Невеста для Тени

Пролог

Вначале был Свет. Два солнца - золотое и серебряное - плясали на лазурном небе Элириума вечный, неспешный танец. Их дуальность рождала гармонию, а гармония рождала магию. Она не была колдовством, доступным избранным; она была самой тканью бытия, воздухом, которым дышали, землей, по которой ступали. Великие города парили в облаках, повинуясь воле Строителей - народа, чье призвание заключалось не в возведении стен, а в плетении нитей самой реальности. Они возводили мосты между мирами, а их песни могли усмирять бури и заставлять цвести кристальные пустыни.

Элириум был симфонией света и силы. И, как всякая симфония, он должен был рано или поздно завершиться.

Пришли Пожиратели. Не из тьмы между звезд, а из пустоты между мирами. Они были не плотью и не духом, а воплощенным голодом, антитезисом магии, абсолютным Ничто, жаждущим стать Нечто. Они пожирали не плоть и не кости - они пожирали саму суть, волшебство, что делало Элириум живым. Свет двух солнц померк, не в силах прогнать тень, павшую изнутри. Сияющие города, лишенные магической подпорки, начали рушиться, обрушиваясь с небес в серые, безжизненные равнины.

Строители, эти гордые архитекторы реальности, оказались бессильны. Одни призывали к бегству, к поиску нового пристанища. Другие - к войне, к последнему, отчаянному бою, способному лишь отсрочить неизбежный конец.

Но нашлась одна - принцесса Лиана, величайшая из Строителей своего поколения. Она предложила не бегство и не войну. Она предложила жертву. Не слепую и яростную, а холодную и расчетливую. Если магию нельзя спасти, рассудила она, то ее можно законсервировать. Если Пожирателей нельзя уничтожить, их можно запереть. Она не стала создавать очередной хрупкий мост. Она создала Печать.

Ценой собственной жизни она запечатала умирающий Элириум, превратив его в саркофаг, в вечный мавзолей для своего народа. Она похоронила свой мир, чтобы остановить распространение заразы, чтобы спасти бесчисленные другие вселенные от той же участи. Она стала Вечной Хранительницей, первым и последним сторожем собственной гробницы.

А ее верный страж, Ариман, чья клятва защищать ее была сплетена с его собственной душой, не смог последовать за ней в небытие. Его верность и его гнев оказались сильнее смерти. Он добровольно обрек себя на участь, худшую, чем забвение, - на вечное существование на грани миров. Он стал Тенью, последним Хранителем у врат забытой реальности, живым напоминанием о той цене, что заплатили за спасение других.

Но ничто не вечно - даже самые прочные печати. Магия, как вода, всегда находит себе дорогу. Она не могла исчезнуть - она могла лишь изменить форму, найти новый сосуд. Спустя триста лет эхо великой силы Элириума, его отчаянный крик о помощи, ищет выход. Оно просачивается в ближайший мир, мир людей, лишенный магии и веры, через единственное, что еще связывает его с погибшей родиной, - через кровь.

Кровь потомков Лианы.

И где-то там, в мире, где чудеса свели к нулю на банковском счете, а великие тайны прячутся в пыльных офисных архивах, живет ничем не примечательная девушка. Девушка, которая привыкла быть невидимой, которая считает свою жизнь чередой неудач и провалов. Она еще не знает, что в ее жилах течет кровь Строителей. Она не подозревает, что ее «невидимость» - это величайший дар, дремавший в ожидании своего часа.

Часы пробили. Тень у врат зашевелилась. И магия, наконец, нашла свою наследницу.

Глава 1

Мир рухнул сегодня утром с тихим щелчком закрывшейся двери в кабинете начальника. Меня уволили. Официальная формулировка - сухая, безликая «оптимизация штата», но в воздухе витала непрозрачная и горькая правда: я снова опоздала, и на этот раз мое вечное непопадание в ритм этого отлаженного механизма стало последней каплей. Начальник, тот самый, что вечно путал мое имя с именем какой-то несуществующей Эммы, на этот раз снова не попытался его вспомнить. Его взгляд скользнул по мне, как по пыльной папке на дальней полке, и он произнес: «Эмма, вы нас подводите». Меня зовут Алиса, но в тот момент это не имело ни малейшего значения; я опять была просто ошибкой.

Я сидела в своей крошечной студии, где за окном бесконечно текли серые струи дождя, и вглядывалась в экран телефона, в уведомление от банка, которое светилось алым, предупреждая о просрочке по ипотеке. Цифры сливались в одно угрожающее пятно; до полного краха оставался всего месяц, всего тридцать дней, после которых у меня не останется не только работы, но и крова над головой. На краю стола, заваленного счетами и черновиками резюме, лежала открытка от тети Ирины - яркий, нелепый всплеск цвета с курортного побережья. «Алиса, когда ты уже найдешь нормальную работу и остепенишься?» - было выведено на обороте ее размашистым почерком. Эти слова висели в воздухе тяжелым грузом, словно приговор: моя жизнь, мои тридцать лет - это сплошное, заурядное разочарование.

