Неистинная. Подменная жена младшего принца

1. Дом Белого тигра

– На что ты готова, чтобы спасти своего ребенка?

Женский голос, равнодушный и монотонный, доносится сквозь густой туман. Туман холодный, белый, тяжелый как вата, непроглядный и ровный. Он повсюду вокруг, и больше ничего. Я не чувствую своего тела, наблюдаю будто бы со стороны. Растворена в этом тумане. Где я? Кто я?

Ребенок...

Моя дочь. Она прямо сейчас должна родиться. А это все – наркоз, галлюцинации. Или обрывок разговора врачей пробился извне, проникая в искусственные сны. О чем они там говорят?

Что-то пошло не так?

– Думай быстро. Уже послали к твоему мужу, чтобы спросить, кто должен остаться жить, мать или дитя. Ты знаешь, что он ответит.

Нет. Не знаю. Это ложь, я не хочу в такое верить и не буду. Он не убьет нашу малышку, такого никогда не случится. Я не согласна.

– На все, – отвечаю, не ощущая губ, не слыша собственного голоса. Кричу без звука: – Заберите мою жизнь, а ее оставьте! Я готова умереть.

– Ты не умрешь, вернешься в другом теле. В другом мире, – продолжает невидимая собеседница. – Значит, согласна? Отдаешь свою жизнь – нам?

– Отдаю.

– Тогда иди сюда. Иди за мной.

Как же пойду? У меня и ног-то нет, нет здесь и направления. Это все сон, иллюзии, в реальности я лежу сейчас в операционной на столе, под наркозом, с разрезанным животом, наверное. Вокруг суетятся врачи, и я... Умираю?

Что-то тянет назад. Ослабляет хватку, снова тянет и опять отпускает. Будто вязну в болоте. Но с каждой попыткой все легче, а впереди виден неясный пока еще свет. Голос зовет за собой, я стремлюсь ему навстречу, и, наконец, получается.

Мне вдруг так легко, хорошо и спокойно, как давно уже не было или и вовсе никогда. Я лечу на свет, к свободе, к радости. Бесконечным и вечным. Забываю обо всем, кроме этого сияния...

– Нет. Твое время еще не пришло. Ты дала обещание. Помни об этом и о своей дочери, за жизнь которой обязалась расплатиться. Помни, когда очнешься.

Из ниоткуда появляется упругий сгусток, распрямляется тугой пружиной. Кошка. Самая обычная: усатая, полосатая, с желтыми глазами, разве что слишком крупная. Откуда бы ей здесь взяться? Прыгает и сбивает меня в полете. Теперь я не лечу – падаю, отдаляюсь от прекрасного сияния...

Удар. Вспышка. Боль.

***

О-о-ох, как же больно... Казалось, внутренности набили раскаленными углями, прежде чем зашить. Я попыталась шевельнуть пальцами, но они не слушались. Ни открыть глаза не вышло, ни позвать кого-то, мысли и те ворочались с трудом. Сосредоточиться на голосах, окруживших слишком громким, надсадным гулом, тоже не получалось. Разум лишь выхватывал отдельные слова и пропускал сквозь себя, не желая их связывать во что-либо осмысленное.

– ...совместимость...

– ...здесь находиться!

– ...подождать, и все у...

– ...хорошо...

Что хорошо-то? Вряд ли они меня имели в виду. Мне было плохо, очень-очень плохо, но люди вокруг этого будто и не замечали. Или действительно не замечали? С несоразмерным усилием мне удалось выдавить из пересохшего горла сиплый стон в жалкой попытке дать понять – я очнулась. Помогите. Сделайте что-нибудь, чтобы стало легче. Вы ведь врачи.

Врачи. Точно. Я в больнице, прихожу в себя после наркоза. Трудно прихожу, мучительно... А где моя дочь? При мысли о ней волной накрыла паника, вышвырнула в реальность, заставив окончательно прийти в сознание.

Где мой ребенок? Что вы с ней сделали? Закричала бы, да тело все никак не хотело слушаться.

– Тихо, она приходит в себя, – разборчиво произнес где-то рядом мужской голос. – Прошу вас, Ваше высочество, уйдите. Мы дадим знать, когда будет можно.

– Мой ребенок... – прошептала я едва слышно.

– Айна! – воскликнул кто-то в ответ.

С трудом разлепив тяжелые, будто склеенные, веки, я различила размытый силуэт. Сфокусировала взгляд, проморгалась и наконец сумела рассмотреть лицо незнакомца, склонившегося надо мной. Это лицо показалось мне невероятно красивым, прямо-таки ангельским, настолько, что на миг я забыла обо всем, залюбовавшись. Небесно-голубые глаза смотрели с испугом и болью. Почему-то немедленно возник порыв потянуться к нему, прикоснуться, утешить...

– Нет, Ваше высочество. Все прошло как задумано, это не... Это больше не она. Сожалею.

По гладко выбритой щеке прекрасного незнакомца скатилась слеза, оставив дорожку, смочила крупные, четко очерченные губы. Откликнулась в сердце едкой тоской. Он скрылся из поля зрения, и я невольно попыталась его задержать, но получилось лишь слегка пошевелить ладонью.

Что со мной? Это все наркоз? Какое мне дело до чувств человека, которого впервые вижу?

– Где... Моя... Дочь... – выдохнула, едва шевеля губами. Странно, но меня услышали.

– Будет жить, сколько ей судьбой отмерено, – ответила все еще невидимая проводница с того света. – Мы свою часть уговора выполнили. Теперь очередь за тобой.

Я попыталась перевести взгляд, чтобы ее увидеть, но все вокруг закачалось и поплыло. К горлу подкатила тошнота. В поле зрения возникла рука с чем-то похожим на стеклянную леечку. Прохладный гладкий носик коснулся губ. Мой затылок бережно приподняли над подушкой.

– Пейте. Вам нужно отдохнуть.

Полилась вода, медленно, по капле. Казалось, впитывалась сразу в иссушенное небо. Я жадно глотала, желая пить еще и еще, но воду убрали.

– Будет с вас, больше пока нельзя. Сейчас вы уснете, а когда проснетесь – будет легче. Боль пройдет.

Лба коснулась холодная ладонь, прикрыла мне веки. «Как покойнику», – только и успела подумать. Сонливость навалилось сразу, тяжелым черным одеялом, и я вновь отключилась. На этот раз не увидела ни тумана, ни манящего сияния. Ничего. Просто провалилась в беспамятство.

2.

Очнулась и немедленно вспомнила странные наркотические сны. Привидится же такое! А наркоз, кстати, так полностью и не отпустил – я не чувствовала ни намека на боль или дискомфорт. Только приятную тяжесть и вялость, будто организм все никак не желал пробуждаться от долгого глубокого сна.

«Надо бы запомнить этот момент, в ближайшие месяцы нечего будет и мечтать о том, чтобы выспаться», – подумала, прежде чем открыть глаза. Губы сами собой растянулись в улыбке. Ведь у меня теперь дочка есть. Скоро ее принесут, наконец на руки возьму. А чуть позже заберу насовсем, домой, где для нее все давно готово, выбиралось с любовью и предвкушением.

Но почему вокруг так тихо? Когда меня увозили в родовую, соседки по палате галдели не замолкая, не считая вопящих младенцев и обычного шума больницы. И обстановочка на больничную не похожа. Наш роддом не из худших, но даже в платных одиночных палатах подобной роскоши нет и быть не может.

Я лежала одна в очень просторной светлой комнате. Окна занавешены белыми шторами – что снаружи, не разглядеть. Паркет на полу отполирован до блеска. На стенах – панели с рисунками в азиатском стиле, изображающими красных рыб среди кувшинок. Кровать такая огромная, что раскинув руки я не дотянулась до краев. Еще и балдахин на гладких деревянных столбиках...

Где я, черт возьми, очутилась?

– Не советую. Вы еще слабы, а раны не затянулись как следует, – произнес мужской голос, стоило мне попытаться сесть. – Лежите. Если что-то нужно – зовите, сиделка поможет.

Приподнявшись на локте, я огляделась, пытаясь сообразить, откуда говорят, и никого не увидела. Казалось, будто голос доносился из-за стены.

– Моя дочь. Где она? Можно ее прямо сейчас принесут?

А больше мне ничего и не нужно. Ни личная сиделка, ни апартаменты эти роскошные. Предположив, что муж решил меня побаловать и разорился на все это, поморщилась от досады. Дорого ведь. Нам теперь есть на что деньги тратить, пора бросать привычку транжирить на всякую ерунду.

Одна из панелек отъехала в сторону, и в комнату вошел мужчина в белоснежной накидке поверх светло-серого то ли плаща, то ли длиннополого пиджака. На голове его была белая же круглая шапочка. Я почему-то сразу поняла, что это врач, хотя и в необычном костюме. И что дела мои не очень хороши – их ведь просто так не дозовешься, а он немедленно явился, стоило очнуться. Да еще выражение его лица... Не с такими лицами поздравляют с новорожденной.

– Как наши дела, ваша светлость? Как себя чувствуете? – произнес он ласково и почтительно. Немного помялся и все-таки отвесил поклон. Что еще за клоунада? Даже если за меня хорошо заплатили, это уже перебор. – Лежите-лежите, умоляю. Все в порядке. Ритуал прошел легко и правильно, но в подобных делах спешка недопустима, вам ведь еще предстоит выносить и родить наследников.

Что-то оборвалось внутри, пробило сквозную рану, и возникшая пустота взорвалась убийственной болью. Не плачьте, еще родите. Так они говорят, кажется? Женщинам, потерявшим ребенка.

– Она умерла? – выдохнула, боясь произнести вслух. Будто, пока не озвучишь, это вроде как не всерьез, ничего не случилось...

– Ее светлость герцогиня Айна? В физическом плане всего на мгновение, ваша душа заняла ее место почти сразу. Вы ведь очень похожи, едва ли не полные двойники. Нам невероятно с вами повезло.

– Я про свою малышку. И почему вы меня так странно называете?

– Не имею удовольствия знать вашего настоящего имени, – сказал врач или кем он там на самом деле был и взглянул вопросительно.

– Анна, – ответила машинально.

– Поразительно! Всего одна буква в имени! Подумать только... Уверен, все окажется гораздо проще, чем мы ожидали. – Он поймал мой взгляд и наконец догадался. – О, прошу меня извинить. Ваша дочь жива и здорова, ей совершенно ничего не грозит. Через несколько дней мы снова зашлем кошку, чтобы убедиться, пока след не остыл, – увидев, как я дрожащей рукой вытираю слезы, он кивнул. – Сейчас не лучшее время для долгих разговоров, но, полагаю, я обязан перед вами объясниться.

– Уж будьте так добры, – процедила недружелюбно, чувствуя, как облегчение сменяется злостью. Что они за концерт устроили? У меня и так нервы ни к черту, гормональный шторм, в конце-то концов!

С будничным видом он пояснил, что меня каким-то образом вытащили из родного мира и перенесли в другой, в тело погибшей жены одного из их принцев. Особы столь важной, что позволить ей умереть было никак нельзя. Вот и разыскали двойника, чтобы ритуал наверняка прошел успешно. Не вмешайся магия в судьбу, я должна была выжить, но лишиться ребенка, она – погибнуть. Вернее, они оба, бывшая хозяйка этого тела рожала одновременно со мной, но не дочь, а сына.

В итоге ее сын мертв, моя дочь – жива, а я призвана заменить ту, с кем у нас даже имена почти одинаковые. По словам кого-то, кого мой собеседник называл кошкой, мы и внешне были на одно лицо.

– Получается, вы сохранили две жизни ценою одной. Выгодный обмен, не находите? – закончил он свою речь фразой из арсенала продавца мелкой бытовой техники.

Впрочем, на продавца он никак не тянул – оптимизма в улыбке не хватало и бодрости в голосе. Он говорил спокойно и мягко, смотрел с почтением, но во взгляде таилось что-то настораживающее, холодное, хищное даже. Спохватываясь иногда, что изучает меня чересчур пристально, он отводил глаза. Ну да, конечно. Я ведь вроде как их принцесса. Пялиться в открытую, должно быть, неприлично...

Я что, всерьез восприняла весь этот бред?

– Постойте, я вообще ничего не понимаю. Вы, простите, кто? И где я нахожусь? Или нет, просто верните мои вещи, у меня ведь были личные вещи, в тумбочке. Наверное, сюда никого не пускают, но позвонить-то я могу?

– В это трудно поверить, знаю. Особенно если ваш мир из тех, где магия недоступна существам материального плана, – ответил он все с той же утешающей интонацией. – Но вы должны как можно скорее свыкнуться с тем, что случившегося не изменить. Вам же будет легче. Могу ли я как-то помочь? Сделать что-то, чтобы вы поверили?

3.

