Неожиданное Рождество

Глава 1

Джордан Брэннинг всегда считал абсурдным то, что Рождество стало самым важным праздником в мире, и подготовка к нему начиналась едва ли не сразу после окончания лета. Но что больше всего выводило его из себя, так это неизменность рождественской музыки. Казалось, никто уже не способен написать что-то новое, и куда бы он ни отправился, его преследовали одни и те же мелодии, которые звучали с самого детства. Он слышал их столько раз, что они ему опротивели. И дело было не в том, что Джордан совсем не любил музыку, но её бесконечное повторение сделало для него Рождество невыносимым. Его сестра Бриджит, напротив, была в полном восторге от этих мелодий. В её плейлисте всегда находились песни для каждого дня праздников, и стоило закончиться "Ночи костров", как она начинала ставить рождественские хиты. Джордан же не понимал, как можно каждый год слушать одно и то же и при этом не устать.

Даже сейчас, прогуливаясь по тусклой центральной улице маленького городка Кордон Вэлли, Джордан не мог избавиться от доносящихся отовсюду знакомых мотивов. Каждый раз, когда кто-то открывал дверь магазина или кафе, до его слуха долетали звуки рождественских песен, которые он знал наизусть. Они были как старые шрамы, которые уже невозможно стереть. Джордан проклинал себя за то, что не взял наушники, и изо всех сил старался не обращать внимания на музыку, которая звучала как монотонное зимнее песнопение, пока он шагал по посыпанному солью тротуару.

Небо над улицей было совершенно черным, как смоль, хотя было только половина пятого вечера. Серебристые уличные фонари мягко мерцали, отбрасывая свет на однотипные витрины и окна, украшенные к празднику. На тонких нитях гирлянд свисали красные и зелёные огоньки, а наклейки с изображениями оленей весело плясали на стёклах магазинов. Искусственные ёлки разных оттенков выстроились вдоль улицы: от тёмно-зелёных, почти реалистичных, до вызывающе розовых. Джордан не мог понять, что общего у Рождества с ярко-розовой ёлкой, но это было ему безразлично. Он засунул руки в карманы своего пальто и старался не смотреть на витрины, каждая из которых раздражала его своим чрезмерным блеском и навязчивой праздничной атрибутикой.

Холод стоял невыносимый. Джордан даже не помнил, когда ему было так зябко в последний раз: свирепый ветер пронзал его словно лезвие, оставляя за собой лишь ледяную пустоту, которая проникала до самого сердца. Он потуже затянул объёмный шерстяной шарф, натягивая его на рот, жалея, что не взял шапку. В отличие от сестры, его голова не могла похвастаться густыми волосами, которые могли бы защитить его от мороза. Он явно не ожидал, что холод так резко ударит, как только солнце спрячется за горизонт. Хотя было всего около шести вечера, казалось, что на улице раннее утро — когда роса ещё лежит инеем, и мир окутан тусклым зимним сиянием.

Джордан вздохнул, когда подошёл к угловому магазинчику на краю улицы. Он взял корзину из стопки у входа и внутренне приготовился к очередной порции рождественских песен, которые заполнили и этот супермаркет. Магазин был дорогой, но его главное преимущество заключалось в том, что он находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Это было удобнее, чем ехать в крупные, но более бюджетные магазины, расположенные на окраине городка. До них было тридцать минут на машине, а "Кордон Вэлли Конвиньенс" находился прямо на конце центральной улицы.

Держа корзину в руке, Джордан тёр руки от холода и добавил перчатки в свой мысленный список покупок — список, который всё время только рос. Два месяца назад его жизнь круто изменилась: от уединённого, но вполне сносного существования, которое длилось с момента окончания школы, он перешёл к жизни с сестрой под одной крышей. И хотя это решение было временным, Джордан не мог сказать, что полностью привык к новым условиям.

Жизнь с сестрой под одной крышей привнесла в повседневность Джордана немало изменений, одно из которых касалось покупки продуктов. Теперь он отвечал не только за себя, но и за Бриджит, а она могла есть как лошадь. Практически каждый раз, когда они разговаривали, она что-то жевала, но её страсть к бегу, казалось, компенсировала её огромный аппетит. Джордан же, напротив, мог настолько увлечься своими делами, что забывал поесть. В его прежней жизни холодильник был заполнен лишь самым необходимым: в шкафах лежали макароны и баночки с соусами, которые он мог быстро смешать с небольшим количеством мяса и поужинать. Это его вполне устраивало, пока он жил один.

