Они ехали в купе поезда. Парень читал книгу, откинувшись на подушку, а девушка, подперев голову рукой, смотрела в окно на мелькающие деревья. Ей до сих пор не верилось, что все закончилось, и что теперь она живет именно той жизнью, о которой мечтала. Ей не верилось, что Германия капитулировала, и война окончена. Не верилось, что тот, кому она готова была отдать всю себя без остатка, оказался русским. Не верилось, что теперь она замужем за чудесным человеком с самыми прекрасными васильковыми глазами. Не верилось, что жизнь лишь только началась.
Всего три месяца назад она, уже смирившаяся с тем, что провалила задание, встретила по воли судьбы того, кого считала тогда навсегда потерянным для нее. Но он сидел в кабинете у ее начальника (который, кстати, оказался его отцом) и мирно беседовал с ним, одетый в советскую форму. Тогда она не верила своим глазам – тот, кто остался для нее навсегда в горах Швейцарии, сидел прямо перед ней и мило улыбался. Генерал, который по объяснениям сына более-менее вник в ситуацию, отпустил их тогда, дав спокойно поговорить наедине. Бывший штандартенфюрер ей все объяснил, разложив все «по полочкам».
Все эти месяцы они провели в загородном доме генерала Павлова в Подмосковье. Какое это было время! Они вдвоем, больше никого, только пушистый серый кот, который постоянно мешался под ногами. Сначала спали до обеда, а потом весь вечер проводили либо в саду в беседке под липами, наслаждаясь тем, что они здесь одни, либо в доме у камина читали. Потом им там наскучило, и они отправились в Ростов, к бабушке, которая все еще ждала свою внучку.
— Лена, — отвлек девушку от ее мыслей парень, отложив книгу в сторону, — я в тамбур пойду курить. Тебе чай принести?
— Нет, Андрей, — помотала головой она. Проводив его взглядом, она снова уставилась в окно.
У нее уже рябило в глазах от стремительно проносящихся мимо березок и тополей, поэтому она закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Они выехали ночью, недавно проехали Воронеж, так что уже совсем скоро должны были приехать в Ростов. Совсем скоро она увидит свою любимую бабушку.
Когда она раскрыла глаза, взгляд Лены наткнулся на оставленную Андреем книгу. Это был довольно-таки массивный, немного потрепанный том «Войны и Мира» в темно-зеленой обложке. Чуть напрягая зрение, она попыталась рассмотреть номер тома на переплете. Второй. Как раз ее любимый том. Дуэль Пьера и Долохова, первый бал Наташи, ее помолвка с Болконским, а потом это появление Курагина… Как же ей нравился этот роман! Да что там нравился, и сейчас нравится.
Привстав со своего места, Лена взяла книгу в руки и раскрыла на том месте, где лежала закладка. Первая встреча князя Болконского и старого дуба. Взгляд девушки заскользил по строчкам, и она невольно заулыбалась, вспомнив, что всего несколько лет назад читала это же в школе. Тогда она мечтала быть Наташей Ростовой, чтоб у нее был такой же любящий брат Николай, чтоб вокруг нее постоянно было много людей и они любили ее, чтоб у нее был такой же прекрасный Андрей Болконский. Но ведь сейчас она ведь тоже почти как Наташа — у нее есть свой Андрей. Только не Болконский, а Павлов, который хоть и не князь, но тоже очень хорош.
В этот момент в купе зашел Андрей, держащий в руках две чашки с горячим чаем. Поставив чашки на столик, он уселся на место и убрал в карман пиджака, лежащего рядом, папиросы и спички.
— Не кури их, — кивнула Лена на пачку папирос, не выпуская книги из рук. — Это такая мерзость.
— Но других-то нет.
— Вот никакие, значит, и не кури.
— Насколько я помню, тебе даже нравилось наблюдать за тем, как я курю. — Андрей подвинул к себе одну из чашек и сделал небольшой глоток. — Или что-то изменилось?
— То были сигареты, а это… — она поморщилась.
— Ну, уж извини, — усмехнулся парень, — это тебе не Германия, где можно было легко достать сигареты. И вообще, верни книгу.
