Зазвонил будильник. Верно высказывание – захочешь возненавидеть песню, даже отличную, - начни под нее просыпаться. Нужно будет вернуть стандартную мелодию на звонок, а то, когда плейлист выдает «Утренний рассвет», то автоматически переключаю на следующую песню.
Некоторые ставят пять, а то и десять звонков будильника, через каждые пять минут. Но я встаю сразу. На часах полседьмого утра. Умываюсь, одеваюсь, спускаюсь вниз к машине. На все про все десять минут. Завтракать буду уже на работе. Как в том анекдоте – экономия воды на мытье посуды, так еще за время завтрака зарплата начисляется.
До работы ехать минут пятнадцать. Хорошо, что сезон закончился, отдыхающие разъехались. С мая по сентябрь у нас в Анапе бешенные пробки, время на дорогу возрастает вдвое, иногда в трое. Приходится вставать, да и возвращаться на час позже.
Люблю октябрь. Еще тепло днем, людей гораздо меньше чем в курортный сезон. Дожди зарядят в ноябре и до конца апреля. Нет, конечно бывают и зимой ясные дни. Иногда даже снег выпадает. Раз в год. Повезло жить на юге, в курортном городе.
Знаю, что многие люди с Сибири, Дальнего Востока мечтают о жилье на море. Но они путают отдых с постоянным проживанием. Цены космические, в сезон нереальные пробки. Поэтому с женой планируем на пенсии прикупить домик где-нибудь в Ленинградской области. Лес с грибами, озера с рыбалкой. Но до пенсии еще далеко.
Поэтому жму на газ, еду на работу. По дороге пять светофоров. Несколько раз замечал, что если очень спешить и думать об этом с момента как сел в машину, то проскакиваешь их все на зеленый. Но на этом лимит везения заканчивается. Прилетит камень в стекло, спустит колесо, капнешь борщом на белую футболку перед важным совещанием – мелкие, но досадные неприятности будут преследовать пару дней.
Поэтому еду спокойно, не давлю в пол педаль газа перед светофором с мигающим зеленым и останавливаюсь как раз с включением желтого света.
Слышу сзади недовольные гудки, понятно, сзади нетерпеливый джигит. Кстати еще один минус жить на курорте – южный горячий менталитет.
Спокойно доехал до работы.
Работаю я в дорожной строительной фирме, довольно крупной. А на работе я занимаюсь… А, чем только я не занимаюсь. Охрана труда, экология, промышленная и пожарная безопасность. Плюс общение со всякими проверяющими – от рыбнадзора до роспотребнадзора. Начальство уверено, что я просто штаны протираю и бездельничаю, мешаю строить и вставляю палки в колеса. Авантюризм пресекаю.
Но иногда появляются работники различных организаций с красными удостоверениями и непонятными требованиями. И вот тогда зовут меня, перевести с чиновнечье-проверяющего на общедоступный-строительный. И руководство узнает для себя много-много нового.
Елки-палки, шуметь ночью нельзя? А мы не шумим! Да, сваи забивали, да ночью. Да, наверное, немного пошумели. А у всего поселка мебель ночью подпрыгивала, люди уже вилы достали и готовились самосуд вершить, да сваебойка поломалась… Поэтому ограничились жалобой. Удивительно, что жалобу за пятнадцать минут рассмотрели и с проверкой приехали. Кто же знал, что мама прокурора в этом поселке живет и спать в тишине любит.
С ума сойти, оказывается есть такой период на водных объектах, нерест называется. И работы в реке проводить нельзя в этот период. А тем более нельзя гидромолотом опоры прямо в русле разбивать и куски бетона в реку скидывать. И просто нельзя, а в нерест особенно нельзя.
И решаю я эти проблемы, чтоб у начальства голова не болела.
Сам инспектором в трех конторах был, с красным удостоверением ходил, мешал людям работать по понятиям, авантюризм прекращал. Про всякие глупости рассказывал – что нужно закон соблюдать, требования какие-то. Но об этом позже можно будет поговорить, когда срок привлечения выйдет. Может даже, мемуары напишу. А пока, будем как Бендер, чтить уголовный кодекс, почти. Не пойман, не посажен.
Но бывает и проверяющим приходится, садиться в машину и уезжать, стиснув зубы, без штрафа или благодарности. Законы я знаю не плохо. Даже до судов пару раз доходило, когда совсем нагло нас пытались напугать, палку перегибали, совсем вольно нормы закона трактовали. И бледненько выглядели мои оппоненты, когда в ихние нарушения носом тыкал перед судьей. Могу я быть убедителен, что оппоненты заикаться начинают, мысль путают. Но потом неделю голова раскалывается. Поэтому пытаюсь гасить конфликт в самой ранней стадии, всегда есть возможность найти консенсус.
Может, поэтому и еще не выгнали, терпят мои попытки хоть как-то привести работу в соответствие с законами, и даже оплачивают повышения квалификации и семинары. Иногда.
Охранник поднимает шлагбаум. Въезжаю на базу. Внизу с лева стоянка для машин, потом четыре административных модуля. Еще выше столовая и жилые модули. С права бетонный и асфальтный заводы, склады.
И вот, захожу в кабинет.
Пока включается компьютер, запускаю кофемашину – зависть всего модуля. Руководство проявило неслыханную щедрость, наверное, оценило мои интеллект, усердие и трудоспособность. Но скорее всего, директор филиала устал, что я привожу все комиссии проверяющих к нему в кабинет, чтоб угостить кофе. Они начинают ему вопросы глупые задавать, а каждый неправильный ответ удваивает или сумму штрафа, или размер благодарности. А директору редко удается ответы правильные угадывать, они вразрез с его пониманием строительства идут.
Мне было тринадцать лет. Какой классный возраст. И время было – ни мобильных, ни компьютеров, ни интернета. Сколько игр во дворе было – и на турниках повисеть, на спор кто больше подтянется, и футбол, и волейбол с баскетболом. Проблема – мяч достать, но как-то находили.