Вновь проснулась все в той же комнате, на широченной кровати с балдахином. Первое, что почувствовала – боль, слабую, но раздражающую. Докучливую ломоту в теле, желание потянуться, разогнать кровь и размять затекшие мышцы. Осторожно поерзала, помня о недавней операции и швах. Терпимо, только живот напрягать неприятно. И слабость, но пока неясно, временная ли или для меня теперь естественная.

Прямоугольник яркого света лежал на полу, незаметно подбираясь к кровати. Из приоткрытого окна доносилась монотонная песенка одинокой птицы. Больше ничто не двигалось и не нарушало тишину. Нарисованные четырехглазые рыбы равнодушно смотрели со стен. Почему-то стало не по себе, словно ленивое спокойствие солнечного утра обманчиво, прячет таинственную угрозу.

На глаза попался витой шнур для вызова прислуги. Почти машинально я протянула руку и дернула. Подождала немного. Ничего не произошло. Медленно, стараясь не делать резких движений, устроилась полулежа, подложив под спину подушку, и дернула шнур еще раз. Вновь без результата – может, сломан? Или обо мне просто-напросто забыли...

Пока я раздумывала, как дальше быть, в тишине раздался звук шагов. Панель в стене сдвинулась – не та, через которую «врач» приходил, другая, напротив изножья кровати. Но, вопреки ожиданиям, явилась вовсе не сиделка. Почему-то при виде этого молодого мужчины сразу стало ясно: он не из тех, кто прислуживает, скорее, привык распоряжаться другими. Несколько секунд он молчал, замерев, и я смогла его рассмотреть.

А посмотреть было на что. Он был так красив, что невольно хотелось зажмуриться, будто смотришь на солнце. Высокий, широкоплечий, статный, мужественное лицо с крупными волевыми чертами светилось уверенностью и благородством. Золотые локоны, ярко-голубые глаза в обрамлении черных ресниц, ямочка на подбородке – все было совершенно, притягивало взор. Белый камзол, расшитый по манжетам, полам и воротнику причудливой шелковой вязью, сидел на нем как влитой. Прекрасный принц, явившийся ко мне прямиком из сказки.

Мы встретились взглядами, и мое сердце затрепетало. Внутренне я устремилась принцу навстречу, невыносимо желая удержать, стать ближе, прикоснуться. Поверить, что это не сон, а если и сон, то больше никогда не просыпаться.

Если существует любовь с первого взгляда, что это, если не она?

– Айна, – произнес он тихо. В голосе прозвучало страдание и отозвалось во мне горечью, тронув почти до слез. Он помотал головой, будто прогоняя наваждение. – Нет... Может ли такое быть... – Вновь посмотрел на меня, хмуро и пристально. – Кто ты?

– Я... – не уверена, что именно следует ответить.

– Ты. Я знаю о ритуале. Но кого именно призвали – не представляю.

Точно. Это лицо я видела, когда ненадолго приходила в себя, и даже в полубеспамятстве ощутила настоящую бурю эмоций. Странно. Он всего лишь незнакомец, да, красивый, но одной красоты недостаточно. Должно быть, виноваты гормоны, плюс сильный стресс, вот и возникают неадекватные реакции. Я и во время беременности иногда то впадала в эйфорию, то рыдала без причины, теперь тем более нечему удивляться.

– А ты... Вы... Мы знакомы? – проблеяла жалким голосом. В конце концов, я в больнице, едва в себя пришла. Или не в себя. Любой бы на моем месте растерялся.

– Тебе кажется, что мы знакомы? – переспросил он раздраженно. – Хотя... Разумеется, тебе так кажется. Память тела не сотрешь. Я Ирвин Хота Сеу, младший принц Дома Белого тигра. Супруг той, чье место тебе предстоит занять.

– Аня, – назвала я свое имя, не понимая, что еще сказать. – Где я и кто я – сама пока не поняла.

Его ноздри раздулись, глаза сузились в злые щелки – казалось, он пытался совладать с приступом ярости. От обиды к горлу подступил тяжелый ком. Да, он потерял жену, судя по всему, любимую. И вместо нее зачем-то меня подсунули. Но я же не виновата!

– Не беспокойся, тебе все объяснят, – наконец произнес он. Холодно, стараясь больше на меня не смотреть. – Я лишь заглянул убедиться, что ритуал прошел удачно. Еще увидимся... Леди.

Хотел произнести имя, но не сумел себя заставить. Просто кивнул и шагнул прочь из комнаты, задвинув за собой дверную панель. Оставляя меня в полном раздрае – не очень-то приятным вышло знакомство. А ведь нам и вправду придется часто видеться, если я займу место его жены. Интересно, в чем именно ее заменю, ведь «врач» говорил, что мне предстоит родить наследника. Значит, женой буду не только формально.

Мысль об этом вызвала жар внутри и осознание, что я вовсе не против. Наоборот, меня влекло к Ирвину Хота Сеу со страшной силой, как ни к кому никогда не влекло, даже сейчас, в ситуации, когда вообще не до романтики. Я ведь больна. Очутилась непонятно где, можно сказать, умерла, лишилась семьи и всего, чем дорожила. Быть может, я просто незаметно для себя сошла с ума?

Голова закружилась, и я прикрыла веки. Прислушалась к себе: муторно, слабость такая, что кажется – не удержусь на ногах, если встать попытаюсь. Сильно хотелось пить. Осмотрелась, надеясь найти воду или еще что-нибудь, но ничего не обнаружила. Огромная комната вообще была почти пустой: кровать, низкая скамеечка у ног и стул с резной спинкой, если вдруг кто-то придет меня навестить. Правда, до сих пор мои посетители обходились, оставаясь на ногах во время разговора.

Никто не задерживался дольше необходимого. Один выполнял свою работу. Другой... Воображение услужливо нарисовало лицо прекрасного принца. Желваки напряжены, брови сурово нахмурены, а во взгляде – неземная печаль. Как, должно быть, невыносимо смотреть в глаза своей любимой, зная, что это уже не она. Она умерла, уступив свое место незнакомой самозванке.

Стараясь перестать о нем думать, я потянулась к шнуру и замешкалась, не сразу решившись дернуть. В первый раз на зов откликнулся аж целый принц. Кто знает, кого следующим вызову. Впрочем, это даже любопытно. Сжала пальцами жесткий витой шнурок и уверенно потянула вниз до упора.

За стеной немедленно раздался шорох, панель сдвинулась и вошла девушка в белом фартуке и косынке. Поклонилась, согнувшись пополам, выпрямилась и застыла, уставившись в пол. Ждала распоряжений.

4.

Когда первый шок прошел... Наступил второй, чего уж. Разве что дар речи обрела, сумела позвать на помощь и проверещать, чтобы ко мне не подходили. Не обращая внимания на противоречивые требования и не тратя время на уговоры, невозмутимый Финнеан сложил пальцы в хитром жесте и нараспев произнес что-то неразборчивое, очевидно, заклинание. Меня будто парализовало. Дышать могла, глазами хлопать – больше ничего.

Прелестно. Мало того что кругом оборотни, еще и это. Тем временем женщина-кошка, оставаясь в зверином облике, выслушала тихие распоряжения целителя и вышла из комнаты. Я наблюдала за ней и ждала, когда меня отпустит. Ведь не навсегда же он меня вырубил, вряд ли их устроит немая принцесса.

Пока я оставалась неподвижной, Финнеан все тем же мягким, успокаивающим тоном, каким говорят врачи во всех мирах, объяснял ситуацию. Да, мир, в котором я очутилась, сильно отличается от нашего. Например, магией. И здесь действительно существуют оборотни: одаренные, что сумели установить связь со зверем своего рода, в том числе научились принимать его облик. Разумеется, зверь этот необычный, скорее мистическое существо, чем животное, но вполне материален и невероятно силен. Оборотней немного по сравнению с простыми смертными, этот дар – особая милость богов. Все они – высшая аристократия, власть этого мира, в том числе и члены правящих домов.

– Ее светлость Айна рождена одаренной, но из-за слабости и хрупкого здоровья не сумела приручить своего зверя, – закончил он объяснения. – Быть может, вы лучше справитесь. А пока главное ваше дело – поправляться. Вижу, вы немного успокоились? Больше не станете метаться и кричать? Поверьте, все, что я делаю – исключительно ради вашей безопасности. Я искренне желаю вам добра. И не я один: вас все любят и очень ждут.

– Не меня. Ее. Герцогиню вашу, – проворчала, наконец обретая возможность говорить и справляясь с нервами. Но в уме все прокручивала картину: только что рядом стояла девушка, и вдруг вместо нее появилась кошка. – И все-таки не понимаю: как? Она так быстро превратилась, может, я моргнула и не успела разглядеть...

Как ее кожа обрастает шерстью, лицо деформируется, выламываются суставы и ногти вырастают острыми крючками когтей. Если все так и было, то произошло за доли секунды, будто прокрутили кинопленку, из которой вырезали кадры.

– Никто не успевает, даже маги. Но это явление тщательно изучено. Грубо говоря, тело не преобразуется, оно как бы исчезает, а вместо него появляется иное. Для нас все происходит мгновенно, безболезненно и естественно, словно перемещаемся в новую форму, почти не меняя рассудок.

– Вы сказали – для нас? Значит вы тоже? – больше я все равно толком ничего не поняла.

В глубине души и не поверила, слишком все казалось нереальным. Проще было принять, что превращение, которое наблюдала собственными глазами, лишь умелый фокус, спецэффекты, галлюцинация. Что угодно, только не очевидное. Оборотней не существует, а если бы и существовали, то другие. Обращались бы при свете полной луны, с болью, выкручиванием плоти и хрустом костей, как в кино показывают. А не вот так: исчезнуть в никуда и появиться из ниоткуда, но уже иным. Сюр какой-то.

– Да, я тоже. Как и почти вся придворная знать, за редким исключением. Поэтому не рекомендую задавать подобные вопросы всем подряд, пока не научитесь различать или не запомните наверняка. И намеков не допускайте – можно походя оскорбить, даже вам не простят. Вам особенно.

– С чего вдруг? Я ведь и сама... Я правильно поняла, герцогиня этих штук не умела? У меня тоже вряд ли получится.

Он ответил, что этому невозможно научить, каждый находит путь к своему зверю самостоятельно. Чужой опыт бесполезен, даже если им поделятся. Что касается неловких вопросов – некоторые входят в семью, не имея дара, через брак. Указывать на их ущербность недопустимо. Из его пояснений стало ясно: равенства здесь не существует. Оборотни, кем бы они ни были, выше обычных людей по праву рождения.

– Возможно, вы достигнете большего успеха, чем леди Айна, или же зверь ее рода и вовсе не примет чужака, но для окружающих вы под его защитой. Одаренная, супруга принца одного из сильнейших Домов и мать наследников. Пожалуй, это первое, что вы должны осознать и нести свой новый статус с подобающим достоинством.

– Знала бы я, как конкретно подобает его нести...

Он красноречиво посмотрел туда, где я спрятала справку о здоровье Евочки, как бы намекая: они свою часть сделки выполнили. Теперь моя очередь. В общем-то я не собиралась вредничать и пытаться их обмануть. Не видела причин. Дочка жива, это главное. Но я-то мертва, как бы ни было трудно признавать этот факт. Выходило, деваться все равно некуда, придется жить той жизнью, какая досталась, к слову, далеко не худшей.

– Вы невероятно нежны, чувствительны и хрупки – не возражаете, если я впредь буду говорить о герцогине как если бы это были вы? Так легче для нас обоих, – глядя на меня с почтением, спросил он. Дождался, когда кивну, мол, не возражаю, и продолжил. – После рождения дочери неделями не покидали своих покоев, а ведь тогда все прошло нормально. Теперь не только ваше здоровье подорвано – вы убиты горем. Скорого возвращения от вас никто не ждет, благодаря чему у нас появилось много времени на подготовку.

– Моя дочь... Наверное, она грустит и боится за маму, – задумчиво произнесла я, думая о малышке, которая осталась в другом мире и которую мне так и не удалось увидеть. При мысли о ней стало жаль ту, чужую девочку. Не хочу, чтобы и она потеряла мать по моей вине. – Когда ей разрешат меня навестить? Обещаю, что не наговорю лишнего.

– Жалеете маленькую принцессу? Могу ли я предположить, что вы добры? Это хорошо, Айна тоже была доброй, о ее доброте слагают легенды. Ее сердце отзывалось на страдания любого живого существа, и поэтому ее старались оградить от подобных зрелищ. Вы познакомитесь и с дочерью, и со своим супругом, когда немного окрепнете. Согласитесь, не нужно ребенку видеть мать измученной и хворой, это лишь сильнее напугает ее.

5.

