Невеста моего сына

Глава 1

Жасмин Майер

"НЕВЕСТА МОЕГО СЫНА"

Аннотация: 

Мне девятнадцать, ему тридцать восемь. Наша первая встреча прошла ужасно, вторая — еще хуже. Я надеялась, что больше никогда его не увижу, но, оказалось, что следующие сорок дней обязана провести рядом с ним. А еще именно он хранит мои трусики в кармане своего дорого костюма, но у меня никогда не хватит храбрости попросить их обратно. Ведь он — отец моего жениха. 

Глава 1. Саша

Снег летит в лицо, а мороз пробирается под распахнутое пальто, которое я так и не застегнула. Выпрыгнув из такси, Адам решительно тащит меня к родительскому дому, а я только и могу думать о том, что это самое неподходящее время для такого знакомства.

На мне даже нет нижнего белья.

Сегодня я планировала танцевать до упаду в своих мегаудобных каблуках и ультратонком серебристом платье. А после полуночи в день рождения Адама сообщить ему шепотом, что на мне нет трусиков.

Но по дороге на вечеринку внезапно позвонил отец Адама, и он, к моему шоку, попросил таксиста развернуться. И вот теперь я пытаюсь устоять на заснеженном тротуаре на восьмисантиметровых каблуках перед элитным жилым комплексом, думая о том, что, собираюсь знакомиться с родителями парня, будучи при этом без трусиков.

— Может, в другой раз? — кричу я.

— Нельзя! Отец приехал! — перекрикивает в ответ метель Адам. — Черт его знает, сколько времени он пробудет в Москве на этот раз, а я хочу, чтобы он познакомился с тобой! И еще мне обязательно нужно поговорить с ним о делах.

Портье сразу узнает Адама и без проблем распахивает перед нами тяжелые дубовые двери, легко пропуская нас в фойе, больше похожее на холл отеля, чем жилого дома. Мы несемся к хромированным лифтам, и как только за нами закрываются двери, Адам прижимает меня к себе и целует, пробираясь ледяными пальцами под пальто.

— Замерзла?

Я киваю, пока Адам прижимает меня к себе и целует, глядя на нас в многочисленных отражениях. Он любит смотреть, поэтому у него зеркала даже на потолке в спальне. Но я очень надеюсь, что он не обнаружит свой подарок прямо сейчас.

— Хочу, чтобы отец увидел, какая ты у меня красивая, — шепчет Адам, пока его руки скользят по моему телу. — Знаешь, моему отцу постоянно не нравились девушки, с которыми я его знакомил. Говорил, что я выбираю только недалеких и легкодоступных. Хочу увидеть его лицо, когда он познакомится с тобой!

Адам смеется, а мне вот совсем не до смеха. С ужасом смотрю на свое отражение в начищенных до блеска зеркалах.

Короткое блестящее платье на тонких лямках чересчур вызывающе обнажает бедра. По ярко-красной помаде, чуть размазанной из-за поцелуев, никак не догадаешься, что последние полгода все свободное время я провожу в библиотеке университета. Волосы взъерошены метелью, и выглядят так, будто я занималась сексом вплоть до выхода из дома. По ним никак не скажешь, что я убила два часа времени на укладку, надеясь добиться небрежных кудрей.

И в довершении всего на шее желтеет почти сошедший с кожи засос, который мне едва удалось замаскировать тоналкой.

Недалекая и легкодоступная — сейчас я именно такая.

— Может, не надо меня сейчас знакомить с твоим отцом? Может, завтра?

Или никогда? А там и жуткий отец снова уберется в северную столицу, кажется, в основном он живет именно в Питере, а не Москве.

— Я сейчас не одета для такого знакомства, Адам.

Не хочется портить ему сюрприз, поэтому я не могу сказать прямо о деликатной ситуации. К тому же, я ведь знаю Адама, он будет только рад при каждом удобном случае подразнить меня. Пусть остается в неведении. Пока.

