
Не могла долго определиться с названием и обложкой. Суровые реалии ЛН диктуют свои условия. Так что обложку, которую я рисовала для этого романа, я просто оставлю здесь, чтобы вы любовались главными героями - Имельдой и Рэмолусом.
Приятного чтения, дамы и господа.
***
Очнувшись в холодном поту, я всё ещё слышала пронзительный крик в своей голове. Он звучал в сознании несколько мгновений, пока я усмиряла тяжёлое дыхание.
Успокоившись, тяжело поднялась с влажной от пота постели, умылась и неторопливо и задумчиво оделась, полностью поглощённая безрадостными мыслями.
Снова придётся стирать простыни.
Ничего, справлюсь.
Надо же чем-то занять ту уйму свободного времени, что у меня сейчас есть. И пусть это будет тяжело сделать физически, лучше так, чем лезть на стены от отчаянья.
Тревога не отпускала меня, и, казалось, что вот-вот должно что-то произойти. Это чувство свилось маленькой ядовитой змеёй вокруг моего сердца после пробуждения и никак не хотело уходить.
Давно такого не чувствовала.
Обычно в груди не ощущалось ничего, кроме ненавистного стука сердца, что никак не могло остановиться, прекратив уже мои мучения.
Я подошла к окну и едва отодвинула тяжёлую бордовую штору. Пальцы ощутили старый, потёртый бархат. Я почуяла, как вдохнула потревоженную пыль. Она защекотала нос, мне захотелось чихнуть, но я сдержалась.
Несмотря на пасмурную погоду, свет раннего серого утра резанул по глазам, отвыкшим даже от такой яркости.
Моё предчувствие меня не подвело. Неторопливым прогулочным шагом по тротуару вдоль мощёной камнем дороги шёл мужчина. На нём был тёмно-серого цвета, как и всё вокруг.
Гобон — местный двуполый наряд на косом запахе, который для меня так и не стал удобным даже за много лет моей жизни в этом городе. Мужчина прошёлся вдоль кованого забора и остановился перед калиткой, украшенной витыми железными узорами. Он постоял пару минут у входа, разглядывая мой дом хмурым взглядом.
Я гадала — решится или нет?
Решился.
Миновал тропинку, занесённую пожелтевшими сухими листьями, поднялся по лестнице к входной двери. Он меня не заметил, я же его прекрасно видела: он взволнованно переступил с ноги на ногу, достал платок из внутреннего кармана, промокнул лоб и залысины, убрал платок обратно и обернулся. Я отпрянула от окна, резко отпустив бархат шторы из плена вспотевших пальцев. Заметил?
Стук раздался по пустому дому преувеличенно громко.
— Имельда? — заметил… — Я просто хочу поговорить.
Я мешкала: не хотелось в нынешнем своём состоянии встречаться с кем-либо и тем более говорить. Не хотелось, чтобы хоть кто-то увидел меня такой, какой я стала. Не могу сказать, что я приятная личность, со мной нелегко общаться и тем более дружить, но ещё совсем недавно я была другой…
Энергичной.
Да пожалуй, это слово бы отлично описало меня ту, прежнюю. А сейчас...
Я чувствовала себя лишь тенью себя прежней. И мне не хотелось, чтобы эту тень видели другие, кто мог сравнить меня нынешнюю с прошлой. Ведь не просто же так он пришёл сюда? Наверняка не просто так.
Любопытство пересилило, и я всё же приоткрыла дверь. Она едва слышно скрипнула, тусклый свет больно ударил по глазам. Пришедший гость встрепенулся, с надеждой заглядывая в приоткрывшееся пространство за дверью, желая рассмотреть меня лучше. Я едва отступила, во мрак, оставляя на свету лишь руку в перчатке.
— Мир имени твоему, Имельда.
— Что вам нужно, маэстро Вельт? — надеюсь, он не слишком хорошо разглядел мою истощившуюся фигуру. Мешковатое платье из плотной ткани и крепкий, жёсткий корсет не добавляли мне очаровательности. Я не ждала гостей.
— Как ты чувствуешь себя?
— Говорите, зачем пришли или уходите.
Теддор Вельт замялся.
Он оправил просторные рукава гобона, нервно тронул широкий пояс, что заменял мужчине ремень. Теддор вновь достал платок и промокнул начавшую лысеть голову. Он выглядел весьма статно и ухоженно, на нём был дорогой гобон и обувь.
За завесой его возраста прятался некогда красивый, статный мужчина, способный одним лишь взглядом завладевать вниманием женщин. Сейчас же он вёл себя намного скромнее, считаясь со своими годами.
— От тебя давно не было вестей. Я пришёл проведать тебя, как ты тут поживаешь…
— Скорее проверить, не вылупился ли из меня упырь.
— Имельда… — с горечью откликнулся он, — зачем ты так? Ведь я… Мы, мы все очень переживаем за тебя. И я пришёл сюда, конечно, убедиться, что с тобой всё в порядке, и ты выздоравливаешь. И конечно же, я таю надежду, что ты выслушаешь моё предложение.
Я усмехнулась. Чего и следовало ожидать.

— Мир имени вашему, госпожа. Я ищу Матильду Пешет.
Они сговорились, что ли, сегодняшним утром? Я нахмурилась, а мальчишка продолжил:
— У меня есть адрес, но на доме нет номера. Ваш вроде бы подходит… Вы не подскажите?.. — в голубых глазищах плескался океан надежды.
— Она здесь больше не живёт.
Я всё ещё стояла, распахнув дверь. Глаза начинали слезиться от непривычной яркости дня. Хотелось вернуться в дом, запереться, залезть в постель и не вылезать оттуда вечность, пока не истлеют кости, но кто ж мне окажет такую милость.
Размечталась.
