– А если я перекрашусь в блондинку, как и ты, сестренка, твой муж сможет нас отличить?
Моя сестра-близняшка Вика красуется перед зеркалом в моем облегающем персиковом платье, а на нашей с мужем двуспальной кровати лежит ворох вещей. Все они небрежно разбросаны по всей комнате, и я прикусываю язык, чтобы не нагрубить ей сгоряча.
Вика приехала погостить к нам три дня назад, а я уже чувствую, что задыхаюсь.
Ее всегда было слишком много.
Что в детстве, когда она отбирала мои игрушки, если они казались ей лучше и новее, что в подростковом возрасте, когда на утро я могла обнаружить свои новые вещи порванными при ее не аккуратной носке.
– Ты могла бы спросить, можно ли померить мои вещи, – не сдерживаюсь и выдыхаю с легким раздражением.
Внутри клокочет досада, и я с тоской смотрю на свое любимое платье. Ее бесцеремонный вопрос про Наума я пропускаю мимо ушей. Она постоянно несет что попало. Если бы я напрягалась по каждому ее чиху, давно бы сошла с ума, раздумывая, что же она имела в виду.
– Не будь такой жадной, Маш, – закатывает глаза Вика и принимает разные соблазнительные позы, дует при этом губы, становясь похожей на утку. – Не помнишь, как мама говорила нам, что с родными делиться надо?
Вика всегда так делает, пытается меня пристыдить, когда хочет добиться своего и что-то у меня отжать. Будь то помада или что-то более существенное. Но чем старше мы становимся, тем легче у меня получается дать ей отпор. Но иногда она настолько продавливает меня, что мне проще уступить, чем устраивать скандал.
Вот только не в этом случае.
– Сними платье, Вика. Это подарок Наума мне на день рождения. Поносить его я тебе не дам.
Голос мой слегка дрожит, но к концу звучит куда увереннее. С Викой так и нужно говорить, иначе она легко может сесть мне на шею и свесить ножки, погоняя меня в разные стороны.
Внешне мы с сестрой полная копия друг друга. Одинаковые тонкие черты лица. Темные волосы. Плавная линия подбородка. Аккуратный прямой нос. Густые брови вразлет. Круглые голубые глаза.
А вот характеры совершенно разные.
Она дерзкая, яркая, общительная и уверенная в себе. Я же тихая, скромная, больше интроверт по натуре.
Ей всегда нравилась наше внешнее сходство, а вот я довольно рано осознала, что мне это совсем не по душе. И как только мы выросли, сразу же сменила имидж и прическу, чтобы отличаться и быть иной, а не чьей-то копией. Даже волосы перекрасила в блонд.
– Да ладно тебе, Маш. Твой Наум – богатенький буратино, может себе сто таких платьев позволить, – цокает недовольно Вика и посматривает на меня хитроватым взглядом. Всё еще лелеет надежду продавить меня.
– Это мое платье, – цежу я настойчиво сквозь зубы и не отвожу взгляда от сестры. Если проявить слабину, она начнет уговаривать меня, пристыжать и пытаться выторговать себе хоть немного поносить его.
Я ее слишком хорошо знаю, поэтому и злюсь, так как вспоминаю наше детство и школьные годы, когда мне приходилось постоянно плакать из-за нее. В отличие от меня, к вещам она относилась небрежно, и меня это сильно злило, ведь часто она портила мой гардероб.
– Ты как была жадиной, так ею и осталась, – фыркает Вика, изгибается и тянет молнию на спине вниз. – Правильно говорят. Можно вывести человека из деревни, но деревню из человека – никогда.
– Сама-то давно оттуда уехала? – зеркалю я ее, мне просто-напросто становится обидно.
Чувствую себя, с одной стороны, негостеприимной и грубой, а с другой, понимаю, что это отголосок навязанной ею вины.
– Не кипятись. Что ты такая злая? Давно с мужем не миловалась, что ли? – хмыкает Вика и посматривает на меня с интересом.
– Я не стану обсуждать с тобой свою близость с мужем, – выплевываю я и отворачиваюсь, скрывая от нее красные щеки.
– Ханжа, – цокает насмешливо Вика. – И как Наум только живет с тобой? Ты же как бабка, тебе и предложить нормальному мужику нечего.
– Что?! – едва ли не рычу я и с возмущением оборачиваюсь, не веря, что Вика так нагло оскорбляет меня в собственном доме.
– Давай начистоту, Маш. Тебе просто повезло. Если бы я первая с ним познакомилась, он бы сделал предложение мне.
Сестра даже не понимает, что обижает меня и унижает вот так на ходу. У нее с детства язык без костей, я к этому привыкла, но сегодня она переходит все границы.
– Мы с Наумом любим друг друга, и он видит во мне не только красивую внешность, – цежу я, сжимая ладони в кулаки.
Мы с мужем женаты уже полгода, и с тех пор, как мы расписались, Вика приезжает к нам в дом впервые. И я уже жалею, что сама пригласила ее остановиться у нас, когда она сказала, что у нее дела в нашем городе.
– В начале знакомства все мужики только на внешность и смотрят, не будь такой наивной, Маш, – хмыкает Вика и качает головой, глядя на меня с плохо скрываемым превосходством. – А я красивее тебя, согласись?
Это наш извечный спор детства. Ну как спор. Это сестра постоянно вертелась перед зеркалом, прихорашивалась, надевала каблуки, красилась и убеждала меня и себя, что она смотрится на моем фоне гораздо выгоднее.
– Мы близнецы, Вик, – отвечаю я, в очередной раз удивляясь тому, что она и правда верит в то, что говорит. – Мы одинаковые.
Последнее мне не нравится, но я не могу не признать тот факт, что даже родители плохо различали нас в детстве, пока кто-то из нас не открывал рот.
– Ну я-то умею себя подать, – ухмыляется горделиво Вика, стягивает с себя платье, и оно падает к ее ногам. На ней вызывающе красная комбинация из бюста, трусиков танга и кружевных чулков, а на ногах при этом высокие тонкие шпильки.
– Машунь, ты уже собралась? Встреча с партнерами через час, а нам ехать минут сорок по пробкам, – слышу я за спиной голос приближающегося мужа, но не успеваю его остановить.
Он входит в спальню, задумчиво посматривая в телефон, а затем поднимает голову и натыкается взглядом на мою почти голую сестру.
– Наум! – взвизгивает Вика, но вместо того, чтобы засуетиться и пригнуться, будто выставляет все свои прелести наружу.
Мое сердце колотится, как сумасшедшее, а горло сжимается так, что мне не хватает воздуха.
Меня трясет, время словно замедляется, но я беру себя в руки, подскакиваю и загораживаю сестру. К счастью, Наум уже отворачивается, не пытаясь поглазеть на нее.
– Закрываться надо, – с раздражением говорит муж и кидает мне перед уходом. – Я жду в машине, Маш.
Вскоре хлопает входная дверь, а следом за спиной раздается смех Вики.
– Как неловко вышло, Манюня, – протягивает она, используя мою детскую кличку, которую я так ненавидела.
– Не называй меня так, – раздраженно говорю я и поворачиваюсь к ней, ощущая, как меня распирает от гнева. – И оденься прилично, не нужно светить перед моим мужем своим похабным бельем.
Меня всё еще потряхивает от адреналина, и я злюсь на сестру, хотя понимаю, что и сама допустила оплошность. Надо было закрыть дверь на щеколду, тогда бы такой ситуации даже не возникло бы.
– А ты что, ревнуешь его ко мне, что ли? – игриво подмигивает мне Вика, будто это какая-то смешная шутка, тем самым злит меня еще сильнее.
– Я в своем муже уверена, а вот ты могла бы вести себя поскромнее, Вик. И прекрати, наконец, разгуливать по дому в коротком халатике.
Я выговариваю ей то, что беспокоило меня все эти дни, и мне немного становится легче. Вика же прищуривается и перестает улыбаться, вот только взгляд ее становится задумчивым.
– Ты такая закомплексованная, Машунь, имей ввиду, что от таких женщин мужья погуливают. Раскрепостись, прекрати быть ханжой.
Я сжимаю зубы, с гневом и возмущением наблюдаю за тем, как сестра переступает через мое платье и наступает на край своей острой шпилькой.
– Вика! Можно аккуратнее?
Беру свое персиковое платье в руки и едва не плачу, заметив в ткани округлую дырку.
– Ой, я случайно, Маш. Ну не будь букой, не обижайся, это всего лишь платье. А я твоя родная сестра, ты же не будешь меня ругать за это?
Я тяжело дышу, прикрываю ненадолго глаза, сжимая в руке шелковистую ткань, а сама мысленно считаю до десяти и обратно. А когда снова смотрю на сестру, она уже одета и выглядит виноватой. И я решаю не устраивать скандал. Тем более, что меня на улице ждет муж.
