– Я хочу перевезти вас в Москву, – объявляет Мурад.
– Зачем?
– Затем, что ты моя жена, – четко проговаривает он. – Пора уже начать вести нормальную семейную жизнь.
– Ты имеешь в виду, пора уже переезжать в твою спальню? – смело спрашиваю я.
Прошли те времена, когда я могла позволить себе быть скромной. С Мурадом либо прямо, либо никак. Я уже уяснила это на опыте прошлых лет.
– И это тоже, – нагло заявляет он. – Я и так слишком долго ждал.
Я истерически смеюсь, потому что в моей душе сейчас царит всепоглощающий ужас и страх. За маму, за малыша, за свое будущее. Но выдать их перед этим мужчиной слишком унизительно.
Перед моим мужем.
Какое чуждое понятие. Ведь он ненастоящий – фиктивный, как мы оба договорились с самого начала. А теперь, вдруг, Мурад решил нарушить эту договоренность.
– Ты не можешь ставить мне такие условия, – говорю решительно, хотя в голосе проскальзывает предательская дрожь. – Я никогда не соглашалась на настоящий брак. Мы чужие друг другу.
– Не ты ли совсем недавно заявляла, что мы семья? – глумится он.
– Моя семья – это мама и Амир. Ты мне никто, Мурад. Муж на бумаге и только.
– Это моя мать и мой сын, Самира, – с металлом в голосе чеканит он, морозя меня ледяным взглядом. – Если мы разведемся, они не будут иметь к тебе никакого отношения.
– Мать и сын, которых ты навещал раз в год! Да я им большая семья, чем ты когда-либо был!
– Не утрируй, – отмахивается от меня Мурад. – Суть в том, что ты или принимаешь мои условия, или убираешься из моего дома.
– Никогда! Я скорее буду побираться, чем стану тебе настоящей женой!
– Отлично, – гадко усмехается он. – На это я и надеялся. Если бы не просьба мамы, я бы тебе и шанса не дал. Или ты думала, что я, вдруг, воспылал к тебе страстью, принцесса доморощенная? Можешь паковать вещички, скоро в эту семью войдет новая невестка. Я и так был слишком добр, позволяя тебе жить здесь, учитывая наше прошлое.
– Вот и найди! Я не настоящая жена, так что забудь о моем существовании, как делал это до сих пор! Женись и уезжай в Москву с той, кто этого хочет, а мы продолжим жить так, как жили.
Он язвительно смеется и меня передергивает от этого звука.
– Ты действительно думаешь, что я позволю тебе воспитывать своего сына, когда у него может появиться настоящая мать?
– Он считает меня своей матерью.
– Пока он слишком мал, это недоразумение можно исправить. Его матерью будет лишь моя жена, Самира. А тебя он забудет.
– Мама не позволит… – отчаянно цепляюсь за соломинку.
– Мама может общаться с тобой, если захочет, но ты больше не будешь с нами жить. Я не собираюсь всю жизнь провести монахом рядом с самовлюбленной девицей только ради того, чтобы у моего сына была мать. Я найду более достойную женщину на эту роль.
– Но никто не будет любить его так, как я… – Мой голос осекается, когда предательская слеза бежит по щеке. Я резко вытираю ее, злясь на саму себя за эту слабость перед ним, но к моему удивлению, лед на лице этого монстра разбивается, являя наружу вполне человечное выражение.
– Поэтому я и предложил тебе сохранить наш брак, – говорит Мурад. – Я готов смириться с твоим характером ради сына. Тебе всего лишь нужно выполнять свои супружеские обязанности, и кроме того… Я хочу еще детей, Самира. Мой сын заслуживает узнать, каково это – иметь поддержку брата или сестры. Я совершил ошибку, оставив его на чужую опеку и хочу исправить ее, пока не стало слишком поздно и он не вырос с вечно отсутствующим отцом. Тебе решать, хочешь ли ты принимать в этом участие.
– Это шантаж, – все еще не веря, качаю головой.
Мужчина недовольно поджимает губы, глядя на меня, как на дурочку.
– Это предложение, причем очень щедрое, Самира. Я – тот, кто проигрывает в этой сделке. В конце концов, именно я – тот мужчина, унижать которого тебе доставляло такое удовольствие. Это не дает мне причин желать тебя в жены, но я всегда был добр к тебе. И хотя таким, как ты, никогда этого не понять, а мне еще жить с тобой всю жизнь, зная, что ничего хорошего, кроме привязанности к моей семье, в тебе нет, я все равно готов пойти на этот шаг. Решай теперь, чего ты хочешь от жизни.
Добро пожаловать в мою новую историю! Не забудьте поставить книге звездочку и добавить в свою библиотеку)))
Предыдущие книги цикла ("Нелюбимая жена" и "Навязанная жена") читать необязательно.
Несколько лет назад
– Давай, поезжай быстрее, я опаздываю! – говорю я таксисту, захлопывая за собой дверь машины.
– И тебе доброе утро, Самира, – хмыкает он, заводя мотор. – Какую лекцию ты решила прочитать мне на этот раз?
– П– ф– ф… Больно надо! Просто решила дать тебе возможность заработать, раз уж у вас с Лялей сегодня свидание. Не хочу, чтобы моя любимая кузина осталась голодной.
Мурад напрягается, но не отвечает на оскорбление. Молча ведет машину, делая вид, что я обычная клиентка, с которой не нужно разговаривать.
– Ты же говорил, что не будешь принимать заказ от моего адреса, чтобы не нарываться на меня, – подначиваю его я.
Мурад прав, я действительно вызвала машину, чтобы в очередной раз попытаться повлиять на него. Не могу упустить случая заставить его включить голову и понять, что он Ляле не пара. Я, конечно, верю, что он действительно любит ее и не в корысти дело, в конце концов, ее семья по сравнению с моей имеет всего лишь средний достаток, но он– то совсем нищеброд! К тому же, единственный кормилец в семье, состоящей из смертельно больного брата– инвалида и просто больной матери. По– человечески мне их жалко, но я не могу позволить своей кузине и лучшей подруге испортить свою жизнь, выйдя замуж в эту семью. Они просто отравят ее существование, а любовью, как известно, сыт не будешь.
– Лейла ночевала у вас вчера, я думал, это она вызвала такси, – уточняет Мурад, бросая на меня взгляд в зеркало заднего вида. – Не думал, что придется везти саму госпожу Самиру.
– Хорошо, что ты понимаешь разницу в нашем социальном статусе, Мурад. Я действительно госпожа по сравнению с такими, как ты, так что меня это звание не задевает. Жаль только, что, когда дело касается Ляли, это уже не работает. А я ведь хотела познакомить ее с одним из приятелей моего жениха. Он человек нашего круга и друзья у него – все достойные мужчины с высшим образованием и высокооплачиваемой работой.
«Не то, что у тебя» – повисает между нами очевидная мысль.