— Ты в любой одежде прекрасна, Саш… Но мне очень нужно поговорить с ним именно сегодня. Не знаю, сколько времени он еще проведет на этом континенте, но, боже, Саша… Если бы я только мог закончить побыстрее с делами…

Его пальцы сжимают мои ягодицы через платье, и сейчас он как никогда близок к тому, чтобы самостоятельно добраться до своего подарка, но в этот момент лифт останавливается, Адам убирает руку.

Фух.

На этаже Адам сразу устремился к единственной двери. Ждать долго не пришлось. Нам открыла брюнетка с ярко-красными пухлыми губами, и прежде всего она с недовольным видом уставилась на меня, но потом наконец-то заметила Адама.

— О, Адам! Какой неожиданный сюрприз. Привет.

Похоже, отец Адама не счел нужным предупредить ее о том, что ждет сына в гости.

Для матери Адама она слишком молода, а еще слишком ревниво сканирует меня с головы до ног, пока Адам помогает с пальто. Ее дыхание сбито, а на щеках горит воинственный румянец.

Сначала мне почему-то кажется, что мы помешали старичкам зажечь этой ночью, прервали ее горячие поцелуи с отцом Адама, ведь он только вернулся в Москву. Может быть, он даже не всегда способен на такой подвиг и принял по такому случаю какую-нибудь специальную таблетку, которая значительно улучшает настроение мужчинам в его возрасте. Но поджатые губы и хмурый вид брюнетки исключают всякую романтику.

Похоже, она недовольна не тем, что мы помешали их романтическому вечеру после долгой разлуки. Мы просто пришли в разгар ссоры. Потрясающе.

— Это Саша, моя девушка. Давно хотел познакомить ее с отцом, да все не было случая. А это Алена, девушка моего отца.

В ответ Алена едва заметно кривится, как будто рядом пробежала мышь. Не нравится быть чьей-то девушкой в таком возрасте, понимаю. Ей ведь уже около сорока? Ужас.

Глава 2. Одинцов

Глазам своим не верю.

Из-за того, что я постоянно мотаюсь по миру, мы с сыном и без того мало видимся, но почему каждый, когда это происходит, раз рядом с ним оказывается какая-то размалеванная полуодетая девица, готовая вот-вот раздвинуть ноги?

Впрочем, наверное, я слишком многого от него хочу. Адаму только девятнадцать. Был ли я таким же в его возрасте? Увы, нет. В его возрасте у меня уже были обязательства, которые вынуждали работать по двадцать часов в сутки.

Не пожелал бы такой жизни никому, когда ночью приходится работать, а днем продолжать учебу, так что пусть малец развлекается, пока свободен.

Хотя тенденция мне не нравится. Адам начал знакомить меня со своими девушками лет так с шестнадцати. И ни одна не годилась на большее, чем на несколько ночей. Сегодняшняя — такая же. Хватает беглого осмотра, чтобы это понять. Слишком длинные ноги, слишком мало одежды, слишком яркие губы. Всего слишком.

Хотя стоит отдать моему сыну должное — у него хотя бы есть вкус.

Девица горячо отвечает на его поцелуи, пока Адам лапает ее грудь. Прямо посреди моей гостиной. Ничего не меняется.

Подозреваю, что у сына имеется и некая склонность к эксгибиционизму, но, пока он не начал бегать голышом по паркам и ладно. В четыре он то и дело срывал с себя одежду, в десять постоянно теребил пах, а с его шестнадцати я то и дело застаю голых девиц рядом с ним в разных позах. Не пацаны — и то на том спасибо. Так что я почти смирился.

Несмотря на развратное платье, во время нашего знакомства девица продолжает строить из себя невинную крошку. Глаза в пол, губки бантиком. Какая прелесть.

