Ненастоящая любовь

1

Кира

— Ну всё, плюшечка, давай, пока-пока, — бабушка тянется и целует меня в щёку. Смотрит ласково. — Если я ещё не вернусь с работы, там в холодильнике всё найдёшь.

— Хорошо, бабуль, пока, — выхожу из машины и ещё раз ей машу через окно.

Бабушка, развернувшись, уезжает, а я, поправив на плече сползающий рюкзак, иду к воротам университета.

Поступить в МГУ было моей мечтой класса с восьмого. Я побывала там со школой на экскурсии и буквально заболела этим средоточием науки и знаний. Во что бы то ни стало я захотела, чтобы именно Московский Государственный университет имени Михаила Васильевича Ломоносова стал моей альма матер. Подготовке я посвятила всю себя, и таки смогла поступить! Помню, как месяц назад с предыханием вошла в эти ворота уже как студентка. Аж голова кружилась от эмоций и восторга.

Я представляла, как буду учиться у лучших преподавателей страны, напитываться знаниями, как мне будут доступны передовые мировые научные данные, практика, экспедиции, как обзаведусь друзьями-единомышленниками.

Сложилось со всем, кроме последнего. Тут вышла осечка. Это вызвало разочарование, но не сказать, что сильное. В конце концов, я учиться сюда пришла, а не развлекаться со сверстниками. Тем более, что всё-таки приятельницу я себе нашла. Она тоже нацелена на учёбу, а не пустую болтовню.

Но одно дело не найти друзей, и совсем другое, когда над тобой начинают смеяться и открыто издеваться. В школе меня просто игнорировали, а вот в университете начался ад… И теперь я подхожу к воротам университета с ознобом уже совсем не по причине приятного возбуждения перед получением знаний.

Они стоят возле парковки. Параллельная группа. Стоят и смотрят на меня, уже готовя свои мерзкие шуточки. Будто специально меня тут каждое утро и ждут.

Мне просто нужно пройти мимо, не обращая на них внимания. Они придурки. Идиоты. Вот всё, что нужно знать и помнить.

— И кто это тут у нас? — первым чванливо выкрикивает Баганов. Отвратительный тупой тип. Мерзкий и неприятный. Как вообще такое проникло в МГУ?

Просто иди, Кира. Полторы сотни шагов и ты скроешься за дверью, а там лестница и спасительная аудитория.

— Эй, морковка, — басит его друг. Такое же дарование природы. — ты разве не знаешь, что не здороваться — невежливо?

Кто бы говорил о вежливости. Стая приматов.

Сердце начинает грохотать, когда приходится приблизиться к ним. Чувствую, как в пальцах появляется характерное покалывание, и я сильнее сжимаю лямку рюкзака на плече.

Просто пройти мимо. Будто и нет их.

Но это случается. Снова происходит. Каждый раз с вариациями, но с завидной регулярностью.

Арина и Настя — две сестры-близняшки из этой же гнилой тусовки вдруг решают перейти на другую сторону дорожки и совсем “невзначай” цепляют меня.

А дальше всё происходит по инерции. Шаг, ускоренный толчком в спину, получается неуклюжим, носок ботинка одной ноги цепляется за другую, и я, споткнувшись, приземляюсь на одно колено.

Больно. Аж по бедру разряд тока бежит — так коленкой стукнулась об асфальт. Остаётся надеяться, что колготки не порвала.

Но самое неприятное, что моя сумка падает с плеча и являет всему миру своё содержимое. Пенал, блокнот, наушники, блеск для губ и пачка фломастеров рассыпаются прямо у ног придурочной компании, которые стоят и просто ржут.

Ненавижу их.

Собрав волю в кулак, я начинаю молча складывать всё обратно в сумку. Отвечать им что-то просто бесполезно. Только и ждут этого, чтобы поглумиться ещё больше.

— Смотри, морковка, тут твои фломастеры, — говорит Баганов и демонстративно наступает своим грязным ботинком на пачку моих новеньких двухсторонних маркеров для скретчинга. Мне их мама из командировки привезла.

Раздаётся хруст, отдающий у меня где-то глубоко внутри. Я, глубоко вздохнув и изо всех сил сдерживая непрошенные слёзы, которых эти гады только и ждут, поднимаюсь и подхожу, чтобы поднять свои фломастеры. Но этот идиот идёт дальше и вдруг резко наступает на мой шарф, когда я наклоняюсь.

Рефлекторно дёрнувшись, я теряю равновесие и падаю прямо перед ним, больно ударившись всё той же коленкой и ладонями о грубый асфальт. Вскрик от неожиданности сдержать не удаётся.

Кажется, я на пределе. Нижняя губа начинает дрожать, и чувствую, что вот-вот расплачусь от бессилия.

Обида жжётся. За что они так со мною? Я им ничего не сделала.

Но тут мой обидчик резко отшатывается от сильного тычка в плечо. Рядом со мной оказываются двое парней. Они оба с четвёртого курса, известные в университете личности — Семён Радич и… тот, кто я бы меньше всего хотела, чтобы видел моё жуткое унижение…

2

Марк

Шакалы. Настоящие. Нашли слабого и травят. Мы тоже не идеальны, всякое бывало. Но толпой пацанов девчонку так кошмарить — это дно.

Пульс учащается. В пальцах покалывает. Меня пробирает злостью до самых костей от вида того, как эти обезьяны глумятся над слабым.

— Ты чё! — пырхает Баганов, когда толкаю его в плечо. Его сраную рожу я сразу узнал. Чмырь.

Но оступается и напарывается на Сёму, который негромко, но коротко и ясно говорит ему:

— Уёбывай.

Придурку требуется пара секунд, чтобы осознать, с кем он сейчас разговаривает, и что вступать в полемику совсем не стоит.

Скрипнув зубами, он кивает своей компании, и они молча сваливают.

Чувствую, что меня начинает немного отпускать. Сердце замедляет ритм, дышать получается свободнее, но желание ноги переломать сволочам остаётся.

— Вставай, — помогаю девчонке подняться, придержав за плечо, но, выпрямившись, она тут же осторожно отступает. Совсем зашугали беднягу. Давно травят, по-видимому.

Впервые вижу её, первокурсница, наверное. Да и мало ли девушек учится в одном из крупнейших университетов страны.

Такая необычная. Невысокая, худенькая, но под мешковатой одеждой формы и не определишь особо. Тёмно-медные пушистые кудри разметались у лица. И глаза такие необычные — светло-светло-голубые, почти прозрачные.

— Спасибо, — бормочет, а потом, запихнув свои фломастеры в сумку, бросает на меня короткий недоверчивый взгляд и быстро ретируется, чуть прихрамывая.

— Ты теперь сирых и убогих спасаешь? — на плечо с хлопком ложится рука друга.

Сёма и сарказм товарищи неразделимые. Ему только повод дай.

— Она не убогая, — только сейчас обращаю внимание, что у меня в руках остался её клетчатый голубой шарф, испачканный мудаком Багановым. — Просто затюкали девку.

— Золушка оставила туфельку? — усмехается Семён, кивая на шарф.

— Ну типа того, — озадаченно чешу затылок. — Странная она какая-то всё же.

— Да задёрганная. Понравилась? — криво усмехается.

Удивлённо смотрю на друга. Подшпилить решил?

— Да ну, — тоже скажет, Радичу только бы о девках зубы поскалить. — Чем? Толку от неё.

— Ещё и целка, поди, — кивает, прекрасно зная, что я неопытных ланей стараюсь обходить десятой дорогой.

— Да какая вообще разница, — морщусь. К чему вообще об этом говорить? Девка и девка. Сбежала и сбежала. — Пошли уже на пары.

Сейчас у нас конституционное право, и надо бы повторить конспект, а то препод любит зверствовать.

Заходим с Семёном в аудиторию, все наши уже на местах. Окна в аудитории распахнуты настежь, и в помещении тот самый дурманящий аромат тёплой осени. Ещё бы на учёбу настроиться.

— Клёвый шарф, — говорит Лена, падая рядом с Семёном на скамейку и кивая на меня.

Точно. Шарф.

— Трофей, — подмигивает ей Семён. — Обычно трусы там или лифон, но Марк у нас оригинал.

Ленка хихикает, а Сёма пытается увернуться от моего тычка. Это у него в тесноте аудиторных скамей не сильно получается, поэтому приходится согнуться с выдохом, когда мой кулак таки приходится по его рёбрам.

Хочет подкалывать? Ну ок, придём мы на следующую пару… На ту, что ведёт секси-преподша, у которой с Радичем шашни. Вся группа по перекрёсным огнём их взглядов, скоро нафиг задымимся. Дышать нечем от их феромонов.

Запихиваю шарф в рюкзак. Надо будет потом или в потеряшках оставить, или отдать перепуганной Веснушке, если встречу её случайно.

Препод ко конституционке строгий, но жутко нудный. Очень сложно удержать внимание на монотонном бубнеже на его лекциях, потом приходится слушать аудиоучебник, чтобы вникнуть. Зато как творчески он оживает на семинарских. Садист херов.

Вот и сейчас уже спустя пятнадцать минут от начала лекции большую часть группы начинает клонить в сон. И я, конечно, не исключение. Вот только вместо дремоты мне почему-то вспоминается сегодняшняя встреча.

Перепуганные, налитые слезами обиды глаза Веснушки. Ожидание подвоха. Страх. Сейчас очень модно винить жертву, дескать, ведёт себя как жертва, вот и имеет такое отношение. Но что может такая, как эта, противопоставить орангутангам, подобным Баганову?

Злость простреливает новой вспышкой. Всё-таки надо будет им заняться. Охреневший тип, к тому же первокурсник! Он полтора месяца только как пришёл учиться в универ, а уже такой борзый.

Давно не было жёстких посвящений в универе. Пора, наверное, возродить традиции. Надо Сёме намекнуть и Булке, они ребята творческие.

После пары выползаем в коридор. До иностранного ещё двадцать минут, но Радича уже всего долбит. Соскучился по своей училке уже.

— Марк, глянь, кто там, — гигкнув, подмигивает Семён, кивнув в сторону.