Прошла неделя с тех пор, как я впервые открыла глаза в этом странном мире. Или больше, не помню точно – дни казались настолько неотличимыми один от другого, что я потеряла им счет. Меня лечили и учили. Лечению уделялось гораздо больше времени, несмотря на мои бесконечные вопросы. Финнеан отвечал охотно и подробно, но наши разговоры неизменно заканчивались заявлением, что пора отдохнуть, чтобы не перенапрячь нервную систему. На все попытки возразить он лишь вежливо улыбался и звал сиделку. Или сам принимался за хитрые магические процедуры, во время которых его нельзя отвлекать, и мне приходилось умолкнуть.

Иногда это было больно, например, когда он решил что довольно разлеживаться и заставил ходить по палате. Каждый шаг отзывался противным тянущим ощущением в животе, будто ложкой перемешивали слипшиеся в комок внутренности. Я бы просто стояла и смотрела в окно, на маленький и очень красивый сад с цветущими вишнями и прудом, над которым в солнечную погоду кружились тонкие блестящие насекомые вроде стрекоз. Но надо было двигаться, разгонять кровь.

Время, когда меня не лечили, не кормили, не обтирали влажными полотенцами и не развлекали беседой, проходило во сне. Принудительном, конечно, сама бы не сумела проспать большую часть дня. Финнеан объяснил, что так нервы восстановятся быстрее и новое сознание окончательно приживется в теле.

Фин. Он просил называть его по-дружески, запросто. Я находилась едва ли не на самой вершине местной иерархии и имела право ко всем аристократам обращаться на ты и без титула, кроме правителей, их жен и детей. А он на тот момент был вроде как моим близким другом. Вернее, единственным, кого с натяжкой можно так назвать: бессменной сиделке не полагалось разговаривать с госпожой, а Эдме приходила всего дважды, да и то ненадолго. Но все-таки называть его уменьшительным именем не поворачивался язык.

Эдме я не боялась, даже после того случая, как она при мне внезапно перекинулась в зверя. Видимо, потому что кошки милые, ласковые и пушистые, и не кажутся опасными, какими бы сверхъестественными ни были. Другое дело змеи... Мне хватило ума попросить целителя продемонстрировать свое альтер эго, теперь малодушно подумывала, есть ли у них такая магия, чтобы стереть увиденное из памяти.

Огромной змее не хватило комнаты, чтобы развернуться на всю длину. Она приподнялась, вытянувшись в высоту на добрых два метра, толщиной с фонарный столб, желтая с золотистым отливом, с треугольной мордой и немигающими глазами, в которых светился отнюдь не звериный разум. Развернула капюшон, лизнула раздвоенным языком воздух, зашипела – я не удержалась, вжалась в спинку кровати и натянула одеяло до самых глаз. Финнеан все понял, не стал меня больше кошмарить и вернулся в человеческий облик. Только взгляд остался прежним. Змеиным. Он всегда был таким.

– Вы должны привыкать, Айна. Нельзя показывать страх, ведь для вас это обычное явление, – сказал он. В облике зверя говорить они не могли, разве что кошка умела, да и то лишь в потустороннем мире. – Или испытываете предубеждение к змеям? Эдме вы вроде бы пугаться перестали.

– Нет, что вы. Змеи – красивые и грациозные создания, – поспешила заверить, чтобы он не обиделся.

О том, что любой нормальный человек пришел бы в ужас при виде змеищи высотой с дом, а большая добрая кошка вызывала разве что желание ее погладить, я тактично умолчала. Вдруг у них наоборот – змеек все любят, или того хлеще, почитают как в Индии священных коров.

– Благодарю, вы весьма любезны. Как вам и полагается: герцогиня со всеми была мила и доброжелательна. А вот с проявлением эмоций нам придется хорошенько поработать – не забывайте, вас воспитывали как знатную леди, нельзя выражать чувства столь бурно и столь... непосредственно. Но я все понимаю. Зверей-покровителей магов обычно считают жуткими. Или того хуже – омерзительными. И зверями называют только из приличия, за спиной чаще величают гадами.

Рептилии. Змеи, ящерицы и даже крокодилы. Страшно вообразить, какого размера последние, если учесть, что сверхъестественные животные намного превосходят своих обычных собратьев.

– Вы задавайте свои вопросы, а я пока вас осмотрю, – продолжил он. – Позвольте откинуть одеяло.

Финнеан, конечно, врач и видел мое тело во всех подробностях, но я почему-то стеснялась, хотя в прошлой жизни не отличалась излишней скромностью. А когда он приподнял тонкую сорочку, чтобы размять мне ноги, я невольно напряглась. Несмотря на то, что глядел он со всем возможным уважением, да и массаж был приятным.

– Ваша светлость, разрешите напомнить – я целитель. И вижу в вас сейчас исключительно пациента. Нечего стыдиться.

– Сейчас? Значит, в другое время вы видели в мне... в Айне... нечто большее? – спросила я, старательно разглядывая складки балдахина над собой. – Какие между вами были отношения?

Неожиданно он рассмеялся. Руки его продолжали мять, растирать и гладить, поднявшись почти до колен. Мой вопрос, глупый и совершенно неуместный, ни капли не смутил его. Финнеан вообще был не из тех, кого легко смутить – издержки профессии.

– Какие могут быть отношения у кошки со змеей! Говорят, у нас холодная кровь, и в этом есть доля правды. – Теплые сухие ладони обхватили бедро, но прикосновение не ощущалось чем-то интимным. – Разумеется, я любовался вами, как любуются прекрасным цветком или произведением искусства, не более. Наблюдал вас как врач, но никогда не был вашим доверенным лицом. Теперь придется. У нас общая тайна, знать которую не должен никто.

– Но ведь принц знает.

– Скрывать от него подмену истинной – бесчестно. К тому же он бы все равно заметил рано или поздно.

– Что такое истинность?

– Благословение части одаренных и, как считают некоторые, проклятье. Вы не создаете семей с кем попало, передать силу рода возможно только потомкам единственного, кто тебе предназначен. Между вами возникает особая связь, величайшая любовь, какая существует в мирах материального плана. Быть может, на всех планах бытия. Младшему принцу повезло, он нашел вас еще в отрочестве. Лучшую, совершенную невесту, вы ведь тоже из старших кошек. Правда, какой он, ваш зверь – неизвестно даже вам самой, но для наследственности это неважно.

6.

– Мне уже гораздо лучше, чувствую себя почти совсем здоровой. И не шарахаюсь от всего подряд, и на «вашу светлость» привыкла откликаться. Когда вы меня выпустите дальше коридора?

Финнеан, идущий рядом и придерживающий меня под локоток, замедлил шаг. Не потому что я что-то не то сказала: коридор, вернее, длинная терраса, по которой мне позволялось гулять, почти закончилась. Дверь в ее дальнем конце всегда была заперта, я проверяла.

– Когда сможете дойти до своих покоев, ваша светлость. Не думайте, что это будет легко: нужно пройти через сад, спуститься по лестнице, пересечь площадь и снова подняться. К Павильону камелий, где живет семья младшего принца, ведут пятьдесят пять ступеней. А вы все еще слабы. Но сегодня мы прогуляемся по саду. Вам ведь понравилось там в прошлый раз? Вот и славно. Пообедаете, отдохнете, и я с радостью буду вас сопровождать.

– Я хочу, чтобы меня сопровождала Эдме. С ней ведь можно разговаривать, не опасаясь сболтнуть лишнего?

– Как вам будет угодно, – сказал он и опять слегка поклонился. Интересно, у них от поклонов к вечеру головы не кружатся? – Эдме придет, когда вас оденут после дневного сна.

– Зачем мне спать днем? Я не устала. За эту неделю, кажется, выспалась на десять лет вперед.

– Вам всего лишь кажется. Не нужно препираться, знаете ведь, что бесполезно. Вы еще не совсем герцогиня Айна, только готовитесь ею стать. Придется слушаться, меня и ваших советников. Зато потом будете сами всеми вокруг распоряжаться.

Уж не знаю, с чего он взял, будто меня это приободрит. Никогда не мечтала всеми командовать, как по мне, радости в этом никакой, одна морока. А ведь у Айны кроме роскошного дворца, нарядов, слуг и красавца мужа должны быть обязанности. Не физический труд, конечно, судя по изнеженному телу, она даже на балах вряд ли способна долго протанцевать. Но что если ей приходится управлять дворцом или и того хуже – участвовать в государственных делах?

Задать этот вопрос я решилась Эдме, когда мы наконец вышли в сад и остались наедине. Предварительно меня накормили супом, выкупали в ванной, растерли ароматными мазями, причесали и одели в красивое платье. Тяжелое, бархатное – погода выдалась довольно прохладная. Темно-синее, выгодно оттеняющее цвет моих глаз, расшитое серебром.

Мне нравилась здешняя мода, по крайней мере то, что успела увидеть. Платья роскошные, но без неудобных наворотов вроде корсета, глубоких декольте или излишне пышных юбок. Закрытые, с длинным рукавом и вырезом, показывающим ключицы. При взгляде на свое отражение в зеркале хотелось распрямить плечи, чтобы осанка соответствовала, настолько благородно смотрелся наряд.

Эдме была в похожем, но гораздо более скромном. Как она объяснила, золотое и серебряное шитье, жемчуга и самоцветы на одежде ей не полагались по статусу. Слишком яркие цвета тоже – чем выше положение аристократки, тем ярче ей можно одеваться. Я могу выбирать любые, даже самые вырвиглазные оттенки, если пожелаю.

– Вы – украшение двора, воплощение красоты, благородства, утонченности и прочих лучших качеств, присущих знатной леди. Ваше дело – блистать. Подавать пример и восхищать взоры, а смотрит на вас ни много ни мало все королевство, – объясняла Эдме, лениво бредя рядом со мной по дорожке. Нам было велено побольше ходить во время ее посещений.

– Как-то это все неконкретно, – пожаловалась я. – Просто улыбаться, сидя на троне? Прохаживаться перед зрителями, демонстрируя наряды и драгоценности? Вести светские беседы о погоде? Или что?

– Насколько я успела узнать, ее светлость отличалась скромностью и редко вела светские беседы. Предпочитала уединение. Это вам на руку, но вечно прятаться все равно не получится. Пусть говорить придется немного, но каждое слово должно демонстрировать вашу образованность, тактичность, изысканные манеры и ум. Говорить, ходить, носить наряды и прочее надо уметь красиво. Вам необходимо стать безупречной, а это непросто. Честно говоря, не хотела бы я оказаться на вашем месте.

Я тоже. Но что теперь поделаешь.

– Ох. Не уверена, что получится. Она ведь с детства во всем этом окружении росла... Кстати, кто ее... То есть мои родители? И где они?

Впервые я подумала, что спектакль придется разыгрывать не только перед посторонними и маленькой дочерью Айны, но и ее близкими. Если те не знают о подмене, а если и знают – тоже хорошего мало. Они же меня возненавидят, как и ее супруг.

– Вы сирота, росли в приюте. Не таком, куда набирают всяких бродяг и голодранцев, конечно, – нахмурила носик Эдме, не скрывая презрения к тем бродягам. – В почтенном заведении для отпрысков знатных семейств, которые по каким-то причинам не могут воспитываться дома. Но это не то, о чем вам нужно спрашивать в первую очередь.

– А о чем мне нужно спрашивать?

– О вашей дочери, с которой встретитесь уже завтра. – Увидев выражение радостной надежды на моем лице, она поспешно уточнила: – Не забывайте, ваша дочь – не Ева. Это было в прошлой жизни. Теперь вашу дочь зовут Киара, ей совсем скоро исполнится шесть. И она безумно соскучилась, подарок вам мастерит. Обмануть малышку будет легко, пусть и очень смышленую для своих лет. Но все-таки лучше не вызывать у нее подозрений, ни к чему огорчать единственную пока наследную принцессу.

– Чего я точно не допущу, так это чтобы огорчилась маленькая девочка. Если заменить вам герцогиню я обязана, то быть мамой для этого ребенка хочу по своему выбору, – произнесла я, задумчиво наблюдая, как пчелки вьются над цветущим кустом. От желтых соцветий маняще пахло фруктовой сладостью. – Быть может, и в моем мире кто-то станет мамой для одной покинутой малышки. Будет ее любить...

Эдме неожиданно взяла меня за руку и чуть сжала. Ладошка у нее оказалась мягкой, но сильной. Загадочно прищурила кошачьи глаза.

– Я вас понимаю, сама мать. Потому запомнила дорогу, чтобы через некоторое время заглянуть в ваш мир и узнать, все ли с девочкой в порядке. Разумеется, не в любой момент по вашей прихоти: это трудно, опасно и отнимает силы. И не даром, конечно – это мой хлеб. Скажем, через год, в конце срока, на который меня наняли, а там поглядим. Годится? Но сейчас постарайтесь забыть о прошлом и смотреть только вперед. Так будет проще, ваша светлость.

7.

