Некромантка и ее альфа-зомби, или хозяйка мертвого замка

Глава 1

Мое утро началось, как всегда, с проклятий. Нет, не тех, что шепчет старая ворожея на кладбище, а самых что ни на есть бытовых, домашних проклятий – гребаному будильнику, который вместо мелодичного «Доброе утро, принцесса!» орал как недорезанный баран. И, конечно же, моим соседям сверху, которые, судя по звукам, не просто просыпались, а ежедневно сносили несущие стены, устраивая внутри своей хрущевки филиал чертовой стройки. Вот вам и современный мир, вот вам и все блага цивилизации – сплошное мучение.

Я, Милена Нефедова, двадцать четыре года от роду, дипломированный (почти) специалист по филологии, а по факту — мастер по выживанию в городских джунглях и знаток всех акций в ближайшем супермаркете. Моя жизнь текла размеренно, как вода в унитазе после спуска, предсказуемо и… скучновато. Фэнтези я любила, да. Прочитала тонны книг, прошла сотни игр, где бравые герои спасают миры, таскают на себе артефакты и обжимаются с эльфийками. В глубине души, признаюсь, иногда по-глупому мечтала: «Вот бы мне так! В другой мир! С магией, приключениями…» Кто ж знал, что мироздание решит откликнуться на мои воздыхания с такой изощренной жестокостью?

Итак, утро, вторник, 8:00. Завтрак — вчерашний бутерброд, кофе из пакетика. В планах – просидеть восемь часов в офисе, прикидываясь человеком, который что-то понимает в таблицах Excel. Я уже собиралась на работу, когда мой взгляд упал на... странную штуковину. Она стояла на старой полке, среди пыльных сувениров, привезенных когда-то мамой из какой-то сомнительной поездки. Обычно я её игнорировала – ну, мало ли барахла в доме? Но сегодня... Она как будто светилась. Тускло, неуловимо, как совесть чиновника.

Это было нечто, похожее на старинное зеркальце в бронзовой оправе, но вместо отражения – какая-то муть, словно вода в болоте. Ну, думаю, прикольно. Наверное, что-то типа сувенира из Египта, как те пирамидки, которые потом годами собирают пыль. Я взяла его в руки. Тяжелое, холодное. Повертела так и эдак, пытаясь разглядеть что-то в мутной поверхности. И вот тут-то все и началось.

Зеркальце внезапно засветилось ярче, как будто внутри включили новогоднюю гирлянду на стероидах. Свет становился невыносимо белым, выжигая сетчатку. Я заорала. Ну, точнее, попыталась. Звук застрял где-то в горле, а тело обдало такой волной головокружения, что я рухнула на пол, будто мешок с картошкой. Мне казалось, что меня крутит в центрифуге, как грязное белье в стиральной машинке на максимальных оборотах. Цвета слились в один безумный калейдоскоп, запахи превратились в какофонию, а звуки – в оглушительный визг. Это было хуже, чем похмелье после корпоратива. Намного хуже.

И вот, когда я уже решила, что это конец, что я наконец-то умерла от слишком большого количества кофе и недостатка сна, все резко прекратилось. Тишина. Темнота. А потом…

Я открыла глаза. Первое, что я увидела – зеленая трава. Очень зеленая. Настолько зеленая, что мои глаза, привыкшие к серым стенам города, просто офигели. Над головой – синее-синее небо, без единого облачка, будто его вымыли с моющим средством. Вокруг – деревья. Огромные, незнакомые, с какими-то гигантскими цветами, похожими на инопланетные ловушки для комаров. И главное – никакого шума машин, никаких соседей-разрушителей, только пение птиц, от которого хотелось достать дробовик и навести порядок.

«Так, Милена, соберись, тряпка, – пронеслось у меня в голове. – Это сон. Точно сон. Или я в коме? Нет, в коме, наверное, было бы потише и поскучнее. Это, наверное, какой-то тематический парк. Типа «Фэнтезиленд», только без аттракционов и очередей».

Я медленно поднялась, чувствуя, как каждая клеточка тела ноет, будто меня переехал каток. Одежда, слава богу, на месте – старые джинсы, футболка с надписью «I need more coffee». Зеркальца, конечно же, нигде не было. Вместо него на земле валялся какой-то странный, грубо выточенный камень, похожий на кусок застывшей лавы. Я пнула его ногой – он ничем не отличался от обычного булыжника. Ну, кроме того, что он был похож на булыжник, который только что побывал в битве с драконом и проиграл.

Я побрела вперед, пытаясь найти хоть какие-то признаки цивилизации. Ну, или хотя бы Макдональдс. Шла, наверное, часа полтора, пока не наткнулась на... кладбище? Нет, не то чтобы кладбище, скорее, очень старый, заросший склеп. Он выглядел так, будто простоял здесь со времен динозавров, а потом его еще пару раз обстреляли из катапульт. Камни покрыты мхом, кое-где висят какие-то странные, засохшие травы, похожие на ведьминский веник.

«Ну вот, – подумала я. – Приключений захотела? На тебе приключений. Теперь я, наверное, буду героиней дешевого ужастика, где первая умирает именно та, кто зашла на заброшенное кладбище».

Я подошла ближе, испытывая странное притяжение. От склепа веяло какой-то древней, холодной энергией. Мои руки сами потянулись к одной из колонн, покрытой странными, высеченными символами. Они были шершавые, холодные, и когда я коснулась их, по телу пробежала волна… нет, не мурашек. Скорее, это было похоже на удар током, но не болезненный, а такой… щекочущий.

И тут же, откуда-то из глубины земли, донесся странный гул. Земля под ногами задрожала. Не сильно, так, легкая дрожь, как будто под землей кто-то решил почесаться. А потом… из-под земли, прямо из-под склепа, начал подниматься… оно.

Я ожидала чего угодно. Змею. Огромного паука. Гнома-копателя. Но только не это. Из земли, медленно, с душераздирающим скрежетом, начала вылезать… рука. Потом вторая. Потом голова.

Я замерла. Сердце ухнуло куда-то в пятки и начало отбивать чечетку. Мой мозг, привыкший к комфорту и безопасности, отчаянно пытался найти логическое объяснение. «Это спецэффекты, Милена! Спецэффекты! Наверное, сейчас выскочит режиссер с камерой и крикнет: «Снято!»

