Да, даже родная тетушка не требуется. Свадьба на сегодня отменяется. Впрочем, и в будущем вряд ли состоится. Но, конечно, на все воля Господня. «А теперь, Горди Свон, может, ты наконец-то сходишь за лекарем?»

Насколько я могла слышать, за дверями церкви разразилась форменная буря. Несостоявшийся жених орал, что такого унижения ему в жизни не приходилось переживать. Мало того, что подсунули незавидную невесту без достойного приданого, так она еще и бракованная оказалась!

Тетка кричала в ответ, что все в порядке, подумаешь, на денек свадьбу отложили, как только девчонка выйдет из церкви, тут же получит порцию воспитательных розог… в смысле, бесед, быстренько научится слушать старших и выздоровеет заодно. Ах, сэр Столгейт уже передумал на ней женится? Да как он смеет?! Девица принадлежит к благородному рыцарскому роду. Ну и что, что болезная и без пенни за душой! Зато какая родословная!..

В какой-то момент я просто перестала во все это вслушиваться. Вскоре отец Далмаций вернулся, ведя с собой невысокого щуплого старичка, за плечами которого болталась внушительная матерчатая котомка. Старичка мне представили как медикуса Киана Хилери, и сообщили, что он служит у барона знахарем. Я невольно улыбнулась, потому что его фамилия явно говорила о том, что «медикус» унаследовал семейное дело[1].

Я решила не препятствовать осмотру. Да, меня воскресили и, похоже, избавили от последствий отравления, но доктор не помешает, тем более, Хилери выглядел опрятно и, в целом, внушал доверие. Хотя насчет уровня местной медицины меня терзали совершенно не смутные сомнения…

Впрочем, все прошло хорошо и даже с немного неожиданными последствиями. Старичок пощупал мой пульс, испросил разрешения потыкать в живот, получил его, потыкал, заглянул мне в рот, после чего захмыкал и попросил дыхнуть на него. Прям как гаишник на посту. Я удивилась, однако просьбу исполнила.

— Мистрис Альциона, а вы пили нынче што-небудзь, окромя вина?

«Ну вот, посчитал меня алкоголичкой», — с иронией вздохнула я, но решила ответить почти честно. Я еще не разобралась, кому тут можно доверять, а кому нет, поэтому основную информацию о последних днях Альционы Блейз пока придерживала при себе.

— Я выпила какой-то травяной напиток перед выходом из дома. Вроде бы слуги говорили, что он укрепляет силы, а я в этом очень нуждалась, поэтому и сделала несколько глотков.

— И опосля гэтаго почуяли себя плохо?

Судя по проскальзывавшему местами акценту, лекарь был родом из Ирландии. Звучало это забавно, но здесь, в Уэльсе вообще наблюдалось полное языковое разнообразие. Дворяне, служители церкви, купцы и прочие образованные граждане были двуязычными, в основном разговаривали на языке «захватчиков» — английском, но могли легко перейти на валлийский. Крестьяне, разумеется, прочно держались валлийского. Плюс в приморском Ланде вечно ошивались пришельцы из самых разных стран: Ирландия, Кастилия, Португалия, Шотландия и так далее, — добавляя изобилия акцентам и наречиям. Альциона, а теперь и я вслед за ней, знала оба основных языка Уэльса и могла разобрать практически любой акцент.

На конкретном примере это выглядело так: мы с отцом Далмацием и госпожой Морвейн общались между собой на английском, но при обращении к Горди Свон и священник, и моя тетка переходили на валлийский. Так же дело обстояло с сэром Дримием Столгейтом — с ним мистрис Морвейн ругалась на английском, и отвечал он на том же языке.

Лекарь ждал ответа, и я неуверенно пробормотала:

— Ну… да… Но я могла что-то перепутать с напитками. На столе стояло несколько кувшинов, а я пребывала в таком волнении…

— Хм-хм. — Медикус Хилери побарабанил пальцами по скамье, на которой мы сидели и с непонятным выражением лица покосился на священника.

— Вы что-то хотели сказать? — спросил отец Далмаций.

— Могу я говориць с вами адкрыто?

Мы со священником переглянулись и одновременно кивнули.

— Мнится мне, девица выпила настойку дурману. Запах уж больно згодный. Но гэта вельми необычно. Адкуль тут могла взяться сия настойка? Об ней знает малое число людзей. Разве што друиды с родины моей.

— Дурман? — тихо повторила я.

Что ж, теперь все сходилось…

[1] Healer (англ.) — целитель, лекарь.

*****

Продолжаю знакомить вас с книгами нашего литмоба "Невеста без места". Еще одна прекрасная и веселая история ждет вас в романе Ольги Коротаевой "Пышка из другого мира, или Как у(с)покоить дракона".

Задорное начало и не менее классное продолжение. Читать тут:

https://litnet.com/shrt/uVCa

Глава 8

Медикус еще порасспрашивал меня о симптомах, но отвечала я осторожно, мол, да, голова кружилась, сознание мутилось, ориентацию немного теряла, а вот сейчас вроде все прошло. Киан Хилери предположил, что настойки я выпила совсем немного, поэтому и выветрилась вся дрянь из организма быстро, однако глядел он на меня по-прежнему с сомнением, подозревая, что я чего-то не договариваю.

Так оно и было, конечно. Но я все-таки сначала хотела сама разобраться в происходящем, поэтому решила повременить с разоблачающими признаниями. Госпожа Морвейн явно что-то мутила с завещанием. И не совсем понятно было, зачем ей сбагривать племянницу замуж. Убивать Альциону она вроде не собиралась, если судить по тем словам, которые я краем уха услышала от Горди Свон. По крайней мере, до того, как она… то есть уже я стану замужней женщиной. Женщина просто не рассчитала дозу.

Дурман обладает свойством подавлять волю. Похоже, именно это и требовалось Гленис Морвейн. Она явно хотела, чтобы племянница, находясь под влиянием травы и настойчивых внушений, приняла предложение от сэра Столгейта и отбыла из родного дома к мужу. Но… зачем?

В общем, надо выяснить суть дела. Выведать у тетки, что там за аферу она пыталась провернуть, понять, как это влияет на мое дальнейшее существование, а затем уж сдавать ее местным властям. Если же поспешить со смелыми заявлениями, я рискую попасть впросак. Ведь у мистрис Морвейн вполне могут быть заготовлены железобетонные отговорки и объяснения. Как тогда я буду выглядеть в глазах общества?

Пока я размышляла, лекарь достал из своей котомки холщовый мешочек с какой-то травяной смесью и вручил его мне с наказом заварить и попить пару дней, чтобы уж точно убрать все последствия отравления. Ну правильно, одна трава от другой — логичное средневековое лечение. Впрочем, в данном случае об этом можно было говорить без иронии, я действительно собиралась воспользоваться рекомендацией медикуса Хилери. Он произвел на меня впечатление человека как минимум разбирающегося в своем деле.

— Дурман — раслина опасная, запретная, — сказал Хилери нам напоследок. — Нельзя ее иметь дома. Мне бы надоть рассказаць пра гэта лорду.

— Не рассказывайте, пожалуйста. Разрешите мне самой разобраться в том, что случилось, — попросила я.

— Ты, уверена, Альциона? — спросил отец Далмаций. — Твоя тетя не могла не видеть, что с тобой творится нечто необычное, и все же настаивала на продолжении церемонии.

— Это… наше семейное дело, — аккуратно ответила я. — Но обещаю, что при необходимости сама обращусь за помощью к лорду.

Оба мужчины не без колебаний согласились пока молчать о произошедшем, однако я мягко настояла на своем. Главное, что они знают о дурмане, а значит, при необходимости у меня будут свидетели. Но тузов из рукава доставать еще рано. На том мы с лекарем и расстались.

