Кристине Федоровой и Расиме Рахматуллиной – с благодарностью.
Все события и герои, а также место действия вымышлены.
Любые совпадения случайны.
Небо сжималось в точку,
и я летела,
То ли стремилась вверх,
то ли падала вниз.
Крылья мои окропила
звездная пыль,
Тушь расплавленным солнцем
текла по лицу,
И полумесяц застыл
черным камнем
в глазах.
Я потерялась,
и выхода нет –
Только небо.
И вечность.
И голос.
Группа «Стеклянная мята»
Срочная пресс-конференция Дианы Мунлайт должна начаться в шесть часов вечера, однако, несмотря на то, что до шести осталось всего пять минут, никто не спешит выходить и делать заявление. И даже когда стрелки часов показывают начало первого, пресс-конференция все еще не начинается.
Зал переполнен журналистами: кто-то переговаривается между собой, кто-то печатает на ноутбуке, набрасывая текст будущей статьи, кто-то на всякий случай проверяет аппаратуру, стоящую напротив невысокой сцены, на которой высятся пустые стол и стулья. Однако никто из журналистов понятия не имеет, для чего их столь внезапно пригласили в роскошный конференц-зал отеля «Гранд-Кардон». И что такого необычного могло произойти с молодой, талантливой и, бесспорно, ставшей за короткое время популярной певицей?
Никто не знает.
Есть лишь предположения. Одни считают, что мисс Мунлайт скажет о своем избраннике или даже замужестве, другие думают, что она объявит о внезапном окончании карьеры, третьи делают ставки на то, что Диана начнет обвинительную компанию против «Биг-Скай Рекордс» или даже… против отца. А почему бы и нет?
Десять минут седьмого. Пятнадцать. Двадцать.
Никто так и не выходит – ни певица, ни ее менеджер, ни продюсер. Лишь нервно переговариваются о чем-то работники отеля и просят собравшихся подождать, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства. Что за обстоятельства, не поясняют.
Все это и раздражает, и интригует. По крайней мере, эти чувства испытывает сидящий в первых рядах Маршалл Ленингтон - светловолосый молодой мужчина в очках, с кривой полуулыбкой, выпирающим кадыком и пронзительными глазами. Он работает в скандально известном журнале «Миллениум». И специализируется на звездах, неплохо получая за то, что раскрывает их тайны и умело подает на белом блюде голодной до зрелищ общественности. Маршалла в шутку называют Псом – за его отличный нюх на секреты и скандалы. Именно Маршалл смог добыть скандальные фото измены актрисы Лесли Стромберг своему мужу-сенатору, именно он стал автором сенсационного материала, разоблачающего махинации киностудии «Темпл Пикчерс», именно он раскрыл миру правду на Джуно Рейли, рассказав о его связи с мафией и любви к совсем молодым мальчикам. Правда, в целях безопасности пришлось публиковаться под псевдонимом, но все же Маршалл собою гордится. Он – настоящий профессионал. Папарацци – и гордится этим.
А вот до Дианы Мунлайт Маршалл так и не добрался, хотя нутром чувствовал – с ней что-то не так. Слишком чистой, почти непорочной кажется она. Отстраненной и в то же время прямой, не знающей, что такое лесть, ложь и притворство. Но в шоу-бизнесе так не бывает – ступивший в грязь не остается чистым. Грешки водятся за всеми – Маршалл в этом уверен. Шкафы небожителей переполнены скелетами и трещат по швам – стоит лишь тихонько постучать, и скелеты вывалятся сами.
Двадцать пять минут седьмого. Тридцать. Никого нет.
Кто-то из знаменитостей откровенно побаивается и избегает Маршалла, кто-то пытается завести подобие дружеских отношений, кто-то даже пробует подкупить – но журналист занимается своим делом «из любви к искусству» и правде. А кто-то его просто презирает и в лицо говорит о том, что он – полное дерьмо. Диана Мунлайт такая. И это даже восхищает Маршалла, но, тем не менее, он хочет узнать ее получше. И именно поэтому он сейчас находится здесь.
Кто ты такая, Ди?
Соответствует ли твой образ действительности?
Или?..
Маршалл терпеливо ждет появления мисс Мунлайт или ее представителей, потому что уверен – им есть что сказать. И он почти уверен, что это заявление будет связано с Дастином Лестерсом. Маршалл давно подозревает между ними связь, однако доказательств этому нет. Зато у него есть отличный материал про Лестерса и Ричарда Фелпса, участника группы «Пепельные цветы».
«Пепельные цветы» Маршалл недолюбливает. Когда они были на пике популярности, он заканчивал старшую школу, и многие девчонки сходили по ним с ума, что жутко раздражало. Но к кому Маршалл испытывает глубокую антипатию, так это к Лестерсу. Когда-то давно девушка, с которой они вместе учились в колледже, выбрала не его, а Лестерса, тогда еще обычного официанта, стучащегося во все двери киностудий. Маршалл так и не простил Сальму. Но даже то, что они не виделись уже несколько лет, не мешало ему продолжать думать о ней – разумеется, втайне от всех. Тот, кто любит чужие секреты, непременно хранит свои. Ну а Лестерс – Лестерс очень обрадуется статьям и фото, которым удалость сделать Маршаллу. Эта мысль его греет.
Осень как смысл жизни.
Ты как моя осень.
Но однажды я бы хотел попасть в весну.
