Неофиты и Авгуры

(Часть 1) Глава 1. «Музыкант»

Казалось, еще несколько лет назад новости о пропаже знаменитости разлетались по всем каналам лишь с позволения родственников, коллег, ответственных за честь и достоинство исчезнувшего. Теперь же, во времена, когда всем управляют технологии, утаить такое событие невозможно. Люди, привычные к постоянному движущемуся и живому потоку информации, поглощают его ежесекундно. Они жадно впитывают каждое упоминание о любимой знаменитости, читают посты в соцсетях, следят за аккаунтами, пересматривают видео и читают интервью. Личности перенесены в электронный формат, все идет в ногу со временем. И, возможно, такой непрерывный контакт со зрителем, слегка сумасшедший в своей интимности, играет акулам инфобизнеса на руку, как и самим звездам, но не в случае, если кому-то известному вдруг захочется раствориться.

Когда фанаты долго не получают свою долю мнимого внимания от обожаемого ими человека, случается ломка. Как потерянные котята, они бегут в интернет, на форумы, в многочисленные аккаунты с одним и тем же именем, откуда им улыбается одно и то же лицо. Спрашивают, волнуются, переживают и строят догадки. Кто-то плачет, кто-то смеется, ведь их кумир – существо особенное, ему может взбрести в голову самое разное.

Страшнее, когда «самое разное» сплетается с печальным итогом.

- Сегодняшний выпуск мы начинаем с новости, которую не затонул только ленивый, - вещала неформального вида девушка совершенно не по-дикторски. Век телевидения, как и век анонимности, давно прошел. Теперь наступила эпоха, когда даже непрофессиональный журналист может позволить себе искать информацию, а непрофессиональный диктор – вести оповещающее о произошедшем шоу. – Елисей Черных, он же «Лис», фронтмен группы «Темные знаки», бесследно пропал две недели назад. Страна в истерике, подростки воют в его сетях. Не знаю, как у вас, а все мое инфополе забито его фотками, мемами с ним, песнями и видео с последнего концерта. К слову, именно вокруг этого видео и последующего короткого интервью для небезызвестного музыкального канала, строится основная масса предположений, куда он мог деться. Для начала, давайте посмотрим само видео, а потом разберемся, что вообще известно об этой ситуации.

На экране едва можно было различить высокий силуэт: на краю сцены, под лучами золотистых ламп, стоял мужчина. Темноволосый, в худи и заправленных в ботинки джинсах. Под визги толпы, он проговорил:

- Скоро мой двадцать седьмой день рождения. Вы уже знаете, что наша компания собирается устроить грандиозное шоу по этому поводу. Я буду рад видеть там всех присутствующих и надеюсь, что вы не упустите шанса разделить со мной такой важный момент.

Чуть согнувшийся музыкант выглядел угрожающе, когда смотрел на людей с высоты: лицо сосредоточенно, мокрые пряди легли на лоб, пока он поправлял выпавший наушник. Освященная половина лица показала весьма горделивую тату терновой ветки на виске и полуулыбку - белоснежные зубы и легкая щетина контрастировали между собой, создавали образ человека, который изо всех сил хотел вписаться в рамки современной красоты, но все равно скатывался в привычный, безразличный к трендам, гранж.

В ответ на каждое его слово зрители выли, визжали и взволнованно выкрикивали уже знакомое имя:

- Елисей! – звучало с одной стороны.

- Лис! Лис! – доносилось с другой.

Но ни на один из воплей молодой человек не отзывался. Вместо того взялся покрепче за микрофонную стойку и продолжил концерт. Следом появился другой отрывок.

Теперь солист группы стоял за кулисами, но удостаивал интервьюера той же легкой полуулыбки. Не смотря на внешнюю веселость, его лицо накрыла вуаль грусти и усталости. Многие отмечали, что музыкант обладал мрачным, меланхоличным обаянием, как персонаж вселенной столь же мрачного Тима Бертона. Лис снял капюшон, позволяя свету очертить линии своего лица. То было вытянутым, с впалыми щеками, длинным, но мягким носом и глубоко посаженными серыми глазами. Помимо терновой ветки, его украшал знак скрипичного ключа на правой скуле. Нижняя губа, имеющая более пухлую форму, чем верхняя, сверкала пирсингом-кольцом.

- Ходят слухи, что твой концерт в честь Дня Рождения будет последним. Клуб «27», проклятье выдающихся музыкантов, все такое. Как к этому относишься?

- Хочу быть как Курт Кобейн, - мечтательно поделился Лис. – Иногда уйти в нужный момент – самое главное.

Вновь завладевшая вниманием зрителя блондинка неопределенно вздернула брови.

