Пролог

Есть среди земель северных лесных, что по реке Улони лежат, остров одинокий. В том месте река широкая словно круг обережный рисует и сама обегает кусочек земли стороной. А люди из ближайшего городища говорят, недобрый он, тот остров. Нельзя приближаться к нему близко. И потому рыбаки, да местные купцы лодки свои стороной направляют, жмутся всё к берегу своему поболе, чтобы не дай пращуры, не сгинуть раньше времени.

Дурная слава у места того. Хотя остров сам красивый. Зелёный лесистый, покрытый деревьями высокими, словно могучей стеной, а что за деревьями в глубине острова не ведает того никто. Да и не ступали туда уже лет как тридцать.

Только знают люди, что страшная беда настигает торговые лодки, да дружинные ладьи, проплывающие вблизи. И даже количество воинов не уберегает их.

Все мёртвые оказываются...

1

День за окном быстро клонился к закату. Злой осенний ветер, почувствовав приближение ночи, только сильнее ярился.

В вечерней деревянной горнице было тепло и уютно. Лучина, умело закреплённая в светце, ярко освещала помещение. Большая беленая печь, как пышная хлебосольная хозяйка, встречала в правой половине горницы. Теплая-претеплая!

В натопленном доме жилось хорошо да ладно! В этом трем красавицам-сестрицам на выданье повезло! Макоша и Лада оберегали их семью. Батюшка, их отец заботливый, да купец умелый все делал для любимых дочерей своих. Все желания их исполнял, даже самые необычные. Мог долго искать товар для старших на ярмарках в дальних землях заморских, но возвращался всегда с гостинцами и в тайне вздыхал: младшенькая-то его Настенька непривередлива совсем была. Просила скромно, как воробушек, желала только, чтобы отец побыстрее возвращался из дальней поездки.

Все знали: не было в Озерном Городище, что на большой реке Улонь, невест краше его дочерей. Каждой найдется жених удалой, да ладный! Каждая станет хозяйкой рачительной, да цену себе знающей. Только батюшка их был больно строг, да не каждого молодца готов был подпустить к своим дочерям. Сначала показать должны были себя на деле, каковы они в хозяйстве, в охоте, в бою, а уж потом и свадебный обряд – Любомир, проводить, да богов славить.

Всё батюшка по чести делал: жизнь свою построил, крепкий дом сладил, дочерей воспитал, да торговлю вел, может поэтому Тара его берегла во всех его странствиях дальних и опасных.

Вот и теперь был купец далеко от дома, да скоро воротиться должен был. Очень уж домой тянуло, так что сердце даже странно вздрагивало в груди. Не так, чтобы и стар он был, да вот, маялось окаянное, странной такой тоской, да тянуло его быстрее в родные края. Беду ли предчувствовало или просто устало от дорог, мужчина верил в последнее…

На большом широком столе дымился, поблескивая медными боками, сбитенник, рядом стояло блюдо с пирогом, щи суточные, мясная похлебка, разносолы разные, да крендельки с маком, леденцы и смоква. Горделивая высокая красавица с длинной золотой косой, украшенной жемчугом, в парчовом сарафане с цветными лентами приблизилась к столу и лениво отломила кусочек, хитрым взглядом поглядывая на скромную девушку, сидевшую рядом со светцом. В ее тонких руках было веретено, и она ладно и споро тянула шерстяную нить из пряжи.

— Настя, — голос старшей сестры прозвучал строго, словно царицей она была, — довольно сидеть и прясть. Возьми кусок пирога, да снеси его Аграфене в дом.

Девушка с длинной русой косой оторвалась от дела, поднимая зеленые глаза. Словно пробуждаясь ото сна, она взглянула в окно в тайной надежде застать возвращение батюшки, а затем со смутным удивлением взглянула на сестру

— Гордеюшка, — тепло отозвалась младшая, — темно уже. Я завтра ранним утром отнесу, к заутроку. Аграфене как раз сподручнее будет.

Гордея недовольно нахмурилась и повернулась к сестре. Во взгляде ее тайно горела зависть. Что она ни делала, батюшка больше всех Настю любил, и даже несмотря на самые дорогие подарки, которые она у него выпрашивала, чтобы показать свою красу природную, все равно Настя всегда первой для него была! Не понимала Гордея того, что им с Любавой повезло матушку свою знать, а Настенька так никогда ее и не встретила. Поэтому для нее отец был и батюшкой, и матушкой, если такое вообще возможно было.

