Неодолимая одержимость (книга 2)

Глава 1

МАРИНА АГЕКЯН

«НЕОДОЛИМАЯ ОДЕРЖИМОСТЬ»

Глава 1

Солнце заливало слабыми предзакатными лучами просторную, обставленную тяжелой мебелью с темными, придававшими несколько мрачноватый вид, деревянными панелями, гостиную, где сидел Нэйт. Он пил пиво, сжимая в руке обычную деревянную кружку. С недавних пор у него вошло в привычку пить пиво. Ему не нравилось ничего, кроме напитка, который готовила его кухарка, да благословит ее Господь. Он не мог утолить жажду ничем, кроме сваренным в домашних условиях и в лучших традициях светлым, пенистым, нежно скользящим по языку, терпким и густым пивом. Нахмурившись, он посмотрел на кружку. Может, стоит заняться большим производством и построить пивоварню? Нэйт был уверен, что бочки разойдутся, как горячие пирожки.

Нет, он еще даже со своей жизнью не разобрался, а уже думает о пивоварне. Лучше пока просто наслаждаться пивом, таким холодным и дразнящим. Сейчас только эта кружка пива облегчала его положение и остужала все его чувства, расслабляя напряженные мышцы, которые после тяжелого труда начинали даже болеть.

Стоял непривычно теплый сентябрьский день. Натаниэль Питер Грэхем, четырнадцатый граф Блайдон, был уверен, что на севере Англии в это время всегда должно быть прохладно. Он так много читал об этих краях, и хоть это было смехотворно, но он ожидал увидеть здесь даже снег. Он никогда прежде не видел снег, живя на юге Франции, в небольшой деревушке Кассис близ Марселя почти всю свою жизнь.

Ему доводилось путешествовать по Европе, но только по теплым странам. Он знал и видел столько всего, что до конца жизни запасся хорошими шутками для долгих зимних вечеров. Только… Теперь вечера проходили в гробовой тишине. После того, как его младшая сестра вышла замуж еще в июне и перебралась в дом мужа, Нэйт остался один в только что поселившемся доме, наедине с этими высокими, всё еще незнакомыми для него чужими стенами. Без Эви, с которой он был неразлучен с самого детства, непривычно дружен и привязан к ней всю свою жизнь, всё это утратило смысл, всё это стало неважным и каким-то невзрачным. Он и приехал сюда только потому, что на этом настояла его сестра, искренне веря в то, что каждый человек должен занять своё законное место в этой жизни. Он был сыном графа, наследником графа, и как бы ему в прошлом ни пытались помешать занять своё законное место, Нэйт всё же сделал то, что ненавидел больше всего только ради сестры.

Он был никем. С самого рождения он считал себя сыном деревенского учителя и его скромной жены, которая помогала ему. Они жили в небольшом доме, у них было небольшое хозяйство, небольшой доход. Когда родилась Эви, их маленькая семья стала небольшой. Они все были очень привязаны друг к другу. Порой это удивляло не только соседей, но и самого Нэйта, но он был готов оторвать голову всем, кто осмеливался обидеть его сестру, его семью.

Они жили счастливой, беззаботной жизнью. Отец сумел скопить достаточно денег, чтобы дать Нэйту хорошее образование. Он учился в Парижском Университете, но отец никогда не позволял ему забывать о том, кто они такие и где находятся их корни. Роберт Грэхем и его жена Элизабет были англичанами, родом из Нортумберленда, о чем никогда не позволяли забывать своим детям. Отец долгими ночами рассказывал им об этих удивительных краях. Края, которые не особо и впечатлили Нэйта, когда он увидел всё своими глазами. Но отец был не просто влюблен в эти места, бескрайние зеленые долины, изумрудные холмы, густые леса, а дальше близ моря неровные, но заманчивые берега, омываемые холодными водами. Роберт будто жил ими, пытался передать всё очарование этих мест своим детям. Нэйт не понимал, зачем отец перебрался во Францию, если так ценил и обожал свою родину.

Жизнь действительно была беззаботной, пока однажды отец не получил письмо из Англии. Это перевернуло их жизнь в одночасье. Нэйт узнал, что его отец не просто житель какой-то далекой английской деревни. Он был сыном почтенного господина, а теперь и вовсе стал графом, наследником своего отца, который однажды отрекся от него только потому, что он женился на неугодной ему девушке. Старый граф, который умер за неделю до доставки письма, утверждал, что у него нет наследника, поэтому он был вынужден передать состояние младшему сыну, требуя его немедленного возвращения. Нэйт ненавидел это письмо и даже пытался уговорить отца не уезжать. У него было дурное предчувствие. И оно поглотило его, когда они с Эви узнали, что корабль, везший их родителей в Англию, затонул в Атлантическом океане, едва выйдя из Средиземного моря.

Нэйт всем сердцем ненавидел письмо, ненавидел всё, что было связано с наследством и Англией, эту холодную, неприветливую, нелюдимую страну с жителями такого высокомерного характера, что удивляло, как они вообще ладили и поддерживали отношения друг с другом. Удивительно, что Эви среди них сумела найти подходящего, достойного человека, который искренне полюбил ее и теперь пытался до конца жизни сделать её счастливой.