…И вот сейчас я сидела на соломенном тюфяке и прокручивала в голове все события предыдущего дня.

Что мне теперь делать?

Жить так или иначе где-то надо, не могу же я все время прятаться в церкви. А это означает, что я вернусь домой. Туда, где сейчас царит госпожа Морвейн. Как мне себя с ней вести? Пожалуй, самое безопасное — сделать вид, что я ничего не помню, а дальше, заручившись поддержкой священника, начать свое расследование.

Вариант прикинуться по-прежнему опоенной и послушной я с сожалением отвергла. Просто не смогу все время притворяться. Все же я не профессиональная актриса и не агент под прикрытием, чтобы постоянно играть роль и ни разу не выйти из образа. Да и терпеть разнообразные теткины выходки не сумею, это как пить дать.

Итак, решено, возвращаем Альционе разум, но не память. Что дальше? Наверное, стоит восстановить все утраченные связи — с обитателями замка и с жителями Ланда. И привлечь на свою сторону всех, кого можно…

Я поднялась на ноги и снова вышла в главный зал, встав неподалеку у алтаря.

Так вот ты какое, божественное вмешательство! И суток не прошло, а я уже ощущаю себя в этом мире, практически как в родном. Куда-то исчез страх, отдалились воспоминания обо всей предыдущей жизни. И даже Димка… его образ будто потускнел, подернулся туманом, словно со дня неудавшейся свадьбы прошел не один день, а все двадцать лет.

Я чувствовала в себе желание жить и громадный интерес к этому месту. Из того, что я увидела глазами Альционы, становилось ясно, что я умудрилась попасть не просто в прошлое своего мира, а в какое-то его альтернативное отражение. История здесь, насколько я могла судить, двигалась примерно теми же путями, названия стран и имена их правителей были такими же, как и в привычном мне мире, но вот некоторые детали отличались кардинально.

Например, круговое знамение, которым осеняли себя люди. Почему-то — не крестное. Хотя Священное Писание вроде бы было таким же, как и в нашем мире, и понятия Креста и Распятия тут тоже имелись. Но вот поди-ка, здесь издревле пользовались кругом — как обозначением полноты Божества.

Или, скажем, одежда. По имени английского короля и происходившим в Уэльсе событиям я могла предположить, что время соответствует примерно нашему 14 веку. Однако наряды тут пестрели гораздо большим разнообразием. Мужчины не носили дурацкие обтягивающие шоссы, их штаны были гораздо больше похожи на нормальные портки здорового человека. Встречались и кюлоты, но тоже вполне приличного вида. А женщины не напяливали себе на голову странные головные уборы, ограничиваясь платками, легкими чепцами или вовсе естественной прической.

Ну и многое другое…

Мои размышления были прерваны скрипом открывающейся двери. Ключи от нее были только у отца Далмация — и действительно это оказался священник. Ночевал он у себя в домике, расположенном рядом с церковью, а поднялся, видимо, как и я, очень рано.

— Доброе утро, Альциона, — улыбнулся он.

— И вам, отче, — отозвалась я.

Что ж, пора было выходить на свет Божий.

*****

В литмобе "Невеста без места" участвует роман Полины Ром, которая, конечно, в представлении не нуждается. Но если вы вдруг пропустили, то очень рекомендую к чтению ее "Венец безбрачия"! Увлекает с первых же строк!

Глава 9

Священник вызвался проводить меня до дома, и я сочла это замечательной идеей. Госпожа Морвейн должна знать, что я теперь не одинока и как минимум один союзник у меня есть. Причем союзник непростой. Церковь здесь, как ей и положено, обладала непререкаемым авторитетом и влиянием, и пойти против ее служителя, означало навлечь на себя серьезные неприятности.

Мы с отцом Далмацием вышли за порог, но вместо того, чтобы идти прямо в объятия тетки, я вдруг сказала:

— Отче, вы не против, если мы пройдем краем моря? Я… у меня такое ощущение, что я давно его не видела.

Не могла же я сказать, что ЭТО море я вообще не видела ни разу в жизни. А меж тем, как типичный городской житель средней полосы, обожала любую «широкую воду».

Священник, если и удивился моей просьбе, то вида не подал, просто кивнул. Наверное, решил, что я таким образом оттягиваю момент встречи с неприятной родственницей.

И мы пошли.

Возможно, я выдавала себя с головой, но просто не могла не глазеть по сторонам. Я в Уэльсе! Я, которая за границей была ровно один с половиной раз (за целиковый отвечала Турция, куда мы выбрались с Димкой в прошлом году, а за половинку могла сойти очень давнишняя вылазка с Ольгой в Финляндию на шопинговый день), теперь попала в настоящую всамделишную Британию. И я хочу видеть все! Кстати, тут ведь наверняка и принц есть… Уэльский! От этой мысли я развеселилась и чуть ли не вприпрыжку помчалась к скалистому берегу.

Зеленые каменистые холмы спускались почти к самой кромке воды, оставляя для пляжа лишь небольшую полоску. Солнце уже немного поднялось, и под его первыми лучами песок отливал розовым и золотым. Я замерла, вглядываясь в обширную гладь Ирландского моря, которое валлийцы частенько звали Мэнским[1]. Оно не выглядело тихим и ласковым, как Средиземное в Турции. Нет, это была суровая гэльская вода — глубокая, темная, таящая в себе грозные тайны и деревянные обломки разбитых кораблей. Мне так и грезились вздымающиеся к небу волны, уставшие, залитые с ног до головы водой гребцы галерного судна и бородатый капитан в порванной рубахе, пытающийся перекричать шторм…

Но это была лишь минутная иллюзия. Аквамариновые волны с белыми барашками с легким шумом накатывали на берег, и буря сейчас нам не грозила. Мои плечи пригревало августовское солнце, а вокруг коленок колыхалась буйно разросшаяся трава.

Я отвернулась от моря и посмотрела в другую сторону — холмы вдалеке переходили в горы, над которыми в этот ранний час клубились плотные облака.

Мир. Мой новый мир. И он был прекрасен.

Однако теперь предстояло сделать так, чтобы его прекрасность распространялась не только на природу, но и на мое существование в целом. И я решительно направилась к своему дому. А отец Далмаций, любовавшийся морем вместе со мной, безропотно пошел следом.

Миновав ворота, я ступила во двор, который помнила памятью Альционы. Забор, хлев, домик для слуг и… «господское» здание. Каменный дом, хоть и в два этажа, но все равно выглядящий приземистым; восточная стена увита плющом, но там, где его нет, видно, что камень давно потемнел и местами растрескался. Черепица на крыше тоже кое-где зияла дырами и явно нуждалась в перекладке, как и ветхие оконные ставни — в замене.

Хм, интересно. Вроде дом для семьи рыцаря должен быть более ухожен, однако почему-то за ним никто не следил в последние годы. Ну, с Альционой все понятно, она просто была не в состоянии вести хозяйство. Но тетка-то? Гленис Морвейн жила здесь на полных правах, неужели не пыталась как-то облагородить жилище? То ли сэр Мордред и впрямь оставил весьма скудное наследство, то ли… госпожа Морвейн не собиралась делать этот дом своей постоянной резиденцией. А значит, ей было куда податься, и ее вечные попреки, что мать Алли выжила ее из родного дома, а родственники мужа отказались содержать бедную вдову, были не совсем правдивыми. Это тоже стоило прояснить.

Работники скотного двора числом два — женщина, доившая корову, и парень, выносивший прелую солому из хлева, — замерев, уставились на меня и священника и лишь спустя несколько секунд пришли в себя и поклонились. К счастью, память Алли сохранила их имена — Рут и Льюис.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Хозяйка еще не встала?

