Нежное укрощение ярости

Глава 1. Адское утро

Машина взвизгнула тормозами, я дёрнулась назад, угодила ногой в яму полную воды и рухнула на капот. Мне кажется, что я пролежала на капоте под дождем целую вечность.

В салоне машины за стеклом мне было видно широкоплечего бородатого мужчину, импозантного, про таких говорят, рядом сидела ухоженная блондинка. Оба были то ли удивлены, то ли недовольны, но блондинка точно была недовольна.

Вечность все длилась, хотя на деле все это происходило в мгновение, просто оно растягивалось, и во мне отпечатывалась каждая наносекунда происходящего.

Хлопнула дверца машины, мужской тяжелый бас сказал кому-то: «Сиди, я разберусь», потом теплые руки помогли мне подняться. Я взглянула на обладателя этих заботливых рук.

Да, это водитель, вблизи он кажется огромным, тяжелым. Дождь лил по нам обоим, по его дорогущему костюму, а он не обращал на это внимания, держал меня, пока я не встала на ноги, отвел на тротуар.

Он спрашивал, не довезти ли меня, я на все мотала головой, почему-то потеряла дар речи, в ушах, в голове шумел дождь, боль, обострившаяся от заботы чужого человека.

Я запомнила его раскосые, но при этом не узкие, глаза, какие-то звериные что ли.

Да что не так с этим днём, этим дождливым, обидным днём?! Словно попала в плохое кино. Реву сама, вместе со мной ревёт небо, будто пытается меня убедить, что рыдать у него точно получается лучше, чем у меня.

Я стояла на тротуаре, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Оно, пропустив удар, снова пыталось взять нормальный темп. Бахнул гром, рванула молния, и я снова побежала через пешеходный переход.

Против меня сговорились сегодня все. И погода, и город, и люди. Для полного счастья не хватало только попасть под конец этого жуткого дня в больницу, на что сейчас, когда чуть не угодила под машину, у меня были все шансы.

Я люблю этот город, свою работу, пытаюсь любить свою жизнь, хоть она и подкидывает неприятные сюрпризы. До сегодняшнего утра у меня ещё ко всему был человек, которого я любила. И ещё люблю. Но только его это больше не касается. В общем – полный комплект, чтобы чувствовать себя счастливой. Счастье. Есть ли оно вообще на самом деле или только сплошной самообман?

Самообман, как выяснилось – это про меня. Обманываться я рада.

Все-таки небо сжалилось, и дождь прекратился. Мне оставалось идти минут десять. Прорваться через толпу, которую жадно поглощала утроба метро, чавкая прозрачными дверями. Заскочить в аптеку и купить ибупрофен, чтобы унять головную боль.

Тут же рядом взять уже ставший ритуальным по утрам большой стакан кофе. И сегодня кофе будет без сахара. Ненавижу кофе без сахара, но сегодня так. Пусть сегодня будет горьким вообще все.

Напьюсь горечи и душой, и буквально, и к вечеру она вся кончится. Ничто не может быть бесконечным. Уж в этом я убедилась сегодня наверняка.

– Доброе утро, Марго, хорошо выглядишь, – бариста Макс улыбнулся своей дежурной, но все равно обворожительной улыбкой.

– Шутишь? – ответила я, сомневаясь, что можно сказать «хорошо выглядишь» про девушку, опухшую от слез, с красными глазами, будто в них насыпали песка.

Пусть у меня золотые волосы, или как говорил мой папа, медовые, и светлые голубые глаза, но, если честно говорить, внешность у меня не броская, не кричащая-секси, да и много чего «не».

А если в целом: хлюпающие, полные воды кроссовки, вымокшие до коленей джинсы, висящая мешком толстовка, как и полагается – мокрая насквозь. Волосы, стянутые резинкой в хвост. В общем – пленный француз, как если бы французы были разбиты Кутузовым не зимой, а по лету.

Такая мысль мне понравилась, и я по привычке подумала, что надо бы сказать эту шутку Игорю, моему… уже бывшему. И он, конечно же, как всегда, её бы не оценил.

Я мгновенно пришла в бешенство оттого, что этот гад так легко прорвался через мою оборону. Я же пообещала себе, что не буду думать о нем!

– Как всегда? – спросил Макс. – С сиропом?

– Нет, Макс. Не как всегда. Двойной эспрессо, никаких сиропов, никакого сахара. Есть у тебя дополнительная горечь в пакетике?

Макс смотрел на меня с недоумением.

– Вот мне пять пакетиков горечи, будь добр!

– Чудная ты, – снова улыбнулся Макс и поспешил добавить, – сегодня.

Но я-то знала, что вот это – «сегодня» он добавил только из вежливости. Всегда чудная, вообще чудная, в принципе чудная – улетевшая, как говорил Игорь. Черт! Вылези из моей головы, скотина! Ты не имеешь права занимать мои мысли, учитывая, что ты сделал со мной! Перед глазами до сих пор стоит эта картина – вот он уходит в душ, и я вижу, что его телефон не поставлен на блокировку. И я, не понимая зачем это делаю, беру телефон в руки.

Макс протянул мне стакан с кофе. Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Я злая теперь и на Макса, словно он в чем-то виноват, выхватила стакан, не удержала и опрокинула на себя. Только и успела оттопырить толстовку, чтобы не обжечься.

Макс смотрел на меня теперь без улыбки. Я смотрела на него с отчётливым желанием испепелить. Картина этого утра была завершена. Теперь на моей белой толстовке красовалось ещё и мерзкое коричневое пятно. Что ж, небесный художник, не могу отказать тебе в таланте и юморе. Давай, не останавливайся.

Глава 2. Все началось с предательства

Лайки и сердечки, огоньки и аплодисменты – и все под бесконечными силиконовыми сиськами, накаченными филеями, чуть ли вывернутыми наизнанку губами, подправленными носами.

Я не верила, что мой Игорь может восторгаться всем этим пластиковым великолепием. Но он не только восторгался. Он вступал в длинные переписки. Я заглянула в его мессенджеры. Парад расфуфыренных куриц продолжался и там.

Только в мессенджерах они уже не стесняли себя нижним бельем, неспособным сдержать их выдающиеся во все стороны округлости.

