Глава 1
Наташа
Вот и всё.
– Объявляю вас мужем и женой, – торжественно вынесла свой вердикт регистратор. – А теперь…
А теперь уже всё равно.
С усталой обречённостью я прикрываю глаза, а в моей груди что-то меленько и часто-часто трепыхается… словно одинокий лист на холодном осеннем ветру. Наверное, это дрожит моя душа.
Вот и всё.
Я скольжу невидящим взглядом по лицам собравшихся и с замиранием сердца оглядываюсь на двери. Уже в который раз за время, проведённое в этом кабинете. За эти бесконечные десять… или сколько там прошло минут.
И в этот миг обе створки с грохотом распахиваются, являя всем присутствующим моего Генку. Мощный и устрашающий, как дикий буйвол, он перекрыл весь дверной проём своими громадными плечами. Мой непобедимый гладиатор! Горячий и желанный, как солнце… Необходимый, как воздух… Мой неистовый Генка. Как же я ждала тебя!
– Я не опоздал?! – грохочет он своим неповторимым трубным басом.
От счастья и облегчения я не в состоянии вымолвить ни слова и лишь качаю головой.
– Геныч, ты прям как центнер эскимо в знойный полдень! – приветствует его мой брат Женька.
– Что ты здесь забыл? – негодует папа.
– Свою женщину! – с угрозой в голосе выдаёт мой любимый и широко улыбается. Какой же он обалденный, и такой восхитительно опасный… мой железный непобедимый Терминатор!
– Уберите его! – истерично взвизгивает мама, взывая неизвестно к кому. – Задержите!..
А я смеюсь – да разве такого удержишь?!
– У-ух! Какая же ты красивая, Наташка! – восхищённо рычит мой Генка, устремляясь мне навстречу. – Каким же я был слепым идиотом!
И под его признанием моё недавнее отчаянье трещит и ломается, как раздавленная скорлупа... Освобождая меня! Рождая меня новую и счастливую! Лёгкую, как пёрышко!.. И я подаюсь навстречу моему любимому мужчине, взлетаю, спеша в надёжные и крепкие объятия…
Но внезапно чьи-то чужие руки сковывают запястья, безжалостно возвращая меня в беспросветную пугающую действительность, в которой я, окольцованная несвободная птица, совсем не нужна Генке… а мой взгляд упирается в закрытые белые двери.
Боже мой… сколько раз я вот так же ныряла в свои фантазии…
Генка с кольцом в зубах в окне моей спальни… Генка, догоняющий свадебный кортеж… Генка, ворвавшийся в момент церемонии и не позволивший мне произнести фатальное «Да», а ещё вырубивший с одного удара моего выхоленного жениха. Но снова и снова я выныривала из своих грёз в уродливую реальность, в которой мы не можем быть вместе.
Вот и сейчас чуда опять не случилось.
А я, как наивная мечтательная дурочка, до сих пор продолжаю мысленно перекраивать сюжет моей мелодрамы – а может быть, завтра, в самый разгар торжества?.. Вот только в настоящей жизни всё совсем не так, как в дурацких любовных романах. В моей – без хеппи-энда.
Я резко отворачиваюсь, когда губы Стаса касаются моей щеки, даже не задумываясь, как это выглядит со стороны. Стас тихо усмехается и делает очередную попытку – он подносит мою руку к своим губам и оставляет невесомый поцелуй рядом с обручальным кольцом. Это что – напоминание?
«Я помню», – говорят мои глаза, встречаясь с его светло-карим прищуром. Да неужели у его невозмутимости есть предел? Нет – наверное, показалось. Я разглядываю Стаса, будто вижу его впервые. Но я ведь и правда совсем его не знаю. Высокий, почти как мой брат, только Женька мощнее и, конечно, красивее. Да что там – красивее моего брата я вообще мужиков не видела. Стас наверняка тоже считает себя неотразимым. Костюм от Canali сидит на нем безупречно, обувь, часы, запонки – всё буквально вопит о его высоком статусе. Стильная укладка, модная ухоженная бородка, идеальные отполированные ногти – весь такой великолепный и благоухающий!.. Мой богатый и успешный… муж.
Муж… Такое неуютное и колючее слово – как ёж. Глаза Стаса теперь смотрят спокойно и холодно, и ни один мускул не дрогнул на красивом породистом лице. Но сложно не заметить, как дрожу я, и по тому как быстро Стас отпустил мою руку, он тоже ощутил эту вибрацию.
– Дорогие мои! – Сорвалась с насиженного места мама. – Какое счастье!
Ну хоть кто-то здесь счастлив! Зато моя новоявленная свекровь очевидно не разделяет маминого восторга. Это как раз понятно – она ж своего сыночка, самого завидного жениха, от сердца отрывает, а я, неблагодарная и неспособная оценить такой лакомый ломоть, нос от него ворочу.
Но я действительно оказалась морально не готова, ведь сегодня всё должно было быть по-другому – только я и Стас. Оставили бы свои подписи в нужных местах и по домам – репетировать, готовясь к завтрашнему спектаклю. Так мы договорились.
Но мама, как обычно, всё решила по-своему и превратила неторжественную регистрацию в шумный балаган.
«Ты же не думала всерьёз, что я оставлю тебя в такой знаменательный день!» – заявила она… и не оставила. А также меня не оставили ещё человек двадцать или больше… Некоторых я даже не знаю.
«Только самые близкие!» – заверила моя мама.
Глава 2
Гена
Это какое-то адское пекло! Впрочем, и настроение у всех соответствующее. Казалось бы, свадьба – это ж счастливое событие! Союз двух любящих сердец, торжество любви… что там ещё? Да не важно, главное, что всем по такому случаю положено сиять от радости. Однако измождённые лица дорогих гостей блестят от пота и выражают крайнюю степень нетерпения – ну, когда, когда уже?
У меня же другой вопрос – а зачем это всё?.. Но я прочно прилип праздничными штанами к белому дерматиновому стульчику и, изнывая от жары и жажды, благоразумно помалкиваю. Слева от меня безмолвно страдает Кирюха. Судя по его кислой физиономии, ему весь этот фарс тоже не нравится, но куда деваться. Мы – группа поддержки невесты и обязаны пройти достойно испытание выездной регистрацией.
Мне только одно непонятно – если регистрация выездная, что отчего бы ей не выехать в лесок, в идеале – поближе к речке? Но нет – нас разместили под палящим солнцем и даже зонтиками не обеспечили. Боюсь, букет в моих руках не доживёт до момента вручения. А ведущий между тем продолжает куражиться, посвящая нас в трогательные моменты из жизни молодожёнов – как они шли навстречу друг другу, как пришли, когда впервые высекли искру…
Да бред собачий – какая искра? – они даже не знают друг друга! Навстречу они шли, как же!.. Да этот грёбаный жених только позавчера из Америки пришёл. Или откуда там?.. Короче, от них – от капиталистов проклятых. И сразу с корабля на бал. Ух, и не нравится он мне! А ещё имя у него такое… с Иудой созвучное, вот оно мне тоже не нравится. Доброго человека Стасом не назовут.
Я разглядываю тоненькую, как тростинка, невесту… Надо же, и когда только выросла? Я и не заметил. Вроде смотрел всё время – малышка совсем… а оно вон как вышло. Оказывается, если очень долго смотреть на девочку, то однажды можно увидеть, как она выходит замуж.
Эх, ты, глупая!.. Ты ведь тоже не шла к этому своему навстречу. Зачем тогда, а?.. Ты даже не смотришь на него!.. Такая бледненькая и несчастная…
Впрочем, счастлив здесь только ведущий. Ему столько заплатили, что он даже не потеет и выглядит куда счастливее молодожёнов. А я с тоской вспоминаю журчащий фонтанчик у главного ресторана.
– Ген, сними панамку, пожалуйста, – с мольбой в глазах шепчет мне Майка и уже протягивает руку к моему головному убору.
– Ещё чего! – рявкаю я и резко перехватываю её запястье, но тут же извиняюще улыбаюсь и целую розовые костяшки пальчиков.
Майка – очень ценный и деятельный сотрудник на Кирюхином скалодроме и, по совместительству, моя девушка.
– Не надо, котёнок, трогать мою шапочку. Сегодня очень злое солнышко, а я не хочу подпалить причёску.
Закатив глаза, Майка фыркает и обращает своё ангельское личико на главных виновников торжества. Вот и правильно – там как раз началось самое интересное.
– Какой смысл в этом шоу?! – я толкаю плечом Кирюху. – Они же вчера уже зарегистрировались.
– Тихо! – выглянув из-за плеча моего друга, строго командует Айка ( наконец-то я запомнил её имя!)
С Кирюхиной половинкой я даже спорить не хочу и послушно закрываю рот на «молнию». Эта малышка одновременно вызывает у меня восхищение и раздражение. И сегодняшней свадьбе ещё сильно повезло, что Айка здесь без своих сумасшедших сестёр (те ещё занозы в заднице).
– Прошу вас, посмотрите друг другу в глаза, – взывает ведущий к молодожёнам. – Является ли ваше решение стать супругами взаимным, свободным и искренним?
Да нет же! Вы на Натаху посмотрите – она сейчас в обморок упадёт!
– Готовы ли вы любить уважать и заботиться друг о друге?
А какие у них варианты? Ты что, придурок, думаешь, девчонка с утра напялила первое, что под руку подвернулось, – фату и тонну кружев, а на твои нудные расспросы выдаст какой-то непредвиденный ответ?
И ежу понятно, что эта игра в одни ворота. И всё же, когда просят ответить невесту, в её огромных синих глазах плещется такое отчаяние, что я надеюсь на чудо…
Но…
Чуда не стряслось. Тихий Наташкин ответ так и не долетел до моего слуха, но, судя по тому как радостно встрепенулся ведущий и облегчённо выдохнула Алла Дмитриевна, мать её… (в смысле, мать невесты), всё у них теперь на мази. И все как-то разом воспряли духом, особенно в стане врага оживились. Жених тоже приободрился и засиял голливудской улыбкой. Вот сколько он прожил за океаном – пять лет, восемь?.. А уже всё – не наш. Фраер облизанный! Да к тому же старый. Ему ведь уже за тридцатник перевалило, а Наташке только… А сколько ей, кстати? Выбираю помощь друга:
– Кирюх, а Натахе сколько лет?
– Двадцать, они с моей Айкой ровесницы.
– Н-да? – склонив голову, я взглянул на его Айку (этакий плотоядный колокольчик). – Ну, ты сравнил, брат! Твоя Айка хоть и выглядит на четырнадцать, а закалка, как у гладиатора. А эта, – я кивнул на Наташку, – дитё же совсем. Вот сколько лет её деду?
– Какому деду? – не понял Кир.
– Вон тому смокингу, – я ткнул пальцем в сторону жениха, и Кирюха хохотнул.
– Тридцать два, что ль… не знаю точно.
Ничего больше не вижу, кроме этих глаз. Это что-то невероятное!.. Я будто проваливаюсь сквозь влажную завесу в бездонный космос – непонятный, пугающий и завораживающий.
– Натах, ты что творишь, дура?! – злой окрик Жеки резко выдёргивает меня из этой засасывающей воронки и становится стартовым выстрелом для онемевших гостей.
Высококультурное общество вмиг очнулось и загудело, словно рой потревоженных пчёл, выражая своё «фи».
– Евгений! – гневно восклицает Алла Дмитриевна, продираясь к дочери и не забывая улыбаться и расшаркиваться перед гостями: – Не волнуйтесь, всё в порядке, просто девочка сильно перенервничала… Да, да – всю ночь не спала… Ы-хы-хы… Ну Вы же понимаете…
– Отличная подача, дочь! – со смешком выдаёт отец невесты, и его тут же с энтузиазмом поддерживает ведущий, стараясь обратить непредвиденную ситуацию в подконтрольное шоу.
– Прости, – растерянно бормочет Наташка и опускает глаза, как будто не в силах на меня смотреть. А с её ресниц соскальзывает слеза.
