Лето в Артагалье, столице драконьей империи, пахло жареным мясом, хмелем и навозом. Идеальный коктейль для благородной девицы, решившей поискать дракона в таверне «Горгулья на углу».
Я, Альриана Горнфельд, дочь барона с северной окраины, где Проклятый лес лижет границы, а драконы бывают раз в столетие, буквально вчера устроилась сюда подавальщицей. Всё просто: аристократы любят выпить, драконы — тоже, а значит, есть шанс подслушать что-то полезное и завести нужные знакомства.
Чего я не учла — так это своего характера.
― Десять кружек Громового пойла за пятый столик. ― Хозяин таверны вручил мне тяжеленный поднос. ― Смотри, не перепутай.
Я кивнула, слизнула бисеринки пота с верхней губы, подхватила поднос и, тяжело топая, отправилась к пятому столику.
Точнее, столу. Просторному ― на шестерых.
Занимал его один-единственный мужчина: высоченный, широкий в плечах и настолько мрачный, что при его появлении прочие посетители «Горгульи» словно уменьшились в размерах и стали говорить приглушенно, почти шепотом.
Поднос с десятью кружками «Громового пойла» ― местного напитка, от которого у гномов отваливаются бороды ― жал бок, а сквозь дым от очага, в котором запекалась тушка ягненка, я едва различала дорогу.
― Ваше «Громовое пойло», ― процедила я, расставляя кружки на поверхность, почти целиком занятую картой, компасом и десятком уже пустых кружек.
― Тару убери, ― кивнул на них мужчина.
Я склонилась, переставляя пустые кружки на поднос. Мое непривычно откровенное декольте оказалось у мужчины прямо перед носом. Вероятно, он принял это за приглашение, потому что в следующий момент его широкая ладонь легла на мой пышный зад и крепко стиснула его.
― Р-руки! ― рявкнула я, но ладонь никуда не исчезла, а уже в следующий момент мой крепкий кулак без размаха впечатался в квадратную мужскую челюсть!
Мир на мгновение остановился. Замер, будто разучился дышать.
Мужчина медленно откинулся на спинку скамьи. Провел языком по разбитой губе, слизывая капельку крови.
― Ты…
Воздух затрещал. В волосах мужчины цвета вороненой стали заплясали голубые искры.
Я не успела моргнуть, как он вскочил и вылетел за дверь, будто его вышвырнул ураган. Через мгновение над таверной разразился гром.
― Дура! ― Хозяин таверны подбежал, схватил меня за руку, потащил за стойку и дальше, через кухню и кладовые к черному ходу. — Это же генерал Гроза! Одна из четырех Лап имперского трона! Его гнев рождает бури…
За дверью, ведущей на задний двор, хлестал ливень и одна за другой вспыхивали небесные зарницы.
― Если он вернется ― а он вернется! ― тебя сожгут на главной площади, ― прошептал хозяин, накидывая мне на плечи плащ с капюшоном. ― Беги!
...И я побежала. Так быстро, как только могла. Бег никогда не был моей сильной стороной: мешали и пышный бюст, отчаянно пытавшийся вырваться из тесного лифа, и не менее пышная задняя часть. Та самая, за которую ухватился — мне на беду — драконий генерал.
К счастью, бежать было недалеко. Уже через четыре дома я свернула в знакомую подворотню, взлетела по скрипучим ступенькам крыльца и ввалилась в темный, пропахший плесенью и щами коридор постоялого двора, где снимала комнатушку под самой крышей.
― Пожар? Потоп? Война? — Высунулась на шум поломойка, девчушка лет двенадцати с ведром в руках.
― Все вместе, ― тяжело дыша, прохрипела я. ― Но только у меня. Когда ближайший дилижанс на север?
― Утром, с рассветом, — ответила она, широко раскрыв глаза. — Ты что, натворила чего?
― Тогда... — Я посмотрела на двор, где бушевала гроза. — Мне нужно дожить до утра.
Оставаться здесь я не рискнула. Все в таверне прекрасно знали, где я остановилась. А значит, скоро об этом узнает и генерал. И винить работников «Горгульи» за болтливость я бы не стала: мало кто способен молчать, когда вопросы задает одна из четырех Лап имперского трона.
