Некромант и Я. Повышение квалификации. Магистр

Часть 1. Золотая. 1

Встречать новогодие по-эльфийски пришло в голову Лисии. Эфарель, будучи отвлечен в момент просьбы разговором по магфону, не расслышал и на всякий случай кивнул. Я согласилась потому, что уже месяц никуда не выходила, кроме двора и готова была сходить хоть в бездну, хоть за справкой в магистрат, а Холина пришлось брать угрозами, льстивыми уговорами и на слабо. Как мы добирались отдельная песня, но в любом случае все самое интересное началось уже после прибытия.

Прибыли. Вошли.

– Креслу мне и все вон, – заявила я, едва успев вытряхнуться из пальто, и села, не особенно оглядываясь.

Кресло оказалось, где нужно. Я буркнула “спасибо” тому, кто подвинул мебель, вытянула ноги с припухшими лодыжками и почти счастливо выдохнула.

Второе дитя тьмы радостно растопырилось внутри, подперев макушкой пищевод. Реакция не заставила себя ждать. Я икнула. Мужская ладонь с запахом лимонной карамели (уже где-то нализался до ужина!) ловко перекрыла выход огню, и я только глазами полыхнула.

Ну извините, у нас, пламенных тварей, именно такая реакция на пинки в область диафрагмы. Зато конкретно у этого темного хорошая реакция на мою реакцию. Я про мебель и перекрывшую огненный выхлоп ладонь. Некроманты с плохой реакцией долго не живут, а он все еще планировал жить долго и местами счастливо.

Я покосилась через плечо.

Марек Свер Холин, магистр темной магии вне категории, некромант практик и прочая, прочая, прочая (вообще не помню все его звания) радостно осиял меня с вершин своего роста и самомнения дивно-темным глазом и тут же скривился. Мерзкие мины ему всегда удавались особенно хорошо.

Я понадеялась, что радовался он мне, а оказалось – накрытому столу. Увы, даже мерзкая мина была не в мой адрес. У стола с неумолимым изяществом и беспощадной грацией сидел, облокотившись на спинку стула, Альвине Эфарель, мой свет и самое близкое существо после, собственно, собственного мужа и темного дитяти номер один.

Упомянутое дитя, освобожденное от пут зимнего пальто и шапки, ненавидимой всеми фибрами души, рухнуло на четыре опоры и по-ящерячьи нырнуло исследовать укромные места – все, куда можно подлезть. Быстро обойдя периметр, исчадие грани, именованное Рикордом Лаймом Холином, действуя по принципу «пролезла голова – пройдет и остальное», радостно ввинтилось под мое кресло и принялось там скрестить, кряхтеть и подвывать, как гуль в подполе.

Эльф тем временем ответственно играл с некромантом в гляделки.

– Аперитив? – коварно предложил дивный, и мое нутро среагировало на изумительный голос. Тут же захотелось бросить все: супруга, детей, кресло, родину и рвануть навстречу.

Ладони Марека опустились на плечи, сдерживая тягу к прекрасному, но меня было не остановить. Там было такое… такое… И я хотела это все себе.

Не прошло и минуты, как блюдо жареных куриных крылышек, стоящее на столе рядом с Альвине оказалось в моих добрых руках, а я снова устроилась в кресле. Блюдо как раз поместилось на живот, принявший самую оптимальную форму для самой оптимальной устойчивости тарелок с едой. Дитя тоже пожрать любило.

– А тебя не разорвет? – поинтересовался Мар, с опаской и жадностью поглядывая на крылышки.

– Нет, не разорвет, – счастливо улыбалась я, вонзая зубы в поджаристую золотистую корочку. Я когда сытая или в процессе, то очень счастливая и добрая. Я даже уже почти простила Мареку его конфеты до ужина втихаря.

– Станешь жирная, – коварно пророкотала тьма, склоняясь к плечу и алчно принюхиваясь к моей добыче.

– Я уже жирная, – вздыхала я, примериваясь к следующему крылышку. Сами попробуйте есть жареную курицу руками и не извозить пальцы.

– Станешь еще жирнее. В дверь не пройдешь, – не унимался паразит.

– Не страшно, буду проскальзывать, – сообщила я, хищно поводя рукой над блюдом, и едва избрала жертву, как шустрый некромант цапнул у меня из-под пальцев то самое крылышко, на которое я нацелилась.

– Они такие милые, – восторженно засюсюкала где-то Лисия, но кресло со мной, блюдом и нависающим надо мной Мареком на всякий случай обошла стороной, почти впритирку с праздничным древом. Опытная.

– Да, – пропел от стола Альвине, – нет ничего очаровательнее двух некромантов, воркующих над блюдом с курьими останками. Особенно двух этих некромантов. У них с курами особенные отношения.

– Это у вас, тьен Эфар, с курами отношения, – невозмутимо отозвался Мар, вытирая пальцы извлеченным из кармашка платком.

Намекал он на историю с восстановлением на землях Эфар поголовья серебристых цапель, которые в процессе транспортировки слегка рассеялись не по той территории, куда их изначально везли. По магнету пустили мемный ролик, где карикатурный, но узнаваемый эльф ловит корзиной пестрые яйца, а со всех сторон высовываются хохлатые цапельные головы с выпученными глазами и орут про размножение естественным путем.

– Кстати, а где ваш душечка Найниэ? – оживилась я.

Ребенок Эфареля и Лисии мало походил под определение душечки, разве что в сравнении с нашим Лаймом. Сущий огонь: шустрый, колючий, наглый, но невероятно красивый. И рыжий. А стоило мелкому манипулятору открыть рот, как ему тут же прощалось все, чтобы он не сотворил. Если только он не стоял навытяжку перед Альвине. Тьен Эфар умел делать такое каменное лицо, что даже надгробие казалось теплее.

2

Мы с Маром одинаково резво ломанулись на странный звук. Мне немного мешало пузико, а Мару пришлось оббежать стол, так что на крыльцо мы выскочили одновременно, попинавшись локтями в дверях.

Следом с Лисией на хвосте не спеша и с достоинством вышел Альвине. Коснувшись моего плеча, намагичил согревайку, вызвав два косых ревностные взгляда, но с таким же достоинством их проигнорировал. Впрочем, Марек среагировал на заботу Альвине скорее по инерции, потому что то, ради чего мы всей бандой сюда выперлись (даже Лайм голову из-под кресла высунул и прислушивался) оказалось куда интереснее.

На присыпанной свежим снежком дорожке перед крыльцом особнячка, каким-то чудом просочившись сквозь запертые и поставленные на охранку ворота, радостно брякала самодельными гремушками, надсадно хрипела расхлябаным акордеоном, дребезжала китарой, улюлюкала и айнанэкала пестрая толпа цыкан жутенького вида.

Картонные уши, посрамившие кроличий род до десятого колена, пронзали остриями кудри из ядовито-розовой, вырвиглазно-лимонной и очешуенно-фиолетовой пакли. Фальшивые эльфы были обернуты в паеточное безобразие на атласной основе, скрепленное бельевыми прищепками в самых неожиданных местах.

Разбавляли стадо длинноухов жуткие хари с нанесенными сажей продольными полосами на щеках и веселенькими васильковыми кругами вокруг глаз. На этих мотылялись мрачного вида хламиды с нашитыми вразнобой разнокалиберными костями и бубенчиками, гремящими при каждом движении.

За моей спиной, всхрюкнула Лисия, Холинская бровь пошла в отрыв и не собиралась останавливаться, Эфарель сделал круглые глаза и, будто поправляя волосы, прикрыл ими уши. Из меня рвалось неудержимое «хии». На случай совсем уж неконтролируемого ржача, я перехватила пузо с жителем по низу руками, чтоб дитя тьмы не укачало, если не сдержусь.

Вперед вышел командующий безобразием цыканин в вывернутом наизнанку тулупе и маске из однорогого козлиного черепа. Главенство определялось по кривой палке-посоху с клетью фонаря на крюке, но вместо свет-сферы в ней сидел раскрашенный флуорисцентной краской кот, который низко, проникновенно и тихо ныл что-то нечленораздельное, но матерное.

– Песня в дом – цчастье в нем, ннэ? – дохнув коньячными парами спросил однорогий.

Эфарель закашлялся и кивнул.

Грянуло.

– Некроманты лбы нахмурят, думать всё пытаются.
Очень девушек эльфийских охмурять стараются!

Мы с Маром оглянулись в поисках эльфийских девушек, но там был только Альвине.

– Мимо эльфа дорогого я спокойно не хожу.
Вдруг махну ему лопатой, синий череп покажу!

Мар засиял солнышком, синеньким, притянув свою запредельную суть, и игриво покосился на Эфареля. Мое «хии» стакнулось с Лисиным, и мы подпевали разухабистому «ой-вэй» уже хором с цыканами.

Ряженая толпа отхлынула, оставив в центре рыжую кудлатую цыканку в шароварах в розовые черепки и лопатой, обернутой золотистой фольгой.

– Как с миленком мы вдвоем захотим пройтиться.

И лопату мы возьмем – вдруг да пригодится?

Я миленочка потом ею приласкаю...

Дотащу родного в дом – трупы ведь таскаю!

Утаить что-то в Нодлуте, пусть оно и не в Нодлуте случилось совершенно нереально, хотя я подозревала откуда уши… клыки растут и с чьей подачи случай с лопатой ушел в массы. В «Сплетнике» и в печатной и в магнетовской версии даже статейку тиснули под названием «Как выйти за Холина». Всей статьи было обалденное магфото Марека в блеске регалий по надзоровскому кителю, а ниже две строки предисловия и кратенький список:

1) Купить лопату в гномьей мастерской «СуперШанц».

2) Отловить Холина (список наиболее часто посещаемых мест можно получить предъявив чек о покупке).

3) Стукнуть Холина лопатой гномьей мастерской «СуперШанц»

4) Отнести в магистрат.

И пусть удача всегда будет с вами.

Главное, никого ни капельки не смущало, что упомянутый Холин уже был женат, особенно особ, жаждущих занять мое место. Примерно с неделю очумевший Мар уворачивался от лопат в самых неожиданных местах и начхав на правила ходил на работу гранью, потом взбесился и огульно наслал темномагический почесун на редакцию «Сплетника» и руководство «СуперШанц», оплатившее желтой газетке такую затейливую рекламу.

