– Она ведьма! Это не заготовки, это ведьмино зелье! – орет скрюченная старуха, и пытается сбить с прилавка банку с аджикой.
Запах жареного мяса, щедро приправленного незнакомыми специями, густой аромат конской сбруи и терпкий дух пота – эта ядреная смесь буквально вбивалась в нос на рыночной площади. Назойливые крики торговцев, визгливый смех кружащих у ног детей, жалобное блеяние коз, привязанных к телегам – оглушительная какофония звуков обрушилась на меня, словно ледяной водопад, лишив остатков ориентации. Я по-прежнему не могла осмыслить происходящее, не поверить в эту сюрреалистичную реальность. Еще вчера мои руки, любовно упаковывали банки с домашней аджикой для уютного фермерского рынка в Подмосковье, а сегодня… сегодня меня едва не разорвала на части обезумевшая толпа, словно я угодила прямиком в какой-то мрачный средневековый фильм. Дыхание перехватило от ужаса.
– Ведьма! Сжечь ведьму на костре! – ревели голоса, вторя крику старухи, нарастая до оглушительного крещендо. Казалось, еще мгновение, и мои барабанные перепонки не выдержат этого неистового вопля. Сердце колотилось в груди, словно бешеная птица, готовая вырваться на свободу.
Вчерашний помидорный рай – стройные ряды банок с моей фирменной, рубиново-красной аджикой, любовно расставленные на домотканой скатерти – в мгновение ока превратился в зловещий алтарь. Вокруг моей тележки, словно голодная стая волков, рыскала толпа, готовая растерзать не только меня, но и мой "колдовской товар". В их глазах читалась первобытная злоба, страх и какое-то дикое предвкушение.
– Она отравит нас своими зельями, – проорал какой-то толстяк с пунцовым, лоснящимся от пота лицом, неистово размахивая кулаком. Его обвислые щеки тряслись в унисон с каждым криком, словно желе. – Вонь от ее банок сводит с ума. От нее молоко скисает.
– Да это все магия! Черная магия, не иначе, – поддержала его какая-то злобная старуха, опираясь на кривую клюку, украшенную зубами неизвестных животных, и смачно плюнув мне под ноги. Слюна, густая и желтоватая, медленно расползлась по пыльной земле. Меня передернуло от отвращения.
Я сжалась, инстинктивно пытаясь защитить свои драгоценные банки. Неужели моя аджика действительно так отвратительно пахнет? Я же готовила ее с любовью, с душой, как учила меня бабушка. Слезы подступили к глазам.
– Постойте. Пожалуйста, дайте мне хоть слово сказать, – взмолилась я, чувствуя, как в горле образовался болезненный ком, перекрывающий дыхание. – Это просто… консервация. Обычные овощи, специи, уксус… Никакой магии. Я клянусь, честно, – голос дрожал, выдавая мой неподдельный страх.
Но меня никто не слышал. Толпа надвигалась, словно неумолимая волна, их лица искажены гримасами ненависти и первобытного страха. Один из торговцев, здоровенный детина с перекошенным лицом и дубиной в мозолистых руках, замахнулся на ближайшую банку с аджикой. Его глаза горели нездоровым блеском.
– Сейчас мы проверим, что там у тебя внутри, ведьмовское отродье, – прорычал он, обнажая кривые, пожелтевшие зубы.
Я зажмурилась, вжавшись в тележку, ожидая оглушительного звона разбитого стекла, едкого запаха помидоров и хлынувшей волны липкого соуса.
Я была готова к худшему, но ничего не произошло. Лишь тихий шепот молитвы сорвался с моих губ.
Осторожно приоткрыв глаза, я увидела, что передо мной, словно нерушимый бастион, стоит высокий мужчина. Одной рукой, облаченной в тонкую кожаную перчатку, он крепко перехватил дубину торговца, не позволяя ей обрушиться на мои банки, а другой – жестом отгораживал меня от разъяренной толпы.
Он был одет в простой, но элегантный камзол насыщенного, графитового цвета, выгодно подчеркивающий его атлетичную фигуру. Ткань выглядела дорого и благородно. Его волосы, цвета вороного крыла, гладкие и блестящие, были собраны в низкий хвост, открывая высокий лоб и волевой подбородок. Но больше всего меня поразили его глаза… О, эти глаза. Пронзительные, пепельно-серые, словно грозовое небо, затянутое тяжелыми тучами, они смотрели на толпу с неприкрытым презрением и… казалось, с легкой, едва уловимой усмешкой. В них читалась уверенность в своей силе и какая-то скрытая, опасная игра.
– Что здесь происходит? – его голос был низким, бархатистым, обволакивающим, но в нем отчетливо чувствовалась властная сталь, от которой толпа на мгновение замерла, словно по команде. В его тоне не было ни капли вопрошания, скорее – констатация факта и требование немедленного отчета.
– Господин, эта женщина – ведьма! Она торгует отравленными зельями, сэр, – завопил толстяк, выставив вперед дрожащую руку, указывая на меня, как на опасную змею. Его глаза бегали, полные страха и подобострастия.
Мужчина медленно повернулся ко мне. Его взгляд был пристальным, изучающим, проникающим в самую душу. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, а сердце пропустило удар. Он смотрел так, словно пытался прочесть меня, как открытую книгу.
– Это правда? – спросил он, не отрывая от меня своих обжигающих глаз. В его голосе звучала сталь, но в то же время – нотки любопытства.
– Нет! Клянусь, нет! Это просто… аджика! Острая закуска из помидоров! Я могу это доказать, если вы мне позволите, – запаниковала я, тараторя скороговоркой, чувствуя, как мой шанс на спасение тает с каждой секундой.
Мужчина едва заметно приподнял безупречно вычерченную бровь.
– Аджика? Никогда не слышал о таком зелье. Звучит… занятно.
Добро пожаловать в мою новинку.
Рада представить вам Надежду Степановну
Дама предпенсионного возраста, которую уже тянет к грядкам и земле.

А это уже Аэлита Вердена, в тело которой попала наша уважаемая попаданка Надежда Степановна.

Ваше мнение о внешности героини?
– Да чтоб тебя, огородное пугало пробрало, - проворчала я, силясь укрыться от ледяной шрапнели града, обрушившейся на мою и без того измученную поясницу. Едва успела дотянуть спину до спасительного порога теплицы, как ливень превратил меня в жалкое подобие мокрой курицы. И это в самом начале июля. Клялись ведь синоптики, клялись, что будет солнце. Предатели.