Классным руководителем у нас был Михаил Афанасьевич, преподаватель физкультуры и ОБЖ. И он часто устраивал нам всякие «Зарницы» и водил нас в походы. Хотя мне больше нравилось проводить время с книгой, в походы я ходил с удовольствием.
Это сейчас над детьми трясутся, не дай бог дитятко в тринадцать - четырнадцать лет в школе стул на парту поднять заставят, он же надорвется, за двойки учителям звонят, выговаривают, учителя плохо учили, а если замечание сделать курящим, плюющимся и матерящимся недорослям, которые тротуар перегородили и пройти не дают – так это вообще моральный ущерб и поломанная жизнь ребёнку.
А мы могли в поход на три - четыре дня пойти, сами рюкзак с едой нести и даже открывали сами консервы, своим ножом! Костер разжигали, в ручьях купались, по горам ходили, в палатках ночевали. И рыбу пойманную, сами чистили и уху варили. И, что самое невероятное, все выжили в этих нечеловеческих условиях.
Повел нас классный руководитель в трехдневный поход, одиннадцать пацанов. Были походы, куда брали и девчонок, но тогда с нами шла учитель физкультуры. В этот раз их с нами не было. Посмотрели ущелье, красивейшие водопады, набрали каштана, он только-только сыпаться начал, собрали листья для гербария.
Мы уже возвращались, места были знакомы, не раз здесь ходили. Тропинка разделялась на три, и мы тоже решили пойти тремя отрядами. Меня назначили старшим в одном из них и доверили аж три ракетницы. Они были одноразовыми, желание запустить хоть одну, было огромно, даже без подначивания друзей из отряда. Но Михаил Афанасьевич обещал, что, когда вернемся, пойдем на пограничную заставу, и там, как стемнеет, каждый сможет выстрелить из ракетницы. Они с начальником заставы вместе учились в военном училище, наш класс был на заставе частым гостем. И оружие разбирали-собирали и даже трижды на стрельбища ездили, стреляли из настоящего оружия. Мне сказали, что из меня выйдет хороший снайпер.
И вот, мы возвращались с похода. Местность у нас гористая, дорога шла под уклон, рядом весело бежал ручей. Я был старшим в группе из четырех пацанов. До заката оставалось пара часов, пора было искать место для ночлега. Палатки быстро ставятся, но нужно собрать дров для костра, чтоб на ночь хватило, да и в ручье немного обмыться, чтоб в потемках ноги не переломать.
Вот вроде ровная полянка. В одном углу поляны находился завал из камней, но вполне хватало места чтоб поставить четыре палатки. И костер было где развести. Воткнули колышки, поставили палатки, Денис стал разводить костер, небольших веток хватало. А я с Мишей и Андреем пошли собирать дрова. За полчаса насобирали достаточно, к этому времени в котелке уже кипел походный суп из тушенки. Искупавшись в ручье, мы собрались у костра и приступили к ужину.
В это время мимо нас проходил пожилой охотник. Увидел где мы остановились на ночевку.
«Ребята, плохое место для стоянки вы выбрали», - он неодобрительно покачал головой.
«Почему?» - удивились мы.
«Не к ночи об этом говорить, но ночевать на кладбище не самое хорошее занятие» - ответил охотник.
«Наш род живет здесь не одну сотню лет. Мы знаем, есть нехорошие места. Это, как раз одно из них. Никто уже не вспомнит, сколько лет назад, сюда приплыли завоеватели. Там, находилось святое место нашего рода», - махнул охотник на груду камней.
Действительно, приглядевшись я увидел остатки сооружения. Стены, провалившаяся плита, служившая перекрытием. Каждая плита была большой – метра три в ширину и еще больше в длину. И довольно таки толстая, из цельного куска скалы. Сколько же сил было приложено, чтоб вытесать из скалы такие плиты, а потом одну положить как пол, поставить стены, а, самое трудное, наверное, положить плиту сверху.
«Наш род древний, когда-то нас было гораздо больше. Старики рассказывают, как наши предки ходили в походы за сокровищами в морские походы. Но красивые и блестящие безделушки не нужны настоящим мужчинам, и все золото и серебро сваливали у храма богини, чье имя давно забыто. И слухи о несметных богатствах, сваленных у каменного храма, летели во все стороны света», - дальше рассказывал охотник.
У меня всегда было хорошее воображение. И перед глазами проплывали кучи золота, воины в бронзовых доспехах, бороздящие моря триеры, горящие города.
«Но все, когда ни будь заканчивается. К нашим землям подошли корабли захватчиков. Наши воины были сильны и свирепы, они прекрасно знали свою землю. Захватчики платили кровью за каждый шаг, за каждого убитого воина платили жизнями несколько врагов. Наши женщины прекрасно стреляли из лука, они сражались наравне с мужчинами за родную землю. Земли здесь не плодородные, не могли прокормить большое племя, а врагов было слишком много. Слишком манили слухи о кучах золота и серебра, которыми якобы засыпали небольшое ущелье, чтобы пройти к храму жестокой богини. И последняя схватка разгорелась здесь, на этом месте. Все, кто мог еще держать оружие, защищали храм. И все погибли здесь. Захватчики дорого заплатили, много чужеземных воинов навсегда остались здесь. И некому было предать земле тела павших, чтоб их души поднялись в светлый вирий», - продолжил рассказчик.
Мы сидели молча, слушая охотника. Лишь костер немного потрескивал, боясь прервать страшную, но интересную историю.
Я перестал дрожать и согрелся. Ощущение, что рядом кто-то есть, отступило. Как будто зверя, который хотел кинуться, что-то вспугнуло, и он отошел и смотрит издалека.
