Нежить и некромант

Глава 1

Миджина

— Именем Подземных рек и Всемирного Червя, от которого мы все произошли и в лоно которого вернёмся, прошу тебя, восстань! Встань на полную Луну, чтобы до следующей ходить среди живых и не быть ими узнанной.

Слова доносились до Миджины сквозь ватную пелену и казались песней, слагаемой по кому-то другому. Может, этот мужчина-певец потерял возлюбленную и теперь пытается достучаться до неё там, откуда нет возврату?

И душа потянулась за песней как нитка за иголкой. Слово за слово, стежок за стежком, песня привязывала Миджину к полотну жизни. Увлекала её ароматом свежей листвы и сладких ягод, издревле растущих на старых кладбищах.

Никто их не срывал и не пробовал, потому как дурман в земле с торчащими, обломанными временем надгробиями, напоминающими гнилые зубы чудовища, такой, что после ничего в мире не будет столь же сладким, как вкус дикой рябины или черники.

Разум помутится, такой человек становится вроде кладбищенского сидельца — не в силах уйти далеко, ходит среди могил, то и дело присаживаясь у каждой, и, бессмысленным взором уставившись на таблички, шевелит губами, словно читает имена, как молитвы.

— Встань по моей воле и по воле Создателя!

Веки разлепились, но перед глазами всё так же было темно.

Однако тьма перестала быть непроницаемой завесой, теперь Миджина ощутила себя в тесном ящике, и страх сковал горло. Кричать бы, да голос не вернулся, вместо него из груди вырывались слабые хрипы. Тонкие, как у дядюшки, когда он засиживался в трактире до утра, а потом шёл в поле и валялся в росе, чтобы изгнать хмель.

Сколько так она пробудет здесь, кто она вообще? Миджина прислушалась и затаилась.

Каким-то внутренним чутьём поняла, что вскоре окажется нос к носу со своим спасителем.

— Так, кто тут у нас? — голосом старого ворона спросил мужчина, и в глаза Миджины ударил свет фонаря.

Она попыталась зажмуриться и закрыться от него руками, но он проникал даже во внутренности, причиняя боль, сравнимую с вонзанием иголок в живот.

— Шельма, да ещё и рыжая, — пробормотал мужчина.

Миджина расслышала, хотя, кажется, спаситель говорил на незнакомом наречии. Старом, давно забытом, его и использовали только Тёмные Маги да…

— Будем знакомы, Салбатор де Торес. Некромант.

Миджина вжалась в подушку, на которой лежала и затихла. Вот уж послала нелёгкая спасителя! С некромантами даже здороваться опасно, прокляты они. Как и их создания.

Сейчас заговорит с некромантом, и всё, домой дорогу не найдёт. А кстати, где её дом?

— Я Миджина. А дальше… не помню.

— Вот и хорошо. Вставай. Нам пора в путь.

Миджина ослушаться не посмела и отняла руки от лица. Открывать глаза было по-прежнему больно. Сколько она так пролежала? И почему здесь оказалась? Ответы наверняка были известны её спасителю.

Раз уж она всё равно заговорила с ним, то и дальше отмалчиваться смысла нет. Только разузнает, куда ей идти, и побредёт до дому. В памяти сразу всплыл образ красивой белокаменной усадьбы, чьи колоны увиты розовым плющом.

— У меня ноги слабые, — пробормотала Миджина, но от руки, протянутой незнакомцем, не отказалась. Сидеть в гробу — то ещё удовольствие. Наверное, похоронили по ошибке, если бы не этот домин де Торес, она бы и задохнулась в земле.

От этой мысли в груди стало холодно, но страх был каким-то далёким, нездешним. Так опасаются потери урожая, когда закрома полны зерна. Обидно потерять имущество, но с голоду не помрёшь.

— Сейчас привыкнешь, сразу силу почуешь, — вздохнул седовласый странник в широкополой шляпе и с волосами, доходящими до плеч, а потом уселся на соседнее надгробие, выполненное в виде треснувшего круга с посаженными в центре алыми цветами. Маки — символы тех, кто ушёл до срока.

Миджина за себя порадовалась. Память понемногу возвращалась, так она и фамилию свою вспомнит.

— Шербан, — подал голос некромант, глаз которого Миджина так и не видела. — Ты дочь купца первой гильдии, должна была замуж выйти третьего дня как. Стала жертвой убивца и была похоронена здесь, в стороне от Главного тракта.

Миджина не поверила. Врёт старик! Опутать её хочет, чтобы поддалась сказкам. Фамилию, однако, он назвал правильную, слово отозвалось в памяти смутным образом искусственного прудика, который маменька приказала вырыть в саду, когда она родилась.

— Мне домой надо, —произнесла она сиплым голосом, почувствовав, что может шевелить пальцами ног. — Меня ищут.