– Нет, Вик. Нас с тобой Наум точно не перепутает. Вот ответ на твой вопрос, – говорю я, вспомнив ее слова. – Мы с тобой слишком разные.
– Ну не знаю.
– Ты сама только что видела. Он ни на секунду не засомневался, что ты это не я. Сразу отвернулся.
В этот момент я горжусь своим мужем и чувствую спокойствие, уверенная в том, что Вика не права, раз считает, что если бы Наум познакомился с ней первым, то выбрал бы ее. В конце концов, в серьезных отношениях играет роль не только внешность.
– Да он просто тебя, как облупленную, знает, Маш, – фыркает насмешливо Вика. – Ты и вызывающее нижнее белье – вещи несовместимые.
– Не хочу спорить. Давай закроем эту тему.
– А чего бы не поспорить, сестреныш? – поддевает она меня. – Или ты боишься, как обычно, проиграть? Спорим, что он не заметит разницы, если я стану внешне полной твоей копией?
– Во-первых, спорить я не собираюсь, нам не по пятнадцать давно. А во-вторых, даже если ты покрасишься, у тебя, в отличие от меня, короткие волосы.
– Пф, нарастить их не проблема, – сразу же находится с ответом Вика и смотрит на меня с вызовом.
– Нет, даже не думай играть в свои игры в моем доме, Вика. Мы давно не дети, повзрослей уже, наконец! – резко отвечаю я.
Идея мне сама по себе не нравится. Не для того я старалась, чтобы мы выглядели по-разному, чтобы вернуться к исходному.
– Скучная ты, Маш. Ну нет так нет, – протягивает она и берет еще одно мое платье. – У меня сегодня свидание, можно я хотя бы это платье одолжу?
Скрипя сердцем, я соглашаюсь, так как она всё равно не отстанет, и ухожу, оставив идею надеть персиковое платье.
Вика весела и спокойна, когда я оставляю ее в доме, а вот у меня в груди появляется какое-то неприятное чувство, словно она эту дурацкую затею не оставит. И мне становится настолько тревожно, что к мужу я спускаюсь в растрепанных чувствах и всю дорогу до ресторана придумываю, под каким предлогом выселить сестру в гостиницу.
– Удивительно, что вы с Викой сестры, вы ведь совсем разные, – говорит Наум, отвлекая меня от нехороших мыслей.
Высокий, широкоплечий, он из тех мужчин, что сразу привлекают на себя женское внимание. Короткий ежик темно-русых волос. Ухоженная борода. Мощное тело, выточенное часами тренировок в спортзале. И не штанги тягает при этом, а занимается единоборствами.
Не скажу, что я сразу же в него влюбилась. Такие крупные мужчины были обычно во вкусе Вики, я же предпочитала эрудированных и спокойных. Но Наум был так настойчив, красиво ухаживал за мной и довольно быстро доказал, что большой и сильный не равно глупый и необразованный.
– Что ты имеешь ввиду? – переспрашиваю я, встряхнув мысленно головой. Что-то сестра совсем мне голову задурила, я даже на разговоре с мужем сосредоточиться не могу.
– Вика ведь развязная и наглая, слишком дерзкая и явно по чужим… кхм… рукам скачет.
Я морщусь, когда слышу такое нелестное высказывание о моей родной сестре.
– Я просто констатирую факт, Маш, не хочу тебя обидеть, – сразу же реагирует, заметив выражение моего лица, муж и качает головой.
– А я какая тогда? – зачем-то спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.
– А ты у меня девочка домашняя, скромная. Моя, – последнее он добавляет с ласковой улыбкой, ладонью касается моей щеки.
– Скучная, – добавляю я, вспомнив слова сестры. Не ожидала, что они меня заденут, но выходит, что Вика до сих пор может задеть меня за больное.
– Покладистая и сдержанная, – поправляет меня Наум, а вот я не чувствую удовлетворения. – Хорошо, что ты у меня не такая, как Вика.
Не знаю, почему, но его последняя фраза неожиданно меня цепляет. И я ощущаю какую-то тревогу в груди, словно там застряла заноза, а я никак не могу ее теперь вытащить.
Ресторан, в котором у мужа встреча с потенциальными партнерами, мне незнаком. Открылся недели две назад, выглядит фешенебельным и роскошным, и я немного мнусь, чувствуя неловкость за то, что мне пришлось отказаться от изначального платья и надеть другое. Первое, что лучше всего подошло к месту встречи.
За полгода семейной жизни я постоянно сопровождаю мужа на вот такие деловые переговоры за ужином в ресторанах. Уже по опыту знаю, что если дело дошло до вечерней встречи, значит, выгодный контракт без пяти минут подписан.
– Ты же собиралась надеть персиковое платье, разве нет? – замечает мой внешний вид Наум и кидает на меня пронзительный взгляд.
Чертыхаюсь. Он всегда всё подмечает, ничего не оставляет без внимания.
– Ммм, передумала.
– Что-то случилось? – допытывается он, и я отвожу глаза в сторону. Боюсь, что если он узнает о том, что сделала сестра, дома будет скандал. Наум и так недоволен ее присутствием в доме, но молча терпит ради меня. А я не хочу лишний раз настраивать его против Вики.
– Н-нет, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос меня не выдал. – Просто решила выгулять новое. Только ведь на прошлой неделе купила.
– Точно всё в порядке?
Муж посматривает на меня с подозрением, явно догадывается, что дело нечисто, но я не могу сказать ему, что сестра острым каблуком продырявила платье, которое он подарил мне.
– Тебе не нравится это платье, Наум? – спрашиваю я, чтобы перевести тему, и опускаю взгляд, рассматривая светло-голубую ткань.
Конечно, оно не такое красивое и дорогое, как персиковое, ведь это выбирала я сама, а то было вкусом Наума. В отличие от меня, привыкшей к более непритязательным вещам, он предпочитает только люкс-сегмент.
Я же без него до сих пор стесняюсь заходить в дорогие бутики. Всё кажется, что я одета недостаточно хорошо для таких магазинов. Что на меня смотрят и видят во мне деревенщину, которая не может позволить себе их вещи.
– Оно… милое, – отвечает он после одного взгляда на платье.
Милое. Значит, не нравится.
Я дрожащими руками приглаживаю ткань на бедрах, опуская голову, и прикусываю губу. Стараюсь на мужа не смотреть.
В одном сестра права. Она вряд ли догадывается, конечно, но всё это время я чувствую себя лишней в мире Наума.
Мне тяжело привыкать к его окружению, мировоззрению, привычкам, отношению к деньгам. Он при этом не попрекает меня тем, что взял меня замуж, не глядя на финансовое положение моей семье.
Родители у меня среднестатистические. Мы не бедствовали, но и не шиковали. Жизнь от зарплаты до зарплаты – норма, к которой мы все привыкли. Так что я не виню Вику за то, что она хочет хоть немного прикоснуться к роскоши, которая ей недоступна.
– Не куксись, Маш, ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты плачешь, – вздыхает муж, кладет правую ладонь мне на бедро. Массирует, чтобы успокоить, но я слишком взвинчена.
– А мне не нравится, когда ты критикуешь мои наряды.
Признание не то чтобы дается мне легко, но изначально у нас сложились такие отношения, что я сразу стараюсь говорить всё, что меня беспокоит. Почти всё…
– Я люблю тебя, Машунь, и хочу, чтобы ты красиво и элегантно одевалась. Только и всего. Ты же понимаешь, что теперь ты жена состоятельного и влиятельного в определенных кругах человека.
– И я должна соответствовать, – заканчиваю я за него, так как слышу это не в первый раз.
– Из твоих уст звучит скверно. Я же не газлайтер какой-нибудь, не пытаюсь сделать из тебя куклу. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
С одной стороны, его слова бальзамом растекаются по сердцу. А с другой, мне всё равно по-прежнему неприятно, что мои вкусы для него слишком простые. Деревенские.
Мы из разных миров, и в такие моменты я чувствую эту разницу слишком остро.
– В следующий раз сходим на шоппинг вместе, – говорит он спустя минуту, когда я никак не реагирую на его слова.
Я просто не знаю, что сказать. Он более подвешен на язык, чем я, при любом раскладе убедит меня, заставит поверить в то, что он прав. Я уже просто не хочу ввязываться в споры и отстаивать свое мнение по поводу своей одежды и манер.
Сглатываю ком обиды в горле и вздыхаю, глядя в окно. На душе тоскливо, но я не показываю своих эмоций. Не хочу портить нам обоим настроение.
Когда мы подъезжаем к ресторану, к нам подбегает персональный парковщик, и пока Наум кидает ему ключи, я достаю телефон. Как только мы войдем в ресторан, проверить наличие сообщений и звонков до окончания ужина я уже не смогу.
Наум против гаджетов за столом и во время встреч. Считает это неуважением к партнерам и требует от них того же.
