Десять минут. Всего десять проклятых минут, чтобы найти кулон и исчезнуть. Если опоздаю — моей сестре конец. «Любимый» дядюшка не бросает слов на ветер, и его обещание продать Амелию в рабство — не пустая угроза. Я видела, как он это делает. Нет, я не допущу. Даже если мне придется украсть у самого Дьявола.
Так что, Тереза, соберись и действуй.
Я стаскиваю кружевную перчатку. Кончики пальцев дрожат, когда я касаюсь родинки — этой проклятой метки, которая дороже золота. На самом деле это не родинка, а настоящая руна хранения, выжженная на коже так, что даже маги-дознаватели не заметят. Одна вещь. Всего одна. И если я ошибусь с выбором…
Руна хранения позволяет прятать в подпространство, проще говоря изнанку, одну вещь размером с кошелек.
Сейчас за гранью кожаный мешочек. Внутри малахит — редкий артефакт. Черно-зеленая поверхность сплошь испещрена рунами поиска.
Я достаю камень. Малахит холодный, как лезвие ножа. Черно-зеленые руны вспыхивают, едва я кладу его на ладонь. Они жаждут поиска, рвутся вон из камня, но я сжимаю кулак, заставляя их подчиниться. Не сейчас. Не так быстро.
Мысленно воспроизвожу как выглядит то, зачем пришла и начинаю поиски. Хожу по спальне гостиницы и подношу руку к каждому ящичку и шкатулке.
Малахит в моей ладони пульсирует, как живой, а руны на его поверхности вспыхивают кроваво-красным. Я чувствую магию — тени шевелятся в углах комнаты, будто принюхиваются. Если меня заметят, то все пропало.
Сердце ухает в пятки, когда камень начинает дрожать у платяного шкафа. Отворяю дверцу. Черный плащ с меховым подбоем, внутренний карман…
От напряжения шумит в ушах. Ладони так вспотели, что я чуть ли не роняю малахит, когда нащупываю цепочку.
Вот он! Золотой кулон в виде ромба. На каждой грани особая магическая печать, в уголках переливаются крошечные самоцветы. Что ж, половина дела сделана.
Кладу малахит и кулон в мешочек. Прячу за грань, закрываю шкаф, отхожу и одергиваю платье, от которого хочется поскорее избавиться.
На мне довольно откровенный наряд. Глубокое декольте выставляет грудь напоказ. Кружевные оборки превращают меня в зефирку. У юбки длинный разрез, оголяющий бедро с кружевной резинкой. Но другого выбора не оставалось.
В этой гостинице вся прислуга носит только такие наряды. А мне позарез нужно было как-то сойти за местную, чтобы проникнуть в спальню.
В общем, максимально неудобное платье для той миссии, на которую меня обрекли. Надеюсь, скоро сниму и вернусь в родные одежды.
Я делаю шаг в сторону окна. Снаружи створки зачарованы, чтобы никто не смог пробраться внутрь. А если наоборот? Если можно сбежать через окно?
— Ух ты! — Мужской голос за спиной звучит так, будто его владелец только что нашел новую игрушку. — Я никого не ждал… но ты — приятный сюрприз.
Я не успеваю вздохнуть. Не успеваю даже испугаться. Теплая ладонь прижимается к моему животу, притягивая меня назад, к обнаженной груди. Его разгоряченная кожа обжигает даже через платье. Свежий аромат бьет в нос. Лиарк подери, он только что из душа?
— Ты пахнешь страхом, — шепчет он, губы касаются мочки уха. — И… чем-то еще. Интересно.
Ох, да на нем нет ничего, кроме полотенца на бедрах.
Второй рукой мужчина дотрагивается до моей щеки и нежно поглаживает кожу. Сомнений нет. Татуировки на предплечьях говорят сами за себя. Меня обнимает хозяин спальни — герцог Мориан Винхарт, самый опасный маг всего королевства.
Его пальцы скользят по моей шее, и я ненавижу себя за то, что замерла. Сестра в опасности, а я позволяю ему играть со мной, как кошка с мышью. Но что я могу сделать? Без магии я — ничто. А он… он даже не подозревает, что у меня его кулон. Или подозревает?
Горячие губы едва касаются моего уха.
— Но я всегда рад такой обворожительной гостье, — шепот продирает до костей.
А я ему очень-преочень не рада. Герцог Мориан Винхарт по-настоящему опасен. Он один из прославленных генералов нового короля и сильнейший маг. О его способности управляться с тенями слагают легенды, а его навык — открывать изнанку реального мира вызывает восторг и ужас одновременно. Одним движением руки я могу оказаться там, где ад показался бы раем. И тогда все пропало.
Я должна выбраться отсюда живой и вместе с кулоном. И сделаю для этого все, что угодно. Ведь от успеха моей миссии зависит жизнь сестры.
— Скажи, ты сама осмелилась войти в мои покои или тебя прислали? — бархатистый голос проникает под кожу.
Мое нутро трепещет от того как он говорит. Это чистейшая мелодия наслаждения.
Я предпочитаю не врать, потому что понятия не имею может ли Винхарт распознать ложь. Герцог очень искусный маг. На службе нового короля он сделал великолепную карьеру, раскусив не один заговор.
— Прислали.
В каком-то смысле это правда.
Винхарт самодовольно хмыкает и вновь касается моих губ. Проводит линию к подбородку и медленно ведет пальцами по шее к груди.
От его умелых прикосновений у меня перехватывает дыхание. Я должна сопротивляться. Должна вырваться из его объятий. Бороться. Но не делаю этого. Нездоровое любопытство берет верх.
Винхарт целует в шею. Он делает это мучительно медленно. Дюйм за дюймом перебирается к плечу. Ладонь сжимает грудь. Его большой палец настойчиво проникает под тонкое кружево и ласкает, едва касаясь набухшего соска.
Вторая рука накрывает низ живота. Пальцы стискивают платье и начинают медленно отодвигать ткань в сторону.
Я горю. Мое нутро сжимается от напряжения и… удовольствия. Дыхание учащается. Мне не хватает воздуха, чтобы пережить эту порочную пытку.
Каждое прикосновение Винхарта оставляет на коже ожоги, но не от боли — от стыда. Потому что мое тело предательски отзывается, а разум кричит: «Ты же пришла украсть, а не отдаваться ему!»
Но его пальцы скользят под кружево, и я… я забываю. Забываю о кулоне, о сестре, о том, что он — враг. Остается только жар, пульсирующий внизу живота, и безумная, постыдная мысль: «Еще. Пожалуйста, еще».
Я откидываю голову, упираюсь в его плечо, и взгляд цепляется за кинжал в стене. Напоминание. Он мог бы убить меня одним движением. Но вместо этого играет. Как хищник с добычей, которая уже перестала вырываться.
Не дури, Тереза. Другого пути нет.
— Какая же ты мягкая.
Его ладонь на моей груди. Понятия не имею, когда Винхарт успел скользнуть под ткань платья. Мой набухший сосок зажат между указательным и средним пальцем. Он играет с ним, разгоняя под кожей жар. В груди становится невыносимо тесно, и больше всего я желаю, чтобы он освободил меня от одежды.
— И нежная.
Тело наливается тяжестью. Я дрожу и обмякаю в его объятиях, как тряпичная кукла. Это преступно. Уметь так вызывать желания.
— Ты создана для любви.
Я громко усмехаюсь. Любви? Как странно это звучит в моем положении.
Вторая рука герцога ныряет в разрез платья. Он касается внутренней части бедра, но надолго не задерживается. Его пальцы ложатся между ног. И только сейчас я осознаю, насколько влажная и горячая там.
— И мокрая.
Я дергаюсь. Слишком откровенное прикосновение для меня. Винхарт прижимает меня к себе и впивается бедрами. Через одежды я ощущаю его твердый член.
От неожиданности с моих губ срывается стон. И, к собственному стыду, только сейчас вспоминаю, что тоже могу двигаться.
Винхарт останавливается и разворачивает меня к себе.
На мне маска. Белая и кружевная. Она скрывает половину моего лица. На герцоге лишь полотенце, едва скрывающее его желание.
Мориан Винхарт прекрасен, как сам грех. Как высший демон похоти. Высокий лоб обрамляют короткие черные волосы. Точеные скулы, выступающий подбородок, пухлые губы, на которых играет усмешка. Шрам рассекает левую бровь. На теле тоже есть шрамы, которые только придают ему совершенства. И несколько татуировок, несущих в себе магические печати.
Винхарт идеально сложен. Широкие плечи, мощная грудь и по-мужски узкие бедра. В голову лезет, как эти самые бедра окажутся между моих ног, и я краснею.
Я знаю, чем занимаются мужчины и женщины, когда остаются вдвоем. Видела не раз на пляжах или в лесу. Но себя в такой роли представить не могла. Никто меня не интересовал. Но он… Кажется, он сделал невозможное. И он — человек, от которого за милю веет опасностью.
Наверно, Мориан Винхарт — единственный, кто вселяет мне такой страх. И именно он первый в моей жизни мужчина, который вызывает порочные фантазии.
Я любуюсь им сквозь прорези белой маски, совершенно не задумываясь, что он тоже рассматривает меня.
— Дай-ка мне, — Винхарт тянет руку, но я перехватываю ее. Он поддается мне. Я не сомневаюсь в этом. При желании герцог сделает то, что хочет.
— Я останусь в маске, — мой голос звучит хрипло, но твердо.
Рано или поздно герцог обнаружит пропажу, и без маски он меня не узнает. Буду в это верить.
Его пальцы скользят к завязкам, и сердце замирает. Если он сорвет ее — узнает ли при встрече? Вспомнит ли потом?
Но Винхарт лишь усмехается, проводит пальцем по шелку, будто проверяя прочность.
— Так даже интереснее, — его голос обжигает, как виски на морозе. — Ты будешь для меня загадкой до самого конца.
Я почти вздыхаю с облегчением, но… что значит «до самого конца»?
Герцог вновь прижимается ко мне. Под его напором я чуть ли не падаю. Он подхватывает меня под ягодицами, разворачивается, делает шаг и прижимает к стенке. Его ладони обхватывают талию.
Я прижата к стене его сильным телом. И мне совсем не нравится моя беззащитная поза.
Винхарт берет руку и начинает целовать подушечки пальцев. Большой, указательный, средний… Он едва ли касается родинки-фальшивки.
— Нет, — вырывается у меня от испуга.
— Не бойся, — он отпускает руку и начинает ласкать бедро. — Я люблю раскрывать подарки с удовольствием.
Знал бы, о чем я действительно беспокоюсь! Надо бы, конечно, как благоразумной девице, о чести задуматься, но в моем положении быть пойманной на воровстве гораздо страшнее.
— А я и не боюсь. Если только…
— Не надо, — голос моей совести звучит хрипло, но Винхарт уже слышит это колебание.
Герцог вновь смотрит на меня. Его глаза, темные как ночь перед грозой, пылают таким голодом, что у меня перехватывает дыхание. Он — воплощение греха, и сопротивляться ему все равно, что пытаться остановить прилив голыми руками.
— И что же тебя останавливает? — его губы растягиваются в улыбке, обнажая ямочки, которые в другом мире, в другой жизни могли бы казаться милыми.
Я замираю. Потому что правда — ничего. Я одинока. Я — дочь предателя, и связана по рукам и ногам с опекуном нерушимой клятвой. Никто не возьмет меня замуж, никто не полюбит. Мне и самой не дозволено любить.
Но герцог? И эта ночь? Это может стать самым незабываемым приключением. Самым сладким побегом из заточения. Моей вечной тайной.
Кто я такая, чтобы отказываться от этого? От него?
И после близости я смогу спокойно уйти.
— Общество... — начинаю я, но голос предательски дрожит. Под обществом я понимаю родных. Дядюшку, который будет оскорблять и унижать меня, если узнает до чего я дошла. Учителя? Кузина? Брат с сестрой? Что они скажут?
— Общество? — он смеется, и этот звук обжигает хуже пощечины. — То самое, что отняло у тебя все?
Я сглатываю набежавшую слюну. Он прав. У меня забрали все. Даже собственная жизнь не принадлежит мне, а отдана другой.
Винхарт точно читает мои мысли.
— В жизни не так много удовольствия. Еще меньше в ней хороших воспоминаний. Мы можем сотворить одно из них в нашей памяти прямо сейчас. Или же все испортить, позволив обществу встать между нами.
— Обществу? — хмыкаю, чувствую, как подступает злость и боль. Дядя осуждал моего отца. Ради остальных я жила не своей жизни долгие годы.
— Что важнее? Посторонние или твоя жизнь? — вопрос, который часто обсуждают в наше время. Следовать Порядку означает действовать во имя других. Хаос — действовать ради себя. — Хаос или Порядок, ягодка. Выбирай.
Я так и живу, следуя Порядку. И пришла сюда не по своей воле. Но Винхарт? Ночь с ним? Он само искушение.
— Ты — хаос.
Винхарт чуть склоняет голову набок.
— Иногда полезно впускать Хаос в свое сердце, чтобы служить Порядку, — он лукаво улыбается. — Ты сделала выбор? Можем остановиться, и ты расскажешь за чем пришла.
