Невеста

Глава 1

Полтора года спустя после событий первой книги

Некоторые мужчины разрушают до основания, лишают веры в будущее и желания жить. А некоторые...

Я оборачиваюсь, надуваю щеки — Ромка тут же заливается смехом, и я показываю ему язык. Ответ следует мгновенно: он корчит рожицу. Мы смеемся, пока Ярослав… хм.

Ярослав спит без задних ног в автокресле. Устроил ночью концерт, а теперь ну просто ангелочек. Невольно улыбаюсь, залюбовавшись.

…А некоторые наполняют теплом, силой и жаждой этой самой жизни.

Есть мужчины, чья любовь становится счастьем. От них внутри распускаются цветы и в сердце наступает весна. Отныне и навсегда мне есть кого любить. Я больше не одинока.

В ту минуту, как я узнала о беременности, мир снова перевернулся. Я замерла, а потом все силы бросила на то, чтобы поставить горе на паузу.

Долгое время никому о своем секрете не рассказывала, а когда пришло время вставать на учет, выбрала частную клинику подальше от дома.

Отец моих мальчиков — бандит, которого застрелили на очередной сделке, вышедшей из-под контроля. Цена вопроса была — полтора миллиарда. Для окружающих именно столько стоила жизнь горячо любимого мной человека, для меня она была бесценной.

***

Мы с Ромкой и Яриком отправляемся по делам. Осень уже на пороге, и работы хватает, чтобы в следующем сезоне «Залив Свободы» снова открыл двери для туристов.

— О, кто это тут у нас? — радостно восклицает Зинаида, секретарь главы района, когда я с коляской переступаю порог приемной.

— Это Рома и Яр к вам пришли на огонек! — отвечаю в тон я.

Ромка на моих руках снова хохочет, выкручивается, бросает на тетю Зину хитрющие взгляды. Яр спросонья не понимает, что происходит. Сидит в коляске, губы поджал. Взъерошенные волосы, сонный взгляд. Он почти всегда серьезен и всем недоволен. Уж не знаю, какие у Адама были родственники, но у себя в роду такой сварливой я помню лишь, простите, бабушку.

Оба сына похожи на своего отца, да так, что диву даешься. Только глаза мои — темно-карие.

— Какие красавцы! А подросли-то как! Яр как обычно только проснулся? —щебечет Зинаида. Потом добавляет уже мне: — Николаевна у себя. Тебе назначено?

— Да я на минуту, Зина, е-мае. Еще я не записывалась к Николаевне. Пойдем, Ром.

Открываю дверь, заглядываю:

— Любовь Николаевна, здрасте! Вы разрешение мне подпишете? Быстро-быстро, — тараторю я. — Крохотная подпись, и я ускачу по делам и не буду вас дергать.

— Какое еще разрешение, Рада? А, Ромочка! И Яр тут! Какие гости чудесные, а мне и дать нечего... с утра ношусь в огне. Так, Рада, у меня работы по горло, мне некогда тебе ничего запрещать! В чем вообще дело?!

Усмехаюсь:

— Мой муж разве к вам не заходил?

— Ростислав? Заходил! А что он хотел? Не помню. Лесополосу засадить?

— Аллеи хотим сделать прогулочные. Ну можно, а?

— Да ради бога! Давай где подписать.

Пока я торопливо подсовываю бумаги, Любовь Николаевна успевает чмокнуть Ромку в ручку, а Ярика в лоб.

Как выяснилось, не все в окрестностях ненавидели Адама. На похоронах было столько народу, что Светлана распереживалась, мол, не всем хватит места на поминках.

Мне в тот момент было глубоко плевать. Ни на кого не смотрела, ничего не видела. Пелена была перед глазами и нестерпимая непроходящая боль в груди. Запомнила только, что папа с тетушками что-то от меня хотели, какими-то вопросами сыпали, и ведь я что-то отвечала им. На Библии вам клянусь: в памяти не отложилось ни единого слова.

Тогда многие от меня что-то хотели. У местных жизнь довольно скучная, а бандитские похороны, еще и смерть от пули, — разве не повод нарядиться и в свет выйти?

Не знаю, что на мне было надето, умывалась ли я в тот день вообще и ела ли в ту неделю хоть что-то. Тошнило сильно, может, от стресса, а может, токсикоз накатывал.

Вернувшись в отель, я набрала ванну и легла в нее прямо в одежде. Не нашла сил снять с себя хоть что-то. Было страшно холодно и смертельно одиноко. Кира лежала рядом на подстилке и, как мне казалось, по-собачьи плакала.

Теплая вода грела, и я представляла, что это Адам. Вспоминала, как мы целовались, как он улыбался, какие неуклюжие дарил комплименты. В шкафчике комода уже хранились положительные тесты на беременность. Надя накануне похорон притащила транквилизаторы, перед приемом я на всякий случай сделала тест, просто чтобы исключить вероятность. Завалялась пачка еще с первой беременности.

Две полоски показались мгновенно, не так, как в прошлый раз. Таблетки полетели в мусорное ведро.

Я лежала в ванне и ждала Адама. Ждала, как зайдет, скажет, что это все была уловка, что на самом деле он неубиваемый. Хитрый план. Очередная схема. Я бы тогда сказала, что люблю его. Что безумно скучаю.

Я так по тебе скучаю, хороший мой.

Глава 2

Мерседес медленно катится к светофору, словно подкрадывается к стоп-линии.
Точно так же делал Адам.

Сердце совсем замирает, на спине проступает холодный пот.

Красный мигает. Я понимаю, что вот-вот упущу шанс заглянуть в салон, и резко давлю на газ.

Зеленый свет!

Мерс срывается с места, и я, словно ополоумев, стартую за ним.

Нас разделяет не к месту вклинившийся «фокус», и это злит. В ушах гул, будто кровь забила барабанные перепонки. Как похож... Господи, как же похож. Нельзя потерять эту машину.

Впереди железнодорожные пути. Шлагбаум опускается, и мерс снова неспешно катится. Едва тормозит. Я стискиваю руль, стоя за фордом.

Стук сердца отдается в ушах. Голова кружится. Приближается поезд.

От нетерпения нервно стучу ногой по педали. Оглядываюсь, пытаясь понять, безопасно ли будет прокатиться по обочине.

Поезд длинный.

Я не выдерживаю и выскакиваю на улицу. Подбегаю к водительской двери мерса. Сердце колошматит. Грохот вагонов перекрывает все звуки.

Взгляд цепляется за мужской профиль, и на грани истерики я стучу в окно.

Мужчина растерянно поворачивает голову, рядом с ним — женщина с такими же огромными, удивленными глазами. Волна стыда накрывает с головой.

Не он.

Не он, разумеется. Потому что его больше нет. Жар ударяет в щеки. Мужчина опускает стекло, а у меня нет сил даже придумать байку.

— Простите, обозналась, — говорю я и возвращаюсь в свою машину.

Пару секунд я слушаю поезд.

Шлагбаум поднимается, и объект моей охоты спокойно едет дальше. В свою прекрасную жизнь, видимо. А я сворачиваю на первом же перекрестке и паркуюсь у какого-то гаража.

Вдох-выдох.

Пальцы болят — так сильно сжимала.

Я отрываю их от руля и разглядываю. Белые аж. Неприятно покалывает.

Закрываю глаза.

«Я думала, ты меня бросил».

«Ты с ума сошла?»

Голос Адама звучит в ушах так отчетливо, будто я слышу его наяву. Теперь болезненные покалывания по всему телу. Перед глазами темнеет.

Его больше нет. Нет. И никогда, боже, никогда не будет.

Я хватаю Ромкину толстовку и прижимаю ко рту. Сознательно затыкаю себя кляпом, стискиваю ткань зубами и кричу. Беззвучно кричу от боли и ужаса.

Его нет. Совсем нигде нет.