— Но здесь такой интересный момент!..
— Сиди чай пей, — Андрей вырвал у нее книгу из рук. — И нет, не смотри на меня так!
— Что? Как я на тебя смотрю?
— Ну вот так и смотришь, — он раздраженно фыркнул, закатив глаза. «Актер» — подумала Лена, с улыбкой наблюдая за ним.
Больше Андрея она не трогала, вернувшись к своим березкам. Лена стала думать о том, как там бабушка. Она знала, что они сегодня приедут, и уже, наверное, ждала их на вокзале. «Узнает ли она меня? — размышляла девушка, вслушиваясь в мерное постукивание колес поезда. — Столько лет не виделись… Изменилась ли она? А я? Самой трудно на такое ответить. Надеюсь, что нет. Старше разве что стала. А бабушка? А наш дом в липовом саде? Как же я соскучилась по всему этому. Надеюсь, оно все осталось таким, каким было до моего отъезда. Надеюсь, война не разрушила этого уютного уголка моего мира».
Лена, задрав голову, смотрела на одно из десятков окон штаб-квартиры ГРУ. Как же ей не хотелось сюда возвращаться. Павлов ведь знал, что они оба уехали. Что могло такое случиться, что ее так срочно вернули в Москву?
Она не выспалась — в жестком вагоне спать было невозможно. Да и к тому же невыносимое странное чувство, которое назойливо тревожит душу… Больше всего на свете ей хотелось сейчас просто остановиться в какой-нибудь гостинице и поспать. Но надо подниматься на четвертый этаж в кабинет генерала.
Поднимаясь по ступеням, Лена вспомнила, как всего пару месяцев поднималась точно так же, только с немецкой шинелью на плечах. Эта шинель, кстати, так и осталась у нее — висит в шкафу в загородном доме. Хоть Андрей и был против, но она ее оставила. На память.
«Кстати, об Андрее, — подумала она, — что он сейчас делает? Он же не знает, где я. Надеюсь, он… Да нет, ничего он не понял. Я же сама ему сказала, что пойду гулять по поселку. Ищет меня сейчас, наверное… Нет, все-таки, зря я ему ничего не сказала. Наверное, стоило ослушаться приказа Павлова. Зря, зря я вот так вот взяла и уехала. Что потом мне Андрею сказать? Мда, Лена, хороша ты, ничего не скажешь…»
Зайдя в широкий мраморный холл, девушка улыбнулась двум ефрейторам, которые спустя столько времени узнали ее. Это были те самые два парня, которые пытались остановить ее пару месяцев назад.
Поднявшись на нужный ей этаж, Лена остановилась. Ее преследовало какое-то чувство, будто это все уже было… Дежавю. Вздохнув, она смело зашагала в сторону кабинета Владимира Сергеевича. Молодой офицер, заполнявший в приемной какие-то бумаги, поднял голову, когда она зашла.
— А, это вы, Елена Михайловна, — произнес он, убирая бумаги в папку. — Владимир Сергеевич уже ждет вас.
Кивнув ему, Лена, чуть приоткрыв дверь, вошла в кабинет и остановилась на пороге.
За широким дубовым столом сидит Владимир Сергеевич и нервно курит трубку. Напротив него — Андрей с его вечно аккуратно зачесанными назад волосами.
«Все повторяется, — подумала Лена. — Ох, плохо дело…»
***
— Она никуда не едет.
— Андрей!
— Она остается здесь.
— Я поеду!
— Нет!
— Андрей, может…
— Я сказал, что она остается. Это не обсуждается.
— Я еду, Владимир Сергеевич.
— Нет, Лена, ты остаешься.
Произнеся свои последние слова, Андрей рывком встал и подошел к окну. Он тяжело дышал и постоянно приглаживал волосы ладонью. Лена уже знала эту его привычку — всегда, когда он нервничает или злится, то он приглаживает волосы рукой. А сейчас он именно злился — он не хотел, чтобы Лена ехала с ним.