Открываю присланное видео от Вики и поджимаю губы. Сердце колотится, а тело бросает в пот. Возникает дурное предчувствие, и когда я включаю видео, оно сбывается.
– Только не ругайся, систер, но я взяла твои украшения. Меня пригласили в ресторан, не могу же я ударить в грязь лицом. Должна же я тоже найти себе мужа под стать. Богатенького мажорчика. А они, знаешь ли, на бедных не клюют. Пожелай мне удачи!
Я прищуриваюсь и вижу на ее шее бриллиантовое колье. То самое, что муж подарил мне в качестве свадебного подарка. Семейную реликвию, передающуюся из поколения в поколение.
Я отношусь к ним бережно, даже сама носить боюсь, только если муж настаивает надеть их на особо важные мероприятия.
– Что случилось, Маш? На тебе лица нет, – замечает освободившийся Наум и хмурится. Подходит ближе и заглядывает мне в телефон.
Я быстро опускаю его, надеясь, что он не успел ничего увидеть.
– Вика написала. Будет поздно, у нее… встреча.
Презираю себя за вранье, но что еще делать? Наум разозлится, будет рвать и метать, вышвырнет Вику из дома взашей. А я всё-таки сестру люблю, какой бы противной иногда она не была.
– Что это за платье на ней? Масс-маркет? – слышу я голос жены одного из друзей Наума. Одного из акционеров его холдинга.
– Масс-маркет? Ты слишком высокого мнения о ней, – вторит второй женский голос, не менее ехидный. – Рынок-картонка-тыщу скинете?
Последнее она говорит писклявым голосом, от которого у меня по телу проходит неприятная дрожь. Я уже заношу руку над щеколдой, чтобы открыть дверцу и выйти из туалетной кабинки, как замираю, услышав имя мужа.
– И где он откопал эту деревенщину? Раньше у Наума вкус был лучше. Инста-телки тупые, конечно, но хотя бы стильные и городские.
– На лицо так-то она симпатичная. Может, Наум повелся на ее девственность? Такая наверняка себя для прынца берегла, – хохочет вторая, и первая подхватывает ее смех.
Я же сгораю со стыда, уже не могу выйти и показаться им на глаза. Не после того, как услышала, как они меня обсмеивают.
– Имя у нее еще такое колхозное, Лара, Марьванна, – протягивает неприятно первая. – Прям карикатурная уборщица в детском саду. Только платка и горба не хватает.
– Так она же в детском саду, Стелла, и работает, – усмехаются ей в ответ. – Только не уборщицей, бери выше. Целой воспитательницей.
– И как Наум это терпит? Она же его позорит, – фыркает Стелла. Блондинка с юридическим образованием, из состоятельной семьи банкиров, вспоминаю я ее наконец по голосу и имени.
– Зато он может быть уверен, что она гулять не будет. У Сереги Березовского ведь жена загуляла, с фитнес-тренером за его спиной крутила, а у него вкус, как у нашего Наумчика.
Холодею, когда до меня наконец доходит, что обсуждают в некрасивом свете они меня. Обзывают колхозницей без вкуса, деревенщиной, которая так и не вписалась в их общество. Я же слушаю их разговор и обтекаю от стыда. Щеки так сильно горят, что я прикладываю к ним ладони, но едва дышу. Боюсь, что они услышат мое тяжелое дыхание и поймут, что я всё это время подслушиваю.
Чем дольше проходит времени, тем сложнее мне выйти. Это ведь такое унижение, с которым я не то чтобы никогда не сталкивалась, но в обществе мужа оно впервые.
Оно накладывается мое собственное мнение о себе, что я не вписываюсь в мир богатых и влиятельных, и только усиливает его.
– И почему он не выбрал себе жену нашего круга? – снова недовольно цокает Стелла. – С ней нам было бы хоть о чем поговорить. А с этой Марьванной ни бизнес обсудить, ни мужиков. Она такими глазами на меня посмотрела квадратными, когда я ей про сделку Варшавина с Вяземским сказала, стыд да и только.
– А что ты от нее хочешь? По ее лицу и стилю сразу понятно, что она из нищих.
– Ну раз вышла ты замуж за богатого мужика, так будь добра соответствовать. Найми стилиста, получи образование какое-никакие, чтобы хоть какие-то разговоры на уровне поддерживать. Вот разве я не права?
Я сглатываю плотный ком и пытаюсь размять горло, хватаясь рукой за шею. По нему будто наждачкой провели, я даже солоноватый привкус крови чувствую.
Сердце колотится с такой частотой, словно еще чуть-чуть и выйдет из строя, а я буквально сливаюсь со стенами.
– Права, Стелла, права. Одни ее туфли чего стоят.
Они обе хохочут, а вот я опускаю голову и рассматриваю носки своих туфель. Почему-то вспоминаю, какими взглядами обменялись Стелла с Ларой, когда они осмотрели меня с головы до ног и особое внимание уделили туфлям.
Я стушевалась тогда, вцепившись в локоть мужа, который сразу же поздоровался с партнерами и отвлекся на деловые разговоры. В деревне, откуда я родом, мои туфли, которые я купила в не дешевом бутике в торговом центре здесь, считаются люкс-сегментом. Мне казалось, что они неплохи, ведь цена у них кусачая, но, видимо, для девушек, которые родились и выросли в серед олд-мани, всё совсем иначе.
– Слушай, Лар, а может дело в том, что она близняшка? Поэтому Наум на ней женился? Ну, может, он любитель экспериментов? – понижает голос Стелла, но я всё равно слышу ее заговорщический игривый тон.
– Так это правда, что ли? Я слышала, как он нашим мужчинам хвастался, что у него дома теперь вторая Марьванна живет, только более раскрепощенная и с грудью. Сказал, что не прочь подмять ее под себя.
Меня резко бросает в жар, и я машинально касаюсь своей грудной клетки. В отличие от Вики, у меня второй размер, а вот ей достался третий, так что прелести у нее и правда больше.
Вся скукоживаюсь и качаю головой, не веря в эти сплетни. Мой муж Вику недолюбливает, так что ничем подобным хвастаться перед друзьями не стал бы. Да и Наум не такой, он даже не смотрит на мою сестру, если та проходит мимо почти раздетая, словно нарывается на скандал. Муж только злится сильнее и ходит потом агрессивный весь день. Даже в душ зачастил, ведь всегда так делает, чтобы успокоить нервы. Особенно после неудачных переговоров.
Я уже даже не слушаю, о чем сплетничают девушки, думаю о своем, но прихожу в себя, когда их голоса утихают, и они наконец выходят из уборной.
Я наконец вылетаю из кабинки, мою руки и лицо холодной водой, чтобы остудить тело, хлопаю себя по щекам, вытираюсь бумажными полотенцами и только спустя минут пять иду обратно за столик.
– Что-то ты долго, Машунь. Всё в порядке? Тебя тошнило? – неожиданно странным вопросом встречает меня Наум, и я непонимающе смотрю на него.
Он помогает мне устроиться, задвигает стул, а я вижу боковым зрением, как склоняются друг к другу головы двух подруг-сплетниц.
– Тошнило? Н-нет. С чего ты взял? – практически шепчу я, так как голос сел и стал хриплым. Саднит аж в горле.
– Стелла с Ларой сказали, что у тебя несварение, и ты застряла в уборной. В принципе, я закончил, можем ехать домой.
После его слов краснею. Большего унижения и представить себе сложно.
Девчонки знали, что я прячусь в кабинке туалета, но не стеснялись в выражениях, обсуждая меня вдоль и поперек. Остывшие щеки снова горят, уголки глаз влажнеют, и я опускаю голову. Часто моргаю, чтобы прогнать с ресниц влагу, а на девушек не смотрю. Не хочу видеть в их глазах злорадство и превосходство.
– Что ты… сказал им?
Мой вопрос повисает между нами тягостным молчанием.
Наум не спешит отвечать на мой вопрос. Просто смотрит на меня изучающе, словно пытается залезть мне в голову. Выпотрошить внутренности и изучить их под лупой. Понять, что стоит за моим вопросом.
Я тушуюсь и отвожу свой взгляд, смотрю куда угодно, но не на мужа.
– Что ты хочешь услышать сейчас от меня, Маша? – наконец заговаривает Наум и задает мне встречный вопрос.
Я сглатываю, чувствуя, как внутри всё колотится от беспокойства. Я не ожидала, что муж сразу поймет, что дело нечисто. Прикусываю губу, ведь отвечать мне не хочется.
– Что хочу услышать?
Мой голос звучит потерянным эхом, и я провожу языком по губам. Нервно перебираю пальцы, лиходарочно думая, что бы ему ответить.
– Маша! – куда более требовательно произносит муж, подается ко мне и хватает ладонью мой подбородок. Заставляет посмотреть на себя, но я прикрываю глаза.