– Да за что простить?.. Дурочка ты… ну… замуж-то зачем было?.. Чего ты там делать-то будешь? – я невольно протягиваю руку к Наташкиному лицу, когда вижу, как ещё несколько слезинок срываются с её ресниц и, падая, утопают в белом облаке платья.
– Руки! – угрожающе рявкает жених и делает шаг вперёд, заставляя меня вспомнить о его присутствии. И о том, что он теперь как бы муж… урвавший куш.
Сейчас Стас Сомов уже не напоминает холёного буржуя, а сжатые кулаки и искажённое злобой лицо говорят о серьёзности его намерений. Ну не-эт, только не это! Не думает же он, что я пропущу и его подачу. А гасить жениха ещё до начала банкета – это уж совсем дурной тон.
– Добрый день, – широко скалясь и предупреждающе качая головой (вот даже не думай, парень!), я протягиваю ему букет.
И в это же время что-то острое впивается мне в зад, а прямо в ухо раздаётся тихое и злое шипение Аллы Дмитриевны:
– Пошёл вон от моей дочери, дикарь!
Совсем, что ль, охренела тётка? Она б ещё за яйца меня схватила.
– Ладно, – шепчу я покладисто (а шептать тихо я не умею), – только, пожалуйста, не надо покушаться на мой зад.
Красивое лицо Аллы Дмитриевны пошло пятнами, где-то позади послышался смешок Жеки, а в другое ухо зло зашептала Майка:
– Это я покушаюсь на твою жопу, придурок! – и сразу стало ещё больнее.
– А-а, извините, – буркнул я в пространство – сразу для всех оскорблённых, затем впихнул в руки Аллы Дмитриевны злосчастный букет и попытался ретироваться подальше от острых взглядов гостей и прицельных глазков камер.
Парадокс какой-то – чем незаметнее и тише я стараюсь себя вести, тем громче и неказистее моя популярность. Ух, чую я, что пора сваливать с этой свадьбы.
– Да стой ты, чокнутый! – Майка несётся по пятам и кулачком молотит мне по спине. – И сними, наконец, свою дурацкую панамку! Зачем я только притащилась с тобой на эту свадьбу – позориться? Ещё и ноготь сломала об твою каменную жопу! Что ты вообще здесь устроил? Ты хоть представляешь, как мы выглядели?
– Не надо так волноваться, солнышко, ты всегда выглядишь великолепно, – я резко останавливаюсь, чтобы развернуться, и Майка на бегу врезается мне в плечо.
– Да бли-ин! – хнычет она, едва не плача. – Я же всю помаду смазала!
Вывернув рукав своей рубашки, я разглядываю на тонкой белой ткани смачный отпечаток губ. Ну да – это, конечно, несущественная херня по сравнению со стёртой помадой.
Захотелось сказать, как мне неприятно, что моя девушка обращается со мной настолько грубо, но, глядя на скривившееся в плаксивой гримасе личико, мне стало вдруг жаль Майку. Она так старалась, чтобы выглядеть сногсшибательной красоткой – платье красивое купила (я чуть с ума не сошёл, пока мы искали это платье, а потом ещё и туфли к нему), причёску сделала, маникюр вон какой-то – я приглядываюсь к хитрому узору – прям такой интересный. А я, баран, позорю её своей панамкой.
Я быстро стягиваю головной убор, сминая его в ладонях, а мой взгляд прилипает к очаровательным Майкиным губкам, вокруг которых разъехалась помада… и к декольте… в котором так волнующе дышат соблазнительные спелые полушарики. Мой щуп уже ломится из штанов наружу, чтобы тоже всё это разглядеть и ощупать, а мои глаза шарят по округе в поисках укромного уголка.
– Май, прости, что так по-дурацки вышло, но я действительно не планировал ничего плохого. Давай мириться, что ли… я уже готов… к примирению.
– Я вижу, – Майка недобрым взглядом оценила мою выпирающую готовность. – Ты, Гена, как пионер, готов круглосуточно. Тебе же плевать, что ты выставил меня дурой перед всеми. А ведь я и правда поверила, что мы идём на свадьбу к сестре твоего друга.
– Но это же правда!.. – я наполняюсь искренним негодованием. – Ты ж сама знаешь и Жеку, и Кирюху… или как там ты его величаешь – Кирилл Андреич?
– А-а, так значит это в порядке вещей, когда родственники твоих друзей приветствуют тебя оплеухами и посылают на хрен?
– Нет, – я смущённо пожимаю плечами, – неприятно, конечно… Ну что, бывает… переволновались, наверное, перед свадьбой.
И вот иду я с душой нараспашку, а благородные гости так от меня и шарахаются.
Да и похер на эти чванливые морды! Воронцовская аристократия, задрать их промеж глаз! Наверняка все они сейчас строят догадки, кто же додумался пустить на это помпезное мероприятие для избранных вельмож дурня с бандитской рожей и в белой идиотской панамке, зачем он здесь?
А я и сам себя об этом спрашиваю, хотя знаю ответ. Вон она, моя причина – прекрасная, как ангел, невеста в воздушном белом платье. Маленькая шантажистка!
Целых два месяца Наташка с маниакальным рвением готовилась к предстоящей свадьбе, пёрла навстречу своей несвободе, как разогнавшийся локомотив… и сигналила мне в уши, буквально навязывая потребность её остановить.
И я реально старался – семафорил изо всех сил, флажками размахивал, общественность взбаламутил – делал всё что мог! Но единственной башкой на рельсы… прости, малышка, – я не готов. И уж тем более я не планировал становиться свидетелем её бессмысленного жертвоприношения. До сих пор удивляюсь, как я мог разминуться со своими планами.
Я отказывался сюда идти, когда Наташка зазывала меня по-хорошему, не проникся, когда она пригрозила сорвать свадьбу – нашла, чем пугать! Но три дня назад, когда она явилась ко мне домой со слезами и умоляла не игнорировать приглашение, я всё же размяк и сдался.
И вот теперь я снова себя спрашиваю – зачем я здесь – чтобы наблюдать за тем, как эта мазохистка пускает свою жизнь под откос? Но ради чего?! У неё, как и у Жеки, был выбор!.. И если мой друг реально рисковал здоровьем, отвергая навязанную ему невесту, то Натаха выступила из разряда «назло мамке отморожу себе уши». А может, весь этот балаган ради того, чтобы прилюдно надавать мне по щам? Ну, тогда дай бог, чтоб ей полегчало.
Я обернулся в сторону молодоженов и напоролся на полный ненависти взгляд Аллы Дмитриевны – вот же ведьма! Широко оскалившись, я помахал ей рукой – типа, не волнуйтесь, мамо, я здесь. А ведь когда-то я этой дамочке нравился, и она даже позволяла себе шутки по поводу нашего с Наташкой союза. Неудивительно, ведь в то время я был сыном будущего мэра.
Но всё течёт, всё меняется… и как только мой морально-неустойчивый батя обзавёлся новой семьёй, для Аллы Дмитриевны Ланевской я мгновенно стал бесперспективным кадром – неподходящим женихом для дочери и неугодным другом для её сына. Хорошо, что Жека оказался стойким. И как жаль, что Наташка – тоже.
И вот я снова попал под прицел синих глаз, но едва наши взгляды встретились, Наташка вцепилась в руку новоиспечённого супруга и одарила его ослепительно-фальшивой улыбкой. Вот и правильно – назвалась клизмой – полезай по назначению.
А кстати, о клизмах… я поискал глазами Майку и с облегчением обнаружил, что она не скучает – подсела на уши Кирюхиной младшей сестрёнке.
О-о! А вот эта звезда по мою душу!..
Отрада для моих глаз! Самые потрясающие ножки Воронцовска несут ко мне свою восхитительную рыжую хозяйку. Легкое зелёное платье под цвет её левого глаза облегает маленький круглый животик, в котором до поры прячется мой крестник, и по этому случаю моё настроение цвета Эллочкиного правого глаза стремительно светлеет. Я с радостью раскрываю объятия:
– Иди ко мне, моя нежная гулюшка!
– Ген, ты как? – позволив себя обнять, Элла заглядывает мне в глаза. – Пожалуйста, не обижайся на Наташу, она жутко расстроена, и сама не понимает, что творит. Мне её так жаль… да ещё и Женька на ней оторвался.
– Твоему Жеке мы можем выписать взыскание с занесением между глаз, но это подождёт, – я улыбаюсь и увожу разговор от опасной темы: – А расскажи-ка мне лучше, как поживает наш карапуз.
С искренним интересом я слушаю Эллочкин доклад о проделках беспокойного малыша и подношу ладонь к её животику:
– Можно?..
Она смущённо и неуверенно кивает и с беспокойством поглядывает в сторону, откуда на нас несётся мой друг Жека, он же ревнивый придурок.
– Если что, скажешь этому Отелло, что мы с тобой сёстры, – шучу я и с благоговением притрагиваюсь к «берлоге» маленького медвежонка Данилки.
Наверное, это слишком интимно и непозволительно в отношении чужой женщины… но разве эта девочка мне чужая?
Подумать только, ещё полгода назад мы все были свободны – Жека, Макс, Кирюха, ну и я, конечно, и строили планы на четверых. А потом нагрянула весна и разом скосила моих друзей, размягчив их мозги и сердца. Уж от кого, а от Жеки я меньше всего ожидал капитуляции. Но Эллочка оказалась не только редкостной красоткой с невероятными разномастными глазами, она – умница, каких поискать, а к тому же будущая мама моего крестника. Теперь она тоже мой близкий друг, а счастье моих друзей для меня всегда в приоритете.
И вот все мои пацаны обрели свои истинные пары, а я… как не пришей кобыле хер.
Любовная лихорадка не зацепила только одного из четверых друзей – я оказался на редкость непрошибаемым парнем. Может, весь этот лямур вообще не про меня? За свои двадцать четыре года признание в любви я слышал лишь однажды, да и то оно оказалось фальшивым. Но обманщицы Анжелики уже давно нет на свете, а я… вот он – живой и нелюбимый.
– Слышь, центнер, хорош мою жену лапать, – рявкает подлетевший Жека и кивает в сторону, на свою сестрёнку: – А то ведь не я один тут ревнивый.
И пили мы долго и счастливо.
Свадебные катания, мосты, тосты, фотосессия – день промелькнул в каком-то безбашенном пьяном угаре. А Майка меня всё же бросила, а ещё обозвала сексуально озабоченным быком. А за что?!. Ведь я даже ей не изменил ни разу! И сегодня я честно, хотя и не очень активно, попытался сберечь наши отношения. Правда, к моменту моей первой попытки Майка уже покинула банкет. Наверное, это она мне так за панамку отомстила. И не то чтобы эта новость меня взорвала… скорее, она стала очередной петардой к моему душевному раздраю.
В последнее время мне реально не по себе. Да что там – это самое отстойное лето за прошедшие шесть лет. Я уже настолько привык к ежедневному общению с друзьями, привык чувствовать себя нужным и полезным, а теперь…
И вроде я понимаю, что наша дружба никуда не делась, но у пацанов теперь новые заботы – жёны, дети, семейный быт, а у меня-то всё по-прежнему, вот только вокруг стало как-то очень пусто. А ведь я без друзей, что рыба на песке – ни дышать, ни плыть… ни позвать на помощь.
Впрочем, я так и не привык звать – всегда сам приходил, а теперь и рад бы, но не могу… потому что больше всего боюсь увидеть, что я не вовремя. И, казалось бы, сейчас самый момент – наладить собственную личную жизнь… Ха! Как будто это так просто, по щелчку… раз – и наладил.
Да если уж откровенно, то я даже рад, что Майка свалила. Ну не моё это! И дело даже не в Майке, просто все эти долгоиграющие отношения не для меня – устаю я от них. Макс говорит, что я просто ещё не встретил свою женщину, а я думаю, что такой и вовсе нет. Наверняка моей мамочке было бы горько такое услышать, поэтому я думаю молча, а её утешаю: «Да какие мои годы!»