Я задыхаюсь. Это не выбор. Это капитуляция.
Три... Его губы касаются моей шеи.
Два... Рука скользит под юбку.
Один...
Я сама тянусь к нему — не в порыве страсти, а в акте отчаяния. Это не поцелуй, это прыжок в пропасть.
Чистейшее безумие, на которое я толкнула себя сама. Еще никогда я не чувствовала себя настолько пьяной, потерянной, но в тоже время уверенной в том, что поступаю правильно. Или это все Винхарт? Может, это он так на меня влияет своими поцелуями, ласками и волшебным ароматом сандала и острых специй?
Не разрывая поцелуя, Винхарт несет меня к кровати и бережно кладет на постель. Он склоняется надо мной, упираясь одной рукой в кровать рядом с моей талией. Завороженно смотрит в лицо, гладит большим пальцем мои истерзанные поцелуями губы. Он изучает меня — не как любовник, а как коллекционер, нашедший редкий артефакт.
— Ты прекрасна, — говорит он, и в его голосе странная смесь восхищения и триумфа.
Я хочу ответить, но его палец на моих губах не дает сказать слово.
— Молчи. Просто чувствуй.
Я хмыкаю, но не спорю. Потому что невозможно возражать, когда на тебя так смотрят. С таким восхищением. Он словно превозносит меня. Или же это я так себя ощущаю рядом с ним. Не знаю. Да и какая разница?
Мне нравится его взгляд, его тепло и подаренная улыбка. Остальное ничего не значит.
Винхарт ложится на меня сверху, целует и раздевает. Под его умелыми руками петельки послушно выпускают пуговички-бусинки. Одна за другой. Неспешно и дразняще.
Герцог хочет вновь поцеловать, но я отворачиваюсь, подставляя шею. Хочу ощутить его горячие губы там. Смешок и долгий нежный поцелуй. И как ему удается считывать мои желания?
Его рука гладит мою грудь, изучает, ласкает сосок. Винхарт то сжимает чувствительную кожу, то отпускает, даря нежность. Он изучает мое тело. Он делает это так проникновенно, словно любит?
Нет, он не может любить меня. Мы встретились первый и последний раз. Скорее, Винхарт просто нравится мучить меня. Слышать, как я стону. Видеть, как извиваюсь под ним. Он словно искусный музыкант, а я — его инструмент. Он трогает струны, и получает мелодию моего тела.
На мне остается только маска. Я лежу голая, возбужденная и открытая перед ним. Я ничем не защищена.
Винхарт приподнимается и убирает полотенце. Понятие не имею, какой магией то держалось на его бедрах и не упало за все время нашей возни.
Впервые вижу член так близко и не могу отвести взгляда. Твердая налитая кровью головка касается низа живота. Мое бедра сжимаются, но ноги уже широко разведены. Я предвкушаю и страшусь одновременно. Говорят, в первый раз это больно. Поэтому подарить эту боль лучше всего тому, кого любишь. Но мой случай исключительный и по-своему волшебный.
Я не сплю. Лежу в объятиях Винхарта, прислушиваясь к его дыханию. Жду, когда он крепко заснет, чтобы выскользнуть из кровати и убраться прочь.
Но при этом мне хорошо. Настолько, что никуда не хочется уходить. Герцог дарит тепло, спокойствие и нежданное чувство защищенности. Хотя, возможно, это только мои иллюзии. Возможно, я слишком долго была одинока, да и он не знает не кто я на самом деле, не что совершила.
Я жмусь к сильному и прекрасному мужчине, с которым провела, наверно, лучшую ночь в жизни. Мне нравится нежиться в его объятиях, впитывать его тепло и фантазировать.
Глупые наивные мечты так и лезут в мою голову. Понимаю, что им не суждено сбыться. Но момент так прекрасен, что я позволяю себе окунуться в них. Оказаться в мире, где все иначе. Никакого государственного переворота не произошло, мои родители живы, и я не исполняю приказы дяди. Где я и герцог возможно женаты и это наша брачная ночь.
У меня рождается дурацкая, совершенно нелепая затея. Может остаться и все рассказать Винхарту? Поймет ли он? Поможет?
Я шевелю головой на мужском плече и смотрю на идеальный профиль. Пушистые ресницы еле подрагивают, точеные линии скулы и подбородка, ровный нос. Винхарт прекрасен, и в этот момент он принадлежит только мне.
Рука тянется коснуться его щеки, но я не делаю этого. Боюсь разбудить. Я не должна забывать зачем здесь. Какими бы красочными и волшебными не были иллюзии, как бы не дурманили разум, нельзя забываться.
Винхарт видит меня впервые в жизни и ни за что не станет мне помогать. У него нет для этого ни одной причины. И эта ночь ничего не значит.
Медленно, чтобы не потревожить герцога, я сползаю с кровати. Встаю на ноги и какое-то время смотрю на него. Винхарт не шевелится, а его грудь продолжает размеренно вздыматься.
Я поднимаю с пола одежду. Натягиваю платье, перчатки, чулки и надеваю туфельки. Кинжал достаю из стены при помощи нарисованной золой руны. Своих сил мне бы не хватило — металл слишком глубоко вошел в камень. А оставлять оружие нельзя — улика.
Бежать через окно теперь не имеет смысла. Выйти можно и обычным способом. Напоследок, я бросаю взгляд на спящего мужчину. Знаю, выйду и все волшебство этой ночи растворится во мраке. Останется только воспоминание.
Спасибо.
Мысленно благодарю за всю подаренную нежность. Винхарт был очень обходителен со мной. Этого я не забуду никогда.
Выхожу в коридор, закрываю дверь и бреду к выходу. Гостиница спит, так что я без проблем добираюсь в глубь сада. Прячась среди густых кустов, рисую на земле печать для перемещения домой. Одноразовый портал сразу же активируется.
Я оказываюсь на границе владений моего дяди. Нет, это не ошибка. Можно было переместиться сразу же в Берген-холл, но мне любопытно взглянуть на артефакт, ради которого мне пришлось пойти на риск.
О кулоне дядя ничего не рассказывал. Ни о свойствах, ни о нанесенных рунах. Я знала лишь как выглядит артефакт. И, собственно, мне интересно.
Внешне кулон — обычная дорогая безделушка. У моей кузины Авроры таких полно. Я внимательно осматриваю магические печати, но не вижу в них никакой связи. Более того, в них есть ошибки. Ощущение, будто их переписывал какой-то неумеха.
Сердце уходит в пятки. Может я ошиблась?
Но ведь малахит указал на этот кулон. Другого в спальне не было.
Я продолжаю крутить кулон в руках и тот с щелчком открывается. Внутри лежит прядь коротких золотистых волос. Они переливаются в лунном свете цветами радуги.
— Вот значит ради чего.
Кому бы они не принадлежали, в этих волосах кроется какая-то сила. И проверять какая именно будет перебором с моей стороны.
Аккуратно, стараясь ни в коем случае не уронить содержимое, закрываю кулон. Прячу артефакт обратно в подпространство и иду к Берген-холлу.
Прогулка длиться около получаса. Все это время я держу надежду, что меня никто не встретит. Ужасно не хочется портить ночь разговором с дядей. Но, увы, он ждет меня в своем кабинете. Об этом мне сообщает свет и мужская фигура в окне.
Видимо, мой «любимый» родственничек ощутил колебание магии на границах владений.
Мой дядя, Адольф Берген, до жути боится за свою жизнь. Поэтому связал себя с родной землей заклинанием хозяина. Он ощущал любое магическое воздействие на своей территории. Собственно, только он выдавать одноразовую печать для перемещения через портал.
Я понятия не имею, как ему удается не отвлекаться на каждое проявление энергии. Прислуга частенько прибегает к бытовым заклинаниям, а его личная стража регулярно упражняется в боевой магии. Наверно, взрастил привычку за столько лет.
Кабинет располагается на втором этаже. Просторный, выполненный в темно-вишневых тонах, с дорогой мебелью и большим портретом усопшей жены дяди над камином.
Я терпеть не могу это место. С кабинетом дяди связано слишком много плохих воспоминаний. Правда, я уже не маленькая девочка, так что, как прежде, не страшусь входить. Просто ненавижу.
Адольф Берген встречает меня за столом. Он одет по-домашнему. Рубашка с воротом, поверх излюбленный домашний халат в полоску, штаны и мягкие туфли. Рядом с ним на столе лежит хлыст для верховой езды. Естественно, ни на какую прогулку на лошади он не собирается.
Родные покои встречают уютной тишиной, полумраком и сопящей Энн. Я невольно улыбаюсь при виде спящей в кресле у камина горничной. Она всегда меня ждет. Будь то тяжелая тренировка, светские занятия для леди или очередное задание моего дяди — Энн будет ждать моего возвращения в комнаты.
Я помню Энн столько же, сколько себя. Она была моей первой и единственной няней. Когда же мне исполнилось семь и пришла пора гувернанток, стала личной горничной.
Я люблю Энн. Ее ласковые руки, добрую улыбку и аромат выпечки. От нее всегда пахнет свежими булочками. Сдоба — самая большая слабость моей няни.
После смерти родителей я была очень удивлена тому, что дядя позволил оставить Энн. Поначалу его решение вызывало радость, но потом я быстро поняла для чего он это сделал. Энн невольно стала еще одним рычагом давления на меня. Она в этом не виновата. Мы все стали безвольными игрушками в его руках.
Но когда-нибудь это обязательно закончится.
Осторожно, чтобы не напугать, я тормошу Энн. Мне совсем не хочется, чтобы утром у нее болела спина. А она обязательно заболит, если няня проспит в кресле всю ночь.
— Энни, проснись.
В ответ доносится только неразборчивое бормотание.
— Энни, я вернулась. Все хорошо. Иди к себе и спи.
— О, леди Тереза. Я так рада вас видеть.
Она улыбается своей самой искренней улыбкой, и у меня от прилива нежности щиплет в уголках глазах.
— Я тоже рада тебя видеть, Энни. И мне будет грустно, если ты продолжишь спать в кресле.
Няня фыркает.
— Да бросьте, леди Тереза. Я еще крепкая, — она с трудом поднимается.
— И все еще упрямая.
Энн качает головой.
— Кто-то же должен заботиться о юной леди Лонгрей. Вот я и забочусь.
— Ты сможешь заботиться обо мне подольше, если будешь хорошо спать.
— И это я еще упрямая.
Няня качает головой, но сдается. Именно в такой ворчливо-шутливой форме чаще всего проходят наши беседы.
— Я тебе ванну набрала, и ужин оставила на столе в гостиной, — заботливо говорит Энн, пока я провожаю ее к двери. Няня спит в смежной с моей спальней комнате для прислуги.
— Спасибо.
— Я руны поставила, так что все горячее.
— Хорошо.
При ходьбе Энн слегка шаркает, так что я на всякий случай провожаю ее до кровати и укладываю в постель. Мне доставляет удовольствие заботиться о той, кто когда-то делал тоже самое для меня.
— Спокойной ночи, — поправляю одеяло для няни.
— И ты давай ложись поскорее.
Я киваю и выхожу из комнаты.
Кружевную маску бросаю в своей спальне на кровать. Это единственная вещь, которая сохранится после моей вылазки в гостиницу. Остальную одежду завтра сожгут в специальной печи.
Вообще тяжело поверить, что все удалось. До этого я никогда не воровала, и успех кажется мне сказочным.
Планированием кражи занимался мой дядя. Мне досталась лишь четкая инструкция с пошаговым действием. Дату, время, место выбрал он, одежду и артефакт поиска мне предоставили.
Для меня оставалось загадкой почему дядя выбрал для этой важной миссии именно меня.
Может, таким образом глумился над моим зависимым положением? Расширял границы дозволенного? Пробовал на что еще я готова пойти ради родных?
А может знал, что я не могу провалиться. Раз на кону жизнь моей младшей сестры, значит никакого права на ошибку. А допустить ошибку в столь важной миссии не мог и он.
В любом случае, я ненавидела Адольфа Бергена и желала, как можно скорее избавиться от его влияния. Вот только как, я пока не знаю. Он спрятал от меня моих младших сестру и брата. Их жизнь полностью зависела от моего поведения. Но я обязательно выясню где дядя их скрывает.
Маску я прячу в сундук с двойным дном и иду в ванную комнату. Забота Энн как всегда была на высоте.
Медная ванна наполнена до краев горячей водой. В воздухе витают ароматы ванили, персика и земляники. На поверхности плавают лепестки цветов. Мне было бы достаточно и обычной ванны, но Энн знала, что я ухожу на важную миссию и подготовилась встречать меня по высшему разряду.
Я сижу в ванной, пока не остывает вода. Смываю с себя последствия ночи, проведенной с Винхартом. Тру мочалкой кожу, а в памяти — его прикосновения. И сам он. Словно здесь, со мной.
После переодеваюсь в чистую сорочку, ем оставленный ужин и ложусь в кровать.
Постель теплая, но мне холодно. В ней нет мужчины, к которому бы я прижалась.
Я откидываюсь на спину и смотрю в деревянный полог.
— М-да, нескоро он покинет мои мысли, — шепчу и улыбаюсь. Я и не хочу, чтобы он покидал мои мысли.