– Просто ответь, Наум. Это ведь несложно, – бормочу упрямо, надеясь, что он не станет допытываться. Вот только надежды мои тщетны. Наум был бы не Наумом, если бы не был в курсе всего, что происходит под его носом.
– Ты бы не стала просто так задавать этот вопрос, Маша. И я хочу знать, кто надоумил тебя на это.
Я не вижу его лицо, всё еще сижу с закрытыми глазами, но уверена, что лицо у него хмурое, брови напряженные, а челюсть с силой сжата.
– Никто не надоумил. Я взрослый человек, и по твоему не могу задать мужу интересующий меня вопрос?
– Если ты переживаешь из-за каких слов и поддевок Стеллы и Лары, то забудь. Они пустословные трещотки, язык как помело. Если о чем-то переживаешь, то скажи мне, в чем дело. Я помогу.
Криво ухмыляюсь, не сдержавшись.
– Ты мне поможешь, если ответишь на простой вопрос. Он не сложный, не требует глубоких математических вычислений.
Поджимаю губы и упрямо мотаю голову, высвобождая лицо из легкой хватки Наума. Он сраху же отпускает меня, не причиняя боли, и мне становится чуточку легче дышать. Всё же его напор и энергетика порой слишком тяжелые и давящие, сложно быть под его прессингом, особенно, когда по сущему пустяку.
– Я сказал друзьям, что у нас гостит твоя сестра. Мы хотели собраться у кого-то дома на гриль, и я сразу отмел вариант собрать всех у нас. Это всё? Или тебе подробности нужны?
Он наклоняет голову набок, изучая меня с добродушной насмешкой, а я вовремя осекасюь. Он буквально читает мои мысли, но я молчу. Не хочу давить и тем более сеять в голову мужа мысли о моей сестре в таком ключе.
– И это всё? Ты… Ты не хвастался?
Последний вопрос дается мне тяжело. Щеки горят от стыда, и я прикусываю губу, коря себя за то, что вообще начала этот разговор. Ведь теперь пойти на попятную не удастся. Наум не даст мне сменить тему.
С тоской смотрю на дверь родного подъезда, жалея, что при приезже сразу же не вышла из машины.
– Хвастался? Чем, Маша? – насмешливо спрашивает у меня Наум и вздергивает бровь.
Вздыхаю, пытаясь расслабить напряженные мышцы, но в конце концов вынужденно поднимаю взгляд на мужа.
– Что у нас дома Вика живет. Раскрепощенная близняшка, полная копия твоей жены. С большой… грудью, – краснею, перечисляя услышанные факты. – Что ты не прочь ее… того…
Мне сложно произнести вслух то, что сказали сплетницы в туалете. Даже противно думать об этом, не то что говорить вслух.
– Лара со Стеллой тебе эту бредовую идею подкинули? – усмехается холодно Наум. Одной рукой сжимает баранку руля, а вот вторая кулаком вбита в его колено. От него прет агрессией, и мне становится неуютно. Хочется выйти, но я не решаюсь.
– Не подкинули, – мотаю головой. – Просто они сплетничали в туалете, и я всё слышала. Может, они не так поняли, когда ты рассказывал о Вике друзьям…
Неуверенно пожимаю плечами, ловлю на себе недовольный взгляд мужа.
– Я же сказал, Маш. Я просто обозначил, что у нас встретиться не получится. Вот и всё. А эти девки напридумывали с три короба, еще и тебе мозги запудрили.
– Так говоришь, будто у меня своего мнения нет, – обиженно протягиваю я и шмыгаю носом.
Все-таки от переизбытка эмоций на глаза наворачиваются слезы, а неудачный ужин в ресторане, обернувшийся моим унижением, оставляет на сердце очередной рубец. Неприятно быть изгоем, и я никогда не думала, что я когда-нибудь стану в каком-то обществе белой вороной.
– Я так не говорил, Машунь, чего ты сырость разводишь? – произносит с досадой Наум и притягивает меня к себе, прижимает мою голову к своей груди ладонью и целует в макушку. – Ты же знаешь, как я не люблю твои слезы. Не плачь, всё образуется. Всё со временем приходит. И ты зубы отрастишь, научишься давать сдачи и щелкать таких девиц по носу.
В его объятиях я чувствую себя мелочью, но впервые мне это не нравится. Он всегда успокаивает меня после наших разногласий или встреч с его друзьями или партнерами, если что-то идет не по плану. Раньше я любила такие моменты, ведь ощущала себя защищенной, а сейчас всё совсем наоборот.
Я испытываю к себе презрение и негодование.
Что у меня до сих пор не получается найти общий язык с друзьями мужа.
Что они меня не принимают за свою, считают деревенщиной.
Что я позорю Наума, трачу его время на свои истерики.
Что я такая слабая и никчемная, не способна ответить пощечиной на пощечину.
Отстраняюсь от Наума, насилу успокоившись. И к счастью, разговор на прошлую тему он больше не продолжает. Мы временно ставим на этом точку.
Родная квартира встречает нас тишиной. Вика на свидании, и я чувствую облегчение, что скандал с ней откладывается. Наум ложится рано, а мне придется караулить сестру, чтобы забрать колье сразу, по горячим следам.
– Я в душ, Машунь. Ты со мной? – игриво улыбается Наум, раздевается и подхватывает банный халат.
Я понимаю, на что он намекает, но в таком состоянии мне совсем не до исполнения супружеского долга.
Когда я вхожу в спальню, Наум уже одет в темно-синюю шелковую пижаму. Полулежа сидит на кровати, на коленях ноутбук. Вид задумчивый и хмурый, между бровей складка. Иногда он работает перед сном, и я к этому привыкла. Обычно я его не трогаю в такие моменты, пока он печатает что-то, но сейчас я слишком взбудоражена и просто не дотерплю, пока он освободится.
– Наум? – зову я его, отвлекая от работы.
Он поднимает на меня взгляд сразу, и я судорожно рассматриваю его лица, пытаясьь по глазам определить, о чем он думает. Вот только он мрачен, взгляд нечитаемый, и меня обдает холодком.
– Ты поговорила с сестрой? – спрашивает он меня неожиданно, и я теряюсь.
– Д-да.
– Если ты пришла просить за нее, то забудь, Маша. Она перешла все границы, расхаживает по дому чуть ли не голая, – цедит сквозь зубы Наум, на лицо падает мрачная тень. – Пусть завтра же съезжает. Иначе я вышвырну ее в подъезд в чем есть. Ясно?
Он буквально выплевывает каждое слово, злится и раздувает ноздри от негодования, и я успокаиваюсь. Настроение у него совершенно не игривое, как было до душа, когда он хотел, чтобы я пошла с ним.
Наоборот. Сейчас он так разгневан, что ему явно не до постельных игрищ. Вон как глаза сверкают от злости.
– Я поговорю с ней, Наум. Завтра же ее не будет.
Я киваю, так как согласна с ним. Не хочу, чтобы сестра вбивала между мной и мужем клин. А она будто только этого и добивается, испытывает наше терпение и постоянно провоцирует скандалы.
Наум снова приступает к работе, печатает что-то на клавиатуре ноутбука, а вот я завариваю себе зеленый чай. В ушах шумит, голова кружится, мне нужно успокоиться.
Выпиваю полчашки, когда слышу, как шум воды в ванной утихает, а вскоре сестра выходит оттуда, громко шлепая босыми ногами по ламинату. Наверняка в ванной еще и лужу после себя оставила. И не уберет же за собой, мне оставит.
Сжимаю ладони в кулаки, считаю до десяти и только тогда решительно иду в гостевую комнату, где располагается Вика.
Вхожу внутрь, плотно прикрываю за собой дверь, чтобы Наум не слышал нашего разговора, и замечаю, что Вика стоит у кровати совершенно голая, спиной к входу.
– Нравится? – игриво хмыкает сестра и плавно двигает бедрами из стороны в сторону.
– Нет, не нравится, – холодно отвечаю я и складываю на груди руки.
– А, это ты, – оборачивается и недовольно цокает Вика, а я прищуриваюсь.
Дыхание становится рваным, сбивается, а я ощущаю себя одновременно злой и оплеванной.
– А кого ты ждала? – цежу я сквозь зубы, а вот сестра предусмотрительно молчит. Дразнит меня специально, будто прощупывает границы, что ей можно, а что нельзя.
– Нам нужно серьезно поговорить, Вика, – говорю я, когда молчание затягивается, а она наконец накидывает на себя свой чертов пеньюар, от которого у меня уже глаз дергается.
– Начало-о-о-сь, – протягивает она недовольно, а вот я едва сдерживаю желание схватить ее за волосы и хорошенько встряхнуть, чтобы прекратила вести себя так демонстративно нагло и дерзко.
