Некромант

Арка 1: Пепел и Ржавчина / Глава 1: Шепот Пустоши

Орос не просыпался с рассветом, потому что рассвета здесь никогда не видели. Город Пепла жил под вечным саваном из серого, жирного дыма, который изрыгали сотни труб Гильдии Кузнецов. Солнце здесь было лишь тусклым, болезненно-желтым пятном, едва пробивающимся сквозь смог.

Для Рэна утро начиналось не со света, а с удара сапогом под ребра.

— Вставай, крысеныш! — хриплый голос Мастера Гарма прозвучал над ухом, сопровождаемый запахом перегара, который был крепче, чем запах серы из горна. — Уголь сам себя не принесет! Печь остыла!

Рэн скатился с кучи грязных мешков, служивших ему постелью в углу мастерской. В нос ударила привычная смесь запахов: каленое железо, старый пот и мокрая собачья шерсть. Холод каменного пола обжег босые ноги.

— Уже иду, мастер, — пробормотал он, натягивая грубую, прожженную в нескольких местах рубаху.

— Иди живее! — Гарм замахнулся тяжелым черпаком, но Рэн привычно уклонился. Это был их утренний ритуал. — И если принесешь сырую пыль, как вчера, я заставлю тебя ее жрать!

Рэн схватил плетеную корзину и выскользнул за тяжелую дубовую дверь кузницы.

Улица встретила его шумом. Квартал, где они жили, назывался Шлаковый Ряд. Здесь селились те, кому не нашлось места в Верхнем Городе, поближе к чистым цехам Гильдии. Здесь, внизу, кузницы были маленькими, грязными и занимались тем, чем брезговали мастера: подковывали старых кляч, чинили треснувшие мотыги и перековывали ржавые гвоздями.

Рэн шел по щиколотку в черной грязи. Мимо грохотали телеги с рудой, запряженные тягловыми ящерами — медлительными, тупыми тварями с толстой шкурой, которых разводили в шахтах. Люди вокруг были такими же серыми, как и стены домов. Сажа въедалась в кожу так глубоко, что ее невозможно было отмыть. Она становилась частью тебя.

Но Рэн шел не к угольным складам. Уголь мог подождать. Его тянуло в другое место.

Он свернул в переулок, пролез через дыру в заборе и оказался на окраине города. Перед ним раскинулась Железная Пустошь.

Это было поле древней битвы, произошедшей, как говорили старики, триста лет назад, во времена Войны Пепла. Земля здесь была перерыта воронками, в которых застаивалась ядовитая вода. Но главное — это металл. Пустошь была кладбищем железа. Ржавые остовы осадных машин торчали из земли, как ребра гигантских зверей. Сломанные мечи, пробитые кирасы, наконечники копий — всё это лежало слоями, уходя глубоко в почву.

Гильдия давно забрала отсюда всё ценное. Остался только мусор. Ржавчина, которая рассыпалась в руках. Но для Рэна это было единственное место, где он чувствовал себя живым.

Он спустился в овраг, ступая осторожно. Острые края металла могли разрезать подошву сапога. Здесь было тихо. Городской шум сюда почти не долетал. Рэн закрыл глаза и прислушался.

Обычный человек услышал бы только ветер, свистящий в дырах ржавых шлемов. Но Рэн слышал другое. Это был тихий, едва уловимый звон. Словно тысячи крошечных колокольчиков, вибрирующих на одной ноте. Это был голос металла. Шепот забытых битв.

«Холодно...» — звучало справа. «Сломан...» — доносилось из-под ног.

Рэн открыл глаза. Он не знал, почему слышит это. Мастер Гарм говорил, что у него просто звенит в ушах от голода. Но Рэн знал: железо помнит. Металл, который когда-то был выкован с целью убивать или защищать, сохранял отголосок этой цели даже в смерти.

Он начал копать руками в куче бурого щебня. — Где ты? — шептал он. — Я слышу тебя. Ты громче других.