Интересно, как он там? Уже обнаружил пропажу? Или все еще спит?
Я подтягиваю к себе большую подушку и обнимаю поперек, представляя, что это Винхарт. Зачем? Затем, что я наивная дурочка и больше не хочу спать одна. Его здесь нет и быть не может, но это не значит, что я не могу его представить.
Во сне причиной моего бегства стал наряд. Пока гувернантка выбирает для меня платьице для прогулки, я уже успеваю надеть мальчишеские штанишки, рубашку и ботинки. В холщовую сумку складываю яблоки с виноградом из фруктовой вазы, и любимую книжку. И пока мне не прочитали лекцию о том, как должна себя вести леди, убегаю.
У меня на прогулку свои планы. Меня ждет мое волшебное место — домик на дереве у озера в лесу.
В детстве мне безумно нравилось туда убегать. Сейчас уже и сама не знаю зачем я так поступала. Это был верх безрассудства! Только заставляла родителей нервничать. Но, конечно же, в детстве, мне казалось, что ничего страшного не случится.
Тот день запомнился мне навсегда.
Я пересекаю сад. Шмыгаю между кустами и лавочками, стараясь оставаться незамеченной и бегу к лесу. Дальше по вытоптанной тропе минут двадцать, и я на месте.
Вот только дойти до домика на дереве я не успеваю. Дорогу мне преграждают волки. Серые, большие и с безумными взглядами. Они окружают меня и скалятся. Из пасти течет слюна.
Мне дико страшно. Раньше в этих лесах никогда не было волков.
Я верчусь на месте, замечаю прореху и бегу. Несусь со всех ног по узкой тропинке. Колючки цепляют одежду, подошва скользит по листве. А сердце пойманной птицей бьется в груди. Вот-вот и вырвется наружу.
Позади слышно рычание, вой, топот. Волки бегут за мной.
В последний момент замечаю наклоненное дерево и взбегаю по стволу. Перелазаю на единственную ветку, которая довольно-таки тонкая. Сажусь и слышу хруст, и обхватываю руками ствол. Если ветка сломается, то я повисну. Но вряд ли смогу долго продержаться.
Помогите!
Кричу я, вжимаясь в дерево. Руки слабнут, ветка трещит. Чувствую на себе хищные взгляды волков и начинаю молиться Единому Богу. Я прошу спасти меня, а в ответ обещаю больше никогда не убегать из дома.
Помощь приходит быстро. Внизу появляется одинокая фигура в светло-изумрудных одеждах. Я вижу, как он взмахивает руками и всполохи темной магии прогоняют волков.
Ветка трещит и ломается подо мной. Я хватаюсь за ствол, но удержаться не получается. Падаю прямо в руки незнакомца.
Мне так страшно, что я не сразу понимаю, как не ударилась о землю. Медленно открываю глаза и вижу перед собой лицо незнакомца. Юноша — темный маг, и он поймал меня на руки и с силой прижимает к себе.
Высокий, тонкий, с идеальными чертами лица. Темные волосы обрамляют высокий лоб. Брови — черные дуги на белой коже, а глаза…
Глаза карие с золотистыми вкраплениями.
— Ваше высочество, ваше высочество, — к нам кто-то бежит.
— Ваше высочество, — как заговоренная произношу я.
До меня не сразу доходит, что меня на руках держит сам кронпринц. Так обращаться могли только к нему.
— Ваше высочество, ну нельзя же так убегать, а вдруг разбойники, — из леса выходит мужчина в дорогой одежде. Он не смотрит на меня. Только на принца.
— Девочка была в беде, — произносит кронпринц и аккуратно ставит меня на ноги. Я ниже его на голову.
Из леса выбегают еще мужчины, бросаются к кронпринцу, но он отмахивается.
— Со мной все в порядке, — он можно сказать ребенок, а командует, как мужчина. И взрослые слушаются его. — Откуда ты?
— Я…
Меня перебивают.
— Это деревенская какая-то.
— Нет. Она особенная, — отмахивается его высочество. — Разве вы не видите?
Кронпринц окидывает меня взглядом. Да, вид у меня совсем непрезентабельный. Напуганная, раскрасневшаяся, еще и в одежде для мальчиков. Тогда мне впервые стало стыдно за свой внешний вид, и за то, что я подвожу родителей.
— Я — дочь герцога Лонгрея. Меня зовут Тереза.
Мой спаситель улыбается мне.
И я улыбаюсь. И просыпаюсь с улыбкой. Долю секунды смотрю в полог и резко сажусь в кровати. В памяти возникают глаза кронпринца. Карие с золотистыми вкраплениями. Именно такие у герцога Винхарта. Но ведь это невозможно?
Пять лет назад произошло кровавое восстание. Герман Фирцштайн поднял знамена против короля. На его стороне выступило больше половины дворян всей Леории.
Мой отец, Артур Лонгрей, был генералом и возглавил королевскую армию в походе против предателя и проиграл. Его взяли в плен.
До меня доходили слухи, что в поражении отца немаловажную роль сыграло предательство. Мой дядя, Адольф Берген, не участвовал в военных действиях, но интуиция подсказывала, что не обошлось без его участия. Во всяком случае, от смены власти дядя остался только в выигрыше.
Еще до восстания Адольф Берген промотал все состояние. Благо его сестра, моя мама, к тому времени уже вышла замуж и приданное осталось не тронуто. А то бы он проиграл в карты и его.
Династия Тарнелл пала. Король Генрих, королева Анна и их единственный сын — кронпринц Эрик Тарнелл погибли. После их смерти отца объявили предателем и казнили. А мою мать заточили в тюрьму, где она и умерла.
Так что мальчик из моих снов-воспоминаний никак не мог оказаться герцогом Морианом Винхартом. Кронпринц умер, а Мориан Винхарт жив.
Но это сходство?
Я покачала головой.
Мало ли темных магов с карими глазами и золотистыми вкраплениями? Такое строение и вид магии не является отличительной чертой династии Тарнелл. Так что…
Это просто совпадение, Тереза. Просто случайность.
Доносится голос разума, но сердцу хочется верить в чудо. Не мог же мне приснится столь замечательный сон просто так и никак не быть связанным с Винхартом?
Близость, затем сон. И все за одну ночь.
Особенная.
Шепчет Мориан Винхарт в моей голове, и я невольно прикусываю нижнюю губу. Он делает это с той самой интонацией, будто превозносит меня. Одно слово, но сколько в нем восхищения.
Я издаю смешок.
— Тереза, мужчина воспользовался твоей неопытностью в любовных делах и вскружил тебе голову. Вот и все, нет никаких чудес, — смеюсь и выбираюсь из кровати.
Обычно мой день начинается с пробежки и тренировки. Но сегодня у меня выходной. Дядя позволил отдохнуть после ночного задания, и я собираюсь провести день с Авророй, моей доброй и дорогой кузиной.
Я привожу себя в порядок. Вместо мужского костюма надеваю легкое платье нежного бирюзового оттенка. Волосы собираю в элегантную прическу и закалываю шпильками, а не сплетаю в тугую косу. А еще мягкие туфельки с бантиками, а не сапоги.
Иногда же хочется вспомнить, что ты девочка, правда?
Покои Авроры располагаются рядом с моими. Они больше и помпезнее, но кузине я не завидую. Она, как и я, невольница чудовища по имени Адольф Берген.
Свою дочь мой дядя держит в строгости. Аврора — его надежда на успешное слияние капиталов и получение новой престижной должности при дворе. Он лелеет мечту выдать дочь за другого герцога или нового кронпринца — Фредерика Фирцштайна.
Ох, если Аврора выйдет замуж за кронпринца Фредерика, то дядя будет купаться в деньгах и почете до самой смерти.
Но мне Аврору жаль. Она самая добрая и кроткая девушка на свете и совсем не заслуживает тирана-отца.
Я стучусь к ней, слышу звонкий голос кузины и вхожу в комнаты.
Аврора сидит за трюмо в спальне и прихорашивается перед завтраком. Своей красотой кузина пошла в маму. Длинные светлые волосы цвета пшеницы, глаза насыщенного изумрудного оттенка и милое лицо. Она вся тонкая, изящная и очень женственная.
— Ри, ты не на тренировке? — улыбается мне кузина, вскакивая с места.
— Нет, у меня отдых.
— А твое задание? — волнуется она. — Дядя говорил, что ночью тебя не будет дома.
— Все прошло успешно.
— Ой, я так рада, — она идет ко мне и крепко обнимает.
Я обнимаю ее в ответ. Нас с Авророй связывает жуткая клятва, но я знаю, что ее чувства ко мне настоящие. Что каждый раз, когда дядя куда-нибудь меня отправляет, кузина искренне за меня переживает. А не потому, что я — ее Тень.
Свет и Тень — древний ритуал, к которому прибегали особы королевских кровей. Они делали своих верноподданных Тенями, чтобы в случае опасности те умерли за них.
Если Аврора должна будет умереть, то вместо нее умру я.
Этот ритуал навязал мне дядя, как только явился в мой дом и принес вести о гибели родителей. Другого выбора не было. Мне было тринадцать, я стала старшей, и у меня на попечении остались Эдвард и Амелия.
За пределами нашей семьи никто не знает о ритуале. Для всех дядя — святой человек, принявший в семью сироток. Правда, он нас разделил. Эдвард и Амелия не живут с нами в Берген-холле. Я вообще не знаю, где именно они живут. Мы встречаемся только по праздникам и на дни рождения. Мои брат и сестра еще один рычаг давления, чтобы я выполняла задания дяди.
Мне повезло, что Аврора выросла такой доброй и милой девушкой. Она ведет себя довольно благоразумно. Конечно же ни в какой лес кузина не убегает и вообще всячески старается избежать неприятностей.
Дядя продолжает злиться.
— Редакцию этой газетенки нужно вздернуть! — Он размашисто бьет кулаком по столу. Кувшин со сливками аж подпрыгивает на месте и едва не опрокидывается. Я успеваю поймать его в последний момент.
У меня зреют вопросы. Мне хочется подобрать газету и прочитать статью, но я знаю, что без дядиного разрешения это делать опасно. Только разозлю его. Но и задавать любопытные вопросы тоже опасно. Нарвусь на тираду.
Поэтому я выразительно смотрю на Аврору, которая сидит напротив меня с самым виноватым лицом. Точно это она написала статью и напечатала ее в утренней газете.
Тем не менее, мы обе знаем, что на вопросы от дочери Адольф Берген отвечает, не впадая в гневливую истерику.
— Папа, а что случилось? — Аврора вкладывает в вопрос всю нежность и наивность, на которую способна.
— Да так, — дядя кривится и вскидывает руки. — Опять пишут про этого принца новости.
Опять? Выходит, слухи о том, что кронпринц Эрик Тарнелл жив давно ходят по королевству. И раз дядя так злиться, вероятность, что этого не маленькая.
— Про Фредерика? — Аврора прикидывается глупенькой и по-дурацки моргает глазками.
— Да нет. Про Тарнелла, упокой Господь его душу, — Адольф берет чашку с кофе, но до рта не доносит. Он начинает возмущаться и активно жестикулировать свободной рукой. — Постоянно какие-то недоумки пишут, что он жив. Они даруют народу ложную надежду, что старая власть жива. Но династии Тарнелл больше не существует. Они все мертвы. Я сам видел мертвого Эрика.
Я внимательно слушаю его речь и смотрю на Аврору. Очень надеюсь, что она задаст правильный вопрос.
— Папа, ты никогда не рассказывал об этом, — кузина качает головой, пока дядя делает глоток. — Ты видел мертвого кронпринца?
Адольф Берген поднимает палец, призывая подождать. Он одним большим глоток осушает чашку, со звоном ставит на блюдце и громко заявляет.
— Да он умер на моих глазах. Его убил Мориан Винхарт! За что же еще виконт смог бы получить титул герцога, а?
Я кашляю. Не вовремя давлюсь слюной. Имя ночного любовника звучит слишком неожиданно.
— Попей воды, Ри, — Аврора обеспокоенно смотрит на меня.
Дядя скалится, глядя на меня.
— Да, он самый, Ри. Он убил кронпринца. Твоего дружка из детства. Безжалостно вонзил меч ему в сердце, — он смакует подробности убийства.
— Дружка? — Аврора продолжает играть и, собственно, правильно делает. Когда дядя расходится, он начинает болтать. А расходится он, когда унижает меня.
— Да, Аврора, твоя кузина провела одно лето в компании Эрика Тарнелла. Жаль, их дружба не продлилась долго, — с ехидством отмечает он.
Аврора вопросительно смотрит на меня, и я поясняю.
— Кронпринц Эрик гостил у нас, в Лонгрей-холле, когда мне было восемь. К концу того года он захворал, и его отправили на лечение в Малахию. Больше мы с ним с того лета не виделись, — поясняю я.
— Трагично, — выдавливает из себя кузина, и я замечаю растерянность. Она не знает, что сказать дальше.
Но дядя подхватывает волну.
— Пф, трагично. Ты о чем? Ясно же, что Тарнелл был слаб здоровьем. И когда Винхарт его убил, то проявил милосердие, — он веселится. — А может это Гидеон постарался и «подправил» здоровье наследнику престола. Бог его знает!