— Да твою ж мать…

У окна стоит Анжелика. Она — это отдельный разговор. Моя личная сталкерша. Поначалу это даже было прикольно в какой-то мере, но потом её понесло. Я больше года не могу отвязаться от её навязчивого внимания.

3

Кира

Только смешавшись с толпой, мне, наконец, удаётся хоть немного выдохнуть. Вот так получается: расслабиться я могу либо в одиночестве, либо в безликой толпе. Где вокруг сотни десятки пар глаз, но ни одни меня не замечают. Идеально.

Добегаю до туалета и закрываюсь в кабинке. Девушки, что стояли возле раковин, посмотрели странно, замолчали, когда я вошла вся растрёпанная и взвинченная. Но я привыкла к таким взглядам, это уже само собой разумеющееся.

Оперевшись спиной на дверь, я прикрываю глаза и стараюсь дышать глубоко и размеренно. Знаю, туалет для глубоких дыхательных практик не лучшее место, но выбора у меня особенно нет. Не могу же сидеть на паре с таким бешеным сердцебиением.

А сердце действительно сходит с ума. Ему бы уже пора привыкнуть к издевательствам и подколкам, Баганов натренировал за эти полтора месяца. Но сейчас оно тарахтит ещё и по другой причине — весь этот кошмарный позор произошёл на глазах у того, кто, я бы хотела, чтобы в последнюю очередь видел это.

Это длинная история. У меня и Марка. Но помню её только я, так что… просто у меня. Про Марка.

Когда мне было пять, мои родители в первый и в последний раз решили взять меня с собой в командировку. Они у меня цирковые артисты — выступают с животными. Они постоянно в разъездах, их труппа очень востребована. Тогда у них на месяц был заключён контракт с Краснодарским цирком. Жильё нам предоставили от цирка в одной из многоэтажек — однокомнатную квартиру на пятом этаже.

Помню, как вышла гулять во двор, играла в песочнице. Сидела себе, лепила куличики, никого не трогала, как вдруг стайкой из подъезда высыпали местные и прицепились. Обзывались, кидались песком, отобрали моего резинового конька и растоптали все куличи. Вот тогда-то я о себе и узнала, что я “медная голова”, “гарфилд”, “кетчуп” и тому подобное.

Это было лето, у них были самодельные брызгалки из бутылок с просверленной дыркой в крышке, и я подверглась атаке. Но не шуточной, а самой натуральной издевательской. Мне брызгали в глаза, в уши, в рот, когда я пыталась сказать, чтобы они перестали уже наконец.

Как сейчас помню это дикое отчаяние, что накрыло душным покрывалом. В те минуты мне казалось, что я там умру и никто меня не спасёт. Это была первая встреча с травлей, и мой детский мозг пребывал в шоке.

И тогда появился он — принц в сияющих на раскалённом южном солнце доспехах — мальчик постарше. Разогнал толпу обезумевших придурков, вернул мне моего конька и отвёл домой.

На следующий день я наблюдала за ним с балкона, как он пинал мяч в бетонную стенку гаража. И вечером даже вышла на улицу, а моя мама дала мне два мороженых. Одно я, конечно, отдала этому мальчику. Он тогда сказал, что его зовут Марк, он тут живёт.

Мы ещё несколько раз гуляли у дома за тот месяц, что я жила с родителями в Краснодаре. Копали земляных червей, хоронили дохлого птенца, выпавшего из гнезда, и Марк даже пытался научить меня залезать н дерево. Но последнее оказалось для меня пятилетней слишком сложным делом. Признаться, я бы и сейчас не рискнула, потому что жутко боюсь высоты.

А потом мы уехали снова в Москву. И больше родители не возили меня с собой, а стали оставлять у бабушки.

Когда я поступила в университет, спустя несколько дней от начала учёбы я снова его увидела — Марка. Даже не знаю, как узнала его, ведь почти четырнадцать лет прошло, и город другой. По улыбке, наверное. Она у него такая красивая, запоминающаяся, с ямочками на щеках.

Сначала думала, что обозналась, но нет, это был он. Взрослый, высокий, широкоплечий, с квадратным подбородком, но точно он. У меня внутри что-то дёрнулось, когда увидела… дыхание перехватило.

Рядом стояли девчонки из нашей группы и тоже смотрели на компанию парней, среди которых был Марк. Тихо шушукались, обсуждая каждого.

— Это четверокурсники, — сказала Лида, — те, что вчера в клубе были, помните?

— Вон тот в джинсовой рубашке — это Радич, у него тачка как в “Трансформерах”, — ответила ей Настя.

— У него и пресс как в “Трансформерах”, — хихикнула Нина, — такой же стальной. Я вчера случайно споткнулась и натолкнулась на него.

Девочки снова тихо засмеялись и заулюлюкали.

— Вот того в красном свитере зовут Феликс, фамилию не помню. А тот тёмненький, который красавчик, Марк Постоленко. Девчонки со второго курса в общаге говорили, что за ним тут очередь из девушек.

— Ну посмотрим, как быстро эта очередь рассосётся, — тряхнув волосами, Лида выровняла спину и выпятила пышную грудь. Мне о такой только лишь мечтать.

— А вообще, с этой компанией осторожнее надо, — добавила Настя, — я про них многое слышала. Засранцы ещё те.

— С этим уж как-нибудь разберёмся, — отмахнулась Лида.

Я стояла и слушала, как они обсуждали парней, а по коже бежали странные мурашки. Дыхание внезапно стало глубже обычного, и мне захотелось пить. Странное волнение охватило и никак не отпускало.

Этот темноволосый красавчик Марк Постоленко и был тем самым мальчишкой из краснодарского двора, что отбил меня у стайки придурков.

И вот сегодня он сделал это снова. А я, вместо благодарности, сбежала, поджав хвост. Потому что мне было жутко стыдно, что он видел моё унижение. Подумать только, я сидела на коленях, оплёванная оскорблениями компании павианов, как я сама их называю, а он видел!

4

Забегаю в аудиторию уже почти по звонку, молча прохожу на задние ряды и плюхаюсь за стол возле Наташки.

— Привет, — негромко шепчет она. — Ты сегодня прям поздновато. Уже звонок.

— Знаю, — бормочу в ответ, принимая копаться в рюкзаке, в котором, благодаря компании орангутангов, теперь ужасный беспорядок. — Так получилось.

— Опять эти? — Наташка понимающе смотрит, поправляя пальцем очки.

— Опять эти.

— Блин.

Наташе меня, конечно, жаль, но она и сама не является душой компании. Такая же забитая и тихая, как и я. Только менее заметная внешне, чем и спасается.

Она, конечно, могла бы встретиться со мной у входа в университет перед первой парой, и мы бы вместе пошли на пары. Возможно тогда бы мои экзекуции от орангутангов не были бы столь длительными и частыми. Но я прекрасно её понимаю. Кому захочется вот так подставляться и становиться объектом насмешек и издевательств?

— Доброе утро, мои хорошие, — в аудиторию влетает Милана Вадимовна, наш преподаватель по введению в специальность и куратор. — У меня куча-куча информации! Сейчас быстренько расскажу, а потом приступим к лекции.

Ощущение, что Милана Вадимовна постоянно куда-то бежит, куда-то опаздывает. У неё тысяча дел, распухший от закладок и каких-то вставок-вклеек ярко-розовый блокнот и бесконечно вздрагивающий сообщениями телефон. При этом лекции она ведёт очень интересно. Слушая её, я убеждаюсь, что не зря выбрала профессию климатолога, и мне хочется всё глубже и глубже погружаться в неё. Это же сколько всего я узнаю за пять лет!

Выжить бы среди этих багановых ещё…

— Так, первое: у нас через две недели посвящение в студенты, и вы, как первокурсники, будете активно участвовать, это ведь понятно, — последнюю фразу она будто себе сообщает, после чего чешет карандашом голову и там же его в волосах в пучке и оставляет. — В чате или в личке напишите мне, что умеете, чтобы я понимала, как это использовать.

Так, это точно мимо меня, поэтому дальше я даже не особенно вникаю в поток её слов. Делаю вид, что слушаю, а сама поглядываю в конспект и повторяю про себя основные выученные на прошлом занятии понятия. Снова сосредотачиваю внимание на Милане Вадимовне уже тогда, когда она начинает раздавать какие-то листки. Это оказывается текст песни для исполнения группой на посвящении.

Печально. Я совсем не собиралась вылезать на сцену. И группа маленькая, не спрячешься за спинами одногруппников.

— Ну а теперь открывайте конспекты, переходим к лекции.

Ну наконец-то что-то интересное.

Лекция и правда оказывается весьма интересной и познавательной. Сегодня Милана Вадимовна рассказывает нам о личностных качествах климатолога как профессионала. Какие навыки нужно в себе развивать и воспитывать, чтобы быть успешным в профессии, какие черты характера иметь. Домой задаёт “примерить” на себя образ уже “готового” профессионала, проанализировать и сделать выводы, что же в каждом из нас уже заложено, а что нужно в себе развивать и прокачивать.

После пары мы с Наташей выходим в коридор и направляемся к расписанию, чтобы посмотреть, где у нас информатика. Народу куча, поток идёт неимоверный. Наташка подхватывает меня под руку, и мы вместе сливаемся с этим потоком, направляясь к стенду с расписанием.

— Слушай, а ты же играешь на пианино, да? Будешь участвовать в посвящении?

— Нет! — шикаю на неё, будто кто-то не дай Боже сейчас в этой людской реке узнает мою страшную тайну и доложит Милане Вадимовне. — И если ты хоть заикнёшься об этом кому-то, то я тебя скормлю пираньям на практике в океанариуме.

— У нас же практика в океанариуме вроде бы аж через два года…

— А я злопамятная.

Наташка хихикает, заставляя и меня улыбнуться, но клятвенно обещает никому о моих музыкальных навыках не говорить. Да и смысл? Я уж не поверю, что это может пригодиться на посвящении в студенты. Там, наверное, сценки всякие смешные будут, песни, танцы, но уж точно не игра на фортепиано.