— Как не живёт? А где? Вы не подскажете, куда она переехала? — он растерялся, и я злорадно возликовала про себя.
— Конечно, подскажу, — я даже выдавила из себя благодушную улыбку. Надеюсь, не слишком кровожадную. — На жальник.
Парнишка переменился в лице, и я пожалела о своей резкости. Мне показалось, что он не сможет определиться, что ему испытывать, и рухнет тут же в обморок, но всё же спустя несколько мгновений он решил, что лучшая защита — это нападение.
Умный малый…
— Это не смешно! Не знаешь, так и скажи! Зачем же так… — его взгляд метался, руки вроде как хотели что-то сделать вне команд мозга, парнишка бравировал.
— Я не шучу. Матильда Пешет больше не живёт здесь, потому что умерла.
Услышав это, парень застыл. Его ресницы затрепетали, губы приоткрылись в попытках, что-либо произнести, но вместо слов, вырвался лишь жалобный стон, и нижняя губа задрожала.
Та-ак… что-то какая-то нестандартная реакция.
— Ты кто такой вообще? Зачем она тебе? — я заинтересовано взглянула на него по-новому. Зачем мою мать ищет какая-то уличная шпана?
— Она… — он едва произнёс осипшим голосом, но всё же закончил, — ...моя мама, — последнее слово он почти съел, но я всё же расслышала и остолбенела.
Я даже не отреагировала на его слёзы и на то, как он сорвался с крыльца, как миновал засыпанную осенним природным мусором тропинку, как хлопнул калиткой и бегом скрылся за соседними домами. Я могла лишь стоять столбом с открытым ртом и ошарашенно переваривать всего три слова.
«Она моя мама».
Чего?! Мама?!
Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы отойти от шока. Я просто выпала из пространства, времени и осознания себя.
Проморгавшись и облизав сухие покусанные губы, я заметила, что на крыльце валяется лист бумаги. Тот самый, что в руках мял пацан. С трудом присев в этом жутком корсете, что удерживал мои рёбра и позвоночник в нужном положении, я подняла треклятый лист.
Это оказалось письмо.
И было очевидно, что его не раз читали, складывали и вновь разворачивали, чтобы прочесть, но бумага была добротной, качественной и всё стерпела. Я не испытала ни единого угрызения совести и сунула нос в чужую писанину.
Что ж...
Моё любопытство было вознаграждено, да так, что я едва не осела. Пришлось схватиться за косяк, чтобы не свалиться.
«Дорогой Митриш, поздравляю тебя с твоим днём рожденья. Прости, что не удаётся вырваться к тебе. Слишком тревожные времена настали, и я не могу рисковать тобой. Надеюсь, ты поймёшь. И ещё, конечно же, я надеюсь, что всё обойдётся, и я смогу приехать к тебе хоть ненадолго. Я получила твою посылку. Спасибо. Мне очень понравился твой подарок. У тебя золотые руки. Я так счастлива, ты вырос таким, какой ты есть... и это, конечно, не моя заслуга. Спасибо Пэми. Она очень помогла нам с тобой. Кстати, как она поживает? Надеюсь, её мигрени прекратились? Я переживаю за неё.
Ладно, сынок, это было отступление. А сейчас перейду к главному... Тяжело мне это писать, но лучше сказать как есть. Возможно, получится так, что мы с тобой очень долго не увидимся. Скорее всего, это моё последнее письмо. Не спрашивай почему. Я не могу писать об этом в письме. Бумага так ненадёжна. Просто знай, что, если я не приеду в первом месяце лета, тебе нужно будет срочно уезжать. Пэми ничего не говори. Просто уезжай. До начала учебного года затаись, а потом приходи в мою школу. Там хорошие педагоги. В случае острой необходимости можешь обратиться к кому-нибудь из старших преподавателей некромантии, сославшись на меня, но сильно на их помощь не рассчитывай. Лучше вообще ни на кого не рассчитывай. Доверия нет ни к кому. Просто учись там. В школе тебя никто не тронет. Это твоя новая жизнь.
Ещё хочу сказать пару слов о твоих способностях. Сразу их не показывай, помни, что я говорила. Всё постепенно, тогда будет меньше вопросов.
Если Боги смилуются, увидимся. Я тебя очень люблю.
Твоя мама»
Я сглотнула вязкую слюну. Знакомый до боли в пальцах почерк, такие родные завитки и закорючки. Матильда всегда писала очень женственно и аккуратно.
Спутать я не могла. Ни за что.
Очнувшись, оглядела улицу. Конечно, парня уже давно и след простыл. Я кое-как заставила себя захлопнуть дверь, преодолев жуткое желание броситься следом в погоню. Только я прекрасно понимала, что момент упущен, и я не в том состоянии, чтобы бегать.
Да что бегать! Даже ходить мне было тяжело.
Чувство смятения и обмана, непонимания и неверия захлестнули меня с головой. Они оказались настолько сильными, что у меня задрожали руки и стали дёргаться в нервной джиге мышцы по всему телу. Эти приступы начались после смерти мамы и папы. Матильды и Тимора.
Я не могла это контролировать. Так было всегда, когда в голове мысли отказывались подчиняться строгому порядку. Разом появилось множество вопросов, которые разрушили не так давно появившийся намёк на спокойствие. Почему сейчас? Я же только-только начала уговаривать себя вернуться к прежней жизни.

***
Спустя некоторое время я уже стояла перед воротами той самой школы, где когда-то училась сама. Кучер помог мне вылезти из повозки, подал сумку. Я расплатилась с ним, и дилижанс покатил дальше по улице, едва подскакивая на неровностях выложенной камнем дороге.
Рядом позади меня была рыночная площадь. Покупатели сновали туда-сюда, торговки ходили с корзинами, зазывая купить сладких пирожков и булочек. Среди толпы сновали мелкие оборванцы.
