Несломленная

Глава 1. Эмилия

Я — самая младшая в семье, и все мои проблемы из-за этого.

Родители никогда не ждали от меня многого. Пока обе мои старшие сестрицы корпели над учебниками, я гоняла по улицам на велосипеде. Или шастала по заброшенным домам в сомнительных компаниях. Или носилась с рогаткой, распугивая окрестных птах залихватским свистом. Правда, по назначению рогаткой я никогда не пользовалась. Ни одна птица не пострадала от рук Эмилии Ллорт.

Но вовсе не потому, что я такая добрячка.

- Может, выпороть ее на всякий случай? - спрашивала матушка Фекла у батюшки Никодима.

Батюшка жалко вздыхал и бросал в мою сторону виноватые взгляды. Матушка вздыхала еще жальче и вытирала свои огромные руки о фартук в мелкий цветочек.

Мои родители — тролли. Пожалуй, с этим тоже связаны некоторые из моих жизненных сложностей.

Потому что я не тролль. Помню, как в раннем детстве я ревела от злости, когда знакомые моих родителей выражали вежливое (или не очень вежливое!) удивление по поводу моего внешнего вида. Я хотела быть троллем! Хотела быть такой же огромной и зеленой, как матушка, батюшка и обе мои сестрицы!

Но я была куда больше похожа на совершенно обычную человеческую девочку. Хотя и ею тоже не являлась.

- Когда я стану похожа на тебя? - приставала я к матушке Фекле, поедая на завтрак ее фирменные тролло-блинчики.

- Ох, деточка! - восклицала матушка. - Боюсь, этого никогда не случится.

- Но почему? Почему-у-у-у-у??? - я рыдала и в порывах неконтролируемой ярости швыряла посуду, целясь в ни в чем не повинных домочадцев.

Чашки с ложками с грохотом бились о стены и падали на пол, а вся семья бросалась утешать самую младшенькую, самую ранимую и капризную дочурку.

- Ну будет, будет, - матушка Фекла гладила меня по голове и накладывала на еще неразбитую тарелку лучшие кусочки.

- Ты вырастешь настоящей красавицей! - уверял батюшка Никодим, неловко обнимая меня за плечи.

- Мы тебя в обиду не дадим, - заявляли Анилла и Банилла, мои сестрицы.

Родители всегда хотели иметь трех дочерей. И третью свою дочь они планировали назвать Ваниллой. У троллей туговато с воображением, но в остальном — они отличные ребята.

Кстати, среди обычных людей и даже среди белых и темных колдунов, распространено абсолютно неверное представление о троллях. Мол, они тупые и злобные, и только и делают, что поедают на завтрак оставленных без присмотра младенцев!

И такие мракобесные взгляды царят не где-нибудь, а в Тролэнде — стране, которая даже названа в честь троллей. Хотя живут у нас все кто ни попадя: тролли, ведьмы, колдуны и совсем обычные люди без магических способностей.

Хуже, чем троллям, в Тролэнде приходится только вампирам. И оборотням. Если кого-то из них замечают в городе — гонят прочь вилами и лопатами. И это в лучшем случае. Вопреки легендам о вампирской и оборотнической всесильности, они уязвимы, как и все прочие живые или полуживые (если мы говорим о вампирах) создания. И если хорошенько приложить вампира или оборотня десятком тяпок, можно нанести ему существенный урон.

Мне бы и в голову не пришло переживать о нечисти, обитавшей где-то далеко от Тролэнда, в городе, о котором мне приходилось только слышать. Я знала, что вампиры называют этот город Вампирском, а оборотни — Оборотневском. Жители же Тролэнда презрительно называли это поселение Клоакой.

Но с жителями Клоаки меня объединяло куда большее, чем с обитателями Тролэнда, в котором я появилась на свет. Потому что первое мое обращение, со слов матушки Феклы, состоялось, когда мне исполнился всего месяц, и моментально расставило все на свои места. Крохотная я вопила, чем-то жутко недовольная, а потом обратилась в маленького злобного вороненка и продолжила гневно каркать. Гневно, но очень уморительно, как любил вспоминать батюшка Никодим. Ничего так воспоминания о младенчестве любимой доченьки, не правда ли?

В общем, мечты моих приемных родителей о третьей тролло-дочурке по имени Ванилла не сбылись. Эту несуществующую девочку заменила я — персона с крайне сомнительной биографией.

- Твоя мать Светлана — настоящая королева, - говорила матушка Фекла, когда я всерьез стала задаваться вопросами о собственной непохожести на членов моей семьи. - Она вручила нам тебя и умоляла защитить и сберечь свою дочурку. Увы, но королева скончалась, когда тебе не было еще и недели. Она очень просила, чтобы мы назвали тебя Эмилией.

Когда я подросла, то стала подозревать, что приемные родители водят меня за нос. Не иначе, как некая блудница оставила меня на пороге храма богини Судьбы, и ушлый жрец вручил никому не нужного младенца самым совестливым прихожанам.

Я выложила эту версию матушке Фекле, когда меня особенно рьяно штормило от подростковых перепадов настроения. Всегда добродушная и излишне жалостливая Фекла тогда так рассердилась, что шлепнула меня кухонным полотенцем пониже спины.

- Не смей так говорить о своей матери, Эмилия! - Фекла сжала тонкие губы, и ее плоское зеленое лицо стало еще площе и зеленее. - Она — ангел! Когда Светлана управляла Тролэндом, город процветал! Все жили в достатке и получали достаточно серебра за свою работу. Нищих не было, даже обычный уличный дворник мог себе позволить крепкий дом и бодрую лошадь!

- Звучит как выдумка, - я была настроена скептически. - Если все было так прекрасно, как ты говоришь, то почему эта женщина, достойная всяческого уважения, притащилась с новорожденной дочерью к каким-то там троллям?

Я знала, что мои слова приведут матушку Феклу в бешенство. Более того, именно на это я и рассчитывала. Любое создание — будь то тролль, колдун или человек — в гневе выкладывает все, что думает.

И Фекла не оказалась исключением.

- О, всевышняя богиня Судьбы! - она воздела руки к потолку дома и стала ими потрясать. - Дай мне сил справиться с этим ребенком и выполнить обещание, данное королеве Светлане!

Закончив переговоры с потолком, матушка Фекла рассказала мне всю правду.

Глава 2. Эмилия

- Эмилия! Не выражайся! - беззлобно прикрикнула матушка Фекла. - Подобное поведение не пристало столь высокородной даме, - закончила она уже не очень уверенно, видимо, памятуя о том, как я носилась в компании местных юных троллей, раздражая всю округу.

В комнату ворвались Анилла и Банилла, и вопрос про отца пришлось тогда отложить до лучших времен. Хихикая и толкая друг друга в упитанные бока, сестрицы поведали, как встретили вредную соседскую знахарку. Старушонка с дурным характером распиналась о том, как неприлично я себя веду — бегаю в мальчишеских штанах, визжу шинами велосипеда прямо возле ее дома и оглушительно свищу, засунув в рот два пальца.

- И она такая спрашивает: это ж кто в роду был у вашего подкидыша, что она так себя ведет? - сказала Анилла.

- А мы ей в ответ: так Эмилька — вампирша! Летает по ночам, жертв выискивает. А мы все в своих комнатах накрепко запираемся, едва стемнеет, - подхватила Банилла.

Сестрицы грохнули так, что в окнах задребезжали стекла.

- И она, знахарка-то, в дом свой ка-а-а-к запрыгнет. И на все засовы закрылась — мы слышали, - задыхаясь от смеха, Анилла потрепала меня по плечу.

- Девочки, ну что за дурацкие шутки! - воскликнула матушка Фекла, но вид у нее при этом был весьма довольный. И немудрено — даже если противная бабка начнет молоть языком, без доказательств ей никто не поверит. А так — пусть думает, что я пью кровь ночных жертв, и всем подружкам расскажет. Пусть такие, как они, держатся от нашей семьи Ллортов подальше. Мы будем только рады.

… С тех пор, как я ни старалась вывести матушку Феклу на откровенный разговор, ничего не получалось. Она отмахивалась, отмалчивалась и притворялась, что внезапно оглохла.

Правду про отца мне рассказал батюшка Никодим. На тот момент мне стукнуло уже двадцать лет, и я вынашивала в своей голове дерзкие революционные планы. Я чувствовала, как в моих жилах кипит горячая кровь, которую я вряд ли унаследовала от благостной королевы Светланы.

Я видела, что в Тролэнде царит несправедливость. Правящий король, вступивший на трон после смерти Светланы, был уже довольно дряхлым и, казалось бы, за годы правления должен был навороваться вдоволь. Но не тут-то было — он облагал население все более неподъемной данью, покупая при этом десятки породистых рысаков ежегодно, которые стоили столько, что на эти деньги можно было легко обеспечить всех бедствующих. Он устраивал роскошные балы, на которые съезжались высокородные гости из других стран. Король не женился и, поговаривали, что его фаворитки становятся моложе и моложе.

Между тем бедняков в Тролэнде становилось все больше. Мы еще как-то держались, хотя наш крепкий дом уже нуждался в серьезном ремонте — следовало хотя бы подлатать крышу, через которую на чердак просачивался дождь. На чердаке спала я и просыпаться под непрошеным душем мне не очень-то нравилось.

Поразмыслив, батюшка Никодим продал двух лошадей и пустил вырученные деньги на ремонт дома. У нас осталась одна кобыла средних лет чисто для хозяйственых целей — съездить на рынок или отправиться в гости. По гостям мои приемные родители еще ездили, обязывала должность управляющего банком, которую занимал батюшка Никодим.

Множеству горожан приходилось гораздо хуже. Кто-то переезжал из хороших домов в грязные лачуги, а кое-кому даже лачуги оказывались не по карману, и за неуплату дани этих несчастных выкидывала на улицу королевская жандармерия. Часто вместе с детьми.

Больше всех страдали тролли. Из-за предвзятого отношения их могли выселить из дома за просрочку выплаты всего в пару дней! Если жандармам нужно было повесить на кого-то нераскрытое преступление — виновником всегда назначались тролль или хульдра (женщина-тролль, здесь и далее — примечания автора).

Будь они, тролли, чутка посообразительнее, давно б сложили два и два, и подняли восстание. Чего-чего, а богатырской силушки им хватало.

Я решила взять устранение несправедливости в свои руки и возглавила небольшую группу сопротивления из молодых троллей, с которыми в детстве мы нервировали городских впечатлительных знахарок.

Замечу, что я вовсе не жаждала благородного отмщения за все страдания невинных троллей. Мои планы были совсем иного толка. Я понятия не имела, кто займет трон после того, как старик-король наконец покинет этот мир. Но точно знала, что существует единственная идеальная кандидатура для вступления в права королевы Тролэнда.

И этой кандидатурой была я.

Я стала вынашивать эту идею с того самого дня, когда узнала о том, что моя мать была королевой нашей страны. И еще больше утвердилась в своих намерениях после того, как узнала правду про отца.

