— Бедняжка. Добрая была, приветливая...
— И то правда. Жаль девочку. Только вчера отпраздновала годовщину брака, — подхватила другая дарна*, — а сегодня её дракону отдадут. По приказу мужа.
— Не будет её муженьку счастья с полюбовницей.
— Ясное дело, не будет. А за девоньку я помолюсь в храме. Попрошу ей лёгкой смерти и светлой послежизни.
— Уж хотя бы это она заслужила...
Две женских фигуры стояли так близко, что я услышала их несмотря на скрип проезжающей телеги. Охровые платья на фоне серых каменных домов. Взгляды, полные сочувствия. Перешёптывания. Некоторые прохожие даже осеняли меня рунами благости — так они со мной прощались.
Сейчас я как никогда жалела, что попала в этот мир. Мне было двадцать три, когда я обнаружила в библиотеке старинный фолиант. Открыла — и вспышка света утащила меня сюда, в чужую реальность, где магия переплеталась с повседневностью.
С тех пор я жила среди людей, которые закапывали обереги у своих порогов, лечились у знахарей, плели артефакты, ковали мечи и кольчуги.
Это был необычный мир с пугающими обрядами. Раз в год жители Элириса приносили в дань драконам молодую женщину и редкий металл под названием мертвий, добываемый в глубокой шахте на окраине города.
Как только я услышала об этой традиции, то сразу обратилась к старейшине с предложением.
Нельзя ли немного изменить подношение? Вместо щуплых девушек поставлять драконам жирных и вкусных быков? Я была уверена: ящерам понравилась бы такая замена.
Увы. Меня и слушать не стали.
Поначалу я жила в доме городского старейшины Локмара. Рассказывала о своём мире, помогала его жене по хозяйству, работала в саду, а в свободное время искала дорогу домой — в книгах и беседах.
К несчастью, в Элирисе единогласно считалось, что иномирянки передвигаются между мирами лишь при помощи Божественного участия.
Однако Бог не торопился возвращать меня домой, как бы старательно я не листала заплесневелые фолианты. И однажды меня осенило: я здесь надолго. Возможно, и навсегда. Пришлось отложить навязчивую идею о возвращении и начать обустраиваться в этом мире.
Старейшина Локмар сразу же объяснил, что любой незамужней деве в Элирисе требуется мужское покровительство. Дескать, без защиты отца или старшего брата она обречена стать развлечением для мужчин. Поскольку у меня не было здесь родни, он любезно предложил мне свою защиту.
Я согласилась, хотя подозревала, что этот хитроглазый крепыш с повадками торговца постарается меня «пристроить» какому-нибудь дарну за определённую мзду.
Платиновые волосы и голубые глаза были большой редкостью в Элирисе. Многие мужчины на меня заглядывались — я видела это, когда ходила с дарной Локмар на рынок.
Если мои опасения подтвердятся — сбегу, решила я тогда.
Но бежать не пришлось.
Очень скоро в дом старейшины заявился статный, кареглазый красавец — Эдмир Вейнарт.
Самый завидный жених Элириса начал оказывать мне знаки внимания. Приносил редкие книги. Приглашал на чаепития с пирожными. Наконец за чередой совместных выходов в свет последовало предложение руки и сердца.
К тому времени я уже окончательно потеряла надежду вернуться на Землю. Но рядом с Эдмиром тоска отступала, и мысль о доме не жалила с такой остротой. Мне показалось, с ним я смогу быть счастливой. Наверное, поэтому и согласилась стать его женой.
Потом выяснилось, Эдмир где-то прочитал, что у иномирянок рождаются особо одарённые дети.
Он взял меня в жены ради одарённых детей.
А я... даже зачать не могла.
Наш брак вылился для меня в бесконечные попытки забеременеть. Угодить. Как-то порадовать мужа, который — чувствовалось — в последние месяцы ко мне охладел.
Мне нравилось радовать Эдмира сюрпризами. Даже вчерашнюю годовщину я готовила как приятную неожиданность для него. Вот только неожиданностью она обернулась для меня самой — и вовсе не приятной.
Когда гости разошлись, одна осталась.