Дождь с остервенением колотил по поликарбонату, словно пытаясь пробить тонкую защиту. Грохот был такой, что заглушал даже мои собственные мысли. Но сквозь шум пробивался знакомый, успокаивающий аромат: влажная земля, сочная зелень, и… предвкушение. Вожделенное предвкушение сотен банок, тесно выстроенных на зимних полках, словно маленькая армия, готовая отразить любую хандру. Аджика, лечо, соленые и пикантные маринованные помидорки… Ради этого стоило терпеть и удушливую городскую духоту, и вечные пробки, и, чего уж греха таить, ворчание соседей.
Ох, уж эти соседи. Вечно им что-то не так. "Опять твои помидоры весь свет загораживают! Своих что ли мало?" – фыркает баба Зина, будто я виновата, что мои "Черные принцы" растут, как на дрожжах. Зато какие они у меня – закачаешься. Сладкие, с едва уловимой кислинкой, мясистые, сочные… Идеальные для аджики. Такая приправа в магазине не продается. Это вам не уксус один с томатной пастой.
Я огляделась, прохаживаясь между рядами. Теплица была моим маленьким уютным царством, местом, где душа отдыхала от суеты и проблем. Здесь каждая грядка, каждый кустик был взращен с любовью и заботой. Вот "Бычье сердце" наливается соком, готовое вот-вот лопнуть от сладости и спелости. Рядом "Сливки" – вытянутые, кремовые, словно созданные для маринования. А там, в укромном углу, мои любимчики – "Черные принцы". На них у меня особые планы, потому что вкуснее и ароматнее помидора я в жизни не ела.
Я нежно провела ладонью по шершавому, влажному от воды листу томата. Какое все-таки чудо эта природа. Из крошечного семечка, меньше булавочной головки, вырастает такой статный красавец, щедро одаривающий тебя своими плодами. Главное – вовремя поливать, подкармливать, да и поговорить с ними не помешает. Да-да, я разговариваю со своими помидорами. Может, кто-то и посмеется, но я уверена – они меня слышат. Чувствуют мою заботу, и от этого растут еще лучше.
Дождь и не думал утихать. Я присела на краешек старенького деревянного ящика, наблюдая за бурным потоком, стекающим по прозрачной крыше теплицы. Как же здесь хорошо, спокойно. В душном городе такой тишины днем с огнем не сыщешь. Никакого раздражающего гула машин, только умиротворяющий шелест листьев и успокаивающий шум дождя. Почти медитация.
Внезапно, мое внимание привлекло какое-то странное свечение. Оно, словно призрачный огонек, исходило из куста "Черного принца", расположенного в самом дальнем и темном углу теплицы. Там, где сырость чувствовалась особенно остро, а солнечные лучи практически не доставали до земли. "Что за чертовщина?" - пронеслось в голове.
Прищурившись, я попыталась получше разглядеть источник света. Свечение было слабым, мерцающим, едва различимым сквозь густую листву, но оно определенно было. Оно пульсировало каким-то таинственным, завораживающим образом, словно внутри куста горел крошечный, но очень яркий огонек. Может, это обыкновенный светлячок залетел? Но откуда ему взяться в такую ненастную погоду?
Непобедимое любопытство, вечный двигатель всех моих безумных поступков, постепенно брало верх над осторожностью. Я решительно поднялась с ящика и, стараясь не задеть нежные кусты, направилась к таинственному "Черному принцу". Подойдя ближе, я окончательно убедилась – это было не живое насекомое. Точнее, свет исходил не от него. Это был какой-то совершенно необычный, пульсирующий, словно живой, свет, идущий прямо от одного из помидоров.
Помидор, на первый взгляд, выглядел совершенно обыкновенным. Большой, идеально круглый, с насыщенной темно-бордовой, почти черной кожицей. Но он источал какое-то неземное, завораживающее сияние. Оно казалось теплым, манящим, словно звало меня к себе, обещая невероятные открытия и приключения.
Я просто не могла отвести от него взгляда. Все внутри меня кричало, что это не просто овощ. Это что-то намного большее. Что-то, что может навсегда изменить мою привычную, размеренную жизнь.
В голове завертелась безумная карусель вопросов. Что это такое? Откуда оно взялось? И что произойдет, если я осмелюсь до него дотронуться?
Инстинкт самосохранения, словно заржавевший будильник, настойчиво вопил, предупреждая об опасности, уговаривая меня остановиться, вернуться к ящику и благоразумно забыть об этом странном явлении. Но любопытство, этот коварный искуситель, оказалось намного сильнее. Поддавшись его напору, я нерешительно протянула руку к светящемуся помидору.
Пальцы, похолодевшие от волнения, робко коснулись гладкой, прохладной, словно бархатной кожицы. И в этот самый момент… реальность вокруг меня словно рассыпалась на тысячи осколков.
Ослепительная вспышка света, ярче солнца, пронзила меня насквозь. Резкий, ни с чем не сравнимый запах озона ударил в нос, заставляя закашляться. Возникло жуткое, непередаваемое ощущение свободного падения в какую-то бесконечную, ледяную бездну. А затем – густая, всепоглощающая темнота.
Что это было? Сон? Галлюцинация, вызванная переутомлением и духотой в теплице? Или… меня током шарахнуло?
Хотя откуда в теплице к грядки с помидорами возьмется электричество?
Медленно шевелю руками. Голова – тиски, сдавливающие виски до невыносимой боли. Каждый удар сердца отдавался гулким эхом в черепной коробке, заставляя перед глазами плясать оранжевые, фиолетовые и ядовито-зеленые искры. Во рту пересохло так, словно я пролежала неделю в пустыне, и язык казался шершавым куском наждачной бумаги. Я попыталась приподняться, чтобы хоть немного облегчить мучения, но тело, словно чужое, откликнулось лишь тупой, ноющей болью в каждой клетке. Легкие горели, словно их наполнили раскаленным углем.
Оставшись одна в этой гигантской, чужой комнате, я словно задохнулась. Внутри все сжалось от страха и неопределенности. Я забралась с ногами на широкую кровать под балдахином, обтянутую тяжелым бархатом, и прижала колени к груди. Шелковые оборки щекотали кожу, но я этого не чувствовала. Тишина давила, как тонны свинца, сковывая движения и мысли.
Что делать? Как выбраться из этой западни, из этого кошмарного сна, который вдруг стал реальностью? Бежать? Но куда? Я понятия не имела, где нахожусь. "Элдервуд…", кажется так называется это королевство. Даже слово “королевство” резануло слух. А это название звучало как зловещее заклинание, словно шепот из могилы. Меня окружали чужие люди, чужие правила, чужой мир.