У расписания тоже толпится куча народу. В основном первокурсники. Они смотрят, говорят друг другу номера аудиторий, но тут же пожимают плечами, не зная, где искать эти аудитории.

Со мной такого не будет, потому что я ещё до поступления через онлайн-экскурсию и карту университета изучила, где какой корпус. А тем более, где основные аудитории и лаборатории географического факультета.

— Информатика у нас в триста семь б, — говорит Наташа, вытянув шею и присмотревшись. — Идём?

— Угу, — киваю, роясь в сумке в поисках смартфона. Кажется, я почувствовала вибрацию.

Бабушка сообщение прислала, что у неё добавился ещё один дополнительный заказ, и поэтому дома будет после восьми.

“Ок” — отправляю ей и снова убираю телефон в сумку.

Появляется странное чувство, будто у меня горит затылок. Будто кто-то пристально смотрит на меня, прожигая взглядом. Странное ощущение, вызывающее непреодолимое желание обернуться.

Я поворачиваю голову и тут же напарываюсь на взгляд тёмных глаз. Это Марк Постоленко. Стоит в другом конце холла и смотрит прямо на меня внимательно и цепко. И как-то задумчиво.

5

Ноги наливаются свинцом и прирастают намертво к полу, а язык присыхает к нёбу. Я будто в ступор какой-то впадаю. Пошевелиться не могу. Я не из тех девушек, на которых вот так долго и пристально смотрят парни. Имею в виду смотрят без насмешки в глазах. Не из тех, на кого обращают внимание. Я невидимка, хоть и со слишком заметной внешностью.

Поэтому сейчас я застываю, не понимая, что делать. У меня внезапно не хватает воображения на это. Фантазия входит в стадию заморозки.

Ну подойдёт он и что скажет? Что я отвечу? Смогу ли вообще ответить или буду, как рыба, стоять и рот беззвучно открывать?

Поэтому я просто разворачиваюсь, подхватываю Наташку под руку и ретируюсь.

— Триста семь б так триста семь б, — говорю ей. — Я знаю, где это.

— Эй, ты чего? — растеряно перебирает ногами Наташка, едва поспевая. — Как с цепи сорвалась…

— Так опоздаем же, надо поспешить, — отмахиваюсь.

— Кир, перемена пятнадцать минут…

— Ну так вот и я о чём. А нам идти аж на следующий этаж.

Видимо, Наташка понимает, что моя логика сейчас терпит какие-то сбои и решает промолчать.

Мы заходим в нужную нам аудиторию, и я, наконец, выдыхаю свободнее. Швырнув рюкзак на стол, грузно падаю на стул. Ощущение, что кросс сдавала — так сердце грохочет за рёбрами.

Ну и что это было, Кира?

Что вообще, блин, это было?

Зачем Марку Постоленко нужно было на меня так глазеть, а потом ещё и идти навстречу?

“Наверное, стоило подождать и спросить у него самого, — едко бормочет внутренний голос. — Но ты зачем-то дала драпака.

И как теперь этот неровный ритм усмирить, как привести в ровный и системный? Дышать размеренно что-то не очень помогает.

Слава Богу, в аудиторию до начала пары входит преподаватель и, увидев нас с Наташкой, просит запустить все компьютеры. Когда есть дело, как говорится, оно проще.

К моей превеликой досаде, я с ужасом понимаю, что мне сложно сосредоточиться на задании. Пока мы ничего сложного не делаем, только начинаем изучать программы, что пригодятся нам в профессии, только самые-самые азы, которые обычно сами откладывались в моём мозгу. Сейчас же я понимаю, что ничего не цепляется. В голове туман, и в конце занятия там только белый лист и жужжание мухи в пустоте.

Это пугает, если даже не вводит в панику. Обычно я не трачу дома много времени на подготовку к занятиям, потому что внимательно слушаю и вникаю ещё в аудитории, и в школе тоже так было, а теперь придётся дома корпеть. И совсем не потому, что преподаватель плохо объяснял. Марат Романович разжёвывает даже элементарное, а потому что я находилась на непонятной частоте. И так и не смогла собрать себя в кучу.

Ещё ниже падает настроение, когда после звонка с пары я вспоминаю, что следующая — физкультура. Вот уж где мне сложно. Особой атлетичностью я никогда не отличалась и не понимала, как можно ставить оценки за то, что человек может пробежать столько-то метров в секунду или не может? Или прыгнуть в длину — значит, если сто пятьдесят сантиметров, то тебе пятёрка, а если сто тридцать, то тройка. И как мне в жизни это должно пригодиться? Тупость.

— Идём, пора переодеваться на физру, — тянет меня Наташка после информатики.

— Идём, — говорю обречённо.

В женской раздевалке сегодня несколько групп. Стоит шум, болтовня и смешанный в малом душном пространстве запах самых разнообразных духов. Мы с Наташей идём в самый дальний и незаметный угол.

Я достаю свою форму и кроссовки, расчёску для волос с намотанной на ручку резинкой и начинаю переодеваться. Чуть справа от нас готовятся к занятию наши одногруппницы — те самые, что недавно обсуждали парней-четверокурсников.

Чисто случайно мой взгляд падает на Лиду, которая как раз переодевает джинсы на спортивные штаны. Сама не знаю зачем и почему, но обращаю внимание на её трусы — тонкие кружевные бикини ярко-салатового цвета. Красивые и яркие, как и сама Лида. Я о таком белье как-то и не помышляла даже. Тем более, что оно, наверное, совсем неудобное, а я первоочерёдно ценю комфорт. Но мне почему-то хочется скорее спрятать под штанами свои обыкновенные бежевые хлопковые трусы.

— Чего пялишься? — вдруг прилетает от Лиды, а я не сразу понимаю, что она это мне, потому хлопаю глазами несколько секунд. — Ты что, лесбо? — хихикает она, оглянувшись на своих подружек. — Может, ещё чего показать?

Наташа отворачивается, тихо переодеваясь в углу, практически забивается в него, сливаясь с краской на стене, а я опять попадаю в объектив. Второй раз за день.

Лида под змеиные улыбочки своих подружек жеманно сталкивает лямку лифчика сначала с правого плеча, а потом с левого.

— Ну чего молчишь, морковка? — выгибает манерно рисованную бровь под поддакивания своих фрейлин. — Так ты лесбо? Показать тебе сиськи? М?

Сучки. В теле появляется характерная слабость. Я чувствую себя ужасно незащищённой в таких ситуациях, униженной. Потому что именно это они и делают — унижают меня. Просто потому что им так хочется.

Щёки пылают, я сжимаю пальцы, но заставляю себя внешне оставаться невозмутимой.

6

Очень вовремя появляется Лида со своей свитой и становится аккурат передо мною, заслоняя. Ну вот и хорошо, вот и легче дышать сразу.

И она, и её подружки сразу приобретают позу напыщенных куриц, выставляя вперёд грудь и неестественно выпрямляя спину. Лида машет кому-то, я так предполагаю, что как раз Марку и его друзьям. Но те ограничиваются только кивком, а потом отворачиваются и продолжают играть мячом. Мне даже жаль становится, что я не вижу лиц королевы и её фрейлин. Уверена, они вытянулись от досады.

Раздаётся свисток. Это в зал вошёл преподаватель, наш суровый Венеамин Давидович, и призывает всех построиться в шеренгу. После нескольких секунд интенсивного хаотичного движения, народ выстраивается в одну линию. И мы с Наташкой тоже, но в самом конце. Я самая последняя, дальше всех от четвёртого курса.

— Здравия желаю! — выкрикивает преподаватель.

— Здравия желаем! — раздаётся громкое в ответ, отчего аж уши закладывает.

— Старостам прислать мне в чат списки отсутствующих в конце пары, кто ещё не прислал, — командует физрук. — А теперь разминка — медленным бегом по залу три круга. Направо! Бегом марш!

Длинная вереница начинает движение, растягиваясь по периметру спортивного зала. Я тоже начинаю медленно бежать. И уже через пять минут моя радость, что я сзади и никому не заметна, начинает таять, потому что круг замыкается и сзади меня оказывается направляющий. И это Марк.

Я бегу, чётко глядя в Наташкин затылок. Кажется, будто моя спина пламенем объята. Я не могу похвастаться пышными формами, но сейчас мне кажется, что мои бёдра позорно трясутся, словно желе. И грудь, пусть и маленькая, но подпрыгивает.

Мне некомфортно. Хочется обернуться, но я не решаюсь.

— Веснушка, хочешь получить обратно свой шарф? — слышу сзади негромкий голос, что пробивается в мой мозг через гул и топот.

Не сразу соображаю, что обращаются ко мне. Но я вспоминаю, что в раздевалке не вешала шарф на крючок поверх плаща, но точно его надевала утром. Наверное, он упал там на улице, когда я собирала фломастеры. И остался у… у Марка.

И сейчас именно он обращается именно ко мне.

Веснушка… это самое необидное прозвище, которое мне когда-либо давали. Не считая бабушкиного “плюшечка”.

— Он остался у тебя? — решившись, разворачиваюсь и торможу.

— Эй, продолжай бежать, — по инерции, которую я не учла, Марк почти налетает на меня и подталкивает вперёд. — Мы же сейчас как домино тут все ляжем. И все на тебя. Раздавим.

Словно очнувшись, я продолжаю перебирать ногами, а у самой все системы приходят в рассинхрон. И запускает его это мимолётное прикосновение.

— Марик первый, ага, так и мечтает на кого-нибудь лечь, — ржёт дальше кто-то из его одногруппников. — А малышка может и не выдержать всех и сразу.

Булкин, кажется, вроде бы так девочки его называли. Он придурок, я это сразу заметила. А сейчас его глупое замечание заставляет моё лицо вспыхнуть. Ну и шуточки.

— Дышим! — командует Венеамин Давидович, и все переходят на шаг. Взмахивают руками, чтобы привести дыхание в норму. — Стройся!

Я снова выдыхаю, когда Марк оказывается от меня максимально далеко, потому что мы снова выстраиваемся в шеренгу. Он первый, я последняя. И снова совсем незаметная. Ура.