Гидеон… Гидеон Краумиц — еще один новоявленный герцог новой власти, советник по внутренней политике, убийца и близкий знакомый моего дяди. В принципе, чтобы описать какого толка этот человек, достаточно упомянуть его дружбу с моим дядей.
— Теперь у власти крепкие ребята. Герман Фирцштайн, ух, — дядя сотрясает кулаком воздух. — А его сын, Фредерик, — он качает головой и с какой-то двусмысленной улыбкой смотрит на дочь. — Выдать бы тебя за него замуж, Аврора. Ох, он бы тебя сделал счастливой. Лучшей партии для тебя, моя жемчужина, не сыскать.
Мы с Авророй переглядываемся. Меня воротит. На языке вертится фраза: «Может вам, любимый дядюшка, вместо Авроры за него замуж выйти, раз он вам так нравится?» Но я молчу. Мой выпад будет дорого стоить. Вряд ли дядя позволит уехать нам в город, а вылазка необходима нам обеим.
Несмотря на неприязнь, Аврора улыбается и опускает глаза. Я же тянусь к блинчикам. Выступления дядя лучше хорошенько заедать вкусненьким.
Еще какое-то время дядя воздает хвалу новой династии. Мечтательно представляет себя первым советником короля после того, как выдаст дочь замуж за кронпринца Фредерика и потешается, что замуж мне не выйти никогда. К последнему я давно привыкла, и его фразы меня не трогают. Мне даже становится скучно.
Казалось, что его речам не будет конца и края, как вдруг Адольф Берген резко встает с места.
— Вы мне надоели, — заявляет он и уходит, забирая с собой газету.
Знал бы он, как надоел нам!
Мы с Авророй провожаем его и весело переглядываемся, когда дядя выходит из столовой. Наконец-то он ушел, а то стало слишком душно.
— После завтрака спрошу у него про поездку в город. Он вряд ли откажет, — щебечет кузина, накладывая себе побольше сладкого. В присутствии Адольфа Бергена она редко ест десерт. Отец строго следит за фигурой «своей жемчужины».
Дядя с легкостью отпускает нас в город. С собой я беру тот самый кинжал, что ночью составлял мне компанию торча в стене гостиничного номера, и дамский револьвер на шесть патронов. Миниатюрный, с откидным барабаном. Из огнестрельного оружия я стреляю плохо. Не хватает меткости. Но поражающая сила впечатляет, особенно в совокупности с зачарованными пулями.
Можно было бы взять револьвер с собой на задание к Винхарту. Но шум, который создает оружие, никак не увязывался с тихим воровством, поэтому пришлось отказаться. Да и навык мог подкачать. А вот для поездки с Авророй самое то. Для защиты пойдет любое оружие, и чем громче оно действует, тем лучше.
В город я всегда езжу, как леди. В платье, накидке и ботинках на небольшом каблучке. Меня вряд ли можно заподозрить в умениях фехтовать рапирой, бросаться кинжалами и стрелять.
Но вот Аврора из этого действительно ничего не умеет. Дядя строго-настрого запретил ей приближаться к любому виду оружия.
Поэтому с нами, помимо кучера, лакея и дуэньи, которая будет присматривать за Авророй, едут стражники. Капитан Грег Алетт и Рикардо Сойер.
Капитану почти пятьдесят, но выглядит он моложе своих лет. Высокий, с горделивой осанкой и короткими темными волосами, среди которых едва заметна седина. Он всегда невозмутим, как скала. Именно ему я обязана навыками ближнего боя, фехтования, метания кинжалов и основам боевой магии.
В противовес ему Рикардо Сойер молод, весел и дерзок. Копна кудрявых черных волос обрамляет загоревшее лицо. Он — малахиец, выходец из страны, где всегда тепло и ярко светит солнце.
Рикардо мой учитель по стрельбе. Револьверы появились не так давно и мало кто умеет ими пользоваться в совершенстве. В нашей страже — он лучший. И это моя проблема.
Я отношусь к Рикардо, даже не как к другу. Скорее, к хорошему знакомому. Мне приятно его общество на тренировках, потому что он всегда обходителен, вежлив и терпелив. Но этим все и ограничивается… у меня.
У Сойера другое отношение. Его взгляды, улыбка, попытки дотронуться, когда это не нужно. Конечно, он никогда не переходит черту, но я чувствую, что постоянно пытается.
— Это вам, леди Тереза, — он просовывает руку в окошко экипажа и протягивает мне свежесрезанную розу.
— Спасибо, Сойер.
— И вам, леди Аврора.
Кузину Рикардо тоже не оставляет без внимания, но всем заметно, что на мне стражник задерживается дольше положенного.
— Сойер! — одергивает Рикардо капитан, за что я ему благодарна.
Мы трогаемся в путь. Стражники едут верхом по обе стороны от экипажа, лакей на запятках, кучер впереди на козлах правит двойкой, рядом с ним сидит дуэнья. Эту полную женщину зовут Миранда, и она очень строгих нравов. Ей платят, чтобы она не отходила от Авроры ни на шаг, что та благополучно и делает целыми днями.
Благо, что сегодня Миранда выбрала козлы, а не кабину экипажа, позволив нам с кузиной спокойно поболтать.
Аврора смущенно улыбается, рассматривая розочку в моих руках.
— Молчи, — предупреждаю я любые комментарии.
— Ты ему нравишься.
Я тяжко вздыхаю.
— А он тебе? — продолжает кузина.
— Нет, — я качаю головой и понуро смотрю на розу.
Мне жалко Рикардо. Он славный парень, но я не могу ответить ему взаимностью. К тому же, сейчас мои мысли заняты кронпринцем Эриком и Морианом Винхартом.
Мне хочется разобраться, что произошло пять лет назад и что происходит сейчас. Если узнаю, что замышляет дядя, то возможно у меня получится избавиться от его влияния.
Тинберг встречает шумом, толкотней и сладким ароматом выпечки. Аврора первым делом направляется к модистке. Ее сопровождают Миранда, капитан и остальная прислуга. Я же делаю небольшой круг по центральным улочкам города вместе с Рикардо.
Аптекарская лавка располагается на углу. Сойер хочет зайти вместе со мной, но я его останавливаю.
— Это слишком… личное, — мои щеки наливаются румянцем. — Рецепт никто не должен знать.
Лиарк подери, никогда бы не подумала, что буду так смущена.
В глазах Рикардо загораются огоньки.
— Я понимаю, леди Тереза, — он тянет улыбку, и какая-то девушка неподалеку от меня охает. Интуиция подсказывает, что ее возглас связан с Рикардо. Уж больно он привлекателен.
— Вот и отлично, — захожу внутрь, чуть не спотыкаясь о порог.
Подхожу к прилавку, аптекарь уже ждет меня. Передаю ему бланк с необходимыми ингредиентами для зелья и жду заказ. В подсобку вместо него отправляется его помощница — девушка в очках с ангельским личиком.
Брать готовое зелье я не собираюсь. В городе все друг друга знают. Начнутся сплетни, которые обязательно дойдут до дяди. И тогда мне несдобровать.
Лунное зелье варится легко. Достаточно смешать ингредиенты и подождать пару часов. Я справлюсь.
Помощница возвращается со миниатюрными бутылочками. Аптекарь тщательно запаковывает их в бумагу. Меня терзают сомнения догадались ли они, для чего ингредиенты или нет. С другой стороны, мало ли для чего они. Может, для другого зелья.
Я разворачиваюсь к Рикардо и протягиваю ему брошюру с таким видом, будто мне всучили мусор.
— Тебе надо?
Стражник едва заметно смущается. Видимо, не ожидал такого сухого выпада от меня.
— Нет.
— Тогда избавься от этого.
Я буквально вкладываю бумажку ему в руку и с той же резкостью разворачиваюсь к продавцу газет.
Кем надо быть, чтобы бегать за покупателями и всучивать им такие компрометирующие брошюры?
Задумываюсь на секунду и сразу же нахожу ответ.
Фанатичкой.
А я не люблю фанатичек. Я вообще не люблю все, что связано с Церковью. Нет, не потому, что не верю в Единого бога, постулаты о Порядке и Хаосе. А потому, что ни один священник на моей памяти не проявил себя благородно. Все они лицемеры и клятвопреступники.
Больше всего я не любила местного настоятеля — отца Бенедикта.
Когда дядя привез весть о гибели родителей, то был не один. Вместе с ним в Лонгрей-холл приехал отец Бенедикт. Они вдвоем уговорили меня пойти на сделку. Адольф Берген приводил доводы, отец Бенедикт подтверждал, приговаривая, что так угодно Богу. Потом я узнала, что они компаньоны в покере.
Так, отец Бенедикт и ездит за дядей. Где живет один, второй становится настоятелем.
Покупка газеты проходит без приключений, и я возвращаюсь к Авроре. Всю дорогу Рикардо с интересом поглядывает на меня, но я в упор не замечаю его внимания. Мне все равно, что он подумает. Брошюра ничего не значит. Уверена, такие раздают всем покупательницам.
Дела у Авроры идут ничем не лучше. Миранда критикует каждый выбор кузины. То цвет слишком броский, то декольте слишком глубокое, то фасон неподходящий.
Я отдаю покупки лакею и прибегаю к спасению сестры.
— Аврора не привлечет внимание завидных женихом, если будет одета, как монашка, — высказываюсь я, кривясь при виде строго серого платья. — Дядя не скажет вам спасибо за такую услугу.
Миранда поджимает губы. Аврора сдерживает улыбку. Я же упираю руки в бока и на ходу выдумываю предубеждения насчет одежды для незамужних леди.
— И вообще, примета такая: серость расползается. Носишь серое и кожа посереет. Незамужние должны носить светлые нежные тона, чтобы быть… как ягодки!
Дуэнья хочет что-то сказать, но в разговор влезает модистка.
— Я тоже слышала о таком поверье. Молодой леди лучше подойдет кремовый, персиковый, розовый.
— Или пудровый, — поддакиваю я и поворачиваюсь к Авроре. — Что думаешь? Как насчет нежно-розового?
— Я думаю о кремовом, — смелеет кузина. — А вот тебе подойдет пудровый. Или цвет морской волны. К твоим глазам.
— Но… — пытается вмешаться Миранда.
— Мы не воспитанницы Института благородных девиц, — бросаю я. — И то там носят бежевый и коричневый.
Спор завершен. Мы с Авророй занимаемся примеркой и заказываем несколько платьев. Пораженная нашей щедростью модистка хочет прислать их к нам в Берген-холл, как только сошьет. Но я уговариваю ее не делать этого.
— Мы сами приедем. И на первую примерку, и забирать. Нам нравится ездить.
Потому что ни мне, ни Авроре не хочется отказываться от еще одной возможности побывать в городе.
Обедаем мы с кузиной в кофейне, потом посещаем еще несколько лавок и возвращаемся домой.
Следующая неделя превращается в рутину. Семь дней как один. Тренировки, занятия по этикету, уроки истории и географии, танцы и стрельба. Измотанная я легко засыпаю и больше не вижу снов.
Однако, несмотря на плотный график, загадочный Мориан Винхарт все же умудряется вклиниться в мои мысли.
Герцог приходит с лунным зельем, которое я варю в своей комнате поздно ночью, чтобы никто, даже Энн, не узнала об этом. И напрочь закрепляется в моей голове с чтением газет.
Новости я теперь читаю почти каждый день. Тот выпуск, который привел дядю в бешенство, не информативен. Новость о кронпринце напечатана в колонке, где публикуются все последние сплетни королевства. Но, раз он так взбесился, значит повод весомый.
Газеты я читаю тайком. Сначала пробираюсь к дяде и пересматриваю старые выпуски в поисках слухов о кронпринце Эрике. Новость, что его видели живым, попадается мне еще два раза за этот год.
Отныне Мориан Винхарт и кронпринц Эрик постоянно сопровождают меня. Если я не вспоминаю то лето, что провела вместе с его высочеством, то размышляю как наследнику Тарнеллов удалось всех обмануть? И обманул ли он? И что за кулон, мне пришлось украсть? И кому принадлежат волосы?
Загадка неразрешима. Мне нужно больше сведений, чтобы разобраться в этом. Может новая встреча с герцогом поможет?
Я сама зову беду на свою голову, еще не ведая чем обернется встреча.
Мы вновь едем с Авророй в город. Модистка присылает записку, что необходимо провести первую примерку заказанных платьев. Дядя отпускает нас. Последние дни он в хорошем настроении — задумал устроить бал и пригласить местных дворян, чтобы похвалиться богатствами.
Бархатистый голос ласкает слух, проникает под кожу и приятной вибрацией расползается внутри. Сердце отзывается частыми и громкими ударами.
Винхарт касается моего лица ладонями. От чуткого прикосновения я замираю. Забываю, как дышать. Поднимаю глаза и гляжу в сосредоточенное лицо герцога. Он осматривает меня.
— Не ударились?
— Да и не испугалась, — я хватаюсь за его предплечья.
