Я едва держусь на ногах, плетясь домой после очередной адской смены в больнице. Кажется, что каждый шаг даётся мне с трудом. В руках два огромных пакета, их вес тянет вниз так, что плечи уже немеют. Они будто живут своей жизнью, покачиваются, впиваясь в пальцы пластиковыми ручками, словно издевательски напоминая о моём вечном никому ненужном оптимизме.
И зачем я столько набрала? Ах да, потому что я уже в магазине решила, что могу всё. Героиня. Мать Тереза с тяжёлой артиллерией из молока, макарон и этого идиотского салата с зеленью, который Серёже каждый раз просит, но ни разу не доел.
К подъезду подхожу, словно к оазису в пустыне. Поднимая взгляд, замечаю двух мужчин в строгих костюмах, которые стоят у входа. Их выражения лиц — холодные, безэмоциональные — заставляют желудок сжаться в маленький болезненный узел. Они стоят неподвижно, словно статуи, и что-то тихо обсуждают. Но при моем приближении замолкают, смотря на меня волком.
На мгновение останавливаюсь, тоже бросая в их сторону настороженный взгляд. Они явно не просто так трутся возле подъезда. Ждут кого-то? Но кого или чего?
Неужели к нам в соседи затесалась какая-то большая шишка?
Решаю не задерживаться, делая вид, что меня это вовсе не волнует. Не мое это дело, в конце-концов. Прохожу мимо, стараясь выглядеть уверенно, но чувствую, как их взгляды сверлят спину. С пакетами в руках я, наверное, напоминаю санитарку, размахивающую ведрами. Громкое эхо моих шагов, кажется, заполняет весь двор.
Кое-как поднимаюсь по лестнице, и вот она — наша дверь. Но что-то не так. Уже с первого взгляда понимаю: она чуть приоткрыта. Ощущение, словно в животе вдруг образовалась ледяная дыра. Мы с Серёжей всегда запираем дверь. Хорошо, ладно, я запираю. Он вечно бросает ключи где попало. Но чувствует мое сердце (или что пониже), что на этот раз дело не в его небрежности. Что-то здесь, определенно, не так. В голове пульсируют тревожные мысли, но я словно в ступоре.
Глубоко вдыхаю и тут же морщусь. Пахнет сигаретами. Резкий, едкий запах. В нашей квартире? Да быть такого не может. Серёжа ненавидит запах сигарет. Его антиникотиновая проповедь звучала уже тысячу раз, и её смысл я выучила наизусть. А тут... этот запах, как сигнал тревоги, пробирается под кожу.
Что происходит?
Я шумно выдыхаю, пытаясь успокоиться, но сердце бьётся так, будто хочет выбить мне рёбра изнутри.
Набравшись смелости, захожу в прихожую, стараясь двигаться тихо. Ставлю пакеты на пол. И. Тут меня будто оглушает. Из глубины квартиры, скорее всего из гостиной, доносится мужской голос. Низкий, холодный, как металл, острый, словно лезвие. Он говорит чётко, с нажимом:
– В жопу себе засунь свои отговорки. Я еще раз спрашиваю. Где. Мой. Товар?
– Владислав Олегович, я тебя и твоих людей не подводил. Правда! Просто груз застрял на таможне… Это временно. Дай пару дней, я всё улажу. Клянусь…
Второй голос принадлежит Серёже. Но звучит он совсем не так как обычно. Мой парень никогда и ни перед кем так не блеет. Напротив, всегда говорит уверенно и немного даже нагловато. Но сейчас…
Я замираю, обдумывая то, что услышала. Кто вообще такой этот Владислав Олегович? И о каком грузе идет речь? Причем здесь вообще таможня?!
Театр абсурда, не иначе. Неужели мой Серёжа, который не может за аренду квартиры на пополам нормально скинуться, ввязался в неприятности? Такое даже в голове не укладывается. Обычно он проводит целые дни за компьютером, едва зарабатывая на карманные расходы. А тут какие-то "грузы" и "таможни". Да он же вечно сидит на моей зарплате и ест мою еду!
Какого чёрта?
Я хочу войти и всё выяснить, но ноги будто приросли к полу. Внутри борются два чувства: желание ворваться в комнату и потребность остаться в тени, узнать больше, собрать все кусочки этой жуткой головоломки. Делаю шаг вперёд, но так осторожно, будто любое неловкое движение может создать эффект домино. Сердце колотится, как барабан на параде, руки холодеют. Что же мне делать? Вмешаться или подождать, когда они договорят?
Так и застываю в межкомнатном проходе, у приоткрытой двери, нерешительно пялясь на спины ведущих столь странный диалог. К счастью, они меня не замечают.
Голос незнакомца — теперь уже явно хищный, с нотками насмешки — продолжает:
– У тебя нет вообще времени. Мне нужен груз здесь и сейчас. Собирайся.
Серёжа, в целом не сильно обладающий выдержкой, мгновенно теряет остатки самообладания. Он заикается, что-то бессвязно бормочет, а потом… Боже, я не верю своим ушам.
– Я могу дать гарантии, что не сольюсь, – выдавливает он из себя с какой-то странной, обречённой храбростью. – Возьми мою девушку. Аню. Я же не подставлю любимого человека. Если через два дня груза не будет, тогда…
Мир вокруг меня переворачивается, словно кто-то выбил почву из-под ног. Он только что назвал моё имя. Предложил меня в качестве… гарантии? Это шутка? Кошмар? Сердце стучит где-то в горле, дыхание становится поверхностным.
– Девушка? – протягивает Владислав, растягивая слово, как хищник, играющий с добычей. – Ты меня за долбоеба держишь? Думаешь, я ведусь на такие подачки? Бабы мне в бизнесе не помогут. А шлюху я себе и сам снять могу.
Я хочу выдохнуть, но не успеваю. Серёжа — о, этот неисправимый идиот! — вместо того чтобы заткнуться, решает удвоить свои усилия.
– Нет, ты не понимаешь. Анька — идеальная. Ты, как только вы познакомитесь, сразу поймешь это. Она не только красивая, но и умная. Очень умная! Она даже диплом красный получила! Это просто находка, понимаешь? И к тому же… – Серёжа запинается, судорожно выдавливая из себя слова. – Она… э-э… послушная.
Хватаюсь за косяк, потому что мир подо мной буквально рушится. Это что вообще такое? Он только что рекламировал меня, как холодильник? Кровь начинает закипать, и я чувствую, как гнев накатывает лавиной.