Владимир Сергеевич сообщил им, что в Будапеште советскими разведчиками был обнаружен Рауль Валленберг, которому как-то удалось убежать от немцев. Валленберг, который был назначен первым секретарем шведского дипломатического представительства в Будапеште. Валленберг, который, пользуясь своим статусом, выдал многим евреям шведские «защитные паспорта», дававшие владельцам статус шведских граждан, ожидающих репатриации. Советская разведка с помощью завербованного агента вела слежку за Валленбергом, которого подозревали в работе на гестапо. Почти две недели назад агент погиб, и Валленберг пропал. Его искали, и вот, около трех дней назад его нашли. Валленберг был умен — он знал, что им интересуются Советы, поэтому не пытался никуда сбежать — он оставался в Венгрии.
Андрей и Лена были вызваны в Москву потому, что именно их хотели отправить в Будапешт. Андрей снова должен был стать Томасом Шнайдером, который бежал из Германии вместе со своей гражданской женой, роль которой была предназначена для Лены. Ему предстояло втереться в доверие Валленберга, потому что шведского дипломата пытались перехватить англичане. Валленберг был нужен советским властям, и Андрею нужно было уверить его, что сотрудничество с Советами — вот лучший для него выход.
— Я еду один. Лена остается в Москве, потому что ей хватило уже одного путешествия по Европе, — произнес Андрей, смотря на улицу через окно.
— Но, Андрей!.. — возразила девушка.
— …А лучше, — продолжал Андрей, — отправьте ее назад в Ростов. Там-то она уж точно будет в безопасности.
— Я поеду с тобой!
— Нет.
Павлов, недовольно вздохнув, поднялся из-за стола.
— Так, — он прошел к двери, — мне пора на совещание. Не думал, что все это займет так много времени… У вас около часа — решайте все сами. Потом я приду, и вы всё, без всех этих ваших ссор, доложите мне, — и вышел из кабинета.
Лена встала, подошла к Андрею и положила руки ему на плечи, прижав к себе. Андрей погладил пальцами ее руку и, чуть повернув голову, поцеловал, тяжело вздохнув.
— Я не хочу, чтобы ты ехала, — он повернулся к ней лицом.
— Другого выхода нет.
— Есть — ты отправишься к бабушке.
— Нет, Андрей. Я не хочу.
— Почему?
— Я не смогу без тебя. Я же… даже письмо не смогу тебе отправить. Я не буду знать ни где ты, ни как ты…
— Тебе будут докладывать. Иногда.
— Нет, не надо, — Лена отошла к столу. — Не вздумай оставить меня одну.
— Но…
— Нет. Либо я еду с тобой, либо… — она не договорила.
Лена укладывала вещи в чемодан. Их рейс через два часа, а она совершенно не хочет уезжать. Она поняла, что больше всего на свете хочет вернуться в Ростов вместе с Андреем. Но долг — есть долг, и его нужно исполнять.
— Где галстук? — донесся до нее голос Андрея.
— Здесь, — девушка взяла его с края постели и подошла к парню. — Давай завяжу.
Андрей быстро принялся застегивать пуговицы рубашки. Его пальцы пару раз соскальзывали с мелких пуговиц, он чертыхался и начинал застегивать заново. Положив галстук ему на плечо, Лена начала самостоятельно застегивать пуговицы на его рубашке. От ее взгляда не укрылся небольшой шрам, который виднелся из-под нательной майки.
— Ты так и не рассказал, откуда он, — произнесла она, смотря ему в глаза. Руки ее замерли на одной из нижних пуговиц.
— Эрдман оставил, — ответил Андрей. — Он пытался меня задержать, так как стал и меня подозревать.
— Откуда… — она на секунду прервалась, завязывая галстук. — Откуда он узнал? У него были доказательства?
— Нет, просто угадал, как и в случае с тобой. Он погнался за мной, выстрелил. Попал, гад, но догнать так и не смог — он хотел закончить свою работу.
Лена, отпустив пуговицу, легко провела кончиками пальцев руки по глянцевой, чуть отличавшейся по цвету полоске кожи под самой ключицей. Она за все лето так и не спросила у него. Ей было интересно, но она молчала. «А так ли мне нужно было это знать?» — подумала Лена, обводя шрам по контуру. Закусив губу, подняла взгляд на Андрея, смотря на него снизу вверх.
