Собираюсь на работу, прижимая телефон к уху плечом. Благо остались последние штрихи — юбку застегнуть и обуться.
— Ну как там папа, мамуль? — спрашивает дочь из трубки, и её голос звучит тревожно.
— Спит, — отрезаю не слишком любезно, едва сдерживая раздражение.
На самом деле мне хочется обругать Игоря — папашу её — трёхэтажным матом. Домой его вчера вечером принесли санитары. На носилках. В сопровождении врача — совсем молоденького парнишки в медицинской форме, который виновато пробормотал, избегая моего взгляда:
— Игорь Михайлович выпил немного лишнего и упал с лестницы. Ему нужен постельный режим и перевязки на несколько дней. Но мы вас не оставим, Регина Аркадьевна — из отделения каждый день будут приходить сиделки, чтобы вы не беспокоились и спокойно занимались своими делами.
Муж — заведующий отделением челюстно-лицевой хирургии, и вот это вот «выпил немного лишнего» в последний год стало происходить непростительно часто. У меня уже зла на него нет! И на пациентов, которые благодарят врачей бутылками дорогого алкоголя.
Раньше Игорь был к этим презентам равнодушен и просто коллекционировал. Но вот недавно у него вдруг начался кризис среднего возраста. Не знаю, почему вдруг в пятьдесят? Думала, это случается у мужчин раньше и только у тех, кто в жизни не добился успеха. Что вдруг нашло на моего? Понятия не имею, но задушевные беседы не помогают!
— Ты на работу-то пойдешь? — спрашивает Лина, и в её голосе слышится беспокойство.
Дочка вышла замуж два года назад и уже успела подарить нам внука. Кстати... Вот как раз после рождения Егорки Игорь и начал увлекаться спиртным!
— Конечно пойду. У меня сегодня полная запись. Ботокс сам себя пациентам не вколет, — бурчу, натягивая туфли. — Дождусь сиделку из отделения и пойду.
Я врач, как и муж. Но дермато-косметолог в частном медицинском центре. Сегодня у меня еще и клиент особый — друг нашего владельца впервые придет на уколы красоты. Никак не могу отменить прием. Генеральный сказал, что пациент сомневается и в любой момент может соскочить. Якобы он считает, что ухаживать за собой — это не по-мужски. Согласился на экзекуцию исключительно на спор.
— Как же он так умудрился упасть? — спрашивает Лина, и в её голосе слышится растерянность.
— Я не знаю, дочь. Может, пора ноги проверить твоему папе, а может, голову. Вечером буду с ним разговаривать на эту тему, — говорю, вздохнув, и поправляя сумку на плече.
Естественно, я ничего дочке о том, что её любимый папочка начал прикладываться к бутылке, пока не рассказывала. Все надеялась, что само рассосётся. Но если и после этого случая он не одумается — точно расскажу.
Смотрю на часы — начало десятого, а сиделку обещали к девяти. Не успеваю начать нервничать, как в дверь звонят.
— Всё, пришли, Лин, целую! Вечером позвоню, — говорю дочке, убираю телефон и спешу открыть.
На пороге стоит молоденькая хорошенькая девушка.
— Здравствуйте. Меня зовут Кристина, я из отделения. Пришла ухаживать за Игорем Михайловичем, — говорит она мягко и делает шаг в квартиру.
А я вдруг, пожалуй, впервые в жизни испытываю нечто вроде тревоги. Эта Кристина... Ох, не хочется быть банальной, но она у меня вызывает стойкую ассоциацию с медсестрой из взрослых фильмов. Разумеется, она не в коротком белом халатике явилась, а в обычных джинсах и майке — на улице жара, — однако ничего не могу с собой поделать. Преследует образ, и все тут! И ведь нет у неё ни сделанных губ, ни наращённых ресниц, ни завлекательных локонов. Наоборот: макияж практически отсутствует, волосы собраны в тугой пучок, ногти коротко подстрижены — всё это отмечаю опытным взглядом специалиста из сферы красоты, — но есть во взгляде девушки что-то такое порочное, что мне натурально хочется остаться дома, а её выставить за дверь.
— Здравствуйте, Кристина. Игорь Михайлович пока спит, — вопреки своему желанию говорю, сжимая пальцами ремешок сумки.