В отчаянии, почти машинально, я открыла ноутбук; его холодный свет был единственным источником света в темной комнате. Может быть, где-то там, в другом городе, а может, и в другой стране, для меня найдется место, лазейка, шанс. Я наудачу вбила в поиск «работа», и браузер выдал мне бесконечный список стандартных вакансий для экономистов с моим посредственным опытом. И среди этого однообразия мой взгляд зацепился за нечто иное, выпадающее из всех рамок, словно случайный символ из чужого алфавита.

«Требуется жена. Он - не человек. Вас это устраивает? Поместье Блэквуд. Конфиденциальность гарантирована. Вознаграждение - решение ваших материальных проблем».

Я фыркнула, горько и скептически; чья-то странная шутка, розыгрыш для слишком доверчивых. Жена? Кому нужна жена из интернета? Поместье Блэквуд? Мы же не в Англии. Но моя рука, будто помимо воли, сама потянулась к клавиатуре. Что я, в сущности, могла потерять? Работу, которую только что лишилась? Квартиру, которую вот-вот отнимут? Эту несостоявшуюся, бесцветную жизнь, что текла сквозь пальцы? Отчаяние - плохой советчик, но в тот момент оно было единственным, кто что-то предлагал.

«Да. Меня это устраивает. Мне нечего терять» - отправила я в бездну и с силой захлопнула крышку ноутбука, как будто пытаясь запереть там собственную глупость.

Прошла минута, может, две, и тишину комнаты прорезала вибрация телефона. СМС от банка. Я ожидала увидеть там очередную рекламу, но вместо этого на экране горели слова: «Зачисление: 10 000 000 рублей». Я онемела; мир сузился до этого светящегося экрана, до этих невообразимых цифр. Кровь отхлынула от лица, а пальцы похолодели. Прежде чем я успела хоть как-то осмыслить происходящее, пришло второе сообщение, с незнакомого номера, сообщающее о времени вылета и рейсе. «Вас встретят. Ариман вас ждёт.»

Ариман…Кем же он был?

Я сидела, вцепившись в столешницу, не в силах пошевелиться, не в силах издать звук. Это должна была быть шутка, нелепая, абсурдная, но на моем счету лежали реальные, живые деньги, сумма, способная в миг растворить все мои проблемы. Я подошла к зеркалу, в котором отражалась бледная, испуганная девушка с темными растрепанными волосами и слишком большими карими глазами, полными недоверия. Во мне не было ничего примечательного, ничего, что стоило бы таких денег - просто серая, заурядная жизнь. И кто-то только что заплатил за нее 10 миллионов.

Во что же я ввязалась?

Дрожащими пальцами я набрала пароль от личного кабинета своего банка и ткнула «Закрыть кредит досрочно». И, о, чудо – мне тут же прилетела смс «Ваш кредит погашен». Я не верила, нет, не может быть. Не может быть…

Набравшись смелости, которой у меня в общем-то и не было, я набрала номер тети Ирины.

- Я уезжаю в другой город. Завтра. Мне предложили работу, - мой голос прозвучал хрипло и неестественно громко.

- Работу? - ее тон был, как всегда, скептическим, пропитанным вечным неодобрением. - Какая еще работа? Алиса, опять какие-то твои фантазии? Тебе бы давно остепениться, выйти замуж, детей завести, а не по миру шататься в поисках ветра.

- Может быть, я именно этим и займусь, - бросила я в трубку и положила ее, не дожидаясь ответа, чувствуя странный, истерический прилив смелости.

Потом, подумав, набрала ей сообщение и перевела деньги на оплату квартплаты за год. Все же мне нужна была ее помощь, хоть и минимальная. И я не хотела с ней ругаться, это был мой единственный близкий человек. Она меня воспитала. Своих родителей я не знала.

Я оглядела свою старенькую, потертую сумку, стоявшую у двери. Что вообще следует брать с собой в путешествие к «не-человеку»? Джинсы, которые ношу каждый день? Книги, что служили мне убежищем от реальности? Мои пальцы сами потянулись к шее, к верхней пуговице блузки, и расстегнули ее, коснувшись амбровой подвески-спиральки - единственной вещи, доставшейся мне от матери, о которой я почти ничего не помнила. Камень был на удивление теплым, почти живым, и это тепло, казалось, текло по моим жилам, придавая решимости. Решение было принято; другого пути у меня все равно не оставалось.

Глава 2

Она ответила. Простой, почти безразличный клик в бескрайней цифровой пустыне, и триста лет ожидания, три столетия терпеливого, мучительного наблюдения наконец подошли к своей кульминации. Я ждал этого момента, этого слабого сигнала, который мог либо возродить нас, либо окончательно похоронить. Все это время я наблюдал за ее родом, смотрел, как сменяются поколения: ее прабабки, бабки, мать - все они были обычными, земными, в их жилах текла лишь слабая, разбавленная тень той силы, что я искал. Ни одна искра магии не вспыхнула в них, ни одна не сумела разжечь пламя. Пока не появилась она. Алиса.

Я стоял в самом сердце Блэквуда, в Круге Забвения, где в саркофагах из застывшего света вечным, безмятежным сном покоились последние из моего народа. Их физические формы были сохранены, нетленны, но души, их сияющие сущности, давно ушли, рассеялись в эфире, оставив после себя лишь бледные тени. Все, кроме немногих, подобных мне, застрявших в промежуточном состоянии, в Тени, не живыми и не мертвыми, но существующими.