Смотрю на ее такие модные сейчас платиновые волосы, на припухшие от поцелуев губы. Плечи тонкие, шея длинная, а ноги — от ушей. Кожа почти фарфоровая, только розоватая на щеках. Острые ключицы сильно выпирают вперед, и все это время она тяжело дышит. Волнуется или ее так сильно возбуждает мой сын?

— Рада встрече, — произносит она едва слышно.

— Рад познакомиться, — откликаюсь я. — Александра, зовите меня просто Николай. Без отчества. Адам, останешься на ужин? Думаю, ты не просто так приехал?

Я знаю своего сына. Теплые родственные связи нас никогда не связывали, и если он приезжает, то строго по делу.

— Но у нас заказан столик на двоих… — мнется Алена.

— Мы никуда не поедем. Ко мне сын приехал. Закажи еду на дом.

Ее истерики стали надоедать. Я достаточно трачу на нее, чтобы не выслушивать лишнее. Но, оказывается, все ее подруги зимуют в Таиланде, Австралии, а третьи в Испании. И только она вынуждена морозить свой зад в Москве. Я чуть не сказал: «Скатертью дорога», помешал только приход сына.

Алена с перекошенной физиономией уходит, а я снова смотрю на невинную овечку в развратном платье.

Одна из лямок то и дело спадает с плеча, обнажая верхнюю часть высокой девичьей груди. Да, пожалуй, я очень хорошо понимаю, чем она привлекла моего сына.

Адам провожает взглядом Алену и смотрит на меня:

— А куда делась Вероника?

— Пришел учить меня жизни? Интересно, — вскидываю я бровь.

— Остынь, отец. Я пришел поговорить о деле.

Это звучит так же смешно, как его разговоры о моих женщинах. Яйцо не понимает, почему курицу так раздражает, когда кто-то учит ее жизни.

— Поговорим за ужином, — киваю я, краем глаза замечая, как с плеча Александры снова сползает лямка.

Кривая у нее спина, что ли?

Девушка не делает ни одного движения, чтобы поправить лямку. Сидит, глядя в пространство темными глазами. Необычное сочетание с белыми волосами. Должен признать, у нее яркая и необычная красота. Даже с таким цветом волос, который сейчас у каждой третьей. Платиновые блондинки были даже у меня. Когда-то.

Правда, им было лет на десять больше, чем этой.

Из-за острого голого плеча не могу сосредоточиться на разговоре. Ну же. Просто подними эту чертову лямку. У тебя так все платье сползет до талии, а ты и не заметишь.

— Александра? — произношу, не выдерживая.

Она замирает и медленно останавливает на мне свой темный взгляд.

— Да?

— Вы где-то учитесь? Работаете?

Вижу, как Адам подбирается, распрямляя плечи. Звездный час для девушки. Но сама Александра ничего не отвечает, только смотрит на меня в упор, как если бы не поняла ни слова.

У меня закрадывается нехорошее предчувствие, особенно когда она произносит:

— Я сейчас… Мне нужно… Где здесь? — она смотрит на Адама, но тот только непонятливо сдвигает брови у переносицы.

Ну и где чертова Алена, когда она так нужна? Впрочем, наверное, легче завести слуг, чем надеяться на любовницу. А еще придется разобраться с этим лично.

Указываю Александре рукой вперед и произношу:

— Пойдемте. Я покажу.

Она семенит следом, вцепившись в крохотную сумочку, я же украдкой смотрю на ее профиль. Совсем ведь еще ребенок, и как дошла до такой жизни?

— Сколько вам, Александра?

— Девятнадцать.

Голос у нее хриплый, тихий, а взгляд рассеянный. При этом она почти не смотрит мне в глаза. И ее немного шатает. Великолепный выбор, сын. Ты переплюнул сам себя.

Показываю ей на дверь туалета, жду, пока зайдет внутрь. Сжимаю челюсть, и даю девчонке время одуматься и вовремя выйти, чтобы избежать того, что я собираюсь сделать. Но ничего не происходит — дверь остается закрытой, звуков воды или сушки для рук нет.