Я поморщилась: отвыкла от бурлящей обыденности города. Огляделась, пытаясь понять, что поменялось вокруг. Вроде всё было также: сновал народ, жужжал, как потревоженные пчёлы; люди продавали, покупали, ссорились, торговали и спешили по своим делам.
Вот только чувствовалось какое-то неясное напряжение.
Например, слева из лавки портного шумно выгнали посетительницу с криком «чтоб духу твоего колдовского здесь не было». А на стенах домов, лавок, фонтане и даже на дверце уехавшей повозки были поклеены листовки из дешёвой бумаги с лозунгом «ускорим ход чистой истории!».
Я не понимала смысла этих листовок и лозунгов. Явно что-то пропустила… И оттого на душе было тревожно.
Я покрепче сжала рукоятку своей трости и двинулась на территорию школьного городка, что был огорожен высоким забором из тонких кованых прутьев. Он казался воздушным, совсем не подходящим для защиты от вторжений на территорию. Но главная его способность была недоступна глазам обычного человека. Школа являлась одним из самых охраняемых мест города, и просто так в эти ворота не зашёл бы тот, кто замыслил нечто плохое по отношению к жителям школьного городка.
— Убийство наследного принца - продолжение ужасной истории! Кто стоит за удачным покушением? Набирающее силу сопротивление - это попытка народа сместить действующего императора или же это происки соседней Армерии? Кто хочет ослабить нашу империю? Что обо всём этом думает больной Ваалаярви* - читайте в свежем выпуске «Правды в руках»! — под звучный голос глашатая я прошла сквозь отворенные ворота, опираясь на трость и заметно хромая. (*местный правитель).
Давно я не была здесь, с самого выпуска.
Территория не изменилась, разве что прежде молодые деревья выросли, а старые склонили свои ветви чуть ближе к земле. Территория вокруг школы была живописной: облагороженный лесок, сады, спортивные площадки - и всё это пронизано деревянными тропками, что ветвились меж деревьями то тут, то там, напоминая кровеносную сеть, что вела к сердцу всего этого места - школе. Она представляла собой старое здание с аскетичной архитектурой без лепнин, зато с яркой, привлекающей внимание крышей, покрытой красной черепицей. Школа была похожа на лабиринт и состояла из множества корпусов, что были похожи на разбросанные гигантские кубики.
Здесь обучали пользованию внешней и внутренней энергией тех, кто был в состоянии её увидеть. И, конечно, тех, кто был в состоянии оплатить такую учебу. То есть обычным людям и бедным магам вход в конкретно эту школу был заказан.
Если опустить материальный отбор, сначала талантливые дети, начиная с четырнадцати лет, поступали сюда. Год они учились основам, а потом, на втором году обучения выбирали какую-то одну узкую специальность. С ней уже и связывали свою дальнейшую жизнь и рабочую деятельность.
Хотя и универсалы встечались. Редко, но все же были. Если же какой-то маг проявлял способности к усвоению и применению знаний по всем фронтам, его записывали в гении. Остальные же становились профессионалами по узкоспециализированный профилям. Таким, например, как врачеванию, некромантии, духовенству, и повелению стихиями и другим.
Я направилась к центральному входу в главный корпус. Сегодня ещё было тихо. Только шелестела пожелтевшая листва на деревьях. И, несмотря на то, что к полудню распогодилось и солнце всё же осветило наш город, на улице было прохладно, и изо рта вырывался пар.
Кое-как преодолев всего десяток ступеней каменного крыльца, я уже взмокла. Колено не щадило меня и безудержно стреляло острой болью каждый раз, когда я опиралась на повреждённую ногу. Откинув полу тяжёлого кожаного плаща, я помассировала левую коленку, вздохнула и всё же вошла в "святая святых" нашего города...
Сегодня последний спокойный день, а уже завтра начнётся эпопея приёмной комиссии. Целую неделю сюда будут прибывать желающие поступить в школу Геновера. Но а пока здесь было тихо и пусто.
Я огляделась и втянула воздух. Запах был прежний - сладковатый с нотками сухого камня и дерева. Огромная приёмная зала была по-прежнему выполнена из зелёного и белого мрамора. Декоративные колонны ярко выделялись на этом мрачном фоне своим белым камнем с золотыми прожилками. У входа висели зеркала, поднимаясь до самого потолка. Я невольно обернулась, заметив в отражении себя.
Поморщилась.
Жалкое зрелище. Бледная немочь. И даже элегантная туника с высоким воротом светло-коричневого оттенка под цвет моих глаз не спасала ситуацию. Этот дурацкий корсет всё равно портил всё впечатление. Он был далеко не модным, и носила я его исключительно из практических побуждений.

Зал гудел, словно растревоженный осиный улей. Люди все приходили и толпились у стойки, что ещё вчера пустовала. Сейчас же толпа наседала на перегородку и, благо, что она была каменной. Милые сотрудницы школы в зелёных просторных костюмчиках выдавали документы на поступление.
Я стояла на втором этаже и сверху наблюдала за копошащимися жужжащими людьми. Отсюда был отличный вид, но под куполом этого большого зала витал гул, который метался туда-сюда и создавал какофонию звуков. А моя голова и без того была тяжёлой…
Я уже собиралась уйти, как совсем недолго от меня уловила движение. Мужчина подошёл к перилам и так же, как и я, принялся рассматривать толпу внизу. Сначала я лишь обернулась головой, но как только разглядела его лучше, развернулась полностью и поняла, что улыбаюсь впервые за долгое время.
Внутри словно разорвался маленький капсуль счастья. Сердце ускорило свой бег.
Итан смотрел вниз и не обращал на меня внимания, пока, наконец, не почувствовал, что я смотрю на него. Он повернулся и встретился со мной взглядом. Серьёзным, настороженным.