- Она едет, - прошептал я, и мой голос, лишенный привычных для уха колебаний воздуха, лишь слабым эхом отозвался в камнях, обращаясь к безмолвным спящим фигурам. - Может быть, на этот раз… может быть, на этот раз все получится.

Тени в дальнем углу зала, всегда подвижные и тревожные, зашевелились с новой силой. Элриан, один из тех немногих, кому, как и мне, удалось сохранить клочки рассудка за эти долгие века, принял более четкие, но все еще смутные очертания.

- Ты уверен в своем выборе, Ариман? Она… кажется такой хрупкой. Слишком хрупкой, обычной...

- В ее жилах течет кровь Лианы, - ответил я, и это имя, как всегда, обожгло меня изнутри холодным пеплом памяти. - Этого должно хватить. Искра там есть, я чувствую ее.

- Чтобы сделать с ней то же, что случилось с Лианой? - голос Элриана прозвучал горько и устало, ведь он был свидетелем той давней катастрофы. - Чтобы повторить ту жертву?

Я не нашел, что ответить. Правда была тяжелым камнем на моей призрачной груди. Я повернулся и вышел из зала, моя собственная теневая форма, не имеющая постоянных очертаний, скользила за мной по древнему, отполированному временем камню пола. Я существовал в этом подвешенном состоянии так долго, что полностью забыл, каково это - обладать настоящей, плотской оболочкой, чувствовать тепло солнечного луча на коже, холод ночного ветра, острую боль потери или прикосновения. Я питался скудной энергией самого Блэквуда, его древней памятью, силой, что таилась в его камнях, и иногда - случайными, яркими воспоминаниями, застрявшими в этих стенах, как песчинки в раковине. Этого едва хватало, чтобы поддерживать мое существование, но не чтобы жить.

Я прошел в библиотеку, бесконечные стеллажи которой уходили ввысь, в темноту, теряясь из виду. Там, среди фолиантов, написанных на давно забытых языках, миссис Гловер, неспешно и методично, расставляла по полкам книги. Она ухаживала за Блэквудом дольше, чем кто-либо другой. Была ли она человеком? Нет, не была. Но она была верна ему, пока я ждал.

- Она едет, - сказал я, и мои слова растворились в густом, пыльном воздухе.

- Я знаю, - она не обернулась, продолжая свою работу. - Дом уже чувствует ее приближение. Стены… они ждут. Тихо, едва слышно, поют. Я это слышу. Они не делали этого со времен Лианы.

- Надеюсь, она станет для нас решением, а не очередной прекрасной и обреченной жертвой в этой бесконечной череде, - признался я, и в моем голосе прозвучала непривычная уязвимость.

- Надежда - опасная и коварная штука, Ариман, - она на мгновение остановилась и посмотрела куда-то вглубь полок. - Особенно для таких, как мы, чьи жизни измеряются веками, а не годами. Она обжигает больнее, чем отчаяние.

Я вышел в длинный, мрачный коридор и остановился у высокого арочного окна, глядя на вечный, непроницаемый туман, что, как страж, окутывал поместье, скрывая его от посторонних глаз. Завтра все изменится. Пути назад уже не будет. И в глубине того, что когда-то было моей душой, теплилась та самая опасная надежда.

Глава 3

Последующие часы слились в одно сплошное, сюрреалистичное пятно, лишенное четких границ и смысла: поездка до аэропорта в потоках утреннего дождя, гигантская стальная птица, ревущая в небесах, аэропорт, оглушающий какофонией тысяч голосов и объявлений, и, наконец, машина с затемненными, как ночь, стеклами, в которой я оказалась, словно ценная и опасная контрабанда. Я сидела на заднем сиденье, прижавшись лбом к холодному стеклу, и наблюдала, как за окном мелькают, сменяя друг друга, бесконечные леса и деревни, охваченные пламенем осенней листвы. Шофер, молчаливый и недвижимый, как изваяние, не произнес за всю дорогу ни единого слова; даже навигатор в его телефоне, казалось, сбился с толку, его карта периодически зависала, показывая нашу машину то в одной точке пространства, то в другой, будто мы двигались не по дороге, а сквозь складки реальности.

Наконец, мы свернули на узкую, почти незаметную грунтовую дорогу, которая вилась между древними, поросшими мхом кленами и уперлась в массивные, черные, как вороново крыло, чугунные ворота. Они были украшены замысловатым, но стершимся от времени узором, и распахнулись бесшумно, без скрипа, пропуская нас внутрь. И тогда передо мной возник он - Блэквуд.

Это было не просто поместье, не архитектурное творение человеческих рук; это было нечто иное, дышащее своей собственной, отдельной жизнью. Серые, поросшие плющом стены вздымались к небу, увенчанные остроконечными башнями, чьи шпили словно пронзали низкие свинцовые тучи. Все здесь выглядело не просто древним, а принадлежащим иному времени, иному измерению. Воздух, которым я сделала первый глоток, был холодным, густым и влажным, он пах остывшей землей, прелыми листьями и чем-то еще, сладковатым и неуловимым, словно аромат экзотических специй из забытой страны.