Финнеан подробно объяснил, что нужно делать и как держаться. Я-то думала, просто выйду наконец наружу, проделаю весь тот путь, которым он меня пугал, поднимусь по лестнице в пятьдесят пять ступеней, держа принца под локоток, заодно пейзажами своего нового мира полюбуюсь – и дома. Оказалось, что каждый шаг члена королевской семьи за пределами интимной части его покоев сопровождается настоящей церемонией и строго регламентирован.

И вроде бы от меня не требовалось ничего особенного, иди себе да иди, ни на кого не отвлекаясь. Но я получила детальные указания по поводу каждой мелочи: как ходить, как смотреть, на каком расстоянии держаться от своего спутника, кому кивать (едва заметно, или вовсе ограничиться мимолетным трепетом ресниц), а кого не удостаивать и взглядом. И конечно ни в коем случае не вертеть головой, не проявлять эмоций, не допускать лишних жестов – почесать нос, к примеру, или отогнать мошку считалось для герцогини крайне неприличным поведением. В общем, я должна изображать неземное совершенство, которому чужды все низменные человеческие слабости.

С минуты, когда покину больницу, и до конца своих дней. Постоянно, двадцать четыре на семь. И всегда, где бы ни очутилась, буду в центре всеобщего внимания. С ума можно сойти.

– Вы чересчур напряжены, это видно, – недовольно покачал головой Финнеан, придирчиво меня осмотрев. – Не нервничайте. Вы дома, рядом возлюбленный супруг, возвращаетесь в свои покои. Опечалены, но больше не взволнованы. Подавлены, но стараетесь этого не показывать. Вот какие эмоции я хочу увидеть. Покажите мне их.

– Как можно показать, будто стараешься не показывать? – жалобно переспросила я, окончательно сбиваясь с толка.

Его инструктаж лишь заставлял нервничать еще сильнее. Когда заглянула служанка и объявила о появлении его высочества Ирвина Хота Сеу, я обрадовалась было, что Финнеан наконец отстанет. Но когда тот напоследок велел держать спину прямо, а ресницы печально опущенными, и вышел, легче не стало.

В комнату шагнул принц, окинул меня неприязненным взглядом и нахмурился. Возникло подозрение, будто в этом мире я никогда никому не сумею угодить.

– Что-то не так... Ваше высочество? – пролепетала, не смея смотреть ему в глаза.

– Отнюдь. Лекари как следует постарались, выглядите гораздо лучше, чем можно было предположить.

Да, местная медицина умела творить чудеса. Не знаю, что со мной делали, предварительно усыпив, но тело выглядело так, словно и не рожала. Гладкое, подтянутое, ни одной лишней складки. Кожа даже лучше, чем в прошлой жизни, где были доступны современные косметические средства. Но ведь я теперь герцогиня, каждое купание – настоящий ритуал. Меня холят и лелеют, чтобы, как говорила Эдме, услаждала взоры своей безупречной красотой. Вот только в результате кажусь такой изнеженной, что подуй сильный ветер – и унесет.

– Вы готовы? – поторопил Ирвин. Он справился с эмоциями, изобразив на лице спокойное равнодушие, но все равно чувствовалось, что недоволен.

Видимо, та самая особая связь. Мы истинные, и это неподвластно рассудку, ощущается телом как непреодолимый инстинкт. Мне было неуютно рядом с ним, и в то же время тянуло быть еще ближе. Неужели и с ним происходит нечто подобное?

– Да, но... Не уверена, что смогу преодолеть пятьдесят пять ступенек. Нам ведь можно будет остановиться передохнуть на минуточку?

– Зачем же? Мы пройдем через внутренний двор и галерею, лестница не для королевской семьи, – отозвался он с удивлением в голосе.

– Финнеан... Господин целитель предупреждал, что мне придется...

– Он неудачно пошутил, – с досадой перебил Ирвин. – Высочайшие особы проходят этот путь один раз, когда их принимают в семью. Наверное, целитель подразумевал, что принимали не вас... Неважно. Возьмите меня под руку и держитесь на полшага позади.

Прежде чем взяться за его отставленный локоть, я замешкалась. Нельзя, чтобы между нами воцарилась вражда. Это неправильно. И я решилась поднять взгляд. Его глаза были такими яркими, что, казалось, сияли изнутри. А смотрели холодно, словно говорили: не вздумай и пытаться подойти слишком близко.

– Я ведь ни в чем перед вами не виновата, Ирвин. За что вы со мной так?

– Не прикидывайтесь, будто не понимаете, – сказал он глухо, но тут же взял себя в руки и вернулся к вежливому безразличию. – Прошу простить меня, такое поведение недопустимо. Вы правы, здесь нет вашей вины, но и меня поймите: трудно смириться с утратой, не имея права даже оплакать ее. Впредь постараюсь не оскорблять вас своей несдержанностью.

Приличествующая случаю отговорка, не более. Время лечит, рано или поздно он сумеет справиться с горем и перестанет выражать его в ненависти ко мне. Но я для него навсегда останусь самозванкой, к которой он обязан изображать те чувства, что испытывал когда-то к настоящей Айне. Глупо, но я вдруг поймала себя на том, что ей завидую. Девушке, погибшей совсем молодой, но недолгую жизнь окруженной любовью, величайшей во всех мирах. Наверное, она была невероятно, безумно счастлива, каждую минуту, просто потому, что он – рядом.

Взгляд принца, едва ли не осязаемый, прервал мои раздумья. Не нужно его задерживать, еще будет время поразмыслить обо всем. Никто не собирался немедленно бросать меня в круговорот светской жизни, ведь герцогиня все еще нездорова, а срок на то, чтобы оплакивать потерянного сына, практически не ограничен. Здесь с уважением относятся к эмоциям, если те вписываются в этикет.

Стараясь унять предательскую дрожь от волнения, я взяла Ирвина под локоть. Идти с ним рядом было приятно. Ощущать исходящее от него тепло, жизненную силу, просто силу его руки под атласной гладкостью рукава белого камзола. Меня одели в нежно-розовое платье, очень скромное, в трауре не носят украшений. Должно быть, мы красиво смотрелись со стороны: широкоплечий статный принц и хрупкая, бледная до прозрачности Айна с простой лентой в волосах.

Тощая, измученная, растерянная и печальная я. Хорошо, что не придется ни с кем говорить и выдавливать улыбку, ее бы точно изобразить не получилось.

8.

Киара ворвалась в спальню порывом свежего ветра, разгоняя тишину одиночества топотом быстрых ножек и звонким голоском. Увернулась от няньки, которая тщетно пыталась ее остановить, и с разбега бросилась в мои объятья.

– Мама!

Вихрь непослушных белокурых локонов – не пепельных, а золотистых, как у Ирвина. Голубые, как у него, глаза на мокром месте. В остальном – вылитая мать, будто ожила моя детская фотография. Обвила изо всех сил ручонками, прижалась, теплый доверчивый котенок. Я поцеловала кудрявую макушку, тайком вдохнув ее запах, нежный и сладостный.

– Я соскучилась.

– Я тоже, котенок. Очень-очень. Ну не вертись, дай мамочке на тебя полюбоваться.

Дочь. Теперь – моя. Если мы с Айной двойники в наших мирах, то и девочки, быть может, тоже. Когда подрастет моя Ева, у нее будут вот такие сладкие румяные щечки, и длинные ресницы, и смешной курносый носик, и нежное лицо как у фарфоровой куклы, и вьющиеся светлые волосы. А глазки, наверное, карие, папины.

– Эй, ты что же это, плакать надумала? Давай-ка улыбнись. Ты у меня такая красивая.

– Ты у меня тоже, – сказала она с серьезной гримаской и недоверчиво посмотрела мне в глаза. Слишком взрослым взглядом для малявки. – Мама, а братика не будет?

Вот так, значит. Я еще не осознала толком сам факт, что у меня ребенок есть, а она уже задает непростые вопросы. К этому я была совершенно не готова, да и возможно ли подготовиться...

– Нет детка, пока не будет. Не время оказалось ему приходить, подождем еще немножко, – ответила осторожно, подбирая слова. Киара поджала розовые губки и промычала, выражая понимание.

– Потому что война?

– Война? – переспросила я, опешив, и посмотрела на няньку, которая ждала свою подопечную у двери.

– Простите, ваша светлость, я не знаю, где принцесса это услышала и почему запомнила. Мы много раз ей повторяли, что нет никакой войны, – протараторила та и немедленно рухнула на колени, уткнувшись лбом в пол.

Еще толком из дома не выходила, а уже этот отвратительный обычай утомил. Да, монархия, иерархия, выражение почтения, но ведь это унизительно! И вообще: получается, куда я не направлюсь, всюду буду видеть поднятые к небу зады? Тоже мне, радость великая.

– Встаньте... Встань, я ни в чем тебя не виню. Но впредь попрошу следить за языком в присутствии ребенка, – велела я, пытаясь придать голосу властности. Уж не знаю, получилось ли, но в очередных извинениях няньки явственно слышался испуг. Ах, да. Мне и не нужно быть грозной. Достаточно статуса. – Киара, милая, нет никакой войны. Это, наверное, мальчишки играли.

– Не мальчишки! – пропищала она и надула губы. Пусть, главное, от вопросов о братике отвлеклась.

– Ладно, девчонки. Все равно: не надо повторять всякие глупости, обещаешь? – я повалила ее на спину и защекотала мягкий теплый животик. Как и любая девчушка ее возраста, принцесса начала извиваться и хихикать. Обожаю, когда смеются дети, особенно такие маленькие и славные. – Обещай!

Захлебываясь смехом, она повторяла – нет, нет, а я не прекращала, пока упрямица не сдалась, обессилев. После мы возились еще некоторое время, наигравшись, поболтали немного. Я бы и дольше ее не отпускала, но няня, взяв неприятную обязанность на себя, заявила, что мама все еще не до конца здорова, пора дать ей отдохнуть. Чтобы Айне, которая сейчас должна быть чуть жива от слабости и горя, не пришлось выгонять собственную дочь.

– Нет, хочу остаться с мамой, – вцепившись в мою руку, заканючила девочка. Очевидно у нее сегодня было настроение спорить и вредничать.

– Котеночек, ты ведь не насовсем уходишь. Сделаешь все свои дела и вернешься. А я пока отдохну, чтобы быстрее стать совсем здоровой и играть с тобой во все что захочешь.

Играла ли герцогиня с малышкой или не царское это дело, и при дворце есть специальные люди вроде аниматоров? Без разницы. Я с этой девочкой играть буду, кто бы что ни говорил. И заплетать ей косички. И тискать. И петь колыбельные на ночь – смешно, наверное, но незадолго до родов я выучила множество колыбельных. Не пропадать же добру.

Оставшись одна, я велела сиделке отдохнуть, заверив, что не собираюсь никуда уходить без предупреждения, и отправилась исследовать покои Айны. Уходить я действительно не собиралась, но все-таки проверяла любую дверь, попавшую в поле зрения – не заперта ли.

От хозяйки здесь ничего не запирали, и все-таки я подозревала, что каким-то образом за мной следят. Не везде и не постоянно, так, время от времени поглядывают – кое-где внимание прямо кожей ощущалось. Неудивительно. Я бы тоже на их месте наблюдала.

Впрочем, скрывать было нечего. Просто хотела побольше узнать о своей предшественнице, ведь дом, в котором человек живет, может о нем многое рассказать. Но только не в том случае, если он жил во дворце. Все вокруг призвано было услаждать взор – безупречная эстетика. Ни малейшего беспорядка, ни одной личной вещицы – все приносили и уносили слуги по требованию герцогини. Гардеробная, шкафы и полки располагались отдельно, мне не нужно даже знать, где именно.

В маленькой комнатке непонятного назначения, с камином и выходом на террасу, я обнаружила предмет, резко контрастировавший с обстановкой. Статуэтка на каминной полке, сантиметров тридцать высотой, изображающая странное существо, больше всего похожее на черта. Крылья летучей мыши, острые рожки, хвост, треугольное человеческое личико. Правда, вместо копыт – лапки вроде кошачьих.

На кончиках этих лапок оно умудрялось устойчиво держаться без подставки. Наверное, хитрым образом балансировало, как те игрушечные птички, стоящие на клювах. Заинтересовавшись, я взяла статуэтку, чтобы получше рассмотреть. Тяжелая и прохладная наощупь. Камень или крашеный металл? Я тихонько стукнула ею о край мраморной плиты, пытаясь по звуку угадать.

– Эй, полегче! – взвизгнул пронзительный голосок. – А ну поставь, где взяла!

Вздрогнув от неожиданности, я выпустила ее из рук. Отскочила, чтобы не упала на ногу, и зажмурилась, ожидая услышать, как симпатичная фигурка разлетается на осколки. Но не услышала даже удара об пол.

9.

Финнеан осмотрел комнату с подозрением, разве что не принюхался. Видимо, магию почуял – в том, что Бо существо магической природы, сомнений и быть не могло. Но ничего не спросил, потащил на прогулку. По его словам, мне полезно ходить, да я и сама устала целыми днями валяться в кровати.