Выждав время, достаточное, чтобы вымыть даже руки, неожиданно распахиваю дверь туалетных комнат. Александра моментально пугается. Вздрагивает всем телом и заводит руки за спину, пряча от меня то, что держит в руках.

Глава 3. Саша

Конечно, они у меня были!

Я взяла на всякий случай самые крохотные, какие у меня только были бикини-ниточки, чтобы надеть после, если из клуба мы все-таки не сразу вернемся домой.

Не знала, насколько сильно Адаму понравится мой сюрприз и какие у него дальше будут планы. Обычно, Адам любит гулять всю ночь, поэтому решила оставить себе место для маневра. Не то, чтобы я часто прибегала к такому обнажению... Для меня и самой это было в новинку. Но Адам любил смотреть, ему нравилось касаться меня прилюдно, под столом, в темноте кинотеатра. Он никогда не заходил далеко, хотя и намекал, что совсем не против, если однажды на мне не окажется трусиков.

Ну, вот я и решилась. Все-таки это его день рождения. Мне и самой было любопытно, что я буду испытывать при этом.

Очень вовремя. Ничего не скажешь.

Может быть, я бы и смогла высидеть без белья во время знакомством с отцом моего парня, но не теперь, когда им оказался такой мужчина, как Николай Одинцов. Не понимаю, что со мной происходит, но мне точно не нравится сидеть практически голой в его присутствии.

Надеялась, трусики помогут вернуть самообладание. Но не надевать же их посреди гостиной? И надо же было ему заподозрить меня в том, что я принимаю в его туалете наркотики.

Господи! Не знаю, от какого унижения сильнее горят мои щеки во время ужина — что я так паршиво выгляжу, что похожа на наркоманку. Или что теперь отец Адама точно знает, что на мне нет белья. Никакого.

Я не стала их одевать после всего.

Не с пола.

И не при нем.

Так и вылетела в гостиную, пока он таращился на кусок шелка на полу.                                   

К этому времени уже доставили ужин, а Алена командовала парнями из «Кэйтеринга», как накрыть на стол. Из-за общей суматохи ни Адам, ни Алена не заметили, что нас с Одинцовым не было какое-то время. Как и того, что мои щеки горели так, будто я умывалась кислотой.

За столом я сосредоточилась на морепродуктах в своей тарелке, спрятав лицо за волосами. В беседе тоже не участвовала. А зачем? Никакое впечатление мне уже не произвести, а отец Адама и так сделал самые ужасные выводы, какие только мог.

Нет смысла убеждать его, что я отличница-студентка, а еще работаю волонтером в благотворительной организации по защите окружающей среды. Все достижения полетели к чертям, и наше столкновение в туалете перечеркнуло все впечатления, на какие я только могла рассчитывать.

Адам говорит с отцом о делах — и хорошо. Я ничего не смыслю в конструировании солнечных батарей, а именно это основной бизнес Одинцова. Знаю только, что Адама не подпускают и близко к семейным делам, это его и манит. Не гостиничное дело, торговля элитными автомобилями, долями в которых тоже владеет его отец, и не благотворительность.

Только со слов Адама знаю, что его семья тратит очень большие средства на благотворительность, но теперь уже и не верю в это. Разве такой монстр, как его отец, способный убить белого мишку, вообще способен к сочувствую? Наверное, жертвует деньги куда-нибудь для галочки.

Адам долго вынашивал план-инновацию о реконструкции солнечной батареи и теперь пытается донести до отца всю важность этой идеи, но тот слушает, кажется, только из вежливости. Родители все одинаковы. Когда я давала советы маме, как жить, она слушала меня также — с долей скепсиса и пренебрежения. А потом я просто уехала и стала жить, как сама считаю нужным.

Сидящая напротив Алена пару раз пыталась заговорить со мной о вечеринках, клубах и модных тусовках, но быстро поняла, что я птица не ее круга. Если мне и были знакомы фамилии тех людей, что она называла, то оказывалось, что я знаю младшее поколение. Алена же вращалась среди их отцов и матерей.