Я закатываюсь в немой истерике. Плечи опускаются под тяжестью нахлынувшего горя. Пополам сгибает, и я падаю на пассажирское сиденье, утыкаюсь лицом в детскую кофточку и глухо рыдаю, стараясь не всхлипывать. Не разбудить. Не напугать.

Горе — страшно. На него жутко смотреть, невыносимо рядом с ним находиться. Справляться? Справляться я, кажется, так и не научилась.

Почему ты ушел? Почему именно ты?!

Как горько. Как ужасно горько без тебя. Как же я без тебя, родной мой, хороший?.. На секунду подумала, что это ты. Что жив. И размотало опять.

А как не думать? Как мне не думать и не надеяться? Я, дура у тебя болезная, после всех доказательств продолжаю сомневаться.

Взрослая же. Мать двоих детей. Бизнесом занимаюсь.

Адам. Боже мой. Адам.

«Ты с ума сошла?» — Его голос эхом бьется в висках, разносится по нервным окончаниям.

Возмутился тогда после боя, что решила, будто бросил меня. Не сдержал свое слово , хотя обещал защитить и из беды вытащить. Он так искренне тогда возмутился, к груди прижал. Крепко прижал. Избитый был, агрессивный, а больно не сделал. Просто согрел. В бои эти полез, чтобы меня спасти. А я ведь, когда арестовывали, подумала, что он от меня отказался. Привыкла, что все меня бросают, предают, уходят. Вот и Адам тоже. А он: «С ума сошла?» И я поверила. Поверила, что он всегда будет. Будет в этом отеле, будет в моей жизни, такой сложный и такой понятный одновременно. Я ему поверила тогда.

«Да как ты мог, Адам?! — тихо вою я в кофточку нашего сынишки. — Как ты мог уйти, когда у тебя была я? Твоя девочка, глупая и беззащитная. Почему ты не предвидел угрозу?»

Писк позади резко приводит в чувства. Обрушивает на меня реальность.

В ушах шумит, в груди больно.

Я так сильно плакала, что не сразу могу теперь остановиться.

Рома проснулся — узнаю по интонациям.

Он мой старшенький.

Я стараюсь дышать размеренно.

Сейчас, малыш, сейчас мама будет. Сейчас мама включится. Еще пару секунд, маленький.

Аж знобит, надо же. Глазам поверила, показалось, что это Адам. Я поспешно размазываю по лицу соленые слезы.

Мама уже почти с тобой.

Кожу неприятно стягивает, но это ерунда. Беру бутылку с водой, пью.

Рома болтает на своем, куксится, чуть не будит брата. Дотянулся до погремушки и швырнул в него, вот засранец мелкий.

Глава 3

— Ну, сколько там? — спрашивает Надя.

Она сидит на полу перед мальчиками и строит высокую деревянную пирамидку. Что бы мы делали без доброй, простой Нади!

— Немного повышенное, но некритично. — Я откладываю тонометр и вытягиваюсь на диване. — Старушке Раде пора немного прилечь.

Надя хмыкает. Ромка шустро подползает и роняет пирамидку, после чего дом заполняет его заливистый смех победителя и затяжной, как сирена, рев Ярослава.

Акита Кира с уставшим видом утыкается мне в ноги.

— О боже мой! — причитаю я. — Как жаль, что их всего двое! Хотя бы еще троих для веселья, да, Кирусь?

Кира обреченно закрывает глаза, словно понимая каждое слово.

— Официально заявляю, я тогда обратно в горничные пойду! — Надя громко хохочет, и смех ее настолько заразителен, что даже обидчивый Яр замолкает.

Мальчишки похожи внешне, но по характеру совершенно разные. Не представляю, как их можно перепутать даже на мгновение.

— Эй, Ярослав, уши развесил! Щас следующую пирамидку ломать будешь. Я уже строю, эй... мать пусть полежит!

— Я в порядке, — говорю с улыбкой, когда Ярик добирается до дивана и льнет к моей груди. Обнимаю, целую в макушку тысячу раз.

Скачки давления начались из-за сильного стресса, еще когда Павел пытался упечь меня за решетку, потом ситуация, как известно, не выровнялась. По результатам анализов серьезных проблем нет, но врач категорически запретил нервничать.

Ха-ха-ха.

— Опять дурью маешься, — ворчит Надя себе под нос. — Сирот оставить хочешь?

Я вздрагиваю.

— Навешивая чувство вины, ты не очень-то помогаешь успокоиться.

— Не любишь их? Совсем пацанов своих не любишь? Мужик у тебя, выходит, под номером один? Он умер, все, а они живые, — начинает распаляться она.

Качаю головой. Тактичность и Надя — это две параллельные прямые, которые как угодно близко подходят друг к другу, однако никогда не пересекаются. Но я не злюсь. Она не со зла.

— Да я стараюсь, угомонись. Умом понимаю, не дура вроде бы, но сердце так и не верит, что... Короче. Я когда этот профиль увидела, аж руки задрожали, я запах Адама почувствовала, как собака, — киваю на Киру, та прижимает уши. — Всюду его вижу.

— Это потому, что дети общие, вот и глючит тебя.

— Может быть.

А ведь я даже не знаю, в какой момент забеременела! Если считать по срокам, то зачатие могло случиться во время петтинга в ту ночь, когда Адам привез меня в квартиру с видом на реку.

Он тогда хотел меня сильно, страстно, как будто чрезмерно даже. Жаждущий, раскаленный, как плита, Адам нуждался в ласке и был настроен на близость. Он весь вечер следил за мной украдкой, разглядывал, словно мы на первом свидании. Неуклюже пытался обнять . А в постели, когда лег сверху, показалось, меня захлестнет его жар.

Он тормозил себя. Сложно объяснить, как я это поняла, просто знаешь же своего мужчину. Когда любишь — досконально знаешь и повадки его, и привычки, и движения. И я, конечно, почувствовала. Адам давал мне время настроиться, сдерживал свою жажду, останавливался быстро продышаться, каменел всем телом. Вздыхал тяжело и хрипло.

Он так сильно хотел меня, что даже думать об этом больно. Эти воспоминания — оголенные провода в уголке моей души. Оставаясь наедине с собой, я иногда к ним подкрадываюсь, а потом хватаю голыми руками, чтобы пропустить через себя ток. Затрястись, представляя, как Адам целует, как трется, твердый в области паха. Вот-вот и... Вот-вот и возьмет всю.

Он тогда был предельно возбужден и как будто взволнован. Замер, почувствовав мою растерянность, но, возможно, не до конца себя проконтролировал. Теперь уже и не спросишь. Я плохо помню те недели, они дурные были. Страшные. Других мужчин в моей жизни не было — это совершенно исключено. Адам был единственным.

Хотя нашлись и те, кто сомневался.

Когда я впервые привезла младенцев в этот дом, положила на диван и позвала Киру познакомиться, акита сначала замешкалась, насторожилась. Неспешно подошла, осторожно понюхала детей, пеленки — и застыла. Растерялась, бедная. А потом плюхнулась на пол и вдруг завыла.

Так горько и жалобно завыла в пустоту, с таким отчаянием и болью, что меня до костей пробрало. Она почувствовала, что это дети Адама.

Я заплакала вместе с ней, обхватила эту мохнатую морду, расцеловала. А Исса, который привез нас, вышел на крыльцо и закурил.

Вернувшись, он сказал в своей привычной саркастичной манере: «Ладно, считай, ДНК-тест парни прошли».

Не верил же мне до последнего. После похорон совсем озлобился, козлина, а когда вскрыли завещание, осмелился даже допрашивать. Не я ли Адама сдала и грохнула? Мотивов-то вон сколько!

С тех пор Кира нянчит мальчиков, как вторая мамка. И так же дуреет от их активности.

Ромка как раз подползает к ней и тянет за уши. Мы с Надей одновременно кидаемся спасать хорошую девочку!

