Непокорная служанка для Советника

Пролог

За десять лет до основных событий

Люди говорят, что столица Хэйан-кё построена на священной земле, благословленной богами. Что четыре стража-зверя охраняют ее стороны света, а Императорский дворец — это ось, вокруг которой вращается солнце. Люди лгут, ну или просто не хотят видеть правду.

Я знала правду с пяти лет. Столица построена не на благословениях. Она построена на костях, старых обидах и молчаливых договорах с теми, кто живет в тенях. Мир для меня никогда не был просто набором предметов. Стул не был просто деревом, он помнил спину мастера, который его вырезал. Старый колодец не был просто дырой с водой, он хранил эхо всех секретов, которые прошептали в его темноту. А тени... тени никогда не были пустыми.

— Не смотри на них, Айми, — шептала мне бабушка, сжимая мою маленькую ладошку своей сухой рукой. — Если ты смотришь на них, они понимают, что ты их видишь. А когда они это понимают... они приходят.

Мы сидели на веранде нашего старого поместья. Тогда мы еще жили в Верхнем городе. У нас был сад с карпами, слуги в шелковых кимоно и папа, который пах чернилами и рисовой пудрой. В тот день шел дождь. Но это был не простой дождь. Капли падающие с неба были черными и тяжелыми, и там, где они касались земли, расцветали призрачные синие цветы, которые тут же увядали. Это был "Плач Неба" — явление, когда где-то умирал сильный дух.

В саду, прямо под старой сливой, стоял он. Высокий, тощий, сотканный из серого тумана. У него не было лица, только огромный рот, зашитый красными нитками. Он стоял и смотрел на наш дом. Я знала, что бабушка тоже его видит. Она была жрицей в молодости, до того как вышла замуж за деда. Ее дар угасал, но мой... мой только разгорался, как лесной пожар.

— Бабушка, ему больно? — спросила я, болтая ногами.

— Ему голодно, дитя. Это Гаки. Вечно голодный дух, не привлекай его внимание.

Но я не могла не смотреть. Я видела не только его страшный рот. Я видела тонкую, едва заметную нить, которая тянулась от его сердца, или того места, где оно должно было быть, куда-то вдаль, за городские стены. Он кого-то ждал. Кого-то, кто не пришел.

— Он ждет маму, — уверенно сказала я. — Она обещала принести ему персик, но забыла.

Бабушка резко повернулась ко мне, ее глаза расширились.

— Айми! Ты слышишь его мысли?

— Нет. Я чувствую его... пустоту. Она синяя и холодная, как лед зимой.

Бабушка схватила меня за плечи и развернула к себе. Ее лицо было серьезным и пугающим.

— Слушай меня, Айми. И запомни это на всю жизнь. Твой дар — это не подарок. Это ноша. В нашем мире есть люди... люди в черных одеждах с серебряными гербами. Департамент. Они называют себя защитниками, но для таких, как мы, они опаснее любого духа.

— Почему? — я испугалась. — Они злые?

— Они — Порядок, — горько усмехнулась бабушка. — А мы с тобой — Хаос. Мы видим то, что нарушает их идеальную картину мира. Если они узнают, что ты можешь чувствовать эмоции духов, они заберут тебя. Запрут в каменной башне, наденут на тебя печати и заставят служить Империи до тех пор, пока ты не сгоришь дотла.

Она поцеловала меня в лоб.

— Обещай мне. Никогда, слышишь, никогда не показывай, что ты видишь. Притворись слепой, глухой, глупой. Смейся, когда хочется плакать от страха. Молчи, когда духи кричат тебе в уши. Твоя тайна — это твоя жизнь.

Я кивнула, хотя и не до конца поняла, что она имела ввиду. В тот вечер дух под сливой исчез, но его место заняли другие…

Падение дома Гэн

Мой отец был хорошим человеком. Слишком хорошим для столицы, где улыбка часто скрывала кинжал, а дружба измерялась весом золота. Он был торговцем редкими тканями, мечтателем, который верил в честное слово. Честное слово его подвело.

Я помню тот день так ясно, словно это было вчера. Мне было восемь. В доме было тихо. Слуги исчезли еще утром, унеся все, что можно было унести. Мама сидела в углу, обхватив себя руками, и раскачивалась, глядя в одну точку. Бабушки уже не было с нами — она ушла к предкам зимой, оставив мне свои четки и свои предупреждения.

Папа вошел в комнату. Он был бледен, его руки дрожали.

— Простите меня, — прошептал он, не глядя нам в глаза. — Я хотел как лучше. Я вложился в поставку шелка с Островов... Корабль утонул, или его потопили пираты. Страховка была поддельной. Мы... мы потеряли всё.

В дверь начали стучать. Грубо, сильно.

— Открывай, Гэн! Мы знаем, что ты там! Долг клану Тачибана должен быть уплачен!

Папа поцеловал маму, потом подошел ко мне.

— Айми, — он снял с шеи свой медальон. Дешевый, медный, но это было единственное, что у него осталось от его отца. — Возьми, и береги маму. Ты сильная, гораздо сильнее меня.

— Папа, куда ты? — я вцепилась в его рукав. Я видела его ауру. Она была серой, рваной, полной отчаяния.

— Я пойду поговорю с ними. Я все улажу.

Он вышел за ворота. Я подбежала к окну. Там стояли люди. Не самураи, не чиновники. Наемники. Грубые лица, дубины в руках. Папа пытался что-то объяснить, кланялся. Один из них ударил его, и папа упал. Я хотела закричать, выбежать, но мамины руки схватили меня, прижали к полу, закрыли мне глаза и уши.

— Не смотри! Не слушай!

Но я слышала. Удары. Смех. И... другой звук. Звук, который я буду ненавидеть всю жизнь. Звон колокольчиков. Чистый, ледяной звон.

Я вырвалась из маминых рук и выглянула в щель ставни. По улице ехала процессия. Черные паланкины, стражи в масках птиц. Департамент Мистического Надзора. Они проезжали мимо нашего дома, мимо моего отца, которого избивали за долги, мимо моей разрушенной жизни.

Один из паланкинов был открыт. В нем сидел мужчина. Молодой, с лицом, похожим на застывшую маску. Он смотрел прямо перед собой, на его руках были белые перчатки. Он видел, я знала, что он видел. Маги Департамента видят всё, но он даже не повернул головы. Он не приказал остановиться, для него это было... неважно. Мелкое нарушение общественного спокойствия. Долговой спор. Не магическая угроза, не его дело.