Когда плюющегося ядом Марека вызвали на ковер к руководству за посыпавшиеся жалобы, глава УМН долго ржал, но аннулировал все претензии с резолюцией «допустимое воздействие» и велел по-тихому откатить проклятие.

Совсем откатить не вышло, Мар ведь тоже немножко ведьм, а что ведьма от чистого сердца прокляла – считай навечно. Чесаться проклятые перестали, но остались с мерзкими зеленоватыми пятнами на ладонях. Зато в народ ушла новая байка, что журналюги и торгаши не чисты на руку.

Радостно подхихикивающий Эфарель отправился золотить ручки, бубны и протянутые шляпы артистов. Мар укоризненно посмотрел на меня с Лисией, закатил глаза и нырнул обратно в дом, перехватив поперек туловища ломанувшееся через порог дитя.

Попытка внезапного побега стала ясна, едва мы тоже вошли. Лайм так и болтался у Марека на руке и азартно откручивал от его пиджака внезапно приглянувшуюся вторую снизу пуговицу, а на столе шаткой пирамидой высотой в полтора деткиного роста возвышались тарелки и бокалы. Башня угрожающе кренилась то на один, то на другой бок, повинуясь вращению мира вокруг собственной оси, ибо стол был неподвижен, но не падала.

3

Спустя некоторое время порядок был окончательно восстановлен. Скатерть, правда, пришлось заменить. Слегка накушавшийся Мар немножечко не рассчитал и, вместе с болтающейся в воздухе едой, частично распылил посуду, из которой ели, и те места на скатерти, которых во время катастрофы коснулось съестное.

Решив что уборка хороший повод закончить с основными блюдами, мы устроились с кофе и кексиками, а Эфарель лил на уши о традициях приветствовать приход года по-эльфийски.

– Согласно одной из легенд, когда дивные только пришли в этот мир, у хранителя, встречавшего их у врат, в руках была еловая ветвь со сверкающими на ней звездными искрами. Этой ветвью он осветил им путь, с тех пор символом новогодия стало украшенное огнями праздничное древо и… И все это полная чушь, просто кому-то было нечего делать, вот он и насочинял подобной ерепени.

–- Зачем? – резонно поинтересовался сидящий на полу у моих ног Холин, наблюдая краем глаза, как надкушенный кекс ползет с его тарелки под кресло.

– Нужно было обязательно красиво и возвышенно, – скривился Альвине. – На самом деле Первые из этих елок шалашей нарезали, чтоб переночевать, и эти елки жутко кололись и холодно было, как в бездне. Магичить пришельцы сразу не могли, мир был чужой и не отзывался, так что пришлось как все, ручками работать. Мне это на каком-то общем сборище жутко давно рассказал самый-самый старший Фалмари. Он был жутковатый, дедушка Эльви, и очень-очень старый.

– Кажется кое-кто наклюкался, – таинственным шепотом сообщила Лисия, подползая вместе с пуфиком поближе к моему креслу. – Сейчас начнет вспоминать, как он маленький был и от нянек бегал.

Я представила, какую прорву времени назад Альвине был маленький и содрогнулась. Мар, положил свою руку поверх моей, касающейся его плеча. Мы переплели пальцы. Я слышала, как он улыбается мне синими искрами во тьме и видела, как ласковым золотистым светом отзывается на его улыбку нерожденный ребенок. Забывшись, что мы не дома, я склонилась, потерлась щекой о черноволосую макушку, вдыхая родной теплый запах. Лайм – сапфировый светлячок, шебуршался под креслом и, кажется, вил себе там гнездо из утащенной с елки мишуры и иногда поглаживал меня по ноге, будто проверял, или я никуда не делась.

Альвине сидел под елкой, скрестив длинные ноги кренделем, унесясь мыслями куда-то невообразимо далеко. Еще одно теплое, будто выгоревшее до белизны золото, чистый свет.

Свет-гирлянда сыпала бликами на золотисто-каштановые волосы с широкой серебряной прядью-лентой над левым ухом. Он до сих пор так и не восстановился полностью чудом выжив во время землетрясения, когда из всех Эфар осталось всего трое. Теперь чуть больше, но всем было понятно, что эта ветвь и их уникальный дар скоро окончательно растворится в крови других народов.

С тех пор Альвине носил длинные рукава, частично скрывающие шрамы на руках, высокие воротники и продолжал посещать бесконечные процедуры. Для дивных неприлично выглядеть некрасивым. Глупое правило. Он все равно всегда будет для меня идеально-идеальным эльфом.

Мар почувствовал мою грусть и ободряюще пожал пальцы.

Выпитый кофе требовал, чтобы я ненадолго покинула уютно молчащую компанию. Лисия спросила, не нужна ли мне помощь, но я только качнула головой. Сама нашла ванную, освежила лицо и руки, похихикала над приготовлениями Лисии к «каникулам» в виде арома-свечей причудливой формы, случайно обнаруженных в процессе поиска полотенца, и вышла. А на пороге гостинной резко дернуло низ живота, я охнула и спокойствия как не бывало.

Лисия заметалась в поисках магфона, чтобы вызывать целителя, Альвине щупал пульс, Мар, уже переживший не одну ложную тревогу, просто выжидал.

Живот продолжал ныть. И мы решили, что я просто устала и лучше будет вернуться домой.

Снова суетились хозяева. Мар запихивал в куртку сонного Рикорда Лайма, умотанного в мишуру, как закуклившаяся бабочка. Альвине умчался наверх за приготовленными подарками, которые не успел вручить. Потом вручал, потом Лисия шумно провожала нас до дверей и совала в руки лимонный кекс специально для Марека. Потом мы всей гурьбой вывалились из дома. Потом вернулись, потому что Лайм решил оставить шапку в благодарность за подарки, и совсем нечаянно забытый Холином кекс пришлось взять тоже. Снова прощались. Потом хлопали дверцами магмобиля рассовывая новые подарки, потом наконец уселись сами и выехали.

Полчаса. Полет нормальный.

Март в этом году выдался на удивление холодным, но вороны, облюбовавшие тополя в сквере у отцовского дома, где мы давно и прочно обосновались, уже будили по утрам задорным «кррра» и навертели на голых ветках шары гнезд.

Домик Лисии с Альвине находился в пригороде, в Новигоре. Ехать было еще минут десять. Марек вел осторожно, а не как он любит. Я мечтала поскорее оказаться в своей постели. Мельтешил за стеклом снежок.

Было тихо.

– Мар… Тебе не кажется, что чего-то не хватает? – я напряженно прислушалась к тишине и свертку на заднем сиденьи, который должен был бы сопеть, но не сопел.

Мы с Мареком переглянулись и одновременно выдохнули:

– Лайм!

Пришлось срочно развернуться и мчаться обратно.

– Я думала, он был с тобой!

– А я думал, с тобой!

– Ты его в магмобиль сажал!

4

Ладонь пахла куриными крылышками в карамели, и мне сразу же захотелось есть. А еще поясницу дико ломило от странной позы. Я с ясельного возраста столько на четвереньках не ходила. Зачем вообще некоторым такие огромные гостиные?..

– Хи-ис-с-с, – едва слышно доносилось откуда-то со стороны тлеющей свет-гирляндой елки.

– Мика, – переходя в режим «ур-р-р» таинственно прошептала стоящая рядом на четвереньках тьма, мерцая бликами отражающейся в темных глазах гирлянды, – ты сейчас такая… красивая. – И потянулся к губам.

– Мар, что ты творишь? – не слишком настойчиво уворачиваясь от поцелуев, шептала я в ответ. – Надо быстрее Лайма найти.

– Да вон он под елкой, за коробками, нашел конфеты, налопался, перепачкался, как вурдалак, и спит. Мика…

– Мар, ты маньяк.

– А зачем ты меня весь вечер коварно соблазняешь? – урчал Холин, подбираясь вплотную и руки распустил. – Дразнишься, пальцы облизываешь, намекаешь на всякое, в позы любопытные встаешь, в укромное место меня заманила и дышишь провокационно, – продолжал свою неприличную деятельность супруг, покрывая мои губы и лицо быстрыми горячими поцелуями и ненавязчиво укладывая меня на ковер. Дышалось мне и правда тяжеловато и не только от коварных действий Марека.

– Холин, ты псих и извращенец. Мы под столом в чужом доме, о чем ты думаешь?..

– А ты? – поблестел глазами некромант и явно собирался припасть к в перспективе кормящей, а потому значительно увеличившейся груди.

– Забирай… ох… нашего вурдалака, и поехали… домой. Быстренько… Очень-очень… Мм… Мар… – простонала я, и его губы были тут ни при чем. – Мне… Мне как-то… Ой…

– Мика? – он склонился надо мной.

– Мар, – дрогнувшим голосом просипела я, чувствуя как подо мной стало влажно и неуютно, – кажется, я окончательно испортила Эфарелю ковер и… у тебя магфон с собой?

Холин дернулся впилившись макушкой в крышку стола, ругнулся тьмой и сообщил, что вообще его с собой не брал. Предложил сбегать в магмобиль и вызвать бригаду скорой целительской помощи оттуда, но я схватила его за руку и угрожающим шепотом простонала, что если он меня сейчас тут бросит…

– Понял. Я пошел эльфа будить.

– Нет! Не смей! Я ему в глаза смотреть не смогу. Давай я тут полежу, оно успокоится, и мы быстренько… Мм, Хо-о-олин! – я вцепилась в его руку и некромантские пальцы подозрительно хрупнули. – Почему это сначала так хорошо, а потом так больно-о-о… – И зловеще прошипела: – Это ты виноват! Снимай штаны…

– Что? – опешил некромант.

Набитый древними личами склеп не испугал бы его так как то, что сейчас происходило. В прошлый раз все было как-то цивилизованнее: палата, целители, обезбол, улыбающаяся жена и никаких хрустящих пальцев и просьб избавиться от штанов…

– Да не свои! Мои! Мм…

Так… Ладно… Когда-то давным-давно, на общих курсах по целительству, Мар Холин, как всякий слуга закона, сдавал зачет по родовспоможе… Тьма… И из этих знаний ни бездны не осталось, только какие-то размытые фразы про успокоить, уложить, развести… Ну вот, уложил, развел… Успокоиться бы не помешало.

– Мар-р-р-р, – зверела от боли я, – что ты там возишься? Мне все самой делать?