Но с Бриджит этот минимализм не прокатывал. Она составила для брата длинный список продуктов, и Джордан был почти горд тем, что умудрился запомнить его без записи. Теперь в его обычных походах за покупками было куда больше пунктов, чем раньше: свежие овощи, фрукты, разнообразные закуски и, конечно же, ингредиенты для её фирменных блюд, которые она готовила по выходным. Вся кухня наполнилась жизнью и новыми запахами, но Джордан никак не мог привыкнуть к такому объёму еды. Сегодняшний поход в магазин был частью новой рутины.

Когда он шел по дальнему проходу магазина, его телефон внезапно зажужжал в кармане. Пришлось поставить корзину на пол, чтобы достать устройство. Его замерзшие пальцы никак не слушались — экран упрямо не реагировал, и лишь после нескольких попыток он смог увидеть на экране лицо своей сестры. Как Бриджит это сделала, он так и не понял.

— Что случилось? — выдавил он, наконец-то приняв звонок и спрятав свободную руку в подмышку для тепла.

— Эй, ты всё ещё в магазине? — спросила Бриджит. В её голосе слышался характерный приглушённый тон, который неизменно сопровождал все её разговоры во время еды. Из трубки доносились шорохи, словно она жевала что-то хрустящее.

Глава 2

К тому моменту, когда они выехали из больницы, движение ухудшилось, и вскоре они застряли в пробке. В итоге двадцать минут пути превратились в сорок пять, пока они, наконец, не проехали мимо приветственного знака с надписью «Долина Кордон», на котором гордо сообщалось о побратимских отношениях с какой-то немецкой деревушкой. Джордан посмотрел на Эйвери. Она прислонилась головой к окну автомобиля, её рот был слегка приоткрыт — она дремала. Он старался вести машину аккуратно, избегая ям на дороге, которая отчаянно нуждалась в ремонте.

Лишь когда машина остановилась у дома №105, Эйвери пошевелилась, протёрла глаза и зевнула.

— Боже, неужели я заснула? — спросила она, прокашлявшись, чтобы прочистить горло, и посмотрела в окно на свой дом.

— Да, — усмехнулся Джордан. — Вообще-то, примерно полчаса назад.

Когда он впервые заметил, что она уснула, он убавил громкость радио, и с тех пор оно играло тихо, лишь слабым фоном, перекрываемым шумом двигателя и стуком шин по дороге. Ему даже больше нравилось, когда радио звучало именно так — едва слышно, словно музыкальное эхо в ночной тишине.

— Извини, — сказала девушка, отстёгивая ремень безопасности. — В моём положении иногда так трудно заснуть. — Она снова зевнула, и Джордан вышел, чтобы помочь ей выбраться из машины.

Он отметил, что ему повезло: благодаря её сну им удалось избежать неловких разговоров, а также шанса, что он мог бы опозориться.

— Нет, всё в порядке. Хотя ты очень тихо спишь. Это немного сбивает с толку.

Эйвери рассмеялась, протягивая ему руку, чтобы он помог ей выйти из машины, и осторожно наступила на повреждённую лодыжку.

— Это только потому, что я нахожусь в вертикальном положении, — сказала она, тяжело вздохнув, когда встала на ноги, крепко держась за руку Джордана. — Последние четыре месяца или около того я храплю, словно товарный поезд.

Он повёл её к двери. В этот момент Эйвери порылась в карманах и обнаружила, что они пусты.

— Чёрт, — сказала она. — У меня нет ключа.

— О! — нахмурился Джордан. — Есть другой способ попасть внутрь?

— Да. Задняя дверь открыта, — ответила девушка, отпуская его руку и со вздохом прислоняясь к передней двери. — Ты не возражаешь?

— Нет, конечно.

Он обошёл дом сбоку, пока не подошёл к задней двери и толкнул её локтем. Ему не понравилось, как легко он попал в дом Эйвери. В городке было довольно спокойно, и редко происходило что-то из ряда вон выходящее, разве что пропажа кошки. Но, тем не менее, это не повод так рисковать. Сам он был жутким параноиком и никогда бы не оставил запасной ключ снаружи. Когда Бриджит переехала к нему, он первым делом велел ей всегда держать ключ при себе и следить за тем, чтобы двери были заперты, даже когда она была дома. Она только посмеялась и сказала, что у него проблемы с доверием, но сделала всё, как он просил.