Первый час караула, пока я искал и катил кусок дерева с корнями, пролетел. Когда я сел у костра, время стало тянуться еле-еле. Секундная стрелка как будто заснула и медленно ползла по циферблату. Чтоб хоть как-то убить время, я решил размять ноги. Костер разгорелся, и полянка хорошо освещалась, как светом костра, так и вышедшей полной луной. Я подошел к развалинам. Теперь, когда я знал, что это развалины храма, я смог рассмотреть детали. Само здание было простым – вырубленные из камня плиты. Одна лежала на земле, как фундамент и одновременно пол. Из четырех стен одна упала полностью, разбившись на части, две стояли целые и одна была разрушена частично. Перекрытие тоже частично обрушилось, оставив кусок крыши между двумя целыми стенами. К бывшему храма вела дорога из каменных плит поменьше. На плитах и между ними не было ни кустов, ни травы, ни мха, хотя даже на скалах растут растения.
Темнота, которая затаилась в углу между стен, казалась живой и такой плотной, что ее можно было потрогать. Что-то как будто манило меня подойти туда, нашёптывало проверить, вдруг там остатки сокровищ? Сделай шаг, не бойся, подойди ближе. И вдруг в костре что-то громко стрельнуло, скорее всего треснул камень. Я вздрогнул, наваждение отпустило. Повернувшись, пошел к костру. В темноте что-то взвыло, как стая волков, причем явно слышалось разочарование. Я резко обернулся, но ничего не увидел. Наверное, показалось. Я уже говорил, что у меня очень живое воображение. Но холодок по коже пробежал.
Вернулся к костру, посмотрел на часы. Прошел еще почти час, осталось чуть больше получаса до конца караула. Я просто смотрел на огонь, вспоминал рассказ охотника. Я только заметил, что на поляне нет даже комаров и мошки. На предыдущих стоянках приходилось буквально поливать себя средством от кровососущих насекомых. Может какая-то трава, растущая на поляне, их отпугивала?
Вот настало время будить Мишу. Когда я залез к нему в палатку, он сильно ворочался в своем спальном мешке и что-то бормотал. Я несколько раз толкал его, пока он проснулся. И какое-то время Миша не мог понять где он, вздрагивал и отмахивался руками. Когда все-таки вылез из палатки, то несколько минут просто стоял, съежившись.
«Что-то страшное снилось, а что не помню», - произнес он.
Выворотень, который я прикатил и бросил в костер, уже прогорал. Куча дров, которые мы насобирали, оказалась кучкой, ее явно до утра не хватит. Я повел Михаила к поваленному дереву, вдвоем мы смогли поднять кусок ствола и отнести его к костру. Теперь проблема с дровами была решена. Этот ствол был длиннее, чем рост взрослого человека, поэтому мы положили его в костер не краем, а по середине. Когда он перегорит, получится два куска, которые можно будет кинуть в костер и одному человеку. Теперь Миша справится сам.
Пора было ложиться спать. Я залез в спальный мешок и закрыл молнию входа палатки, чтоб не мешал свет костра. Закрыл глаза, хоть и сомневался, что смогу быстро уснуть. Но практически сразу же провалился в объятия Морфея.
Всем снятся сны. Кто-то их не помнит, а кто-то потом пишет таблицу химических элементов, триллер или музыку, или придумывает швейную машинку.
Мне снился бой. Я отпустила тетиву, стрела попала прямо в лицо одному из командиров, убив его сразу. Я не могла промахнуться с расстояния в тридцать локтей. Не могла? Мне снилось, что я женщина?
Рядом со мной, на крыше храма, стояли другие лучницы. Нас было не больше десятка. Последние мужчины из нашего рода сражались у прохода к храму. Я достала еще одну стрелу из колчана. Там оставалось всего несколько штук. Промахиваться было нельзя, и стрела пробила бедро очередного врага. Нападающие были в бронзовых доспехах, но наручей и поножей практически не у кого не было. У солдат шлемы закрывали лицо, а командиров с открытыми шлемами, мы перебили. Те, кто остался, старались держаться за спинами солдат, а если вдруг не выдерживали и бросались в схватку, то командовали не долго, попасть в ненавистные лица было не сложно. У солдат защита была лучше, наши стрелы не пробивали закрытые шлемы и нагрудники. Оставалось стрелять в руки или ноги. Раненые не могли сражаться, зазубренные наконечники наносили ужасные раны, которые не заживут. Мы видели, сколько кораблей приплыло, знали, что пощады не будет. Поэтому наконечники стрел заранее макали в густой сок болиголова и олеандра. Через пару часов раненые начнут умирать. Но и нас они щадить не собирались.
Еще одна стрела вонзилась в плечо высокого воина, у которого с меча стекала кровь, кровь моего соплеменника. Никто из пришлых в бою один на один не смог бы победить наших воинов. Но про честные схватки никто даже и не заикался. Враги брали числом, двадцать к одному. Я смогла всадить стрелу в плечо еще одного противника. И тут боль пронзила бок, туда попал дротик.
Во сне не должно быть боли!? Но она была, такая, что даже кричать не было сил.
Наши воины отступили ко входу в храм. Их осталось не больше десятка, из полутора сотен. Я выхватила кинжал и спрыгнула сверху на наступающих. От неожиданности смогла свалить троих или четверых и нанести им несколько ударов кинжалом. Кровь брызнула мне в лицо из шеи одного и бедра другого захватчика, я ощутила соленый вкус на губах. Увидела, как на меня падают сразу три меча, и свет в глазах померк.
Я стоял на берегу моря, перевязывал руку. Сон поменялся, я уже не женщина. Рука ныла, не смотря на сон. Я посмотрел на море, оно покраснело от крови нападавших.