***

Я проверяю вилкой, достаточно ли разморозился лосось в холодильнике.

Глава 4

Меня встречает джазовая версия «Билли Джин», и губы сами расплываются в улыбке.

Дети увлеченно играют на коврике у камина. Свет приглушен. На столе букет роз.

Увидев меня, Ростислав начинает подпевать, шлепая губами и корча забавные гримасы. С выражением, мимикой. Он прижимает ладони к груди, и я хохочу!

Став нарочито серьезным, Ростик в танце хватает букет, вытаскивает розу, зажимает между зубами и крадется ко мне.

Я резко поднимаю руки вверх, войдя в роль. Забираю у него цветок, подношу к лицу. Мы хватаемся за руки и пропеваем последние слова песни хором.

Дом взрывается аплодисментами Нади, сыновья спешат ко мне наперегонки.

— Привет, — говорю я Ростиславу полушепотом.

— Привет, — отвечает он. Подмигивает и целует в щеку.

Едва наши глаза встречаются, меня затапливает нежностью. Каждый раз этот мужчина привозит с собой хорошее настроение.

Включается новый трек.

Я поднимаю Ромку и расцеловываю его, Ростик подхватывает Ярослава и начинается кружиться с ним по дому.

Пока Надя собирает свои вещи, мы танцуем с детьми — каждый со своим партнером. Ростислав принес в мою жизнь джаз, вкусные ужины, задушевные беседы и крепкий сон.

Адам же — пульсирующая болью игла в сердце. Когда джаз звучит громче, рана кровоточит меньше.

Ростик делает музыку тише и вопросительно кивает на тонометр. Я пыталась в танце незаметно спрятать его в комод, но, видимо, не вышло.

— Меня сегодня подрезали на дороге, когда с детьми была, — сообщаю коротко. — Испугалась.

— Есть запись? Надо обратиться в полицию, — тревожится он.

— Уже думала об этом, но, увы, я снова не включила регистратор. Все собираюсь его отремонтировать, чтобы запускался автоматически.

— Нет проблем, я куплю тебе новый.

— Не, не надо, я сама куплю.

— Конечно сама. Я уж и забыл, кто у нас тут сильная и независимая, и в очередной раз попытался влезть.

Примирительно улыбаюсь:

— Прости. Я так испугалась за мальчиков, что руки дрожали, но теперь все в порядке.

Ростик достает из холодильника лосось, сливки, чеснок, черри. Поставив сковородку на плиту, подходит и целует меня в лоб.

— Надо было мне позвонить. — Он берет мою ладонь, потирает кольцо на безымянном пальце. — Опять забыла, что у тебя есть эта безделушка и зачем она нужна?

Мы поженились всего месяц назад, и да, я действительно не привыкла к тому, что у меня есть муж. Что какой-то нормальный мужчина выбрал меня в спутницы жизни. Что он не пытается никого убить и что его ни разу не избили полицейские. Что он долюбленный ребенок, хорош собой, успешен в карьере. Не без личной драмы, разумеется, но кто без нее?

— Просто не хочу тебя дергать по каждой мелочи.

— Рада, мы решим любую проблему в рамках закона — жестко и справедливо. Так тоже бывает, помнишь? Если человек нарушил правила дорожного движения, он должен получить свое наказание.

— Согласна, босс.

Яр смирно сидит на руках Ростика, ему нравится быть высоко и обозревать дом. Я тянусь и зацеловываю его щечки, потом делаю то же самое с Ромой. Дети смеются. Ростислав вручает мне сына и возвращается к плите. Включает воду.

— Мне написала подружка твоей бывшей, — сообщаю между делом, усаживая мальчиков в кресла. Достаю из шкафа кашу.

— В смысле? Опять?

— Да, поведала, что ты лох последний. Дескать, как можно было выбрать меня с прицепом, а не ее очаровательную подругу?

— Лох последний, круто, — бормочет себе под нос Ростик. Качает головой. — А ты что?

— Написала, что у нее губы красивые. Что?.. Это правда! — болтаю я. — Зашла на страницу посмотреть фотографии. Рот как у Джоли.

— Самый красивый рот — это рот, который не несет хуйни, — говорит Ростик резко, последнее слово он произносит одними губами. — И знаешь что?

— Что?

— Именно такой рот сейчас находится в метре от меня. Уж не говоря обо всем остальном.

Я приподнимаю брови и улыбаюсь.

У нас легкие отношения. Моим детям не нужен новый отец, собственный опыт показал, что замена невозможна. А мне самой не нужен спонсор. Мне вообще от Ростика ничего не нужно в материальном плане. Но, как выяснилось, иногда равнодушие служит магнитом. Ростислав постоянно пытается впрячься в мои дела и хоть как-нибудь, да помочь.

Иногда мне кажется, что он взломал закон Мёрфи.

Искупав сыновей, я едва не засыпаю вместе с ними в спальне. Чтобы взбодриться, принимаю душ. Кира лежит в ванной комнате, молча ревнуя нас всех к Ростиславу. Ее можно понять, и мы с Ростиком в основном встречаемся у него. О том, чтобы жить вместе, речь иногда заходит, но мы никак не можем определиться территориально. Он занимается стройкой и мотается по всему югу, в зависимости от расположения объектов. Я же не могу пойти на то, чтобы переехать отсюда и запереть себя в квартире.

Глава 5

Я скидываю лодочки, бросаю сумку на комод и бегу мыть руки.

Москва. Раньше я мечтала жить в этом городе. Что это было за затмение, о чем я только думала? Как можно променять тепло, фрукты и солнце на толпу людей, промозглый дождь и пробки?

Ужасно холодно, и это только сентябрь.

— Как все прошло? — спрашивает Надя у Ростика.

Мы ждали до последнего.

— Никак. Северянина не было на конференции.

— Как не было? Мы что, зря ехали?

Я заканчиваю смывать с себя пыль и бактерии и захожу к детям. Едва вижу свои булочки с корицей, теплом затапливает! Мы ушли рано, они еще спали, и сейчас кажется, что я их неделю не видела. Сердце рвется, обнимаю мальчишек, расцеловываю сладкие лобики. Надя дает краткий отчет: когда проснулись, что ели, какое настроение.

За окном пасмурно, без солнца проснуться невозможно. Зевая, Ростик ставит на плиту турку и достает кофе.

— Как они тут все живут? — Он снова зевает, и мы следом. — Зачем?!

— Выходит, что зря! — раздражаюсь я. — Как обычно, вместо этого Давида Сергеевича присутствовал менеджер, который разговаривает, словно техподдержка банка — вежливыми скриптами. Будто это так просто: оставить бизнес, собаку, притащить детей через полстраны!

— Кто-то не в духе. Мягко говоря.

— Мягко говоря, — вздыхаю.

Возможно, я и правда перебарщиваю, но местная погода угнетает. Еще и воспоминания о том, как удирала отсюда в полном отчаянии, нет-нет да кольнут в груди.

Тревожно здесь. Пусть в станице меня презирают все кому не лень: кто-то за связь с бандитом, кто-то за скорый брак, кто-то за деньги, а кто-то из-за отца… Людям только дай повод поговорить. Но, как бы там ни было, на юге я знаю, чего ожидать. В столице же ощущаю себя беспомощным ребенком.

Хочется немедленно выдвинуться в обратный путь.

Вечером Ростислав уезжает на встречу с приятелем, а мы с Надей и мальчиками устраиваем небольшую прогулку под зонтиками. Когда возвращаемся домой, мой мобильник вибрирует.

— Коть, я нашел «объект», он прямо сейчас в ресторане «Сорренто» на закрытии форума, — выпаливает Ростислав.

— О как. Значит, сам форум ему не интересен, а фуршет — да. Мечтаю продать отель именно такому человеку.

Ростик усмехается.

— Я вызову тебе такси. Через сколько будешь готова?