Нэйт никогда не стремился стать графом. Он был молод и слишком неопытен, но изо всех сил пытался поддержать сестру в тот нелёгкий для них обоих горький час, который чуть было не раздавил их сердца, когда пришла весть о гибели родителей. По ночам он обнимал Эви и раскачивал её до тех пор, пока она не засыпала, выплакав все слезы. Нэйту иногда казалось, что он всё еще слышит ее рыдания, и это до сих пор причиняло ему боль, напоминая о горечи утраты. Особенно когда в пустых стенах большого имения, которое досталось ему такой непомерной ценой, прокатывалось эхо прошлого. Прошло пять лет с тех пор, как умерли его родители, но пустота в груди… Она, наверное, никогда не исчезнет. Как и эти голоса, которые возобновлялись в ненавистной тишине.

Глава 2

Глава 2

Какие плотоядные, наглые глаза. Разве такие бывают?

Дафну трясло от ярости. Она никогда в жизни не испытывала такого отвращения, такого всепоглощающего желания проткнуть кого-то чем-нибудь острым. Или стукнуть чем-нибудь по голове.

Раз они мужчины, значит, могут отпускать свои сальные шутки и при этом чувствовать себя повелителями мира, гордясь собой? Как мило. Идиоты! Полные кретины. И их хозяин в первую очередь. Как он смеет угрожать ей! Как смеет отчитывать перед всеми, как смеет!.. Он был самым невыносимым, самым развратным, самым никчемным из людей, который возомнил себя графом. Ха, жалкое ничтожество, которое не упустит ни малейшей возможности приставать даже к порядочным женщинам, не говоря уж про те заведения, куда они ездили все вместе, превратив небольшую таверну в конце улицы в деревне в настоящий притон. Мало было бед в деревне, так настоящей катастрофой стал приезд этого человека.

Пытаясь усмирить неутихающий гнев, Дафна вздохнула, направляясь домой и таща за собой несчастного теленка, который так не вовремя потерялся. Лорд Блайдон-холла, как же! Простой капризный мужчина, решивший, что он может чего-то стоить, хотя по факту… Удивительно, у него была милая, порядочная, приятная, рассудительная и не глупая сестра, а он… Как могут два человека настолько отличаться друг от друга? Если с присутствием леди Эви Дафна могла смириться и искренне полюбила её за то короткое время, что знала ее, то с этим мужланом… Она не хотела иметь с ним ничего общего! Какое несчастье, что они оказались соседями, имеющими общую границу. Мало ей было бед, так надо еще разбираться с тем, кто не знает даже, как вести себя с порядочными людьми. Пьяным и грубым соседом, который не видит разницы между теленком и женщиной.

Мерзавец! Алкаш!

Пока она шла домой, Дафна перебирала в памяти все возможные ругательные слова, но с ужасом поняла, что знает не так и много. Придется заглянуть в толстый словарь, когда закончится ужин.

Дафна ненавидела это своё состояние, полное беспомощности. Ее терзала непреодолимая потребность хоть что-то исправить, но она понимала, что ее попытки ни к чему хорошему не приведут.

Боже, за что ей такое наказание? Ей было мало забот, теперь приходилось еще и защищаться от своего гнусного соседа. Самое ужасное заключалось в том, что он прекрасно сознавал свое поведение, свои поступки, но ему, казалось, не было до этого никакого дела. Как не было и тогда однажды июньским вечером, когда она встретила его и Эви в маленькой гостинице по пути домой. Уже тогда Дафна убедилась в том, что этот человек не знает меры не только в словах, но и в алкоголи, и совершенно глуп и лишён чувства самосохранения. Ведь, будучи уже в стельку пьяным, не смог даже оценить свои силы и его чуть было не избили перед бедной, напуганной сестрой. Хорошо, что тогда вмешались. Но, вероятно, тот случай его ничему не научил. Безрассудный, беспринципный и плотоядный! Как можно так откровенно смотреть на женщину? Или он думал, что все так смотрят? Может, в его Франции на женщин именно так и смотрели, но здесь в Англии люди вели себя гораздо сдержаннее и приличнее!

Заметив в предзакатной дали бежавшего к ней на помощь молодого фермера, Дафна вздохнула с облегчением. Ей не терпелось вручить теленка заботам более опытного человека и… Ей почему-то остро хотелось пойти в дом и спрятаться. Ей казалось, будто за ней все еще подглядывают пронзительные, опасные, наглые глаза. Такие невероятно голубые, что… Разве у человека могут быть такие яркие, такие глубокие глаза? Особенно у мужчины. Мало того, что у него глаза были необычными настолько, что в них было невозможно долго смотреть, если не хотелось заработать сердечный приступ. У него было до ужаса красивое лицо, при взгляде на которое дух захватывал. Тонкие, симметричные, словно выверенные точными расчетами черты, широкий, волевой лоб, образующий V-образную форму у корней прямых золотистых как мёд, темнеющих на корнях, волос, прямой нос, преступно длинные ресницы, тяжелый подбородок, ровные скулы и… и самые чувственные губы, какие должен или позволено было иметь мужчине. У него даже уши, не прижатые к голове и не оттопыренные, были идеальной формы, делая его образ еще более красивым.