Винхарт медленно проводит большим пальцем по щеке и опускает взгляд к моим губам, которые я совсем не кстати облизываю. Они всегда быстро пересыхают из-за волнения.
— Я вообще не из пугливых! — С гордостью заявляю я.
По идее мы не знакомы. Прежде Тереза Лонгрей никогда не видела Мориана Винхарта. И я должна всем своим видом показать, что это наша первая встреча.
— Это заметно, — герцог убирает руки и отходит от меня, оставляя между нами расстояние, которое едва ли можно назвать приличным. — Храбрости вам не занимать.
— Что вы имеете в виду? — я вскидываю подбородок.
— Ваш поступок.
Невидимая петля сдавливает шею. Ладони потеют. Он обвинит меня в воровстве прямо сейчас? Лиарк, а ведь мне даже свою невиновность не доказать. Я действительно это сделала. Пусть и под давлением, но сделала. И помочь мне некому. Дядя откажется от меня сразу же.
— Что? — Я хмурюсь.
— Ваш поступок. Надо быть очень смелой, чтобы так поступить.
Винхарт прожигает меня взглядом. Липким, откровенным, всепроникающим. Я чувствую себя абсолютно голой перед ним. Вновь ощущаю себя беззащитной и крошечной. Вся эта одежда, приличия, посторонние. Это все ничего не значит. Останься мы вдвоем и мне нечего ему противопоставить. Он силен, и я чувствую его силу. Страшусь и восхищаюсь одновременно.
Я и не замечаю, как начинаю дрожать. Слабеют ноги, колени гнутся. Страх и возбуждение смешиваются в головокружительный коктейль под названием: «Все пропало!»
Он все знает. И он может сделать все, что угодно!
— Я не понимаю… — мой голос предательски дрожит.
Уголки его губ поднимаются вверх. От озорной улыбки проступают ямочки.
— Книги, — он как ни в чем не бывало указывает на стеллаж. — Вы с такой силой поставили книгу на место, что выпихнули другие книги прямо на меня. Это были тяжеленые энциклопедии, надо сказать. А вы действовали так, словно увидели упыря. И будь это упырь, вы бы отбили ему ступни. Право, за меня можете не беспокоиться, я не пострадал.
— А я и не беспокоюсь, — зачем-то говорю, испытывая то ли стыд, то ли облегчение. Кажется, он меня не узнал.
Винхарт с улыбкой кивает. Похоже, ситуация забавляет его. И это опасно. Я видела много лживых улыбок в жизни.
— Но если бы на моем месте оказался кто-то другой…
— Но на вашем месте оказались именно вы. И вы не пострадали, — перебиваю его, желая поскорее закончить разговор и убраться отсюда. За книгой приду в следующий раз.
— Хотите сказать, Порядок ведет нас, и мы оказываемся там, где и должны были оказаться? Или же это Хаос играет с нами и подкидывает кости на доске?
Я замираю. Есть ли в словах намек, что он узнал меня или нет?
Оказываться там, где должны. Или же все случайность?
С другой стороны, если бы герцог меня узнал, то сразу бы предъявил обвинение и потребовал рассказать, где находится украденный кулон. Он бы не стал со мной философствовать.
— Не знаю, я не выбираю ни Порядок, ни Хаос.
— Почему?
Потому что моя жизнь не принадлежит мне. Пока что.
Думаю я, но ничего не говорю. Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза. В памяти всплывает, как этот мужчина касался моего тела. Я вижу губы и вспоминаю с какой страстью он целовал меня. Как ласкал, как двигался во мне. Мириады мурашек бегут по коже, возвещая о пробуждении желания.
— О, Ри, — к нам подходит Аврора и разрушает уединение, — а ты…
Кузина мешкает, видя Винхарта.
— А ты представишь нас? — спрашивает она по всем правилам этикета.
— А я… не знаю… его имени.
Трудно понять, выглядит ли моя попытка изобразить неведение дешевой, как игра уличных актеров, или же у меня действительно получается правдоподобно отыграть свою роль.
— О, прошу меня простить, что не представился сразу. Меня зовут Мориан Винхарт, герцог Зеленых Пустошей, первый советник его величества по тайным делам.
Глаза Авроры ширятся. Она меняется в лице. Улыбка перестает быть формальной. Становится искренней и теплой, а в глазах загораются огоньки.
Винхарт с абсолютным спокойствием смотрит на кузину. Аврора загадочно улыбается, а я… Я пытаюсь отделаться от неприятного ощущения. По коже будто жуки ползают, когда смотрю на них.
Но формальность встречи надо продолжать. Я старше Авроры всего на пару месяцев, а значит мне называть наши имена, раз здесь нет никого другого. Странно, что Миранда не пошла в книжную лавку, чтобы отследить какие книги читает ее подопечная.
— Тереза Лонгрей, дочь герцога Артура Лонгрея, — официальным тоном заявляю я и цепенею.
Винхарт бросает на меня хищный взгляд. Как будто мое имя — все, что ему было нужно. Мужчина берет мою ладонь и нежно обжимает пальцами. Руку я больше не чувствую. Только разливающейся под кожей жар в месте прикосновения. На нас перчатки, но… Герцог опаляет меня. Он подносит мою ладонь ко рту и едва касается губами. При этом смотрит на меня исподлобья.
Время тянется. Точнее, может все длиться мгновение, но по моим внутренним ощущениям прошла вечность.
— Аврора Берген, дочь герцога Адольфа Бергена, — объявляю я и увожу взгляд в сторону. Не хочу смотреть, как Винхарт поцелует руку кузине. Фантомные жуки на теле съедят меня заживо от такого зрелища.
— Приятно познакомиться, — щебечет Аврора. — Папа много о вас рассказывает.
Я вновь смотрю на герцога. Интересно, как он относится к дяде.
— Я польщен. Не думал, что моя фигура могла заинтересовать самого Адольфа Бергена, — в голосе Винхарта скользит едва уловимый сарказм. И это, лиарк подери, приятно.
Дядя с его истеричной натурой и подобострастным поведением вряд ли пользовался большим уважением в высоких кругах. Слышать красивые слова в свой адрес приятно, но все же понимают насколько это ложь. Иногда, мне казалось, дядя совсем не осознает, что делает. Он называет себя мастером слов, хвалится тем, как умело льсти и, тем самым, добивается от собеседника желаемого.
«Я могу получить, что пожелаю. Нужно лишь вовремя сказать пару правильных слов. И человек уже у меня в кармане», — как-то раз сказал он мне.
Понимает ли дядя, что собеседники позволяли ему запудрить себе мозги, чтобы потом взыскать с него «должок за помощь», оставалось загадкой. Потому как про ответные просьбы он говорил: «Они нуждаются во мне. Никто не может решить их проблему, кроме меня».
— О, поверьте, он от вас без ума, — улыбается Аврора своей самой красивой улыбкой. Она долгое время репетировала ее перед зеркалом. Проверяла насколько надо растянуть губы, чтобы не оголить десна, но при этом выглядеть расслабленной и искренней. В разговорах с дядей это был очень полезный навык. Кто бы знал, что она воспользуется им в таких обстоятельствах.
— Я не заслужил от мистера Бергена такого внимания своими поступками, — отшучивается Винхарт.
— Почему же? Просто так папа никем не восхищается, — кузина чуть наклоняет голову. — Уверена, он будет рад встрече. Вы ведь придете к нам на ужин?
У меня возникает дикое желание наступить Авроре на ногу и прекратить это. И не только потому, что кузина флиртует с ним. Но и потому, что дядя не будет в восторге от гостя, которого обокрал. Сама не зная, она кличет беду на свою голову.
Адольф Берген будет в бешенстве, когда узнает о приглашении.
Винхарт разыгрывает удивление, потом задумчивость, а зачем с легкой улыбкой отвечает.
— Благодарю за приглашение, леди Аврора. Я приду. Буду рад встретиться с вашим отцом спустя столько лет. Нам есть что обсудить, — со всей учтивостью произносит герцог.
— Я рада, — улыбается кузина.
Мне становится тошно от милований.
— Наверно, за столько лет у вас накопилось множество тем для разговоров?
Герцог переводит взгляд на меня. Это был опасный маневр. Очень опасный! Привлечь внимание по поводу дел, но я больше не могу смотреть, как они общаются.
— Очень. Я уполномочен вести расследование по заданию Его Величества, — на короткий момент он пробегается по мне взглядом, а когда вновь смотрит в лицо, с улыбкой произносит то, что бьет мне в самое сердце. — В королевстве произошла серия краж очень редких артефактов. Король назначил меня ответственным за это дело. Он знает, что я никогда не сдаюсь. И не проигрываю. Преступник будет найден.
— Звучит устрашающе, — поддакивает с улыбкой Аврора.
Кузина вновь хочет привлечь внимание, но Винхарт смотрит только на меня. И от его взгляда у меня подкашиваются ноги.
Мы прощаемся. Винхарт дает нам название гостиницы, в которой остановился, чтобы дядя выслал туда приглашение. Аврора кокетливо машет рукой, по-прежнему стараясь перетянуть внимание герцога. Мне же останется прибегнуть к сухой формальности и вести себя строго в соответствии с этикетом.
От стопки любовных романов Миранда качает головой, но молчит. О приглашении малознакомого мужчины в дом ни я, ни кузина не говорим ей. На обратном пути дуэнья садится на козлах рядом с кучером, так что мы с Авророй вновь предоставлены самим себе.
Какое-то время едем молча. Разговор с герцогом я никак не комментирую. Нахожусь под сильным впечатлением. К тому же, боюсь сболтнуть лишнего. Аврора ничего не знает о делах своего отца.
Я смотрю в окно, размышляя о Винхарте, и изредка поглядываю на кузину. К моему удивлению, Аврора печальна. Потухший взгляд, опущенная голова и рот кривится так, словно она вот-вот заплачет. Ничего общего с той девушкой, которая только что с веселой улыбкой пригласила малознакомого мужчину на ужин.
— Что-то не так? — спрашиваю, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть в глаза.
Аврора поджимает губы.
— Чувствую себя ужасно, — она закрывает лицо ладонями. — Как же неприятно себя продавать.
— Продавать? О чем… — до меня не сразу доходит смысл слов. Я поздно спохватываюсь. — О, так ты… Аврора, ты с ним флиртовала специально, чтобы понравится? Я думала, что это он тебе приглянулся.
— Не особо, — гнусавит кузина. — Понимаешь, чем раньше я выйду замуж, тем скорее избавимся от дяди.
Аврора тяжко вздыхает, опускает руки и смотрит на меня. В глазах собираются слезы.
— Все муки закончатся. Я выйду замуж, и мы с тобой уедем жить в другое место. Подальше от папы! — Она чуть ли не кричит от горя. — Он больше не будет нами командовать. Никаких уроков этикета, Миранды и прочих мучений. Никаких наказаний, никаких хворостин. Мне не придется больше выставлять себя напоказ, или же слушать какой мужчина меня…
Кузина замолкает, не позволяя себе повторить похабщину дяди. Ее остренький подборок дрожит. Крупная слеза катится по щеке, оставляя мокрую дорожку.
Ее боль передается мне. Теперь я понимаю, почему Аврора флиртовала и всячески пыталась привлечь внимание. Ей все равно, кто это будет. Кто станет мужем. Лишь бы поскорее сбежать из отчего дома.
— Ты пригласила его, потому что посчитала хорошей партией, — я не спрашиваю, утверждаю.
— Да, я подумала, что может… было бы неплохо, если бы я вышла за него. Папа им восхищается, а сам герцог красив и молод. Может больше ничего и не нужно для брака.
Я смотрю на кузину и мне становится гадко. Ее страдания мне понятны. Окажись я на месте Авроры тоже бы старалась поскорее выйти замуж, чтобы избавиться от одного деспота. Но найдет ли она такой спешкой другого тирана?
Какая-то часть меня злится, рвет и мечет. Желает закричать: «Только не он! Ты не можешь выйти за него замуж». И в этом нет никакой логики. Винхарт не принадлежит мне, а я ему. Мы с ним не можем быть вместе. К тому же, он убил кронпринца, если верить дяде. Сердце может сколько угодно отзываться на его присутствие, но разумнее сторониться.
Однако же мысль о том, что он будет с другой, неприятна и вызывает жгучую горечь на языке. Почему? Я не знаю.
Аврора шмыгает носом, возвращая меня в реальность. Я тянусь и накрываю ее ладони своими.
— Твой побег от отца не должен быть на горячую голову. Не соглашайся на брак за первого встречного. Тебя еще не видели в столице, ты не видела других. Герцог Мориан Винхарт хорош собой, но тебе не стоит торопиться.
Меня гложет стыд. Я вроде как говорю правильные вещи, но собственные слова ощущаются ложью. Словно нарочно пытаюсь отвлечь кузину от Винхарта.
— Ты как всегда права, Ри, — кивает Аврора. — Я должна сделать для нас хороший выбор. А когда сделаю его, то все закончится.
Я качаю головой.
— Боюсь, не закончится.
Кузина вздрагивает, а я продолжаю.
— Дядя просто так нас не отпустит. Он найдет способ воздействовать на твоего влиятельного супруга через тебя. Он все так же будет тиранить нас, только способы будут другие.