Со мной остались человек двадцать мужчин и пятеро женщин с луками. Все мы были ранены в ноги и не могли бежать. На тропинке могли встать в ряд трое человек, слева начинался обрыв, справа крутой подъем в гору. Обойти нас не могли. Мы поднялись немного вверх по тропинке и заняли оборону. Наши лучницы стали выше и могли стрелять поверх наших голов в поднимающихся врагов. Построить стену щитов нападавшие тоже не могли, мы специально не выравнивали тропинку, приходилось идти осторожно, перелазить через камни. Конечно была более удобная дорога, но враги не знали про нее. На этой тропинке врагов ждет много сюрпризов. В трех местах можно устроить обвал, в двух местах идти придётся под огнем из луков.
Но нам, оставшимся, предстоит умереть здесь, чтоб остальные смогли приготовить ловушки.
И вот враги пошли в атаку. Самые смелые войны, в бронзовых нагрудниках и шлемах с белыми перьями бросились вперед. Им казалось, что они быстро сметут кучку варваров в звериных шкурах. Но под шкурами, мех которых не просто было пробить рубящими ударами, на нас были набивняки - рубахи из льна в несколько слоев, между которыми был набит конский волос. Такие рубахи не сковывали движений и держали колющие удары не хуже бронзовых доспехов.
Вот полетели стрелы наших лучниц, вонзались в незащищённые ноги и руки. Когда дозорные сообщили о множестве кораблей, заходящих в нашу бухту, я дал команду окунуть наконечники в яд.
Самые элитные воины врага, которые обычно сражались в первых рядах фаланги, с самыми полными доспехами, с наручами и поножами утонули в первой атаке, когда пытались высадиться с кораблей. Они рвались за славой, хотели вырезать нас, но даже не доплыли до берега. Оставшиеся воины не могли похвастать полным доспехом и обычно полагались на щиты и стоящих впереди товарищей. А когда карабкаешься по камням, по узкой и извилистой тропинке, щит гоплита бесполезен.
Зазубренные стрелы наших лучниц оставляли тяжелые раны, враги не могли пройти вперед из-за упавших товарищей. Мы копьями били тех, кто пытался перелезть или обойти раненных и уже несколько десятков нападавших скатились с обрыва. Но вот мой товарищ слева, Всеслав выронил и копье и покатился вниз. Кто-то смог добросить дротик. На его место сразу же встал другой воин, но вот уже товарища справа, кузнеца Силослава, достали копьем в живот. Разорванный набивняк перестал держать удары. Силослав прыгнул вниз и сбил с ног трех врагов и вместе с ними покатился кубарем в пропасть. У меня уже темнело в глазах. Сказывалась усталость и потеря крови, ногу перевязать я не успел, только обломил стрелу, чтоб не мешала. Ударив копьем еще несколько раз и отправив в пропасть пятерых противников, понял, что не могу поднять копье. Жизнь почти покинула меня. Собрав последние силы, я повторил поступок кузнеца. Прыгнув вниз, я сбил с ног нападавших, и мы покатились с обрыва. Свет окончательно померк в моих глазах.
Я открыл глаза. Сон еще не кончился. Болела голова, я не мог пошевелиться, внизу ощущался холод. Видно сзади копьём перебили спину и посчитали мертвым. Я не знаю сколько времени пролежал без сознания, но видно не один час. Вокруг лежали кучи мертвецов, на каждого нашего приходилось более десятка врагов. Выходя из воды с одним мечом, нападавшие были легкой добычей, но их было слишком много.
Все оружие у павших собрали, корабли готовились к отплытию. На берегу оставались с десяток солдат, я слышал их разговоры. Они ждали возвращения отряда, который должен был догнать наших детей и уничтожить все племя под корень. Нас проклинали, восемь вражеских кораблей разбились об подводные скалы, еще пять сгорели, почти вся команда утонула. Утонуло почти две тысячи гребцов и больше тысячи воинов погибло в бою. Чтоб перебить дикий народ в триста человек, из которых воинами были пятьдесят! Слухи о несметных богатствах, сваленных у горного храма оказались преувеличенными. Да, золото и серебро нашли, но его не хватит даже на то, чтоб построить половину кораблей, затонувших и сгоревших в битве. А полторы сотни лучших солдат, в полных доспехах, утонуло при первой попытке высадиться на берег! Каждый доспех стоил состояние!
Я не мог пошевелиться и только просил нашу богиню о возмездии. Десятки лет мы сваливали ненужные нам золото и серебро ко входу в храм Табити, как завещали нам предки. И наш народ погиб, до последнего защищая храм.
«О, великая Табити, отомсти за нас», - просил я непослушными губами, понимая, что скоро умру. И некому будет сжечь наши тела, отправить души в вирий. Дикие животные растащат наши кости, и наши души будут бродить неприкаянно по земле, нападая на живых людей.
Я почувствовал дрожь, это, наверное, душа покидает тело. Но нет, враги, ждущие у лодок, закричали, трое из них не смогли удержаться на ногах и упали. Толчки были все сильнее и сильнее, сзади раздался звук камнепада. Я не мог шевелиться, не мог посмотреть, что там. Но я видел море, как поднимаются огромные волны, как вражеские корабли сталкиваются, переворачиваются и тонут. Табити услышала меня, последнего из рода снежных барсов. Громадные волны, каких я еще не видел, хотя прожил у моря сорок пять зим, уничтожили вражеский флот.
Чувствуя, что душа расстается с телом, я закрыл глаза.
Я открыл глаза. Несколько минут пытался прийти в себя. Еще никогда у меня не было таких ярких снов. Сначала я не мог пошевелиться, как последний воин, кем был во сне. Меня сначала обуял ужас, что я останусь парализованным, но понял, что просто тело затекло в спальном мешке. Отбросив полог палатки, я выбрался наружу.
Я решил не спать ночью. Прочитав много книг, в том числе и разных ужастиков, я вспомнил несколько, когда главный герой из-за навязчивых сновидений сходит с ума. И недавно посмотренный в видеосалоне фильм с Фредди Крюгером оптимизма тоже не внушал. Родители, покормив меня ужином, уехали на дачу с ночёвкой. Я остался дома, один со своими страхами. Чудесно.
