Невеста без места

Глава 1. Гости из Карияра

Дорогие читатели!

Рада, что вас заинтересовал мой роман) Напоминаю, что это авторский черновик.

Также напомню, что это не исторический роман, а фентези, сказка, и хотя я старалась использовать максимум доступного исторического материала, доля вымысла тут велика ) Но! Помните так же, что достоверных документальных источников, которые прояснили бы для нас совсем раннюю славянскую историю и культуру, практически не существует, и скорее всего то, что вы привыкли считать истиной - тоже чья-то выдумка, с которой согласны не все ученые-историки...

Приятного чтения!

Аннотация:

И не думала, не гадала княженка Велья, младшая дочь князя Велеслава, что давно она просватана по неосторожности батюшкиной, в дальние земли, в проклятый род. И придется ей уехать навстречу неведомой судьбе, через леса дремучие на чужбину, в город Карияр, чтобы стать там женой одного из четырех княжичей. И все они, вроде, хороши, а не лучше того незнакомца, кому уже отдала она своё сердце темной Купальской ночью. И верно ли, что настоящая любовь сильнее любых невзгод?..

Глава 1. Сваты из Карияра

Широкие ворота княжьего двора были по позднему времени затворены, так что Велька сразу свернула к неприметной задней калитке, которая всегда открывалась приветливо, без скрипа, и впускала, какой бы ни был час. Но только своих. Надо еще нажать неприметный рычажок, и запор поднимется, и можно войти.

Калитка открылась, и девушка скользнула внутрь. Издалека доносились голоса, а тут — тихо, темно. Цепной пес-сторож коротко пролаял и умолк — узнал. Лошади у конюшни привязаны, вроде чужие. Ну, мало ли, приехал кто!

С некоторым раскаянием Велька вспомнила, что отец, князь Велеслав Судиярыч весьма строго велел ей сидеть в Сини, на бабкином подворье, и всё платье цветное у неё загодя нянька забрала. Да только когда Вельку такие мелочи смущали? Она же не Чаяна, которая, не разодевшись, и в окошко носа не покажет. Та-то настоящая княжна, а Велька вроде и нет, даром что тоже князя отцом зовет. Вот и теперь, приехала в город с попутным обозом, да еще и одна — видано ли дело! Узнает батюшка — разгневается...

Сердит на нее батюшка-князь, наказал, отправил с глаз долой, а за что — и не понятно толком. Ему, значит, без дела гневаться, а ей в глуши скучать! Впрочем, она ведь не за весельем сюда вернулась, а по делу важному.

Из конюшни высунулся конюх, дядька Грын, поглядел туда-сюда, щурясь, заметил светлую Велькину фигуру:

— Кто тут? Эй!

— Да я, дядька, я...

— Княженка, что ли?! Да откуда ж ты взялась-то, в такой час? А лошадь куда дела?

В конце зимы сам князь подарил младшей дочери дивно красивую золотисто-гнедую кобылу Званку, как раз на пятнадцатилетние, Велька с тех пор только на ней и ездила. Чаяна получила такой подарок двумя годами раньше, только ее лошадка была серой в яблоках.

— В веси(1) осталась, — пояснила девушка. — Я ненадолго сюда, мне б только на ярмарке побывать.

— Пешком шла?! — поразился недогадливый конюх.

— Какой пешком, с обозом проходящим. А кто у нас тут? — она показала на чужих лошадей, имея в виду, понятно, их хозяев.

— Так сваты. За княжной, сестрицей твоей.

— Сестру сватают? — ахнула Велька, — и кто же?

Новость была, конечно, знатная. Только ведь, раз такое дело, тем более ей надо дома быть!

— Так из Лесного Края, — пояснил дядька Грын. — Ты бы, княженка, в палатах и поспрашивала, там лучше ответят. Только в заднюю дверь иди.

— Знаю, — буркнула Велька, и направилась было к дому, но вдруг остановилась, ойкнув: путь ей преградила незнакомая, внушительных размеров лохматая псина, выступившая откуда-то из тени.

Ну и псина — чудовище! Луна светила ярко, позволила сполна разглядеть и испугаться.

— Это что ещё?! — в сердцах воскликнула девушка, пятясь, — чья такая?

— Так их... гостей, — конюх подошел, потрясая палкой. — Кобель этот, вишь, какой, и медведя, небось, завалит. Глазищами вон как сверкает. Разводят таких, вишь, в том Лесном Краю.