– Образование у меня есть, а чтобы устроиться на высокооплачиваемую работу нужны связи, как ты знаешь. Но не волнуйся, Ляля знает, сколько я зарабатываю и что могу себе позволить. Если ее это устраивает, то почему ты вечно пытаешься встрять со своим, вне всякого сомнения, авторитетным мнением? – пытаясь хотя бы в голосе сохранять вежливость, спрашивает Мурад, но по его стиснутой челюсти я вижу, что он едва держится.
– Потому что не для того ее растили, чтобы она становилась женой нищеброда! – откровенно заявляю я.
Мурад багровеет от гнева и резко сворачивает к обочине, останавливая машину с громким визгом шин.
– Пошла вон! – выплевывает он, вцепившись в руль до побелевших костяшек.
– Да как ты смеешь! Я клиент.
– Вон, Самира, или я тебя просто сам выкину! – оборачиваясь, цедит мужчина, и выражение его лица настолько пугающее, что я проглатываю гордость и нащупав ручку, почти выпадаю из машины, спеша ее покинуть.
Он уезжает, оставив меня на половине пути до салона красоты, в который я реально опаздываю, и я клянусь настрочить ему самый плохой отзыв, который только смогу придумать, как только поймаю другую машину.
***
В тот день я впервые назвала Мурада Хайдарова нищебродом в лицо, хотя в разговорах с Лейлой всегда именно так его и именовала, показывая этим все свое презрение к ее выбору. Тогда я еще не знала, что этот нищеброд запомнил. Что это было одним из самых унизительных моментов в его жизни. Что с тех пор он возненавидел меня настолько, что стал ассоциировать даже не с человеком, а с каким– то паразитом, у которого нет чувств, кроме эгоизма и который не заслуживает по отношению к себе ничего, кроме презрения.
Ирония судьбы заключается в том, что своего я все же добилась. Моя душевная подруга Ляля не стала женой этого недостойного ее таксиста. Нет, она вышла замуж за моего жениха Тимура. Мужчину, красивее которого я никогда в своей жизни не встречала. Достойного, умного и богатого. Который любил меня до одури и которого, несмотря на дальнейшие мои поступки, я тоже, по– своему, любила. Не так сильно, как себя, как свою семью, но любила. Однако, между ним и своей умирающей матерью я выбрала ее, сбежав за несколько дней до свадьбы, так как он не хотел меня отпускать к ней, а бедняжке Ляле пришлось меня заменить в роли невесты, чтобы спасти от позора нашу семью.
Это событие повлекло за собой слишком много последствий, чтобы я могла без горечи вспоминать об этом. И главным образом, привело меня к тому месту, в котором я сейчас нахожусь – месту сиделки при больной матери того самого нищеброда, с которым мы по ужаснейшему стечению обстоятельств, поменялись ролями.
Пожалуй, его почетное звание, которое с таким высокомерием срывалось с моего языка, теперь перешло мне. Потому что я больше не та Самира, которой была когда– то. У меня нет денег, нет семьи и нет будущего. Я никто. Жалкая, отчаявшаяся девушка, которую просто пожалели и из милости взяли в дом. И даже эта милость исходит не от Мурада, а от его жены и матери, которые чудом уговорили его дать мне шанс. Ниже упасть в моем положении уже просто невозможно.
***
– Мира, что ты там копаешься? – поторапливает меня мачеха, пока я сижу в примерочной, тупо глядя в зеркало на себя в свадебном платье, которое должна была снять еще десять минут назад.
Платье красивое и очень идет мне. Не такое роскошное и дорогое, как на первой моей несостоявшейся свадьбе, но все равно шикарное. Я, наверное, буду прекрасной невестой. Настолько прекрасной, чтобы мой жених забыл о некоторых моих проступках в прошлом. Таких, как бегство из дома перед свадьбой с уважаемым в обществе человеком, и проживание одной, без надзора семьи, в другой стране. Развращенной Европе, как они выражаются.
Мой отец даже закрыл глаза на то, что новый жених по возрасту ближе к нему, чем ко мне. Или на то, что быть мне второй женой, а не первой и единственной. Главное, что вообще нашелся человек, готовый жениться на мне – вчерашней беглянке с подмоченной репутацией.
– Ты в своем уме?! – на полном серьезе спрашиваю я жену. – Какое нам дело до того, что эта девушка не хочет выходить замуж? Пусть сама разбирается со своей родней!
– Она не может, Мурад! Ты ведь знаешь, кто ее отец, – заламывает руки Луиза.
Уж я– то, знаю. Слишком хорошо знаю. Видит Бог, я презираю весь их род, во главе с отцом Самиры Анваром, который железной рукой руководит не только своей семьей, но также и семьями своих братьев и сестер.
– Мне нет до этого дела! – отрезаю бескомпромиссно. – Я не хочу видеть эту девушку в своем доме.
– Но она моя единственная подруга, Мурад! – продолжает давить Луиза, сложив руки на выпирающем из– за беременности животе и явно подчеркивая, что в ее положении я не должен ее расстраивать. – Пожалуйста, ей необходима помощь!
– Если бы ты была на ее месте, она и пальцем не пошевельнула ради тебя. Я прекрасно знаю, что представляет из себя Самира. Ты выбрала не того человека для дружбы.
– Ты просто предвзят, потому что не любишь их семью, – обвиняет меня жена. – Мама, скажи ему! Я клянусь, Самира хорошая! Вы сами это поймете, когда познакомитесь с ней.
Мама, которая до этого не вмешивалась в спор, смотрит на меня с укором. Черт, я слишком хорошо знаю этот взгляд! Она уже сдалась.
– Я уже знаком с ней, если помнишь, – говорю ей. – Такие люди не меняются.
– Давай дадим ей шанс, – мягко говорит мама. – С нас ведь не убудет, правда? Девочка погостит несколько дней, пока не найдет работу и жилье. Она нас не стеснит.
Я сжимаю зубы, понимая, что бесполезно говорить о том, что дело не в стесненности, а в том, что я не хочу видеть рядом со своей семьей эту ядовитую змею.
Самира – не обычная девушка, как и с плохими, так и с хорошими чертами характера. Она – зло во плоти. Эгоистичная, высокомерная и безжалостная. И когда он раскроет свой рот, из которого льются одни оскорбления, в сторону моей семьи, я, не церемонясь, выкину ее на улицу. А пока, придется смириться с желанием моей сердобольной матери пригреть эту бедную сиротку. Луиза знала, на что давить, когда рассказывала о том, как Самира потеряла больную мать, за которой ухаживала последние пару лет. Мама тут же сравнила ее с собой, ведь она всю взрослую жизнь моего брата– инвалида провела, ухаживая за ним, пока он не умер три года назад.
– Хорошо, приводи ее, – вздыхаю, пытаясь обуздать свою ярость. – Но имей в виду, что как только она начнет вести себя по– хамски, я тут же укажу ей на дверь.
– Она будет лапочкой, вот увидишь! – довольно улыбается Луиза. – Ты не пожалеешь об этом.
Очень в этом сомневаюсь.