— Не говори так, — страшится Аврора.
В ответ я улыбаюсь и сжимаю ладони кузины.
— В любом случае, не торопись с выбором. Даже если не случится любви, то мужчина должен быть тебе приятен. Воспитание и уважение никто не отменял.
— Это верно.
— И не забывай, у тебя всегда есть я. Твоя Тень.
Аврора хмыкает.
— Избавить бы тебя от этого.
Аврора решает сама рассказать обо всем Адольфу Бергену за ужином. После того, как он утолит первый голод.
— Папа, мы сегодня в городе встретили герцога Мориана Винхарта, — с самым невинным видом говорит она.
Дядя бросает на меня уничижительный взгляд, а потом поворачивается к своей дочери. На нее он смотрит с улыбкой.
— Как это «встретили»? Расскажи поподробнее.
— Это вышло случайно. В книжной лавке я проявила неловкость. Упали книги, и он любезно помог их поднять, — Аврора мило улыбается.
Я ненавижу кабинет дяди. С этим местом связано столько боли, душевной и физической, страданий и унижений, что я невольно задерживаю дыхание, когда переступаю порог. Для меня здесь всегда душно.
Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Мысленно повторяю я, стараясь унять учащенное сердцебиение. Я должна казаться сильной и смелой, а не запуганной маленькой девочкой. Чтобы он не говорил, как не кричал, я буду держать высоко голову и вести себя спокойно. Нельзя выказывать страх врагу.
— Прикрой дверь, — командует Адольф Берген, идя размашистыми шагами к письменному столу.
С тяжким вздохом я хватаюсь за ручку и прикрываю дверь. Я знаю, что сейчас будет. Знаю! Я готова к этому и не должна бояться.
Я поворачиваюсь к дяде. Он хватает со стола хлыст и с замахом бьет по гладкой поверхности. Резкий звук бьет по ушам, и я вздрагиваю. Первый удар всегда пугает. Как бы мне не хотелось не реагировать, в первый раз держать себя трудно.
— Ты наследила! — Кричит он.
— Нет, — отрицаю я.
— Да, Тереза, не отнекивайся, — дядя круто разворачивается и шагает ко мне. Он в ярости. Глаза налиты кровью, челюсти плотно сжаты, на виске пульсирует вена. — Ты… ты…
— Я не оставила никаких следов.
Берген замахивается, чтобы ударить меня. Это далеко не первый раз, когда он распускает руки. Этот хлыст, предназначение которого погонять лошадь при скачке, всегда был направлен против меня. Следов от ударов на моем теле не осталось только потому, что у дяди в слугах искусный целитель.
— Врешь.
Свист. Я перехватываю хлыст рукой и крепко сжимаю пальцами.
Глаза Бергена округляются от удивления.
— Как ты посмела? — цедит он каждое слово, замахиваясь свободной рукой.
Удар слишком предсказуем и медлителен. За столько лет я выучила все его повадки и движения, а мои навыки выросли.
Я уворачиваюсь и дергаю хлыст на себя.
— Я не оставила никаких следов, — зло бросаю ему в лицо. Гнев лучше страха. — Лучше проверьте своих агентов, которые помогали планировать воровство.
— Дрянь!
Дядя тянет хлыст на себя.
— Подумайте, ни вам, ни тем более мне не нужно, чтобы Винхарт нас раскусил. У меня брат с сестрой. Я не могу оплошать. Вы же это знаете. Поэтому и отправили меня к нему.
Мои слова заставляют Бергена помедлить с изливанием гнева. Он скрежет зубами, смотрит на меня, но как будто сквозь и думает.
— Но ты…
— Повторюсь, я действовала по плану, — пальцы болят от напряжения. Нельзя выпускать хлыст. — По плану, который помогали составлять ваши агенты. Кто-то из них мог проговориться. Продаться Винхарту. Герцог хранил кулон во внутреннем кармане плаща. Уверена, он обнаружил пропажу если не сразу, то на утро.
Дядя продолжает смотреть сквозь меня. Его лицо по-прежнему напряжено, а глаза мечут молнии. Но хватка слабеет. Еще чуть-чуть и я смогу окончательно вырвать ненавистный хлыст.
— В кармане плаща? — С пренебрежением спрашивает он. — В кармане? Вот так на виду?
— Да.
Мы встречаемся взглядами.
— Странно хранить такую ценную вещь во внутреннем кармане плаща. Я думал у него сундучок с секретным ключом или еще какой тайник… Но карман!
Я молчу. Вижу, что вспышка ярости проходит, но расслабляться рано.
— А где ты была, когда Аврора столкнулась с этим Винхартом? Почему не вмешалась?
— Я была близко, и я вмешалась. Герцог — искусный маг. Он скрытен и быстро двигается. Пока он не столкнулся с Авророй я даже не знала, что в он в лавке.
— Ты! — Дядя вновь дергает хлыст.
— Винхарт приехал в ваш город. Рано или поздно он навестил бы вас.
Мой аргумент разумен. Высокородные гости всегда навещают местного феодала, когда приезжают в его герцогство.
— У нас проблемы, племянница.
— И мы должны их решить. Я не хочу на плаху из-за кулона.
Дядя с прищуром смотрит на меня, затем фыркает и отпускает хлыст.
— Грег хорошо тебя натренировал, — прыскает он.
Имя моего учителя успокаивает. Неужели все?
— Значит так, — Берген идет к бару, который расположен под портретом его усопшей жены. Мама Авроры красива, но, лиарки, как я ненавидела этого портрет. Картина невольно слишком часто становилось свидетельницей мох мук.
Дядя достает бутылку виски и стакан.
— Теперь твоя задача сделать все, чтобы Винхарт уехал отсюда ни с чем. Поняла?
— Да, — соглашаюсь, не имея и малейшего представления, как буду решать эту задачу.
Герцог Мориан Винхарт — настоящий интриган, мастер притворства. Я так и не поняла прикинулся ли он или узнал меня.
Но, главное, Берген успокоился.
— Следи за ним, путай следы, ври, обманывай. Если понадобится, соблазни его.
Смотрю в улыбающееся лицо Рикардо и чувствую подвох. Что-то не так.
— Какой вопрос?
— Я хочу пригласить вас на городскую ярмарку по случаю праздника Первых Пионов. Вы пойдете со мной?
На секунду я теряю дар речи. Вдвоем? На ярмарку? Да еще и по случаю моего любимого праздника?
— Ты приглашаешь меня на свидание?
Рикардо мешкает. Мой вопрос ставит его в тупик.
— Скорее на дружескую вылазку, — с легким румянцем на щеках говорит он. — Я слышал, на ярмарку привезут аттракционы и цирк шапито приедет.
— О, даже так, — я сжимаю пальцы на рукояти револьвера и тяну на себя. — Тогда я бы взяла Аврору. Будет неправильным отправиться на ярмарку без кузины. Ей тоже будет интересно и в цирке побывать, и на аттракционах покататься.
На лице Сойера залегает тень. Если поедет Аврора, то это уже будет не вылазкой, а работой. Дочь Адольфа Бергена придется охранять, а значит никакого веселья.
— Но я думал… — мнется он, отпуская оружие.
— Я ничего не могу обещать, — крепко сжимаю револьвер и поворачиваюсь к мишеням. — Ты же знаешь, я не принадлежу себе.
Поднимаю оружие и навожу на мишень.
— А если я спрошу у мистера Бергена разрешение?
Хм, Рикардо все-таки хочет именно свидание. Я молчу. Выравниваю дыхание, взвожу курок и целюсь. Делаю это нарочно медленно, чтобы потянуть время и не отвечать на вопрос.
Мне и без приглашений было некомфортно от внимания Сойера. А теперь стало еще хуже. Обижать его не хочется. Он — единственный, кто учит стрельбе. А научиться поражать цель из револьвера — навык, которым хотелось бы овладеть в совершенстве.
Я нажимаю курок. Громкий выстрел пронзает уличное спокойствие. С ближайших деревьев в небо взвивается стая птиц. Револьвер уходит дулом вверх, отдача отражается в локте и плече легкой болью.
Промах. Пуля прошла мимо мишени и вонзилась в каменную стенку позади.
— Попробуйте еще раз, леди Тереза, — раздается жесткий голос Рикардо. Он ждет ответ.
Проблема в том, что я хочу научиться стрелять, а Сойер явно желает взаимности с моей стороны. Раньше он не действовал так настырно. Возможно, та проклятая брошюрка из аптеки сподвигла его.
Хотя, не будет же добропорядочный мужчина вымогать у девушки свидание?
— Рикардо, я…
Я не успеваю договорить. Полянку позади оглашает лошадиное ржание и выкрики. Дядя зовет прислугу.
Мы с Сойером оборачиваемся почти одновременно.
К нам едут всадники. Адольф Берген приехал не один, а в компании нескольких молодых людей и одной юной леди. Среди гостей я сразу же узнаю Мориана Винхарта, и мое сердце отзывается громким ударом. Надеюсь, у Рикардо нет никакой возможности услышать этот стук.
Герцог сидит верхом на жеребце игреневой масти. Он держится в седле по-королевски. Безупречная осанка, грациозность движений. Винхарт будто рожден на коне или же у него был прекрасный учитель.
— Гости прибыли, — я отдаю револьвер Рикардо. — Мы должны поприветствовать их.
— Несомненно, — бурчит Сойер, явно злясь на то, что нас прервали.
Гости неумолимо приближаются. Стрельбище находится как раз на пути к парадному входу в особняк. Я смотрю на всадников. Вижу дядю с полубезумной улыбкой на лице, и герцога. В отличие от остальных, Мориан Винхарт смотрит то на меня, то на Рикардо.
Дядя подъезжает к нам ближе всех и останавливается. Смотрит на нетронутые мишени и фыркает.
— Как успехи? — с явным недовольством спрашивает он. Из-за его взгляда на каменную стенку позади, неясно к кому именно адресовано обращение, поэтому мы с Сойером отвечаем одновременно.
— Мы только начали, милорд.
— Я выстрелила один раз и промазала, — честно отвечаю я, глядя куда-то в даль. Всеобщее внимание незнакомых людей смущает. Да и хвастать нечем.
Однако же никто не смеется.
Берген косит злой взгляд на моего учителя, и Рикардо виновато опускает голову.
— У меня рука дрогнула. Это, наверно, после долгой тренировки с рапирой, — придумываю на ходу объяснение.
Я смотрю исподлобья на дядю, но мой взгляд то и дело ускользает к Винхарту. Герцог безотрывно смотрит на меня.
— Тогда тебе не стоит упражняться в стрельбе после фехтования, — строго говорит дядя. — А тебе, Рикардо, я плачу за результат.
Берген оборачивается к гостям. Покрасовался своей властью, чтобы произвести нужное впечатление, и хватит. Пора бы и о формальностях вспомнить.
Дядя поразительно меняется в чертах лица и в голосе, когда представляет меня и Рикардо. Затем называет нам имена гостей. Помимо Винхарта к нам в гости прибыли Рудольф Стеффорд, Марк Тироль, Мария и Август Грейсон. Последним произносится имя герцога Винхарта. Наши взгляды вновь встречаются, и к моему лицу приливает кровь.
— Лорды и леди погостят у нас несколько дней, — с благодушием заявляет дядя, но по глазам заметно, как это претит ему. Внутри он бесится. К тому же, здесь нет никого его возраста. И, что-то мне подсказывает, все молодые джентльмены неженаты, так как Мария и Август больше похожи на брата и сестру, чем на жену и мужа.
Аврора еще не встречалась с таким количеством холостых мужчин. Держать оборону будет трудно.
— Добро пожаловать в Берген-холл, — кланяюсь вместо книксена, потому что на мне брюки.
— Отлично проведем время, — говорит кто-то, но точно не Винхарт. Его голос я ни с кем не спутаю.
Дядя ведет гостей дальше — к площадке перед домом. Мы с Рикардо остаемся вдвоем, но я решаю прервать занятие. Мои мысли поглощены Морианом Винхартом, а мое сердце отчего-то радуется его приезду вместо того, чтобы боятся. Наверно, все дело в том, что жизнь в Берген-холле ужасная и однообразная, а гости — отличный повод развеять скуку.
— Продолжим в другой раз, — я киваю в сторону мишеней. — Думаю, мне стоит привести себя в порядок и переодеться для приема гостей. И надо помочь Авроре. Ей будет трудно одной в такой большой компании.
— Хорошо, — кивает Рикардо.
— Я скажу дяде, что прервать занятие — мое решение. Он не вычтет из твоего жалования, — бросаю я напоследок и иду в дом.
Захожу через черный вход для слуг и спешу в свои покои. Меня уже ждет Энн с горячей ванной, нарядной одеждой и подобранными украшениям. У моей любимой нянюшки отличный вкус, хоть она родом из крестьян.
Долго в ванной не отмокаю. Хорошенько вымываю волосы. Теперь они вновь пахнут ванилью и земляникой. С телом мне помогает Энн. Она растирает кожу до красна, а потом наносит крем, потому что от волнения мои руки дрожат, и баночка с нежно-розовым наполнением несколько раз падает на пол.