Этой ночью я нахожусь дома одна и переглядываюсь с тусклыми звездами, сидя на подоконнике с гитарой в руке. Я пытаюсь поработать над лиричной песней, которая почему-то связана в моей голове с образом Кристиана Уилшера, но ничего не получается. Я не слышу музыку — Небесное радио в последнее время работает из рук вон плохо. То с помехами, то вообще молчит. И без него музыка получается... пресной.
Я играю на акустике партию за партией, мысленно бракуя каждую из них — все не то, все совершенно не то. Я не могу выстроить единую мелодию. У меня не получается сделать ритмический контраст, да и вообще, мне не нравится ритмический рисунок. Аккорды то и дело сбиваются, тональности оказываются не теми, штрихи смазаны. Легато, вибрато, свип, тэппинг, баррэ — все не то. Я словно слышу музыку сквозь вату — до меня доносятся лишь ее глухие отголоски.
Вокруг меня — гора листков с аккордами и ходами, в каждом из них — море исправлений, а иные и вовсе смяты. То и дело мне вспоминаются слова Эммы Мунлайт.
«Глупая, глупая Санни Ховард. Ты понимаешь, что делаешь? Ты же ставишь крест на себе. Думаешь, отказав мне, ты будешь жить прежней жизнью? Нет».
Эти чертовы слова врезались в мою память. И я против воли помню их.
Не хочу думать, что я боюсь. Не хочу верить в ее слова. И не хочу верить в свой страх.
Она была уверена, что я соглашусь петь за ее дочь. И была уверена в том, что деньги — это тот крест, на котором я легко соглашусь быть распятой. Но я не собираюсь вбивать гвозди в руки.
Я не собираюсь вбивать гвозди в свое сердце.
И в свою мечту.
Пошли вы, миссис Мунлайт. Вы просто очередная высокомерная сука.
Я откладываю гитару и перевешиваюсь через окно в густую тьму ночи. Я никогда не боялась темноты, зная, что ее легко победить, но сегодня мне кажется, что она таит в себе опасность — не зря погас фонарь.
Хочется написать сообщение Кристиану, но я сдерживаю себя. Не стоит. Я не должна навязываться.
Я оставляю гитару в покое, делаю себе крепкий кофе и перехожу на миди-клавиатуру, но результат все тот же. Ничего не выходит. Я не слышу музыку, а музыка не слышит меня. Все получается не так, как нужно. Возможно, у меня исчезло вдохновение, но я всегда верила в то, что вдохновение — лишь начальная форма мотивации, яркая, как росчерк молнии. Оно пропадает довольно быстро, и остается лишь два пути: бросать начатое, ожидая следующей вспышки, или с помощью трудолюбия и упрямства дойти до конца.
Я всегда шла по второму пути, не боясь трудностей и даже находя в них удовольствие, но сегодня мне хочется все бросить. Однако я упрямо пытаюсь переломить себя.
Под утро кое-что все-таки выходит. И я посылаю парням пару записей — просто сообщение с короткими прикрепленными аудиофайлами. Они поймут, в чем дело. Всегда понимают. Кому-то это покажется диким, но для нас это нормально — поделиться материалом друг с другом хоть ранним утром, хоть поздней ночью. У идей нет чувства времени. А вдохновение существует вне границ реальности.
Чет не отвечает, и у меня есть подозрение, что он зависает где-то со своей новой подружкой, от которой просто без ума. Кто она, я не знаю. Но когда Чет говорит о ней, его глаза загораются так ярко, а улыбка становится такой счастливой, что мне кажется — он не в себе. Я не представляла, что такой человек, как он, может по-настоящему влюбиться. Чет замечательный друг, крутой музыкант и, вполне допускаю, отличный любовник. Но вот бойфренд он не самый лучший — в отношениях Чет привык брать. Все и сразу. Выпивать залпом. Опустошать. Сможет ли он отдавать, я сомневаюсь. Но, глядя на его счастливое лицо, думаю, что она его научит этому. А еще я хочу с ней познакомиться, хотя Чет даже имени ее не упоминает.
Оливер отвечает первым. Он пишет: «Вроде бы ничего, кое-что доделать, и будет норм. Я на работе, обсудим завтра». Но я понимаю, что ему не сильно понравилось. А может быть, он просто устал и хочет спать, но ему приходится стоять за барной стойкой в клубе.
Нейтан, которого я, кажется, разбудила, открыто заявляет, что это «полная фигня». Я пытаюсь выяснить, что именно кажется ему фигней, а он звонит и говорит, то и дело зевая в трубку:
— Санни, чувак, ты ведь можешь лучше. Это какой-то романтический трип.
— Все так плохо? — хмурюсь я, глядя в открытое окно, из которого в комнату льется прохлада. Небо еще темно-сапфировое, но далеко на востоке загорается утомленный жемчужно-дымчатый рассвет с бледно-лиловыми всполохами. Я вижу его в расщелине между домами.
— Скорее, странно, — откликается друг. — Мне понравились кое-какие твои фирменные фишки, но, черт, тэппинг просто криворукий. И мелодический рисунок... странный. Игра неуверенная. Ты можешь лучше, — снова повторяет Нейтан и зевает.
— Могу лучше, — эхом откликаюсь я. — Сегодня ничего не получается.
— Ты спала сегодня? — спрашивает Нейтан. — Если нет — советую.
— Да, я посплю несколько часов перед работой. Еще немного посижу — хочу найти нормальное звучание.
— Такое бывает, — говорит вдруг он. — Что ничего не получается. Просто отложи все и выспись, Санни. Поняла?
— Поняла, — чуть улыбаюсь я.