То есть он что, залипал вот так в приложении, а потом ложился в кровать и залезал на меня? Он хоть глаза держал открытыми или закрывал, чтобы лучше представлять своих перекроенных пластикой девиц?

И не просто любовался ими. Он писал им такое, что я даже вспоминать не хочу. И ведь эта скотина совсем не заморачивался, он и меня называл точно такими же уменьшительно-ласкательными, как и этих девиц.

Руки мои дрожали. В висках пульсировало. Я не могла надышаться. Из квартиры будто выкачали весь воздух. Я вспомнила, что он почти никогда не называл меня по имени в последнее время. Наверное, потому что не хотел проколоться и случайно назвать чужим именем. Но если не хотел проколоться, зачем сейчас все выставил напоказ?

Я чувствовала себя даже не преданной. Это было больше, чем предательство. Какая-то такая подлость, которой я даже название не могу придумать. Дура!

Я смотрела и в первые минуты даже пыталась придумать ему оправдание. Словно не верила, что это происходит на самом деле и это не какая-то злая шутка. Но все мои бессознательные попытки обелить человека, которого люблю, разбились на осколки.

Пролистав сообщения в мессенджере на месяц назад, я прочитала: «Вчера было хорошо, Вика. Нужно повторить, видишь, я уже жду». И эта было не просто сообщение. Это была подпись к фотографии. А на фотографии его эрегированный член!

Я швырнула телефон на стол, и в этот момент Игорь вышел из ванной, обмотанный полотенцем на бёдрах.

Он глянул на телефон. На телефон! Не на меня. Словно хотел убедиться, что я все видела. И только потом уже посмотрел на меня. «Ну, что скажешь?», – читалось в его бесстыжих глазах.

Он встал в дверном проёме и скрестил руки на груди.

– В телефоне копалась? – спросил он так, словно сам не хотел того.

А я, глупая, чуть было не начала с извинений, но вовремя осеклась.

– Да уж, было на что посмотреть. Зачем, Игорь? Почему? Со мной что-то не так?

Он будто только этого вопроса и ждал.

– Что-то не так? Ты же улетевшая!

– Куда улетевшая? – мой вопрос был нелепым, но искренним.

– Вообще улетевшая. Думаешь, я хотел тебя обидеть? Нет! Я только хотел показать, что мне на самом деле нравится в женщинах. Это такой намёк, Марго. Почему ты не можешь быть такой? – он показал на телефон. – Что тебе мешает?

– Какой такой, Игорь? Ты посмотри, они же все одинаковые. Одну не отличить от другой. Словно клоны какие-то.

– Чушь! – фыркнул Игорь.

Он разнервничался и заходил по кухне туда-сюда.

– Это красиво. Я просто хочу, чтобы ты тоже выглядела красиво. Я намекал, но ты не слушаешь. Не вылезаешь из этих своих дурацких мешков-свитеров. Да мне бывает стыдно с тобой иногда по улице идти!

От этих слов что-то кольнуло в груди. В животе похолодело. Кажется, я забыла, как дышать. В голове разом образовалась какая-то пустота – ни одной мысли, словно я провалилась в холодную бездну.

– Игорь, стыдно? Тебе за меня стыдно?

Кажется, он понял, что переборщил и попытался погладить меня по голове, как паршивую бездомную собачонку.

Я дёрнулась в сторону и вскочила со стула.

– Я поняла. Тебе нужно, чтобы я выглядела как они. Чтобы я встала с ними в один ряд, и чтобы меня было ни отличить от остальных клонов! Я поняла.

– И перестала быть улетевшей. Прилети на землю уже, – добавил он.

– Что ты имеешь в виду? – я поставила руки в боки, изображая разъярённую кобру.

– Ты же нелепая, Марго! Все роняешь, спотыкаешься, забываешь, теряешь. Ну, невозможно! Мне иногда кажется, что не будь меня рядом, ты бы уже давно обо что-нибудь самоубилась. Летаешь в облаках. Улетевшая и есть!

Я не знала, что ему ответить. В этом Игорь был прав. Я действительно была какой-то безалаберной, будто неприспособленной для жизни на этой планете, где все вечно попадается под ноги, падает, опрокидывается и возникает не к месту и не вовремя.

– Я думала…

– Думала мне это нравится? – оборвал он меня. – Да как такое может нравится?

– Тогда почему ты все это время был со мной, Игорь? Если тебе стыдно за меня, если я такая для тебя неподходящая? Зачем тогда все это было? Зачем ты говорил, что любишь меня?

– Ну, не все в тебе мне не нравится, – он улыбнулся.

И ничего нелепее этой улыбки я в жизни не видела. Он как будто решил, что сейчас самоё время по его плану перейти к примирению. Такой, наверное, у него был план.

Глава 3. Пустая жизнь

Яр вышел на кухню. На бёдрах полотенце. Смуглая кожа блестит от капелек воды, он ерошит тёмные волосы, приглаживает тёмную с ранней проседью бороду, думает о сегодняшней встрече, наливает кофе.

Он всегда по утрам думает о расписании на день, расписание его успокаивает. А успокоение ему необходимо, иначе он взорвётся. Расписание словно клетка для его натуры, для затаённого, спрятанного.

Может, от того он так успешен в свои тридцать пять – направляет страсть в дело. Яр смотрит в окно. Панорамное окно в пол, за окном вся Москва как на ладони.

Он не услышал, как сзади подошла девушка, пока она не прижалась к его обнажённой спине голой грудью. Она обняла его и провела коготками по животу, спускаясь ниже под полотенце.

Яр стоял с кружкой и наблюдал за действиями девушки в отражении окна. Длинные прямые волосы, полные губы, узкий носик, широкие брови – шикарное безликое создание, имя ей – инстадива.

Он не знал её и не знал откуда она здесь появилась. Она пролезла под полотенце и прикоснулась к его члену. Яра позабавила её реакция на отсутствие его реакции. Полотенце упало, он успел его подхватить и зажал в кулаке.

– Ты кто такая и что забыла в моей квартире? – спокойно спросил Яр.

– Разве ты не помнишь? Вчерашний вечер, ты, я после вашего банкета в честь чего-то там строительного? – девица притворно хлопала ресницами и выпячивала сделанную у хорошего хирурга грудь четвёртого размера.

