Некровные

Чей-то родительский дом

Она слышала крики птиц, сидя на холодной лавке возле потрясающей, огромной белой многоэтажки, которая едва не упиралась своим шпилем в пасмурное небо. Обзор закрывала тёмная листва, холодало. Девушка ежилась и тяжело дышала, пытаясь найти глазами те самые окна.

— Ну, может, пойдёшь уже? — раздался юный женский голос практически над ухом. — Не съест же он тебя. Мы почти час тут сидим.

— Съест, — она вновь поёжилась, коснувшись бледными пальцами холодного, озябшего предплечья. — Либо в окно выкинет, как только увидит. Я не знаю, получил он копию завещания или нет.

— А он, типа… может не знать? — послышался тихий смешок.

— Ну да, вообще, — девушка нахмурилась. — Это квартира его мамы и папы. Наверное, он думает, что раз отец умер, то теперь это полноправно его жильё. — Пальцы потели от страха, биение сердца то ускорялось, то худо-бедно выравнивалось.

— Мне кажется, раз он думает, что ты его сестра, то не будет беситься. В конце концов, не гнить же тебе на обочине! Когда в наследство досталась такая хата — это просто нечестно!

— Я, правда, не совсем его сестра, — взгляд становился глупым. — Вернее… я вообще не его сестра. Когда его папа ушёл к моей маме, она была беременна мной. От другого мужчины… Но мистер Андертест растил меня как дочку. Честно говоря, только этот факт и спасает. Эрен думает, что я его сестра — я это точно знаю. Если бы знал, что нет, то, правда, вышвырнул бы в окно. А так, может, ещё потерпит…

— Ты его описываешь не как брата, даже если названного, а как монстра какого-то, — подруга закатила глаза и откинулась на лавке. — По мне, так разницы нет. Сестра, не сестра… у тебя на руках завещание от его отца! Пусть будет добр подвинуться!

— Тихо, не кричи так, — девушка насупилась и поджала губы. — Услышит ещё кто.

— Ладно. В любом случае, продолжишь тут сидеть — простудишься. Мне в общагу возвращаться нужно. Ты как-нибудь справишься, Одетт.

— Спасибо, что проводила, Эрнеста, — зрачки носились по светло-жёлтому сарафану подруги, по её аккуратному, длинному хвосту на затылке, схваченному махровой розовой резинкой. Она медленно поднялась, то ли с неловкостью, то ли с сочувствием глядя в сторону.

— Да не за что. Извини, что так просто сваливаю, но уже, правда, время. Мы и так засиделись. Ты звони, когда там всё утрясётся. Расскажешь, что там за брат-не брат.

— Ладно, хорошо, — девушка поднялась следом, и лёгкие тут же наполнились холодным уличным воздухом. — Удачи. Созвонимся.

Тонкие джинсы ни капли не грели. Белая, затасканная синтетическая футболка — тоже, но лёд сейчас словно шёл изнутри, от ненормального, неадекватного страха. Ноги едва не подкашивались, смотреть на тёмную железную дверь подъезда было жутко.

«Ты его описываешь не как брата, даже если названного, а как монстра какого-то» — пульсировали в голове недавние слова бывшей сожительницы по комнате в общежитии. «Так он и есть монстр», — пробубнила Одетт себе под нос. В последний раз они с ним виделись примерно лет двенадцать назад, а то и больше. Непростительно давно для того, чтобы делать выводы, но эти воспоминания врезались под корку так глубоко, что иногда снились короткими ночами.

Во сне он с жуткой улыбкой раскачивал маятник качелей, а она кричала и просила остановиться, чувствуя, что вот-вот упадёт. «Никто не услышит», — цедил подросток, с ненавистью глядя на восьмилетнюю девочку. «Из-за твоей шлюхи-мамаши умерла моя мать. И появилась ты. Выродок».

Она не знала, были ли те воспоминания правдивыми или же их просто сфабриковало подсознание, собрав в кучу все возможные страхи: качелей, одиночества, старшего брата. Не знала, но всё равно ужас приковывал к лавке. Теперь ему… двадцать семь. Чем Эрен Андертест жил, какой университет закончил и кем сейчас работал — Одетт понятия не имела. Но всякий раз, когда вспоминала о нём, в ушах раздавался фантомный скрип качелей. Самое страшное — она не помнила, упала ли тогда или же нет. Воспоминание обрывалось на моменте, когда девочка подняла голову к серому небу и увидела на нём трёх пролетающих мимо ворон.

В конце концов, она стиснула зубы, встряхнулась и схватила широкую серую походную сумку с вещами. Не сидеть же тут до ночи, в самом деле? Девушка гордо шагнула к двери подъезда по серому асфальту, который чуть шуршал под старыми лиловыми кедами. Сердце всё ещё неустанно трепыхалось где-то в глотке, но Одетт стоически пыталась не обращать на это никакого внимания. К счастью, прямо у входа железная дверь скрипнула, и наружу вышла миловидная леди в красной ветровке с маленькой собачкой на поводке. Теперь не придётся звонить в домофон и что-то мямлить себе под нос.

Когда-то давно в этом доме явно был консьерж, но теперь место за стеклянной перегородкой пустовало. Покрылось пылью, рядом с креслом была свалена какая-то мебель. Судя по всему, однажды жильцы договорились меж собой и решили, что консьерж им больше не нужен. Пахло пылью, бетоном. Стены, выкрашенные в больничный белый цвет, слегка посерели от времени. Железные створки пассажирского лифта, находящегося рядом с грузовым, выглядели сухо и мрачно. Наверх вела такая же мрачная лестница. Единственное, что отличало этот подъезд от подъезда из фильма ужасов — наивные весёленькие цветы каучуконосного фикуса. Растения в больших горшках цвели, несмотря на тусклый свет. Кто за ними ухаживал — правда, оставалось загадкой.