— Нет, мистрис, она пока не выходила, — покачала головой Рут.

В глазах женщины плескалось недоумение, и я могла ее понять. Как же, юная мистрис Альциона вечно ходила, как сомнамбула, почти не разговаривала, разве что обводила всех мутным взором, а тут, смотрите-ка — бодра, весела, глаза ясные, речь четкая. Есть чему удивиться.

— Ладно, тогда пойду будить.

Взойдя по ступенькам на порог, я толкнула мощную дубовую дверь, и она со скрипом поддалась. Кажется, здесь не было принято запираться на ночь, или просто уже кто-то из домовой прислуги проснулся и вышел во двор.

Внутри меня ждало темноватое помещение с низким потолком и большим камином в дальнем углу. Тут, как и снаружи, ощущалась некоторая заброшенность. Знаете, вот как заходишь в квартиру после долгого отсутствия, и сразу бросается в глаза все то, что замыливалось при повседневном присутствии: покосившаяся дверца, отломанный рожок у светильника, замызганный жиром угол в кухне… Так и здесь. Вроде и относительно чисто, видно, что, в целом, в доме убираются и за комнатами кое-как следят, а все же присмотришься — тут камни в полу отсутствуют, там в камине трещина, здесь из окна поддувает, а сами окна, хоть и застеклены, однако давно не мыты.

Рассматривала комнату я недолго. На втором раздался отчетливый шум, а затем послышались звуки шагов на лестнице. Лестница, кстати, тоже скрипела немилосердно.

— Альциона! — раздался резкий голос моей тетки, спустившейся в «зал». — Ты наконец-то изволила явиться!

— И вам доброе утро, тетушка, — с холодной улыбкой ответила я.

[1] Môr Manaw (валл.) — Мэнское море

*****

От души рекомендую вам еще одну книгу нашего литмоба. Роман Виктории Веры "Служанка для прокаженного лорда". Оторваться просто невозможно!

Глава 10

Гленис Морвейн собиралась что-то сказать, но тут заметила священника за моей спиной.

— Святой отец… — вздрогнула она, однако мгновенно продолжила, почти не сбившись с дыхания: — Добро пожаловать.

Удивительно, с какой скоростью изменился ее тон. Только что рычала, как раненая тигрица, а теперь, гляди-ка, елей в каждом звуке.

— Бог в помощь, мистрис Морвейн, — отозвался священник.

— Вы привели Альциону? Вот спасибо! Надеюсь, она не доставила вам хлопот? Я и сама вчера хотела о ней позаботиться, но вы были так любезны. Даже лекаря из замка пригласили…

Вопрос в ее голосе был очевиден: ну, что? что лекарь-то сказал? не выведал ли чего лишнего?

Я чуть отступила в сторону, давая место отцу Далмацию…

По дороге сюда он не удержался и еще раз спросил, уверена ли я, что не хочу выносить сор из избы и хотя бы частично поведать ему о том, что вчера произошло?

— Назначение сюда я принял совсем недавно и пока даже не знаком со всеми своими прихожанами, — пояснил он. — Твоя свадьба свалилась на меня совершенно неожиданно. Мистрис Морвейн пришла в церковь и сказала, что все уже было обговорено с моим предшественником, неким отцом Грегори, а раз его сейчас нет, то обвенчать вас с сэром Дримием Столгейтом должен я. У меня не имеется привычки заключать недобровольные браки, кроме того, я полагаю, что союз двух людей должен стать для обоих благословением, а не проклятием. Так что я сразу же поговорил с сэром Столгейтом, и тот уверил меня, что все в порядке. А вот с тобой я до церемонии встретиться попросту не смог. Сначала госпожа Морвейн сказала, что ты приболела и не можешь принимать гостей, затем — что уехала в соседнюю деревню навестить какую-то родню, а там уж и день свадьбы настал. Дальше ты знаешь сама.

По мере того, как священник объяснял ситуацию, я замедляла и замедляла шаг, а затем и вовсе остановилась. Глубоко вздохнув, я все-таки решилась. Мне нужно было хоть кому-то довериться в этом мире, а все увиденное и услышанное говорило о том, что отец Далмаций хороший человек. И что немаловажно — он совсем новенький здесь, а значит, еще не вовлечен ни в какие местные интриги.

— Отче, возможно, мой вопрос покажется вам странным, но скажите, кто сейчас осуществляет правосудие в Ланде?

В целом, благодаря знаниям Альционы, я представляла себе систему. Ланд был сеньорским городком, то есть входил во владения местного лорда, в нашем случае — погибшего барона Эстли. Именно лорд являлся главным судьей здесь. Помимо него еще имелись бейлиф и констебль: первый осуществлял в большей степени функции приказчика, но также и заправлял судебной системой, а второй выполнял работу полицейского — следил за порядком. Забавно, кстати, что констебль был должностью выборной, его определяли на сходке жители города и пары соседних деревенек и при необходимости меняли на другого — этакое торжество демократии посреди феодального строя.

С прежним бейлифом и прежним констеблем маленькая Альциона была знакома, они время от времени заглядывали к ним в дом, чтобы поговорить с ее отцом. А вот что творилось сейчас, я не понимала, ведь в последний год восприятие окружающего мира у Алли было сильно затуманено.

Ну и третьей властью являлась церковь. Формально она не вмешивалась в светские дела, но на деле священники зачастую участвовали в разрешении споров и конфликтов между прихожанами, не говоря уж о том, что влияли на настроения в местном обществе.

Между тем, отец Далмаций ответил на мой вопрос не сразу. Задумался, потер подбородок и лишь потом произнес:

— Сейчас, после возвращения барона Эстли, высшей властью здесь будет он. Какие-то вопросы наверняка придется решать и мне, но они касаются лишь церковной жизни прихожан. Местный бейлиф, насколько я понял, сбежал еще лет десять назад во время мятежа, прокатившегося по землям Уэльса, а нового так и не назначили. С констеблем же я еще не знаком, но слышал, что он живет не в городе, а в деревне.

— Возвращения барона? — эхом повторила я в недоумении. Ах да, что-то такое в памяти Алли мелькало, но… — Но его же убили?

— Его милость барон Томас Эстли, как я слышал, действительно был убит мятежниками чуть больше десяти лет назад. Однако я имею в виду его сына Уильяма Эстли. Что бы там ни случилось в прошлом, это его земли, и теперь он вернулся из Англии, чтобы вступить во владение ими. По счастливой случайности я приехал как раз вместе с ним, так что некоторые подробности мне известны.

— Погодите… Уильям Эстли? Тот мальчишка, за которого меня хотели выдать замуж?

Я была так удивлена новостью, что даже не сразу сообразила, что произнесла не «Алли», не «ту девочку», а — «меня». Похоже, моя память постепенно сливалась с памятью Альционы, оставляя при этом — что меня очень радовало — нетронутой личность.

— Девица Блейз, у тебя богатая свадебная история, как я погляжу, — неожиданно рассмеялся священник. И я, сообразив, как звучат мои слова после всего произошедшего, тоже невольно хихикнула. Но тут же посерьезнела.

— Отче, сказать по правде, я не знаю, что делать. Моего согласия на свадьбу с сэром Столгейтом действительно никто не спрашивал. Госпожа Морвейн решила все за меня. И тот напиток с дурманом… думаю, вы сразу догадались, что выпила я его не по доброй воле. Но если я просто возьму и обвиню во всем тетю, боюсь, ничего путного не выйдет. Уверена, что она сможет все «объяснить», а порошок дурмана наверняка уже успела припрятать и будет все отрицать.

Отец Далмаций вновь погрузился в размышления.