- Интересненько. Думаю, все помнят, что поначалу пропажа Лиса казалась очевидным прогревом перед концертом. Мол, все говорят о скором самовыпеле или типа того, значит, можно сыграть на их чувствах. Теперь же пранк вышел из под контроля, либо все серьезнее, чем мы думали. Еще существует мнение, к которому, кстати, я тоже склоняюсь, что артист находится на лечении от тяжелой зависимости. Ряд доказательств уже был представлен фанатами «Темных знаков». Чего стоит только сам факт употребления Лисом запрещенных веществ, который он, между прочим, никогда не скрывал. Единственное, что омрачает успокаивающую картинку – недавнее обращение Виталия Маниченко, менеджера группы. Давайте посмотрим.

Кружок на белом фоне занял широкий экран. Мужчина лет пятидесяти, очевидно снимающий себя на переднюю камеру, пригладил плотной пятерней выпавшие из прически волосы.

- Я понимаю, что держать вас в неведении долго не получится, но мы не хотели обманывать или путать. Надеялись, что за неделю все утрясется, но, вероятно, оно не утрясется и за две. В общем, все уже слышали, что Елисей пропал, в аккаунтах его обновлений нет, мы его не видели, так вот, ситуация патовая, потому что его не видел никто, - мужчина обессилено пожал плечами. – Его нет. Никто не знает, куда человек делся. Мы не прекращаем поиски, подключили полицию, наняли частного детектива, обзваниваем всех знакомых. Если у кого-то из вас появится информация вдруг – пишите нам, сообщайте, любая зацепка может помочь. Держитесь, не переживайте, мы его найдем.

Глава 2. «Друг»

Дым прокуренной студии вихрился в редких солнечных лучах. Не вышедшее демо «Темных знаков» крутилось на повторе уже несколько часов, пока участники группы, во главе с менеджером, обзванивали всех, кого могли вспомнить из многочисленных знакомых Лиса.

Виталий влетел в помещение, набирая очередной номер. Ответили ему быстро.

- Да, алло. Я хочу получить адресацию звонков с номера. Нет, не моего номера. Человек пропал, мне нужно знать, с кем он связывался. Меня не волнует, что вы не можете. Полиция оповещена. Да чтоб тебя!

Он со злостью сбросил звонок и откинул в сторону одну из тяжелых штор – отсутствие света плохо сказывалось на его зрении, оно и так стало ни к черту в последние пару лет. Чтобы та не вернулась на место, кинул ее на близстоящее кресло, в котором незаметно притаился гитарист группы.

Сбросив ткань с плеча, парень продолжил монотонно выводить на листке линии рисунка.

- Ну, что? – поинтересовался Виталий. – Саша?

Молодой барабанщик, светловолосый и сбитый, ничем не обрадовал. Стянув с головы черную бини, озвучил привычный ответ:

- Сорри, босс. Я уже всем нашим позвонил – пусто.

- Понятно все. Матвей?

- Ничего, - не обрадовал и тот. – Извините, я пока только со знакомыми музыкантами созвонился.

- Игорь?... Черт бы его побрал, где?... – завертелся Виталий. Наконец, обернувшись, обнаружил его, сидящим в темном углу. – А! Ну?

- Не знаю. Я ничем не могу помочь.

- Вот тебе и лучший друг, - упрекнул Саша, снова зарываясь в бесконечный список друзей очередной соцсети. – Ты его лучше всех должен знать. Не поверю, чтобы он тебе ничего не сказал.

- Ничего, - протянул Игорь. Церковный крест на клетчатом листке оброс деталями спустя еще несколько движений. – Совершенно ничего.

- Так, я сейчас в банк позвоню, у него счет был… Там мой знакомый - начальник, узнаю, может, действия по счету какие-то производились. Вот же засранец, найдись только, - не смотря на грозные речи, Маниченко звучал обеспокоенно, и музыканты понимали, почему.

Игорь смял листок в кулаке и одним точным взмахом отправил его в мусорную корзину.

- Виталь, людям-то пора сказать уже, наверное, что Лис пропал? – предложил Саша вдогонку менеджру. – А то там уже и рехаб приплетают, и самовыпел. Игорь говорит, там родители его с ума сходят. Или лучше соврем, что он просто на отдыхе?

- Да какой отдых может быть? У него отец же, - напомнил Матвей, деликатно умолчав, что же произошло с главой семейства.

Виталий замер в проходе, задумавшись. Широкое лицо выражало беспокойство: гармошка на лбу, поджатые в напряжении губы. Тяжелые нижние веки поджались, скрыв часть покрасневших от усталости глазных яблок.

- Да, наверное, надо. Сегодня на канале «Вероятности» пост выложу. Вы молчите пока, не суйтесь. Игорь, - окликнул он парня. – Родителям его позвони, скажи, как есть. И пусть чуши в интернете не верят, люди чего только не скажут.