Но режиссер не появлялся. А «оно» продолжало подниматься. Это был зомби. Настоящий, мать его, зомби. Не тот, что в играх – чистенький, слегка поцарапанный. Этот был… хм, как бы помягче сказать? ОЧЕНЬ ПОТРЕПАННЫЙ. От него отваливались куски плоти, где-то торчали кости, где-то зияли дыры. Пахло от него так, будто сдохло стадо слонов и месяц пролежало под палящим солнцем.

Глава 2

Знаете, что хуже, чем проснуться в чужом мире? Быть унесённой на руках мертвецом, который пахнет как забытый в шкафу бутерброд с колбасой. Трёхмесячной давности. В летнюю жару. С добавлением плесени и отчаяния.

Данте (серьёзно, ДАНТЕ! Как будто родители не могли придумать что-то менее пафосное?) нёс меня через лес с таким видом, будто я была призом на конкурсе "Мисс Некрофилия". А я, как образованная современная женщина с высшим образованием и остатками самоуважения, делала единственное, что могла — брыкалась, орала и пыталась его укусить.

— Отпусти меня, псих конченый! — верещала я, молотя кулаками по его каменной груди. — Я не мешок с картошкой! Я человек! С правами! С достоинством!

— Тише, невеста, — пророкотал он голосом, от которого у меня по позвоночнику пробежали мурашки размером с таракана. — Не к лицу будущей герцогине устраивать истерики. Мои слуги могут подумать, что я плохо с тобой обращаюсь.

— ТВОИ СЛУГИ?! — Я чуть не подавилась воздухом, который и без того был пропитан ароматом "Eau de Мертвечина". — Да пусть они думают что угодно! Пусть думают, что я сбежала из дурдома! Что я террористка! Что я...

— Моя, — перебил он с такой уверенностью, что я на секунду даже заткнулась.

А потом снова взбесилась.

— Я НЕ ТВОЯ! Я ничья! Ну, кроме государства, которое собирает с меня налоги, но это другое!

Он не ответил. Просто продолжал идти, и его шаги были такими уверенными, размеренными, что я поняла — бороться бесполезно. У него была сила мёртвого, который уже триста лет не знал слова "усталость". А у меня — сила офисного планктона, который последний раз занимался спортом в школе на физкультуре.

Лес вокруг менялся. Становился мрачнее. Деревья росли гуще, их ветви переплетались наверху, образуя что-то вроде тоннеля. Свет проникал сквозь листву тонкими лучами, и в этих лучах плясали пылинки, похожие на крохотных призраков. Лианы свисали со стволов, извивались, и я могла поклясться — они шевелились, хотя ветра не было.

— Где ты меня тащишь? — спросила я, когда силы на орание закончились. — На съедение? На жертвенный алтарь? На...

— Домой.

Одно слово. Но в нём было столько собственничества, что мне захотелось снова начать брыкаться.

— Это не мой дом! Мой дом — в Москве! В панельной хрущевке! С соседями-дебилами и протекающим краном!

— Был, — поправил он. — Теперь твой дом — Мортхолл.

— Мортхолл? Серьёзно? Вы, мертвецы, совсем не заморачиваетесь с названиями, да? "Мортхолл", "Склеп Печали", "Замок Тлена"... Фантазии ноль!

Он промолчал, но я поймала краешком глаза лёгкое подёргивание его губ. Неужели этот кусок льда умеет улыбаться?

И тут лес закончился.

Передо мной открылся вид, от которого у меня отвисла челюсть.

Замок.

Нет, не просто замок. ЗАМОК. С большой буквы. С прописной. С жирным подчёркиванием, восклицательным знаком и сиянием зловещего величия.

Он стоял на скале, возвышаясь над лесом, как гигантский готический торт, который испекла ведьма со странными пристрастиями и чувством драматизма. Башни устремлялись в небо — остроконечные, увенчанные шпилями, которые буквально царапали облака. Стены — серый камень, почерневший от времени и дождей, покрытый трещинами, мхом и лишайником, словно само время решило использовать их как холст для своих картин разрушения.

Витражные окна зияли пустыми глазницами — большинство стёкол было выбито или треснуто. Но в некоторых всё ещё сохранились осколки цветного стекла — красного, синего, изумрудного, — которые переливались на закатном солнце, отбрасывая на стены радужные блики смерти и красоты.

А гаргульи...

О боже, гаргульи.

Десятки. Может, сотни. Они сидели везде — на крыше, на карнизах, на башнях, на балконах. Каменные монстры всех мастей и размеров. Некоторые были похожи на драконов с распахнутыми крыльями. Другие — на демонов с рогами и клыками. Третьи — на то, что бывший скульптор увидел в особо дурном сне после поедания сыра с плесенью.

И, клянусь всеми святыми и не очень, они СМОТРЕЛИ на меня. Следили каменными глазами. Я чувствовала их взгляды на своей коже, как прикосновение ледяных пальцев.

Замок был... невозможен. Красив той тёмной, болезненной, извращённой красотой, которая привлекает и отталкивает одновременно. Как очень старая рок-звезда, которая сделала слишком много пластических операций, переспала с половиной индустрии, пережила три передозировки, но всё равно сохранила эту притягательную, магнетическую харизму.

— Впечатляет? — спросил Данте, и в его голосе прозвучала нотка гордости.

— Впечатляет, — созналась я. — Если бы не запустение. И дыры. И то, что он выглядит так, будто вот-вот рухнет.

— Мелкие недостатки, — отмахнулся он.

— МЕЛКИЕ?! У тебя там крыша наполовину провалилась!

— Косметический ремонт решит проблему.

Я фыркнула. Косметический ремонт. Этому замку нужен не косметический, а капитальный, с привлечением бригады из ста человек и магическим бюджетом в несколько миллионов.

Данте направился к огромным воротам. Они были деревянные, обитые железом, с ржавыми петлями размером с мою голову. Когда он толкнул их ногой (ногой! просто так, одной ногой!), ворота открылись с таким скрипом, что у меня заболели зубы.

— Добро пожаловать в Мортхолл, — произнёс он торжественно.

— Не надо так говорить, — попросила я. — Звучит как начало хоррора.

— Возможно, потому что так и есть.

И мы вошли внутрь.

Двор встретил меня армией.

Нет, не в переносном смысле. Буквально. Армией.

Они стояли, выстроившись в ряды, как солдаты на параде. Только это были не солдаты. Это были... зомби. Десятки зомби. Может, сотни. Разной степени сохранности — от "относительно целых" до "лучше бы я этого не видела". Некоторые в латах, некоторые в лохмотьях. У одного не было руки. У другого — половины лица. Третий вообще был без головы, но как-то стоял.

И они все смотрели на меня.