― И куда ты теперь? — В дверях появилась хозяйка, немолодая матрона с лицом, напоминающим печеное яблоко. В ее глазах читалась странная смесь жалости и облегчения — оставаться на пепелище после драконьего гнева ей явно не хотелось.
― Как Дева на душу положит… ― Я повела плечами, закинула на плечо котомку со своим нехитрым скарбом и шагнула под поредевший ливень.
Похоже, ярость генерала Грозы поутихла: зарницы уже не били одна за другой в шпиль императорского замка, гром утих, и только пенные лужи да сорванная с деревьев листва напоминали о недавнем шквале.
― Да благословит Она твои дни и да направит стопы… ― благочестиво сложив пальцы домиком и поцеловав их кончики, пожелала хозяйка.
Повторив ее жест, я вышла за ворота и побрела прочь от центра города в сторону ремесленных кварталов. Там меня искать вряд ли станут.
А я ― я многое умею: и лошадь перековать, и ножи наточить, и глиняный горшок на гончарном круге слепить. Дочери обедневшего барона никакой работы чураться не приходится.
***
До ремесленного квартала я добралась затемно. Все мастерские давно закрылись. Рабочий люд разошелся ― кто отдыхать, кто хлопотать по хозяйству, а кто и выпивать в дешевой харчевне, приютившейся на пересечении двух кривых улиц под вывеской «Дымящийся горшок».
Ноги сами понесли меня туда ― на огонек, суливший хоть немного тепла и пищи: у меня-то с самого утра маковой росинки во рту не было.
Просочившись незамеченной, я заняла маленький затененный столик в дальнем углу у стены. Обстановка в «Дымящемся горшке» была самая незамысловатая: грубые столы, шаткие табуреты с растрескавшимися сиденьями, стены, закопченные до черноты.
Заказав чашку бульона со сваренным вкрутую яйцом и вчерашними сухариками, в нагрузку я получила кружку напитка, которую местные называли «брогом». От «Громового пойла» он отличался разве что отсутствием искр на языке. Вкус был такой, будто в него выжали старую тряпку.
За соседним столом двое подмастерьев заспорили, чей дракон круче.
Герольд, кажется, впервые рассмотрел меня по-настоящему. Мои пухлые, но жесткие ладони, привыкшие скорее к рукояти меча, чем к пяльцам, сжимали запотевшую кружку так крепко, будто это был якорь в бушующем море столичной жизни. Пышный бюст, едва прикрытый потрепанным плащом с выцветшей баронной вышивкой, поднимался и опускался от волнения. Круглое лицо с ямочками, обрамленное растрепанными ореховыми прядями — ну прямо хрестоматийная картина «невинная девица в беде», если бы не наливающийся синяк под глазом и не разбитая губа, придававшая мне вид скорее забияки из таверны, чем благородной дамы.
На его лице отразилось сомнение. Словно он мысленно пересчитывал, сколько таких «невинных девиц» он уже отправлял на этот драконий отбор, и сколько из них вернулось обратно — если не целыми, то хотя бы узнаваемыми. Его пальцы нервно постукивали по столу, будто отбивая ритм похоронного марша для очередной глупой провинциалки.
— Тебе во Дворец Утренних Крыльев, — вздохнул он так глубоко, что его седые усы затрепетали. — В тот, что на площади Гаснущих Зарниц...
— Бывшие драконьи конюшни? — фыркнула я, заранее чувствуя, как в носу щекочет стойкий аромат навоза, пропитавший камни за столетия. — Ну и местечко для благородных дев выбрали! Особенно учитывая, кто там сейчас обитает...
О Дворце Утренних Крыльев и Площади Зарниц слышали даже в нашем захолустном баронстве. Там, под черными, как грех, знаменами, императорский дракон-палач — тот самый Карающий Коготь империи, прозванный в народе Безмолвным Пламенем за привычку жечь преступников без разговоров, — устраивал свои огненные расправы. В народе говорили, что его белое пламя не просто сжигает, но и стирает память о казненном — будто человека и не было вовсе.
Герольд нахмурился, но в морщинках вокруг его глаз заплясали предательские смешинки:
— Что, испугалась? Ты же драконов вроде как ищешь?
— Ищу, — огрызнулась я, — но предпочитаю тех, кто не рассматривает меня в качестве шашлыка на завтрак.