Яр с трудом её вспомнил. Она была с одним из его партнёров на вечере.

– Ага, вспоминаешь. Так я дополнительно напомню. – Она опустилась на колени, откинула длинные волосы, выпрямленные и наполненные кератином у прекрасного стилиста, и потянулась накаченными губами к его…

Яр взмахнул полотенцем перед её отпиленным у пластического хирурга носиком и обернул его вокруг бёдер.

Раздался звук каблуков. На кухню зашла женщина. В строгом деловом костюме лавандового цвета, рубашка цвета фуксии подчёркивала ледяной блонд и холодные светлые глаза.

Она была высокой, на лице словно приклеена усмешка. Усмешка её не портила, но настораживала окружающих.

­– Какая интересная картина. Яр, доброе утро!

– И тебе, доброе, Кристина.

Яр даже не пошевелился. Девушка все также стояла перед ним на коленях. Она открыла рот и забыла его закрыть. Кристина сказала:

– Прямо голодный птенчик. Ты что не можешь девушку завтраком накормить.

Яр засмеялся. Да, только Кристина своим жалящим языком может его рассмешить. Девушка смеха не вынесла. Она поднялась, груди подскочили, она с вызовом обернулась к Яру.

– И все же ночью было хорошо. Очень хорошо. Жалко, что ты был пьян и не помнишь.

Кристина подняла бровь и выразительно посмотрела на Яра.

Яр наклонился к ушкам девушки и сказал:

– Деточка, я не пью и не принимаю веществ, это раз. А значит, я всегда всё отчётливо помню. – сказал ей Яр. – Тебя со мной не было вчера. И сегодня ты здесь появилась незаконно. Может, пойдём узнаем у охраны, чем ты их подкупила? Знаешь, чем тебе это грозит?

Девушка злобно посмотрела на Яра, наконец поднялась с пола и пошла прочь из кухни. По пути из шкафа вытащила ком одежды, также по пути напялила все на себя по частям. Трусы, кажется, забыла.

– Попка простынет, цистит привяжется, – вздохнула Кристина.

Яру было не до смеха уже. Подобные выходки навязчивых дорого сделанных девиц его доконали. Не смущаясь Кристины, он ушёл одеваться. Кристина задумчиво смотрела на его мускулистое тело, чуть прищурив глаза.

Чуть позже они ехали в машине на якобы неофициальный завтрак. Машину Яр водил сам, он не любил, когда «водили его». На завтраке предполагались все свои, а это значит, тащи девицу, чтобы они щебетали, вставляли глупенькие словечки, требовали какого-то специального несуществующего чая, и такой чай внезапно находился.

Требовали вот такой салат только без всего, пусть только там капуста останется, и им делали капусту. Яр просил Кристину его сопровождать. Девиц он категорически не переносил за их шаблонность и тупость, за их навязчивость и его безразличие к ним.

Рядом с ними он чувствовал себя мёртвым. Словно с Полиной умер он сам – два года назад.

Раздался звонок. На экране значилось «няня №14». Его сыну с нянями не везло. Яр вздохнул. Им обоим не везло. Что там ещё?

– Сегодня я веду Марата в центр детского творчества. Вы говорили, ставить вас в известность. Я заполнила анкету, вписала все данные.

– Прекрасно, держите в курсе. За необходимость водить Марата сделаю надбавку.

Разговоры о сыне вызывали у Яра глухое чувство боли, поэтому он сводил их к минимуму. Его интересовало лишь сколько нужно заплатить за то, что сына отвлекают от Яра. Сколько стоит развлекать и обучать его замкнутого мальчика. Это все.

Яр погрузился в мысли и отвлёкся от дороги.

По улицам носился дождь, носились люди. Яр отвлёкся всего на мгновение, но этого хватило, чтобы потерять бдительность.

По переходу неслась девушка, вообще не смотря по сторонам. Яр ударил по тормозам. Машина клюнула носом и остановилась в миллиметре от девчонки.

Глава 4. Дом летающих кинжалов

Когда урок подходил к середине, сегодня мы делали коллаж, в студию вошла Люба.

– Марго, вот новый мальчик в твою группу, – из-за её спины появился мальчишка. Раскосые глаза, смуглая кожа, модный костюм.

Он не смотрел на меня, не смотрел вообще ни на кого.

– Проходи присаживайся, – я подошла и хотела взять его за руку, чтобы отвести на его место.

Он дёрнулся и посмотрел на меня, как мне показалось, слишком зло для шестилетнего ребёнка.

– Ну, что ж, как хочешь. Выбери любое место, какое понравится, – улыбнулась я ему.

Весь оставшийся урок, Марат – так звали мальчика, просидел над коллажем, но не сделал ровным счётом ничего. Когда я подходила, чтобы ему помочь или подсказать, он только насупливался, складывал ручонки на груди и всем видом показывал, что в помощи не нуждается.

На перерыве я подошла к Любе и спросила:

– Нелюдимый какой парень этот Марат. Посмотри контакты родителей на всякий случай.

Люба вздохнула, заклацала алыми ногтями по клавиатуре.

После перерыва я все же решилась присесть рядом с Маратом и показать, как вырезать фигуры из цветной бумаги для коллажа.

Он внимательно смотрел, но, когда взял в руки ножницы и попробовал сам, у него ничего не получилось.

– Давай попробуем ещё раз, все получится, – попыталась я его приободрить.

Он вызывал во мне смутное чувство беспокойства. Откуда же взялся этот ребёнок, что такое с ним было, что он вёл себя настолько не по-человечески.

Он глянул на меня исподлобья, как волчонок, и бросил мне в лицо ножницы. Я едва успела увернуться, но все-таки вскользь лезвие чиркануло меня по щеке.

Марат смотрел на меня испуганным взглядом, словно только сейчас понял, что сделал. Я не сказала ни слова. Молча встала и вышла из студии в холл. На сегодня с меня хватит.

– Что это? – Люба показала на моё лицо.

Я потрогала скулу. На пальцах осталась кровь. Я пошла в туалет, посмотрела на себя в зеркало. Совсем небольшой порез на скуле. Заживёт, даже шрама не останется.