Владислав Олегович на секунду замолкает, а потом слышится гулкий смех — такой, от которого мурашки бегут по коже.
– Вы оба точно не в себе! – кричу я, чувствуя, как моё лицо заливает жаром. Я больше не смотрю на Владислава — боюсь, что если встречусь с ним взглядом, то ноги подкосит. Вместо этого всё моё внимание сосредоточено на Серёже. – Никто не имеет права принимать за меня такие решения! Никто!
Слова звенят в воздухе, но они словно разбиваются о невидимую стену. Меня никто не слушает. Или просто не хотят слушать.
Владислав делает шаг вперёд — медленно, плавно. Неотвратимо. Его уверенность пугает. Взгляд скользит по мне, оценивающе и слишком холодно. Я ощущаю себя мышью под взглядом ястреба. Он не торопится, будто заранее знает, что некуда сбежать. Словно я уже его, независимо от того, что скажу или сделаю. Серёжа же, как по привычке, сжимает плечи и отступает назад, будто всё это его уже не касается.
Я, напротив, пытаюсь отступить, но за спиной холодная поверхность двери, которую я сама же и захлопнула ранее. Моё дыхание становится частым, прерывистым, словно мне не хватает воздуха. Паника нарастает, но я заставляю себя сделать глубокий вдох.
– Ещё слово, и я тебе в рот кляп засуну, – бросает Владислав. Его голос низкий, хрипловатый, в нём звучит угроза. Она настолько явная, что у меня по спине пробегает ледяной холодок. Я слышу стук своих зубов от напряжения, но заставляю себя стоять прямо, хоть колени и дрожат.
– Это всё… какая-то ошибка, – пытаюсь возразить, собрав все свои силы. – Вы не можете просто взять и забрать меня. Это противозаконно, это…
– Закон здесь устанавливаю я, – грубо перебивает он. Его слова обрушиваются, как молот. Он отмахивается от моих протестов, будто это назойливое жужжание комара. – Ты идёшь со мной.
– Нет! – выкрикиваю я, стараясь вложить в этот крик всю ярость и отчаяние, которые переполняют меня. Но он уже сделал шаг ко мне. Я вжимаюсь спиной в дверь, чувствуя себя полностью загнанной.
Его рука резко обхватывает моё запястье. Хватка крепкая, как сталь, из неё невозможно вырваться. Но я все равно пытаюсь это сделать. Дёргаюсь изо всех сил, чувствуя, как ногти впиваются в его кожу. Но он не реагирует. Его лицо остаётся бесстрастным, а взгляд — холодным.
– Отпустите! – кричу, брыкаюсь, но он даже не замечает моего сопротивления. Моё запястье горит под его хваткой, но я всё равно пытаюсь вырваться. – Вы не имеете права! – продолжаю, хотя голос уже срывается на отчаянный визг.
– Заткнись, – бросает он. Голос звучит тихо, почти лениво, но в этих словах столько холода и угрозы, что я замираю. Мой взгляд встречается с его, и меня будто пронзает током. – Ты создаёшь слишком много шума. Нам пора.
Я пытаюсь снова дёрнуться, но он легко отодвигает меня от двери и, о, ужас, поднимает, перекидывая через свое плечо, словно я ничего не вешу. Это унизительное чувство — потерять контроль над собственным телом. Мои ноги теряют опору, а гнев и страх смешиваются в комок внутри меня. Я кричу, бью его кулаками по спине, пытаюсь укусить, но всё это бесполезно. Он не обращает на меня ни малейшего внимания.
Серёжа же… просто стоит. Я успеваю заметить, как он бледнеет ещё больше, его руки беспомощно висят по бокам, а глаза избегают встречи с моими. Пытаюсь поймать его взгляд, но он смотрит в пол, словно желая исчезнуть. Моё сердце сжимается. Он даже не пытается помочь. Он… сдался.
Ещё миг — и дверь за мной захлопывается. Всё кончено.
Меня грубо опускают на заднее сиденье машины, и я сжимаюсь в комок, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле. Владислав садится за руль с таким спокойствием, словно только что насильно не вытащил меня из моей собственной жизни. Его движения чёткие, уверенные, будто всё это часть хорошо отрепетированного спектакля.
Дверь машины за мной захлопывается, и звук этого удара заставляет меня вздрогнуть. На мгновение я закрываю глаза, молясь, чтобы всё это оказалось сном. Но нет, холод кожаного сиденья под ладонями слишком реален.
Я оглядываюсь, надеясь увидеть хоть малейшую возможность сбежать, но снаружи стоят два чёрных внедорожника. Они окружили машину, словно защитный кокон. Из них выглядывают ещё несколько мужчин в строгих костюмах, в двух из них я узнаю тех мужчин, что «сторожили» ранее у подъезда. Они даже не смотрят на меня — просто ждут. Меня охватывает чувство, будто я в капкане, выбраться из которого невозможно.
Мотор рычит, и машина трогается с места. Владислав не произносит ни слова. Его руки уверенно лежат на руле, взгляд устремлён вперёд. Его профиль чёткий, резкий, как будто высечен из камня. Тишина между нами кажется оглушающей. Я чувствую её вес на своих плечах, и от этого становится ещё страшнее.
Инстинктивно отодвигаюсь ближе к двери, прижимаюсь к стеклу так, будто это расстояние может защитить меня. Холод стекла давит на висок, но я всё равно остаюсь в этой неудобной позе. Лучше так, чем смотреть на него или пытаться что-то сказать. Каждое движение, каждый его взгляд — это демонстрация силы. Он словно подчёркивает, что теперь я — лишь часть этой машины, которая движется по его воле.
Мамочки, что же теперь со мной будет…
Спереди и сзади нас едут те самые чёрные внедорожники. Они двигаются идеально синхронно, создавая вокруг нас невидимый забор. От этой картины меня охватывает паника. Это не просто поездка — это конвой. Из этого кольца не выбраться.
Внезапно тишина разрывается его голосом.
– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Владислав, не оборачиваясь. Его тон ровный, но в нём угадывается холодная угроза. Он не смотрит на меня, его глаза прикованы к дороге, но от этого его слова кажутся ещё страшнее. Они не оставляют места для выбора.
Я вздрагиваю, не сразу находя, что ответить. Но молчать не могу, иначе это будет поражение.