Попытки читать мозг отсекал, я просто пялился в книгу. Ни чего из прочитанного в голове не откладывалось, хотя я пытался перечитывать каждый абзац по несколько раз. А тут на против дома ремонтировали дорогу, видно экскаватор задел кабель, наш дом остался без света. Прямо как в книгах и фильмах ужасов.
Что-же делать, спать хотелось очень сильно. Походив по квартире, я сел в кресло. Подумав, что не на кровати сон не сможет меня сморить. Но, где-то в моих расчетах я ошибся. Оказалось, что прекрасно заснуть можно и в кресле.
Тематика снов поменялась. Я не попадал в прошлое, не был в чужих телах. Я не держал в руках оружие, не сражался, не убивал и не погибал. Я просто снова очутился на той полянке. Я был самим собой, ночью в лесу, возле разрушенного храма. Не знаю, как я там снова очутился, и был ли я реален, или только моя душа стояла там. Из темноты развалин появлялись черные тени, взгляд на которых вызывал дикий страх. Страх, от которого не можешь бежать, от которого цепенеешь на месте, не в силах даже шевелиться. Я знал, что тени смертельно опасны, при свете полной луны они могли спокойно передвигаться, и костра, который их мог отпугнуть не было. Тени стали приближаться, от них я чувствовал дикую злобу и не мог ни чего сделать. Ужас сковал меня, я приготовился к гибели.
Яркий свет и шум вырвали меня из сна. Я проснулся и с трудом понял, где я. Свет люстры слепил глаза и работал телевизор. Наверное, отремонтировали кабель и в доме появилось электричество. Это спасло меня. Мои мысли возвращались к рассказу охотника. К сожалению, прошлое не воротишь. Почему мы не послушали того охотника, зачем остались на том проклятом месте.
Я понимал, что спать нельзя. Походил по квартире, выпил крепкого чая, кофе на меня совсем не действует, принял холодный душ. Сон немного отступил. Я остался на кухне, сидя на стуле уж точно не усну. И не заметил, как моя голова опустилась на руку на столе, глаза закрылись, я заснул.
И опять попал в кошмар. Я был дома, у себя в квартире. И чувствовал, что от меня тянется нить, след до того проклятого места. И по этому следу ко мне что-то мчится. Что-то не из этого мира, что нельзя потрогать, но это что-то реально и опасно. И оно уже близко.
Открыл глаза лежа на полу, видно во сне упал со стула. На часах было семь утра, рассвет уже наступил. Почему-то у меня была уверенность, что следующий сон я могу не пережить. Сильно верующим я не был, и вдруг мозг зацепился за эту мысль. Верующий, церковь, священник… Во всех книгах и фильмах священники побеждали нечисть. А от святой воды любые призраки возвращаются обратно в преисподнею, от куда вышли.
От этих мыслей у меня прибавилось сил, появилась надежда. Я не знал, во сколько открывается храм, решил прийти туда к девяти утра. Еще раз сходил в душ, умылся. Надежда, что мне помогут буквально окрылила меня, появился аппетит. С удовольствием позавтракал, а ведь вчера мне весь день кусок в горло не лез. Даже родители решили, что я приболел и не взяли меня с собой.
До церкви было минут двадцать идти пешком, ярко светило солнце. Я шел чуть ли не в припрыжку, меня вела надежда на избавление от этой напасти.
Церковь стояла на горке, в стороне от центральных дорог. Я редко проходил мимо храма, но несколько раз слышал звон колоколов, особенно по утрам. Внутрь церкви никогда не заходил. Может только когда меня крестили, но тогда я был слишком мал и не чего не помню. И вот я вошел в калитку ограды. Поднялся по ступеням ко входу и толкнул тяжелые деревянные двери. Нерешительно постоял на входе, и, собравшись духом зашел. Внутри царил полумрак, я внимательно все осмотрел. Свет в храме лился от небольших витражных окон, разноцветные стекла которых придавали торжественный вид. Возле икон горели свечи, их было немного, но их мерцание добавляло таинственности. Я не спеша обошел церковь, полюбовался иконами. Даже и не думал, что они как картины, как произведения искусства.
Справа от входа сидела пожилая женщина, продавала свечи, крестики на шнурках и цепочках, маленькие иконы. Кроме нас двоих в храме больше никого не было.
«Где найти священника? Наверняка эта женщина знает, раз здесь работает, и поможет мне», - решил я.
Поздоровавшись, я спросил, когда будет священник. Женщина, такая доброжелательная, поинтересовалась, зачем он мне нужен. Я стал рассказывать о походе, о страшных снах. Но отношение женщины почему-то ко мне поменялось. Она мне не поверила, решила, что я обманываю и издеваюсь. Ее голос, сначала такой добрый, превратился в визжащий крик. Меня назвали нехристем, кричали, что за мои шалости и глупости, мне гореть в аду. Не получилось вставить хоть слово в этот визжащий монолог. Оставалось только уйти.
Я был просто обескуражен и молча вышел за пределы территории церкви. Вниз шла дорожка, вдоль которой росли деревья и, через небольшие расстояния, стояли лавочки. Сев на одну из них, я задумался. Мои надежды, что мне помогут, рассыпались как песчаный замок на берегу под волнами. Я знал, где дома лежит мой крестик, можно было набрать святой воды. Бочка с ней стояла во дворе, не нужно было даже заходить в церковь, чтоб снова не нарваться на крики этой сумасшедшей. Но я понимал, что толку от этого не будет. У нас дома стояли две иконы, которые передавались из поколения в поколение, несколько сотен лет. И эти иконы не спасли меня от кошмаров. В голове звучала фраза из фильма ужасов – «Крест, вода – это не оружие. Настоящее оружие – это вера. Если веришь, то победишь. Если не веришь, то тебе не чего не поможет».