«Этот чудесный день продолжается», – подумала я. Ко всему уже случившемуся, конечно, не хватало, чтобы мне порезали лицо. Хорошо в глаз не попал.

Снова нахлынули воспоминания. Я опять вернулась мыслями в адское утро.

Теперь это уже была не одна сцена целиком, а только картинки и самые болючие подписи к ним.

Чтобы поняла, какой нужно быть! Улетевшая! Ты же безалаберная! Прилети на землю! Ты нелепая! И самоё жестокое – мне бывает стыдно идти с тобой по улице!

Как он так мог? Говорил же, что любит. Мне казалось, я никогда не видела по глазам Игоря, что он врёт. Или я никогда по-настоящему ничего и не пыталась разглядеть в его глазах?

Может, и не любил он меня никогда. Как он там сказал: «Секс, Марго, секс хорош».

То есть в постели я его устраивала, но вот вылезать из постели и как-то жить эту жизнь, по его мнению, мне не стоило. Сразу все уроню, разобью, да и сама уронюсь и разобьюсь.

Он даже оказался прав в чем-то. Я и правда чуть не попала под машину и растянулась на полу, когда вошла в студию. Мне вспомнились заботливые руки мужчины из авто, его раскосые внимательные глаза, будто он понял мое состояние.

Слезы покатились по щекам. Я не хотела плакать. Предательские слезы текли сами собой. Мне стало так жалко себя. Но я уже решила, что это последний раз, когда я себя жалею.

Нужно решить, куда я отправлюсь сегодня после работы. Не возвращаться же домой. Я не перенесу ещё одного подобного разговора с Игорем. День я как-нибудь проведу, но вот вечером.

Возвращаться в нашу с Игорем квартиру, мы вместе её снимаем, я даже не думала. Но где-то мне нужно обосноваться. Может, попроситься к Любе переночевать?

Я тут же разозлилась на неё. За то, что она очень похожа на тех девиц, что так нравятся Игорю. Все как по лекалу. Вылизанная, гладкая, отштукатуренная, в нужных местах подкаченная.

Любовь. Такая она эта любовь. Я всегда думала, что любовь не может пройти быстро, а уж тем более мгновенно.

Но сейчас, когда стояла в туалете и смотрела на свое заплаканное лицо с порезом на скуле, была почти уверена, что может. Все зависит от глубины нанесённой раны.

Что этот порез от ножниц по сравнению с тем, что сделал Игорь? Он воткнул мне в грудь топор, разрубил сердце пополам, вытащил одну половину и растоптал ногами.

Но получилось так, что именно в этой половине и была вся моя любовь к нему. А в той окровавленной половине, что осталась в груди и сражается за мою жизнь, уже никакой любви нет.

Надеюсь, я не занимаюсь самообманом в очередной раз.

Я вытерла слезы. Промокнула кровь от пореза салфеткой и вернулась на ресепшен.

– Нашла контакты родителей Марата? – спросила я у Любы.

– Нашла, скину тебе в мессенджер. И не только контакты, – она как-то странно улыбнулась и слегка прикусила нижнюю губу.

Я не поняла, что она имела в виду, да и разбираться не хотела. Я открыла сообщение.

Глава 5. День, когда сошлись все звёзды

Девушка с медовыми волосами, рухнувшая на капот его машины, не выходила из головы Яра. Никогда бы не подумал он, что жизнь настолько странно устроена.

Всего лишь мгновение – глаза в глаза, смутное ощущение чужой души – так может врезаться в сознание, что многолетние воспоминания могут внезапно отступить.

Что это? Сколько должно всего сложиться в одно мгновение, что бы такое произошло? Должен быть именно такой день – серый и дождливый, именно утро и привычный маршрут?

Именно такие мысли должны быть в голове и такое вот настроение, прежде всего, размышлял Яр.

Мысли, которые не дают ему покоя последние два года, но которые отступили в последнее время. Отступили настолько, что временами Яр даже переставал себя винить.

Правда, как только он ловил себя на том, что прожил целый день и ни разу не почувствовал себя виноватым, ему становилось стыдно.

Стыдно за то, что он может себе позволить просто жить, не сгорая ежедневно в аду своих воспоминаний.

И ещё вот это внезапное голубоглазое и какое-то слишком чистое и наивное создание, которое он чуть не отправил в морг.

Если бы ещё и она добавилась ко всему прочему, если бы ещё и за её смерть вина легла на него, что тогда вообще осталось бы от его жизни и от него самого?

Что ещё нужно было добавить к такому дню, чтобы чудесное, как теперь он считал, мгновение, так врезалось в память? Может, впервые за два года отменённый визит к психиатру? Впервые за два года не принятое с утра лекарство?

Но это было как раз после того, как девушка с медовыми волосами оказалась на капоте. Это из-за неё он отменил визит, это из-за неё он не стал пить лекарство.

Яр сидел за своим столом в офисе и крутил в руках блистер с таблетками. «Что, если ярость вернётся, когда перестану их пить?», – спрашивал себя Яр, и утреннюю картинку с девушкой и её медовыми волосами заслоняла другая.

Морг. Искалеченное тело жены Полины и её последние слова перед тем, как машина влетела в стоящий на обочине грузовик. «Ненавижу тебя! За то, что так люблю тебя, сволочь – ненавижу!».

И свои последние слова ей в ответ: «Почему ты всегда доводишь меня до такого состояния, что мне хочется тебя прибить? Зачем ты это делаешь? Зачем провоцируешь?».

А дальше крик Полины, скрежет металла и короткие гудки в телефоне.

Теперь Яр знал, зачем она это делала. Зачем провоцировала его на злость и ярость. Такая она была – его Поля. Такой была его суть.

Всегда на грани. Никаких половинчатых эмоций. Всё на пределе, и сама всегда на пределе. Если секс, так секс, больше похожий на войну.

Если ругань, то такая, после которой не должно остаться камня на камне. А после, на этих руинах, конечно, тот самый секс, который как война.

Если любовь, то такая любовь, которая после себя не оставляет ничего, только пустоту, которую больше ничем нельзя заполнить.

«Если бы я тогда сдержался, – думал Яр, – если бы не дал себя спровоцировать, всё было бы иначе. Я же знал, что она делает специально, я же слишком хорошо знал Полю.