Мы прощаемся. Я следую его совету и иду в душ.
Перед тем как заснуть, я смотрю в окно, невольно думая о Крисе, о матери и дочери Мунлайт, а еще о Лестерсе. Ночь тает, и звезды, с которыми я переглядывалась время от времени, меркнут.
«Кто ты и кто я. Давай обойдемся без рассуждений о гордости и прочей шелухе. Будем мыслить реалистичными категориями. Просто подумай: кто ты и кто я. Какие возможности есть у тебя и какие — у меня. И что смогу сделать я, если захочу отблагодарить тебя или, напротив, уничтожить».
В какой-то миг я понимаю, что со мной что-то не так. И останавливаюсь — в меня едва не врезается какой-то парень и бормочет ругательства под нос.
«Санни Ховард, у тебя нет повода отчаиваться», — говорю я себе и иду в круглосуточную закусочную. Купив хот-дог с сырным соусом, я сажусь за свободный столик — их тут всего несколько — прямо напротив окна. Ем и смотрю на улицу. Нью-Корвен, как и всегда, борется с опустившейся на него тьмой — пытается прогнать ее яркими огнями, которые светят отовсюду: с витрин, вывесок, рекламных щитов, окон. Но тьме все равно, она сгущается над городом, медленно и бережно опуская на своих ладонях розовую луну. Город никогда не сможет победить тьму, понимаю я, зная, что голос тьмы — это молчание.
Совершенно неожиданно звонит телефон — именно в тот момент, когда мой рот набит. Звонит Кристиан, и я, прежде чем ответить на звонок, быстро-быстро жую.
— Да, — говорю я наконец.
— Я уже думал, ты не ответишь, — раздается веселый голос Криса. — Как дела?
— Неплохо. А у тебя?
— Отлично. Слушай, Санни, ты не могла бы помочь мне?
— Без проблем, — отвечаю я. — Что нужно сделать?
— Мне нравится, что ты соглашаешься помочь мне, даже не зная, что именно я попрошу, — веселится Крис.
— Если ты попросишь меня помочь тебе избавиться от трупа, я сообщу в полицию.
Он смеется. Мне нравится его мальчишеский смех. Не то что ржание Лестерса, изредка похожее на икоту.
— Все не так плохо, — говорит Крис. — Я хочу купить новую квартиру. И мне нужно выбрать ее.
— Это здорово, но в чем может состоять моя помощь? — честно спрашиваю я. — У меня нет опыта в столь впечатляющих покупках.
— Нужно, чтобы кто-то составил мне компанию завтра, когда я буду смотреть квартиру. Я примерно знаю, что хочу, но одному мне скучно. Составишь компанию?
— Без проблем. Завтра у меня выходной, и днем я свободна.
Раньше я частенько не брала выходные на подработках — не хватало денег, однако сейчас у меня в наличии есть неплохая сумма, которую заплатила миссис Мунлайт. С одной стороны, меня так и подмывает выбросить эти деньги, но с другой... Я понимаю, что деньги — это способ выжить. Без них Нью-Корвен проглотит меня. Я не в том положении, чтобы разбрасываться ими.
— А вечером ты будешь свободна?
— Вечером — репетиция.
— Можно как-нибудь попасть на нее? — вдруг спрашивает Крис.
— Думаю, да. Спрошу у парней.
Мне приятно его внимание, но я не понимаю Криса. То он пропадает, то вдруг зовет куда-то и хочет попасть на репетицию. То приближает, то отдаляет. Мне не по душе эти игры.
— Спроси. Я никогда не был на репетиции рок-группы.
В его голосе — энтузиазм.
— Если ты думаешь, что это шоу, вынуждена огорчить тебя, Крис, — я вывожу по салфетке узоры. — Мы репетируем, а не веселимся. Без наркотиков, секса и...
— Все ясно, — перебивает меня Крис все так же весело. — Только рок-н-ролл!
— Только он, — соглашаюсь я.
— Здорово. Это реально здорово, — в его голосе я слышу нотки восхищения. — Иногда я думаю о тебе и понимаю — ты нереальная девчонка, Санни. Спой для меня однажды?
— Может быть, — чуть улыбаюсь я — стало немного теплее.
— Ловлю на слове. Во сколько мне завтра заехать за тобой?
Мы договариваемся на одиннадцать, болтаем еще немного и прощаемся. Я готова уже отключиться, но Крис вдруг говорит:
— Что с тобой?
Я немного теряюсь.
— Что ты имеешь в виду? — уточняю я, выходя из закусочной и неспешно идя по тротуару. Прямо передо мной высится медиафасад небоскреба. Показывают новости, в которых — словно назло! — говорится о недавнем конкурсе «Твой рок». Я вижу продюсера Макса Уолтера и группу из трех парней и девушки, которая стала победителем конкурса. Девушка кажется мне знакомой — точно, мы встречались на последнем туре.
Несмотря ни на что, я рада за нее. Вероятно, она достойней.
Они достойней.
Но это не значит, что мы сдадимся. Нет.
— Чувствую, что что-то не так, — выдает в это время Кристиан. — Ты не такая, как всегда.
— Вроде бы обычная, — устало отзываюсь я, поворачивая вправо и переходя дорогу. Медиафасад я больше не вижу.
— Где ты сейчас находишься? — спрашивает внезапно Крис.
— Рядом с метро. Добираюсь домой после работы.
— Какая станция? — не отстает он.
— Зачем тебе? — сдуваю я прядь волос, выбившихся из высокого хвоста.