– Как будто вы станете меня слушать, – звучит мой голос, тонкий, но с ноткой упрямства. Я смотрю в окно, чтобы не встретиться с ним взглядом, но мои руки сжаты в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. – Любой адекватный человек в курсе, что похищение людей — это противозаконно. Вы не имеете права меня удерживать против моей воли. И уж тем более — куда-то увозить.
Его улыбка появляется мгновенно. Едва заметный изгиб губ, но в ней нет тепла. Лёд, только лёд.
– Ты удивишься, сколько у меня прав, пташка, – произносит он с хищным спокойствием.
Его слова обжигают, словно хлыст, оставляя невидимые шрамы. Я отворачиваюсь, чувствуя, как внутри меня всё клокочет. Но это не гнев. Это страх. Глубокий, первобытный, смешанный с отчаянной попыткой сохранить достоинство.
Глядя в окно, я пытаюсь найти хоть какую-то опору. Но мысли не отпускают. Я сама виновата, что оказалась здесь. Все из-за меня и моей невнимательности. Если бы только не тот случай, что произошел несколько месяцев назад…
Несколько месяцев назад
Девчонки с работы устраивают мне сюрприз на день рождения — дарят сертификат в модные термы. Они уверяют, что это поможет мне расслабиться, отдохнуть от работы и Серёжи. Я улыбаюсь, киваю, но в глубине души сомневаюсь. Тёплая вода и пар? Конечно, приятно. Но мой мозг шепчет: «Лучше бы вы дали мне пару лишних часов сна».
Но подарок уже сделан, отказываться как-то некрасиво. Поэтому, разглядывая цветастый буклет с фотографиями роскошного места, я вздыхаю и решаю попробовать.
Термы оказываются действительно шикарными: приглушённый свет, тёплый запах эвкалипта и воды, мягкие кресла, огромные зелёные растения. Будто я попала в оазис, специально созданный для того, чтобы забыть о суете и проблемах.
Прохожу в раздевалку, обматываю себя мягким махровым халатом, чувствуя себя как в коконе, беру полотенце и отправляюсь искать бассейн. Коридоры здесь длинные, как в каком-то лабиринте. Таблички на дверях вроде помогают, но надписи на них слишком общие, и я начинаю сомневаться, куда идти.
Так недолго и топографический кретинизм заработать!
Свернув за угол, натыкаюсь на массивную дверь с табличкой "Релаксационная зона". Отлично! Наверное, это то, что мне нужно. Я толкаю дверь и захожу внутрь, представляя себе уютный зал с массажными креслами или джакузи.
Но вместо этого оказываюсь в небольшой комнате с мягким, интимным освещением. В углу стоит массажный стол с аккуратно сложенным полотенцем, а вдоль стены выстроились бутылочки с маслами.
– Извините, это... – начинаю я, но мой голос пропадает, когда из-за ширмы выходит мужчина.
На нём такой же махровый халат, как у меня. Его волосы чуть влажные, будто он только что вышел из душа, и на лице застыло лёгкое удивление. Я замираю, невольно разглядывая его: широкие плечи, расслабленная осанка, волевой подбородок. Но больше всего цепляют его глаза – синие, пронизывающие, напоминающие небо перед самым началом шторма.
– Заблудилась, пташка? – говорит он. Его голос низкий, насыщенный, а в интонациях звучит бархатистая насмешка.
Заторможенно моргаю, осознавая, что стою посреди комнаты, как идиотка, и пялюсь на мужчину, явно не ожидавшего гостей. И что это еще за… пташка?!
– Ой, простите, я случайно! – выпаливаю я, пятясь назад. – Я... Я думала, это бассейн или...
– Или что? – его смоляная бровь чуть приподнимается, уголки губ растягиваются в лёгкой усмешке. Он скрещивает руки на груди, и его халат слегка приоткрывается, обнажая крепкую ключицу и намёк на рельефный торс. – Значит, ты просто «случайно» решили зайти без стука? Интересный подход.
– Вообще-то на двери не было предупреждений, – пытаюсь оправдаться, чувствуя, как мои щеки начинают предательски гореть.
– О, правда? – голос мужчины становится лениво-насмешливым, и он делает шаг вперёд. Я замечаю, как его взгляд скользит по мне: волосы, лицо, чуть приоткрытые ключицы. – Обычно сюда так просто не заходят. Это моя зона. Личная.
– Ваша? – переспросить мне удаётся, только когда жар смущения сменяется раздражением. – Простите, но почему тогда это не указано на двери? Я не телепат.
– Может, тебе стоит внимательнее читать таблички, – усмехается он. Его тон слишком расслаблен, чтобы быть приятным.
– Может, вам стоит установить замок, – бросаю я в ответ, пятясь к двери. – Чтобы посторонние не могли так легко зайти.
Уголки его губ слегка приподнимаются, как будто он искренне наслаждается происходящим. Влажные волосы неровными прядями падают на лоб, блестя в мягком свете комнаты. Его поза — расслабленная, почти ленивое притворство, но в ней есть что-то глубоко хищное. Этот мужчина выглядит так, будто контролирует всё вокруг. Включая меня.
– Правда? – низким голосом переспрашивает он. – Тебя бы это остановило? Или ты просто решила сюда зайти… не совсем случайно? Как мне верить тебе, пташка? Может, ты специально сюда проникла, как и многие другие до тебя, в надежде, что мне башку снесёт от вида голой бабы?
Мои глаза расширяются от шока. Мозг закипает, как чайник, и я едва сдерживаюсь, чтобы не выпалить что-то резкое. Наглые, дерзкие, до безумия самоуверенные слова вызывают у меня всплеск гнева. И всё же я не могу отвести взгляд от этой усмешки, от того, как она подчёркивает резкую линию его челюсти.
– Вы серьёзно? – я прищуриваюсь, скрещивая руки на груди, хотя внутри меня всё бурлит. – Думаете, я настолько отчаялась, что решила здесь разгуливать в халате ради вашего внимания? Ох, не беспокойтесь, вы меня совсем не впечатляете.
Его лицо на мгновение становится жёстче, но я замечаю что-то новое в его глазах — остроту, словно лезвие ножа, и удовольствие. Он будто наслаждается тем, что я не боюсь его. Его взгляд опускается к моим губам, а затем медленно поднимается обратно, и наше молчаливое противостояние становится почти осязаемым.