Нужно было только молчать, дать ей выговориться, но я дал волю гневу. Я стал орать на неё, хоть и понимал, что это бесполезно. Такую как Поля не запугать, не переорать.

Потому она и не смотрела на дорогу, потому и вдавила педаль газа в пол.

Это я её убил. Своим гневом. Своей яростью. Убил мою Полю».

Яр скомкал блистер с таблетками и бросил на пол. На столе забренчал смартфон. Яр глянул на экран, высвечивался номер творческой студии, куда записала Марата его последняя няня номер четырнадцать.

Шевельнулось нехорошее предчувствие, что с сыном что-то случилось.

– Слушаю, – сказал он в трубку.

На том конце молчали.

– Говорите же, что с сыном?

– Он плохо себя ведёт и срывает занятие, его нужно забрать, – сподобился, наконец, собеседник.

Девушка. Нежный смущенный голос, Яру даже показалось, что он слышит, как в трубку нервно дышит, волнуясь, обладательница этого голоса.

Яр слушал и молчал, он боролся с желанием выяснить подробности и с нежеланием грубить этому волнующемуся голосу. Поэтому он просто отбил звонок и с облегчением выдохнул.

Его не удивило, что Марат успел что-то учудить. Удивительным было бы другое, если бы за целый день Марат ничего не учудил.

После гибели Полины Яр разговаривал со специалистами. Все как один утверждали, что сознание Марата, на глазах которого погибла мать, блокировало шок и ушло в глухую защиту.

Ему не отрезало память, он не забыл, что у него была мама, но получилось так, что он как будто не испытывал по этому поводу никаких чувств.

Он никогда не говорил с тех пор о матери, никогда ничего не спрашивал, словно её не было, но это уже был не тот ласковый и добрый мальчик, каким он всегда был.

Словно всё, что было в Марате от матери, а от её, как казалось Яру, было в нем больше всего, вдруг исчезло. Зато осталось только то, что он взял от отца.

Марат стал жесте и мрачнее. Он не давал спуска своим няням, и они при нём не держались. Его сложно стало вывести на разговор.

Яр не видел, чтобы он хоть раз улыбнулся после смерти матери.

Марат будто махом повзрослел лет на десять, но при этом остался в теле шестилетнего ребёнка, что ему точно не нравилось.

И, конечно, в нём проснулся тот же гнев и та же ярость, как и в его отце.

Глава 6. Зверюга и его волчонок

Ростом он был под метр девяносто не меньше. Широкие плечи, мощная, но благородная шея. Он держал в руке смартфон, и тот казался совсем игрушечным, хотя мне такого размера смартфон было бы трудно держать одной рукой.

Смуглый, аккуратная ухоженная смоляная-чёрная борода с редкими серебряными нитями. Черные джинсы, светлая рубашка с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами. На груди видна растительность.

От него пахло чем-то восточным: мускус, сандал и какие-то специи. Специфический, но завораживающий аромат. У меня слегка закружилась голова.

От него буквально исходила сила. Её можно было впитывать. Словно силы этой в нем так много, что даже этого могучего тела мало, чтобы всю её вместить.

Но больше всего меня вновь поразили глаза. Раскосые, но не узкие. Тёмная практически чёрная радужка, на фоне которой не различить зрачков.

Я запомнила его взгляд заботливым, но сейчас мне казалось, что я ошиблась, он был опасен, и эта опасность затаенная, темная плескалась в глубине его глаз.

Сердце пропустило один удар. Было такое ощущение, что к нам в холл вошёл какой-то древний восточный завоеватель, скиф, чтобы объявить – теперь мы под его властью и все дружно будем платить ему дань.

Я глянула на Любу. Та уже готова была не только платить дань в будущем, но и отдать какую-то часть уже сейчас – натурой.

– Что с сыном? – спросил он с порога.

Снова этот голос. Вживую он был ещё глубже, ниже. Мне хотелось вжать голову в плечи. Кажется, я так и сделала. Он смотрел мне в глаза, не мигая. Этот взгляд лишал воли.

Я все никак не могла собраться. К тому же он никак не показал, что узнал меня. Наверное, он даже не запомнил: какая-то мокрая девица, причем не в купальнике и не намазанная маслом, а в безразмерной толстовке, полулежала на его капоте.

Ну да, а чего я ждала? Бесит собственная наивность. Но меня охватило смятение, будто в тот момент встречи что-то случилось с нами, что-то особенное. Нет, нет, надо прекратить это думать, особенно сейчас, когда он стоит и выжидающе смотрит.

Люба вышла из-за ресепшена, видимо, решила показать себя во всей красе и в полный рост.

– Здравствуйте, я – администратор…

Завоеватель даже не посмотрел на неё. Впервые я видела мужчину, который не только не глянул на Любу, но вообще сделал вид, что той не существует. Он по-прежнему пристально смотрел мне в глаза.

– Я слушаю, – оборвал он Любу, видимо, уже раздражаясь, что я никак не могу начать разговор.

Я пошла ему навстречу и зацепилась за коврик носком кроссовка. Как-то нелепо взмахнула руками и полетела, словно подраненная птица.

Он быстро сделал шаг и успел меня подхватить до того, как я рухнула на пол.

Завоеватель приподнял и поставил меня на ноги, как сломанную куклу. Я смотрела на него снизу вверх, затаив дыхание. Он продолжал держать меня за руки и смотреть прямо в глаза, будто что-то высматривая во мне.

И снова! Снова это нечто промелькнуло между нами, как тогда под дождем. Будто мне не безразличен этот чужой, грозный мужчина, будто ему не безразлична я.

Наконец я вздохнула. Как же от него приятно пахнет. Как же ему идёт этот аромат. Боже, кажется, у меня закружилась голова. Сейчас я точно свалюсь.

Я чувствовала его мощные руки и не могла отвести взгляда, словно он загипнотизировал меня.

Я сбросила с себя наваждение и наконец нашлась:

– Марат не хочет заниматься, если честно, я его немного опасаюсь.

И этими обыденными словами разрушила невидимую связь. Он отпустил меня, я отошла на два шага назад. Сразу все стало просто, нормально. Он – отец мальчика, я – учительница мальчика. Я рассердилась на саму себя за фантазии. Он, по-моему, тоже.