— Иди! — крякнул незнакомец. Оказалось, что смеётся. Лицо у него было худое, но гладковыбритое, а волосы серебрились, будто выкрашенные, и вились ухоженными кудрями. Такого оттенка у смертных не бывает. У тех, кого она знала раньше. — Ты себя видела? На человека не похожа. Кол в сердце тебе вгонят, и делов-то!

Он говорил так спокойно, что вот тут-то Миджина и вздрогнула по-настоящему. Не врёт, это сразу понятно. В этом не врёт, и в остальном, значит, правду говорит.

— Я сейчас докурю и пойду, — хмыкнул некромант и посмотрел на Луну, спрятавшуюся среди туч. — А ты оставайся. Ешь лягушек, червей, потому как к пище людей у тебя отвращение, пей из грязной лужи, пока не сдохнешь снова. А мне некогда сопли нежити подтирать. У самого дел по горло.

И с решительным видом, вытряхнув пепел из трубки на землю, да растерев её носком кожаного сапога, старик поднялся и взял заплечную сумку.

— Ты и при жизни, видать, бесполезной куклой была.

Лицо Миджины горело, как от звонких пощёчин. Ей вспомнилось, как нянька отвешивала ей их в детской за малейшее непослушание, пока не видят родители. В глазах дородной женщины Миджина с детства видела лишь ненависть, а когда та истощалась — пустоту.

У няньки забрали её дитя, чтобы она выкормила дочь купчихи, и то померло от голода где-то в дальней деревни у родичей.

Те, наверное, не шибко и следили. Своих ртов навалом. Жизнь в Лесном краю жестока и коротка. Но не у всех.

— Погодите! — Миджина так громко вскрикнула, видя, что некромант уходит, что даже пошатнулась. А вороны на деревьях разом замолкли. Тишина стала почти могильной. — Я хочу с вами.

Глава 2

Миджина

В первую ночь после «пробуждения» Миджина почти не сомкнула глаз. Звуки сделались ярче, мыши как стадо баранов топали на чердаке, ветер завывал в трубах, а где-то рядом храпел хозяин дома.

Некромант же спал бесшумно, почти не ворочаясь.

Миджина ловила себя на мысли, что хочет ещё раз заглянуть в его лицо, когда он сам не смотрит на неё. Понять, что за человек этот её «спаситель». В своё чудесное воскрешение после вечного сна она не верила.

Так не бывает.

Снова в памяти всплыл пышный сад, залитый летним солнцем. Она сама в светлом платье бежит по дорожке и, оглядываясь на молодого человека, следующего по пятам, заливисто смеётся. Не удавалось лишь рассмотреть его лица. Только белое пятно вместо глаз и носа.

Миджина вздохнула и открыла глаза. Она слышала всё и прекрасно видела в непроницаемой тьме. За закрытыми ставнями, а Салбатор де Торес приказал ни в коем разе не открывать их, Миджина различала не только очертания предметов в комнате, но и без труда замечала потёртости обивки единственного стула, стоящего у окна.

Наверное, тот, кто его сюда поставил, хотел выбраться на улицу, не привлекая внимания домашних. Этот Тадеуш сразу ей не понравился. Хитрый, с гнилушками вместо зубов, а смотрит так, словно лопатой пришибить хочет.

Под утро сон всё-таки смежил веки, но едва забрезжил рассвет, как Миджина очнулась и так резко села в кровати, что к горлу подкатила дурнота, а голова закружилась, как от долгой поездки верхом. Откуда-то она знала это ощущение.

Тело помнило его. А разум — нет.

Спать Миджина устроилась в чём была. Другой одежды никто не дал, да и опасно раздеваться в чужом доме под недобрым взглядом хозяина.

Дом ещё спал. Даже мыши, топавшие всю ночь, угомонились, а птицы, устроившиеся на чердаке, сонно перебирали ногами, цепляющимися за жёрдочки.

Миджина бесшумно выскользнула из своей каморки и пошла на запах некроманта. Да, теперь она с лёгкостью нашла бы его даже на другом конце света.

Её «спаситель» оставлял тонкий шлейф аромата полевых трав и диких ягод, мха и репея, а также мокрого дерева. Иногда табака.

Остальные пахли иначе.

Потом, кровью, плотью живого существа. И страхом, смешанным с надеждой.

От Салбатора де Тореса несло только равнодушием и желанием курить.

— Что задумала? — спросил он, вскочив на ноги, стоило ей приблизиться к двери. Ничем не примечательной, среди череды таких же изъеденных жуками-короедами. Такая преграда не могла защитить.

— Можно войти? Я кое-что вспомнила, — тихо спросила Миджина, но некромант услышал:

— Сейчас? До утра подождать не могла? Твой убийца никуда не денется за одну ночь.

— Не могла. Это срочно.

Миджина толкнула дверь, но та не поддалась. Она толкнула сильнее.