– Завтра тебе придется съехать, Вика. Наше с мужем терпение лопнуло, ты злоупотребляешь нашим гостеприимством. Сегодня, так уж и быть, можешь остаться ночевать, а утром чемодан в зубы и вокзал до дома. Ясно?
Я впервые говорю с ней так грубо, но вины больше не чувствую. Наоборот, ощущаю облегчение, что мне удалось, наконец, высказать ей недовольство ее похабным и наглым поведением. Давно пора было. И если бы она не полезла драконить моего мужа, я бы и дальше ходила и молчила, закрывая глаза на ее беспредел.
– Ты серьезно? – выдыхает Вика и упирает руки в бока. – Выгоняешь на улицу родную сестру?
– Не на улицу, Вик. Ты не беспризорница, у тебя и работа есть, и свой, заметь, дом. Ты не бездомная уличная кошка, чтобы я тебя приютила, а потом снова вернула на улицу.
– Вот как ты заговорила, – шипит Вика и сжимает ладони в кулаки, злобно прищуриваясь.
От нее так и фонит недовольством и возмущением, но я вздергиваю подбородок, не собираясь идти у нее на поводу. Не первый год ее знаю. Давно поняла, что это ее излюбленная тактика. Наехать, разжалобить, потом расплакаться и всё равно добиться своего любыми путями. Она как танк, который не видит препятствий и прет напролом.
– У меня нет желания демагогию разводить, Вик. Я не стану ругаться с тобой насчет того, что ты берешь дорогие вещи без спросу, всё же ты моя сестра. А теперь отдай, будь добра вернуть колье, которое ты взяла без разрешения.
– Еще скажи украла! – с вызовом едва ли не визжит сестра, но я не ведусь на ее провокации. Хочу поскорее вернуться в спальню и дождаться утра. Нет никаких больше сил наступать себе на горло, как в подростковые годы, чтобы сестра не обижалась.
– Не вынуждай меня считать тебя воровкой, Вика. Колье верни! – я слегка повышаю голос, и она морщится. Вот только с места так и не двигается, и я скольжу взглядом по комнате.
Останавливаюсь на ее сумке и быстрым шагом подхожу к тумбе. Хватаю ее и резко открываю, собираясь сама найти то, что принадлежит мне, раз Вика считает, что ей всё можно.
– Что ты делаешь? Не смей копаться в моей сумке! – кричит она, пытается толкнуть меня, и сумка от наших толканий в итоге падает на пол.
Содержимое разлетается по ковру, и я мельком замечаю не только косметику, но и новую нераскрытую пачку презревативов.
Кривлюсь и отворачиваюсь, чувствуя легкое отвращение. Вика всегда была неразборчивой в связях, могла переспать с парнем, с которым только познакомилась в клубе. Но за то время, что я замужем за Наумом, успеваю отвыкнуть от такого.
Сглатываю и быстро отворачиваюсь, начиная открывать шкафы. Не обращаю внимания на причитания сестры, которая злится, что я не имею права трогать ее вещи.
– А ты это право имеешь, я правильно тебя понимаю, Вика? – усмехаюсь я, глядя на сестру осуждающе. – Двойные стандарты, не находишь?
Она пыхтит, злится, но сделать ничего не может. Это дома при родителях она могла закатить истерику, и они, чтобы не слушать ее рыданий, всегда шли у нее на поводу. Вынуждали меня уступать ей. Здесь же мой дом, и никто не станет за нее вступаться. И мы обе знаем, что в этой ситуации она неправа. Как бы она не притворялась сейчас жертвой.
Я прикрываю глаза и считаю до десяти. А когда открываю их снова, нераспакованная пачка всё также лежит на виду. Как красный флаг, дразнит и привлекает к себе мой взгляд.
Я дрожащими руками беру пачку в руки, чтобы проверить, вдруг там всё на месте, но вздрагиваю, услышав стон Вики.
– Мм, – протягивает она и переворачивается со спины на бок. Лицом ко мне.
Глаза ее закрыты, но я стою, замерев, и с рвано колотящимся сердцем рассматриваю ее. Проснется ли она или продолжит спать?
Так рано она обычно не встает, так что спустя минуты две я выдыхаю и медленно вынимаю пачку из сумки.
Открываю ее и заглядываю внутрь.
Зажмуриваюсь и сжимаю челюсти, едва сдерживая истерический плач.
Вместо трех квадратиков фольги в пачке всего два.
Второй рукой зажимаю рукой рот, чтобы не вскрикнуть, а внутри вся обмираю, неверяще прокручивая в голове события прошедшей ночи.
Намеки Вики… Неудовлетворенность мужа… Его ночная отлучка… И холодная подушка…
Качаю головой из стороны в сторону, никак не желая признавать, что всё это связано между собой. Части одного пазла, который нужно лишь собрать воедино.
Вика снова ворочается в постели, и я кидаю упаковку обратно в сумку, а сама опускаю взгляд и судорожно ищу взводом пропажу.
Мысль о том, что муж мог переспать с Викой ночью, пока я спала, терроризирует и отравляет мой разум, но я стараюсь гнать ее от себя подальше. Не хочу пока верить, ведь это всего лишь косвенные улики.
Я не стараюсь ходить по комнате на цыпочках, обшариваю каждый угол, но ничего не нахожу. Ни сам презерватив, ни даже упаковку от него.
Вика спит, как убитая, только скидывает одеяло, и я замечаю, что она под ним совершенно голая.
Сжимаю зубы сильнее, слышу даже их скрежет друг об друга, но сдерживаю желание стащить ее с постели за волосы.
Хочется ударить ее, пнуть, заставить проснуться и всё мне объяснить, но я насилу сохраняю терпение.
Сначала нужно найти самую главную улику, ведь Вика может и соврать мне, даже если у них с Наумом ничего и не было. Просто чтобы помотать мне нервы и получить удовольствие от того, что мне будет больно.
Вика завистлива и сделает всё, чтобы мне моя богатая, как она считает, жизнь не казалась медом. Она из тех, кто напакостит и еще добьет тебя.
– Где же он, – шепчу я, переворачивая весь дом в поисках латексной резинки.
Каждый раз, когда захожу в новое помещение, разум, отравленный горечью и обидой, подкидывает мне отвратительные сцены, где у моей сестры с мужем могла быть близость.
В ванной я осматриваю всё еще тщательнее. Касаюсь даже стиральной машины, раскачиваю ее, пытаясь понять, смогла бы услышать этот стук о стену через закрытые двери.
Рассматриваю зеркало в поисках пятен от ладоней мужа и сестры, но на нем только брызги от зубной пасты. Уверена, что от Вики. Утром на это как-то не обратила внимание, а сейчас каждая деталь остро бросается в глаза.
Меня так трясет, что я даже перебарываю свою брезгливость и переворачиваю вверх дном мусорное ведро у унитаза. Надеваю перчатки и перебираю мусор, но там ничего нет.
Становится противно от самой себя, но я так взвинчена подозрениями и ревностью, что именно это мной и двигает.
Во всех комнатах пусто, а последней остается кухня. Огибаю обеденный стол с отвращением, кошусь на подоконник, но встряхиваю головой. Такими темпами я сама себя с ума сведу, а к приходу мужа мне нужна ясная голова.
Последнее место, которое я еще не смотрела, это мусорное ведро под раковиной, но когда я открываю его, холодею. Оно пустое. Совершенно.
А ведь вчера вечером было наполовину полное, это я точно помню.
– Что ты делаешь? – раздается вдруг позади сонный голос сестры, и я резко оборачиваюсь, увидев ее на пороге кухни.
Мои руки дрожат, щеки горят от прилива крови, а я еле разбираю ее слова, так как в ушах шумит, а меня саму так штормит, что едва не шатает.
Я хватаюсь за край столешницы и осматриваю Вику с головы до ног, пытаясь найти в ее внешнем виде что-то, что может опровергнуть мои подозрения или их подтвердить.
Вика на этот раз одета попроще. Широкие спортивные штаны и обычная белая футболка-поло. Антисексуально.
– Что же ты не в одном белье или пеньюаре? – усмехаюсь я с горечью и захлопываю дверцей шкафа под раковиной.
– Что за допрос с утра пораньше? – фыркает Вика и зевает, даже не прикрыв рот. Волосы взлохмаченные, зубы явно еще не чищены, лицо не умыто.
Это когда Наум в доме, она при параде, никогда не позволит себе выйти из комнаты в таком виде, а когда его нет, весь лоск с нее слетает, и она позволяет себе выглядеть просто.
– Ты собрала вещи? – холодно спрашиваю я ее и сжимаю челюсти.
– Ну Маш, не нуди, – протягивает она и потягивается, хрустя косточками. – Ты лучше приготовь мне что-нибудь на завтрак, такая ночка тяжелая выдалась, я голодная жуть.