Я с удивлением смотрела на Гриссу Гримвуд и мысленно перебирала список гостей. Разве ей было выслано приглашение?
Что делает здесь всеми признанная красавица, и почему стоит так близко к моему мужу?.. До неприличия близко. Я кожей ощутила исходящую от неё опасность.
— Скажи ей, Э-эди, — девушка по-детски надула щёчки и подняла бровки домиком. — Ну, сколько можно тянуть?
Э-эди... Тянуть...
Опешив, я смотрела на эту сцену, которая говорила сама за себя. Хотя наверно, краешком своей наивной души всё ещё надеялась, что муж осадит эту девицу за неуместный спектакль — с холодком, как он умеет — и предложит вызвать ей экипаж.
Однако муж не посчитал нужным щадить мои чувства. Подошёл к пышногрудой девице и по-хозяйски обнял прямо у меня на глазах:
— Грисса приняла моё предложение о замужестве. Мы скоро поженимся.
Я сдавленно всхлипнула. Из лёгких будто выкачали весь воздух. В одну секунду рухнул мой мир, который я возводила с любовью — кирпичик за кирпичиком. Только вот оказалось — строила его на песке.
— А я? — пролепетала, кусая губы и отчаянно пытаясь не разреветься. — Разве я была тебе плохой женой, Эдмир?
— Ведунья предсказала нам с Гриссой рождение сына. Зачем потомственному барону жена с пустой утробой и пустыми карманами? Я должен думать о процветании своего рода, Верия. Ты знала, что не за простого башмачника выходила. И знала, что это значит. Мне нужен наследник.
Он бил в болевые точки. Каждое его слово будто загоняло иглу глубоко под кожу. Конечно, я знала, за кого вышла: единственный сын самого богатого и древнего рода. И понимала, что это значит. Поэтому искала в книгах рекомендации по зачатию, тайком встречалась с травницами и знахарками.
Чёрт тебя подери, Эдмир! Я делала всё, чтобы забеременеть. А свалить всё на меня, припечатать бесплодной — это дно! Именно эти его слова стали для меня точкой невозврата.
— Хорошо. Я подпишу документы о разводе.
Связь оказалась вполне прямой. Обычно жрецы не отправляли драконам замужних дарн. Однако на любое правило было исключение.
В обществе Элириса царил лютейший патриархат. От имени своих жён мужья запросто подмахивали подписи на любых документах. Вот почему мой муж смог записать меня в качестве приношения дракону. Так сказать, добровольно-принудительно.
Заступиться за меня было некому. Ни отца, ни старшего брата. Старейшина исчерпал своё присутствие в моей жизни, когда выгодно выдал замуж.
Так что из дома меня вывели, как преступницу. Связанную и под стражей.
По традиции, первым делом, меня повели в храм, чтобы жрец провёл ритуал, закрепивший бы меня в качестве приношения. В белых, мраморных стенах ритуальной комнаты было зябко и как-то... стерильно.
Я попыталась донести до жреца, что не соглашалась на жертвенный камень. Муж записал меня против воли. Практически, обманом. Ведь в изначальном выборе жреца моё имя не значилось.
Но старик будто меня не слышал.
— Неисповедимы наши пути, — задумчиво протянул он и с упрёком покачал круглой головой. — Только глупцы противятся божественному замыслу.
Что за бред?
Разве мог божественный замысел заключаться в предательстве мужа?
В голове мелькнула догадка, что то ли Эдмир, то ли родители Глиссы отстегнули жрецу богатые отступные. Храм ведь держался на пожертвованиях. Видно, поэтому старик и вёл себя с таким равнодушием. Опустил взгляд и продолжил бормотать слова на непонятном языке, завершая ритуал.
Когда два стража повели меня к жертвенному камню, я окончательно осознала, что могу рассчитывать только на себя.
Мне было неизвестно, что происходило с бедняжками, которых забирали драконы. Их съедали? Сжигали забавы ради? Разрывали когтями? Скидывали в пропасть? Что ещё могли сотворить ящеры — я не представляла.
Служанки шептались, что охотники обнаружили в Зеркальном ущелье целое море человеческих останков. От этой мысли мороз продирал по коже. Меньше всего я хотела стать каплей такого моря!