Глава 3

Спать не получалось.

Совсем.

Вообще никак.

Я лежала в этой гигантской кровати, которая скрипела при каждом моём движении, как симфонический оркестр призраков, и смотрела в потолок. Точнее, пыталась разглядеть потолок в темноте, освещённой только жалкими лучами луны, пробивающимися сквозь грязные окна.

Мой мозг отказывался выключаться. Он крутил и перекручивал события дня, как дешёвый триллер на повторе. Портал. Зомби. Данте. Армия мертвецов. Барьер. Три месяца. Полюбить. МЕРТВЕЦА.

— Милена, ты в полном… полнейшем… — прошептала я в темноту. — Ты попала в ситуацию, из которой нет выхода. У тебя есть два варианта: либо сойти с ума, либо притвориться, что ты не сошла с ума.

Притворяться казалось более перспективным вариантом.

Я повернулась на бок. Подушка противно захрустела. Из неё посыпалась какая-то труха. Я не стала выяснять, что именно. Некоторые вещи лучше не знать.

Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Данте там… что? Стоял? Сидел? Медитировал о вечности и тлене? Мертвецы вообще спят? Или они просто… существуют? Как мебель, только с харизмой и склонностью к пафосным заявлениям?

Я попыталась закрыть глаза. Перед внутренним взором тут же всплыло его лицо. Бледное. Красивое. С этими проклятыми глазами цвета полуночи, которые смотрели так, будто видели твою душу насквозь и находили её… интересной.

«Стоп, — одёрнула я себя. — Прекрати. Ты не можешь находить мертвеца привлекательным. Это… это некрофилия какая-то! Хотя технически он ходит и говорит, так что… некро-полу-филия? Есть ли такой термин?»

Господи, я действительно сходила с ума.

Я села на кровати, сдаваясь. Спать всё равно не получится. Может, стоит… исследовать замок? Да, отличная идея. Побродить по тёмным коридорам особняка, полного мертвецов. Что может пойти не так?

Я встала, накинула какую-то пыльную накидку, которая валялась на кресле (надеюсь, она не была чьим-то саваном), и на цыпочках выскользнула из комнаты.

Коридор был освещён редкими факелами, которые горели каким-то странным, зеленоватым огнём. Магия, наверное. Или просто очень старый керосин. Тени плясали на стенах, образуя фигуры, похожие на танцующих призраков. Очень уютно. Просто курорт мечты.

Я брела наугад, стараясь запомнить дорогу (безуспешно — все коридоры были одинаково мрачными и одинаково запутанными). Проходила мимо закрытых дверей, мимо портретов хмурых предков, мимо доспехов, которые, клянусь, ПОВОРАЧИВАЛИ ЗА МНОЙ ГОЛОВЫ.

— Это просто сквозняк, — убеждала я себя. — Просто ветер. Просто моё воображение, которое работает на полную катушку.

Доспехи скрипнули.

Я ускорила шаг.

И наконец наткнулась на дверь, которая выглядела… иначе. Она была массивной, деревянной, с резными узорами, изображающими книги, свитки и какие-то странные символы. Над дверью висела табличка с выцветшей надписью на языке, который я не понимала, но интуитивно догадалась:

Библиотека.

— Ну конечно, — пробормотала я. — В каждом приличном замке с привидениями должна быть библиотека. Это же классика жанра.

Я толкнула дверь. Она открылась с протяжным скрипом, достойным премии "Оскар" в номинации "Лучший звуковой эффект ужаса".

Внутри было… огромно.

Библиотека была размером с небольшой ангар. Стеллажи уходили под самый потолок, который терялся где-то в темноте. Тысячи, может, десятки тысяч книг. Старинных, в кожаных переплётах, покрытых пылью и паутиной. Пахло старой бумагой, плесенью и чем-то ещё… древним. Как будто сами знания, запечатанные в этих томах, источали аромат веков.

Я подошла к ближайшему стеллажу, взяла одну книгу наугад. Открыла.

И ничего не поняла.

Текст был на каком-то языке, который больше походил на закорючки, чем на буквы. Символы извивались, переплетались, и от долгого взгляда на них начинала болеть голова.

— Отлично, — пробормотала я, захлопывая книгу и поднимая облако пыли. — Я филолог, а читать не могу. Ирония судьбы уровня: бог.

Я прошлась вдоль стеллажей, разглядывая корешки книг. Некоторые были явно магическими — светились слабым свечением, другие источали холод, третьи… шипели? Да, одна книга определённо шипела на меня, как рассерженная змея.

— Извини, — сказала я книге. — Я просто смотрю.

Книга зашипела громче.

Я поспешила отойти подальше.

И тут услышала… звук.

Тихий. Едва уловимый. Шорох.

Я замерла.

Снова шорох. Где-то в глубине библиотеки, за стеллажами.

«Крысы, — подумала я. — Просто крысы. Или… зомби-крысы? Боже, надеюсь, что нет».

Но любопытство было сильнее страха. Я медленно пошла на звук, петляя между стеллажами, стараясь не дышать слишком громко.

Шорох становился громче. И вот я увидела…

Кота.

Вернее, то, что когда-то было котом.

Он лежал за старым стеллажом, свернувшись клубком. Серый. Худой. ОЧЕНЬ худой. Настолько, что я видела его рёбра. А ещё… у него не было хвоста. Вернее, был огрызок хвоста, из которого торчали косточки. Одно ухо наполовину оторвано. Шерсть клочьями. Из бока торчало что-то… я не хотела смотреть, что именно.

— Бедняга, — прошептала я, присаживаясь на корточки. — Кто тебя так?

Кот не шевелился. Даже не дышал.

Потому что был мёртв.

Очень, очень мёртв.

— Конечно, — вздохнула я. — Куда же без трупов в этом замке. Даже коты тут не живые.

Но что-то внутри меня… дрогнуло. Может, это было жалость. Может, тоска по нормальности, по живому существу в этом царстве мертвецов. А может, просто накопившаяся за день усталость и стресс.

Я протянула руку и погладила кота по голове. Шерсть была жёсткой, холодной.

— Бедный котик, — прошептала я. — Как же ты здесь оказался?

И тут…

Произошло ОНО.

Холод. Резкий, пронзающий, как будто я сунула руку в морозилку. Из моих пальцев потекло… нечто. Свечение? Энергия? Магия? Понятия не имею! Оно обволакивало кота, проникало внутрь, растекалось по его телу.

Глава 4

Я проснулась от того, что Ханако сидел на моей груди и пялился на меня своим единственным глазом.