Грешник! Она поняла это сразу еще когда в первый раз увидела его в коридоре придорожной гостиницы. Одетый в светло-кремового цвета сюртук и панталоны, слега неряшливый и непричесанный, от чего казался еще более красивым, он пошел за ней, глуповато улыбался и просил ее назвать свое имя. Почти как те молодые парни, которые потом стали приставать к его сестре. Он получил то, что заслужил, и когда его ударили по лицу, кровь была повсюду. Дафна думала, что ему сломали нос. Она с каким-то благоговейным оцепенением ждала, что это окажется правдой, и хоть что-то в нем будет с изъяном, но у него не был сломан нос, просто пошла кровь. Но если бы даже ему сломали нос, это вряд ли бы что-то изменило. Этот человек был не только невыносим, но и невозможен. И безобразно красив, даже когда был в самом неприглядном виде.

- Миледи, вы вернулись! – воскликнул радостно Дик, взяв теленка под свое крыло.

Дафна не смогла сдержать тяжелого вдоха, ощущая полное опустошение, прижала руку ко лбу и нахмурилась.

- Всё хорошо?

Молодой человек с непримечательными чертами и добрым взглядом кивнул.

- Да, миледи.

Почему тяжесть на сердце не отпускала ее?

- Вы собрали пшеницу?

- Да, все сделано.

Глава 3

Глава 3

- Ярмарка? – тупо повторил Нэйт, с трудом соображая, о чем говорит его помощник мистер Браун, который сидел напротив у стола в мрачном кабинете, отделанном такой же тяжелой темно-коричневой мебелью, как почти весь дом, а громадные полки с книгами еще больше утяжеляли ощущение пространства, стоя рядом, словно молчаливые свидетели его постыдных поступков.

Тяжелый воздух в комнате делал мучительным каждый вдох. У Нэйта раскалывалась голова, глаза слипались, а во рту стояла такая горечь, будто он языком прочистил авгиевы конюшни. Опустив подбородок на ладонь, Нэйт придержал голову, которая болталась на шее, как самая настоящая марионетка.

Господи, не следовало ему пить. Пить так много. В последний раз он так надирался… в той самой гостинице, где ему чуть не сломали нос. Нэйт застонал, не желая больше вспоминать ту проклятую гостиницу, которую сам же выбрал для ночевки. Он и выпил вчера только для того, чтобы не вспоминать, но, кажется, добился совершенно противоположного результата.

Сейчас ему тоже хотелось пить. Отчаянно, нестерпимо. Его мучила такая жажда, что Нэйт готов был залезть на стену. Как раз в это самое мгновение в кабинет вошёл Адамс, неся поднос, на котором стоял графин с водой.

Вода?

Нэйт гневно взглянул на него.

- Какого черта?

Холодное, апатичное лицо Адамса было невозмутимым.

- Я подумал, милорд, что вам захочется пить.

Иногда Нэйт хотел встряхнуть его, чтобы посмотреть, изменится ли выражение его лица.

- Принеси пиво! – рявкнул он, закрыв глаза.

Он не желал видеть никого, тем более яркий утренний свет, который усиливал головную боль.

- Разумно ли, милорд? – попытался вразумить его Адамс.

Нэйт задрожал от гнева. Поставив локоть на подлокотник кресла, в котором почти лежал, он закрыл лицо ладонью, чтобы хоть как-то сдержать себя.

- Разумно ли сейчас со мной пререкаться?

Его стальной голос заставил Адамса покинуть комнату вместе с графином.

Браун пристально смотрел на Нэйта, сжимая перед собой руки.

- Милорд, ярмарка, – напомнил он нервно.

Нэйт чуть не подпрыгнул, уронив руку, которая скользнула по подлокотнику. В комнате царила такая блаженная тишина, что казалось, будто он был один. Удивительно, что впервые тишина дома показалась ему целебной.

- Я только начал засыпать, – простонал он с болью, открывая глаза. – Зачем вы меня разбудили?

Браун покраснел до самых ушей, стыдясь того, что так бесчеловечно тревожит хозяина, который казался весьма нездоровым.

- Простите, милорд, но мы должны решить, что выставлять на ярмарке.

Виски давило, а в макушке стучало так, будто кто-то орудовал там чугунным молотом, дубася его, что есть мочи. Дрожащей рукой Нэйт попытался помассировать напряженные, почти каменные мышцы шеи, чтобы унять боль.

- Это не может подождать?

- Ярмарка через три дня.

Господи, о чем он говорит? – с мукой думал Нэйт, пытаясь сообразить, что происходит.

Вновь послышался шум открывающейся и закрывающейся двери. В кабинет вошел Адамс с подносом, на котором теперь красовалась долгожданная, до боли знакомая большая деревянная кружка, которую он обожал.

«Вы снова пьяны?» – прожужжал презрительный голос.