Включив первый попавшийся выключатель, он увидел, что находится на кухне Эйвери: на столе стояло несколько нераспечатанных коробок, а в раковине — несколько тарелок. В этом месте не было и намека на её индивидуальность; голые стены и неухоженная посуда никак не отражали её характер. Джордан с удивлением обнаружил, что немного разочарован. Когда он нашёл коридор, на стенах всё ещё не было ни одной фотографии или картины. Он открыл входную дверь, и Эйвери, потеряв равновесие, ввалилась в дом, ударив его плечом в грудь.

— Чёрт! Прости, — сказал он, поймав её за локоть. — Тебе лучше запереть заднюю дверь. Я знаю, что здесь довольно безопасно, но не думаю, что стоит рисковать.

— Я знаю, знаю, — ответила Эйвери. Она захлопнула входную дверь, и замок автоматически закрылся. — Я просто всё время забываю и постоянно теряю ключи. Так что это удобно. Но, да, я знаю, что я — мишень, — она посмеялась над собой, ухватившись за Джордана, используя его как опору, чтобы дойти до гостиной, где она опустилась на диван. — Сейчас мне требуется сорок минут, чтобы пройти пару километров пешком и целая минута, чтобы встать.

— У тебя есть хорошее оправдание, — сказал Джордан. — Я не имею в виду, что ты ленивая или что-то в этом роде. Я хочу сказать, что ты вынашиваешь человека. И это впечатляет.

— Скорее пугает, — сказала она, на мгновение расширив глаза, а затем её выражение лица смягчилось. — Не хочешь остаться выпить? К сожалению, у меня нет алкоголя, но есть чай и кофе.

Джордан на мгновение задумался, затем кивнул:

— Эм, да. Было бы здорово.

Эйвери попыталась встать, но он поднял руку, чтобы остановить её, и девушка закатила глаза.

— Мне нравится, что ты хочешь помочь, правда, но ты не знаешь, где что находится, — сказала она. — Дай мне руку, и я тебе покажу.

Он согласился, снова помогая ей подняться на ноги, и она заковыляла на кухню, где со вздохом прислонилась к столу. Джордан не мог избавиться от чувства вины, сколько бы она ни твердила, что это не его вина, и в своей неуклюжести она винит только себя.

— Чашки в верхнем шкафу, в том, что справа, — она указала в нужном направлении, и Джордан, следуя её жесту, достал пару кружек разного размера. — Молоко в холодильнике, а чай и кофе — сбоку.

Джордан нашел пустой чайник, наполнил его водой и поставил кипятиться, а затем стал искать чайные пакетики:

Глава 3

Джордан проснулся в шесть утра, почувствовав, как матрас со скрипом прогнулся рядом с ним, когда Дюк поднялся, потянув лапы, скулёжно зевнув. Пёс с грохотом спрыгнул с кровати, и Джордан со вздохом перевернулся на спину, приложив руку ко лбу и медленно представляя себе грядущий день. Шесть дней до Рождества. Эта мысль первой пришла ему в голову, и сердце его упало в желудок, как кирпич на землю. За эти шесть дней ему предстояло помочь беременной незнакомке, которая едва могла ходить. В течение этих шести дней он должен был столкнуться лицом к лицу со всеми рождественскими атрибутами, которые он так ненавидел.

Он сам был виноват, и знал это. Он предложил свою помощь отчасти для того, чтобы облегчить свою совесть, а отчасти, чтобы помочь человеку в беде. Джордан не был уверен, какая из этих частей преобладала, но знал, что Бриджит была неправа. Это был его долг — помочь Эйвери, а не просто проявление мимолетной влюбленности. Он отнял у неё свободу, убеждал он себя, и самое меньшее, что он мог сделать, — это вернуть её обратно.

Подавив зевок, он выбрался из постели и направился в ванную, отказавшись включать свет, пока на улице ещё царила тьма. Джордан по натуре был «ранней пташкой» и не возражал против того, чтобы вставать до восхода солнца, но свет в ванной слишком слепил, поэтому он предпочел обойтись без него во время утренних процедур. Когда он чистил зубы, то услышал, как Дюк расхаживал по коридору в ожидании утренней прогулки.