— Знаешь, девочка, а ведь ты права. Гленис Морвейн — твой опекун и поэтому может распоряжаться твоей жизнью достаточно вольно. Кроме того, я успел понять, что в Ланде она пользуется большим авторитетом — все-таки сестра рыцаря, служившего местному лорду. На ее стороне выступит чуть ли не весь город. Да и в целом доверия ко взрослой женщине больше, чем к молодой незамужней девице. Ее слово против твоего… Боюсь, мы можем проиграть — даже если и я, и медикус Хилери подтвердим перед бароном, что во время свадьбы ты была чем-то опоена. Я человек тут новый, ко мне еще нет доверия, то же и с лекарем. Собственно, и молодой барон разбираться в этом происшествии сейчас не станет. Он только приехал, ему для начала придется принять дела у управляющего, разгрести кучу хозяйственных документов, понять состояние, в котором пребывают его владения…

Глава 11

Священник выдвинулся вперед, как бы прикрывая меня собой.

— Медикуса Хилери бывает сложно понять, когда он начинает рассуждать о болезнях, — сказал святой отец, отвечая на вопрос госпожи Морвейн. — Много незнакомых слов, да еще этот его гэльский акцент. Но в целом, он дал вашей племяннице лекарственные травы и пояснил, что ее жизни ничего не угрожает.

Я мысленно поаплодировала отцу Далмацию — и на вопрос ответил, и правды не раскрыл. Пусть теперь тетка гадает, удалось ли лекарю понять, в чем причина моего вчерашнего состояния, или нет.

— Значит, ничего конкретного он вам не сказал? — въедливо уточнила та. — Мне же надо понимать, что происходит с девочкой, я все-таки отвечаю за ее здоровье!

— Не беспокойтесь, все рекомендации по скорейшему восстановлению он озвучил, так что с Альционой все будет хорошо.

Поняв, что ничего от священника не добьется, госпожа Морвейн обратилась ко мне:

— И что за травы он тебе дал? Я должна знать, как тебя лечить.

— Об этом вы тоже можете не тревожиться, — ответил за меня отец Далмаций. — Альциона уже взрослая самостоятельная девушка, она прекрасно справится со всем сама.

— Да, тетушка, я справлюсь, — бодро подтвердила я.

Госпожа Морвейн нервно сморгнула, на ее лице явственно проступила растерянность. Она уже забыла, когда Алли в последний раз ей перечила, а тут еще и священник, однозначно одобряющий поведение ее племянницы. Как же себя вести? Абсолютно непонятно!

— Ладно. Альциона, иди к себе, потом поговорим, — наконец велела она и, не дожидаясь моей реакции, вновь обратилась к святому отцу: — Отче, так что насчет церемонии? Сэр Столгейт был весьма расстроен случившимся, но все еще готов уладить дело миром и свадьбой. Давайте не будем заставлять молодых ждать и на днях закончим обряд венчания.

— Венчание? — как будто совершенно искренне удивился священник. — Ну что вы, ни о каком венчании больше и речи быть не может.

— То есть… как не может?! — поперхнулась тетка.

— Девица Альциона выразила твердое нежелание выходить замуж за уважаемого сэра Дримия. И я, как служитель Божий, не имею права ее неволить. — Тут отец Далмаций очень выразительно развел руками.

— Но… но… Она же была согласна. Это какое-то недоразумение. Я ее опекун, и я настаиваю на этом браке, — сглотнула госпожа Морвейн.

— Увы, это невозможно. Даже являясь законным представителем интересов девушки, заключить брачный союз за нее и против ее воли вы никак не можете.

Тетка развернулась ко мне с пылающими от ярости глазами.

— Альциона! Что такого ты наговорила святому отцу?! Ты ведь клялась мне, что желаешь этого брака. Я потратила столько сил, чтобы устроить его, а ты теперь отвечаешь столь черной неблагодарностью?! Немедленно извинись — назначим новую дату свадьбы и забудем об этом конфузе!

— Я с готовностью приношу свои извинения, тетушка, — кивнула я. — В последнее время я сильно болела и мой рассудок не был полностью здрав. Однако сейчас, когда медикус Хилери так любезно помог мне, я совершенно пришла в себя и со всей ответственностью заявляю, что не даю согласия на свое замужество. Понимаю, что очень этим обеспокоила вас, поэтому от всей души прошу у вас прощения. Постараюсь в дальнейшем больше не причинять вам никаких серьезных расстройств.

По ходу моей речи глаза у мистрис Морвейн выпучивались все больше, а рот открывался и закрывался, словно у рыбки, выброшенной на берег. Ну что тут скажешь? Добро пожаловать в новую реальность, тетушка. В ту, где ваша племянница здорова, сильна и может за себя постоять.

Более того, я решила, что пора не только отбиваться, но и переходить в наступление.

— Тетушка, посмотрите на все со светлой стороны. Я доставляла вам столько хлопот со своим вечным недомоганием, но вот наконец-то выздоровела. Вы же рады этому, правда?

— Господь всемогущий… — Тетка осенила себя круговым знамением, и мне в этом жесте почудилась оборона от меня. Мол, «чур меня чур, это ж явно какие-то бесы захватили тело племянницы, которую я уже считала полностью подчиненной». Увидев это, я чуть было не прыснула со смеху, удержавшись лишь в последний момент. — Конечно, я очень рада, девочка, — наконец произнесла она. — И все-таки…

— Возблагодарим же Господа за Его милость, — внушительным тоном сказал отец Далмаций. — Бог во благости Своей даровал девице Альционе Блейз полное исцеление, как не порадоваться этому чуду? А все остальное — уже дела житейские. Я поговорю с сэром Дримием Столгейтом, и обещаю, что все с ним улажу. Если потребуется, привлеку к этому и его милость барона Уильяма Эстли. Мы с ним давно знакомы и пребываем в добрых отношениях, полагаю, он не откажется помочь.

Всё, тетя, шах тебе и мат. По крайней мере, на данный момент. Священник одним махом дал понять, что отныне девица Альциона не только свободна от обязательств перед своим «женихом», но и находится под покровительством как минимум святой церкви, а то и высшей светской власти.

— Это все так неожиданно, — выдавила из себя Гленис Морвейн. — Надеюсь, дорогая племянница, ты не пожалеешь о своем решении.

— Благодарю за понимание, тетушка. Уверена, мне не представится случая о нем жалеть.

— Что ж, — пробасил священник, — Альционе нужен отдых, так что я удаляюсь. Но теперь буду часто навещать ее и вас, мистрис. Очень рад, что мы познакомились более близко, даже несмотря на все драматические обстоятельства, предшествовавшие этому.

Да-да, меня будут навещать, а это значит, что опять подсыпать мне порошочка просто так не получится. Придется вам действовать более осторожно. Но теперь я знаю всю подноготную, так что легко вам не будет.

Напоследок отец Далмаций осенил меня благословляющим кругом и вышел, бросив недвусмысленный взгляд на госпожу Морвейн, в котором отчетливо читалось: «Я присматриваю за этой девочкой и в обиду ее не дам».

— Иди к себе, Альциона, — сквозь зубы повторила тетка.

На сей раз ее слова совпали с моим желанием. Нам обеим нужно было побыть в одиночестве и подумать, как жить дальше.

Глава 12

Комнату Альционы, расположенную на втором этаже, я оглядывала как бы двойной парой глаз: своими родными, которым все казалось непривычным и не очень понятным; и глазами жившей здесь Алли, которым все было знакомо до обыденности.