— Не переживайте, Регина Аркадьевна, я обслужу Игоря Михайловича в лучшем виде. Спокойно идите на работу, — щебечет девушка, и уголки её губ чуть приподнимаются в лёгкой улыбке.
Обслужу? Она сказала обслужу?! Хотя, наверное, подать утку, обтереть влажными салфетками и накормить — это действительно обслуживание.
Давлю в себе непонятый приступ не то ревности, не то ещё чего-то. Никогда не страдала подобной ерундой, всегда доверяла Игорю. Что началось-то?!
— Я постараюсь вернуться как можно раньше, Кристина, — обещаю и, сделав глубокий вдох, выхожу из квартиры.
Еду на работу, а у самой сердце не на месте. В голову лезут все страшные истории из жизни моих многочисленных пациенток, услышанные за долгие годы работы.
Приём начинается ровно в десять. Губы, нити, ботокс, снова губы... В три по записи постоянная пациентка Марго — женщине шестьдесят, но выглядит она прекрасно. Утверждает, что расцвела после развода с мужем, когда перешла на молодых любовников. Её любимая поговорка: «Женщине столько лет, сколько лет её мужчине».
— Что-то ты сегодня на себя не похожа, Региночка, — говорит она, когда я вяло реагирую на рассказ о её последнем увлечении — мужчине двадцати пяти лет от роду. — Наверняка муж козлит. Бросай его, не пожалеешь.
— Что вы, Марго! Игорь у меня идеальный. Мы с ним уже больше двадцати лет женаты и ни разу серьёзно не поссорились, — возражаю, стараясь говорить ровным тоном.
Мы поженились, когда мне было двадцать четыре, а Игорю почти тридцать, и как-то сразу, без притирки, зажили душа в душу.
— А это всё потому, что страсти между вами не было и нет, — рубит пациентка, даже не вздрогнув, когда я вкалываю в её кожу иглу чуть глубже, чем надо.
Чувство такта не входит в список добродетелей Марго, но я привыкла и не обижаюсь. Она не со зла. Тем более мексиканских страстей между нами с мужем действительно никогда не было. У нас доверительные отношения, основанные на взаимном уважении. Я всегда считала, что мне очень с мужем повезло.
А после Марго приходит тот самый важный пациент — Глеб Васильевич Карелин, — над которым так трясется владелец нашего центра.
— Здравствуйте. Меня зовут Регина Аркадьевна. Проходите, ложитесь на кушетку, обувь можно не снимать. Давайте сначала немного поговорим. Я расскажу вам о действии ботулотоксина, чтобы развеять все ваши сомнения, — говорю с лёгкой улыбкой.
Удерживаю ее нейтральной изо всех сил. На самом деле у меня даже тревожные мысли о муже и медсестричке пропадают. Хочется округлить глаза и выдохнуть: «Вау!» Этот Глеб Васильевич просто образчик мужской харизмы. Особенно сильное впечатление производит контраст между светло-серыми глазами и смуглой кожей с темной ухоженной щетиной, длинными пушистыми ресницами и черными с проседью волосами. У него еще и парфюм какой-то экзотический — терпкий, с нотками сандала и чего-то запретного. Хочется подойти, уткнуться носом в его могучую шею и вдыхать, вдыхать... Про атлетическую фигуру я вообще молчу! Ну и часы у него на руке — стоят как наша квартира.
В общем, смотрю, получаю эстетическое удовольствие и — да, не могу не отметить, что ботокс ему не нужен. Живая мимика — украшение его лица. Какой недоброжелатель вынудил его на подобный спор? Он жену у кого-то увел, что ли?
— Здравствуйте. Не надо мне ничего рассказывать, я прекрасно умею читать, и у меня есть интернет. Лучше подскажите, что можно сделать, чтобы ничего не колоть, а эффект получить, — не слишком любезно басит Карелин.
Голос у него глубокий, бархатистый, задевает что-то глубинное, женское. Уверена, сейчас на ресепшене девочки обмахиваются и подносят друг другу стаканчики с ледяной водой.
— Боюсь, все неинвазивные аналоги имеют настолько кратковременный эффект, что вы не успеете до входных дверей центра дойти, как он рассосется, — говорю с усмешкой.