- Понял.

Когда дверь за мужчиной закрылась, Саша тяжело рухнул на диван рядом с опечаленным гитаристом.

- Надо было раньше обратить внимание на то, что с ним происходит, - раскаялся тот. - Теперь главное, чтобы поздно не было.

- Реально. Мы еще когда говорили, что Лис у нас башкой едет? Отправили бы на лечение, может, и не сбежал бы. Ты помнишь, какой он дерганый ходил? Мрачный. Он и обычно не очень движовый чувак, а тут прям через край уже.

- Это еще ладно, - выдохнул Матвей. Прервавшись на запись короткого голосового сообщения, продолжил. – Он часто о «наказании за грехи» говорить начал. Это же не очень нормально?

- Думаешь? – притворно удивился барабанщик. – Давай честно, он у нас молодой человек с причудами… Из разряда фентези-чуваков, сечешь? У него на все плечо молитва набита, это типа окей? Он себя Богом считал, я не знаю даже, надо ли разговорам о наказании удивляться. А, Игорь? Надо разговорам о наказании удивляться? За шесть лет я уже успел понять, что Елисей на религии чутка повернутый.

- На поклонении, ты хотел сказать, - наконец, неохотно влез в беседу Игорь. - У него родители религиозные, вы же знаете.

- Но ты согласен, что в последнее время Лис перегибал? – подтолкнул Саша.

Лучший друг пропавшего был вынужден согласиться и, избегая дальнейшего разговора, заняться не менее нервозатратным делом: набравшись смелости, он выбрал номер матери Елисея в телефонной книге и вышел из студии. Парни проводили его напряженными взглядами.

- Моя б не пережила, - прокомментировал не замолкающий музыкант. – Так, смотри, его Артем недели две примерно назад видел, в день пропажи. Нормальный, говорит, был, никуда не собирался. Хотя… Ага, еще бы он Артему че-то сказал, тот же трепло. Да и какая разница? С ним после этого переписывались люди, он там на трек к кому-то вписаться обещал, Виталя говорил.

Саша взял со столика начатую бутылку пива и сделал большой глоток. Сощурившись под ярким лучом солнечного света, потянулся и дернул на себя плотную штору - та рухнула на пол, как мешок.

- Скоро ослепну к чертям собачьим. Есть еще пиво?

- В холодильнике.

Пока сгорбленный в три погибели барабанщик копался на полках, Матвей откинулся к спинке дивана и уставился в одну точку.

- Куда можно было деться? И бесследно совершенно, никто ничего не видел. Такое вообще в наше время возможно?

- Я слышал, что Интерпол награду обещал тому, кто сможет на три дня спрятаться от них. Надо Лиса нашего сдать им, чтоб нашли уже. Если только он не лежит мертвый где-то в канаве. Ну, так хоть будет, что родителям хоронить.

- Саш, ты совсем? – не оценил прямолинейности добродушный гитарист. – Нельзя так.

Согруппник тяжело и довольно понятно вздохнул.

Вернулся Виталий. По его поведению было видно, что звонок в банк все же дал новую информацию, пусть не самую полезную или позитивную.

Глава 3. «Любовник»

Дверь открыла знакомая мужчинам беловолосая певица. Из-за хриплого голоса и не самого «чистого», но сексуализированного внешнего вида ее часто сравнивали с Кортни Лав или Марией Бринк. Сама же она предпочитала второе, потому что считала, что шлюха Лав убила Курта Кобейна, в этом плане они с Елисеем имели одну гиперфиксацию на двоих.

Рита прошла вглубь квартиры, позволяя гостям самостоятельно запереть за собой.

Спертый воздух хранил запахи горьких перечных духов, сигаретного дыма и слез. Было в этом запахе что-то, явно намекающее на страдание, либо же всему виной незаправленная постель, влажная наволочка подушки, пустые бутылки из-под алкоголя и переполненные пепельницы на каждом столике.

А, может, это песня Темных знаков, играющая на фоне, и фотографии Риты и Елисея на стене со старыми следами красной помады.

-«И без вести пропавшая душа

Вернется

Пеплом домой.

В который раз клянусь остаться

Но ты не веришь.

Не веришь

И пепел на дно».

- Ты больная, - констатировал Саша. – Он же еще не умер.

Рита обернулась, окатив гитариста тяжелым, уничижительным взглядом.

Он была красива, но употребление наркотических веществ явно не пошло ей на пользу: не раз высветленные волосы стали редкими, их спасали лишь наращенные для густоты пряди; худощавое тело покрыто ссадинами, гематомами и татуировками; отекшее лицо осыпало красными пятнами из-за беспрерывного потока слез.

Хозяйка квартиры неторопливо подкурила сигарету. Села на край постели, вязла гитару и принялась перебирать струны в лад играющему на фоне треку.