Эрен жил на девятом этаже двадцативосьмиэтажного жилого здания. Те, кто жил выше, могли любоваться плывущими мимо облаками, а те, кто ниже, могли временами не пользоваться лифтом. Он застрял где-то посредине — без преимуществ верхних и нижних жильцов.

Ремонт

— Эрен, открывай!! — Одетт набрала побольше воздуха в лёгкие и несколько раз ударила кулаком по железной двери. — Эрен!! Я правда полицию вызову и подам в суд, тебе спилят дверь! Оно тебе надо?! Я не буду мешать, клянусь! И вещи твои не буду трогать! Мы даже друг друга не будем видеть!! Эрен…

На самом деле ей очень не хотелось ночевать в подъезде. И, хотя она кричала про полицию, перспектива её вызывать — пугала. Через пару минут начнут высовываться соседи, спрашивать, что происходит. А девушке придётся стыдливо разводить руками и тыкать пальцами в завещание, которому «старший брат» упрямо не хотел следовать. Он хотел запереться. И всё на этом.

В следующую секунду замок щёлкнул, и вход в квартиру распахнулся вновь. С такой силой, что Одетт едва успела отшатнуться в сторону, чтобы не быть сбитой.

— Ну что ж, — вновь заговорил Андертест и мерзко улыбнулся, склоняя голову в сторону. — Моя истерика ничего не изменит. Я лишь надеюсь, что твоего папочку будут есть черти в аду. Заживо.

— Так ты пустишь меня? — осторожно спросила гостья, подозрительно сдвинув брови.

— А куда я денусь? Но если ты не будешь делать то, что я скажу, твоя жизнь сама станет адом, сестрица, — мужчина медленно сложил руки на груди. — У меня есть соседняя комната. В ней ты будешь находиться. И будь благодарна за то, что не в кладовке. Никаких… друзей. Никаких людей, никаких посторонних личностей. Вышвырну. Будешь оставлять вещи вне своей миниатюрной резервации — вышвырну. И плевать, носок это или телефон. Мыться будешь в моё отсутствие. Питаемся отдельно. Расходы на коммунальные услуги делим пополам, включая интернет. — Взгляд становился жутким. Молодой человек явно мог без проблем заплатить за всё сам, но просто хотел причинить «сестре» как можно больше неудобств. — Ах да, и никаких животных. Опять же — вышвырну. Договорились?

— Договорились, — обескураженно прошептала Одетт и задумалась.

А это точно единственная возможность не ночевать на улице? Она ничего не упустила?

— Ну тогда проходи, — он повернулся боком, указывая ладонью на квартиру. И без того мерзкая улыбка становилась всё отвратительнее с каждой секундой, складывалось впечатление, будто если девушка сейчас войдёт, то Эрен даст ей подзатыльник или выдаст что-нибудь похуже. На секунду ей показалось, что «брат» скривился, рассматривая её черты. Скривился и поджал губы.

Мужчина едва мог скрыть, что его до сих пор едва не трясло от злости. Сами собой сжимались кулаки, стиралась от скрипа эмаль зубов. Не таких гостей он сегодня ждал… не таких. И уж точно не надеялся ещё хоть когда-нибудь увидеть её лицо.

Это казалось чем-то невероятным. Всю свою жизнь, с того момента как увидел, Андертест младший ненавидел этот образ: короткие, молочные волосы с секущимися концами, глупый взгляд распахнутых, сизых глаз, губы с опущенными уголками… и светлая, очень светлая кожа, местами смятая мимическими морщинками.

По спине полз мерзкий холод. Не оставляло скользкое, яростное ощущение, что любовница отца восстала из мёртвых и притащилась сюда.

При жизни она была довольно низкой. Ниже среднестатистической женщины, на свои тридцать два не выглядела — скорее уж на двадцать семь–двадцать девять. Эрен не помнил её манеру говорить, но всякий раз, когда представлял — злился. Этой женщины уже давно не было на свете — около десяти лет. Однако мысли о ней до сих пор вызывали ненависть и горькую обиду. Его мать тоже не задержалась на свете долго. После ухода мужа из семьи у женщины случился сердечный приступ, а ещё через три года — второй, который стал фатальным. Юноша формально оставался на попечении отца, а неформально с четырнадцати лет жил один, всем сердцем ненавидя его новую семью и обвиняя во всём её — низкую, белёсую женщину с глупыми глазами.

Когда её тоже забрала смерть, он радовался. Нет, не просто радовался — он был счастлив. Хотел взглянуть в лицо неверному отцу, хотел плюнуть разлучнице на могилу, но, разумеется, на похороны его никто не пригласил.

Вопреки догадкам, его отец не остался с малолетней дочкой, оставив её на попечение неизвестной тётке. Лишь помогал деньгами, высылал игрушки и подарки, но никогда надолго не появлялся. Впрочем, Эрена он тоже не баловал вниманием. Возможно, к лучшему, ибо, вступив в силу, молодой человек клялся разбить лицо отцу так, чтобы больше ни одна, даже самая алчная женщина, на него не взглянула.

Его смерть стала просто новостью. Новостью, которая вызвала у двадцатисемилетнего мужчины саркастичную, злую ухмылку. Вот так, нежданно-негаданно, молодой налоговый инспектор получил от своего покойного папаши разваливающуюся фирму и квартиру, в которой он и так жил с момента своего рождения, и и так считал своей.

Когда Андертест впервые увидел завещание — всё, вроде бы, в порядке. Если бы не одна скользкая, мерзкая графа.

Отец оставил ему не квартиру. Не квартиру, а всего лишь комнату в этой самой квартире. Там, где когда-то жила счастливая, полная семья.

Обезумев от злобы, несостоявшийся наследник несколько дней не выходил из дома, проводя часы своего времени в созвоне с адвокатами. Но все возможные варианты из сложившейся ситуации в процессе дискуссии сливались в один — ждать. Придётся ждать, пока мерзкая дочь ещё более мерзкой женщины появится, чтобы всё уладить и договориться. Всё равно больше нет альтернатив.