Нужно было собирать информацию, по крупицам выуживать правду из окружающих. И начинать следовало с малого – с тех, кто казался наиболее безобидным. Горничная Бетти, с ее мягким взглядом и тихим голосом, показалась мне самой подходящей кандидатурой. Она выглядела словоохотливой и искренней. Именно через нее я могла узнать правду об этом месте, не вызывая подозрений и лишних вопросов.
Пока я обдумывала свой план, дверь тихо скрипнула, пропуская в комнату тонкую полоску света. Вошла Бетти, неся в руках небольшой посеребренный поднос. От него исходил терпкий запах травяного отвара, такой знакомый и в то же время чужой. Он напомнил мне бабушкины чаи из детства, но в то же время в нем чувствовалась какая-то горькая, незнакомая нота.
– Госпожа, я принесла вам отвар. Выпейте, вам станет легче, – проговорила Бетти с заботой, ставя поднос на резной столик у кровати. В ее карих глазах плескалось искреннее сочувствие. Мне даже стало немного стыдно за свои коварные намерения.
– Спасибо, Бетти, – ответила я, стараясь придать своему голосу дружелюбный и спокойный тон. – Прости, что так напугала вас всех. Я вела себя как безумная.
– Что вы, госпожа. Главное, что вы очнулись. Мы все очень переживали, – искренне ответила Бетти, пододвигая ко мне чашку с дымящимся отваром. Ее движения были тихими и аккуратными, словно она боялась потревожить меня.
Я взяла чашку, чувствуя, как тепло обжигает мои похолодевшие ладони. Отвар пах чем-то знакомым, но мой мозг, словно затуманенный, никак не мог вычленить конкретный аромат. Сделав небольшой глоток, я поморщилась. Вкус был горьким, терпким, с едва уловимой ноткой меда. В горле сразу запершило, а по телу пробежала легкая дрожь.
– Что это? – спросила я, стараясь скрыть отвращение за вежливой улыбкой.
– Это сбор трав, госпожа. Он хорошо успокаивает нервы и снимает головную боль. Рецепт передается из поколения в поколение в нашей семье, – гордо ответила Бетти, расправляя кружевной воротничок своего платья. Чувствовалось, что она гордится своей семьей и ее традициями.
– У вас в семье, наверное, много всяких секретных рецептов, – заметила я, стараясь завязать разговор и узнать больше об этом странном месте. – Я не помню, а ты уроженка Элдервуда ?
Бетти расцвела в улыбке, словно цветок под лучами солнца.
– О да, госпожа. Мы все родились и выросли в Элдервуде. Самое лучшее королевство на свете. Наш род служит в этом имении с его основания, со времен лорда Элдера, героя нашей земли. Говорят, он заключил союз с духами леса, чтобы защитить свою землю от врагов. Жаль что вы сюда редко приезжали.
– Духи леса? – переспросила я с притворным любопытством, пытаясь понять, насколько серьезно она говорит.
Бетти понизила голос до шепота, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что ее кто-то услышит.
– Ну, это только легенды, конечно, госпожа. Но многие верят, что в лесах вокруг поместья до сих пор живут древние существа. И лучше не гневить их, – сказала горничная с заговорщицким выражением на лице.
Ее слова прозвучали пугающе, и я невольно поежилась.
– А какие еще есть местные легенды и сказки? – я засыпала ее вопросами, делая вид, что просто интересуюсь историей своей семьи.
Бетти охотно рассказывала о древних героях, о магических артефактах, о войнах между людьми и магами. По ее словам выходило, что этот мир, в который я попала, был странной смесью средневековья и фэнтези. Мир, где правят лорды и короли, где магия – не сказка, а реальность, и где жизнь человека зависит от его происхождения и богатства. Мир, где женщины – лишь пешки в чужой игре.
– А что говорят о лорде Кронберге? – спросила я, стараясь говорить небрежно, словно этот вопрос меня не особо волновал. На самом деле, каждая клеточка моего тела напряглась в ожидании ответа.
Лицо Бетти озарилось восторженной улыбкой.
– Ох, лорд Кронберг – завидный жених, госпожа. Он очень богат, владеет огромными землями и шахтами с драгоценными камнями. И говорят, он очень щедрый, – многозначительно кивнула девушка, словно это было самым главным достоинством у мужчины.
Она подошла к огромному окованному железом сундуку, стоявшему в углу комнаты, и с легкостью открыла его. Внутри я увидела настоящее сокровище: шелковые платья, отделанные кружевом и жемчугом, драгоценные украшения, сверкающие в полумраке комнаты, флаконы с приторно-сладкими духами, шкатулки с замысловатыми узорами. Все это выглядело роскошно и безвкусно одновременно.
– Это все подарки от лорда Кронберга, – с гордостью сказала Бетти, доставая из сундука бархатную шкатулку. Открыв ее, она показала мне ожерелье из крупных бриллиантов, сверкающих холодным, равнодушным блеском. – Он очень вас любит, госпожа, и хочет сделать счастливой.
Ночь, густая как черничное варенье, обволакивала мир. Луна, словно робкая девица, пряталась за пологом из кучерявых облаков, позволяя лишь случайным, серебристым нитям пробиваться сквозь плотный полог листвы. Я ехала верхом на Леди, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь уловить любой звук, кроме собственного дыхания и стука копыт, глухо отдававшимся в ночной тишине. Мое сердце плясало бешеный танец в груди, то замирая от страха, то разгоняясь от адреналина. Побег… это слово резало слух, словно запретная мелодия, и эхом отдавалось в моей голове.
Теперь оставшись одна и будучи предоставленной сама себе и своим мыслям я могла оценить и обдумать все что со мной происходит. Я с помощью какого-то портала в овощных грядках попала в другой мир. Этот мир очень похож на европейское средневековье. И если честно, оказавшись в нем, я поняла что ничего романтичного в этом времени нет и быть не может. Я за сутки прочувствовала все прелести этого мира и с радостью отправилась бы на овощные грядки, чтобы поискать новый помидорчик, который вернул бы меня домой. И плевать на больную спину и жизненные неурядицы, главное, чтобы я была в своем мире, потому что в этом мне пока что очень сильно не нравилось.
Еще я вспомнила разговор с женщиной, что произвела на свет Аэлиту и считала себя ее матерью. Почему именно считала? Потому что я уверена, что произвести на свет ребенка мало, надо еще его любить и желать ему счастья, а не пытаться повыгоднее продать, как утку на рынке. Хотя может она считала, что усадив Аэлиту в золотую клетку совершит самое большое благо для своего дитя. Не знаю, я считаю иначе. И я не позволю распоряжаться моей жизнью, я вырвусь из этой золотой клетки, набитой шелками, подарками и предрассудками, и сама построю свою жизнь. Пусть даже в глухой, забытой богом деревушке, затерянной где-то на краю света, под личиной тихой вдовы Верд. Так даже будет лучше. Может выращу заветный помидор который вернет меня домой.