Обычно «голоса» были слабыми, жалкими. Ржавые гвозди ныли. Сломанные подковы молчали. Но сегодня он услышал что-то иное. Низкий, гулкий звук. Не жалоба, а рык. Звук, от которого вибрировали зубы.

Рэн отбросил кусок прогнившего щита. Под ним, в маслянистой грязи, что-то блеснуло. Он потянул предмет на себя. Это был обломок меча. Примерно в локоть длиной. Рукояти не было, острие отломано. Просто кусок полотна. Но он не был ржавым. Металл был черным, матовым, словно поглощал свет. По лезвию шла тонкая, едва заметная вязь узоров, похожих на вены.

Как только пальцы Рэна коснулись металла, его ударило током. Не болью, а холодом. В голове прозвучал голос. Четкий, как удар молота.

«КРОВЬ».

Рэн отдернул руку, выронив обломок. Сердце колотилось в горле. — Что ты такое? — прошептал он.

Он огляделся. Никого. Пустошь была пуста. Это был не просто кусок стали. Это было что-то, выкованное Черным Пламенем. Запретное искусство. Искусство привязывать души. Если Инквизиция найдет у него это — его сожгут на площади перед Храмом Наковальни.

Но Рэн не мог уйти. Обломок манил его. Он чувствовал в этом куске металла силу, которой ему так не хватало. Силу, которая могла вытащить его из Шлакового Ряда.

Он снял с себя грязный шарф и осторожно, стараясь не касаться металла голой кожей, завернул находку. Обломок был тяжелым. Тяжелее, чем должен быть кусок стали такого размера.

Рэн спрятал сверток за пазуху. Холод металла пробивался даже через ткань, остужая сердце. — Я найду тебе новое тело, — прошептал Рэн, сам не понимая, зачем он это говорит. — Я перекую тебя.

Он выбрался из оврага и побежал обратно к городу. Ему нужно было успеть набрать угля, пока Гарм не хватился его и не взялся за ремень. Но теперь он бежал не как раб. Он бежал как человек, у которого есть секрет. А секрет в Оросе стоил дороже золота.

В небе над городом снова загудели трубы Гильдии, возвещая о начале рабочей смены. Дым сгустился. Но Рэн впервые за свои семнадцать лет не чувствовал удушья. В его груди, прямо у сердца, лежал кусок чужой, злой воли. И эта воля хотела жить.

Глава 2: Уголь и Кость

Вернувшись в Шлаковый Ряд, Рэн первым делом спрятал сверток. Он не мог занести его внутрь кузницы сразу. Гарм, при всей своей вечной пьяной пелене, обладал нюхом старой ищейки на всё, что можно продать или пропить. Если он найдет кусок черного металла, он отберет его, продаст скупщику за гроши, а Рэна изобьет до полусмерти за то, что тот утаил добычу.

Рэн засунул сверток в щель под прогнившим настилом крыльца, прикрыв его старой тряпкой. Только убедившись, что тайник надежен, он взвалил на плечо корзину с углем и толкнул дверь.

Внутри стояла жара. Воздух здесь был густым, как кисель. Мастер Гарм стоял у наковальни. Это был огромный старик с красным лицом и руками, похожими на узловатые корни дуба. Когда-то он ковал мечи для городской стражи. Теперь он ковал дверные петли для борделей.

— Явился, — прорычал Гарм, не поднимая головы. Он бил молотом по раскаленному пруту, высекая фонтаны искр. ДЗЫНЬ. ДЗЫНЬ. Ритм был неровным. Руки мастера дрожали с похмелья. — Где ты шлялся, щенок? Печь почти погасла.

— Очередь на угольном дворе, мастер, — соврал Рэн, высыпая уголь в ящик. Пыль поднялась черным облаком, забиваясь в нос и горло.

Гарм бросил молот на наковальню и повернулся. Он вытер пот со лба грязным фартуком. — Очередь? Или ты опять бегал на Пустошь копаться в мусоре?