Вслед за хозяйкой, я прошел по коридору в небольшую комнату. Самую обычную, на стенах обои в цветочек, светлый линолеум. Из мебели – стол, пара стульев. На каждой стене была дверь. Через одну мы прошли из коридора, остальные были закрыты. Но еще раз внимательно осмотрев комнату, я увидел, что нахожусь в большом помещении, с одной дверью, ведущей сразу на улицу. Пол и потолок из досок, стены из бревен, на месте стола – печь, вместо современных стульев со спинками простые деревянные табуретки, с потолка свисают пучки трав. Ни каких люстр или светильников на потолке не было, немного света попадало через окна, на полу стояли несколько зажжённых свечей.
Я закрыл глаза. Наверное, у меня галлюцинации, иного объяснения я не находил. Может в походе, прыгая через ручей, поскользнулся, упал, приложился головой о камень, теперь лежу в больнице и брежу?
Открыв глаза. Я был в небольшой комнате с обоями в цветочек, рядом стояла молодая, фигуристая девушка и внимательно смотрела на меня.
«Наигрался? Присаживайся», - хозяйка развернула стул от стола, чтоб сесть лицом ко мне. Я опустился на стул в пару метрах от нее.
«Рассказывай», - девушка серьезно смотрела мне в глаза.
Я вздохнул, пожал плечами. О чем рассказывать? Я запутался. Поход, рассказ охотника, ночёвка у древних развалин, кошмары и странный дом со странной хозяйкой, меняющие облик.
В это время девушка не отводила от меня внимательного взгляда. Казалось, что она видит меня на сквозь, причем буквально.
«Как ты умудрился навь к себе подпустить, раз сквозь морок видеть можешь? Значит силы есть», - снова заговорила хозяйка.
«Навь, морок», - я не понимающе переспросил. Нет, я был довольно начитанным ребенком, и знал, что значат эти слова. Но связать их с текущей ситуацией, мой мозг сразу не смог.
«Кто же тебе силу дал, да пользоваться не научил. Рассказывай с самого начала», - вздохнула девушка.
Я, собравшись с мыслями, стал рассказывать о событиях последних дней. Как пошли в поход, о рассказе охотника о местной легенде, о страшных снах. Как попытался найти спасение в храме, и ненормальной бабке, которая наорала на меня и выгнала из церкви. На этом моменте девушка улыбнулась, но так злобно, что ее улыбка больше походила на оскал. Меня аж передернуло. Я закончил рассказ тем, как случайно зашел к ней домой и что у меня какие-то видения, наверное, из-за переутомления и недосыпа.
Хозяйка во время рассказа думала о чем-то своем, смотря на пол. Когда я закончил, она подняла взгляд на меня. Я снова видел истинное обличие и хозяйки и дома. Женщина подошла ко мне.
«Вытяни левую руку», - властно произнесла она.
Я не думая сделал, как она сказала. В ее левой руке появился странный нож, не металлический, а как стеклянный, только черный. Крепко сжав мою руку своей правой рукой и повернув ладонью вверх, женщина провела по ней ножом. Резко повернула ладонь к полу, в левой руке вместо странного ножа уже была какая-то кружка, причем явно не магазинная. Керамическая, не раскрашенная, грубо сделанная. Ну, хоть не из черепа, я бы этому уже ни удивился. Моя кровь капала в кружку, но не долго.
Женщина опять перевернула мою руку ладонью вверх, и, что-то шепча, провела своей правой рукой над порезом. Кровь сразу перестала идти, на ранке появилась корочка.
Женщина, которую наверно стоило называть волшебницей, колдуньей или ведьмой, подошла к печи, и поставила кружку с кровью на скамью. Возле печи на полу стояли какие-то бутыли, кувшины странного вида. Я понимал, что ни чего из этого в магазинах не купишь. А некоторые жидкости в бутылях тускло светились, оттенками зеленого и синего цвета, в одной из бутылок перемещались крохотные красные искорки. Колдунья стала капать из этих бутылок в мою кровь, иногда подходила к висящим пучкам трав, отрывала несколько листиков и так же бросала в кружку. Я ждал каких ни будь реакций, как на уроке химии, типа вспышек или разноцветных паров, но ничего не происходило. Колдунья после каждой манипуляции ненадолго замирала и смотрела в кружку. В полумраке комнаты глаза волшебницы иногда отсвечивали красным.
Закончив, хозяйка дома какое-то время стояла молча, потом не спеша обошла вокруг меня, все так же сидящего на табуретке, которая до этого была стулом, внимательно смотря на меня.
«Да, как тесен мир», - тихо проговорила колдунья.
«Что вы сказали?» - не понял я.
«Не тому внуку Филиппович дар отдал, не тому, поспешил», - так же тихо продолжила женщина, садясь на табуретку напротив меня.
Я непонимающе смотрел на нее. Андрей Филиппович, мой дед? Он здесь причем?
«Если бы только твой дед знал, что его внук к ведьме за помощью в дом придет. В гробу, наверное, переворачивается. Как ты уже понял, есть то, что люди называют колдовством, есть иной мир, куда уходят мертвые. Или не уходят, по разным причинам, а остаются здесь, врагами живых. Ты познакомился с нежитью, едва не погиб», - сказала мне колдунья.
Я заворожённо слушал, не перебивая.
«Есть люди, наделенные даром видеть границу миров, обладающие могуществом. Или проклятием, на это можно посмотреть и так. Очень редко бывает врожденный дар, но чаще он передается по наследству, перед смертью колдун выбирает наследника, обучает его. После смерти колдуна сила переходит к наследнику. Без знаний, без присмотра очень часто жизнь человека с даром слишком коротка, а смерть очень мучительна. Да ты сам уже понял это», - продолжила колдунья.
