Глава 1. Разбитые осколки счастья.

Солнечный зайчик, пробившийся сквозь щель в неплотно задернутых шторах, танцевал на экране ее смартфона. Вероника улыбнулась, разглядывая заставку.

Там она была запечатлена в объятиях Даниила. Его сильные руки обнимали ее талию, лицо, обычно сосредоточенное и жесткое на ринге, светилось беззаботной улыбкой. А на заднем плане виднелись огни стадиона и размытые фигуры зрителей. Тот самый вечер.

Вечер, когда он, еще не остывший после победы, прямо на глазах у ревущей толпы, опустился перед ней на одно колено. Не идеальное бриллиантовое кольцо, а его окровавленная перчатка, бережно снятая, стала ее обручальным символом.

«Выходи за меня, Ника», – прошептал он, заглушая гул арены. И она, плача от счастья, кивала, не в силах вымолвить ни слова.

Вероника провела пальцем по экрану, переключая фотографии. Вот они смеются в кафе после пар. Вот он, смущенно позирующий с ее учебником по анатомии. Вот она, засыпающая над конспектами в его квартире. Каждый снимок – осколок ее идеального мира.

Мира, где она – студентка четвертого курса мединститута, влюбленная и любимая, с четким планом на будущее: диплом, интернатура, работа в детской реанимации. И рядом – Даниил, ее боец, ее опора, ее безумная, пьянящая любовь.

Радостное возбуждение от вчерашнего разговора с Данилом (они уже начали планировать, где будут жить после свадьбы) все еще теплилось в груди, когда Вероника вышла на кухню, намереваясь заварить кофе. Но атмосфера в квартире мгновенно погасила этот огонек. Воздух был густым, как сироп, пропитанным запахом старого табака и… страхом.

Отец сидел за столом. Не сидел – он буквально врос в стул, сгорбившись, уставившись в одну точку на скатерти. Его руки, обычно такие живые и умелые (он был прекрасным часовщиком), лежали на коленях, бессильно сжатые в кулаки.

Лицо было пепельно-серым, под глазами – глубокие, темные впадины. Он выглядел на двадцать лет старше, чем вчера утром, когда провожал ее в институт с привычным: «Учись хорошо, доченька».

– Пап? – тихо позвала Вероника, подходя ближе. Сердце сжалось ледяным предчувствием.

– Что случилось? Ты заболел?

Он медленно поднял на нее глаза. Взгляд был пустым, бездонным, как у человека, только что увидевшего смерть. Вероника почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Ника… – его голос был хриплым шепотом, будто скрипом несмазанной двери.

– Солнышко мое… Прости меня.

– Простить? За что? – Вероника опустилась на стул рядом, инстинктивно схватив его холодную руку.

– Папа, говори! Ты меня пугаешь!

Он долго молчал, глотая воздух, словно ему не хватало дыхания. Потом, с усилием, выдавил:

– Я… попал в беду. Большую. Очень большую.

История вываливалась отрывисто, с мучительными паузами. Старый друг, почти брат, уговорил вложиться в «супер-прибыльный» проект. Быстрые деньги, расплата по кредиту за мастерскую, новая жизнь…

Отец, всю жизнь боявшийся долгов как огня, клюнул. Заложил квартиру. Взял деньги… у них. У тех, чьи имена в городе произносят шепотом. У тех, кто не прощает.

– А проект… – отец сжал виски пальцами, – лопнул. Как мыльный пузырь. Тот… друг… исчез. А долг… – он назвал цифру. Цифру, от которой у Вероники потемнело в глазах, а желудок сжался в ледяной ком. Сумма была астрономической. Несколько жизней отцовской скромной мастерской. Несколько жизней их жизни.

– Они… пришли сегодня. Утром.

Он невольно потер запястье. Вероника заметила синяк – четкий отпечаток чьих-то грубых пальцев. В горле пересохло.

– Что они сказали? – спросила она, едва слышно. Уже зная ответ. Зная по мертвенной бледности отца, по этому взгляду загнанного зверя.

– Срок… неделя. – он сглотнул.

– Или… – Он не закончил. Не надо было. Вероника прекрасно понимала «или». Или они заберут мастерскую, квартиру, все, что есть. Или… с отцом случится «несчастный случай». А может, и с ней. Они не церемонятся.