Мой страж снова ускорил шаг. Грубо дёрнул за верёвку — и запястья заныли от крепко перетянутых пут. Кисти немели. Приходилось постоянно сжимать и разжимать пальцы, при этом поспевая за идущим впереди конвоиром.
Какая ирония. Коротким росчерком судьбы моя жизнь перевернулась с ног на голову. Меня — вчерашнюю баронессу — вели, точно овцу на убой...
Второй страж шагал в конце нашей короткой процессии, то и дело покрикивая:
— А ну, шевелись, дарна! Не зевай. Не на прогулку вышли!
Как ни странно, я была ему благодарна. Резкие окрики воинов заставляли меня собрать волю в кулак — в то время как жалость горожан делала слабее. Мне нельзя сейчас раскисать — я это остро чувствовала.
Подчиняясь приказам, шла торопливо. Хотя запиналась почти на каждом шагу, очень старалась удержаться на ногах.
За год я так и не приспособилась к неровной брусчатке. У рождённых здесь дев была совсем иная походка — лёгкая, парящая. А я, с детства привыкшая к асфальту, сильно проигрывала на их фоне.
Постепенно булыжная мостовая превратилась в утоптанную дорогу, и идти стало намного легче. Чем дальше мы отходили от центра города, тем сильнее редела толпа.
Когда мы вышли на самую окраину и увидели опушку жертвенного леса, я невольно задрожала. Умирать было страшно.
Прежняя мысль — встретить смерть с гордо поднятой головой, вдруг показалась немыслимой глупостью.
Адреналин подталкивал к действию. Закричать. Броситься на землю. Вцепиться в дерево. Протестовать. Боже, да хоть что-нибудь сделать толковое… Но что?! В этом мире никто не слышал о праве человека на жизнь. Откажусь идти — и меня потащат волоком.
Ведущий конвоир внезапно остановился, отвлекая от гнетущих мыслей. Привязал свободный конец верёвки к одиночному деревцу, растущему рядом с покосившимся домишком, и, не глядя на меня, буркнул:
— Вы это… Недолго только. Понятно?
Засунув в рот соломинку, он отошёл в сторону, метров на десять. Другой страж последовал его примеру.
— Кто «вы»? — растерялась я. — И что «недолго»?
Никто даже не подумал что-то мне объяснить. Я отчаянно вертела головой, не понимая, что происходит. Может, это мой шанс на побег? Я принялась незаметно дёргать запястьями, пытаясь освободиться от верёвок. К несчастью, стражи умели вязать узлы не хуже матросов. Я возилась с ними, пока не заметила Эдмира, выходящего из ближайшего переулка.
Миг — и кровь застыла в венах при виде предателя. Наверно, надо было обжечь его презрением, отвернуться. Сделать вид, что он — не муж мне, а пустое место.
Вместо этого я внимательно рассматривала высокого, темноволосого красавца, отмечая каждую деталь в его внешности. Наверно, пыталась понять, что меня привлекло в нём однажды.
Сейчас он по-прежнему казался мне красивым. Но пустым, как полая статуэтка. Холодный взгляд карих глаз никогда не теплел, будто Снежная королева однажды уронила туда свою льдинку. Хотя... когда-то влюблённой, наивной девочке его отстранённость казалась даже притягательной.
Холёное лицо, стрижка у самого дорогого парикмахера, плащ из тёмного бархата, заколотый золотой фибулой на груди — вся эта его любовь к показной роскоши должна была заставить меня насторожиться.
Сейчас, при виде приближающегося Эдмира наш вчерашний разговор пробежал в голове одной строкой.
Одного я не понимала.
Он выкинул меня из своей жизни. Зачем же тогда пришёл? Неужели совесть шевельнулась, и он решил просить прощения? На этой мысли меня будто ошпарило.
Прощать этого монстра? Вот уж нет. Я не мать Тереза!
— То, что ты сделал, — я сжала кулаки, — невозможно простить. — Это хуже смерти... Это… Как храм сжечь изнутри. Такое не прощают.