— Я приеду к тебе и отвезу домой, — выдает Крис.
— Тебе нечего делать? — спрашиваю я с недоумением.
— Может, и так. Скажи, какая станция. И я приеду к тебе. — В его голосе я слышу уверенность. Крис из тех людей, которые настаивают на своем до последнего. Мне нравится это и не нравится одновременно.
— Санни, — его голос становится жестче, — какая станция?
Наверное, это было лишним, но желание встретиться с ним пересиливает доводы рассудка. И я говорю.
— Дай мне полчаса, — говорит Крис. Судя по звукам, он спускается по лестнице. — Я приеду.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Я буду ждать тебя в сквере рядом с метро. Слева от него.
— О’кей. Жди.
Он отключается, а я бреду к скверу — он небольшой, квадратный и являет собой единственный зеленый островок в округе. Тут стоят лавочки с коваными спинками, растут отцветшие весной кустарники, за которыми кто-то аккуратно ухаживает, и всюду гуляют люди, несмотря на очень позднее время. Чем нравятся мне центральные районы Нью-Корвена, так это тем, что жизнь здесь кипит круглосуточно и нет никакого деления на ночь и день.
Прохладно. Ветер то поднимается, то вдруг затихает и прячется, как игривая кошка. Я сижу и жду Криса, посматривая на телефон. Время тянется медленно, как горячая карамель. В какой-то момент я встаю и начинаю прыгать на месте, чтобы согреться — помогает.
Полчаса прошли. Криса все еще нет. Я распускаю волосы — так теплее, и говорю себе, что еще пять минут и уйду.
Первым меня замечает сидящий ближе всех к двери Чет.
— О! — говорит он нарочито громко. — Моя любовь пришла! Ласточка, а у нас гости.
Все замолкают и смотрят на меня.
— Какая я тебе ласточка? — с тихой насмешкой говорю я Чету. А потом спохватываюсь и объявляю на всю гостиную: — Добрый вечер!
Со мной недружно здороваются. Хью, Уилл и незнакомец возвращаются к бумагам. Лилит заговаривает зубы Октавию. И только Лестерс хорошо поставленным голосом театрально обращается к Чету — они как раз сидят напротив друг друга:
— А я ведь говорил тебе, дружище, что твоя подруга тебе изменяет. Опять ее привез какой-то незнакомый тип на байке.
Наверное, он видел нас с Крисом в окно. Крис не снял свой шлем, и Дастин его не узнал.
— Ничего страшного, — лениво отмахивается Чет, — у нас свободные отношения. Пусть развлекается. Я же знаю, что она вернется ко мне. Да, моя малышка?
— Да, котик, — подхватываю я его игру.
Дастин недовольно кривит губы.
— Я так скучал, моя хорошая, — ласково говорит Чет. — Обнимемся?
— Позже. Хочу знать, что происходит?
— Нужно подписать договор о неразглашении сведений, — отрывается от документов Хью. — Мы почти закончили.
И снова отворачивается.
Что? Серьезно?
У меня такой недоумевающий взгляд, что Лестерс вставляет со своего подоконника как бы между прочим:
— Знаменитостям постоянно приходится заботиться о своей безопасности.
— Вынужденная мера, — вальяжно добавляет Октавий. Лилит тут же начинает мелко кивать. У меня такое чувство, что она сейчас его съест. Ну, или начнет облизывать, как кошка-мама своего котенка. Впрочем, у Кирстен вид не лучше — кажется, она в восторге от Лестера.
— Согласен, — откликается Дастин. — Издержки профессии.
— Точно, — немедленно соглашается Октавий.
У меня такое чувство, что эти двое неплохо поладили. И когда только успели?
— Если вы так радеете о безопасности, — сухо говорю я, — могли бы просто прислать к нам юриста. И мы бы все подписали.
— Мы решили проконтролировать процесс, — отозвался с ноткой легкого раздражения Лестерс.
— Да, именно, — смахивает челку Октавий. Все-таки он слишком хорошенький для брутального рок-стар.
— А хочешь чаю? — продолжает виться вокруг него Лилит. — А кофе? А хочешь, я сделаю булочки с корицей?
В какой-то момент Октавий просто берет ее за руку и усаживает к себе на колени — теперь кажется, будто хозяин держит ласковую надоедливую кошку, небрежно прижав к себе, чтобы не мешала и не лезла под ноги. Лилит не теряется, устраивается поудобнее, льнет спиной к его груди, откидывая назад голову. Я даже замечаю, как она прикрывает глаза, и меня это немного пугает. Нельзя влюбляться в этого человека.
Чет лениво встает со своего места и так же лениво обнимает меня. Кирстен хихикает.
— Как дела, дорогая? — спрашивает он заботливо. — Как прошел день? Кто подвез тебя домой?
— Тот тип из бара. У нас было свидание.
— Надеюсь, меня ты любишь больше, чем его? — делает вид, что дуется, Чет.
Я смахиваю с его плеча невидимую пылинку.
— Разумеется, дорогой. Ты для меня на первом месте.
Лестерс смотрит на нас как на идиотов и едва заметно качает головой. Почему мне так смешно?
— Друзья, — громко говорю я, вставая ровно в центр гостиной. — Еще раз — я не совсем понимаю, что происходит. Но мне бы очень хотелось разобраться. Меня это напрягает — я возвращаюсь домой и вижу какой-то балаган. Словно и не к себе пришла.
Дастин спрыгивает с подоконника и идет ко мне. За его спиной Кирстен делает мне какие-то знаки. Кажется, она под большим впечатлением.