– Разве это не ваша работа – находить общий язык с детьми? – сказал он, хмурясь.

Мне захотелось зажмуриться. Неужели этот опасный зверь, по-другому и не назвать, собирается ещё и напасть на меня? От чего-то захотелось заплакать. От наивных фантазий, от сегодняшнего дня, от того, что тот, кто на секунду показался опорой, защитой, всего лишь тот, кто указывает тебе что делать.

Я неожиданно для себя выпустила когти:

– Может, надо заниматься воспитанием ребёнка, а не пытаться скинуть его на преподавателей и нянек, тогда он не будет вести себя так странно? – выпалила я.

Зверюга поднял бровь, видимо, не ожидая от меня такой прыти. Я прямо видела себя его глазами, какая-то серая мышь мелкая выскочила перед тигром и пищит. Я и сама от себя такого не ожидала.

Со мной сегодня что-то творится. В итоге я замолкла и, кажется, покраснела. Мне почему-то стало стыдно перед ним за свой выпад, хоть я и считала, что сказала всё по делу.

– Даже так? Ну что ж, – даже пропищавший комар произвёл бы на него больше впечатление, чем мой спич.

В это время появился Марат, наверное, услышал голос отца. Он вышел из студии и подошёл к нему.

– Что случилось, Марат?

Яр присел на корточки перед сыном. Тот молчал.

– Он кинул ножницы мне в лицо, – сказала я, но не для того, чтобы пожаловаться, а для того, чтобы родитель помог адаптироваться ребенку в новых условиях.

Марат угрюмо глянул на меня, все также исподлобья. Я тут же пожалела, что сдала его. Кто знает, что может сделать с ним этот громадный завоеватель.

Кто знает, что вообще происходит в их семье, откуда появился этот хмурый мальчишка-волчонок под стать своему опасному папаше. Они оба производили тревожное впечатление.

– Собирайся и дуй в машину, – сказал отец сыну.

Яр поднялся. Внимательно посмотрел на моё лицо и сделал такое, отчего у меня тут же задрожали коленки, по спине и затылку пробежали мурашки, внизу живота что-то вспыхнуло и это тепло быстро охватило все тело.

Он медленно большим пальцем провёл по порезу и вытер кровь, которая, наверное, снова немного проступила. Внимательно посмотрел на палец и сказал:

– Да, такое недопустимо. Я поговорю с Маратом. Что я могу сделать для вас, чтобы загладить вину?

Глава 7. Скиф

Она упала Яру в руки. Девушка с медовыми волосами пахла летним полем, травой, нагретой солнцем. Она была хрупкой, невесомой. А потом, когда Яр поставил её на место, она на него напала.

Просто вонзила нож в самоё больное место: Марата он, видите ли, не воспитывает.

«А то я не знаю. Много ли ты смыслишь, полевой цветочек, чтобы мне на это указывать, раздирать мои раны заново?», – подумал Яр и почувствовал, как в груди вспыхнул уже знакомый огонёк гнева, который запросто может разгореться в костёр ярости.

Она смотрела на Яра гневным взглядом, и у него что-то щёлкнуло внутри. Это была та девушка, свалившаяся ему на капот. Тогда она была в отчаянии, сейчас уже в гневе.

На самом деле он узнал её сразу, как только вошёл. Но это было узнавание похожее на сон. Когда видишь что-то и точно знаешь, что видишь, но сознание не осмысливает увиденное.

Но когда она оказалась в его руках, сон улетучился, а реальность оказалась куда прекраснее сна. Это была она.

Та из-за которой столько всего сложилось в тот день. Та самая, увиденная мельком, но так прочно застрявшая в его голове.

В её голубых глазах было столько жизни. Он словно вдохнул её полной грудью. Тело затопило желание.

Бесконтрольно и неистово захотелось прижаться к её губам, ощутить их мягкость, раскрыть языком. Почему-то хотелось быть на воздухе, чтобы её солнечные волосы развевались от ветра.

Яр не опускал глаз, но он успел заметить её полную грудь, безвкусная кофточка, явно не подходящая ей по размеру, слишком требовательно привлекала к себе внимание, так что ему приходилось изо всех сил держать взгляд на приличном уровне.

Все это было неуместно, не нужно ему. Два года он не испытывал ни малейших чувств, желаний, никто и ничто не волновало ни его тело, ни его душу.

Всего лишь дурацкий случай с падением, точнее с двумя падениями – от этой мысли он усмехнулся – и вот его всего бьёт током.

Яру в этот раз удалось сдержать свою ярость. Это стоило ему неимоверных усилий. В какой-то момент ему захотелось раздавить эту двадцатилетнюю пигалицу, чтобы не смела открывать на него свой рот.

И не только потому, что она посмела повысить на него голос, но и потому, что пока только двумя появлениями в его жизни успела всколыхнуть в нём столько всего, осевшего на дно, что это было уже чересчур.

Яр вышел из дверей творческой студии, сел в машину и поехал в офис. Уже поднимаясь на лифте в свой кабинет, он набрал номер Глеба и коротко отдал распоряжение:

– Глеб, зайди ко мне, дело есть.

Глеб Воронцов – лучший друг Яра и его правая рука во всем, что касалось бизнеса.

Того же возраста, что и Яр – тридцать пять лет. Дружили они ещё со школы. Вместе ушли в армию и служили в одной части.

В армии Яр и получил своё прозвище – Скиф. Из-за татуировки-рукава во всю левую руку от плеча до кисти. Это действительно был скифский узор.

Отец Яра, рано ушедший из жизни, когда сыну было только десять лет, частенько рассказывал ему об исчезнувшем в песке истории народе. Он говорил, что их с Яром род уходит корнями как раз к скифам.

Когда Яр вернулся из армии, он пытался проследить свои корни. Они терялись где-то в восемнадцатом веке и не подтвердить, не опровергнуть теорию отца у него не получилось.

Но он и не расстроился. Скиф так скиф, что это меняет?

Яру рано пришлось повзрослеть. Мать серьёзно болела и не могла должным образом работать, чтобы содержать и себя, и сына.