Заклятие. Догадка пришла не сразу, но Миджина могла бы поклясться, что даже знает вязь из трёх слов, которую использовал «спаситель». И всё же он её не боится, это скорее дань правилам.

— Пустите, домин де Торес. Или я уйду обратно, — голос дрогнул. Обратно Миджина не собиралась.

Прежний дом её где-то в этом городе, но где точно, она не знала. Да и идти к родным, кем бы они ни были, сейчас, даже не посмотрев на себя в зеркало и не убедившись, что всё в порядке, она не могла. Вдруг не примут?

А на кладбище страшно. Там пахнет покоем, но он настолько окончателен, что зубы сводит. И земля сырая, плотная, дышать мешает. Панцирем сковывает по рукам и ногам.

— Иди, проваливай, нежить!

Миджина усмехнулась. Нарочито грубый отклик её не обидел, наоборот, она услышала в нём, насколько де Торес боится, что она уйдёт и сгинет в темноте. Тогда придётся начинать всё сначала.

— И вы отправитесь на кладбище за новыми девушками. Только полная Луна пошла на убыль, домин, — она почти промурлыкала ответ и улыбнулась.

Новое состояние, если к нему привыкнуть и научиться им управлять, а она быстро сделает и то и другое, Миджине нравилось.

Раньше было как-то иначе. Она не помнила, как именно, лишь обрывки мыслей, чужих, уже кажущихся глупыми и наивными, бродили в голове.

Миджина отмахивалась от них, как от падающих по осени листьев. Раньше она любила сидеть под старым деревом, завернувшись в шерстяную шаль, и читать роман о любви, сметающей всё на своём пути.

Но кто-то смял эту пасторальную жизнь и кинул в траву, как грязный листок из девичьего альбома с гербарием. И сухой цветок, символ первой любви, спрятанный между листков, рассыпался в прах.

Пока она размышляла, дверь отворилась. Отперлась, как будто повернулся ключ в замке, и потянуло свежестью. У де Тореса было открыто окно.

Миджина толкнула дверь, и тут же ощутила холодные пальцы на шее и прикосновение острого ножа. Сначала ей так показалось.

Но потом она почуяла сладковатый аромат.

— Говори!

Нет, не нож, так пахнет загнивающее дерево.

— Говори или упокойся!

Пальцы де Тореса сдавливали шею, а его сжатые челюсти и улыбка человека, поймавшего в ловушку крысу, таскавшую припасы с кухни, не оставляли сомнений: воткнёт кол, именно кол, в бок и не пожалеет. Такие, как он, давно разучились жалеть кого бы то ни было.

— Я вспомнила, — ответила она, глядя ему в глаза странного болотного цвета. Воистину Создатель отмечает некромантов точно так же, как и тех, с кем они имеют дело.

— Он носил белую маску. И глаза у него были как красные точки.

— А рот? — зачем-то спросил некромант, отпуская её шею и пряча здоровенный кол в сумку.

— Рот? Рот был закрыт маской. Но голос тусклый. Молодой!

Память подсказала нужный ответ. Миджина вспомнила того, кого видела последним в своей жизни!

Салбатор

«Нежить. Она разная бывает, Салбатор», — поучал его когда-то учитель-некромант. Это потом ученик докумекал, что не хотел отставной вояка, в котором вдруг проснулись тёмные силы, пугать его заранее.

И обнадёживать заодно.

Глава 3

Миджина

Миджина ничего не почувствовала и посмотрела на домина де Тореса с недоумением. А потом медленно перевела взгляд на отражение в зеркале.

Внутри всё сжалось, как от удара, сердце сначала подскочило к горлу, а потом ухнуло вниз да там и замерло. Миджина не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни отвести взгляда от того, что отражалось в маленьком ручном зеркальце.

Это не могло быть человеком или было им так давно, что уже позабыло каково это! На неё смотрело лицо монстра из сказок няньки о живых мертвецах! Кожа серо-голубая, глаза с прожилками крови, и волосы поблёкшие, словно на них небрежно набросили голубую вуаль.

Нянька очень любила рассказывать, расчёсывая рыжие волосы маленькой Миджины, о том, что наступит день, и нежить придёт за ней. Обязательно придёт, если она будет вести себя плохо.

Потому что так не могло быть на свете, чтобы Создатель не покарал непослушных плаксивых девочек, но забрал маленького одуванчика с голубыми, как небо, глазами.

И Миджина верила. Дрожала под одеялом, боясь рассказать родителям, потому что нянька строго-настрого запретила об этом говорить. «Чтобы не накликать беду, домнишоара Шербан».

Накликала всё-таки.

— Кто это? — спросила Миджина, ощущая лишь ватные ноги и онемевшие руки, вцепившиеся в зеркало.

Существо по ту сторону смотрело растерянно, и его синие полные губы задрожали, словно оно собралось заплакать.