Дело было так: я напросилась с батюшкой Никодимом в далекую южную страну под названием Зелостан. В Зелостане жили домовые кикиморы и черти, и там открылось отделение банка, в котором батюшка Никодим работал управляющим. Кикиморы и черти — это вам не гномы, к тем богатеньким любителям золота хозяин банка ездил лично. Ну а для переговоров в Зелостане годился и мой непривлекательный приемный отец.

Когда мы въезжали в Зелостан, я приняла надменный вид еще сидя в банковской карете. Мне представлялось, что мы прибыли в бедную страну, населенную дикарями, на фоне которой мой родной Тролэнд покажется раем на земле.

Но все оказалось с точностью до наоборот. Кикиморы и черти жили в ладных красивых домах, улицы города были чистыми, а на углах домов не сидели нищие, выпрашивающие милостыню.

Мы приехали в гостиницу, где нас встретил улыбчивый юный черт с наполированными рожками и сопроводил в номер, по дороге выражая надежды на то, что наше с батюшкой путешествие не было слишком утомительным.

Услужливый черт выглядел аристократом на нашем фоне. В старой одежде и стоптанной обуви мы с батюшкой Никодимом легко могли сойти за местных бедняков.

Не теряя профессиональной вежливости, рогатый носильщик распахнул перед нами двери номера и пожелал приятного отдыха. Батюшка сразу убежал на встречу с какой-то важной местной кикиморой, а я плюхнулась на узкую кровать, чувствуя, как ядовитая злоба растекается по моим венам.

Глава 3. Лилия

Я — единственный ребенок в семье, и все мои проблемы из-за этого.

Сколько себя помню, маменька с папенькой носились со мной как с писаной торбой. А помню я себя отлично с самого раннего возраста. Вряд ли родители догадываются, что у меня сохранились воспоминания с тех пор, как я начала ходить.

Ну конечно они ни о чем не догадываются! Иначе такой переполох подняли бы…

Я обожаю маменьку и папеньку. И как иначе? Как и все девочки, я читала в детстве про избалованных принцесс. Лучшие платья, пышные балы в честь дочерей, самые завидные женихи со всей округи… Со всей ответственностью могу заявить, что эти сказочные принцессы не были и вполовину избалованы так, как я!

- Кларочка, - говорил папенька маменьке, наблюдая, как я сижу за учебниками, - а может, подыщем для Лилечки школу получше?

- Ну что ты, Карлуша! - ласково отзывалась маменька. - Эта школа — лучшая в мире. Ты же сам ее и выбирал. Забыл?

- Да-да, - соглашался папенька и глаза его увлажнялись от умиления. - Но мне все кажется, что наша дочь достойна такого, чего и в мире-то не бывает!

То был образцово-показательный разговор, подобные которому проходили каждую пятницу в малой гостиной нашего дворца. Мы сидели у камина целый вечер и выглядели как идеальная семья.

Уверена, родителям было несложно меня любить. Потому что учили, лечили и подтирали мне сопли совсем другие люди. Приятно любить ребенка, когда не приходится терпеть его капризы и истерики, правда?

Ко мне был приставлен целый штат гувернанток, лекарей и поваров. Но главной фигурой моего детства стала нянюшка Франческа. Она приехала издалека и болтала со смешным акцентом, не выговаривая как следует звук «р» и забавно растягивая гласные. Именно Франческа была свидетельницей моих детских радостей и горестей: это она лечила мои разбитые коленки и озабоченно хмурилась, глядя на градусник, когда я подхватывала сезонную простуду. Это Франческа посоветовала мне не общаться с подругой, распускавшей про меня глупые сплетни. И это нянюшка утешала меня, когда в свои двенадцать лет я страдала от первой смешной любви.

Франческа знала обо мне больше, чем родная мать.

Я потеряла ее, когда мне исполнилось четырнадцать.

В то время я увлеклась медициной. Наблюдала, как работают придворные лекари и даже несколько раз присутствовала на операциях. Специально подружилась с одним юным практикантом, которого пока не допускали до лечения колдунов и колдуний, зато он мастерски управлялся со вскрытием лягушек и лабораторных крыс. Я уговорила практиканта научить меня вскрывать тушки животных, и он не посмел мне отказать. Еще бы — я целая принцесса Фейбурга, а он — всего лишь ученик, и еще неизвестно, станет ли настоящим лекарем!

Я научилась довольно ловко управляться со скальпелем и пинцетом и бегала в лабораторию при любом удобном случае. Мне хотелось скрыть свое увлечение от нянюшки — она была очень добра и жалостлива, и от вида того, как я хладнокровно вскрываю трупики животных, добросердечная женщина легко бы хлопнулась в обморок.

Однажды Франческа ворвалась в лабораторию в самый неподходящий момент. Моя рука дрогнула, я сделала неверный разрез, и кровь из крысиной тушки брызнула мне прямо в лицо.

Так я и стояла, мрачная и окровавленная, слушая нянюшкины вопли.

- Лилия! Милая ты моя! Ты же принцесса! Нет, ты — в первую очередь женщина! Милосердие должно быть у тебя в крови. А ты вытворяешь такие страшные вещи!

Франческа побежала жаловаться родителям. Я бросилась следом. Не потому, что опасалась наказания — маменька и папенька в жизни меня не наказывали. Мне просто было любопытно посмотреть на их реакцию.

- Господин король! - забыв о правилах приличия, Франческа влетела в папенькин кабинет без стука.

Папенька отложил книжку и вопросительно посмотрел на нас снизу вверх. Он сидел в ногах у маменьки, вышивавшей какую-то сложную картину. Было нисколько неудивительно застать их вдвоем — по-моему, они вообще никогда не расставались.

Франческа наябедничала на меня во всех красках. Она так живописала мои «кровавые упражнения», что я сама едва не испугалась.

Однако папенька встал на мою сторону.

- Девочка хочет стать доктором. По-моему, это самое что ни на есть милосердное занятие, или я не прав? И если для этого требуется резать неразумных существ — что с того? Толку от них все равно никакого! Так что, дорогая Франческа, оставьте Лилию в покое.

- Нет.

Одно короткое слово прозвучало в кабинете подобно выстрелу.

Маменька отложила вышивание и пригвоздила меня к полу взглядом небесно-голубых глаз.

- Нет, - повторила она и снова взяла иголку в руки. Я заметила, что ее пальцы совсем чуть-чуть, едва заметно, подрагивали. - Лилия, я запрещаю тебе резать кого бы то ни было.

- Но почему? - на мои глаза — точь-в-точь такие же прекрасные, как у маменьки, набежали слезы.

Я вообще-то с детства такая ранимая. Когда все идет не так, как мне хотелось бы — никак не могу сдержаться и начинаю рыдать.

- Я все сказала. Разговор окончен.

Я посмотрела на отца, ища в нем поддержки. Но он только пожал плечами. Мол, слово матери — закон.

Из кабинета я вылетела стрелой, отмахнувшись от Франчески. Она пыталась угнаться за мной, лопоча со своим смешным акцентом что-то утешительное. Я захлопнула дверь своей комнаты прямо перед нянюшкиным носом, а она просила прощения и уговаривала меня открыть.

Чтобы не слушать причитания Франчески, я на всю громкость врубила проигрыватель. Пластинка крутилась, немного гнусавый женский голос пел песни на незнакомом языке, а я лежала на кровати, изучая потолок.

К вечеру я проголодалась и раздумывала, не спуститься ли мне к ужину. Конечно, хотелось продемонстрировать родителям свою обиду и гордо отказаться от еды. С другой стороны, голод не тетка. А я его, голод, переносила плохо. Как и любой другой дискомфорт. Принцесса я, в конце концов, или кто?

Я заключила компромисс сама с собой, решив отужинать в компании родителей, приняв горделиво-неприступный вид. Подошла к закрытой двери, прислушалась к тишине в коридоре и потянула ручку на себя.

Глава 4. Лилия

Убийцу Франчески искали пылко, но вяло. Как такое может быть? Да запросто!

Папенька посулил награду тому, кто отыщет негодяя, лишившего несчастную женщину жизни. Награду огромную — тысячу золотых. На эти деньги можно безбедно прожить всю жизнь и заодно обеспечить потомков вплоть до правнуков.

Скорбь папенька демонстрировал при каждом удобном и — чаще — неудобном случае. Даже во время наших пятничных семейных посиделок у камина он возводил глаза к небу и вопрошал:

- Кто? Кто это чудовище, что сотворило такое с нашей бедной нянюшкой?

Не знаю, зачем он это делал.

Маменька недобро косилась на меня, а на отца старалась не смотреть вовсе. Даже в теплые вечера, сидя у камина, она зябко куталась в шаль, как будто больше не чувствовала ничего, кроме холода.

Охотников разжиться приличной суммой нашлось немало. Во дворец ежедневно являлись подозрительные и не очень личности, предлагая услуги сыщиков.

Но никто из них папеньку так и не устроил. Один был слишком молод. Второй слишком стар. У третьего глаза горели воровским огнем — клянусь, папенька именно так и сказал! Нашлось еще сотни нелепейших причин, по которым папуля так и не дал ни одному сыщику приступить к поискам убийцы.

Так что дело ограничилось внутренним расследованием. Королевские стражники лениво поизучали двор, где нашли Франческу. Порасспрашивали прислугу. И таки «нашли» преступника.

Убийцей объявили самого преданного папенькиного лакея, Петра. Стража предъявила ему обвинения и бережно, под ручки, увела в тюрьму.

Спустя полгода, в осеннее полнолуние, меня донимала особенно сильная бессонница. В смутной тоске я бродила по с детства выученным наизусть тропинкам, когда заметила движение у сторожевой башни. Бесшумно метнулась к раскидистому дубу и, подсматривая сквозь густую листву, стала свидетельницей изумительной картины.

Обнимая Петра за плечи, отец вел его к высоким решетчатым воротам, отгораживающим наш замок от всего остального мира, и говорил:

- Я всегда буду помнить о том, что ты сделал для нас, Петр. Надеюсь, все наши договоренности остаются в силе.

- Даже не сомневайся, Карл! - хохотнул Петр и похлопал по толстой сумке, которую прикрепил к поясу. Сумка весьма красноречиво звякнула. - С таким вознаграждением я начну совершенно новую жизнь. Какой король? Что за убийство? Ничего не знаю!

Мужчины горячо пожали друг другу руки и ворота тихо скрипнули, выпуская Петра на волю.

Я крадучись вернулась в свою комнату и до утра просидела у окна, пялясь на полную желтую луну.

За завтраком папенька сообщил нам новость:

- К сожалению, Петр, убийца нашей дорогой Франчески, скончался сегодня ночью. Или, скорее, к счастью! Поделом мерзавцу!

Уткнувшись в тарелку с кашей, я наблюдала за маменькой. Она побледнела и укуталась в свою шаль так, что остались видны только сухие блестящие глаза. Эти глаза не желали смотреть ни на отца, ни — тем более — на меня.