Никогда не виданный пес глухо зарычал, отчего Вельке стало не по себе. И впрямь, место темное, уединенное, такой зверь с ними двумя управится и не моргнет, чего его палкой дразнить? Злить только.

— Батюшке твоему, князю, уж как понравился, зверюга, — сообщил Грын, — может, ему и подарят?

— Вот этого не хватало, — дернула плечом Велька, — страх какой. Обойти, что ли? По задам, за конюшнями.

И только она собралась исполнить задуманное, как пес, тихо рыкнув напоследок, развернулся и побежал прочь.

— Вот умница, - вздохнула девушка. — Хороший. Понял всё, — и рванула к дому, избегая смотреть по сторонам.

Задняя дверь впустила ее, не скрипнув, дальше — ступени вниз и короткий коридор, и вот она, кухня. Тихо там было и пусто, как и ожидалось. Это если бы пировал князь-батюшка, гостей угощал, то в кухне и по сей час дым бы стоял коромыслом! Да сегодня нельзя пиры на всю ночь закатывать. Купала(2) завтра, большой праздник и бессонная ночь, сегодня людям выспаться надобно. И холопа(3) последнего строгий хозяин в эту ночь работать не заставит, чтобы богов и чуров не гневить. Ну да пока еще час не самый поздний...

Глава 2. Волки-оборотни

Глава 2. Волки

Утром Велька проснулась раньше Чаяны, но вовсе не рано. Не как дома, в Сини, где все вставали на рассвете. В отцовских хоромах были иные порядки, и Велька поначалу маялась, не зная, куда себя деть в самые первые часы, когда поднималась только челядь, когда на кухне начинали греметь посудой, топили печи, заводили хлеб и ставили в угольный жар утреннюю кашу, доили коров на скотном дворе. Тенью скользила по клетям, отдавая скупые распоряжения, княгинина ключница...

Это всё дела не господские, господам в это время встать — только мешать. Приходилось браться за прялку, такая работа всегда выручала.

Чаяна спала, чему-то улыбалась. Перед сном они болтали, о своем, о девичьем, отвлеклись от тревог, и спалось обеим сладко, снов дурных про страшных проклятых женихов не снилось. И это правильно, ведь завтра Купала, такой день, когда о чём другом и думать не хочется, только о купальских кострах, о том, как покатится с косогора в реку огненное колесо, как они, девки, разбегутся по лесу в белых русальих рубахах — догони-ка! У Чаяны это последняя её девичья Купала, последняя русалья рубаха...

Велька выскользнула из-под легкого одеяла, сладко потянулась, принялась переплетать косу. Горничные сюда уже спозаранку наведались, разложили наряды, отдельно для нее, отдельно для старшей княжны. Обеим — тонкие, беленые нижние сорочки, расшитые обережными узорами, целиком шелковые верхицы цвета жирных сливок с широким, шелковым с золотым шитьем по подолу, одинаковые поневы из желто-коричневого шелка с девичьей каймой, ярко-красные шелковые пояски. Богатые наряды, княжеские, для Чаяны чуть богаче. И шкатулку ей принесли, вот стоит, на столе у изголовья, с драгоценными украшениями. Не с теми, что она всегда носит, что-то особенное, должно быть. И это правильно, она же невеста, ей с гостями за столом сидеть, а Вельку позовут ли за столы вообще — пока непонятно. Нет, в другое время и она бы там сидела, с сестрой и боярынями, слева от княгини Дарицы, но сегодня ей вроде велено носа из горниц не высовывать. И отец пока не знает, что она тут. И лучше бы вовсе не узнал. Ну там видно будет.

Между тем, медлить не следовало. С утра пораньше проще ускользнуть со двора, и вернуться проще, нежели когда все окончательно пробудятся. А купец, конечно, ждет её уже. День сегодня особый, ярмарка лишь до полудня. Купала праздник ночной, но обряды его начинаются после полудня, когда покатится вниз батюшка-солнышко.

Из сестриной горницы Велька ушла, одетая по-вчерашнему, в простую одежку. Перебежала нелюдный пока двор — никто даже вслед не посмотрел. Выскользнула в ту же калитку за конюшнями, и дальше пошла чинно, не спеша. До торга идти было недолго.

Вокруг палатки ливского купца пахло пряно и остро. Покупатели тут не толпились. Не понимал здешний народ прелести иноземных пахучих травок, да еще и за серебро-золото, когда свои растут в изобилии, рви — не хочу. Но, само собой, не в убыток себе купчина ездил в такую даль, раскупали его товар, не спеша, малой меркой да за немалые денежки. А был ещё у него такой товар, что не всякому и предлагался.