— Внимание, сегодня работаем с мячами, объявляет физрук. Сейчас покажу несколько упражнений. Направляющий и замыкающий — ко мне.

К преподавателю на середину зала выходит Марк. В образовавшейся тишине слышны лишь пара голосов.

— Иди, — шепчет Наташка и аккуратно толкает в бок.

— Куда? — перевожу на неё удивлённый взгляд.

— Ну туда, — кивает на середину, где стоят преподаватель и Марк. — Ты же замыкающая.

О нет.

По всему телу прокатывается волна ледяной дрожи. Только не это. Я не могу выйти перед всеми. Ещё и к Марку.

Зачем? Зачем именно замыкающий?

Это будет жуткий позор.

— Реут, ты уснула, что ли? — зычно окрикивает преподаватель, а в шеренге раздаются смешки.

Реут — это я. Точнее, моя фамилия.

Сама не знаю как, но всё же мне удаётся кое-как выдвинуться и дойти на деревянных ногах туда, куда нужно.

Все смотрят.

Больше сорока человек смотрят на меня. А ещё преподаватель. И Марк. Снова Марк!

Каждая клетка моего тела пропитывается страхом. Руки становятся ледяными и на них даже уже виднеется сосудистая сетка, которая у меня бывает только при высокой температуре. Мозг вязнет, тонет в каком-то киселе. Хочется сорваться и убежать, но я удерживаю себя на месте.

— Встаньте друг напротив друга. Остальным внимание: даю инструкцию по упражнению…

Физрук продолжает объяснять, а я замираю каменным изваянием напротив парня. Между нами не меньше двух метром, но даже сюда я слышу его запах. Свежесть, цитрус и что-то ещё… Что-то, что внезапно вызывает во мне странное ощущение и заставляет чувствовать себя неустойчиво.

Посмотреть ему в глаза я не могу решиться. Мой взгляд будто приклеивается к полу.

7

— Больно? — жалостливо спрашивает Наташка, поглаживая моё ушибленное плечо.

— Переживу, — отвечаю хмуро.

— Вот же эта Лида коза, — подруга поджимает губы.

— Да не то слово.

Конечно же, Лида не могла не отыграться на мне. Когда пара физкультуры закончилась, парни и девушки посыпали в свои раздевалки. Кто-то торопился и старался пройти первым, кто-то, как я и Наташка, не особенно стремился скорее зайти внутрь. А когда очередь дошла, и я сделала шаг, минуя дверную коробку, то в меня внезапно кто-то врезался, а точнее, просто толкнул, и я сильно приложилась плечом о косяк. Едва не взвыла от боли — так прострелило аж до самой лопатки.

— Осторожнее, морковка, — прошипела рядом Лида, которая и толкнула меня. — Ты просто чудовищно неуклюжа. Смотри не разбей себе лицо где-нибудь на лестнице, когда будешь глазеть на кого не нужно.

Предупреждение от Лиды было более чем прозрачным.

Факт того, что теперь у меня не только вне группы тролли, но и внутри, удручает. Я набирала в грудь побольше воздуха, когда входила в ворота университета, и выдыхала уже в группе, где была невидимкой и могла себе спокойно учиться. Но теперь и тут мне не расслабиться, хотя я ничего не сделала, чтобы заслужить такого отношения от Лиды.

Сегодняшний день проходит дальше без приключений. Да и хватит уж с него, и так наприключал мне. Долго отходить ещё буду. На последней паре Лиды и фрейлин нет — их забрала наша куратор, чтобы помогли доделать плакат для посвящения, поэтому я выдыхаю.

Про шарф я вспоминаю уже в раздевалке, но где я буду искать Марка, чтобы забрать его? Да если бы и знала где… всё равно бы не искала. Может, он сам отдаст его на вахту в потеряшки. Завтра после пар спрошу.

Домой я еду на автобусе. Бабушка меня сегодня забрать не сможет — у неё образовался дополнительный заказ, а это допоздна. Она у меня очень предприимчивая: когда-то работала в прачечной отеля, а потом организовала небольшую фирму услуг клининга. Работает сама, ездит убираться у людей и весьма неплохо зарабатывает. А по выходным иногда и я с ней — бабушка пятьдесят процентов оплаты заказа отдаёт мне. Я планирую подсобрать ещё и купить фирменное электронное пианино вместо старого в моей комнате.

Вообще-то, бабушка предлагала мне купить его ещё в прошлом году, но так не интересно. Я сама хочу заработать и накопить денег на покупку. Так она будет ценнее.

— Привет, Паштет, — говорю большому ленивому коричневому коту, что встречает меня у порога, едва я вхожу в квартиру. — Все бока вылежал?

Вообще-то, его зовут Паша, он считает, что делает нам одолжение, позволяя жить в его квартире, и за это возложил обязательство наполнять его миски. К стуку кошачьих сухариков о дно миски он, в отличие от многих котов, относится спокойно, даже почти умеет игнорировать рыбу, а вот стоит открыть банку печёночного паштета, в него будто кто-то вселяется. Кошачий демон какой-то, видимо, потому что эту метаморфозу в поведении иначе объяснить невозможно.

— А где Барометр?

А это наш второй кот. Точнее мой. И он ещё котёнок. Его папа привёз с последней командировки совсем маленьким, подарил к поступлению в университет, когда стали известны результаты зачисления. Бари очень чётко реагирует на погоду — если ожидается дождь, то его невозможно разбудить даже атомным взрывом. А если ветер — то он носится по всей квартире как угорелый. Потому и Барометр.

Бабушка любит шутить, что мне, как будущему климатологу, такой кот как раз под стать.

Бари выскакивает из моей комнаты, несётся через весь коридор и сходу запрыгивает на руки. Трётся мордочкой о мою шею и громко мурлычет.

— Привет, малыш, привет, — треплю его по шёрстке, а потом спускаю на пол. Нужно же руки вымыть, перекусить и ужин приготовить к бабушкиному приходу. А ещё, конечно же, к занятиям подготовиться на завтра.

Покормив котов, ибо это, конечно же, дело первой важности, (ну, по их мнению), я жарю себе два яйца с помидорами и ем. Потом чищу овощи, промываю рис и закладываю всё это в мультиварку. К вечеру как раз плов будет готов.

Вымыв два яблока, я засовываю их в карман халата и тащусь в свою комнату. На столе уже отдельной стопкой сложены конспекты, которые нужно прочитать. Сейчас ещё видео загружу по английскому, которое сбросила Василина Адамовна, наша преподавательница.

Погружаюсь в учёбу настолько, что не обращаю внимания, как пролетает несколько часов. Бабушка возвращается с работы и зовёт меня в прихожей.

— Плюшечка, ты дома?

— А где мне ещё быть, бабуль, — смеюсь, выползая из-за стола.

— И то так, — она ставит на пол пакет с продуктами и снимает обувь. — Что-то я сегодня устала. А у тебя как дела?

— Хорошо, — вспоминаю, что в кармане халата у меня ещё второе яблоко, достаю и кусаю его.

— А это что? — хмурится бабушка, прикасаясь к моему плечу.

Халат с коротким рукавом, и она замечает синяк, которых разлился у меня по плечу. Приличный такой, потемнеть уже успел. Я уж как-то и не заметила сама, насколько он стал заметным, иначе бы прикрыла.

— Ой, — искренне удивляюсь, потирая руку, — даже не думала, что такой сильный будет. Это я… — заминаюсь, прежде чем соврать бабушке. Не впервые ведь уже. Сколько раз я лгала на вопрос как у меня дела, есть ли друзья. Даже научилась не краснеть. Вот и сейчас уже как по маслу… — упала на физкультуре.

8

Что делают девушки, когда им пишут классные парни?

Правильно, радуются и пишут им в ответ.

Что делает Кира Реут?

Правильно, пропадает из переписки, потому что засунула телефон под подушку, сверху положила вторую и пытается не провалиться в обморок от избытка чувств.

Вы верно поняли, Кира Реут — это я. А это мой блог. Личный. Настолько личный, что его никто не читает, потому что он скрыт мною же. И читаю его только я. Ну, ещё Барометр из-за плеча и в редких случаях Паштет оттуда же.

Уснуть, конечно, вчера вечером я долго не могла. Но и ответить Марку не решалась, а потом уже было неуместно. Да и не знала я, чего отвечать.

Он предложил меня подвезти.

Ещё раз: ОН. ПРЕДЛОЖИЛ. МЕНЯ. ПОДВЕЗТИ.

Меня!

Ох, ё-моё.

Если бы ответила нет — обидела бы. Наверное. Разве таким говорят нет вообще?

А да я не могу ответить. Как я сяду в машину к парню?

Поэтому я просто не ответила.

Бинго, Кира, ты гений!

Покачав головой, я слезаю с постели, позавидовав Барометру, который провожает меня сонным взглядом левого глаза и тут же прикрывает его в пару к правому. Переодев ночную сорочку, приглаживаю расчёской волосы, собираю их в слабую косу, чтобы не мешали утренним процедурам, и шлёпаю на кухню.

— Доброе утро, Кирюша, — бабушка уже жарит сырники, стоя в плиты. Рано встала, как обычно. — Выспалась?

— Выспалась или нет — субъективное ощущение. Я проспала восемь часов и двенадцать минут, этого хватит для восстановления физиологических и психических ресурсов моего организма.

— Так я не организм твой спрашиваю, — бабушка перекладывает три сырника на тарелку и поливает сверху двумя ложками сгущёнки, — а тебя, Плюшечка.

— Нормально, — улыбаюсь ей и забираюсь на стул с ногами, уткнувшись подбородком в колени.

Бабушка ставит тарелку с сырниками передо мною, наливает две чашки чая и усаживается напротив.

Смотрю на неё и на душе тепло становится. Ну вот какая она у меня! Ей почти шестьдесят, но ни одного оха-аха я от неё не слышала. Подтянутая, улыбчивая, стройная, с модной стрижкой, торчащей ёжиком на затылке, хотя принципиально и не красит свою благородную седину. Бабушка настоящий живчик, и я иногда чувствую себя на её фоне медузой-размазнёй.