- Я не знаю, где он.

Виталий брезгливо поморщился, осмотрев окружение. Когда зашел Игорь, Рита все-таки оторвалась от игры и намеренно неприятно улыбнулась ему. Хотя, когда ее губы складывались таким образом, черты лица всегда становились мягче.

- Его тут точно нет, - добавила.

- Да видим мы, видим, - почесал затылок Саша, точно так же, как менеджер, изучая местное убранство. – Он тебе ничего не рассказывал? Может, намекал хотя бы или вскользь упоминал? Хоть хрень какую-нибудь?

- Если бы сказал, я бы поделилась сразу, - Рита затянулась и стряхнула пепел в бутылку. – Я ему уже миллион раз звонила. Сначала гудки шли, а последние пару дней сети нет.

Певица оперлась на откинутую руку. Сквозь тонкую ткань майки показались проколотые соски. Виталий, которого девчонка, выглядящая, как концентрат всех имеющихся болезней, не волновала, продолжал внимательно исследовать окружение на предмет хоть какой-то подсказки. Игорь и Саша же отвели взгляды.

- Как только Лис с тобой встречается, - невзначай пробурчал второй.

Рита удрученно усмехнулась.

- Мы не встречаемся. И это не твое дело в любом случае, - съязвила, улыбнувшись. Облизнула пересохшие губы. – Но нет.

- Откуда это все тогда? – поинтересовался Саша. Для надежности обернулся на Игоря, уточняя, правду ли она говорит. Получив положительный ответ, продолжил неторопливо брести по комнате. Прибывшие не знали, что ищут, а живущая здесь певица им не препятствовала.

- Ты про фото? – уточнила она. Будто убеждаясь, что все карточки на месте, осмотрела их и почесала вздернутый кончик носа ногтем большого пальца. – Мы долго и тесно общаемся, и, повторяю, тебя это волновать не должно. В каждой бочке затычка.

- Ты его очевидно любишь, - не уступил барабанщик – кольнул с довольным видом.

Девушка подняла круглые стеклянные глаза. Как кукла, лицу которой художник искусственно придал хоть какое-то выражение, она держала эту влажную оболочку нерушимой. Прятала за ней пронизанную болью пустоту.

- Да. Я восхищаюсь им. Его музыкой, его образом мысли. Помогала ему, сама вдохновлялась. Наверное, он скорее мой наставник, чем любовник.

- Любовником раньше называли того, кого любили, а не того, с кем спали, - отметил Виталий не то из жалости, не то, чтобы предотвратить неуместную истерику. – Так что ты можешь использовать это слово и не бояться.

- Я и не боюсь.

- Не обидно? Он же святым не был, ты и без нас знаешь, - намекнул Игорь. Для Риты это являлось тяжелой темой, но для него – лишь средством вытащить немного информации через эмоции уязвленной подружки Лиса.

- Совсем нет. Для меня он все равно… Святой, как ты выразился. Елисей мне ничего не обещал, да и долгосрочных планов на будущее не строил, это было не в его стиле, ты же знаешь. Но он – хороший человек.

Когда взгляды любящей солиста девушки и его лучшего друга в очередной раз встретились, она почему-то снова улыбнулась, а он поспешил перевести внимание.

- Ты точно ничего не знаешь? – вновь предпринял попытку Саша. Виталий одернул его за рукав теплой куртки и качнул головой, мол, не трогай.

- Не-а, - протянула Рита. Она все смотрела на Игоря, улавливая каждую толику нарастающего в его теле напряжения, будто сама затягивала узел на бледной шее. Он все чувствовал.

- Один вопрос есть, может, не очень уместный, - мужчина подтянул брюки на коленях и сел перед наркоманкой на корточки. Пальцы обеих рук попарно коснулись друг друга, пока он смотрел на нее совершенно спокойно, почти по отечески, в силу своего возраста. - Он тебе приличную сумму не так давно перевел. Зачем?

Рита нервно сунула окурок в узкое горлышко бутылки, стараясь получить еще немного времени на продумывание правильного ответа. Наконец, вернула встревоженный взгляд к продюсеру «Темных знаков». По нему Виталий понял, что она не столько расстроена, сколько воодушевлена поступком Елисея, и теперь не может думать ни о чем другом.

- Мне это было нужно, - прошептала она. Саша сощурился, потому что плохо расслышал. Игорь же не вслушивался совсем. Он небрежно щелкнул по пробелу на клавиатуре дорогого компьютера, чтобы музыка перестала играть. Брезгливо оглядел микрофон, камеру, разбросанные под столом эротические игрушки, и сунул руки в карманы, ощущая, как те зудят.

Междучастие. Елисей.