Ведьма, повернувшись ко мне спиной, что-то делала. Срывала листики и веточки с висящих пучков трав, что-то куда-то наливала из бутылок. Я молчал, переваривая сказанное. Но что-то не давало мне покоя.
«А вы сказали, что не тому мой дедушка дар отдал. Если он его кому-то отдал, то почему я вижу этих призраков, увидел ваш дом? И почему мои друзья не страдали кошмарами, духи к ним не привязались?», - не выдержал я.
«Твой дед прожил долгую жизнь. Раньше не было столько бумаг, паспортов всяких. Проще было скрывать свой реальный возраст. Мы с ним больше ста лет назад столкнулись, он прожил до этого не меньше. У него очень сильный дар был. Я не знаю, кому он решил его передать. Но обязательно кровному родственнику, мужского пола.
У тебя братья старшие, может двоюродные, за последние лет пять – десять, не умирали? Или дядя, но моложе отца лет на десять – пятнадцать?», - колдунья отвлеклась от своих занятий и подошла ко мне.
Я задумался.
Родной брат был младше меня на четыре года, старших не было. У мамы оба брата уехали в молодости из нашего поселка. Пару раз на моей памяти, они с семьей приезжали летом в гости. Когда живешь в курортном поселке на Черном море – про тебя знают все родственники, даже очень дальние. А летом у этих родственников возникает дикое желание повидаться, приехать в гости на недельку.
У старшего брата моей мамы две дочки, у младшего одна. Да и получается, что они не кровные родственники моему дедушке Андрею Филипповичу.
У отца два брата и сестра, мои дяди и тетя. Он не с Лазаревского, где мы сейчас живем. Он со станицы Стародревней, возле города Ейска. Он с мамой здесь познакомился, женился и сюда, в Лазаревское переехал. Тетя с младшим братом в станице жить остались. У тети два сына, близнеца. Они еще младше моего брата.
Дядя Леша, самый младший в семье отца, был всего на семь лет старше меня. Когда он приезжал к нам в гости, для меня наступал праздник. Меня отпускали с ним на море, вечером в парк, давали с собой денег на карусели. Сейчас он в армии, но должен скоро вернуться. Служит где-то во флоте, на Севере. На флоте три года служат, но брату нравится. Он фотки присылал, где его подводная лодка среди льдов всплыла. Дядя Леша был еще молод, не женился и детей у него не было.
А вот старший брат отца, Владимир, держался отдельно, гостить к нам не приезжал никогда. Я тогда, в свои тринадцать лет, не все понимал, но иногда слышал взрослые разговоры. Что дядька высоко взлетел, выбился в большие начальники. Переехал в Краснодар, зазнался, перестал с семьей общаться. Что его сын Витя, поступил учиться в Москву, в крутой институт, где готовят послов и министров. Завел знакомства, стал прогуливать занятия, выпивать, ввязался в темные дела. Только не подумал, что у его новых друзей папы с мамами большие люди, которые деток поругают, но прикроют. А Витю крайним сделают, под суд отдадут. Только не дожил Витя до суда. Как сказали в милиции, полицией она станет лет через двадцать, совесть Витю замучила, вот и повесился в пустой камере. Об этом отец с теткой говорил, когда мы в станицу в гости ездили.
А дед, после смерти Вити, стал сильно болеть, и через полтора года умер.
Мы тогда на похороны ездили, вся семья собралась. Дядя Леша тогда еще в армию не ушел, его через три месяца после похорон забрали. А вот отец Вити не приехал. Взрослые после похорон на поминках водку пили, громко разговаривали. А я слышал, сквозь неплотно закрытые двери. Что дядя Володя почему-то на дедушку обиду затаил, считал, что его единственный сын из-за деда умер.
Я посмотрел в глаза ведьме.
«Двоюродный брат, Виктор», - сказал я ей. И рассказал, что слышал на похоронах деда.
«Я уже говорила, что для кого-то дар, а для кого-то проклятие. Большой соблазн у колдунов и ведьм появляется, использовать могущество постоянно, чтоб богатство и власть заиметь. Сразу, как только дар получат, а опыта и сил еще не набрались. Не каждый с этим справиться может. Хочется побольше всего и сразу. И силой нужно научиться пользоваться. И плата есть, за пользование этой силой. Фортуна – подруга не постоянная, ветряная. Сегодня все само тебе в руки падает, а завтра соперникам. Вот и твой брат, получил силу и захотел красивой жизни. Да не смог даром правильно распорядиться. Не он один, обладающим могуществом, в том месте оказался, кому-то более сильному, а скорее более опытному дорогу перешел. Вот жизни и лишился.
А дед твой себя винил, что не научил внука жить правильно. Решил, что смерть внука произошла из-за него, из-за дара, что ему передал. Вот и свел себя в могилу. А дар у деда очень сильный был, видно небольшая часть обратно к нему вернулась. А ты как-то эти остатки в себя впитал», - ведьма объяснила мне многое.
Я никогда не боялся мертвых. Когда деда хоронили, бабушка попросила, чтоб в гроб положили его ордена и медали за участие в Великой Отечественной войне. Это было желание деда, он не хотел, чтоб в гроб клали иконки и свечи. Награды были на небольшой красной подушке. Я взял ее и отнес к гробу, который стоял во дворе, для прощания с близкими. Когда клал подушку, обо что-то споткнулся и чудом не упал прямо на тело, но смог удержаться на ногах. Сильно ударился локтем о край гроба, и положил подушку с орденами на грудь деда, ему на руки. От удара локтем, меня как будто ударило током, что я на пару секунд замер, касаясь своими руками, которыми держал подушку с наградами, рук деда, сложенные у него на груди.
Так вот как ко мне перешли остатки дара. И что мне с ними теперь делать, подумал я.