Когда Адам остановился возле большого, заваленного книгами и исписанными бумагами стола, не ожидая его услужения, Нэйт выпрямился в кресле, схватил кружку, чуть не пролив содержимое, и припал к нему такими жадными глотками, будто не пил в жизни ничего лучше домашнего эля. Он пил, позабыв обо всем на свете, пил, чтобы прийти в себя. Холодное пиво проникало в обожженный желудок, принося ему долгожданное облегчение. Нэйт не заметил, как покрылся испариной, пока осушал кружку. Господи, как хорошо! Как хорошо, что силы возвращаются к нему. Как хорошо, что жизнь возвращается к нему. Он был уже не так слаб, чтобы думать о белоснежной коже и черных глазах…

Черт!

Нэйт едва не поперхнулся, опустив пустую кружку на стол.

- Еще! – потребовал он, протянув кружку Адамсу.

Адамс так же чопорно смотрел на него.

- Вы уверены, милорд?

Господи, он что, не боится за свою жизнь?

- Живее!

С тем же каменным лицом Адамс взял поднос и вышел.

Нэйт откинулся на спинку стула и в изнеможении закрыл глаза. Господи, он должен немедленно взять себя в руки, иначе…

- Милорд?

Осторожные покашливания снова вывели Нэйта из оцепенения. На этот раз он открыл один глаз, глядя на Брауна с нескрываемым гневом. Утренние солнечные лучи проникали в комнату через высокие окна и падали косыми лучами на виноватое, вспотевшее от усилий лицо помощника.

- Вы еще тут?

- Да, мы так и не решили по поводу…

- Что за ярмарка? – раздраженно спросил Нэйт, снова закрыв глаз.

Глава 4

Глава 4

Стоял теплый, солнечный сентябрьский день. Дул приятный, легкий ветер, нисколько не отвлекая от шумной ярмарки, которая проходила в центре деревни. Идя по улицам, вдоль которых расставили широкие деревянные столы со всевозможными рукодельными товарами, выставленными на продажу, глядя на счастливые и беззаботные приветливые лица, Дафна сжимала руку Мирны, шедшей рядом, и ощущала умиротворение, какое не ощущала, пожалуй, со дня своей свадьбы. Мирна улыбалась и озиралась по сторонам, как маленькая девочка, которой позволили участвовать в настоящем празднике. Сердце Дафны радовалось из-за того, что к Мирне вернулся не только здоровый цвет лица, но и счастливый блеск в глазах.

- Я не думала, что здесь будет так весело, – улыбнулась вдовствующая графиня, похлопав невестку по руке. – Оказывается, это один из тех дней в году, когда лорды и простолюдины могут стать равными и не бояться этого. Мне это нравится.

Добрая, наивная душа, – подумала Дафна, улыбнувшись ей в ответ. Мирна всегда смотрела на жизнь, словно сквозь розовые очки. У нее было возвышенно представление о человеческой душе и сословных различиях, которые казались ей глупой чушью. По ее мнению, люди всегда рождались равными и умирали равными. Вот только всё дело было не в сословных различиях, а в том, как сами люди преподносили себя, причисляя себя к той или иной категории. Живя в деревне, вдали от реальности, Мирна никогда не сталкивалась с несправедливостью, жестокостью и грубостью, проявляемой с обеих сторон, которая могла сломить ее тонкую натуру.

- Хотите, съедим сладких яблок? – предложила Дафна, шагнув в сторону небольшого стола, где плотная, розовощекая женщина обмакивала яблоки в сладкий сироп и предлагала за шесть пенсов.

Мирна повеселела, глаза её засверкали.

- Конечно, хочу.

Вдоль широкой улицы выставляли не только товары ручной работы для продажи. Была и посуда, и новая, пошитая умелой рукой одежда, головные уборы, обувь, всякого рода сладости, продавали даже яблочный пирог. На одном столике стояла клетка с пестрыми разноцветными попугаями, которые привлекали внимание всех детишек, столпившихся вокруг. Недалеко играла приятная музыка, под которую кто-то подпевал, а кто-то танцевал. Левее, в небольшом шатре проходил конкурс с метанием шаров за три пенса за каждую попытку.

Дафна весело улыбнулась и кивнула жене одного своего арендатора, которая помахала ей. Молодая Руби Шарп недавно родила сына, такого прелестного, что вся округа приходила, только чтобы взглянуть на ее красавчика. Руби и ее муж не просто гордились своим сыном, они взяли его с собой на ярмарку, несмотря на то, что ему было всего пять месяцев от роду. Сердце Дафны сжималось всякий раз от умиления, когда она смотрела на маленького Роддона. Дафна хотела подойти и поздороваться с Руби, но сегодня с ней была Мирна, поэтому она осталась со свекровью, которая все еще не могла привыкнуть к шуму ярмарки.

- Я могла бы познакомить вас с некоторыми из наших арендаторов, – предложила Дафна после того, как они расправились со вкусным яблоком. – Они очень милые люди.

Мирна улыбнулась и снова взяла невестку под руку.

- Нисколько не сомневаюсь в этом, моя дорогая, но давай лучше еще немного прогуляемся. Здесь столько всего интересного, что у меня глаза разбегаются.