Но отчего-то я не верила, что это осуществимо, скорее это было из разряда фантастики. Хотя я попала в другой мир, что уж тут может быть более фантастичнее.
Я крепче сжала поводья в замерзших руках, жалея, что не захватила никаких перчаток и плаща, ощущая, как уверенность и решимость наполняют меня от кончиков пальцев до макушки. Леди, словно чувствовала мое состояние, понимала мою тревогу и твердость намерений. Она несла меня вперед, уверенно ступая по узкой, едва различимой тропе. В этой бесшумной погоне за свободой она была моей единственной союзницей, моим верным другом и компаньоном в этом безумном, полном опасностей предприятии.
В воображении уже рисовалась картинка моей новой жизни. Небольшой, покосившийся домик с печкой и крохотным окошком, сад, заросший дикими цветами, и огород, где я буду выращивать овощи и травы. Я представляла, как буду плести корзины из лозы, делать заготовки и продавать их на рынке. Жизнь, полная труда, простых радостей и свободы. Конечно, будет нелегко, но это и не предполагалось, если честно. Мне никогда не было легко, так что не удивительно что и здесь на моем пути будут трудности.
Мы углублялись в лес, и с каждым шагом становилось все темнее и тише. Лунные лучи почти не проникали сквозь густую крону деревьев, и тьма становилась почти осязаемой. Я чувствовала, как вокруг меня сгущается какая-то странная, почти мистическая атмосфера. Казалось, что лес живет своей собственной жизнью, дышит, шепчет что-то на своем непонятном языке, и наблюдает за мной из темноты, оценивая, испытывая. По спине пробегали мурашки, а волосы на затылке предательски вставали дыбом.
Вдруг Леди резко остановилась, вздрогнув всем телом. Ее ноздри раздулись, она настороженно прислушивалась, перебирая копытами и нервно дергая головой. Я нахмурилась, пытаясь понять, что ее напугало. Вокруг была звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая жалобным уханьем совы, доносившимся откуда-то издалека.
– Что случилось, девочка? – прошептала я, наклоняясь к ее уху и гладя по шелковистой гриве. – Все хорошо. Я с тобой.
Леди дернула головой и коротко заржала, глядя в самую чащу леса, словно там что-то было. Я прищурилась, напрягая зрение, пытаясь разглядеть хоть что-то в этом кромешном мраке. И тут я увидела их.
Светящиеся огоньки. Маленькие, мерцающие шары света парили в воздухе, словно рой огромных, диковинных светлячков. Их было много, десятки, сотни, может быть, даже тысячи. Они кружились вокруг деревьев, перелетали с ветки на ветку, играли друг с другом, создавая завораживающее, почти нереальное зрелище. Их свет был теплым и мягким, он не слепил, а скорее успокаивал и убаюкивал.
Я замерла от изумления, забыв обо всем на свете. Что это? Светлячки? Или… духи леса?
Я только вечером слышала легенду о духах этого леса, но по словам Бетти, в них не было ничего красивого и завораживающего, скорее пугающее и ужасающее. Но эти огоньки скорее были похожи на маленьких фей из земных сказок, которые оберегают природу, помогают заблудившимся путникам и наказывают тех, кто не уважает лес. В детстве бабушка рассказывала мне сказки про них, но я никогда не верила в них. До сегодняшнего дня.
Огоньки начали приближаться ко мне, медленно и плавно, окружая нас Леди со всех сторон. Я почувствовала легкий озноб, несмотря на теплую шерстяную накидку, что накинула на себя. Оказывается конюх и о таких вещах подумал. Не знаю почему, но я не испугалась. В этих маленьких шарах света не было ничего зловещего, никакой угрозы. Наоборот, они излучали какое-то тепло, спокойствие и доброту, словно приглашали в свой волшебный мир.
Вдруг один из огоньков отделился от остальных, подлетел ко мне и завис прямо перед моим лицом, словно рассматривая меня. Я затаила дыхание и увидела, что внутри шара света находится маленькое, человекоподобное существо. У него было крошечное личико с большими, добрыми глазами, светящимися мудростью и пониманием. Его волосы были похожи на тончайшие золотые нити, а одежда – на лепестки цветов.
В такой ранний час я никак не ожидала, что в таверне будет полно посетителей. Может они все ехали с ярмарки, а может название таверны “Приют усталого путника” говорило само за себя и все уставшие путники сами стекались в это заведение, не знаю.
Дверь таверны открылась с тихим скрипом, впуская меня в прохладную полутьму. Запах внутри был густой и насыщенный: терпкий аромат пива смешивался с дразнящими ноздри запахами жареного мяса и какой-то неуловимо пряной специи, рождая в желудке предательское урчание.
Я прошла к стойке и обратилась к трактирщику.
– Мне бы перекусить чего-нибудь, любезный, – как звучит уважительное обращение в этом мире я понятия не имела, и решила быть осторожной, используя то, на что никто не должен обидеться.
– Присаживайтесь, – бросил мне трактирщик устало.
Я выбрала свободный стол в самом дальнем углу, подальше от шумных компаний, и ко мне подошел старик, видимо помощник трактирщика.
– Что прикажете, госпожа? – спросил он, приближаясь. Его лицо, покрытое сетью морщин, говорило о долгих годах, проведенных за стойкой. Он устало протер засаленную столешницу грязной тряпкой, оставляя за собой влажный след.
– Миску похлебки, самой простой, и кусок хлеба, пожалуйста. И воды, – ответила я, чувствуя, как пересохшее горло умоляет о влаге.
Не успела я сделать и пары глотков прохладной воды, ощущая, как она живительной влагой наполняет каждую клеточку моего тела, как к моему столу приблизилась компания подвыпивших мужчин. От них несло дешевым элем и грубой, животной наглостью. Взгляды их были липкими и бесцеремонными, словно ощупывали меня. Я почувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок.
– Что это у нас тут за красотка? – прогнусавил один из них, окинув меня оценивающим взглядом. Его глаза, мутные от выпитого, скользили по моей фигуре, заставляя меня невольно поежиться.
Я постаралась не обращать на них внимания, делая вид, что увлечена своим скромным завтраком. Внутри меня поднималась волна раздражения, но я старалась держать себя в руках.
– Ты одна здесь, милая? Может, проведешь с нами ночь? Мы щедро отблагодарим, – продолжил он, наклоняясь ко мне и источая запах прокисшего пива. Его слова прозвучали как грязное предложение, и в моей груди закипела ярость.
Мое терпение лопнуло, как натянутая струна.