Правда, иногда Андертест всё же наивно представлял, что она не придёт. Исчезнет, испарится, выпадет из реальности — и не придёт. По-детски смешно, но он представлял.

Карен Браун

— Не знаю… — Она нервно уставилась в пол, затем с грустью потерла щеку. — Не знаю, как стоит поступить. — В горле распухал гигантский ком.

— Я у тебя совета и не спрашивал, — раздражённо процедил мужчина. — Придётся поставить её перед фактом. Сказать, что мой отец теперь коротает будни в аду, так что на меня свалилась тошнотная неприятность в виде младшей сестры. Из-за тебя, Одетт, секса в ближайшие дни у меня вряд ли будет, — таким же раздражённым, но едва ли не будничным тоном сказал Эрен, словно это было что-то обычное. — Хотя, может, ты тихонько прикинешься тапком в своей комнате, если ко мне придёт моя гостья?

Девушка обескураженно раскрыла рот. Годы сделали из «брата» мало того что холодного, жуткого, пугающего человека, так ещё и непревзойдённого хама. Он медленно сделал глоток из кружки и прикрыл глаза.

— Это что, шутка? — Одетт чуть съёжилась, отводя взгляд. Ком давил на голосовые связки. Губы почему-то вздрагивали.

— Отнюдь. Мне нужно как-то сбрасывать напряжение, я мужчина, — вновь этот будничный тон.

Казалось, Андертест нисколько не воспринимал «сестру» как женщину. Скорее, расценивал её как вынужденный, раздражающий предмет мебели, который должен на какое-то время его стеснить. Подгнивший диван, который стоял прямо на виду, или же разваливающийся старый телевизор, который бесяще шипел вместо того, чтобы озвучивать нужный канал. С одной стороны, та не имела права обижаться — ведь он правда считал её родной сестрой, — а с другой накатывал какой-то мерзкий осадок. Одетт оскорблённо скривилась, сжав кулаки, но тут же их разжала и сдвинула брови.

— Предупреждай, пожалуйста, заранее, если решишь устроить свидание. Я пойду куда-нибудь на прогулку, — она опустила голову. — Ладно. Мне нужно вещи разобрать.

На мягких от страха ногах девушка вышла в коридор, где угрюмо покачивалась одна одинокая лампочка. Отчего-то становилось тревожно, правда, эта тревога сразу сменялась едкой грустью. Уголки губ опускались всё ниже.

Он так и не сказал, можно ли использовать под свои нужды шкаф, накрытый плёнкой. Подходить к молодому человеку с таким запросом больше не хотелось, поэтому Одетт просто-напросто затолкала сумку под кровать, развесив на спинке пижаму и халат. Ну всё, можно считать — разобрала. Опять тело охватывал лёгкий тремор: комната была неистово холодной. Вполне возможно, спать в пижаме тут вообще не удастся.

Она не таскала с собой одеяла и пледы, а вновь выходить, просить, было больше чем не по себе. Эрен всё равно едко улыбнётся и откажет, сказав, что одеяло у него только одно, а пледы только пыль собирают. В его интересах — сделать жизнь сестры невыносимой, чтобы та съехала раньше, чем найдётся что-то под съём по приемлемой цене. И ему было совершенно плевать, куда та съедет — даже если это подвал, вокзал или кладбище.

В какой-то момент Одетт сунула руку в сумку, достав оттуда небольшую книжечку в мягком бордовом переплёте. Чуть прилегла на кровать и, прищурившись, уткнулась в неё носом. Чтение немного приводило её в норму, отвлекало от грустных мыслей, увлекало. Заставляло на какой-то момент забыть о реальности.

Ведь в реальности никаких светлых перспектив, в общем-то, не было.

* * *

Адски мёрзли ноги. Настолько, что практически не ощущались. Девушка ворочалась и ёрзала на пустом матрасе, накрываясь своими ветровками. От голода подводило живот. Она со вздохом считала в уме деньги, чтобы понять: хватит ли её бюджета на комплект постельного белья, подушку, плед и какую-нибудь буханку хлеба с палкой недорогой колбасы?

Будучи студенткой, Одетт подрабатывала уборщицей в своём же университете. То было хоть и неприглядно, зато удобно. Не приходилось никуда бежать на работу после пар: быстренько помыл коридоры с лестницами — и всё на этом. Оплату ей перечисляли раз в две недели, отчего сейчас она лихорадочно думала: если сейчас придётся потратиться на обустройство спального места, не придётся ли потом сидеть на голодной неделе до зарплаты?

А ведь ещё наверняка придётся купить свою кружку, пару тарелок, нож и ложку с вилкой. Судя по доброте и гостеприимности «брата», он вряд ли поделится с «сестрой» даже плесневелым обмылком.

Одетт тяжело вздохнула и свернулась в клубок. Точно, ещё же мыло. Мыло, шампунь... К сожалению, с собой была только зубная щётка и паста. Иногда она с грустной улыбкой размышляла: не станет ли Андертест мерить скрученную туалетную бумагу — и вообще, надо купить свою.

Из окна бил тусклый белый свет, иногда по небу пролетали стаи чёрных кричащих птиц. К счастью, в воскресенье на пары не нужно. Хотя… к счастью ли?

В какой-то момент ей показалось, что в коридоре хлопнула входная дверь, затем тут же послышался тихий женский голос. Девушка стиснула зубы и прищурилась, перевернувшись на другой бок.

— Ну я же попросила предупредить… — прошептала она себе под нос.

Что-то мерзко кольнуло в груди, хлипкий покой медленно испарялся.

«Вот оно как», — доносились разочарованные фразы. — «Ну понятно… А она сейчас вон там? Как она выглядит? Вы с ней похожи?»

— Нет, не похожи, — мрачно цедила Одетт. В конце концов она поднялась с постели. Ветровки съехали, упав на паркетный пол. Странный сладковатый запах матраса с оранжевыми пятнами медленно развеивался.