– А у тебя остренький язычок, – произносит он тихо, почти интимно, а его тон заставляет меня напрячься. – Думаешь, мне будет интересно, что ты еще им можешь сделать? Или ты рассчитываешь, что я падок на дерзких шлюх, плохо косящих под невинных овечек?
Он делает шаг вперёд, и воздух между нами мгновенно накаляется. Теперь его фигура заполняет собой всё пространство, и я чувствую, как стены комнаты будто приближаются. Запах его парфюма — насыщенный, древесный, с едва уловимой пряностью — обволакивает меня. Этот аромат пробирается в голову, заставляя сердце биться ещё быстрее.
Его взгляд — прямой, тяжёлый, цепляется за каждую деталь моего лица. Он словно читает меня, и это ощущение заставляет всё внутри напрячься. Но я не отступаю.
– Слушайте, – начинаю, заставляя себя говорить ровно, – если вы привыкли, что женщины здесь сами кидаются к вашим ногам, это не значит, что все такие. Я заблудилась. Точка. И уж точно не рассчитывала встретить кого-то, кто считает себя подарком человечеству.
Его брови чуть приподнимаются, но он не двигается. Его глаза темнеют, а уголки губ дёргаются. Да он издевается!
– Ты уверена, что я позволю тебе и дальше так со мной разговаривать? – голос его становится ещё ниже, почти вибрирует в воздухе. В нём звучит угроза, но не пугающая — соблазняющая. – Это может плохо для тебя кончиться.
Делаю шаг вперёд, намеренно сокращая расстояние между нами. Наши тела разделяют буквально сантиметры, и я чувствую его тепло. Сердце колотится так быстро, что кажется, он это слышит. Но я не отступаю. Выпрямляю спину, а подбородок слегка поднимается — я не позволю ему взять верх.
– Вы хотите напугать меня? У вас плохие новости: я не из тех, кто боится. Так что, если вы решили поиграть в альфа-самца, выбирайте кого-то другого.
Его усмешка становится явной, а синева во взгляде — темнее, опаснее. Он не двигается, но кажется, что его присутствие становится физически ощутимым, будто воздух сгущается. Его глаза блестят, и я ловлю себя на мысли, что этот блеск – не просто вызов. Это интерес. Глубокий, обжигающий.
– Ты думаешь, я играю? – медленно и лениво произносит он, но от этого только страшнее. – Это не игра, пташка. Я просто говорю, как есть.
Он делает ещё один шаг вперёд. Теперь между нами не осталось ничего. Его фигура нависает надо мной, но не угрожающе — скорее так, будто он проверяет, выдержу ли я это. Дыхание чуть касается моего лица, обжигая кожу. Моя грудь с трудом поднимается от того, насколько напряжение между нами стало плотным, почти осязаемым. Его запах кружит голову, а внутри меня поднимается что-то необъяснимое: смесь гнева, ярости и непрошенного жара.
– А мне какое до этого дело? – я поднимаю голову, чтобы встретить его взгляд. – Или что? Привык, что все сдаются? Все падают в обморок от твоего голоса?
Больше не вижу смысла церемониться с этим хамом. Он мне тыкает, шлюхой обзывает, а я ему выкать буду? Ага, сейчас!
– Многие, – отвечает он, абсолютно уверенный в своей правоте. – Но ты… – он чуть наклоняется ко мне, и его лицо оказывается так близко, что я чувствую тепло его дыхания, – ты вызываешь желание проверить, как далеко ты готова зайти.
Мои ладони сжимаются в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Он опасен. Это ясно с первой минуты. Но больше всего пугает то, что я чувствую: он не просто угрожает. Он дразнит, испытывает, играет со мной как кошка с… птичкой?
Я резко выдыхаю, заставляя себя не отводить взгляд.
– У тебя явные проблемы с восприятием, – отвечаю я холодно. – Если кто-то смотрит на тебя не с обожанием, это не значит, что хочет играть в твои дурацкие игры. И знаешь что? – поднимаю на него взгляд, смотрю открыто и с вызовом. – Ты мне отвратителен.
Его глаза на мгновение сужаются, но вместо гнева я замечаю что-то иное — интерес, острый и обжигающий. Уголок его губ чуть приподнимается в хищной ухмылке. Он медленно, очень медленно поднимает руку, будто собирается дотронуться до моего лица. Его пальцы почти касаются моего подбородка, но я перехватываю его запястье прежде, чем он успевает.
– Тронешь меня — пожалеешь, – говорю холодно, сжимая его руку крепче, чем предполагала.
Он смеётся — низко, глухо, как будто я только подтвердила то, что он уже знал, как именно я отреагирую. Этот смех вибрирует в воздухе, как электричество.
Небрежным жестом отдергиваю свою руку от его, будто коснулась чего-то крайне неприятного. А следом разворачиваюсь, чувствуя, как лицо пылает, и направляюсь к двери. Но когда мои пальцы касаются дверной ручки, его голос настигает меня:
– Ещё увидимся, пташка, – бросает он. В этих словах звучит угрожающая уверенность, от которой по коже пробегают мурашки.
Я выхожу, стараясь выглядеть спокойной, хотя внутри всё горит. Его слова звенят в ушах, и напряжение между нами никак не отпускает, будто следует за мной, не оставляя шансов отдышаться.
Сейчас
Часто моргаю, резко возвращаясь в реальность. Внутри всё переворачивается. Это был он. Владислав. Тогда я думала, что больше никогда его не увижу.
Бросаю взгляд на его профиль. Линия челюсти, холодные глаза, взгляд — всё такое же, как в тот день. Он чувствует, что я рассматриваю его. Я вижу это по тому, как уголок его рта чуть приподнимается.
– Узнала? – наконец спрашивает он. Его голос ровный, но я слышу в нём нотку удовлетворения. Он знает, что я его помню. Конечно, знает.
Я не отвечаю, но моё молчание говорит громче любых слов. Владислав усмехается, и эта усмешка заставляет меня невольно сжаться. Нафига я вообще пошла в те термы?!
Повисшая тишина в машине внезапно обрывается визгом тормозов и грохотом выстрелов. Всё происходит настолько быстро, что я не успеваю понять, что происходит. Внедорожник впереди резко тормозит, я вижу, как он начинает разворачиваться, но в этот же момент раздаётся серия оглушительных выстрелов.
– Ложись! – кричит Владислав, и его голос, полный ярости и командного тона, пробивает мои уши, вытесняя панику. Он резко тянет руль вправо, машина срывается с дороги. – На пол, я сказал!