Внутренний дворик моих покоев по планировке напоминал сад больницы, но деревьев было больше, отчего он почти целиком утопал в кружевной тени, а вместо пруда с четырехглазыми рыбками имелся маленький фонтан. Искусно высеченная то ли змея, то ли рыба извивалась между водяными струями. Выражение каменной морды как бы говорило о том, что сидеть в фонтане ей вовсе не нравится. Шел разгар весны, и вокруг было море цветов.

Мы мерили шагами извилистые дорожки, выложенные черной и белой галькой, совершая прогулку как процедуру. Финнеан терпеливо отвечал на мои бесконечные вопросы.

О том, что герцогиню подменили, по очевидным причинам знали немногие. Ее, вернее, мой супруг, король – он-то и принимал это решение, Финнеан, Эдме и сиделка, которую перевели прислуживать в моих покоях – исполнители. Разумеется, королю было недосуг заниматься моей адаптацией, принц не желал лишний раз приближаться к самозванке (этого мне конечно не говорили, догадалась сама). Оставались целитель и кошка.

Они поделили обязанности между собой. Кошка наблюдала, как приживается в новом месте чужеродная душа, и рассказывала о мире вообще. Целитель выхаживал тело и учил, как себя вести в новом статусе, порядкам при дворе, кто есть кто в королевской семье и ее окружении. Всему, что должна знать и уметь герцогиня Дома Белого тигра. Или хотя бы тому минимуму, который необходим, чтобы не вызвать подозрений и не опозориться.

– Расскажите о моих предках, – попросила я, заинтригованная словами Бо.

Надо будет спросить, в курсе ли кто-нибудь, что он такое. Здесь ведь маги кругом, не могли же они ни разу его не заметить, вон и Финнеан с порога чье-то присутствие в моих покоях учуял. И почему эту тайну нужно скрывать?

– Успеется, это не самое важное, о чем вам необходимо узнать, – возразил целитель. – Для начала запомните всех в своей нынешней семье. Со дня на день они начнут наносить визиты, не выйдет откладывать до бесконечности.

– Мы со всеми близко общались?

– Насколько это возможно. Айна отличалась мягким дружелюбным нравом, с каждым была мила, но, надеюсь, вы понимаете, что невозможно занимать высокое положение и не иметь недоброжелателей. Тем более если в конкуренции за трон ваши наследники имеют преимущество, к тому же симпатии в обществе на вашей стороне.

– Хотите сказать, что Киара в очереди на престол опережает детей старшего принца? Но почему?

– Потому что его супруга не из одаренных. Истинных не выбирают, такое тоже случается. Сын ее дара не получил, а значит, выбыл из претендентов, а дочь, хотя и старше Киары, меньше подходит чтобы продолжить род Хота Сеу.

Да уж. Нетрудно догадаться, что эта незнакомая пока еще дама ненавидит меня всем сердцем. Как ей, должно быть, трудно. И сама среди наполовину людей, наполовину чудищ, считается ущербной, и дети ее недостаточно хороши. А рядом – милашка Айна, окруженная всеобщим обожанием. Нужно быть святой, чтобы дружить с соперницей в таких условиях.

– Что с ней не то, со старшей принцессой? В неправильное животное превращается? Или как я, вообще превращаться не научилась?

– Отнюдь, девочка довольно сильна. Инициация прошла сразу же после ее созревания и очень успешно. Увы, ее зверь пусть и тигрица, но рыжая. Так бывает, когда вдруг преобладает кровь другой ветви рода, даже через несколько поколений случается, тем более Ее величество тоже... Для обычных семейств любой одаренный отпрыск – подарок небес, но...

– Но во главе Дома Белого тигра она встать не может, мастью не вышла, – закончила я за него. Финнеан кивнул. Неприкрытый расизм, коим сквозила эта фраза, нимало его не смутил, скорее, ему было неловко, что такая вот у них неудачная наследница народилась. – Вы серьезно пытаетесь мне сказать, что цвет шерсти зверя, в которого они перекидываются, является решающим фактором? Не ум, не поддержка сторонников, не выдающиеся способности...

Я осеклась. По сути, ничем не хуже права первородства, мы просто с детства слышали о нем на уроках истории, вот и привыкли воспринимать как должное. Да и какая разница, не мне решать. Больше интересовало, почему на трон претендуют не дети, а внуки правящего монарха. Ведь у него как минимум двое сыновей.

Финнеан объяснил, что так здесь принято, и в нашем королевстве, и во многих других, союзных по крайней мере. Одаренные живут долго и обычно остаются в твердом уме до глубокой старости. Поэтому власть переходит через поколение, а дети становятся при внуках наставниками и, если не повезет, регентами до их совершеннолетия.

– Разумно. Это снижает опасность того, что взрослые принцы решат, будто чересчур долго ждут корону, и помогут папеньке ускориться, – ляпнула я не подумав. – Внуки до этого нескоро еще дорастут.

– Ваша светлость, что вы такое говорите! – воскликнул Финнеан и посмотрел укоризненно. – Король правит по воле небес, неужели благородный потомок способен на столь низкий поступок!

– Еще скажите, что за всю историю у вас такого не бывало, – хмыкнула скептически. Он замялся.

– Наш мир немолод, бывало всякое. Но узурпаторы остались в памяти народа как величайшие подлецы, а не как герои. Впрочем, вы сможете прочесть о них самостоятельно, на досуге, во дворце весьма богатая библиотека. Теперь же предлагаю сосредоточиться на ныне правящем семействе вашего Дома. Думаю, проще будет запомнить, прогулявшись в галерее с их портретами. Не волнуйтесь, я распоряжусь от вашего имени, чтобы нас никто не тревожил.

Галерея тянулась вдоль здания, соседнего с тем, в котором я жила. С внешней стороны – панорамные окна, впускающие достаточно света, чтобы вдоволь наглядеться на вереницу картин с изображением августейших особ и их семейств. Ближе ко входу – самые древние, у них мой спутник задержаться пока не позволил. Он терпеть не мог, когда я отвлекалась и разбрасывалась с одного на другое, считал, что в итоге в голове все перепутается. А мне было все вокруг интересно. Новый мир на первый взгляд казался похожим на мой, только в другое время и в другой стране, но в то же время был совсем иным, и это внезапно обнаруживалось в мелочах, каждый раз удивляя.

10.

Супруга старшего принца, моя новая невестка, занимала в королевской семье неоднозначное положение. Собственно, соперницей она мне не была, слишком огромной оказалась фора. Айна брала всем. Кротким нравом, внешностью, идеально укладывавшейся в действующие каноны красоты, неподдельной нежностью и природным изяществом – прекрасный цветок Дома Хота Сеу, образец для подражания и законодательница моды для местной знати.

История любви младшего принца и его избранницы, благородной сиротки, трогала сердца. Влюбленные встретились юными, совсем еще детьми, и с тех пор ни на день не разлучались. Старший нашел свою истинную случайно и не сразу заметил. Он проезжал по улице портового города, а она вышла на балкон поглазеть. Обычная девушка, без каких-либо мистических способностей, не из знатного рода даже, хотя ее родители были довольно состоятельными людьми и дали дочери неплохое воспитание и образование. Принцу все это было не важно, он влюбился едва ее увидев, иначе и быть не могло. Тем более красотой она могла посоперничать с аристократками из лучших домов. Королевская семья, разумеется, приняла Тайяниту с подобающими почестями, ведь так распорядилась судьба, а с судьбой не спорят. Но все же...

Айна после вступления в брак получила титул герцогини. Тайяните он не полагался – к ней обращались просто «леди». Хрупкую, добрую и наивную Айну искренне любили, умилялись каждому ее шагу, восхищались ее умениями в изящных искусствах, в коих девушку натаскали в приюте для благородных девиц. Тайянита во всем уступала, как ни крути. Ее к жизни во дворце не готовили, и, как бы ни старалась, ровней невестке ей было не стать никогда.

У Айны родилась прелестная как ангел белокурая дочурка с глазами цвета неба, достойная наследница Дома Белого тигра. Дочь Тайяниты, пусть и одаренная, получилась рыжей, долговязой и большеротой, с россыпью веснушек – судя по портрету, сейчас она вошла в возраст гадкого утенка. Тощий нескладный подросток, прямо-таки Пеппи Длинныйчулок. Сына старшего принца с нетерпением ждали, но он и вовсе дара не унаследовал, что не прибавило очков к популярности его матери. Тайянита хотела бы родить еще детей, но пока не получалось.

Неудивительно, что подругами девушки не стали. Наоборот – как только она меня терпит, я бы на ее месте, наверное, отравила бы меня давно.

– А мне она заочно понравилась, должно быть, у этой леди очень сильный характер, – заявила я, когда Финнеан закончил рассказ. – Жаль, что подружиться не выйдет. У нее есть все основания меня не любить.

– Вы сейчас говорите ровно так же, как сказала бы Айна на вашем месте. Она вечно старалась взглянуть на ситуацию чужими глазами и непременно всех жалела при этом, – довольно улыбнулся Финнеан. – Превосходно. Внушает уверенность, что у нас все получится.

– Было бы гораздо проще, если бы о... ситуации знала вся семья. В конце концов, не чужие, а ссоры и разногласия у всех случаются. Это ведь не только в моих интересах.

– Разумеется, нет. У вас много сторонников, не сомневайтесь, но не из числа некровных родственников. Неужели вы всерьез полагаете, что Тайянита вас с радостью примет?

– Наверное, вы правы. Я для нее самозванка, чьи будущие дети станут конкурировать с ее детьми за место на троне, – сказала я, немного подумав. – Но почему не сообщили королеве?

– Так велел король, и не нам с вами судить. Пойдемте, скоро здесь станет небезопасно вести излишне откровенные беседы. Я поставил магическую защиту, но она начинает ослабевать.

Ну да, мы ведь во дворце. Придворные интриги, у стен есть уши, к тому же в мире, где существует магия, а у оборотней есть свита неких мистических существ, можно ожидать чего угодно. Кстати, одно из таких скучает на каминной полке в моих покоях и наверняка способно рассказать много чего интересного. Того, о чем Финнеан, будучи все-таки верным подданным августейших особ, сказать о них побоится.

Когда мы вернулись в гостиную, я позволила себе маленькую шалость. Указав на каменного Бо, который не подавал признаков жизни, спросила, что это за странная статуя.

– Совершенно не вписывается в интерьер как по мне. Айне она чем-то дорога?

– Память о прошлом. Все, что вам досталось от покойных родителей – небольшая сумма на счете, которой едва хватало чтобы оплатить пансион до вашего совершеннолетия, камея с профилем какой-то дамы и этот уродец. Вы всегда держали его при себе и берегли как величайшую ценность, так что придется терпеть его на виду, иначе возникнут ненужные вопросы. – Целитель посмотрел на моего Бо с неприязнью, хотя тот вел себя идеально. Молчал, украшал интерьер... В меру сил. – Чуется мне, здесь есть какая-то тайна, от фигурки прямо-таки разит магией, причем не рукотворной, а больше напоминающей природную. Увы, вам придется разгадать эту загадку самостоятельно, или спросить кого-то, кому могли ее доверить.

К счастью, здесь как раз все просто. У него самого и спрошу, тем более уже успел представиться. Надо же, Айна не такая наивная, как казалось по рассказам моих наставников. Умеет хранить секреты, и у нее есть тайны, быть может, даже мрачные.

– Кого, например? – уточнила на будущее, надеясь, что пусть не у меня, но хоть у моей предшественницы есть близкий друг.

Ну, кроме мини-горгульи, с Бо они точно были близки, и ведет он себя довольно дружелюбно. Да что там, мне в радость любой, кто не будет при моем появлении утыкаться лбом в пол и посмеет со мной заговорить, в отличие от прислуги.

– Его высочество, вашего супруга. Ближе него у вас не было никого на свете. Не уверен, что принц пожелает рассказывать все, но кое-что вы все же должны знать, и он это понимает.

Я не стала делиться сомнениями по поводу Ирвина и его желаний, слишком это казалось личным, интимным даже. Мы встречались всего трижды, причем в первый раз я была в полубессознательном состоянии, но невозможно было не почувствовать связь, возникшую между нами. Меня тянуло к нему со страшной силой, то и дело ловила себя на том, что жду, когда он придет, ведь ему полагается навещать любимую жену, иначе что подумают окружающие. Что ищу его глазами, выходя в сад, но если и появляются чьи-то фигуры на балконе соседнего дома, наполовину скрытого в облаке цветущих деревьев, то это всегда кто-то чужой. Не он.

11.