— Ты.

— Нет. Не правда, — Миджина решительно мотала головой из стороны в сторону, и существо, будто издеваясь над её попытками всё отрицать, повторяло движения. — Это какая-то магия. Морок. Это всё вы хотите меня извести!

Догадка пришла на помощь растерянному разуму. В ушах зашумело, челюсть свело, и совсем рядом что-то треснуло, будто лёд по весне тронулся на реке.

Миджина перевела взгляд с сосредоточенного Салбатора де Тореса, по-птичьему склонившего голову набок и смотревшего на неё со зловредным прищуром, на зеркало и увидела, что оно раскрошилось в её руках. Волшебное стекло рассыпалось на мелкие осколки, деревянная резная рама треснула от края до края.

Только из порезов на ладонях текла не алая кровь, а тёмно-вишневая, как фруктовое желе для праздника Летнего сбора урожая. Только матушка Гиса, тощая кухарка в возрасте, так и не набравшая весу и доброты в характере, на этот раз пожадничала больше обычного и не положила достаточно желатина.

— Что это? — тихо поскуливала Миджина и трясла головой в знак отрицания. Нет, такого не бывает!

Ей бы хотелось сейчас устроить рёв, даже некрасивую истерику, недостойную купеческой дочери, для которой нанимали учителей из соседней провинции, но всё никак не моглось, сколько Миджина не пыталась.

Сжаться бы сейчас в комок и обхватить голову руками, чтобы убедиться, что она не отвалится как гнилой кочан капусты.

— Нет! Нет! Нет! — шептала она и наконец освободилась от расколотой рамы. Принялась царапать себе лицо, почти не осознавая что делает и выть, тихо, почти по-волчьи оплакивая невозвратную потерю.

— Полно! Совсем уже ополоумела! Как я тебя потом скрою обратно?! — домин де Торес оказался рядом и отвёл её руки от лица.

Миджина видела, заметила сразу, насколько ему неприятно её касаться. И не винила его за это.

Самой противно было. Если она то, что показалось в зеркале, то Создатель должен смилостивиться над монстром и подарить ему вечный сон. Или это уже с ней когда-то случилось?

Салбатор подвёл её к стулу и посадил на него, а потом подал стакан прохладной воды.

— Выпей, не бойся! — он говорил почти ласково, но как с бешеной собакой, которую опасно злить. — Это не та вода.

Мелькнула мысль, что неживые пить и есть не должны, а она, Миджина, вроде бы способна ещё и голод испытывать, и жажду.

— Ты ни то ни другое. Словно между мирами зависла. Вот Чёрная ведьма нам и нужна, чтобы вернуть тебя к жизни. А там и забудешь всё, что было.

Слова Салбатора текли сладким сиропом, и всё же Миджина чувствовала, что в них что-то не так. Они, как кружева на поношенном платье, призванные скрывать неприглядные заплатки.

— Зачем я вам была нужна? — спросила она снова и вцепилась в запястье. Миджину грела мысль, что она доставляет домину неприятность своим касанием. Хотел себе игрушку, так терпи!

— Чтобы поймать твоего убивца, говорю же. А то псы Инквизиции идут по моему следу. Знаю я эту братию, просто так не отстанут, — он снова говорил складно и гладко, но Миджине не верилось в искренность этого странного седовласого господина, у которого в сумке всегда есть кол для таких, как она.

— А что я стану делать потом? — тихо спросила она, дурея от звука собственного голоса. Кажется, или так и есть, что раньше всё было по-другому: и голос, и чувства, и ощущения от мира? Всё.

Она была другой. Живой и готовой любить, девой с быстро бьющимся сердцем, любящей слушать мрачные сказки, потому что они так далеки от того, что её окружает.

— Ответьте мне, — Миджина спрашивала кротко, но неотступно следила за выражением лица Салбатора де Тореса.

— Вернёшься к семье, жениху. Или думаешь, что он уже забыл о тебе? — криво усмехнулся тот и поспешил отойти к столу, на котором лежала заплечная сумка.

Интересно, какие секреты некромант возит с собой, а какие предпочитает оставлять в надёжном месте?

Миджина давно отметила, что её спутник непохож на бродягу. И плащ, и сапоги, даже широкополая шляпа — всё не новое, но добротное. Дорогое.

И волосы у де Тореса не торчат седой паклей, а умаслены редкими маслами, локонами вьются. Откуда-то она знала, что больше в Цинсидиросе ни у кого такой причёски нет.

Всё в некроманте выдавало чужака, но знатного, по какой-то причине предпочитающего скрывать свою личность.

— Я не могу вернуться домой, — она встала и всё не решалась вернуться к себе. Оттягивала момент, когда придётся остаться наедине с новым знанием о себе и что-то решать. — И жениха совсем не помню. И он не помнит меня. Нет у меня прежнего пути.