Дверь в сени отворилась, и в горницу вошла средняя сестра в красном сарафане да кокошнике-повязке в тон, расшитом золотыми нитями и бисером. На округлом лице сверкали ясные голубые глаза. Звонкой хохотушкой была Любава, да модницей еще большей, чем Гордея. Но против сестры никогда не шла, понимая ее и порой принимая участие в ее хитростях. Можно было бы ее и пустошной назвать, ведь беспокоилась она только о нарядах, сапожках, да женихах. За это кормилица ее часто стыдила, что хозяйкой не бывать ей хорошей, но Любаве ее слова были словно ветер в саду.

Гордея всколыхнула руками, поворачиваясь к вошедшей:

— Любавушка, милая, вот прошу Настеньку к Аграфене сбегать, да пирог передать, а она не хочет, упрямится!

Средняя блеснула глазами и улыбнулась, поддаваясь старшей сестре:

— Да, как же это так! Аграфенушка давно пирог просила. Настя, почему не сходишь и не передашь? Два дома всего пройти и обернешься обратно!

Настя побледнела, снова взглянув в окно.

— Сестры, дорогие, так ведь темно уже! И ночь сегодня, сами знаете, не простая. Нельзя уже!

Любава отмахнулась, не слушая ее. Хотя на упоминании о ночи на миг замерла, глядя на пышно приготовленный стол. И правда, ночь наступала непростая, Велесова Ночь, и на улицу до утра запрет был выходить строгий, но Гордея…

Любава кинула быстрый взгляд на старшую сестру. Та стояла и нечитаемым злым взглядом смотрела на Настю. Неприятный холод пробежал по спине средней сестры.

— Чем быстрее сбегаешь, тем быстрее обернешься! Телогрею мою красную нарядную бери и иди!

Зеленые глаза Насти с изумлением смотрели на Гордею.

Приветствие

Дорогие мои читатели!

Приглашаю вас в мою новую фэнтези историю "Неаленький Цветочек"

в жанре темного славянского фэнтези.

Для меня это своеобразный эксперимент и вызов,

ведь русские народные сказки я люблю с детства, и их персонажи очень хорошо всем знакомы.

Я буду благодарна вашей искренней поддержке в виде звездочек для моей истории

и буду рада вашим комментариям!

Пожалуйста, подписывайтесь на историю и добавляйте ее в библиотеки!

Ну а теперь, в путь, ведь сказка только начинается...

Данная книга пишется в рамках литмоба «(не)Добрые сказки»

https://litnet.com/shrt/QpZr

2

Музыка к новой главе в моем канале t.me/alexandraolivebooks

Подписывайтесь и присоединяйтесь!

***
Озерное городище было большим и зажиточным. Река Улонь щедро кормила людей рыбой так, что даже самые бедные семьи могли жить сыто и не тужить о пропитании. Еще и торговать можно было с княжескими городами, да мелкими поселениями и деревнями, что по пути в Нов-Город, где дивный терем князя располагался.

Вокруг городища возвышались высокие деревянные стены из мощных бревен, заточенных по верху. Большой дом воеводы находился тут же рядом. Двое ворот было в городище: одни — Речные, для тех, кто приплывал по воде, вторые — главные, для всех, кто добирался пешим ходом или верхом. С наступлением темноты ворота наглухо запирались, и дружина делала полный ночной обход, повторяя его раз за разом до самого утра.

Только одну ночь в году никто не осмеливался выходить после захода солнца — в Велесову. Запретное это было время, темное. Старшие строго наставляли закрывать ставни и запирать двери сразу, как только солнце шло на закат. Потому что нельзя было живым встречаться с мертвыми. А именно в эту ночь граница мира Яви и Нави истончалась и могло твориться то, что лучше не встречать живому в твердом уме.

Кутаясь в телогрею и плотно повязав платок на голову, Настя выбежала в ночную темень. Холодный ветер завывал и пригибал ветви деревьев к земле. Где-то в соседних дворах лаяли собаки. А Беляша, любимая Настина дворняжка, почуяв свою хозяйку тут же выбежала из своего деревянного укрытия наружу, приветствуя ту радостным лаем и не понимая, куда в такую пору собралась ее любимая хозяйка. Дернулась было она следом, только железная цепь держала крепко.