Я так никогда и не узнала, зачем и для кого папенька разыгрывал эти спектакли. Неужели для меня, и он действительно наивно полагал, что я к четырнадцати годам не догадалась о своем происхождении? Или он сам перед собой изображал добропорядочного правителя, каким ни в коем случае не являлся?

Я-то все про себя узнала еще в младенческом возрасте. Когда родители свободно обсуждали все животрепещущие темы в моем присутствии, уверенные, что я ничего не пойму и не запомню.

А я все поняла и все запомнила. У вампиров вообще отличная память. Тем более, у таких, как я. У полукровок.

Историю своего появления на свет я знала всегда. Моя юная романтичная маменька, бывшая тогда принцессой в соседней северной стране, отвергла папеньку, который уже в ту пору был безумно в нее влюблен. Однако мамуле он был неинтересен — приличный, положительный, скучный. Да еще и готовый ради нее на все!

Просто фу, решила юная Клара, и удрала от родителей с красавцем-блондином, совершенно вскружившим ее легкомысленную голову. Увы, красавец оказался еще тем упырем.

Причем как в переносном, так и в совершенно прямом смысле.

К родителям Клара вернулась в лохмотьях, с поруганной честью и со мною под сердцем. Узнав, что возлюбленная забеременела, мамин красавец без лишних слов исчез. Неделю она прорыдала, а потом еще неделю добиралась до родного города, пользуясь добротой случайных попутчиков.

Родители ее простили. И поспешили прикрыть грех — выдали дочурку за Карла, готового принять любимую хоть с десятком детей.

Я знаю, что маменька не сказала всей правды своим родителям. Зато все рассказала новоиспеченному супругу.

Мой неродной отец знал, что Клара понесла от вампира. Они со страхом ждали моего появления на свет. Сложно сказать, почему — вероятно оттого, что у Карла с Кларой сложились довольно странные представления о вампирах. Они воображали, что я, едва появившись на свет, откажусь от материнской груди и брошусь на поиски первой жертвы.

Но я родилась обычным младенцем. До двух лет питалась исключительно материнским молоком. А потом перешла на общий стол. Маленькая я очень полюбила мясо. Особенно — плохо прожаренное мясо. Папенька Карл прикинулся, что воспылал гастрономической любовью к бифштексам с кровью, и их ему стали подавать на завтрак, обед и ужин.

Конечно, Карл отдавал бифштексы своей любимой приемной дочурке.

Маменька всегда старалась быть со мной ласковой. Но в ее прикосновениях, улыбках и дежурных поцелуях я различала фальшь. И еще страх.

Я выросла копией своего биологического отца, только глаза мне достались от мамы. Со светлыми вьющимися волосами и широко распахнутыми голубыми глазами я словно сошла с картинок книжек про принцесс. Ну кому могло прийти в голову, что вампиры бывают похожи на ангелов?

После смерти Франчески я осталась фактически одна. Другую няньку для меня нанимать не стали — все же мне вот-вот исполнялось пятнадцать лет.

Больше никто ко мне не лез. Не опекал. Не волновался обо мне.

Глава 5. Жан

Я — сирота, и все мои проблемы из-за этого.

Родителей я лишился разом. Мои отец и мать были прославленными охотниками на вампиров — настолько знаменитыми в Главной Империи Мира, что им буквально не давали прохода. Женщины при виде моего отца лишались чувств. Мужчины, встретив мою мать, бросали жен с выводком детей и просиживали ночами возле нашего дома, с тоской глядя в закрытые окна.

Когда толпа поклонников приобретала угрожающий размах, отец выходил на крыльцо и, небрежно перебрасывая из руки в руку серебряный клинок, сообщал:

- Перекромсаю всех, кого увижу здесь через час!

И, драматично хлопнув дверью, возвращался в дом. И уже там заходился от хохота, обнимая маму — отец нисколько не ревновал, но его очень забавляла картина драпавших куда подальше при виде серебряного клинка маминых обожателей. А ведь они даже не были вампирами, чтобы так сильно бояться серебра!

Я видел, как мои одноклассники растут в несчастных семьях и в семьях, которые только притворяются счастливыми. Разница между ними была невелика — одни собачились, а то и дрались, прилюдно, другие — делали это за закрытыми дверьми. Но правда все равно просачивалась наружу — в полных ненависти взглядах, в злых шутках, в словно случайно появившихся синяках на руках детей.

Но мы, Хоты, были другими. Мы ничего не изображали, а просто любили друг друга до одури. Никогда и ни у кого я не видел такой нежности в глазах, как у моих родителей, когда они смотрели друг на друга. И я, их единственный ребенок, получал эту нежность в трехкратном размере. Мама и папа никогда не отмахивались от меня, отвечали на все мои дурацкие вопросы и читали добрые сказки на ночь.

Отец научил меня кататься на велосипеде и на лошади. Научил плести чесночные ожерелья и стрелять серебряными пулями. Мама научила меня готовить так, что шеф-повара лучших ресторанов выглядели на моем фоне деревенскими кухарками. Научила разбираться в травах и грибах. Научила любить этот мир и доверять ему. Вот только последнее было зря.

Этот мир у меня отняли. Отняли грубо, в один момент уничтожив все, без чего я не мыслил дальнейшей жизни.

В конечном итоге именно популярность сгубила маму и папу. Во всех газетах Империи моих родителей возносили на недосягаемый для простых смертных пьедестал. Андрэ Хот — непревзойденный стрелок, и его не под силу победить ни одному вампиру! Джульетта Хот подкрадется к вампиру так незаметно, что он ни за что не увидит осиновый кол в ее уверенных руках! Такими фразами пестрели газетные статьи о моих родителях, дополненные эффектными фотоснимками, на которых мама и папа позировали с оружием. Эти статьи, полагаю, читали и вампиры в том числе. Думаю, особенно сильно их интересовали фотографии.

Мне было двенадцать, и я не понимал, что мои родители уже в опасности, потому что уверовали в собственную неуязвимость. А я… Ну а что я? Я принимал на веру все, во что верили родители. У меня не возникало даже мимолетной мысли, что однажды мои смелые и красивые папа и мама потерпят сокрушительное поражение.

Это случилось, когда их позвали в соседнюю страну. Там бушевал чрезвычайно наглый вампир — очаровательный блондин совращал доверчивых девиц пачками, как будто стремился оставить после себя как можно больше дурного семени.

Быть может, никто не придал бы бесчинствам красавца большого значения, но тот зашел слишком далеко, обольстив наивную принцессу из одной северной страны. Кому-то — я так и не узнал, кому — это очень не понравилось, и мои родители получили задание: найти и уничтожить любвеобильного блондина.

Это было вполне рядовое, даже простое, задание. Бывало, что мама и папа вдвоем уничтожали десятки вампиров за раз, а тут — одна-единственная легкомысленная особь!

… Говорят, никогда нельзя недооценивать противника. Опыт моих родителей доказал, что это правда.

Белобрысый упырь как будто знал, что на него открыли охоту. Как пересказал потом трактирщик, единственный свидетель произошедшего, все случилось мгновенно. Вампир лениво флиртовал с пухленькой, то и дело краснеющей девицей, когда за его спиной бесшумно материализовались охотники по его вампирскую душу.

- Он даже в лице не переменился! - рассказывал мне трактирщик, когда в свои восемнадцать лет я был освобожден от опеки учителей и мог свободно разъезжать где угодно. В первую очередь я отправился в ту самую страну, где убили моих родителей. В Крэлльсию, в которой преимущественно обитали простые люди и всего с десяток белых колдунов.

Угостив болтливого трактирщика, я выяснил все, что хотел, и даже чуть больше.

- Он, упырь, значит, сидел тут как ни в чем не бывало. Я к нему особо и не присматривался. Парень как парень. Ну смазливый как девчонка, но это не преступление. А потом он к Анжеле стал липнуть. Постоянная, значит, наша клиентка. Из простых девушек. Но хорошая. Главное — есть за что ухватиться! А я как это увидал — осерчал. Ну сам понимаешь…

Трактирщик замялся, теребя себя за пышные рыжие усы. Тогда я подтолкнул его повествование:

- Ты сам имел виды на Анжелу.

- Верно, - закивал трактирщик. - Я даже хотел пацану пригрозить. Но тут! Дверь наша распахнулась, не издав ни звука! А это, скажу я тебе, само по себе удивительно. Потому что дверь — просто дрянь, ей уж лет сто и грохочет, зараза, даже от дуновения ветерка!

Я уставился в свой стакан с густым сладким напитком. То, о чем говорил рыжий трактирщик, было очень похоже на моих родителей. Они одни умели появляться так бесшумно, что даже у меня не было ни единого шанса сделать вид, что я учу уроки, а вовсе не валяю дурака, разукрашивая картинки в специальных детских книжках.

- Он сидел к ним спиной. К родителям твоим, значит, - трактирщик вытер свои великолепные усы, с сожалением поглядывая в свой слишком быстро опустевший стакан. - Не дернулся, не вздрогнул. Ничего. Мгновенно выхватил меч из ножен, крутанулся, и отрубил обоим головы! Они и понять ничего не успели. Зато не мучились.

- Где искать этого вампира? Не знаешь?

Глава 6. Жан

Я выставил ногу вперед, блокируя дверь. И заговорил:

- Не стоит меня опасаться, сударыня. Я пришел к вам исключительно с добрыми намерениями.

То ли я был очень убедителен, то ли Анжела относилась к излишне доверчивым особам (и я склонялся именно к этому варианту), но девчонка тут же выскользнула наружу. И даже дверь за собой не прикрыла.

А у меня появилась возможность убедиться в правдивости оценки рыжеусого трактирщика. Подержаться у Анжелы действительно было за что.

Я отвел взгляд от глубокого декольте и сосредоточился на ногах девушки, целомудренно прикрытых юбкой до колен.

- Анжела, - обратился я к круглым коленкам, - говорят, вы присутствовали во время одного инцидента в местном трактире шесть лет назад.

- Во время чего? - переспросила Анжела тонким звонким голосом, мало подходящим ее корпулентной фигуре.

- Инцидента… Случая, - поправился я. - Когда чужеземец убил мужчину и женщину.

Я сглотнул ком, застрявший в горле, и закончил:

- Отрубил им головы.

Наверное, я уже мог бы по памяти нарисовать изгибы Анжелиных ног. Поднимать глаза выше было опасно — любовный задор, присущий восемнадцатилетним юношам, мог помешать мне мыслить здраво.

Однако Анжела сказала:

- Господин, не могли бы вы смотреть мне в глаза? А то мне боязно! Чего это вы в землю пялитесь? Недоброе замышляете?

Пришлось покориться воле возможной ценной свидетельницы. Избегая столкновения моего взгляда и манящего декольте Анжелы, я посмотрел ей прямо в глаза. И поразился тому, какой юной она выглядела. Анжела была всего на пару лет старше меня.