«А и правда!» – сказал я себе сегодня и в борьбе с унынием увлёкся горячительным. И ведь помогло – хандры как не бывало! А я с присущим мне романтизмом рванул к танцполу.
Вот так иной раз летишь к желанной цели и под ноги не смотришь… И тут на тебе – здрасьте!..
А случилось вот что…
Мощеная дорожка, ведущая к танцевальной площадке, проходила аккурат мимо пЫхты, в зарослях которой на мою беду притаился фотограф. Ох и не люблю я ихнего брата! (Не ИХ, а именно ихнего!) Задрали эти подглядыватели – они ж в каждой бочке затычки! Папарацци провинциальные! Вот кто самый влиятельный человек на свадьбе? Правильно – тот, у кого все фотки!
Тут ведь разве угадаешь, в какой момент попадёшь под прицел камеры?.. То носом в чьё-либо декольте случайно нырнёшь, то в благородном пылу ритуальной драки забудешься, а то и по малой нужде отлучишься… да в ту же пыхту, к примеру!.. Вот тут проклятые фотоохотники тебя и настигнут! И непременно втиснутся в самый эпицентр твоей интимной жизни! Ну кому такое может понравиться? Вот и мне…
Не сказать чтоб я агрессивно преследовал бедолагу… клянусь – я просто его не заметил! А точнее, заметил, но слишком поздно, когда столкновение уже стало неизбежно! И только светлая бейсболка промелькнула где-то на уровне моих колен… А тут надо ещё отметить, что я терпеть не могу бейсболки шиворот-навыворот – ну, когда козырьком к жопе! Но, опять же, это вовсе не повод калечить людей! Вот и я не собирался. Просто глаза упёрлись вдаль и уже выхватили нужную цель, а походка у меня стремительная… да и стемнело как-то вдруг…
– Ай! – тоненько пискнула под ногами Бейсболка и в темноте взметнулись тонкие руки. И только тут стало ясно, как я накосячил.
По жизни я не очень уважаю мужиков, встречающих меня фальцетом, но терплю со скрипом. Зато поганцев, которые обижают маленьких тщедушных девочек, я просто на дух не выношу. И вот сейчас под моими ногами распласталась именно девчонка. Козырёк бейсболки съехал с затылка на макушку и выпустил на волю две золотые косички. Эх, ну что за…
– Ты ж моя ласточка! Куда ж ты под бульдозер выпорхнула? – я ломанулся к пострадавшей и болезненно поморщился. – Да как так-то, а?
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что юная охотница за горячими кадрами пожертвовала собой ради спасения камеры. Сердце кровью обливается, глядя на эти ручонки-веточки – наверняка всю кожу от кистей до локтей себе стесала. Но при этом девчонка, тихонечко шипя и попискивая от боли, продолжает сжимать в ладошках здоровенный фотоаппарат. И как удержала-то?
– Эй, ребёнок, – я склоняюсь над хрупкой фигуркой и, осторожно обхватив малышку за талию, помогаю встать на ноги. – Ну давай, моя хорошая, поднимайся потихоньку, я держу.
Лёгкая, как птичка, она не сопротивляется, но едва обретает опору под ногами, с шипением припадает на правую ногу.
– Тихо-тихо, я держу, – заверяю девочку и осекаюсь…
Потому что в этот момент происходят две вещи – малышка поворачивается ко мне… очень знакомым лицом, а мои ноздри начинают трепетать, как у хищника, почуявшего добычу. Я жадно вдыхаю свежий аромат с лёгкой горчинкой и, дезориентированный непривычными ощущениями, слишком поздно распознаю опасность сзади.
И всё же я успеваю заметить налётчика, а вернее, налётчицу. Ну, увидел – а толку-то? Не обороняться же от неё. Втянул голову в плечи и зажмурился, а в следующий момент мне неслабо прилетело по затылку. Вот ниндзя бешеная! Ну что за день – сегодня только ленивый меня не пнул.
– Бегемот неуклюжий! – рявкает на меня Айка.
– Ну почему бегемот? – ворчу себе под нос, с досадой почесывая затылок, и поглядываю на Айкин крошечный кулачок. Гири у неё там, что ли?
– Ребят, да уберите, наконец, этого буйвола с танцпола, гости уже танцевать боятся, – доносится до моего чуткого слуха чей-то негодующий призыв.
Я тут же оглядываюсь, уже готовый прийти на помощь, когда вдруг замечаю, что ко мне направляются два решительно настроенных охранника. И до меня, наконец, доходит, что я и есть тот самый буйвол. Ну что за люди – то буйвол, то бегемот!.. И почему сразу «уберите этого…»? А по-хорошему никак нельзя попросить? Я ж понятливый – сам бы убрался, и все были бы здоровы.
– Э, мужики, притормозите, – кричит издали Жека, но безрезультатно. Специально обученные парни всё же намерены меня убрать.
Не прерывая свою ритмично-эротичную ламбаду, я с радостным предвкушением наблюдаю за приближением стражников – ещё и ухмыляются, камикадзе.
– Лучше не надо, парни, – я всё же считаю своим долгом предупредить. – Когда я пьян – я Джеки Чан!
Не впечатлились, дурни. Ну… я предупредил, если что. Продолжаю красиво танцевать.
А жизнь всё же удалась!
Именно так я думаю и улыбаюсь, наблюдая, как мои друзья подрезают путь двум дюжим гвардейцам, но даже ещё плюс два бойца не в силах прорвать оборону. А я с умилением и восторгом вижу, что маленькая Айка даже без своего грозного оружия умеет быть убедительной. Как же красиво и дипломатично мои отважные девочки предотвращают войну и заодно спасают своих дерзких, уже прилично поддатых половинов и мой энергичный танец. Ай, мои нежные гульки!
***
Ну вот и свадебке конец!
Это кажется странным, но я действительно рад, что сегодняшний сомнительный праздник обошелся без драки. Становлюсь слишком сентиментальным и всё больше топлю за мир. Старею, наверное.
Макс со своей лапушкой Мартой отчаливают на такси, но я отказываюсь от их уговоров меня подвезти. Мама сейчас гостит в Крыму у подруги (кстати, у мамули Макса), и мне совсем не хочется возвращаться в пустой дом. Теперь там даже нет собаки. Предложение Кирюхи с Айкой едва не выбивает у меня слезу – они зовут к себе. Я очень тронут и благодарен, но, помня о недавнем инциденте и Айкиных сёстрах, деликатно отклоняю приглашение в дом безумных женщин. На битву я сегодня уже не настроен. Скорее, расстроен.
На прощание я пожимаю Кирюхину ладонь и мысленно желаю ему терпения. Зато предложение Жеки – самое оно – в небольшом отеле при ресторане меня ждёт отдельный номер. Правда, есть ещё вариант заглянуть к Инессе Германовне – с ней обычно не соскучишься. Даю себе пять секунд на раздумье, и решено – сегодня остаюсь здесь. А пока танцую.
Новоиспеченная семья Сомовых давно спроважена в «люкс» для новобрачных, ведущий тоже откланялся, да и гости почти все рассосались. Под звёздным небом остались самые стойкие. Жека уводит в отель Эллочку и предлагает заглянуть к нему в номер через часик, чтобы накатить по писярику снотворного. «Удачной охоты, брат!» – желает он мне, кивая на одиноко пасущихся самочек. Но нет… ведь охота – это когда тебе охота. А если неохота, то какая от этого польза?
Когда в моё комфортное одиночество бесцеремонно вторгается коротко стриженная худая брюнетка, я категорически не готов к спариванию.
– Генна-адий, – томно тянет она, – знаете, я наблюдаю за Вами весь день, Вы такой интересный и необычный молодой человек.
– Я такой, да, – улыбаюсь и высматриваю путь для отступления.
– Простите за нескромный вопрос, а-а… Вы женаты?
– Нет, пока не стряслось, перебиваюсь случайными связями.
– Смешно, – она хихикает.
– Вообще-то не очень.
– А знаете, у Вас шикарный голос… такой сексуальный!..
Да ладно, откуда бы мне это знать?!
– Это трахифония, – поясняю ей, оглаживая взглядом обнаженные руки и плечи. Слишком худая на мой вкус, но кожа идеально гладкая.
– Трахи…что? – дамочка недоверчиво хмурится. – Это же… это не венерическое?
И мозг у неё тоже идеально гладкий.
– Это неизлечимое, – отвечаю туманно и прикрываю глаза, теряя интерес.
– А… – навязчивая брюнетка пытается продолжить диалог, но я резко её прерываю:
– Один момент, несравненная, я сейчас…
***
Момент я не упустил, и сейчас уже далёк от соблазна. Выйдя из душа в своём номере, я вспоминаю, что должен зайти к Жеке. Через пару недель они с Эллой рванут в Париж на стажировку, где пробудут целый год. Мне нелегко принять их отъезд и, пока мои друзья ещё рядом, я дорожу каждым мгновением наших встреч. Озираюсь в поисках одежды, но упираюсь взглядом в широкую двуспальную кровать и вдруг понимаю, как сильно устал.
Но нет, сперва быстро загляну к Жеке, тяпнем с ним по писярику… и назад – баиньки.
А белоснежная простыня так и манит к ней прикоснуться всем телом. Как же хорошо, что я здесь один, потому что прямо сейчас моя самая вожделенная сексуальная фантазия – выспаться во всех позах. Моё тело уже обсохло, и я присаживаюсь на край кровати. Посижу минутку – и к Жеке. Простыня приятно холодит кожу, и я просто не в силах сопротивляться притяжению – откидываюсь на спину… я только пару секундочек…
В роскошной спальне для новобрачных есть всё, что нужно для романтики – свечи, цветы, тихая музыка. На широкой кровати с балдахином из лепестков алых роз выложено сердце – какая пошлятина. Приглушённый свет струится из матовых бра и свечей, создавая ауру опасности, заставляя меня чувствовать себя беспомощной и слабой. Я прислушиваюсь к звукам льющейся воды из ванной комнаты и боюсь, что они стихнут, и снова продолжится мое падение в бездну. Я шагнула в неё сама, а назад – никак – крыльев нет.
Задерживаюсь у зеркала и вглядываюсь в своё отражение. У изящной брюнетки в изысканном свадебном платье печальные глаза… и всё же она очень красивая. Генка не может не замечать этого, но почему-то не хочет.
Моя бывшая подруга Вика сейчас назвала бы меня зажравшейся дурой. Она никогда не понимала и даже открыто презирала мои чувства к Генке. «Мало того, что он редкостный урод, так ещё и нищеброд! – безжалостно бросала она мне в лицо. – Или ты реально думаешь, что с милым в шалаше рай? Поверь, дорогая, этот рай схлопнется куда раньше, чем закончится ваш медовый месяц. Бог мой, а на чём он ездит – это же полный отстой! Да я в его древний «мерин» даже на спор не сяду!»
Он не урод! И не нищий! И зарабатывает он побольше Женьки! Я злилась, спорила, даже плакала. Говорила, что машина – это вовсе не показатель успешности и сама хотела в это верить. А Вика безошибочно нащупывала брешь в моих убеждениях и обидно смеялась. Ну и где сейчас эта разборчивая умница?
Теперь она жестоко расплачивается за собственные убеждения. А по сути – за несчастную любовь к моему брату, за которую так отчаянно боролась. Оказалось, что борьба за счастье приводит к самым непредсказуемым последствиям. Сильная и уверенная в себе Виктория просчиталась, а вот Эллочка…
Когда-то, сто лет назад, ещё будучи детьми, мы договорились быть свидетельницами на свадьбах друг у друга. Я уже тогда любила Генку, а Элка сходила с ума по моему брату. Вот только подруга искренне желала мне счастья и верила, что мы с Генкой непременно будем вместе, я же точно знала, что мой красавчик Женька никогда не заметит Эллочку. Правда, ей я этого не могла сказать – не хотела расстраивать.
Но в итоге мы обе ошиблись, либо кто-то из нас старался не в полную силу. Я всегда плыла по течению, а Элка – против. И вот теперь у неё есть Женька, а меня прибило течением к Стасу. И это по-прежнему не кошмарный сон, а моя гладковыстеленная сытая реальность.