Мои руки дрожат, я цепляюсь за сиденье, не понимая, что делать, но следующий залп заставляет меня визжать. Окно рядом со мной разлетается вдребезги, осколки осыпаются на меня дождём.
Я падаю на пол машины, зажимаю голову руками, пытаясь хоть как-то защититься. Сердце колотится так, что, кажется, ещё немного — и вырвется из груди. Крики, выстрелы, визг шин. Это звучит как сцена из боевика, только я в центре этого ужаса.
Мои уши закладывает, тело трясётся, губы шепчут что-то бессвязное, больше похожее на исповедь Господу. Паника сжимает горло, слёзы текут сами по себе, и единственное, что я могу сейчас думать, – это что мне конец. Это конец. Всё. До свидания.
– Да заткнись ты уже, блять! – грубо и резко обрывает Владислав, по всей видимости, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не врезаться в какой-нибудь столб. Секундная пауза — и звук того, как он возится с чем-то под сиденьем, вызывает у меня новый всплеск паники. Он что, собрался вытащить...?
Глухой металлический щелчок. Я краем глаза замечаю, как он резко распрямляется, в руке пистолет. Настоящий. Долбанный. Пистолет.
– Ты что делаешь?! – выдавливаю я сквозь дрожь, но мой голос звучит как нечто среднее между истерикой и жалким лепетом.
Владислав, не обращая на меня ни малейшего внимания, одним резким движением открывает окно с его стороны, почти свешиваясь наружу, и начинает стрелять.
Стрелять. Из машины. По кому-то. На полном, блин, ходу машины!
– Охренеть... – вырывается у меня.
В голове тем временем крутится панический монолог: «Да что за кошмар? Кто вообще так делает? Это точно конец. Сначала нас продырявят пулями, потом размотает об какое-нибудь дерево, не иначе. Отличный план, Влад, просто блестящий!»
Грохот выстрелов оглушает, словно у меня у самого виска стреляют. Уши снова закладывает, а каждое движение машины, каждое рывковое торможение выбивает меня из последних остатков реальности.
– Падлы, жрите! – орёт Владислав, сейчас напоминая больше безумца. С таким азартом он это делает, будто наслаждается этим ужасом.
Я лежу на полу, дрожа как лист. Моя левая ладонь всё ещё прикрывает ухо, правая прижимается к груди, где бешено колотится сердце. Где-то там, за пределами нашего металлолома на колёсах, в ответ тоже палят. И почему-то, почему-то, мне приходит в голову, что одна из пуль сейчас залетит и сделает меня свободной от всей этих смертоносных приключений.
И всё равно, я жду. Того, что это закончится. Того, что мы разобьёмся. Или я проснусь. Того, что кто-то напишет в газетах: "Шишка бандитской группировки и его сообщница педиатр устроили перестрелку прямо посреди города". Того, что Владислав, гениальный стратег, наконец задумается о последствиях. Но ничего этого не происходит.
Машина рывком поворачивает, меня швыряет в сторону. Голова ударяется о что-то твёрдое, в ушах звенит, но я всё ещё жива. Это главное.
Владислав всё ещё стреляет, время от времени выкрикивая что-то матерное. Я вжимаюсь в пол, стараясь стать максимально плоской, чтобы ни одна из этих шальных пуль не попала в меня.
И вот, через несколько секунд, стрельба резко прекращается. Тишина наваливается так внезапно, что я думаю, что оглохла. Я дрожу, лёжа на полу машины, руки всё ещё прикрывают голову.
– Пронесло... – бормочет Владислав хриплым голосом. Его рука с пистолетом опускается, он откидывается на сиденье, тяжело дыша.
Что, простите? Это он называет "пронесло"?!
Я медленно приподнимаюсь, чувствуя, как всё тело ломит от напряжения. Глаза щиплет от слёз, а ладони соскальзывают с сиденья, на котором остались капли моей собственной крови. Видимо, меня поцарапали осколки стекла. Я поворачиваю голову к окну и замираю.
Две машины сопровождения… Их просто нет. Точнее, они есть, но от них остались искорёженные остовы. Капоты пробиты пулями, окна выбиты, двери распахнуты. Там явно никто не выжил. Это видно даже отсюда. Сердце сжимается, меня начинает мутить.
Я перевожу взгляд на Влада. Он сидит за рулём, всё ещё крепко сжимая руль, но его левая рука… На рукаве пиджака растекается тёмное пятно, оно становится всё больше. Он держится за предплечье, из которого струится кровь. Его лицо напряжённое, но ни одной эмоции. Только ярость в глазах.
– Ты ранен, – шепчу я, чувствуя, как голос предательски дрожит.
– А ты пиздец какая наблюдательная, – резко бросает он, не отводя взгляда от дороги. Но я вижу, как он с трудом удерживает себя в вертикальном положении. Он почти оседает на сиденье, выпуская из рук пушку, но всё равно продолжает держать машину под контролем.
Я сглатываю, ощущая, как внутри всё переворачивается. Его рана… Она серьёзная. Кровь течёт слишком быстро, и я вижу, как он сжимает её рукой, но это мало помогает.
– Остановись, ты же истечешь кровью! – почти выкрикиваю, больше не в силах сдерживаться.
– Сидеть. И молчать, – отрезает он, но голос звучит слабее. Его пальцы соскальзывают с руля на мгновение, и машину едва не заносит.
И только я собираюсь начать выражать свой протест, как авто резко тормозит. Шины визжат, меня швыряет вперёд, и я едва не ударяюсь лицом о спинку переднего сиденья. Сердце колотится так, что кажется, оно вот-вот выскочит из груди. Поворачиваю голову к Владиславу — и мне становится по-настоящему страшно. Ужасно страшно.
Он стонет, его голова опускается, будто он вот-вот потеряет сознание.
– Эй! – зову, дергая его за рукав, при это сама дрожа как осиновый лист. Паника захлёстывает, как ледяная волна. Я не знаю, что делать, куда бежать, как ему помочь. – Влад, очнись!
– А я не могу, – честно признаюсь, чувствуя, как меня затошнило только от мысли о том, что придётся лезть к ране. – Там и пуля, наверное, осталась. Я, как в Рэмбо, тебе руку штопать не буду!
– Твою мать… – он закатывает глаза, едва не теряя сознание.