Думаю, именно из-за пропасти между нами в почти десять лет ее перекосило только сильнее. Почему-то мне кажется, что теперь она видит во мне соперницу, как та старая королева с волшебным зеркальцем из сказок. Ума не приложу, как я умудрилась испортить отношения сразу со всеми, исключая Адама.

Но ведь еще не вечер.

Разговор за столом прервался, когда в окно ударил порыв ветра.

— Ого, какая метель! — заметила Алена. — За какой-то час такие сугробы намело. Похоже, зима все-таки одумалась.

— Вы на чем приехали? — спросил отец Адама.

— На такси, не волнуйся.

Я с беспокойством смотрю на Адама, но он лишь улыбнулся. Мол, все будет хорошо. Ладно. Не хочу проводить с его отцом ни одной лишней минуты, хотя и не представляю, как мы будем выбираться отсюда.

Глава 4. Одинцов

Пытаюсь сосредоточиться за ужином на делах, ведь в кои-то веке Адам предлагает что-то действительно интересное, но перед глазами, хоть тресни, так и стоят розовые ягодицы, едва прикрытые платьем.

Вместо оптимизации потребления энергии думаю только о том, где же мои девятнадцать, когда было так умопомрачительно прекрасно узнать, что твоя девушка вдруг не надела трусики.

Зная пристрастия Адама, легко могу представить, что именно эта пикантная деталь и была сюрпризом на его день рождения. Они ведь ехали на вечеринку, но мое внезапное возвращение на родину перекроило их планы.

Судя по всему, Адам действительно интересуется инновациями в разработке солнечных батарей, раз пренебрег даже вечеринкой. Хотя, возможно, они еще отправятся туда. Ведь в девятнадцать после полуночи жизнь только начинается.

И на этот раз на его девушке действительно не будет нижнего белья. Вообще никакого под этим тонким, ужасающе тонким платьем, которое не скрывает девичьих угловатых бедер. Ни лифчика, ни трусиков — как я уже мог лично убедиться. Ничего.

По уму, я виноват. Очень перед ней виноват. Не каждый отец выкручивает руки девушке своего сына, любуясь при этом ее голой задницей.

И по справедливости, должен извиниться. Но я совершенно не знаю, как и когда.

Очень часто в путешествии мечтал о хорошем ужине из любимого ресторана, но теперь мне и кусок в горло не лезет, хотя еще час назад чувствовал зверский голод.

Саша больше не поднимает глаз, не произносит и десяти слов за ужином, отделавшись от Алены и ее трепа, кивками и однотипными ответами. И ежу понятно, что больше она не останется со мной наедине ни при каких условиях, а извиняться при сыне за то, что сделал, я не буду.

Не хочу рушить этот неожиданный ужин. Впервые мы с Адамом разговариваем, как два взрослых человека. И мне даже интересно.

Еще бы не всплывали постоянно перед глазами ярко-розовые ареолы с твердыми сосками.

Это мог бы быть лучший вечер в моей жизни, ведь пьяной тусовке сын предпочел важную беседу о семейном бизнесе, но при этом — из-за Саши это худший вечер в моей жизни.

В штанах становится тесно только оттого, стоит мне снова взглянуть, как она прикусывает губу. Или когда снова возится с чертовой лямкой.

Мой голод по женскому телу — понятен. Я провел вдали от цивилизации и нормальных женщин почти два месяца, а встреча с Аленой принесла только упреки и претензии. Но это совсем не значит, что это нормально, когда у тебя стоит на девушку сына.

Она ребенок. Все еще ребенок. Между нами двадцать лет разницы и даже для мимолетной связи я выбрал бы девушку старше. Мои женщины всегда были или ровесницы или младше меня, максимум, лет на пять. Но никогда на целых двадцать.