Глава 4

Миджина

От всего произошедшего у Миджины разболелась голова. Зашумело в ушах, бешено заколотилось неживое сердце, а боль в висках стала такой невыносимой, словно кто-то давил на них громадными пальцами, и вот сейчас кости треснут, а из глаз польётся кровь.

Салбатор что-то говорил, но Миджина не разбирала ни слова. Смотрела на его губы, ловила встревоженный взгляд некроманта, но была не в силах даже шевельнуться. Мир вокруг превратился в ярмарочную карусель, где всё яркое, громкое, но ненастоящее, а малёванные красочные лошадки всего лишь деревянные статуи.

Салбатор де Торес ругнулся, это она поняла по злому выражению его лица и судороге, скривившей рот. А ещё он сплюнул на землю и, схватив её за рукав, потащил к выходу. Миджина по-прежнему чувствовала себя куклой на верёвочках, но в душе была рада, что де Торес уводит её отсюда.

Прочь от онемевшего фонтана, вокруг которого началась паника. Люди куда-то бежали, суетились, и в то же время оставались в парке, желая разобраться с причинами поломки Музыкального фонтана. Миджина помнила, ведь она жила здесь, что городу было предсказано: замолчит фонтан — захиреет это место.

Салбатор ускорил шаг, и Миджина обернулась. Ей очень хотелось посмотреть, куда делся Петер Болдер. Ещё минуту назад он держал её за руку, а потом куда-то пропал. Растворился в толпе, будто флейтист, сотни лет назад забравший детей целого города.

Странно устроена память: Миджина вспоминала сказки, которыми её потчевали в детстве, и прочие неважные мелочи, но никак не могла воссоздать в голове лица родных.

Она даже не тосковала по ним более: прошлое отпустило её, но отпустит ли будущее?

Вскоре они с де Торесом нырнули в узкую улочку, однако некромант не остановился и не сбавил шагу, а продолжал тащить её дальше, одному ему ведомыми закоулками, и волшебным образом спустя некоторое время они вышли точно к дому старого Тадеуша.

Лишь проводив её в комнату, де Торес запер дверь, проверив, нет ли за ней посторонних, и обернулся. Миджина с мстительной радостью заметила, как напряжена его спина и руки.

— Узнала этого человека?

— Нет, — голос вернулся, слава Создателю!

— Думаю, это твой убийца, — внезапно предположил некромант, и Миджина опешила, словно он предложил немедленно закопать её обратно.

Прислушалась к себе: шум в ушах пропал, голова прояснилась, и снова появилось чувство, что Салбатор недоговаривает. Сознательно ли или нет, но явно утаивает детали, подсовывая другие, не относящиеся к делу. Откуда это чувство пришло, было неясно да и неважно.

Память услужливо нарисовала белую маску убийцы. Такие носили на праздниках в честь окончания зимы.

На Мэрцишор люди одевают их и приговаривают: «Возьми у меня всё чёрное и принеси белое», а потом отпускают голубей в небо.

— У него была маска, как на кукле Мэрци, — сказала она осторожно, потому как не была уверена, что память верна. Может, в неживой голове посмешалось всё, чему её учили при жизни?

— Так маска была красно-белой?

— Нет, чисто-белой, глаза его были красными, — выдохнула Миджина. Слова нашлись сами собой, они хотели, чтобы их произнесли.

Значит, всё правда. Истина вырвется наружу, как не удерживай её за зубами.

— Выходит, это Болдер, — с чего-то вдруг решил некромант. — Если верно, завтра в городе его не найдут.

— Почему он? Совсем непохож на убийцу.

Миджина встала и подошла к де Торесу. Ей хотелось дотронуться до его лица, чтобы снова увидеть в глазах-болотах ужас. Как ни странно это её успокаивало. Пусть боится, значит, есть в ней какая-то сила. А коли так, можно рассчитывать на его помощь.

— Непохож на кого? На красноглазого демона в белой маске? Так мы его ещё в ней и не видели.

— Нет, он страдает. По-настоящему. Я чувствую.

Де Торес посмотрел как-то зло, словно она сморозила невероятную глупость, приличествующую разве детям, и отошёл подальше, к окну.

Снаружи всё ещё было светло, но город гудел, как растревоженный улей. Голоса, мужские, женские, даже визги детей, сливались в единый шум, напоминающий дальнюю грозу.

Оживление на улицах, хлопанье створками окон навевали тревогу. Словно кто-то большой наскоро покидал город и небрежно собирал пожитки, выворачивая карманы и вытряхивая содержимое ящиков, ведь возвращаться не планировал.

— Удача уходит из Цинсидироса, — тихо произнесла Миджина, и де Торес, до этого высматривавший кого-то на улице, снова странно посмотрел на неё.