Выйдя за калитку, я осмотрелся. Слова ведьмы, что призраки ждут меня за порогом ее дома, в тени, засели у меня в голове. Я посмотрел на тени от деревьев, со страхом ожидая снова увидеть нежить. Но никто меня не поджидал, чувство какой-то безысходности, тяжести и страха ушло. Амулет работал.
Казалось, что я пробыл в гостях у колдуньи несколько часов, но взглянув на часы с удивлением увидел, что прошло только двадцать минут. Часы показывали начало одиннадцатого. Усталость навалилась на меня, было дикое желание упасть и уснуть. Как во сне, я дошел домой и лег на кровать прямо в одежде. Закрыл глаза и провалился в сон, без всяких сновидений. Я просто спал, и никакие темные сущности меня не тревожили.
Проснулся от звука открываемого замка. Приехали родители с младшим братом с дачи, привезли хурмы и фейхоа. Я встал с кровати отдохнувшим, хотя проспал всего пару часов. Может амулет действовал, а может юность. Родители даже не поняли, что я спал. Я помог поднять сумки на второй этаж и принял участие в приготовлении холодного варенья из фейхоа, когда ягоды просто перекручивают с сахаром и ставят в холодильник без варки.
Настроение у меня было просто отличное. И держалось таким понедельник и вторник. В первой четверти, после трехмесячного летнего отдыха, мы в основном вспоминали то, чему нас учили в седьмом классе, ничего нового нам практически не давали. После осенних каникул нам в первые два дня учебы назначили серию контрольных, видно проверить наши глубокие познания. Контрольные я написал на отлично.
Поговорил с Андреем, Мишей и Денисом. Я рассказал, что мне после похода снились страшные сны. Друзья немного посмеялись, что я слишком впечатлительный и на меня сильно подействовал рассказ охотника. Ни по кому из них не было видно, что у них проблемы с кошмарами. Друзья были бодры и веселы, не было похоже, что у кого-то бессонница.
Но к среде я все чаще стал думать про субботу. В четверг и в пятницу мысли о предстоящем испытании уже не выходили у меня из головы. Даже предложение Тани Воробьевой пойти в пятницу на дискотеку не смогло отвлечь меня, как и намек Ларисы Булочкиной, что ей не с кем идти в кино, а вот если бы я ее пригласил, она бы непременно согласилась. Но предстоящая субботняя ночь, которую я мог и не пережить, напрочь убивала всю романтику. В четверг, чтоб уснуть, я тайком взял в домашней аптечке валерьянку и настойку пустырника.
С утра в пятницу мама сказала мне, что они с отцом и младшим братом, уезжают до среды к родственникам в станицу и могут взять меня. Я отказался, сославшись на предстоящие контрольные. Меня уже оставляли дома, готовить я умел, с голоду не помер бы. Проблема, как сказать родителям, что не буду ночевать в субботу дома, отпала.
Всю пятницу я ходил как в прострации. Никого не слышал, меня по нескольку раз переспрашивали, пытаясь добиться ответа. Я ссылался на плохое самочувствие. Вот уроки закончились, и я пошел домой. Путь до дома занимал пять минут. Пообедав, я не знал, чем себя занять. Повторялись ситуация недельной давности. Я не мог читать, смотреть телевизор. В памяти не чего не откладывалось.
Я вышел на улицу и пару часов просто бродил по поселку. Прогулялся по парку, вдоль моря. Просто шел, ни о чем не думая, никого не замечая. Когда стало темнеть, вернулся домой. С трудом запихав в себя пару ложек плова, я поймал себя на том, что просто нарезаю круги по залу. Чтоб хоть не много успокоиться, я выпил двойную дозу успокоительного, затем повторил этот процесс дважды в течении часа. И только после этого я смог уснуть.
Обычно в выходной я люблю повалятся в кровати, часов до девяти. Вернее, любил, лет до двадцати пяти – тридцати организм обладает практически неиссякаемым источником энергии. Можно всю рабочую неделю ложиться поздно, а потом за выходные отоспаться. Сейчас, после сорока пяти, уже так не прокатит. Поспал на пару часов меньше, организм тебя головной болью и дикой усталостью накажет. А если решишь в выходной, днем, прилечь на часик на подушку, или встать позже, чем обычно, голова будет болеть не меньше, чем с похмелья.
В то субботнее утро, я проснулся с первыми лучами солнца. На часах начало седьмого. Мандраж спал, к собственному удивлению, я был совершенно спокоен. Умывшись, завтракать совершенно не хотелось, сразу направился к дому колдуньи. Пошел налегке, потом, если надо, зайду за палаткой и вещами.
И вот я стою у забора ведьмы. С момента пробуждения прошло всего полчаса. Пройдя через опять не закрытую деревянную калитку, я подошел к двери дома. Дверь открылась, хозяйка стояла на пороге. Иллюзии не было, хозяйка и дом были в своем настоящем облике.
«Так и знала, что ни свет, ни заря припрешься. Молодец, силен духом, смог собраться. Многие на твоем месте тряслись бы, в истерике бились. Родителям рассказали бы и в психушку отправились, да там бы и сгинули. А в тебе есть железный стержень. Да, не тому дед дар отдал, не тому», - хозяйка повернулась и пошла в дом.
Я пошел за ней. Действительно, последние два дня, меня просто трясло, я не находил себе место. А сейчас можно было решать любую контрольную, стрелять в тире, руки не дрожали, мысли были чисты. Я был готов к любому исходу, во мне проснулась решимость бороться за свою жизнь.
Колдунья протянула мне кружку, от которой пахло травами. Я посмотрел на нее, ведьма улыбалась.
«Просто травяной чай с медом. Липа, малина, мята, мед из акации. Никакого волшебства. Садись, пей», - сказала хозяйка и сама села напротив.
Чай был вкусный и горячий. Поэтому я просто пил его маленькими глотками и ждал продолжения разговора. Но и волшебница сидела молча. И, только когда я допил последний глоток, она заговорила.