С одеждой мне тоже помогает Энн. От вида полного набора девичьего кружевного белья меня бросает в дрожь.
— Это что? Я все это должна надеть? И подвязку, и нижнюю юбку?
— Конечно, моя дорогая Тереза. Все леди так ходят.
Леди… За столько лет я и забыла, что мой отец герцог, а я — леди. Обычно я носила брючный костюм, в город вместе с Авророй надевала лишенный всяких изысков льняной комплект. Но теперь, белый кружевной с бантиками комплект и нарядное платье нежно-сиреневого цвета ждали меня. И я надену их. И буду ходить так целый день.
— А еще перчатки? — с восхищением говорю я.
— Да, кружевные, с жемчужной пуговичкой.
— И веер?
— Разумеется, — Энн смеется, а я с предвкушением думаю о веере. Я давно им не пользовалась.
Переодевание не занимает много времени. При помощи магии Энн застегивает длинный ряд крошечных пуговичек и расправляет кружевной стоячий воротник. Днем предпочтительно скрывать грудь. Из украшений мне приготовлены серьги и браслет.
Няня укладывает мои волосы в высокую прическу, оставляя несколько завитых прядей лежать на плечах. Глаза подводит тонкими линиями и добавляет чуть туши, а на губы ложится бальзам.
Как итог, я не узнаю себя в зеркале.
— Леди Тереза, вы очень похожи на леди Лонгрей.
Я ничего не отвечаю. Подбородок дрожит от мыслей о матери и Энн быстро отвлекает мое внимание на выбор шпилек.
Из покоев я выхожу в коридор сама не своя. Чувствую себя маленькой девочкой, к которой не день рождения пришли гости и принесли подарки. И вот она идет за долгожданным сюрпризом. Мое сердце трепещет. Ладони потеют в кружевных перчатках.
В мыслях нет никого, кроме Мориана Винхарта. Я жажду встречи с ним. Хочу понять узнал он меня или нет. И я понятия не имею какой бы результат обрадовал.
В женской части Берген-холла мы не задерживаемся. Я веду Винхарта к малым залам второго этажа, чтобы потом спуститься по лестнице и через сад войти в западное крыло. Там экскурсия оживиться. Портреты, чайные, зал для тренировок, галерея. Есть что показать.
Я все еще сомневаюсь, что дядя проводил бы гостей через женское крыло. Насчет себя я не могу быть уверена, а вот покои Авроры он не стал бы показывать. Честь дочери Берген берег для завидного жениха.
Уединение с Винхартом ввергает меня в ступор. Я испытываю легкое смущение и, неожиданно, радость от того, что мы вдвоем. Во мне просыпается поистине девичья наивность и жажда внимания противоположного пола.
Остроты добавляет и запретность нашей прогулки. По всем правилам, компанию нам должна была составить дуэнья. Если, конечно, не вспоминать о нашей единственной ночи, которое по всем правилам вообще не должно было быть.
Но, помимо нежных грез, меня скручивает от ужаса. Находится рядом с Винхартом опасно. Что будет, если он узнает меня? Обвинит в краже и арестует? Или же начнет шантажировать?
Герцог не производит впечатление глупца, способного заблудиться в коридоре. Интуиция подсказывает, что он нарочно отстал от остальных и указал неверное направление. Возможно, он сделал это, чтобы поиграть на моих нервах. Если так, то ему мастерски удается эта игра.
Пока идем, я стараюсь обращать его внимание на висящие картины. Про комнаты не говорю ничего конкретного. Лишь упоминаю, что это женская часть Берген-холла. О том, что находиться здесь мужчинам нежелательно сознательно опускаю. Правило общее. По идее, герцог прекрасно понимает, что его присутствие здесь нежелательно.
В конечном счете, какая бы именно мысль не захватывала мой разум, я нервничаю. И скрыть волнение у меня не получается. Меня не учили шпионить или притворяться. Меня учили охранять.
Из-за волнения я то и дело поправляю прическу, закусываю губу или же перетираю пальцами. Но больше всего достается моему вееру.
В изумрудном зале, который из-за длинного окна, служил нам с Авророй студией для рисования, я начинаю крутить в руках веер. Один мольберт не убран. К нему пришпилен выполненный акварелью пейзаж. Рисунок мой.
Винхарт останавливается и смотрит на картинку, а я начинаю позипывать кружево на веере.
— У вас там спрятаны лезвия? — спрашивает герцог, замечая краем зрения мое волнение.
— Э-э-э, нет, — я убираю руки за спину. — С чего бы у меня были лезвия в веере?
— Девушка, которая носит брючный костюм и упражняется в стрельбе из револьвера, всегда полна сюрпризов.
— Почему вы так решили? Много встречали таких девушек? — язвлю в ответ, сама не зная почему.
Винхарт с улыбкой оборачивается ко мне.
— Это ваш рисунок?
— Это невежливо — игнорировать вопрос.
— Хм, — герцог встает передо мной. Нас разделяет два шага, но воздуха уже не хватает. Его взгляд скользит от моих глаз к губам, опускается к груди, потом возвращается обратно. — Хотите услышать ответ?
— Разумеется, иначе зачем бы задавала вопрос. Я хочу знать, как много таких же девушек, как я. Мне любопытно и только.
— Я встречал лишь одну.
Мое сердце пропускает удар. Сейчас он скажет, что узнал меня.
— И кто же она?
Винхарт усмехается.
— А вы, я погляжу, напрашиваетесь на откровенность с моей стороны.
На его щеках проступают обаятельные ямочки, и легкий трепет кружит мне голову. Я зашла слишком далеко в своих расспросах. Лиарки, да я нарываюсь.
— Простите за дерзость.
— Вам не за что извиняться. В наши дни честность и искренность — редкое сокровище. К сожалению, мне недоступно ни то, ни другое. Слишком велика ответственность перед близкими людьми, чтобы я пользовался этими качествами.
— Я понимаю, о чем вы. На моих плечах тоже лежит груз ответственности перед близкими. И я тоже временами не могу быть до конца откровенна. Слишком большой риск.
— Значит, мы договорились.
— О чем?
— О том, что не можем быть до конца откровенны.
— Я думаю, никто не может быть до конца откровенен. У каждого есть темный уголок, куда он прячет свои секреты.
Каким-то образом Винхарт оказывается ближе, чем я думала. И когда он сделал еще шаг?
— Или чужие секреты.
— Или чужие, — соглашаюсь я.
Я сглатываю набежавшую слюну и делаю глубокий вдох. Воздух между нами искрит. Мы не касаемся друг друга, но, кажется, если дотронемся, то произойдет взрыв.
— И раз мы сошлись и в этом, то доверю вам свой секрет.
Не надо! Не надо мне его секретов. Мне своих хватает.
— Может не стоит?
— Испугались, что это что-то плохое или компрометирующее чью-то личность?
— Возможно и так. Возможно, я не смогу спать после того, как узнаю ваш секрет.
— Бисквитный торт с клубникой.
Я растеряно смотрю на Винхарта. Еще минуту назад мы мило философствовали о секретах человеческой души, а теперь он упомянул про торт. Человек контрастов, ничего не скажешь.
— Торт?
— Да, вы наверно не знаете, леди Тереза. Да и откуда бы вам знать о столичной моде, вы же не покидаете пределов герцогства, — последнюю фразу герцог тянет, делая очередной намек. — В Манберге сейчас в моде бисквитный торт с белоснежным кремом и фруктами. Я люблю с клубникой. И в этом мой секрет.
Я невольно улыбаюсь. Я ожидала чего-то более серьезного, но сладости?
— А почему секрет? Что в этом такого? — с хохотом спрашиваю я.
Винхарт меняется в лице. С приветливого и добродушного на порочное и опасное. Я тоже перестаю улыбаться. Ощущаю себя овечкой, которая случайно заблудилась и встретила волка.
— Он называется «Незнакомка в белой маске». Один раз отведаешь — невозможно устоять.
— Незнакомка… — зачем-то повторяю я шепотом и делаю шаг назад.
— Да, в белой кружевной маске. Когда ешь бисквит, то в голове звучит просьба не снимать маску.
У меня перехватывает дыхание. Страх ледяной хваткой сжимает горло. Никаких сомнений. Он меня узнал.
Винхарт делает выпад в мою сторону.
— Нет, — я пытаюсь увернуться, но он быстр и ловок. Его ладонь сжимает мою.
Изумрудный зал претерпевает изменения. Зеленые стены блекнут и осыпаются. Потолок трещит, лепнина кусками отваливается на пол. Люстра темнеет и скрючивается. Портьеры исчезают, а белоснежная гардина превращается в сморщенную желтую тряпку. Половицы надуваются, сереют, а местами покрываются черной плесенью.
— Мы в «изнанке», леди Тереза.
Беглый взгляд по сторонам. Единственное, что осталось неизменным в изумрудном зале, так это мой рисунок. Выполненный акварелью пейзаж ярким пятном оттеняет серость и разруху.
— Можете проверить. Ваш маленький мешочек между средним и безымянным пальцем не работает, — он отпускает мою руку, и я отшатываюсь. — Здесь можно говорить откровенно. Нас некому подслушать.
— И некому вмешаться, — меня охватывает паника. Трясущимися руками снимаю перчатку и активирую руну. Ничего. Мы и правда в «изнанке» мира.
Я никогда не была в подпространстве. Мало кто бывал. За всю историю известных магов, обладающих такой силой, по пальцам пересчитать. Грозные, опасные вершители человеческих судеб. В народе их называла Ходящими, в энциклопедии по классификации магических сил — Путниками Тьмы. Именно Тьмы, потому что солнце не светит в «изнанке». Небо вечно серое и затянуто тяжелыми тучами.
Если Винхарт пожелает, то я никогда не вернусь в обратный мир. Он — мой якорь, мой проводник. Без него, я не смогу пересечь границу обратно.
Я упираюсь ногами в покрытое мхом кресло и отшатываюсь от него. От сиденья несет сыростью и грязью.
— Как именно Адольф Берген заставил вас пойти на воровство?
Вопрос режет по ушам. Не только потому, что кто-то другой впервые озвучил «Адольф Берген», «заставил», и «воровство» в одном предложении. Но и потому, что вопрос, лиарки подери, очень правилен и точен. И он подробно описывает мою ситуации.
Отнекиваться не имеет смысла.
— Много причин.
— Мы никуда не торопимся, — ледяным тоном заявляет Винхарт и скрещивает руки на груди.
— Ужасное место для допроса, — фыркаю я.
— Весь дом такой.
— Весь дом? — бросаю взгляд на высокие двойные двери. Они больше не покрыты лаком и не блестят, а узоры исчезли. Сами двери еле держатся в проеме, петли проржавели, а ручка оторвана. Вместо нее зияет дыра в черноту.
— Да, — он качает головой. — За исключением пары комнат.
Я хмурюсь, не совсем понимая, что происходит. Меня учили, что подпространство — это всего лишь определенная территория, но никак не отражение нашего мира.
— Сейчас некогда объяснять, как по-настоящему работает «изнанка», — Винхарт словно читает мои мысли. — Как дядя вынудил вас пойти на воровство?
Я смотрю в его карие глаза. В тусклом свете они кажутся черными и даже не знаю, с чего начать.
— Быть может, вы сначала расскажите, как… Как вы все поняли?
Винхарт хмыкает.
— Это было довольно легко, — он медленно шагает ко мне, поднимает руку и касается пальцами моего завитого локона. — Я сразу же узнал вас в книжной лавке. Тот же оттенок волос, — его взгляд опускается в район подбородка. — Те же губы, нос, шея, миниатюрная родинка возле уха.
Герцог берет мою руку без перчатки в свои. Он нежно гладит пальцы, вызывая волну трепетных мурашек. Потом трогает фальшивую кофейную родинку.
— И ваша руна-секрет между пальчиками.
Я облизываю пересохшие губы, ощущая, как мои щеки наливаются свинцовым огнем. Все-таки правду говорят. Винхарт раскрыл не один заговор. У его жертв не было шанса. Особенно, у женщин.
— И все? — хриплю я.
— Клятва… — Винхарт щурится. — Почему-то я так и думал, что Берген не прочь лишний раз подстраховаться.
Я пожимаю плечами и тяну руку на себя. Хочу высвободить ее из ладоней герцога, потому что прикосновения будоражат и сбивают с толку. Это позволяет потянуть время и обдумать, как вести себя дальше.
У меня нет никаких оснований доверять Мориану Винхарту. Тот факт, что король отправил его вести расследование по делу о воровстве редких артефактов, еще не делает герцога честным и благородным человеком. Люди в угоду себя, могут пустить других под откос. Как причастная к преступлению, я могу пострадать. Что хуже, могут пострадать мои брат с сестрой. Если дядя узнает, что я его предала…
Глубокий вдох. Я не должна пускать в голову дурные мысли. Каким-то образом мне нужно одновременно договориться с Винхартом и оставаться верной моему ненавистному родственнику.
— И цена клятвы конечно же высока, — герцог отпускает мою руку.
— Да, — я делаю шаг назад. Расстояние, пусть и небольшое, придает мне сил и уверенности.
Винхарт качает головой.