Мужчина брел по пустынной заледенелой дороге. Погода не радовала. Если в центральной России было теплее, то Сибирь кусала холодом щеки, забиралась ледяными порывами под одежду и кожу. Мороза уже не было, температура медленно поднималась, но влажность делала свое дело.

Поля оттаивали быстрее: в мутном свете между наледями пробивалась сухая полевая трава. Высокие поломанные ветки мелко тряслись, но снег не давал им улететь – держал упрямо. У горизонта колючей черно-белой стеной тянулись нагие березовые колки, будто тысячи недвижимых людей, загородивших это заброшенное место своими телами. Елисей смотрел на них и ощущал, как от макушки капюшона до носков ботинок его окутывает тревожное предчувствие. Лес следил за ним в ответ.

Предвещая скорое тепло, воздух нес запах свежести и весеннее воодушевление. Грядет очередной виток - скоро запустится новый жизненный цикл. Реки растают, выйдут из берегов, размоют черную сырую землю, невзрачные почки на деревьях станут зелеными листьями, а небо разгонит тучи. Туман вдали рассеется. Мир станет зеленым, ясным, шумным, но еще более скучным, чем сейчас.

Есть вещи, которые наличие жизни лишь портит.

Молодой музыкант разглядывал покосившиеся домики старого села – зашел с края, откуда оно разрасталось. Первые деревянные избушки пустовали даже во времена, когда семья Черных еще жила здесь, теперь серые бревна и вовсе почти сползли к земле под грузом многих десятков лет и суровых погодных условий. Людей на улицах тоже не нашлось. Только выйдя в центр, мужчина замер и позволил себе как следует изучить знакомые места.

Увидел свой дом.

Он был одним из самых приличных. Да, обветшал, чуть покосился, промерз, наверняка, за столько лет. Они с матерью уехали отсюда довольно давно.

Даже собак не слышно. Будто все исчезли.

Елисей направился дальше. Его захлестнули воспоминания.

Лето. Поют птицы, солнце такое яркое, что подсвеченная им зелень режет глаза. Вокруг болтают люди, в это воскресное утро они собираются все вместе, здороваются, идут по одному пути, одетые в красивые, но скромные наряды.

Елисей ощутил рукой шершавую кожу – его ладонь сжимала отцовская, большая. Мама шла по другую сторону, поправляя непослушные темные волосы сына. Их лица скрывал свет. Родители о чем-то переговаривались, но маленький Еля не помнил, о чем: он слушал окружающий шум. Было в нем некое благоговение, чистота, праведная радость.

Тогда ему, кажется, исполнилось семь.

Люди вышли из села, будто загипнотизированные, шли дальше и дальше, пока не скрылись за рощей. Над кронами виднелась белая башенка церкви, в ней едва блестел скромный колокол, а завершалось все пузатым куполом и тянущимся к облакам крестом. Елисей шагал, глядя на него, и тот завораживающе крутился, когда родители заворачивали по тропе. Пустив солнечного зайчика, символ веры заставил мальчишку весело сощуриться.

Наконец, идеально белое скромное здание предстало перед жителями села. Елисей помнил свой восторг: деревянные двери широко распахнуты, в воздухе витал запах трав, и при каждом вдохе легкие наполняло тепло. Он без устали осматривался, жадно впитывал густую, но легкую энергию, рассеивающуюся вокруг: будто сам Бог спустился на встречу с ними. Его присутствие было здесь настолько явным, настолько понятным, практически осязаемым.

Пока взрослые стекались на службу, дети плели венки из цветов и звонко смеялись. На крыльце стоял глубоко пожилой батюшка. Как сейчас, повзрослевший музыкант помнил его имя – Василий. Протоиерей, искренне почитаемый каждым, кто искал веры.

- Доброго дня, - поздоровался Батюшка. – Добрый день. Ой, - наконец, заметил и юного прихожанина. Еля ждал этого момента с нетерпением. Когда доброе лицо старца склонилось к нему, затаил дыхание. – А это богатырь Елисей? Неужто решил уважить Господа нашего? Проходите, проходите, мы всем рады.

Елисей замер у порушенного порога.

Штукатурка и побелка осыпались со стен, обнажив красно-коричневый кирпич, башня разрушилась. Деревянные створки двери были забиты, ручки обмотаны массивной металлической цепью и намертво схвачены замком.

Мужчина смотрел на здание тяжелым взглядом, держа руку на лямке рюкзака, пока холодный ветер бил его по спине.

Ветер выл и внутри. Вероятно, попадал через крышу.

Дернув замок и убедившись, что его не сорвать, Елисей решил обойти церковь с другой стороны. Стены в некоторых местах совсем развалились, можно было при желании даже пролезть внутрь, но в том не было надобности - незваный гость не искал единения с церковью, ему нужен был хранитель этого места.