Рэн замер. Гарм подошел к нему. От него разило дешевым элем и чесноком. — Покажи карманы.

Рэн молча вывернул пустые карманы штанов. Гарм хмыкнул, разочарованный тем, что не нашел повода для взбучки. — Раздувай меха, — буркнул он. — И если температура упадет хоть на градус, я засуну твою руку в горн. У нас заказ. Три дюжины гвоздей для гробовщика.

Рэн встал к мехам. Это была работа для тупого скота. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Рычаг был тяжелым, кожа мехов — старой и жесткой. Мышцы спины начали ныть уже через десять минут, но Рэн знал, что это только начало. Ему предстояло стоять так до заката.

Кузница жила своей жизнью. Шипение воды, когда Гарм закаливал железо. Скрежет напильника. Ругань мастера, когда у него не получался изгиб. Для любого другого это был ад. Но для Рэна это была школа.

Пока его тело работало как машина, качая воздух, его глаза смотрели. Он запоминал каждое движение Гарма. Как мастер держит клещи. Как меняется цвет металла: от темно-вишневого к ярко-оранжевому, а затем к соломенно-желтому — температуре ковки. Как звук удара меняется, когда металл остывает.

Гарм был плохим человеком, но руки его помнили ремесло. Он бил точно, экономно. «Красное пламя любит ритм», — вспомнились слова старого наставника, который умер пять лет назад, оставив Рэна в наследство Гарму.

Рэн смотрел на огонь в горне. Обычный огонь. Оранжевый, жадный, живой. Он ел уголь и давал жар. Но мысли Рэна возвращались к тому, что лежало под крыльцом. «КРОВЬ». Тот металл был холодным. Он не просил тепла. Он просил чего-то другого.

— О чем замечтался?! — удар тяжелой рукавицей по затылку сбил Рэна с ног. Он ударился плечом о верстак.

Гарм стоял над ним, держа в клещах дымящуюся заготовку. — Меха встали! Ты хочешь испортить сталь, ублюдок?

Рэн быстро поднялся, глотая обиду. Вкус крови на губе был соленым. — Простите, мастер.

Он снова взялся за рычаг. Вверх-вниз. Вверх-вниз. «Бей меня, — думал Рэн, глядя в спину старику. — Бей сильнее. Каждый твой удар — это урок. Я запоминаю. И однажды я выкую то, что сломает твой молот».

День тянулся бесконечно. К вечеру руки Рэна онемели, а спина горела огнем. Заказ гробовщика был готов. Кривые, грубые гвозди, которые вгонят в крышки дешевых сосновых ящиков. Подходящая работа для умирающего мастера.

Гарм забрал деньги у заказчика и тут же ушел в трактир «Сломанное Колесо». — Запри дверь и выгреби золу, — бросил он на прощание. — Вернусь поздно. Спи у дверей, чтобы воры не влезли.

Дверь захлопнулась. Засов лязгнул. Рэн остался один в темноте, освещаемой лишь тлеющими углями в горне.

Тишина. Наконец-то.

Рэн подождал десять минут, чтобы убедиться, что Гарм не вернется за чем-нибудь забытым. Затем он бросился к выходу, открыл дверь и, шаря в темноте под крыльцом, достал сверток.

Металл был ледяным. Казалось, он высасывает тепло из пальцев. Рэн вернулся к горну. Он подбросил немного свежего угля и раздул меха. Огонь лениво ожил, отбрасывая пляшущие тени на закопченные стены.

Рэн развернул тряпку. Обломок черного клинка лежал на наковальне. В свете углей он казался дырой в пространстве. Свет не отражался от него, а тонул в нем.

Рэн взял свои клещи — маленькие, старые, которые он починил тайком от мастера. Он положил обломок в самый жар.