— Ты предлагаешь прямо сейчас сорваться? Мы домой пришли, я собиралась детей купать… — Легкая паника прокатывается по нервным окончаниям и сжимает горло.

Все мое тело как будто на физическом уровне противится то ли этой встрече, то ли продаже «Залива».

Вдох-выдох. Я просто поговорю с этим человеком. Узнаю про планы на наш берег. Возможно, мы придем к лучшему варианту сотрудничества. В любом случае за спрос денег не берут.

Собираюсь с силами и говорю:

— Пятнадцать минут, и я готова.

Ресторан «Сорренто» утопает в зелени и роскоши. Ростислав рассказывает об итальянской кухне и о своей последней поездке в Рим.

— Расслабься, — подбадривает он, помогая снять пальто. — В конце концов, мы вкусно поужинаем в новом месте. Давай превратим этот вечер в свидание?

Его теплые руки касаются плеч и принимаются слегка массажировать их. Делая вид, что поправляю прическу перед зеркалом, я смотрю на Ростика с благодарностью. Не представляю, как бы справлялась со всем этим одна.

На секунду возвращаюсь мыслями в прошлое. В отеле прорвало трубу, я обзвонила несколько компаний, но ни одна из них не смогла помочь в кратчайшие сроки. А один из рабочих в ответ на предложение выйти в выходной за двойную плату — еще и нагрубил мне. У сыновей резались зубы, я не спала нормально несколько недель. Кира болела, и мне надо было возить ее на уколы. Тащить самой, еще и с малышами. Одиночество казалось стальным шаром, внутри которого я сходила с ума. Я сидела на крыльце и рыдала от усталости, когда подошел Ростик и спросил, чем может помочь. Вопрос с трубами он решил за два дня.

— Ты прекрасно выглядишь, ничего не бойся.

Я сжимаю его ладонь, мы заходим в зал и… сразу попадаем в толпу.

Вау. Я завороженно разглядываю шикарный декор, экзотические люстры и картины. Играет медленная музыка.

— Оказывается, не только Северянин предпочел фуршет смысловой части, — отшучиваюсь я.

— Господи, сколько людей. Мне срочно нужно выпить, — говорит Ростик.

— И мне, — смеюсь.

— Что тебе принести?

— Шампанское. Сегодня — только шампанское!

Ростислав отходит к барной стойке, а я нахожу администратора и прошу показать мне Давида Сергеевича. Администратор указывает на балкон, где расположено место для курения. Подойти, представиться, пожать руку, попросить уделить немного времени.

Пять минут.

Да, пяти минут должно хватить, чтобы понять, что из себя представляет человек и какие у него намерения в отношении берега. Ростик теряется где-то в районе бара, я медлю еще минуту. В этот момент балконная дверь открывается, и в ресторан возвращаются курильщики.

Глава 6

Меня будто медленно сводят с ума. Зачем? Боже. Это бесчеловечно…

Волосы из-за шока поднимаются дыбом, и я сжимаюсь от внезапного холода. Официанты кидаются собирать бусины с пола, надо бы им помочь... Дай бог, чтобы никто не поскользнулся, опасное дело. Гости смотрят на меня, естественно. Думают, наверное, приехала колхозница с Кубани, в руках себя держать не может.

Пусть кто-то попробует остроумно пошутить вслух. Я уже на грани. Если потребуется, и скандал устрою — мы на юге не стесняемся говорить прямо.

Неловко улыбаюсь, чувствуя, что Северянин тоже смотрит неотрывно. Ему просто интересно, как и всем тут. Кто такая, откуда взялась?

Он умер. Мой хороший человек, мой Адам, мой самый красивый. И пусть кто-то заикнется, что это было не так. Пусть кто-то попробует проехаться по его внешности!..

Боже, помоги. У меня просто крыша едет. Как похож.

Может, я, как и герой фильма с Ди Каприо*, уже давно спятила и все это лишь в моей голове происходит?

Собравшись с духом, поднимаю глаза. Северянин ставит бокал на комод, приседает и подбирает с пола несколько бусин, перебирает между пальцами.

Чтоб мне не жить. Эти пальцы я узнаю в любой ситуации.

Боже. Сама хоть и ищу его взглядом в толпе постоянно, в глубине души знаю: мой Адам никогда бы так не поступил со мной.

Инсценировать свою смерть в наше время невозможно. Но, даже если бы был способ, Адам бы не пошел на это. Не сбежал бы с полутора миллиардами, пока я его оплакивала. Не жил бы припеваючи, зная, как я тут с ума схожу от горя и одиночества, стараясь, будто взрослая, позаботиться о наших близнецах. Ему ведь ничего не угрожало.

Он завершил контракт с черепахами и был полностью свободен.

Исса поднял все документы, провел масштабное расследование. Мы пытались найти виновного, того, с кем был конфликт, кто пошел бы на убийство Адама. Да такое наглое, бессовестное, открытое убийство! Во время поисков пострадали люди, Савелий в какой-то момент сам чуть умом не тронулся.

Мы так по Адаму скучаем. Столько месяцев как в тумане.

Этот Северянин — воплощение успешного бизнесмена. Ухоженный, уверенный, будто сошедший с обложки журнала. Люди, которые предали любимых, так себя не ведут.

Едва уловимым движением он кладет бусины в карман брюк, и меня словно парализует. Я не могу найти его поступку логическое объяснение и, не в силах справиться с новыми отголосками безумия, стремительно выхожу на балкон.

Еще бы минута... Пара мгновений, и я бы подошла к Северянину с вопросом, после чего вновь стала всеобщим посмешищем.

Похоже, я действительно теряю рассудок. Слезы жгут глаза, нос щиплет. Я быстро тру его и сжимаю виски. До боли сжимаю.

Адам, мой хороший, я любила тебя всей душой, любила так, как никогда никого не полюблю. Иногда думаю, что я выжила только ради наших детей, и я знаю, что ты за мной присматриваешь с неба. Что ты пусть не рядом, но навсегда в моем сердце.

На плечи падает пиджак. Я резко оборачиваюсь и вижу взволнованного Ростислава.

— Ты с ума сошла? — говорит он, имея в виду, что выскочила на улицу без одежды.

И я киваю.

— Кажется, да, — улыбаюсь натянуто. — Тебя долго не было, я случайно порвала четки, и все на меня посмотрели. Стыд и срам.

Я прижимаюсь к его груди — теплой, родной. К груди живого человека, настоящего, дышащего. Не призрака, чье присутствие лишь кровь холодит и вгоняет в отчаяние.

Хватит с меня призраков.

— Ты просто устала. Поехали домой, а? Оставим этого инвестора с его планами и амбициями. Попробуем еще раз позже. Погоди, это что у тебя?

Ростислав поднимает мою ладонь, и я тут же ощущаю пульсацию раны — порезалась ниткой, видимо. Крови немного, но она все же стекает несколькими каплями.

— Ну вот, — вздыхаю. — Прости, я растяпа.

— Пойдем поищем медкабинет.

— Они подумают, что я странная.

— Ну и пусть думают.

Нехотя отрываюсь от мужа, и мы возвращаемся в зал. Находим администратора, а потом и медкабинет, где мне обрабатывают рану перекисью и перевязывают бинтом. Боль усиливается по нарастающей. Это ж сколько в моей крови было адреналина, что я не сразу ее почувствовала?

Что-то не то. У меня дети, так страшно за них, что обещаю себе обратиться к психиатру. Возможно, какие-то таблетки мне помогут.

Дверь в медкабинет открывается, мы оборачиваемся и видим Северянина. Он на мгновение застывает, я отвожу глаза, чтобы не усугублять подступающее безумие.

— Добрый вечер. У вас все в порядке? Может быть, нужна помощь? — говорит Давид Сергеевич голосом Адама, но без малейшего южного акцента, к которому я привыкла настолько, что уже и не замечала. — Я могу вызвать скорую или попросить водителя отвезти в больницу.