Наконец, проходя мимо уцелевшего окна, он заметил огонь свечи, горящий в комнате. Рассудил, что вход внутрь должен быть с обратной стороны от центрального, и живо обогнул большое здание через колючие кусты.

Правда, по ту строну вид оказался еще более безрадостным: полукруглая часть церкви, полностью принадлежавшая ее служителям, разрушилась. Купола крыши нет, только дряхлые доски и наспех брошенные куски старого шифера едва скрывали от непогоды; стены остались лишь от части; стекла и двери давно растащили. Внутри, на голом бетонном полу, мусор и снег вперемешку с гниющими листьями забились в углы.

Елисей вошел, пригнувшись под просевшей аркой. По его расчетам, дверь в комнату со свечей должна была находиться в самой темной части импровизированного холла. Рядом показалась еще одна, и, возможно, неизвестное помещение за ней тоже осталось целым.

Молодой человек подошел к тьме поближе. Казалось, за непроницаемой завесой застоявшийся воздух режет чье-то дыхание, но в то же время едва слышные звуки рождались только в его воображении или пустом на вид лесу, растянувшемся за спиной. Он нахмурился, сосредоточенно стараясь выловить четкие ноты, всмотрелся в густую черноту, как вдруг вздрогнул от дрожащего старческого голоса. Скрипящего, как деревянная створка при шторме.

(Часть 2) Грех 1: Зависть (Глава 4)

Когда ты подросток, жизнь кажется простой. Не важно, бедна твоя семья или богата, в городе ты родился или в селе, только с одним родителем или с двумя. Ребенок – чистый лист, и если он с самого раннего детства видит одну и ту же картину, ему вряд ли взбредет в голову задуматься о другом. Нормой станет все, что угодно.

Если перед глазами нет противоположного примера.

Будучи мальчишкой, Елисей не мечтал о славе. Он ходил в школу, играл с друзьями на широких сельских улицах, ухаживал за хозяйством и огородом. Мысли о будущем сводились к собственному дому, собственному хозяйству, собственному огороду, собственной семье, детях. К тому, что, став старше, он сможет кататься на рыбалку с друзьями, не спрашивая маму и папу. Привезенную домой рыбу жены будут чистить и варить вкусную еду, а они, мужчины, лишь сидеть во дворе и пить пиво, травя байки или странные, смешные только для взрослых, шутки, прямо как это делал его папа со своими товарищами. Еля собирался пойти по его стопам даже в карьере: научиться водить машину и работать шофером на КАМАЗ-е, чтобы носить такой же, как у отца, «загар дальнобойщика» - когда одна рука темнее другой.

Все изменилось, когда младшему Черных исполнилось девять.

Это была любовь с первого взгляда. Нечто, пронзившее неокрепшее детское сознание насквозь. Кровоточащая рана, от которой на душе почему-то пели птицы. Елисей перестал дышать, замер с пультом в руке и не мог пошевелиться. Больше, чем удивление, больше, чем радость, больше, чем восторг. Чистая, крепкая и вечная привязанность, сшившая острой иглой скромного деревенского мальчишку и большую музыкальную сцену.

Елисей искал мультики по телевизору. После уроков, жуя наспех нарезанный бутерброд и даже не переодевшись, стоял перед мигающей коробкой, пока не застыл.

На экране широким шагом мерил расстояние высокий мужчина в тяжелых ботинках. В его руках микрофон, за спиной – музыканты с гитарами, а на возвышении длинноволосый барабанщик. Тату, черная одежда, блеск софитов и взрывы. Голос солиста заполонил гибкий разум ребенка. Гул инструментов смешался с криками, строчками песен и энергией, буквально струящейся из-за стекла. Это было нечто необузданное, дикое, настоящее. В тексте песни не прозвучало неприличных слов, но то, как он подавался, почему-то вызвало в Елисее стеснение. Робко сглотнув, он почувствовал, что ему нужно отвести взгляд, но не смог. В широко раскрытых серых глазах отражалось не только движение, но и то, чего не передать визуально, можно лишь почувствовать.

Толпа, едва попадавшая в кадр, тянулась к солисту бесконтрольной черной волной. Они были готовы разорвать его на куски от безумной любви, сделать все, что скажет кумир и буквально умереть у его ног. А он это знал – в выражении лица и повелевающих движениях рук читалась абсолютная уверенность, оставалось только указать в нужную сторону.

И Елисей наполнился этим чувством, будто зрители испытывали тягу именно к нему. Дыра в крохотной грудной клетке кровоточила и болела от посеянных там семян. Он влюбился не в солиста, не в музыку, не в софиты.

Маленький Елисей влюбился в популярность. С того момента его главной мечтой стала всеобщая любовь.

Нет, не любовь.

Поклонение.