Настя тихо выскользнула из двора на улицу и оказалась за пределами родного терема. Дом Аграфены действительно находился совсем недалеко. Нужно было лишь пройти вперед, минуя терем кузнеца Белояра, и свернуть в проулок на параллельную дорогу. Как раз за поворотом после второго терема и стоял нужный ей дом.

Девушка попыталась отбросить страх и ускорила шаг, но тревога заставляла оглядываться по сторонам. Хотя в такой абсолютной темени, что увидишь? Только темные силуэты палисадников и яблонь, похожих на страшные замершие фигуры. Нигде не было ни огонечка. Уж точно ли Аграфена ждала пирог?

Свернув в проулок, где по две стороны от дорожки шли густые сады, ей на миг показалось, что сбоку что-то шевельнулось и двинулось прямо на нее. От животного ужаса она припустила бегом, но чья-то грубая рука схватила ее за плечо, а вторая зажала рот рукой. Неприятный запах мужского дыхания заставил ее резко отвернуться.

— Ну что же ты, любава моя, пугаешь себя так, — знакомый полупьяный шопот заставил Настю похолодеть, — это же я, Шуж, жених твой, Настенька моя дорогая…

А в следующий миг мир перевернулся и съежился до клубка грязных чужих рук, до скрипа сапог по мерзлой земле, до стылой темноты, в которой не было ни единой надежды. Лишь ледяная тьма.

Ее потащили волоком к старому покинутому дому. Она вырывалась, отчаянно билась, как бела лебедь в силках. Колотящееся сердце заглушало все звуки. Кто-то сорвал телогрею, сарафан затрещал, и белая исподняя рубаха обнажила девичье тело жадному людскому злу.

А потом мир распался. Распался на обрывки похотливых чужих стонов, на отчаянный скрежет собственного сердца в ушах, на затхлый запах старого сена, на плач, раненой птицей рвущийся из груди. Она смотрела в глаза черной бездонной ночи, и ей казалось, что то не мужчины бились над ней, но Навь, что открыла дорогу в мир живых. Она не чувствовала боли — лишь нестерпимый мертвящий стыд и ужас от того, что храм, что берегла для любимого и единственного, был разрушен грязными руками.

Они ушли. Их голоса, чертыхания растворились в холоде ночи.

Настя лежала на холодной сырой земле и почти не дышала. В зеленых глазах застыли слезы. Губы, насильно обожжённые чужими поцелуями, были неподвижны. Одежда валялась рядом изорванная и грязная, молчаливая свидетельница ее позора…

Домой дороги нет. Позор будет батюшке и сестрам. Нельзя ей назад… И жить ей тоже нельзя…

Ранним утром с восходом солнца, дружинники и воевода вышли на дозор. Все замерли в безмолвном страхе. Речные ворота из городища были распахнуты настежь. И черный ворон сидел на башенке и громко каркал, не мигая глядя на людей внизу.

Не добрый то был знак. Видать, беда страшная случилась в священную ночь Велеса.

3

А на утро домой вернулся купец.

Неспокойно было отеческое сердце, предчувствуя беду неминуемую. Оставил свой товар с работниками и приказчиком, взял верного своего коня Апошу и рванул в родную сторону. Знал, что нарушал древние заветы пращуров, но поделать с собой ничего не мог. Лишь на дорогу попросил помощи у Тары, да воззвал к Велесу, чтобы провел его до дома под защитой и не дал сгинуть в пути.

Конь храпел и несся будто разделял предчувствие хозяина. Знакомый наезженный тракт шел через лес, а более длинная дорога убегала в обход по холмам и косогорам, поднимаясь то вверх, то вниз и следуя за излучинами Улони. По короткой обычно ездили на ярмарки, но то было в дневное время и никак не в запретную ночь. Купец чуть придержал коня, вглядываясь во тьму возвышавшегося перед ним леса и почти ступил под полог в темное царство…

— Куда торопишься, путник? — холод пробежал по спине купца. Голос раздался нечеловеческий. Из тьмы на него шагнула высокая фигура. На ней угадывался длинный меховой плащ, да одежды простые. В правой руке незнакомец держал высокий деревянный посох, только вот лица купец разглядеть так и не смог. Только в глазах как будто угли вспыхивали и гасли.