Когда она родилась, у меня уже был сын. И вот он сидит рядом с ней и снова лезет ей под юбку. При мне. И может быть, он знает, что на ней нет белья, а может быть, это все еще приятный сюрприз для него.

Я всегда закрывал глаза на эти заигрывания, ведь Адам не в первый раз тискает при мне своих девушек. Но сейчас почему-то не могу даже смотреть на это, и мне не нравится, что мои чувства как-то очень уж напоминают… зависть?

Да. В точку.

Я завидую тому, что именно он сегодня прикоснется к ее отзывчивому молодому телу, сорвет с нее эту блестящую тряпку, которая не в состоянии удержаться даже на ее плечах.

И потом…

А вот, чем мой сын займется с ней потом, лучше не думать. Просто надеюсь, мой сын умеет обращаться с тем, что у него в штанах и чем его наградила природа и мои гены.

Впервые в жизни мне хочется выпроводить сына из дому, как можно скорее. Поставить Алену раком и просто спустить пар. Должно полегчать. А в следующий раз, иди знай, когда мы увидимся с этой Сашей. Может никогда, и в следующий раз Адам вообще приведет другую. В его возрасте это нормально. Ни одну его девушку я не видел дважды.

Адам фонтанирует идеями, и я впервые слушаю собственного сына с интересом. Все портят только тонкие ключицы, под которыми все чаще вздымается острая девичья грудь. К ним мой взгляд возвращается с завидной регулярностью. Но даже разговор о деле не мешает Адаму лезть к Саше под юбку.

Нет, этого я точно не могу выдержать. Пора заканчивать.

Заранее с днем рождения не поздравляют, поэтому отделываюсь обещанием позвонить завтра. Обещаю встретиться с ним через три дня, после благотворительного мероприятия, на которое он точно не пойдет. К тому, чем я занимаюсь в свободное от основного бизнеса время, нужно прийти самостоятельно. И я ничего не выиграю, если силой отвезу Адама со мной в страну, которая завладела моим сердцем. Как и с солнечными батареями, он либо сам придет к этому, либо нет.

Наконец, Адам принимается вызванивать такси, но машин нет. Оно и немудрено. За окном настоящий буран.

Вижу, по глазам Саши, что она скорее пойдет пешком, чем останется рядом со мной еще хоть одну лишнюю минуту. Целиком разделяю ее чувства, но отпускать ее без белья, в тряпке и на каблуках в метель тоже не собираюсь.

— Собирайтесь, я вас отвезу.

— Ты? — удивляется Адам.

— Я не пил за ужином, в отличие от тебя, что тебя так удивляет?

— Просто… Даже в десять лет ты отправлял меня обратно к бабушке с дедушкой вместе с водителем. А теперь вдруг вызвался сам отвезти?

Воспоминания сына царапают сердце. Прошлого не изменить, но у меня еще есть шанс не испортить будущее.

— Все равно я не вызову сейчас Гришу, уже поздно, да и погода не даст ему добраться, так что да, отвезу вас сам. Вы домой? Не подумай, что я читаю тебе морали, просто вы не выберетесь потом со своей вечеринки.

Скажи, что ты отвезешь свою полуголую девушку в кровать, а не в переполненный клуб, где каждый пьяный мужик захочет облапать ее через эту тонкую тряпку.

Адам смотрит на Сашу, и в глазах той я вижу отражение своих мыслей. Если поначалу прогулка без трусиков казалась ей веселой забавой, то больше нет. И за это она может сказать спасибо только тебе, Одинцов.

Глава 5. Саша

На заднем сидении шикарного внедорожника Одинцова-старшего мне уж точно было не до заигрываний. Сначала я пыталась стряхнуть руки Адама со своих бедер, но намеков он не понял. Я же не могла вытерпеть этого при его отце. Особенно, если учесть, что сидела посередине и очень даже хорошо отражалась в зеркале, в котором иногда ловила сапфировый быстрые взгляды.