— Придумайте что-нибудь. Я в долгу не останусь, — заявляет Глеб Васильевич приказным тоном.
Видно, что привык повелевать. Взгляд у него прямой, чуть надменный, будто он уже знает, что его просьбу выполнят.
— Вы боитесь уколов? — спрашиваю, выгнув бровь.
Помню-помню, что у него «понятия», но пусть сам о них скажет, и я попытаюсь разбить его убеждения в пух и прах. Хотя менять что-то в его внешности действительно жалко. Ну да ничего! Поменьше единиц введу, и оно все быстро вернется в исходное состояние.
— Нет, я просто не люблю эксперименты. С дуру пошел на спор, а теперь жалею. Если поможете мне достойно выкрутиться — даю слово, что получите щедрую награду.
Говорит это с такой уверенностью, будто «щедрая награда» — это не коробка конфет, а новая квартира. И совершенно не из-за корысти я вдруг решаю ему помочь.
— Скажите, а на что именно вы спорили? — уточняю.
— На ботокс, — ворчит Глеб.
— Это я поняла. Но в договоре звучало именно «лицо» или в принципе «препарат»?
Карелин хмурится, вспоминает.
— Просто то, что я должен вколоть себе ботокс, — говорит, всё же проходя и садясь на кушетку.
Я торжествующе улыбаюсь, чувствуя, как уголки губ предательски подрагивают от едва сдерживаемого восторга.
— Ну тогда у меня для вас хорошие новости. Многие до сих пор думают, что ботокс можно вводить только для того, чтобы убрать мимические морщины, но это не так. Препарат используют и в «мокрых зонах» — в подмышечных впадинах, на ступнях и ладонях для уменьшения потливости. Сейчас лето. Можем сэкономить на дезодоранте.
Глеб, конечно, не из тех, кто нуждается в экономии на антиперспирантах, но на его губах появляется улыбка — оружие массового поражения, натурально! Белоснежные зубы, чуть прищуренные серые глаза — и вот уже кажется, что в кабинете стало на пару градусов жарче.
— Вы моя спасительница! — говорит и начинает раздеваться.
Мне хочется вскочить и выбежать из кабинета, чтобы остыть и попить водички. Стыдно должно быть, Регина! Ты врач! Тебе сорок пять лет! Ты замужем уже почти четверть века! Очнись уже!
Усилием воли и мысленными затрещинами все же переключаю себя на рабочий лад. Безупречно выполняю все манипуляции и даю инструкции, а на скульптурный пресс пациента не смотрю. Вообще. И маску надела, чтобы его запах не вдыхать — этот чертовский микс дорогого парфюма и чего-то сугубо мужского до обморока способен довести.
— Ну вот и все, Глеб Васильевич. Можно одеваться. Эффект продержится месяцев восемь. Если понравится — приходите еще, — говорю, направляясь к раковине и старательно избегая взглядов в его сторону.
Слышу, как скрипит кушетка под его весом.
— А можно ваш номер, Регина?
Я замираю, и внутри что-то екает, будто крошечный мотылек ударился о стекло. Но Карелин тут же добавляет:
— Хочу вознаграждение перевести. Выручили, реально.
— Не стоит. Мне было несложно помочь, — отказываюсь, и голос звучит ровнее, чем я ожидала.
В деньгах мы не нуждаемся. И вообще. Он этими словами как будто всю сказку последнего часа убивает и возвращает меня в серые будни. Туда, где сплошная рутина и еще два пациента по записи.
— Не прощаемся, Регина, — говорит Карелин, и его низкий голос звучит так, будто это не просто формальность, а обещание.
Он выходит из кабинета, оставляя шлейф того самого дурманящего аромата, и я решаю маску не снимать.
Дорабатываю смену на автопилоте и еду домой. К вечеру страхи по поводу мужа, оставленного наедине с медсестрой, потихоньку стираются. Ну что, право слово, за глупость в голову пролезла? Даже если опустить, что Игорь ни разу в походах налево замечен не был, с чего молоденькой симпатичной девчуле воспылать страстью к пятидесятилетнему пьянице, который голову себе разбил, потому что пить не умеет?
Однако когда открываю дверь и захожу в квартиру, уши режет доносящийся из спальни грудной и какой-то чувственный смех Кристины. И во мне все будто переворачивается.