Он рассмеялся — густым, как сироп, смехом — и махнул рукой, сметая со стола крошки хлеба:
— Ладно, поехали. Только предупреждаю: моя повозка не для малохольных красоток. Последняя пассажирка умудрилась свалиться на первом же повороте и теперь растит капусту где-то под Ольховым Мысом.
— Не волнуйся, — я похлопала себя по мощному бедру, отчего в воздух поднялось маленькое облачко дорожной пыли. — У меня есть преимущество — низкий центр тяжести. И пятнадцать лет верховой езды на строптивых кобылах.
***
Повозка герольда оказалась тем, что вежливые люди назвали бы «развалюхой», а я про себя назвала «колымагой на последнем издыхании». Деревянные колеса криво держались на оси, будто вот-вот собирались разбежаться в разные стороны. Кляча, запряженная в нее, посмотрела на меня взглядом, в котором читалось: «И как я, бедная, эту гору мяса с места сдвину?»
— Садись на облучок, — сказал герольд, шлепнув лошадь по шее. — И держись покрепче. Мой конь обожает резкие повороты: остатки былой славы первого скакуна императорской почты.
Повозка тронулась с места куда резче, чем можно было ожидать. И я сразу же поняла, что «резкие повороты» — это еще мягко сказано. Мы неслись по улицам так, будто за нами гнался сам генерал Гроза, а наша кляча временами вдохновенно спотыкалась, посылая меня в рискованный полет над сиденьем.
— Ты уверен, что это конь, а не горный козел в сбруе? — поинтересовалась я, в очередной раз едва не вылетев на мостовую, когда наша упряжка решила обойти лужу по тротуару.
— О, это долгая история, — засмеялся герольд, ловко уворачиваясь от летящей в лицо ветки. — В молодости он был любимцем императрицы, пока не съел ее любимую шляпу с жемчугами размером с голубиное яйцо. С тех пор — в герольдской службе. Иногда мне кажется, он до сих пор ищет те жемчужины у себя в желудке.
Ночной город мелькал передо мной, как дешевые картинки в кукольном театре: тощие тени пьяниц, распевающих непристойные баллады; пара стражников, мирно похрапывающих под фонарем; крысы, деловито перетаскивающие чей-то ужин через улицу.
***
Где-то через час, когда мои внутренности окончательно перепутались между собой, а язык прилип к нёбу от жажды, Дворец Утренних Крыльев предстал перед нами во всей своей... своеобразной красе.
Огромное здание, которое когда-то было конюшнями для императорских скакунов, теперь превратилось в нечто среднее между казармой и храмом. Над входом зияла пасть каменного дракона с отбитым клыком — видимо, кто-то слишком буквально воспринял приветствие.
— Ну что, — герольд сделал широкий жест, чуть не сбив с меня капюшон. — Добро пожаловать в драконье логово. Или, как мы его называем, «место, где кончаются девичьи мечты».
Я спрыгнула с повозки, и сразу же провалилась по щиколотку в лужу. Поправив платье (безнадежное дело), я вдруг осознала, что забыла спросить самое важное:
— Слушай, а там умывальни есть? После этой поездки мне определенно нужно...
Герольд закатил глаза так выразительно, что, казалось, вот-вот увидит собственный мозг:
— Третья дверь слева. Только не путай с комнатой для медитаций. Последняя девица, которая перепутала, до сих пор медитирует где-то в горах. Хотя, — он задумался, — может, ей там просто больше нравится?
Он уже хлестнул клячу вожжами, собираясь уезжать, когда я снова окликнула его:
— Эй, а что насчет того дракона-палача? Он правда такой страшный?
Герольд ухмыльнулся, обнажив желтые зубы:
— Страшный? Да он просто большой неудачник. Последние пятьдесят лет мечтает уйти на пенсию, но император не отпускает: слишком уж эффектно у него получается жечь преступников.
С этими словами герольд окончательно исчез в ночи, оставив меня стоять перед воротами в мою новую жизнь: с синяком под глазом, дрожью в коленях — от страха или от тряски — кто их разберет, и абсолютной уверенностью, что все идет не так, как планировалось. Впрочем, разве не так начинаются все лучшие истории?