Чистейший русский язык. Другие интонации. Чуть более резкое произношение.

— Рада, ты как? Может, доедем до больницы? — спрашивает муж.

— Зачем? Кровь остановили, болит несильно. Потерплю.

Глава 7

— Все-таки хочешь переехать? — слегка улыбается Северянин. — Серьезно?

— Я не могу там спать! — Венера бросает быстрый взгляд на нас, словно проверяя, не сочли ли мы ее слова капризом. — Стены картонные, слышен каждый шаг соседей. Я к такому не привыкла.

Ростислав называет наш отель, отмечает, что тот вполне приличный и находится недалеко. Венера обещает посмотреть отзывы, благодарит за знакомство и выходит в коридор. Вслед за ней прощается и Давид Сергеевич.

Когда он идет к двери, я жадно разглядываю фигуру. Все не так. Не те плечи, не та тяжесть в движениях. Северянин не убивал и не убивался на ринге. Обычный такой бизнесмен, который, полагаю, трижды в неделю поднимает железки в зале под надзором персонального тренера.

— Ну что, — тянет Ростислав, едва мы остаемся одни, — вроде бы все прошло неплохо. Он подает мне руку и помогает подняться. — Не считая того, что этот Давид пытался с тобой флиртовать.

— А. Что? — Я улыбаюсь, когда доходит смысл услышанного. — Ты шутишь?

— «Я не могу сказать раненой женщине, что у нее нет выбора». — Ростислав закатывает глаза. — Черт, ну хоть бы кто-то свечи зажег и на скрипке заиграл для атмосферы! — Он оглядывается.

Смеюсь! И правда, прозвучало странно.

Увидев, что я повеселела, Ростик продолжает накидывать:

— Не согласитесь ли, прекрасная леди, пожить в моем отеле, желательно без мужа? Для него, увы, номеров нет. О, если вы все же приедете, то я мало того, что оплачу веселье, так еще и лично блинчики утром напеку. В постель.

Он всегда очень забавно меня ревнует. Можно подумать, он не единственный из живых мужчин, кто не вызывает у меня отвращение.

— Перестань. У него есть невеста. Между прочим, очень красивая девушка.

— Это ты перестань быть такой красивой.

Мы целуемся, и мне становится спокойнее.

— В любом случае я прихвачу с собой пару крикливых младенцев. Которые, кстати, к блинам относятся положительно.

— Взбодрим его отель. Если там есть детские комнаты, надо их уничтожить.

— Точно. Это по нашей части!

***

Утром я обычно сама занимаюсь детьми. Повседневные процедуры, завтрак — это семейный ритуал, да и Наде нужен отдых.

Глаза открываю за секунду до того, как Рома начинает пищать, и улыбаюсь. Мальчики просыпаются в хорошем настроении. Быстро забираю их и выношу из спальни, притворяю дверь, давая Ростику поспать еще немного.

Ловко меняю подгузники, переодеваю красавцев из пижам в теплую одежду. За окном — удручающая серость. Интересно, можно ли за пару дней впасть в депрессию от нехватки витамина Д?

На завтрак мы спускаемся первыми. Это к лучшему: никто не будет отвлекать мальчишек от еды.

Усадив их в детские кресла, я готовлю бутылочки и параллельно набираю Савелия.

— Привет, рыба моя, ты рано сегодня, — говорит он, запыхавшись.

— Куда бежишь?

— За хлебом на завтрак.

Я закатываю глаза. Шутник, блин. Вероятно, он разогревается на дорожке в зале. Ладно, какой вопрос, такой и ответ.

Задумываюсь, как бы так построить предложение, чтобы Исса не бросил трубку немедленно.

Он вещает о земле, которую я выставила на продажу. Я слушаю, слушаю... А потом говорю:

— Спасибо. Савелий… как думаешь, у Адама мог быть брат?

Пауза. Сердце тут же разгоняется, стучит, как молоток.

— А что?

— Обещай не бросать трубку.

— Ептвоюмать, Рада… — Савелий тяжело выдыхает. — Ну сколько можно?

Сердце тук-тук-тук. Вспыхиваю как спичка и тут же догораю. Ладони чешутся от волнения. Есть секунд пять, прежде чем он разозлится, поэтому начинаю тараторить:

— Теперь я абсолютно уверена, это не мираж. Помнишь того Северянина, Давида Литвинова? Господи, он просто копия внешне. Нет, я понимаю, что это не может быть он. Никак не может.

— Умница. Хоть на этом спасибо.

Черт. Вдох-выдох.

— Я сейчас в Москве, встречалась с Литвиновым лично по поводу продажи отеля.

— Дважды умница. Тебе пора избавиться от «Залива», в идеале как можно скорее.

— Ты бы не мог узнать про него что-нибудь? Я подумала... нам ведь ничего неизвестно про семью Адама. Может, у него есть брат?

— Какая разница?

— У меня нервы в клочья. Всю ночь не спала, искала информацию. Ее, правда, мало. Но кое-что я тебе отправлю.

— Рада-Рада. Девочка, ну сколько же можно? — Разочарование в голосе Савелия ранит.

— Проверь, окей? Посмотри фотки сам. И... запиши меня к психиатру. Я готова сходить. Помнишь, ты намекал усиленно? Я на все готова, только не бросай в беде.

Он вздыхает.

— Ростислав не скажет, что я снова вмешиваюсь?

Глава 8

Может, дело в разговоре со Святошей. Может, просто в том, что у меня наконец появился хоть какой-то гребаный план, а может, все вместе. Но каким-то чудом мне удается взять себя в руки.

Я была не готова к этой встрече, однако справляюсь с эмоциональной лавиной и приветливо улыбаюсь.

— Доброе утро! — здороваюсь весело, перехватывая поудобнее вертящегося Ромку. — Да тише ты, счастье мое бесконечное. Ну что за ребенок? Откуда столько силы и скорости? — Я снова целую его в щеки.—

Возможно, слишком навязчиво пристаю со своей любовью, но я просто не в состоянии перестать целовать сыновей по тысяче раз за день. Успокаиваюсь тем, что, когда они станут подростками, это желание угаснет само собой. Наверное.

Ярослав смотрит на нас с налетом меланхолии и легкого осуждения.

— Здравствуйте, — произносит Северянин, подойдя ближе.

Сегодня на нем джинсы и поло. В этой расслабленной одежде он похож на Адама еще больше. Интересно, скорая помощь может увезти прямо в психбольницу?

— Неужели это ваши дети?

Пожимаю плечами.

— Мои. А что, не похожи? — Я обнимаю Ромку сильнее. Беру со стола салфетку и вытираю его слюнявый рот. Шепчу громко: — С этим дядей у мамы бизнес, нам нужно выглядеть прилично. Ладно?

Рома моргает. Северянин дружески смеется.

— Вы очень молоды, а уже двое детей. Ничего себе. Я поэтому удивился. Они похожи на вас, глаза так и вовсе один в один.

Я вскидываю брови, и мы с ним смотрим друг на друга. Секунду мир как будто покачивается, но мне удается устоять на ногах и даже удержать спину ровной. В глазах Давида искры веселья. Наверное, он и правда неплохой человек. И конечно, он не виноват, что так похож на моего бывшего.

— Да, точно. Вы знаете, — улыбаюсь шире, — жизнь — удивительная штука. Я ведь и правда не планировала становиться мамой так рано. Видела свое будущее совершенно иначе. Я не очень разумная, по собственному мнению, мне бы чуть больше времени и опыта. Но раз — и сюрприз. Когда на УЗИ сказали, что их двое, я поначалу не поверила, — смеюсь. Давид слушает как будто с интересом. — Куда мне... еще и так много.

— Наверное, было страшно? — Он склоняет голову набок.

И вдруг хочется рассказать ему все. Вообще все.

Одергиваю себя. Это не к месту.