— Доброе утро, хозяйка, — произнёс он голосом, который звучал так, будто кто-то пытался завести старый автомобиль в минус тридцать. — Ты храпишь. Громко. Как медведь с бронхитом.

— Я НЕ храплю! — возмутилась я, отталкивая его.

Он грациозно спрыгнул на пол, приземлившись на три лапы (четвёртая подволакивалась).

— Храпишь. Я слышал. Мёртвые слышат всё. У нас обострённый слух. Или это просто тебя так громко разносилось по всему замку.

Я села на кровати, потирая лицо. Голова раскалывалась, словно по ней всю ночь стучал маленький злобный гном с отбойным молотком. В комнату проникал серый утренний свет, высвечивая всю убогость обстановки — пыль, паутину, дыры в балдахине.

— Который час?

— Понятия не имею. Часов тут нет. Мы мёртвые. Нам всё равно. — Ханако начал вылизывать лапу. Язык снова вывалился, пришлось заталкивать обратно. — Но судя по солнцу — утро. Раннее. Очень раннее. Настолько раннее, что даже птицы ещё не проснулись. Впрочем, тут их и нет. Они боятся замка.

— Умные птицы, — пробормотала я, вставая.

Ноги затекли. Спина ныла. Я чувствовала себя так, будто всю ночь занималась карате с призраками. Хотя, по сути, я просто спала на матраце, который был набит чем-то подозрительно похожим на солому, перемешанную с камнями и остатками чьих-то надежд.

— Хозяйка, — позвал Ханако, когда я направилась к двери. — Ты же помнишь, что вчера поссорилась с мертвяком?

— Не ссорилась. Я ему ФАКТЫ изложила.

— Он был зол. Очень зол. Я таким его не видел лет... сто? Двести? Не помню. — Кот почесал ухо. — Он может передумать.

— Не передумает, — уверенно сказала я, хотя внутри всё сжалось от сомнений. — У него нет выбора.

— У гордого мертвеца всегда есть выбор, хозяйка. Умереть окончательно, но с достоинством.

Я остановилась у двери, обернулась.

— Он не такой идиот.

— Он мёртв триста лет. У мёртвых логика... другая.

Я вздохнула, открыла дверь и вышла в коридор.

Замок встретил меня утренней тишиной, которая была какой-то... неправильной. Слишком плотной. Слишком тяжёлой. Как будто сам воздух здесь был пропитан ожиданием и древней тоской. Факелы ещё горели (магические, наверное, не гаснут), отбрасывая длинные, дрожащие тени.

Я побрела по коридорам, пытаясь вспомнить дорогу к столовой. Или к холлу. Или куда угодно, где можно найти Данте.

Ханако семенил рядом, постанывая на каждом шагу.

— Больно?

— Всегда больно, хозяйка. Смирилась уже.

— Ты же кот. Коты не говорят о боли.

— Мёртвые коты говорят о чём хотят. Это наша привилегия.

Мы спустились по лестнице (я споткнулась три раза, Ханако прокомментировал каждую), прошли через холл (портреты предков смотрели с явным осуждением) и наконец оказались... у массивной двери.

— Это что?

— Тронный зал, — ответил Ханако. — Или как его там Данте называет. Зал аудиенций? Место, где он сидит и строит из себя важного.

— Он там?

— Чую его. Запах мертвечины с нотками гордыни и отчаяния. Он там.

Я толкнула дверь.

Зал был... внушительным. Огромный, с высоченными потолками, колоннами по периметру, витражными окнами (половина выбита). В дальнем конце — возвышение. А на возвышении — трон. Массивный, каменный, украшенный черепами и какой-то резьбой, изображающей сцены... я предпочла не вглядываться.

И на троне сидел Данте.

В полном обмундировании. Доспехи (древние, потускневшие, но впечатляющие), плащ (чёрный, драматично развевающийся, хотя ветра не было), корона (да, КОРОНА! маленькая, но корона!) на голове.

Он сидел, облокотившись на подлокотник, подперев голову рукой, и смотрел в пустоту с таким выражением, будто переживал внутреннюю трагедию шекспировского масштаба.

— Серьёзно? — не выдержала я. — Ты ТАК сидишь? С утра? В короне?

Он медленно перевёл взгляд на меня. И если бы взгляды убивали, я бы сейчас была мертвее всех мертвецов в этом замке.

— Доброе утро, невеста, — произнёс он голосом, в котором не было ничего доброго. — Выспалась?

— На твоём матраце? Вряд ли. Там что, камни внутри? Или останки прошлых невест?

— Солома.

— Чувствуется.

Мы смотрели друг на друга. Долго. Напряжённо.

Ханако деликатно кашлянул:

— Может, я пойду? Атмосфера тут... густая.

— Оставайся, — приказал Данте, не отрывая взгляда от меня. — Ты теперь часть этого... безумия.

— Безумия? — переспросила я, поднимаясь по ступенькам к трону. — Ты называешь план спасения твоего замка безумием?

— Я называю идею превратить мою резиденцию в постоялый двор для случайных путников оскорблением.

— Тогда умри, — пожала я плечами. — С достоинством. В своей короне. На своём троне. А я буду тут сидеть. Одна. С твоей разваливающейся армией. Навсегда.

Его челюсть сжалась.

— Ты манипулируешь.

— Я излагаю факты. Ханако, помоги мне. Расскажи про Совет ещё раз.

Кот зевнул.

— Совет Мёртвых. Правительство загробного мира. Контролируют территории. Собирают налоги. Данте должен десять тысяч золотых. Аудит через два месяца. Не заплатит — конфискуют замок, лишат титула, уничтожат. Всё просто.

— Десять тысяч, — повторила я, глядя на Данте. — Это много?

— Очень, — процедил он сквозь зубы.

— И у тебя их нет?

— Нет.

— И взять негде?

— Негде.

— Тогда какого... чёрта... ты сидишь тут в короне и строишь из себя гордого?! — Я подошла вплотную, задрав голову (он был выше, даже сидя). — У тебя есть шанс! ОДИН шанс! Я предлагаю план! Рабочий план! Твой замок БЫЛ трактиром! Успешным! Люди приезжали! Платили! Почему нельзя повторить?!

— Потому что это унизительно!

— Унизительно?! — Я рассмеялась. Истерично. — Ты знаешь, что унизительно? Распасться в прах, потому что ты слишком гордый, чтобы попросить помощи! Потерять всё, потому что ты не хочешь "опошляться"! ВОТ это унизительно!