Вместе с тем, в противовес желанию признания, рядом с сердцем проклюнулась едва заметная игла зависти.

Мальчишка положил онемевшую ладонь на грудь – испуг отрезвил его. Под белой накрахмаленной рубашкой висел крестик, служивший для любого верующего человека напоминанием о том, каким большим грехом является зависть. А желание быть на сцене чем является? Когда все жаждут твоего появления, кричат от боли, переполняющей их души, потому что не могут тебя получить. Страдают и парадоксально желают жить от одной мысли, что ты существуешь. Внимают твоим словам, как проповеди священника.

Вспомнив о доброй улыбке Батюшки Василия, Елисей резко щелкнул по кнопке выключения и сбежал из гостиной. Сел на стул, продолжая жевать ставший пресным бутерброд. В его голове все еще звучала смесь из музыки и криков толпы.

Всего несколько дней спустя, когда мама и папа снова привели его в церковь на воскресную молитву, Елисей встретился с батюшкой и своим стыдом лицом к лицу. Ребенок признал грех, на что получил от мудрого старца совсем простое наставление:

- Чем бы тебе хотелось заниматься, сын мой?

- Музыкой! Музыкой, Батюшка. Но я боюсь, что не получится, - глядя в пол, вымощенный серо-коричневой плиткой, он несмело попросил. – Благословите?

- Благословлю, богатырь Елисей, - было ему ответом. Тяжелая рука Батюшки упала на тонкое детское плечо. Кажется, будто обожгла его неосторожным, крепким касанием. Даже яркий дневной свет не помог Елисею избавиться от черных пятен перед глазами, разговоры прихожан не перекрывали бьющей в ушах крови. Только голос проповедника слышался четче остального. – Но одного лишь благословения мало.

- А что еще нужно? – спросил Еля. Чистая вера в нем была построена на признании могущества Бога. Что же, помимо благословения его посланника, может принести удачу?

- Душа, - ответил протоиерей Василий. И мальчик поморщился не то от тяжести огромной, неподвижной руки, не то от боли, с которой вдруг дрогнула та самая душа в его теле. Будто дернули дерево, чьи корни разрослись в окаменевшем грунте.

На протяжении примерно двух недель он ощущал это каждый день: некомфортная, жгучая тяжесть в мышцах преследовала его как солнечными днями, так и длинными бессонными ночами. Что-то было не так. Мама водила очевидно нездорового мальчика к врачу, отвозила в город, но обследования не давали результата. Врачи говорили – ваш сын растет. Это пройдет.

И оно прошло.

Всего через пару дней после первого здорового сна Елисея, учитель музыки открыл кружок по игре на гитаре, а обеспокоенная мама и консервативный папа спокойно отправили туда единственного сына. Купили ему все необходимое для учебы, а через пол года, на десятый День Рождения, подарили акустическую гитару. Юному музыканту было непросто на ней играть из-за возраста и размеров тела, но осваивание инструмента шло на удивление быстро, будто знания уже были даны Елисею, от него требовалось только вспомнить.

Глава 5

В какой-то момент жизнь начала стремительно меняться. Елисей так глубоко погряз в новом увлечении и счастливом детстве, что не заметил, как родители развелись. Он до последнего не видел проблемы в их общении, и, возможно, будучи взрослым человеком, был благодарен за это, но тогда все произошло слишком быстро и резко.

- Елечка, солнышко, - ласково обратилась мама, сидя за кухонным столом. Белая тканевая скатерть, старенькая, но ухоженная, занимала круглую столешницу. Пахло пирогами с капустой, Елисей терпеть их не мог, но тогда совершенно не замечал тошноты от кислой вони вперемешку с ароматом сладкого домашнего теста. Боковым зрением уловил небольшое движение: тонкие руки матери неустанно терли друг друга в попытке успокоить тревожный разум. Папа же внушительной горой сидел неподалеку, на равном расстоянии между бывшей женой и сыном, бесстрастно следя за ходом разговора. Украдкой глянул на подростка, сжал челюсть – тот будто не слышал, о чем ему говорят.

- Елисей, - громко одернул.

Серые глаза медленно переползли от скатерти на его лицо.

- Ты слышишь, что говорит мама?

- Да.

- С кем ты останешься?

Вместо поспешного ответа, мальчик отвернулся к окну. Было снежно. Сощурившись, попытался разглядеть, что жует резвая дворовая собака, и сразу поджал губы от осознания ситуации - отключиться от тревоги не получается. Он хотел остаться дома с ними обоими, чтобы все было, как раньше.

- Если хочешь, можешь жить неделю со мной, а потом приезжать на неделю к папе в деревню,- предложила мама. Тон ее голоса делал Елисея безоружным. Она была мягкой, кроткой женщиной, совсем безобидной, как щенок.