Обычно сталь начинает краснеть через несколько минут. Но этот кусок лежал в огне и оставался черным. Десять минут. Двадцать. Рэн качал меха так, что пот заливал глаза. Уголь гудел, температура поднялась до белого каления. Обычное железо уже начало бы плавиться и течь. А этот обломок просто лежал. Холодный и равнодушный.

— Почему ты не греешься? — прошептал Рэн. — Ты мертв? Или ты слишком горд для обычного огня?

Он вспомнил легенды. Черное Пламя. Запретное искусство. Говорили, что для него нужно особое топливо. Кости? Магическая руда? У Рэна не было ничего из этого.

Он вытащил обломок из огня и положил на наковальню. Взял молот. Ударил. ДЗЫНЬ. Звук был не металлическим. Это был звук, как если бы молот ударил по камню надгробия. Глухой, тяжелый. На металле не осталось и вмятины. Молот отскочил, едва не вывихнув Рэну кисть.

— Ты смеешься надо мной, — сказал Рэн.

Он чувствовал бессилие. У него было сокровище, но он не имел ключа к нему. Он был всего лишь угольщиком, который возомнил себя кузнецом.

В отчаянии Рэн отбросил молот. Он схватил обломок голой рукой, забыв об осторожности. Острая грань сломанного лезвия, там, где металл был сколот, впилась в ладонь. Кровь. Горячая, алая кровь потекла по черному металлу.

И вдруг... металл вздохнул. Это не был звук. Это была вибрация, прошедшая по руке Рэна прямо в позвоночник. Черная сталь жадно впитала кровь. Капля за каплей, она исчезала в микроскопических порах материала. И там, где коснулась кровь, металл начал светиться. Не красным. Тусклым, болезненным фиолетовым светом.

Глава 3: Ржавая Совесть

Гарм не ударил сразу. Он замер, глядя на руку Рэна, которую тот прятал за спиной. Мастер тяжело дышал, его грудь ходила ходуном под грязным фартуком. В тусклом свете углей его лицо, обычно красное от гнева и вина, вдруг показалось Рэну мертвенно-бледным.

— Покажи, — прохрипел Гарм. Голос его дрогнул. В нем не было привычной ярости. В нем был страх.

Рэн медлил. Он сжимал рукоять черного ножа так, что кожа скрипела. — Это моё, мастер. Я нашел это.

— Покажи! — взревел Гарм, и в этом крике было столько отчаяния, что Рэн невольно отступил.

Старик бросился вперед. Он был грузным, неуклюжим, но сила в его руках все еще жила. Он схватил Рэна за плечо и резко развернул. Рэн не успел ударить. Гарм перехватил его запястье.

Старик увидел черный клинок. Грубый, уродливый, но пульсирующий темным, фиолетовым отсветом. Гарм отшатнулся, словно увидел ядовитую змею. Он выпустил руку Рэна и попятился, сбив верстак с инструментами. Клещи и молотки с грохотом посыпались на пол.

— Дурак... — прошептал Гарм, оседая на кучу угля. — Маленький, глупый дурак. Ты не знаешь, что ты принес в мой дом.

Рэн ожидал удара линейкой. Ожидал кулаков. Но Гарм сидел на полу и закрывал лицо руками. — Я думал, я спрятался, — бормотал старик. — Я зарылся в самую грязную дыру Ороса. Я ковал петли и гвозди, чтобы Они забыли меня. А ты... ты снова раздул Черное Пламя.

Рэн опустил нож. Агрессия ушла, уступив место недоумению. — О ком вы, мастер?

Гарм поднял голову. В его мутных, пропитых глазах стояли слезы. — Ты думаешь, я всегда был пьяницей, Рэн? Думаешь, я родился с бутылкой в руке? Он закатал рукав левой руки. Там, на предплечье, была страшная, рваная отметина. Будто кусок мяса вырвали раскаленными щипцами. Но если присмотреться, шрам складывался в символ. Перечеркнутая корона.