— Мы с ним, — кивает Дастин на Октавия, — не хотим, чтобы чей-то длинный язычок разболтал что-нибудь о нас широкой общественности. Только и всего.
— Да-да, пару минут, сейчас нужно будет всего лишь подписать кое-какие документы, — снова оборачивается на мгновение Хью.
— Мы ничего не разболтаем, — отвечаю я Дастину раздраженно. — Можно подумать, мы — информаторы для твоих любимых папарацци.
— Особенно если вспомнить те фотографии, — ехидничает он. — Конечно, это не вы.
— Не мы. Я подпишу твои чертовы бумаги, и убирайся.
— Да без проблем, — кривит он губы в улыбке. — Или, ты думаешь, мне нравится тратить время на такие глупости? Иди лучше к своему парню, он скучает.
— Он мне не...
Договорить я не успеваю — появляется Чет и снова пытается обнять меня, изображая пылкого возлюбленного.
— Милая, иди же ко мне, — шепчет друг. Он настолько плохо играет, что я удивляюсь, как опытный актер Лестерс поверил в это. Неужели не заметил фальши?
— Чет, хватит, — прошу я.
— Я так скучал. — Дует он мне в ухо. Ужасно щекотно.
— Перестань, — пихаю я его в бок.
— Почему ты такая злая? — спрашивает Чет, явно пытаясь не захохотать. — Будь добрее, Санни!
— Твой парень говорит дело, — замечает Лестерс, который внимательно за нами наблюдает.
— Включай мозги, — ласково предлагаю ему я. — Это полезно и не больно.
— Что ты сказала? — теперь начинает злиться Дастин.
— Что слышал. С какого перепуга ты решил, что Чет — мой парень? Мы друзья.
— Ты уже отправила меня во френдзону? — ненатурально ужасается Чет. — Ласточка, как же так? Мне больно. — Он демонстративно хватается за сердца.
— Перестань над ним издеваться, — велю я ему. — Ты же видишь, что он не в себе.
— Кто? Я? — тут же возмущается Лестерс. — Я в себе, да еще как!
— Вы можете поставить свои подписи, — сообщают нам в это время.
Кирстен, Лилит и я садимся на диван и внимательно читаем договор. Лилит заканчивает первой и говорит, что все нормально. Она ставит подпись и уходит в свою комнату вместе с Октавием — хочет ему что-то показать. А я назло долго сижу над договором, потому что это раздражает Лестерса.
— Ты скоро? — то и дело спрашивает он.
По законам моего сердца.
Дастин устроился на заднем сиденье машины непривычно молча и смотрит в окно, на ночной город. Но он не замечает, как мелькают его искрящиеся огни, не чувствует скорости, не слышит ничего, кроме стука своего сердца.
Он до сих пор слышит ее голос.
«Поцелуй меня».
Надо было сдержаться. Просто уйти. И забыть.
Но Дастин не смог. Она просила, и он сделал это. Поцеловал. Без желания доказать что-либо — ей или себе. А просто потому, что ему захотелось снова почувствовать тепло ее мягких губ и настойчивых рук.
Он смотрит на ладонь, лежащую тыльной стороной на колене. И почти видит в своих пальцах ее рыжие волосы. Это видение мимолетно, но приятно.
Жалеет ли он? Определенно, нет.
Хочет ли продолжения? И сам не знает — слишком все странно.
Поцеловал бы снова? Да. Да, черт возьми, да!
В этом проклятом коридоре он едва не сошел с ума, когда Санни была с ним. Каждое ее прикосновение отзывалось в его теле звуком разлетающихся на осколки хрустальных масок из его личного запаса. А поцелуй — глубокий и по-своему сумасшедший — заставлял забывать обо всем на свете.
Дастину почему-то больше всего запомнились две вещи. Как Санни мимолетом касается его живота ладонью, цепляя ногтями пряжку ремня и заставляя мышцы напрячься. И как падают изломанные плотные тени на ее лицо — создается контраст, и кажется, будто левая часть лица остается во тьме.
От нее всегда пахнет едва уловимо, но безумно приятно — он заметил это еще тогда, когда Санни упала на него на той крыше. Тогда он так ошалел, что не сразу пришел в себя. Но уже тогда отметил это для себя — у ненормальной рыжей странный, но притягательный аромат духов. Или это ее запах? Дастин не знает. Но вспоминает, как пахнут ее волосы и изгиб шеи.
Летний полдень.
Нагретая на солнце одежда.
Легкая пудровая дымка.
Волны теплого едва уловимого карамельно-травяного ветра.
Санни Ховард пахнет солнцем. Летом. Уютом.
Дастин улыбается своему желанию вновь обнять ее. Стать ближе к солнцу — заманчиво.
— Ты в порядке? — перебивает его мысли мягкий голос сидящего за рулем Хью.
— А? — не сразу понимает Дастин, что тот говорит. — Что ты сказал?
— Ты в порядке? — чуть громче повторяет Хью.
— Относительно, — пожимает плечами актер.
— Зачем ты к ней ездишь? — спрашивает вдруг Хью. В его голосе — любопытство.
— К кому? — сердито выдыхает Дастин. Он все еще чувствует слабый солнечный аромат.
— Не придуривайся. Санни Ховард, твое рыжее счастье, — смеется Хью. Санни ему нравится. Он видит в ней свет — солнце бьет из-под ее ресниц. Он отлично научился видеть свет в людях, когда стал работать в шоу-бизнесе.