Массивная дубовая дверь с черной железной фурнитурой отворилась до того, как моя дрожащая рука успела подняться, чтобы постучать. В проеме, залитом мягким светом изнутри, стоял он. Ариман.

Мое воображение, подпитанное годами чтения фантастических романов, уже нарисовало монстра, уродца, нечто пугающее и отталкивающее. Но реальность оказалась иной, куда более тревожной в своем совершенстве. Передо мной был… самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Слишком красивый, чтобы быть настоящим, словно изваяние, ожившее по воле неведомого бога. Высокий, с безупречными, резкими чертами лица, одетый в темную одежду, напоминающую старомодный, но безупречно сидящий костюм. Его кожа была бледной, почти фарфоровой, а глаза… его глаза были цвета старого, потускневшего золота, и в них не было ни капли человеческого тепла или узнавания; они были как у инопланетного хищника, оценивающего свою добычу. И в то же время он был нематериальным, будто сотканным из плотного воздуха.

- Алиса, - произнес он, и его голос, низкий, бархатный, обволакивающий, казалось, исходил не только из его губ, но и из самых стен, из самого воздуха. - Входи.

Он не улыбнулся, не кивнул, не предложил помочь с моей убогой сумкой. Он просто отступил на шаг, пропуская меня во внутреннее пространство, и его движение было столь плавным и бесшумным, что казалось неестественным.

Холл, в который я вошла, был огромным, подобным залу в древнем соборе; каменный пол был холодным даже сквозь подошвы моих ботинок, а готические своды потолка терялись в сумраке где-то на головокружительной высоте. Воздух здесь был совершенно неподвижным, холодным и пах стариной, пылью и тайной.

- Миссис Гловер покажет тебе твои комнаты, - голос Аримана снова раздался позади меня, заставив вздрогнуть. - Отдохни с дороги. Ужин будет подан в восемь.

Не дав мне возможности что-либо ответить, он развернулся и растворился в одном из многочисленных арочных проемов, его шаги не издавали ни малейшего звука, будто он был не более чем миражом. Я осталась стоять после зала одна, сжимая в потной ладони ручку своей дешевой сумки, чувствуя себя абсолютно потерянной, чужой и нелепой в этом величественном и безмолвном месте.

Вскоре по широкой лестнице, чьи ступени скрипели под ее весом, спустилась пожилая, прямая как жердь женщина в строгом темно-сером платье, с лицом, испещренным морщинами, и волосами, заправленными в пучок.

- Я миссис Гловер, экономка этого дома. Прошу, следуйте за мной, - ее голос был сухим и безличным, как скрип пергамента.

Моя комната оказалась огромной, с высоченным потолком, на котором поблескивала потускневшая лепнина, и с камином, в котором уже потрескивали дрова, отбрасывая на стены танцующие тени. И на стене, прямо напротив кровати с балдахином, висел портрет. На нем была изображена молодая женщина в старинном платье цвета морской волны, с высоко убранными волосами, и у нее… у нее были мои глаза. Тот же разрез, тот же оттенок карего, та же глубина.

- Кто это? - выдохнула я, не в силах отвести взгляд от этого тревожного сходства.

- Леди Лианна, - ответила миссис Гловер, и в ее голосе на мгновение мелькнула тень чего-то, что можно было принять за печаль. - Первая невеста Аримана.

С этими словами она вышла, закрыв за собой тяжелую дверь, и оставила меня наедине с портретом, потрескивающим огнем и нарастающей, холодной волной паники, подступающей к самому горлу. Что я, в своем отчаянии, наделала? Я продала себя, свою свободу, свое будущее незнакомому, пугающе прекрасному существу в обмен на избавление от проблем. И теперь я оказалась в ловушке в этом странном, живущем своей жизнью доме, в окружении призраков прошлого, которое, казалось, протягивает ко мне свои холодные пальцы.

Глава 4

Я наблюдал за ней, используя тени как продолжение своего восприятия; они струились по углам ее комнаты, впитывая каждую эмоцию, каждое движение. Она сидела на краю огромной кровати, сжав руки в беспомощные кулаки, и ее лицо было живой картой внутренней бури: страх боролся в нем с гневом, растерянность смешивалась с любопытством, а в глубине глаз, тех самых, что так напоминали Лианины, плелась тонкая паутина отчаяния. Она была так невероятно… живая. Так хрупко-человечная. И в этой своей хрупкости, в этой эмоциональной буре, она была абсолютно не похожа на свою великую предшественницу.

Лиана никогда не позволяла себе сомневаться; она никогда не выказывала страха. Она была полна уверенности в своей силе, в своем праве изменять миры, и эта сама уверенность, эта гордыня, в конечном счете, и привела ее к гибели, к тому акту жертвенности, что на века запечатал врата и погрузил мой народ в летаргический сон.

Алиса же была иной. Ее сила, если она и существовала, дремала глубоко внутри, под слоями житейской неуверенности, социальных шишек и синяков. И в этой своей незащищенности, в этой уязвимости, таился неведомый мне потенциал, семя чего-то нового, чего-то, чего не было у Лианы.

- Ну что же, - прошептал я теням, и они заволновались в ответ, передавая мое беспокойство. - Она не то, чего мы ожидали. В ней нет ни капли ее величия.