— Тридцать лет назад я был Мастером Золотого Молота, — тихо сказал Гарм. — Я ковал мечи для королевской гвардии. У меня была жена. Дочь. И у меня был талант... такой же, как у тебя. Я слышал металл.

Рэн замер. — Вы слышали?

— Да. И я захотел большего. Я думал, что сталь слишком слабая. Я начал искать древние секреты. Некромантию. Я хотел создать доспех, который защитит Короля от смерти. Гарм горько усмехнулся. — Я создал его. Но доспех потребовал плату. Он забрал душу моей дочери, когда она просто принесла мне обед в мастерскую. Я не знал... я не знал, что Черный Металл всегда голоден.

Старик посмотрел на нож в руке Рэна. — Инквизиция сожгла мою мастерскую. Жену забрали в Башню Тишины, и я больше ее не видел. А мне... мне выжгли клеймо и сломали жизнь. Я пью, чтобы не слышать голоса, Рэн. Чтобы не слышать, как кричит моя дочь в том проклятом металле.

В кузнице повисла тишина. Только гудение углей и тяжелое дыхание двух людей. Рэн посмотрел на свой нож. Впервые он увидел в нем не силу, а угрозу. Он ненавидел Гарма. Но сейчас, глядя на сломленного старика, он почувствовал странное, колючее чувство. Жалость? Понимание? Гарм бил его не потому, что был злым. Он бил его, потому что боялся, что Рэн повторит его путь.

— Выбрось это, — сказал Гарм устало. — Брось в реку. И беги из города. Если Инквизиторы учуют след магии...

Договорить он не успел. Дверь кузницы, запертая на засов, содрогнулась от мощного удара снаружи. Кто-то выбивал её ногой.

— Открывай, Гарм! — раздался грубый, веселый голос. — Время платить по счетам!

Гарм вздрогнул. Страх перед магией сменился другим, более приземленным страхом. — «Железные Псы», — прошептал он. — Я просрочил выплату долга за аренду.

Дверь слетела с петель со второго удара. В кузницу ввалились трое. Это были не обычные бандиты. Это были наемники Гильдии Ростовщиков. Они были одеты в кожаные куртки с нашитыми стальными пластинами. На поясах висели дубинки и короткие мечи.

Вожак — высокий, жилистый мужчина с бритым черепом и татуировкой паука на шее — шагнул внутрь, поигрывая кистенем. Его звали Скиннер. Он был известен в Шлаковом Ряду тем, что любил свою работу. Он не просто выбивал долги. Он наслаждался процессом ломки.

— Ну что, старый хрыч? — Скиннер улыбнулся, показывая золотые зубы. — Неделя прошла. Денег, я вижу, нет. Зато есть запах перегара.

Гарм с трудом поднялся на ноги. Он заслонил собой Рэна. Это был жалкий жест — пьяный старик против трех убийц. Но это был поступок. — Дай мне еще два дня, Скиннер, — попросил Гарм. — Я сдал заказ гробовщику. Завтра получу плату...

— Гробовщику? — Скиннер хохотнул. — Это иронично. Потому что гроб тебе понадобится сегодня.

Бандит кивнул своим подручным. — Разнесите здесь всё. Старика — на улицу, сломать пальцы. А мальчишку... — Скиннер посмотрел на Рэна, который стоял в тени. — Мальчишка крепкий. Продадим его в шахты. Хоть какая-то прибыль.

Один из подручных, толстяк с дубиной, двинулся к Гарму. Старик схватил с верстака железный прут. — Не троньте парня! — крикнул он.

Толстяк лениво отмахнулся дубиной, выбив прут из ослабевших рук кузнеца, и ударил Гарма кулаком в лицо. Гарм упал, сплевывая зубы. — Жалкое зрелище, — скривился Скиннер. — Ты был легендой, Гарм. А сдохнешь в луже собственной мочи.

Он замахнулся кистенем, чтобы нанести удар по лежачему.