Личико девчонки было простоватым — нос картошкой, тонкие губы, и серые навыкате глаза. Да и аромат от нее исходил типично сельский — смесь давно немытого тела и ядреных удобрений для скромного огородика, окружавшего хибару.

С облегчением я отметил, что любовное томление меня больше не донимает.

- Так вы помните тот случай?

- Нет. Я же почти ребенком была. Тому красавцу я вроде как понравилась. Ну и он мне — в нашей глуши таких парней не водится. Мы болтали. А потом меня как будто по голове стукнули. Очнулась — а они уже на пороге лежат. Без голов.

Анжелу передернуло от воспоминаний.

- Так-таки ничего и не видела? - вкрадчиво спросил я.

- Нет. Даже жандармы допрашивали Порфирия как единственного свидетеля. Трактирщика. Рыжего такого.

- Доверчивые тут у вас жандармы. Ну или ленивые.

Я схватил лживую девчонку за локоть и втолкнул ее в хибару. Свидетели мне были не нужны.

Анжела даже не закричала. Только облизнула тонкие, совсем не привлекательные губы, и глухо спросила:

- Понравилась я тебе?

И потянулась к верхней пуговице блузки.

- Перестань!

Я закатил глаза, и пальцы Анжелы замерли, неловко обхватив пуговицу. В полутьме старой хибары я разглядел страх на лице обманщицы.

- Что тебе нужно?

- Правда. И только она.

Я знал, что Анжела солгала. Врать она совершенно не умела — когда она говорила о том самом дне, ее глаза бегали, а тело приняло неестественную деревянную позу. Так я понял, что неопрятная девчонка точно владеет нужной мне информацией, и я был готов выбить из нее эту информацию любыми путями.

Всего пять минут спустя я покинул хибару, недоумевая, как здесь вообще можно жить и не сойти с ума от тоски. Возможно, после моего визита Анжела сможет подыскать себе жилье получше.

Ничего ужасного, как она ждала, я с ней не сделал. Жестокости к восемнадцати годам во мне было хоть отбавляй, но я вовсе не собирался растрачивать ее попусту. Я бережно копил в себе килограммы, центнеры и тонны ненависти, чтобы однажды обрушить их все разом на убийцу моих родителей.

А перепуганной Анжеле я просто сунул денег. До серебра моя свидетельница оказалась так же падка, как и трактирщик Порфирий. Хотя… А кто до него не падок?

Анжела не добавила ничего нового к тому, что рассказал об убийстве трактирщик. Зато она, оказавшись ближе к красавцу-вампиру, услышала то, чего не услышал больше никто.

- Одно жаль, - сказал блондин, стоя над обезглавленными телами моих родителей, - Крэлла расстроится. У нее на тебя, дорогая моя безголовая Джульетта, были большие виды!

Трясясь от страха, Анжела сказала, что не знает, кто такая эта Крэлла. Совершенно точно не знает, честное слово! Но это было неважно.

Крэллу отлично знал я. Точнее, был о ней наслышан.

Эта старая вампирша поселилась в Империи за пару лет до того, как мне исполнилось восемнадцать. Тогда уже все шло наперекосяк — прежде безопасное и красивое место для самых благородных представителей различных рас превратилось в пристанище для всякого сброда. А если быть точным — для оборотней и вампиров из всех точек нашего необъятного мира.

Больше эту нежить нигде не привечали и гнали из городов и деревень граблями и мотыгами. И только нашему императору, раздери его вампир, пришла в голову гениальная мысль — увеличить количество преданных граждан за счет перекидышей и кровопийц. Надо ли говорить, что со временем все остальные покинули Империю, предпочтя менее пафосные, но более спокойные государства?

Однажды я убивал время в местном кабаке, где демонстрировались чудовищно отвратительные танцы в исполнении вампирш и оборотних в их истинных ипостасях. И разговорился с одним заезжим купцом. Простоватый мужичок, вроде тролль, поведал, что в его мире нашу гордую Империю именуют Клоакой. Никакой обиды за державу я не почувствовал. Наши новые обитатели сами называли страну, в которой я вырос, на свой лад — то Вампирском, то Оборотневском. В зависимости от собственной расовой принадлежности, естественно.

И все же я цеплялся за привычный с детства мир. Он словно удерживал маму и папу рядом со мной, связывая нас троих невидимой, почти эфемерной нитью.

Появление новой вампирши в Империи давно не было сколько нибудь заметным событием. Но только не в случае с Крэллой.

Эта дама была по-настоящему знаменита. О ней слагались легенды, о ней шепотом рассказывались небылицы, когда на города и деревни опускалась ночь.

Глава 7. Эмилия

Письмо от императора всех миров навело большой переполох в нашем доме. Особенно взволновалась матушка Фекла, хотя знать не знала, что за птица этот император!

Но как звучало — аж целый император всех миров! Этого внушительного титула оказалось достаточно, чтобы матушка бросила все дела и занялась моими сборами.

Я вяло поспорила с матушкой по поводу письма. Что и говорить — предложение в нем содержалось интригующее, но оно, увы, нарушало мои планы по разжиганию революции в Тролэнде.

- Это точно ошибка, - сказала я. - Зачем я сдалась императору всех миров? Даже смешно!

- Не говори глупостей, - на бегу ответила мне матушка. - Наверняка этот самый император прознал, что ты — особа гордых королевских кровей. И теперь хочет на тебе жениться! Вот соседи обзавидуются!

Под моим потрясенным взглядом матушка выскочила из дома, прихватив с собой обеих сестриц.

Батюшка Никодим между тем сидел за кухонным столом и тосковал над чашкой имбирного чая. Выглядело это очень подозрительно. Потому что, если кто не знает, имбирный чай — любимый напиток каждого тролля. И ни один уважающий себя представитель этой расы не станет просто сидеть и бессмысленно пялиться в чашку, когда она наполнена жидкостью, аромат которой напоминает о волшебных зимних праздниках.

А зимние праздники — пожалуй, единственное хорошее, что еще осталось в Тролэнде.

Проявляя поразительное пренебрежение к ароматному чаю, батюшка одной рукой обхватил остывшую чашку, а другой вцепился в старую газету.

- Тут написано, что в империи всех миров круглый год стоит летняя погода, - сообщил мне батюшка.

Вид у него был совершенно потерянный и я, мысленно вздохнув, тоже села за стол. Мне вовсе не улыбалось нянчиться с опечаленным троллем, но правила приличия требовали проявить хотя бы минимальное участие. К тому же — как знать? - может, мне еще придется вернуться в этот дом. Так зачем портить отношения с его обитателями?

- Летняя погода — это хорошо, - поделилась я своими соображениями. - Можно сэкономить на зимней одежде. Мое пальто истрепалось до того, что его стыдно и надеть! А ведь зима придет совсем скоро.

Я красноречиво посмотрела на березы за кухонным окном. Их пожелтевшая листва лучше всяких слов говорила о том, что холода наступят быстрее, чем кажется.

Батюшка с грохотом отставил кружку, и коричневые лужицы растеклись по столу причудливыми пятнами.

- Вранье это все, Эмилия, вот что я тебе скажу!

- Ты о чем?

- Про вечное лето в этой так называемой империи!

Я с тревогой всматривалась в зеленое лицо батюшки, которое приобрело серовато-землистый оттенок. Чего это он так переволновался?

- Слышал я про эту империю, теперь точно вспомнил! От одного знакомого, его туда занесло по чистой случайности. И знаешь что? От империи там осталась только табличка на въезде! А на деле — это та самая Клоака, населенная вампирами и оборотнями. Да там просто опасно находиться!

Я схватила остывший батюшкин чай, осушила чашку в два глотка и, недолго думая, протерла лужицы на столе рукавом своей ветхой блузки.

- Если это правда, то я окажусь среди своих.

Батюшка хотел что-то возразить, но не успел. Двери распахнулись, впуская в дом вечернюю свежесть, а также матушку в компании Аниллы и Баниллы.

Матушка выгнала нас с батюшкой из-за стола и разложила на шершавой поверхности черную ткань в цветочек.

- Знахарка дала. На новое платье для Эмильки, - похвасталась Анилла.

- Она как узнала, что Эмилька уезжает, так обрадовалась, что ее даже просить не пришлось, - хихикнула Банилла. - Сама ткань притащила! Да еще сколько много!

Батюшка завел свою шарманку про то, что империя — вовсе не империя, а проклятое место. Но матушка только цыкнула на него и приказала идти выдергивать высокую траву возле дома.

- Чтоб не стыдно было! Как никак ждем императорскую карету! - объяснила она.

Меня из кухни тоже вытолкали. Матушка велела мне идти спать — по ее словам, только здоровый сон мог придать мне более-менее свежий вид. Сестрицы улыбались, сложив зеленые руки на внушительных животах, но в их улыбках мне виделась плохо скрытая печаль.

Так что уговаривать меня не пришлось. Я удалилась в свою спальню на чердаке, радуясь, что мне не придется принимать участие в шитье, да еще взирать на тоскливые физиономии Аниллы и Баниллы. Шить я умела, впрочем как и готовить, и убираться — всему этому меня научила матушка Фекла в перерывах между моими хулиганскими выходками. Одна беда — этими безусловно полезными вещами матушка заставляла меня заниматься в качестве наказания.

Так что именно как наказания я их и воспринимала.

Я вытянулась на своей узкой кровати, представляя, как озадачится команда троллей, когда не обнаружат меня завтра в назначенном месте. Эх, не видать Тролэнду без меня революции! Но я больше не считала это проблемой. Меня не покидало предчувствие, что в грядущей поездке Эмилию Ллорт ждут великие дела…

Перед тем как провалиться в сон, я подумала, что на улице нет дождя, и это очень хорошо. В свою последнюю ночь в этом доме я хотя бы не промокну!

Утром меня растолкала матушка Фекла, без всяких церемоний сдернув одеяло с моего разомлевшего тела. Постанывая от недовольства — никогда не любила рано вставать! - я совершила утренний ритуал омовения и небрежно почистила зубы мятным порошком, которым в последнее время щедро награждали на службе батюшку Никодима. Плохо только, что мешки с зубным порошком выдавали ему вместо жалованья.

Глядя на то, как я лениво привожу себя в порядок, матушка рассердилась, выплеснула мне в лицо целый ковш воды и заставила чистить зубы заново. Что и говорить, методы воспитания у моей приемной матери были варварскими, зато как бодрили!

Когда свежесть моего дыхания была оценена как сносная, матушка поставила меня перед зеркалом и, с помощью сестриц, запихнула в новехонькое платье.

Я смотрела на свое отражение с неприязнью. В черном платье, со шваброподобной фигурой, я еще больше напоминала ворону.

Глава 8. Эмилия

У крыльца меня дожидалась карета. Всем каретам карета — уж точно не чета банковской тарантайке, на которой рассекал батюшка Никодим.