В темноте даже тусклый блик становится заметным. Санни Ховард — настоящий луч солнца, рассекающий тьму.
— Скорее, несчастье, — ворчит Дастин. И откидывается на мягкую спинку сиденья.
— Она тебе нравится? — не отстает Хью.
— Не знаю.
— Что вы делали в том коридоре?
— Разговаривали.
— Точно?
— Слушай, приятель, что за вопросы?! — взрывается наконец Дастин.
— Я видел, как вы целовались, — благодушно улыбается Хью. — Было горячо. Я чуть не загорелся. — И он начинает усиленно дуть на руку, словно сдувая с нее пламя.
— Идио-о-от, — закатывает глаза Дастин. — Я просто проверял, играет ли она в нашей команде.
— В какой? — уточняет Хью. — «Черные вепри»?
— Гетеросексуалов.
— А-а-а, — весело тянет его менеджер. — И как? Забила гол?
— Нет, — усмехается Дастин.
— Ты забил? — продолжает спрашивать Хью.
— Притащился ты, и мы оказались в офсайде, — с досадой в голосе отвечает Дастин.
— Как жаль. Милая девочка. Певица, верно?
Дастин кивает и думает, что никогда не слышал, как она поет. Да и игру на гитаре слышал лишь раз. В тот день, на крыше, когда Франки и ее черноволосая подружка думали, что никого, кроме них, там нет. Он сидел с другой стороны и курил, устав от всех, когда они пришли. И вынужден был слушать их болтовню. Что они тогда обсуждали? Его в фанфиках?.. Помнится, это сильно повеселило Дастина, и он даже едва не засмеялся вслух. А потом они перешли на обсуждение его личной жизни и характера, что ужасно его взбесило. И он не смог больше прятаться. Вышел.
Занятное первое знакомство.
Может быть, попросить Франки учить его играть на гитаре? Все равно для будущей роли рок-звезды он будет заниматься этим. С ней уроки будут забавными.
— Она играет на гитаре? — словно слыша его мысли, спрашивает Хью, продолжая мягко, но уверенно вести машину. — Профи?
— Учится в Хартли. И играет в своей группе.
И когда он, Дастин, успел выучить ее биографию?
— Может быть, тебе брать у нее уроки? — предлагает Хью.
— Я хотел брать уроки у настоящих мастеров. — Дастин делает вид, что его не устраивает это предложение. Ведь не может же он сказать Хью, что это отличная идея?!
А тот, кажется, прекрасно понимает его настоящие мысли и только неоднозначно хмыкает.
— Я поговорю с ней об этом, — обещает помощник менеджера. — Санни — неплохой вариант. К тому же она связана с тобой договором о неразглашении данных. Удобно и безопасно.
Дастин пожимает плечами. Ему ужасно хочется, чтобы Санни спела ему. Уверен, что ее голос прекрасен.
И тут же он вспоминает голос Дианы. Голос, покоривший его еще несколько лет назад, когда он был никем. Голос, который давал ему силы и наполнял уверенностью. Голос, который казался ему голосом ночного морского неба, укрытого звездной вуалью.
Ему кажется, что он предает ее. И надеется, что завтра при встрече снова почувствует то волшебство, которое всегда дарил ему ее голос. Это странно, наивно, ванильно даже, но это правда. Чужой голос может значить слишком многое.
— А ты не боишься, что она будет... как Сальма? — спрашивает вдруг Хью.
Мы останавливаемся друг напротив друга. Что Лестерс делает здесь вместе с Мунлайт? Что происходит?
— Ого, какая встреча, — улыбается Крис, но мне не нравится выражение его глаз. Что-то здесь не так. Я не верю в совпадения.
Диана смотрит на нас недобро. В ее взгляде — напряжение. В моем, наверное, тоже. И я стараюсь не смотреть на нее — слишком живы во мне воспоминания о нашей последней встрече. Слишком сильно въелись мне в память слова ее матери.
— Что ты тут делаешь? — требовательно спрашивает у меня Лестерс. Кажется, и он недоволен встречей.
— А ты? — уничтожающе смотрю я на него.
— Я тут живу.
— А я помогаю Крису найти квартиру.
— Зачем? — темнеют глаза Лестерса.
— Как-никак Санни — моя девушка. — Кладет мне на плечо руку Крис. — И ее мнение для меня многое значит.
Диана едва слышно фыркает.
— Вот оно что. А я помогаю найти квартиру Ди, — говорит Лестерс и кладет руку на ее плечо. Меня это ужасно раздражает, и я обнимаю Криса за пояс. Надеюсь, мы выглядим достаточно влюбленно.
— И как, нашел квартиру для Ди? — интересуется Крис, в его голосе — ехидство, а взгляд — пустой. В нем — бездна. И это пугает. А еще пугает, что эту бездну вижу только я.
Крис открывается все глубже.
Богатенький сыночек с ветром в голове или человек с бездной во взгляде? А, может быть, все вместе?
— Мы посмотрели пока только один вариант, — отвечает Лестерс. — Сейчас увидим второй.
— Почему в твоем доме? — спрашивает Крис.
— Потому что так мы будем рядом друг с другом, верно, Ди? — спрашивает Лестерс у Мунлайт.
Вот придурок! Меня бесит то, что он — с ней. Вчера был со мной, а сегодня — с ней.
Ее он тоже целует так же нежно, как и меня?
Или для каждой новой девушки у него разные поцелуи?
— Верно, — чуть хрипловато отвечает Диана и говорит, глядя в глаза Крису: — Мы встречаемся.