Я услышала, как стихла вода в ванной, и меня вдруг накрыла паника. Вот дура! Не думала же я, что Стас до утра там будет плескаться. Первая и совершенно неадекватная мысль, прилетевшая в голову – укрыться за тяжелыми шторами. В детстве, когда мы с бабушкой играли в прятки, это помогало. Хотя и тапки торчали, да и сама я хихикала, как дурочка, радуясь, что так хорошо спряталась. Сейчас бы я вряд ли смеялась.
С досадой на собственную глупость и обидой на весь мир я всё же подбежала к окну и сдвинула штору, за которой открылась дверь на маленький балкончик. Здесь я хотя бы не буду выглядеть непроходимой идиоткой – просто вышла подышать свежим воздухом.
Дышу. А не всё ли равно, как я буду выглядеть в глазах Стаса?
Дышу. И с обидой наблюдаю за тем, как продолжается праздник. Кому вообще нужны жених с невестой? Даже потом на фотографиях и видео гости будут разглядывать себя, и никто из них даже не вспомнит, какой красавицей была Наташка Ланевская. Ах, нет – теперь Сомова.
Дышу. И не в силах отвести взгляд от освещённого танцевального пятачка, где так самозабвенно танцует мой Генка. Сколько же грации в его мощном теле! Ну какой же он буйвол? Он – тигр!
Дышу… А воздуха уже не хватает.
Приближения Стаса я не слышу, скорее, ощущаю. Кожей, по которой, несмотря на духоту, рассыпаются мурашки… Сердцем – испуганно замершим, но тут же сорвавшимся в неистовый галоп. Пересохшим от волнения горлом.
– Так вот где прячется моя жена, – за игривым тоном Стасу всё же не удаётся спрятать раздражение. – Наташ, у тебя красивое платье, но оставаться в нём на ночь – не очень хорошая идея.
В ответ мне хочется выдать что-нибудь умное и едкое, давно уже просится. Но, не выплеснутое вовремя, оно разъело мой мозг, и теперь в голове, как заезженная пластинка «Отвали!»
Он стоит позади меня, но так близко, что мне становится тесно и душно. Стас пахнет шампунем, и я задерживаю дыхание, чтобы избавиться от его запаха, а опустив глаза, вдруг вижу рядом с подолом моего платья волосатые голые ноги. Ой, мамочки, я не хочу это видеть! И когда ладони Стаса опускаются мне на плечи, я вся сжимаюсь… и очень-очень хочу домой.
– Не надо, – беззвучно шепчу одними губами. Но Стас меня слышит, или ему неприятна вибрация моего тела под ладонями, но руки он убирает. И усмехается:
– Да не дёргайся ты, я не собираюсь тебя насиловать. Мне только непонятно, зачем ты замуж вышла? Мама заставила? Или назло этому своему… быку в панамке? – Стас кивнул в сторону танцпола, откуда тут же послышалось рычание:
– Когда я пьян – я Джеки Чан!
– Во-во, Джеки Чану своему, – со злой усмешкой озвучил мой муж.
И я тоже разозлилась. И за «быка», и вообще за всё. И, наверное, за то, что он прав.
– А ты зачем женился? Тоже родители заставили? – я резко обернулась и с облегчением обнаружила, что Стас не совсем голый – его бёдра прикрывает широкое полотенце. И за это ему большое спасибо.
Век живи – век учись, ведь никогда не угадаешь, какие знания могут пригодиться на очередном жизненном вираже.
Оказывается, самочки пингвинов (те ещё затейницы) частенько занимаются проституцией. А настроенные на любовь самцы платят за доступ к пингвиньему телу камешками для строительства дома. Но иногда хитрые пингвинихи просто обманывают влюблённых и доверчивых самцов – они бессовестно флиртуют, заставляя своих ухажеров поверить, что у них будет секс, но как только получают заветный камешек, улепётывают сломя голову.
Об этом любопытном факте только что поведала говорящая голова в телевизоре. Это что – предостережение для человеческих самцов, вступающих в семейную жизнь? Однако не могу не восхититься изобретательностью и коварством милых птичек.
Уставившийся в экран телевизора Стас ни разу не похож на влюблённого. Укрывшись до пояса простыней и откинувшись на подушки, он с серьёзным лицом продолжает таращиться на пингвинов. Покрывало с кровати сброшено на пол, а рассыпанные по паркету лепестки роз похожи на кровавые брызги. Мазнув по мне равнодушным взглядом, Стас тут же вернул своё внимание на экран – похоже, он сильно заинтересовался.
Тоже мне, новобрачный – пингвин престарелый! Вот только мне его «камешки» и даром не нужны.
Закрываясь в ванной комнате, я злюсь. Сейчас это странное и совершенно иррациональное чувство. Наверное, я бы предпочла вернуться в пустую спальню, но молчаливое равнодушие Стаса меня задело. И это после его слов о любви. А может, речь была вовсе не обо мне?..
Теперь мне стало обидно. Наверное, со мной что-то не так, ведь когда Стас сказал, что влюбился, никакой радости я не почувствовала… а сейчас, когда думаю, что он говорил о ком-то другом, мне неприятно.
Господи, ну хоть кто-то должен меня любить!
Обратно в спальню я возвращаюсь спустя целую вечность. Вылила под душем весь мировой запас пресной воды, но легче не стало. Ко мне снова вернулся страх, и я уже не хочу быть предметом страсти моего мужа. Сердце испуганно мечется в груди, а в голове только одна идиотская мысль – Стас сейчас в трусах или…?
Или!
Простыня, обнажившая бедро Стаса, свидетельствует о том, что он без трусов. Но явно неопасен. Глаза закрыты, рот нараспашку… а счастливый молодожён дрыхнет без задних ног.
Так вот ты какая – первая брачная ночь!
И хотя это свинство по отношению к молодой супруге, но после сумасшедшего волнения у меня от облегчения аж слёзы на глаза навернулись. А потом стало смешно – почти как у пингвинов получилось.
Бесшумно передвигаясь, я выключила свет, приглушила телевизор и, плотнее укутавшись в махровый халат, устроилась в широком кресле. Прозрачный кремовый пеньюар, заботливо приготовленный моей мамочкой, так и остался висеть в ванной комнате. Пусть она в нём папу соблазняет.
Поёрзав в попытке найти удобную позу, я поняла, что как следует выспаться в кресле мне не удастся. Но о том, чтобы лечь рядом со Стасом, и речи быть не может. Поэтому сплю.
А где-то здесь, в одном из номеров, спит мой любимый Генка… Или не спит?
Сплю на новом месте приснись жених невесте. А вдруг?
А вдруг…
Резко распахнув глаза, я посмотрела на Стаса – он даже позу не сменил и рот не захлопнул.
Спи сладко, мой глупый пингвин.
Удивительно, что мама не выставила часовых у нашего номера. И это очень кстати.
Молодой человек за стойкой ресепшна округлил глаза, услышав мою просьбу.
– А… Вы ведь невеста – да?
Похлопав ресницами, я широко улыбнулась – пусть понимает, как хочет.
Сбегать от мужа в первую брачную ночь, передвигаться короткими перебежками по отелю, опасаясь столкнуться с родственниками, заигрывать с администратором – всё это оказалось весело.
Но сейчас, когда до моей мечты остаётся лишь шаг, мне вдруг стало очень страшно. А если Генка мне не откроет? А если он не один? Я прислушалась – по ту сторону двери абсолютная тишина. А вдруг он уехал?..
Я поднесла руку к двери и тихо постучала. Настолько тихо, что сама не услышала – стук моего сердца заглушил все прочие звуки. Геночка, неужели ты не слышишь, как оно колотится? Впусти меня, пожалуйста. Я прислонила обе ладони к двери, прижалась к ней щекой и всем телом. Тереться о бездушную преграду, за которой находится мой любимый мужчина, оказалось куда волнительнее, чем смотреть на спящего пингвина.
Я постучала ещё и ещё… наверное, так и тёрлась бы у этой двери до самого утра, как озабоченная кошка, но в какой-то момент включился мозг, и я надавила на ручку. А ларчик просто открывался! Хотя, чему удивляться – это же Генка. Оставив дверь незапертой, он совершенно спокойно спит. Повернув на двери замок, я тут же сбросила с себя объёмный махровый халат и осталась в одном пеньюаре. Спасибо за него мамочке.
Генка лежит поперёк кровати, раскинув руки… Совершенно обнаженный и… великолепный!
У меня совсем небогатый сексуальный опыт, а об удовольствии в процессе я могла лишь читать и мечтать. Но сейчас, когда я смотрю на мощное рельефное тело моего гладиатора, во мне закручивается такой вихрь эмоций и ощущений – в груди, в животе, в голове…
Твою ж мать! Натаха! Задрать её… по тощей заднице! Голая!
Тряпка, что сейчас на ней болтается и не скрывает ни один прыщ, – не в счёт. Оба прыща колом, дышит, как астматик, в глазах – безумие, в руках…
Твою ж мать! Но из двух зол – это меньшее, потому как лучше синица в руках, чем в каком-нибудь другом месте.
– Натах, ты чего творишь?! Это не твоё… осторожно!.. – я освобождаю своего лысого друга из плена и перехватываю Наташкины тонкие запястья. – Давай-ка сюда свои ручки. Ты заблудилась, что ль?
– Нет, – прошептала она и яростно замотала головой. – Я к тебе пришла.
– А-а… я понял… а зачем?
Её ресницы часто запорхали, а синие глаза мгновенно наполнились слезами.
– Тихо-тихо, маленькая, – я осторожно глажу её по плечам, стараясь смотреть в глаза. – Тебя этот хер, что ль, обидел?
Наташка всхлипнула и перевела растерянный взгляд на мой пах…
– Да не этот! – рычу с досадой. – Смотри на меня… а-а-а… в лицо, в смысле.
Но поздно – крупные капли сорвались из глаз, и прям… Охренеть! В слезах мой член ещё не купался.
– Тебя муж твой обидел? – осторожно встряхиваю Наташку за плечи, а мысленно уже настигаю её супружника и исполняю свой карающий нокаут.
– Нет, – пищит она жалобно и снова поднимает на меня блестящие от слёз глаза. – Я к тебе, Ген… – и, резко подавшись вперёд, бросается мне на шею.
– Ну всё-всё, – я глажу по худенькой вздрагивающей спине. – Давай мы с тобой сейчас оденемся, а потом ты мне все расскажешь. Да?
Но нет – она седлает меня очень опасно, обвивает за шею руками и так сильно прижимается своим горячим телом, и целует лицо, шею… и слезами поливает, и шепчет:
– Я к тебе, Генка… я люблю тебя! Совсем без тебя не могу!..
Да задраться в пассатижи! Запрокинув голову, я мысленно взываю к потолку: «Что делать-то, а?»
– Наташ, – пытаюсь отлепить её от себя. Но куда там – вцепилась, как клещ. – Погоди, Наташ…
– Я же вижу, что ты меня хочешь… я чувствую! – бормочет она и трётся об меня своими самыми провокационными местами.
Ещё бы она не чувствовала, сидя на катапульте – её ж едва не подбрасывает. А я бы и рад что-то изменить, но нижняя голова плохо подчиняется верхней.
– Да это не я хочу, Наташ…
– Что? – слегка отстранившись, она заглядывает мне в глаза и кривит губы. – Не ты? То есть… это всё он – твой непослушный дружок, да?
Я виновато улыбаюсь и пожимаю плечами.
– Ахренеть! Поверить не могу, что ты такой мудак.
О как!
– Натах, ты откуда слова такие знаешь?
Но моя наездница не реагирует на вопрос. Синие глаза превращаются в щелочки, ноздри подрагивают, а когти впиваются мне в плечи. И такая она сейчас красивая – у-ух!