Глава 5

Знаете, что хуже, чем убираться в собственной квартире? Убираться в замке площадью примерно с небольшой аэропорт, где каждый угол покрыт трёхсотлетней пылью, паутиной размером с рыболовную сеть и воспоминаниями о том, как здесь кто-то умер. Причём несколько раз. Разными способами.

А теперь представьте, что ваша уборочная команда состоит из зомби, которые постоянно теряют конечности, призрака, который проваливается сквозь пол, и орка, который считает, что "чисто" — это когда видно хотя бы половину пола.

Добро пожаловать в мой ад.

— МОРТИМЕР! — заорала я, стоя посреди того, что когда-то было парадной гостиной, а теперь больше походило на склад барахла викторианской эпохи, перемешанного с кладбищем надежд. — ТВОЯ РУКА В ВАЗЕ!

— О, простите, мадам, — донёсся невозмутимый голос дворецкого откуда-то из-за горы пыльных портретов. — Сейчас исправлюсь.

Я закрыла глаза, досчитала до десяти (не помогло), до двадцати (тоже), до тридцати (я просто устала считать).

Прошла неделя с момента нашего исторического объявления. Одна неделя. Семь дней. И за это время я поняла несколько важных вещей:

Говоря о последнем...

— Ты уничтожаешь историю, — произнёс голос за моей спиной. Холодный. Острый, как лезвие.

Я обернулась. Данте стоял в дверном проёме, и его фигура отбрасывала длинную тень, похожую на когтистую лапу. Руки скрещены на груди. Лицо — каменная маска, в которой только глаза живы, и в них плещется что-то тёмное и древнее.

— Что? — Я вытерла пот со лба, оставив грязную полосу.

— Ты. Уничтожаешь. Историю. — Он произнёс каждое слово отдельно, будто объяснял идиоту. — Портреты моих предков валяются в углу. Гобелены, которым пятьсот лет, свёрнуты как тряпки. Мебель, на которой сидели герцоги, переставлена как в дешёвой таверне.

— Они были покрыты пылью! Паутиной! Плесенью! — Я ткнула пальцем в сторону свёрнутых гобеленов. — В них ЖИЛИ пауки!

— Пауки были здесь раньше тебя. — Его голос стал ещё холоднее. — Возможно, они имеют больше прав на этот замок, чем ты.

Я разозлилась. По-настоящему.

— Слушай, мертвяк. Либо ты хочешь отель, либо музей. Решай. Потому что гости НЕ будут платить за то, чтобы спать в пыли и дышать спорами плесени!

Его челюсть напряглась. В глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Не смей так со мной говорить.

— Или что? Убьёшь меня? — Я шагнула к нему, задрав подбородок. — А, нет, не можешь. Потому что если я умру — ты распадёшься. Так что терпи, ваше мертвячество.

Мы смотрели друг на друга. Между нами потрескивало напряжение, почти осязаемое.

Ханако, который сидел на подоконнике и вылизывал культю хвоста, хмыкнул:

— Вы как старая супружеская пара. Милота.

— ЗАТКНИСЬ, КОТ! — синхронно рявкнули мы с Данте.

Ханако довольно мурлыкнул.

— Видите? Синхрон идеальный. Свадьбу можно не откладывать.

Я подняла тряпку, метила в кота. Он ловко спрыгнул, хромая приземлился на три лапы.

— Хозяйка, ярость тебе не к лицу. Ты красная как помидор.

— А ты скоро будешь мёртвым. СНОВА.

— Я УЖЕ мёртвый. Логика хромает.

— Как и ты!

Данте вздохнул. Долго. Театрально.

— Я пойду проверю, как армия справляется с крышей.

— Отличная идея! — бодро сказала я. — Иди. Проверяй. А я тут попытаюсь сделать из этого склепа что-то, где люди не будут умирать от столбняка и страха.

Он ушёл, и я могла поклясться, что слышала, как он бормочет что-то про "бесцеремонных выскочек из будущего".

— Хозяйка, — позвал Ханако, когда я вернулась к разбору завалов мебели.

— Что?

— Тебе нужен перерыв. Ты злая. Когда люди злые — они делают глупости.

— Я не злая. Я РЕАЛИСТИЧНАЯ. У нас восемь недель! ВОСЕМЬ! А замок выглядит так, будто здесь прошла война, чума и концерт панк-рок группы. Одновременно!

— Восемь недель — это много, — философски заметил кот.

— Для МЕРТВЕЦА, может, и много! У вас время течёт по-другому! А у меня дедлайн! И аудит! И перспектива застрять тут навсегда!

Ханако спрыгнул с подоконника, подошёл, потёрся о мою ногу.

— Хозяйка. Пойдём. Покажу тебе кое-что.

— Ханако, я занята...

— Это важно. — Его единственный глаз смотрел серьёзно. — Очень важно. То, о чём я... не мог сказать раньше.

Что-то в его тоне заставило меня остановиться.

— О чём?

— Пойдём. В библиотеку. В ту самую комнату.

Секретная комната. Та, где были дневники и чертежи.

Я бросила тряпку, вытерла руки о джинсы.

— Веди.

Мы шли по коридорам молча. Ханако впереди, хромая на три лапы, я — за ним. Замок был наполнен звуками: где-то грохотали зомби, таскающие мебель; Грета пела печальную песню на непонятном языке; Громбаш что-то варил на кухне (запах был... специфический).

Библиотека встретила нас привычной тишиной и запахом старой бумаги. Ханако провёл меня к той самой стене, где в прошлый раз открылся проход.

— Открывай, — скомандовал он.

Я приложила руку к стене, сосредоточилась. Магия отозвалась — тёплая, странная, не моя, но послушная. Узор проступил, засветился, и стена раздвинулась.

Секретная комната была такой же, как я её помнила: маленькая, круглая, заваленная пергаментами, книгами, чертежами. Но теперь, при свете магических огоньков (они зажглись сами, как только мы вошли), я увидела больше деталей.

На стенах висели портреты. Два портрета.

Две женщины.

Они были... похожи. Очень похожи. Близняшки? Одна — с тёмными волосами, собранными в строгий пучок, в тёмно-зелёном платье. Лицо умное, острое, красивое той холодной красотой, которая притягивает и отталкивает. Глаза — тёмные, почти чёрные, с каким-то хищным блеском. Улыбка — едва заметная, полная тайны и чего-то... опасного.

Глава 6

Если кто-то когда-нибудь говорил вам, что управлять командой — это искусство, то знайте: этот человек врал. Управлять командой — это не искусство. Это война. Психологическая, нервная, с элементами чёрной магии и жертвоприношений собственного здравомыслия на алтарь "авось получится".