Матушка и сестрицы ахнули, благоговейно сложив ручищи на необъятных бюстах. И было от чего прийти в восхищение. Двухместная карета из дерева была покрыта позолоченной резьбой и, если приглядеться, в резных силуэтах, вышедших из-под рук талантливого художника, можно было различить ангелов, птиц и диковинных животных. Уж на что я была далека от искусства, но и то присвистнула от изумления. За что немедленно схлопотала подзатыльник от матушки.

- Хорошо воспитанные девушки не свистят! - сказала она шепотом, косясь на кучера, неподвижно сидящего на козлах (козлы — сиденье для кучера в передке экипажа). Кучер за поводья придерживал уже знакомого мне черного рысака.

Я потерла гудящий затылок, покрепче перехватила ручку чемодана и двинулась к карете. Я семенила мелкими шажками, смутно припоминая, что приличным девушкам не пристало шагать слишком широко.

И этот чертов этикет все испортил.

Меня обогнал батюшка Никодим и устремился к кучеру прежде, чем я успела понять, что происходит.

Начал батюшка довольно вежливо — насколько тролли вообще могут быть вежливыми. Он сказал:

- Эй, приятель! Это правда, что ты везешь мою дочку в обиталище оборотней и вампиров?

Кучер, в котором я узнала вчерашнего посыльного, продолжал таращиться в пространство перед собой. Батюшка кашлянул и заговорил громче:

- Читал я в газетах, что в вашей стране тепло круглый год. Скажи честно, друг, это вранье?

Ноль реакции. И красноливрейный кучер, и его черный конь одинаково безразлично взирали в пустоту.

На толстых зеленых щеках батюшки заиграл рваный багровый румянец. Широкие ноздри раздулись еще больше, а узкие губы ввалились внутрь плоского лица.

Я догадывалась, что может случиться, если прямо сейчас ничего не предпринять. Грандиозный скандал — вот что.

Забыв о хороших манерах, я в два прыжка достигла кареты, вскочила на подножку, швырнула свой сиротский чемодан внутрь экипажа и нырнула вслед на ним. Хлопнула дверью и завопила:

- Трогай!

Кучер с рысаком как будто только и ждали моей команды. Карета пришла в движение, и мы, неистово грохоча, двинулись прочь со двора, где я выросла. Двинулись прочь от дома, в котором я провела всю свою жизнь.

Я не чувствовала ни капли сожаления из-за того, что покидаю это забытое Богиней Судьбы место.

Однако батюшка не был бы самим собой, если бы на прощание не проявил свою тугоумную троллью сущность. Оскорбленный молчанием кучера, Никодим попытался запрыгнуть на козлы, очевидно горя желанием потолковать с надменным юношей по-свойски. Но выяснилось, что парень тоже не лыком шит.

По-птичьи (какая ирония!) вывернув голову, я наблюдала в окно кареты за разбушевавшимся батюшкой. Ничего выдающегося так и не случилось: красноливрейный кучер — не очень-то мощный на вид — одним брезгливым щелчком столкнул разъяренного батюшку на землю. Черный рысак процокал в какой-то пяди (пядь — около 20 сантиметров) от поверженного противника, а молодой кучер сплюнул, едва не попав Никодиму в глаз, и сказал:

- Много чести со всяким отребьем беседы вести!

Честно? Я была солидарна с юношей в красной с золотом ливрее. В смысле, зря батюшка к нему вообще полез — иногда троллям было бы неплохо помнить свое место.

Устраиваясь поудобнее, я дернула непривычно длинную юбку своего нового платья и услышала характерный треск. Ткань попала в щель дверцы кареты и я, поминая недобрым словом тех, кто решил что платья в пол — идеальная одежда для истинных дам, наклонилась, чтобы высвободить юбку. На миг открыла дверцу и увидела ошеломленные лица матушки и сестриц.

Я сгребла подол, села прямо и пожелала, чтобы черный рысак шел как можно быстрее.

За спиной оставалась моя семья, только что униженная высокомерным чужаком.

Я ни разу на них не оглянулась. И отчетливо поняла, что после такого — пути назад для меня больше не существует.

Черный рысак, как я и хотела, споро припустил по улицам Тролэнда. В последний раз я смотрела на с детства знакомые улицы — увы, по большей части разбитые, грязные и унылые.

Мимо окна проплывали заколоченные лавки с зияющими темнотой окнами да скособоченные домишки. Я увидела все еще крепкий дом знахарки, рядом с которым совсем недавно — или, наоборот, очень давно — гоняла на велосипеде, пугая впечатлительную старушку. Чуть дальше, ближе к центру города, стоял нерушимый никакими режимами храм Богини Судьбы. Тот самый храм, у которого оставила свою новорожденную дочь королева Светлана. В этот храм меня водили приемные родители, и я вместе с ними часами слушала вдохновенные речи проповедника с жуликоватыми глазами. А потом я подросла и наотрез отказалась туда ходить. Соврала матушке, что в храме мне становится плохо из-за моей оборотничьей сущности.

Проводив храм взглядом, я прикрыла глаза и погрузилась в тревожное полузабвение. Очнулась я, растревоженная шумом голосов.

Карета стояла у такого роскошного дворца, на фоне которого обиталище короля Тролэнда выглядело едва ли не прибежищем для сирот и нищих. Я только глазами хлопала, глядя в открытую дверь кареты на сверкающие золотом шпили и уходящие в небо кирпичные башни.

Неужто мы уже прибыли в империю всех миров, а я проспала всю дорогу?

Я высунулась в проем и лоб в лоб столкнулась с девицей, вывернувшей к карете откуда-то из-за угла.

- Ой! - девица отпрянула, потирая белоснежный гладкий лоб.

Вот уж кто смотрелся настоящей леди! В шелковом платье чуть ниже колен и в шляпке, кокетливо сдвинутой набок, незнакомка походила на принцессу из детской книжки сказок.

Я думала, сейчас эта белобрысая принцесса разозлится — еще бы, стукнулась о лоб какой-то простолюдинки! Но девчонка, совсем юная на вид, сразила меня наповал. Она широко улыбнулась, как будто мы с ней были ровней, протянула мне ладонь для рукопожатия и представилась:

Глава 9. Лилия

Ну и попутчица мне досталась! Настоящая деревенщина. Оглядывала мой наряд жадными глазами и с завистью пялилась на повозку с вещами. Прислуга в моем — теперь уже бывшем — замке и то умела вести себя куда приличнее.

Выяснилось, что родители назвали тощую девку Эмилией. Весьма претенциозно на мой взгляд — этой оборванке куда больше подошло бы имя Глаша или Луша, или еще что-то подобное.

Я откровенно потешалась над простушкой, когда с честным лицом сказала, что наши шансы стать избранницей императора равны. Да куда ей до меня!

Чтобы хоть как-то развлечься в долгой дороге, я стала рассказывать Эмилии о своей семье, о нашем дворце и о своих любимых блюдах. И очень скоро заметила, что угловатая, похожая на ворону, девица меня не слушает. Это было обидно — я давно привыкла, что никто не смеет не замечать принцессу Лилию!

- Пожалуй, я буду называть тебя Милой, - заявила я, улыбаясь так широко, что любой желающий мог бы разглядеть мои коренные зубы. - Знаешь, почему? Потому что ты очень милая!

Эмилия оторвалась от скучного пейзажа за окном, посмотрела мне прямо в глаза — неслыханная, хочу заметить, дерзость — и сказала скрипучим голосом:

- Тогда я буду называть тебя Люсей. Потому что... А просто так!

От такой наглости я потеряла дар речи. Но сочла за лучшее пойти на попятную. Как знать, вдруг мне еще пригодится эта чумазая девчонка?

- Я пошутила, - я примирительно подняла руки ладонями вверх. - Извини, если обидела.

Эмилия кивнула, снова отвернулась к окну и закрыла глаза. Я поняла, что тем самым она показывает, что устала от моей болтовни.

Я сжала ладони в кулаки. Хотелось заорать и приказать оборванной гордячке вести себя как следует.

Но пришлось заткнуться. Увы, Эмилия не была моей подданной.

Пока не была.

Я отвернулась к окошку со своей стороны и не заметила, как задремала. Проснулась я от резкого толчка.

Эмилия рядом со мной выглядывала на улицу и кусала свои бледные губы. Что такое она там увидела?

- Что там?

- Черт знает что. В смысле, какая-то штука.

Эмилия распахнула дверь со своей стороны и по-мужски уверенно выпрыгнула наружу. Я ждала, распрямив плечи, когда явится мальчишка-кучер и поможет мне покинуть карету. Вообще, по пустоши за окном не было похоже, что мы уже прибыли в пункт назначения. Но кто знает, какие испытания предстоит пройти будущей супруге императора всех миров? Вдруг нам велят топать пару верст до дворца пешком, чтобы доказать свою самоотверженность?

Я расслышала, как Эмилия с кем-то разговаривает. Беседа выходила довольно оживленной — Эмилия то и дело что-то восклицала на повышенных тонах, а собеседник отвечал ей довольно развернуто, хоть и более сдержанно.

Мне стало скучно, и я по очереди посмотрела во все окошки кареты. Ничегошеньки в них не увидела и, решив, что задам трепку кучеру при первой же возможности, решила выбираться из экипажа самостоятельно.

Придерживая юбку одной рукой, а другой вцепившись в какой-то невнятный ремень, болтавшийся у сидений, я едва не вывалилась из кареты. Хорошо хоть никто не видел этого изящного, как у куля с картофелем, выхода!

Я пошла на звук голосов, обогнула карету и действительно увидела какую-то непонятную штуку.

Больше всего штука походила на карету, только очень странную. На низких колесах, штука и вся была какая-то низкая. Однако внутри убогого экипажа я разглядела сидения, что указывало на то, что это действительно повозка, что бы я там себе ни думала.

- Поль говорит, мы поедем в этом! - заметив меня, восторженно воскликнула Эмилия.

Она так похорошела от волнения, что я разозлилась. Если эта дурнушка обойдет меня на повороте и плюхнется в императорское кресло своим тощим задом — надо мной же будут потешаться во всех странах мира! Вон какая стала — щеки румянятся, черные глаза блестят. Определенно что-то эдакое в ней все-таки было. Даже с нелюдимым кучером успела разговориться эта сельская девчонка и теперь запросто называет его Полем…

- Серьезно? - переспросила я. - И каким образом мы поедем? Тут даже лошадь впрячь некуда! Или эта… Эта тарантайка покатит нас сама по себе?

Я рассмеялась, довольная собственной шуткой. Но меня никто не поддержал.

Молодой кучер, до того копошившийся в передней части недоделанной кареты, подошел к дверце экипажа и открыл ее с моей стороны.

- Присаживайтесь, принцесса, - грубовато сказал он.

- Сюда?!

- Именно. Нет, если желаете, можете остаться здесь. До дворца императора отсюда верст пятьдесят. И до дворца ваших родителей примерно столько же. Если вы любите продолжительные прогулки — то кто я такой, чтобы вам их запрещать?