- Возможно, именно в этом и заключается ее преимущество, - послышался голос Элриана, возникающий из самой гущи мрака. - Лиана смотрела на магию как на свое неотъемлемое право, как на инструмент для переустройства вселенной по своей воле. А эта… я чувствую, что она смотрела бы на нее как на чудо. А чудеса, Ариман, порой куда могущественнее простой силы.

На ужин она спустилась в той же простой, будничной одежде, в которой и приехала - потертые джинсы и простой серый свитер, и в этой своей обыденности она казалась еще более чужеродной в помпезной столовой с ее длинным дубовым столом, способным вместить два десятка гостей. Она села на единственный накрытый стул, перед единственной тарелкой, и устремила на меня свой прямой, испытующий взгляд.

- Вы не присоединитесь? Вы не едите? - спросила она, и в ее голосе слышалось не столько любопытство, сколько вызов.

- Я питаюсь иначе, - ответил я, оставаясь в тени арочного проема, наблюдая, как огонь в камине отражается в ее глазах.

- Тенями? - в ее тоне прозвучала едва уловимая, горьковатая насмешка, защитная реакция загнанного в угол зверька.

- Энергией этого места. Его памятью. Его камнями. Этого мне пока достаточно, - объяснил я, не видя смысла лгать.

Она медленно покачала головой, и ее черные волны скользнули по плечам.

- Я не понимаю. Ничего не понимаю. Почему я? Почему именно я? Почему вы заплатили за меня такие невообразимые деньги? Я самый обычный, среднестатистический экономист, не модель, не наследница знатного рода, не гений. Во мне нет ничего особенного.

- В тебе есть нечто гораздо большее, Алиса, - сказал я, и мои слова прозвучали тише, но, кажется, достигли цели. - Ты просто еще не научилась это видеть. Не научилась смотреть в нужную глубину.

Она фыркнула, но этот звук уже не был полон скепсиса; в нем слышалась усталость, и она отодвинула от себя почти нетронутую тарелку с изысканным блюдом.

- Моя тетя Ирина постоянно твердит, что я не от мира сего, что витаю в облаках. Мой начальник не мог запомнить мое имя, будто в нем не было ничего, что цепляло бы память. Мой бывший парень ушел к девушке, которая, по его словам, «светится изнутри». Если во мне и есть что-то особенное, так это мое феноменальное умение быть невидимой, серой, незаметной.

- Именно это, - сказал я, сделав шаг из тени, и ее глаза расширились, - именно эта твоя «невидимость» и является не недостатком, а самым ценным даром. Чтобы видеть сквозь миры, нужно сначала научиться быть незаметным для них. Чтобы слышать шепот камней, нужно уметь молчать.

Глава 5

Три дня. Семьдесят два часа, наполненных гнетущей тишиной, прерываемой лишь эхом моих собственных шагов по бесконечным коридорам, тремя днями странной, незнакомой на вкус еды, что появлялась будто сама собой, и постоянным, неослабевающим ощущением, что за мной наблюдают - не просто смотрят, а изучают, словно редкий, непонятный экспонат в музее. Я пыталась найти выход, просто уйти, вернуться к той жизни, от которой бежала, но Блэквуд оказался ловким и коварным лабиринтом; я уходила из одной двери и, пройдя по длинному коридору, оказывалась перед той же самой, с которой начинала, будто пространство здесь было закольцовано само на себя.

А сегодня утром я проснулась не от звука, а от света. Теплого, медового, янтарного свечения, что исходило от моей амбровой подвески и заполняло всю спальню, отгоняя привычные утренние тени. Когда я, затаив дыхание, прикоснулась к камню, он был почти горячим, и в мою голову, словно внезапный паводок, хлынули образы, яркие и хаотичные: я видела существ из света и воздуха, парящих в небесах, я видела величественные города, выстроенные из белого, сияющего камня, пронзающего лазурное небо, я видела два солнца - одно золотое и теплое, другое серебристо-холодное, - медленно скользящих навстречу друг другу.

Я сбежала вниз по лестнице, не думая о приличиях, и ворвалась в библиотеку, где застала Аримана стоящим у высокого окна и смотрящим в вечный, неподвижный туман за стеклом.

- Что это было? - выпалила я, все еще чувствуя на своей коже тепло камня и остаточные видения в сознании. - Что я видела? Эти города… эти два солнца…

- Элириум, - ответил он, не оборачиваясь, и это слово прозвучало как заклинание, как эхо из давно забытого сна. - Твой дом, Алиса. Вернее, дом твоих предков, колыбель твоего рода.

Он медленно повернулся ко мне, и в его золотых глазах, казалось, отражалось то самое двойное светило. - Ты - Строитель. Один из последних, возможно, самый последний. Твои предки обладали даром чувствовать ткань реальности, могли создавать мосты между мирами, находить пути там, где их, по всем законам, быть не должно. Лиана, женщина с портрета в твоей комнате, была одной из величайших среди них.

Строитель…

Я застыла, словно меня окатили ледяной водой. Воздух перестал поступать в лёгкие. Это была не шутка - его лицо оставалось абсолютно серьёзным, а в глазах горела та самая древняя печаль, которую я теперь узнавала.