Дафна последовала за ней, терпеливо объясняя, что и кто выставляет, и для чего это предназначено. Она познакомила Мирну с основными их арендаторами, которые всегда вовремя платили ренту и держали большие земли под поля для пшеницы и загоны для скота, как это делал мистер Хопкинс. Мирна хоть и была графиней и ее многие побаивались, но вскоре ее дружелюбие и неподдельный интерес побороли робость всех, с кем она общалась. Ее приняли почти так же безоговорочно, как в свое время приняли Дафну. И даже мистер Шоу ничего не мог возразить, глядя, как две его хозяйки наслаждаются осенней ярмаркой, нисколько не нуждаясь в сопровождении.

Невдалеке в толпе Дафна заметила Сьюзан, дочь местного эсквайра, ее одногодка двадцать трех лет, с которой раз в неделю они пили чай. Миловидная и смышленая, Сьюзан пару месяцев назад обзавелась хорошим женихом, который приходился сыном большого банкира. Она искренне любила своего жениха и с нетерпением ждала с ним свадьбы, запланированной через месяц.

Сьюзан прогуливалась с матерью, с которой они и подошли к ним. Обе женщины присели перед вдовствующей графиней, и когда церемонии закончились, старшие женщины погрузились в собственный разговор, а Дафна взглянула на сияющее лицо Сьюзан. Белокурая, розовощекая и сероглазая, с немного крупноватым, но волнующими чертами лица она была яркой, жизнерадостной и очень красивой девушкой, способной разбить не одно мужское сердце. Ее красоту подчеркивал не только блеск в глазах, но и нежный, воздушный наряд из муслина персикового цвета, который подчеркивал ее естественный румянец.

- О, моя дорогая, – заговорила Сьюзан, порывисто обняв подругу. – Я не видела тебя целую вечность. Куда ты пропала?

Дафна натянуто улыбнулась, слегка прищурившись от ярких лучей солнца. Погода действительно стояла непривычно жаркой. Чересчур жаркой.

- Я никуда не пропадала. Всё это время я была дома.

- Негодница! Ты же обещала рассказать мне, как съездила в Лондон, но так этого и не сделала.

Дафна поежилась. Она бы никогда не поехала в Лондон, если бы на этом не настояла Мирна, велев ей заняться своей личной жизнью, как только закончился траур по умершему мужу. Как бы Дафна не протестовала, Мирна ничего не желала слушать. Она хотела, чтобы Дафна нашла себе нового мужа и обзавелась детьми. Холодная дрожь прокатилась по всему телу, едва Дафна думала об этом. Да, она была не против детей, но мужа?.. Который будет пить, бездельничать и… распутничать? Нет, она не хотела мужа ни за какое золото мира. Ей было достаточно того, что она навидалась с Джайлзом. Новых испытаний она точно не хотела.

Глава 5

Глава 5

Кажется, в последнее время он сдавал свои позиции.

Нэйт был уверен, что всегда и отлично просчитывает своих ходы, прежде чем во что-то влезать. Именно это и помогало ему выживать после смерти родителей, когда ответственность за Эви легла на него, и он не мог допустить ошибки, чтобы не потерять и ее. Для начала нужно было прикинуть все возможные ходы и последствия, затем выбрать наименее опасный и рисковый путь, а потом сделать ход.

Как впрочем он и сделал после того разговора с Брауном. Нэйт был спокоен, просидев до ночи в своем кабинете и пытаясь прийти в себя от очередного пьяного угара. Кажется, в тот день он так и не пришёл в себя, поэтому Адамсу пришлось помочь ему добраться до своей комнаты. Эви что-то говорила ему про необходимость заводить камердинера, но Нэйт наотрез отказался от этой смехотворной идеи, не в силах выносить присутствие в своей комнате глуповатого мужчины, который бы приносил ему одежду. Он с малых лет заботился о себе сам, умел одеваться и завязывать шейный платок. Одежду ему стирали и гладили служанки, которым он неплохо платил. Он не был ребенком, чтоб его одевали, к тому же ему не нравилось, когда кто-то мог разбудить его помимо его воли. Ну, разве что хорошенькая женщина, которая бы вытянулась рядом с ним, прижимаясь к нему своим мягким, обнаженным… белоснежным телом.

Именно это послужило причиной того, что он надрался как свинья и на второй день. Нэйт проклинал все на свете, потому что так и не добрался до таверны. На второй день, он все же собрался и поскакал туда, застав там половину своих арендаторов, которые во всю пили, играли в кости и зажимали по углам аппетитных девушек мистера Дорфорда. Тот с жадным взглядом наблюдал за всей этой вакханалией, нисколько не смущаясь того, что прямо у него на глазах разрушается счастье самых обычных семей, которые разобщились из-за неверности мужей и самого существования его заведения. Нэйт мог бы отругать своих людей, этих олухов и отослать домой, но он был в скверном настроении. Ему нужно было позаботиться прежде всего о себе.