– Я не продаюсь, – отрезала я, глядя на него с презрением, стараясь вложить в свой голос как можно больше холода и отвращения. – И вообще, оставьте меня в покое.
В их глазах, и без того налитых кровью, вспыхнул гнев. Лица их исказились в гримасе злобы.
– Смотри, какая гордячка. Да ты должна быть счастлива, что мы вообще обратили на тебя внимание, – прорычал один из них, хватая меня за руку. Его хватка была грубой и сильной, пальцы больно впились в мою кожу.
Я попыталась вырваться, ощущая, как страх начинает сковывать меня.
– Отпусти! – закричала я, стараясь освободить руку. Мой голос дрожал, выдавая испуг, который я тщетно пыталась скрыть.
– А не то что? – усмехнулся он, наклоняясь ко мне так близко, что я чувствовала его горячее дыхание на своем лице. В его глазах читалось неприкрытое намерение.
В этот самый момент, когда я уже была готова к худшему, из дальнего темного угла таверны, где сидел одинокий путник в плаще с глубоко надвинутым капюшоном, раздался тихий, но властный голос, прорезавший шум и гам таверны, словно острый клинок.
– Оставьте девушку в покое.
Мужчины замерли, как по команде. Я почувствовала, как рука, державшая меня, ослабла, словно ее поразил паралич. Они переглянулись, и на их лицах, еще секунду назад выражавших злобу и вожделение, отразился явный страх, словно они увидели перед собой самого дьявола.
– Да ладно, не стоит из-за нее мараться, – пробормотал один из них, избегая встречаться со мной взглядом. И вся компания, словно побитые псы, быстро ретировалась, оставив меня в полном недоумении. В груди поселилось странное чувство облегчения, смешанное с благодарностью и любопытством.
Я хотела поблагодарить своего спасителя, но он оставался неподвижным в своем углу, словно тень. Его лицо по-прежнему скрывала глубокая тень капюшона, и я не могла рассмотреть ни единой черты.
Трактирщик, с облегчением вздохнув и вытерев пот со лба, еще бы, он только что избежал неприятностей и даже мебель вс оказалась цела.
– Любезный, у вас не окажется комнаты, чтобы отдохнуть с дороги? – я посмотрела на сморщенного старика.
– Комнаты все заняты, – и мужчина выразительно посмотрел на ту самую компанию из подвыпивших мужчин. – Но если леди не брезгует и не боится лошадей, то могу предложить сеновал на конюшне.
– Леди не брезгует и не боится лошадей, – усмехнулась я на свои же слова. Леди сейчас в таком состоянии, что ничем наверно уже не брезгует, тем более сеновал не самое плохое место. Я согласилась, чувствуя, что усталость берет верх над осторожностью. Лишь бы только добраться до места, где можно было бы просто вытянуть ноги и уснуть.
– Тогда я приготовлю одеяла, – ответил мужчина. – И принесу еду, – его глаза выражали сочувствие и понимание.
Я быстро поела, стараясь не привлекать к себе внимания той самой компании, которые продолжили напиваться, а когда закончила с едой, то поспешила на конюшню, провожаемая стариком, который нес пару шерстяных одеял.
Солнце, едва коснувшись горизонта, расплескало по небу нежные акварельные краски: персиковые, розовые, лавандовые. Завораживающее зрелище, которое я, к сожалению, не могла наблюдать в полной мере из-за запыленного окна постоялого двора. Тишина царила в моей комнате, нарушаемая лишь тихим, почти кошачьим мурлыканьем храпа соседа за стеной. Я осторожно поднялась, стараясь не потревожить скрипучие половицы, от которых у меня уже дергался глаз. Умывшись ледяной водой из кувшина, ощущая, как она обжигает кожу и прогоняет остатки сна, натянула свое неприметное дорожное платье – серое, как полевая мышь. Сегодня предстояло важное дело, от которого зависело мое дальнейшее выживание – продажа украшений, последнего напоминания о прошлой жизни Аэлиты.
Улица еще спала, укрытая ночной прохладой и полумраком. Редкие фонари бросали на мощеную дорогу тусклые, дрожащие блики, похожие на призраков. Леди, моя верная лошадь, спокойно дожидалась меня у коновязи, ее теплое дыхание поднималось в воздух легким облачком пара. Я погладила ее по мягкой морде, чувствуя под ладонью шелковистую шерсть, и прошептала.
– Все будет хорошо, девочка. Скоро мы доберемся до места назначения. Убедившись, что все в порядке, я повела ее в сторону центральной площади, где, по словам трактирщика, располагалась лавка ювелира – человека, которому предстояло вынести приговор моим последним сокровищам.
Сделка прошла на удивление быстро и без лишних вопросов. Ювелир, сухощавый старик с цепким взглядом, оказался немногословным и деловым. Его пальцы, покрытые сетью морщин, ловко перебирали драгоценности, взвешивая их на руке, словно чувствовали их истинную ценность. Предложенная им цена, хотя и далека от истинной стоимости, была вполне приемлемой, и я, не торгуясь, согласилась. Мне нужны были деньги, и нужны были срочно. К тому же, торговаться в моем положении было крайне опасно.
Выйдя из лавки с ощущением облегчения и легкой горечи, я почувствовала тяжесть кошеля, прижатого к груди. Но удача ждала меня не в звонких монетах. Едва ступив на мостовую, я заметила плачущего мальчика лет пяти. Он стоял, растерянно оглядываясь вокруг, его маленькое личико было искажено отчаянием, а слезы ручьями текли по щекам, оставляя грязные разводы. Сердце мое сжалось от жалости.
– Ты потерялся? – спросила я, присаживаясь перед ним на корточки. Стараясь говорить как можно мягче, чтобы не напугать его еще больше.
Мальчик кивнул, шмыгая носом и вытирая слезы кулачком.
– Мама… Мама где? – его голос дрожал от страха и беспомощности.
Не раздумывая ни секунды, я взяла его за руку, чувствуя, как его маленькие пальчики судорожно сжимают мои. И повела вдоль улицы, расспрашивая о том, как выглядит его мама, в каком направлении они шли. Он говорил сбивчиво, путая слова, но постепенно, благодаря его обрывочным рассказам, мы услышали тревожный женский голос, зовущий: "Томми! Томми, где ты?"
Мальчик вырвался из моей руки и, словно стрела, полетел на звук. Женщина, одетая в простую, грубую крестьянскую одежду, с облегчением подхватила его на руки, осыпая поцелуями его заплаканное личико. Рядом стоял мужчина, тоже одетый по-простому, его лицо светилось неподдельной благодарностью.
– Спасибо вам огромное, милая леди. Мы уже совсем отчаялись его найти, – сказала женщина, вытирая слезы с лица грязным платком. – Как мы можем вас отблагодарить? – ее голос дрожал от пережитого страха.