— А ведьму не почуяла? — спросил он спокойным тоном, но Миджина расслышала напряжение в голосе. Ответ на этот вопрос был гораздо важнее для некроманта, чем всё, о чём он спрашивал ранее.

— Нет, — тут же ответила она и выдержала тяжёлый взгляд некроманта.

Заметила, как у него дёрнулась рука, словно хотела сжать невидимый кол. Такие, как он, привыкли решать вопрос силой. Вырывать правду щипцами, ставить отметины лжи калёным железом и добивать бесполезного свидетеля одним ударом.

И почему-то в этот раз он не мог обратиться к привычным методам.

— Тогда на рассвете мы уезжаем, — рявкнул де Торес и вышел, толкнув дверь.

Миджина не стала его останавливать и напоминать об обещании, данном после того разговора, когда де Торес заставил её признать в себе нежить. Ей нравилось видеть, как он превозмогает себя и сдерживается, чтобы не морщиться от отвращения.

И всё же это было обидно.

Миджина посмотрела на себя в зеркальце, которое в знак примирения принёс ей де Торес. Взамен того, расколотого.

И увидела только рыжеволосую красавицу с алыми губами. Слишком яркую картинку показывало серебряное стекло. Почему-то Миджина и ему не верила. Раньше она была какой-то другой.

Похожей и совсем не такой. А ещё Миджина запомнила себя другую. Настоящую. Монстра в обличье человека.

А вдруг правда, что Чёрная ведьма может вернуть ей жизнь? Или хотя бы спрятать истинную сущность ото всех. Прежде всего от неё самой?

Глава 5

Миджина

— Не зевай! Упустим его! — кричал ей Салбатор.

Миджина продиралась сквозь людской поток, грозя отстать от спутника, и не раз слышала в свою сторону похабные предложения о сопровождении или о том, чтобы за медную монету развлечь паломников.

Раньше бы она испугалась и ринулась прочь, подальше от незнакомцев, но сейчас в Миджине проснулось ледяное спокойствие и ощущение, что все люди вокруг не смогут причинить ей вреда. Ничего подобного доселе она не испытывала.

Раньше она не была такой холодной.

Память подводила, но вот некоторые вещи забыть не получалось.

С каждым днём новой жизни Миджина чувствовала, что дверь в прошлое приоткрывается, и боялась этого гораздо больше, чем грядущего.

Кто знает, какие тайны найдёт она за дверью?! И захочет ли после этого жить так, как сейчас?

— Домин Болдер, мы уже и не чаяли увидеть вас снова! — Салбатор возник перед растерявшимся молодым человеком, шедшим налегке с котомкой за плечами и постоянно затравленно озиравшимся по сторонам.

— Здравствуйте! — произнесла Миджина, выглядывая из-за спины некроманта.

Они остановились у обочины. Так многие поступали. Длинная дорога утомительна даже летом.

Салбатор делал вид, что хочет поговорить, грозно вращал глазами и вообще напоминал разъярённого отца, который готов был привлечь к ответу обидчика дочери. И в то же время отрезал Болдеру путь к бегству.

— Рад вас видеть, — прошепелявил тот. — Домнишоара, позвольте объясниться.

— Это ты со мной сначала объяснись! — Салбатор загораживал Миджину, давая знаки не вмешиваться. Она и не собиралась.

Есть всё-таки какая-то прелесть в том, чтобы со стороны наблюдать, как человек изворачивается.

И понимать, что люди с горячей кровью не так уж совершенны. Да и вообще слабы.

— Я, видите ли, домин, был вынужден срочно в Сибиу отбыть. В той округе летом красивые виды, а я художник.

— И давно уже ты здесь? — наступал Салбатор, и Миджина, державшая под уздцы двух лошадей, даже зауважала некроманта. Ну точь-в-точь как Инквизитор!

Мысль о том, что она знает о работе адептов Инквизиции, уничтожающих таких, как она, заставила похолодеть и остудила пыл.

Да и в замке Корвитов, где произошло убийство, обязательно будут дознаватель Святого Ордена! Бежать им надо подальше, а не в пекло лезть!

И всё же её туда как магнитом тянуло. Говорят, убийцу влечёт к месту преступления. Но не только его, жертву тоже.

— Не ври, Болдер! Или как там тебя?! Ты мою дочь подставил, теперь за ней охота начнётся, доказывай потом, что не она фонтан остановила!

— Я всё расскажу, только не выдавайте! — молодой человек говорил тихо и затравленно озирался.

— В таверне и расскажешь! — Салбатор ловко прилепил какую-то чёрную кляксу к рукаву рубашки Петера, и тот сразу сник.

Посмотрел на Миджину с лёгкой укоризной, словно хотел сказать:«За что вы так со мной, домнишоара? Вы казались совсем другой», но сопротивляться не стал.

Миджина решила, что потом спросит у Салбатора, что это такое. Пригодится при случае, теперь ей многое знать надо.