- Я... - голос сорвался на шепот. - Что?

Руки сами собой поднялись, и я уставилась на них, будто видела впервые. Эти самые руки, которые только утром не могли ровно налить чай. Которые за всё жизнь не создали ничего, кроме скучных отчётов. Прикосновения к теням, странные сны, «невидимость» - всё это сгрудилось в голове в одну оглушительную какофонию.

- Но... я же никто, — выдавила я, и это прозвучало глупо, по-детски беспомощно. - Я обычный экономист, а никакой не строитель. Я не могу даже комнатные цветы выращивать!

Во рту пересохло. Весь мир вдруг перевернулся и встал с ног на голову. Вся моя жизнь, все неудачи, вся та серая, невидимая реальность, в которой я существовала, - всё это вдруг обрело новый, пугающий смысл.

- Моя «невидимость»... - прошептала я, глядя на него в ужасе и изумлении. - Это что, тоже... часть этого?

Ариман кивнул, и в его взгляде читалось понимание того хаоса, что творился у меня внутри.

Ты была не на своём месте, Алиса. Твой дар пытался спрятать тебя в мире, который не был твоим домом.

Я отступила на шаг, прислонившись к холодной каменной стене. Голова кружилась. Я вспомнила, как в детстве могла «прятаться» так, что меня никто не находил. Как иногда, в сильном стрессе, мир вокруг на секунду замирал. Я всегда списывала это на воображение, на усталость, на свою «странность».

А это... это было правдой. Настоящей, пугающей, невероятной правдой.

- Лианна... - я посмотрела на него, и кусок застрял в горле. - Она... мне родственница?

- Твоя прямая предшественница. Прапра... - он сделал паузу, - ...прабабушка. Её кровь течёт в тебе. Её сила. И её долг.

Слово «долг» прозвучало как приговор. Вся тяжесть этого открытия обрушилась на меня, пригвоздив к месту. Я была не просто неудачливой офисной работницей, загубившей свою жизнь. Я была... кем-то другим. Кем-то, у кого была история. Наследственность. Предназначение.

И от этого предназначения у меня перехватывало дыхание от нефильтрованной паники.

- И что же случилось? - спросила я, чувствуя, как подкашиваются ноги. - Почему я здесь, а не в этом… Элириуме?

- Лиана совершила ошибку, - его голос стал тише, и в нем впервые зазвучала неподдельная, нескрываемая боль. - Она вознамерилась спасти оба мира одновременно - свой и этот, - но сила, которую она призвала, была слишком велика, а цена - слишком высока. Она пожертвовала собой, чтобы запечатать образовавшуюся рану в реальности, и поплатилась за это. Теперь ты должна найти способ исправить ее ошибку. Завершить то, что начала она.

Я засмеялась; это был нервный, истеричный, громкий хохот, который вырвался из меня помимо воли. - Я? Исправить ошибку? Вы смотрите не на того человека! Я не могу даже вовремя оплатить ипотеку! Я не героиня какого-то древнего эпоса, я - неудачница!

- Мы все, хотим мы того или нет, являемся героями своих собственных эпосов, - произнес он с убийственной, леденящей душу серьезностью. - Даже если мы всеми силами пытаемся избежать этой роли, даже если мы прячемся от нее в серости и обыденности.

Глава 6

Она боится. Этот страх - живая субстанция, что витает вокруг неё плотным облаком, заставляя воздух в комнате сгущаться каждый раз, когда я вхожу. Но я, существующий на грани восприятия, научился видеть не только очевидное. За этой дрожащей завесой страха, в самых потаённых глубинах её души, пульсирует нечто иное - упрямое, несгибаемое ядро воли. Я наблюдал, как она, оставшись в полной уверенности, что её никто не видит, сжимала кулаки до побеления костяшек, бормоча себе под нос ободряющие слова, словно пытаясь заклинанием изгнать собственную неуверенность. Я видел, как она, прижавшись лбом к холодному стеклу окна, шептала вопросы в пустоту, а вчера… вчера она рассмеялась. Звонко и неожиданно, когда одна из самых шаловливых теней, обычно принимающая форму змеевидного завихрения, вдруг превратилась в нелепое, подпрыгивающее существо с длинными ушами, неуклюже гоняющееся за собственным хвостом. Этот звук, её смех, отозвался в камнях Блэквуда странным, забытым эхом, и что-то в моём собственном, призрачном естестве дрогнуло в ответ.

Сегодня утром я решил, что пора. Мы стояли с ней в Зале Подсолнуха - месте, где когда-то мои предки наблюдали за слиянием светил. Высокий стеклянный купол пропускал рассеянный, молочный свет, превращая всё вокруг в подобие старой фотографии. Я протянул руку, и из самой стены, с тихим скрежетом, выпал обычный булыжник, тёплый от многовекового контакта с энергией поместья.

- Почувствуй его, - сказал я, наблюдая, как её взгляд скользит по серой, шероховатой поверхности с откровенным скепсисом.

- Это камень, Ариман, - она развела руками, и в её жесте читалась лёгкая досада. - Самый обычный булыжник. Холодный, твёрдый и невероятно старый. Он и лежать должен, собственно, на земле, а не парить в воздухе.