— Стой.

Слово прозвучало тихо, но отчетливо. Скиннер замер. Он повернул голову. Из тени вышел Рэн. В его руке не было прута или кочерги. В его руке был черный, уродливый нож, который словно поглощал свет факелов.

Скиннер прищурился. Он был опытным бойцом. Он видел много оружия. Но такого он не видел никогда. — Что это у тебя, щенок? Игрушка?

— Уходи, — сказал Рэн. — Оставь нас.

Скиннер рассмеялся. — Ты слышал, Боров? — обратился он к толстяку. — Угольщик нам угрожает. Забери у него эту зубочистку.

Боров ухмыльнулся и шагнул к Рэну, занося дубину. — Иди сюда, малыш. Будет больно, но не долго.

Время для Рэна замедлилось. Он слышал дыхание Гарма на полу. Слышал скрип кожи на куртке бандита. Но громче всего он слышал голос ножа. Теперь это был не шепот. Это был вой. «ЖАЖДА».

Глава 4: Пепел и Чернила

В кузнице пахло озоном, как перед грозой. Этот запах исходил не от неба, а от черного ножа в руке Рэна. Скиннер, главарь отряда коллекторов, больше не улыбался. Он перехватил кистень поудобнее, и в его глазах Рэн увидел не страх, а холодный расчет. Скиннер был профессионалом. Он видел магию раньше и знал: тот, кто владеет силой, часто бывает неосторожен.

— Боров был идиотом, — спокойно произнес Скиннер, перешагивая через иссохшее тело своего подручного. — Он думал, что размер имеет значение. Но в нашем деле, парень, важно только то, кто ударит последним. Крыса! Заходи слева!

Третий бандит, прозванный Крысой за острый нос и привычку бить в спину, метнулся в тень за верстак. Рэн дернулся, чтобы перехватить его, но Скиннер тут же атаковал. Кистень — тяжелый шипастый шар на цепи — свистнул в воздухе. Рэн не успел бы уклониться. Он был угольщиком, а не воином.

Но Нож успел. Рука Рэна дернулась сама, ведомая чужой волей. Клинок встретил цепь в воздухе. Лязг. Черная сталь не перерубила цепь. Она прилипла к ней. Рэн почувствовал рывок. Сила, выпитая из Борова, хлынула в его мышцы. Он рванул нож на себя с нечеловеческой мощью. Скиннер, не ожидавший такой силы от тощего подростка, полетел вперед, теряя равновесие.

— Ты... — выдохнул бандит.

Рэн ударил его коленом в лицо. Хруст носа был отвратительно громким. Скиннер отлетел к наковальне, сплевывая кровь.

В этот момент сзади на Рэна прыгнул Крыса. Короткий меч целился под лопатку. — Сзади! — прохрипел Гарм с пола.

Рэн развернулся. Он не видел удара, он его почувствовал. Нож в его руке завибрировал, предупреждая об опасности. Рэн махнул рукой вслепую, наотмашь. Черное лезвие рассекло воздух, оставив за собой фиолетовый шлейф. Оно прошло сквозь меч Крысы, словно тот был сделан из стекла. Клинок бандита разлетелся на осколки. А нож Рэна вошел Крысе в горло.

Бандит захрипел, хватаясь за шею. Вторая жатва. Рэн почувствовал новый прилив холода. Душа Крысы была мелкой, трусливой, суетливой. Она впиталась в нож мгновенно. Рэн посмотрел на лезвие. На черном металле проступил новый узор — тонкая красная линия, похожая на капилляр. Оружие менялось. Оно эволюционировало.

— Неплохо, — раздался голос Скиннера.

Главарь стоял, опираясь на наковальню. Его лицо было залито кровью, но он улыбался. В другой руке он держал стилет. — Ты быстрый, парень. И твоя железка голодная. Но ты совершил ошибку.

— Какую? — спросил Рэн, чувствуя, как адреналин сжигает страх.