– Они сказали… – голос отца сорвался, – что есть… выход. Для меня. Единственный.

Вероника замерла, уставившись на него. Выход? Сердце бешено заколотилось, но не от надежды, а от нового, еще более леденящего страха. Почему он смотрит на нее так? С таким мучительным стыдом и мольбой?

– Какой выход, папа? – спросила она, боясь услышать ответ.

Он закрыл глаза, словно не в силах вынести ее взгляд.

– Они знают… обо мне. О тебе. Знают, что у меня есть дочь. Молодая… красивая… – каждое слово давалось ему с нечеловеческим усилием.

– Они… нашли жениха. Человека… который согласен покрыть мой долг. Весь долг. Сразу. Без вопросов. – Он открыл глаза. В них стояли слезы.

– Но… только при одном условии. Ты… должна выйти за него замуж, Ника. Немедленно.

Тишина, наступившая после этих слов, была оглушительной. Вероника услышала только бешеный стук собственного сердца в висках и далекий, назойливый писк микроволновки на кухне у соседей. Мир вокруг потерял цвет и форму.

Фотографии со счастливым Даниилом на стене, ее учебники на столе, солнечный зайчик на полу – все превратилось в абстрактные пятна. Единственной реальностью были слова отца, вонзившиеся в сознание как ножи.

– За… замуж? – она повторила механически, не веря своим ушам. – За… кого?

– Его зовут Артем Касымов. Бизнесмен. Очень богатый. Очень… влиятельный. – Отец говорил быстро, словно торопился выложить все, пока не передумал.

– Он… из наших краев, но давно здесь. Уважаемый человек в своей общине. Они говорят… он увидел твою фотографию и… согласился. Согласился взять на себя долг… в обмен на твою руку.

– Фотографию? – Вероника вскочила, отшатнувшись от стола. Гнев, жгучий и слепой, смешался с ужасом.

– Они показывали мои фотографии?! Кому?! Как он посмотрел?! Как на товар?! – Ее голос сорвался на крик.

– Ника, успокойся! – отец тоже встал, его лицо исказилось страданием.

– Я не знаю! Я ничего не знаю! Они просто… сказали, что это единственный шанс! Единственный способ спасти меня! Спасти нас! Он обещает… он обещает быть хорошим мужем, обеспечить тебя, дать все…

Глава 2. Печать Сделки.

Две недели. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов отсроченного кошмара. Но для Вероники время перестало течь линейно. Оно сжалось в тугой, болезненный комок ожидания, перемежаемый вспышками паники и ледяного оцепенения.

Город, такой знакомый и родной, внезапно стал враждебным. Каждый угол, кафе, остановка напоминали о Данииле. О их планах. О будущем, которое теперь было похоже на разбитую вазу – красивое, но бесполезное, состоящее из острых осколков, способных поранить при попытке собрать.

Она избегала встреч с друзьями, придумывая нелепые отговорки о «срочной подготовке к экзаменам» и «семейных обстоятельствах». С институтом пришлось договориться об академическом отпуске – холодный голос «представителя» Артема Касымова решил все вопросы за один звонок ректору. Эта легкость, с которой чужой человек распоряжался ее жизнью, вызывала новый приступ тошноты.

Отец ходил как призрак. Он пытался заботиться, готовил ее любимые блюда, но руки его дрожали, а в глазах стояла немой укор самому себе. Долг был формально погашен – в квартиру приходил неприметный человек в строгом костюме, вручил отцу расписку и холодно кивнул Веронике.

Угроза миновала, но цена… цена висела над ними обоими тяжелым саваном. Бандиты больше не беспокоили. Их тень сменилась другой, более монументальной и не менее пугающей – тенью грядущего брака.

И вот этот день настал. День первой встречи с «женихом». Не свадьба еще, нет. Просто… оформление документов. Печать сделки на бумаге, прежде чем скрепить ее жизнями.

Вероника стояла перед зеркалом в своей комнате. На ней было простое синее платье – не невеста, не праздничный наряд. Просто… товар, выставленный на осмотр. Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. «Не плакать. Не показывать страх. Ненавидеть молча». Это стало ее мантрой.