***
Чертова лицемерка очаровала маму! Стоило ей появиться на пороге нашего дома, как она начала вести себя, словно всегда здесь жила. Учитывая, что живем мы в небольшом одноэтажном доме советских времен, доставшимся маме от ее родни, я ожидал, что привыкшая ко дворцу Самира тут же начнет кривить рот и выказывать свою брезгливость, но нет. Актриса оказалась хороша. Даже не спросила, почему я не куплю матери жилье получше, раз уж больше не являюсь нищебродом. Такие неуместные вопросы вполне в ее духе.
– У вас такой уютный дом, – улыбается вместо этого лицемерка, разглядывая зал.
– Это дом моего детства, – говорит мама. – Места маловато, но я не хочу переезжать. В моем возрасте хочется лишь тепла и уюта, а не всей этой роскоши, которую так любит молодежь.
– Наш дом тоже уютный, – обижается Луиза, имея в виду трехэтажный особняк, который мы только закончили строить на соседней улице. – Если бы ты хоть немного пожила там, то поняла бы.
– Зачем мне одной такой огромный дом, раз вы с Мурадом все равно живете в Москве? – снова начинает привычный спор мама.
– Но мы ведь приезжаем в гости, мама! И вместо того дома, живем здесь, с тобой. Когда появится малыш, у него даже своей детской здесь не будет.
– Луиза, хватит! – одергиваю ее.
Меня злит ее твердолобость в этом отношении. Так и хочется рявкнуть, что она сама всю жизнь прожила в таком же доме, не имея отдельной комнаты. Я и представить не мог, что в моей будущей жене столько спеси и самолюбия, когда женился на ней. Она была бедной сиротой без перспектив даже пойти учиться после школы и о ней все отзывались, как о тихой и скромной девушке. Конечно, по сравнению с Самирой, моя жена – золото. Она хозяйственная, добрая и умная, но иногда в ней проскальзывает снобизм, который меня бесит. Правильно все же говорят, что деньги портят человека. Я и сам далеко не ангел, но взглядов свысока не выношу.
– Пойду, поставлю чайник, – обиженно бурчит Луиза, выходя из комнаты, потому что знает, что ссоры при посторонних я не потерплю.
Мама пользуется этим, чтобы сесть поближе к Самире.
– Дорогая, ты уверена в том, что делаешь? – глядя ей в глаза, внимательно спрашивает она. – Ты действительно не пожалеешь о том, что ушла из дома?
Я тоже внимательно наблюдаю за девушкой, но она остается совершенно бесстрастной.
– Это было тщательно обдуманное решение, тетя. Правда.
– Тогда, наш дом открыт для тебя. Это все твои вещи? – переводит тему мама, указывая на дорожную сумку, которую та притащила с собой.
– Да, я взяла лишь самое необходимое. Боюсь, вещи из моего приданого не подойдут для простой жизни, которую я буду вести вне своей семьи. Мой отец политик и мне постоянно приходилось участвовать в общественных мероприятиях, а также поддерживать начинания других жен и дочерей. Честно говоря, я отвыкла от светской жизни за те годы, которые провела заграницей, и безумно устала от всего этого.
– Слабо верится, – не могу сдержать скептицизм и впервые с момента своего прихода, Самира переводит на меня взгляд своих темных глаз.
– Мурад! – смущенно одергивает меня мать.
– Все в порядке, – слабо улыбается Самира, все еще глядя на меня. – В прошлом я оставила о себе не лучшее впечатление, но с тех пор я повзрослела. Тем не менее, я понимаю, что сказанного не вернешь и хорошее отношение к себе заработать не так легко. Я постараюсь как можно скорее найти себе работу и не стеснять вас своим присутствием.
Несколько месяцев спустя
– Тетя, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
– Ох, перестань уже Мира! – разражается она. – Сколько раз говорить, что я в порядке? Голова совсем не кружится, так что в постельном режиме я не нуждаюсь.
– Полежи хотя бы, пока они не приедут, – настаиваю я. – Еще два часа осталось.
– Ни в коем случае! Я хочу, чтобы голубцы были готовы к их приезду. Мурад так их любит.
Я скептически смотрю на ее тщедушную фигурку, еще больше похудевшую после болезни, зорко наблюдая, не пошатнется ли она, но тетя твердо шагает в сторону кухни.
– Я готовлю их ничуть не хуже, так что голодными они не останутся, – привожу новый довод, идя вслед за ней.
– Нет, ты не понимаешь, – вздыхает тетя Разия. – Он заметит, что готовила не я. Это его любимое блюдо, так что ты меня не переубедишь. Все, иди лучше в магазин. Я прекрасно себя чувствую, мне не нужна нянька над душой.
Как бы не так! Тетя Разия болела последние две недели. Мы прокапали курс капельниц и ей еще выписали кучу лекарств, и, хотя самочувствие от этого улучшилось, но не настолько, чтобы она стояла над плитой. Вот только разве эту упрямую женщину переубедишь? С момента моего переезда, Мурад с Луизой впервые приезжают домой из Москвы, к тому же с новорожденным сыном, и она словно летает от счастья, в ожидании скорой встречи, желая приготовить самолично все, что любит ее сыночек.
– Ни в какой магазин я не пойду, пока ты тут одна и не в постели, – отказываюсь я. – Вот как они приедут, тогда и оставлю тебя на них.
– Ну почему ты такая упрямая?! – качает головой тетя, доставая из холодильника фарш, который я заранее разморозила.
Я ставлю кастрюлю для капусты на плиту и наблюдаю, как она выбирает специи.
– Если мое упрямство побеждало твое, ты была бы в больнице. Вот скажи мне честно: почему ты так равнодушно относишься к своему здоровью? А твой обожаемый сын? Засел в этой Москве и знать не знает, какие у его матери проблемы!
– Так Мира, ругайся на меня сколько хочешь, но Мурада не трогай! – начинает кипятиться тетя. – Он мне не надзиратель и знает ровно столько, сколько я ему говорю. Если бы мог, он жил здесь, со мной, но у него работа. Знаешь, как много он раньше трудился за сущие гроши? Какое право я имею мешать успеху своего сына, тем более, что я сама предпочла остаться на родине, когда он хотел забрать меня с собой? Вот стану совсем немощной – тогда и буду жить с ним, а пока, я еще на своих двоих и в здравом уме, так что в няньках не нуждаюсь!
«А кто тогда я?» – хочется съязвить мне, но я вовремя прикусываю язык.
Промываю рис и подаю ей, пока она занимается фаршем.
Видит Бог, тетя напугала меня до полусмерти! Я знала, что она не совсем здорова, но за те месяцы, что мы вместе прожили, она вполне хорошо себя чувствовала, а тут неожиданно слегла. Мне пришлось чуть ли не силком тащить ее в клинику, потому что она настаивала, что просто отлежится и ей станет лучше, а когда ей назначили серьезное лечение, наотрез отказалась от госпитализации. И даже запретила мне говорить Мураду и Луизе, что она больна, неразумная женщина!
Сейчас, когда ей значительно полегчало, страх ее потерять пошел на убыль, но до чего же она бесит, пытаясь начать уже делать что– то по дому! На что я, спрашивается?