Вот узкая кровать, застеленная верхним камвольным[1] покрывалом; вот два сундука, один с льняными постельными принадлежностями, второй с вещами; вот несколько железных крючков для одежды, прибитых прямо к стене, и на одном из них висит платье-туника изумрудного цвета; вот встроенный в стену камин; вот крошечный столик, на котором стоит шкатулка с украшениями, а рядом примостилась небольшая коробочка с зеркалом внутри. Над постелью прибито необычное деревянное распятие: крест, заключенный в круг, а в середине креста искусно вырезаны два красивых крыла. Круг символизирует Отца, крест — Сына, а крылья — Святого Духа. Возле столика прямо на полу стоят таз и кувшин для омовения.

Одна дверь из комнатки выходит в общий коридор, а вторая ведет в уборную, где помимо горшка есть невиданное удобство — стульчак, чьи края покрыты мягкой тканью.

Госпожа Морвейн вовсе не играла в записную злодейку: она не лишила племянницу ее комнаты, не загнала жить в чулан под лестницей на манер небезызвестных Дурслей и Мальчика-со-шрамом, оставила ей все доступные удобства и материальные блага. В последние месяцы девочка была для нее совершенно безобидна — тихая, одурманенная она не представляла опасности. А если бы кто зашел их проведать, так вот, смотрите, для Альционы предоставлены все условия, тетушка заботится о ней.

Лишения Алли лежали гораздо глубже. Она потеряла не комнату, но — дом; не свой высокий статус, но — свободу, не красивую одежду, но — будущее, ведь ее так отчаянно пытались оставить без наследства и сплавить замуж.

Именно это мне и предстояло изменить. И начать, пожалуй, следовало с поисков злополучного завещания. Но кое-что хотелось прояснить прежде всего остального…

Я подошла к столу и открыла коробочку с зеркалом. Глубоко вздохнув и собравшись с силами, подняла зеркало на уровень лица.

Это была я. Только такая, как в свои двадцать. Черты лица, нос, губы — все мое. Отличался разве что цвет глаз — у меня прежней он был скорее ореховый, а не насыщенно-карий, как сейчас отражало зеркало, — и конечно, волосы — моя русая шевелюра из прошлого мира не шла ни в какое сравнение с этими густыми волнами цвета горького шоколада. Пряди выглядели, правда, тускловато, но это неудивительно, учитывая все, что творилось с Алли в последние месяцы. Она с трудом ухаживала за собой, а в относительный порядок ее привели лишь перед самой свадьбой. Собственно, надо это исправить.

Не откладывая дело в долгий ящик, я вышла в коридор и заглянула в соседнюю дверь. Там, если чужая память меня не подводила, размещались две служанки, исполнявшие обязанности личных горничных госпожи Морвейн и ее племянницы, то есть меня.

— Эбигейл… — Имя при виде невысокой женщины в сером платье, с волосами, убранными под льняной платок, сорвалось с губ само.

Да, точно ее зовут Эбигейл, она из деревни, вдовица, у нее два взрослых сына и две дочери, одна давно замужем, а вторая еще подросток и живет при семье одного из братьев, регулярно получая от матери половину ее жалованья на прокорм. Эби была нанята моей теткой еще в те времена, когда она, наводя свои порядки в доме, поменяла всех старых слуг. Взятая в услужение женщина не отличалась ни какой-то злобой, ни, наоборот, избыточной теплотой, просто добросовестно выполняла свои обязанности. И к Гленис Морвейн, и к Алли она относилась примерно с одинаковым равнодушием, но главное — не занимала рьяно сторону тетки, как некоторые из нынешних слуг.

Что ж, сейчас именно это мне и было нужно.

— Да, мистрис, — откликнулась служанка, откладывая в сторону спицы и вязание на них и поднимаясь с сундука. В ее голосе слышалось удивление, но к этому мне придется привыкнуть. Все слуги и работники поначалу будут с недоверием воспринимать обновленную Альциону Блейз, которую привыкли видеть вялой, безучастной и как будто даже не в своем уме.

— Эби, мне надо помыться и переодеться. Принеси, пожалуйста, в мою комнату большую бадью, попроси Льюиса плеснуть в нее ведро горячей воды с кухни и разбавить колодезной. А потом приходи мне помочь.

Я так лихо оттарабанила приказания, словно всю жизнь только и делала, что распоряжалась слугами. Единственная моя «ошибка» состояла в том, что я произнесла слово «пожалуйста», вряд ли прозвучавшее бы из уст той Алли, что жила здесь до меня. И не потому что она была невоспитанна, просто нравы этого мира и времени диктовали совершенно иные способы общения между людьми. И честно говоря, мне стоило бы последить за языком.

— А… мистрис… да… я… ну, щасточки сделаем.

Потрясение Эби росло в геометрической прогрессии, но привыкшая слушаться хозяев, она довольно быстро отмерла и отправилась исполнять мои просьбы.

Вскоре в моей комнате появилась деревянная бадья, застеленная полотном и почти доверху наполненная водой, а следом мыльные принадлежности и гобеленовая ширма, отделившая меня от глаз служанки. Но отсылать я женщину не стала, и не только из соображений помощи.

Если я правильно помнила, Эбигейл и нянюшка Магда были из одной деревни…

[1] Камвольная ткань обычно производится из шерсти, но у нее очень нежная текстура.

Глава 13

— Эби, как там твоя семья? Все ли живы-здоровы? — спросила я из-за ширмы, усердно натирая себя мочалкой, выделанной из настоящей морской губки.

Очередная выразительная пауза дала мне понять, что служанке требуется время, чтобы перестроиться на новый стиль общения со своей молодой хозяйкой. Но в конце концов она собралась с мыслями и все-таки ответила:

— Тык, добрая мистрис, хорошо все. И у Дилана с его женкой, и у Бринна, а старшенькая моя, она тык понесла опять, стало быть, четвертый скоро у них будет. К младшенькой, Серен, жених вота намедни посватался, тык, глядишь, и свадебку справим… Ох…

Тут Эбигейл, похоже, вспомнила, что моя-то свадьба сорвалась, и прикрыла рот, не желая расстраивать госпожу.

— Не переживай, Эби, я вовсе не грущу из-за того, что не стала женой сэра Столгейта, — поспешила заверить я ее. — Очень рада за твою Серен. Если все сладится, подходи ко мне, подарю ей отрез ткани в приданое.

— Ох, вота и спасибочки, молодая мистрис, — пробормотала растерявшаяся горничная. — Дай и вам Господь мужа доброго да деток здоровых.

— А что там Магда? Жена старого плотника, которая служила здесь раньше? — не давая служанке опомнится, спросила я. — Давно о ней не слышала. Как она поживает?

— Тык уж, почитай, лет пять как она в Каэр Аберсейн подалась. Не ведаю, что с не…

И вдруг Эбигейл резко замолчала.

— Значит, она перебралась в большой город? — переспросила я, смутно припоминая, что это название прежняя Алли уже слышала. Так именовали городок при крепости, возведенной века три назад аж самим Вильгельмом Завоевателем. С тех пор крепость из деревянной успела превратиться в каменную, и вокруг нее, разумеется, немедленно образовалось довольно крупное поселение.

Не слыша ответа от служанки, я облилась водой из кувшина и чуть выглянула из-за ширмы. Женщина стояла у стены, вперив глаза в пол и комкая передник. Выглядело все так, будто она испытывала странное волнение.

— Эби? — переспросила я.

— Простите, молодая мистрис. Нельзя мне, — коротко вздохнула служанка, по-прежнему не поднимая взгляда. — Вы ж знаете, старшая хозяйка запретила о вашей нянюшке говорить. Это я щасточки забылась чевой-то. Тык и вы не спрашивайте боле, иначе ж пороть меня будут.

Та-а-ак… Ясно. Госпожа Морвейн позаботилась о том, чтобы Альциона никогда больше не услышала о Магде и ничего не смогла у нее разузнать.