– Сейчас! – я начинаю метаться, будто это поможет. Паника накрывает, но ноги сами выносят меня из машины. Я подбегаю к его двери, дёргаю ручку и распахиваю её. – Нужно тебя вытащить отсюда. Здесь, посреди дороги, я ничем не помогу!
Я кладу руки на его плечо и пытаюсь потянуть, но он даже не двигается. Его тело слишком тяжёлое, а я слишком напугана. Пытаюсь поднять. Но вот ведь кабан! Крепкий, тяжёлый, и вообще, не шевелится. Я напряглась изо всех сил, но он даже не думал мне помогать.
– Ты что, вообще не собираешься участвовать в процессе? – пыхчу я, чувствуя, как мой позвоночник начинает протестовать.
С четвёртой попытки и с явным риском получить грыжу, мне всё-таки удаётся его приподнять. Владислав недовольно стонет, но не открывает глаз. Как я его перетаскивала на заднее сидье — это нужно было записывать на видео и отправлять в какой-нибудь шоу о выживании. Мы три раза чуть не завалились, каждый раз это сопровождалось моими громкими проклятиями. Проклинала его, его семью до седьмого колена, а ещё долбанного Сережу.
– Господи, да ты весишь, как мешок с цементом! – жалуюсь я, пыхтя.
Когда мы, наконец, добраемся до двери, мне приходится буквально закидывать его на заднее сиденье. Влад категорически не хочет туда помещаться, будто сопротивляясь даже бессознательно. Всё вокруг в крови — и сиденье, и двери, и моя одежда. Я вытираю лоб, чувствуя, как пот стекает по вискам, а внутри меня всё кипит от усталости и злости.
– Да давай, давай, залезай уже! – говорю я, пихая его как могу. В какой-то момент, закрывая дверь, кажется, что-то ему прищемляю.
Он даже не подает голоса. Это меня пугает больше всего.
– Ну вот, теперь точно умер, – бормочу я себе под нос, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости.
Едва доковыляв до водительского места, плюхаюсь в кресло, хватаясь за руль, как за спасательный круг. Голова кружится, руки дрожат. Поворачиваюсь к Владу, пытаясь разобраться, дышит он или нет.
– Ты живой? – робко спрашиваю, боясь услышать тишину. И она как раз наступает. Ни слова. Ни стонов.
Пугаюсь ещё больше, наклоняюсь ближе к нему, чуть не падаю на рычаг коробки передач. Дышит! Слава богу, он дышит. Выдыхаю с таким облегчением, что чуть не плачу от счастья.
– Ну, слава богу, – говорю я, переводя дух.
Запускаю двигатель, пытаясь сосредоточиться, но руки всё ещё дрожат. Машина трогается, но через пару метров я наезжаю на поребрик. Колёса громко скрипят, машина подпрыгивает, и я чуть не влетаю головой в руль.
– Перебор… – бормочу, стискивая руль.
Поджилки трясутся, но я решаю сосредоточиться. Нельзя останавливаться и показывать страх. У меня здесь человек, каким бы плохим он ни был, истекает кровью, и если я не довезу его до какого-то безопасного места, мне это не простится. Только вот есть одно маленькое "но"… Я первый раз за рулём. Совсем первый. Ни одной учебной поездки, никаких уроков. Даже ручник в первый момент не могла найти!
Кое-как завожу авто и еду куда глаза глядят. Честно, я даже не понимаю, в какую сторону мы движемся. Машина ревёт, фары выхватывают из темноты кусты и обочину. Все мои мысли только о том, как сделать так, чтобы этот идиот не умер у меня на глазах. Сердце проваливается куда-то в пятки, руки трясутся, но я всё равно вцепляюсь в руль так, что пальцы уже немеют.
Каждый раз, когда нужно нажать на педаль, я замираю от страха. Тормоз? Газ? Как их вообще люди не путают? Всё внутри говорит мне: "Аня, брось это немедленно, ты угробишь его быстрее, чем эта чёртова пуля". Но, видимо, инстинкт самосохранения уже давно ушёл в отпуск.
И куда вообще ехать?
В больницу? Нет, даже думать об этом нельзя. Если я его туда отвезу, он точно меня прибьёт. Лично. Собственными руками. Причём сразу после того, как очнётся. А если он не очнётся... Я никогда себе этого не прощу, врач же все-таки… Жаль только, что педиатр! Все же первой помощи после перестрелки меня в институте не готовили. Где мои игрушечные машинки, крошечные пациенты с синяками на коленках и родители, которые панически требуют лекарства от соплей?
– Ну и вляпалась ты, Аня… – бормочу себе под нос, глядя на дорогу. Уж лучше бы я осталась дежурить ещё одну смену, чем оказаться здесь, с ним, с его кровью и без какого-либо плана.
Впрочем, минимальный план действий у меня все же есть: мне срочно нужна аптека, интернет и место, где можно укрыться. Пока Влад не придет в себя, я все равно не пойму делать дальше. Не очень хочется вновь случайно оказаться в самой гуще перестрелки,.
Наконец, нахожу место на обочине, где можно остановиться. Машина подпрыгивает на кочке, что заставляет меня судорожно схватиться за руль, прежде чем я включаю ручник. Благо, хоть в курсе, для чего он и как работает. Останавливаюсь, перевожу дыхание и бросаю взгляд на заднее сиденье. Владислав всё ещё лежит, голова откинута, плечо в крови. Выглядит ужасно. А я выгляжу и буду чувствовать себя ещё хуже, если он умрёт.
– Ну же, Влад, потерпи, – говорю я, больше чтобы успокоить себя, чем его. С трудом выбираюсь из машины — ноги дрожат, как у только что рожденного оленёнка, — и подхожу к задней двери.
Рывком открываю её и залезаю внутрь. Паника накатывает с новой силой, клаустрофобия машины усиливает ощущение, что воздуха становится всё меньше. Но я врач. Чёрт побери, я должна что-то сделать.
Неловко обшариваю его карманы. Это ужасно, мне стыдно, но выхода нет. Телефон есть, немного денег, карта — хоть что-то.
– Так, хоть интернет работает, – говорю я себе, хватая его телефон и снимая блок с помощью фейс-айди. С третьей попытки, но это неважно.
Лихорадочно ищу статьи про первую помощь при огнестрельных ранениях. Когда на экране появляются картинки, меня пробирает дрожь. Но я справлюсь. У меня нет выбора.