Наконец штаны были сняты, а Холин с очумевшим лицом (из-за возвышающегося живота я видела только его глаза и свои торчащий по обеим сторонам голые коленки) успокаивающе поглаживал меня рукой по бедру, а второй пытался сплести диагност, но пальцы странно подрагивали будто он… боялся? Потом сбросил плетение и приложил пятерню к низу живота.

– Ммм, – простонала я в очередной раз.

– Холин? – ошеломленно раздалось сверху и одновременно с этим зажегся свет, явив новым участникам действа Холинскую спину и мои голые ноги. – А что вы здесь делаете?

– А… мы… мы тут, кажется, рожаем.

Стол куда-то делся, забегала, разыскивая магфон, встрепанная раскрасневшаяся Лисия в легкомысленном халатике, а рядом со мной опустился на колени прекрасный, ласково улыбающийся эльф в одних пижамных штанах и взял меня за руку.

– Альвине, прости, – покаянно проблеяла я, – я нечаянно.

– Все хорошо, искорка, – пропел он и меня затопило эндорфинами. – Холин, – продолжил он совсем другим голосом, – вы знаете, что делать?

– Эм… теоретически.

– Тогда рожаем. – И мне: – Звездочка моя, теперь твоя очередь…

И…

Было как-то тихо. Очень. Я даже слышала, как сопит под елкой Рикорд, которого таранным заклятием не разбудить, если уж уснул. Стояла, прижимая к себе стопку мягких полотенец, Лисия, беспокойно распахнув глаза так широко, что они, казалось, заняли половину лица. А внутри меня копилась пустот, и сила уходила куда-то вовне.

Слабость придавливала к полу, но я поднялась. Альвине продолжал улыбаться… Не так, как раньше. Придержал меня… Держал меня своим светом. А мое чудовище держало на руках, на сгибе локтя костистой руки, черноволосую головку со следами обвившейся вокруг шеи пуповины и грань дышала холодом.

– Мар, – едва слышный шепот, прозвучал в тишине колокольным набатом, – почему она молчит? Альвине?

Часть 2. Фобия.1

Анамнез

– Ы-у, – таинственно провыла темнота в глубине архива, и Лодвейн слегка насторожился.

Рука, протянутая в щель между стенкой и стеллажом к пластине включения свет-сфер, почувствовала себя неуютно. Как в детстве, когда приснился кошмар, из-под одеяла пятка выткнулась, и ты всей этой пяткой чуешь, что вот прямо сейчас…

– Ы-ы-у-у, – снова раздалось из-за дальних стеллажей, Дан дернул рукой влез в паутину, скривился и сотворил красноватый светляк.

Впрочем там, откуда доносились странные звуки, тоже атмосферно мерцало.

Дан пошел на свет. Едва слышные шебуршания вызывали не слишком хорошие ассоциации, связанные с давним неотвязным и глубинным страхом, но искомая документация, вдруг понадобившаяся начальнику отдела непременно в материальном виде, находилась как раз там, где мерцало, выло и шебуршалось.

Сначала Лодвейн был рад, что его обратно взяли в надзор, потом приуныл от дисциплины, потом привык и теперь даже удовольствие получал, как раньше. Тем более компашка подобралась практически прежняя. Ага!

Он не подкрадывался, просто темно, интересно, он вампир, а тут она, добыча, сидит на корточках со свет-фонариком в зубах и копошится в папках.

– Лис-с-с…

Визг ввинтился в чувствительные вампирьи уши, поставив дыбом нервы и волосы на макушке, фонарик юркнул под стеллаж, а Лодвейну прилетело папкой по чувствительному.

– Аш-ш-ш…

– Ой, – пискнула подсвеченная красным поблекшим светляком Лисия, – ничего важного не пострадало?

– Холин бы сказал с… самолюбие, но я тактично промолчу.

– И… извини. А ты сюда зачем?

– Вот за, – Дан осторожно, ненавязчиво прикрывая дорогое пострадавшее, прощемился вдоль стеллажа и достал с полки папку с нужной маркировкой, – за этим. – И полез обратно. Прикрываться папкой было удобнее. – А ты чего тут воешь, как не-живая. И чего свет не включила?

– А я… Я темноты боюсь. Я так себя отучаю. А чтоб не очень страшно – пою. Но у меня руки заняты были пришлось фонарик в рот взять, – пояснила птица-секретарь и, поправ документы коленками, приникла верхней частью туловища к полу, добывая фонарь из-под стеллажа.

Фонарь в руки не давался, но эффектно подсвечивал очертания плотно обтянутых штанишками аппетитных округлостей.

На эти округлости половина Управления взгляды бросала, но Лисия вела себя в рамках, репутацию дома Эфар не роняла, хотя одевалась иногда так, что даже мимобеглый дамочкоустойчивый Став на пару мгновений замирал.

Вот и Дантер замер. И попятился, и пасть захлопнул, прикрывая полезшие от нервов клыки.

Поднимаясь с коленок, Лисия прижала край трикотажного платья-туники, и как в песне: вот платье с плеч ползет само, а на плече горит… Мрак и тьма… На плече под красной бретелькой бюстгальтера чуть вдавившегося в девичью кожу, скалилась, распахнув кожистые крылья, летучая мышь.

– О! – смутилась Лисия, подтягивая трикотаж на место, – это я в каком-то умопомрачении себе тату сделала. А ты чего бледный такой?

– Ни… ничего. Не… не завтракал просто, а тут ты вся такая фкус-с-сная и одна, – радостно оскалился Дан.

О его тайном страхе мало кто не знал, но все забывали. Не вязалось как то это чувство с доблестным ловцом, героем и вообще. Да он и сам часто забывал, а тут вот…

Как-то давным давно старшие братья заперли Дантера в винном погребе. Вины за намазанный на края братских чашек перед ужином чудосклей Дан не чувствовал, вина в этом погребе уже почти век не водилось, а вот огромные бочки остались. И в этих бочках вместо благородного напитка дивно прижились летучие мыши. Погреб соседствовал через дырявую стенку с естественными пещерами, но бочки казались мышам уютнее.

После времени, проведенного в шебуршащейся и попискивающей компании Дан долго вздрагивал ночами и снарядом ломился в родительскую спальню, готовый спать хоть на коврике, но не одному в своей комнате. Отец, удрученный резко сократившимся временем для общения с супругой, раздал старшим профилактических лещей и заставил чистить погреб от мышей, а дурные головы от дурных же мыслей. Мать тайком водила младшее дитя по специалистам.

К более-менее сознательному возрасту Дантер так и не избавился от страха полностью, однако худо-бедно научился контролировать проявления. И вряд ли бы он так среагировал на дурацкую картинку, если бы не предыдущая смена, проведенная в древнем могильнике в пещерах, уходящих в сторону Кронена.

Лад, Ладислав Питиво, ученик мастера Става, штатный некромант Западного, в чьем ведении находилась территория, отправился проверить прохудившийся контур на кладбище и заметил у одного из склепов подозрительные шевеления. Сунулся глянуть, не по его ли профилю шевелится, наткнулся на лезущих из провала древних и одуревших от голодухи гулей, шарахнул, чем под руку подвернулось, бодрячком доскакал до ближайшего дерева и уже с верхушки дал общий сбор по участку. Контур пришлось ломать – Лад его наглухо запер, чтоб, не дай Тьма, добро не разбежалось, и оттуда, с верхушки, на дистанционке и нервах держал.

Вызвав еще два дежурных отряда, его команда полезла вниз.

Гули были для Дана меньшей из бед. В одной из пещер, щелью раскрывающейся в ночное небо с наглой желтой луной, ловцы случайно потревожили приснувшее летучемышиное кодло. С детских лет страх не смотрел в глаза Лодвейна таким количеством выпуклых черных зенок.

2

Лечение

Лисия позвонила и они договорились на ближайшие выходные. Она сказала, что все принесет с собой, и Дан не стал уточнять, что именно, чтоб вдруг резко не передумать или не лишать себя удовольствия поржать.

Его уже на поржать и пробивало, заранее. Возможно, нервы, а возможно, вспоминалась Холинская свадьба с переодеваниями. Они тогда отлично повеселились. И на их с Эфарелем свадьбе, и на имянаречении Найниэ, и когда Холины десять лет брака гуляли, а Мика беременная психанула и устроила огненное представление прямо в банкетном зале.

Такой позитивный Дантер следующие три дня на работу ходил, всем улыбался, а нач.отдела его за этот позитив к тому самому психологу чуть не отправил, изловив в коридоре за рукав.

– То тебе, Лодвейн, темные ритуалы мерещатся, то гули не-мертвые, то лыбишься как укуренный, пора бы побеседовать.

Чуть отделался.

Выходных Дан ждал, как первого свидания, а когда Лисия позвонила, что вот-вот будет, вдруг разнервничался до того, что клыки полезли. Что за напасть?

Напасть… напасть… напасть…

Посознание подзуживало устранить возможную угрозу. Ведь явится сейчас и пугать начнет!

Вкус-с-сная…

Вот же… Ломанулся к холодильнику, выдул банку редбулька. Может и правда к мозгоправу сходить, а то что он, как запойный, Тьма сохрани, мечется?

Лисия открыла дверь задом, потому “привет” Лодвейн ему и сказал. В брюках приветствуемый был особенно хорош.

Курточка коротенькая, сапожки, кудрявое рыжее вокруг головы мечется, прелес-с-сть.

– Что зубья вывесил? Держи вот, – Лисия вручила ему два объемных пакета, а сама принялась вытряхиваться из куртки. – А чего дубарь такой у тебя?

Дан плечами пожал. Сгрузил пакеты на столик в зале.

– А там что? – спросил он погромче, потому что Лис уже гремела на кухне и, наверное, подкрутила обогрев, так как Лодвейну стало слегка жарковато.

– Ну что ты, будто не родной, – Лисия появилась из кухни, оттолкнула его от столика и принялась с комментариями сортировать принесенное.

– Так, тут принесла журнальчики всякие, – Дану стало еще жарче, – это тебе, для вживания в образ, – ему сунули шуршашку с какими-то черными шмотками, – это мне, – еще одну шуршашку Лисия отложила в сторонку и отчего-то заволновалась. – Фильмы еще. Во! «Ужас на крыльях ночи». Не смотрел? Ну ты… А ну, точно, извини. Не смотрел, так еще лучше. Убойная лента про мага-метаморфа полудемона Батмейна. Я три части взяла. Еще сетесериал «Драгул, великий и ужасный»... Ну что ты замер, как колом пришпиленный! Иди, приводи себя в рабочее состояние для сеанса терапии.