Машина, присланная за ней, была дорогой и чужой. Кожаные сиденья пахли незнакомым ароматом, а водитель – суровый мужчина с кавказскими чертами лица – не проронил ни слова за всю дорогу. Он привез ее не в ЗАГС, а в роскошный офисный центр в самом центре города. Стекло и сталь. Власть и деньги. Мир Артема Касымова.

Ее проводили в кабинет, поражавший размерами и сдержанной роскошью. Панорамные окна открывали вид на город, но Вероника не видела его. Ее взгляд уперся в человека, сидевшего за массивным столом из темного дерева.

Артем Касымов.

Он не был дряхлым стариком, каким она его рисовала в своих кошмарах. Лет сорока пяти, не больше. Высокий, широкоплечий, с четкими, резкими чертами лица, которые могли бы быть привлекательными, если бы не ледяная сдержанность во взгляде.

Темные, чуть вьющиеся волосы с проседью у висков. Одежда – безупречный дорогой костюм, подчеркивающий статус, но без кричащей роскоши. Он изучал документы, и только когда дверь закрылась, поднял глаза.

Вероника замерла. Его взгляд был… оценивающим. Не пошлым, не вожделеющим, а скорее как коллекционер, рассматривающий новое приобретение. Взвешивающим ее ценность. В этом взгляде не было ни капли тепла, ни намека на улыбку или попытку снять напряжение. Только холодный, пронзительный расчет и безраздельная власть того, кто знает, что купил то, что хотел.

– Вероника, – произнес он. Голос был низким, бархатистым, с легким, едва уловимым акцентом. Голос человека, привыкшего, что его слушают.

– Садитесь.

Она машинально опустилась в кресло напротив, чувствуя, как спина покрывается ледяным потом. Он протянул ей стопку бумаг.

– Документы на регистрацию брака. И брачный договор. – Он говорил спокойно, деловито, как будто обсуждал сделку с недвижимостью.

– Ваш отец уже подписал свое согласие. Вам остается поставить свою подпись. Условия стандартные: в случае развода по вашей инициативе, вы не претендуете на мою собственность, приобретенную до брака. Я беру на себя все ваши текущие и будущие расходы. Ваше образование будет оплачено, если вы решите продолжить. – Он сделал небольшую паузу, его темные глаза снова впились в нее.

– Я исполню свою часть договора. Долг вашего отца погашен. Его жизни и вашей – ничего не угрожает. Теперь ваша очередь.

Вероника взяла ручку, которую он молча пододвинул. Пластик был холодным. Она скользнула взглядом по тексту договора. Юридические термины сливались в кашу.

Ее не интересовали деньги, собственность. Ее интересовало только одно: эта подпись навсегда хоронит ее мечту о Данииле. О любви. О нормальной жизни. Рука дрожала. Чернильная точка на бумаге расплылась.

– Я… – она попыталась заставить себя говорить, но голос сорвался.

– Я хочу… хочу быть уверена, что с отцом… что он в безопасности. Окончательно.

Артем слегка наклонил голову. В его взгляде мелькнуло что-то – не понимание, нет. Скорее… терпение к капризу купленной вещи.

– Ваш отец уже покидает город, – сказал он ровно.

– Мои люди сопровождают его в безопасное место. В горную клинику, подальше от… прежних связей. Там он сможет оправиться от потрясения. Вы сможете с ним связаться после свадьбы. Когда все уляжется. – Его тон не оставлял сомнений: это не обсуждение, это констатация факта. Его факта.

Покидает город? Без нее? Новая волна паники накрыла Веронику. Она оставалась одна. Совсем одна перед этим человеком и его безжалостным миром. Но выбора не было. Никакого.

Она сжала ручку так, что костяшки побелели, и быстро, не глядя, поставила подписи там, где он показал длинным, ухоженным пальцем. Каждая подпись – как ножевой удар по собственному сердцу.

– Хорошо, – сказал Артем, забирая подписанные документы. В его голосе не прозвучало ни удовлетворения, ни раздражения. Только завершенность действия.

– Свадьба через неделю. В моем доме, в ауле. Вас подготовят. Вас заберут завтра утром. С вещами. – Он встал, его фигура заслонила свет от окна, бросив на Веронику тень.

– Традиции моего народа важны для меня, Вероника. Я ожидаю, что вы будете их уважать. Как будете уважать наш брак. – В этих словах прозвучало не предупреждение, а констатация неизбежного.

Загрузка...