Перед смертью отец сказал ему:

«Яр, если меня вдруг не станет, ты должен позаботиться о матери, понимаешь? Ты будешь единственным мужчиной в семье. Наша мама, сам знаешь, одна не справиться. Я отложил некоторые деньги, и они перейдут к тебе. Не так много, чтобы вы могли жить беззаботно достаточно долго. Поэтому тебе придётся решить, что делать с этими деньгами. Как сделать так, чтобы не только не проесть их за несколько лет, но и приумножить».

Отец подсказал Яру в каком направлении примерно нужно двигаться:

«Запомни простое правило. Люди всегда будут болеть, воевать и всегда им нужно будет где-то жить. Чтобы не случилось, какие бы времена не настали, какая бы власть в стране не установилась, всегда будет так. Воевать, болеть и где-то жить. Значит – заниматься нужно именно тем, что обслуживает эти три вещи. Лучше, конечно, всеми тремя, но хотя бы чем-то одним. И ты всегда будешь при деле и всегда у тебя будут деньги».

Яр слушал внимательно и ловил каждое слово. Он понимал, что отец говорит очень важные вещи. Как и понимал, что тот прав.

«Если будут воевать, значит – тебе нужно заниматься оружием. Но это опасный путь. Такое не советую, да вряд ли ты сам захочешь. Второе – болеть. Значит – тебе нужно заниматься лекарствами. Это уже проще. Лекарства можно производить, можно продавать или то и другое. И – людям нужно где-то жить. Значит – тебе нужно строить дома. Я советую заниматься недвижимостью, но решать будешь сам. Главное помни! Держи рассудок холодным, а сердце горячим. И всегда оберегай тех, кто тебе дорог».

Яр стал главой семьи, детство кончилось, игры тоже. Он нацелился завоевывать мир. Мрачный, с затаенной жаждой жизни, Яр впитывал всё: новости мира бизнеса, имена из списков Форбс, истории успеха, людей и их повадки, женщин и их желания.

Глава 8. Все не так, как на самом деле

Оставшуюся часть дня я ходила по городу. Не хотелось звонить родителям и просить у них денег на съем новой квартиры.

Мама разволнуется, а мне бы не хотелось её тревожить, все равно ничем она мне помочь не могла.

Мама у меня тёплая, уютная, как булочка. Мне бы сейчас оказаться рядом, прижаться к ней, поболтать за чаем с блинами и малиновым вареньем. Эх. Да, я маменькин цветочек. И папин тоже.

Папа у меня суровый, слов лишних не бросает. Маму оберегает и меня тоже. Вот и уберегли от жизни, от невзгод, от разочарований.

Мы жили за Уралом, в небольшом посёлке, в своём доме. Денег у нас особо никогда не было, да как-то я и не замечала, жила в книгах.

Затем переехали в Подмосковье. Тоже в небольшой поселок, здесь папа сам построил дом.

Училась я хорошо, рисовала, поделки на конкурсы делала, с папой в лес за грибами ездила, с мамой огурцы на зиму крутила в банки.

Моё детство продлилось до конца одиннадцатого класса. А потом я поступила в университет в Москве. Но тоже не успела хлебнуть жизни.

На первом курсе за мной стал ухаживать Игорь, я после лекций подрабатывала в творческих студиях, пока меня бережно, как лучшую молодую преподавательницу, которую любят дети, не вручили элитной творческой студии в центре Москвы.

Здесь были элитные дети, элитные родители, элитная Люба и совершенно простая, полная зауральских лугов, лесов и солнца я.

Игорь предложил мне жить вместе, когда мы учились на третьем курсе. Я согласилась.

Игорь был по-столичному модным, уверенным, красивым. А я была дурочкой, которая верила, что нашла свою сказку. И пришло время расплачиваться за долгий период безоблачного, иллюзорного счастья.

Нет, родителям я не позвоню. Надо бы уже самой как-то справляться с жизнью.

Погода наладилась. Ярко светило ласковое солнце, и город был словно со мной заодно, не давая погрузиться в мрачные мысли.

Но день прошёл, солнце спряталось за горизонт, а где переночевать я так и не придумала.

Сама не поняла, как оказалась у подъезда дома, где мы живём, нет, где мы жили с Игорем. Ноги сами вынесли.

Я смотрела на окна нашей, пусть и съёмной квартиры. На кухне горел свет. Значит, Игорь дома. Я надеялась, что его не будет.

Он частенько допоздна зависал со своими друзьями. Бывало, появлялся только утром. Какая же я дура! С друзьями! Теперь-то понятно, где он проводил ночи.

Меня затрясло. Почему я хожу по улице и не знаю куда приткнуться, а не он?! Платим за квартиру мы поровну. Да за всё всегда платили поровну. У него такой принцип. Я никогда не была против.

Мне даже нравилось, что мы с ним как бы наравне. Я никогда не была тарелочницей и не требовала меня кормить, поить и одевать.

Когда на первом свидании он предложил разделить счёт, и я согласилась, он растаял. Видно было, как напрягся Игорь, предлагая это.

Он внимательно следил за моей реакцией. А какая у меня могла быть реакция? Я и сама собиралась так поступить.

Странным было только то, что он не попросил два отдельных счета, мой чек был бы меньше, чем у него. Так что пополам мы разделили общий счёт.

Это сейчас я понимаю, дело было не в принципах или какой-то жизненной позиции, а в том, что денег у Игоря постоянно не хватало.

Он всегда жил на последнюю копейку, хоть и выглядел так, будто денег у него куры не клюют.

Всегда модная стрижка, не абы у какого мастера: говорил, что с его волосами не любой мастер справится.

Брюк, рубашек, худи у него больше, чем у меня джинс и футболок. Я уж молчу про его айфон последней модели. Но денег у него вечно не было. И за неделю до зарплаты перехватывал в долг у меня.

Для меня это не было проблемой. Я считала, что мы будем развиваться вместе. Вместе и достигнем успеха. Но сейчас я задумалась. А куда он тратил все деньги и почему их ему не хватало?

Зарабатывал он не сказать, что много, но и не сказать, что совсем уж мало. Тоже студент, родители не из богатых, но я не знаю точно, он никогда меня с ними не знакомил.

Его подработки были связаны со сферой IT, а это вроде как очень даже неплохо, правда, он не особо и напрягался с ними.