С тех пор, как он побывал в «Длинном лебеде» в последний раз, здесь многое изменилось. Не только выпивки стало больше, но и «обслуживающий персонал» обновился. Появились несколько розовощеких и пышногрудых девиц, улыбки которых обнажали их чуть ли не до пупка, только Нэйту было все равно. Он хотел другое. И должен был это заполучить, иначе просто сошел бы сума. Три дня попойки сделали его совершенно беспомощным перед мыслями, от которых он действительно чуть не свихнулся. Пора было ему прогнать это наваждение, потушить обжигающую агонию.

Он снял комнату, заказал пять бутылок холодного шампанского и самую по словам Дорфорда страстную девицу. Он велел ей стянуть волосы и спрятать под шляпкой или чепчиком, чем угодно, лишь бы он не видел ее волосы. Он велел ей умыться до того, как она придет к нему, чтобы ни малейший запах не исходил от нее, а в комнате наказал потушить свет так, чтобы почти всё погрузилось в темноту. Чтобы не видеть лица, чтобы ничего не видеть. Он сидел в углу маленькой комнаты, пил шампанское и смотрел на огонь в камине, который отбрасывал странные тени на пол. Узкие, тонкие и извивающиеся, черные как ночь, они напоминали пряди длинных волос. Такие явные, что мурашки побежали по спине. Ему хотелось протянуть руку и коснуться их, погладить их. Это…

Когда дверь отварилась и вошла девушка, Нэйт даже не пошевелился. Он отчетливо понимал, что должен позвать ее, должен позволить ей сделать то, за что заплатил, но когда она приблизилась, он ощутил холод и… и неприязнь ко всему тому, что происходило. Это нисколько не зажгло его. Это не могло спасти его, а сделало всё еще хуже. Он чувствовал себя так, будто совершал преступление.

Сглотнув, Нэйт закрыл глаза и глухо велел:

- Уходи.

Он просидел в этом кресле до самого утра. Возможно, утром немного задремал, потому что его разбудили громкие голоса снаружи. Когда Нэйт взглянул в окно, он с ужасом обнаружил, что наступил день ярмарки, и он находится в нескольких метрах от мероприятия, которое не собирался посещать.

Мероприятие, где будет она.

И снова мороз пробежался по коже, едва он подумал о ней. Будь она проклята, если он пойдет туда! Будь она проклята вдвойне, раз он не может пойти куда-то, не опасаясь риска столкнуться с ней. Он никогда в жизни ничего не боялся, тем более женщины, но она… она внушала ему настоящий ужас.

Нэйт послал молодого прислужника Дорфодра к себе домой, чтобы тот принес ему нормальную одежду. Нэйт не мог выйти из таверны в мятой одежде перед всеми жителями деревни, даже если не собирался ни перед кем показываться. Нэйт хотел только переодеться и уйти так, чтобы его никто не заметил, а предосторожность быть прилично одетым была только для того, чтобы в случае столкновения хоть с кем-то не ударить лицом в грязь. Таверна была достаточно удалена от главной улицы, где проходила ярмарка, и все присутствующие были заняты весельем и торгами. Вряд ли кто-то заметил бы его, и всё же…

Раздраженный, почти злой, в дурном настроении, Нэйт с еще большим раздражением вывел своих людей из таверны, отругав каждого женатого кретина, толкнул всех вперед и собирался поехать домой, когда его внимание привлекла дама в белом наряде, стоявшая чуть поодаль от главной улицы возле небольшого шатра. Она была худенькая, но стройная, высокая и изящная. Небольшая шляпа с узкими полями покрывала голову, но не могла закрыть лицо и черные, как смоль, блестящие под солнцем пряди. Короткие рукава платья обнажали длинные, нежные руки с белоснежной кожей. Округлый, открытый вырез обнажал приподнятую пышную грудь, в ложбинке которой покоился маленький жемчуг.

Глава 6

Глава 6

Его никогда не кусали змеи. Пару раз кусали женщины, один раз укусила собака. Два раза царапала кошка, которую пыталась приютить Эви. Но змеи? Брр, он ненавидел змей и был счастлив только оттого, что они никогда не попадались ему. Но чтоб его укусила змея на глазах у всех. На глазах у нее…

Дафна.

Нэйт почувствовал, как глупо улыбается. Хоть какая-то польза от этой змеи. Он узнал ее имя. Не имя змеи, конечно. Но Дафна тоже могла жалить. Иногда остро, а иногда… Он вспоминал ее глаза, вспоминал застывшее в страхе выражение лица, которое вызывало в груди непреодолимое желание прижать ее к себе и спрятать от малейшей опасности. Всем своим видом она пыталась казаться независимой и сильной, но всё равно была беззащитной и невероятно одинокой, когда он оказывался так близко к ней. Так близко, что ее тепло передавалось ему, будто вместе с этим ему передалась и некая часть ее, ее дыхание касалось его, ее рука касалась его, и он тонул, тонул в ней, не имея ни малейшей возможности спастись, вырваться из этого плена. Он был погублен окончательно, когда отослал ту девицу в таверне, а потом увидел Дафну. Боже, что за женщина!

Боже, почему ему так больно?