Вельке ливец улыбнулся приветливо, закивал, махнул рукой — подожди, дескать. Он обхаживал других покупателей, показывал им что-то, уложенное в простенький деревянный ларчик, причем лица у покупателей были заинтересованные, мало не сказать — восторженные. Разглядев лучше те лица, Велька живо выпрыгнула из палатки, потому что узнала боярина, виденного как-то у отца. Боярин в Верилоге бывал наездами, но Вельку тоже видал, мог бы узнать и удивиться!

Ничего, она подождет. Велька вытерла об рубаху вспотевшие ладони, и замерла, вдруг столкнувшись с дерзким, настойчивым взглядом одного из странно одетых мужчин, стоявших неподалеку. Тот толкнул локтем соседа, сосед — другого, и теперь уже трое они, переглядываясь, рассматривали Вельку. И это было нехорошо, тревожно, в груди у девушки шевельнулся холодный комочек. Да, нехорошо...

Между тем как до сих пор всё у Вельки было хорошо и ладно. Да и теперь чего бояться? Ярмарка, людное место. Не такое ещё людное, как будет вскоре, но и пустынным его уже не назовешь. Стража вон там, близко, крикнуть — услышат. Но чего кричать, её никто не трогает, смотрят только. Интересно, что за люди? Почему сердечко затрепетало?..

Один медленно двинулся к ней, остальные, чуть помедлив — следом, и вот они уже стояли, окружив Вельку со всех сторон. Но вход в палатку близко, и спрятаться там она по-прежнему может. Только чего прятаться?..

Этот, первый, глаз не сводил с Вельки. С оберегов на её груди. Половина оберегов — бабкины, от неё остались, Велька и носит...

Первый сказал что-то на непонятном языке, обращаясь явно к ней. Велька покачала головой.

— Не понимаю, добрый человек.

— Кто твой хозяин, девушка? — повторил он на понятном, здешнем языке, — с кем потолковать о тебе?

Говорил он свободно, но не очень чисто, немного по-чудному слова выговаривал. Оно и видно, что из дальних земель человек.

— Нет у меня хозяев, с чего ты взял? — ответила Велька, подавив невольную дрожь в коленках, — разве только родной батюшка, да о чем тебе с ним говорить?

— Ты права, говорить не о чем, — согласился тот, улыбаясь, — поедем так с нами. Подарок тебе купим, наряд новый цветной — хочешь? Лент шелковых — хочешь? Ожерелье из сердолика, самое лучшее — хочешь?

— Не хочу! — Велька вздернула подбородок и попятилась. — И слушать такие речи не хочу тоже, прости, добрый человек...

Глава 3. Четверо из ларца

Глава 3. Четверо из ларца...

Велька, по-праздничному причесанная и наряженная, так и просидела в своей горнице, с девками-челядинками — княгиня велела им её не оставлять. Отец не звал, чтобы отругать, видно, занят был. Да Велька его и не боялась. Покричать князь мог, когда она своевольничала, но чтобы с настоящей злостью — никогда. Князь-батюшка вообще был человек не злой и отходчивый. А чтобы, к примеру, хворостиной — так Вельку только бабка учила уму-разуму, и то давным-давно, да и, прямо скажем, всякий раз за дело. Княгиня и подавно не сердилась, осмотрела падчерицу, нарядную, непослушные прядки на её голове убрала под венчик, улыбнувшись. Сказала:

— Вот и хорошо. Тебя одеть, и такая девка получается, просто глаз не отвести. Где княжича кариярского встретила, почему вместе пришли?

— На ярмарке и встретила, — Велька потупилась. — Он думает, что я челядинка здешняя...

— Вот как? — княгиня рассмеялась. — Челядинка! Ох, Велья! Ладно, челядинка, а что ему надо было от тебя?

— Ничего. Просто... веселый он.

— Просто веселый! Скажешь тоже. Ни дать ни взять дитятко малое, и понятия не имеешь, с чего бы это парням с девками веселиться и байки им сказывать. Понравилась ты ему?

— Нет...

— Нет? — теперь княгиня хмурилась, — оно и понятно, что нет! Точно дитя! Не понимаешь, что если такой молодец заскучает да сенную девку с собой на лежанку уложит, то за это спрос не велик? Не тот, что за княжескую дочь?

Да какой там вообще спрос, с гостя-княжича да за сенную девку...