– Перестань дуться! – требует на мое молчание тетя. – Иди в магазин, я говорю. Хочешь, чтобы тебя уволили? Восемь утра уже! Ты и так на две недели отпуск брала.
– Меня уволили, – бурчу я, доставая капусту. – Я собиралась сегодня по собеседованиям пройтись, но раз ты тут решила стать шеф– поваром, я, пожалуй, отложу это дело, потому что за тобой глаз да глаз нужен.
– Как уволили?! – потрясенно оседает на стул тетя. – Почему?
Вот блин! Надо было промолчать.
– Я повздорила с менеджером, – лгу, не глядя ей в глаза. – Ты же знаешь, меня иногда заносит.
Тетя молчит, внимательно глядя на меня, пока я не начинаю нервничать. У этой женщины взгляд словно сканер. Попробуй только солги.
– Тебе не дали отпуск, да? – наконец, вздыхает она. – И ты все равно осталась дома, ухаживать за мной.
– Это была не такая уж важная работа, – пожимаю плечами. – Продавцы везде нужны, так что я быстро найду другую. Не волнуйся зря.
– Эх, Мира, Мира… Ты должна была мне сказать!
– И что, ты тогда легла бы в больницу? – приподнимаю бровь.
– Может и легла бы! – злится тетя. – Но точно не позволила бы тебе уйти с работы. Ты же на повышение шла!
– Ох, перестань уже! Подумаешь, большое дело. Еще раз, значит, пойду. Учитывая, что я деньги трачу только на личные нужды, а живу и ем здесь бесплатно, то ничего страшного не произошло. Хватит драматизировать.
– Безрассудная девчонка! – продолжает ругаться тетя Разия. – Ты меня до могилы доведешь! Эх, нет на тебя ремня, Самира!
– Взрослая я уже для ремня, – обнимая ее сзади за плечи, подмазываюсь я. – Но если тебе от этого станет легче, то папа в детстве меня порол, если я плохо себя вела. Как видишь, не помогло. Я все еще поступаю так, как сама считаю нужным.
– Ты слишком своевольная, себе же во вред, – ворчит тетя, шлепая меня по обнимающей ее руке. – Вот найду тебе строгого мужа, который спуску не даст, будешь знать!
– Снова ты об этом, – стону я. – Не нужен мне никакой муж, я едва от одного замужества сбежала. Сколько можно меня сватать? Я чуть со стыда не сгорела, когда ты начала этот разговор при той своей подруге. Нельзя так открыто предлагать девушку, еще подумают, что я отчаялась!
– Так тебе уже двадцать четыре, время– то идет!
– Это мое время и меня все устраивает. Все, закрыли эту тему! Теперь до отъезда Мурада буду дома сидеть, потому что знаю я тебя. Дай тебе волю – начнешь с утра до ночи на кухне готовить, чтобы откормить этого своего большого ребенка. Он сам уже отец, а ты никак не перестанешь с ним нянчиться. Вот увижу, что не бережешь себя – все ему выскажу, так и знай!
– Мир, ты ведь справишься с ним? – в который раз спрашивает Луиза, глядя на малыша, которого я держу на руках.
– Да что с ним справляться, он только ест да спит, – смеюсь я. – Иди уже. Тем более, что его папаша скоро будет дома.
После этих слов Луиза смотрит на меня, как на дурочку.
– Если ты надеешься на Мурада, то не стоит. Он типичный мужик, который не считает нужным уметь кормить или переодевать ребенка. Только берет, чтобы приласкать, и все. Был таков, – говорит она.
– Я почему– то не удивлена, – хмыкаю с презрением. – Ну все, уходи. Я не в первый раз сижу с ребенком, не бойся ты так. Мы с Амирчиком очень хорошо проведем время, да пельмеш?
Пельмеш не реагирует, потому что ему всего месяц отроду и он в принципе пока не очень активный человечек. Зато спокойный, если держать его сытым.
После ухода Луизы с тетей, которых пригласили в гости, я несу маленького пельмешка в спальню тети, чтобы не занимать комнату Мурада, если он вернется, и кладу на середину кровати.
– До чего же ты хорошенький, пухляш! Сладенький мой ребеночек…
Целую Амира в белые щечки, а он в ответ смотрит на меня большими темными глазками и сонно моргает. Дождаться не могу, когда он немного подрастет и станет более подвижным! Малыш засыпает сам по себе, мне даже укачивать его не приходится, так что я решаю заняться поиском вакансий в интернете.
Не проходит и получаса, как я слышу шум в гостиной и иду туда, чтобы проверить, кто пришел. И конечно, это Мурад вернулся. Сидит в кресле и разговаривает по телефону. Он делает мне знак не уходить и, я терпеливо жду, пока он закончит свой явно рабочий разговор. Тот словно забывает о моем присутствии, копаясь в своем ноутбуке и одновременно разговаривая, пока я терпеливо жду, прислонившись плечом к косяку. Начинаю невольно рассматривать мужчину, подмечая, что он подстриг свои каштановые волосы покороче и теперь его лицо еще более четко очерчено, демонстрируя острые углы скул и квадратный подбородок с пробивающейся на нем темной щетиной. Ему идет.
– Мама сказала, что они едут к тете Заре, – обращает на меня внимание Мурад, наконец, откладывая телефон. – Я дико голоден. Накормишь?
– Суп на плите, приятного аппетита! – говорю ему, разворачиваясь, чтобы уйти.
– Ну что ты вредничаешь? – останавливает меня его недовольный голос.
– В смысле? – не понимаю я. – Я приготовила суп, иди и ешь. В чем твоя проблема?
– А подать его ты не хочешь? – язвительно спрашивает он.
– А– а– а, ну ясное дело. Ты один из этих, да? – тяжело вздыхаю.
– Из каких «этих»? – с угрозой в голосе спрашивает он, вставая на ноги и делая несколько шагов вперед.
Конечно, Мурад высокий и спортивный, но я почему– то знаю, что физическую угрозу он не представляет, поэтому спокойно реагирую на вспышку мужской агрессии.
– Из шовинистов, – говорю, как есть. – На столе в хлебнице есть нарезанный хлеб, овощная нарезка, специи, тебе всего– то нужно взять тарелку и налить себе готовый суп, но ты и этого не можешь сделать, считая, что женщина должна прислуживать тебе за столом, потому что ты мужчина, так?
– Нет, не так, – с каменным лицом говорит Мурад. – Дело не в шовинизме, Мира, а в том, что у нас так принято. Или твой отец в вашем доме тоже сам наливал себе суп?
– Нет, не наливал, – признаю нехотя. – Ему тоже прислуживала жена или я. Но в том– то и дело, что тебе я никто, и я не обязана обслуживать тебя, как какая– то домработница! Если голоден – ешь. Дело твое.
– А кто ты тогда? – задает он вопрос, который ставит меня в тупик.
Дыхание прерывается, а кровь приливает к лицу. Так вот кто я в его глазах? Домработница?
– Я не слуга вам! – почти рычу на него, сжимая руки в кулаки.