Нэйт не понимал, что происходит, не мог понять, где находится. Вокруг было темно и жарко, он не мог открыть глаза, с трудом дышал и пытался скинуть с себя свинцовую тяжесть, которая придавила его к земле.

- Боже, что такое? – прошептал он, отчаянно пытаясь прийти в себя, но ничего больше так и не смог сделать.

- Я сделал надрезы, пустил кровь и прижег рану, – раздался рядом незнакомый мужской голос. – Я поставил вам жгут и холодный компресс. Змеиный яд нельзя высасывать. В этом случае в кровь может попасть инфекция. Мой метод должен сработать.

Змеиный яд? Жгут и компресс? О чем это к черту тут говорят? Нэйт не мог открыть даже глаза, чтобы понять, где он и кто стоит рядом с ним, такая слабость душила его.

- В-вы… к-кто т-такой? – пробормотал Нэйт, весь дрожа.

Что-то холодное коснулось его лица. С трудом приподняв руку, Нэйт схватил запястье. Очень тонкое, нежное запястье, которое тут же выскользнуло из его ослабевших пальцев.

- Я – доктор Хэндрикс, лечащий врач миледи.

Нэйт совершенно терял нить разговора.

- М-миледи?

- Леди Митфилд.

Кто такая леди Митфилд?

Снова что-то холодное коснулось его лба. Приятная прохлада смогла унять жар внутри. Нэйт застонал от облегчения и благодарности и потянулся к источнику спасения, проваливаясь в темноту.

Он очнулся через два дня. Тяжелый, серый и густой, как туман, сон с трудом удалось отогнать от себя, но он смог это сделать и кое-как присел на постели. В своей постели и в своей комнате. В мрачной, негостеприимной, обставленной темной мебелью комнате. Возле кровати он обнаружил стоявшего смирно почтенного мужчину средних лет с серовато-седыми волосами и густыми бакенбардами, вытянутым, худощавым лицом, серыми глазами, которые скрывались за такими же как и лицо круглыми очками, и с добродушной, слегка даже нервной улыбкой.

Ощущая жуткую головную боль и невыносимую слабость, Нэйт тем не менее жестко проговорил:

- Вы кто такой?

Мужчина встал, озабоченно глядя на него.

- Вы помните что-нибудь, милорд?

Нэйт ощутил жгучее раздражение оттого, что не получил ответ на свой вопрос.

- Кто вы такой? – уже более резко спросил он, нахмурившись и пытаясь присесть в кровати, но разумеется, ему это не удалось сделать.

- Я – доктор Хэндрикс, милорд. Я лечил вас все эти два дня.

Нэйт застыл.

- Два дня?

Он провел в постели два дня?

- Да, милорд. У вас был жар, но мне удалось сбить его. И яд не проник в ваш организм…

Что-то холодное и липкое перехватило горло.

- Яд?

Доктор вздохнул.

- Вас укусила гремучая змея.

Нэйт поморщился, откинулся на подушки и закрыл глаза. И только тогда ощутил острую боль в правой ноге под коленом. Там, где вроде ничего не должно было быть, но укус оказался весьма болезненным и опасным. Змея, ярмарка… Она. Нэйт застонал, испытав желание зарыться в землю с головой, чтобы не думать об этом.

Черт побрал все на свете, но эти черные глаза, эта лукавая, захватывающая улыбка, которую она явила ему… Дафна… Нет! Ведьма! Что она с ним сделала? Как он мог так внезапно и окончательно потерять голову и не справиться с опасностью? Он никогда не был беспечным, а после смерти родителей относился к опасности весьма серьезно. Змеи всегда были опасны. Какого черта он тогда вел себя так… так по-идиотски глупо!

И снова перед взором встали эти умопомрачительные, волнующие черные глаза, которые прожигали ему душу. Только однажды взгляд женщины проник в него так немыслимо глубоко, но это ни к чему хорошему не привело. Это привело к катастрофе, к тому, что переменило всё. Он не доверял женским глазам, особенно тем, которые могли иметь такое воздействие на него… Самое ужасное заключалось в том, что после Адель ни один взгляд так сокрушительно не действовал на него. Даже глаза Адель не могли так глубоко проникнуть в него. У Адель были зеленые, робкие, но потом как оказалось хитрые, кошачьи глаза. А эти черные, будто бы омуты, в них не было никакой хитринки, только пронзительная искренность, порой гнев, чаще недовольство и явное презрение, но они всегда смотрели на него прямо и ничего не скрывали от него. Это и действовало на него так убийственно. Глаза, которые пугали его больше всего на свете.

Глава 7

Глава 7

В конце сентября вся округа решила пострелять оставшихся в деревне куропаток, но так как погода стояла все еще непривычно теплая, охота становилась даже приятным, нежели мучительным и мерзлым занятием.