Велька только кивнула, голову опустила:

— Понимаю, матушка.

Её-то силой на лежанку не уложишь, и княгиня об том знает. Бабка давно заклятью простенькому научила, ещё когда и для поневы время не пришло(1). Не просто силой взять внучку старой Аленьи. У княжича, к примеру, не выйдет. А у тех, оборотней? Какая-то пугающая мощь, власть непонятная чудилась Вельке в их взглядах, в самом их странном, чужом облике. Сможет ли она им противиться, чужакам этим, которые чего-то от неё хотят? Она им нужна. А зачем?

— Жди, — сказала княгиня, — как понадобишься, за тобой придут. Готова будь, и вниз из горниц ни ногой, поняла?

Зря Велька прождала, за ней не пришли. Без неё отец с ближними и гостями отполудничал в трапезной избе, народу нынче там собралось столько, что столы, один за другим поставленные, продолжались и за широкими дверями трапезной, чуть не до конюшен. Помимо бояр, воевод с женами, ближней дружины и гостей княжьих, купеческие старшины ещё пришли, и купцы именитые самые, и мастеровые старшины с женами, а кто и с сынами и дочками. Как всегда в такие дни, народу набрался полон двор. Княжна Чаяна, конечно, пошла за те столы, с матерью и боярынями, чары с медом подавать будет самым почетным гостям. Может, женихов своих хоть рассмотрит толком, наконец.

В другой раз была бы не прочь и Велька там посидеть, да кариярскому княжичу теперь на глаза попадаться не хотелось. Не увидит он её — и не поймет, кто такая. Вот то бы и хорошо.

Жалко, бабки Аленьи больше нет. Она бы всё толково объяснила, и про кариярцев, и про тех, оборотней с ярмарки. Недоговорила бабка чего-то в свое время, скрыла важное. Как Велька ни силилась думать, вспоминать, мелькало что-то в памяти, как отдельные огоньки, но ясным не становилось. Ведь её ни много ни мало за робу приняли, за холопку! Из-за бабкиных оберегов? А если эти трое сунутся к князю права свои неведомые предъявлять? Конечно, отец её не отдаст и не продаст, но что не обрадуется он — точно.

Но что же не так с бабкиными оберегами? Ведь невольничий знак мудрая волхва, всю жизнь прожившая на чужой стороне, носить бы не стала. Да и не бывают волхвы невольницами, не бывают, это всякий, кто хочешь, подтвердит! Значит, врут оборотни?

А что она им так вдруг в жены понадобилась — этому Велька и на капельку не поверила. Не глупая же она, в самом деле...

Кончилось застолье, вернулась Чаяна. Веселая. Порывисто обняла Вельку, шепнула:

— Видела княжичей? Тебе который показался?

Велька только головой покачала, хмыкнула. Так ей и позволили хоть глазком взглянуть...

— А тебе уже какой-то и показался?

— Да все неплохи. Но я, кажется, знаю, кто старший. Догадалась. Княжич Ириней. И ещё там один, Велемил — может, он? Велемил — он вечно насупленный какой-то, что ли? Может, глупый малость? Ириней бы лучше, — глаза у княжны-сестрицы блестели этак загадочно, и в голосе что-то появилось, томное, зовущее.

Ириней, значит. И вокруг Вельки кружит, и сестре успел понравиться. Только по-разному он на них смотрит...

— А проклятье? — напомнила Велька. — Ничего странного не разглядела? Может, метка какая — нет? Родинка большая, к примеру...

— Нет, — тут же скисла Чаяна, — не видно ничего ни на ком.

Велька только рукой махнула:

— Вот что, сестрица, нынче ночь особая, проклятье себя проявить может, метки невидные видными делать... ненадолго, но заметить успею. Могу попытаться. А не боишься? Может, лучше и не знать?

— Нет уж, лучше знать! — упрямо тряхнула головой Чаяна. — Если сумеешь, Велюшка, век перед тобой в долгу буду!

Глава 4. Купала

Глава 4. Купала

Время поджимало.

Старая нянька, завидев княженку с Малкой, только руками всплеснула:

— Где же вы? Скорей уж...

— Да-да... — закивала Велька, резво взбегая по лестнице в горницы, — мы скоро, скоро...