Улыбка сползла с моего лица. В этих до боли знакомых глазах я не увидела и толики желанного узнавания… Неужели он забыл меня? Или до сих пор таит обиду? Неужели прошлые события настолько сильно отдалили нас друг от друга?
— Мир имени вашему. Могу чем-то помочь? — я настолько сильно удивлена, что меня хватило лишь на отрицательный кивок. — Мы знакомы?
— Знакомы ли мы? Ты серьёзно?
Во мне появляется дикое желание расхохотаться от абсурдности начавшегося диалога, но я сдержалась. Ведь на лице Итана не было и намёка на шутку. Нет, на нём отразилась паника и страх, чего я совсем не ожидала. Чего-чего, а страха у Итана я никогда не видела… Для меня он был всегда эталоном смелости и решительности…
Невольно в голове всплыла наша первая встреча.

***
— Отвали от меня, — толчок опрокинул меня, и я неловко плюхнулась на зад, взрыхлив песок ногами.
Девчонка с тугой косой рыжих волос и яркими голубыми глазами на круглом лице смотрела прямо на меня и хмурилась. Уже сейчас можно было сказать, что в свои четырнадцать она была красивой, а через пару лет она с уверенностью завоёвывала бы сердца любого, кого пожелает. Вот только злорадный блеск в глазах портил общую приятную картину.
— И не суйся больше ко мне, больная, — она вздёрнула нос, разворачиваясь от меня. Знала бы, на что я способна, ни за что бы не повернулась ко мне спиной.
Несколько юных девушек поспешили за ней переговариваясь. Ещё пару мгновений слышались смешки и слова вроде: «Надо же, она и вправду думает, что может стать партнёром тебе».
Остальные одногруппники никак не реагировали на потасовку между нами. Всем нужно было поделиться на пары, пока Маэстро не пришёл. И ученики пытались это сделать, налаживая контакт. Первые уроки были для меня самыми трудными, хотя бы потому, что приходилось сдерживать своё желание побить особо наглую рыжую…
— Не обращай внимания, — передо мной встал мальчик с вихрастой причёской и приятной улыбкой. Чуть позади него маячила невысокая девочка с веснушками, то ли боясь подойти ближе, то ли просто любопытно глазея. Её каштановые в рыжину кудри были собраны в две свободные косички.
Мальчик подал мне руку, и я неуверенно взглянула на неё, не решаясь протянуть руку в перчатке в ответ.
Мои перчатки почти сразу привлекли много внимания ребят ко мне, когда мы все только попали в школу. Всем было любопытно, что скрывается под тканью. Я ведь их вообще почти не снимала.
И так как я не опровергала и не подтверждала какие-либо догадки и не отвечала на вопросы, пополз слух, что я скрываю страшную болезнь, и мои руки уродливые, как у болотных тварей. Большинство сразу же отказались общаться со мной, хотя я не была уродиной.
Наоборот, я поняла, что отличаюсь от большинства местных девчонок своими тонкими чертами лица и ясными, светло-карими глазами, которые очень контрастировали на фоне неестественно чёрных волос. Матильда почти приказала мне их покрасить, потому что седина в четырнадцать была слишком приметна.
Я не была толстой или даже отчасти пухлой, какими старались быть большинство девочек. Мода диктовала свои правила, и многие разрывались между тем, что хотели быть привлекательными, и тем, что для работы некроманта нужно было быть хорошо подготовленным физически. Лишние килограммы только мешали.
У меня же не было такой проблемы. Наоборот, я была излишне худа, и как бы ни старалась, килограммы не липли ко мне. За это некоторые девчонки невзлюбили меня, ведь общаться и кооперироваться против кого-то я тоже не хотела, поэтому скооперировались против меня.
— Вы издеваетесь надо мной? Что за спектакль? Итан, немедленно перестань издеваться! Я думала, мы с Розалинд и тобой уже давно решили нашу проблему. К чему это…
— Простите, госпожа… Вы говорите о Розалинд Клевенски?
— Именно о ней я и говорю. И потрудитесь представиться.
— Ох… Госпожа… Простите меня за мою бестактность, меня зовут Олерия Баз. Я даже не знаю, как вам объяснить… Вы, наверно, знаете Итана и госпожу Розалинд.
Я замерла, задержала дыхание, усмиряя нарастающий гнев. Я недоумённо уставилась на Итана, а следом и на эту самую Олерию. Хотелось кого-нибудь из них стукнуть тростью.
Но я пока еще не решила, кого именно...
— Знаю? Знаю ли я их… Конечно, знаю. Я училась с ними шесть лет!
Незнакомка изрядно удивилась, услышав это, но тут же вернула себе самообладание и приветливое выражение лица.
— Простите за этот каламбур… Верно, вы чувствуете себя не очень приятно…
— Вы наблюдательны.
— …но госпожа Клевенски погибла. Прошлой зимой.
Бравада и злоба моментально улетучились из меня.
— Как… Как погибла?
— Несчастный случай. А господин Клевенски едва ли не погиб вместе с ней, но бог охраняет его. Он выжил… — я перевела взгляд на своего друга, взглянув на него по-новому. — У господина Клевенски была тяжёлая травма головы, врачи сделали что смогли, но память не вернулась, — я шокировано продолжала молчать. В этот миг я поняла, что потеряла разом двух друзей, пусть мы и не общались с ними давно и рассталась не лучшим образом, но они были частью моей жизни, и были дороги мне. — А я его невеста, — Олерия скромно улыбнулась и потупила взгляд. — Присматривала за ним в госпитале. А как вас зовут? Вы здесь работаете?
— Да, — едва выдавила из себя, смотря лишь на Итана. Новое лицо в виде молоденькой девицы было мне неинтересно.
Последние три месяца для меня были настоящим испытанием, я собирала себя буквально по частям после смерти родителей и происшествия на болотах. И сейчас я не знала, что мне вообще чувствовать: в душе разворачивалась настоящая пустота.