— Я здесь не за твоим прощением, моя милая, — муж равнодушно пожал плечами. — Как только погаснет нить твоей жизни, мы справим свадьбу. Глиссе втемяшилось надеть родовой браслет, — он поправил фибулу на плаще. — Знаю, обычно от первой жены браслет не забирают. Но тебе он всё равно ни к чему. Ведь к заходу солнца оба твоих запястья окажутся в брюхе дракона.
Мои дорогие, добро пожаловать в новую историю! !
Хочу вас сразу порадовать визуалами героев. С кем-то из них вы уже встретились, а с кем-то ещё нет. Но думаю, всех узнаете.)
Надеюсь, вам будет интересно и переживательно!
P.S. Очень благодарна вам, что делитесь своими эмоциями и мыслями! Это безумно вдохновляет!




Так вот почему Эдмир подошёл ко мне в самом безлюдном месте города! Отнять родовой браслет у первой жены даже в Элирисе — это нарушение традиции… а ещё подло и мелочно. Он слишком дорожил своей репутацией, чтобы позволить кому-то увидеть эту сцену.
Я смотрела на мужа в упор и не верила, что когда-то была в него влюблена. Жалела, что целый год выкинула из своей жизни, пытаясь сделать его счастливым. Под моим взглядом мерзавец вдруг… вспыхнул злостью!
— В скверну! — прорычал он. — Может, мне ещё поклониться тебе? Или встать на колени? Сколько прикажешь ждать твоего согласия? Вечность?…
Лицо его исказилось от гнева. Он шагнул ко мне и схватил за руку, желая снять гравированное серебро с левого запястья. Ахнув, я машинально отступила. Нога скользнула по камню — и я дёрнулась, пытаясь удержать равновесие.
Наверное, привлечённые суматохой воины успели заметить, как муж тянет руки к моему запястью, обмотанному верёвками. И, наверное, заподозрили его в попытке меня освободить. Потому что через три секунды стражи стояли рядом — хмурые и на взводе.
— Время вышло, барон. Нам пора.
При свидетелях Эдмир не стал позориться, отнимая браслет. Надменно вскинул подбородок. Резким движением оправил складки плаща и, глядя поверх моей головы, произнёс:
— Пожелай от меня дракону доброй трапезы.
— Тогда и ты передай Глиссе, — процедила я тихо, — что я ей не завидую. В этом году ты отдал дракону меня. Кого отдашь в следующем?
Мы бы продолжили обмен любезностями, но один из стражей отвязал меня от дерева и потащил к жертвенному камню. Столько адреналина кипело сейчас в моей крови, что хотелось рвать и метать. Я злилась на мужа, на Глиссу и даже на продажного жреца. Но больше всего злилась на себя, что доверилась подлецу, не разглядев за внешним лоском гнильцу. И как же обидно было это сознавать теперь, когда стало слишком поздно!
Если до столкновения с Эдмиром я была раздавлена его предательством и близостью подступающей смерти, то сейчас энергия бурлила, как в кипящем чайнике. Шла за стражем бодро и чуть ли не наступала на пятки ведущему. Замыкающего процессию конвоира это изрядно впечатлило.
— А ты, оказывается, вон какая. Впервые вижу на своём веку, чтобы дарна так шустро топала к жертвенному камню. Чаще всего девы либо еле плетутся, либо в обморок падают. Кому про тебя расскажу — не поверят.
— Тогда не рассказывай.
— О. Ещё и голос прорезался, — болтун обрадовался ещё сильнее. — Ну, хоть идти будет не скучно… — и тут же забеспокоился: — Чего замолчала? Хочешь — спроси меня что-нибудь напоследок. Ты всё равно, считай, не жилец. Я тебе что угодно рассказать могу. Без утайки… Верно, Фэнрок?
Передний страж обернулся и проворчал:
— Тебе лишь бы языком чесать…
Но всё-таки немного замедлился, будто подстраиваясь под предстоящий разговор. Некоторое время я шла молча. Раздумывала, можно ли выведать информацию, которая поможет мне выжить? Простые дарны почти ничего не знали о драконах. Но, может, военным — таким, как этот страж — известно больше других?
Я повернулась к замыкающему:
— Зачем драконам понадобились женщины и мертвий?
— Не знаю, — страж удивлённо мотнул головой.