Еще и в спину попинала по направлению к спальне. Дан смутился, но старался вида не подавать.

– Не нервничай, я аккуратно, – добила Лис и потащила оставшееся позвякивающее вместе с пакетом на кухню.

Становилось все интереснее.

В свертке оказался костюм того самого мага-метаморфа. Бесстыжее трико, магпластовый панцирь, маска на пол-лица с дырами для глаз и ушами на макухе, и сбруя с… брррр… летучемышиными крыльями.

Если сначала Дан ржал, как припадочный, прыгая вокруг кровати и пытаясь натянуть трико и все остальное, то крылья вызывали содрогания. Но он все-таки их нацепил.

Гордый своей первой победой, он вырулил из спальни. Собирался вальяжно привалиться к косяку и властно цыкнуть зубом на шебуршащуюся вокруг столика Лис, но дурное крыло растопырилось, зацепилось за приоткрытую дверь, и Дан вломился в косяк тем самым зубом, которым собирался цыкнуть. Да так и замер.

Подумал, если сейчас шевельнется, у него зубы посыплются, как у активиста на демонстрации, и слова всякие посыплются тоже. А тут дама в гостях, жена эльфийского старейшины, привыкшая к обходительному обращению. Эфарель, небось, при ней не выражается или выражается, но как-нибудь поэтично и возвышенно, а у Лодвейна сейчас из возвышенного только торчащее дыбом крыло, нервы и… о… очень много нервов.

– Данчик?.. – позвала Лисия, пару раз всхрюкнув, но не больше, наверное, посчитала, что над убогими смеяться не культурно. – Ты там живой?

– Не уверен…

На столе зазывно и художественно разложено было по мисочкам и налито по бокальчикам, и Дан слегка воспрял. Отлип от косяка, целомудренно запахнулся в крыло. В этом трико он чувствовал себя голым больше, чем если бы вообще в одних крыльях был.

Дурная фантазия тут же представила сюжет…

– …отличный сюжет с эффектом присутствия! – щебетала Лис, запихивая информкристалл в разъем под проекционным шаром. – Мышей этих там конечно толпы, но мы же здесь как раз для этого?

– А? – моргнул Дан.

– Ты вообще как, готов? – Лисия повозилась на диванчике, перегнулась через спинку и потянувшись, задернула плотные ночные шторы, погружая комнату во тьму… Ну, почти, все же день на улице.

Таинственно замерцал шар над столом, Дану в руки всучили порцию для снятия стресса. Самое время. Что-то он психует больше, чем в комнате с мышами. Но когда из шара повалили во все стороны летучие морды, все из бокала, что не вошло в Дана, вошло под магпластовый панцирь, растекаясь по обтягивающей футболке и стремясь к трико.

3

Заключение

– Альвине, я падшая женщина, – скорбно покаялась Лисия, сцепив руки внизу и нервно похрустывая пальцами.

Эфарель дергался от мерзкого звука, но держал лицо и руки держал, а в руках держал треклятую дизайнерскую люстру, которую обещал повесить еще неделю назад, но настроения не было, а тут внезапно все совпало. Он как раз тут, а не в Эфар-мар, приехавший с ним Найниэ помчался по приятелям, никаких прочих неотложных дел нет, захотелось чего-то возвышенного. И на тебе – покаяния и хруст, будто парочка гулей у дороги уселась перекусить мимонедобеглым сусликом.

– Не низко? – уточнил эльф.

– Ниже некуда, – душераздирающе вздохнула Лисия и – х-х-хррусть.

Альвине, не будь он мужчина и воин, хотя за меч не брался уже лет пятьдесят, все же дрогнул. Руками. Хрустальные пластины подвесок на ободках издали мелодичный бздынь, норовя выскользнуть. Эльф быстро совладал с собой и люстрой, подумал, что хоть он мужчина и воин, стоило, наверное, вызвать специалиста, и свысока посмотрел на жену.

Он, когда отвечал, вообще-то имел в виду длину цепочки осветительной конструкции, но если Лисия начала каяться, ее уже было не остановить.

– Понимаешь, я просто хотела помочь ему справиться со страхом. Есть такой прием, я в журнале читала, страх нужно визуализировать, представить как что-то забавное или приятное, или…

– Забавно, – проговорил Альвине, различив на ободке эксклюзивного, как было заявлено продавцом, предмета интерьера тщательно зашлифованное клеймо «Сделано в Оркане»

– Да, – всхлипнула насухую Лисия, – было забавно. Я даже переоделась специально. В такой… костюм. К сожалению в магазине приличных вариантов не было, а были только интересные.

– Хм, неприятно, – сказал эльф, понимая, что разъем в розетке магсети и разъем люстры не созданы друг для друга.

– Ну почему же, – смущенно пожала плечами Лисия и зарумянилась.

Альвине, ощутив ступней край табуретки, как раз покосился вниз. Вид был интересный. Жена в этот момент пожала плечиками, отчего ее грудь заволновалась. И Эфарелю тоже стало слегка волнительно. Лисия могла каяться по десять раз на дню, но он еще не разу не наблюдал покаяния с такого ракурса.

– Почему же неприятно… Очень даже приятно. Было, – продолжила она и снова, как девчонка, полыхнула лицом. Ярко.

В чувствительных эльфийских глазах замельтешило пятнами – это между антагонистичными разъемами вдруг пробежала искра. Светсферы в люстре беспорядочно и кратковременно сработали и померкли. Кажется, навечно. По идеально белому потолку шестилучевой звездой в нагло некромантском стиле расходилась подпалина мерзейшего желтого цвета с черной каймой. Просящиеся для комментария слова были весьма далеки от возвышенного.

– И что теперь? – риторически вопросил Альвине, упираясь взглядом в следы своей антихозяйственной деятельности.

– И теперь ваша репутация, тьен Эфар…

Х-хр-русть…

Взмахнув прозрачными пластинами, люстра сверзилась с вершин стоящего на табуретке эльфийского величия (примерно метр девяносто) и, издав печальный звон, эпично убилась, окропив слезами осколков наборный паркет.

– Вдребезги, – резюмировал Альвине.

Лисия исторгла утробный стон и, поднатужившись, выдавила стыдливую слезу. Такую жалкую, что Эфарелю захотелось их обеих приобнять.

Он всегда был склонен к излишнему человеколюбию и любил разного рода представления, особенно представленные с эффектами. А едва он снизошел с табурета на пол, хрустнув подошвой по осколкам эксклюзива, ему предъявили плоский магпластовый корпус теста на беременность с положительно фиолетовым индикатором.

– Между нами с первых минут знакомства было это… напряжение, – продолжала свое покаяние Лисия, семеня следом за мужем к терминалу домашней сети.

– Да, я еще на свадьбе у Холинов заметил. Вы удивительно быстро спелись.

– Ты знаешь кто это?

– Среди общего круга знакомых есть только двое мужчин, перед которыми ты бы не устояла. Один вполне счастливо женат, а у второго как раз интересная фобия, – ухмыльнулся Эфарель и злорадно тыкнул пальцем в значок службы Благоустройства и Порядка в форме стилизованной летучей мыши.

На мониторе мигнул слоган: «Мы сделаем ЭТО за вас!» и выскочило меню с выбором услуг.

– Ты меня ненавидишь? – всхлипнула Лисия.

– Зачем? – удивился Эфарель, оставляя заявку в разделе «Всесвет» и поворачиваясь к жене лицом.

Разговаривать спиной с женщиной невежливо и недостойно, даже если она провинилась и не чувствует себя слишком уж виноватой, но старается же.

– У нас ведь партнерское соглашение и весьма удачное, я бы сказал. Но мне сейчас неприятно, что ты ждала столько времени, чтобы мне признаться. Стоило сообщить раньше, что у вас все так глубоко… э… далеко зашло. Это было бы менее трагично для репутации Эфар. Впрочем, – спокойно добавил Альвине и сам поразился, насколько спокойно, – не думаю, что кто-то особенно сильно удивится.

– А давай, будто это ты меня бросил? – благородно предложила Лисия.

– Беременную? – ужаснулся эльф. – Ну нет, предпочту роль покинутого и опозоренного отца-одиночки. Все станут меня жалеть, набиваться в невесты, друзья и предлагать денег на мои проекты, а я буду показательно страдать и воротить нос, если мало предложат. Чудно! Найниэ останется со мной в любом случае.

Часть 3. Аркан. 1

– Холин, Холин, ты должен что-нибудь сделать, – умоляюще проговорила я, наваливась поперек стола, сминая документы животом и грудью.

Стол был широкий и длинный, обходить лень, поперек подобраться к некроманту получалось быстрее.

– Прямо здесь? – приподнял бровь Мар, выдергивая из-под меня что-то важное, что мять было нельзя. И пачкать тоже.

С меня капнуло. Холин повел носом.

– М-м, что это на тебе такое вкусное?

– Это? Не знаю, кажется, это была глазурь.

– Как удачно, – заинтересовался некромант, подтягивая меня к себе за куртку. – Время обеденное, а завтрак был давно. И не помешал бы сочный стейк, но я не прочь начать с десерта, раз уж подали прямо на стол.

– Холин, фу! – заупиралась я, отпихивая его ржущую наглую морду, уже успевшую лизнуть глазурь радостно зелененького цвета, стекшую на щеку с волос. – Тебе бы только пожрать и поспать…

– Точно. И раз с едой срослось… – он дернул кистью, замок на двери щелкнул, запираясь.

– Мар, я серьезно.

– И я. У меня обед. Но создается впечатление, что все специально ждут именно этот час, чтобы являться сюда с дурацкими вопросами и нелепыми предложениями. Я не про тебя. Твое предложение мне очень даже нравится. Есть что-нибудь съедобное, кроме несостоявшейся глазури?

– Несостоявшийся кекс пойдет? – Я полезла в карман куртки и извлекла сунутый на черный день кривобокий продукт моего с Лаймом кулинарного творчества. Форма изделия и так была далека от идеала, а теперь, после броска грудью в залежи бумаг, еще и приплющилась.