Что ж, подставлять Эбигейл под расправу я, разумеется, не стану. Тем более что женщина и так уже проговорилась, выдав мне довольно ценные сведения.

Каэр Аберсейн располагался севернее Ланда, примерно в дне пути от нас. Не так уж и далеко, по сути. Если найти телегу или лошадь, я вполне сумею добраться до города. А вот как там обнаружить Магду — вопрос уже более серьезный, сродни поискам той самой иголки в том самом стоге сена.

Ладно, подумаю об этом позже. Пока попробую поискать бумаги отца здесь, в доме. Хотя, по чести сказать, я не верила, что тетка хранит их в доступном месте. Наверняка припрятала в каком-то личном тайнике вне нашего маленького поместья. Но попытка не пытка.

Не став больше мучить Эби, я попросила ее помочь мне с мытьем волос и ополаскиванием их травяным отваром, а затем с вытиранием и переодеванием.

Облачившись в ту самую темно-зеленую тунику, висевшую на стенном крючке и подпоясавшись кожаным ремешком с увесистой медной пряжкой, я позволила Эбигейл расчесать мне мокрые пряди, а затем отослала служанку распорядиться о еде. Дело шло уже к полудню, но подавать обед было еще рано, так что я попросила соорудить мне легкий перекус.

Когда волосы наконец-то подсохли, я при помощи ленты заплела их в косу, которую постаралась самостоятельно закрепить на голове на манер тех причесок, какие делала прежняя Алли, но, не имея должной сноровки, потерпела позорную неудачу. Можно было, конечно, позвать Эби, однако я решила не заморачиваться, и походить как есть. Юным девушкам в Уэльсе не возбранялось носить как косы, так и распущенные волосы. Единственное, что обязывало меня делать более сложную прическу, так это мой статус дочери рыцаря. Но ничего же страшного не случится, не правда ли? В конце концов, мой образ девочки не от мира сего пока еще жив среди нашей челяди и жителей Ланда, вот и пусть потерпят. А мне всё полегче.

Эби так и не принесла мне ни еды, ни питья, и, спустившись в нижний зал, я рассчитывала найти все необходимое на столе, однако, к моему удивлению, там тоже ничего не было.

— Эбигейл! — громко позвала я.

Откуда-то со стороны кухни, расположенной прямо в доме, послышался шорох, и вскоре передо мной возникла моя горничная.

— Да, госпожа?

— Где мой обед? — спросила я без обиняков.

Та снова нехорошо потупилась.

— Простите, молодая мистрис. Старшая госпожа сказала, чтоб вы кушали вместе с нею. Говорит, не подавать вам одной. Я просила Уну хоть хлеба вам дать, но она тоже не может идти супротив мистрис Морвейн.

И вот тут я разозлилась по-настоящему. Голодный человек — это, знаете ли, страшный человек. Никто не смеет вставать между мной и моей едой!

— И где у нас госпожа Морвейн? — зловеще прорычала я.

— Тык вышла она, моя леди.

— Отлично…

Я развернулась и решительно зашагала в сторону кухни.

Боюсь, дверь отлетела к стене излишне резко. Во всяком случае, дородная женщина лет сорока, помешивавшая в огромной кастрюле не слишком аппетитное на вид варево, вздрогнула и едва не упустила деревянную ложку из рук. Женщину звали Уна и она служила в нашем доме поварихой. Пришла она совсем недавно, так что я не помнила подробностей ее взаимоотношений с теткой и Альционой, поэтому просто не стала брать женщину в расчет.

Спокойно подойдя к большой корзине, накрытой льняным полотном, я подняла его, и цапнула оттуда половину здоровенного каравая. Из другой корзины был извлечен кусок кровяной колбасы, а прямо со стола стибрены несколько луковых перьев. Лишь когда я деловито завернула добычу в показавшуюся мне чистой тряпицу, и принялась наливать себе колодезной воды из стоявшего на полу ведра, в найденную здесь же большую оловянную кружку, Уна наконец отмерла и раскрыла рот:

Глава 14

— Что? — Я медленно повернулась к поварихе, вонзая в нее ледяной взгляд. — Я наверное ослышалась? Или ты, Уна, и впрямь посмела так оскорбительно разговаривать с леди и твоей госпожой?

— О… а… но…

Повариха вслед за Эбигейл повторила весь мысленный путь осознания новой реальности: от шока при виде совершенно здоровой и разумной Альционы до непонимания, что теперь с этим фактом делать. Но соображала она явно похуже горничной — хоть и поняла, что в матрице произошел сбой, но быстро перестроиться не успела. Видать, слишком уж привыкла к безучастной и бесконфликтной девушке, на которую можно и прикрикнуть, если что — все равно она не ответит.

— Ну, нельзя же, — с обалдевшим видом в конце концов булькнула Уна. — Хозяйка запретила вам еду давать, ну, так чтобы особливо от нее.

— Хозяйка?.. Ты что, забыла, кто хозяйка в этом доме? Здесь все принадлежит мне. Я — дочь сэра Мордреда Блейза, рыцаря графа Арундела и барона Эстли. Моя тетушка, конечно, любезно согласилась опекать меня до совершеннолетия, но она давно уже принадлежит другой семье, ведь в свое время вышла замуж за господина Морвейна и перестала быть частью фамилии Блейзов. Не забывай этого.

— Но она мне прям так вот сказала…

— А теперь тебе говорю я. Немедленно извинись за свою грубость, иначе будешь отправлена на конюшню.

Охнув, Уна прижала обе руки к груди, перемазавшись при этом жижей, стекавшей с ложки, затем закряхтела, пытаясь что-то возразить, но так и подавилась рвущимися из глотки словами. Уж не знаю, что ее остановило, то ли мой яростный вид, то ли вдолбленная с пеленок социальная роль прислуги, то ли проснувшаяся «хатаскрайность», однако повариха наконец опомнилась и пробурчала невнятные извинения. Возможно, она рассчитывала, что вернется госпожа Морвейн и поставит глупую девчонку на место, а уж тогда-то все вернется к привычному укладу и снова можно будет помыкать девушкой, как вздумается.

Что ж, ей предстояло пережить некоторое разочарование.

Давить я на нее не стала, мне пока достаточно было и этой маленькой победы. С видом гордой принцессы я забрала еду и кружку с водой и вышла из кухни.

Дойдя до главной комнаты и выгрузив добычу на стол, я откинулась на жесткую узкую спинку стула и постаралась подышать поглубже, чтобы успокоить разошедшийся пульс.

Как бы грозно я не выглядела в глазах Уны, по правде говоря, мне это испытание далось нелегко. Все-таки я, Мария из 21 века, никогда не имела никого в услужении и совсем не привыкла раздавать приказы направо и налево; даже разговаривать на повышенных тонах мне было довольно мучительно. Однако я не могла не признать — что-то во мне изменилось…

Едва услышав оскорбительные слова поварихи, я чуть было не влепила женщине пощечину. Во мне будто проснулась настоящая Альциона Блейз, с пеленок воспитанная как благородная леди и истинная госпожа — к слугам добрая, но не терпящая панибратства и уж тем более необоснованного неповиновения.

Я еле удержала себя от этой инстинктивной затрещины. Но все же удержала. Почему? Наверное, хотела остаться собой, человеком, который не станет бить людей, если только это не самооборона. Кроме того, я должна была доказать самой себе, что способна приструнить слуг одним своим поведением и словами, а не рукоприкладством.

Тем не менее я вновь отчетливо осознала, что это не мой мир и не 21 век, здесь иное воспитание, иные законы, иные представления о власти, даже иные понятия о насилии. Подзатыльник нерадивому работнику вообще за насилие не считается. Порка на конюшне — тоже норма местной жизни. Главное, чтобы без жестокости и убиения, конечно. Заповедь «Не убий» все же почиталась, как закон, данный Богом. Хотя и с нюансами: скажем, если кого-то убивали в ходе «поединка чести», то это полагалось волей Господней и Его судом.