Казалось, что хуже быть не может после всего того, что было...
Может.
— Извините, — я развернулась и поспешила прочь, стуча тростью по гладкому каменному полу.
Эта встреча была совсем не ко времени, эти новости выбили почву из-под ног почти в прямом смысле. Больная нога заныла с новыми силами, и я была вынуждена опуститься на ближайшую лавку, которая мне попалась в очередном коридоре. Вокруг сновали люди, и на меня никто не обращал внимания.
Нога нещадно болела и пульсировала, а вместе с ней кровь в висках отбивала свой бешеный ритм. В груди, рядом с сердцем, расползалось неприятное чувство. Казалось, что там всё горит и сжимается одновременно. Казалось, что вот-вот грудная клетка хрустнет, сворачиваясь вовнутрь.
Я опустила голову, ссутулилась, вцепившись пальцами в колено. В ушах зашумело, мне казалось, что я слышу, как шуршат страницы книг, а не голоса толпы.

***
— Не пойму, что они в тебе находят?
Розалинд сидела на стуле, наблюдая, как толпа первогодок шастает по библиотеке. Она нервно крутила перо в пальцах и не заметила, как испачкала их в чернилах. Я переписывала абзац из толстой книги себе в тетрадь.
— Кто - они?
Розалинд помотала головой, глядя куда-то себе в колени, усмехнулась.
— Отступись от него... Прошу тебя.
— Отступиться? О чём ты? — я продолжала писать, не глядя на подругу и пытаясь делать вид, что не понимаю о чём она.
Конечно, я прекрасно понимала, о чём она. Точнее, о ком.
— Ты понимаешь, о чём я. Не строй из себя дуру, — Розалинд волновалась, ей точно хотелось повысить голос, эмоции били через край, и это чувствовалось в сочных словах, но библиотечная атмосфера не давала повысить голос даже на тон. — Я вижу… Вижу, как ты смотришь на него, — Розалинд зачастила, пригнувшись ко мне через стол, — и замечаю, как он смотрит на тебя, когда ты отворачиваешься. Он никогда не смотрел так на меня… Ни на одну девушку так не смотрел, как на тебя.
— Уверяю тебя, я вижу в нём только друга.
— Не надо! – Розалинд перешла на страстный шёпот. — Ты лжёшь самой себе. Между мужчиной и женщиной не может быть дружбы! Никогда. Поэтому, что бы ты к нему ни испытывала, как бы это не называла, отпусти, если он тебе дорог…
— Я и не держу его.
— Нет! Держишь! Ты держишь его. Я знаю. Эта привязь намного крепче, чем простая верёвка. Ты опутала его своими… чарами… называй как хочешь. Я не знаю, что ты делаешь, что они все так липнут к тебе.
Музыка этой главы
"Ядовит - Гости Гаррисона"
______________________

***
На следующий день в главном зале для публичных мероприятий собрались все преподаватели и главы факультетов. За овальным больши́м и массивным столом сидело по меньшей мере человек пятьдесят. Они были такими разными и такими одинаковыми одновременно.
Практикующие маги...
Все они чем-то похожи друг на друга; чем-то неуловимым.
Я сидела с самого краю на скругляющейся части стола, слегка отодвинув стул назад. В воздухе витало столько энергии, что, казалось, она заискрится, и её можно будет увидеть не только расфокусированным взглядом.
Голова гудела от всего.
Я не могла приложиться к фляжке, это кто-нибудь мог заметить и не так понять, поэтому я сразу оставила её в комнате и сейчас мысленно представляла, как фляжка лежит под подушкой…
Мне оставалось лишь терпеть и концентрироваться.
Я сидела рядом с Маэстро Вельтом и молчала. Ждали самого главного человека – директора школы – а он почему-то задерживался. Но это обстоятельство особо никого не задевало. Все пользовались моментом и расслабленно общались.
Кто-то стоял поодаль от стола и спокойно вёл беседу, несколько магов столпились на другой стороне и что-то энергично обсуждали. Кажется, что-то, что было связано с деньгами… Конечно, что ещё можно обсуждать с таким рвением?
Маэстро Вельт, сидя спиной ко мне, вёл беседу с каким-то мужчиной, который сидел ко мне лицом и то и дело бросал на меня любопытные взгляды.
Он успевал говорить с Вельтом и наблюдать за мной, но глаза его улыбались. Я же, в свою очередь, старалась не обращать на это своего внимания и ни на ком его не задерживать. Особенно после того, как заметила Итана.
Он был один, без своей невесты, и был слегка растерян, но в целом выглядел здоровым. Я хмуро наблюдала за ним несколько секунд и отвернулась до того, как он повернулся в мою сторону.
Я переключила своё внимание на других собравшихся: заметила Зоша, который тенью ходил вдоль стены, о чём-то тихо споря с высоким бородатым мужчиной. Так, я увидела здесь ещё несколько знакомых лиц, которые почти не изменились. Маги стареют не так, как люди без способностей к волшбе.
Взгляд выцепил из толпы ещё одно знакомое молодое лицо…
Мое сердце предательски пропустило удар.
Ремолус Боилд.
Он вальяжно восседал на одном из кресло-подобных стульев, потягивая вино из кубка. На нём были шелковые свободные одежды кремового цвета, подпоясанные широким тёмно-коричневым кушаком. Выглядел Рем шикарно…
Впрочем, как и всегда.
Поймав его взгляд, я постаралась никак не реагировать, хотя в душе встрепенулась давно позабытая нетерпимость к нему, забытые обида и раздражение. Если бы я чётко не осознавала, что такое ненависть к людям, если бы я не знала этого чувства, то я бы говорила, что ненавижу этого человека.
Но нет.