Она уже успокоилось. И чего всполошилась, спрашивается? Подумаешь, парень в щеку поцеловал. Грозит поймать на шапку — видали таких! По всему выходило, что теряться, волноваться вообще было не надо. Ну, запамятовала про ленты с жемчугом, нехорошо, так следовало ловчее врать, а не теряться. А она до того забылась, что волшбу огненную показала чужакам, будто и впрямь была нужда! Хоть и мелкую волшбу, простенькое заклятье, бабка такое пустяком считала, но люди непривычные пугаются. Когда, давно уже, Велька впервые показала Чаяне эти искорки, а ещё как она лучину без огнива зажигать может, просто пальцами — так княгиня Дарица в ужасе была, чуть ли не под замок посадить Вельку хотела! Обошлось, князь-батюшка уладил, княгиня смирилась. Велела, правда, девкам ведра с водой держать возле Велькиной горницы, первое время так и делали, пока княгиня не успокоилась, не поняла, что никакого пожара падчерица не устроит...

А тут и не заметила, как искры бросила. Не то беда, что сестрины женихи видели, а то, что она забылась, волю потеряла! Бабка всё твердила, что хуже нет, как волхве волю потерять!

Пусть бы уехали они быстрее, кариярцы эти.

Чаяна вон уже млеет от Иринея! И хорошо, и славно...

— Ох, прости, княженка! — Малка, расплетя Велькину косу и отложив в сторону ленты с жемчугом, теперь торопливо расчесывала ей волосы березовым гребнем.

Русалки кос не носят...

— Как он на тебя смотрел, княженка. Княжич этот, кариярский.

—Забавлялся, что ему, — уронила Велька равнодушно, — а если повезет, мы найдем среди них старшего нынче ночью.

— Ох, княженка! Старший — он же проклятый!

— Вот и узнаем, который проклятый. А точно ли один проклятый, не все? — усомнилась она вслух, пока горничная раздирала гребнем её буйные кудри, — да осторожнее ты...

— Прости, княженка! А проклятый точно один. Нянька вчера сказывала у печки. Проклятье на самом князе и на наследнике. А что за проклятье, никто того не знает.

— Слушай, ну странно это, —- Велька задумчиво потерла нос, - все знают про проклятье, но не знают, в чем оно! Все его боятся, говорят, что злое, родниться с кариярцами не хотят. Так?

— Так, княженка. Только роднятся с ними всё равно. Кариярское княжество богатое, говорят, большое...

Те четверо красивых и веселых парней не казались ни несчастными, ни хоть как-то удрученными судьбой.

— Может, болезнь какая? Смерть ранняя? Так князь их человек не молодой, верно. А что тогда? Какой-нибудь запрет? Что ещё нянька говорила, а, Малушка?

— Ещё говорила... А, вот: на войну и даже в полюдье их князь сам не ходит! И наследник его тоже. Как надо вести войско, так воеводой кто-то из княжьих братьев идет, или из бояр. Это только странно, а остальное по-обычному. Так нянька сказывала, княженка.

— Гм... — вздохнула Велька, — и сидит, выходит, князь в Карияре безвылазно? Но так не бывает, какой же он тогда князь. Может, просто сам князь хворый, а наследник... ведь неизвестно, кто он. Откуда известно, что наследник с войском не ходит?

— Так свои-то не могут не знать, княженка, — понизила голос девка, и нагнувшись к уху Вельки, вовсе зашептала, — князь наш, батюшка твой, вечор(1) бояр собирал ближних, да не в палате, а в своей горнице. И будто бы боярину Вуйко Мареничу поручил к себе в гости зазвать того боярина кариярского, что с княжичами приехал, подпоить его да вызнать про проклятье.

— И что?..

— Да ничего, княженка, больше не знаю! И про это... так, шепоток слышала, уж ты меня не выдай!

— Ясно, что не выдам. Ты вот что, Малушка, когда мне нянька чашку с отваром подаст, отвлеки её. Мне отвара нынче не надобно. Сделаешь? — Велька сняла шнурок с оберегами, положила в шкатулку.

Не положено русалке людских оберегов.

И рубаха её чистая, без вышивки, белая как морозный снег, потому что на том снегу и белили полотно для неё в прошлую, на редкость злую, зиму.

— Как же можно, княженка?! — вскинулась девка.

— А так, — отрезала Велька, — если я под русальим дурманом буду, как смогу волховать? Да не бойся. Думаешь, поймают меня? Ни за что не дамся. Давай, садись, я тебе волосы расчешу, быстрее будет, — она вскочила, усадила горничную на свой табурет и принялась расплетать той косу...