Если, конечно, она хочет и дальше ходить по земле среди живых. А Миджина хочет, хотя и не понимает зачем.

А пока можно смотреть по сторонам и запоминать.

Брасов оказался небольшим городком, чуть крупнее Цинсидироса, но гораздо оживлённее. И мрачнее.

Никаких украшательств на домах, ни единого цветного флага. Словно город говорил: «Оставьте меня в покое, я не стараюсь никому понравиться».

Салбатор сразу направился на постоялый двор, один из тех, что находятся вдали от проторённых троп, но никогда не испытывают недостатка в постояльцах.

Здесь не спрашивают о цели пути и метрику не просят. Кем назовёшься, тем и прослывёшь.

Если инквизиторы не нагрянут. А с полицией уж как-нибудь здесь договорятся. Хорошие отношения в подобных местах ценят дороже буквы закона.

И снова испугало Миджину не это место как таковое, а то, насколько быстро она всё это считала, едва переступив порог.

В воздухе за пределами постоялого двора пахло чем-то холодным, как сталь клинка. И окончательным, как надгробие.

Внутри же постоялого двора этот запах почти не ощущался. От каждого угла веяло безопасной ленивой сытостью.

— Вещи кинем и в замок! — бросил Салбатор через плечо, обращаясь к ней. Петер вжал голову в плечи и ссутулился.

— Зачем в замок? — прошепелявил он. — Там в подвалах до сих пор бродит дух Графа-Кровосмесителя. Того самого, который замучил тысячу дев.

— А за пределами рыщут псы Инквизиции. Их бойся больше, они сейчас посильнее любого призрака, — фыркнул Салбатор, но с Миджиной переглянулся.

«А я сразу понял, что он это», — говорил его взгляд.

Миджина прислушалась к ощущениям, присмотрелась к Петеру Болдеру, высокому и тщедушному, будто застенчивому, но со странным блеском почти прозрачных глаз. Он явно что-то недоговаривает, но на убийцу непохож! Впрочем, что она может знать о внешности убийц!

И сразу потянуло вечерней сыростью. Постоялый убогий двор исчез, слуха коснулись пения цикад и негромкий шелест листвы. И темно вокруг стало: фонари в округе, как сговорившись, сегодня не светили.

— Домнишоара, — пропел голос. Он пытался казаться иным, но пришепётывание было ненатуральным, не как у этого странного Петера. — Могу я узнать у вас путь?

И всё. Дальше боль, жар, холод и липкая жижа на пальцах, оказавшаяся её кровью. Надо же, Миджина даже не успела прижать рану руками!

— Пустите меня! Кто вы такие? — скулил Болдер и пытался оглядываться, чтобы при случае позвать на помощь. Не угадал, в таких местах люди не лезут в дела ближнего.

Себе дороже, вот и сейчас парочка, сидевшая у очага, отвернулась и уткнулась в стаканы.

— Замолчи, — шикнула она на Болдера и сама себе удивилась.

Такой ненавистью дышали её слова, что Болдер и впрямь заткнулся, метнувшись ближе к Салбатору. Понял, дурачок, что там безопаснее.

Глава 6

Миджина

Миджина учуяла некроманта, как тот только переступил порог постоялого двора. И это было настолько неправильно и необычного, что лишний раз вводило в ступор.

Нормальный человек этого не может. Миджина так и не привыкла думать о себе, как о монстре Тьмы.

— Молчи о том, что рассказал мне. Мой хозяин совсем не так великодушен, как я, — произнесла она через плечо, и Петер кивнул.

Кто бы мог подумать, что он окажется создателем Музыкального фонтана в Цинсидиросе! Она-то считала, что фонтан был построен как минимум лет сто назад. Да так и оказалось!

— Де Торес как раз ищет Чёрную ведьму, но ему, думаю, и ведьмак сгодится

— Зачем? Некроманты не имеют с нами дел, — хмуро откликнулся тот, кто представился Петером Болдером, а был, один Создатель ведает, кем.

Ответить Миджина не успела, шаги приближались. Да и была рада тому, что отвечать не придётся, потому как чувствовала, что версию, озвученную некромантом, брать в расчёт не стоило.

Получается Салбатор воскресил нежить и теперь таскается с ней повсюду только для того, чтобы помочь ей вернуться в мир живых?

Миджина мало знала о некромантах, но теперь, когда их мир стал ей ближе, чувствовала, что не в этом дело. Да и Салбатор де Торес — тот ещё циник. Такие о себе думают, не о ближних.

Он стольких воскресил, а потом рука не дрогнула, упокоил за милу душу. Вряд ли он их вспоминает.

— Что расселись, как на смотринах? — на лице некроманта промелькнуло неудовольствие, словно он ожидал увидеть нечто совсем иное, но никак ни мирное чаепитие, наскоро организованное Миджиной не без помощи ведьмака.