Я гневно сверкнула глазами на мальчишку, который и думать забыл о почтительности. Однако на него мои сверкания не произвели ровным счетом никакого впечатления — он нетерпеливо постукивал пальцами по дверце повозки и, казалось, еще немного — и кучер действительно укатит, оставив меня в чистом поле.

Так что я согнулась в три погибели и залезла внутрь диковинного экипажа. Внутри было тесно и низко, в окошко я видела каждую трещинку на разбитой дороге.

Справа от меня уже сидела довольная Эмилия. Вот сразу видно простолюдинку — даже не стала ждать, когда ей откроют дверь, справилась сама…

Прямо передо мной возвышалась спинка переднего сидения, а напротив него, у стекла, в передней части повозки, торчал некий круглый механизм. Вот прямо за этот механизм и уселся красноливрейный кучер.

- Готовы, дамы?

- Да! - отозвалась Эмилия.

- Нет! Постойте!

Паникуя, я огляделась. Чувство было такое, как будто я попала в сон, когда все вокруг ведут себя нелепо, а ты размышляешь — это они свихнулись или все-таки ты?

- Мы что, бросим здесь мою гардеробную повозку?

- Я же сказал, в императорском дворце вы получите все, что пожелаете. А может, еще и императора в придачу. Если вы любите стареющих мужчин, которые молодятся из последних сил — наш император Николас вам определенно понравится!

Глава 10. Лилия

Перед нами высилась городская стена высотой саженей в пять (около 9 метров). Мой родной Фейбург тоже окружала стена, но по сравнению с этой махиной фейбургская стена могла претендовать разве что на звание сельского забора. Укрепление перед въездом в империю всех миров смотрелась величественно — оно было сделано из кирпича и ни в одном месте я не заметила хотя бы крошечного скола, как ни щурила глаза.

Но сама стена поразила меня не так, как все остальное. По всему периметру кирпичного ограждения, на высоте человеческого роста, торчали связки разноцветных воздушных шаров, пышные букеты цветов и какие-то немыслимые в сложности плетения банты.

На этот раз я сама вышла из повозки, не рассчитывая на галантность кучера. Так сильно мне хотелось посмотреть поближе на чудную обстановку.

И все равно оказалась последней! Проворная Эмилия выскочила из экипажа раньше меня, как и довольно медлительный кучер.

Эмилия, напоминая любопытную ворону, прохаживалась у стены. Она наклонила голову к плечу и то и дело касалась различных предметов — то пощупает головку особенно яркого цветка, то ткнет пальцем в упругий бок самого большого воздушного шара. Кучер наблюдал за любопытной девчонкой с добродушной усмешкой.

Меня передернуло, когда я представила, сколько народу щупало эти яркие украшения грязными руками. Фу!

Трогать шары с цветами я не пошла. И даже рассматривать их не хотела. Мое внимание привлек указатель с названием государства, в которое мы прибыли, установленный по правую руку от городских ворот. Указатель был таким же помпезным, как и все вокруг — на фанерном листе, выкрашенном в лазурный цвет, сияли золотые буквы. Каждую букву украшали завитушки, а вместе они складывались в слова: «Империя всех миров. Добро пожаловать!».

Стоя у указателя, я слышала, как Эмилия и кучер по имени Поль обмениваются короткими репликами. Стало обидно, что они даже не пытаются привлечь меня к разговору.

И тогда я сама вклинилась в их беседу.

- Скажите, Поль, - сладко пропела я, - неужели в вашей империи имеется такой избыток казны, что не жаль потратить его на всю эту мишуру?

- Нам не жаль раскошелиться, - ответил Поль, и в его голосе я услышала едва различимую насмешку. - Все для вас! Для принцесс!

Бесцеремонный кучер окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног и одобрительно цокнул языком. Меня бросило в жар.

- Что вы себе позволяете!

- Любуюсь красивой женщиной. В Империи всех миров это не запрещено.

Мимо нас почти бесплотной тенью скользнула Эмилия. Краем глаза я отметила, что она отправилась к автомобилю, или как там называлась эта невыносимая повозка.

- А вот трогать красивых женщин без их разрешения у нас запрещено строго-настрого, - сообщил Поль.

И тут же нарушил этот запрет. Поднял свою изящную, почти как у женщины, кисть и провел прохладной ладонью по моей щеке.

- Красавица, - прошептал он.

Кровь запульсировала в моих висках, ушах и даже в кончиках пальцев. Невыразительные серые глаза Поля вдруг стали невероятно прекрасными.

Я отшатнулась и попятилась к автомобилю.

Вот так я впервые влюбилась. Потеряла голову от слуги, когда он прикоснулся ко мне на городской дороге, изъезженной тысячами колес.

Подрагивающий вечерний воздух пах прелыми листьями и резкой осенней свежестью. Когда я неловко усаживалась в экипаж, то знала — теперь запах сентября для меня навсегда будет связан с мальчишкой в красной ливрее и нашей мимолетной близостью у разукрашенной стены.

Я смотрела в окно, как Поль идет к сторожевой башне. Он остановился, вероятно, с кем-то переговариваясь. Массивные городские ворота распахнулись, открывая нам путь в империю.

Пружинистой походкой Поль вернулся и сел на свое место за круглым устройством. Я уловила быстрый взгляд, который кучер бросил на меня в зеркало, висевшее справа от него, и поспешно отвернулась к Эмилии.

- Надеюсь, Эмилия, империя нас не разочарует!

- Поживем — увидим, - ответила Эмилия с легкой полуулыбкой, которая сделала ее тонкие губы похожими на извивающуюся змею.

Нет, все-таки эта девчонка на удивление непривлекательна!

Повозка снова взревела и тронулась с места. Поль, слушавший наш диалог, сказал:

- Не знаю, разочарует ли вас империя или нет, но равнодушными не оставит — это точно!

Эмилия вздрогнула и недоуменно уставилась в затылок Поля. Мне его высказывание тоже показалось странным, и я даже хотела уточнить, что возница имеет в виду, но тут мы проехали через открытые ворота и оказались, собственно, на территории империи.

У меня все вопросы отпали сами собой. Полагаю, и у Эмилии тоже.

- Кстати, совсем забыл вам сказать. Попытка самовольно покинуть пределы империи карается по закону, - Поль лавировал между другими, такими же самоходными, повозками, и говорил совершенно будничным тоном. И от этого становилось еще страшнее. - Обычно беглецов вешают на главной площади. Ну или вбивают в грудь осиновый кол. По ситуации.

Я смотрела на несущиеся мимо улицы и горько жалела о том, что не вышла за пятьдесят верст до дворца моих родителей. Уж лучше сбить ноги в кровь, чем вот это…

Стена в шариках и цветах — все это было блефом. Фантасмагорией. Попыткой пустить пыль в глаза. За стеной Империя всех миров — кто, интересно, ей вообще дал такое название? — походила на самые неблагополучные районы самых опасных для жизни стран. О таких мне рассказывали в школе и даже показывали поражающие воображение фотографии.

… Ветер нес разнокалиберный мусор по улицам, с позволения сказать, империи. Мешки, куски ткани, бумагу и что-то подозрительно похожее на уже кем-то переваренную еду.

Отвратительно!

Никто не пытался убрать этот мусор, да и вообще не обращал на него внимания. Среди прохожих я не увидела ни одного человека. Сплошь вампиры да оборотни. И я бы разделила их на две категории — одни шли слишком быстро, периодически переругивались с теми, кто встретился им на пути и вообще выглядели чрезмерно возбужденными. Другие — наоборот, едва волокли ноги, не реагируя вообще ни на что.

Глава 11. Жан

Я не мог просто стоять на месте. Ходил и ходил по крыльцу, заламывая руки и бросая взгляды на подъездную дорожку два раза в секунду.

- Прекрати, Жан, - сказала моя напарница, сохранявшая поразительное самообладание. - Твоя нервозность сгубит нам все дело!

- Если б это было так легко! Крэлла, я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать!

- Не называй меня Крэллой! Ты что, совсем голову потерял?

Крэлла шипела, как королевская кобра, озираясь по сторонам.

Она была права. Она как всегда была права.

- Простите, Виктория, - пробормотал я. - Впредь постараюсь держать себя в руках.

Крэлла удовлетворенно кивнула.

Все под контролем, сказал я сам себе. Все получится. Мы придумали безупречный план, осталось только воплотить его в жизнь.

Я топтался по крыльцу, потирая руки, и надеялся, что со стороны выгляжу просто замерзшим человеком. Сентябрьский денек и вправду выдался прохладным.

Крэлла только молча косилась на меня, и я решил, что теперь мое поведение приемлемо.

Ах, Крэлла! И что бы я без тебя делал?

Ни в одном уголке целого мира не нашлось бы женщины хитроумнее, чем моя… Моя, скажем так, подруга.

Это она надоумила меня пристроиться служить ко двору. Благо, мои образование и происхождение позволяли это сделать.

- Однажды Николас задумает жениться, - говорила Крэлла, проводя указательным пальцем от моего подбородка до самого низа живота. - И вот тогда ты сможешь заманить девчонку сюда. Под предлогом возможного вступления в брак с нашим придурочным императором.

Крэлла запрокинула голову и рассмеялась, демонстрируя мелкие белые зубки. Я больше не мог сдерживаться, поймал ее за руки и навалился на прекрасную вампиршу всем телом. Разговор пришлось продолжить чуть позже. Вернее, значительно позже — все же мне тогда едва исполнилось двадцать лет.

Что я могу сказать о наших отношениях с Крэллой? Они всегда были честными. Нас крепко связывали две вещи — физическое влечение и выгода, которую каждый из нас мог получить от другого. Причем именно выгода соединяла нас крепче всякого клея. Потому что даже самое сильное влечение однажды проходит, а вот власть и положение в обществе могут стать твоими пожизненными спутниками.

Конечно, если все сделать правильно.

Мы лежали на необъятной кровати в огромном доме Крэллы, и она, оперевшись на локоть, растолковывала мне дальнейший план действий.

- Втираешься в доверие к Николасу. Ждешь, пока он созреет для женитьбы. Что рано или поздно случится — наследник ему нужен. И — вуаля! - потенциальных невест для него подбираешь ты. И среди них — та самая дочь вампира, которого ты ищешь. Мстишь ей — или что ты там собрался с ней делать — и отдаешь мне. Мы оба остаемся в выигрыше.

Я притянул Крэллу ближе и уложил ее голову на свое плечо. Перебирая темные блестящие волосы, я шепнул:

- Ты великолепна. Другой такой нет во всем мире.

- Я знаю.

Крэлла стряхнула мою руку и уселась на меня сверху. В этом была вся она — не желавшая хотя бы на минуту занять подчиненную роль.

Я не говорил Крэлле всей правды. Да она и не расспрашивала.