Любопытство едва не сгибало пополам. Девушка в пижаме тихонько подошла к двери и прислушалась, пытаясь понять, что говорит мужчина, но его низкий голос резонировал с воем в трубах от сильного ветра. В конце концов она чуть прищурилась и высунулась, глядя на два силуэта, что стояли посреди коридора — мужской и женский.

Красивый и некрасивый ублюдок

Небо угрюмо нависало едва ли не над макушкой. Здания утопали в утреннем тумане, ветра не было, из звуков раздавался лишь короткий щебет птиц и шум редких, проезжавших мимо машин где-то позади спины. На улице неумолимо холодало.

Теперь Одетт казалось, что она любит ходить на учёбу. Любит тащить за собой бестолковые книги, любит мёрзнуть в одной рубашке в девять утра. Обычно она ощущала некоторую нервозность, когда поднималась по тяжёлым гранитным порогам университета, а теперь чувствовала только облегчение.

«Брат» очень рано выходил на работу. Просыпался в полшестого, пил несколько чашек кофе, принимал душ и шёл работать. Девушке повезло не пересечься с ним утром, оттого ей немного полегчало. С этого момента волнение перед университетом ощущалось сущей мелочью.

Ей нравилось учиться. Отчим купил Одетт образование, и она с большой радостью изо дня в день рисовала однотипные чертежи — странные многоэтажки в разрезе. Через годы ей повезёт рисовать чертежи фасадов зданий. Именно повезёт — делать «лица» улицам, домам, создавать эстетику, которая окружала каждого прохожего. Она ощущала это самым настоящим везением. Немногим удавалось выбрать образование по себе, немногим удавалось за него заплатить.

— Эй-эй, Клювик, — послышалось сзади. Девушка вздрогнула и закатила глаза.

— Доброе утро, Мэтт, — она скривилась, уставившись себе под ноги. «Клювик» — эта кличка прицепилась к ней с первых дней учёбы в университете просто потому, что её звали как принцессу-лебедь. Но «лебедь» звучало слишком хорошо, слишком красиво, а вот «клювик» — в самый раз. В этом прозвище читалась снисходительная ирония, раздражающая псевдозабота.

— Ну что, ну как? Переехала? С родственниками познакомилась? — Парень со странными пыльно-рыжими волосами по-хозяйски закинул ей руку на дальнее плечо и чуть нагнулся к её уху. — Расскажи.

— Нечего рассказывать. Отвяжись, — девушка поджала губы. — Почему все сделали новость из моего переезда? Народ каждый день переезжает — и ничего.

— Потому что тут сваливает не кто-то, а сама Клювик, — он мерзко усмехнулся. — Богатенькая девочка, у которой папаня скончался, и она внезапно перестала быть богатенькой. Я думал, так не бывает. А нет, бывает.

— Мой папа не богатенький, — она сжала кулаки. — Я не знаю, откуда пополз этот идиотский слух. Мало того, что её звали как принцессу, так ещё и сочли богатой после поступления — из-за огромного денежного взноса, покрывающего всю учебную программу. Среднестатистические люди платили за учёбу частями и были рады такому раскладу.

— Ну да, ты не богатенькая. На тебя просто упал мешок денег — с кем не бывает, — Мэтт прищурился. Пальцы давили на кожу плеча всё сильнее с каждой секундой. Они ощущались даже через ткань рубашки и явно оставят синяки. — Сперва до уборщицы докатилась, теперь навязалась «родственничкам». Есть на свете справедливость, да? Добро пожаловать к нам, простым смертным, карамелька. К слову, не подкинуть тебе работёнки?

— Отвали от меня! — зарычала Одетт, затем резко дёрнула на себя ручку резной деревянной двери. Взгляду открылось тёмное, тусклое фойе с консьержем, у которого был внимательный, хотя и ленивый взгляд, и двумя такими же ленивыми охранниками.

— Или что? Пожалуешься на меня своему «братику»? Ты же, вроде, к «братику» переехала, да? Брось, Клювик, я же тебя не оскорблял. Хватит так себя вести — может, ещё друзьями станем, — улыбка становилась жабьей. Парень явно не хотел отлипать, его только распаляло сопротивление. — А можно я познакомлюсь с твоим «братиком»? Буду к тебе в гости ходить. Встречать, так сказать.

— Я сказала: отвяжись, ящер! — она резко схватила Мэтта за палец, отдёрнув его руку от своего плеча. — Не лезь ко мне. Не разговаривай со мной. Не смотри на меня! — Плотно сомкнутые от ярости челюсти болели от страшного напряжения. В просторном холле с гранитным полом мелькали люди. Студенты толпились у стенда с информацией, переговаривались меж собой, разбегались по аудиториям. Одетт беглым взглядом осмотрела нескольких одногруппников, набрала побольше воздуха в лёгкие и ринулась наверх по широкой, залитой белым утренним светом лестнице. К счастью, Мэтт растворился среди прочих студентов, и больше его уродливая фигура в жёлтой безразмерной футболке не нависала над ухом.

Когда девушка смотрела ему в лицо, то понимала, что люди имеют в виду под словом «ненависть». Уродливо-красное, прыщавое, мерзкое лицо. Но, может, дело было вовсе не в прыщах и не в нездоровом румянце парня.

Он лез. Он не давал прохода, дразнил, пощипывал за бок и подстёгивал остальных называть Одетт «Клювик». Иногда тащился за ней до самого дома, театрально причитая, что ей нужно прекратить быть такой злой, иначе: «Злость тебе вернётся, карамелька, я обещаю».

«Паршивый дурак», — цедила девушка сквозь зубы, проходя в широкую, светлую аудиторию, где на задних рядах уже расселись усталые, заспанные студенты.

Глядя на Мэтта, она вспоминала, почему не любила ходить в университет. И почему не любила там задерживаться.

* * *

— Брось, Клювик, я же это по-дружески, — он вновь оскалился, а Одетт повесила голову, стеклянными глазами уставившись в асфальт.