Похоже, мой вопрос застал его врасплох. Ну да, о таких необычных вещах задумываешься лишь тогда, когда обстоятельства загоняют в угол... или на жертвенный камень.
— Тогда зачем вы отдаёте своих женщин драконам?
— А как же иначе? — опять удивился страж. — Иначе никак нельзя.
— Почему? — не отступала я. — Что случится, если вы перестанете?
— Элирису придёт конец.
— В каком смысле?
— В прямом, дарна. В самом прямом.
Голос прозвучал легко и буднично, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. Но ведь он взрослый человек… неужели правда верит в эти сказки про конец света?
Обернулась — и встретила его серьёзный взгляд. Шутками здесь и не пахло. Я вздохнула, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Похоже, так и умру, не понимая ради чего.
— Сколько драконов обычно прилетает за данью? — поинтересовалась наугад.
— Четыре.
Четыре голодных дракона на одну меня — это много. Очень много. Они же не станут меня… делить заживо?
Я резко передумала узнавать про драконов. Нет уж. Пока я жива, лучше думать о живых. После недолгого молчания в голове созрел новый вопрос:
— Говорят, если угасает нить жизни одного из супругов, второй может снова жениться… Что это за нить такая?
— Про нить я знаю, — обрадовался страж. — Когда появляется новая душа в Элирисе, в главном храме Аурвиля загорается нить жизни. Верховный жрец — он, стало быть, чувствует все эти нити. Которая — чья. Любой элириец может приехать в главный храм Аурвиля и сделать запрос. Если человек умер — то верховный жрец выправит документик о смерти. Вот, как твоему мужу. Без документа о твоей смерти ему нельзя будет жениться по-новому.
— Зачем вообще эти документы? — буркнула я. — Разве не понятно, чем закончится моя встреча с драконами?
— Оно, конечно, понятно. Но так всем спокойнее. Сама посуди. Двоеженство у нас вне закона. А тебя унесут невесть куда, и поди знай, когда ты перейдёшь в послежизнь. Может, драконы по несколько недель держат добычу живой.
Я поёжилась. Думать о себе как о добыче было не очень-то приятно.
— Главный храм далеко, — перевела тему. — Я слышала, до Аурвиля день пути.
— Далеко. Так что сглупил твой муженёк, — подхватил замыкающий. — Ему удобнее было бы раньше развестись, а не ждать дня приношения.
— Не мог он до смерти жены развестись, дурень! — перебил ведущий. — Если бы развёлся — в тот же миг потерял право распоряжаться её жизнью. Сомневаюсь, что, будь у дарны выбор, она бы шла сейчас на верную смерть!
Замыкающий воин умолк. До него, наверное, дошла суть происходящего. Как бы ни старалась держаться бодрячком, не я приношу эту жертву. А меня — ведут на заклание.
Не знаю, сколько мы шли по лесу в тишине, нарушаемой лишь щебетом птиц. Четверть часа? Полчаса? Час? В преддверии смерти время воспринималось по-другому.
Сделав ещё пару попыток к бегству, я поняла всю их тщетность. Поэтому, пошатываясь, побрела к белому камню. Присела, поджала колени к груди и, как васнецовская Алёнушка, уронила на них голову, готовясь к неизбежному.
Надо сказать, ожидание давалось мне нелегко. Во-первых, было страшно. Во-вторых, близился полдень. Солнце нещадно палило, а клетки почти не отбрасывали тени. От жарких лучей никуда было не скрыться. Примерно через час сидения на солнцепёке все мои мысли свелись к воде. О, я что угодно отдала бы за глоток холодной чистой воды!
Будь поляна на ложбине или в низине, я бы даже попробовала вырыть ямку. Но это место лежало на возвышенности. Мне пришлось бы целую шахту прорыть до воды. Да и шевелиться хотелось всё меньше.
Поэтому я продолжала сидеть. В конце концов, меня так разморило, что я прикрыла глаза.
Внезапно дыхнуло приятным ветерком, и сразу стало чуточку легче. Тенёк набежал — и сделалось ещё прохладнее. Видно, ветер надул облака.
Я распахнула глаза и… Вскрикнула от неожиданности!