Что ж, посмотрим, что будет дальше.

А пока неплохо бы наконец поесть.

После быстрого перекуса я решила воспользоваться отсутствием тетки и ее личной служанки и осмотреть дом на предмет отцовских документов или тайников, могущих их скрывать. В этом мне существенно мешала Эби, как привязанная, бродившая за мной по всему зданию. Я придумала для нее пару занятий во дворе, но служанка быстро вернулась, вновь оказавшись за моей спиной ровно в тот момент, когда я торчала попой кверху из-под кровати в ее комнате — ну, мало ли, вдруг там половица какая отходит, а под ней схрон.

Схрона, увы, я не нашла, а вот видом своим Эби порадовала. Или не очень.

В целом, я уже поняла, что Эбигейл при всем своем нейтралитете все же будет исполнять приказания тетки. А один из приказов госпожи Морвейн явно заключался в том, чтобы присматривать за мной. Надо бы как-то переманить служанку полностью на свою сторону. Но за один день я, разумеется, этого не добьюсь, придется действовать постепенно.

— Эби, — позвала я, поднимаясь на ноги и даже не пытаясь пояснить женщине свои акробатические упражнения. Мало ли, может, это мое хобби — под кровати лазить. Прям жить не могу, дай только на полу поваляться. — Сообщи моей тетушке, что я опоздаю к обеду. Пойду прогуляюсь немного, это полезно для моего здоровья.

— Д-да, мистрис. Толькочки госпожа просила не оставлять вас одну. М-мне с вами идти надобно.

Все-таки напугала я служанку своими спортивными упражнениями, вон она аж заикаться начала, бедняжка.

— Нет, не надобно, — отрезала я. Как бы мне ни было неприятно разговаривать с женщиной в таком тоне, постоянный соглядатай — тоже не вариант. — Благодарение Богу я исцелилась, и теперь мне не нужен пристальный присмотр, — важно пояснила я. — Если тетушка спросит, я пошла к отцу Далмацию. А, и, Эби, я буду очень тебе благодарна, если мои сегодняшние перемещения по дому останутся не известными мистрис Морвейн.

Слово «очень» я выделила голосом так, чтобы даже у самого недогадливого человека не осталось сомнений, что я готова платить за молчание. Чем платить, это еще предстояло придумать, ибо выбить карманные монетки из тетки наверняка будет непросто, но я надеялась, что священник мне поможет.

Глава 15

— Так… — сказала я. — Блин… — сказала я. — Эй, ты где? Существо мяучее, выходи! Я тебя не вижу.

Трава в этом месте вымахала выше колена, и я, как не силилась, не могла в ней ничего разглядеть. Тем более что, судя по издаваемым звукам, котеныш был еще мелким — поди его еще рассмотри.

— Ми-и-ик, — ответила мне разговорчивая невидимка, и тут я увидела, как легонько зашевелились верхушки некоторых стебельков — существо определенно и решительно направилось ко мне.

Ага! Теперь хоть понятно, где ты… Я присела на корточки и принялась раздвигать перед собой траву, сотворяя тропу для мяучего создания. И создание не замедлило на нее выскочить.

— Ох ты ж, божечки-кошечки! — не удержалась я от возгласа.

Ко мне, непрестанно «мивкая», на тонюсеньких лапках бежал крохотный черный котенок от силы месяцев двух от роду, худющий до невозможности — и как только душа в теле держится. Я протянула к нему обе руки, он тут же с готовностью на них запрыгнул, мгновенно перебрался на плечо, уткнулся мне в ухо и… громогласно запырчал.

— Так, — еще раз сказала я. — Ну, здрасьте, приехали.

Подняв ладонь, я почесала маленькую черную головёнку, и в ответ получила порцию еще более оглушающего «пыр-пыр-фыр-фыр».

Вот жеж солнце урчучее… Что теперь с тобой делать? Еще блохастый, небось. Ну, ладно, это пустяки. Сколько я в детстве с дворовыми кошками возилась, ни разу меня ни одна блоха не укусила. А вот для самого котенка это могло быть очень опасно…

Мысли оставить найденыша на произвол судьбы у меня даже не возникло. Чуть придержав его за костлявенькую попу, я поднялась и быстрым шагом направилась к церкви, совершенно позабыв о том, что собиралась глазеть на море. Мяучее существо нуждалось в немедленной кормежке!

Вот так мы с котенком и вломились в дом священника. Я — с воплем: «Отче, у вас есть какая-нибудь еда и вода?» А существо — гордо восседая у меня на плече.

— Эм-м, Альциона, уточни, пожалуйста, кому из вас двоих нужна еда? — спросил отец Далмаций, убирая от носа монокль на ручке, через который пытался рассмотреть что-то в увесистом фолианте перед собой, и с интересом оглядывая нашу скульптурную группу под названием «Встрепанная девица с пушистым довеском».

— Ему, — ответила я, тыча в котенка. — И вода тоже ему.

— Хм… — Священник немного растерянно огляделся вокруг себя, будто в надежде обнаружить пару завалявшихся с завтрака мышей, а затем с обреченной покорностью судьбе (явившейся к нему в моем лице) вздохнул: — Кажется, моя кухарка с утра как раз варила курицу. Пойдем посмотрим, что она оставила.

На кухне и впрямь обнаружилась медная кастрюлька с куриным бульоном. Учуяв исходящий из нее запах, котенок прямо мне в ухо отчаянно заорал: «Ми-и-иу!», так что пришлось скоренько хватать вареную куриную ногу, крошить ее первым подвернувшимся под руку ножом, а потом подсовывать малышу все накрошенное в найденной тут же деревянной миске. Поверх кусочков курятины я щедро плеснула и бульона.

Котенок набросился на еду так, словно не видел ее вообще никогда в своей короткой котячьей жизни. Хрумкал, чавкал, фыркал и втягивал в себя кусочки мяса не хуже заправского пылесоса.

— Кажется, он и впрямь голодный, — с видом британского ученого, совершившего невероятное открытие, произнес священник.

— Или она, — отозвалась я, с умилением взирая на картину непрекращающегося котонасыщения. — А можно еще немножко подсыпать?

Отец Далмаций кивнул, смиренно, как и подобает служителю Божьему, прощаясь со своим обедом.

— Сейчас что-нибудь вам взамен приготовлю, — пообещала я, устыдившись, что лишаю хорошего человека его законной еды.

Но что поделать, если к домику священника было ближе всего. А я, когда вижу голодное существо, особенно вот такое мелкое, шерстяное и глазастое, теряю способность мыслить трезво, и в голове только одна мысль — спасти и накормить! Так что несчастный отец Далмаций попал под раздачу, тем более что он тут пока что мой единственный знакомый, который отнесся ко мне по-доброму и к которому я могла обратиться за помощью.

— Что ты, не нужно, Альциона, — улыбнулся священник. — Пегги вернется через час-другой и что-нибудь для меня состряпает. Ты все-таки леди.

Насколько я поняла, Пегги звали приходящую кухарку и по совместительству служанку, приставленную к домику, в котором поселился святой отец. Раньше она точно так же прибиралась и кашеварила у отца Грегори, а теперь вот подрабатывает у его сменщика.

— А что леди не по статусу заниматься столь низким трудом?

— Взращивание и последующее приготовление продуктов, посланных нам Господом, чтобы насытить наше бренное тело, не может считаться низким трудом, — тут же возразил священник. — На земле мы заключены Богом в эту телесную храмину и, значит, обязаны заботиться о ней.