Разбудил меня стук в дверь. Сначала я решила, что это мне снится. Но стук повторяется, громче и настойчивее. Поднимаю голову со стола, на котором провела последние часы. Лицо всё мятое от собственного локтя, волосы — как у ёжика после электрического разряда. Провожу руками по щекам, пытаясь хоть как-то прийти в себя.
Сначала смотрю на Влада. Дышит ровно. Температуры, кажется, нет. Он лежит неподвижно, словно вся эта ночь ничего для него не значила. Только я тут бегала, как курица с отрубленной головой, а он теперь дрыхнет себе спокойно. Спасибо, Влад, просто спасибо.
Стук снова повторяется. Ох, ну, конечно. Если уж ты выбрала дом в деревне, жди гостей.
Встаю, ноги дрожат от усталости, но иду к двери. Открываю её, и на пороге стоит… дед. Худой, с козлиной бородкой, в цветастой рубашке, которая явно видела лучшие дни. Глаза у него горят от любопытства, но добрые. Но это не значит, что меня не накрывает паника.
Что ему надо? Узнал что-то? Заметил машину? Или слышал мои ночные монологи с диваном?
– Доброе утро, – выдыхаю я, стараясь говорить максимально спокойно.
– Доброго, – отвечает он, а взгляд его бегает по мне, по дому за моей спиной. – А вы кто?
Отличный вопрос. Сама уже не уверена, кто я после этой ночи. Но отвечаю спокойно, уверенно:
– Родственники.
Дед чуть прищуривается, глядя на меня с подозрением.
– Людочки? – уточняет он.
Я киваю, даже не задумываясь, кто такая эта Людочка. Главное — уверенно.
– А чего ставни сломали и без света сидите? – продолжает он. Любопытство так и капает с его слов.
– Муж руку поранил, не до того было, – отмахиваюсь я, как от назойливой мухи. – А ставни мне никогда не нравились. Мрачные они, вот и сломала.
Он поджимает губы, хмыкает, но явно не собирается сдаваться.
– Я электрику скажу, он к вам зайдёт. Документы-то у вас имеются? – пристаёт он, а сам косится на машину за воротами. Конечно, она-то выделяется, ещё как.
Скрещиваю руки на груди, стараясь выглядеть непробиваемой и… богатой? Да, пусть думает, что я при деньгах.
– Конечно, имеются, – отвечаю. – Да если бы не тётушка, зачем мне эта халупа была бы? У мужа машина стоит, как вся ваша деревня.
Он моргает, слегка растерянный моим напором. Кажется, я попала в точку.
– Вы уж простите, – начинает он оправдываться, почесав бородку. – У нас гости — редкость. А тут вы так неожиданно… Да и говорят всякое…
Ну, конечно, говорят. Они всегда говорят. Кто-нибудь уже точно заметил мою ночь с разбиванием стекла, сожжением ставней и моё феерическое появление в магазине.
– Меньше слушайте, – отмахиваюсь я, как хозяйка положения. – Муж с друзьями на рыбалку тут недалеко поехал. Ну, как всегда, напились. Он поранился. Куда его пьяного тащить? Вот сюда и привезла.
– Я в соседнем доме живу, – улыбается дед, показывая все свои оставшиеся зубы. Глаза у него блестят, лицо чуть порозовело. Кажется, он и сам любитель «рыбалки с друзьями». – Дрова можете у меня взять. Да и на чай заходите.
– Спасибо, – отвечаю, изо всех сил стараясь улыбнуться. – Он сейчас очухается, и мы уедем.
Дед хмыкает, ещё раз окидывает меня взглядом с ног до головы и, наконец, направляется обратно к своему дому. Я тут же закрываю дверь, чуть не подпирая её плечом, как будто это поможет от любопытных глаз.
Электрик придёт, значит. Ладно, придумаю что-нибудь. Может, скажу, что у нас проводка уникальная и никто её трогать не должен. А дед, конечно, расскажет о нас всей деревне. Но ничего, если эта история ограничится рыбалкой и пьяным мужем, уже хорошо. Глубоко вздыхаю и иду обратно в комнату.
Вхожу и сразу вижу: Влад лежит с открытыми глазами. Он смотрит на меня, и взгляд у него недовольный, тяжёлый. Ну конечно, всё слышал. Отлично.
– Ты как? – спрашиваю, стараясь выглядеть обеспокоенной, а не нервной.
– Я вообще где? – недовольно произносит он. Его голос хриплый, но в нём уже появляются силы.
– У Людочки, – отвечаю на полном автомате, не подумав.
Влад моргает, явно пытаясь переварить услышанное, а я осознаю, как глупо это прозвучало.
– Как себя чувствуешь? – тут же добавляю, чтобы отвлечь его от этого «Людочки».
– Хреново, – отвечает он, тяжело вздыхая. Затем оглядывается вокруг. Его взгляд задерживается на обшарпанных стенах, скрипучем диване и заколоченных окнах. – А хуже места не было?
– Извини, что не «Плаза», – пожимаю плечами, разводя руки в стороны. – Это всё, что я нашла.
Подхожу ближе, чтобы проверить его лоб. Он горячий, но не так сильно, как ночью. Это уже прогресс. Его взгляд всё ещё сверлит меня, но я решаю игнорировать его недовольство.
– Пить или есть хочешь? – спрашиваю я, опускаясь на корточки рядом с диваном.
– Пить, – отзывается Влад, пытаясь подняться. Руки у него дрожат, но он всё равно делает попытку.
– Нет, лежи, – говорю твёрдо, удерживая его за плечо. – Я всё принесу.
Он замирает на секунду, но потом отвечает с явным раздражением:
– Я в туалет хочу.
Резко выпрямляюсь. Ну конечно. Тело человека выдерживает многое, но не это.
– Я… ведро принесу, – выпаливаю я, засуетившись и направившись к выходу.
– Ты покойница. Сразу, – холодно бросает он, с таким выражением лица, будто я только что предложила продать его душу дьяволу.
– Гляди, какой обидчивый и нежный, – упираю руки в бока, глядя на него сверху вниз. – Фиг с тобой, горец. Чеши в туалет.
Помогаю ему встать, потому что одна воля ему не поможет. Влада покачивает из стороны в сторону, ноги подгибаются. Приходится буквально подхватить его под руку.
– Ты же не мужчина, а садист, – ворчу я, пока он валится на меня всем своим весом.