День за днем меня учили быть совершенной. Каждый шаг, каждый жест, каждая складка на одежде – на все обращали внимание. Например, я теперь обязана следить, чтобы в ветреную погоду прическа могла растрепаться только красиво. Если что-то кому-то даю – рукав должен приоткрывать косточку на запястье или место, где считают пульс, ни больше, ни меньше. Нельзя шагать слишком широко или семенить, нельзя торопиться, зато допустимо замешкаться, чтобы полюбоваться на что-то красивое (к людям последнее не относилось, их как раз не стоило лишний раз баловать вниманием). И боже меня упаси ссутулиться. Встала с постели – держи спину прямо. Весь день, даже когда уверена, что никто не смотрит.

Про икоту, насморк, зевание и тому подобные физиологические моменты я и спросить не решалась. Хватило того, что однажды задумалась и почесала локоть при Эдме, сама того не осознавая. Ладно хоть не при Финнеане, кошка лишь рассмеялась и спросила, где это я умудрилась подцепить блох.

– Что за глупости, – обиделась я. – У тебя никогда ничего не чешется что ли?

– У меня чешется, – она демонстративно закинула руку, с наслаждением почесала между лопатками и потянулась. – А у вас – нет. Вы же не просто леди, выше вас только боги и король.

– Так мне полагается вызвать специальную служанку, если засвербело? С какой-нибудь специальной позолоченной чесалкой?

– Терпеть, – отрезала Эдме. – А когда невыносимо хочется чихнуть – прикрыться рукавом будто от смущения и проделать это бесшумно.

– Да помню я, сколько можно повторять, – отмахнулась с досадой. В прошлый раз я чихнула в голос, что привело ее в ужас. – Извини, продемонстрировать не могу, нарочно такие вещи не делаются.

Она вынула из напольной вазы длинное перо вроде страусиного, только розовое, и неожиданно пощекотала мне нос. К счастью, я успела проделать все как положено, тихо и по возможности незаметно. Смущение изобразить не вышло, но Эдме осталась удовлетворена.

– Кстати, вам стоит как можно быстрее распрощаться с привычкой перенимать манеру собеседника. Пусть мы общаемся по-приятельски и наедине, все равно. И вообще учиться говорить подобающе, я не об этих просторечных словечках, с ними-то справиться легко. Об интонации.

– С ней-то что не так?

– Вы говорите, как саблей рубите, а надо плавно, нежно, чуть с ленцой, – тон ее голоса поменялся на тот, который она подразумевала. – Звучанием слов будто лаская собеседника. Но не слишком, чтобы не было превратно истолковано, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

– Понимаю. По возможности лучше помалкивать. Слушай, у меня сегодня уже Финнеан был, измучил с уроками хороших манер, – взмолилась я наконец. – Лучше расскажи о том, что в мире творится. И почему Киара говорила о войне, а Финнеан и принц уверяют, что никакой войны нет и не предвидится и вообще избегают этой темы.

– Чтобы вас не огорчать, – мурлыкнула Эдме. – Но они формально правы, ваше королевство, Велания, сейчас в состоянии мира, не считая конфликтов интересов.

– Ваше? – переспросила я. – А ты разве не наша подданная?

– Нет. Кошки не подчиняются никому из королей, где бы мы ни родились, – пояснила она и продолжила. – Возле границ неспокойно, ваши соседи, государство кочевников Амакхаби, воюют с Чаттаной, огромной империей юга. Пока что королю удается поддерживать нейтралитет, но неизвестно, как долго это продлится. Если не поможет степнякам, рискует ухудшить с ними отношения. Что касается южан... Этим союзники не особо нужны, скорее, Велании выгоднее заручиться их лояльностью, однако все очень и очень непросто. Так что настроения в королевстве соответствующие, хотя за такие разговорчики можно и плетей заработать.

Вот как. Значит, опасения не беспочвенны, раз даже няньки маленькой принцессы судачат о войне. Быть может, она уже у порога, а меня учат сочинять изящные записочки и утверждают, что самое важное – знать, кто кому кем приходится в правящей семье.

– Неужели меня совсем не посвящают в дела государства? Даже про ситуацию в стране не рассказывают, не то, что внушают обывателю, а правду?

Оказалось – и да, и нет. Обязанности каждого живого существа во дворце строго регламентированы, жены принцев и сама королева ведают делами внутренними, можно сказать, домашними. К слову, управлять дворцом и придворными тоже непросто, сложа руки никто не сидит. Но король со своими министрами совещаются без присутствия дам.

При этом дамам полагается во всем быть мужьям поддержкой, уметь дать мудрый совет и успокоить верно подобранным словом и лаской. Без знаний о том, что в стране творится, не обойтись.

– И как же я должна обо всем узнавать? – кажется, удивляться местным обычаям я никогда не перестану.

– Как-то узнают, от мужей, между собой сплетничают... Во дворце вообще все все знают, вы просто пока нигде не бываете. Спрашивайте у принца, в его интересах вам помогать.

В его интересах помогать мне, заботиться обо мне, беречь единственное во всех мирах тело, способное подарить ему правильных наследников. А раз само по себе тело выжить не способно, то и душу, поселившуюся в нем. Оставить в стороне свои эмоции – мы заключили сделку, и я свои обязательства честно стараюсь выполнять. Учусь играть нужную роль. Выздоравливаю. Но имею ли право чего-то требовать? Не думаю.

– А эту вашу истинность нельзя как-нибудь отменить? – спросила, не особо надеясь услышать что-то новое.

– Нет, старшая сестрица, не в вашем случае. Иначе стали бы мы тащить сюда вашу замену? – Эдме замолчала на секунду, будто к чему-то прислушиваясь. – И вот еще что. Мы с лордом целителем для вас сейчас самые близкие люди, ближе матери с отцом. Но друзей у вас здесь нет, даже если у прежней Айны были. Любая откровенность может обернуться бедой. Следите за каждым словом, жестом, выражением лица в каждый миг – да что там, за каждым вздохом. Иначе рискуете поставить под удар не только себя, но и Киару, и будущее всей семьи. Хорошенько запомните это.

Я запоминала. Кажется, в последний раз столько учила перед выпускными экзаменами. И да, следила не только за каждым словом и движением, но и за тем, как расположено мое тело, когда нахожусь в покое. Достаточно ли изящна поза? Спина – прямая ли? Не тереблю ли край рукава, как бывает, стоит чересчур задуматься? Не отразилось ли на лице что-либо кроме спокойной уверенности и безмятежности?

12.

Она проскользнула в комнату беззвучно как тень, просочившись сквозь щелочку приоткрытой двери, такая она была тоненькая. Зато довольно высокая для своего возраста, выше, чем я думала, рассматривая ее на портрете. Вероятно, для здешних благородных леди даже слишком, а в нашем мире она бы считалась симпатичной девчонкой – любые модные вещи сели бы на ее фигурке идеально. У нее были пухлые губы, острые плечи и длинные ноги, такие стройные, что было заметно даже под юбкой ее темно-зеленого платья. Непослушные рыжие волосы, яркие даже в полумраке, она небрежно заплела в косу и перебросила через плечо, приоткрыв хрупкую шею – гордая посадка головы выдавала непростое происхождение.

На миг девчонка застыла, то ли прислушиваясь, то ли рассматривая меня, потом вдруг сорвалась с места. Запрыгнула на мою кровать с ногами, сбросив туфли на ходу. Бросилась было обнимать, вероятно, вспомнила о моей болезни, передумала и схватила за руку. В янтарных глазах – тревога и... Обожание?

– Тетушка...

– Нуала? Как ты попала сюда? Можешь меня обнять, если хочешь, я не настолько больна.

Старшая из принцесс, дочь Тайяниты, моей соперницы. Девочка-оборотень неугодной масти. Та, чье право наследования, внимание семьи и любовь всего королевства забрала дочь герцогини лишь потому, что родилась блондинкой. Та, у кого было достаточно оснований ненавидеть Айну и ее детей. А она почему-то любила.

– Перепрыгнула через стену тигрицей, когда стража прошла. У меня ведь зверь еще маленький, пряталась в тени кустов, – пролепетала она, осторожно устраиваясь рядом на постели. Прижалась к моему боку, положила голову на плечо. – Вы ведь простите мне эту дерзкую выходку? Я очень сильно тревожилась за вас. Хотела увидеть, что вы вправду поправились, но меня не пускали, еще неизвестно, когда еще пустят, вот и...

– Что ты, тигренок. Я так рада, что ты пришла, – ответила я, ласково обнимая ее и стараясь не показывать панику.

Мы были близки? Иначе девочка не позволила бы себе подобного, все-таки принцесса. Что мы знаем друг о друге? О чем обычно говорим? К встрече с ней меня вообще не готовили, так, обмолвились по случаю, что есть в семье некая Нуала, спасибо, что показали портрет. Возможно, они хранили свою дружбу в тайне. Или на неподходящую наследницу во дворце в принципе особо не обращали внимания, не принимали всерьез. Вроде на «тигренка» нормально отреагировала, значит, хотя бы с прозвищем я угадала.

– Мне так жаль. Вас и братика, – в голосе ее послышались слезы. – И Риану тоже, он так мечтал, что у него наконец брат будет, а не только сестрицы.

– Не надо, милая, не будем вспоминать о грустном, – я погладила ее по волосам. – Лучше расскажи, как жила все это время. Что важного произошло, ко мне ведь никого не пускали и ничего не рассказывали, чтобы не волновать. На тебя вся надежда.

Она приподнялась и заглянула мне в лицо. Хорошенькая все-таки девочка, вырастет – станет красоткой. В глазах будто светятся рыжие огоньки, особенно сейчас, когда выступили слезы. Тонкие брови ровные, как нарисованные, кожа нежная, золотистая, а веснушки придают очарования. И эти сочные губы – в моем родном мире девушки мучают себя инъекциями, стремясь к такому вот идеалу. Правда, здесь большой рот может считаться недостатком. И веснушки. И рыжие волосы.

– А вас разве можно волновать?

– Неизвестность пугает гораздо сильнее, разве не так? – переспросила я. Она опустила ресницы и кивнула.

– Неизвестность... Мне так стыдно, тетушка. Ведь принцессе сомневаться не пристало, слушать досужие сплетни тем более, но... – снова посмотрела на меня. Во взгляде – отчаяние. – Наверное, глупо, я ведь взрослая образованная леди, но я все еще боюсь насекомых.

– Честно? Я тоже, – призналась я, изо всех сил сохраняя серьезность. – Особенно тех, которые жалят. Это иррациональный страх, его нечего стыдиться. Но если это все, что тебя беспокоит – дела не так уж плохи. Первое, о чем заявила Киара после разлуки – война, представляешь?

Нуала усмехнулась невесело, вздохнула и покачала головой, будто пытаясь отогнать невеселые мысли.

– Да, это страшно, когда о войне начинают поминать даже малые дети. Но как разыскать в сердце веру и отвагу чтобы не думать, будто перемирие ненадежно и хрупко, словно тонкий лед? – вспомнив, что принцессе подобает говорить красиво, начала она, но не выдержала и сбилась на другой тон, оживленный и нервный. – Они все-таки едут. Согласны на переговоры. Все вокруг хором утверждают, что это знак добрых намерений, но по-другому просто нельзя, чтобы не впасть в немилость. А я... Мне велено принимать посла Роя как почетного гостя, развлекать, услаждать его взор и добиться расположения. Так велела королева. Мама приказала сшить новые платья и слушать ничего не желает. Ведь во дворце множество блистательных дам, красивых, талантливых, почему я, Айна?

– Наверное, потому что ты принцесса? – улыбнулась я в ответ, а сама подумала: если бы не ее чересчур юный возраст, решила бы, что девочке организовали банальные смотрины. Хотя нет, у них ведь истинность. Значит, смысла не было бы никакого. – Рано или поздно тебе придется устраивать приемы, вот и нашелся повод начинать. Это очень важные переговоры, ведь так? Значит, королева тебе доверяет. Расскажи все по порядку, кто к нам едет, для чего и когда, я столько времени была лишена новостей. Вот увидишь, окажется, что ничего страшного и нет.

Оказалось, что с этим заявлением я несколько погорячилась. В королевстве ждали посла из Чаттанайской Империи, про которую как-то упоминала Эдме. Вот только самое важное она сказать забыла, и сейчас я чуть не выдала себя при первом же случае. Повезло, что девчонка волновалась и не заметила, что ее обожаемая тетка не в курсе всем известных вещей.

Империя – это Рой. Насекомые, могла бы сама догадаться. Существа, пугающие даже других оборотней, живущие по своим правилам и не считающие других себе ровней. Словно рак, от которого не бывает излечения, только периоды ремиссии, Рой никому не гарантировал безопасности. Не заключал союзов, лишь шаткое перемирие с теми, с кем не считал нужным воевать в настоящий момент.

13.