Я отшатываюсь, ощущая, как по телу разливается едкая горечь, а внутри оседает гадкое чувство омерзения и унижения.
Вика не обращает на меня внимание и разворачивается, явно не собираясь сегодня съезжать, а вот меня разъедает чувство досады и зарождающейся ненависти. Не только к мужу и сестре, но и к себе, ведь всё у меня было буквально под носом, а я закрывала на всё глаза.
Глупая гусыня, которая ставит интересы близких выше своих.
Любая другая на моем месте сразу бы выгнала наглую беспардонную сестрицу, которая захотела соблазнить ее мужа.
А я… А я была уверена, что мой муж не такой, как все. Что он любит меня, что никогда не посмотрит на другую, даже на мою сестру-близняшку.
Когда Вика уже хочет уйти, я кидаюсь к ней, хватаю за локоть и резко тяну на себя, не церемонясь. Она вскрикивает, хмурится, но я всё равно припираю ее к стене.
– Ты выкидывала мусор? – задаю я глупый вопрос, ведь достоверно знаю, что эта королевишна до бытовых дел не снисходит.
– Ты что себе позволяешь вообще? – шипит Вика и потирает ушибленное о стену плечо. – Какой еще мусор? Я тебе в служанки не нанималась. Сама вынесешь, если так надо.
Я напряженно вглядываюсь в лицо мужа. Внимательно рассматриваю каждую знакомую черточку, пытаясь понять, изменилось ли в нем что-то.
Пресловутая женская интуиция молчит, а вот тревожность повышается до критического уровня, едва не загоняя меня под плинтус панической атаки.
Сердце рвано и беспокойно стучит. Тук-тук-тук.
Я сглатываю и молчу, в то время как Наум не замечает моего нервного состояния и спокойно раздевается. Ставит сумку на тумбу, вешает пальто на крючок, поддевает носком пятку одной туфли, затем второй. Смотрится в зеркало, поддевает пальцем галстук и ослабляет его.
Время для меня тянется безумно медленно. Кажется, что прошел час, хотя на самом деле меньше минуты.
– Где ты был? – вырывается у меня, как в анекдоте “Дорогой, где ты был?”
Вопрос глупый и задан неправильно, ведь Наум не знает, что я имею ввиду ночь, и я это быстро понимаю, но прикусываю губу и напряженным взглядом изучаю каждое движение мужа. Всё жду, что он в чем-то проколется, поведет себя по-другому, и я смогу выдохнуть, прекратив себя истязать.
Вот только всё будет зависеть от исхода сегодняшнего вечера.
– Что? – удивленно смотрит на меня Наум и слегка кривит губы в непонятливой насмешке. – Я с работы, Маша, что за странный вопрос?
– А, да, – бормочу я, чтобы он не понял, что я спрашивал о другом, а сама опускаю взгляд, скольжу по телу снизу вверх и снова залипаю на его подбородке.
– Что у нас сегодня на ужин? – спрашивает как ни в чем не бывало Наум, а я теряюсь от его спокойствия.
Он ведет себя, как обычно, и все вопросы застревают у меня в горле.
– На ужин… – хриплю я и мотаю головой, не в силах сказать, что ничего.
– Закажем что-нибудь? – догадывается он и на удивление не злится, что настораживает.
У него благодушное настроение, и это только усиливает мои подозрения. Мучает, не давая расслабиться, но и страх не убавляется.
Я боюсь задать интересующий меня вопрос напрямую в лоб. Надеюсь, что мои подозрения ложные, а если так, то Наум всерьез обидится, что я могла так гнусно о нем подумать. Оклеветать.
Разозлится, что не доверяю ему, своему мужу. И будет в своем праве. Я это понимаю и оттого тяну, пытаясь узнать правду по косвенным признакам. Но их нет. Совершенно нет.
– Надеюсь, на двоих? – добавляет почти сразу Наум, и до меня не сразу доходит, о чем он спрашивает.
– Вику я выгнала, – добавляю я тихо и прищуриваюсь, не отводя взгляд от его лица. – Ты не против?
– Против? – ухмыляется Наум так широко, что это даже неприлично в такой ситуации. – Да я рад, Маш. Наконец-то в доме будет тишина, пропадет вонь от ее явно советских духов, и никто перед глазами задом своим костлявым крутить не будет.
Задом крутить… Эта фраза меня неприятно цепляет за живое. Неспроста он ведь выделил эту привычку Вики.
А с другой стороны… Если бы они переспали, разве он не был бы рад, если бы она наоборот осталась погостить у нас подольше?
Успокоиться мне не дают очередные сомнения.
Может ведь быть и наоборот. Хочет держать ее подальше от меня, чтобы она не сболтнула мне о его измене. Разве нет?
Прикусываю губу и снова осматриваю его с головы до ног и обратно, но он как всегда выглядит опрятно, с иголочки. Будто не с работы пришел, ведь совсем не помятый.
Уходит в спальню, снимает с себя костюм и переодевается в домашние спортивные штаны и хлопковую однотонную белую футболку.
Он у меня педант. Для дома всегда покупает отдельные вещи в специализированных отделах, строго натуральные ткани. И меня к этому приучил, что казалось для меня первое время расточительством.
В моей семье так не делали. Дома мы носили то, что устарело и облиняло, что стыдно носить на улице.
– Ты расстроилась, Маш? – хмурится Наум, заметив, наконец, что я взвинченая и дерганая. – Понимаю, что Вика твоя сестра, но она уже не твоего уровня. Плебейка. Разве ты не чувствуешь и не видишь, какие вы разные? Она тянет тебя на дно и заражает каждый день своей гнилью. Завидует тебе и пытается утянуть за собой вниз.
– Так говоришь, будто все не особо состоятельные завидуют тем, у кого есть достаток, – хмыкаю я, так как мне становится неприятно от его слов. Ведь не так давно и я относилась к этому плебейскому классу. – Выходит, мои родители такие же, по твоему мнению? И я до встречи с тобой?
– Я такого не говорил, Маш, – вздыхает Наум и качает головой. – Просто сестра у тебя… ммм… специфическая.
Он явно хотел сказать нечто другое, но не стал усугублять и без того напряженную ситуацию.
– Но тебе это нравится, – не то констатирую, не то спрашиваю я его.
Вскидываю голову и впиваюсь взглядом в его глаза. Хочу проникнуть ему в голову и узнать, что он в этот момент думает. Чтобы точно знать, стоит ли мне переживать и изнемогать в подвешенном состоянии.
– Мне? Что за чушь? – вздергивает бровь Наум и изучает меня куда внимательнее. Подозревает, что я неспроста завела этот разговор.
– Где ты был ночью? – формулирую свой вопрос четче, чтобы у него не осталось сомнений, что именно я хочу узнать.
Он не отвечает. Смотрит на меня нечитаемым взглядом, и у меня мурашки по коже от его невозмутимости. Глядит так, словно это я в чем-то перед ним провинилась, а не наоборот.
Я нервничаю сильнее, а он всё не отвечает. Будто специально мучает меня, истязает и ждет, что это я в чем-то признаюсь.
Я скрещиваю пальцы за спиной, чтобы он не видел, как я заламываю их, но бегающий взгляд выдает меня с головой.
– Что происходит, Маш? – недовольно и в то же время зло спрашивает у меня муж. – Что эта дрянь тебе напоследок наплела?
– Почему наплела? У меня что, по твоему, своего мнения нет? – с легкой обидой спрашиваю я, так как гнев Наума, направленный на меня пока без причины, уязвляет и обижает. В последнее время я стала слишком чувствительна, тянет плакать по поводу и без.
– Своего мнения? – протягивает, повторяя за мной, Наум, и его голос кажется мне звучащим издевательски. – Всю эту неделю мне кажется, что так оно и есть, Маш. С тех пор, как твоя сестра приехала и поселилась у нас в квартире, ты нервная, не можешь успокоиться и подозреваешь всех вокруг.
Муж никогда не скрывал от меня пароль своего телефона, так что, когда экран погасает, я разблокировываю его вновь. Захожу в мессенджер, замечая, как трясутся пальцы. Кроме этой фотографии переписка мужа с сестрой выглядит абсолютно пустой.
Сердце мое судорожно колотится, отбивая барабанную дробь о мои ребра, а я прикусываю губу и с каким-то отчаянием разглядываю фотографию, которую прислала сестра.
Слышу, как моется в душе муж, и кручу в голове, что скажу ему, когда он выйдет. Но когда это наконец происходит, я тупо открываю рот и оттуда вылетает только сипение.
Я так и не придумала, что мне ему предъявить.
– Что опять не так, Маша? – прищуривается он и всматривается в мое лицо. После опускает взгляд, замечая в моих руках собственный телефон.
Если бы он дернулся вперед и вырвал у меня смартфон из рук, я бы точно уверилась, что глаза меня не обманывают, и за моей спиной происходит что-то неладное.