А управлять командой МЕРТВЕЦОВ — это вообще отдельный уровень ада, для которого Данте Алигьери просто не нашёл подходящих слов, поэтому промолчал из вежливости.

Прошло три дня с нашей эпической ссоры с Данте. Три дня, в течение которых мы общались исключительно через Мортимера, как два разведённых родителя, делящих опеку над ребёнком. Только вместо ребёнка у нас был замок размером с небольшой город-призрак, а вместо адвокатов — дворецкий-скелет с дипломатическими способностями уровня "Организация Объединённых Мертвецов".

— Сэр велел передать, что восточное крыло необходимо оставить в первозданном виде, — произнёс Мортимер, стоя между мной и Данте, как швейцарский гвардеец между двумя враждующими армиями.

— Передай сэру, — процедила я сквозь зубы, яростно оттирая трёхсотлетнюю грязь с каминной полки, — что первозданный вид восточного крыла — это руины, плесень и крысиные экскременты. И если он хочет, чтобы гости туда заселялись, пусть сам попробует там переночевать.

Мортимер повернулся к Данте, который стоял в противоположном углу зала, мрачный как грозовая туча, и выглядел так, будто мысленно придумывает семьдесят три способа меня убить (все медленные).

— Мадам сказала...

— Я слышал, что она сказала, — перебил Данте голосом, от которого температура в комнате упала градусов на пять. — Передай мадам, что это МОЙ замок. И я решаю, что с ним делать.

— Передай сэру, — рявкнула я, швыряя тряпку в ведро с таким грохотом, что Грета от испуга провалилась сквозь пол по шею, — что если он хочет СВОЙ замок, пусть САМ за него платит!

Ханако, который развалился на подоконнике как пушистый (относительно) судья на этом абсурдном процессе, зевнул, обнажив кривые жёлтые клыки:

— Вы оба идиоты. Я просто хочу, чтобы вы знали.

— ЗАТКНИСЬ, КОТ, — синхронно рявкнули мы с Данте.

Мортимер вздохнул так тяжело, что у него из рёбер вылетело облачко пыли.

— Может, вы просто поговорите напрямую? Мои кости уже не те, чтобы бегать туда-сюда, как голубь с депешами времён Столетней войны.

— Нет, — отрезала я.

— Ни за что, — добавил Данте.

Мы посмотрели друг на друга. Быстро. И так же быстро отвернулись.

Потому что проблема была в том, что каждый раз, когда я смотрела на этого надменного, холодного, невыносимо красивого мертвеца, внутри что-то переворачивалось. Что-то тёплое, предательское и категорически неуместное, учитывая, что он три дня назад назвал меня СВОЕЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ.

И это бесило. Бесило так сильно, что я оттирала грязь с мебели с энтузиазмом, достойным олимпийского чемпиона по клинингу.

— Милена, — позвала Грета, выплывая из пола как печальный призрак из японского хоррора, — я закончила со спальнями на втором этаже!

— Отлично! — Я вытерла пот со лба, размазав грязь по щеке (очевидно, теперь я выглядела как участница грязевого реслинга). — Сколько комнат готово?

— Пятнадцать! Правда, в трёх из них я случайно прошла сквозь простыни, и они упали на пол, но я их подняла! Почти все!

— Это уже прогресс, — выдавила я подобие улыбки. — Продолжай. У нас осталось тридцать три комнаты.

— ТРИДЦАТЬ ТРИ?! — Грета всплеснула полупрозрачными руками. — Но до открытия всего пять недель!

Пять недель.

Тридцать пять дней.

Восемьсот сорок часов до того момента, когда к нам должны приехать гости, а у нас даже крыша не до конца починена, в половине комнат нет мебели, а единственный повар готовит так, что его блюда можно использовать как биологическое оружие.

Отлично. Просто замечательно.

— Грета, — я взяла её за полупрозрачные плечи (мои пальцы слегка погрузились внутрь, что было крайне странным ощущением), — мы справимся. Понимаешь? МЫ. СПРАВИМСЯ. Даже если придётся работать днём и ночью, даже если я сама буду спать по два часа, даже если...

— МИЛЕНА! — заорал откуда-то сверху голос Громбаша. — КУХНЯ ГОРИТ!

Я замерла.

— Что значит "горит"?

— ГОРИТ! ОГОНЬ! БОЛЬШОЙ ОГОНЬ!

Из коридора повалил дым. Чёрный, густой, с запахом горелого мяса, серы и чьих-то похороненных заживо надежд.

— ТВОЮ МАТЬ! — Я сорвалась с места и понеслась в сторону кухни.

За мной, топая как стадо обезумевших носорогов, ломанулась вся наша разношёрстная команда: Мортимер (потерял руку по дороге, но продолжал бежать), Грета (летела сквозь стены, вопила), скелеты-садовники (пели что-то про "огонь очищает грехи"), армия зомби (половина споткнулась и упала, вторая половина упала на первую).

Я ворвалась на кухню.

И обомлела.

Огонь был. Огромный, пылающий, жаркий огонь, который полыхал в... в котле. В котле, стоящем посреди кухни. А рядом с котлом, размахивая половником размером с весло, стоял Громбаш. Зелёный, довольный, счастливый.

— Громбаш готовить НОВОЕ БЛЮДО! — прорычал он, помешивая содержимое котла. — Огненный суп! Традиционное блюдо орков!

Я посмотрела в котёл.

Там бурлило нечто красное, вязкое, с пузырями размером с кулак. Оно шипело, булькало и, клянусь, СМОТРЕЛО на меня.

— Громбаш, — медленно произнесла я, стараясь не орать, — это... это съедобно?

— Съедобно! Очень съедобно! Громбаш пробовал! — Он гордо выпятил грудь.

— Ты не чувствуешь вкусов! Ты МЁРТВЫЙ!

— Но Громбаш ПОМНИТ! Было вкусно! Когда-то!

— КОГДА-ТО?! Когда — триста лет назад?!

Я схватилась за голову. Волосы (грязные, спутанные, пахнущие потом и отчаянием) встали дыбом.

— Громбаш, слушай внимательно. Очень внимательно. — Я говорила медленно, отчётливо, будто объясняла инопланетянину правила дорожного движения. — Гости. Живые гости. Не хотят есть блюда, которые СМОТРЯТ на них. Понял?

Глава 7

До открытия оставалось три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут нервного срыва, замешанного на отчаянии, кофеине (которого не было) и чистой, незамутнённой злости на весь этот мёртвый мир.