— Пока ехал в Тинберг, я наводил справки. У вас есть младшие брат и сестра. Их нет в Берген-холле.
Я опускаю голову, а мои пальцы снова скручивают веер. Это же ведь не признание, так? Клятва не нарушена.
— Раз вы ничего не можете рассказать о дяде, то можете рассказать об его окружении. Вы же не давали клятву им или о них?
Неожиданно его идея восхищает меня. Ни слова о дяде, но его друзья в клятву не входили.
— Нет, — качаю головой. — О других я могу говорить свободно.
— Прекрасно, — Винхарт улыбается. — Давайте начнем со списка имен его близких друзей.
Я открываю рот, чтобы назвать первое пришедшее на ум имя, но не озвучиваю его. Смотрю в карие глаза и колеблюсь.
Ты слишком легко сдаешься, Тереза.
В подобных ситуациях я никогда не была. Берген требовал полного послушания и безоговорочного выполнения его приказов. С дядей торг неуместен. А сейчас? Что именно происходит сейчас?
— Если назову имена, то что будет дальше? — я убираю руки за спину, чтобы он не видел, как они дрожат, и вскидываю подбородок. Мне хочется казаться выше и грознее, чем я есть. — Мне кажется, я имею право знать, что вы собираетесь делать. Как и то, каково мое положение в расследовании. Вы собираетесь придать меня суду, как преступницу и сообщницу Адольфа Бергена?
Винхарт, лиарки подери его, обворожительно улыбается, обнажая ямочки. А в глазах загорается жадный огонек. Мое сердце пускается в безумный пляс, когда герцог подходит ко мне. Зачем он это делает? Когда он так близко, невозможно думать о делах. И что страшнее, можно согласиться неизвестно на что! Нельзя мужчинам давать столько красоты и притягательности. Это преступление Бога против всех женщин.
— Отныне, вы моя свидетельница, — герцог переводит взгляд на мои губы. Я вижу, как он борется с собой. — И мой агент.
Как интересно! Дядя, прежде чем навязать клятву и ритуал, спрашивал моего согласия. Винхарт же не церемониться. Знает, что иного выбора у меня нет. Да он опаснее Бергена. Но может в этом и есть мое спасение?
— Мне полагается защита? И моим родным?
Винхарт усмехается.
— Я восхищен. Леди Тереза, вы не только красивы, но еще и умны. Умеете требовать свое, — он касается пальцами моего подбородка и нежно гладит кожу. — Люблю это качество в людях. Я сам такой.
Мне хочется закрыть глаза и насладиться лаской. Наверно, я схожу с ума, раз испытываю блаженство рядом с ним. А может ответ кроется в том, что в моей жизни было слишком мало нежности и любви. Особенно последние годы.
— Вы не ответили на вопрос, милорд.
— Вы можете рассчитывать на мое полное покровительство.
— А мои брат и сестра?
— Я решу вопрос.
— Это... это невозможно.
Это действительно кажется мне невозможным. Я не видела их почти год. Не знаю где они живут и как выглядят. Наверняка же повзрослели за это время. Дети растут быстро.
— Для меня нет ничего невозможного.
Я горько усмехаюсь.
— Дядя — страшный человек.
Винхарт берет мое лицо в ладони и заставляет посмотреть ему в глаза.
— Поверьте, я намного страшнее, — шепчет он, и его горячее дыхание ласкает кожу лица. — А теперь назовите имена.
Я перевожу руки вперед, отпускаю веер, который повисает благодаря цепочке, на кисти, и касаюсь предплечий Винхарта.
— Вы хотите услышать имена? — заглядываю ему в лицо, стараясь понять, о чем именно он думает.
Его эмоции невозможно «прочитать». Искренне ли герцог хочет помочь? Полон ли он благих намерений и стремится добиться справедливости? Или же затаскивает меня в опасную игру, где я стану разменной монетой?
— Да.
— Тогда мне нужны гарантии. На кону жизнь моих родных. Дайте мне клятву.
Герцог обворожительно улыбается. Он делает это так красиво, что у меня возникает мгновенный порыв ничего не требовать. Вот же прохвост!
— Клятву, значит. Милая леди Тереза, а вы не далеко ушли от вашего дядюшки. Тоже любите перестраховаться, — он говорит со странной интонацией. Никак не понять, это провокация или комплимент.
— Страдания, горести и ответственность делают нас взрослыми быстрее, чем мы бы того хотели, — вспоминаю фразу папы. — Отец учил, что я старшая и отвечаю за всех. В отличие от моего дядюшки у меня нет выбора.
Винхарт смотрит на меня то ли с восхищением, то ли с любопытством, то ли с угрозой. Понять невозможно, и это пугает. Страшит и то, что выбор у него есть. Он может отказаться, может принудить меня шантажом рассказать нужную информацию.
Не перегибаю ли я палку? Все-таки сейчас передо мной единственный человек, который может, в каком-то смысле, помочь.
— Я согласен.
От удивления у меня раскрывается рот. Так сразу?
— Мне нужно, чтобы мой агент работал хорошо. Лишние переживания нам ни к чему, — продолжает Винхарт. — Хотите гарантий, я их дам. Какую цену возьмете?
— Жизнь, — не раздумываю.
Лицо герцога остается неизменным. Он берет меня за руки.
— В «изнанке» нельзя проводить магические ритуалы. Последствия непредсказуемы.
— Тогда вернемся? — я пытаюсь задать вопрос деловым тоном, но получается испуганно и с надеждой. Мне хочется вернуться обратно. «Изнанка» — мир Винхарта. Здесь без него я беспомощна.
— Да.
Снова перемена. Изумрудный зал становится вновь роскошным и безупречно красивым.
— Я, Мориан Винхарт, клянусь своей жизнью леди Терезе Лонгрей, что дарую ей и ее родным свое покровительство, свою помощь и верность.
В месте прикосновения становится тепло. Его ладони нагревают мои. Секунда, и все проходит.
— Священник, настоятель Тинбергского собора, Олаф Киммер, и Гидеон Краумиц, советник по внутренним делам, — я сообщаю имена только самых близких друзей. У Адольфа Бергена много приятелей и знакомых, к которым он мог бы обратиться за помощью, но эти — родственные души.
— Благодарю, — Винхарт отпускает мои ладони.
— Что дальше?
— Как отнесется ваш дядя, если увидит вас в моем обществе?
Я издаю смешок. Как отреагирует дядя? Наверно, будет рад. Он ведь сам приказал любым способом запутать герцога. Говорить об этом напрямую я не могу из-за клятвы. Да и стоило бы?
Пусть Винхарт и поклялся жизнью, я все равно не доверяю ему.
Надеюсь, со стороны мое смущение выглядит, как обычное стеснение молодой и наивной девушки.
— Он бережет только свою дочь, мою кузину Аврору.
Герцог кивает.
— Значит следуем плану. Идемте, леди Тереза, покажите мне оставшийся Берген-холл.
Мы идем к лестнице. Винхарт держится от меня на приличном расстоянии, задает вопросы касательно особняка. Я отвечаю, стараюсь держаться непринужденно, но в душе мечусь, как пойманная птица.
В голове одни вопросы. Об «изнанке», о магии перехода, о дяде, о расследовании и о многом другом. Я жажду подробностей и о моей роли в качестве агента, и о том, каким образом Винхарт поможет родным. Но я молчу. Сейчас не то время и место, чтобы задавать вопросы.
В сад мы не заходим. Проходим по галерее и входим в западное крыло. Здесь, в одном из залов, мы и встречаемся с остальной компанией. Первым я вижу дядю. На мгновение он одаривает меня довольной улыбкой и незаметно показывает наш знак пальцами — указательный и средний выпрямлены, остальные согнуты. Значит, он доволен моей работой.
Аврора встречает теплой улыбкой, а ее взгляд говорит: «Наконец-то ты пришла». Дуэньи с ней нет. Видимо, Миранду решил заменить сам Берген.
Реакцию остальных прочитать я не успеваю.
Вперед выходит Рикардо. Его темные глаза мечут молнии, а рука ложится на эфес шпаги.
В зале повисает давящая тишина. Я с осуждением смотрю на своего учителя по стрельбе. К Соейру подходит дядя, и мне до боли знаком этот взгляд. Он вновь рассержен на Рикардо. Это уже второй раз за день, а значит стражника ждет муштра.
Но Винхарт первым нарушает молчание.
— Ваши владения, сэр Берген, прекрасны и внушают трепет перед той изысканностью, с которой они были обустроены. А портреты… Я готов любоваться ими часами напролет, — герцог поворачивается ко мне. — Я бесконечно благодарен леди Терезе за небольшую экскурсию. Ее комментарии превосходно дополнили мое знакомство с вашей родословной.
Дядя бросает на меня напряженный взгляд.
— Неужели? — уточняет он с улыбкой, вновь глядя на Винхарта.
Рикардо же продолжает сжимать эфес и скрежетать зубами. Это заметно по тому, как напряжены его челюсти.
— Разумеется. Я получил истинное наслаждение в компании вашей прелестной племянницы.
Ох да, благоразумная... Одна гуляла по Берген-холлу в компании неженатого мужчины. Делилась ценной информацией и получала клятвы.
Минуточку!
Наступает прозрение. Каждая мышца в моем теле сжимается от напряжения. Я перевожу взгляд со злого Рикардо на Винхарта. Ах ты ж нахал!
— Мор, страсть к живописи приведет тебя к женитьбе, — шутливым тоном замечает Рудольф Стеффорд, моложавый мужчина с русыми волосами и голубыми глазами. Он обладает поистине тонкими изящными чертами лица, статной фигурой, и отчего-то вызывает стойкую ассоциацию с поэтом, воспевающий сонеты о трагической любви.
— Или к пуле, — веселится Марк Тироль — долговязый парень с вьющимися рыжими волосами. Его смех ужасно заразителен, и даже дядю заставляет улыбнуться.
— Или к дуэли, — мрачно шепчет Рикардо. Его фраза осталась бы незамеченной, не произнеси ее Сойер в момент секундной тишины.
Я замираю. Дядя кривит губы и сжимает кулаки. Аврора испуганно прикрывает рот. Остальные с интересом смотрят на Винхарта. Герцог театрально вскидывает руки.
— А может все сразу, — с лукавой улыбкой произносит он. — Обожаю приключения.
Это заметно.
Думаю я, но вслух ничего не говорю. Потому что у нас еще предстоит разговор. И произойдет он в самое ближайшее время.
— Молодежь, — бросает Берген. Он хочет сказать что-то еще, но в зал входит лакей с подносом, на котором лежит конверт.
Дядя читает его, морщиться, кладет во внутренний карман и указывает на двери.
— Пожалуй, раз мы все собрались, то предлагаю продолжить экскурсию без меня. Рикардо, как закончите, проводи гостей в их покои. А после — зайди ко мне.
Сойер кивает, а я тяжко вздыхаю. Я не считаю, что Рикардо вел себя правильно. Он, не имея никаких причин, откровенно выказал неуважению к дорогому гостю. Мне жаль, что дядя накажет его. Как всегда, это будет крайне несправедливое наказание. У Бергена наказание никогда не соответствует проступку.
Однако уже через десять минут экскурсии я перестаю жалеть Сойера.
Во главе нашей небольшой процессии, как дочь хозяина, идет Аврора. Я плетусь в конце. Наравне со мной держится Винхарт и Рикардо.
В какой-то момент герцог увлекается очередным портретом. Сойер хватает за руку и останавливает меня в нескольких шагах от остальных.
— Не связывайтесь с ним. Он опорочит вас и уедет.
Я сбрасываю руку Рикардо.
— Я знаю, что делаю.
— Одумайтесь, леди Тереза.
— Хватит.
Нашел место и время читать нотации. Мог бы подождать, когда гости разойдутся по комнатам.
— Я могу защитить вас.
— Защитить? — я поднимаю взгляд на стражника. Он вполне серьезен. — От кого?
— От таких людей.
Таких людей…
— О, вот как, — я слегка качаю головой.
— Леди Тереза, я буду ночевать под вашей дверью, — шепчет он.
— Жаль, что вам никогда не приходило в голову защитить меня от дяди, — бросаю я и иду к Винхарту.
Мне становится мерзко. Я всегда покрывала Рикардо перед дядей. Конечно, не только его одного, но все равно противно. В ответ я никогда не видела подобной самоотверженности, хоть и не ждала ее.
Я особо не рассчитывала, что хоть кто-то в этом доме будет мне помогать. За исключением разве что Энн. Но она всегда была так мила и добра ко мне, что втягивать ее в разборки с Бергеном — низко и противно.
Но теперь, когда впервые за столько лет к нам явились гости, Рикардо вдруг решил проявить смелость. Да и смелость ли это, если учесть, как я ему нравлюсь.
Под тяжелым взглядом Сойера, я подхожу к Винхарту и начинаю рассказывать кто изображен на портрете. Попутно я хочу спросить, когда мы сможем встретиться наедине, но мне мешают его друзья. Мне бы разозлиться, но они оказываются вполне приятными молодыми джентльменами.
— Мор, дружище, все-таки живопись тебя погубит, — опять берется за свое Рудольф. — А вы, леди Тереза, тоже любите живопись?