– Ничего не нужно, – ответила я, искренне улыбаясь. – Просто присмотрите за ним хорошенько, – я помнила, что такое быть беззащитным и потерянным.
– Но позвольте же нам хоть что-то сделать. Мы как раз собираемся ехать в сторону…, – мужчина запнулся, посмотрев на жену, словно ища поддержки в ее глазах.
– В сторону Гринвуда, – закончила женщина, ободряюще кивнув мужу. – Мы едем туда на ярмарку. Если вам тоже туда, то садитесь с нами в телегу. Нам будет гораздо веселее, хоть какая-то плата за вашу помощь.
На мгновение я заколебалась. Гринвуд был именно тем городом, куда я направлялась. Случайные попутчики, да еще и с повозкой… Это было слишком удачное, почти невероятное стечение обстоятельств, чтобы отказываться. Они станут идеальным прикрытием, позволят мне затеряться в толпе и избежать лишнего внимания к моей персоне.
– Что ж, – сказала я, лучезарно улыбаясь, чувствуя, как в груди разливается тепло благодарности. – Если вам не трудно, я с удовольствием присоединюсь к вам.
– Вот и замечательно! Меня зовут Марта, а это мой муж, Джон, – представилась женщина, протягивая мне свою загрубевшую от работы руку. – А вас как зовут?
– Аэлита… Верд, – запнулась я, ощущая, как предательский румянец заливает мои щеки. Врать я не умела никогда. – Я… вдова. Еду в Гринвуд в поисках работы. Мой муж… он погиб, а я осталась одна, без средств к существованию, – голос мой дрогнул, и я надеялась, что они не заметят мою неловкость.
Уже к обеду я сидела рядом с Мартой в простой крестьянской телеге, подпрыгивая на ухабах проселочной дороги. Солнце палило нещадно, но свежий ветер приятно обдувал лицо. Леди, привязанная к телеге, послушно следовала за нами, ее копыта мягко шуршали по пыльной дороге. Томми, совершенно позабыв о своем утреннем приключении, весело болтал со мной, тыкая пальцем в проплывающие мимо пейзажи и задавая бесконечные вопросы. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности, в окружении этих простых и добрых людей. И даже позволила себе немного расслабиться, слушая нехитрые истории Марты о деревенской жизни, о посевах, о скотине, о предстоящей ярмарке, где они надеялись выгодно продать свой урожай. Впервые за долгое время я почувствовала себя не беглянкой, а просто попутчицей, едущей в компании хороших людей. И эта мысль согревала меня, как лучи полуденного солнца. Я даже на время забыла про своего попутчика.
Вот и пришло время прощаться. Мое сердце – это клубок противоречий, где благодарность переплелась с щемящей грустью, а надежда – с легкой тревогой. Я смотрю на Марту и Джона, их лица – карта времени, исчерченная морщинами заботы и доброты. Их руки – натруженные, сильные, а кожа пахнет землей и солнцем. Они так быстро стали мне такими и родными, словно я обрела семью в этом чуждом мне мире.
– Я не знаю, как вас благодарить, – говорю я, и голос предательски дрожит, выдавая бурю чувств, бушующую внутри. В горле стоит комок, слова кажутся слишком мелкими, чтобы выразить всю глубину моей признательности. – Вы сделали для меня так много… больше, чем кто-либо когда-либо делал.
Марта обнимает меня крепко, по-матерински.
– Глупости, девочка, – ворчит она, но в голосе слышится тепло и ласка. – Не за что благодарить. Просто поступай по совести, будь честна с собой и добра к другим. Это лучшая благодарность, которую ты можешь нам преподнести.
Джон молча кладет свою большую, мозолистую руку мне на плечо. Его взгляд – глубокий и мудрый, говорит больше, чем любые слова. Я чувствую их любовь и поддержку, их нерушимую веру в меня, несмотря на то, что они совсем не знают моего прошлого. Но пришло время двигаться дальше, пустить корни в этой земле. Оставаться с ними и чувствовать себя должницей, я не могла. Они и так сделали для меня больше чем я могла бы их просить.
Мне нужен свой угол, свое собственное пространство, где я смогу расправить крылья и по-настоящему начать жить, без оглядки, без страха.
– Я хочу… я мечтаю о своем доме, – говорю я, стараясь, чтобы в голосе звучала уверенность, хотя внутри все трепещет от волнения. В животе поселились ледяные мурашки. – Не зависеть ни от кого, самой решать свою судьбу, самой строить свою жизнь.
Они переглядываются, и в их глазах я вижу понимание и, кажется, даже гордость за меня.
– Ты сильная. У тебя в сердце горит огонь. Ты справишься со всем, что тебе уготовано. Только не сдавайся.
Я собираю свои нехитрые пожитки, сажусь на свою Леди и прощаюсь с добрым семейством. Слезы предательски щиплют глаза, и я с трудом сдерживаю рыдания, глотая их, словно горькую пилюлю. Даже не ожидала от себя такой сентиментальности.
– Попробуй поговорить с городским главой, – советует Джон, крепко сжимая мою руку своей сильной ладонью. – Слышал, у него есть какой-то старый дом на отшибе. Давно пустует. Вряд ли он много за него запросит. Хотя…
Я удивленно вскидываю брови.
– А почему он пустует так долго? Неужели никто не хочет там жить? В Гринвуде, кажется, каждый клочок земли на счету.
Марта вздыхает и опускает глаза, словно ей стыдно произносить эти слова. – Дело в том, что у этого дома дурная слава. Говорят, там раньше ведьма жила. Старая Клотильда. После ее смерти там всякое творится… Скрипит, стучит, тени какие-то видят, вещи пропадают. Люди боятся. Говорят, место проклятое.
Мурашки пробегают по моей коже, словно стадо мелких насекомых. Проклятый дом? Неужели я действительно собираюсь жить в таком месте, где обитают призраки прошлого и шепчутся злые духи? Холод сковывает мои внутренности. Но тут же одергиваю себя, словно даю пощечину. Что мне ведьмы и привидения? Я видела вещи пострашнее сказок, пережила то, что не пожелаешь и врагу. А главное, у меня нет других вариантов. На хороший дом у меня просто не хватит денег. Придется довольствоваться тем, что есть.
– Спасибо вам, – говорю я, стараясь, чтобы в голосе звучала бодрость, хотя внутри все сжалось от страха. – Я поговорю с главой. Попытка – не пытка. Может, все эти слухи – просто выдумки.