Все уже ушли со двора, остались только девушки в русальих рубахах, несколько старух и совсем дряхлый дед, которому ходить было невмочь. И так в любом дворе, весь город, почитай, собрался на высоком речном берегу. На Купалу добрые люди дома не сидят.

Чаяна молча стояла у гульбища, дожидалась, когда волхва из Ладиного капища с помощью старух закончит готовить отвар. Как все, босая и в белой русальей рубахе, с гладко расчесанными волосами, в которых — ни нитки, не то что ленты, и переплетенными длинные пряди быть не должны. Кругом неё толпились девки, не только с княжьего двора, а со всей улицы и переулочков, не в каждом же дворе русалий отвар варить. У всех белые рубахи, гладко стекающие на спину волосы. Шума-гама не было, но многие переговаривались, пересмеивались, хоть и тихонько — праздник же, да какой! Грустить вроде причины нет. На княжну поглядывали. Княжна и боярышни мало отличались нынче от собственных сенных девок, разве что руками маленькими и слишком белыми. Русалкам это безразлично. Главное — ни оберега, ни даже малой бусины, и ни одной цветной нитки! А то не вселится в девку русалий дух, другие русалки заметят чужую, защекотать могут, разума лишить, а то и побить. Старухи так говорят...

Глава 5. Сговор

Глава 5. Сговор

Мало кто из добрых людей не приляжет поспать после Купальской ночи. Когда Велька домой пришла, в их с Чаяной тереме тишина стояла, уставшие девки спали, кто в сенях, кто где. А Чаяна сидела у Вельки в горнице, ждала. Увидела — вскочила, подбежала, заглянула в глаза:

— Ну, что? Видела?

Велька головой покачала.

— Не видела. Среди тех четверых ни на ком проклятья не видно.

Сестрица вздохнула.

— Матушка то же говорит. Что проклятого нет! Получается, и жениха моего среди них нет?

Выходит, и правда подрядила кого-то княгиня княжичей смотреть, и кого-то знающего, не то что княженка, волховка-недоучка. Может, и не стоило Вельке за это дело браться, пила бы русалий отвар и была бы, как все.

Тогда бы она Венко не встретила. Не обнимал бы он её всю заветную ночь, не целовал бы, не шептал бы ласковые слова...

— Ладно, сестрёнка, — потупившись, махнула рукой Чаяна. — Будь что будет. А ты где была-то, что тебя и не видали почти? — она придвинулась, заглянула в глаза. — А через костер с кем прыгала? Кто таков?

— Заметила, значит? Купец один, — не стала Велька скрывать. — Сплоховала я, он меня изловил ещё до озера. Так и ходил за мной всю ночь.

— Да ты что? — изумилась и развеселилась сестра, — купец? И ты всю ночь с ним хороводилась? И через костер прыгнула! А ну как вообразит он себе лишнее, да явится свататься? Что батюшка скажет?

Вот об таком Велька как-то не подумала. А ведь вполне возможно. Просить руку княжеской дочки Венко вряд ли решился бы, но ведь он её челядинкой считает, она на ярмарке так называлась!

Вот тут всё и откроется. Повеселятся люди. А отец осерчает, это и к ведунье не ходи.

— Что? — Чаяна не сводила с неё глаз, — ничего ему не наобещала? А задаточка не дала, случаем, раз он — еще до озера?..

— Нет! — отрезала Велька. — А ты, сестрица, не скучала? Небось все четверо женихов проходу не давали?

— Да меня столько нянек пасли, как с озера вернулись, что куда там женихам! — хихикнула Чаяна, — будто сама не знаешь, как бывает. Через костер прыгнула, правда. С каждым.

— И что?

— А ничего! — отчего-то княжна вдруг разозлилась, — прыгнула, и всё! Знаешь, я так спать хочу, что себя не помню. Давай-ка, что ли, отдохнем малость?..

Ушла она. Велька вытянулась на лежанке, подбив поудобнее подушки.

Завидует, что ли, сестрица? Её сторожили. Кто бы ей наговорил сладких слов о любви, от которых у неё, у Вельки, до сих пор голова кружится? Княжичи, конечно, могли бы. А лучше, если тот, старший-проклятый, кому её сватают. Да хоть бы и всё сразу! Никто бы не сказал, что это неправильно...

Вспомнилось ей, как Венко-купец спросил, сколько княжон в Верилоге, и помянул, кто есть княженка. А ну как не просто так говорил? Знал ли он, что она и есть княженка?

Да нет, откуда?!