– Твои слова, не мои, – пожимает он плечами с самодовольным видом. – Хотя… Нет, конечно, ты не слуга. Мы ведь тебе не платим. Ты просто девушка, которая убирается и готовит за крышу над головой. Как таких называют?
– Да пошел ты!
Разворачиваюсь и бегу обратно в спальню тети, чтобы он не увидел моих слез. Никогда в жизни меня так не унижали! И кто? Какой– то выскочка, который и ногтя моего не стоит!
Хватит! Это не моя жизнь. До чего я дошла, если позволяю так с собой обращаться? Я не какая– то там дурочка без роду и племени, которая будет терпеть унижения ради крыши над головой! У меня есть гордость и я не позволю втаптывать себя в грязь. Сегодня же соберу вещи и уйду! За месяцы работы в магазине у меня скопилось достаточно денег, чтобы снять небольшую квартирку, потому что я не тратила ни одной лишней копейки, отказывая себе даже в шоппинге. Не зря, как оказалось.
Достаю сумку, с которой приехала в этот дом, и складываю в нее свои вещи, которые все еще хранятся у тети в шкафу. Хоть я жила в спальне Мурада и Луизы, но уезжая, они оставили большую часть вещей здесь, поэтому я продолжала хранить свою одежду в полупустом шкафу тети и это сейчас значительно облегчило мне задачу.
Собираться я заканчиваю уже через десять минут. Осталось лишь дождаться прихода тети, чтобы попрощаться, а пока, ложусь на кровать рядом с сопящим Амиром и беру его за крохотную ручку, утешая себя этим прикосновением к невинному ребенку, голова которого пока еще не забита тупыми понятиями его тупого папочки.
***
Стоит Самире уйти, как я тут же чувствую укол вины. А все из– за выражения ее глаз, в которых застыли слезы унижения.
Когда я стал таким? Опускать кого– то и намеренно нажимать на больные точки не в моих правилах. Однако, именно эта девушка всегда заставляет меня забыть о человечности, когда дело касается ее.
Я уважаю женщин. Меня самого вырастила женщина, причем без помощи мужчины, потому что отец умер очень молодым. Я знаю, что моя мать далеко не глупа и, если она за несколько месяцев жизни с Самирой сумела полюбить ее, значит, что– то в ней есть. Проблема в том, что я этого не вижу.
Смотрю и не вижу в ней ничего, что заставило бы меня относиться к ней лучше. Она такая же заносчивая и самовлюбленная, какой была всегда. Да, маму она уважает, с Луизой дружит, но в каждом ее слове и взгляде я вижу ее суть и она мне не нравится. Красивая пустышка – вот кем является Самира.
Полтора месяца спустя
– Теть, а теть?
– Что? – кисло смотрит на меня тетя Разия.
Признаю, я ее сегодня достала. Из– за праздников у меня три выходных подряд в большом строительном магазине, в который я устроилась в прошлом месяце, и я настолько устала за эти дни сидеть дома, что утомила ее уже своей гиперактивностью.
– Как ты думаешь, когда Мурад в следующий раз приедет? – спрашиваю у нее.
Она переводит взгляд на мой телефон, на экране которого проигрывается новое видео с Амиром, который прислала Луиза, и с улыбкой качает головой.
– Я уж думала, ты по сыну моему соскучилась.
– Фу, сдался он мне! Я из– за пельмеша. Разве ты по нему не скучаешь?
– Конечно, скучаю, – подтверждает тетя. – Дети всегда вызывают такие чувства, пока маленькие. Хочется их зацеловать, затискать и видеть рядом как можно чаще. Вот только, когда он подрастет, начнет везде бегать и хулиганить, ты просто мечтать уже будешь, чтобы они поскорее уехали обратно к себе в Москву и не задерживались у нас надолго. Хотя нет, тебя здесь к тому времени уже не будет.
– Как не будет?! – пугаюсь я.
– А вот так, – лукаво говорит тетя. – Я все еще твердо намерена выдать тебя замуж. Пора уже, Мира, а то так и останешься дома. Вот что ты будешь делать, когда я умру? Одна останешься?
– Ты не скоро умрешь, а я к тому времени уже сама буду в возрасте, – фыркаю я. – Не нужно искать мне жениха. Моя судьба меня сама найдет. Знаешь, сколько парней ко мне ежедневно подкатывают? Это просто я не даю им шанса, потому что пока не готова к таким обязательствам.
– Глупая ты, Мира, – качает головой тетя. – Тебе свои дети нужны, а ты все чужих ждешь.
– Будут у меня и свои, чего ты волнуешься? Мне же не сорок лет!
Наш спор прерывает звонок телефона тети. Она берет трубку и почти сразу же меняется в лице.
– Как? – шокировано выдыхает тетя Разия. – Что произошло?
Из ее глаз текут слезы и она громко всхлипывает, закрывая рот рукой, пока я смотрю на нее, напуганная такой реакцией. Неужели, кто– то из ее родственников умер? Вроде двоюродная бабушка в последнее время плохо себя чувствовала.
– Боже мой, сынок… Крепись, мой мальчик! Я буду ждать вас. Приезжайте домой.
Она бросает трубку на диван и, уткнувшись лицом в ладони, громко рыдает.
– Тетя, что случилось? – бросаюсь к ней, вне себя от тревоги. – Теть… Скажи, пожалуйста!
– Луиза… – сквозь всхлипы выдавливает из себя тетя Разия. – Она скончалась, Мира.
– Как скончалась? – не могу поверить в это. – Что случилось?
Тетя качает головой, размазывая слезы по лицу.
– Машина сбила. Насмерть. Умерла наша девочка…
Я стою в ступоре, не в силах в это поверить. Как такое вообще возможно? Я ведь еще утром с ней переписывалась! Она прислала видео с Амиром, сказала, что собирается в салон красоты. Нет! Как же так?
– Бедные мои мальчики! – рыдает тетя Разия. – Как же они без нее? Такая молодая… Несчастная моя девочка!
Невозможно поверить…
Был человек и нету его. На глаза наворачиваются слезы и по мере того, как до меня полностью доходит осознание, их становится все больше и больше.
Луиза умерла.
Молодая девушка, которой и двадцати пяти нет, мать маленького мальчика, моя подруга. Как же так?
***
Мой брат умер, не дожив и до тридцати, так что я уже сталкивался с такой несправедливостью, как ранняя смерть. Но он был тяжело болен почти всю свою недолгую жизнь. Хоть мы с мамой и надеялись на лучшее, отправляя его на операцию, мы были готовы к тому, что его жизнь может оборваться. Не сказать, что это был большой шок, хотя менее болезненным его смерть все равно от этого не стала.
То же, что случилось с моей женой, образовало в моей груди огромный клубок непонимания и гнева. Потому что я не был готов к смерти Луизы. Я даже не задумывался о подобном, потому что она была молода и здорова. А тут один несчастный случай – и ее жизнь оборвалась.
Не знаю, что ощущал бы, испытывай я к ней то чувство страстной любви, которое питал когда– то к Лейле – своей первой и единственной любимой. Если мне так плохо сейчас от того, что она умерла, то что было бы со мной, люби я ее так же сильно, как Лейлу когда– то? Я бы просто умер от этой боли?