— Вот видите! Так что не лишайте меня столь высокого призвания, — парировала я со смехом.

Тем временем найденыш дочиста вылизал миску и на этом не остановился, явно намереваясь пролизать в ней основательную дыру. Однако больше кормить его было нельзя, если он долго голодал, с непривычки могло и поплохеть. Поняв наконец, что волшебная еда больше не самозарождается, котенок бросил миску и огляделся вокруг. Увидев меня, он огласил кухню фирменным «пиу-миу» и с разбега взлетел по платью прямо ко мне на руки. Там счастливо растекся черной кляксой и снова заурчал.

— Сейчас, пару минут… — проговорила я, обращаясь к отцу Далмацию.

Тот снисходительно махнул рукой и указал на набитый чем-то мешок в углу. Я аккуратно потрогала мешок ногой — он внезапно оказался мягким.

— Овечья шерсть, — подсказал священник.

Я кивнула.

Вскоре глазенки у котенка начали закрываться, а урчание постепенно затихать. Когда он совсем угомонился, я переложила его на мешок, где он тут же свернулся клубком и, похоже, заснул крепким сном. Во всяком случае, пока я пыталась сотворить из поредевшего куриного бульона приличный супчик с морковкой и луком (что было непросто, учитывая мое весьма поверхностное — по памяти прежней Алли — знакомство с открытым очагом), найденыш дрых без задних лап и даже ухом не шевельнул.

Глава 16

Спустя полчаса отчаянного пыхтения, мне наконец удалось приготовить нечто, похожее на съедобный суп. Пока отец Далмаций вкушал от даров Господних (ну и немножко — моих), я рассказала ему об утренних безуспешных поисках бумаг и о том, что узнала про нянюшку Магду. В свою очередь он поделился тем, что успел навестить сэра Дримия и уже окончательно уладить свадебный вопрос. В мою пользу, разумеется.

Уф, ну вот, одной заботой меньше.

— Отче, а вы не знаете, как можно добраться до Каэр Аберсейна? Я бы хотела отыскать там свою няню и поговорить с ней. Возможно, она что-то знает о завещании моего отца. Насколько помню, Магда всегда пользовалась его полным доверием. Кажется, она — младшая сестра его кормилицы, так что знакомы они были очень давно. И когда родилась я, отец без колебаний предложил Магде место и впоследствии очень ценил ее помощь. Она… — Воспоминания Алли ярким всполохом пронеслись в моем разуме… — …она добрый человек и совсем неглупый. Многое видела и многое должна знать. Думаю, нянюшка может мне помочь. Да и мне хотелось бы помочь ей. Госпожа Морвейн так быстро выставила ее из дома, а ведь отец обещал Магде, что она останется с нами навсегда … У вас есть лошадь, святой отец?

Священник выставил перед собой обе ладони.

— Погоди, Альциона, погоди. Города, нянюшки, лошади… За твоей мыслью не угнаться. — Он отложил в сторону деревянную ложку, а затем отставил подальше пустую миску. — Своей лошади у меня нет, я приехал сюда вместе с обозами барона Эстли. Епископ предполагал, что всем необходимым я обзаведусь уже на месте и выделил мне на это некоторые средства. Но у меня еще не было возможности заняться обустройством, так что ни коня, ни повозки пока не имеется. Полагаю, их можно одолжить у кого-нибудь из горожан или деревенских, или…

Отец Далмаций замолчал, сосредоточенно потирая лоб.

— Или что? — не выдержала я.

— Знаешь, пожалуй, самым безопасным для тебя будет попросить помощи у лорда. Каэр Аберсейн — большой город, где можно достать вещи, которые ни за какие деньги не найдешь здесь, в Ланде. Кроме того, там, насколько мне известно, расположены конторы нескольких уважаемых нотариусов. Один из них имел некие дела с прежним бароном Эстли, и, помнится, нынешний хозяин Ландского замка говорил, что собирается его навестить, а заодно и заказать в городе все необходимое для замка. Пока он еще этого не сделал, так что ты можешь присоединиться к нему в поездке.

Настала моя очередь задуматься.

— Да, наверное, вы правы, так будет лучше всего. Только… я же должна буду взять с собой служанку для соблюдения приличий, а в моем доме мне сейчас некому довериться. Обо всем, что я сделаю в Каэр Аберсейне, по возвращении будет доложено госпоже Морвейн. И это если она вообще не воспротивится моей поездке. А с чего бы ей соглашаться? Ей ведь нельзя надолго выпускать меня из виду. Я, конечно, и сбежать не постесняюсь, но, думаю, это плохо скажется на моей репутации среди жителей Ланда. А мне нужна их поддержка в том числе.

Священник снова принялся тереть лоб в раздумьях.

— Может быть, мы отправим тебя в паломничество? — наконец неуверенно протянул он.

— Какое паломничество? — в недоумении спросила я.

— Недолгое. Ты недавно получила Господне исцеление и теперь хочешь воздать благодарение Богу, преклонив колени в соборе святого Филиппа в Каэр Аберсейне. Этот собор славен тем, что в нем хранятся драгоценные мощи многих святых, и неудивительно, что он привлекает к себе множество людей. Паломничество — дело исключительно богоугодное и повсеместно одобряемое, а, главное, в этом случае можно обойтись без согласия опекуна. Более того, если мистрис Морвейн начнет протестовать, всем добрым верующим это покажется странным, если не сказать, неприемлемым.

— Гениально, отче! — воскликнула я.

— Тогда решено — улыбнулся он. — Только, Альциона, ты должна будешь действительно навестить собор и помолиться там. И не потому, что кто-то станет за тобой следить. Просто я не хочу брать грех на душу и врать о твоей поездке.

— Конечно, отче, — с готовностью согласилась я, в конце концов мне есть за что поблагодарить Высшую силу. Но пока нужно было разобраться с более насущным вопросом. — Святой отец, у меня к вам еще одна просьба. Возьмите, пожалуйста, к себе моего найденыша. — Я кивнула на спящего котомладенца. — Подрастет, мышей ловить будет. А если все будет хорошо, то попозже я смогу забрать его к себе.

С момента нашей встречи в густой траве прошло чуть больше часа, а я уже, разумеется, успела прикипеть к котенку всей душой. Чего еще ожидать от человека, который все детство таскал домой какую-нибудь живность с улицы? Беспризорные щенки, кошки, голуби, даже одна мышь — все это приносилось под возведенные к потолку очи родителей и со слезами относилось обратно. Кого-то я просто подкармливала, кого-то удавалось пристроить соседям. Хотя вот мышь почему-то все приютить отказались.

В общем, блохастого я бы забрала к себе не раздумывая, но здравый смысл вопил о том, что нельзя сейчас тащить его в дом Блейзов. Воспоминания о том, как бесследно исчезла любимая козочка Алли, до сих пор леденящей дрожью отзывались в душе. Ни за что на свете я не хотела подвергнуть эту черную кроху чему-либо подобному. В то, что тетка, увидев котенка, внезапно подобреет, я не верила от слова «совсем и никогда». Так что единственный вариант, который я сейчас видела, оставить малыша здесь.

— К сожалению, я не могу этого сделать, девочка, — вздохнул священник.

— Но… почему? — удивилась я. — Не беспокойтесь, я приведу кота в порядок и еду для него принесу.

— Да не объест он меня, — отмахнулся отец Далмаций. — Дело не в этом. Дело в его цвете. Он же черный.

— Ну да. И что? — недоуменно протянула я. А потом до меня дошло. — Ох, черная кошка же…

Священник виновато кивнул.

— Суевериям я не подвержен, как и учит нас Священное Писание. Но если моя паства узнает, что их святой отец держит у себя черную кошку, недоразумений, боюсь, не избежать.