Вечерело. Поднялся небольшой ветер, но, несмотря на это, воздух ощущался пыльным и тяжёлым. Возможно, поднимался мелкий мусор от проезжей части. Впереди вываливался мусор из круглой, переполненной урны — судя по всему, дворники халявили, убирая эту улицу. Кеды шуршали о дорожное покрытие, казалось, собирался пойти мелкий дождь.

Не в безопасности

Теперь она прислушивалась к каждому шороху. Каждый странный звук, который доносился из-за стены, теперь казался кашлем, а случайный скрип — такими же случайными хрипами. Мужчина день за днём ходил на работу. Выглядел… вроде бы сносно, но в глазах так и стояли капли крови на рукаве халата, и, казалось, он эту кровь сглатывал.

«Не моё дело, не моё дело, не моё дело», — взявшись за виски, мямлила девушка. И всё равно ничего не могла поделать с тем, что думала о состоянии «брата». «Может, ему чай горячий сделать?» — вертелось в голове. «Хотя я догадываюсь, куда он засунет мне этот чай…»

Всякий раз Одетт со сжатыми зубами собирала сумку на учёбу, и всякий раз со сжатыми зубами возвращалась домой. Лицо Мэтта отвращало, лицо Эрена — нет, но что от одного, что от другого сыпались мерзкие подначки.

Через пару дней студентка всё же купила нормальный комплект белого постельного белья, дешёвый плед и не менее дешёвую синтетическую подушку. Старая кровать в мгновение ока ожила и расцвела, стала довольно комфортной, можно сказать, уютной. Хотелось ещё купить небольшой коврик под ноги и тапочки, чтобы не морозить ноги, но это уже было не настолько важно.

В выходной девушка не очень-то хотела выходить, несмотря на нестерпимо токсичного «брата» за стеной. И так набегалась за неделю — то на учёбу, то домой, то уборщицей, то от раздражающего одногруппника. Уже настроилась немного полежать, посмотреть на телефоне какой-нибудь фильм, как хлопнула входная дверь. «Сейчас за стеной начнутся томные серенады», — с грустью подумала Одетт и перевернулась на другой бок. Как ни странно, Андертеста не было слышно — этот факт немного напрягал.

Дверь в её комнату скрипнула, отчего девушка вскочила, сжала руки и нервно уставилась в проём. До этого Эрен к ней не заходил, он в целом почти никогда не подходил первым и не начинал диалог.

Возле двери стояла знакомая женская фигура. Студентка скрипнула зубами, затем опустила взгляд на пол.

— Приветик, «сестрёнка». — Карен поправила прямое серое платье и медленно вошла внутрь. — Смотрю, ты здесь немного обжилась. И как оно? Комфортно тут?

— Нормально, — Одетт поджала губы. — Добрый день. Что вам нужно? У вас ко мне какое-то дело?

— Да, вот, присматриваюсь. Это же должна была быть моя комната, пока ты сюда не заявилась, — гостья растянулась в мерзкой улыбке.

— Мне очень жаль, — студентка прищурилась. — Но юридически эта квартира вообще принадлежала мистеру Андертесту-старшему. Он завещал её часть Эрену, а часть — мне.

— Ещё бы, он же не оставит такие миленькие глазки гнить где-нибудь на вокзале.

— Где Эрен? — девушка поднялась с кровати и сжала кулаки. — Вы пришли к нему? Идите к нему. Не надо заходить ко мне в комнату и пытаться меня унизить. Мне жаль, что вам не удалось тут пожить, но это не мои проблемы. Оставьте меня и мою комнату в покое. Хотите съехаться? За стеной ещё одна. С милым и в шалаше рай, разве нет?

Карен гневно раскрыла глаза. Зачем-то полезла в бежевую сумочку, достала оттуда небольшую бутылку, затем быстро подошла и плеснула водой Одетт в лицо.

Та с ужасом шарахнулась в сторону. Холодные капли стекали по лицу, намокала серая футболка. На секунду тело захватил шок.

— Его тут нет, — прошипела гостья. — Твоего «братика». Он дал мне ключи, чтобы я его дождалась, и уехал по делу. — Она медленно наклонилась над застывшей в замешательстве девушкой. — Слушай сюда, фальшивая родственница. Я таких, как ты, вижу насквозь. Это только начало. Слышала? Только начало. Я превращу твою жизнь в кошмар, пока ты не уберёшься отсюда и не оставишь моего мужчину в покое. Я сотворю с тобой такое, что ты будешь бояться заходить в эту квартиру. Хорошо запомни. И выбирай, что тебе важнее — присвоить себе чужое или сохранить психику в целости.

В тот же момент входная дверь хлопнула вновь, и в коридоре послышалась какая-то возня.

— А вот и он. — Карен поджала губы, вновь взяла бутылку и на этот раз плеснула водой себе в лицо. — Эрен!! Что твоя сестра себе позволяет?! — крикнула она, швырнув пустую бутыль на чужую постель. — Посмотри на меня!! — гостья резко развернулась и ринулась прочь из чужой комнаты.

Одетт раскрыла рот. Затем тут же его закрыла, стиснула зубы и, не помня себя, помчалась вслед за ней.

— Это она пришла ко мне в комнату!!! Она ко мне заявилась и начала угрожать!! — глаза застилал гнев и страх, сердце так отчаянно билось в груди, что начинало болеть.

Мужчина усталым взглядом осмотрел двух мокрых девушек. Медленно снял лёгкий чёрный плащ и повесил его на вешалку в шкаф коридора. Губы медленно расползались в отстранённой усмешке.

— Угрожать чем, Одетт? Можно с этого места поподробнее?

— Тем, что выселит меня отсюда. — Она рефлекторно вздрогнула, услышав своё имя.

— И ты всерьёз считаешь такие угрозы состоятельными, когда тебе принадлежит половина квартиры?

— Ну… — студентка замялась. — Вообще как бы…

— И из-за пустых импульсивных угроз нужно поливать человека водой? — зрачки жутко блеснули в бетонной тьме.