Они обнимают меня напоследок, по-настоящему крепко, вкладывая в эти объятия всю свою любовь и поддержку. Я отрываюсь от них и делаю первый шаг в новую жизнь, полную неизвестности и опасений. Иду дальше, вглубь города, к дому городского главы, словно иду на казнь.
Глава, толстый и потный мужчина, с обвисшими щеками, как у бульдога, и запахом дешевого пива, который от него исходит, словно зловонное облако, сидит за огромным дубовым столом, который кажется слишком большим для его маленькой, грязной конторы. Он ковыряется зубочисткой в зубах и смотрит на меня с явным пренебрежением, как на надоедливую муху. Его взгляд скользит по мне сверху вниз, словно оценивает товар на рынке.
– Так, что тебе нужно, девочка? – спрашивает он, даже не потрудившись скрыть свою неприязнь. В голосе сквозит лень и раздражение.
– Я… я хотела бы купить дом, – говорю я, стараясь не показывать своего волнения. Горло пересохло, и голос звучит хрипло и неуверенно.
Глава усмехается, обнажая кривые, пожелтевшие зубы.
– Купить дом? Ты? – его лицо исказила гримасса какой-то брезгливости. Инетресно, что именно вызвало такую реакцию Мой юный возраст, или то, что Марта переодела меня в свое старое платье, чтобы я не привлекала внимание, хотя бы по первой. – Не смеши меня. Ты даже на конуру для собаки не наскребешь. Иди лучше полы помой или скотину покорми, это у тебя лучше получится, – и мужчина рассмеялся своей шутке.
Я сглатываю обиду, словно горький ком, и стараюсь сохранить самообладание. Нельзя показывать ему свою слабость. Он только этого и ждет.
– Я слышала, у вас есть дом на окраине… Дом, в котором раньше жила Клотильда. Говорят, он давно пустует, – я достаю приготовленные монеты. Решила не показывать кошель, иначе дешево не сторгуюсь, а еще и должной останусь.
И так мы начали обживаться вместе с Геннадием в проклятом доме, который оказался самым обычным. В нем вопреки всем ожиданиям, поселилась тихая, почти умиротворяющая атмосфера. Или, если быть точнее, началась совершенно новая глава моей жизни, где соседство с проклятиями и болтливым вороном воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Солнце, пробиваясь сквозь паутину на окнах, рисовало причудливые узоры на пыльных половицах, а воздух был пропитан запахом старого дерева, сухих трав и легкой плесени – смесь, которая, как ни странно, начала мне нравиться.
Вместе с Геннадием мы приступили к обустройству нашего нового жилища. Я, вооружившись ведром с мыльной водой, источавшей слабый аромат лаванды, и тряпкой, самозабвенно отмывала вековую пыль с мебели и полов. Геннадий же, восседая на столе, где я оборудовала ему лежанку, пока крыло не пройдет в норму, с видом эксперта наблюдал за моими потугами, периодически выдавая язвительные, но, чего уж греха таить, дельные комментарии.
– Тут нужно хорошенько потереть, Аэлита, – каркал он, наклоняя голову набок и наблюдая за моими отчаянными попытками отчистить старинный комод от въевшейся грязи. – Старуха всегда здесь воском полировала, чтобы жучок не завелся и всякая нечисть не прилипала. А ты, я смотрю, не особо усердствуешь.
– Спасибо за ценный совет, – бурчала я в ответ, стараясь не обращать внимания на его ехидство. Мне почему-то казалось, что этот пернатый критик лучше меня знает, где что лежит, как должно выглядеть и как правильно убираться. Впрочем, если честно, так оно и было. Он ведь тут жил гораздо дольше меня.
После утомительной уборки Геннадий, словно опытный экскурсовод, предложил мне обзорную экскурсию по дому. Оказалось, что у нашей бывшей хозяйки, старухи-знахарки, был не только чердак, заваленный старым хламом и покрытый слоем пыли толщиной в палец, но и настоящий подвал. Спуск в это таинственное подземелье был искусно замаскирован за неприметной дверцей в кладовке. Спустившись по скрипучей лестнице, которая, казалось, вот-вот развалится под моим весом, я ахнула от удивления. Подвал оказался просто огромным, разделенным на несколько просторных комнат. В одной из них возвышался старый, медный перегонный куб, а стены были уставлены полками, заставленными склянками, банками и пузырьками с разноцветными травами, кореньями и загадочными жидкостями. Судя по всему, именно здесь старуха творила свои чудеса – готовила зелья, настойки и приворотные зелья (надеюсь, последних тут не было).
– Ну что, Аэлита, – провозгласил Геннадий, перебравшись с моей руки ко мне на плечо, и театрально раскинув крылья, хоть я и запретила ему шевелить травмированным, но он был не очень послушным пациентом. – вот оно, твое золотое дно. Здесь тебе и отвары от всех болезней, и мази от ушибов, и настойки для красоты. Бери – не хочу.
– Красота, конечно, важна, – ответила я, разглядывая содержимое полок, – но для начала мне бы что-нибудь от голода.
И тут мы заглянули в другие комнаты подвала. Там обнаружились настоящие сокровища – залежи провизии. Банки с соленьями, маринованными огурчиками и помидорчиками, ароматным вареньем из лесных ягод, сушеные грибы, пучки душистых трав – все это казалось настоящим подарком судьбы, особенно учитывая, что я приехала в этот проклятый дом практически без гроша в кармане.
– Повезло, так повезло, – облегченно выдохнула я, разглядывая запасы. – Хоть с голоду не помрем. Кстати, а теми настойками можно тебя вылечить?
– Нет, они для людей, а мое крыло и само заживет, можешь не волноваться, – успокоил меня Геннадий.
Вечером, уютно устроившись у камина и попивая чай из душистых трав (нашла какой-то сбор с успокаивающим названием "Сон-трава"), я строила планы на будущее. Нужно было срочно придумать, чем заниматься, чтобы заработать на жизнь. Дом требовал серьезного ремонта, да и на продукты деньги рано или поздно понадобятся. Моих сбережений надолго не хватит, да и у людей вопросы начнутся, на что я живу, если я работать не буду. Уверена, здесь умеют считать деньги в чужом кармане не хуже чем и в моем мире.
– Может, продолжим дело старухи? – вдруг предложил Геннадий, внимательно наблюдая за мной своими проницательными глазами. – У тебя есть все необходимое: травы, рецепты… Да и клиенты, уверен, найдутся. Местные бабы всегда любили привороты да отвороты.
– Нет, – твердо отказалась я. – Это не мое. Я слишком мало знаю о травах, а готовить из них лекарства и тем более приворотные зелья – это совсем не по мне. Не хочу никого обманывать. Да и вообще, эти привороты – сомнительное занятие. Лучше пусть люди сами решают, с кем им быть.