Я уважал свою жену, заботился о ней, любил, как близкого и родного человека, и для совместной жизни этого было достаточно. Она была хорошей женой и матерью, она была женщиной, с которой я собирался прожить всю свою жизнь и которую я видел матерью своих детей. Ее потеря оставила меня опустошенным и растерянным.
Я не знаю, что мне делать дальше. Хотя, знаю. Нужно отвезти ее тело на родину, чтобы похоронить рядом с ее погибшими родителями, о чем она всегда мечтала. Говорила мне об этом, когда в свой последний приезд мы поехали на кладбище, чтобы убрать траву и навести порядок на могилах. Я похороню ее рядом с ними и исполню это последнее желание, но что дальше?
У нас ведь сын. Как Амиру жить без своей матери? Как мне справляться с ним, когда я не умею даже переодевать его? А моя работа? Оставить сына на попечение няни – чужого человека с другим мировоззрением, религией и традициями?
О стольком еще предстоит подумать, столько всего решить. Спасибо моему другу Максуду, что пока он оставил Амира у себя, где за ним приглядывает его жена, но что дальше?
Не могу ни о чем думать. Тем более после того, как вынужден был сделать опознание и перед глазами так и стоит картина лица Луизы. Не такого, каким я его запомнил. Мертвого, с ссадинами и кровоподтеками на бледной коже.
Я хочу навсегда выжечь эту картину из своей памяти! Не хочу запоминать свою жену такой! Я ведь видел ее этим утром, еще живую, но почему– то не могу вспомнить никаких деталей! В памяти всплывает только холодный труп с закрытыми глазами. Что это за напасть? И никак не избавиться от жуткой картины!
***
– Давай пельмешек, не капризничай, – уговариваю я малыша, который никак не хочет брать бутылочку.
Выплевывает соску изо рта, разбрызгивая смесь по лицу, и отворачивается, маленький негодник!
– Оставь, Мира. Значит, он не голоден, – говорит тетя.
– Но он ел три часа назад! Разве не пора снова проголодаться?
Я практически в отчаянии. За ту неделю, что прошла с момента похорон Луизы, Амир был на нашем с тетей попечении. В первые дни он плакал почти все время, когда бодрствовал, но постепенно привык к тому, что теперь питается только смесью из бутылочки. И вот, сегодня снова упрямится. Не знаю даже, что с ним делать.
– Плохой пельмеш! – отчитываю мелкого привереду, а он в ответ только улыбается беззубым ртом, испачканным в белой жидкости.
Быстро вытираю его влажной салфеткой и даю уже обычную соску– пустышку, которую тот с энтузиазмом сосет, глядя на меня большими карими глазками.
– Не смотри на меня так, месье Бархатные глазки! Вот похудеешь и можешь не надеяться, что я буду и дальше всем говорить, что ты самый хорошенький мальчик на свете. Ты же мой пельмеш! Держи марку, малыш.
– Сумасшедшая девчонка, – качает головой тетя, впервые за эти дни улыбаясь мне. – Мурад еще не проснулся?
– Не знаю, он не выходил из спальни, – пожимаю плечами.
Тетя смотрит на часы, которые показывают одиннадцать утра, и тяжело вздыхает. Я понимаю, что она беспокоится за своего сына, но думаю, ему просто нужно немного пространства. Люди по– разному проживают свое горе.
Не понимаю только, как Мурад собирается справляться с Амирчиком, учитывая, что уезжает он уже послезавтра, а всю неделю за ребенком присматривали мы с тетей. Мне даже пришлось взять отпуск на работе, благо отпустили сразу, хоть и были недовольны этим фактом.
– Я не знаю, что он собирается делать с моим внуком, – говорит мне тетя. – Поговорю с ним сегодня об этом. Дети должны расти с родителями, но в нашем случае Амиру было бы лучше здесь, со мной. В этой Москве у нас ни одного родственника, а Мурад целый день на работе. Ребенок постоянно будет с няней, без надзора. Это никуда не годится.
– Разве ты справишься с ним? – обеспокоенно спрашиваю я.
Конечно, я не возражаю против того, чтобы пельмешек жил с нами, но я ведь тоже работаю, а у тети проблемы со здоровьем.
– Мы можем нанять няню здесь, чтобы была под моим надзором, – вслух размышляет она. – Но я, конечно, сначала послушаю, что скажет Мурад и только потом предложу. Мой сын не из тех мужчин, кто женится снова, едва похоронив жену, а Амир – ребенок и ему нужна любовь и женская забота, которую отец дать не сможет. Если малыш останется тут, то у него будем мы с тобой, чтобы учить и воспитывать. С другой стороны, если Мурад останется в Москве совсем один, без семьи, то что будет с ним? Мне так жалко его, Мира, он сам не свой. Не знаю даже, как правильнее будет поступить.
– Пусть он сам решит, тетя, – говорю ей. – Все– таки, именно он родитель Амира и должен понимать, как для него будет лучше.
Я перевожу взгляд на заснувшего малыша и аккуратно глажу его по крошечной ножке в горчичном носочке. Быть родителем непросто. Я перелопатила весь интернет, чтобы понимать, как правильно ухаживать за младенцами. Как купать, чем можно мыть его бутылочки, как часто кормить и что делать, если он плачет. Тетя говорила, что в ее времена все было по– другому, поэтому подсказать она могла разве что возможные причины недовольства Амира, заключающиеся либо в коликах, либо в прорезывающихся зубках, хотя ему всего– то три месяца. Не знаю, сумеет ли, да и захочет ли узнавать и справляться со всем этим Мурад. Скорее всего действительно наймет няню с проживанием, если увезет его отсюда.
Вечером, пока я купаю пельмеша, тетя предлагает сыну вместе выпить чай и поговорить. Я понимаю, что она заведет с ним тот самый разговор и мое присутствие при этом не нужно, поэтому, подавив любопытство, набираю в ванну воду и даю малышу от души насладиться, так как этот маленький мальчик на удивление сильно любит купаться.
– Ты мой идеальный, белоснежный, пухленький пельмешек! – приговариваю, пока вытираю его полотенцем в спальне тети, уложив на ее кровать и слегка щекоча кругленький животик. – Так бы и съела!
Пельмеш довольно улыбается, суча ножками.
– Кто у нас тут хороший мальчик, а? Ты искупался, нагулял аппетит и теперь съешь всю свою бутылочку, да? Ты ведь не разочаруешь свою любимую тетушку Миру, правда?
– Кх– х– х… – пускает пузыри месье Слюнтяй.
Я одеваю его в белый спальный комбинезон с голубыми и серыми котиками, а потом одеваю шапочку на круглую головку с редкими темными волосиками. Ну просто прелесть!
– Хоть сейчас в рекламу подгузников, тебя бы с руками оторвали, – делаю комплимент малышу, радуясь, что угадала с размером.
Мурад привез с собой совсем мало вещей, так что мы с тетей основательно закупились в детских магазинах всем необходимым для малыша. Включая мимимишную одежку.