Я чувствовала к нему различный спектр самых разных отрицательных эмоций, но ненависти среди них не было. Может, именно поэтому я смогла удержать лицо.
Он же поприветствовал меня кивком, изогнув губы в глумливой усмешке, и пошевелил рукой, держащей кубок. Я была совсем не рада видеть этого человека и крайне удивлена его присутствию здесь, но всё же я поприветствовала его ответным кивком головы.
В этот момент двери резко распахнулись, и в зал вихрем влетел директор школы – полный мужчина с седеющими волосами и блёклыми глазами, но невероятно яркой аурой, которую он, конечно же, маскировал так, что редкий умелец сумел бы пробиться сквозь скрывающую пелену.
Хотя мне и не нужно было напрягаться, чтобы что-то увидеть, я всё равно чувствовала мощь, исходящую от этого человека. Сам по себе он был яркой личностью и успешным практикующим магом, а яркий в оранжевых и коричневых оттенках халатообразный гобон на правом запахе без каких-либо широких поясов делал этого человека похожим на факел.
За ним по пятам следовал бессменный Велекий Прус - взволнованный тощий мужчина, что был выше директора на целую голову. Он был похож на кривую ветвь без листьев. Он что-то негромко говорил директору сутулясь. Он был личным секретарём ещё во время моего обучения, и видела я его чаще, чем самого директора.
— Не хочу даже обсуждать этого, Велекий, — яростно отозвался директор на тихие уговоры своего секретаря, шагая широкими шагами во главу стола. — Людям не место здесь. На этом всё!
Он поставил этой фразой жирную точку в разговоре. Директор уверенно сел на стул и обратился ко всем, кто здесь находился. Он словно бы только что их всех заметил. Его лицо поменялось и стало более приятным, складки на лбу разгладились. Полные губы растянулись в улыбке, обнажив ненатурально белые зубы.
— Господа, — он вздохнул, — Дамы. Рад приветствовать вас сегодня здесь. Прошу прощения за это опоздание. Давайте начнём наше общение, — он мягко улыбнулся.
— Думал, этот совет никогда не закончится, — раздалось из тьмы позади меня.
Рэмолус Боилд вынырнул откуда-то сзади, словно из пелены теней.
— Вот… — сердце ёкнуло, я вздрогнула, не ожидая появления нового лица в непосредственной близости от себя, хотя секунду назад ничто не говорило о том, что здесь есть кто-то помимо меня. — Какого демона так пугать, Боилд?!
— Ой, неужто действительно испугалась? Ты же у нас бесстрашный практик, один из лучших! — явно декламируя кого-то, коверкал слова Боилд. — А в итоге что получаем? — он усмехнулся и ехидно оглядел меня с ног до головы. — Бледную немочь, шарахающуюся от любой тени.
— Да пошёл ты, — раздражённо отозвалась я и продолжила путь.
— Это так ты встречаешь старых друзей? Хм, — он состроил преувеличенно расстроенную гримасу.
— Не припомню, чтобы мы дружили, клоун.
— А как же «кто старое помянет, тому глаз вон»? Ну же, Имельда, — он обогнал меня и встал на пути. Высокий, стройный, с широким разворотом плеч и белоснежными волосами в короткой идеальной стрижке.
В годы нашего обучения он учился на пару курсов старше и повелевал сердцами половины юных девчонок, обучающихся здесь.
— Во-первых, не зови меня так. А во-вторых, ты как был шутом, так и остался, — я постаралась сдержать свою злобу и ответила ему ровно, глядя на него снизу вверх. При всём своём не малом для девушки росте я всё равно была ниже этого привлекательного ублюдка.
— А ты всё такая же злобная. Разве что теперь ты являешь собой лишь отдалённое подобие себя прежней. Маленький комочек ненависти, — я уязвлённо поджала губы. Я и без его едких комментариев знала, как выгляжу. Он издевательски и победоносно усмехнулся. — И как же прикажешь к тебе обращаться? Ты что же, имя сменила?
— Лучше, конечно, чтобы лично ты никак ко мне не обращался. Но вряд ли такое чудо произойдёт, так что ограничимся простой фамилией, — Боилд фыркнул на мою просьбу, тем самым выражая своё отношение к такого рода идеям, но никак не прокомментировал. — Что тебе нужно? Давай быстрее к делу.
Несколько секунд Рэмолус стоял и разглядывал меня с усмешкой, а потом прищурился. Улыбка исчезла с его лица.
— Хотел посмотреть.
— На что?
— На тебя.
— На меня? — я удивилась. Вот теперь действительно удивилась. Такого ответа я ожидала в последнюю очередь.
— Ты вторая за эти годы, кого я встретил из учеников нашего факультета… Живой.
Я сглотнула вязкую слюну и уткнулась взглядом в его грудь. Я почувствовала жуткое чувство одиночества и горечи, словно меня только что стошнило, а потом меня в эту блевотину ещё и макнули…
Я замолчала, вспоминая Итана. Думаю, и Боилд тоже имел в виду его. Но Итана уже можно было не считать. Итана больше нет. Я снова подняла взгляд.
— Да, я тоже... Жаль, что это ты.
Боилд сощурил глаза, наблюдая, как я, хромая, обхожу его. Краем глаза я заметила, как он сжал губы и развернулся, резко хватая меня за руку.
— Ты! Самоуверенная, вредная девка. Я проклинаю судьбу за то, что именно ты попала в эту школу. Думаешь, я рад, что мне в коллеги попалась такая сука, как ты?
Перед моими глазами было яростное лицо молодого мужчины, который когда-то давно был мне симпатичен. Недолго. До тех пор, пока не стал, так же как и сейчас, портить мне жизнь. Мерзко, мелко и зачастую исподтишка, но у меня были друзья и родные, чтобы справляться с этими стычками и не страдать от них действительно серьёзно.