— Как ты думаешь, он смог бы убить меня? — неожиданно спросил Андрей и чуть улыбнулся.
— Хватит, — оборвала она его, резко затянув галстук.
Лена вернулась к чемодану. Укладывая платье, она как бы невзначай спросила у Андрея:
— Что с ним стало?
— С кем? — он ушел в другую комнату и вернулся через пару секунд назад, держа в руках одеколон.
— С Эрдманом.
— Осудили, а затем расстреляли.
Лена замолчала. Она поняла, что ей жалко того самого Эрдмана, что пытал ее, устраивал допросы и попытался отправить ее в лагерь. «Он же человек, — думала она, застывая над раскрытым чемоданом. — Какой бы он ни был… Хотя, о чем это я? Скольких таких, как я, он отправил в лагеря? Скольких запугал, замучил на допросах? Он получил по заслугам. Наверное».
— Лена, — неожиданно раздался голос Андрея над ухом девушки. От неожиданности она рывком захлопнула крышку чемодана. — Что с тобой?
— Не знаю, — она повернулась к нему лицом. — Андрей…
— Томас, — он прижал ее к себе и крепко обнял. — Забыла? Теперь я снова Томас.
— Даже как-то непривычно называть тебя так.
— Думаешь, мне привычно называть тебя Ирмой? — он провел ладонью по ее волосам.
Лена уткнулась носом в его грудь, чувствуя запах его одеколона. Ей не хотелось, чтобы он выпускал ее из своих объятий. Ей уже не хотелось никуда ехать.
— Всё будет в порядке? — тихо спросила она.
— Да… Да, обязательно!
— Твое «Да» — утешает, «обязательно» — нет…
— Ты боишься?
— Боюсь, — честно ответила Лена. — У меня странное чувство…
— Все будет в порядке, — Андрей, чуть склонив голову, мягко коснулся губами ее лба. — Обещаю.
Он отпустил ее, ушел в ванную. Лена, вздохнув, посмотрела ему вслед, а затем вернулась к своему чемодану. Она пыталась вспомнить, все ли она положила. «Вроде все», — подумала она, защелкивая замки.
Тут она случайно заметила на столе раскрытую книгу. Взяв ее в руки, Лена посмотрела на обложку — Война и Мир. «Нашел время, когда читать», — усмехнулась она про себя. Интерес взял над ней верх — не удержавшись, она раскрыла книгу на том же месте и сразу же заметила предложение, которое Андрей подчеркнул карандашом. «Я никого знать не хочу, кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге» — это были слова Долохова. И Лена не сдержала улыбки. Она знала эту привычку Андрея — он часто подчеркивал в книге цитату, которая нравится ему.
Ровно через два часа они стояли у трапа самолета, который их ждал. Молодой офицер уже занес их вещи вовнутрь, пока Лена стояла и смотрела на пустой аэродром, который накрыл густой туман. «А вдруг, — думала она, — я вижу этот аэродром в последний раз? Кто знает, что ждет меня… нас там? Не думаю, что убедить Валленберга будет так просто. Да если им еще и англичане заинтересовались… Не хочу никуда лететь. И зачем я согласилась? Хотя, может, так оно и лучше. Кто знает, что было бы со мной, если бы Андрей полетел один, а я осталась бы здесь, с бабушкой?.. Черт! А бабушке ты так ничего и не написала! Надеюсь, она все поняла и так… Эх, Лена, хорошая из тебя внучка».
— Владимир Сергеевич, — она обратилась к стоящему рядом с ними Павлову. Тот кивнул в знак того, что слушает ее. — Вы моей бабушке сообщили?
— Сообщим сразу же, как только вы вылетите с аэродрома, — ответил он, поворачиваясь к ней лицом.
Андрей, который уже успел попрощаться с отцом, взошел в самолет. Павлов, проводив его взглядом, поглядел на все также стоящую на месте Лену. Ее поразило то, как холодно они попрощались — просто пожали друг другу руки, кивнули и разошлись. «Хотя, — подумала она, — может, так и правильнее. Это намного лучше, чем долгое прощание с бесконечными объятиями и слезами».