Ева
Тёплое осеннее утро.
Вот что я люблю больше всего. Воздух пахнет кофе и мокрой листвой, солнце лениво пробивается сквозь тонкий туман, ложась на всё золотистым светом. Люди спешат кто куда: кто-то опаздывает на учёбу, кто-то на работу, машины сигналят, создавая привычную утреннюю какофонию.
А я сижу в парке напротив универа — с бумажным стаканчиком кофе в руках и наушниками в ушах. В них играет тихая, почти грустная мелодия — она идеально подходит под настроение.
Первый учебный год. Новый этап.
Я поступила в один из лучших университетов города — сама, без блата, без чьей-то помощи. Своими силами. Здесь говорят, что после окончания тебе открываются двери куда угодно.
Жаль только, что дверь ведёт не туда, куда я мечтала.
Я — будущий экономист.
Мама настояла.
«Это надёжно. У тебя будет стабильная жизнь, Ева. Деньги, карьера, уверенность».
Она всегда говорит так, будто точно знает, как правильно. А я... я просто хотела быть дизайнером. Не офисным работником, не человеком с графиками и таблицами, а тем, кто создаёт красоту. Кто делает что-то живое.
Но в нашем доме «мечты» звучат как приговор.
Я сделала глоток кофе, чувствуя, как тепло растекается по груди.
А ещё здесь, в универе, я встретила его.
Тим Маркин.
С того самого дня, как он появился в нашей группе, всё вокруг будто ожило.
Он не просто красивый — в нём что-то есть. Дерзость, уверенность, та внутренняя искра, которую невозможно не заметить. Его взгляд — прямой, обжигающий, как будто он видит тебя насквозь.
Он смеётся так, будто мир принадлежит только ему.
От него веет свободой, жизнью, безумством. Кажется, ему всё нипочём — правила, запреты, чужие мнения.
Он — моя полная противоположность.
И, наверное, именно это так сильно тянет.
От мыслей меня вырвал звонок телефона.
На экране — Катя. Моя лучшая и единственная подруга.
— Алё, ты где опять бродишь? — пробурчала она в трубку. — Быстрее иди к универу!
— Иду, иду, — ответила я, бросила стакан в урну, схватила рюкзак и поспешила через дорогу.
У входа она яростно спорила с каким-то парнем. Её глаза метали молнии, а напоследок она эффектно показала ему средний палец.
Катя — это буря.
Она не молчит, если чувствует несправедливость, и без колебаний может влезть в драку, если нужно.
Чёрная одежда, серьга в носу, чёткая стрелка на глазах, волосы цвета воронова крыла. Когда-то таких называли готами.
– Вот же мудак, — ворчала она, когда мы пошли по коридору. — Назвал меня нефором! Серьёзно?! Видела этого придурка? Морда кирпичом, а мозгов ноль.
— Да ладно тебе, Кать, — тихо сказала я. — Не реагируй. Он просто хотел вывести тебя из себя.
— Ева, — она резко повернулась ко мне. — Я не из тех, кто молчит, когда на меня льют грязь. Если ты привыкла делать вид, что всё нормально, то я — нет.
Я нахмурилась.
— Просто не хочу тратить свои нервы на таких людей.
Подруга фыркнула, откидывая чёлку.
— Нет, ты просто их боишься, Ева.
Я промолчала.
Она часто говорит прямо, не думая, что может задеть. Но я знаю — в ней нет злости. Просто правда у неё всегда без фильтров.
Первая пара — история.
Мой любимый предмет. Анна Сергеевна умеет рассказывать так, что даже скучные даты оживают. Каждая её лекция — как фильм, где ты не просто зритель, а участник событий.
Я сидела на своём месте, делая пометки в тетради, когда дверь вдруг распахнулась.
В аудиторию вошёл Тим Маркин, а за ним — его неизменный «хвостик» Артём Тихомиров.
Они всегда вместе.
Один начинает — другой заканчивает. Один шутит — другой смеётся.
Без друг друга, кажется, не могут существовать
— Маркин, Тихомиров! — строго произнесла Анна Сергеевна, скрестив руки. — Опять опаздываете? Сколько можно! Вы будущие экономисты, а ответственности — ноль.
Тим широко улыбнулся.
— Анна Сергеевна, ну так получилось! — театрально развёл он руками. — Примите наши глубочайшие извинения.
Аудитория тихо засмеялась.
— Прекрати клоунаду, Маркин, — устало вздохнула она. — Садитесь. И только не рядом. Опять лекцию сорвёте.
Но, конечно, они сделали наоборот.
Сели почти рядом. Артем в сторону Кати , а Тим в мою.
Я замерла.
Сердце пропустило удар, потом второе, и вдруг забилось в бешеном ритме.
Кто-то сзади шепнул:
— Повезло же ей...
Тим фыркнул и театрально закатил глаза:
— Анна Сергеевна, вы жестокая женщина! Как можно разлучать меня с лучшим другом? Это же преступление против дружбы!
— Садись, Маркин, — отрезала преподаватель.
Он подошёл ближе, облокотился рукой о парту и, глядя прямо на меня, произнёс:
— Ладно, розоволосая, двинься.
Я послушно придвинулась к Кати.
Его голос — глубокий, чуть насмешливый, с хрипотцой.
Он пах чем-то дорогим и свежим, с нотками дерева и чего-то тёплого. Этот запах будто обволакивал, заставляя терять концентрацию.
Анна Сергеевна снова заговорила, но я почти не слышала её.
Всё внимание было приковано к нему.
Он сидел слишком близко.
Я чувствовала его дыхание, движение руки, как рукав его чёрной рубашки слегка касался моего локтя.
— Эй, кошечка, — вдруг сказал он тихо, наклонившись ближе. — У тебя всё нормально?
Я вздрогнула.
— Эм... да.
Он ухмыльнулся.
— Отлично. Тогда, может, одолжишь ручку? Я, как обычно, пришёл неподготовленным к суровой реальности.
Я поспешно полезла в пенал. Пальцы дрожали, будто я собиралась вручить не ручку, а что-то бесконечно важное.
Когда наши руки случайно соприкоснулись — время остановилось.
Тепло. Реальное. Настоящее.
Тим
— Гребаная историчка, — выдохнул я, закуривая сигарету. — Она же мне ни за что не поставит зачет. Батя меня просто прикончит. Я и так уже на волоске — если не сдам , то хрен мне, а не бабки.
— Ну, ее можно понять, — отозвался Тёма, лениво провожая взглядом какую-то проходящую мимо студентку. — За что ей тебе зачет ставить? Мы за два месяца только второй раз на пару пришли.