Но теперь, когда я уже выросла, с тех пор прошло очень много лет. И сейчас, после тяжёлого дня, когда рядом не было никого из близких, а действие трав подходило к концу, я была совсем не расположена терпеть выходки этого человека, который точил зуб на меня чуть ли не с самого моего начала обучения здесь. Просто так. Потому что мог. Потому что это было в его дрянном характере.
Перед глазами мелькали смутные картинки жизни Боилда: дети в школе, несколько скоротечных отношений, его отец, отчитывающий его за что-то ещё в самом детстве… И эти жуткие яркие эмоции гнева и злобы, которые сейчас наполняли Боилда, топили меня, тянули на дно и не давали дышать. Я схватила его пальцы, сжимающие предплечье, и рывком сорвала их с себя, сделав пару неловких шагов назад.
— Не трогай…
Боилд, видно, понял, что перешёл границу дозволенного, и тоже отступил.
— Всего-то и хотел, что выразить соболезнования. Неужели не могла, просто, молча, выслушать и проявить понимание?
— Много ли ты меня понимал в детстве? — прошипела я и поспешила уйти от этого человека как можно скорее.


— Душа… — я задумчиво вертела в руках трость, откинувшись на спинку стула, и тяжело вздохнула.
Доносить элементарные вещи до детских умов было трудной задачей. Мне всегда было проще обучаться в одиночку, что-то постигать самостоятельно.
Совершенствовать свои знания и оттачивать умения было проще простого. Я была одним из лучших некромантов десятилетия. Я родилась с этими способностями и не смогла бы стать кем-то другим.
«Тебе это было суждено» — сказала как-то мать. «У меня не было выбора» — ответила я.
Но несмотря на моё непростое отношение к своей профессии, я получала некое удовольствие от таинства пользования внутренней и внешней энергией мира, что обычные люди называют магией. Для них это магия, а для нас это знания и навыки.
Но при всём при этом сейчас вся бюрократия, с которой я столкнулась, будучи преподавательницей в школе, уничтожала постепенно всякое таинство любой магии. Вся эта штампованная наука, напичканная информацией, которая одобрена властью...
Это не давало полностью раскрыть свой потенциал тем, кто хотел владеть настоящим искусством энергетической практики. Все эти знания мог прочитать любой недоучка в книжке, но осознать суть и проникнуться - не каждый.
— Кто скажет мне, что такое душа? – я с тоской оглядела аудиторию.
Двадцать пар глаз заинтересованно перемигивались, как будто молча передавая сигналы. Это были ученики первого года, сейчас они неловко оглядывали друг друга, ища ответ на вопрос не в своей голове.
Если бы не Матильда, я тоже была бы такой же. Бестолковой практикующей, которая без подсказки не смогла бы и круг вызова начертить.
В ожидании ответа я спокойно смотрела на подростков, понимая, что они, быть может, смутно и знают ответ на вопрос, но облечь его в слова сейчас не могут. Я вновь тяжело вздохнула, но ни гнева, ни злости во мне эта ситуация не вызывала. Лишь тоску.
— Чему вас только на лекциях учат…
Я перевела взгляд на одного мальчика, который, по моему мнению, был самым толковым в этой группе.
— Господин Фарштоф, — парень выпучил глаза и поджал губы. — Давайте, господин Фарштоф, я в вас верю. Можете не декламировать мне лекционные записи. Скажите своими словами, как понимаете.
Подросток сглотнул слюну, посмотрел на своего друга по соседству, но не найдя поддержки, вновь устремил взгляд на меня, сидящую за столом.
— Это энергия? — бросил он пробную версию. Я кивнула одобрительно, но промолчала, давая понять, что слушаю дальше. — Эта энергия даёт жизнь телесной оболочке…
— Логично, — хмыкнула я. — А берётся она откуда? — юноша замешкался и больше ничего не смог произнести.
— Душа – это гвоздь всех проблем, — я выдохнула, смиряясь, что сегодня на практикуме мне придётся поработать ещё и лектором. — Ею может обладать не только человек, если вы не помните. Растения, животные… Они тоже обладают душой, но у человека она отличается. Эмоции, память, всё, что с нами происходило – всё это отражается на нашей душе. И, как уже верно заметил господин Фарштоф, так как душа – это сгусток энергии, что даёт нам жизнь, она излучается. Это мы с вами и можем увидеть, если сконцентрируемся и посмотрим на ауру. Она у каждого своя, индивидуальная. Не бывает двух одинаковых аур, даже у близнецов они разные. Откуда же берётся душа…
Я постучала задумчиво пальцами по губам.
—...Сложный вопрос, на который до сих пор отвечают по-разному. Как некромант с многолетним опытом работы с душами, могу сказать, что она создаётся на самых ранних этапах зачатия ребёнка и по большому счёту является маленькой копией матери. Изначально плод набирает энергию и питательные соки из матери, поэтому у беременных особая аура. Она пылает ярче, потому что их, по сути, две. Как только ребёнок родился, внешние факторы начинают влиять на ребёнка, и аура начинает меняться. Теперь это уже самостоятельный источник энергии, который не нуждается в подпитке извне. Энергии души на существование человеческого тела хватает, в среднем, на сотню лет. Но у каждого свой срок, вы это знаете. У магов этот срок чуть больше. Он колеблется от ста двадцати до ста пятидесяти лет, потому что мы работаем с внешними источниками энергии, невольно подпитывая свою душу. Аура обычного человека и человека, способного к манипуляциям с энергией, немного отличаются. Не сильно, но заметить можно. Энергетические каналы чуть толще и сильнее, как раз таки потому, что маги способны манипулировать внешней энергией. Здесь можно провести аналогию между простым человеком и воином. Мышцы воина сильнее, чем человека, что не даёт нагрузку своему телу. Так и с энергетической структурой. Как только срок человека подходит к концу, и он умирает, к нему приходит Дух Смерти. Кто знает, что именно делает этот дух?