– Это особая форма садизма, да? – шипит она мне в лицо. – Тебе нравится смотреть, как я унижаюсь? Ты же знаешь о моих чувствах! Мог бы хоть подыграть мне, притвориться, что вдруг потерял голову. Или ты ждёшь, что я стану тебя умолять?
Да что за… А-а, сука! Караул! Моя психика не справляется с женской логикой.
– Наташ, да при чём здесь…
– Заткнись! – рявкает мелкая. – А знаешь, Цветаев, мне всё равно. Можешь презирать меня и даже изобразить мученический вид… но прибор-то у тебя работает исправно. Ты ведь, как джентльмен, не сможешь отказать даме, правда?
Наташкины острые коготки соскальзывают с моего плеча, оставляя на коже неприятное жжение, и её рука ныряет вниз, между нашими телами. Но я успеваю перехватить её запястье.
– Да какая ж ты дама, Наташка? – я усмехаюсь. – Ты просто маленькая глупая девочка. Красивая, но пока ещё безмозглая. Даст бог – прибудет когда-нибудь. Решила поиграть в стерву с большим дядей? Ну так Стас тебе в помощь.
И маска циничной стервы мгновенно сползает с хорошенького личика, а глаза снова на мокром месте.
– Геночка, прости! – Наташка снова льнёт к моей груди. – Я такая дура, сама не знаю что творю… но я к нему не вернусь… с тобой хочу… только тебя!.. Всю жизнь! Какой хочешь для тебя стану! Только попробуй… дай нам шанс!..
Ох, Наташка, боюсь, у нас нет с тобой шансов на шанс.
– Я ведь не сдамся, Генка, – грозится она.
– Так, хватит! – рявкаю грозно и одним рывком отстраняю её от себя, сдвигая на колени. – Меня послушай!
Наташка испуганно вздрагивает и замолкает. Так-то лучше. А её недоумение вполне объяснимо – до сих пор я ни разу не позволял себе повышать на неё голос. А зря! Мне жаль малышку, но сейчас всё зашло слишком далеко и стелить мягко уже не получится.
– Зачем ты пришла? – получается грубее, чем мне хотелось бы, но как есть. – Ты замуж вышла, Наташ!.. Забыла? У тебя сегодня первая брачная ночь! Вот только не здесь, а этажом выше! Так что ты тут делаешь?
– Я к тебе… – обиженно кривит губы.
Опять «к тебе»! Вот же сучий потрох!
Спектр боли поистине многообразен. Однако, привыкший к боли физической, я до сих пор с трудом справляюсь с душевной. Наверное, сентиментальность – это слабость духа. Что ж, стоит признать, что я слаб.
Я вспоминаю, как познакомился с Жекой… да много всего вспоминаю. А осмотрев себя в зеркале, понимаю, что изодранные плечи и засос на шее лишили меня презумпции невиновности.
И всё же… либо мы доверяем друг другу, либо…
Сука, да что ж так херово!
***
Ничто так не радует глаз в четыре часа утра, как крепкий и здоровый сон. Но со сном сегодня не сложилось. И, дождавшись, когда над лесом взойдёт солнце, я расплачиваюсь за испорченную мебель и покидаю отель. Не спеша пересекаю гостиничный двор и без сожаления отмечаю местами пожелтевшую листву. Да и утро стало прохладнее – осень уже близко. Скорее бы. Задолбало это лето.
Мой старенький верный «Мурзик» терпеливо дожидается на ресторанной парковке. Без него я и не смог бы вчера уехать – не люблю оставлять машину в чужих местах.
– Соскучился, дружище? – приветствую его и застываю на месте, а сердце болезненно сжимается.
Глубокие борозды на капоте складываются в послание: «Геныч, в сексе ты – Бог!»
– Твоя, да? – ко мне спешит охранник. – А я это… сам ток недавно заметил, но решил не беспокоить раньше времени. Думаешь, баба нацарапала?
– А есть другие варианты?
– Э-э… не, ну-у… – мужик усмехнулся. – Похоже, без вариантов. Противоречивые чувства, да? – но, поймав мой недобрый взгляд, он поспешил исправиться: – Руки бы этой художнице вырвать! Но ты погоди, брат, не горюй, мы ж можем запись с камер глянуть. Но только часа через полтора-два… Идёт?
***
Спустя четыре часа
– Геныч! Ты только прикинь, это ж какая реклама!.. Ты уверен, что надо закрашивать?
Мужики в автосервисе ржут уже минут десять. Сейчас, когда первая ярость с меня уже схлынула, я могу их понять. И теперь худо-бедно мне удаётся владеть лицом и адекватно воспринимать шутки. Впрочем, парни не перегибают, поскольку давно знают меня и моё отношение к машине. «Мурзик» для меня – не просто тачка – это мой боевой товарищ, мой лекарь и моё убежище.
– Слышь, Геныч, а может, наоборот – рамочкой оградить для привлечения внимания? А че… не-не, кроме шуток, браток! Аж зависть берёт.
– Да не вопрос, Глеб, могу на твоей ласточке хоть хер во весь капот изобразить. В качестве рекламы, естественно. Скажешь, что с натуры – и тебе тоже станут завидовать.
– Пожалуй, воздержусь, – хохотнул Глеб. – А ты хоть вычислил свою фанатку?
Я отрицательно мотнул головой – не стал ждать запись камер, боясь за собственную реакцию. Но я непременно вычислю. Правда, сделаю это чуть позже, когда и облик «Мурзика», и мои нервы будут в порядке.
– Геныч, а ты аэрографию не желаешь себе забацать?
– Вот только не надо колхозить серьёзную машину.
– Воля Ваша, Геннадий, нам с богами спорить не по чину, – покладисто согласился Глеб и склонил голову. Клоун!
В итоге договорились. Правда, теперь аж на три дня я – пеший странник.
Вышел к дороге… и завис, как витязь на распутье. Ни справа, ни слева меня сегодня не ждут… и дома пусто. А прямо пойдёшь – под автобус попадёшь. Но нет – настолько я ещё не отчаялся. Я просто застрял в гребаной колее. Как-то незаметно в ней увяз.
А ведь совсем недавно моя жизнь была оживлённой скоростной магистралью, по которой я мчался без оглядки, потому рядом всегда были мои друзья. И, конечно, были пёстрые вереницы прекрасных попутчиц – веселых и ярких, искусных и доступных. А ещё такой приятной и лёгкой была дорога к родному дому, где меня всегда ждала мама. Лучшая в этом мире мама – бесперебойный генератор любви, позитива и мудрости.
К счастью, мама, дай Бог ей здоровья и сына богатого, скоро вернётся из отпуска и снова будет меня встречать, вкусно кормить, всё понимать, ну и ругать, конечно, не без этого. А вот друзья из отпуска не вернутся – у каждого из них теперь своя магистраль. И у Жеки… своя.
Звон колоколов прервал мои невесёлые мысли, и я пошёл на звук – к храму. Даже не знаю, почему… просто почувствовал, что мне очень надо.
Верю ли я в Бога?.. Судя по тому, что я не рискую отрицать его существование, скорее, верю. Когда-то, шесть лет назад, когда меня собрали по кусочкам, помню, я даже молился. Своими словами, конечно, но тогда я очень верил. Сегодня – тоже.
В огромном храме очень красиво и многолюдно. В этой толпе мне не слишком комфортно, а ещё становится не по себе от унылых песнопений. Но раз уж я здесь…
Вдумчиво перекрестившись, я воздел глаза к куполу.
Уважаемый Бог!.. Меня зовут Геннадий и я грешник. Нет, не так чтоб очень… Но иногда я сквернословлю… Ещё люблю вкусно покушать… и, бывает, ухожу в блуд. Откровенно говоря, такое частенько случается. Каюсь. Хотя нет – вру. Но я всерьёз подумаю об этом. Ну… что ещё?.. На хлеб насущный я зарабатываю мордобоем… Но ты не думай – никаких смертоубийств! В бойцовских клубах есть чёткий регламент, существует элементарная этика… Никакого беспредела! Да ты и сам наверняка видел… да? Возможно, даже болел за меня? Вот, собственно, так я и живу – от боя до боя... с бабы на бабу... На женщину, то есть. Но я работаю над собой! Может, конечно, не в полную силу… Но, знаешь, я не завистлив и никому не желаю зла… это ведь как-то нивелирует мои косяки? Я маму очень люблю… и даже отца… иной раз. Люблю своих друзей!.. Ты уж дай им всем счастья. Ладно? Чтоб здоровы были… что там ещё?.. Ну и мне отсыпь тоже… если останется. И прости, если я что-то не так сказал, я просто сегодня не подготовился. Но, верю, что как мужик мужика ты меня поймёшь. Ну вот… как-то так.
И всё же, что Бог ни делает – это к лучшему. Такая это благодать – прошвырнуться в летний субботний полдень пешком по центральному проспекту. Солнце, музыка позитивная, куда ни глянь – ноги голые, стройные, загорелые! Маечки открытые!.. У-ух!
О, женщины, в вас столько сока!..
Вот только совести ни грамма.
Толкаете на путь порока,
А я ж очищенный – из храма!
Настроение благостное, и сейчас мне хочется воспринимать своё одиночество, как отпуск – только для себя. У меня почти получается… правда, плачущая Наташка никак не выходит из головы. А ещё злой Жека.
К дому Германовны я подхожу нагруженный, как мул. С надеждой на тёплый приём я купил всё, что любит эта капризная дама – виски, фрукты, конфеты, цветы и гигантский арбуз.
– Ы-ы-ы… – радостно приветствует меня квартирант, он же домработник и любовник Инессы, и спешит посторониться, пропуская в квартиру.
– Твою мать, Жора!.. – я бросаю раздраженный взгляд на его красный фартук, потому что больше на этом парне ничего нет.
– Жоржик, кого там ещё хер принёс в такую рань? – послышался из глубины квартиры хриплый голос хозяйки, а следом показалась она сама.
Задраться в пассатижи! У меня аж уши покраснели…
Эллочка не раз говорила, что Инесса очень похожа на Коко Шанель. Даже не знаю – лично с Коко я не знаком, но сомневаюсь, что легендарная «икона стиля» могла позволить себе встречать гостей в подобном прикиде.
Маленькая худая брюнетка с острым взглядом и кроваво-алыми губами, неизменно сжимающими длинный мундштук, предстала передо мной условно одетая – в прозрачных красных шароварах и такой же кисейной разлетайке. Я понимаю, что возник не вовремя и матерю себя за то, что припёрся без предупреждения, но теперь уж вряд ли удастся сделать вид, что я ошибся дверью. Не зная куда девать глаза, я уставился в пол.
Инесса Германовна – безусловно роскошная женщина и для своих лет выглядит очень молодо. Впрочем, о возрасте этой дамы я могу лишь догадываться, помня о наличии у неё престарелого сына и взрослой внучки. И, конечно, только у последнего негодяя повернётся язык назвать Инессу бабушкой, однако лицезреть её женские прелести я совсем не готов. В конце концов, для этого у неё имеется молодой жеребец Жора… в стоячем, сука, фартуке. Добродушно улыбаясь, он протягивает руки к арбузу, желая меня разгрузить, но близость голого мужика действует на меня угнетающе:
– Свободен, – цежу я сквозь зубы. – Жор, если тебе нехер делать, то не надо это делать рядом со мной, а то я становлюсь нервным. Усёк?
– Да! – покладисто согласился он и отступил назад.
Вообще, если его приодеть, то Жора, он же Георгиос, – мировой парень. Добрый, хозяйственный и всегда готовый активно скрасить одиночество Инессы Германовны. И, главное, – никогда с ней не спорит. Будучи греком, он ни хрена не говорит по-русски, и слово «да» – одно из немногих, что ему удается не исковеркать.
– Геночка, сынок, какая приятная неожиданность! – нежно проворковала Инесса и тут же рявкнула: – Жоржик, какого ты тут раскорячился?! Быстро забери у гостя сумки и надень трусы.
– Сперва трусы! – я угрожающе посмотрел на Жору и тот поспешно ретировался. – А со своей ношей я сам как-нибудь… Лучше б лифт в своём подъезде сделали.