Он сказал, что на ярмарке её видел. А про княженку ему кто угодно мог рассказать. Никакая не тайна, что у князя есть меньшая дочь, которая живет не в отцовском доме, а в дальней веси, и которая княгине Дарице падчерица. Потому и не стоит спрашивать, сколько в Верилоге княжон, если хочешь узнать, сколько дочерей у вериложского князя.

А спрашивать, сколько княжичей в Карияре — это можно?..

Так и заснула Велька, ни до чего путного не додумавшись. И сон ей снился чудной, птицы золотые, и много-много было их, целая стая, и будто рвались они ввысь, рвались, кричали, крыльями били, а улететь не могли. И жалко было Вельке этих птиц, так жалко, что словами и не расскажешь! Она даже заплакала, от жалости к диковинным птицам, которым ни за что на волю не улететь. А когда проснулась, и наяву глаза были мокрые.

Ну что это за сон такой, к чему?..

Не торопясь, пробуждался княжий двор после Купалы. Столы пировальные стали накрывать, когда полдень уже миновал, и красно солнышко покатилось вниз. Все столы — во дворе, и княжеский тоже, чтобы князя с княгиней всем издалека видно было. Которые столы для князя и самых почетных его гостей, те скатертями застелили праздничными, браными(1), дальние не застилали вовсе — ну, это как водится, где же столько скатертей напасти, и как их отмывать потом, после пира, это одной ключнице княгининой ведомо. На княжеском месте на скамью ковер постелили с дивными птицами. Сперва пироги всякие поставили, да пиво и меды в корчагах, да душистый взвар, чтобы всякий пришедший сразу мог отведать, чего душа запросит.

Девичий терем(2), само собой, позади всех стоял, так что главного крыльца и площади перед стольной палатой из его окошек не увидеть. Потому Велька, наскоро умывшись и приодевшись, пробралась в сени возле кухни, отодвинула заслонку на окошке, выглянула — вот отсюда видно было всё.

Народ на дворе уже собирался, бояре с женами, и нарочитые горожане(3), и старосты всех концов городских. А за воротами вовсе толпа стояла, из купцов, мастеровых, люда проезжего. Купцам, недавно прибывшим, перед завтрашним торгом положено было князю поклониться подарками, а иным и дело какое разобрать, и о нужде своей попросить. А после и про то, что дочь отдает в Карияр, князь сударю-Верилогу, городу своему стольному, и объявит. Вон сколько дел, только и названия, что пир. А Вельки там, сказано уже, опять не будет. Но теперь это её, скорее, радовало. И купцов-оборотней она боялась, могут ведь явиться с подарками, увидят — и куда глаза девать? И то, что Венко рассказал про оборотней и про арьев, ей совсем не нравилось. Лучше уж больше ни с какими оборотнями не встречаться, недаром и бабка Аленья их не жаловала. Другая тревога — Венко. А ну как всё же он сюда заглянет нынче?

Глава 6. Сборы в дорогу

Глава 6. Сборы в дорогу

Отъезд назначили через седьмицу. Кариярцы, дай им волю, уехали бы скорее и налегке, но тут опять княгиня воспротивилась.

— Как княжеские дочери одни поедут, что за позорище будет, боярин? — заявила она. — Подумают люди — холопок везешь! Нет уж, давай делать, как следует. И приданое, и подарки возьмёте, и боярынь надежных я отряжу, дочек провожать. Наших сыновей нет нынче в Верилоге, кому-то из них бы сестер поручить. Ну да мы найдем подходящего человека.

Боярин Мирята такому раскладу что-то не радовался.

— Всё так, княгинюшка, всё так, — терпеливо твердил он, — однако же, ей-ей, лучше будет, если ты меня послушаешь. Налегке быстрее доедем, проще. Неведомую тропу я знаю, которой только оборотни ходят, они умеют долгую дорогу короткой делать. Так и пройдем, быстро и гладко. Дён в десять управимся. Со мной два десятка людей всего, княгиня, так нам больше и не надо! А если ты пошлешь и кметей, и боярынь, и кибитки, и возы с приданым — это только кружной дорогой ехать. Хоть мы с Лесованью замирились, а шалят ихние люди, заходят. Да и наши разбойничают, бывает. Князь наш каждый год дружину по лесам отправляет лихих людишек гонять. А они, что грибы...

— Это какой-такой тропой ты идти хочешь, боярин? — всполошилась княгиня. — Не надо мне ворожбы, тем паче нелюдской! Боярин, не обессудь, я дочек-невест таким путем не отпущу, хоть что делай, хоть как говори! Торной(1) дорогой поедете, а если людей мало, то хоть сотню кметей тебе дадим!