— Ты думаешь, что убив нас, ты решишь проблему. — Скиннер сплюнул зуб. — Но Гильдия Ростовщиков — это не три человека. Это спрут. Мы — всего лишь щупальце. Отрежешь одно — вырастет два.

Скиннер выпрямился. В его позе было странное достоинство человека, который знает, что умрет, и принимает это как часть контракта. — Я жил насилием, — сказал он. — И умру от него. Это честная сделка. Но ты, мальчик... Ты только что подписал контракт кровью. Теперь за тобой придут не коллекторы. За тобой придут Чистильщики.

Он бросился в последнюю атаку. Без крика. Просто резкий, профессиональный выпад в сердце. Рэн встретил его удар. Черный нож против обычной стали. Скиннер был хорош, но Рэн был быстрее. Сила двух душ направляла его руку. Он отвел удар Скиннера в сторону и вонзил клинок ему в грудь.

Скиннер вздрогнул. Он посмотрел на Рэна почти с уважением. — Беги... — прошептал он, когда жизнь начала вытекать из него. — Беги, пока Орос не сожрал тебя... как я жрал других...

Тело главаря осело на пол. В кузнице воцарилась тишина. Три трупа. Три души, запертые в черном металле. Рэн стоял, тяжело дыша. Его руки тряслись. Это была не дрожь страха, а "отходняк" от передозировки чужой энергией. Ему хотелось кричать. Ему хотелось убить кого-то еще.

— Рэн...

Голос Гарма вернул его в реальность. Старик лежал у стены. Его лицо было серым. Удар Борова, похоже, сломал ему ребра, и, возможно, повредил что-то внутри. Изо рта мастера текла тонкая струйка крови.

Рэн бросил нож (тот упал с тяжелым, глухим стуком) и подбежал к учителю. — Мастер! Нам нужно уходить. Я помогу вам...

— Стой, — Гарм схватил его за руку. Хватка была слабой, но настойчивой. — Мне уже некуда идти, парень. Мои легкие полны крови. Я чувствую это.

— Не говорите так! Я отнесу вас к лекарю...

— К какому лекарю?! — Гарм закашлялся. — У нас нет денег. А теперь, когда здесь лежат три трупа Гильдии... любой лекарь сдаст нас страже за награду.

Гарм посмотрел Рэну в глаза. Впервые за годы Рэн не увидел в них мути алкоголя. Взгляд старика был ясным и печальным. — Слушай меня. Времени мало. Он указал дрожащим пальцем на старый, заброшеннй воздуховод в углу кузницы, заваленный хламом. — Там. За кирпичом с трещиной. Достань.

Рэн кинулся к углу. Он разбросал старые меха, выковырял шатающийся кирпич. В нише лежал сверток, обернутый в промасленную кожу. Рэн принял сверток дрожащими руками. Кожа была старой, потрескавшейся, пропитанной маслом, чтобы защитить содержимое от сырости. Он развернул её. Книга была тяжелой, словно отлитой из свинца. Обложка из черного металла, холодная и шершавая, была скреплена кольцами. На ней не было названия, только выгравированный символ: Наковальня, расколотая черепом.

— «Кодекс Мертвой Стали», — повторил Гарм. Кровь пузырилась на его губах, но голос звучал на удивление твердо. — Я украл его из библиотеки Архимага, когда мне было двадцать. Я думал, что смогу изменить мир. Я думал, что смерть — это просто дефект материала, который можно исправить перековкой.

Гарм закашлялся, его лицо исказила гримаса боли. Рэн хотел дать ему воды, но старик отмахнулся. — Слушай! Времени нет. В этой книге — чертежи. Не мечей и не лат. Это чертежи Душ. Как привязать призрака к стали. Как заставить металл думать. Как создать армию, которая не ест, не спит и не предает.

Рэн провел пальцем по холодному металлу обложки. — Почему вы отдали её мне? Вы ненавидели меня.