Каждый день то вблизи, а то вдали, раздавались глухие выстрелы, пугавшие остальных птиц. Дошло до того, что Дафна уже ненавидела эти звуки и мечтала только о том, чтобы все куропатки поскорее улетели и не доставляли мужчинам удовольствие убивать их. И хоть их егерь постоянно снабжал их свежей дичью, а Мирна любила их на ужин, в последнее время Дафна просто не могла смотреть на эти бедные, заколотые и зажаренные создания. Ей казалось, что они непременно поднимут отрубленные головы и издадут протяжный стон, умоляя спасти их, или осудят ее за соучастие в преступление, потому что она проявила трусливое молчание и бездействие. Иногда она даже думала надеть охотничью одежду, взять винтовку и пойти на их спасение, потому что открывшаяся на бедняжек охота становилась просто невыносимой.

Еще и потому, что каждый выстрел будто бы еще туже накручивал без того натянутые нервы, которые спустя даже две недели после злосчастной ярмарки не могли расслабиться.

Дафна вздрогнула и отложила вилку, не в силах больше смотреть на куропатку. Запрещая себя думать о том проклятом дне, когда на деревенскую дорогу выползла та паршивая, неблагодарная змея. И даже любимая, такая особенная тишина, царившая всегда за трапезой, не могла помочь ей собраться с чувствами.

- Тебя что-то беспокоит? – осторожно осведомилась Мирна, глядя на напряженную невестку, которая за ужином едва ли притронулась к еде.

Снова длинный стол был украшен цветами, но даже за ними Дафна не могла спрятать встревоженное, напряженное лицо, сидя на другом конце стола. Необычное решение, которое удивило Мирну, но она не стала возражать против просьбы невестки.

- Нет, всё… всё хорошо, – давясь словами, промолвила Дафна и вновь потянулась за вилкой.

Она не могла больше проглотить ни кусочка. Ее нервы были так сильно расшатаны, что она уже не понимала себя. В горле пересохло, ей отчаянно хотелось пить. И корсет натянули сегодня так, что ей было трудно дышать. И платье из нежного шелка цвета незабудок не нравилось ей, внушая какое-то пугающее отвращение. Дафна бросила на стол вилку и взяла бокал с вином, отчаянно надеясь, что хоть бы вино спасёт ситуацию. Сделав пару глотков и обжигая горло, она на миг закрыла глаза, которые вдруг стали щипать. Господи, она, наверное, просто медленно сходит с ума…

- Ты в последнее время какая-то странная, – заметила Мирна, не спуская взгляд со слегка побледневшей невестки. – Да, так и есть. Ты мало бываешь дома, постоянно навещаешь арендаторов, едва разговариваешь со мной. И едва что-то ешь. Кажется, с тех пор, как прошла ярмарка…

Дафна с трудом удержалась от того, чтобы не застонать. С тех пор всякий, кому не лень, пытался напомнить ей о той «чудесной» ярмарке и о том, как «вовремя лорд-сосед оказался рядом, спас ее и принял жесточайший удар змеи на себя»! «Как это мило и благородно с его стороны!»

Боже! Как это было отвратительно! И почему она не убежала раньше, чем он нагнал ее? Она ведь знала, предчувствовала, что от этой встречи будут одни неприятности. Разве могло быть иначе? С этим человеком ничего не могло быть иначе! Вредный, грубый, никчемный… Нет, кажется, она уже подбирает не те слова, потому что уж никчемным он явно не был. Ей определенно следовало заглянуть в словарь синонимов или любой другой словарь, где можно было подобрать подходящие эпитеты.

Но это ничего не меняло. Все последние две недели Дафна пребывала в аду. С тех пор Сьюзан не оставляла ее в покое. Она даже не желала ничего слушать о том, что это простая случайность, что так… ну так сложилось, что на месте этого лорда-соседа мог оказаться любой другой человек, да и на месте Дафны могла быть другая женщина. Тот факт, что змей тут давно не водилось, и что они тем более никого не кусали, еще больше подливал масло в огонь. Надо же было случиться тому, чтобы гадюка выползла на дорогу именно в тот момент, когда Дафна стояла лицом к лицу с этим противным человеком, который к тому же вышел из непристойной таверны! Подобного она не могла стерпеть.

- Мама, вы ошибаетесь, – вздохнула Дафна, сделав еще пару глотков, чтобы проглотить комок в горле.

Мирна улыбнулась, глаза ее затуманились, и она снова принялась за воспоминания.

- Как хорошо, что лорд Блайдон оказался тогда рядом с тобой. – Мирна поежилась. – Не представляю, что с тобой произошло бы, если бы эта змея укусила тебя. Ты такая хрупкая и могла…

В столовую вошел дворецкий, неся на тарелке очередное блюдо. Он улыбнулся Дафне и поставил на стол…

- Ваш любимый яблочный пирог, – объявил он с какой-то особой любовью.

Это стало последней каплей.

Дафна резко встала, дрожа от негодования, от отчаяния. Она не хотела вспоминать ярмарку, не хотела вспоминать о том, как этот чертов лорд стоял тогда невыносимо близко к ней, как он положил свои теплые, тяжелые руки ей на плечи, смущая и вызывая дрожь, которой быть не должно; как его грудь чуть ли не прижималась к ее груди, вызывая чувства, от которых волосы шевелились на затылке.

Господи, почему, ну почему тот пьяница и грубиян из гостиницы оказался ее соседом?!

- П-простите, мама, но сегодня я хочу лечь пораньше.