Всего-то делов: спуститься и «попросить» на кухне чая. Хозяйка как посмотрела ей в глаза, так сразу склонилась и задрожала. Странно, но Миджине это понравилось.

А потом, конечно, немного ужаснуло. Но она смирится, другого выхода нет. И всё же этот раболепный ужас в глазах смертных вызывал трепетную радость в её неживой груди. Миджина изменилась, возможно, к лучшему.

Наверное, и некромант когда-то не думал, что сможет якшаться с нежитью и с удовольствием, недрогнувшей рукой отправлять свои создания обратно во Тьму.

Миджина вернулась в комнату и сообщила Петеру, что скоро принесут чай и булочки. Чёрный ведьмак был каким-то непутёвым, не от мира сего, да и не от другого мира, а так, «не Создателю свечка, ни демону подспорье». Такой не убежит.

Салбатора боится. И Миджине хочет понравиться. Вон как шепелявит, присвистывает аж и смотрит как телок. Только и у него своя цель есть, это Миджина тоже ощущала.

— Дело есть, собирайтесь. Девушку около замка убили, туда и отправимся, посмотрим что к чему.

— Её уже там нет, — робко попыталась вставить она, ругаясь мысленно, что робеет перед некромантом. И впрямь как перед хозяином. — Я бы почувствовала.

—А я и так знаю, глупая, — огрызнулся Салбатор и повернулся к застывшему на стуле Болдеру. — И ты с нами, голубчик. Сдаётся, к этому делу касательство имеешь.

— Я? — залепетал Болдер и даже покраснел. Да, явно он не их матёрых Чёрных Ведьмаков, хоть и уверяет в обратном. Но не лжёт и вправду живёт долго да только счастливо ли? — Я совсем в другое место направлялся, мне нельзя задерживаться. И так время потерял.

— Ага, в Сибиу виды рисовать. Помню, — кивнул Салбатор и посмотрел на Болдера так, что тот только голову в худые плечи вжал. Как нашкодивший мальчик, вынужденный отвечать перед учителем.

В итоге, наняв повозку, все они оказались через час с лишним около замка Корвитов. Салбатор, чертыхаясь и кляня своих спутников, выудил из кошеля, привязанного к поясу три монеты, и передал их стражникам.

Плата за вход взималась со всех, всё-таки место известное, ещё вечно молодой Граф-Кровосмеситель семь лет здесь жил и девушек портил. Говорят, в подвале зарыл он секрет своей жизненной силы.

Вот и ходят паломники, ищут.

Но Салбатор направился не в сам замок, а пошёл за старые полуразрушенные конюшни.

С каждым шагом Миджине всё явственнее слышался запах свежей крови. Даже подташнивать начало, она крови с детства боялась, от одного вида могла в обморок упасть.

— Здесь, — неожиданно остановился Салбатор и сгорбился, сделавшись похожим на дряхлого старика.

Миджина сразу поняла, для кого представление, и тоже почувствовала, что ноги нести туда не хотят. Равно как и то, что Болдер надумал слинять по-тихому.

— Вы ведь можете им глаза отвести? — ухватила она его за руку. — Как-то же до этого избегали встречи с Инквизицией?

Миджина ранее не видела тех, кого называли «псы Святого Ордена», с виду люди как люди, но это было до того, как она воскресла.

Теперь она отмечала, что лица их словно маски, сквозь которые проглядывает зелёная кожа, а глаза светятся жёлтым огнём. И держутся по особому: вроде бы стоят двое господ, а и не люди это вовсе. Совсем не люди.

Беседуют да вздыхают, близко к огороженному колышками участку не подходят, а сами уже всё разнюхали.

— Поздно, домнишоара, заметили нас, — мрачно отозвался Петер и вздохнул.

— Кто вы и почему здесь околачиваетесь? — тут же окрикнул их один из них, молодой, высокий, плечистый. И с лицом открытым, приятным. Если бы не знать, что маска это, то подумаешь: такой человек — меч правосудия. Не даст супостату ускользнуть от костра Инквизиции.

— Добрые стражи Святого Ордена! Мы со спутниками вчера прибыли в город, а тут такое несчастье! Я и говорю, дай пойдём, может, помощь нужна. Мы хоть и обычные странники, только многоИ слышали, может, в толпе и приметили кого. Обычай велит помогать вам да и заработать не помешает. До Сибиу путь неблизкий, — голос Салбатора изменился до неузнаваемости. Некромант угодливо кивал и трясся от страха.

Задребезжал голос, интонации в нём появились заискивающие. Миджина внутренним зрением усмотрела, что и они с Петером тоже поменяли облик. Не дать не взять мирные паломники!

Псы осмотрели их бегло. Таким метрики не нужны, насквозь видят. Обычных граждан.