— Я этого не делала. — Страх всё усиливался. Мёрзли руки.

— Да ну, правда? Карен, выходит, сама себя облила?

Кража

«Не в безопасности», – бубнила себе под нос девушка, нервно косясь на закрытую дверь своей комнаты. Он был прав. Так или иначе, мерзкий, жестокий «брат» был прав, только помимо злости теперь, в отношении него, ощущался ужасный стыд. «Думает, что я извращенка, ненавижу», – стучало в висках. Правда, чувствовала Одетт совсем не ненависть. Скорее боль, до сих пор возрастающий стыд и страх. Губы сохли и дрожали.

Когда скрипнул ключ в замочной скважине, она рефлекторно вздрогнула, затем яростно пнула подушку. Докатилась. Боится любовницы сына отчима... Что с ней стало? Разве гордость может позволить продолжать сидеть здесь, боясь высунуться, чтобы поймать её взгляд?

Студентка скрипнула зубами и задумалась, что, всё же, стоило пойти в университет сегодня. Большая часть группы уехала на экскурсию по архитектурным красотам вместе с преподавателями, на которую у неё просто-напросто не было денег. Не поехала лишь она, ещё один парень и… Мэтт. Его не хотелось видеть настолько сильно, что прогул казался вполне себе небольшой ценой этого. Вот только девушка понятия не имела, что сегодня дома её будет кое-кто похуже Мэтта. Кое-кто, кто своей ревностью перешагивал все мыслимые и немыслимые пределы.

«Нельзя сидеть здесь весь день», – рычала сама на себя Одетт. «Мне нужно сходить, купить коврик, тапочки, ещё что-нибудь. Там, глядишь, инспектор с работы вернётся – будет свою мегеру членом развлекать».

Ей хотелось усмехнуться на эту шутку. Правда, она не усмехалась, а глаза с каждой секундой становились всё более грустными. В конце концов девушка сжала зубы и двинулась в коридор, где всё было более или менее тихо. Улица в самом деле казалась более безопасной, чем эта квартира.

Карен медленно отряхивала пальто от небольших капель воды — пару часов назад шёл мелкий дождь. На этот раз пальто было тёмно-зелёным, на его манжетах темнела аккуратная вышивка.

— Приветик, девочка. — Она поджала губы. — Нашла жильё, чтоб испариться отсюда?

— Добрый день. — Студентка сжала кулаки. — Скажите, про травлю насекомых у соседей… это же ложь, да? Вы прибыли сюда, чтоб меня выжить?

— Что ты такое говоришь? — Женщина с театральным предыханием раскрыла глаза. — Как ты можешь такое думать?! Может, сама не чиста на руку и теперь судишь всех остальных по себе, м? — Лицо исказила мерзкая улыбка.

— Я сужу по вашим словам. — Одетт прикрыла глаза и пошла прочь, к выходу.

«Раз меня здесь не будет, значит, она ничего мне не сделает», – плавала в голове вроде как очевидная мысль. Так ведь?

* * *

Эрен любил свою работу. Хоть у него был вполне обыкновенный офис с ещё более обыкновенным столом, на котором стоял старый, как мир, фикус и чёрный ноутбук, ему всё равно всё нравилось. Он изучал отчёты секретарей, с ухмылкой предвкушал, как будет ехать на проверку очередного властного босса. Будет ехать и трясти по каждой цифре, а перед ним будут заискивать и предлагать чай.

Андертест не получал столько, сколько получали они. Хотя мог бы — если бы стал активно брать взятки.

В итоге мужчина собирался вырасти в должности и стать государственным советником по налогообложению. Не скоро, но даже сейчас он любил свою работу. Ему нравились их трясущиеся губы. Их смущённые, испуганные лица.

— Доброе утро, сэр, — сходу выпалила молодая, рыжая особа в синем костюме, которая без стука зашла в кабинет. — Ваш кофе, в восемь утра, как обычно. Где Карен? Её опять сегодня не будет?

— Насекомые. Насколько мне известно, у неё проблемы с санитарией, так что сегодня — да, — он едва заметно усмехнулся, усевшись в кресло. Никто из коллег не знал о его отношениях с личным секретарём, и Эрен не спешил о них рассказывать.

— Понятно, — вздох. — Вам принести ещё что-нибудь? Какие-то документы?

— Нет, благодарю, — молодой человек перевёл взгляд к окну, откуда били полосы тусклого света из-за приоткрытых белых жалюзи. Они ложились бликами на светлый ламинат и чуть слепили, отчего налоговый инспектор прикрыл глаза и отвёл лицо в сторону.

— Мистер Андертест… — вздох. Секретарша его начальника что-то порывалась сказать, но никак не решалась. Это злило, ведь в ближайшие полгода Эрен как раз метил на его должность — должность старшего налогового инспектора. Никакие конфликты, никакие обстоятельства не должны были встать на пути к повышению. Во всяком случае, мужчина тут же исключал из жизни всё, что могло хоть как-то повредить продвижению. Ему нравилась его работа. Но он хотел от неё намного большего.

— Что? — Молодой человек раздражённо прищурился.

— Начальство беспокоится, — она потупила глаза. — Вы очень бледный. У вас огромные синяки под глазами, очень усталый вид, а ещё из коридора слышно, как вы кашляете.

— И? — Он поджал губы. — Это просто аллергия. Я отлично себя чувствую, всё нормально.

— Ваше повышение уже предрешено, — её взгляд становился грустным. — Но начальство требует, чтобы вы прошли обследование у врача. Никто не заинтересован терять такого сотрудника. Если вы плохо себя чувствуете — вам выдадут больничный хоть завтра. Вы, ну, отдохнёте, поправите здоровье.

— Я же сказал, я отлично себя чувствую, — Эрен впился пальцами в стол, затем медленно сжал кулак.

— Сэр, это не просьба, — девушка стала серьёзна. — Мистер Форд требует, чтобы вы прошли обследование и поправили здоровье, если это нужно. Извините, но вы кашляете, как туберкулёзник. Коллеги могут не то подумать. На вас… жалуются инспектируемые.