Конечно, я не собирался мстить дочери вампира, убившего моих родителей. В этом не было никакого смысла. Мне нужен был он. Убийца. И я рассчитывал выманить осторожного вампира на его плоть и кровь. Потому что однажды такое уже случилось.

Мотаясь по разным странам, я кое-что разузнал об этом ублюдке. Когда за ним открылась настоящая охота, и изображение смазливого блондина висело на каждом столбе каждого государства мира, тот залег на дно. Больше никто его не видел, словно кровопийца бесследно растворился в воздухе.

Но я не сдавался. И не напрасно — за пару лет до прибытия невест в императорский дворец мое упорство было вознаграждено. В одной деревушке, в грязном прокуренном кабаке, я познакомился с мрачной хмельной дамой средних лет, которая отчего-то решила, что я — лучший объект для того, чтобы излить душу.

- Говорила мне мама — ищи кого попроще, - дама жалобно икнула, - так нет же! Потеряла голову от чужеземца. А он упырем оказался! Во дела, скажи?

Я сделал внутреннюю стойку.

- Упырем — в смысле непорядочным человеком?

- В смысле, чертовым вампирюгой!

- А как его звали?

Разные свидетели на свой лад вспоминали имя пропавшего красавчика. Дэниэл, Дэриэл, Даниил…

- Данилой назвался, - дама нахмурилась, глядя в опустевший стакан. - А тебе зачем?

- Для общего развития.

Я подтолкнул к даме свой бокал, из которого до того отпил ровно один глоток. В кабаке подавали на редкость дрянное пойло, и я решил, что лучше мучиться от жажды, чем вливать в себя мутную розовую жидкость.

Однако дама приняла бокал с благодарностью. Всосала в себя ровно половину ужасающего напитка и обмякла.

- И что ты думаешь? Я забеременела, а он сбежал!

- Не может быть!

Дама не распознала сарказма — то ли из-за одурманенного состояния, то ли по причине природной тупости — и охотно поддержала мое возмущение.

- Да-да! Бывают же непорядочные мужчины. Еще и сказал на прощание, что я радоваться должна. Мол, он окучивает исключительно высокородных особ, но у изнеженных девиц — большие проблемы с плодовитостью. Вот он и решил осчастливить меня. Осчастливил так осчастливил! Отец меня чуть из дома не выгнал, кое-как мать его уговорила не брать грех на душу. Понятно же, что на улице я бы не выжила, да еще с пузом…

- Этот Данила, он еще появлялся? - перебил я болтушку.

- Появился гад. И знаешь, когда? Год назад. Дочурке моей почти шестнадцать исполнилось. Родители мои уж померли, и жили мы с Нюшкой вдвоем. Вдруг среди ночи — что такое? Слышу, верещит дочка. А она, знаешь ли, сроду по ночам не орала. Да и не всегда дома ночевала, ну, сам понимаешь.

Дама сделала еще пару глотков и уставилась на меня с подозрением. Я состроил сочувственную гримасу — мол, все понятно, вампирила ваша Нюша по ночам, дело житейское!

Глава 12. Жан

С детства я был прилежным учеником и, как выяснилось, не зря. Следы дочери Данилы отыскались в обычной школьной библиотеке, в которую я все еще был вхож по причине хороших отношений с библиотекаршей, мадам Коко. Будучи подростком, я помогал библиотечной мадам таскать увесистые связки книг и переставлять стеллажи. А помнить добро Коко умела. Это вообще свойственно для белых магов, коих в Империи практически не осталось.

- Удивительно, что вы еще не уехали, мадам Коко, - заметил я, перебирая стопки старых газет, которые вручила мне добросердечная библиотекарша в ответ на мой запрос.

- Каждый день хочу уехать! - пожаловалась Коко, кутаясь в шаль. - Ты же видел, какие сейчас стали дети? Невыносимые дети!

Я сочувственно цокнул языком. Конечно, старики любят поругать молодежь, но в случае с Коко дело было не в пустом желании поворчать. Только представьте — благообразная белая колдунья всю жизнь имела дело с маленькими белыми — в крайнем случае с темными — магами, а потом их сменила совсем иная публика. Юные вампиры и оборотни — как правило, плохо воспитанные и абсолютно неуправляемые.

Под причитания мадам Коко я одну за другой просматривал пахнущие пылью газеты. Не то, не то, снова не то… Надо же, какая ерунда интересовала народ шестнадцать лет назад! Крупные заголовки кричали о том, что королеву Ларгении застукали в двусмысленной ситуации сразу с семью гномами, что новая фаворитка правителя маленького государства Крохалан — настоящая русалка с хвостом и непонятно, как любитель экзотики с ней вообще управляется.

Кричащие буквы и вызывающие картинки словно выпрыгивали на меня с пожелтевших от времени страниц. Шок! Скандал! Сенсация! Но я все равно не терял сосредоточенности. Эта черта у меня тоже появилась еще в детстве.

Так что скромная заметка, набранная мелким шрифтом, не осталась без моего внимания. «Новая королева Фейбурга родила от вампира» - так было написано в заголовке. Эта новость, конечно, не шла ни в какое сравнение с прочими — ну родила и родила, это вам не семь гномов в постели раскрепощенной королевы Ларгении!

Автор заметки сообщал любопытному читателю, что принцессу Клару из Северной Галлии спешно выдали замуж в середине февраля текущего года. Злые языки, писал журналюга, поговаривают, что весь январь Клара развлекалась с известным покорителем женских сердец, вампиром Дэниелом. А когда холоднокровный красавец исчез, распущенная девица в слезах и соплях вернулась к родителям. Буквально через неделю сыграли свадебку — на Кларе женился ее давний поклонник, Карл Рип из Фейбурга.

Наследница у пары родилась слишком быстро. Не успело пройти и полных семи месяцев после бракосочетания Рипов.

Кое-кто подозревает, интриговал читателей журналист, что отец очаровательной новорожденной Лилии — тот самый Дэниел. И добавлял, что это непроверенные слухи и догадки проницательных граждан. Ну тут все было понято — все эти оговорки требовались для того, чтобы чета Рипов не влепила редакции иск.

Первая — и главная — невеста для императора всех миров была найдена. Ради развлечения я решил подыскать еще какой-нибудь любопытный экземпляр. Болтая с мадам Коко о погоде, природе и невежливых школьниках, я перебирал выпуски всевозможных газет, газеток и газетенок, толком не понимая, что ищу. Однако когда нашел, понял мгновенно — вот оно!

Я так выразительно ухмыльнулся, что мадам Коко обиделась.

- И что тут смешного? Жалуюсь тебе, как наглый вампиреныш обозвал меня старомодной каргой, а ты хихикаешь!

У меня имелся свой опыт общения со старомодными каргами — или как их правильно назвать? Каргиньями? Каргульями? В общем, ничего смешного в этой теме я не видел.

Вспоминая обольстительные формы Крэллы, которой на минуточку совсем скоро исполнялась аж тысяча лет, я открестился от подозрений библиотекарши.

- Ну что вы, Коко! Просто забавная статейка попалась. Кстати, вам доводилось слышать о Тролэнде?

Дружески попрощавшись с мадам Коко, я отправился в императорский дворец, прихватив с собой номер газеты с нужной мне информацией. К тому времени я уже втерся в доверие императора Николаса. Стареющий самодержец, голову которого посещали все более безумные идеи, с моим появлением даже несколько присмирел.

Я вел с Николасом псевдофилософские беседы о любви, ненависти и смысле жизни. Я умел его успокоить, когда вздорного императора периодически раздирали вспышки гнева. Зевая от скуки, я сопровождал самодержца на званых вечерах и выездной охоте.

Пока, в конце концов, Николас уже не мог нормально без меня функционировать. Когда я уезжал хотя бы на пару дней, он отбивал мне тревожные телеграммы, суть которых всегда сводилось к одному и тому же — когда ты вернешься, Жан, вампир тебя раздери?

Годы корпения над учебниками дипломатии не прошли для меня даром. И если когда-нибудь у меня будут свои дети, что представляется мне маловероятным, я обязательно прослежу за тем, чтобы они учились как следует.

Вложить в голову Николаса мысль о необходимости женитьбы мне не составило никакого труда. Со всеми моими доводами он согласился очень быстро.

- Ты прав, Жан, благослови тебя Богиня Судьбы, - говорил Николас, вглядываясь в собственное отражение в зеркале. - Время идет. Я, конечно, привлекателен точно так же, как в свои двадцать, но все же… Пора подумать о наследнике.

Я поддакивал самовлюбленному императору. Да-да, дорогой Николас, вы — мачо, красавец и мечта любой девушки. Разумеется, вам можно дать только двадцать лет и ни днем больше!

Уж не знаю, что видел в зеркале император. Наверное, это было очень льстивое зеркало, потому что выглядел монарх на все сорок с хвостиком. Он закрашивал седину, пользовался кремами юности от белых колдуний, следил за молодежной модой. Но каждый прожитый год все равно отчетливо виднелся на лице Николаса.

- Надеюсь, ты подберешь для меня лучших невест, - император надувал губки аки капризная девица. - Красавиц! Умниц! И, конечно, высоконравственных особ!

Глава 13. Эмилия

За время пути я поняла еще кое-что о Лилии. Она оказалась крайне самоуверенной особой. Отпускала колкости в мой адрес и думала, что я ничего не пойму. Вероятно, полагала, что я слишком тупа для того, чтобы распознать сарказм.

Но мне вполне достает ума, чтобы понять — пусть надменная принцесса и дальше считает меня непроходимой сельской дурой. Пусть не воспринимает меня всерьез. А когда император Николас объявит, что собрался жениться на Эмилии Ллорт — вот тогда и похохочем!

К тому же королевскую гордость с Лилии сдуло еще во время поездки в автомобиле. А уж когда мы приехали в Клоаку — пардон, в Империю всех миров — принцесса с внешностью фарфоровой куклы совсем пожухла.

Не скажу, что я обрадовалась тому, что увидела на улицах империи. Вампиры и оборотни, грязь и мусор, обшарпанные дома и увеселительные заведения с омерзительными картинками на стенах — все это я, конечно, заметила. Но разобраться с устройством империи можно было и позже.

Когда я займу трон, разумеется.

Первым делом я избавлюсь от всех вампиров, решила я, наблюдая за бледными особями через окно автомобиля. Вампиры жались к домам, укрываясь от бледного осеннего солнца и выглядели как-то…нездорово, если так можно сказать про представителей этого племени. Оборотни смотрелись пободрее. По большей части румяные и крепкие, они уверенно шли по городским улицам, останавливались поболтать друг с другом, ныряли в кабаки и еще в какие-то постройки непонятного назначения.

На улицах империи встречались и другие. Не вампиры и не оборотни. Даже своим наметанным глазом я не могла определить, кто это. Не маги, не кикиморы и уж, конечно, не гномы. Скорее всего, это были полукровки — такие, как я. Наша особенность заключается в том, что полукровку невозможно отличить от обычного человека. Если ты, конечно, не застанешь ее (или его) непосредственно в процессе обескровливания жертвы или в процессе перекидывания.