— Как твоё плечо?

— Саднит немного, но это мелочи.

Бабушка не отвечает. На секунду её взгляд становится серьёзным, но тут же в него возвращаются тёплые живые нотки.

— Ты снова весь день в заказах? — спрашиваю, отламывая и с аппетитом уплетая вкуснейший сырник.

— Угу, — делает глоток из чашки. Она обожает чай такой температуры, к которому я и на километр не подойду, боясь обжечься. — А на выходных вообще завал.

— Если успею доделать проект, поеду с тобой.

— Смотри сама, Кирюш, главное — учёба. Успеешь — хорошо, а нет — и сама управлюсь.

Пожелав друг другу хорошего дня, мы расходимся. Бабушка — в гараж за машиной, сегодня ей нужно пораньше на оптовую базу за бытовой химией. А я в ванную в душ и чистить зубы, а потом пора бежать на остановку. Сегодня на автобусе.

В голове всплывает вчерашнее предложение Марка подвезти меня, но тут же краснеют щёки. Ой нет, лучше не думать об этом, а то как помидор приду в университет.

Я собираю рюкзак, одеваюсь и выхожу. На улице холодный ветер. Уже конец октября, и прилично так веет зимой. Яркая листва опала с деревьев и пожухла, слежалась от дождя и пахнет прелым.

На остановке народу много. Все уткнулись в свои воротники и молча ждут нужный автобус или трамвай.

С сожалением вздыхаю о своём мягком тёплом шарфике, который сейчас не со мною. Я бы в него тоже сейчас нос спрятала от ледяного ветра.

Как обычно перед воротами во двор университета я вся подбираюсь. Но, к моему удивлению и, конечно же, облегчению, ни Баганова, ни других из компании павианов не встречаю на своём пути. Без приключений дохожу до нужной мне аудитории, где встречаюсь с Наташкой.

Но вот тут меня ждёт огорчение, потому что едва я занимаю рабочее место и выкладываю на стол конспект и пенал, как в кабинет заходит Лида с фрейлинами.

Она горделиво, выпятив грудь, вышагивает, а по пути, вроде как совсем невзначай, сталкивает со стола мои вещи. Тетради валятся на пол, открытый пенал тоже, и из него высыпаются ручки. А стик с корректором, кажется, вообще разбился, учитывая отвалившийся от удара кончик.

Но Лида делает вид, что совсем не замечает случившегося. Даже глазом не ведёт.

— У тебя с ориентацией в пространстве плохо? — не выдерживаю.

Она останавливается и переводит на меня деланно-ошарашенный взгляд. Будто совсем не ожидала в принципе меня тут увидеть. Словно я мышь, посмевшая пискнуть на большую и сильную кошку.

— Ты что-то вякнула, морковка?

— Что слышала, — внутри становится прохладно от страха. Сама не понимаю, откуда у меня берётся эта смелость.

9

Марк

— Она ему не ответила, прикинь? Ха-ха-ха, — Булка ржёт и не унимается. — Феликс, ну ты прикинь? Марку не ответила тёлка. Магнитные полюса Земли поменялись? Иссякли?

— Заткнись, — качаю головой. Булка смеётся так заразно, что редко когда удаётся сдержаться и не засмеяться за компанию. Но сейчас нифига не смешно.

— Скорее это у Марка полюса магнетические иссякли, — стебёся за компанию и Феликс.

Мы сидим на лавочке в парке. Ну как на лавочке, на её спинке. На самой лавке мокро, дождь сегодня с утра моросил. Хочется сухой тёплой осени, но, видимо, закончилась уже. Настало время дождей и холода.

— А вот и идальго, — Булка кивает в сторону дорожки, на которой показывается Семён. — Как всё прошло, Сём? Присунул? — выкрикивает, хотя Семён от нас ещё метрах в семи.

— Радич тебе сейчас за длинный язык в глаз присунет, — теперь уже Феликс ржёт с Булки. — Кулаком.

— Ты придурок, Була, не ори, — Семён бутафорски замахивается на друга, и они в шутку толкаются.

Парни думают, что Сёма подкатывает к Алинке Чупрановой с третьего курса с экономического, но на самом деле он уже давно подкатил. И совсем не к Чупрановой. Шашни у него с нашей новой преподшей по фонетике, и, похоже, это уже не просто шашни. Всё серьёзно там.

— Идём? — встаю с лавки, хотя так влом идти на пары. Мы и так с парнями одну закосили. Ну, точнее, не совсем закосили, просто благодаря Булке препод расписание перепутал и не пришёл. Вот и отдохнули. Ну а Сёма отошёл, так сказать, по делу. Пара свободная не только у нас была.

— Перемена же длинная, — отвечает Феликс, явно не желая выдвигаться куда-то.

— Так а пожрать? — возмущается на него Булка.

— Тебе абы пожрать, — качает головой Семён.

— Слышь, а тебе присунуть.

— Хорош уже, — забрасываю рюкзак за спину. — Идём в столовую, мне надо кое-кого увидеть.

Раз, два, т…

До трёх я досчитать не успеваю, как Булка тут же подхватывает. Ну моя оплошность, чё.

— О-о! Марк у нас теперь за тёлками бегает! Слышал, Сём? Прики-инь.

— Кто-то сейчас точно по роже огребёт, — ржёт Феликс.

— Блин, вы обкуренные, что ли? — качает головой Семён.

— Нет, просто хозяйка клетчатого шарфа вчера отморозилась во время переписки со мной на предложение подвезти её.

Ну спасибо, Сёма, теперь и тебе весело. Отлично, я — спонсор сегодняшней ржаки. Ни в чём себе не отказывайте, парни.

Она мне действительно вчера не ответила. Оно и неудивительно, девчонка забитая. Может, подумала, что я стебусь над нею?

Возвращаемся с парнями в универ. В столовой уже аншлаг и все столики заняты. Феликс сливается поболтать с какой-то тёлкой, Сёма и Булка покупают еду, а я обнаруживаю за самым крайним столиком в углу Веснушку с какой-то девчонкой.

Отлично, двух зайцев.

— Кого подвинем? — спрашивает Семён, вручая мне мой поднос.

— Пошли, — киваю на крайний столик.

Семён прищуривается и распознаёт, к кому я предлагаю подсесть. Бросает на меня короткий взгляд, поджав губы, чтобы сдержать улыбку. Но не комментирует.

— Девчонки, тут всё занято, вы не против, если мы вас потесним немного? — плюхаюсь на диванчик прямо рядом с Веснушкой.

Рыжая едва не давится своей шаурмой, а её подружка вообще каменеет. Особенно когда Булка закидывает ей за спину руку, развалившись на диванчике.

— Это общественное место, так что, конечно, вы можете присесть, — смело, если сравнивать с её прошлым “спасибо”, выдаёт на одной ноте Веснушка и тут же резко замолкает.

Она перестаёт жевать и сидит с ровной спиной, будто ей доску приколотили к позвоночнику. Меня это вдруг забавляет.

— Я забыл соус, можно у тебя немного возьму? — решаю смутить её ещё сильнее, интересно становится посмотреть, как отреагирует.

Откусываю край своей шаурмы и углом смазываю соус с её, а потом с аппетитом откусываю снова.

— М-м, это тар-тар? Я обычно беру пикант-соус, люблю горчицу, но и этот ничего так, — говорю вполне искренне, но не без цели, конечно.

Веснушка реагирует именно так, как я и предполагал. Задерживает дыхание, глядя расширенными глазами на свою шаурму. Несколько раз моргает, а потом переводит на меня ошарашенный взгляд.

Можно было бы предположить, что она дико брезглива, но что-то мне подсказывает, что причина в ином.

— Да, это тар-тар, — приглушённо шелестит она. — И я планировала съесть его сама.

Боковым зрением замечаю, Семён старается усиленно жевать, чтобы выглядеть беспристрастным, а Булку, бедолагу, сейчас порвёт от смеха, он сдерживается из последних сил, но уже лопается.

Наступаю ему на ногу под столом, чтобы не вздумал, и он не находит ничего лучше, чем прицепиться к подружке Веснушки, ещё, как мне кажется, более зашуганной.

— А ты, я смотрю, жадная, — делано оскорбляюсь. — Я ведь только попробовал. Шарф тебе хотел вернуть, но теперь…

10

Кира

— Ты пойдёшь за шарфом? — спрашивает Наташка, глядя с недоверием.

— Пойду, конечно, — отвечаю решительно, но внутри себя так совершенно не чувствую. — Это же моя вещь. На улице холодно вообще-то.

— Ну да… — тянет она с сомнением.

Этот Булкин, приятель Марка, кажется здорово её напугал. Он вообще какой-то придурочный. Паясничает, выпендривается, вообще, ведёт себя так, будто ему всё можно.

Мы идём на пару, и я стараюсь больше не думать, что после неё снова встречусь с Марком. И даже какое-то время получается, но к концу занятия я начинаю нервничать. Само так выходит. То на часы поглядываю, то замечаю, что концентрация внимания падает, и я хуже воспринимаю информацию. Даже как-то про Лиду забываю, хотя она снова на занятиях, сидит, кривляется, периодически на меня поглядывая.

После пары Наташа идёт к лаборанту по информатике. У неё прошлая практическая вышла на низкий бал и нужно попытаться её переделать. Я же решительно направляюсь вниз в раздевалку. Ноги, правда, становятся желейными, но я всё равно иду.

Чтобы не было толкучки, дежурные запускают в гардероб по десять человек. Но большая часть студентов уходит ещё через пару, так что сейчас наплыв не сильно большой, и ждать долго не приходится.

— Проходим следующие, — командует дежурный, и я и ещё человек восемь расползаемся в раздевалке среди висящих курток.

Я иду к вешалке, на которой оставляет одежду наша группа. Те, кто в принципе оставляет. Конечно, Лида свой кожаный плащ тут не вешает.

Оглядываюсь, присматриваясь между рядами, но Марка я нигде не вижу. Новый прикол надо мною? Отлично, что ж. Только именно от него задевает больнее, чем обычно. Это рушит тот образ мальчика-рыцаря, который сохранился в моей памяти из детства.