– Если тебе очень надо, мой мальчик, то ближайший лифт через два дома от нас, – с ядовитой услужливостью подсказала Инесса. – И, кстати, дорогой, если ты всё ещё боишься ослепнуть от моей красоты, то я её уже прикрыла.
– И выглядите по-прежнему ослепительно, – я перевёл взгляд на Инессу и с облегчением обнаружил на ней шелковый халат.
– Льстец, – фыркнула она, приближаясь и раскрывая объятия, и тут же нахмурилась. – Та-ак, а что у нас с лицом?
– Так на свадьбе ж вчера гулял… Разбили вот… на счастье, – и, уходя от неприятной темы, я тряхнул зажатым под мышкой букетом. – А это Вам.
– Только не надо обувать меня в лапти, милый, – сощурилась Инесса и с сухим «благодарю» забрала цветы. – Хочешь сказать, ты проворонил удар?
– Пропустил… Да и какой там удар-то, так… баловство, – я беспечно улыбаюсь, но проницательная Германовна уже взяла след:
– Это кто-то из своих, да? Ну-ка, пойдём, расскажешь, – она подталкивает меня в сторону кухни. – Неужто Женька, паразит?
Вот как она это делает?! Надо сказать, что при всех её достоинствах есть у Инессы один существенный недостаток – она недолюбливает Жеку. А вернее будет сказать, она ему не доверяет, считая безнадёжно заблудившимся кобелём, который непременно загубит лучшие Эллочкины годы. Взявшись однажды добровольно опекать девчонку, Инесса так прониклась своей миссией, что едва не сорвала нам сватовство. И по сей день ждёт, когда мой друг облажается.
– Да Жека здесь при чём? – искренне негодую я, выкладывая свои покупки на кухонный стол.
– А кто ещё?!. О-о, мой любимый вискарик, – Инесса придвинула к себе бутылку и ласково погладила. – Небось, этот олух Жентёр нашу Элюшку к тебе приревновал?
«Наташку», – мысленно ответил и на ходу начал сочиняю невероятную историю моего ранения. Инесса, понятное дело, не поверила, но вовремя переключилась на Жору (к слову, уже прилично одетого):
За любовь мы пили до дна бутылки.
А когда Жора зигзагом ушёл за добавкой, Инесса вкрадчиво поинтересовалась:
– А что у тебя с работой, Геночка? Надеюсь, ты не собираешься до пенсии по рингу скакать?
– А почему бы и нет? Я же непобедимый Геныч!
– От скромности ты точно не помрешь, – смеётся Инесса.
– Это факт – ещё раньше меня прибьют от зависти. А кроме шуток – конечно, с рингом пора потихоньку завязывать. Но я ведь ещё мелких пацанов тренирую пару раз в неделю. А вчера вот пришлось прогулять из-за свадьбы.
– Серьёзно? – удивилась Инесса. – И много платят за такие тренировки?
– Да ничего не платят. Это ж меня Дианка попросила… Но мне нравится – правда! Мелюзга меня слушается, уважает, даже Геннадием Эдуардовичем все называют.
– Весомый аргумент, – нахмурилась Инесса. – Ну, девка… вот же аферистка – снова нашла себе рабсилу. А ведь моя Элюшка тоже на неё бесплатно пашет.
– Да почему на неё-то? Это ж для детворы. Дианка туда кучу бабла вбухала – и детский центр, и оборудование…
– Ох, да замолчи ты, ради бога, сама всё знаю. Вот только у моей Элки уже билеты в Париж, а ты, Геннадий Эдуардович, на что надеешься?
Вообще-то, бродит у меня подозрение, что надеяться мне уже не на что, но я всё же ответил. Рассказал, как ещё в мае просился к Диане в службу безопасности, что она обещала подумать и даже посоветовала язык учить.
– Французский? – прогундосила Инесса, зажав себе нос.
– Нет – английский почему-то…
– Понятно. И что – учишь?
В ответ я неохотно кивнул, а проницательная Инесса покачала головой и хитро прищурилась.
– Молодец какой. И на какой же стадии сейчас твой английский?
– Честно? – я взглянул на неё исподлобья. – На стадии отчаяния. Либо я такой тупой, либо… А, впрочем, какая разница? У Дианы тогда день рождения был, поэтому вряд ли она запомнила наш разговор. А больше я к ней не подкатывал по этому поводу.
– И зря – подкати обязательно! А то ведь она запросто может решить, что тебе уже не надо ничего. А вот по английскому тебе грамотный репетитор нужен.
– Да была у меня одна репетиторша… хорошая такая, грамотная! Но парочка репетиций – и всё – и язык уже не тот, и…
– Погоди, погоди, – нахмурилась Германовна, – ты о каком языке? Вы чем с ней занимались – английским или…
– Ну… я подумал, что одно другому не помеха.
– Гена! – Инесса яростно сверкнула глазами. – Да ты просто потаскун!
Возмутиться я не успел, потому что в кухне нарисовался пьяно улыбающийся Жора в нарядном халате – на хрен он его напялил? – и с бутылкой рома под мышкой. Но, споткнувшись о мою ногу, грек с грохотом прилёг на пол и растянулся, как шлагбаум, через всю кухню.
– Вот тебе и нате – мудазвон в халате, – раздражённо продекламировала Инесса. – Чуть кухню мне не разгромил! Спасибо, хоть ценный груз не разбил. Давай-ка его сюда, – она забрала бутылку и небрежно потянула Жорика за рукав. – Вставай уже, кузнечик ты мой неуклюжий. – Что ж ты так тяжело падаешь? Всё, худеть завтра начнёшь по особой диете – пара литров воды за три дня до еды – и станешь порхать у меня, аки мотылёк.
Путаясь в длинных полах халата, Жора неловко попытался подняться, и, глядя на его трепыхания и смущённую улыбку, меня такая ярость разобрала!..
– Слышь, – я резко вздёрнул его за предплечье, помогая встать на ноги, – какого ты нацепил на себя этот пидорский прикид?! Переоденься давай и веди себя уже, как мужик, а не кузнечик подневольный!
Как ни странно, Инесса не вмешалась и не спеша прикурила очередную сигарету. Я же, старательно не обращая внимания на её зверский оскал, сосредоточил свой взгляд на Жоре. А тот, что-то недовольно бормоча на своём заморском языке, поправил расписной халат и поспешил скрыться за дверью. И только он вышел…
– А ну-ка, слушай сюда, борец за независимость, – зло прошипела Инесса и, склонившись над столом, быстро сцапала меня за грудки. – Я бунт на своём корабле не потерплю. Понял меня?
Не желая рисковать рубашкой, я подался навстречу взбешенной фурии, но смолчать не смог:
– Да ты ж нормального мужика в тряпку превратила.
– А это моя тряпка! Понял? Могу постирать, отжать и погладить, и не тыкай мне тут, бегемот невежественный!
– Так Вы же сами просили…
– Кого я просила, не напомнишь? Хорошего, доброго мальчика… но здесь таких нет! Данная привилегия распространяется только на моих друзей, а для всех остальных я – Инесса Германовна! И сраные революционеры пусть идут на хер со своим протухшим уставом.
– Да я-то пойду… – слегка опешив, я попытался встать из-за стола, но Инесса вцепилась крепко (не драться же с ней), а второй рукой торопливо распределила ром на два пузатых стакана.
– Полетишь, соколик, куда ты, на хер, денешься! Ох, забыла, а ты ж у нас сегодня бесколёсный, да? Хочешь, внучкин самокат выдам? – она пьяно хихикнула и кивнула на мой стакан. – Вмажь-ка вот на дорожку.
Мы агрессивно чокнулись, выпили залпом и Сука Германовна с победным видом засосала губами свой мундштук. И мне бы смолчать…
Дом Инессы я покидаю без сожаления и обиды. Германовна совершенно права – кто я такой, чтобы соваться к ней с нравоучениями? За её плечами долгий и непростой путь длиной в целую жизнь. Эта женщина пережила двух мужей, таскала за уши будущего кандидата в мэры, состоялась как мать и бабушка, добилась профессионального успеха. И мне ли её учить?
За долгие годы в Инессе скопилось немалое количество яда, но всё же добра в её сердце гораздо больше. Конечно, она вольна творить свою жизнь по собственному разумению – пусть чудит, играет и грешит. Ведь мне самому известно, как нелегко держаться от греха подальше. А Жорик… в конце концов, разве это не его добровольный выбор? Пусть и дальше продолжает носить в зубах тапочки и вешать на хер цветные фартучки – в добрый путь. А мне есть, о чём поразмыслить.
Но конструктивно мыслить не получается – улица отвлекает. Сверкающая, шумная, душная! Я живу в Воронцовске всю жизнь, но, кажется, впервые смог разглядеть вечерний проспект во всем его великолепии. Наверное, это потому, что раньше я никогда здесь не был один. Обычно развлекаясь в родной компании, я слишком мало придавал значения окружающему фону – он казался размытым пятном. А из окна «Мурзика» меня хватало лишь следить за дорогой, ну и примечать особо соблазнительные ножки.
Зато сейчас я в самом эпицентре яркого и стремительного калейдоскопа. Ножки, жопки, грудки большие и малые… иллюминация, витрины, и снова жопки… Запахи, улыбки, смех – откровенная провокация. Выпороть бы этих нахалок, да боюсь, не сдержусь и… выпорю. Хороши, заразы!..
А я… вот же, сука! – в таком непотребном виде – рубаха из задницы, рожа из-под пресса… но инстинкты работают исправно. Я замедляю шаг, расправляю плечи и, чтобы не распугать добычу, стараюсь широко не улыбаться.
Ну же, девчонки, вам сегодня подвернулась редкая удача – бог секса уже неровно дышит на ваши прелести!
Но, похоже, здесь собрались одни атеистки – облюбованная мной парочка шуганула от меня в сторону, как от дикого вепря. А очередная добыча оказалась чересчур дерзкой и пошлой, напрочь отбив аппетит и азарт к охоте. Я прибавил шаг и настроил внутренний путеводитель в сторону дома. Интересно, за сколько времени я прошагаю пять километров?
– Геночка! – этот радостный оклик меня совсем не радует, потому что я узнаю обладательницу низкого и сипловатого голоса.
Прикинувшись глухим, я с преувеличенным интересом изучаю архитектуру старых домов и ускоряюсь.
– Геныч! – звучит настойчиво и уже не так радостно, а за спиной торопливо стучат каблучки.
«Чур меня!» – едва успеваю подумать, как две длинные руки-верёвки опоясывают меня, сомкнувшись на животе. Машка! Чёрт бы её побрал!
Бывшая одноклассница, в прошлом отличница-медалистка и даже мисс чего-то там, за шесть лет претерпела радикальные, и, я бы сказал, патологические изменения. Когда-то милая и застенчивая Машуля, а теперь безотказная Маха по-хозяйски запускает свои длинные пальцы в мои штаны и шепчет мне в затылок:
– Геночка, мой сладкий зефирчик, куда же ты пропал?
– Стоп! – я отлавливаю наглые щупальца уже на подступе к самому ценному (благо, «ценность» даже не рыпается) и резко разворачиваюсь к налётчице.
Вот сколько её вижу, а всё никак не могу привыкнуть. Бритоголовая и полуголая Машка улыбается мне, как родному, а моё сердце сжимается от жалости. Пару месяцев назад её улыбка была красивой, но сейчас, без двух передних зубов, эффект уже не тот. Мне хочется её пожалеть, наказать обидчиков, помочь девчонке выбраться из клоаки, но я знаю, что процесс необратим, поэтому говорю привычное:
– Машуль, не сейчас.
– Сейчас, мой сладенький, – она тянется к моим губам, обдавая меня запахом клубничной жвачки. – Сколько мы с тобой уже не трахались, а?
– Да уж двадцать пятый год пошёл, – я уклоняюсь от её губ и придерживаю за руки.
– Серьёзно?! – хихикает. – Надо срочно исправлять. Гондоны есть?
– Маш, да ты по сторонам посмотри – они тут табунами бродят.