— Я боялась за их здоровье, — сообщаю нейтрально. — Из-за стресса я сильно похудела, а сыновьям нужно было питание... Но родились они с хорошим весом. Другие скажут: ерунда какая. А я расцениваю это как личный подвиг. Не считая мелочей, мои дети полностью здоровы.

Литвинов все еще слушает.

Господи. Сердечко шалит.

Я часто мечтала о таком разговоре с Адамом, хотя бы во сне. Воображала, как бы рассказала ему все-все подробно.

Когда мы потеряли нашего первого малыша, я буквально утонула в горе. Он перенес легче. По крайней мере, такое было впечатление. Потом я часто об этом думала. Наверное, Адам тоже горевал по-своему, но я была слишком юной и измотанной, чтобы это заметить. Он приезжал в больницу, готов был купить самые лучшие лекарства для меня. Он хотел поддержать, просто тогда это было невозможно. Я бы многое отдала за шанс вернуться в прошлое и рассказать ему, что у нас родились здоровые дети. Что я справилась, выносила и, несмотря ни на что, очень сильно стараюсь. Изо всех сил стараюсь, чтобы они росли беззаботными.

Быстро моргаю, избавляясь от подступивших слез. Откуда эта жалость к себе на глазах у чужого мужика? Об этом тоже надо будет сообщить доктору.

Я пытаюсь усадить Ромку в стульчик, но он поджимает ноги и начинает капризничать. Ярослав сразу оживляется, швыряет бутылочку на пол и требует взять его на руки.

Прямо СЕЙЧАС.

— Да где же няня! — бормочу себе под нос. — Все не выспится! Извините, мы шумная компания. — Усмехаюсь: — Стараемся нечасто путешествовать.

Давид наклоняется за бутылочкой и ставит ее на стол.

— Спасибо, — благодарю я.

— Доброе утро! — К нам подходит Венера с тарелкой, на которой буквально ложка овощного салата. — Помощь нужна?

Рома, наконец, сдается и позволяет усадить себя в стул. Я с победоносным смехом пристегиваю его на все ремни, сую погремушку и подхватываю выгибающегося Ярослава.

— Все в порядке. Фух! — Сдуваю прядь со лба. — Жаль, что не тройня, — выдаю я стандартную шутку, после которой обычно все расслабляются. — Не стоит беспокоиться. Как вам отель, кстати? Не жалеете, что послушали нас?

Венера сияет.

— Тут стены шириной в половину метра! Я так хорошо выспалась, насколько это только возможно у чужих людей. Огромное спасибо за рекомендацию.

— У Ростислава чутье на такие вещи, — киваю я.

Венера выглядит безупречно в джинсах и белом топе, ее длинные темные волосы уложены идеальными локонами, и я ощущаю дискомфорт, который невольно чувствуешь из-за неуверенности в себе рядом с действительно красивой и ухоженной женщиной. Мои волосы собраны в пучок, а на лице лишь легкий слой дневного крема. Из одежды — мятый спортивный костюм. Зато я успела почистить зубы.

Глава 9

— А здесь не так холодно, как я боялась, — говорю я Ростиславу. — Вполне даже терпимо.

— Для какого-нибудь ноября, — шутит он. — Но ты посмотри на нашу няню.

Бедная Надя никогда не была так далеко от дома. Для нее все, что на карте выше Ростова, — север, а уж за Москвой и вовсе — вечная мерзлота и пустошь. Ничто в мире Надю в этом не разубедит. Бедолага раскраснелась в пуховике и шерстяной шапке.

В аэропорту Петрозаводска нас встречает водитель от отеля, и всей дружной компанией мы направляемся к черному микроавтобусу.

Как долетели? Все ли в порядке с детьми? Нужна ли помощь?..

Стандартные вежливые вопросы, настраивающие на правильный лад. Все четко, быстро, организованно. У моего отеля трансфера нет — есть чему поучиться.

Всю прошлую неделю мы с Надей и детьми провели в Москве. Ростислав был вынужден вернуться на объект, а я удаленно отдавала распоряжения Светлане. Кроме этого, дважды посетила врача, много гуляла и занималась сыновьями.

Смена места жительства, отдых, беседа с добрым доктором — все это как будто подействовало, и я чаще стала чувствовать себя выспавшейся и бодрой. За прошлую неделю никто из окружающих мужчин не напоминал мне Адама, я перестала бояться смотреть по сторонам. Перестала плакать без причины.

Жизнь начала помаленьку... нет, не налаживаться, а возвращаться в русло, выбранное мной для себя. Я представляю себя рекой, которая не имеет права высохнуть. Не сейчас, пока дети маленькие.

И хотя я безумно скучала по Кире, я заставила себя не беспокоиться об аките. За ней присмотрят, а мне необходима передышка.

Название отеля — North Haven — переводится как «Северная гавань», местные, правда, по старой привычке зовут эту часть берега бухтой, как звали десятилетия раньше. Слово «гавань» никто не использует. Итак, «Северная бухта/гавань» - это небольшой комплекс из массивных деревянных домиков, расположенный на берегу Онежского озера.

И природа здесь совсем другая, нежели в моей песчаной пустыне.

Едва мы выходим из машины, в лицо ударяет порыв ветра, насыщенный запахом мокрых листьев. Вау. Мурашки по коже — настолько непривычно.

Ростислав достает коляску, ловко раскладывает, а я аккуратно переношу в нее задремавших мальчишек. Пристегиваю. Тру румяную щечку Ярика.

Ну что за ангелочки!

Поворачиваюсь к отелю и обмираю. Не ожидала, что будет так... красиво.

Ледяное, глубокое, почти мистическое карельское озеро окружено густым хвойным лесом. На фоне стальной, серой глади деревянные постройки в стиле северного модерна. Очень похоже на домики «Залива Свободы». Хоть что-то похожее, потому что... мы внезапно оказались в дремучей сказке. Холодной, туманной, загадочной.

Тишина здесь не абсолютная — слышен далекий крик чайки и негромкий плеск воды о прибрежные камни.

— Ну что, идем? — спрашивает водитель. — У вас еще обязательно будет время полюбоваться.

— Да, конечно, — спохватываюсь я. — Извините, просто не ожидала. Я... впервые в этих краях.

— И я, — говорит Надя. — Дождь накрапывает, как бы мальчики не простыли.

— Не нагнетай, — усмехается Ростислав.

Он единственный не выглядит впечатленным. Его детство прошло в Мурманске, и суровым холодом этот парень сыт по горло.

Лобби встречает нас запахом кедра и древесины. Здесь даже есть камин, вызывающий странное дежавю.

Пока администратор заносит наши данные в базу, я прогуливаюсь по фойе, рассматриваю обстановку. Касаюсь рукой портала камина... Сквозь панорамные окна вновь любуюсь на озеро, от которого даже через стекло веет прохладой, обреченностью и, как ни странно, долгожданным покоем.

Если Северянину нравится это место, то он совсем не такой, как мой Адам. Глупо было обознаться.

На секунду я ощущаю болезненную радость от того, что сюда приехала. Здесь тянет грустить. И я хочу погрустить. Трудно круглосуточно находиться на вечеринке.

Ростислав обнимает со спины, целует в щеку, и я улыбаюсь.

— Ну как тебе? — спрашивает он.

— Пока довольно неплохо. А в этих лесах водятся медведи?

— Сто процентов да. Здоровые и злые. Ар-р-р. — Он прикусывает мою шею, и я смеюсь.

— Тогда, пожалуй, воздержусь от прогулки.

Позади раздается знакомый звонкий голос:

— Попробуйте наши согревающие настойки из местных трав или горячий чай с клюквой и медом!

— О, Венера! — восклицаю я. — Какой приятный сюрприз!

— Здравствуйте! И мы очень рады, что вы приехали. Вам уже показали номера? Нет? Угощайтесь скорее, и я вас провожу.