Вдруг замечаю, что мой шарф висит на куртках соседней группы, переброшен через вешалку. И это точно мой! Там на уголке вышит малюсенький котик белой ниткой — в память о Пушке, белом персидском коте, который был у меня в детстве и умер от старости пять лет назад. Я сама его вышила. Так что тут ошибки быть не может.

Возможно, Марк торопился на пару и просто оставил его тут. И на том большое спасибо.

Я подхожу к соседней стойке вешалок, протягиваю руку, но едва пытаюсь ухватиться за кончик, как шарф исчезает.

— Эй! — говорю после секундного ступора.

— Думала, так просто всё? — слышу насмешливый голос из-за ряда курток. — А вот и нет.

— Ты мне квест устроить решил? — сама не пойму, это кажется мне весёлым или скорее раздражает. Просто поверить, что это добрая шутка, очень сложно. Много я уже шуток повидала за эти почти два месяца, и большая их часть совсем не были милыми и добрыми.

— Ты не любишь квесты?

— Ненавижу.

— Ну тогда просто пробирайся к окну и получишь свой шарф.

Честно говоря, понятия не имею, зачем тут в гардеробной окно. Света оно не даёт, куртками завешено всё. Но оно есть. Наверное, это помещение раньше для чего-то другого использовалось.

Раздвигая куртки, я преодолеваю несколько рядов вешалок и, наконец, выбираюсь к небольшому свободному пространству у завешенного белой бумажной шторой окну.

Марк стоит, опираясь спиной на подоконник, и вертит в пальцах край моего шарфа.

— Привет ещё раз, Веснушка, — ухмыляется и шарф отдавать не спешит. — Как прошёл твой день?

— Это так важно для тебя? — складываю руки на груди. Ну к чему этот диалог ни о чём?

— А ты всегда такая колючая? — отталкивается от подоконника и подходит ближе.

Я чувствую, как меня сковывает внутри. Ноги начинают наливаться свинцом, а сердце ускоряет ритм. Я не могу смотреть парню в глаза, тем более с такого близкого расстояния. Взгляд сам сползает к полу, но я усилием воли возвращаю его обратно.

— А у меня нет повода быть мягкой и пушистой, — отвечаю довольно резко, а потом добавляю: — Как у некоторых.

— Эти придурки достали тебя, да?

Вопрос вроде бы простой и понятный, но почему-то он мне кажется неожиданным от Марка. И слишком каким-то в лоб, что ли.

— Какая тебе разница? Просто отдай мне шарф и я пошла. И… спасибо, короче, что не выбросил его. Ну и за то, что тогда этих придурков прогнал.

Вот, наверное, чего он ждал от меня — благодарности и признания своего рыцарского поступка.

— Пожалуйста, — кивает. — Но я могу сделать так, чтобы они отстали от тебя вообще.

Ого, вот это добродушие. Может, он на самом деле остался тем самым добрым парнем, который когда-то защитил одинокую маленькую девочку от компании одичалых местных?

Только жаль, что не узнал меня…

Так я думаю до момента, пока он не продолжает.

— Я помогу тебе, а ты мне.

Ну конечно, о чём это я. Никто не станет действовать без собственной выгоды.

— И что это за помощь такая может быть? Чем первокурсница может помочь четверокурснику? Если только что-то перепечатать или что-то такое…

11

Мои пальцы в последнем аккорде пробегают по клавишам, и притихший зал взрывается бурными аплодисментами. Свист, крики, поздравления…

Я встаю с банкетки и поворачиваюсь к зрителям. Все: от первокурсников и преподавателей до старших курсов хлопают мне. Задние ряды вообще стоят.

В груди щекотно. Я глубоко дышу, чтобы сдержать слёзы. Улыбка появляется сама собой. Мне совершенно не страшно вот так стоять на обозрении перед таким количеством людей.

Марк поднимается с цветами на сцену и подходит ко мне. Он в джинсах и светлой рубашке навыпуск. Он улыбается и смотрит только на на меня. Ослепительно-красивый парень — мой! Мечта всех девушек университета!

Его улыбка говорит: “Всё хорошо, малышка, ты справилась. У тебя получилось. Посмотри, они в восторге”

Мои руки дрожат, а горло сводит. Я так благодарна ему за поддержку. За то, что поселил во мне эту уверенность — что я смогу.

Он протягивает букет и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щёку. Мурашки бегут, когда его губы касаются моей кожи.

А потом он шепчет мне что-то на ухо. Я не могу разобрать, включается фоновая музыка, и мне не слышно. Но чуть прислушавшись, я понимаю, что он… мурлычет. Громче и громче, и даже странно щекочет моё ухо.

— Эй… — шепчу удивлённо, перетаптываясь с ноги на ногу перед внимательно следящей за нами публикой.

А потом… просыпаюсь.

— Бари… — притискиваю к себе кота, что умостился на подушке рядом с моей головой, — ты меня разбудил, вредный ты кот.

Барометр упирается лапками мне в плечо и начинает мять его, едва-едва выпуская коготки.

— Что-то с вечера незаметно было, что ты соскучился, — бормочу, сдувая упавшие на лицо волосы. — А теперь проголодался, да?

Кот проявляет всю свою кошачью любовь, мурча и отираясь острой мордочкой о мой подбородок. Я вздыхаю и сползаю с постели.

Не выспалась. Сидела вчера почти до часу ночи с заданием по философии.

Вот зачем она нужна климатологу? Где точные науки и расчёты и где, блин, философия?

Когда мозг полностью настраивается на новый день, меня пробирает морозом. Вчера я согласилась играть роль девушки Марка Постоленко. Но не потрудилась узнать, как это будет и что мне нужно будет делать.

Или, может, ничего?

Может, я просто один-два раза пообедаю с ним за одним столом в столовой, эта его сталкерша увидит, павианы тоже, и на этом всё?

Бабушка сегодня тоже с утра уже уехала, так что я снова на автобусе. Пью чай с блинчиками, которые она испекла утром, и собираюсь в университет.

Повязав поверх пальто свой любимый шарф, я вдруг словно зависаю. А всё потому, что меня окутывает уже знакомый цитрусовый запах.

Он что, носил его?

Смотрю в зеркало у выхода, и замечаю, что щёки у меня стали розовыми.

Так, нужно торопиться. Вообще-то уже почти восемь, и первая пара начнётся через час, а мне доехать ещё нужно.

Поправляю шарф так, чтобы он не отвлекал меня этим запахом, надеясь, что на улице он будет не так сильно ощущаться.

Выхожу из подъезда и тороплюсь в сторону остановки. Она тут недалеко, лишь за угол дома забежать и немного по аллее пройтись.

Но вдруг прямо за углом я едва не наталкиваюсь на белую машину. И дело совсем не в том, что я зазевалась и не вижу, куда иду, а в том, что это водитель поехал в мою сторону.

Вот же!

Оступившись, я едва не роняю свой рюкзак. Пытаюсь обойти машину скорее, потому что уже вижу вдалеке нужный мне автобус. Нельзя опаздывать! Следующий через пятнадцать минут, а это очень ценное время с утра, когда спешишь. Можно и на метро, конечно, но я, признаться, боюсь. Одна ни разу не ездила.

И только я собираюсь обогнуть нос наглой машины, как окно опускается, и за рулём я вижу Марка.

— Веснушка, ты снова не отвечаешь на сообщения.

— Ой, я не видела, — хватаюсь за телефон в кармане, вытаскиваю и вижу, что действительно у меня пропущенный десять минут назад и два сообщения от Марка в мессенджере. — Извини.

— Садись, — кивает на пассажирское место рядом с собой.

Стопорюсь, глядя на него. Как-то это… ну как бы…

В голове всплывают мамины наставления, что с парнями надо осторожнее, не стоит совершать необдуманных поступков. Ходить в гости к малознакомым, например, или садиться в машину.

Так в голове и отложилось: в машину к парням нельзя. Точка.

— Кира, мы опоздаем, — напоминает о себе Марк.

— Я лучше на автобусе, — показываю пальцем на остановку, а у него на лице появляется искреннее недоумение.

— Моя девушка не будет ездить на автобусе без крайней необходимости, Кира, — говорит серьёзно. — Так что садись и поехали.

А когда видит, что я продолжаю нерешительно топтаться на месте, то, прищурившись, добавляет:

— Или ты боишься?

— И совсем нет, — вздёргиваю нос. Ещё чего, в трусихи записал меня. Я просто осторожная.

12

Мы словно Белла и Эдвард в “Сумерках” в тот момент, когда они приехали вместе в школу. По крайней мере, именно так я и ощущаю. Великолепный Марк и вызывающая рядом с ним недоумение я.

Поднимаемся по ступеням ко входу в здание университета и потом заходим внутрь. Когда сдаём вещи в гардеробную, у колонны возле лестницы замечаю Лиду с подружками. Она смотрит, не моргая, на нас, кажется, что на мне вот-вот одежда задымится от её пристального взгляда. Одна из фрейлин, Настя, что-то говорит ей, но Лида её одёгивает, а потом резко стаскивает свою сумочку с парапета у колонны и пружинистым быстрым шагом уходит к лифту.

— Привет, Марк, — к нам подходит его друг Семён и жмёт руку ему и Булкину, а потом смотрит на меня. — Привет, рыжуля.

— Её зовут Кира, — уточняет Марк, а я лишь киваю. Говорить для меня сейчас — это уже сверх уровень сложности.

— Привет, Кира, — подмигивает, исправляясь, Семён.

Он кажется милым и забавным, верх очарования прям, хотя я несколько раз была свидетелем его общения с другими студентами. Не сказала бы, что Семён Радич сама любезность. Очень даже нет.

Интересно, а он и другие друзья Марка в курсе, что я ему ненастоящая девушка? Или они принимают всё за чистую монету? И как Марк отнесётся к тому, что я расскажу Наташе? Или всё же не стоит?

— У тебя сколько пар? — спрашивает Марк, когда мы подходим к лифту.

— Четыре.

— Тогда встретимся в столовой после второй?