Наум вместо этого выглядит спокойным и никак не демонстрирует, что его что-то раздражает и беспокоит. Он продолжает стоять в двух метрах от меня, а я впервые не любуюсь тем, как капли влаги стекают по его мощной груди. Я так расстроена, что мне совсем не до этого.
– Вика тебе сообщение прислала, – бормочу я, так и не придумав ничего путного.
Я и так особо не подвешена на язык, а когда в растрепанных чувствах, порой и двух слов связать не могу. Хоть и работаю учительницей.
– Сообщение? – удивляется Наум, и я гадаю, притворно или по-настоящему.
Он подходит ближе, а я натягиваюсь, словно струна. Меня одолевают сомнения, ведь я не уверена в собственном муже, и он, как оказалось, вызывает у меня теперь подспудное напряжение.
Каждая мышца в теле скручивается в узел, а я, подобно мыши, отслеживаю движения хищника
Протягиваю ему телефон, едва не уронив на пол, благо, что он его оперативно подхватывает и рассматривает то самое сообщение, которое выбило меня из колеи.
Чертыхаюсь, запоздало подумав о том, что если это очередная провокация со стороны Вики, то я собственными руками показываю сейчас мужу другую почти обнаженную женщину.
Я знаю, что по телосложению мы с ней особо не отличаемся, вряд ли муж увидит что-то новое, но я просто слишком остро воспринимаю сейчас всё, что касается моей сестры-близняшки.
Она гостила у нас всего несколько дней, но успела накрутить меня до такой степени, что мой мозг взбудоражен, а я впервые не доверяю мужу.
– Почему ты молчишь? – едва не выплевываю я, когда молчание мужа затягивается, а моя нервная система уже не выдерживает накала.
– А что ты хочешь от меня услышать, Маша? – как-то устало отвечает он вопросом на вопрос и пальцами трет переносицу. Телефон кидает обратно на кровать, стаскивает с бедер полотенце и отворачивается. Подходит к шкафу, вытаскивает оттуда чистые домашние вещи как ни в чем не бывало.
– Хоть какое-то объяснение, Наум.
Мой голос звенит, а сама я замираю, с тревогой наблюдая за передвижениями мужа. Меня беспокоит то, что от него не последовало практически никакой реакции, хотя я ожидала одну из крайностей. Либо злость, либо чувство вины.
А он неожиданно реагирует спокойно, словно я увидела в телефоне не откровенное сообщение от своей сестры, а нечто банальное, что не стоит моего внимания.
– Тебе не кажется, Маш, что это я должен задавать тебе вопросы? – следует от него неожиданная фраза, которая загоняет меня в тупик. – Это ведь твоя сестра, а не моя. Ты лучше меня ее знаешь, особенно тараканов, которые явно расплодились в ее голове.
– Что ты имеешь в виду? Ты не дарил ей это белье?
Надев штаны, он натягивает через голову в футболку и оборачивается, глядя на меня с какой-то усталостью во взгляде. Словно ему надоело говорить об этом из раза в раз.
– Конечно, нет. Я не знаю, что взбрело в голову твоей ненормальной сестре. Я даже не знал, что у нее есть мой номер.
Несмотря на его слова, я всё равно с беспокойством разглядываю его лицо.
Он уверенно встречает мой взгляд, и я немного успокаиваюсь. Вот только Вика так сильно накрутила меня, едва не угрожая увезти моего мужа, что я всё равно продолжаю немного сомневаться.
– Ты точно не переписывался с ней? – уточняю я, а затем вижу в глазах мужа разочарование.
И оно цепляет меня куда сильнее, чем это гребаное сообщение.
– Маша, я устал уже в тысячный раз повторять, что твоя сестра меня ни в каком виде не интересует. Вульгарные женщины не в моем вкусе. Прекрати уже меня терроризировать, у меня был тяжелый день. Ты заказала еду?
Я киваю, и он молча ложится на кровать. Прикрывает локтем глаза и сгибает одну ногу в колене. И правда выглядит изможденным и истощенным, и мне становится стыдно, что из-за своих сомнений я не удосужилась приготовить ему еды.
Молчим. Я не знаю, что творится в его голове, а вот я просто не понимаю, что сказать.
– Наум, – произношу его имя, хочу извиниться, но он меня неожиданно опережает.
– Прекрати, Маша. Если у тебя какие-то комплексы, разберись с ними сама, пожалуйста, не выноси мне мозг по поводу своей сестры. Я должен поклясться, что ли, что я не спал и не собираюсь спать с Викой, чтобы ты от меня наконец отстала?!
Он продолжает лежать, а вот его голос звучит неожиданно жестко, что для меня, не привыкшей к такой грубости, сродни хлесткой пощечине. Я не привыкла, чтобы он говорил со мной подобным тоном, поэтому отшатываюсь, не успев сказать, что эту тему поднимать я и так больше не собиралась.
– …если у тебя какие-то комплексы… не выноси мне мозг…
Лицо мое адски горит от его грубого рыка, и я отвожу глаза, чтобы он не заметил, как на них навернулись слезы.
Сердце начинает колотиться, причиняя боль, и я всхлипываю так тихо, чтобы он не услышал. Впрочем, он вообще не обращает на меня внимания. Как лежал с закрытыми глазами, прикрывая их рукой, так и продолжает. И плевать ему, что он меня унизил.
Его слова для меня, как хлесткая неприятная пощечина, и я медленно, на ватных ногах ухожу на кухню. Колени подкашиваются, конечности слушаются с трудом, и когда я переступаю порог кухни, без сил стекаю по стене на пол.
Я не знаю, как должна реагаировать на выпад мужа.
Он ведь никогда не говорил со мной так грубо. Никогда не оскорблял, не кричал, что я какая-то не такая, что не устраиваю его и не вписываюсь в его общество.
А сейчас всего одной фразой он перечеркивает весь наш брак. Ведь я отчетливо осознаю, что это именно то, что он на самом деле думает.
Что я какая-то закомплексованная ущербная девочка, которую он вытащил из деревни, отмыл, откормил, а эта самая деревня из меня никуда не уходит.
Комплексы…
А ведь они у меня и правда есть, но я надеялась, что муж не замечает, как неловко я чувствую себя с его друзьями и их женами. Думала, что он считает, что мне с ними не о чем разговаривать, характеры разные.
А он, выходит, считает, что всё дело только в моих комплексах. Что это я во всем виновата. И от этого мне вдвойне хуже, словно он насильно оголил мои слабости, которых я стыжусь.
– Ненавижу, – шепчу я, утыкаясь лицом в колени, которые подтягиваю к груди, а сама не знаю, кому адресую это шипение. Сестре. Или себе.
Мужа не могу ненавидеть. Чувствую перед ним вину за то, что сорвалась на нем из-за завистливой сестры, которая настропалила меня, а сама, как обычно свалила, оставив меня вариться в соке собственного яда.
Похлопываю себя по щекам и пытаюсь не впасть в уныние. Не плакать. Не показывать, какая я слабая на самом деле, хоть и хорохорюсь.
Всхлипываю и встряхиваю голову, поднимаясь с пола. Прекращаю насилу реветь, чтобы лицо не отекло. Не могу пока вернуться в спальню и по второму кругу перемываю посуду перед доставкой еды. Пытаюсь хоть чем-нибудь заняться себя, чтобы муж не решил, что я сейчас страдаю из-за собственной неуверенности и чувства никчемности. Ни одна женщина не захочет, чтобы муж знал о ней такие слабости.
Шум воды заглушает мои даже редкие всхлипывания, так что я не слышу приближающихся шагов мужа, а понимаю это, когда он касается ладонями моих плеч. Слегка давит, когда я дергаюсь, чуть не ударяясь об угол дверцы шкафа сверху.
– Не пугайся, Маша, это я, – охрипшим голосом ласково шепчет Наум и прикусывает ушко.
Кожа покрывается мурашками, но я не оборачиваюсь, всё еще обижена на его резкую реакцию в спальне. Он прижимается ко мне сзади, кладет одну ладонь на мой живот под футболкой и поглаживает чувствительную кожу круговыми движениями. Вторая рука продолжает лежать сбоку от меня, на краю столешницы. Я как бы в коконе его рук. Не могу двинуться ни в одну сторону.
– Не сердись, – шепчет он снова, но я молчу в ответ и не двигаюсь.
Собственные плечи кажутся напряженными, и он спустя время массирует их, пытаясь меня расслабить. Я же едва не сдерживаюсь, чтобы не дернуться. Просто не хочу провоцировать скандал, знаю, что всё равно не выйду из него победительницей.
Мы с мужем ругаемся нечасто. Но впервые он приходит ко мне сам. И от этого я чувствую тепло в сердце, которое отдается болезненным комом в горле, который я никак не могу протолкнуть вглубь.