– Любопытное агрегатное состояние, – выдал Марек, принюхался к протянутому, собрал пальцем у меня со щеки глазурный потек. Намазал второе на первое, куснул, прожевал, прислушался к организму, кивнул, выбрался из-за стола и зашебуршал в стоящем в углу шкафу.

Спустя минут пять оттуда потянуло кофе. Пока он возился, я, с помощью двух очищающих заклинаний, доброго слова и при поддержке отражения в полированном боку какой-то наградительной хтони, избавилась от глазури в волосах, ожидаемо вставших торчком. Пришлось собрать богатство в кучу и пихать под воротник.

Заместитель главы УМН Нодлута по оперативной работе вернулся за стол, экипированный чашкой и надкусанным блинокексом, и умиротворенно наблюдал за моей возней.

– Мар, – я приблизилась и снова почти что улеглась на документах, – возьми меня… – выдержала паузу и подергала бровями, – на работу. Хоть обратно в 1-е Восточное к цыканам и прочим неадекватам, хоть во 2-е с кучей кладбищ, хоть на замену выходных по всему Нодлуту. Мне просто жизненно необходимо место для самореализации, где все половозрелые и можно спустить пар и отдохнуть от соплей и школьных заданий по домоводству.

– Хм… в такое интересное место я бы и сам работать ушел, – ответил начальственный супруг не отвлекаясь от процесса поглощения пищи, но кулинарный монстр закончился очень быстро, как и кофе.

– Так что на счет работы? – не унималась я.

– Давай ты пока дома еще побудешь, а через две недельки я что-нибудь придумаю, да? – Мар напустил в голос урчащих ноток и принялся дразнить синими искрами в темных глазах. А взгляд такой, что душа наружу просится.

– Холин! – Я возмутилась, разгоняя табун мурашек. – Ты мне это ровно две недели назад точно с такой же физией говорил!

– Да? Ну… ой. А что было две недели назад?

– Конкурс поделок из природного материала, – буркнула я, а некромант принялся ржать.

– Это та где, где Лайм, чтобы «оживить» полянку, насажал на мох и ветки дохлых жуков, а потом так разнервничался на презентации, что пробил блокиратор и все это дохлое разнообразие действительно забегало, а заодно и набитое опилками чучело белки на поделке соседа? Ой, извини, забыл, это вы вместе решили жуков посадить. Слушай, – продолжила темная скотина, смахнув проступившую слезу, – может тебе лучше с Лаймом еще раз в школу?

– Я и так там едва не каждый день бываю! – возмутилась я.

– А магистерская где?

– Лежит…

– Так поднимай, ты некромант или о чем? Кто угрожал дописать?

– Эм… Угрожала. Теперь самой страшно. Мар, – я подтащила стул, развалилась на столе дохлой лебедью, уронила голову на бок и жалобно смотрела на Холина, пытаясь выдавить слезу, но слеза не давилась. – Я ж некромант, а не писатель, мне помимо вдохновения еще и эмоции нужны, положительные. Вот я и пришла к музу… мужу вдохновляться. Давай, вдохнови меня быстренько экстренным взятием в штат. У меня даже вот…

Холин предвкушающе откинулся на спинку кресла и ногу на ногу положил, а я приподняла лебедь и полезла по карманам.

Карманов было много и все нужные – яжмать, а сумки не люблю, поэтому процесс грозил затянуться, но искомое нашлось на самом дне того, где до этого лежал блинокекс. Исполненное в вольной форме заявление о приеме на работу слегка запачкалось и пахло ванилином.

Попав в руки потенциальному работодателю опус вызвал рефлекторные подергивания мимических мышц и животное урчание. Мой живот отозвался на полтона ниже. Это же так сложно – поесть, когда полдня на кухне торчишь.

Кухарка в ужасе от моего появления разбежалась (не Годица, выдержка не та), а мы с Лаймом увлеклись кексами и забыли про обед.

2

Аттестацию я прошла. Получила обидное «годна с ограничениями» за творческий подход к решению учебных задач и некорректное общение с преподавателями.

В тексте задания, между прочим, не было даже намеков, не то что указаний на способ, которым следует упокоить условного не-мертвого. Собственно, с задачей я справилась быстро. То что осталось от конструкта, уже ни один некромант не подымет.

С «тленом» у меня по-прежнему не складывалось, но я настойчивая. Подумаешь, попахивало, на полигоне и до меня не ромашками веяло. Нечего на полный желудок идти зачеты принимать. И вообще, кто такое трепетное создание в инструкторы пустил?

Надо же! Магистр? Удивительно, какие хилые магистры пошли, сразу видно не у мадам Квази практикум по некроконструктам проходили.

В общем, слабак, а еще потомственный темный.

Мои слова больно ударили по его фамильному самолюбию, он в ответ прошелся по моему. И что-то мне подсказывает, Холин был уверен в подобном исходе дела.

Пошла сдаваться.

Под кабинетом я столкнулась с мастером Ставом. Вид у него был взъерошенный, ничуть не лучше моего, и к Холину гном бежал явно поболтать за кофе. Обменявшись молчаливыми гневными взглядами, мы ринулись на защиту собственного спокойствия к тому, кто это спокойствие так гадски нарушил.

– Что? – невозмутимо спросил великий-и-ужасный-зам-главы УМН и принялся тыкать ручкой. Сначала в мою сторону: – Ты! Хотела на работу? Иди работай. – Потом в Става: – Ты! Просил людей – я тебе дал.

– Я себе просил людей, а не это твое г… гениальное, – попытался возмутиться гном.

Мне тоже сразу захотелось, только на гнома, но Холин мерцал синим глазом и зубы так сжал, что еще доля усилия и посыплются.

Прикрываясь Ставом, я предприняла попытку отступательного маневра.

Я что? Я ничего. Просто думала, что меня отдельной штатной единицей возьмут. Как-то не весело снова в стажерах ходить. Видимо, стоило мне после зачета, промолчать.

Вот как сейчас, например. Да и Став собачиться принялся скорее из любви к процессу. Хотя по физиономии Мара видно было, что дело решенное и амнистии ни гном, ни я не дождусь. Чем-то его с самого утра так обрадовали, что наши страдания ему сейчас глубоко до бездны. И ладно бы страдания Става, так и мои тоже. Поэтому Став бухтел, а я пятилась прекрасным и дорогим к свободе.

– И это… у меня по участку уже четверо пропавших, – довершил Став свой монолог, Мар скривился, будто ему зубы свело, я дернула ручку на себя…

“Стой”, – не размыкая губ. И взглядом прожег до печенок.

Став ретировался, я осталась.

– У тебя совесть есть?

– Нет, а надо?

– Не помешало бы, – вздохнул некромант. – Зачем инструктору нагрубила?

– Уже нажаловались!? Вот жлобы…

– Мика, – снова вздохнул он, мне захотелось срочно его утешить, и я не стала себе отказывать, устроившись на начальственных коленках. – Ты взрослая женщина, у тебя дети, – продолжал увещевать Марек.

Попыток увернуться от объятий он не предпринимал, а потому все его увещевания тонули в волосах в районе затылка и в уши почти не попадали. Но я издавала звуки внимания, чтоб он не заметил, что его пахнущая цитрусовым лосьоном шея с рисунком привратного знака, завлекательно сбегающего под воротник, меня интересует больше, чем скорбные речи.

Всю неделю он возвращался, когда я уже спала, а уходил, когда я еще спала, и в организме наблюдался недобор мужеского внимания.

– Зачем ты сомневалась в квалификации инструктора в таких некорректных выражениях?

– В этом мире ты единственный, кому позволено обзывать меня недоучкой с руками из жо…

Поток возмущений был прерван поцелуем. Тоже скучал. Приятно.

– Дети с кем? – вполголоса и едва оторвавшись от моих губ спросил он.

Вот так взять и лицом в реальность ткнуть…

– Дара в художке, но скоро вернется, – напустила я на себя почти что безразличный вид, – Най забегал, обещал, что встретит ее и проводит. И побудет, пока Годица не придет, я ее просила.

– То есть там сейчас трое безнадзорных детей?

– К Лайму его репетитор неестественных наук должен был явится, – игнорируя Холинский сарказм продолжила я, – как его… Лошик… Лосик.

– Локшис, он больше не ходит, – подозрительно быстро переключился Мар, возложив мне руку на бедро. – Сейчас ходит Геверти, по контролю над даром.

– А Лошик куда делся?

– Закончился.

– Сам? – уточнила я, напряженно следя за губами Марека и прислушиваясь к поползновениям некромантской руки, которая ощупала мою талию сквозь куртку и теперь пробиралась под нее. – Надеюсь, естественным образом, вопреки специализации?

– Самым естественным. Курс провел, деньги получил и свалил. Геверти к нам надолго, а еще, – вторая некромантская рука присоединилась к первой, – Кальм будет ходить, но этот по четвергам.

– А не много ли у ребенка дополнительных занятий? – жарко проговорила я, прижимаясь к груди мужа своей так, что значок надзора на его форменном пиджаке почти стал частью меня.

3

Но сюрпризы были не все. И не все встречи.

Выйдя из УМН, я ощутила несказанное облегчение. Напичканное мириадами защитных, охранных и тьма знает еще каких заклинаний здание это вам не в парке гулять.

Пощурилась на солнце до золотистых пятен в глазах – еще неделька, и можно будет забыть про куртку днем – так же, щурясь скатилась вниз по ступенькам.

Именно пятна, а не моя невнимательность, стали причиной столкновения, потому что не заметить инквизитора, когда он не прячется, невозможно.

– Светен Арен-Тан! – поздоровалась и одновременно извинилась я и бросилась помогать собирать добро, раскатившееся из выпавшего из его руки саквояжа.

Длинный узкий футляр, полыхнувший печатями, инквизиторские пальцы выдернули из-под моих буквально за долю мгновения до...

*И-и-и-и…*

...контакта. Я моргнула, шевельнула занемевшими пальцами.

Ну кто так делает? Мог бы просто сказать, что охранка на магмаркеры настроена, так и без руки недолго остаться.

– Мадам Холин, – меня передернуло, отомстил за оторванную у саквояжа ручку и обмадамил.

Я натужно радостно лыбилась, дотошный служитель ордена буравил меня взглядом. То ли извинений ждет, то ли в бездну послать хочет, но ранг и воспитание не позволяют хамить.