Я беру стаканчик чая, а Ростислав выпивает стопку малиновой настойки.

— Пойдемте, здесь недалеко. Давид сейчас в городе, у него дела. Но он скоро приедет. Как насчет лодочной прогулки, бани или экскурсии?

— Только не одновременно, — улыбаюсь я, хватаясь за ручку коляски. — Спасибо. Значит, Давид Сергеевич тоже будет.

Глава 10

Этот вопрос не должен был прозвучать.

Мне нет дела до Венеры и ее отношений с Северянином.

Лучше свести все в банальный треп. Немедленно!

Оглядываюсь, ища поддержки у мужа...

Мы знакомы с Ростиславом больше года. Когда он впервые приехал отдыхать в «Залив Свободы» со своей девушкой, я только-только стала матерью...

И мне будто прямо в роддоме сделали укол чистой энергии!

Я запросто знакомилась с гостями, много шутила и смеялась, беспрерывно рассказывала о возможностях курорта, раздавала советы, где поесть, что попробовать, какое вино лучше... Мои дети были здоровы, и мне хотелось обнять весь мир!

А еще, благодаря Адаму, у меня скопилось много опыта, и я щедро им делилась, желая своим туристам добра. Сыновья были рядом каждую минуту, мы много времени проводили на улице и каким-то образом успевали все.

Окружающие поражались, откуда столько сил у матери близнецов. А я ни на секунду не оставалась наедине со своими мыслями, обнимала мальчишек и была счастлива.

Буквально пьянела от них. Их запах, их сладкие личики и крошечные пальчики... Я любовалась, молилась, целовала, я дышала ими. Жила наследием Адама. Была его голосом, его эмоциями, его будущим.

Ощущала себя полноценной владелицей его отеля, потому что родила его детей. Как будто заняла свое место в жизни.

Однажды Ростик признался, что влюбился в меня именно в то время. Прежде он не видел настолько цельных женщин. Долгое время убеждал себя, что ему совсем не нужна вдова с двумя детьми. Со своей бы дочкой от первого брака выстроить отношения.

Когда он приехал в следующий раз, меня уже немного попустило. Суперспособность спать по три часа и чувствовать себя бодрой утратилась. Усталость пошатнула уверенность в себе, но Ростиславу по-прежнему нравилось, что я ничего от него не ждала. Впервые в жизни от него ничего не требовали. Мы дружили почти полгода, пока однажды не сделали шаг дальше.

Он часто говорит, что счастлив со мной, и каждый раз при этом я немного грущу. Потому что, наверное, в свое время мне не хватало мудрости делать для Адама то, что я делаю сейчас для Ростислава. Возможно, тогда бы все сложилось иначе. Быть может, Адам сильнее цеплялся бы за жизнь. Как знать, может, он был бы осмотрительнее.

Может, его убило мое равнодушие?

Я так много не додала Адаму... Рядом с ним постоянно было страшно, и все ресурсы уходили на то, чтобы сохранять спокойствие. Бесконечные аресты, разборки, угрозы, страхи. Ночные звонки. Страхи. Полиция. Страхи. Травмы. Удары. Крики опьяненной жестокостью толпы. Кровь. Везде кровь. На нем, на его лице, на руках. На его соперниках. На мне, на моем белье однажды утром... Боже.

Я застываю, и Ростик чуть не врезается в мою спину.

— Все в порядке? Радка?

— Да, запнулась на ровном месте, — вздыхаю я.

Мы выходим на тропинку.

— Простите, я отвлеклась, — говорит Венера. — Вы о чем-то спросили?

— Не берите в голову, банальное любопытство. О Давиде Сергеевиче мало информации в сети. Практически ничего. Я спросила, давно ли вы вместе.

— Давненько, честно говоря, — улыбается Венера. — Я даже почти смирилась, что второе место в его жизни — это тоже весьма почетно.

— Второе? — улыбаюсь и я. — Это после кого?

— Бизнеса, конечно! — восклицает она, громко рассмеявшись. Показывает кольцо с бриллиантом. — Как вам?

— Очень красивое. Сколько здесь карат?

— Три. По одному за каждый год отношений.

Вау.

Они вместе три года. Мои фантазии кажутся еще более нелепыми, и я рада, что обратилась к доктору.

— Сверкает невероятно. Безумный подарок, я искренне поздравляю, — говорю от чистого сердца.

Гоню от себя нелепую ревность: меня Адам замуж не звал, даже когда я была от него беременной. Мысленно я упорно продолжаю сравнивать его и Северянина.

— Спасибо. Дава необычный человек и тоже в каком-то плане безумный. Я влюблена в него сто лет. — Венера улыбается еще шире. — Хотя, наверное, все бизнесмены в каком-то смысле странные, иначе как бы они смогли построить все то, что имеют? Он живет на работе в прямом и переносном смыслах, поэтому, когда меня просят рассказать о нем что-то, даже если бы хотела, я мало что могу. Но меня это устраивает... А вот и ваш домик. — Она прикладывает карточку к магнитному замку. — Располагайтесь!

Венера заходит в номер первой. Пока мы с Ростиславом заносим детей, а Надя возится с коляской, она нажимает какую-то кнопку, и тяжелые шторы медленно разъезжаются.

Открывая сумасшедшей красоты вид на смертельно холодное озеро.

***

«Кто как, а я закончу этот день в бане, иначе зачем я вообще сюда тащился?»

Именно так заявил муж, когда после легкого обеда я отправилась заниматься детьми.

Баня так баня.

В восемь вечера звонят из спа и приглашают на отдых. Еще раз объяснив Наде, как нас найти, если Рома и Ярик проснутся и у нее не получится их успокоить, я накидываю куртку и выхожу на улицу вслед за Ростиком.

Глава 11

Мы смотрим друг на друга несколько секунд. Это становится неуместным практически сразу, но мы продолжаем. Давид в белом халате сидит в расслабленной позе, откинувшись на спинку кресла.

А я... я будто летела сюда ради этого момента.

Торопилась. Старалась.

Как же ему не идет карий цвет глаз. И напротив, идет отсутствие шрама.

— Рада?

— Что? — спохватываюсь и перевожу глаза на мужа.

Обрываю себя, переключаюсь. Натягиваю улыбку.

— Я спрашиваю: ты готова идти в баню и купель следом? Алле, малыш.

Я ощущаю себя клоуном на сцене. Несуразным, взволнованным. Какая-то дурочка с дырой в сердце, выставленная на потеху публике.

Раньше было легче.

Раньше я лучше справлялась с горем.

Сейчас — буквально не могу его прятать.

И тем не менее...

Весело смеюсь. Отмахиваюсь и перекидываю волосы за спину.

— Простите! Я подвисаю на одной точке. Бессонные ночи, дети... Голова разрывается. Иногда я просто выпадаю из реальности.

— Малыш… — Ростик обнимает и целует в лоб. — Тебе надо было отдохнуть. Хотя бы часик поспать с детьми.

— Я пыталась, не получается.

— Отдыхайте, Рада Владиславовна, — произносит Северянин. — Вы здесь именно для этого. Дела будут ждать сколько потребуется. В любом случае этот сезон полностью ваш.

Какая безграничная щедрость, учитывая, что на календаре сентябрь!

Раздражение помогает собраться. Адам обо мне заботился, Литвинов, что логично, думает исключительно о деньгах.

— Спасибо за теплый прием, Давид Сергеевич. Это место прекрасно.

— Можно просто Давид, мы ведь на отдыхе, а не за столом переговоров.

— Можно, но, наверное, не стоит. Ростик, я, пожалуй, останусь. Сходишь один?

— Я как раз искал компанию, — говорит Северянин, поднимаясь. — Венера?

— Я с тобой.

Давид смотрит на меня вопросительно, как бы спрашивая: «Уверена?» Чуть улыбается.

Пусть Исса сам приедет и оценит его реакции!

Собственными, мать его, глазами!