- А в школу ему как ходить? – не принял такой вариант отец. – Пусть выбирает, с кем останется, а на каникулы или выходные к другому приезжает. Если что, сам возить буду и забирать.

К моменту развода Елисей стал достаточно взрослым, чтобы заглядывать немного наперед. Дом папа строил сам, он прожил в этом селе почти всю свою жизнь, оставлять участок не хотел. Значит, жизнь с ним будет почти такой же, как и раньше, только без мамы.

А вот мама собралась переехать в завещанную ее родителями городскую квартиру. Она - коренная москвичка, познакомилась с папой в колледже, история их любви банальна и скучна. Может, потому, прожив в браке пятнадцать лет и родив лишь одного ребенка, они приняли такое решение.

Подросток опустил глаза на гитару, спрятанную в черном чехле. Еще не успел унести в свою спальню после репетиции, с порога его сразу усадили за стол переговоров. Ошарашенный информацией, он на мгновение позабыл обо всем, но теперь пришло время собраться.

- С мамой, - кинул Елисей, не успев даже как следует сформировать мысль. Игла уже кольнула сердце, заставила его почесать грудь основанием ладони. – Я с мамой останусь.

Женщина слишком облегченно выдохнула. Папа кивнул. Даже если расстроился – не подал вида, только настоял, спустя короткую паузу:

- Захочешь приехать – маякни, я заберу. У тебя тут друзья все-таки.

- Ага, - бездумно протянул мальчишка, поднимаясь. Взял инструмент, пошел по коридору в спальню. Уже держась за ручку двери, уточнил. – Мам, вещи собирать?

- Да, - коротко ответила она. – Сам справишься?

- Конечно. Все брать не буду, тут половину оставлю, все равно приезжать потом, - объяснился, сам не понимал, почему. Может, хотел обнадежить отца, может, убедить себя, что даже после разъезда у него все еще будет полноценная семья и оба родителя.

Когда на кухне стало тихо, родители переглянулись. Мама уложила острый подбородок на изящную ладонь, а отец почесал обросшую щеку сухими мозолистыми пальцами. Долго молчали, пытаясь понять, как расценивать такую реакцию единственного ребенка.

- Может, сейчас съездим, с документами разберемся? Я сразу тебе за долю дома деньги заплачу, завтра чтобы без беготни? – предложил мужчина.

Бывшая жена согласно кивнула.

- Да, давай. По времени они еще работают, как раз успеем.

Когда мама постучалась в дверь, Елисей не сразу обратил на это внимание.

- Еля? Елечка? Мы с папой поедем по делам, звони, если что, ладно?

- Да.

Когда раздался хлопок, означающий, что оба родителя покинули дом, он продолжил сидеть на месте. Гитара стояла, небрежно прислоненная к дивану, а подросток смотрел на закрытый шкаф и дорожную сумку, лежащую в пыли наверху. Затем на стену, увешанную плакатами, на разрисованные, перечеркнутые страницы блокнотов с неловкими набросками первых песен, на спортивные грамоты и фото друзей. На свой телевизор и старенькую игровую приставку, обклеенную наклейками от жвачки, первый компьютер, баскетбольный мяч, скейтборд, ролики, витражные пластины, привязанные к люстре – от них по потолку ползли разноцветные блики. Наверное, именно в этот момент в нем что-то впервые дрогнуло.

Если ты богат, знаменит, тебя все любят и никто не откажется. Ты сам решаешь, куда едешь и зачем, сам платишь, сам распоряжаешься своей жизнью.

Елисей все еще не осознавал, что проводит в этой комнате последние сутки, но почему-то испытывал неимоверную тоску. И злость.

Ощущал, как покрывается пылью вместе со своей спальней. Спокойствие родителей многое давало ему, кроме понимания, почему. Почему они развелись? Почему поступают так с ним?

Неужели, если молчат, он сам в этом виноват? Мама точно промолчала бы, чтобы не расстраивать. Но папа?

Папа бы тоже не сказал, он все еще любит маму. И его тоже любит. Не смотря на внешнюю легкость, Елисей многое замечал и знал наверняка, что инициатором развода являлся не бывший отец семейства – у него были очень традиционные, патриархальные, даже, возможно, подавляющие взгляды на этот счет.

Елисей собрал некоторую одежду, упаковал свои записи, плакаты, сложил только самое важное из личных вещей. Вместе с мамой они посетили школу, чтобы забрать бумаги и сдать учебники. Конечно, середина года – не самое лучшее время для перевода в новое учебное заведение, но парень не спорил, ему вдруг стало безразлично. Классная руководительница и одноклассники выражали большую печаль по поводу его ухода, друзья обязали приезжать на каникулы, всем вокруг не хотелось отпускать обаятельного и талантливого мальчишку.