– Как дети? – вдруг спросил он, и я уже собравшаяся было совсем уйти, запнулась на ровном месте.

– В порядке, – ответила, чувствуя, как на затылке начинают топорщиться волосы, а на лопатках – перья. Руки с полезшими наружу когтями я предусмотрительно сунула в карманы.

Арен-Тан растянул тонкие губы. Ему моя реакция в новинку не была, и он ее явно ждал.

– С возвращением на службу, – проговорил инквизитор. – Но будь я на месте инструктора, вы бы не прошли.

– Почему это?

– У вас, как всегда, контроль хромает, впрочем, женщинам это свойственно. Всего доброго, Митика. Не забудьте уведомить учетную палату о возобновлении лицензии.

Вот унылый гуль, все радужное испортил.

Ведьмачье злорадство тут же подкинуло картинку, как инквизитор будет маяться с саквояжем без ручки, и я, дойдя до края стоянки, обернулась на это посмотреть…

Ладно, он меня сделал. Почему всем вокруг бытовая магия дается на порядок лучше, чем мне? Тяжело быть ведьмомагом…

Узнавать новое внезапно тоже бывает… внезапно. Причем это новое я не узнала. Стояла перед двухэтажным строением и не слишком культурно изумлялась. Где? Где забор до пупка, где косоватая крыша и раздолбанное крыльцо? Где тропинка, ведущая в обход здания к другому крыльцу, служебному, с интригующей табличкой «Только для»? Где вытянутая огурцом стоянка, на которой магмобили Х и Э старались друг дружку переблестеть полировкой? Где косящая воротцами стоянка служебная с набором раритетов? И где, глядь, все остальное родное и горячо любимое прочее? Может меня не туда привезли?

– Гарпия!

Хух, туда, но… Пышко? Он же в 1-ом работал?

– Гарпия! А я все утро только тебя и жду!

Хоббит скатился с крыльца и обеими руками радостно тискал меня за… ну, где достал. Так-то хоббиты не очень высокий народец.

В общем… Не знаю, куда катится мир, но в этом новом объединенном Восточном у меня был! собственный! только мой! кабинет! на втором этаже.

Я заподозрила мироздание в авансовой раздаче плюшек. Ибо. Если взять 1-е Восточное и 2-е и первое со вторым сложить…

– Доброго денечка, мастер Холин, – пробасило у меня за спиной, – а я вот туточки мимо шла и вспомнила.

Думаю, понятно, почему мне было страшно оборачиваться. А Пышко я потом как-нибудь неожиданно отомщу, когда он забудет. Главное, самой не забыть. Отомстить не забуду, могу забыть, за что.

Вобщем, я более или менее устроилась и даже вернула историческую чашку во владение семейства Холин. Надо будет потом проверить как следует, а то Став (его кабинет через стенку) как-то подозрительно легко ее мне уступил. То ли плюнул туда, то ли «прилипайку» навесил или «лизуна».

Дал мне подписывать кучу бумаг – чуть не передумала оставаться. И когда я уже с трудом отличала спящее от мертвого, а лево от сзади, старший мастер-некромант арГорни сжалился и отпустил, на последок сунув мне листок с графиком в верхнее укромное место.

– На магфон тоже придет, – ерничал Став, хлопнув по новенькому значку, – но так целее будет и надежнее.

– Стукну замначу, что вы мне руки на святое возложили, и он вас пошлет, тоже очень надежно, а целым или фрагментарно, это уже как настроение будет.

– Будет хорошее, – ржал Став. – Ты ему кесов, главное, не жмоть.

Дались ему эти кексы… Надо будет принести. Все равно «за отпуск» уже намекали.

За время пути к дому от обилия впечатлений и полученной информации волосья улечься не успели, поэтому я постояла в скверике у “желейного” дерева, где у меня с Маром случился первый контакт, а когда, наконец, вошла во двор, то обнаружила там дитя тьмы номер один головой в кустах.

– Привет, солнышко, ты тут один? – спросила я доступную для диалога часть ребенка.

4

Став приехал на смену и с удивлением обнаружил у себя в кабинете высокое начальство, спящее своей начальственной мордой на столе в журнале заявок. Работающий экран подсвечивал морду синеньким придавая ей умилительный зомбооттенок. На душе потеплело, но как всякий темный, а еще и гном Став не жаловал тихушный захват облюбованных территорий. Потому светсферы жахнули на максимум и гномья глотка тоже, но вежливо.

– Холин, кирку тебе в за… тылок? Какой бездны ты тут?

Замнач восставал медленно, но уверенно, и Став грешным делом подумал, что Гарпия стукнула-таки про близкие контакты, однако мутноватый начальственный взор огнем мщения не горел. Он вообще никаким огнем не горел, только тем, что экран отбрасывал.

– Тебе спать негде? – поинтересовался гном, краем глаза поглядывая в монитор экрана, где лесенкой выстроились вкладки отчетов по незакрытым заявкам. У всех вкладок были одинаковые индексы в кодировке.

– Есть где, – признался некромант, – и я там даже был. Но не пошел. У них пиргорой и радости, куда я с такой рожей на праздник? Хоть копать иди, чтоб голову разгрузить.

– Лопаты в подсобке, свободных заявок до бровей.

Холин поднялся, похрустел сочленениями и, растирая ладонями помятое о журнал лицо, шагнул к двери.

– На кладбище?

– Думаешь, там меня не найдут?

Вопрос был риторический.

Когда начальство вымелось, нагло уйдя гранью не успев как следует прикрыть дверь и заставив взвыть охранную систему, Став уселся за свой стол, наново отрегулировал высоту стула и принялся поправлять сдвинутое с привычных мест добро. Журнал заявок он бы так и схлопнул, не глядя, если б не зацепился взглядом за заметку внизу страницы, где в столбец были выписаны четыре места: угол Рыночной и Косой, Вертлюга, Старая Тьмень, Звонца. Звонца было почеркано по низу так, что на несколько страниц отпечаталось.

* * *

Дом был неполная чаша. Собственно, самому дому было нормально, Марека он снисходительно терпел, а у меня терпение поистощилось.

Я ждала, что сегодня он придет пораньше, чтобы отпраздновать мое окончательное назначение, но минуты тянулись, и мне делалось все тоскливее. Потому я, чтоб не остаться с минутами наедине, не торопила засидевшихся гостей, разбежавшихся по углам и интересам. Даже детей тьмы по постелям не гнала.

Все трое мило смотрелись рядышком: два мерцающих темных пульсара с сюрпризами и искристая до рези в глазах бело-золотая колючка – Дара с Рикордом и Найниэ.

Дара, как всегда упакованная в наушники, возилась на полу со стопкой бумаги и цветными мелками. Лайм, тоже на полу, конструировал очередного нежизнеспособного монстра из анатомического конструктора. Най возвышался над ними в кресле с непередаваемо царственной покровительственной миной, как могут смотреть только эльфы и подростки. А тут прямо два в одном. Иногда Найниэ отрывался от страниц и поглядывал на меня, тот час вызывая улыбку. Он был вылитый Альвине, только трогательно юный и рыжий. Такой же теплый свет. Вот. Улыбнулся в ответ. Колючее солнышко.

– Угу, – сказала Дара не поднимая головы от рисунков.

Дочь редко пользовалась словами, мастерски обходясь без них даже в школе, предпочитая писать или рисовать. У нее было очень выразительное лицо, и сейчас это лицо выражало сочувствие моей недальновидности.

Думаете, такое не изобразить? Вы просто не видели Дару. В добавок я почувствовала добродушно-снисходительное похлопывание ладошки по руке.

Лисия пришла, хотя я не думала, что придет. И Альвине пришел. Этому вообще приглашения не нужны. Он семья, даже Марек это принял, но никогда не отказывал себе в удовольствии поперебрасываться с Эфарелем колкостями. После ужина бывшие супруги Эфар остались пошептаться в столовой, а мы с детьми пошли в гостиную.

Я вздохнула, покосилась на входную дверь. В последнее время Мар повадился прятаться. Не целиком, так, будто едешь знакомой улицей и вдруг перед носом стенка и знак объезда. Поэтому мне не всегда удавалось обнаружить его самого на подходе к дому, а порой он, пользуясь начальственными привилегиями, и вовсе гранью шастал.

С кухни потянуло чем-то некондиционным, что было странно, потому что сегодня там возилась Годица. Ее вообще-то в гости позвали и за детьми присмотреть, но она была бы не она, не отправься на кухню строить нашу кухарку в три ряда под сковородками.

Я бросила на полу у кресла черновик великого опуса, опрометчиво поименованного Маром работой на соискание степени магистра темной магии, который освежала в памяти от скуки, и отправилась любопытствовать.

«Плотность задымления помещения измеряется количеством топоров, развешанных в одном кубическом метре воздуха», – споро перевел мой мозг фразу «хоть топор вешай» на исключительно умный язык, коим полагалось изъясняться в магистерской.

В сизых клубах, вяло тянущихся к вытяжке, нашлась озадаченная Годица. Полуорка вертела в руках погрызенный регулятор температуры от духовки, внутри которой дотлевали остатки чего-то, наверное, вкусного.

– Мощно, – прокомментировала я.

– Отож! – изумлялась Годица. – Сколько помню, тут ничего, кроме ведьм не водилось, откуда крысы? Да еще ушибленные. Вместо харчей магпласт грызть.

5

Марек вздрогнул, но проснулась я не от этого. Меня окатило ужасом. Таким глубоким, что в первое мгновение я забыла, где нахожусь, а в следующее меня уже сжимали в объятиях так, что дышать стало нечем. Ребра заныли. Со спины и боков давило тисками, в грудь било набатом.

– Мар… Мар…

Я кое-как выпутала руки, гладя его по напряженному лицу и убирая упавшие на лоб отросшие волосы. Марека дергало на две ипостаси в такт бешеным ударам сердца, глаза, подсвеченные синим были безумные.

Я чувствовала, как над домом один за другим разворачиваются щиты, как такой же купол, а над ним еще несколько, накрывает постель.

Теперь я уже боялась сама, а не просто отражала.

– Мар!

Дернула его голову на себя и впилась в губы, прикусывая до крови. Когти с огненной кромкой, отросшие от резонанса бьющей сквозь меня тьмы, вонзились в его кожу.