Чаттана. Территории, населенные народом, из поколения в поколение возводившим войну в культ. Страна яркого солнца, пустынных гор, мертвых соленых озер и плодородных долин, питаемых сетью рек и каналов. Роскошных дворцов древних правителей давно ушедших династий и новых городов, огромных, словно ульи. После многочисленных завоеваний разросшаяся в империю, где правил Рой, мощная централизованная власть которого держала в железной руке самые обширные земли континента и даже один крупный архипелаг.

Бо Рой не любил, хотя к насекомым как таковым относился с тем же ироничным равнодушием, что и ко всем оборотням и людям вообще. Ему не могла понравиться страна победившего порядка, где все маршируют строем и хором славят власть, это претило его хаотичной природе. Мой помощник обожал беспорядок, я бы сказала, был его эмиссаром и радостно его наводил в меру скромных сил.

– У них нет высших Домов, вообще никаких аристократических кланов. Одна огромная династия со множеством родов, и у всех общие корни. Для простого народа императрица – все равно что божество, – говорил он таким тоном, будто это что-то плохое. – И вообще: над Чаттаной якобы и солнце ярче светит, и урожай с их земель слаще, и бабы рожают исключительно богатырей. А севернее их границы бардак, шлюхи, содомия, власти упиваются развратом, народ стонет в беззаконии. Так что для посла Роя, кем бы он ни был, вы все дешевле грязи, готовься.

– А он стонет? – переспросила задумчиво. Конечно, поговорка про кулика и болото справедлива во всех мирах, но вдруг насекомые как раз правы, и в этом противостоянии я невольно оказалась на стороне зла?

– Кто? Посол? Это смотря как встретишь, – осклабился Бо, заставляя меня покраснеть от досады. Подловил. Вот только что-то не до смеха.

– Народ! Нашел повод для шуточек. Меня все это пугает, а что должна делать – не пойму.

Забывшись, чертяка снова уселся на меня, на этот раз выбрав согнутое колено – мы переместились для этой беседы в спальню, и я полулежала на кровати. Похоже, он любил на мне сидеть, потому что тепло, прямо как котик.

– Ничего. Смотреть на представление, ведь сейчас важный исторический момент. Наши места в первом ряду, – заявил он, обвив меня хвостиком и с беззаботным видом болтая ногой. – Ты не в силах ни на что повлиять. Айна еще могла бы, но тебя ни принц, ни король и вовсе слушать не станут. Да и какая разница? По сути, они все для тебя чужие, пусть даже проиграют войну – главное, береги свою жизнь и жизнь Киары.

– Так нас если что узурпаторы в числе первых казнят! Вслед за королем и принцем, – разозлилась я, что приходится объяснять очевидное. Но Бо отрицательно мотнул головой.

– Это вряд ли. Девочка, конечно, слишком мала, а ты – слишком замужняя, но эти препятствия вполне устранимы, помолвку в крайних случаях дозволено заключить сильно заранее. Зачем вас казнить, когда можно взять в жены? Или в наложницы, знатные лорды Роя любят собирать экзотические коллекции, – он окинул меня придирчивым взглядом. – Но вероятнее все-таки в жены.

– По-твоему я недостаточно экзотична?

– Что ты, сердечко мое! Ты у меня очень экзотичная, экзотичнее всех. Я к тому, что вы обе весьма заманчивые невесты – редкий дар, кровь правящего Дома... И ведь они еще обо мне не знают. В общем, ты так хороша, что я вообще удивляюсь – чего они с той войной так долго тянут, а не осаждают дворец сию минуту в надежде заполучить столь ценный трофей.

– Судя по тому, как ты рассыпаешься в комплиментах, беспокоиться все же есть о чем, – заметила я, по привычке теребить что-то в руках от нервов снимая с колена кончик его хвоста. Бо не глядя обвил им мой палец. Должно быть, у него тоже есть какие-то такие привычки. – Но насчет замужества ты немного заврался. А как же истинные пары? Любовь до гроба, одаренные наследники и прочее?

– У насекомых все иначе. Кого поймал – та и истинная, а наследниками рода признают сама понимаешь кого, да другие у них вроде и не рождаются, уж не знаю, правда или нет. Бытует мнение, что неугодных младенцев и вовсе топят как щенков, но оно сильно преувеличено, про Рой много всякого болтают, ты всему подряд не верь. В общем, если тебя не пугает, что твои будущие детишки станут превращаться в летающую или ползающую дрянь, и ты не против переехать в страну с жарким климатом и деспотией – беспокоиться тебе совершенно не о чем.

Меня передернуло. Вот, значит, почему Нуала так перепугана. Боится, что таинственный посол, перед которым ей велено красоваться в новых нарядах, решит поймать ее. А что? Если рассуждать отвлеченно, вполне продуманный ход. Вроде бы наследница рода, а вроде и нет, Дом Белого тигра дорожит ей не настолько, чтобы отказаться купить таким образом союз с опасным и сильным соседом. Для Роя же это доказательство высочайшей лояльности – принцессу в заложницы отдают...

Но делиться размышлениями с Бо я не стала. К чему? И так понятно, что он скажет – Нуала мне, по сути, никто. Незачем о ней беспокоиться. Он прав, конечно, рассуждая с точки зрения холодной своей нечеловеческой логики, но я-то нормальный человек. Девочку просто было жаль. Хорошую девчонку, совсем ребенка, виноватой лишь в том, что родилась во дворце.

– И в какую же конкретно дрянь они превращаются? – спросила, уходя от темы. – Жучков и паучков? Насекомые всякие бывают, бабочки и стрекозы очень даже красивы.

– Я бы на твоем месте не особо рассчитывал на бабочку. Те, кто в Рое у власти, превращаются в основном в нечто жалящее, летающее и ядовитое. Или не летающее и ядовитое. Мощь и силу ценят гораздо выше эстетики, это здесь, в Велании, на красоте помешаны.

– А кто еще у них есть? Комары? Может, черви?

Воображаю, как обидно быть одаренным и превращаться в жалкого червяка. Почему-то живо возникла картина, как Финнеан вместо жуткой, но все-таки величественной кобры перекидывается в дождевого червя такого же размера. Я хихикнула. Бо покосился неодобрительно.

– Зря смеешься. Черви у них есть, это обособленный клан. Их хоть и сторонятся, но уважают, гордясь, что в Рое ничего не пропадает даром, – пояснил он. Я по интонации догадалась, что сейчас какую-то гадость скажет, но не успела остановить. – Они занимаются тем же, что и обычные, перерабатывают всякую дрянь в плодородную почву. Проще говоря, трупоеды. И каннибалы.

14.

По словам Ирвина, первое испытание я выдержала достойно. Он оценил трюк с вовремя пущенной слезой и не сделал ни единого замечания, хотя не уверена, что мои жесты и тон голоса всегда были правильными, а рукав приоткрывал запястье ровно насколько положено. Главное, королева поверила.

– Вы так радуетесь, обманув собственную мать, – заметила я, осмелев от его похвалы. – Неужели совсем не совестно?

– Перестаньте! Притворство сейчас ни к чему, – воскликнул он неожиданно зло и с досадой отвел глаза. – Простите. Сам же от вас требую играть эту роль... Но иногда вы говорите совсем как она, будто бы от сердца, а не подражая. И от этого становится не по себе.

– Люди иногда сходятся во мнении, к тому же я говорю ее голосом, – на самом деле мой точно такой же, но вряд ли принцу полегчает, если узнает об этом. – Вот вам и кажется, будто подражаю. Но я не подражаю, Ирвин, я – это я, со своими суждениями, мыслями, чувствами, до которых никому здесь дела нет, но все-таки. Я – не Айна. Ее больше нет.

Неожиданно он подался вперед и зажал мне рот ладонью. Впервые прикоснулся не потому, что так требовал этикет, а в порыве эмоций. Его тело было ближе чем на расстоянии вытянутой руки, глаза смотрели в мои глаза – я словно падала в небо. Он замер на несколько бесконечно долгих мгновений, а я все падала, падала...

– Никогда не произносите вслух подобных слов, даже когда мы наедине. Даже когда вы думаете, что одна, – нарушил он молчание.

Я кивнула. Вместо того чтобы убрать руку, Ирвин вдруг провел большим пальцем по моей скуле. Взгляд его сделался странным – без ненависти теперь, но и без ласки. Небеса заволокло туманной дымкой.

– Кого больше нет, и кто остался? – прошептал он, будто не ко мне обращаясь, а размышляя вслух. – Вы? Она? Я вижу Айну, чувствую Айну, слышу голос Айны, и аромат, которым от нее пахло в первые дни осени, лишь несколько дней в году. Но ведь сейчас весна...

Мысленно я отругала служанку и себя заодно. Раз духи нашлись в вещах герцогини, логично, что она все-таки ими пользовалась, пусть и редко. А он запомнил. Подумать только, он помнит каждую мелочь! Сравнивает.

Ирвин опомнился, убрал ладонь. Я потянулась следом, ближе, с замиранием сердца ожидая, что он оттолкнет или уйдет сам, возмущенный таким нахальством. Он не оттолкнул, позволил положить руки ему на плечи. Оказаться совсем рядом, всего в нескольких сантиметрах от поцелуя.

– Сама не уверена, кто я есть. Но я здесь. И я люблю вас.

– Не любите. Всего лишь инстинкты, к тому же чужие.

– Пусть так. Я поддельная герцогиня, и любовь моя тоже ненастоящая, но все же... – голос предательски задрожал, пришлось перевести дыхание. – Разрешите мне хотя бы это. Вы все равно вынуждены быть рядом, и даже... жить со мной как с женой. Я не жду ответных чувств, только примите мои, с меня хватит.

– Довольно. Не оскорбляйте себя и меня, – произнес он мягко, но решительно. – Позволить животным страстям взять верх над рассудком – унизительно. Я не стану потакать вашему стремлению жить в плену иллюзий. – Ирвин поднялся с места, и я не посмела его удержать. – Сегодня мы достаточно провели времени наедине, отдыхайте...

– Вы никогда не обращаетесь ко мне по имени, а сами настаиваете, чтобы я к нему привыкала, – бросила обиженно и зло. Может он и вправду не хотел меня унизить, но у него это прекрасно получилось. – Назовите мое имя, Ирвин.

– Вы забываетесь. Герцогиня никогда не говорит таким тоном, – произнес он холодно.

– С герцогиней вы тоже по-другому разговаривали.

Вместо ответа он сузил глаза и некоторое время разглядывал меня, словно впервые увидел. Затем попрощался и вышел. Мне захотелось кричать и швырять ему вслед все, что попадется под руку. Как все-таки хорошо, что к тому моменту меня как следует обучили сдержанности – даже лицо по привычке сохраняла спокойным.

Самое худшее, что он был прав. И унижал меня вовсе не Ирвин – я сама. Научиться бороться с тягой истинности оказалось труднее всего, несмотря на очевидные успехи в самоконтроле. Это было как пламя, вспыхивающее всякий раз при виде принца, как стихия. Нечто природное, мощное, неуправляемое.

После его визитов я долго приводила мысли и чувства в порядок. К вечеру почти удавалось, и, немного помечтав о нем перед сном, утром я могла рассуждать здраво. Понимая, что в действительности совсем не желаю любить Ирвина, в нем нет ничего, кроме внешности, что мне бы нравилось. Его высокомерие, вечная сдержанность, переходящая в холодность, жесткий характер, обманчиво спрятанный за взглядом прекрасных голубых глаз. Его чопорность, привычка всеми командовать и снобизм – ненавижу снобов. Все в нем казалось не по моему вкусу, и я было думала, что справилась.

Но потом он приходил на обед, больше напоминавший издевательство. Все начиналось заново. Ирвин садился напротив, я смотрела на него и разом прощала любые недостатки, включая те, о которых пока не догадывалась. Возможно, окажись он не настолько принципиальным и поддайся влечению, я бы просто провалилась в страсть как в омут, наплевав на гордость, забыв о прошлом и не думая ни о чем. Не знаю, что хуже. Ирвин не позволял сравнить.

В благодарность ли за мое хорошее поведение при королеве или в качестве извинений за ссору – неизвестно, но весь следующий день мне позволили провести с Киарой. Вот в ком я была уверена: она меня любит, искренне и беззаветно, как умеют любить только дети. Почему-то было неважно, что малышка видит во мне Айну. Я ее мама, и все тут.

– Мама, когда тебе будет можно к нам прийти? – спрашивала она, когда, набегавшись по саду, мы пережидали полуденный зной в беседке с мороженым и лимонадом. – Мы хотим, чтобы ты играла с нами как раньше, с братиком тоже.

– Я попрошу няню в следующий раз привести и братика сюда, – пообещала я, не уверенная, что получится.

Братик – сын Тайяниты, тот самый бесполезный мальчуган, не унаследовавший отцовскую породу. Удивительно, что Айне вообще позволялось с ним играть. То, что она нянчилась с сыном соперницы, как раз было в ее характере: добродушная герцогиня наверняка жалела этого ребенка больше остальных. А ведь и его старшая сестра бегает со своими бедами не к матери, к тетке. Видимо, Тайянита с детьми строга, или ей вообще не до них, такое ведь тоже бывает. Сочла неудачным проектом, сбросила на нянек и возится иногда по настроению.