Крис смеется. А я вдруг все понимаю. Теперь я знаю причину срочной покупки Уилшером квартиры в этом доме.
И как я раньше не догадалась?
Меня наполняет злость, разгоняя кровь и заставляя пульс в висках стучать громче. Но я сдерживаю себя.
— Вот оно что. Мы встречаемся, вы встречаетесь. Торжество любви, верно? — заявляет Уилшер и целует меня в щеку. Я изо всех сил улыбаюсь, хотя внутри все пылает от гнева.
— Не жизнь, а романтическая комедия, — отвечает Лестерс.
— Может быть, устроим двойное свидание? — спрашивает Кристиан шутливо. — Как в романтических комедиях. Вы и мы.
— Почему бы и нет? — вдруг соглашается Дастин и смотрит на часы. — У меня будет еще несколько свободных часов в расписании.
Словно вчера между нами ничего не было.
Я хочу придушить обоих, но все еще молчу.
Диана тоже хмурится. Кажется, ей не хочется делить Дастина с нами. А я не хочу видеть ее.
— Дастин, — подает голос Мунлайт и касается его локтя. — Я не хочу.
Она смотрит на него взглядом беспомощного котенка.
— Извините, двойного свидания не будет. Ди не в настроении, — тут же говорит Дастин.
— Дело не в настроении. А в том, что я не хочу проводить время с мусором, — внезапно выдает Диана.
И я чувствую, как вспыхивает черными огнями бездна в глазах Криса.
— Может быть, мы продолжим, Кристиан? — нервно вклинивается в разговор наш агент по продаже недвижимости, которая успела перекинуться парой слов с коллегой. Кажется, они оба не в восторге от встречи. — У нас еще несколько...
— Я хочу эти апартаменты, — вдруг громко заявляет Крис. — Беру.
— Но... — явно теряется агент, — мы же еще видели не все, и...
— Я сказал — беру, — в голосе Криса — решимость. Его взгляд пронзает Диану. — Или вы плохо слышите?
Уилшер будет владеть апартаментами прямо над апартаментами Лестерса. Умора.
— Какого дьявола ты мешаешь мне? — спрашивает Мунлайт. Я вижу, что она в ярости, которую отлично скрывает.
— Я? О чем ты, Ди? — отлично изображает недоумение Крис.
— Никогда не называй меня Ди, — выплевывает она и поворачивается к своему агенту. — Я беру эти апартаменты.
— Что? — изумляется он. — Мисс Мунлайт, но…
— Оформляйте документы, и как можно скорее, — велит Диана властно.
— Это моя квартира, — громко оповещает всех присутствующих Кристиан. — Идите к черту, мисс Мунлайт.
Он явно наслаждается ситуацией. Бездна в его глазах светится. Мне смешно, хотя злость на них всех никуда не уходит.
Диана хотела подобраться поближе к Лестерсу. А Крис — поближе к Диане. Занимательно.
Я единственный лишний элемент в этом треугольнике. Паршиво. Но я все еще сдерживаюсь.
— С ума сошел? — шипит Диана.
— Слушай, приятель, — укоряюще смотрит Лестерс. — Хватит играть в идиота.
— Я просто купил квартиру, которую посмотрел, — отвечает тот. — Верно же? — обращается он к агенту, которая явно обеспокоена таким поворотом дел.
— Квартира — моя, — безапелляционным тоном заявляет Диана, держа Дастина за локоть. — И если вы не оформите документы как можно быстрее, я обещаю, что у вашей конторы будут проблемы, — не глядя на своего агента по продаже недвижимости, обещает она.
— Моя, — не отступает Кристиан.
— Слушай, хватит, — пытается образумить его Дастин.
— Это я могу сказать тебе, — щурится Уилшер. — Мы с Санни пришли первыми.
— Мусор, — кидает Диана.
— Что ты сказала? — не своим голосом переспрашивает Крис. — Повтори.
— Ты — мусор, — легко повторяет она.
— Уверена? — его голос теперь совсем чужой. И эта бездна...
Это точно милашка Крис Уилшер?
— Уверена.
— Странно, что тебе было хорошо с мусором.
— Заткнись.
— Ты даже кричала оттого, как тебе было хорошо, — продолжает Кристиан.
— Я сказала — заткнись. Закрой свой поганый рот, Уилшер, — велит Диана.
— Хватит, — вмешивается Дастин, прежде чем Крис снова успевает что-то сказать. Он делает шаг вперед — Диана остается за его спиной, бледная от гнева. Я вижу, как она сжимает пальцы в кулаки в бессильной злости.
За разговорами мы добираемся до питомника со скотиш-фолдами[1], и нас встречают дружелюбные хозяева — мистер и миссис Бейлор. Они с энтузиазмом рассказывают о породе и ее особенностях, заставив замолчать даже Питера и Элтона. Поначалу мальчишки недовольничают, ведь они так мечтали о собаке — большой и сильной, а их привезли к котятам! Однако стоило им увидеть маленькие пищащие дымчато-серые комочки с голубыми глазами и трогательными крохотными ушками, как они тают. Мальчишки осторожно гладят котят и даже пытаются с ними играть.
Я сажусь на корточки и тоже беру на руки котенка — его шерсть мягкая, а сам он уморительно-смешной. Я смотрю на него и улыбаюсь. Когда-нибудь я тоже заведу себе кошку.
— Для кого вы берете котенка, мистер Тейджер? Для сыновей или для дочки? — спрашивает миссис Бейлор.