Мар…

Ответил. Губами, телом и сутью.

– Мика… ты здесь… – обмяк и отпустил меня, потрогал языком прокушенную губу.

Щиты полопались, как стая мыльных пузырей, в ушах зачесалось. Дом выдохнул, расчехлил спешно забранные ставнями окна, втянул странную наросшую на стены игольчатую броню и впустил в комнату блеклый лунный свет.

– Где мне еще быть? – шипела я вне себя от облегчения, ведь я понятия не имею, что делать с идущим в разнос даром, хотя с самой случалось не единожды. Глушить как темный источник? – Что за фокусы с эффектом апокалипсиса?

– Дурной сон, – совершенно спокойно ответил Мар. – Можно было и… не кусаться. Так сильно.

Поерзал, устраиваясь на спине, и закрыл глаза, умиротворенный, будто не он сейчас за порог чуть не рухнул в полубессознательном состоянии, активировав вокруг дома охрану по приоритету высшей защиты. Я, скрипя помятыми ребрами, поднялась и потрогала его лоб.

– Что? – спросил он, приоткрыв один глаз.

– Пытаюсь понять, ты просто на голову ушибленный или у тебя жар.

– Просто сон. Спокойной ночи, – закрыл глаз, похлопал меня по руке и морду отвернул.

Пару минут было тихо. Я прислушивалась к его дыханию и начала задремывать сама, когда на грани слышимости раздался ЭТОТ ЗВУК.

Началось все примерно недели две назад, может, чуть раньше, незадолго до того, как мы укрепляли защиту дома согласно свежайшему дополнению к постановлению «Об охране жилых помещений».

Будто маленькие увесистые лапки. Топ-топ-топ. Топ-топ-топ.

У меня дернулось веко.

– Мар, – заунывно зашептала я, – ты спишь?

– Угу. И ты спи.

– Я не могу, – стенала я, – опять этот звук мне мешает.

– А мне нет, потому что никакого звука нет, – буркнул супруг и зарылся носом в подушку поглубже.

Я обиженно засопела. Холин повернулся, придвинулся, обнял. Рука, лежащая поперек меня, обмякла. Уснул? Мне не засыпалось и не лежалось. Я слышала мерзкий топоток так, словно топотали у меня под черепом, и принялась возиться, пытаясь натянуть одеяло на уши.

– Хм... – муркнул Марек, рука активировалась и поползла по животу. – А теперь мешает.

– Отвернись и мешать не будет.

– Лучше ты повернись и точно не будет. Хотя, можешь не поворачиваться. Со спины подкрадываться интереснее.

– Мар... Нам на работу.

– Угу, – заурчала тьма, горячо дыша мне в затылок, и продолжила поползновения, – но раз мы все равно проснулись…

– Мар.

– Ну что опять? – шепотом возмутился Холин, остановленный в лучших побуждениях.

По коридору зашлепали. Дверь бесшумно открылась и в щели вспыхнули синевато-зеленые огоньки. Две штуки комплектом.

– Ма, па, а у мертвеньких ёжиков детки бывают?

Я уткнулась в подушку, чтоб не расхохотаться в голос, а Марек, как настоящий темный и отец, держал лицо кирпичом. И молчал. Потом встал и пошел к топчущемуся в дверях Лайму.

Направляясь к спальне сына, он занудным голосом читал лекцию о репродуктивной системе не-мертвых, а вернее, о ее полной несостоятельности.

Даже мне спать захотелось. Я, может, и уснула бы, но Холин вернулся, сопя, полез под одеяло и принялся совать свои холодные руки на мои теплые сонные бока.

– Уложил? – чисто для проформы муркнула я.

– Уложил. – Некромантские руки согрелись как-то очень быстро и быстро вернулись к тому, на чем прервались перед вопросом о размножении мертвых ежиков. – Зато сам окончательно проснулся и теперь жаждю возмездий.

– Ладно, уговорил, одно маленькое возмездие.

– Уже не маленькое.

– Холин, с твоим языком никаких возмездий не нужно…

– Сама напросилась…

* * *

Жестокое утро пришло внезапно и неумолимо.

– Копать! – разорялся магфон, а надо мной впору было читать формулу поднятия, потому что иначе бренное тело восставать не желало.

6

Утро у всех выдалось удивительное.

Учетный отдел вернул и.о. комиссару Восточного и старшему мастеру-некроманту арГорни тщательно составленный им акт возмездия. Гном был так удручен, что даже мое получасовое опоздание на тормозах спустил.

– В нижний штрек мне такой некромант, которого в ночь не поставишь! – разорялся Став.

– Все претензии к руководству, – не без удовольствия сообщила я, окидывая влюбленным взором уже исправленную (а иначе система учета не принимала) сетку графика.

Мне, как работающей матери двух несовершеннолетних детей, ночные смены были запрещены за исключением форс-мажоров. Законодательно. Недавно. И месяца не прошло. Но кто эти циркуляры и дополнения читает, когда полгорода еще без отврати… отвращающих кругов?

Хотела умаслить начальство кексиком, но после нашего с Маром утреннего обмена резолюциями, подношение «за отпуск» пребывало в подавленном состоянии. Это вряд ли сказалось на вкусовых качествах, готовила не я, но в качестве взятки уже не годилось.

– Мастер Став, а вам сколько лет? – я отвлекала негодующего гнома и все же решилась подсунуть пострадавшую выпечку. За этим я, собственно, к нему и пришла, а тут график и нервы.

– Я учился в Нодлуте тогда же, когда твоя мамка в студентках бегала. И в Иль-Леве ее помню.

– Я тоже помню. Вы Мару рассказывали, а я…

– Ухо клеила, ага. Любите вы, ведьмы, ухи клеить, – проворчал Став, старательно хмуря обильные брови.

– Скажете тоже, ведьма… Во мне ведьмачьей магии три капли на чан после… всего.

– Ведьма, это не сила, это, глядь, натура! Так что нечего мне тут зубы заговаривать, бери свою натуру, собирай в предбаннике мертвое воинство и дуйте искусством заниматься, у меня еще полрайона без усиленной защиты. Маркеров с запасом бери и за салагами следи в оба, они нам нарисуют.

Мертвым воинством Став величал студентов-практикантов.

На мои вялые возражения, что я сама вроде как стажер, гном велел не выеживаться, а то припомнит и опоздание и… ладно, блинокексы годные.

– А это что? – узнать почерк мужа в углу страницы журнала заявок, что вяло перелистывал Став, было не сложно.

– У тебя задача стои́т? – вперился в меня гном и журнал поверх моей руки с указующим перстом пришлепнул. – Стои́т. Иди работай.

Я пожала плечами. Невыеживайся… И тут ежи. Надо с Лаймом эту колючую пакость обсудить, не их ли он вчера в кустах выпасал, и не они ли в междустенье обжились с домьего попустительства?

Поправила сбившееся на бок кольцо с черным изумрудом. Рука полузабытым жестом потянулась к груди, где раньше связкой болтались сомнительные подарки Тьмы: три ключа от каждой из семей, оставивших мне в наследство частичку крови и силы. Дар роду Нери – Путь, мертвое железо и камень с той стороны, черный изумруд с одной зеленой риской, маскирующийся под невзрачный серый. Дар роду Ливиу – Ключ, черное серебро и ветер с той стороны, с острыми крылышками по бокам. Дар роду Холин, один из новых Даров – Врата, живая кость и голос с той стороны, с опаловой бусиной в оголовке, то голубой, то золотистой, смотря как повернуть.

Я сняла цепочку, когда поняла, что жду Рикорда, и больше не надевала, а сегодня руки сами ткнулись в запертый ящик.

Скажете, хранить такие вещи в столе – абсурд? А смысл прятать, если они не пойдут в руки ни к кому, кроме того, кому отданы. Их даже не каждый увидит.

Так уж случилось, что Дар Нери – мой ритуальный клинок из мертвого железа. Его я смогу призвать в любой момент. Что до остальных… Помню, как держала их в руке, обмотав цепочкой запястье, когда шла в ванную.

Дара вертелась под ногами все утро. Она часто наводит красоту у меня. Лайм, хоть и просыпается всегда раньше всех, по утрам медленный, как сонный ящерок.

Пришлось уступить и подождать, когда дочь закончит моления перед зеркалом. Меня в восемь лет вообще не заботило в какую сторону волосы торчат, а тут целый ритуал. И обязательные наушники по верху. Точно знаю, что музыка там играла в пятидесяти случаях из ста, это просто чтобы не лезли с разговорами.

А потом Мар и его тревожные нежности, отголоски ночного кошмара, тупики и недомолвки. Мы не говорили о работе дома. Могли обсуждать сослуживцев и общих знакомых, но дела и случаи – никогда.

Дело было даже не в том, что о многом, в силу обстоятельств, данных подписок и клятв, нельзя даже упоминать. Это началось, когда Марека назначили заместителем главы УМН по оперативной работе.

Однако назначение не мешало ему при каждом удобном случае напоминать про мою гениальную недописанную работу по энергоемким каскадным заклятиям на крови. Основой для нее стало художество в виде кровавого дождя наоборот на башне в Леве-мар, которое я, чтоб солиднее звучало, обозвала «Алый шторм» .

Почти в каждом удобном для сидения с книжкой или планшетом месте меня коварно поджидала стопочка с копией черновика. Лайм одно время повадился складывать из них птичек и пускать из окна, пока не был пойман и отчитан. И я с ним до кучи. За разгильдяйство. Дара рисовала на них первые жутенькие солнышки и наши с Маром портреты. Пару копий я скормила камину, дом заговорщицки ныкал комки по щелям и темным углам. Однако, несмотря на всесемейные ухищрения, дело двигалось.

7

Неизвестной Старой Тьмени, по словам Става, на моем участке не было, а Вертлюга как раз была. И я с бандой молодых и ранних находилась именно там.

Название длинной извилистой улице досталось от протекавшей здесь когда-то такой же крученой речки, от которой теперь осталось озерцо в сквере у конторы с невнятной аббревиатурой и пара прудиков во дворах.

Разбила товарищей по парам (вышло ровно шесть), выдала каждому по адресу и время от времени прогуливалась, созерцала и тыкала в кривое, косое и негармоничное. Это была уже вторая партия домов. Еще один, и можно будет распустить отряд и наконец побыть одной, а то рвалась подальше от соплей, а тут детский парк, как он есть, и никакой субординации.