Я ненавидела вампиров. Всегда. Их бессмысленную охоту на разумных существ.

Когда мы подъезжали к императорскому дворцу, я представляла, как однажды вычислю всех вампиров-полукровок и вышвырну их из империи. Конечно, вместе с обычными вампирами, которые сейчас шатались по городским улицам совершенно не скрываясь. Это были очень приятные мечты.

А потом мы въехали на территорию императорского дворца, и все посторонние мысли покинули мою голову. Хорошенькое местечко, подумала я. Вот бы остаться здесь навсегда.

Я крутила головой, вслух восхищаясь великолепием дворцовых построек, яркими цветами в саду и деревьями с пышной листвой. Это я делала специально — в смысле, намеренно громко озвучивала свои восхищения. Пусть Лилия и дальше считает меня блаженной дурочкой. И развратник Поль может тоже воспринимать меня как недалекую девицу. Конечно, я прекрасно заметила, какими страстными взглядами эти двое обменивались у имперской стены. Заметила и запомнила. На всякий случай.

По императорскому саду порхали чижи, сойки и еще какие-то птицы с неизвестными мне названиями. Я напряглась, но потом подумала — ну каковы шансы, что в этом роскошном саду водятся вороны? Нулевые шансы, решила я.

И ошиблась. Но это выяснилось немного позже.

Я первой заметила парочку, ожидавшую нас у дворцовых дверей. Темноволосая женщина стояла неподвижно, чуть склонив голову набок. Зато ее напарник дергался так, словно был марионеточной куклой. Мужчина отчего-то нервничал. Неужели из-за предстоящей с нами встречи?

Мы приближались к парочке, и я уже могла рассмотреть, как высокая крепкая дама сверлит автомобиль настороженным взглядом. Мужчина же… Нет, определенно у него были проблемы с нервами. Он взъерошил свои ярко-рыжие волосы, что-то сказал женщине и спешно скрылся во дворце. Я даже не успела его толком разглядеть. Ярко-рыжие волосы — вот и все, что я запомнила о марионеточном парне.

На этот раз Поль проявил чудеса предупредительности. Он открыл дверь для Лилии и помог ей выйти из автомобиля. Я бы, конечно, прекрасно справилась сама, но поняла, что под тяжелым взглядом ожидающей нас брюнетки лучше вести себя так, как учила матушка Фекла. То есть как леди.

Приняв руку Поля, я выбралась из автомобиля и смело встретилась глазами с женщиной на крыльце. Она не отводила взгляд. Я тоже. Так продолжалось несколько секунд, пока губы женщины не тронула отчетливая усмешка.

- Прошу вас, принцессы! - позвала она. - Мне уже не терпится с вами познакомиться!

Я шагнула к крыльцу и тут почувствовала, что мою ладонь обхватили влажные дрожащие пальцы.

Лилия.

- Ну что с тобой такое? - спросила я, не скрывая раздражения.

- Прости. Прости, пожалуйста. Мне очень страшно. Можно я буду держать тебя за руку?

Пухлые губы Лилии кривились и дрожали. Она вообще вся тряслась так, словно была фруктовым желе. Упадет тут еще в обморок, возись с ней потом.

- Пойдем.

Я потащила за собой Лилию, чувствуя себя матерью, которая волочет по улице капризного ребенка. На даму у входных дверей я старалась не смотреть.

- Добрый день, принцессы. Меня зовут Виктория. Я буду вашей помощницей и распорядительницей. Если вам что-то понадобится — смело обращайтесь. Лилия Рип?

- Я, - пискнула Лилия, как будто ее имя назвал учитель на школьной перекличке.

- Вам присвоен порядковый номер шесть, - сказала Виктория. - Можете пройти во дворец и присоединиться к остальным претенденткам.

- Благодарю. Я еще побуду здесь.

- Как угодно. Эмилия Ллорт?

- Все верно, - я глядела на траву под своими ногами.

- Посмотрите на меня, - велела Виктория.

Я вскинула голову и оторопела. На какой-то миг наша распорядительница показалась мне прекрасной и ужасной одновременно. Я видела Викторию юной прелестной девушкой с гладкой кожей и манящими розовыми губами. И тут же образ юной красавицы сменял образ древней ссохшейся старухи с морщинистым лицом и скрюченным носом.

Да что со мной такое?

Я машинально потянулась потрогать лоб, чтобы проверить, нет ли у меня жара. И в тот момент, когда моя ладонь коснулась прохладной кожи лба, я услышала звук, от которого все внутри меня оборвалось.

Глава 14. Эмилия

Когда мы вошли в прихожую, я временно оставила размышления и о Виктории, и о толстеньком симпатичном вороне. С ужасом я обнаружила, что вся дворцовая прихожая увешана зеркалами. Сплошной зеркальный коридор лежал перед нами, и я внутренне содрогнулась, когда поняла, что мне неизбежно придется заглянуть в сверкающие поверхности.

Виктория шла впереди и что-то говорила. Из-за звона в ушах я никак не могла уловить смысла ее слов и чувствовала себя совсем уж потерянной и бестолковой. Зато Лилия, попав в привычную дворцовую атмосферу, явно приободрилась. Она расправила плечи и с удовольствием заглядывала во все подряд зеркала.

Я же старалась смотреть только себе под ноги. А когда все же подняла глаза — сразу же увидела свое отражение.

Лучше бы я и дальше пялилась в пол! Потому что зеркало мигом поведало мне неприятную правду: долгая дорога превратила меня из малопривлекательной девушки в откровенную уродину — жутко бледную, всклокоченную и с пятнами то ли пыли, то ли грязи по всему лицу.

Мне оставалось надеяться, что претенденток на трон не начнут прямо сейчас знакомить с императором Николасом. Если самодержец увидит меня такой — уже никакие добродетели, даже самые добродетельные в мире, мне не помогут.

Следом за Викторией я вошла в огромный зал. Ощущение было такое, как будто меня запихнули в свадебный торт — абсолютно все окружающее пространство было бело-розовым: белоснежные стены украшали гипсовые розочки, длинный стол застелили розовой скатертью и украсили его вазами. Разумеется, в вазах нежно-розового цвета покоились белоснежные до боли в глазах розы. Я задрала голову и убедилась, что потолок нисколько не выбивается из общего тортового стиля — розовые лепные узоры на белом гипсе изображали цветы, фрукты и еще какие-то витиеватые закорючки.

От изучения потолка меня оторвала Лилия. Она дернула меня за рукав и глазами указала в спину Виктории, удаляющейся в сторону длинного стола.

За столом уже сидели другие претендентки на роль императрицы. Я пробежалась быстрым взглядом по их лицам и испытала странную, непонятную даже мне самой, гордость.

Гордость за Лилию. Я сочла ее самой красивой из всех присутствующих.

Справедливости ради, принцессы за столом собрались довольно миленькие — по крайней мере, уж точно симпатичнее меня. Но все они смотрелись какими-то одинаковыми. С одинаковыми слишком светлыми кудрями, излишне водянистыми голубыми глазами и с такими пухлыми губами, что было удивительно, как они вообще помещаются на их лицах.

Виктория кивнула на два пустых стула. Я сразу плюхнулась на свободное место, а Лилия чутка постояла у стола, словно чего-то ожидая.

- Тут вам придется проявить самостоятельность, - едва слышно сказала Виктория, проходя мимо нас во главу стола. - Стул вам, принцесса Рип, никто не отодвинет, сколько ни ждите.

Возмущенно запыхтев, Лилия уселась рядом со мной и вполголоса пожелала нашей распорядительнице встречи с вампиром, который ее — Викторию — непременно раздерет на мелкие кусочки.

Я с сомнением глянула на Викторию, занявшую место во главе стола. Пожалуй, если эта дама вдруг повстречается с вампиром — еще неизвестно, кто из них больше пострадает.

И тут случилось самое ужасное из того, что вообще может случиться с девушкой. Тем более с девушкой в моей ситуации.

Из неприметной дверцы, вероятно, ведущей в какое-то подсобное помещение, в бело-розовый зал шагнул мужчина. Тот самый мужчина с ярко-рыжими волосами, которого я не успела как следует разглядеть на крыльце.

Теперь же мне представилась возможность изучить рыжего во всех деталях. И в первую очередь эта возможность появилась у меня потому, что парень повел себя чрезвычайно странно.

Мазнув невнимательным взглядом по лицу Лилии, он уставился на меня. И выглядел при этом ошеломленным и смущенным одновременно.

Рыжий все смотрел и смотрел на мое ничем не примечательное лицо, а я чувствовала, как сердце в моей груди сделало чемпионский кульбит, оглушительно стукнуло в горле и рухнуло куда-то в низ живота. Я обхватила ладонями ножки стула, чтобы поймать связь с материальным миром, и мои влажные пальцы заскользили по гладкому дереву, окончательно усугубляя ситуацию.

Голова кружилась так, как будто меня ударили. Нет, хуже — как будто меня приготовились ударить, и я в ужасе ждала этого удара. Как известно и в чем я смогла убедиться лично, ожидание страха — в тысячу раз хуже, чем сам страх.

Хотя именно страха я не чувствовала, когда смотрела в широко распахнутые глаза медового цвета. А чувствовала я тех самых чертовых бабочек в животе, одна идея существования которых раньше вызывала у меня только гомерический хохот.

Мои бывшие одноклассницы в тролэндской школе, когда нам всем исполнилось лет по пятнадцать, только и делали, что болтали об этом несуществующем — как я тогда считала — явлении. Картинно закатывали глаза и с придыханием говорили:

- Ах, Джозеф! У меня от него бабочки порхают в животе!

Все девицы Тролэнда оптом сохли по Джозефу, сыну кузнеца. По той единственной причине, что Джозеф был единственным мало-мальски симпатичным юношей на всю округу. И Джозеф, не будь дурак, звал гулять всех влюбленных в него идиоток по очереди. Даже меня, хоть я-то точно не была в него влюблена. Но все равно пошла прогуляться с деревенским ловеласом. Из любопытства. Чтобы узнать, что такого есть в этом смазливом парне, из-за чего животы моих одноклассниц атакует целый рой бабочек!

Мы с Джозефом чинно обошли городские улицы, а когда дошли до безлюдной окраины, он расторопно затащил меня в кусты. Там дамский угодник, обдавая меня дыханием со вкусом чеснока, сообщил, что его «заводит моя костлявость». И прижался своими влажными губами к моему рту.

Тогда я и вправду почувствовала, что внутри меня заметался целый рой. Только не волшебных бабочек, а отвратительных, щекочущих живот, гусениц. Я оттолкнула Джозефа и умчалась домой.

С того дня я уверовала, что все эти бабочки — чушь вампирья. Сказочки для дурочек, чтобы заманивать их в кусты, ничего не предлагая взамен.