Я спокойная и уравновешенная женщина, даже о моем ПМС муж никогда не догадывался, — нет причин устраивать истерику на ровном месте и сейчас. Подавляю раздражение и бесшумно иду в спальню — объявить о своем возвращении.
Чем ближе подхожу, тем громче голоса.
— А если вот так? — игриво спрашивает Игорь, и в его голосе слышится непривычная живость.
Кристина хохочет — звонко, молодо. Слышу скрип кровати. Да что они там делают вообще?!
Распахиваю двери и застаю картину маслом: мой мачо с перевязанной головой и двумя фингалами под глазами — симптом «очков» во всей его красе — лежит, прикрытый тонкой простыней по пояс, выставив волосатую грудь, а медсестра сидит на его ногах… чуть ниже выпирающей эрекции. У меня в глазах темнеет. Я даже задыхаюсь от возмущения и не сразу нахожу слова.
— А мы тут лечебную гимнастику делаем, — заявляет Игорь, заметив меня, и его голос звучит подчеркнуто невинно.
А Кристина слетает с кровати, как ошпаренная, и поправляет майку, которая съехала набок, обнажая бретельку бюстгальтера.
— Как хорошо, что вы пришли, Регина Аркадьевна! А то мне уже пора. Не провожайте! — тараторит она и ловко проскальзывает мимо меня, оставляя за собой легкий шлейф цветочного парфюма.
Тоненькая, юркая... Меня мутит. Через несколько секунд хлопает входная дверь.
— Это что было? — спрашиваю Игоря, прожигая его гневным взглядом.
Мои пальцы впиваются в дверной косяк, а голос кажется чужим.
— Лечебная физкультура, дорогая, я же сказал. Неужели забыла, что даже во время постельного режима нужно заботиться о кровообращении, чтобы застойной пневмонии не случилось, — заявляет муж, нарочито медленно поправляя подушку под головой.
— У тебя, как я посмотрю, с кровообращением все отлично, — киваю на бугор под простыней, который даже не думает опадать.
— Это что, сцена ревности? — Игорь приподнимает бровь, и в его глазах читается вызов.
— А чего ты ожидал от жены, которая застает тебя с эрекцией и другой женщиной верхом? — цежу сквозь зубы, чувствуя, как горячая волна поднимается от шеи к лицу.
Все внутри меня клокочет. Чувствую себя круглой дурой.
— Не говори ерунды, Реги. Обычная практика. Ты же врач. Хоть и почти не настоящий, но училась же когда-то в институте. Должна помнить! — заявляет Игорь, и его слова падают в душу, как камни.
Раньше он пару раз намекал, что не считает дермато-косметологию настоящей медициной, но вот так прямо никогда меня не оскорблял. Он прекрасно знает, как я на это отреагирую...
Так, стоп. А может, он намеренно провоцирует скандал, чтобы перевести тему?!
— Вот именно! Я врач. И я прекрасно помню, что при сотрясении мозга исключены любые физические нагрузки и даже массаж, — говорю холодно. — Я позвоню твоему заму и попрошу больше эту девушку не присылать. Видимо, она плохо училась в колледже, раз не знает таких элементарных вещей.
Выхожу из спальни и закрываю лицо ладонями. Изо всех сил давлю на глаза, чтобы прогнать слёзы. Это все какой-то сюр. Я к нему не готова. В страшном сне не видела таких разговоров с мужем. В ушах стучит кровь, а в груди — пустота, будто кто-то вырвал оттуда кусок.
Переодеваюсь в домашнее — мягкие бриджи, растянутую длинную футболку — и бреду готовить ужин. На чистом автомате. Руки сами нарезают овощи и кидают их к мясу в сотейник. Мысли мечутся и не знают, к какому берегу причалить — то ли к гневу, то ли к поискам объяснений, то ли к глухому разочарованию. Я натурально выбита из колеи и не знаю, что делать. Нож в моих пальцах слегка дрожит, когда я особенно резко шинкую морковь.
Как я должна поступить, если к дурной привычке выпивать Игорь прибавит страсть к погоне за каждой юбкой? Особенно за такими — молодыми, смешливыми, с многообещающими взглядами? Даже если он не будет мне изменять физически, смогу ли я спокойно жить, зная, что на работе он «лечебной физкультурой» со своими сотрудницами занимается?