И снова в аудитории наступила тишина, но на этот раз руку подняла девушка, чьё лицо было усеяно веснушками.
— Этот Дух забирает душу из тела и переправляет её в сумеречную границу.
— Не совсем верно. Дух Смерти забирает не душу… Точнее не всю. Смотрите, душа – это энергия, а закон жизни – это равновесие. Та энергия, что была дана, должна вернуться обратно.
Я неспешно шла в направлении аудитории, где преподавал Маэстро Рэмолус Боилд. Хоть мы были одного года выпуска с ним, но наши пути давным-давно разошлись. Я стала обычным практиком-работягой, а Боилд под надёжным крылом богатого отца сумел устроиться в стенах родной школы на шикарном месте преподавателя.
Двери были открыты, я подошла и остановилась в проёме.
— Ваши головы забиты соломой. Все эти пыльные толстые талмуды… Умные слова… только зря пергамент мараете. Вы должны вникать в суть, а не заучивать, чтоб мне потом продекламировать и забыть, — усталым тоном вещал Боилд.
Тишина была ему ответом. Маэстро тяжело вздохнул. Он стоял спиной к выходу и не видел, что я подошла сзади.
Зато дети видели.
Они уставились на меня, и этот факт не укрылся от Боилда. Он прервался и обернулся.
В этот миг он вдруг показался мне безумно красивым. С густыми светлыми бровями, пронзительными голубыми глазами и хищным носом. Он был гладко выбрит, светлые, почти белоснежные волосы были элегантно причёсаны, а стиль его дорогой одежды был безупречен.
Да, он был красив в тот самый миг, когда обернулся. Его брови удивлённо выгнулись, а потом мужчина совладал со своей первой искренней реакцией и принял привычный расслаблено-надменный вид.
Снова стал холеным, лощёным ловеласом. Вновь надел свою маску. Стал неприятным. Очень жаль… в тот самый миг, как он обернулся в обычном миге любопытства, Рэмолус был прекрасен.
— Маэстро Пешет, — протянул он, — не ожидал вас здесь увидеть.
В тот момент, как Боилд, слегка растягивая слова, произнёс моё имя, среди рядов встрепенулся один из учеников и тут же уставился на меня.
— Мне нужно с вами обсудить кое-что, маэстро Боилд. Уделите несколько минут вашего времени?
— Отчего нет, Маэстро Пешет, конечно, я уделю вам своё личное, такое драгоценное время, — искусственно улыбнулся мужчина и развернулся к своей группе. — Продолжим потом, все свободны.
Дети поднялись и засобирались на законный отдых, и только тогда я позволила себе посмотреть чуть дольше за мальчишку, который всё сидел и смотрел на меня, пока все вылезали из-за своих столов.
Я чуть улыбнулась и, не удержавшись, подмигнула, пока никто не видит, а потом отвела взгляд, делая вид, что не знаю его.
Я уже давно нашла Митриша.
Почти сразу после его прихода в школу, всё-таки первогодок хоть и было не мало, но все же их количество было ограниченно. А мальчишек с именем Митриш и того меньше.
Всего трое.
Вот только я не знала, что делать с этим знанием дальше.
Я боялась его спугнуть, а потому просто бездействовала, наблюдая со стороны. Я корила себя за это, как и с ситуацией с родителями. Я чувствовала вину за то, что не делаю ничего, чтобы найти их убийцу.
Вот только я не могла ничего сделать. Не могла привлекать к себе внимание, не могла изучить материалы, не могла ходить и расспрашивать всех подряд.
Да и кого расспрашивать?
Родители мертвы, их души развеяны в потоках энергии, их нельзя вызвать, как обычных умерших. Свидетелей нет. Ни полиция, ни инквизиторы не дают мне доступ к тем вещам, что они забрали из нашего дома.
Я была абсолютно бесполезной. Это чувство разъедало меня изнутри, но сделать я ничего не могла.
Так выходило и с Митришем. Что бы я сказала ему? Здравствуй, я твоя сестра? Поверит ли он? А если да, то что дальше?
Пока я ждала, Боилд сверлил меня своим тяжёлым, но всё же уверенным взглядом красивых глаз. Всё-таки шикарный был бы мужчина, если б не скверный характер…
Не зря он до сих пор был холостым. По крайней мере, я не знала, женат ли он или встречается с кем-то.
Митриш поспешно схватил учебник и покинул аудиторию со всеми остальными. Наступила тишина, мы ещё несколько ударов сердца смотрели друг на друга, но всё же я не выдержала первой.
— Скажите, мэстр Боилд, как именно вы доносите теоретические знания до учеников?
— С чего это вы интересуетесь моими методами занятий, Маэстро Пешет?
— Кто учил вас отвечать вопросом на вопрос?
— А вас? — он сложил руки на груди, глядя на меня без тени привычной улыбки.
Наступила пауза.
Разговор слишком быстро зашёл в тупик, и я отступила на шаг, тяжело вздохнув. Такие разговоры выматывали и без того мою уставшую душу.
Маэстро вскинул бровь, с мрачным любопытством глядя на меня.
Думаешь, отступлю?
Как бы не так. Не на ту напал. Я, может, и поломанная, но вовсе не тобой. Ты, Боилд, так и не справился с этой задачей. Для тебя я всё ещё та же самая Имельда, которую ты пытался сломать, но не справился.
С минуту мы играли в немые гляделки.
— Так вы ответите? Потому что мне любопытно, почему ученики, что ходят на занятия к вам, потом совершенно не могут применить полученные знания на моих практикумах. Мне приходится объяснять всё заново. Они не могут внятно ответить ни на один поставленный вопрос.