Боярин Мирята только вздыхал, бубнил:

— И невест к чему томить долгой дорогой, княгинюшка? Ждут ведь их, мои князь с княгиней ждут не дождутся! А кружным путем приданое бы и отправить, и всех боярынь твоих в повозках. Княжны, я слыхал, обе верхом ездят ловко, так девку с ними в услужение взять бы, и довольно. Уж как мы берегли бы их, княгинюшка!

— Да ты в своем ли уме, боярин? — сердилась Дарица Стояновна, — отпустить трех девок, двух княжон да служку, с твоими княжичами и кметями по лесам шататься? Как будто увозом(2) их взять хотите! Да не соглашусь я на такое, пока жива. И народ не поймет!

Пришлось кариярцам уступить. И то правда, ведь княжьих дочек из отцовского дома забирают, все должно быть по чину, и прибыть они должны достойно, со свитой, с приданым, с подарками. Дружину в сто кметей отец дал. А главным поставил боярина строгого Ждана Горыныча, второго воеводу своего, ему поручил дочерей и обоз.

В хоромах только и было разговоров, что об отъезде. А уж беготни, суеты! Впору мышам позавидовать, они в подполе спрятались, и как нету их.

И Велька пряталась, правда, не в подполе, а в своей горнице. Подолгу сидела у приоткрытого окошка и смотрела, виден был заросший травой угол двора, кусты крыжовника, качели. К делам душа не лежала, ни собираться, ни хотя бы шитье или прялку в руки взять. Ни её дел, ни вещей в этом доме не было. Нет, имелась, конечно, у неё тут своя горница, укладки(3) по углам, полные доверху, одежек ворох, с украшениями шкатулочка. Да только с этим и нянька с горничными разберутся, есть кому присмотреть. Домой, в Синь-весь бы съездить, ненадолго, попрощаться со всем, печи своей поклониться, в которой столько лет огонь разжигала, чурам, что дом старый берегли-заботились. Хоть не кровная им Велька внучка, там из родных ей только мать и бабка, а остальные родные чуры по материнскому роду где-то далече жили и умерли.

Просилась в Синь на денек, отец не пустил. Послал людей туда за Велькиной лошадью, за вещами, что она перечислила. Нехотя перечисляла, и представить было трудно, как чужие руки начнут шарить по бабкиной укладке, по полкам, перебирать то, на что прежде чужим и глядеть не дозволялось: бабкины резы в кожаном мешочке, липовые дощечки, резами исчерканные, платок материн из тяжелого чермного(4) шелка, по краю золотой нитью шитый, её крытая черным шелком соболья шуба — нравилась она очень Вельке, ларчик со снадобьями, настойки в бутылях и горшочках — большую часть их она тут оставит, Веруне, та будет довольна.

Отец её раз к себе позвал, да не куда-нибудь, а вниз, в оружейную. Это, значит, чтобы точно с глазу на глаз поговорить.

Он, отец, невеселый был, уставший. Смотрел на неё исподлобья. Похлопал рукой по лавке:

— Присядь-ка, дочка. Поговорим. Вишь, как оно вышло.

Велька присела. Неловко улыбнулась:

— Ничего, батюшка. Что надо, то пусть и будет.

— Ишь, ты, «что надо», — передразнил князь, усмехаясь, и погладил её по голове, на которой больше не было ни повязки, ни ленты. — Хотел я с тобой обождать ещё хоть малость. Про Чаяну с самого начала знал, что решено всё, а с тобой надеялся иначе повернуть. Да и бабка твоя запретила тебя далеко увозить. Жениха присмотрел, всем хорош, и ты ему очень уж хороша. Ему такая и нужна, с волховской кровью, и сама чтобы в этом понимала. В Елань поехала бы?

Велька кивнула, хотя и не помнила толком еланского князя. А в Елань или не в Елань, какая теперь-то разница?

— Что ж, я о кариярскийх князьях тоже плохого не знаю, дочка. Кроме их проклятья. Ну и, да, вынудили они нас родниться. Не по доброй воле да размышлению, а потому, что язык я вовремя не удержал. От этого, конечно, у меня любви к ним не добавилось. Но что сделано, то сделано. Одно не пойму, откуда они о тебе узнали? Я ведь перед их приездом к Чародею ездил, чтобы он всему Верилогу насчет тебя уста запер. Он меня уверил, что получилось, никто не проговорится.