15.

– О чем вы говорили? – спросил Ирвин таким тоном, будто заранее, ничего еще не зная, меня обвинял.

Увы, я и вправду была виновата. Поддалась на провокацию Тайяниты, устроила ссору. Только потом, когда она ушла, догадалась: ведь могла бы просто изобразить больную и уставшую, сделать вид, будто общение для меня в тягость, да хоть разреветься – с королевой вон как хорошо сработало. Не поддерживать беседу – и ничего бы не случилось.

– Мы немного... Поспорили, – призналась нехотя, пряча глаза.

– Что? Спорили? Вы? Такое поведение недопустимо, разве вам не объяснили? Посмотрите на меня, леди, – произнес он строго, и я против воли подняла взгляд. Сердится. Как же это обидно, когда он на меня сердится... – О чем вы повздорили? Скажите как есть, это не просто женские склоки, во дворце вообще ничего не бывает просто.

– Да поняла я... Но и Айна вряд ли спокойно восприняла бы то, что мы обсуждали, ведь она любила детей Тайяниты. Тревожилась за них. Неужели бы оставила без внимания новость о том, что Нуалу... – я осеклась.

Знает ли Ирвин? И подобает ли с ним обсуждать подобные вещи? Как бы опять не упрекнул в недостойном поведении и не разозлился еще сильнее.

– Не помню, чтобы рассказывал вам про Нуалу. Или чтобы велел кому-то рассказать. Что именно вы услышали, столь сильно вас взволновавшее? И от кого?

По голосу нетрудно было догадаться, что этого кого-то ждет разнос. Вряд ли Ирвин будет наказывать принцессу, но как бы к ней няньку ни приставили, чтобы не шаталась ночами по дворцу. Разумеется, признаваться я и не подумала.

– Я бы и рада узнавать обо всем только от вас, но увы.

– Вас слишком многому предстоит научить, не время отвлекаться и обсуждать дела, которые вас не касаются, – парировал Ирвин. – Мы ведь вас бережем, излишне не забивая вашу голову ненужными пока знаниями.

– Уж поверьте, в голове у меня гораздо больше места, чем вы почему-то думаете, – огрызнулась в ответ, вызвав очередной недовольный взгляд.

– Простите, не имел цели вас задеть. Всего лишь стараюсь оградить от людей, которые вовсе не добра вам желают, и предостеречь от неверных шагов. Возможно, вам кажется, будто Тайянита при дворе ничего не значит, и слово ее не имеет веса. Однако не стоит забывать – она жена моего брата. Сейчас он надолго покинул дворец, охраняет во главе своего войска границы и ведет переговоры с нашими союзниками. Но однажды вернется и вновь займет место в совете, по правую руку от короля. А свою супругу он, как вы догадываетесь, любит всем сердцем и готов верить всему, что она нашепчет. Пусть даже сам себе в этом не признается.

– А свою дочь? Любит ли хоть немного, или все жене досталось? Или его тоже стараются оградить?

Я пыталась вызвать в себе злость на этого черствого человека, но не получалось. Истинность, чтоб ей провалиться, не позволяла, дурманила рассудок глупой влюбленностью, затмевающей остальное. Как можно злиться, когда он так близко, смотрит встревоженно невообразимо голубыми глазами, и солнечные лучи путаются в его локонах, сверкающих как корона...

– Не надо, прошу. Вы ничего не исправите, напротив – рискуете вместо помощи навредить и себе, и тем, кому сочувствуете, – проговорил он вполголоса. Без раздражительности уже, спокойно. – Поверьте мне, я неспособен причинить вам зло, несмотря... ни на что. А вы здесь немногим больше месяца, разве узнали достаточно, чтобы о чем-либо судить?

Мне впервые пришла в голову мысль: а вдруг и ему так же трудно на меня злиться, когда мы рядом? Если не хуже, ведь он не просто смотрит на меня, он еще помнит, каково держать это тело в объятьях. Быть может, презирает себя, но чувствует ровно такое же влечение и влюблен, совершенно этого не желая, не в силах противостоять.

– Вам вовсе не обязательно так стараться меня возненавидеть, Ирвин, – сказала, успокаиваясь от внезапной догадки. – Мы связаны обязательствами, повода для ссоры у нас нет, так почему бы хотя бы не попробовать стать союзниками? Доверять друг другу – мне все равно довериться больше некому, а вы слишком заинтересованы в том, чтобы дело выгорело.

– Я вовсе вас не ненавижу, это было бы глупо. Но и любить друг друга мы не обязаны. Поймите наконец, все делается как нужно, с заботой о вас и с наименьшими рисками. Вам тяжело, мы и так чрезмерно требовательны, не стоит брать на себя больше, чем сумеете унести. Я вам не враг. И доверяю то, что для меня очень важно. Быть может, и вам пора мне довериться?

– Дело не в этом! Просто я не могу спокойно смотреть на то...

И запнулась. На что? Он снова прав, как ни досадно. Я влезла со своим мнением, толком не разобравшись, лишь потому, что девчонка, которую впервые вижу, пришла тайком поплакаться.

Что если она просто навыдумывала всякое на ровном месте? Она ведь слишком юна, чтобы всерьез размышлять о семейной жизни, даже о помолвке. Договорные браки здесь могут быть нормой, тем более, если истинных находят не все. Наверняка посол Роя видится ей старой развалиной, хотя на самом деле он может оказаться импозантным мужчиной лет тридцати и вообще завидной партией.

– Не представляю, от герцогини ли вам чудом перешла привычка лить слезы о ком угодно, если того обидели, или в этом вы тоже похожи – не суть. Впредь учту и буду ограждать вас от печалей так же, как ограждал ее, – неожиданно по-доброму произнес Ирвин.

Видимо, воспоминание о сладкой дурочке смягчило его. Меня же лишь взбесило ещё сильнее. Я привыкла, что меня сравнивают с Айной каждый день и каждый час. Честно пыталась вжиться в образ и безупречно сыграть ее роль. Вот только не желала, чтобы сравнивал он.

На днях, проводив Ирвина, я посмотрела в зеркало и поняла, что ненавижу свое лицо. За то, что он никогда не перестанет видеть во мне другую. Сравнивать.

– Я – не... – в этот раз успела прикусить язык. Надо отвыкать говорить это вслух, чтобы даже во сне нечаянно не вырвалось. – Не нуждаюсь в этом, спасибо. Лучше будьте честным и говорите правду, пока сама себе что-нибудь не выдумала. Согласитесь, будет хуже, если я неожиданно увижу из окна войну, о приближении которой вы опасаетесь сообщить, чтобы меня не расстроить.

16.

Спустя несколько недель с момента, как очутилась во дворце, я впервые увидела короля. Он вошел в большой обеденный зал последним, когда мы все уже расселись, в сопровождении королевы, отстававшей от него ровно на полшага. Высокая и статная, его величеству она едва доставала до плеча.

Король впечатлял. Внешность будто природой создана, чтобы править. Вроде и похож на моего Ирвина, такие же правильные черты, гармоничное телосложение, но красота его была пугающей, как красота дикого хищника или разрушительного природного явления вроде шторма.

Говорили, старший сын в него, такой же здоровенный, жаль, что внуки другой породы получились. Украдкой разглядывая короля, я почему-то думала: а что если ни я, ни Тайянита не родим достойных сыновей? Значит, после этого воплощения силы и властности на трон сядет изящная нежная Киара? Она ведь в меня, явно будет невысокой и тоненькой...

Мы, семья Дома Хота Сеу, приветствовали королевскую чету лёгким полупоклоном, не вставая. Министрам и придворным дамам пришлось куда хуже – лбом в пол не уткнулись, но сидели на коленях, низко склонив головы, пока их величества не расположились на своих местах. Тогда и придворные расселись – столы их были низкими, стулья тоже, будто позаимствовали в детском саду. Наши наоборот так высоки, что ногами я не доставала до пола – ставила на специальную скамеечку. Не как попало, разумеется, а чтобы платье красиво драпировалось и чуть-чуть приоткрывало туфельку.

– Почему все такое неудобное? – спросила я едва слышно.

– Чтобы подчеркнуть наш особый статус, – ответил Ирвин. – Признаться, я и сам предпочитаю ужинать за обычным столом, сидя на подушках.

Зато удобно было рассматривать всех присутствующих. Стол, за котором мы сидели, изгибался полукругом, вся семья на виду. Прямо напротив меня оказалась Нуала – она украдкой улыбнулась, поймав мой взгляд. Рядом с ней Тайянита, затем место старшего принца, сейчас пустое, королевская чета и очень старый, настолько, что казался сухим и хрупким, отец короля, его наставник и первый советник. Он сидел с отсутствующим видом, иногда отпивал что-то из кубка и, казалось, не замечал никого вокруг.

Обед длился долго, с несколькими переменами блюд, разнообразием закусок, аперитивом в начале и чаепитием в конце. Никто не спешил, чтобы каждый смог попробовать все, что захочется, и чередовать наслаждение лакомствами с удовольствием от приятного общения.

Сначала я чувствовала себя скованно, боясь сделать что-то не то и следя за каждым вздохом. Но скоро заметила, что и соблюдение правил этикета, и непринужденная беседа даются без труда, как бы сами собой, и я не паникую больше, судорожно вспоминая, как делать то или иное.

Ощутив гордость за себя, я покосилась на Ирвина – заметил ли, как здорово у меня все получается? Почувствовав, что я смотрю, он нежно улыбнулся и спросил, не передать ли что-то из закусок. Почему-то стало ясно: не для меня старается, напоказ. Немедленно сделалось скучно, и блюда уже не вызывали аппетит. И вообще, глупая традиция – проводить за обедом такую уйму времени, все равно ни о чем важном они не говорят.

Когда наконец все закончилось, король с королевой покинули зал и мы поднялись с мест, старик-советник попросил меня его проводить. Оперся на мою руку тощей рукой, похожей на птичью лапку, окинул взглядом мутноватых голубых глаз, давно утративших фамильную яркость. Я подумала, что у него наверняка слабое зрение. Интересно, сколько ему лет? Выглядит так, словно перевалило за сотню.

– Я бы желал сейчас пройтись по саду, целители советуют для пользы пищеварению. А рядом с молодой красивой леди это будет стократ приятнее. Уважь старика, дитя мое, удели мне немного своего внимания.

Оглянувшись на Ирвина, я увидела, как он напрягся. Но возражать не осмелился – дед обладал в семье особым авторитетом. Я улыбнулась и чуть кивнула: не волнуйся, не подведу. И ответила как подобает, что для меня эта прогулка – большая честь, изображая готовность почтительно внимать каждому слову.

Если верить Финнеану, с советником у Айны не было сколько-либо близких отношений, они вообще пересекались исключительно на формальных встречах вроде сегодняшней. Вряд ли он настолько к ней присматривался, чтобы заметить подмену. По крайней мере, я очень надеялась.

Но поговорить он, как оказалось, хотел вовсе не о том. Стоило нам отойти на приличное расстояние, чтобы никто не услышал, он сказал:

– Недавно я видел тревожный сон. Будто дворец опустел, высохли пруды, в садах умерли деревья. В полной тишине я вошел в тронный зал и увидел сорванные знамена, пустой трон и корону, лежащую на земле подле него.

– Должно быть, причина тому – сплетни и домыслы об угрозе войны, – предположила я, не понимая, сделал он паузу в ожидании ответа или просто переводил дух.

– Я достаточно долго жил на свете, чтобы уметь различить, когда сны – игра встревоженного рассудка, а когда – знаки, посланные небесами, – продолжал старик. В пророческие сны я никогда не верила, но от интонации, с которой он это сказал, стало не по себе. – В надежде истолковать видение я дождался благополучного дня и обратился к оракулу. Он произнес лишь одно. Твое имя.

– Но что же это значит? – спросила дрожащим голосом. На миг возникло чувство, что вот сейчас меня и разоблачат.

– Возможно, Дом Белого тигра скоро падет. Станешь ли ты тому причиной или, напротив, сумеешь спасти династию – мне неведомо. Знаю, ты никогда по собственной воле не совершила бы зла, но призываю быть настороже. Грядет эпоха перемен, были и другие предзнаменования, возвещавшие об этом.

Остаток пути мы проделали в молчании: он не продолжал разговор, я – робела. У входа в сад нас ждали. Ирвин не скрывал тревоги во взгляде. Советник неторопливо забрался в приготовленный для него паланкин, и на прощание кивнул принцу.

– Береги ее, Ирвин. Герцогиня слишком хрупка и наивна, чтобы противостоять жестокому миру в одиночку.

И задернул шторку, не дослушав. Слуги подняли паланкин и зашагали прочь.