— Угу, — киваю, а сама отмечаю, что надо бы обсудить, как часто нам нужно являть себя миру вместе, а когда я смогу жить своей привычной жизнью.

— Тогда до встречи, детка, — говорит он, а потом наклоняется и прижимается своими губами к моим.

Всего на секунду, но я испытываю такой шок, будто происходит какая-то ослепляющая вспышка. Неожиданно и без спросу, отчего эти самые губы у меня немеют, а в пальцах начинает покалывать.

Это же… это же… поцелуй! Пусть и лёгкий и быстрый, но поцелуй же! Да ещё и в самом университете.

Мне нужно отдышаться. Сбежать куда-нибудь в укромный уголок и дать себе немного времени, чтобы восстановить равновесие.

На полупарализованных ногах я захожу в лифт и жму свой восемнадцатый этаж. В лифте ещё пятеро студентов, и едем мы практически молча. У меня возникает ощущение, что они тоже смотрят на меня, поэтому весь подъём я приклеиваюсь взглядом к носкам своих ботинок и так и стою, не шелохнувшись.

Когда вхожу в лекционную аудиторию, то почти вся группа уже на месте. Шум разговоров тут же стихает при моём появлении. Огромный, непредвиденный мною минус — это то, что теперь на меня смотрят не только в присутствии Марка. Вот только за спину его не спрятаться.

Словно под рентгеновскими лучами, прохожу между рядами под устремлёнными на меня взглядами. Сажусь за пустующий четвёртый стол, выше остальных, и с облегчением выдыхаю, когда в аудиторию входит Наташа.

Слежу за ней неотрывно взглядом, ожидая, что она скорее сядет рядом, и я смогу немного расслабиться.

Но внезапно для меня Наташа проходит ещё выше, потупив взгляд и даже не глядя на меня. Я провожаю её взглядом, совершенно не понимая, что же случилось, и почему она так подчёркнуто игнорирует, будто я её чем-то очень сильно обидела.

А потом случается ещё нечто, что повергает меня в шок. Рядом со мною внезапно плюхается Настя — та самая фрейлина Лиды, злоупотребляющая хайлайтером и духами.

— Тут же не занято, Кирюш?

Кирюш.

Кирюш?

Она головой стукнулась или отравилась чем-то? Или, может, переборщила с филлером, и он утёк в мозг?

— Ты и сама видишь, что нет, — бормочу и достаю свои конспекты.

Открываю тетрадь и принимаюсь читать внимательно. Скоро придёт преподаватель и будет задавать вопросы по вчерашней лекции, нужно быть готовой. Только вот мысли о Наташе сконцентрироваться не дают.

— Прикольная ручка, — говорит Настя, кивая на мою обыкновенную ручку. — Где покупала?

— В канцелярии, — отвечаю ей коротко.

Странная. Тупые вопросы такие задаёт. Вроде бы не идиотка, раз учится в МГУ. Хотя везде бывают исключения.

— А ты в столовую пойдёшь после второй пары или после третьей?

— Как проголодаюсь.

Неужели непонятно, что я с ней общаться не настроена? Уж демонстративнее некуда смотрю в конспект и вожу пальцем по строкам. Но Настя всё не унимается.

— Сядем вместе?

Вот тут уже я не выдерживаю.

— А что такое? — поднимаю на неё взгляд и смотрю внимательно. — В столовой настолько тесно, что места надо столбить заранее?

Но, кажется, смутить её совсем непросто. Настя раздвигает губы-сосиски в премилой улыбке и жеманно пожимает плечиком.

— Я просто подумала, что мы могли бы познакомиться ближе. Уже третий месяц учимся в одной группе, а всё никак не затусим.

Наверное, она издевается. Новый вид троллинга — задружись с фриком и оборжи его.

13

В столовую я спускаюсь одна, слава Богу. Пришлось прибегнуть к хитрости и улизнуть от Насти, сказав, что меня вызвали в деканат.

Входя в светлое помещение столовой, я вся внутренне подбираюсь. Дамы и господа, добро пожаловать на вторую часть марлезонского балета. Первая была утром.

Но ни Марка, ни его друзей тут нет. Да если бы и были, то без него я бы к ним не подошла. Я не уверена полностью, что и к нему-то вот так возьму и подойду первая.

Людей не сказать, что много. Однако, взгляды я на себе ловлю. Какие-то девушки идут с подносами от раздатки, смотрят на меня и усмехаются между собой. А за дальним столиком расположились сами павианы. И сейчас они тоже смотрят на меня и гигикают.

— Эй, морковка, что это ты одна да без охраны? — тянет Баганов, а его подружка Арина, бедняга, едва не давится компотом от смеха.

Хочется развернуться и уйти. Но… но фиг им! Я, вообще-то, сюда поесть пришла!

— В отличие от тебя, я одна ходить не боюсь.

По позвоночнику от страха ползут противные мурашки. Смелость всегда давалась мне очень дорого.

— Слышь, медная башка, тебе жить надоело?

Баганов перестаёт скалиться и зло сощуривается. Откладывает вилку и привстаёт, заставляя моё сердце уйти в пятки от страха. Сейчас этот придурок унизит меня, как обычно.

— А тебе, я смотрю, так точно надоело? — раздаётся над ухом грозный мужской голос, а на плечо мне ложится рука.

Марк.

Теперь уже мои коленки подгибаются по другому поводу. В груди становится горячо, но вдруг дико хочется показать Баганову средний палец. Прям аж ладонь подрагивает.

Семён, Булкин и Феликс подходят к Баганову, Радич кладёт ему руку на плечо и помогает усесться обратно.

— Заруби себе на носу, придурок, — говорит Булкин серьёзным тоном, без капли привычного чванства, чем очень меня удивляет, — девочку зовут Кира. По слогам: Ки-ра. Не иначе. И это девочка Марка. Ещё раз тявкнешь в её сторону — будешь при каждой встрече кланяться в пояс. Усёк?

В столовой становится тихо. Кто-то поглядывает на происходящее, кто-то старается не отсвечивать и молча доедает свой обед.

Баганов же краснеет, как помидор, глаза наливаются яростью, желваки натягиваются. Он переводит взгляд на каждого из парней, но ответить ничего не решается.

— Молодец, первак, шаришь, кто тут батя, — ещё раз похлопывает его по плечу Булкин и говорит уже привычным тоном.

— Пошли, Веснушка, голод не тётка. А то сейчас съем тебя, — говорит мне Марк и делает очередную жутко удивляющую и смущающую меня вещь — наклоняется и нюхает мои волосы. — Как вкусно пахнет кокосом, как кокосовое мороженое.

— Это шампунь, — говорю, дико смутившись.

Кажется, что всё это происходит не со мною. Пусть всё это и фиктивно, но для меня ново. И слишком. Все мои системы приходят в состоянии перегрузки и вот-вот задымятся, а из ушей повалит пар.

— Мне нравится. И я не против и геля для душа, тоже кокосового. Мне понравилось тебя нюхать.

Ещё секунда, и у него не будет фиктивной девушки. А будет горсточка пепла, если он продолжит в том же духе.

— Тише, Марк, у девчонки уже и аппетит пропал, — толкает его в бок локтем Феликс.

— Пусть привыкает, — отвечает тот и ведёт меня за руку к столу. — Веснушка, что будешь есть?

— Булочку и чай, — сажусь и забиваюсь в угол.

— Класс, люблю девчонок, которые не выпендриваются и не отказывают себе в сладеньком, — ухмыляется Булкин и поглаживает себя по торсу, а я только сейчас понимаю, какой получился каламбур.

— Полегче, Булка, — смеётся Марк, — найди себе сам нормальную девчонку, а не…

Договорить у Марка не получается, потому что в него прилетает скомканная салфетка, после чего завязывается настоящий бой-пинг-понг, который прерывает строгий окрик женщины с раздатки.

Марк уходит и возвращается через минуту с подносом, на котором моя булочка, чашка чая и его обед. Вполне полноценный — каша гречневая, тефтели и салат.

— Приятного аппетита, — тихо говорю, пока парни расставляют свои тарелки и принимаются за еду. — Сколько я тебе должна?

Я вытаскиваю свой кошелёк, но в ответ получаю острый взгляд.

— Ещё раз такое ляпнешь, я тебя свяжу и заставлю есть булочки, пока не лопнешь. Поняла?

— Ну Марк…

Он не обязан мне ничего покупать и ничего дарить. Это странно. Тем более для фиктивных отношений.

— Я б на твоём месте не спорил, — смеётся Семён с полным ртом. — Если, конечно, ты не сходишь с ума по булочкам, ну и не сторонница БДСМ…

— Булки плюс БДСМ — отличный выбор, детка, — подмигивает Булкин, пока остальные парни хохочут, а Марк закатывает глаза.

— Смотря о каких булках речь, — подливает масла в огонь Феликс.

Несмотря на пунцовые щёки, а я и не сомневаюсь, что они такие, потому что кожа на лице просто огнём пылает, но мне становится весело. Впервые в университете я чувствую себя так расслабленно и свободно. Конечно, не стоит забывать, что всё это понарошку, но в моменте мне становится очень хорошо.

14

Никуда я не пойду. Точка.

— Кирочка, ты ещё не одета? Хочешь, я тебе косу колоском заплету? Или так сейчас не носят? — бабушка садится на край кровати, на которой я, поджав ноги, пытаюсь читать книжку.

— Я не пойду, — продолжаю смотреть в книгу.

— Почему? — удивляется бабушка. — Ты ведь ещё ни разу не была на студенческих вечеринках. Тебе обязательно нужно сходить.

— Ба, ты странная, — роняю книгу на себя и поднимаю глаза на бабушку. — А вдруг я напьюсь, обкурюсь и загуляю на неделю? Как результат: отстану в учёбе, потеряю стипендию, нахватаюсь хвостов или вообще вылечу. Тебе вот не страшно?

— Ты? — смеётся бабушка и треплет меня по волосам. — Плюшечка, ты слишком умна для этого всего. Но даже умняшкам нужно развлекаться.

— Вот я и развлекаюсь, — поднимаю книгу и демонстрирую бабушке. — Читаю. Чем не развлечение?