– Давай, кушай и не капризничай, – даю ему заранее приготовленную бутылочку и на этот раз пельмеш меня радует, выдувая все до конца. – Ты ж моя умница!
Дав ребенку отрыгнуть, несу его в гостиную и сажусь с ним на диван, чтобы посмотреть телевизор. Все равно других развлечений пока нет, да и тетя с Мурадом что– то долго разговаривают. Смотрю на малыша с грустью, думая о том, что сейчас решается его судьба, и думаю о том, как же я буду скучать по этому крохе, если его папа решит его увезти от нас.
***
Пельмеш засыпает у меня на руках, так что я отношу его обратно в спальню тети и кладу в люльку, которую мы принесли из комнаты Мурада. Он спит, как настоящий ангелочек, чуть приоткрыв круглый ротик и тихонько сопя. Я накрываю его легким одеяльцем и уже хочу выйти, когда замечаю стоящего на пороге Мурада.
– Он уснул? – вполголоса спрашивает он.
Киваю и прикладываю палец к губам, отчего мужчина смотрит на меня осознанным впервые за долгое время, взглядом. До этого он словно был весь в себе, отстраненный и равнодушный.
3 месяца спустя
– Рад, что едешь домой? – спрашивает меня Максуд, пока сидим в ожидании обеда.
Максуд не только работает со мной, он еще и является моим лучшим другом, так что обсуждение личных вопросов для нас не ново.
– Конечно, – отвечаю ему, не показывая своего энтузиазма, потому что не в моих правилах показывать эмоции при людях, даже если это мои друзья или семья.
На самом деле, мне хочется глупо улыбаться каждый раз, когда я думаю о том, что скоро увижу сына. Мама каждый день присылает мне фото и видео, но это совсем не то. Я безумно скучаю по этому маленькому человечку и жалею о своем решении оставить его с ней, но потом напоминаю себе, что для Амира так лучше. Я появляюсь дома только по вечерам, какой ему толк от такого папаши?
– Не надумал еще привезти Амира? Зарина по нему скучает, – добавляет Максуд, имея в виду свою жену, которая дружила с Луизой.
– Я бы хотел, но не могу, – пожимаю плечами. – Мама не хочет сюда переезжать, а с ней ему лучше, чем здесь с няней. Неизвестно еще, как она будет с ним обращаться, учитывая, что я весь день на работе.
– И то правда, – вздыхает Максуд. – В любом случае, тебе надо что– то придумать. Если ты будешь так часто брать отпуск, руководству это не понравится.
Я ничего не отвечаю на это. Кроме Максуда никто не знает, что не я реальный владелец компании. Да и он узнал далеко не сразу, только после того, как доказал на что способен. Компания занимается инвестициями, вот только клиентура у нас не простая. Ничего незаконного, конечно, но те, кто затеял все это, не хотят светиться, так что я успешно играю роль главного акционера. В мою работу редко вмешиваются, но слишком частые отлучки, тем более на родину, рассматриваются с подозрением, потому что все начиналось оттуда, но эти связи мы пресекли еще пару лет назад.
Я понимаю риски, но не могу иначе. Мне с трудом удалось смириться со смертью Луизы, с тем, что я снова одинок, а ведь именно стремясь заполнить свою жизнь чужим присутствием я принял когда– то решение жениться, хоть и не любил ее. Теперь я снова оказался в том же положении, но что ужаснее всего – так это разлука с сыном, которым я хоть и не занимался полноценно, но которого привык видеть каждый день и полюбил больше, чем считал себя способным любить кого– то, кроме матери.
Разлука давит на меня с каждым днем все больше. Хоть мама и не хочет сюда переезжать, я надеюсь уговорить ее хотя бы приезжать гостить на пару недель. Она даже няню может взять с собой, чтобы Амир не вынужден был привыкать здесь к новому человеку. Надо как– то решать эту ситуацию, потому что летать на родину каждые два– три месяца для меня не вариант.
***
– Самира, ты уже приняла решение? – спрашивает меня отец.
Это наша первая встреча с момента моего ухода из дома и я с жадностью рассматриваю его, отмечая, что седина еще больше украсила его темные волосы и бороду, а морщинки вокруг глаз стали глубже. В груди зреет привычная обида на его бесстрастность. Он не то, что не пытается меня обнять, даже разговаривает, как с одним из своих подчиненных. И на что я надеялась, соглашаясь на эту встречу?
– Я же говорила тебе, папа, – говорю мягче, чем собиралась. Нельзя давать слабину, иначе он насядет, почуяв мою слабость. – Я не хочу возвращаться домой. Я уже самостоятельная женщина и не нуждаюсь в том, чтобы меня брал на содержание отец.
– Не говори ерунду! – отмахивается он. – Пока ты не вышла замуж – ты на моей ответственности.
– Именно поэтому я и ушла из дома! Я не хочу замуж, и тем более за того, кого выбрал мне ты!
Голос невольно срывается на высокие ноты и я испуганно оглядываюсь, надеясь, что тетя нас не слышит. Пришлось пригласить папу к нам домой, потому что он настаивал на конфиденциальном разговоре, а ехать к нему я не хотела. Как только его машина припарковалась у наших ворот, я встретила его и завела внутрь, коротко познакомив с тетей. Та вежливо поздоровалась и ушла в спальню к Амиру, оставив нас наедине в гостиной.
– Я не буду тебя больше никому сватать, только вернись домой, – говорит он мне. – Это неприлично, дочка. Ты должна жить в моем доме, а не у чужих людей.
– Тетя Разия – приличная женщина и я никак не могу тебя опозорить, живя в ее доме, – не соглашаюсь я. – И, если хочешь знать, мне здесь намного лучше живется, чем когда– либо у нас дома. Моя дорогая мачеха очень постаралась, чтобы выжить меня, так что же вы теперь зовете обратно?
Отец устало вздыхает, как и каждый раз, когда речь заходит о его жене. Он женился на Азизе, когда мне было одиннадцать лет. Мама не смогла вынести того, что он взял вторую жену, и, всеми правдами и неправдами добилась развода для себя, хоть папа и пытался удержать ее. В наказание, он запретил ей видеть меня – своего единственного ребенка, и через несколько лет мама переехала во Францию, хотя мы тайно поддерживали связь по телефону. Азизу же я ненавидела всегда, на что она отвечала мне взаимностью. Эта стерва дождаться не могла, когда же я уйду из их дома, выйдя замуж, и, именно она подговорила папу выдать меня за того старика, когда я вернулась из Франции, куда сбежала к маме.
– Азиза ничего тебе не скажет, это мой дом, – отрезает папа на мой справедливый упрек. – Пойми, Мира, ты уже не ребенок. Перестань позорить меня, ради Бога! Я же публичный человек, если кто– нибудь узнает о том, что ты живешь с чужими людьми, то слухов не оберешься.
– Это все, что тебя волнует, не так ли? – глотая слезы, спрашиваю я. – Твоя репутация, твоя политическая карьера. Ты поэтому решил меня милосердно простить и принять обратно? Удалось, наконец, замять ситуацию с несостоявшимся браком?