Конь замер на месте словно в землю вросший, а по крупу дрожь мелкая волнами заходила. Купец по-дружески похлопал верного коня и слез с лошади. До земли поклонился фигуре.

— Прости, мил человек, тороплюсь я. Домой еду к дочерям любимым. Беду сердце чует, — купец невольно прижал правую руку к сердцу и голову склонил.

Показалось ему, что много времени прошло, прежде чем он обратно взглянул на незнакомца. Странное диво было: тьма вокруг него как будто живая ластилась.

— Возьми, — прозвучал тот же пробирающий душу голос, и в руке незнакомца что-то сверкнуло и проявился небольшой цветочек с алыми лепестками тонкими, да нежным хрустально-розоватым светом искрящийся. Сияние от цветка озарило суровое лицо с длинными белыми волосами, а на плечах шкуру медвежью…

Купец в полном изумлении и страхе замер, глядя на диво.

— Цветок в руки не давай никому. Бери.

Мужчина осторожно приблизился и принял дар:

— Благодарствую тебе, отец великий! — и снова купец низко до земли поклонился, а когда выпрямился — никого уже и не было.

— Ступай! — лишь эхо дальнее разнеслось. Зато дорога лесная перед купцом стала вдруг шире и светлее, и он, искренне и от души благодаря, смело поехал вперед.

Однако смелость покинула его, когда рано поутру едва он въехал в главные ворота, навстречу ему вышли воевода с главой и кузнец. Все трое были крепкие, да суровые мужчины. Только воевода, кажется, за ночь поседел сильно.

— Матвей, — печально поклонился воевода и опустил голову. Строгое и спокойное лицо было сумрачным и озабоченным тяжелыми думами. Купец взглянул на лица главы и молодого кузнеца Белояра, за которого думал отдать свою Настеньку, когда придет время. И вдруг все понял…

Он кинулся к дому бегом, а там Беляша любимая на цепи заливается лаем, да только не радостный он, что хозяин вернулся, а печальный, будто оплакивает она кого. Скулит так, что аж сердце кровью обливается!

В горнице сидели женщины и плакали. Среди них и Гордея его с Любавой, а вот Настеньки… Настеньки его любимой нигде не было!

— Довольно выть! Вон пошли все! — не выдержал купец этот бабий сбор, да погнал их прочь.

Нечего оплакивать его Настеньку!

— Живая она! А коли беда с ней какая приключилась, так я ее, кровинушку мою, любую назад приму! И пусть мне хоть кто пальцем на нее укажет! Сам расправлюсь! — взревел раненым медведем купец.

Любава сидела бледнее полотна с зареванным лицом, на котором читался настоящий ужас. Только теперь девица осознала на что отправила младшую сестру! Думала, что шутка очередная, а чего не посмеяться-то, когда они с Гордеей иногда подшучивали над скромной тихоней. Только не до шуток стало, когда Настя спустя целую лучину так и не вернулась... Тогда еще Беляша во дворе так жутко завыла, и было слышно, как лошади в стойле начали копытами бить, да беспокоиться.

Гордея же сидела спокойная. С лица спала, но слез не проронила. Не верила, что с Настей могло что-то случиться. Не верила, пока по утру, не нашли у заброшенного дома телогрею ее красную, да платок, что на Насте был. Не верила, что Шуж мог что-то сделать. Ведь это он ее на празднике попросил устроить так, чтобы «с Настенькой словом перемолвиться». В жены брать ее собирался, хотя батюшка недолюбливал парня. Нечестный он был, скорый на расправу, да на ложь. Не то, что Белояр — кузнец рукастый, да воин сильный и видный. Знала Гордея, что за него Настьку отдать хотели, только Гордея сама желала стать женой Белояра. С первого взгляда всем сердцем к нему прикипела!

И Насте рядом с ним места не было.

----------------------------------------------------------------
Дорогие читатели!

Встречайте вторую историю нашего сказочного литмоба "(Не)Добрые сказки":

https://litnet.com/shrt/QtFE
Z

Загрузка...