Вместо этого я задумалась о заброшенном огороде. Заросший сорняками, бурьяном и колючками, он, тем не менее, сохранял следы былого великолепия. Я представила себе, как он будет выглядеть, если приложить немного усилий: ровные грядки, сочная зелень, яркие овощи…
– Знаешь что, Геннадий, – сказала я, глядя на ворона. – Займемся-ка мы огородом. Вырастим овощи и будем продавать на рынке.
Геннадий скептически фыркнул.
– Овощи? – переспросил он с явным пренебрежением в голосе. – Да здесь каждый второй житель выращивает свои овощи. Ты думаешь, ты сможешь кого-то удивить простой морковкой?
– А мы не будем продавать простую морковку, – возразила я, загоревшись новой идеей. – Мы будем делать из нее заготовки. Соленья, маринады, варенья… Будем закатывать овощи в банки, чтобы всю зиму есть вкусные и полезные продукты. А еще можно сушить овощи. Так они не будут занимать много места и дольше сохранятся. И травы тоже можно сушить и продавать как приправы.
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в нежные пастельные тона, а я все еще переваривала увиденное на грядках. Не могу я привыкнуть, что мои посадки ростут, как на дрожжах. Дни тянулись медленно, словно патока, но вот, наконец, на сочных стеблях показались первые завязи плодов – маленькое чудо, рожденное магией и моим упорным трудом.
– А зачем твоя старуха знахарством занималась, если могла с овощами такую магию творить? – пробормотала я, устало опускаясь на лавку. Два грубых бревнышка и доска – вот и вся моя незатейливая мебель. Смастерить что-то более изящное, увы, не хватило ни навыков, ни времени. Но мне и этого было достаточно. Каким бы волшебным ни был рост растений, им все равно требовалась моя забота: полив, прополка. Спина ныла от усталости после бесчисленных ведер, вылитых на грядки.
Завтра приезжает Марта с Джоном и маленьким Томми. Сердце радостно забилось. Нужно отдохнуть и с новыми силами приниматься за готовку. Хочу напечь моих любимых пирожков с яйцом и зеленым луком. Благо лука у меня полным полно. Тесто поставлю с вечера, чтобы к утру подошло пышным и воздушным. И, конечно, сварю сытный обед, чтобы хоть немного отблагодарить их за доброту и поддержку.
– Потому что ей нравилось помогать людям, – прокаркал ворон. Я так глубоко ушла в свои мысли, что и забыла о заданном Геннадию вопросе.
– Но ее же все боялись, – непонимающе нахмурилась я.
– Не боялись, а побаивались, это разное, – поправил меня пернатый философ. – Всегда побаиваются тех, кто знает больше тебя. Знание – сила, а силу всегда уважают и немного опасаются.
– И что мы будем делать с этим урожаем? – я обвела взглядом буйство красок и зелени на моей плантации. Когда я сажала семена, руководствовалась принципом "лучше больше, чем меньше". Зная о капризности всхожести, особенно у таких необычных семян, я рассчитывала, что взойдет от силы половина. А тут – взошло все!
– Так это ты мне говорила, что продавать будешь? – удивился Гена, глядя на меня. Он даже глазки свои блестящие выпучил от изумления.
– Но не в таких же количествах! – я махнула рукой в сторону грядок. – Да и ты говорил, что все понемногу выращивают, и я никого не удивлю.
– Значит надо придумать как их удивить, – сказал ворон, но было видно, что это просто слова. Идей у него не было.
– Ну, значит, надо продавать все в таком виде, чтобы удивить, – задумчиво произнесла я, переводя взгляд с огорода на ворона. – Например, в приготовленном виде, – и на губах появилась лукавая улыбка. В голове уже рождались первые идеи.
– В смысле, в бочках? Соленое? – уточнил Гена, явно почувствовав подвох.
– Не совсем, – усмехнулась я. – Консервация.
– Консер… что? – вытаращился на меня болтливый собеседник.
– Консервация, – повторила я незнакомое для ворона слово. Я уже представила, как аромат спелых томатов и огурцов смешивался с запахом пряных трав, создавая пьянящий коктейль. Летний воздух звенел от стрекота цикад и пения птиц.
– Это что-то с магией связанное? – прищурился пернатый собеседник, заподозрив неладное.
– Можно и так сказать, – лукаво подмигнула я птице. – Идем.
– Куда? – не понял Гена, но все же проворно перебрался ко мне на плечо.
– Проведем инспекцию в кладовке твоей старушки, а заодно будем готовиться к приему гостей. И знаешь что?
– Что? – насторожился Геннадий.
– Может, тебе на диету сесть? – я качнула плечом, на котором восседал ворон. За эти несколько дней, что он облюбовал мое плечо в качестве средства передвижения, я уже порядком устала таскать его на себе. А он летать, кажется, и не собирался.
– Ограничение в еде негативно отражается не только на блеске перьев, но и на характере, – огрызнулся Гена.
– В смысле? – я попыталась взглянуть на птицу, но у меня не вышло. Вечернее солнце, пробиваясь сквозь листву деревьев, играло золотыми бликами на его черном оперении.
– Характер становится очень вредным, я бы даже сказал, невыносимым, – объяснил мне ворон.
– Тогда кушай сколько хочешь, только плечо мое освободи, – вздохнула я, представив, что если у ворона станет еще более вредный характер, то это точно будет невыносимо. Я ощущала не только усталость, но и предвкушение: предвкушение будущего урожая, радости от встречи с друзьями и, конечно же, чего-то нового.
– Геннадий, сегодня же совершаем налет на кладовые, – весело скомандовала я, предвкушая наше приключение и направляясь к дому.
Ворон, в ответ хрипло каркнул, словно подтверждая готовность к заданию, и поудобнее пересел на плече, поправив блестящее крыло. Первой в нашем списке была кладовка в подвале – мрачное царство старых запасов. Осторожно ступая по скрипучим ступеням, я погрузилась в прохладный полумрак, где влажный воздух был пропитан запахом сырой земли и пыли, от которого невольно морщился нос. Запах был затхлым и неприятным, вызывая легкую дрожь отвращения, но я, сжав зубы, постаралась не обращать на это внимания. Окинув взглядом сумрачное помещение, я обнаружила ряды полок, плотно уставленных старыми банками и бутылями всех форм и размеров. Большинство из них уныло зияли пустотой, но некоторые, словно старые склянки алхимика, содержали мутные жидкости и нечто похожее на заплесневелые корни, от одного вида которых мурашки побежали по коже. "Фу, какая гадость! – пронеслось в голове, и я, не удержавшись, отодвинула подальше сомнительные емкости, стараясь не задеть их.