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, дочь, – смягчившись, говорит папа.
Знаю. Он любит меня даже больше сыновей, которых родила ему Азиза, потому что я ребенок от его любимой женщины, хоть потом он ее и предал. И раньше его обещания и ласковые слова всегда срабатывали, потому что я отчаянно нуждалась в его внимании. Но не в этот раз.
Когда я приезжаю из аэропорта домой, меня встречает только мама. Самиры нет. И если честно, это радует, потому что при ней я не могу спокойно разговаривать обо всем, а нам с мамой есть о чем поговорить.
– Амир спит, но он скоро проснется, – говорит мне мама, усаживая за стол. – Поешь пока. Исхудал– то как!
– Тебе кажется, – усмехаюсь я, целуя ее руку. – Все в порядке, мам. Я нормально питаюсь, об этом тебе точно не стоит переживать.
Она накладывает мне полную тарелку голубцов и я с аппетитом набрасываюсь на них, спеша поскорее закончить и увидеться с сыном. Пусть он и спит, но я все равно зайду к нему, хоть посмотрю. Мама рассказывает последние новости от родни и знакомых, пока я ем.
– Кстати, раз уж ты приехал, я должна кое– что рассказать, – вдруг, неуверенно мнется мама.
Я сразу же настораживаюсь.
– Неужели твоя бедовая что– то натворила?
– Нет, Мира просто умница, – отрицает мама, но тогда с чего бы ей так нервничать? Она обычно смело высказывает мне все, если только дело не касается этой наглой девицы. – Мы нашли няню и она вела себя идеально. Амирчика с рук не спускала, он не любит лежать без дела, знаешь ли, но через неделю, когда я вернулась из магазина, я случайно увидела, как она его шлепает.
– Что?! – в моей груди закипает ярость при мысли о том, что кто– то поднял руку на моего сына. Он же совсем малыш еще!
– Я ее сразу же выгнала! – быстро добавляет мама. – Едва саму не ударила, но вовремя взяла себя в руки, хотя Мира, когда узнала об этом, грозилась оттаскать ее за волосы.
Впервые я в чем– то согласен с Самирой. Это надо же додуматься бить трехмесячного ребенка! Что это за женщина такая?!
– Я потом тщательно осмотрела малыша, на нем ни единого синяка не было, к счастью. Но нанять новую няню больше не смогла. Решила сама заняться Амирчиком, потому что даже если такая милая с виду женщина оказалась настолько жестокой и халатной, то кому вообще можно доверять?
– Мама, почему ты сразу мне все не рассказала? – сержусь я. – Зачем нужно было ждать, пока я приеду?
– Да потому, что ты не любишь Миру и был бы против! – на одном дыхании выпаливает она.
– Да причем здесь она– то?
– Притом. Я два дня едва выдержала, Мурад. Ну нет у меня сил ухаживать за таким маленьким ребенком! Я его на руках едва удерживаю. На третий день суставы так болели, что я встать не могла. Мира осталась дома, а к вечеру я поняла, что если она согласится, то можно ведь эту зарплату няни платить ей, а она сама уволится с работы и будет сидеть с Амиром.
Теперь я понимаю, к чему она клонила. Глубоко вдыхаю, чтобы взять под узду разрастающееся раздражение, и смотрю на маму. Она словно ждет, что я начну ее отчитывать. Я, конечно, не рад тому, что моего сына нянчит Самира, но, если она хорошо к нему относится, то зачем что– то менять?
– Все хорошо, мама, – успокаиваю ее. – Я так понимаю, Самира согласилась?
– Да, – выдыхает мама. – И она очень хорошо ухаживает за Амиром, Мурад. А главное, любит его.
– Отлично! – не могу сдержать сарказм, о чем тут же жалею, увидев выражение ее лица. – Ну а как ты сама, мама? Как твое здоровье?
– Разве ты не получил отчет от врача?
– Получил. Ничего не меняется, но это хотя бы лучше ухудшения. Я спрашиваю о твоем самочувствии. Ты ведь не нагружаешь себя домашними делами и отдыхаешь, как следует?
– Да кто мне позволит! – возмущенно фыркает мама. – В Мире упрямства хватит на десятерых. Следит за мной, как коршун. Шаг – влево, шаг – вправо – расстрел!
– Ну хоть какая– то польза от нее…
– Не смей так говорить! – одергивает меня мама. – Мира тут и за сиделку, и за няню, а если надо, то и за медсестру! Не дай Бог, я что– то такое услышу, когда она будет дома!
– Хорошо, не сердись. Я по привычке. Твоя Мира – золото. Кстати, где она?
– Поехала в супермаркет, пока Амир спит. Хочешь добавку?
– Нет, я наелся. Пойду, посмотрю, как там малой.
– Иди, – нежно улыбается мама, даже не думая идти за мной. Знает, что я хочу побыть с ним наедине, она всегда хорошо меня понимала.
Я захожу в свою спальню, потому что ранее она говорила, что Амир спит там, и тихо прикрыв за собой дверь, крадусь к детской кроватке у стены. Вид моего сына заставляет что– то сжаться в груди. Я помню его совсем мелким, но на видео мамы он казался больше, чем в реальности. Амиру сейчас почти шесть месяцев, но он не слишком изменился, только стал еще толще. Малыш спит на спинке, сжав в маленьких пальчиках край одеяла. Узнает ли он меня, когда проснется? Испугается ли или сразу пойдет на руки? Мне столько еще предстоит узнать за тот короткий срок, что я проведу здесь.
Протягиваю руку и касаюсь кончиком пальца его щеки. Она мягкая и теплая, и мне хочется прикоснуться к этому месту губами, но я не делаю этого. Эгоистично будить спящего ребенка, пусть выспится. Я успею еще подержать его на руках и поиграть с ним.
– Он проснулся? – раздается тихий голос от двери и повернувшись, я вижу Самиру.
Отдергиваю руку от Амира и направляюсь к ней, закрывая за собой дверь и заставляя ее отступить в зал.
– Добро пожаловать домой, Мурад! – доброжелательно улыбается мне девушка.
– Спасибо, – киваю головой, невольно отмечая, что Самира, кажется, похорошела.
Или у меня от отсутствия жены мозги расплавились. Потому что в последнее время мне все окружающие меня женщины кажутся симпатичными. Конечно, на работе или в зале девушки флиртуют, прощупывают почву, но мне это неинтересно. Вернее, я себе этого не позволяю. У меня немало грехов скопилось за прожитую жизнь, но прелюбодеяние точно не станет еще одним.
Так ухожу в свои мысли, что не слышу того, что говорит мне Самира.
– Извини, я прослушал. Что ты сказала?
– Говорю, хочешь чай? Я торт купила.
– А, нет. Спасибо, я сыт.
Она кажется разочарованной и это до ужаса странно, потому что не похоже на ее прошлые реакции. Что с ней такое? И с каких пор Самира начала так доброжелательно и приветливо относиться ко мне?