- Всё в этом мире, и даже за его пределами, является сосудом, Алиса, - мои слова прозвучали тише, превратившись почти в шёпот, в котором зазвучали отголоски древних заклинаний. - Сосудом, наполненным энергией, памятью, историей. Этот камень помнит прикосновение рук каменотёса, что высекал из скалы блоки для этих стен. Он помнит вкус дождей, что омывали его веками, и тяжесть бесчисленных зим. Он хранит в себе эхо шагов тех, кто ходил по этим залам. Почувствуй это. Услышь шёпот времени, запертый в нём.

Она вздохнула, явно сомневаясь в моей адекватности, но послушно закрыла глаза. Я видел, как её лицо искажается гримасой концентрации, брови сдвигаются, губы сжимаются в тонкую упрямую ниточку. Сначала ничего. Воздух оставался неподвижным, тяжёлым. Камень так и лежал на полу. Но затем её дыхание выровнялось, стало глубже, и я всем своим существом уловил слабейшую вибрацию - не в воздухе, а в самой ткани реальности вокруг неё. И тогда… камень дёрнулся. Совсем чуть-чуть, всего на пару миллиметров, с глухим стуком перекатившись по каменной плитке.

- Получилось! - она распахнула глаза, и они сияли таким ослепительным, безудержным восторгом, таким чистым, детским изумлением, что что-то внутри меня, давно онемевшее и скованное вечным холодом, дрогнуло и на мгновение сжалось от непривычной теплоты. - Видишь? Я сдвинула его! Он послушался!

- Это лишь первая, самая робкая искра в океане твоего потенциала, - я попытался сохранить в голосе строгость наставника, но чувствовал, как уголки моих губ, давно забывших это движение, непроизвольно подрагивают. - Начало пути, которое всегда кажется самым трудным. Но запомни: даже величайшее путешествие начинается с одного-единственного шага.

Мы занимались ещё несколько часов, и её ненасытная жажда знаний поражала. Она засыпала меня вопросами, пробовала снова и снова, уже с другими камнями, с пылинками в солнечном луче, с каплями воды на лепестке загадочным образом проросшего здесь цветка. Её магия была дикой, необученной, инстинктивной. Она не следовала канонам, не читала формул. Она… договаривалась с энергией, просила её о помощи, и вселенная, казалось, откликалась на её искреннюю мольбу. В этой первозданной силе таилась как огромная мощь, так и пугающая хрупкость.

Позже, за ужином, который она на этот раз поглощала с волчьим аппетитом, её любопытство обратилось в иное русло.

- А что случилось с Лианой в тот последний день? - она отложила вилку, и её взгляд стал пристальным, изучающим. - Почему она не смогла удержать переход? Что за сила в итоге поглотила её?

Вопрос, которого я ждал и которого одновременно опасался. Груз веков снова навалился на мои плечи, холодной тяжестью лёг на то, что когда-то было грудной клеткой.

- Она попыталась стать не просто архитектором, а живой опорой для моста между мирами, - голос мой звучал глухо, будто доносясь из-под толщи воды. - Чтобы залатать разверзшуюся бездну, ей пришлось принести в жертву не просто силу, а саму свою сущность, вплести её в саму ткань реальности. Ценой стала её жизнь, её душа, что рассыпалась на атомы и стала тем цементом, что до сих пор удерживает врата закрытыми. Она стала Печатью.

Алиса замолчала. Но не потому, что не знала, что сказать. Она смотрела на меня с таким пронзительным, взрослым пониманием, что мне захотелось отвести взгляд.

- Вы любили её, - прошептала она.

И это не был вопрос. Это была констатация факта, произнесённая с такой тихой и безжалостной уверенностью, что у меня не осталось сил и желания строить новые стены. Я отвернулся, уставившись на языки пламени в камине, в которых вот уже триста лет пытался разглядеть ответы.

- Это было в другой жизни, - выдохнул я. - Кажется, будто в чужой.

Но когда я снова посмел взглянуть на неё, я не увидел в её глазах ни жалости, ни страха. Я увидел сострадание. Глубокое, всеобъемлющее. Эта хрупкая человеческая девушка, ещё вчера прыгавшая от страха при виде собственной тени, смотрела на меня теперь не как на чудовище или потустороннюю сущность. Она смотрела на меня как на живого человека - настолько, насколько это было для меня возможно, - несущего на своих плечах неподъёмный груз вековой вины и потерь.

Глава 7

Тишина после ухода Алисы висела в зале не просто отсутствием звука, но плотной, почти осязаемой субстанцией, в которой слова Элриана звенели, как колокол, разбивая трехсотлетнее оцепенение. «Не призрак прошлого, а его исцеление». Я стоял, вцепившись пальцами в холодный каменный выступ подоконника, пытаясь обрести опору в этом мире, внезапно потерявшем свою незыблемую ось. Тень, что была моей рукой, дрожала, и я не мог ее унять. Исцеление? Нет, это было слишком дерзко, слишком опасно надеяться. Она была искрой в кромешной тьме, но от искры можно было как разжечь пламя, так и спалить все дотла.