Скажем так, он мог бы один полностью оплачивать квартиру и ещё бы оставалось на месяц, если каждый день не завтракать и обедать где-нибудь в кафе или ресторане.

Я почему-то никогда не спрашивала об этом. Мы же договорились. Каждый платит за себя.

Но сейчас, когда никаких «мы» больше нет, вопросы лезли в голову один за другим, и ответов я пока не находила. Вместо ответов во мне разрасталась иррациональная, пока необъяснимая злость.

Я вспомнила, что как раз за последний месяц за квартиру платила полностью я. У Игоря, как всегда, не хватило денег.

Он обещал отдать через пару дней, но месяц уже подходил к концу, подходил срок новой оплаты, а он так и не удосужился.

Еду тоже покупала в последнее время я. Все это отметила только сейчас. Ещё день назад мне и в голову не пришло был кусочничать и считать.

Глава 9. Кто в теремочке живет

Игорь старался держаться уверенно, но меня не покидало чувство, что он не ждал моего появления. Или даже надеялся, что я не приду сегодня. Или – приду, но не сегодня.

Я не отвечала. Подождала, когда закипит чайник. Бросила в чашку щепотку моего любимого китайского белого чая. Залила водой, села за стол и уставилась на чаинки, ожидая, когда они опустятся на дно.

– Чего молчишь? Ты подумала? – спросил он и скрестил руки на груди.

Чаинки, медленно танцуя, одна за другой падали на дно.

– Ты же понимаешь, что я прав? – не останавливался Игорь.

Наконец последняя чаинка утонула, и я сделал вкусный и обжигающий глоток.

– Давай так…

– Давай так, – оборвала я его. – По справедливости. Кажется, ты так и не оплатил свою часть за квартиру, а уже подходит следующая оплата. Мне неприятно находиться с тобой под одной крышей. Поэтому, думаю, не мне, а тебе нужно ходить там, – я показала за окно, – и думать, где переночевать.

Он смотрел на меня, приоткрыв рот.

– В смысле? – разморозился он наконец.

– В прямом, – отрезала я.

Игорь вскочил со стула. Хотел что-то сказать, но, видимо, не нашёл аргументов. Он убежал в комнату, но тут же вернулся.

– И куда я пойду? – бросил он.

– А мне какая разница? Можешь к Вике податься, или как там её? Ну, та девица, с которой тебе было так хорошо, что ты ей фото своего, – я показала на трусы, – дружбана отправлял.

Игорь смахивал на рыбину, выброшенную на берег. Открывал рот, пытаясь возразить, не находил слов и так раз за разом. Он подскочил к холодильнику, взял пакет сока:

– Сок тоже я покупала. Поставь. Я утром попью.

Он бахнул коробку на стол так, что чуть не смял. И снова убежал в комнату. В этот раз я пошла за ним.

Я стояла, опираясь на стену и наблюдала, как он напяливает джинсы, носки, футболку. Все с таким видом и экспрессией, словно пытался подчеркнуть, какая я сволочь.

Несчастного парня на улицу в ночь выгоняю.

Я смотрела на него как на чужого и не видела больше моего Игоря. Он был как побитый пёс. Словно ничего мужского в нем не осталось, какой-то жалкий.

В какой-то момент я всё же чуть не дала слабину. Подумала, может, все-таки не выгонять?

Куда он, и правда, пойдёт.

Мне вспомнились внимательные глаза зверюги, Яра. И его жесткий ответ. Так и надо, да, разрушать воздушные замки. Это из-за моей доброты Игорь так вёл себя со мной.

Хватит! Я больше не допущу ничего подобного! Меня снова охватила злость.

Он долго искал зарядку от смартфона, ещё что-то по мелочам. Схватил было ноутбук со стола, но я его остановила:

– Это мой ноутбук. Твой в ремонте, помнишь?

– Может, заберёшь мой, у меня сейчас нет денег забрать его из ремонта? – спросил он.

А вот теперь он выглядел настолько ничтожно, что я отвернулась, сил не было смотреть на его унижение.

Ещё вчера я бы сама сходила и забрала без всяких просьб. «Ведь я такая добрая, можно вытирать ноги сколько влезет, прошу, не стесняйтесь», – передразнила я сама себя.

– Где все мои толстовки? – спросил он то ли у меня, то ли у себя.

– В стиралке, – ответила я. – Белую надень, она на стуле в прихожей.

Игорь надел толстовку, даже не заметив кофейного пятна. Он открыл дверь и замер на мгновение. Посмотрел на меня и сказал еле слышно:

– Странная ты какая-то. Не узнаю тебя. Будто с кем-то другим жил все это время. Словно обман какой-то.

– Кто бы говорил. Я тоже думала, ты другой. А тут такой обман нарисовался, просто поразительно. Вещи твои в чемодан соберу. Завтра заберёшь.

Он вышел на лестничную площадку.

– Чуть не забыла, – остановила я его. – Ключ от квартиры оставь.

Он достал ключ из кармана.

– Но я пока здесь живу, – сказал Игорь как-то неуверенно.

– Кто платит за квартиру, Игорь, тот и живёт. Справедливо же? И позвони заранее, когда за чемоданом придёшь. Вынесу на площадку.

Я с силой захлопнула за ним дверь. Тут же опустилась на пол, прислонившись к двери и собралась было разрыдаться. Так бы я сделала ещё вчера, или сегодня утром, впрочем, утром я так и сделала.

Но сейчас я не нашла в себе ничего кроме злости. А злость не та эмоция, от которой можно реветь. И не самая плохая эмоция в моём случае, учитывая контекст.

Я достала чемодан с балкона. Быстро собрала шмотки Игоря. Хорошо, что у него не было ничего тяжёлого типа книг. Все книги в квартире – стеллаж во всю стену – были моими.

Туда же в чемодан отправилась: игровая приставка, беспроводные наушники, провода и джойстики. Ещё что-то по мелочи.

Я обшарила все углы и шкафы. К моему удивлению, никаких вещей Игоря больше не оказалось.

Странно, но теперь я поняла – всё, что эту квартиру превращало в дом, а не просто в угол, где можно переночевать, было моим. Купленным даже не пополам.