В сотейник слишком резко падает картошка, и брызги бульона обжигают запястье. А я и внимания на боль не обращаю. Мысли заняты другим: можно ли расценить то, как я сегодня пускала слюни на Карелина, таким же предательством? Трясу головой, будто пытаясь вытряхнуть из нее непрошенные видения поджарого мужского тела на кушетке. Нет-нет! Я с Глебом не флиртовала, не хохотала, как ненормальная, не сидела на нем верхом и уж тем более никогда бы не допустила, чтобы Игорь заподозрил меня в неверности.
Моя ладонь непроизвольно тянется к телефону — позвонить Лине, выговориться... Но опускаю руку. Нет, пока не время. Сначала нужно самой разобраться в этом хаосе чувств.
На плите закипает рагу, и я механически уменьшаю огонь, глядя, как пузырьки медленно оседают.
Мой телефон вдруг пиликает сообщением. Накрываю кастрюлю крышкой, вытираю влажные руки о кухонное полотенце и беру гаджет с обеденного стола. Сообщение от банка. О зачислении на мой счет денег. Моргаю и никак не могу сосчитать нули — сбиваюсь. Там точно какая-то ошибка. Захожу в приложение и вижу перевод от Глеба Васильевича К.
Полмиллиона рублей!
Телефон вываливается из ослабевших пальцев, и я падаю на стул, потому что подкашиваются колени. Он в своем уме?! Как он номер мой узнал?! И что это вообще за жесты невиданной щедрости?
Руки дрожат, когда пытаюсь вернуть перевод отправителю — ничего не выходит. Глеб заблокировал эту возможность. Ну точно сумасшедший!
— Реги! Регина! Пойди сюда! — именно в этот момент раздается призыв из спальни, и голос Игоря звучит неестественно громко в тишине квартиры.
И как-то так получается, что хоть я ни в чем и не виновата, а чувствую себя так, будто изменила мужу. Ужас какой-то. Встаю, неуверенно опираясь на край стола, кладу телефон в карман и спешу к Игорю, вытирая холодную испарину.
Мне не по себе. В голове крутится единственный вопрос: говорить Игорю про деньги или тихонько завтра через генерального вернуть их Глебу и забыть о переводе, как о страшном сне? Дилемма.
Игорь
На мой призыв жена входит в комнату со своим извечным выражением лица святой мученицы — вся такая прилизанная, правильная, заранее всех осуждающая. Как же она меня в последнее время бесит! Эти поджатые губы, этот обвиняющий взгляд… Еще и футболка эта застиранная с растянутым воротом, и штанишки с надутыми пузырём коленями. Она будто специально старается выглядеть как можно непривлекательнее. Как она не понимает, что если хочет сохранить интерес мужа в свои порок пять, то обязана дома выглядеть, как модель на подиуме?!
Хотя... Молодого девичьего тела ей не вернуть.
Вспоминаю, как сегодня гладил упругие грудки Крис — бархатистую кожу, острые вершинки — и моментально реагирую. Черт. Закидываю ногу на ногу под простынёй, чтобы скрыть возбуждение.
— Регина, я прошу тебя не звонить Петрову и ничего плохого о Кристине не говорить. Девочка не делала ничего крамольного. Не выставляй себя дурой, — говорю, не скрывая раздражения.
«Ничего плохого» — это мягко сказано. Эти нежные пальчики, этот её задорный смех... Кристина делала только хорошее, к жизни меня, можно сказать, вернула. В отличие от жены, которая возмущенно округляет глаза, и в них загораются знакомые искры гнева.
— Ты издеваешься, да? — уточняет она ехидно.
Регина красивая женщина и для своего возраста еще ничего. Но меня буквально корежит от ее тона и предсказуемой мимики. Я могу заранее угадать, что она скажет и сделает, как посмотрит, как скривит губы.
— Нет. Я серьезен. Девочка только недавно пришла работать ко мне в отделение, не порть ей репутацию, — требую строго. — Подумай о том, что из-за своей дурацкой ревности ты можешь человеку жизнь сломать.