Я стояла посреди бального зала — самого большого, самого помпезного и самого, блин, ГРЯЗНОГО помещения во всём замке — и пыталась не заплакать. Или не завыть. Или не швырнуть тряпку в ближайшего зомби и не убежать в лес с криками "я передумала, заберите меня обратно".

Потолок. О, этот прекрасный, великолепный, трёхсотлетний потолок с фресками, изображающими каких-то мифологических существ (или оргию богов, я так и не разобралась), был покрыт паутиной такой густоты, что её можно было нарезать кусками и продавать как изоляционный материал.

Люстра — огромная, хрустальная, размером с небольшой автомобиль — висела под таким угрозным углом, что я всерьёз подумывала надеть каску. Половина хрусталя отсутствовала. Вторая половина была покрыта слоем грязи, через который не пробился бы даже лазер.

Пол — мраморный, когда-то белоснежный — сейчас больше напоминал поверхность Луны после бомбардировки: кратеры, трещины, пятна непонятного происхождения (я боялась даже предположить).

А окна... Окна были заколочены досками, потому что стёкла выбиты, и через них задувал такой ветер, что Грета дважды вылетела наружу и один раз чуть не улетела к чёртовой матери в буквальном смысле.

— Мадам, — деликатно произнёс Мортимер, стоя рядом и придерживая свою отклеившуюся челюсть (не в переносном смысле, в самом что ни на есть прямом — я уже привыкла), — возможно, стоит закрыть бальный зал на ремонт и не показывать гостям в первый день?

— Мортимер, — процедила я сквозь зубы, — это БАЛЬНЫЙ ЗАЛ. Парадное помещение. Визитная карточка. Если гости его не увидят, они подумают, что мы нищеброды, у которых даже зала нет!

— Но мадам...

— НИКАКИХ "НО"! — Я швырнула тряпку на пол с такой силой, что поднялось облако пыли размером с небольшой торнадо. — У нас три дня! ТРИ ДНЯ, чтобы превратить это... это... — я обвела рукой зал, — это постапокалиптическое логово крыс во что-то, где люди не будут бояться подхватить чуму!

— Технически, мадам, чума здесь уже была. В четырнадцатом веке. Дважды, — полезно добавил Мортимер.

Я посмотрела на него. Долго. Выразительно. С намёком на то, что сейчас его третья рука отвалится не случайно.

Он деликатно кашлянул и отступил на шаг.

— Где остальные? — выдохнула я, массируя виски.

— Грета моет окна в восточном крыле. Громбаш на кухне пытается освоить концепцию "съедобной еды". Скелеты подстригают живую изгородь. Армия зомби... — Мортимер замялся.

— Что армия зомби? — Я почувствовала, как в районе желудка что-то тревожно сжалось.

— Они... э-э... застряли в подвале. Все одновременно. Пытались вынести старую мебель и... заклинили в дверях. Сэр Данте сейчас пытается их разобрать.

Я закрыла глаза. Медленно досчитала до десяти. Не помогло. До двадцати. Тоже. До ста — просто устала считать и решила, что убийство — это выход.

— Отлично, — прошипела я. — Замечательно. Может, ещё крыша обвалится? Или призрак объявит забастовку? Или кот сожрёт последние чистые полотенца?

— Хозяйка, я на диете, — раздался ехидный голос Ханако откуда-то сверху.

Я задрала голову. Кот сидел НА ЛЮСТРЕ. На этой гигантской, еле держащейся люстре, которая раскачивалась под его весом (или тем, что от него осталось) как маятник часов судного дня.

— ХАНАКО! СЛЕЗЬ НЕМЕДЛЕННО!

— Не хочу. Отсюда вид лучше. Ты похожа на обезумевшую диктаторшу. Очень колоритно.

— Я СЕЙЧАС СТАНУ ОБЕЗУМЕВШЕЙ УБИЙЦЕЙ, ЕСЛИ ТЫ НЕ...

Хрусть.

Тихий, вкрадчивый, леденящий душу звук.

Люстра качнулась.

Ханако посмотрел вниз.

Я посмотрела вверх.

Мортимер посмотрел на нас обоих.

— Бежим? — предложил он.

— БЕЖИМ! — заорала я.

Мы рванули к выходу в тот самый момент, когда люстра с душераздирающим грохотом, звоном разбивающегося хрусталя и воплями Ханако ("Я СЛИШКОМ КРАСИВ, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ ТАК!") рухнула на пол.

Облако пыли, размером с атомный гриб, окутало весь зал.

Тишина.

Долгая.

Гнетущая.

Потом из облака выполз Ханако. Покрытый пылью с головы до... культи хвоста. Один ус сломан. Ухо торчит в другую сторону. Из шерсти торчит осколок хрусталя.

— Хозяйка, — прокашлялся он, выплёвывая кусочек люстры, — я пересмотрел своё мнение насчёт диеты. Мне нужна валерьянка. Много валерьянки.

Я опустилась на пол прямо у двери. Положила голову на колени.

И засмеялась.

Истерически. Безумно. Как главный герой хоррора, который наконец сломался под гнётом обстоятельств.

— Мадам? — осторожно позвал Мортимер. — Вы... в порядке?

— Я? В порядке? — Я подняла голову, и по лицу текли слёзы — не от горя, а от смеха, который граничил с помешательством. — Мортимер, дорогой, у меня люстра за миллион (или сколько она стоила триста лет назад) только что разбилась вдребезги. До открытия три дня. Половина команды застряла в подвале. Вторая половина пропала неизвестно где. А третья половина... — я посмотрела на Ханако, — сидит на мне и требует валерьянки. Я НЕ В ПОРЯДКЕ. Я НА ДНЕ. И ДНО ПРОГНИЛО.

— Но вы смеётесь, — осторожно заметил Мортимер.

— Потому что альтернатива — ПЛАКАТЬ! А я уже исчерпала лимит слёз на эту неделю!

Из облака пыли вышла фигура. Высокая. Мрачная. С осанкой генерала, который пришёл сообщить о поражении.

Данте.

На нём была пыль. В волосах — паутина. На лице — выражение того, кто видел ад, прошёл через него и решил, что возвращаться туда — плохая идея.

— Армия зомби больше не застряла, — сообщил он ровным голосом. — Я разобрал дверной косяк. И часть стены. И немного потолка.

Я уставилась на него.

— Ты... разобрал стену?

— У меня не было выбора. Они застряли намертво. Буквально.

Молчание.