Сегодня Джордан был подготовлен: внизу его ждали шапка, перчатки Бриджит, шарф и пара относительно новых резиновых сапог, чтобы роса не просочилась в носки. Он усвоил урок прошлым вечером, когда перед сном снял влажные носки и обнаружил, что пальцы на ногах стали холодными и сморщенными. Тогда он был слишком отвлечён ситуацией, чтобы думать о мокрых ногах.

В шесть двадцать Джордан застегнул пальто до самого горла, завязал шарф узлом, натянул плотную шапку, чтобы прикрыть уши, и напялил резиновые сапоги поверх пары длинных носок, в которые заправил штаны от спортивного костюма. Он последовал примеру Дюка и приготовился сражаться с холодом, который усилится, как только он откроет входную дверь: на этот раз он не собирался рисковать.

Вокруг не было ни души. В городке стояла тишина, когда они с Дюком шли по тротуару, и взгляд Джордана задержался на доме Эйвери, когда они проходили мимо. Все занавески были задернуты, и через них не пробивался свет. Ему показалось, что она спит. Скорее, он надеялся на это: прошлой ночью она выглядела так уставшей, что Джордан предполагал, что девушка позволит себе отдохнуть. Едва заметная улыбка появилась на его губах, но затем в его сознании возникла Бриджит, и Джордан постарался избавиться от этой мысли, представив, как она отчитывает его за попытку подружиться с Эйвери. Хотя он почти не видел сестру с тех пор, как уехал из дома, казалось, она все еще знала его, как свои пять пальцев.

Единственная проблема долгих прогулок перед рассветом, когда вокруг никого не было, а небо оставалось темным и пасмурным, заключалась в том, что это давало Джордану слишком много времени на раздумья. Он был склонен теряться в собственных мыслях, погружаясь в лабиринт своего разума, пытаясь пробиться через минное поле воспоминаний, которые неожиданно всплывали в его памяти. Несмотря на то, что ему нравилось одиночество и он наслаждался собственной компанией, иногда он чувствовал, что его разум истощен. В моменты умиротворения наедине с самим собой его бомбардировали обрывки мыслей — словно газетные вырезки, порхающие в сознании до тех пор, пока полностью не захватывали его. Он никак не мог пробраться через груды этих беспорядочных воспоминаний.

Словно почувствовав, что Джордан застрял в своих мыслях, Дюк с лаем побежал за палкой и, вернувшись, бросил её к его ногам. Джордан наклонился, чтобы бросить палку, целясь в то место, которое мог разглядеть в тусклом свете. Светало. Горизонт постепенно становился светлее, хоть всё ещё оставался радужно-серым. Дюк помчался за палкой, как типичный пес, любящий играть в «принеси». В детстве у Джордана был лабрадор, который не проявлял никакого интереса к подобным играм, за исключением редких погонь за белкой.

— Хороший мальчик, — сказал Джордан, когда палка снова приземлилась у его ног. Он бросил её немного дальше, чтобы утомить Дюка на весь день.

Если ему предстояло помогать Эйвери, то Дюк не получит столько нагрузки, как обычно: частенько в перерывах между своими ежедневными прогулками он сопровождал Джордана по городу или, по крайней мере, имел доступ в сад за домом. Джордан мысленно отметил, что нужно нанять Бри в качестве няньки для Дюка на день. Её присутствие было бы весьма кстати.

Джордан даже не заметил, что оставил свой телефон дома. И к тому времени, как он вернулся, прошло почти два часа. Поля вокруг долины Кордон простирались на многие километры, и у Дюка хватало энергии, чтобы бегать часами. Погружённый в свои мысли, Джордан позволил ногам работать на автопилоте. В восемь пятнадцать он отпер входную дверь и впустил собаку в дом. Большая часть городка всё ещё дремала. Теперь в доме Эйвери горел свет, но на телефоне не было никаких сообщений.

— Эй! — позвала Бриджит из кухни. Джордан наступил на каблуки резиновых сапог, чтобы снять их, сунул перчатки в карманы пальто и направился на голос сестры. Она сгорбилась над кухонным столом с большой миской хлопьев перед собой и десертной ложкой в руке. — Где ты был?

— Гулял с Дюком, — сказал Джордан, снимая шляпу и вешая её на батарею, чтобы высохла.

Когда он подходил к дому, на улице начался ливень, который не предвещал ничего хорошего.