Запрокинув голову, она громко смеётся, а неугомонные руки настойчиво рвутся к моей ширинке. И похер ей, даже если я напялю её прямо посреди многолюдного проспекта. Понимаю, что посыл на хер для Машки – всё равно, что приглашение, но сейчас мне почему-то не хочется грубить этой девочке, и я просто обманываю её, как ребёнка, – обещаю вернуться через пару минут с сюрпризом и трусливо сбегаю. И даже не сомневаюсь, что очередную жертву она найдёт раньше, чем вспомнит обо мне. А ведь кто-то сотворил с ней такое и остался безнаказанным. Настроение мгновенно рушится, и уже бесят праздношатающиеся люди, их идиотский смех и липкая изматывающая духота.
Ждёт осенних затяжных дождей
Город, одурев от духоты.
Улицы полны пустых людей
Раскидавших веером понты.
Это сильно! Иногда в минуты душевного неравновесия во мне просыпается поэт. Правда, и засыпает он очень быстро. Надо записать, пока не забыл.
Уже свернув на свою тихую улочку и увидев родной дом, я понимаю, как сильно устал, и мечтаю лишь добраться до кровати. К тому же, чем больше я сплю, тем меньше от меня вреда для окружающих. Пора устроить этому миру небольшую передышку – спать, спать, спать!
Завораживающее зрелище!
Даже окружающий нас унылый интерьер в стиле «Ополовиненный минимализм» вдруг показался мне очень правильным – ничто не раздражает глаз и не способно отвлечь моё внимание от хозяйки кабинета.
Серьёзная и сосредоточенная, она деловито прохаживается мимо меня и бегло отчитывает свой мобильник по-французски. Хмурится, сдувает упавшую на лицо тёмную прядь волос и выглядит очаровательно сердитой. Но интонация голоса внезапно меняется, а на притягательных сочных губах расцветает улыбка, ввергая меня в эстетический оргазм. Спасибо судьбе и моему другу Жеке (надеюсь, что ещё другу) за удивительное знакомство с Дианой.
Предполагаю, что коварное мироздание сотворило эту диву в пику всем зарвавшимся красоткам и в наказание нам, мужикам. Однако я давно уже усвоил, что Диана для меня – жесткое и безусловное табу. Именно поэтому ниже пояса я… относительно спокоен и сейчас могу без сердечной аритмии наслаждаться её бархатным голосом. Это почти как с Джо Дассен – слов ни хрена не разбираю, но слушать очень приятно.
Правда, старик Джо всё равно проигрывает, потому что его я предпочитаю слушать с закрытыми глазами, а на Диану невозможно не смотреть. Я переношу вес тела на правую ногу и продолжаю с блаженной улыбкой мысленно дорисовывать соблазнительные формы (как жаль, что я не художник!), скрытые от голодных мужских глаз деловым костюмом. И это в такую-то жару! Что называется – ни себе ни людям.
Провалившись в творческий экстаз, я даже не сразу заметил, что Диана свернула разговор и вопросительно смотрит на меня своими жёлтыми колдовскими глазищами. Как жаль, что в эту минуту я не поэт!
– Прости, Королева, залюбовался, – виновато развожу руками. – Ты что-то сказала?
– Я спросила, Гена, почему ты до сих пор стоишь?
– А… так ведь я джентльмен, – поясняю скромно, а за моей спиной раздаётся тихое фырканье, но я не оглядываюсь. До этой минуты ничто не омрачало моего присутствия здесь, пусть и дальше так будет.
Следующее вопрос Дианы звучит на английском, и мне требуется некоторое время, чтобы про себя повторить, переварить и утвердиться в том, какой я молодец. Довольный собой, я улыбаюсь и, когда уже готов к ответу, Диана меня опережает:
– С твоей реакцией, Гена, тебе надо не в службу безопасности, а в службу спасения – на звонки отвечать.
– Так ведь я, Ваше Огнедышество, в телефонистки не напрашивался, – отвечаю резче, чем приличествует случаю, намекнув заодно, что я пока ещё не в штате её личной гвардии, так что пусть придержит свой кнут. – Я, Диан, не настолько тугой, чтобы не понять, о чём ты попросила. Думал вот, как бы поделикатнее тебе ответить. Не сидится мне, понимаешь ли, когда ты стоишь передо мной – у меня взгляд сразу сползает, воображение шалит и стихи лезут в голову… о кустистых садах и запретных плодах. Так-то вот. А отказать ты мне могла бы и по телефону, не устраивая здесь публичный экзамен по инязу.
– Ты всё сказал? – поинтересовалась она с ироничной улыбкой и приглашающим жестом указала на стул. – Тогда прекращай полировать глазами мои плоды и присаживайся, поговорим.
Будь мы наедине, я бы извинился за идиотскую шутку, но Дианин «ручной пудель» и по совместительству её личный адвокат раздражающе прожигает четырьмя глазами мой затылок и как пить дать втиснет в мои извинения свой едкий комментарий. Борзый он стал до предела. Я же однажды пообещал Диане больше не стебать её любимчика, поэтому молча присаживаюсь, наблюдая, как мадам Шеро цокает на тонких каблучках вокруг стола и занимает место напротив.
– Не стану больше искушать твой шальной взгляд, – поясняет она с лёгкой улыбкой и скрывает свои сочные плоды за монитором. – Во-первых, Гена, почему ты решил, что я тебе отказываю?.. Совсем наоборот – у меня к тебе деловое предложение.
Что – правда?! Реально деловое?!
Когда три месяца назад я попросился к ней в СБ, то, честно, ждал, что Диана очень обрадуется. По поводу «очень» – это я тогда погорячился. Неопределённо пожав плечами, она обещала подумать, а заодно посоветовала мне выучить английский. За три месяца?! Откровенно говоря, я уже был уверен, что Диана обо мне забыла, однако грёбаный язык продолжал учить. Ну как учить… Как мог!..
– А во-вторых, – продолжила моя благодетельница, – с английским у тебя действительно очень паршиво, и если мы договоримся, то навёрстывать тебе придётся в полевых условиях.
В полевых?.. Воображение мгновенно нарисовало Елисейские поля, мотор от волнения шумно затарахтел, и я невольно похлопал по груди сжатым кулаком.
– И ещё, Гена, о каком публичном экзамене ты говоришь? Кроме нас с тобой, здесь только Одиссей, а личный адвокат – это всё равно, что духовный отец, – и Диана посмотрела на своего гения почти с материнской нежностью.
«Свят-свят!» – бормочу себе под нос и терпеливо поясняю:
– Так ведь это ТВОЙ духовник, Королева, а я пока не готов исповедаться.
Однако, напомнив о нём, Диана вынудила меня соблюсти приличия и обернуться. И я застал Одиссея врасплох – совершенно дебильная улыбка, а взгляд, направленный на хозяйку, наполнен немым обожанием. Если бы я не знал точно, что он не по девочкам, то с уверенностью заявил бы, что адвокат пал жертвой противоестественной для него любви. Хотя… почему нет? Но я напомнил себе, что передо мной высококлассный юрист, да и человек он неплохой… и наградил его дружелюбным оскалом.
Ах-хренеть! Я и Париж!..
Звучит как фантастика – Геныч в Стране чудес!
Это ж совсем другой мир! В голове уже непроизвольно сложилась ассоциативная картинка, в которую оказалось совсем непросто впихнуть себя, зато Одиссей почему-то очень органично вписался в мои мысленные зарисовки. Вот зачем я о нём снова вспомнил?
Собственно, мой будущий подопечный драконёнок тоже не добавляет позитивных мыслей. И почему нельзя было поставить передо мной чёткую и понятную задачу – охранять спиногрыза? А все эти странные разговоры про дружбу и доверие как-то очень меня напрягают. Да я, может, сам не готов доверять сопливому избалованному засранцу… и тогда с чего он должен доверять мне? А в одностороннем порядке никакого доверия не получится.
А уж дружба… это ведь не просто так – решил и мигом задружил. Это ж должна быть какая-то общая волна, родство душ!.. А какое у меня может быть родство с мелким буржуем? Хотя… может, он нормальный пацан и похож на свою маму... А если на отца? Но, как бы ни было, впереди у меня есть почти пара месяцев, чтобы настроиться и смириться с ролью дружелюбной няньки.
Эх, жаль только, что Дианино предложение не поступило чуть раньше, чтобы я прилетел туда летом, когда раздетые француженки особенно хороши! И к тому же экскурсия по Парижу наверняка стала бы продуктивнее и занятнее в летний солнечный день, нежели под холодным осенним дождём. Надо будет обязательно прошвырнуться в Булонском лесу, пройти по тропам Красной Шапочки и, может быть…
Голос таксиста неожиданно и бесцеремонно выдернул меня из Булонского леса.
– Что Вы сказали? – переспрашиваю его.
– Это у вас, что ли, телефон вибрирует?
У меня? А-а, да – похоже, это у меня. Черт, я ж совсем про него забыл. Ещё утром обнаружил хренову тучу пропущенных звонков и сообщений, но поскольку от Жеки ничего не прилетело, всё остальное я отложил. Перед встречей с Дианой думать ни о чём не получалось, а потом вдруг нарисовался Париж и затмил память. А ведь было столько сообщений и уведомлений о звонках – от кого только не было… но только не от Жеки.
И сейчас это снова не он, а какой-то незнакомый звонарь. Очень настырный, кстати, – я сбрасываю, а он снова звонит. Может, кто важный? Например, с предложением по кредиту на семь лимонов или с волшебной картой «Халва».
– Гена! Ты оглох?! – это злобное шипение совершенно точно не подразумевает ни халвы, ни прочей заманухи. Это снова Римма, и она сильно не в духе. – Или ты уже успел получить более выгодное предложение?
– Да я просто смотрю – номер незнакомый, вот и не отвечаю. А ты почему злая такая? Вдруг ты сейчас звонишь мужчине, предназначенному тебе судьбой?
– Сейчас я звоню редкостному раздолбаю!
– Это так случайно совпало… но мы могли бы…
– Гена, уйми свои грязные намерения и послушай меня…
– А почему сразу грязные? Я ещё с утра их помыл душистым гелем…
– Послушай, чистюля, немедленно сохрани мой номер и впредь отвечай на мои звонки сразу, иначе я скажу Диане, что ты не заинтересован в её предложении. И сам даже не думай мне звонить.
Вот же сука! Правда, сиськи у неё зачетные, но не той достались. Даже как-то жалко сиськи!
– Солнышко, ты только не ругайся, пожалуйста, я сделаю всё как ты скажешь. А хочешь, мы с тобой…
– Меня слушай! Список необходимых документов я выслала тебе на все мессенджеры, чтоб ты уж наверняка не потерялся. Завтра утром жду от тебя сканы, а насчёт оригиналов я позвоню дополнительно. Ты всё понял?
– Конечно… а куда высылать?
– В Париж! До востребования! – рявкает эта овчарка.
– Хорошо, – покладисто обещаю в пустоту.
Отключилась, змея огнедышащая. Вот если б не моя заинтересованность, я бы в Париж все вводные и направил, чтоб эта стерва не изгалялась над приличными людьми. А ведь я хотел у неё про климат расспросить… да много чего хотел. У Дианки-то я от неожиданности растерялся и сразу не сообразил, о чём надо спрашивать. Но ничего – Гугл, небось, посговорчивее будет.
Забиваю, от греха подальше, Риммочкин номер в список контактов – «Змея особо ядовитая» – теперь буду начеку.
Бегло просматриваю пропущенные звонки и сообщения – от Макса, Кирюхи, от Эллочки, от Наташки (требует перезвонить срочно), от мамы (спрашивает, как у меня дела и хорошо ли я кушаю). Отвечаю только маме – для неё у меня всегда всё отлично. А на деле… я не понимаю, как смогу отделить себя от друзей…
Я не слежу за дорогой, поэтому на миг удивляюсь, когда такси останавливается. Но ещё больше меня удивляет «Лексус» Жеки у ворот моего дома. И я не знаю, в каком настроении мой друг и чего мне ждать, поэтому спешу расплатиться с водителем и покинуть салон. На ринге сроду так не волновался…
Но Жека не медлит – из распахнутой водительской двери сперва показывается он сам, а затем…
Твою ж мать! Придурок!