Травмпункт

Дверь тихо скрипнула, и на пороге появился знакомый высокий силуэт. Сердце опускалось в живот, кожа лба покрывалась потом.

— Что тебе ещё нужно? — Одетт схватила с кровати коврик и стала расстилать его под своими ногами, чтобы создать вид активной деятельности. — Я сейчас уже буду ложиться спать.

— Я это понял, сестричка, — в голосе опять слышалась высокомерная усмешка. — Я зашёл сказать, чтобы попросить мягче и уважительнее относиться к Карен. Она вспыльчивая, так что не лезь на рожон.

— Я и не лезла, она просто потеряла кошелёк. Лучше ей это скажи. Ей, а не мне, меня вообще дома не было. — Почему-то по спине опять полз озноб. То ли из-за темноты, то ли потому, что «брат» вошёл в комнату, и они снова оказались наедине. Снова это чудовище мерзко улыбалось сквозь тьму, явно сдерживая желание подойти и взять за шею.

Он медленно подходил. Зачем — Одетт не знала. Слышала приближающиеся шаги, видела приближающуюся фигуру и нервно сжимала в кулаке простыню. Через пару секунд на голову с короткими светлыми волосами опустилась тяжёлая, холодная рука, отчего студентка вздрогнула, глотая ком. Затем резко подалась в сторону, чтобы стряхнуть его ладонь, но пальцы сжали череп.

— Как же мне хочется что-нибудь с тобой сделать, — хрипло говорил мужчина. — Вроде бы я дал себе слово не замечать тебя, но как же мне хочется. Ты меня нестерпимо бесишь.

— Пусти, мне больно, — девушка схватила его запястье и попыталась отодрать руку от себя. Не получалось.

— Вот потому и бесишь, — вздох. — Тебя попросили быть повежливее, а ты начала огрызаться, как ребёнок. На место тебя поставить? Или спустить с рук в очередной раз?

— Я ничего не сделала, отстань уже от меня! — студентка едва не кричала. — Всё уже решили в коридоре, зачем ты опять притащился?! Да не трогай ты меня, убери руки! — Она вновь попыталась отнять от себя руку «брата», но тот был несравненно сильнее. Губы дрожали от обиды, а лицо покрывалось случайными багровыми пятнами.

— Вежливее, Одетт, вежливее, — рычал Эрен. — Однажды ты меня выбесишь. И в отношении Карен тоже — вежливее, даже если она где-то перегибает. А не будешь вежливой — выпорю, на правах старшего брата. Я предупредил. — Он резко развернулся и быстро пошёл прочь из комнаты. Через пару секунд раздался громкий, резкий хлопок.

— Жесть... — девушка схватилась за щеки, ощущая лишь ужасающий стук собственного сердца. Дышать становилось тяжело. Губы дрожали. — Вот ведь...

Кожа покрывалась мурашками, волосы вставали дыбом. Ночь окончательно опустилась на город. Ещё минуту назад Одетт хотела пойти в ванную, но сейчас просто упала лицом в подушку и, не раздеваясь, стала укутываться в плед. Нервно откладывала в сторону покупки, а коврик уже и так лежал на своём месте.

Она не помнила, когда в последний раз ей было так же страшно. Несмотря на болезнь, Андертест был чертовски силён — настолько, что даже одну его руку не получалось сдвинуть ни на миллиметр. На секунду студентка представила его с кожаным ремнём в руках и тут же накрыла голову пледом. Наверное, ненависть выглядела именно так: с адски сильным кулаком, с тяжёлой железной пряжкой, которая мерзко позвякивала даже в воображении.

Девушка тяжело выдохнула, затем повернулась на бок, закрыв глаза. Хотелось уметь отключаться по щелчку пальца — чтобы проснуться, а «брата» с его пресловутой невестой больше не было рядом. Чтобы он не царапал взгляд, не вызывал своим видом страха, отчуждения и всполохи грязной, больной симпатии. «Я не мазохистка любить это», — цедила себе под нос Одетт, вновь сжимая в кулаке простыню. Вот только она, увы, не выбирала, кого ей любить, а кого — нет. Всё, что она могла, — давить в себе нездоровую влюблённость к человеку, который хочет её исчезновения больше, чем мира во всём мире.

В какой-то момент она уснула. Тяжёлым, болезненным сном, во время которого под веками виделись кошмары. Иногда, продирая ресницы, девушке казалось, что по комнате кто-то ходил, правда, это опять ощущалось не больше, чем сном. Студентка вновь закрывала глаза и проваливалась в дремоту.

* * *

Очередным утром над городом повисло гнетущее, пасмурное небо. Одетт рефлекторно потянула ладонь ко лбу, ощущая тяжёлую головную боль. Вчерашний страх немного схлынул, и всё равно воспоминания о нём заставляли сжимать зубы. Волнение охватывало тело, и с этим ничего не получалось сделать.

Одежда пахла кожей. Нужно было сходить в душ и, наконец, переодеться, правда, за дверью слышалась тихая возня. «Они всё ещё здесь», — тут же подумала девушка, разочарованно опустив взгляд. «Подожду, пока уйдут на работу. Ненавижу этот дом, эту квартиру, ненавижу Эрена Андертеста».

Она опустила ноги на коврик и медленно встала с постели. Чуть размяла шею, затем сделала шаг.

Прикроватный коврик тут же полетел в сторону, а студентка, раскрыв глаза, с грохотом рухнула на пол — навзничь.

Темнело в глазах, звенело в ушах, и адски болело плечо, которое в полёте задело угол изголовья кровати. Рука от плеча тут же онемела, а на месте, где был коврик, сейчас поблёскивала лужа масла. Сердце пропустило несколько ударов, пальцы дрожали. Осознать произошедшее всё не получалось. Одетт попыталась встать, но плечо прострелила адская боль, отчего она вскрикнула. Ресницы мокли от рефлекторных слёз.