Конечно же я не допущу, чтобы в моем отделении кто-то обижал Кристину. Девушка с волшебными ручками и язычком будет у меня как сыр в масле кататься. Благодаря ей я впервые за последний год чувствую себя молодым, нужным, желанным...
— Игорь, я все больше склоняюсь к тому, что у тебя на почве алкоголизма начались проблемы с головой. Пожалуй, мне стоит нарколога к нам домой пригласить, — заявляет жена.
Если бы не кружилась голова, я бы вскочил и ударил ее. Как она смеет называть меня алкоголиком?!
— Что ты несешь?! Я не алкаш! Если и выпил пару раз больше нормы, так это из-за тебя! Ты меня вообще не понимаешь! Домой порой идти не хочется! Только рюмка крепкого примиряет с… с серой действительностью!
— Ах, вон оно что! — шипит Регина. — Может, нам тогда лучше развестись? Дочь мы вырастили — зачем страдать и терпеть, если тебя ноги домой не несут?!
Вот такой горячей она мне нравится.
— Размечталась! — рычу.
— Да пошел ты! — выплевывает жена и выбегает из комнаты.
Я успеваю увидеть, что у нее глаза на мокром месте, и испытываю острый укол вины. Зря я на ней сорвался. При всех своих недостатках Регина — прекрасная жена и мать. А главное, хорошо зарабатывает и никогда не просит у меня денег на свои хотелки. То, что ей нравится быть бабкой, а мне дедом нет, не ее вина. Помню, как меня буквально раздавило, когда после рождения Егора на работе начали поздравлять с получением «почетного звания» дедушки. А я не собирался чувствовать себя стариканом! Да и вообще я еще мужик хоть куда. Вон даже Кристиночке нравлюсь — это же очевидно по тому, как она сегодня отзывалась на мои смелые ласки.
Опять вспоминаю, как она старалась, когда меня мыла, её томные поглаживания, игривый взгляд из-под длинных ресниц — и горю, как будто мне восемнадцать. Вот! Лишнее подтверждение, что душой и телом я еще молод. Сразу отозвался. Как пионер — всегда готов. Если девушка мне нравится.
Но… все же стоит быть осторожнее. Кардинальных изменений в жизни я не хочу. Одно дело — гульнуть, вспомнить молодость, и совсем другое — развестись и жениться на молодой. Это же имущество делить придется, а еще новая жена ребенка захочет. А оно мне надо? Нет, стоит попросить у Регины прощения и помириться с ней. Ну а Кристину можно и вне дома отлюбить по полной программе. Сегодня мы с ней только баловались — несколько поцелуев, немного интимных прикосновений... До конца дело не дошло. Но я обязательно его доведу до финала. А пока...
Беру телефон — плевать, что с сотрясением нельзя пользоваться гаджетами, у меня легкое, уже даже не мутит, — захожу в приложение банка и отправляю Кристине тысячу рублей на «конфетки». Пусть знает, что я не жадный, и в следующий раз старается еще лучше.
Нет, то, что происходит в нашей семье — не нормально! Игоря забрали инопланетяне и подсунули вместо него кого-то из своих. С другими понятиями и принципами. Гуманоида, совершенно не похожего на человека, с которым я прожила столько лет в счастливом браке.
Иду в кухню с одним-единственным желанием — позвонить заму Игоря, Юре Петрову, и попросить прислать кого-то на ночь присмотреть за моим мужем, а самой уйти из дома. Мне не то что кормить его и утку ему подать — мне находиться с ним рядом тяжело. Прекрасно понимаю, что человек ударился головой и ему нужен покой, но мне хочется устроить ему скандал. Как сдержаться?
Открываю крышку сотейника, пробую картошку на готовность и выключаю плиту. Надо успокоиться, сделать все, что должна, и продержаться до утра. Спать опять лягу в дочкиной комнате, и терпеть Игоря рядом не придется. А утром придет медсестра, и я сбегу на работу.
И буду спокойно работать, зная, что муж, возможно, затащил свою сотрудницу в нашу кровать?!
Тру лоб ладонью. Так, будем рассуждать логически: сестры в отделении дежурят в графике сутки через трое — видимо, и на подработку к заведующему их поставили в таком же графике. Возможно, придёт кто-то из стареньких, и нервничать мне не придётся. А если завтра придет не Кристина, а какая-нибудь Валя — тоже молодая и фигуристая?