Моего коренастого плечистого рюкзаконосца (не прощать же теперь!) поставила в пару с худощавым парнем, показавшимся мне странно знакомым. И эти двое сейчас украшали защиту двухэтажки, напротив которой я отдыхала в тени на скамейке. Даже не лажали.

Трудяг мне было видно хорошо, и неактивный, но все равно фонящий контур тоже, особенно если изнанкой глянуть. С изнанки вообще хорошо кривые плетения видны. А я раньше недоумевала, отчего это «мерс-с-ский» Холин придирается, когда все красиво.

Бархатная тьма, просочившись тенью, тут же окутала со спины синими искрами и мраком, отзываясь на воспоминание.

Надо же… Будто караулил, когда я о нем думать начну. А бывало, не дозовешься, хоть охрипни орать, а потом еще рожу кривит, что дергаю такого важного и занятого. Вообразила себя важной и занятой и прикрыла лазейку. Теперь контур не видно. Ну и тьма с ним, мелкаши не первый раз рисуют, руку уже набили.

В прудике позади плескались залетные утки, солнышко пригревало, веки сделались тяжелыми. В голове скороговоркой мотались названия улиц и они мне не нравились. Подчеркнутое не нравилось особенно. Проклятое место, как для меня лично.

– Старая Тьмень, Старая или Старынь, это где Звонца к кладбищу сворачивает, – раздался голос, я моргнула и приподняла голову. Все-таки задремала.

Говорил худой парень со знакомым лицом, делал паузы между словами, будто когда-то заикался.

Кажется, у меня дернулась бровь. Совершенно по-Холински. И ведь не хотела даже.

Парень смутился.

– Мы там закончили, а вы вслух говорили, мастер Холин.

Мастер Холин… Говорите мне это веч… Угол Старой и Звонца? Дом с прудом на задворках, и мой первый, едва не закончившийся крахом, самостоятельный выезд, потому что вместо обычного не-мертвого я нашла там жертву темного ритуала. Тинве.

– Сколько тебе лет?

– Почти двадцать, мастер Холин. Я вас помню. Вы тогда в участке со мной говорили.

Тьма хранящая… Я такая старая…

Разомлевшее на солнышке тело не желало покидать насиженую скамейку, но пришлось. Скрипнули древние кос… Просто скамейка рассохлась. А вот в позвоночнике хрупнуло, и ребра, не единожды помятые Холином прошлой ночью, снова разнылись. Зараза. Сейчас развалюсь на сегменты, как конструктор Лайма. Первый рабочий день, а я с недосыпу, мутно как-то, воспоминания еще эти.

Куртка, зацепилась за завиток подлокотника, в кармане что-то увесисто тренькнуло. Я опустила туда руку, и теплая кость, бывшая когда-то резной совой с опаловыми глазами, ткнулась в ладонь первой. Остальные ключи тоже были здесь.

Дара… Вертелась под ногами все утро… Я сжала ключи в горсти, и они протестующе скрипнули, возмущаясь на такое непочтительное обращение.

Признак главенства рода Ливиу кольнул ладонь острыми крыльями. Наследство. Чье? Кому отзовется старый дом под Ливено, если оба моих ребенка – темные и не ведьмы совсем? Или я рано нервничаю?

– Собирайте всех и дальше идем.

Парень кивнул, ушел, сказал что-то товарищу, топчущемуся у подъезда двухэтажки с двумя рабочими сумками.

Я прислушивалась к себе. Было как-то… В голову что ли напекло? Муть словно не моя.

Прикрыла глаза и посмотрела изнанкой, глубоко, вдоль порога. Поблекли цвета. Дрожали тени предметов, отголоски эха живых, прошедших здесь не так давно, цеплялись за край зримого. Из дома любопытничали, ровно тлел обновленный охранный контур с дополнительной линией от нежити. Некротический фон стабильный, без резких спадов и пиков, а муть…

Мутью сквозило от прудика.

Утки убрались, ровное водяное зеркало застыло неровным овалом бледной сини с перьями облаков. Чистый аккуратный пруд, ни ряски, ни камышей, даже дно у круто падающего вниз поросшего травой берега на просвет видно. Отчего мне болотом тянет?

Анализатор лег криво и дрожал, что было ожидаемо. Вода плохо хранит следы, рассеивает силу. Если приходится работать в воде, количество приложенной энергии смело можно утраивать, две трети уйдет впустую.

Развеяла плетение и снова глянула через тень – ничего странного. Разве что… Я присела и потянулась рукой.

Вздох… И хруст разбежался по поверхности, будто, тоненько тренькнув, лопнуло стекло. Скрежетнули, проворачиваясь, осколки, бездна глянула на меня тысячей глаз…

* …ди-и-и-и*

…и я замерла на пороге. Крылья из тьмы, тени и света, тлеющие огнем, уходили лентами за грань. Рука, которой я касалась воды – онемела, будто я сунула ее в стазис. Странное ощущение. Я медленно перебрала костистыми фалангами.

8

Замглавы УМН Марек Свер Холин не пошел на работу.

Он совершил небольшое должностное нарушение – влез в рабочую сеть с личного магфона и задним числом выписал сам себе выходной. По семейным обстоятельствам. Но и дома не остался. Отправился на прогулку. Пешком.

Он с утра уже и так начудил, поэтому прогулка выглядела вполне респектабельно на фоне всего остального, как то приятное злоупотребление служебными полномочиями, еще более приятное незлоупотребление домашними полномочиями и сбивание с пути примерной трудовой дисциплины ценных кадров в лице собственной жены в первый рабочий день.

Народ на улице был немножко в шоке и старательно избегал даже малейшего контакта: улыбающийся тёмный, особенно тот, чьё лицо нет-нет да и мелькнет в новостной ленте, – зрелище пострашнее темного шипящего и плюющегося ядом почём зря.

Люди-нелюди избегали, а газетой будке не удалось. Будка была надежно зафиксирована и сбежать с пути гуляющего замечтавшегося магистра никак не могла. Встреча на высшем уровне прошла с фейерверком и дифирамбами. Были звезды в глазах у замнача и его же, замнача, возвышенная речь. Не слишком культурная, но лаконичная и богатая на эмоции.

– Глядь, – сказал некромант, выразив одним словом всё.

– Вообще-то, Видь, магистр Холин, – очень вежливо отозвалась газетная будка и не менее вежливо добавила: – Доброе утро. Чаю?

Тёмный пытливо заглянул в будочное нутро. Ему по должности положено во тьму смотреть, так что дело обычное, но еще ни разу тьма сходу не предлагала угощений.

Холин снизошел к протянутой руке с бумажным стаканчиком и ещё минут пять пугал случайных прохожих и возможных клиентов будки блаженной физией.

– Ты меня откуда знаешь? – поинтересовался некромант.

– Вас все знают. Кому надо, – загадочно изрекла будка.

Затем тьма просветлела, будто у будки в заду открылся портал в небеса, проступили оклеенные старыми газетами стены. С одного из поблекших магфото мерзко щурилась собственная Холинская рожа с презрительно оттопыренной нижней губой, а с узкого бледного лица будочного обитателя на некроманта смотрели большие одухотворенно-наивные глаза.

Явно лысая голова с острыми ушами была увенчана ярко-красной банданой в лимонные лимоны. Замнач тут же ощутил с существом некую астральную близость. Кстати, чай тоже был с лимоном. Лимоны только обычных людей кукситься заставляют. С тёмными все не слава Арину.

Сам Мар по поводу своего благодушия иллюзий не питал. Подобное состояние не предвещало ничего хорошего, как груженый гулями катафалк нависший на краю крутого спуска. Но раз уж изменить ничего нельзя, Холин предпочел расслабиться и даже получать от происходящего некое изощренное удовольствие.

Все испортил вызов пришедший на личный магфон, купленный и оформленный через десятые руки и неизвестный системе, но сам дурак – нечего было в служебную сетку с него лезть. Теперь вся конспирация гулю под хвост.

Монитор вспух эмблемой Управления и сообщил о потенциальной угрозе третьей категории.

Согласно положению о чрезвычайных ситуациях, всему находящемуся на службе персоналу, надлежало прибыть в ближайшую точку сбора. У Холина был выходной и, являйся он «персоналом», и с места бы не сдвинулся, но руководящее звено обязано было явиться незамедлительно, особенно это касалось магов вне категории.

Так сложилось исторически, что все внекатегорийные в обязательном порядке вербовались на службу любыми правдами и неправдами. Последнее было особенно актуально в приложении к темным. Или к эльфам.

Ближайшей от Холина точкой было Центральное. Древнее сооружение с монументальными колоннами в комплексе не менее древних сооружений под дланью Посланника. Гигантскую статую, венчающую храм Света, столичные жители видели отовсюду и очень скоро переставали замечать. Среди баек городского фольклора имелась одна о том, что если вдруг наткнулся взглядом на Пастыря живущих – быть беде.

Некромант вздохнул. Отставил недопитый стаканчик с чаем, увлекательный разговор о рифмах и одной прекрасной деве и укоризненно посмотрел в сторону Ее ключника. Посланник прятал каменный лик в облаках и делал вид, что ни при делах.

Магфон снова загудел.

– Магистр Холин, – почему-то зашептал Видь. Зрачки эльфира пульсировали, то сжимаясь до размеров зерна, то расплываясь вертикальными вытянутыми овалами, занимая большую часть радужки.

Но Марек уже и сам почувствовал, как толкнулась тьма, лишенная оков, где-то… за городом.

* * *

Замначальника по оперативной работе вошел в здание управления на ходу застегивая форменный пиджак. От него чуток фонило гранью, но подобный переход прямо на крыльцо УМН сегодня был явно не последний.

– ЧП на магстанции «Лога» в Новигоре. Аварийная остановка реактора из-за внезапной дестабилизации стационарного источника, разрыв защитного кожуха, – коротко информировал дежурный. Марек кивнул не поворачивая головы. Отчего-то казалось важным застегнуть все пуговицы. Ощущение было знакомое, но не его, и отдавало истерикой.

Вот и начальство.

– Холин! Хорошо, что вы здесь…

– А должен быть там, – нервно оскалился заместитель. Последняя пуговица, как нарочно, не давалась.