Солнце по-прежнему жарило в полную силу с лазурного небосвода. А ветер и тень исходили от четырёх драконов, нависших над поляной.
Наверно, я должна была ужаснуться. Вот только страха не было. То ли организм исчерпал адреналиновый резерв, то ли я уже отбоялась наперёд, но сейчас я сгорала от... любопытства. Вокруг меня происходило нечто удивительное.
Я никогда не видела драконов, и сейчас наблюдала за ними, не отрывая глаз. Они выглядели внушительно.
Каждое крыло — размером с огромный парус. В этих махинах ощущалось столько силы, что, уверена, они с лёгкостью вырвали бы вековые деревья с корнями или подкинули ввысь огромный валун… Да что там валун — и корабль могли бы поднять!
Временами они опускались ниже, и тогда каждое движение крыльев поднимало пыль, наполняя ноздри горьким запахом сухой земли и пряных трав.
В какой-то момент мне пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть от пыльной бури, и тогда в голове раздался рёв: «Всего две клетки. Обманули.»
Эта мысль внутри меня вибрировала злостью… нет, даже яростью!
Я потёрла лоб и помассировала точку в центре переносицы. Галлюцинация — последствие стресса и перегрева — ощущалась с невероятной остротой. Даже ярче, чем мои собственные эмоции.
Стоило мне прийти в себя, как грудь снова пронзило желанием всю свою мощь и ярость обрушить на жалких людишек.
«Заслужили урок», — зло пульсировало в висках.
Поёжившись, обхватила себя руками. Все эти образы в голове смахивали на шизофрению.
"Заберём, что есть. Созовём совет», — после этих мыслей события закрутились так стремительно, словно начался настоящий Армагедон.
Два дракона опустились пониже и подхватили каждый — по клетке, заставив меня сжаться в комочек и прикрыть голову руками. Третий полетел налегке, а четвёртый… Он своими лапами намертво вцепился в меня и, сорвав с камня, как ромашку, взмыл ввысь.
Я задохнулась от резкого рывка. Показалось — хрустнули рёбра. Мы поднимались так быстро, что всего за несколько мгновений Жертвенный лес уменьшился до игрушечных размеров, а деревья стали похожи на спички. Упади я сейчас — и разобилась бы всмятку!
Вот теперь стало жутко до мурашек. Из горла рвался крик. Но с голосовыми связками что-то стряслось. Их хватало только на жалобно подвывание, которое заглушал шум ветра и рокот драконьей утробы.
Моё тело шаг за шагом выходило из строя. В мозгу продолжалась та же катавасия. Порывы ярости перемежались какой-то пронзительной тоской. Наверно, к стрессу и солнечному удару добавилось кислородное голодание, мелькнуло в голове в короткий период просветления.
Потоки воздуха били мне в лицо, глаза слезились от ветра. Я вспомнила, что так и не смыла косметику после приёма на годовщину. Тушь, должно быть, попала в глаза и растеклась по лицу вместе со слезами.
Но это оказалось не единственной проблемой. Если внизу стояла невыносимая жара, то наверху я быстро окоченела. Будто из пекла нырнула в ледяную прорубь, оставаясь в тонком, шёлковом платьице. Было непонятно, от чего я тряслась больше: от страха, холода или… боли.
Дракон держал меня крепко. Даже чересчур. Рёбра ныли от сильной хватки, плечо давно онемело. И всё же я боялась пошевелиться и даже не пыталась вытащить руку, потому что… А вдруг, если начну дёргаться, он меня уронит?
Так и летела, застыв в неудобной позе. Мёрзла, охая, постанывая, и мысленно кляня своего похитителя. Этот дракон — он, наверно, бревна привык таскать, а не живых людей. Хотя о чём это я?
Ему плевать на меня. Я в его глазах и есть бревно. Жертвенный агнец… Агнец и дракон — забавное сочетание… Мысли внезапно начали путаться, а распутать их никак не получалось. Совсем как узлы, недавно завязанные матросами. Или стражами… Кажется, я рассмеялась от бессилия, отчаяния, и даже не сразу поняла, что безумный смех вылетает из моего горла.
Когда впереди замаячила горная гряда, мир стал стремительно гаснуть.