Потом я снова засмеялась. Ещё громче.

Глава 8

Если кто-то когда-нибудь говорил вам, что самый страшный день в жизни — это свадьба, роды или защита перед советом учёных мужей, знайте: этот человек никогда не открывал отель для нечисти в замке-развалюхе с командой мертвецов, которые теряют конечности быстрее, чем я теряю остатки рассудка.

День Икс. Час Ноль. Момент истины, после которого я либо стану легендарной владелицей постоялого двора загробного мира, либо позорно сдохну под обломками собственных амбиций (и, возможно, под обломками потолка, который держался исключительно на честном слове и магическом воске).

Я проснулась на рассвете. Не от крика петуха — петухов здесь не было, как и вообще чего-либо живого, кроме меня. Я проснулась от паники, которая вцепилась в горло мёртвой хваткой и прошипела в ухо: "Вставай, неудачница! Сегодня ты либо победишь, либо провалишься так эпично, что о тебе будут слагать баллады. Плохие баллады".

Я вскочила с кровати, как будто под простынёй оказалась гадюка (учитывая состояние замка, это было бы не так уж удивительно), и ринулась к рукомойнику.

Холодная вода. Ледяная. Потому что тёплой воды не было. Как и горячей. Вообще воды почти не было — тонкая струйка, которая больше походила на плевок обиженного духа источника.

— Отлично, — пробормотала я, дрожа под ледяными каплями. — Начинаем день с обморожения. Хороший знак. Очень.

Когда я спустилась в холл — уже одетая, причёсанная (относительно), с румянами на щеках, которые должны были скрыть мешки под глазами размером с сундуки для дальнего путешествия — меня встретило зрелище, достойное кисти безумного художника.

Мортимер стоял у стойки для записи гостей и пытался прикрепить обратно свою руку. Рука не хотела. Она отваливалась с упорством, достойным лучшего применения.

— Мадам, доброе утро! — бодро поприветствовал он меня, придерживая конечность верёвкой. — Готовы к триумфу?

— Мортимер, твоя рука держится на верёвке.

— Да, мадам. Находчивый подход к решению проблемы.

— Это не находчивость. Это катастрофа.

— Мадам, я предпочитаю слово "изобретательность".

Я закрыла глаза. Досчитала до десяти. Открыла.

Рука всё ещё держалась на верёвке.

— Ладно. Хорошо. Отлично. Надень перчатки. Белые. Длинные. Чтобы верёвку не было видно.

— Слушаюсь, мадам! — Мортимер вытянулся, отдал честь (рука чуть не отвалилась снова) и поспешил прочь.

Я оглядела холл.

Три дня мы работали как проклятые (каламбур уместен). Три дня без сна, отдыха и нормальной еды (Громбаш готовил, а это значило, что еда была на грани съедобности).

И результат...

Результат был... неплохим.

Нет, серьёзно. Если прищуриться, не смотреть на трещины в стенах, не обращать внимания на то, что половина ковров лежала вверх дном (длинная история с участием зомби, Греты и непонимания понятия "где верх, где низ"), и забыть про то, что из некоторых углов доносилось подозрительное шуршание — холл выглядел... торжественно.

Свечи. Сотни свечей в канделябрах, подсвечниках, просто на столах. Они создавали атмосферу. Готическую, мрачноватую, но уютную. Как дом, где живёт вампир с хорошим вкусом и чувством прекрасного.

Мебель — отполированная (спасибо, Грета, хоть ты и провалилась три раза в процессе), расставленная (спасибо, армия зомби, хоть вы и сломали две статуи и одну вазу).

Цветы — мёртвые, но красиво мёртвые. Скелеты-садовники постарались. Чёрные розы, вьюны, что-то с шипами размером с кинжал. Идеально для готического постоялого двора.

Вывеска над входом:

"МОРТХОЛЛ: ОТЕЛЬ С ПРИВИДЕНИЯМИ"

"Добро пожаловать в вечность"

Я придумала девиз сама. Ночью. В бреду от усталости. Но звучало внушительно.

— Хозяйка, — мяукнул Ханако, материализуясь из ниоткуда (я уже привыкла к его появлениям), — ты выглядишь как зомби. Какая насмешка судьбы.

— Спасибо, кот. Ты тоже выглядишь как... как... — Я замолчала, потому что он И ТАК выглядел как полуразложившийся кошмар.

— Как обольстительный мертвец? — подсказал он.

— Как беда на четырёх... трёх лапах.

— Обидно, хозяйка. Я старался. — Он вылизал культю хвоста. — Даже шерсть причесал.

— Ханако, у тебя шерсть торчит клочьями.

— Это особый стиль. Растрёпанный. Модно среди определённых кругов некромантов.

Я фыркнула, не удержавшись.

— Где Данте?

— Мертвяк в своих покоях. Одевается. Сказал, что сегодня должен выглядеть "достойно". — Ханако закатил глаз. — Как будто мёртвый герцог может выглядеть достойно без нормальной кожи на руках.

— У него есть кожа на руках!

— По большей части.

Я вздохнула и направилась на кухню.

Громбаш стоял у очага и помешивал что-то в огромном котле. Запах был... особенным. Смесь жареного мяса, серы и чьей-то похороненной молодости.

— Громбаш, — позвала я, стараясь дышать через рот. — Что это?

— Приветственная похлёбка! — гордо объявил орк. — Древнее блюдо! Громбаш варил три часа!

Я заглянула в котёл.

Бульон был мутным, с масляными радужными разводами. В нём плавали куски чего-то... органического. Надеюсь, овощей. Очень надеюсь.

— Громбаш, это... съедобно?

— Съедобно! Громбаш пробовал!

— Ты мёртвый! Ты не чувствуешь вкуса!

— Но Громбаш чувствует ДУШОЙ! — Он выпятил грудь. — Это вкусно! Душа говорит!

Господи, дай мне сил.

— Громбаш, слушай внимательно. Сегодня приедут гости. Живые гости. Им нужна еда, которая не... не убьёт их. Понял?

— Понял! Громбаш приготовил! Хлеб! — Он ткнул пальцем в сторону стола.

Я повернулась.

На столе лежал... булыжник. Чёрный, обугленный, каменный булыжник, который когда-то, в прошлой жизни, возможно, был караваем.

— Это... хлеб?

— Да! Громбаш пёк! — Орк сиял от гордости.

— Громбаш, это боевое орудие. Для осады крепостей.

— Громбаш не понимает.

— Этим можно убить кого-нибудь. Насмерть. Просто швырнув в голову.