Влад молчит, но его лицо и так говорит всё — он ненавидит это, но выбора у него нет. Шатаемся вдвоём, будто участвуем в конкурсе «Самая странная пара», и, наконец, доползаем до улицы.
Возле туалета я оставляю его, как подставку для цветов, и скрещиваю руки на груди, ожидая, когда он закончит.
Стараюсь одновременно удержать полотенце и столкнуть его с себя, но Влад, конечно, не был бы Владом, если бы не перешёл границы. Его здоровая рука нагло скользит вниз и хватает меня за попу.
Я замираю. Нет, ну он серьёзно?
И прежде чем я успеваю выдать достойную тираду в его адрес, он внезапно наклоняется и касается моих губ. Не жадно, не требовательно, а так, будто тестирует границы, проверяет, как далеко может зайти.
Я тут же дёргаюсь, резко вырываюсь из его хватки. Сердце бешено стучит в груди, адреналин захлёстывает. ЧТО, БЛИН, ЭТО БЫЛО?!
– Ты обалдел?! – вскрикиваю, прижимая полотенце покрепче. – Поправился, что ли? Размножаться потянуло?!
Влад лениво усмехается, даже не пытаясь изобразить раскаяние.
– Просто стало интересно, – хрипло отвечает он, скользя по мне взглядом. – Что под полотенцем. Ты, в следующий раз, голой ходи.
Моё лицо моментально становится красным. Горячая волна стыда накрывает меня с головой, и, не придумав ничего лучше, я просто срываюсь с места и бегу в баню.
Трясущимися руками натягиваю на себя мокрое бельё, футболку и лосины. Так, Аня, соберись. Это просто Влад. Да, наглый, бесцеремонный, опасный. Но всё равно — просто мужчина, который привык брать, что хочет.
Когда я вернулась, он сам идет в баню, и, что удивительно, задерживается там надолго. Даже не подхожу и не спрашиваю причин — пусть делает что хочет. Мне всё ещё нужно прийти в себя после его выпада.
Мы сидим в этом доме ещё неделю.
Чем лучше становится плечу Влада, тем сложнее мне с этим мужчиной. Возвращается его дурной характер, а его намёки становятся всё менее двусмысленными.
Начинается всё с «невинного» предложения спать на одном диване.
– Хватит мучиться на этом дряхлом стуле, – говорит он, лениво потягиваясь. – Диван большой.
– Да ну? – парирую я, скрестив руки на груди. – А ты, конечно, просто поспишь рядом, да?
– Ну, если ты не будешь кидаться на меня посреди ночи, то да, – усмехается он.
Я закатываю глаза и отправляюсь на свой стул, мучаясь всю ночь.
Следующее «предложение» ещё лучше:
– В баню пойдём вместе.
Я давлюсь воздухом.
– ЧТООО?!
– Да ладно тебе, – ухмыляется он, делая вид, что ничего странного в этом нет. – Мне спинку помыть тяжело.
Ага. Чай, не девочка, знаю, чем эти «потри спинку» заканчиваются.
Подходить к нему становится вообще опасно. То руку на талию положит, когда я что-то возле него пытаюсь взять, то волосы между пальцев прокрутит, когда я наклоняюсь. А щипки! Он меня щипает! За бедро, за бок, однажды даже за зад!
– Ты маньяк, – шиплю я, отскакивая, а он только невинно хлопает глазами.
– Просто проверяю, не похудела ли ты на своих сухих пайках, – отмахивается он.
Да бабу ему надо! Срочно! А не медсестру в моей лице…
Сидя на стуле, я смотрю на него. На его уверенную осанку, опасный прищур, силу в каждом ленивом движении. Несмотря на всё, Влад довольно интересный, как мужчина. Проблема в том, что он это знает.
В какой-то момент Влад замечает мой взгляд. Я тут же резко вскакиваю и начинаю убирать посуду, стараясь занять руки и отвлечься.
Но Влад, конечно же, не собирается оставлять меня в покое. Он подходит сзади, его тепло ощущается даже сквозь одежду.
– Чего ты бегаешь от меня? – его голос низкий, почти мурлыкающий, но в нём сквозит нечто опасное.
Я чувствую, как он касается моего плеча, затем его пальцы скользят ниже — по предплечью, по изгибу талии.
– Влад, – предупреждающе шепчу я, но голос предательски дрожит. – Тебе по списку причины излагать? Или сам додумаешься?
– Боишься? – медленно спрашивает он, его губы оказываются опасно близко к моему уху.
Я сглатываю, заставляю себя держаться ровно.
– Боюсь, что кастрюлей огрею, если не отойдёшь, – выдавливаю я.
Он тихо смеётся, пальцами чуть сильнее сжимает мою талию.
– Мне даже интересно, – шепчет он, его дыхание касается моей шеи, – что у тебя дрожит сильнее — голос или руки?
Не дышу. Внутри всё плавится, но я тянусь к логике, к здравому смыслу, который кричит, что это плохо, что нельзя, что я не должна…
Но его руки двигаются медленно, заставляя забыть всё, кроме ощущения его прикосновений. Он поворачивает меня к себе, так легко, будто я перышко, и теперь между нами почти нет расстояния. Его взгляд — тёмный, напряжённый, требовательный.
– Перестань бегать от того, чего сама хочешь, – шепчет он, наклоняясь ближе, кончиком носа касаясь моей скулы.
– Я ничего не хочу, – пытаюсь сказать я, но это звучит слабо, почти жалко.
Влад усмехается, словно видит меня насквозь.
– Уверена?
Одной рукой он медленно проводит по моей спине, почти нежно, но от этого только хуже. Всё внутри напрягается, как натянутая струна. Я задыхаюсь от его близости, от его запаха, от жара его тела, который так отчётливо ощущается даже сквозь одежду. Твою же матушку, не должна я испытывать подобного к такому человеку!
– Влад, – это уже не угроза, не протест. Это чистая мольба.
Он знает. Чувствует.
Его губы приближаются, почти касаются моих. Ещё чуть-чуть, и…
Я рвано выдыхаю, резко отстраняюсь, вырываюсь из его хватки.
– Нет, – выдыхаю, отступая назад.
Его глаза темнеют, в них скользит что-то опасное, хищное, но он не делает попытки остановить меня. Просто смотрит, позволяя мне уйти.
Почти бегу к двери, сердце грохочет в груди, ладони холодные, но внутри всё горит.
Я не должна этого хотеть.
Но чёрт возьми, хочу.