— Кира, иди, — снова улыбается она, мягко отбирает у меня книгу и откладывает на тумбочку. — Развейся немного. С людьми пообщайся. Никуда твоя учёба от тебя не уйдёт. Ходить на вечеринки — нормально для твоего возраста.

Про Марка я бабушке ничего не сказала. Только поделилась тем, что меня в числе других первокурсников позвали на вечеринку. Надеялась, она мне строго запретит, и самой решать не придётся. Железобетонный аргумент будет, так сказать.

Но бабуля меня подставила, выразив восторг, что “наконец-то моя плюшечка насладится студенчеством!”

Блин, что?

Бабушка так завелась, будто это она собралась на свою первую вечеринку, а не я.

А я вот никуда собираться не хочу. Я уже знаю, что буду чувствовать себя ужасно не в своей тарелке. Я не Настя, не смогу влиться. И уже предвижу жалкое зрелище: Марк и за ним таскающаяся, словно хвост, я. Неудобная и лишняя.

“Я не пойду” — пишу ему сообщение, когда бабушка, вздохнув, уходит на кухню.

“В каком смысле не пойдёшь, Веснушка? ” — буквально через секунду прилетает в ответ.

“В прямом”

Думаю, что, наверное, это немного грубовато и дополняю сообщение.

“Зачем я тебе там? Ни твоей сталкерши, ни достающих павианов там не будет. Какой смысл притворяться?”

“Зато там будет много других людей, кто общается со сталкершей и с павианами. Так что, Веснушка, не бузи. Жду у подъезда через десять минут”

И пропадает из сети.

Ну класс. Без меня меня женили.

Это вообще-то неправильно — решать за других. Я сама решу, что мне делать. Вот.

Беру книгу и смотрю в неё. Пытаюсь поймать глазами строчки, но они расплываются. Оно и понятно, ведь книгу я держу вверх тормашками. Но даже когда переворачиваю, не могу вчитаться, ни одно слово не задерживается в сознании. Будто иероглифы непонятные рассматриваю, а не хорошо знакомые буквы.

Так проходит минута. Потом ещё две. И ещё одна.

На экране смартфона цифры сменяются, а я всё сижу.

— Блин!

Подскакиваю и несусь в ванную. Осталось пять минут, надо хотя бы зубы почистить. Душ я принимала, когда приехала с учёбы.

— Ты всё-таки решила идти, плюшечка? — зовёт бабушка через дверь ванной, пока я спешно пытаюсь распутать и причесать свои волосы, а они никак не поддаются после абы как сколоченного высокого домашнего пучка.

— Ага. Раз ты так настаиваешь.

Слышу, как бабушка в ответ смеётся.

— Ну ты же там реснички подведи поярче, губки. А то я тебе как подарила наборчик, ты пару раз только пользовалась им. Как раз и пригодится.

Да вот ещё. Краситься я буду. Не буду!

Распахиваю дверцу шкафчика в ванной и достаю небольшую золотистую косметичку, которую бабуля подарила мне перед первым днём учёбы. Это моя первая косметика, не считая необходимого для моей светлой кожи крема с солнечными фильтрами. И ею я почти не пользовалась. А смысл, если каждый день павианы меня до слёз доводят? Только разводы в туалете подтирать.

Достаю хайлайтер, его я пробовала несколько раз, едва-едва начатую тушь и наношу того и другого совсем понемногу. Ещё в косметичке есть два блеска для губ — почти прозрачный, карамельный и более яркий.

А вот возьму и накрашу ярким!

Навожу губы и внимательно смотрю на себя в зеркало. Ярко так… но мне вдруг нравится. Я даже чувствую себя чуть более красивой.

Ладно. Сейчас натяну джинсы и водолазку и пойду. Ненадолго!

Выхожу из ванной и быстро топаю в сторону своей комнаты, но вдруг застываю как вкопанная. На кухне за столом с моей бабушкой сидит… Марк.

Хочется придержать глаза, чтобы не выпали. И это не считая отнятого дара речи.

— Кирочка, ты ещё в пижаме? — удивлённо говорит бабушка, вскинув брови. — А за тобой тут уже пришли.

Ну спасибо, бабуль. А если бы я в нижнем белье вышла из ванной?

Марк оборачивается и, дожёвывая бабушкин сырник, кажется, проходится по мне взглядом с головы до ног. Кожа на руках и ногах тут же покрывается мурашками, а в животе становится как-то странно-горячо.

15

Булкин живёт в частном коттедже за городом. О том, что там вечеринка, слышно, когда мы только выходим из машины. Разноцветные огни из-за забора во дворе отражаются в небе, музыка грохочет в самом доме, а где-то сразу за воротами слышны разговоры и звонкий девичий смех.

Я топчусь у машины, обхватив себя руками, пока Марк что-то ищет в багажнике, и понимаю, что сейчас попаду совершенно в другой мир. Мир, который я видела только в молодёжных кино и сериалах. Иногда, раздражаясь, выключала, считая все эти тусовки и вечеринки глупостью несусветной, а иногда смотрела с упоением и даже некоторой завистью, что я не часть всего этого.

И даже сейчас, когда я вот-вот окажусь в самом эпицентре, я по-прежнему не имею к этому всему отношения. Это всё фиктивно, не по-настоящему. Так что мне не стоит обманываться.

Отыграю роль и домой.

— Пошли? — Марк подходит и протягивает руку.

Интересно, зачем? Нас же ещё никто не видит. Или он на всякий случай?

Марк звонит в домофон, и ворота с сигналом отпираются.

— Привет, дружище! — нас на пороге встречает сам Булкин. Кажется он уже принял алкоголь, потому что выглядит неестественно весёлым, да и запах сам за себя говорит. — Кирочка!

Антон делает смешной поклон, будто бы я принцесса какая-то. Кстати, на нём самом поверх футболки длинный красный плащ, а на голове, сдвинутая на самый затылок, шляпа, соломенная, с узкими полями.

— Не знала, что сегодня бал-маскарад, — не могу сдержать улыбку в ответ на его учтивое приветствие.

— А-а, ты об этом? — машет полой плаща. — Не-е-е, это я у стриптзёрши отобрал. По приколу просто.

— Здесь есть стриптизёрши? — шокировано смотрю сначала на Булкина, а потом на Марка. В какой разврат он меня притащил?

— Сегодня нету, это я про другую тусовку, — мотает головой Булкин. — Сегодня у нас всё прилично, рыжуля. Ну почти прилично. И пока прилично, — подмигивает мне и ржёт, подняв указательный палец на последней фразе. — Давайте, ребята, проходите. Сёма, Феликс и остальные уже здесь.

Он открывает дверь, приглашая, и сам теряется в глубине дома.

Музыка оглушает. Никогда так громко не слушала без наушников. А тут аж в груди басы отдаются. Интересно, как можно разговаривать там внутри между собой, когда так громко?

Свет выключен. Вместо дневных ламп пространство освещается развешанными по стенам гирляндами, похожими на новогодние. Красная нитка, фиолетовая, белая, зелёная. Какие-то горят постоянно, какие-то попеременно мерцают. С одной из комнат сбоку в гостиную выстреливают снопы разноцветного света. Наверное, какая-то аппаратура как на дискотеке. Да и в самой гостиной по стенам, полу и присутствующим ползут то кислотно-зелёные световые пятна, то красные, то белые.

Кстати, на одной дискотеке всё же была — на выпускном из начальной школы. Весь наш класс возили в кафе, где после пиццы и сладостей предложили потанцевать. Свет погасили, вот эти светилки включили и всем родительским составом подначивали выйти всех в кружок и танцевать. Всех, слава Богу, спас Вовка Крупин — он объелся и облевался. На этом безудержное веселье было окончено.

Народу тоже прилично. Пересчитывать не берусь, но лишь в гостиной тусуется человек двенадцать, а ещё на улице и в других комнатах тоже, уверена.

— Привет, бро, — слышится с одной стороны — у подоконника в гостиной стоят два парня и три девушки. Одна кажется знакомой, остальных вижу впервые. Или просто плохо видно в полутьме.

— Ма-арк! — слышится кокетливое с другой стороны — на диване сидят ещё две девушки.

Марк машет и одним, и вторым, но ведёт меня за собой дальше вглубь дома. Мы проходим через гостиную и оказываемся на просторной кухне. Тут тише и народу почти нет. Только близкие друзья Марка — Феликс и Семён. Булкин где-то по дороге потерялся.

— Привет, — Марк протягивает им по очереди руку, здороваясь, а я киваю.

— Ну вау, — играет бровями Семён, глядя на меня. — Ты умеешь удивлять, лисичка.

Меня такие неприкрытые комплименты, прямо в лоб, смущают, и я интуитивно сжимаю руку Марка крепче. Хочется спрятаться за него.

Феликс Октавин достаёт из холодильника две бутылки. Одну с разноцветной этикеткой и голубой жидкостью внутри, другую из тёмного стекла. Семён из шкафчика вытаскивает высокие стаканы и ставит на стол.

— Дамы и господа, вечеринка у Булки объявляется открытой, — торжественно произносит Радич и начинает одновременно из двух бутылок лить в бокалы, смешивая голубую жидкость и прозрачную. — Давненько мы не отрывались.

— Это точно, — кивает Феликс. — Я после недели промежуточных зачётов чувствую себя измотанным. Пора поправить здоровье и хорошенько откиснуть.

Парни ржут и разбирают бокалы. Я, конечно, от предложенного отказываюсь. В душе искренне благодарна, что они не настаивают.

Опрокинув по одному коктейлю, Феликс тут же мутит ещё по бокалу.

— Теперь можно и окунуться. В веселье. — говорит, криво усмехнувшись, и первым направляется в гостиную, где шум музыки и голосов смешивается в чудную какофонию.

Я, конечно же, иду за Марком. Не знаю, как долго мне ещё нужно отираться рядом, и когда он сжалится и отвезёт меня обратно. Но пока я следую за ним тенью. Молчу и в основном киваю, когда он с кем-то болтает, а ко мне в разговоре обращаются между прочим.