Мысль о том, зачем мне нужна жена, жгла изнутри, как раскаленный уголь. Для Алисы, для миссис Гловер, даже для призрачного Элриана это могло выглядеть причудой одинокого, уставшего от вечного одиночества существа, попыткой обрести подобие связи, пародию на семейную жизнь. Но правда была куда страшнее и прозаичнее. Правда была в самой сути магии Элириума, в тех законах, что управляли реальностью до прихода Пожирателей.

Магия Строителей никогда не была просто силой. Она была диалогом, соглашением между мирами. И самые прочные мосты, самые стабильные врата требовали баланса, точки опоры. Мужское и женское начало, солнечное и лунное, сила и гибкость, фундаментальные дуальности мироздания. Лиана была величайшей Строительницей, но она действовала в одиночку, полагаясь лишь на свою несокрушимую волю, и этот перекос, эта нестабильность в конечном счете и разрушили всё. Её жертва была актом отчаяния, попыткой силой заткнуть дыру, которую невозможно было залатать в одиночку.

Мне же был нужен не просто сосуд с кровью Лианы. Мне был нужен партнер. Вторая половина магического уравнения. Тот, чья сила, пробужденная и направленная, смогла бы создать с моей - теневой, сохраняющей, мужской - энергией новый, стабильный Ключ. Не Печать, запечатывающую мир навеки, а именно Ключ, который мог бы открыть врата обратно, не разрывая ткань реальности. Брак в понимании моего народа был не просто социальным контрактом, а самым мощным и сакральным из обрядов, сплетающим две судьбы, две магические ауры в одну неразрывную вязь. Жена - не спутница, не возлюбленная, хотя и это могло стать частью уравнения. Жена - это со-строитель. Основание, на котором только и можно было возвести новый мост.

Но как объяснить это ей, девушке, выросшей в мире, где магия была сказкой, а брак - договором о совместном быте? Как требовать от нее согласия на столь чудовищную, нечеловеческую сделку, даже не дав ей понять ее истинных масштабов? Страх сжимал мое призрачное горло. Страх не только за судьбу миров, но и за нее. За ту искру жизни, что уже начала разгораться в ее глазах.

На следующее утро я нашел ее не в залах для тренировок, а в библиотеке. Она сидела на высоком стремянке, уткнувшись носом в огромный фолиант с потрескавшимся кожаным переплетом. На страницах мерцали не буквы, а подвижные узоры, напоминавшие то карту звездного неба, то схему энергетических потоков.

- Изучаешь теорию? - спросил я, подходя ближе.

Она вздрогнула и захлопнула книгу. Золотистая пыль закружилась в луче света, пробивавшемся сквозь витраж.

- Пытаюсь. Но тут ничего не понятно. Это же не язык, а… кавардак для глаз. Мне пока сложно воспринимать этот язык. Хотя я, на удивление, и могу это делать. - Она спустилась вниз, и ее движение было уже более уверенным, чем несколько дней назад. – Я просто хотела понять, как это… работало. До того, как все рухнуло.

- Это не то, что можно выучить по книгам, Алиса.

- Я знаю. Но мне нужно хоть какое-то основание. База - Она упрямо посмотрела на меня. - Вы сказали, что мне нужно «научиться». Так учите. Не только как поднимать камни. Расскажите, каким он был. Элириум. Какими были… вы. Настоящие.

Ее просьба была простой и одновременно невыполнимой. Как описать слепому от рождения все оттенки заката? Как передать словами вкус воздуха, которым ты не дышал триста лет? Я отвернулся, моя теневая форма заколебалась, пытаясь бессознательно обрести утраченные очертания.

- Мы… не были такими, как ты. Плотскими. Материальными в вашем понимании. Наша форма была более текучей, более светоносной. Мы могли менять ее по желанию, подстраиваясь под потоки энергии. Мы общались не только словами, но и вспышками света, переливами цвета, тактильными образами, передаваемыми через прикосновение. - Я замолчал, пытаясь найти хоть что-то, что она могла бы понять. - Представь себе, что твои самые сокровенные мысли и чувства не скрыты внутри, а видимы всем, как аура. И в этом не было стыда, это было… естественно.

- Звучит уязвимо, - тихо сказала она.

- И прекрасно, - поправил я. - Это означало полное доверие. Отсутствие лжи. Когда я дал клятву защищать Лиану, это был не просто обет. Это было слияние наших энергетических сигнатур. Я стал отражением ее воли, щитом для ее силы. После ее… ухода… мое естество не смогло сохранить форму. Оно рассеялось, застряв в этом подвешенном состоянии. Я - не призрак, Алиса. Я - как эхо. Эхо сломанной клятвы.

Она медленно подошла ко мне. Ее рука поднялась, и я замер, ожидая, что она отпрянет, ощутив ледяной холод моей сущности. Но ее пальцы лишь на мгновение задержались в сантиметре от того, что было моей рукой, не дотрагиваясь, но чувствуя энергию.

- Это и есть причина, почему тебе нужна жена? - спросила она, и ее голос был лишен страха, лишь огромная, всепоглощающая серьезность. - Потому что ты не можешь сделать это один? Как и она тогда?

Ее проницательность снова поразила меня. Она видела не следствие, а причину.

Немного визуала наших героев

Алиса

И Ариман