Тьфу ты!
Так продолжаться не может. Так жить нельзя!
Вспоминаю, что обещала позвонить Алине. Достаю телефон и набираю номер дочери.
— Я папе не звонила — помню, что ему нельзя пользоваться телефоном. Ну как он там? — спрашивает она обеспокоенно.
А может быть, попросить ее завтра с отцом посидеть? Хотя нет. Егорка маленький еще. Она с ними с двумя замучается. Но ведь можно же попросить как бы папулю навестить. Присутствие дочери точно голубкам весь кайф обломает.
Так, стоп! А мне что, важно только не допустить измену? А то, что она в принципе возможна, — ерунда?!
— Нормально, отец твой бодр и весел, хоть и похож на панду. Сотрясение у него если и есть, то легкое. Больше испугал всех, — говорю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Мам, а ты выяснила, как это произошло?
Я горько усмехаюсь. Желание покрывать мужа испарилось.
— Лин, отец твой взял в привычку напиваться до поросячьего визга. Он раньше не пил и научиться не успел.
— Мама! Почему?! Что между вами случилось?! С чего он запил?! — вопит дочь, и к своему удивлению я слышу в ее голосе упрек.
Будто Лина считает, что алкоголь ее отец полюбил из-за меня. Обидно.
— Я понятия не имею, что на него нашло. Похоже на кризис среднего возраста. Он себе недавно абонемент в фитнес-центр купил и плавки новые. Мне-то некогда фигней страдать — у меня вечно полная запись, домой еле доползаю, а он вот начал чудить.
— Мама, так нельзя! Ему, наверное, твоего внимания не хватает. Ты должна меньше работать и больше времени уделять папе!
А вот это прямо вообще неожиданно! Я даже со стула встаю, сжимая телефон в дрожащих пальцах.
— Скажи-ка мне, дорогая моя, ты считаешь, что я спокойно за этим наблюдала и не пыталась что-то предпринять? Да что я только ни делала! Начиная с поездки на выходные в пансионат и заканчивая предложением обратиться к психотерапевту! Твой отец только отмахивается и говорит, что все у него хорошо.
— Так это с ним давно, и ты мне ничего не говорила?! — возмущается Лина, и я слышу, как на другом конце провода хлопает дверца холодильника.
— А что бы ты сделала? — спрашиваю ехидно, а в горле застревает ком.
Нет, ну это нормально, что дочь решила меня виноватой назначить?
— Я завтра приеду и поговорю с ним, — говорит Лина решительно.
Пусть, конечно, приедет! Полюбуется на своего отца. Хорошо бы тоже застала его за занятием «лечебной физкультурой» с медсестричкой, как я сегодня. И предупреждать Игоря, что завтра придет дочь, я не стану.
— Желаю удачи, — говорю, прощаюсь и кладу трубку.
По щекам катятся предательские слезы.
Вытираю их, умываюсь холодной водой и с минуту машу руками на лицо. Скрепя сердце накладываю на тарелку тушеных овощей с индейкой, наливаю некрепкий чай в кружку и несу на подносе в спальню, чтобы накормить Игоря. Руки дрожат так, что ложка звенит о край тарелки.
Муж лежит со скорбным лицом.
— Реги, прости меня, я не хотел тебя обижать, — говорит он без особой вины в голосе, когда беру стул и сажусь рядом с кроватью.
Звучит как дежурная фраза. Хотя, может, это я себя накрутила.
— Давай вернемся к этому разговору послезавтра, когда у меня будет выходной, — говорю спокойно, поднося ложку к его губам.
— Ты ведь не звонила Петрову, правда? — спрашивает он, прежде чем разинуть рот.
Какого черта я его кормлю?! Он прекрасно может сам с ложкой управиться! С Кристиной же управился!
— Слушай, а ешь-ка ты сам, — ставлю тарелку на тумбочку так, что чай в кружке расплескивается через край. — Позовёшь, как закончишь, я тебе утку подам, и простимся до утра.
Встаю и, выйдя из комнаты, хлопаю дверью. В груди клокочет такая обида, что кажется, Игоря я ненавижу! Будто вообще никогда его не любила.