Мой друг, весь из себя фильдеперсовый – в шелковой чёрной рубашке с серебряными запонками, извлекает из салона внушительный букет – Задрать его через шипы! – красных роз! Красных! Что это, если не признание в любви и страсти? И улыбается, как идиот!
А в «Трясогузке» сегодня аншлаг. Только у входа человек сто, а что творится внутри?! Именно это мы и собираемся выяснить.
– Максим!
И мы втроём разворачиваем носы в сторону, откуда прилетел этот звонкий и кокетливый призыв.
– Ух, ни хрена себе! – прокомментировал Жека. – Малыш, похоже, это к тебе.
Я тоже распахнул рот для бурного восторга, но дыхание спёрло.
– Так это Софийка, – со смешком пояснил Макс. – Не узнали, что ль?
– Это же… О-о!..
Конечно, не узнали! Да и как узнать-то? Но эти роскошные дойки я хорошо запомнил!..
Я с восхищением разглядываю Софийку – роскошную блондинку с великолепным пышным бюстом. Там точно полная четвёрочка. И вообще, всё, как я люблю – круглая аппетитная попка, обтянутая то ли юбкой, то ли шортиками… Как же я иногда уважаю современную моду! А талия!.. А ножки!.. Ух, какие это ножки! Природа щедро одарила эту девочку. Мой рот наполнился голодной слюной, руки вспотели и нервно задёргались, а эти самые ноги, от которых заволновались мои руки, вдруг совсем некстати остановились рядом с потёртыми джинсами.
– Ну и что она с этим гнутым зависла? – я с раздражением разглядываю худосочного малого, посмевшего задержать Сонечку. А рядом со мной громко фыркает Макс. – Чего ты ржёшь, Малыш?
– Да кто это? – занервничал Жека.
Проследив за взглядом друга, вцепившимся в мою добычу, я с тоской подумал о беременной Эллочке и мысленно пожелал себе удачи. Смазливую физиономию Жеки и без запонок за версту видать, а уж теперь, когда он в шелковой рубахе…
– А ты с какой целью интересуешься? – рявкаю недовольно, а Макс уже ржёт в голос.
– Просто спросил, интересно же, – оскалился Жека.
– Лучше памперсами и погремушками интересуйся. Ты у нас уже давно отрезанный ломоть, так что давай, смотри себе под ноги, а то ведь я сейчас позвоню, куда следует.
– Да не дёргайся ты, поборник нравственности, – ржёт мой друг. – Этой белогривой соске до моей пузатенькой Аномалии, как до звезды. Я лучше член себе отсажу, чем ткнусь в суррогат.
– Вот-вот! Отличная мысль, братан! – я одобрительно киваю. – Могу ещё глаза погасить, чтоб не вывалились.
– Иди на хер, Геныч! – беззлобно парирует Жека.
– Сам туда иди, – вяло огрызаюсь и поворачиваюсь к Максу: – Малыш, ну я правильно понял – это ж та самая… подруга твоей Синеглазки? Только она же вроде рыжая была или нет?
– Геныч, ну ты тундра! – снова встрял хер в запонках.
– Да я и сам не всегда её узнаю, – усмехнулся Макс.
А между тем красавица София отлепилась от сутулого малого и летящей походкой устремилась к нам. И во мне всё тоже рванулось ей навстречу… к счастью, молния на штанах выдержала.
– Добрый вечер, мальчики, – Сонечка игриво улыбнулась, обнажив ровные белые зубки, и потянулась к Малышу для приветственного поцелуя. – Максик, а ты разве здесь без Манюни? Или у вас сегодня мальчишник?
– Я сегодня на длинном поводке, – осклабился Макс и с удовольствием прижал к себе блондиночку.
– А я сегодня вообще без поводка, – я поднял руку, привлекая внимание дамы.
– Как, собственно, и все дворовые кобели, – пояснил длинный мудак в шелковой рубахе.
– Ну, не скажите, – рассмеялась Сонечка, ощупывая Жеку заинтересованным взглядом. Надеюсь, она не проглядит обручальное кольцо на его единственно важном пальце. – Гена выглядит очень породистым.
– Я такой и есть, а этот кастрированный доберман мне просто завидует, – и, устав ждать своей очереди, я притянул девчонку в свои объятия.
– Какой ты сильный, Геночка, – она не сопротивляется, и ладошки мягко ложатся мне на плечи. – И такой наглый.
И похер, о чём там причитает Жека, когда два упругих мяча упираются мне в грудь, а соблазнительные губки скользят по моей щеке, опутывая мои извилины ароматом сладкого ликёра и мяты.
– М-м, как ты пахнешь, Софи, аж душа трепещет, – мои ладони сползают на крепкие ягодицы.
– Как же вы, мужчины, любите о душе потрепаться, ощупывая задницу, – она поёрзала в моих объятиях. – Без пальцев не боишься остаться?
– Боюсь, конечно! – я неохотно выпускаю Сонечку из своих рук. – Уж лучше Жека без члена, чем я без пальца.
Жека улыбается и закатывает глаза.
– Со-онь! – капризно блеет в сторонке унылая тонконогая козочка. – Ну, мы идём?
– Всё, иду, Катюш! – встрепенулась Софийка, оглядываясь на свою подружку.
– Погоди, куда?.. А поговорить? – я удерживаю за руку свою ускользающую добычу.
– Я не прощаюсь, Гена, можешь заказать мне «Бейлис», – и она одаривает меня так много обещающим взглядом, что я готов заказать цистерну «Бейлиса». – Ну, я пошла… пока-пока!
Сонечка поиграла пальчиками на прощание и так красиво пошла, виляя своими аппетитными булочками, что у меня едва мотор не заглох.
– Пошлее не бывает, – бормочет Жека вслед упорхнувшей блондиночке. – Ну мы что, до утра тут будем стоять?
Глава 17
В стаде беснующегося молодняка пронёсся одобрительный гул, раздался свист и по залу заскользили разноцветные лучи.
– О, балерина лифчик уронила, – оживился Малыш, кивая на подиум. – А ничего такие дойки, да? Интересно, трусы будет снимать?
– А что ей ещё делать? – лениво протянул Жека, оглядываясь на растлительницу молодёжи. – Хореография ни о чём, она даже на пилон не влезет, задница тяжела. Будь на стрёме, Малыш, скоро полетят трусы.
– Да Вы, батенька, эксперт! – я довольно скалюсь и тоже наблюдаю за танцовщицей.
Без трусов – это, конечно, хорошо, но трюки на пилоне меня заводят куда сильнее. Эллочка в этом деле мастер, но теперь наша гуттаперчевая гулюшка танцует только в Жекиной спальне. Мой фанатичный друг там даже шест установил. Может, и мне дома такой соорудить? А что?..
Трусы с танцовщицы всё же свалились, и Макс, удовлетворённо хмыкнув, развернулся ко мне.
– Геныч, вот объясни мне, непонятливому, у них там, в этой сраной Франции, нормальных бойцов, что ли, нет? Какой смысл тащить отсюда телохранителя, который по-французски выучил только «suse ma bite»?
– О! А это что такое? – заинтересовался Жека.
– Тебе уже не пригодится! – отмахнулся Макс, и Женёк, схватив телефон, полез гуглить.
– Как ты там сказал-то, Малыш – чего suse?
– La queue! – снисходительно пояснил Макс.
– Малыш, да ты прям полиглот! – восхитился я. – Похоже, мне надо тебя в сопровождающие переводчики брать, а не Одиссея. Да при нём и слова такие ронять опасно.
– Ты, главное, не засыпай при нём с раскрытым ртом, – заржал Жека, откладывая мобильник.
– Придурок! – я добродушно погладил его по печени и, как мог, разъяснил Максу свой функционал: – Я так понял, что мелкого и без меня есть, кому охранять. Диана просто хочет нас познакомить и постелить соломки на будущее, когда Дракончик залетит в наш Воронцовск.
– А на хрен он тут нужен? Париж приелся?
– Да вроде в нашей школе желает поучиться… может, язык подтянуть…
– В какой школе, Геныч? – вклинился Женёк, потирая ноющий бок. – Он здоровый уже мужик! Ты посчитай, ему ж, наверное, лет восемнадцать?
– Это как так? – не понял Макс. – Вашей Драконихе тридцатник же был, да? Значит, пацану лет десять-двенадцать, никак не больше. Или это приёмыш?
Вот сука! Что ж я лох-то такой? И Жека тоже – мог бы и не заниматься здесь подсчётами. Макс, конечно, свой пацан, вот только это не наша тайна. Когда-то в погоне за секретами мы с Жекой с дуру впёрлись в чужую жизнь, очертя голову, разворошили осиное гнездо и едва не поплатились этими самыми дурными головами.
– А-а… ну да, – забормотал Жека с видом виноватого кота, насравшего мимо лотка. – Это я что-то загнался… обсчитался.
– Во, смотрите, – надеясь спрыгнуть с неудобной темы, я киваю в сторону подиума, где, всё же вскарабкавшись на шест, в непристойной позе вращается обнажённая девочка. – А всё-таки она вертится!
И, сделав глубокий вдох, в этом душном воздухе, нашпигованном алкогольными парами, потом и адской смесью духов… я услышал дразнящий аромат… Как порыв весеннего ветра – свежий, слегка горьковатый и вызывающий нервный озноб. Такой отчего-то знакомый…
Этот одуряющий запах раздражает ноздри, кружит голову и пробуждает необузданные первобытные инстинкты.
Шум толпы стал казаться лишь приглушённым жужжащим фоном, в котором растворились голоса друзей, оставляя меня наедине с нежданным наваждением. Окутанный незримой дымкой феромонов, я жадно вдыхаю запах самки и, кажется, способен найти её даже в кромешной тьме. Свет софитов бьёт по глазам, и на мгновение я зажмуриваюсь, ведомый звериным чутьём. А в следующий миг не могу поверить, что так быстро нашёл её.
Нет, не так – я не верю, что нашёл именно то, что искал, поэтому ещё продолжаю озираться по сторонам. Но всё не то – будто толпа скунсов вокруг. С недоверием и разочарованием я вновь возвращаюсь к своей странной находке и встречаю её недобрый взгляд. Мелькающий свет раздражает зрение и не позволяет определить цвет глаз, но эту привычку закусывать губы, этот вздёрнутый подбородок я совершенно точно уже встречал…
Перекрёстные лучи пробежали по золотым волосам и, осветив лицо девчонки, обнаружили маленькую родинку над губой. У её сестры Александрии такая же. Твою ж мать! Охотница за горячими кадрами! Теперь я вспомнил этот аромат. Осознание беспощадно нокаутирует – да почему она? Так, наверное, мог бы озадачиться взмыленный и возбуждённый конь, прискакавший спариваться и обнаруживший вместо потёкшей кобылы сердитого зайца. Что с ним делать-то, а?
Как его там зовут?.. Её то есть – всезнайку, недавно открывшую мне суровую правду о птицах. Чёрт, с именами у меня просто беда. Хотя… оно мне надо? Вот только этот запах никуда не делся, и мне хочется зажать нос и свалить подальше. Златовласка, чтоб её, маленькая обманщица! Сейчас, без своих смешных косичек и бесформенной футболки, она выглядит иначе. Я бы сказал, кардинально по-другому. Тонкая, как балерина, и даже – вот уж не ожидал! – с заметными выпуклостями в области груди.
Да задраться в пассатижи – о чём я думаю, разве ж это выпуклости?! Стоп! Это всё мой обострённый нюх и коварство малолетней писюхи, расплескавшей свой экзотический букет, ввели меня в заблуждение. Понятно, что пара недозревших персиков не делают эту фитюльку взрослой… но наверняка вполне достойной внимания каких-нибудь неискушённых недорослей.