– Прости, что вспылил, родная, – вздыхает Наум, и его голос звучит весьма искренне. – У меня и правда был тяжелый день, а тут еще твоя сестра с чего-то решила, что мне будут интересны ее обнаженные фотографии.
Прикрываю глаза, чтобы не заплакать снова.
– Я просто разозлился, что она в очередной раз пытается вбить между нами клин. Ты же знаешь, что я тебя одну люблю. И никакая Вика мне не нужна.
Последние слова звучат, как признание. И оно как бальзам мне на душу. Окончательно успокаивает и заставляет расслабиться.
Я медленно оборачиваюсь, кладу ладони на его предплечья, когда он и вторую руку кладет сбоку от меня. Поднимаю взгляд, лаская по пути шею мужа, его подбородок, на котором уже проступает щетина, и всматриваюсь в такие родные и любимые глаза.
В них плескается чувство вины, и оно цепляет меня куда сильнее, чем всё остальное.
Я прижимаюсь к его груди лбом и всхлипываю, не сдержавшись. Вот только на этот раз это слезы не горечи, а смеси облегчения и тепла.
– И ты меня прости, Наум. Я ведь знаю Вику, поэтому не стоило терроризировать тебя своими вопросами. Она с детства была такая, всегда забирала мои игрушки, если ей казалось, что они лучше. Ты прав, мне нужно проработать эту травму, а не мотать тебе нервы.
С меня будто тяжесть спадает, и я окончательно выдыхаю.
– Не слушай меня, – качает головой муж. – Про комплексы я просто так ляпнул, не подумав. Просто держи Вику на дистанции, не позволяй ей влиять на нашу жизнь. Если хочешь, общайся с ней, я тебе запрещать не буду. Она все-таки твоя сестра, но в дом ее к нам не приводи. Номер ее я заблокировал, так что проблема с ее сообщениями решена. Больше написывать мне не сможет.
Наум обхватывает ладонями мое лицо и наклоняется, прислонясь своим лбом к моему. Я чувствую умиротворение и прикрываю глаза, чтобы насладиться моментом единения. Не каждый день нам удается с ним поговорить настолько откровенно, и я в очередной раз радуюсь, что мне достался такой чуткий муж.
Как только приезжает доставка, мы спокойно ужинаем и ложимся спать. Я лежу к нему спиной, опираясь о его грудь, а он обхватывает меня крепко сзади. Наша любимая поза, которая заставляет меня чувствовать счастье и улыбаться перед сном. Ведь в такие моменты я на все сто уверена, что любима и под его защитой.
Вика не вдается в подробности, что делает у мусорки моего дома, но судя по отрывочным предложениям, здесь неподалеку живет ее ухажер. Он ее бортанул и в одном белье выгнал из дома, когда они поцапались, и Вика его обложила трехэтажным русским.
– Ты уже взрослая, Вик, пора научиться сдержанности, – злюсь я, не удивленная, что она попала в такую ситуацию.
Она еще с подросткового возраста была без тормозов, не видела краев и не контролировать, что и кому говорит. За то и получала часто. Это и стало в свое время одной из основных причин, почему я сменила прическу. Меня часто путали с ней, и порой я получала лещей вместо нее.
– Давай только без нравоучений, Маш, – недовольно бурчит Вика, пока натягивает на себя мою одежду.
Она выкобенивалась поначалу, чтобы я принесла ей что-то более красивое, платье там, но когда я пригрозила, что заберу и эту спортивку, если она не прекратит трепать мне нервы, немного успокоилась.
– Давай без давай, – цежу я, а затем делаю шаг вперед. – Ты мне ничего не хочешь объяснить, дорогая?
Голос у меня становится елейным, и меня аж саму передергивает. Не привыкла я быть в этом амплуа, не люблю скандалить с людьми и конфликтовать, но и оставить просто так выходку сестры не могу. Она тогда совсем сядет мне на шею. Вон уже как нагло ведет себя, когда я пришла ей на помощь.
Ну не могу я отказать ей. Она, конечно, бесит меня, выводит на агрессию, но черту, за которой к прошлому нет возврата, не переходит.
Пока не переходит, звучит внутри меня шепот, но я от него отмахиваюсь. Я слишком мнительная, и это портит мне жизнь.
– Я же сказала, что не поладила с ухажером, вот и всё. Что еще ты хочешь от меня услышать? Как меня унизили? В подробностях? – выплевывает зло Вика, и я отшатываюсь.
Она из тех людей, которые мастерски умеют загонять человека в чувство вины. Но в этот раз я держу оборону крепче. Хватаю ее за локоть и сжимаю его с силой.
– Ты зачем моему мужу свои фотки отправила?!
Голос мой звенит от напряжения и дрожит, и последнее меня раздражает. Ну неужели я даже наехать не могу без этой слабости? Как будто вот-вот расплачусь.
– А, ты про это, – лениво отмахивается от меня Вика и поправляет на себе мой спортивный костюм, разглядывая его с недоумением. Она-то привыкла к облегающей одежде. Лосины там, маечки, топики, которые носят нельзя-грам-дивы в тренажерные залы.
– Я жду! – с нажимом повторяю я, а сама пытаюсь выхватить взгляд сестры. Понять, чего она хотела добиться. Неужели и правда собиралась соблазнить Наума за моей спиной?
Эта мысль не доставляет мне удовольствия. Злит. И что особенно неприятно, вызывает грусть и досаду. Не хотелось бы, чтобы родная сестра становилась для меня врагом. Что может быть хуже кровной вражды самых близких друг другу людей?
– Да ошиблась номером, – закатывает глаза Вика, цокает и выдергивает из моей хватки локоть. – Говорю же, ухажер у меня тут. Я его номер не сразу сохранила, там всего на одну цифру номер отличается. А когда заметила, уже поздно было. Наум твой меня заблочил. Я и объясниться не успела.
В ее голосе звучит обида, но мне на нее совершенно плевать.
– Ты думаешь, я в это поверю? – вздергиваю скептически бровь.
– Не веришь, вот смотри.
Она открывает в телефоне переписку, открывает вкладку “О контакте”, и там высвечивается номер. Вглядываюсь и недоверчиво хмыкаю. Номер и правда один в один, как у Наума. Только последняя цифра у мужа один, а у этого абонента под ником “Скала” цифра четыре.
– Ну? Убедилась? – фыркает Вика и забирает у меня резво свой телефон. – И не стыдно такое о собственной сестре думать?
– Ты же сама говорила, что…
Она не дает мне договорить, насмешливо хмыкает.
– Я же пошутила, Маш. Мы же сестры, думаешь, я стану тебе гадить? Просто хотела держать тебя в тонусе, а то ты в своем болоте совсем зачахла.
Неуверенно замираю, не понимая, как реагировать на ее слова. Звучит убедительно, да и чего греха таить, мне хочется верить, что это правда.
– Наум запретил мне приглашать тебя домой, – говорю я, давая Вике понять, что жить у нас больше не получится.
– Больно надо, – фыркает она. – Я тут квартирку сняла неподалеку, в двух кварталах всего. Считай, соседями будем.
– Откуда деньги взяла? – прищуриваюсь я, ведь сестра говорила, что на мели.
– Да так, помогли, – пожимает она плечами, не горит желанием вдаваться в подробности, а я вдруг ловлю себя на мысли, что ничего и не хочу знать.
В одном Наум прав. С Викой лучше держать дистанцию.
Мы расходимся, и я успеваю попасть домой до того, как возвращается муж.
На душе легко, и к ночи у нас обоих игривое настроение. Впервые за долгое время наши желания совпадают, и на утро я просыпаюсь с улыбкой на лице. Довольной. Как у мартовской кошки.
– Ты такая сладкая у меня по утрам, Машунь, – шепчет мне на ухо Наум, прижимая к себе после бурной ночи, а я краснею, нежась в его крепких объятиях.
– Ты что, снова готов? – хихикаю я, остро ощущая, как он меня любит. – Утренней зарядки у нас давно не было.
– Всегда готов, – порыкивает, но разочарованно отстраняется, когда звучит трель будильника. – Вечером продолжим наши упражнения, Машунь. Дико хочу с тобой в постели поваляться, но мне срочно в офис надо. Сегодня финальное подписание контракта. А вот когда я вернусь…
Он многообещающе покусывает меня за плечо, и я взвизгиваю.
Умеет он привести меня в тонус, никакая Вика не нужна.
Настроение у меня до самого вечера окрыленное, и когда мне в очередной раз ближе к ужину звонит Вика, я даже не испытываю привычного раздражения.
– Маш, я тебя не сильно отвлекаю? – голос ее звучит хрипло, и я настораживаюсь. – Можешь принести мне лекарства? Я тебе список сообщением кину.
– Что случилось?
– Да продуло, температура тридцать восемь, скорая вот уехала, а у меня сил нет до аптеки дойти.
– Доставку закажи.