В следующую секунду дверь в комнату распахнулась, и внутрь влетел «брат», который наспех завязывал чёрный галстук.

Шведский стол "бесплатного" сыра

— К чему тебе эта информация? — сперва Одетт возмущённо раскрыла глаза, затем прищурилась и поджала губы. — С какой стати ты у меня это спрашиваешь?!

— Из любопытства, — с холодной иронией бросил мужчина. — Спишь ты с тем рыжим уродцем? Или ещё с кем-нибудь?

— Нет!! — вскрикнула девушка. На лбу рефлекторно выступил пот, дождь усиливался и с такой силой бил по крыше, что речь тонула в звуках ударов. — С чего… с чего вообще ты это решил?!

— Ты бедная. Нуждающаяся, — в зрачках мелькал пасмурный город. Губы исказились в странной улыбке. — Я подумал, тебе мог бы кто-нибудь платить за секс — на это ты и живёшь. А если нет, тогда на что ты живёшь?

— Боже, нет!! Вообще нет!! — она едва не задыхалась от возмущения, в плече отдавалась ноющая боль. — Я помогаю убирать университет, и мне платят зарплату.

— Понятно, — улыбка становилась всё шире. — Только это не ответ на мой вопрос.

— Мерзкий вопрос, — Одетт отвернулась. — Нет. У меня нет парня, и я ни с кем не спала. Зачем тебе это? Глумиться надо мной — твоё новое хобби?

— Я же сказал — просто любопытство, — он чуть закашлялся, прикрыв рукавом рот. — Иметь в виду. Вдруг однажды ты заявишь, что беременна? И решишь в своей комнатушке… родить?

— Не заявлю, — возмущение всё нарастало, от него темнело в глазах. Кулаки сжимались сами собой.

— Надеюсь на это, — молодой человек медленно моргнул. — Надо же, девственница. Верится с трудом, но я, конечно, сделаю вид, что ты говоришь правду. Как всегда.

— Я и так говорю правду, — хотелось попросить его остановить машину и выйти, но ливень продолжал набирать силу и буквально встал стеной. Сквозь серую воду нельзя было рассмотреть даже буквы на придорожных вывесках, тёмные облака неслись куда-то на север с жуткими белыми вспышками.

— А теоретически могла бы спать с кем-нибудь за секс? Если бы такое предложил человек, который тебе не противен, — Андертест медленно поворачивал на перекрёстке. — Или человек, м, тебе нравится?

— А ты мог бы? — Одетт злостно прищурилась. — Если бы молодая красивая нимфа заплатила тебе за ночь?

— Можешь не метать стрелки? Мы не в детском саду, — взгляд становился иронично-ленивым. — Да и потом. В моём случае этот вопрос неуместен, так как я не нуждаюсь в деньгах. А ты нуждаешься. Отсюда моё любопытство.

— Нет. Не могла бы. Как ни крути, я не вижу себя проституткой, — тело захлёстывала странная обида. — Не спрашивай больше о таком.

— Понятно, — тёмные зрачки в светлой радужной оболочке казались такими маленькими, что иногда девушка их даже не замечала. Мужчина чуть щурился, словно из-за недосыпа, и во вспышках молний на синяки под глазами падали тонкие тени от чёрных длинных ресниц. — Зонта у меня нет, до входа придётся пробежаться. Метров, наверное, десять, не больше. Ты в состоянии?

— Угу, — студентка повесила голову. — Порядок.

Он медленно остановился и заглушил двигатель. На серой плитке тротуара теперь рябила вода, из панорамных окон кофейни бил дружелюбный жёлтый свет, хотя обычно утром его не включали. Видно, мрак стал столь сильным, что есть стало попросту неудобно. Сколько ни присматривалась, Одетт так и не сумела прочесть вывеску, но зато отчётливо видела на ней стилизованную палочку корицы и два кубика сахара.

— Идём, — Эрен резко открыл дверь и вышел под холодный ливень. Рубашка моментально намокла, покрылась влажными пятнами, пряди волос слипались между собой, ковром ложились на спину.

«Он что, сошёл с ума?» — девушка обескураженно выдохнула. «Сплёвывает кровь и выходит под дождь?! Думает, что бессмертный, или что?!»

Она стиснула зубы, открыла дверь и шагнула следом. Тело тут же начало трясти от внезапного холода, намокал бинт. Ноги загребали глубокие лужи, с которыми не справлялись ливнёвки.

— Бежим, — Андертест быстро пошёл ко входу, и «сестра» едва за ним поспевала. Через пару минут он открыл перед ней стеклянную дверь — в лицо тут же ударил тёплый кофейный запах.

Как ни странно, посетителей было совсем немного. Видно, все, кто хотел позавтракать перед работой, уже это сделали, а те, кто хотел прийти на ланч, ещё не пришли. И, судя по силе дождя, вряд ли придут — Одетт с грустной улыбкой это понимала. «Брат» махнул рукой бариста, вальяжно прошёл внутрь и уселся возле окна за один из тёмных квадратных столиков.

После смерти отчима девушка ни разу не была в кафе. Деньги для неё стали стоить намного больше, чем просто чашка вкусного чая и хороший сэндвич из-под руки повара. Почему-то всё внутри заворачивалось в узел, даже боль в плече слегка отступала из-за этого чувства. Стены заведения были частично облицованы под кирпич, а частично окрашены в приятный тепло-бежевый цвет. Повсюду висели рамки с вырезками из старых газет, нарочито стильные фото — чёрно-белые вперемешку с блекло-цветными. Напротив тёмных квадратных столов стояли такие же тёмные стулья с зелёными сиденьями, а кое-где вместо них были широкие зелёные диваны. Для большой компании.

Студентка неуверенно прошла внутрь и села напротив «брата», который стряхивал с себя лишнюю воду. Буквально через пару секунд рядом с ним выросла высокая фигура улыбчивой официантки, которая протягивала ему меню.

— Доброе утро, мистер Андертест. Вам как обычно?