— А? — непонимающе смотрит на нее композитор и смеется. — У меня нет детей. Это мои племянники и... — Он переводит взгляд на меня и подмигивает: — И племянница.
— Ах, вот оно что, прошу извинить, — смущается хозяйка питомника. — Вы просто чем-то похожи — особенно с мисс. Потому я решила, будто они ваши дети.
— Да ничего, — беспечно машет рукой он. — Вообще, я хочу сделать подарок жене. У нас годовщина.
Я отпускаю котенка, и он бежит к своей матери. Мне неловко из-за того, что меня назвали дочерью Джонатана, но в то же время неожиданно приятно. Отца я хотела лишь в детстве, а потом поняла, что не нужна ему, иначе бы не бросил. Но если бы моим отцом был Джонатан, я была бы самой счастливой дочерью в мире.
Я отмахиваюсь от этой мысли, как от досадного недоразумения. Нельзя жить иллюзиями. Мой отец ничем не лучше моей матери.
Питер и Элтон спорят, какого котенка взять. У каждого из них появился свой фаворит. Питер хочет единственного в помете рыжевато-кремового котенка с шустрым нравом и янтарными глазами. А Элтону безумно нравится котенок тигровой расцветки с игривыми лапками и медовыми глазами. Братья не собираются друг другу уступать — они уже успели полюбить котят. Они едва ли не дерутся, а потом рыдают от злости.
— Берем обоих, — решает наконец Джонатан.
Мальчишки кричат от радости — их глаза светятся от счастья.
Обратно мы едем с двумя котятами, которые все время пищат — Питеру и Элтону приходится все время успокаивать их и вести себя почти примерно.
— Вы уверены, что это подарок Саманте, а не мальчикам? — спрашиваю я у Джонатана.
— Уже не очень, — честно отвечает он. — Думаю, мне стоит заехать в букинистический магазин. Знаешь, Саманта не ценит украшения, но влюблена в книги. Кстати, хочу пригласить тебя на наш праздничный ужин.
— Ох, нет, — спешно отвечаю я. — Не хочу мешать.
— Брось, кому ты помешаешь? — пожимает плечами Джонатан. — У нас будет не так уж и много гостей. Только свои. В том числе Элинор Фелпс.
Он знает, чем меня можно соблазнить.
— Но тогда мне надо будет заехать домой и переодеться — не могу же я прийти в шортах на праздник. Да и подарок...
Джонатан закатывает глаза.
— У нас все просто, Санни!
И я соглашаюсь.
* * *
Диана бесцельно бродит по комнатам, расположенным прямо над апартаментами Дастина. Она до сих пор чувствует присутствие Уилшера — едва уловимый морской аромат его одеколона, который раздражает ее не меньше, чем сам Крис. Агент, усиленно делая вид, что ничего не произошло, показывает квартиру, рассказывает обо всех ее достоинствах и нахваливает так, что хочется попросить его заткнуться. Но Диана молчит. Просто слушает и молчит. И ждет, когда вернется Дастин, который отошел позвонить. Диана надеется, что не Санни. Только не ей.
Она задерживает воздух в легких, бездумно глядя на высокие жемчужно-серые стены столовой. Ей до сих пор не понятно, как это могло произойти? Что за злой рок преследует ее? Или все дело в людях?..
Она всего лишь хотела купить квартиру рядом с квартирой Дастина, пока есть возможность, как подарок на день рождения.Ведь когда отец узнает о том, что она не сможет петь, этой возможности не будет. Ничего больше не будет. Ничего, кроме разочарования. В очередной раз Николас Мунлайт разочаруется в своей дочери. Он не устроит экзекуций, не станет ее наказывать, в конце концов, петь или нет — ее выбор. Но Диана понимает, что не сможет перенести тяжелый взгляд отца, пропитанный ядовитым разочарованием.
Пока он не вернулся из Китая, у нее есть время еще немного почувствовать себя счастливой.
Диане кажется, что она счастлива рядом с Дастином.
Он с удивлением узнал о ее желании купить квартиру в этом комплексе, но легко согласился на то, чтобы помочь с выбором. И даже сдвинул ради нее свое расписание, перенеся интервью и фотосессию на более позднее время.
Его согласие стало для Дианы лучиком света в ее персональном царстве тьмы. Но что в итоге? Объявился Уилшер и устроил скандал. Опозорил ее перед Дастином и этой самоуверенной рыжей девицей. Унизил, точно зная, куда бить.
Диана чувствует себя птицей с подбитым крылом. Она понимает, что и сама перегнула — но появление Криса ужасно разозлило ее. Откуда он тут взялся? Тоже захотел купить квартиру? Узнал о ее планах и назло ей решил их испортить? Захотел поиграть с ней снова, возомнив себя кукловодом? Да еще и Ховард с собой приволок, как собачку на поводке. Думает, что Диана будет ревновать его к ней?
Она невольно вспоминает, как Санни обняла его, не давая Кристиану ответить на удар Дастина. И почти тут же память подсовывает ей момент из прошлого, где она сама обнимает его, подставляя лунному серебряному свету свою обнаженную спину. А он гладит ее по волосам и целует в скулы и щеки.
Урод.
Настоящий мусор.
Диану передергивает от отвращения к самой себе. И она беззвучно выдыхает — так, что напрягается каждая жила на тонкой шее.
Агент, ничего не замечая, самозабвенно вещает о том, как прекрасен дизайн.
Возвращается Дастин, на ходу пряча телефон в карман джинсов.