— Хотя нет, я тоже пойду. Что одной сидеть? — слышу собственный голос. — Да же?

— Конечно! — радуется Ростик. — Спать будешь зато как убитая. А у вас веники есть?

— У нас даже банщики есть.

— Спасибо, но свою жену я никому не доверю, — усмехается Ростислав. И совершенно неожиданно добавляет: — Сам о ней позабочусь.

— Вы умеете профессионально парить?

— Я все умею.

Ух ты.

— Это правда, — мягко поддерживаю я мужа. — Но спасибо за предложение.

— Как угодно.

Мы идем в парилку, у входа снимаем халаты.

Так получается, что я захожу первой и забираюсь на верхнюю полку. Следом — Ростислав и Венера. У нее белый открытый купальник, который прекрасно сидит на идеальной фигуре.

Последним заходит Давид, и нужно делать усилие, чтобы его не разглядывать.

Любопытство могут воспринять как интерес к чужому мужчине, что совершенно неуместно ни в этой, ни в любой другой ситуации. Поэтому для начала я изучаю саму парилку.

— Вот это я понимаю бизнес, — тянет Ростислав. — Переговоры ведутся в сауне.

Он явно старается разрядить напряжение.

— Сколько я этим всем занимаюсь, — замечает Северянин, — переговоры вечно проходят в каких-то саунах и кабаках.

Все смеются, и даже дышать становится легче.

— Неформальная обстановка здорово сближает, — подхватывает Венера.

— Это был ваш план? — улыбаюсь я.

— Коварный, — смеется она. — В баньке попарить, вкусно накормить... Что там дальше?

— Спать уложить, — заканчивает Северянин. — И договор подписать.

— Вы говорили про франшизу, — наконец нахожу причину посмотреть на него.

Татуировки, мать их.

Одна, вторая, третья... — шесть штук. Вязь именно в тех местах, где были, как я помню, самые крупные шрамы Адама. Быстро сглатываю. Мелкие — отсюда не разглядеть, их нужно рассматривать вблизи и при свете. Даже живя с Адамом месяцами, я нет-нет да обнаруживала на его теле что-то для себя новенькое. В парилке же освещение и вовсе приглушенное.

Как жарко здесь, господи.

Правое плечо — ножевое ранение. Левый бок — след от удара цепью. Правый — глубокие рубцы от удара трубой. Шрамы на ребрах — последствия ДТП. Локтевая ямка на правой руке и лодыжка — перерезанные сухожилия... Я могу рассказать про каждую отметину. Нарисовать, если нужно...

Чуть округляю глаза, Северянин прищуривается нижними веками, и я дергаюсь.

Глава 12

— Привет, — выпаливаю я, позабыв о субординации.

— Привет, — отвечает Давид.

Я пытаюсь скрыть волну дрожи, глаза впечатываю в землю, потом на него резко поднимаю. Задерживаю дыхание. Смятение такое сильное, словно мы на свидании. Словно передо мной — Адам.

Боже.

Сколько смущения.

Давид как будто мешкает. Потом говорит:

— Сейчас.

Он поспешно возвращается в ресторан, чтобы через пару секунд появиться с пустыми руками. Подходит ближе.

— Давай я помогу.

Давай...

— Спросонья забыла, что здесь большие расстояния, и не взяла коляску.

Литвинов запросто подхватывает Ромку на руки. Так, словно происходящее — ежедневный ритуал, и у меня кружится голова. Он выпрямляется, смотрит на моего мальчика. Улыбается.

Такая улыбка на губах мужчины могла бы стать подарком матери его ребенка.

Крупные мурашки по коже.

Я делаю то же самое с Яриком: подхватываю на руки. Прижимаю малыша к себе. Нос щиплет, пока мы делаем эти несколько шагов вчетвером. Как бы это могло быть, будь Адам жив. Как бы это было. На рай похоже. Настоящий рай на земле.

В ресторане я включаюсь. Быстро бормочу кучу всякой ерунды детям: Рома, естественно, не в восторге, что сидит на руках у постороннего дяди, и нужно его успокоить. Сын выгибается, хнычет.

Все чужое, человек чужой — страшно.

Мне тоже чуточку.

Ярику кажется, что у брата жизнь интереснее, и он не то чтобы хочет к Давиду на руки, протестует больше для порядка. Но протестует. И Литвинов, усадив Ромку на коврик в детской комнате, забирает у меня Ярослава.

Ромка, оказывается, зверски испинал толстовку Давиду. Внезапно заметив это, всплескиваю руками:

— Извините. Я постираю. Мы шумные и маркие. И нас всегда много!

Северянин весело хохочет, обдавая теплом и облегчением.

— Это одежда для рыбалки, оставлять ее чистой и не планировалось.

Точно. Они же на рыбалку собирались — вот почему он так рано проснулся.

Давид усаживает Ярика у стенда, я как раз заканчиваю раздевать Романа и принимаюсь за комбинезон его брата. В перерыве торопливо расстегиваю и скидываю свою куртку.

— Фух! Как бы легко ни оделся, с детьми всегда жарко, — бормочу я с улыбкой.

— Это вы меня извините, что вам не положили воду. Я слышал про вашу жалобу.

— Положили, но мало. Нам нужно много воды. Все в порядке, надо было позвонить. Я почему-то подумала, что ресторан открыт круглосуточно.

— Вам его откроют в любое время, это не проблема.

— Ух ты, спасибо.

Я присаживаюсь на корточки рядом с Северянином, выдыхаю. Сыновья наконец раздеты, разуты, занимаются новыми игрушками.

Мы оба молча смотрим на близнецов. Мне кажется, что это самые красивые мальчики на свете. А зачем Литвинов пялится, я понятия не имею.

Напряжение продолжает шкалить, и в какой-то момент я просто отказываюсь составлять логические цепочки. Сколько можно жить голым разумом? На секунду, всего на один крошечный отрезок времени, разрешаю счастью согреть сердце. И улыбаюсь.

В груди горит. Там так сильно колотится. Я перестаю искать объяснение поступкам Северянина и просто проживаю эти мгновения.

Он как будто собирается подняться, и я хватаю за рукав. Тут же понимаю, что Давид доставал мобильник. Мои действия максимально неуместны.

— Извините. Я хотела с вами поговорить. Можете уделить мне минуту?

Быстро что-то написав, он убирает телефон обратно в карман.

— О чем?

Простой вопрос заставляет чувствовать себя неадекватной, и я мешкаю.

— Роман Ростиславович и Ярослав Ростиславович... — тянет Давид, заполняя паузу. — Довольно интересный выбор имен. Дайте угадаю: вы любите букву «Р»?

Я опускаюсь на колени, чтобы помочь мальчикам дотянуться до машинок.

— Нет, они Владиславовичи. Ростислав не их отец. У мальчиков моя фамилия и мое же отчество. Ростик предлагал свою фамилию и имя, когда мы женились, но я пока отложила этот вопрос. Расписаться — это одно, а вот с усыновлением все же спешить не стоит.

— То есть они Филатовы? И Владиславовичи.

Усмехаюсь.

— Да. Их биологический отец сейчас снова перевернулся в гробу. Он презирал моего отца, а теперь его дети носят фамилию деда. Но знаете, когда твоего парня находят в море с пулей в голове и без рук, не очень-то спешишь афишировать беременность.

Я жадно вглядываясь в профиль Северянина. Давид даже не моргает, лишь слегка улыбается.

— Какая занимательная история. Не думали написать мемуары?

— Может быть, позже. Забавно: у вас в глазах как будто нет осуждения. В глазах их отца тоже никогда не было осуждения, что бы я ни делала. — Машинально играю с Ромой и Яриком. — Когда человек живет сложную жизнь, он понимает, что у других все тоже непросто. Очень непросто. Поэтому смею предположить, что вы тоже могли бы рассказать о себе парочку душещипательных историй.