Но в какой-то момент Адам с силой, невзирая на мое сопротивление, все-таки раздвинул мои ноги. Я опешила от такого поворота и едва не наорала на него. Спасло только то, что мы уже приехали. Иначе я бы влепила ему пощечину прямо при отце, и тогда брела бы по сугробам в поисках попутки. А при моем нынешнем виде это чревато.

Моего недовольства Адам явно не понял. Тепло попрощавшись с отцом, он притянул меня к себе уже в лифте, стоило нам войти в новостройку, где отец на совершеннолетие купил ему квартиру.

Теперь мы были одни, и наконец-то можно было прояснить ситуацию, так что я отстранилась. Посмотрела на своего парня, и почувствовала слабый укол разочарования — его глаза не были такими ярко-синими, как у отца, скорее дымчато-серыми. А ведь мне раньше нравился цвет его глаз.

— Не надо было делать этого при отце, Адам.

— А что не так? — удивился он. — Отец давно в курсе, что я вообще-то даже сексом занимаюсь.

Да, но этой ночью ты хочешь заняться им со мной.

И Одинцов-старший тоже об этом знает.

Еще один странный укол, как будто таблетка не в то горло попала. Черт. Да почему меня это так задевает? Встряхнула влажными от снега волосами, как будто могла выкинуть отца Адама из головы в буквальном смысле. Какого черта он стал незримым третьим в наших отношениях? Даже сейчас, когда его нет рядом!

— Послушай, Адам. Я была против и держала ноги крепко сжатыми. Разве это не было понятно? А ты применил силу и сделал в машине все по-своему.

Адам пожал плечами.                                                                   

— Я думал, ты просто дразнишь меня.

— «Нет» значит «нет», Адам.

Он поднял руки.

— Да, понял я, понял. Что ты взъелась так, Саш? При отце тебя не трогай, а сейчас прямо послушать, так я чуть ли не насиловать тебя собрался. «Применил силу», Господи! Я просто гладил твою коленку.

Лифт открылся, и мы молча вышли на этаже.

Мы встречались почти год, — девять месяцев, если быть точной, — но я до сих пор жила в общежитии университета и только иногда ночевала у Адама на выходных. Меня это устраивало. Раньше.

Сегодняшний же вечер вымотал меня подчистую. Впервые я пожалела о том, что в такие вечера у меня даже не предусмотрены пути для отступления. А ведь так хотелось вернуться к себе, надеть любимую пижаму и свернуться клубком под одеялом, надеясь, что сапфировые глаза чудесным образом сотрутся из памяти. Зачем он смотрел в зеркало? Не насмотрелся в туалете? Он бы еще вслух Адама предупредил о том, что я сижу без нижнего белья.

Адам распахнул дверь и включил верхний свет. Сбросил свою куртку и подошел ко мне сзади, обнимая за талию.

— Иди ко мне, Саш, — прошептал Адам, снимая с меня пальто и целуя в плечо. — Сейчас я сделаю так, чтобы ты расслабилась.

Но я почему-то дернула плечом, не давая ему снять с меня пальто.

— Да что теперь-то началось?! — рявкнул Адам.

— Нет настроения. Прости… Я, наверное, поеду.

— И куда ты поедешь, ненормальная? Там к утру разве что расчистят. Нормально же все было, что случилось?

— Просто я… Не понравилась твоему отцу. И…

— Глупости.

Адам легко поцеловал меня в щеку и снова потянулся к верхней одежде.

— Раздевайся, Саш, — промурлыкал он. — Уже полночь. Мой день рождения официально наступил, хочу отметить это с тобой.

— А где твоя мама, Адам?

Он резко отстранился.

— Нет, ты серьезно? Я не хочу говорить об этом сейчас! Я вообще не хочу больше говорить ни о чем, Саш! Я хочу оказаться в постели со своей девушкой, но ты сегодня просто невыносима!

— Просто ты никогда не рассказывал о своей семье.

Адам шумно втянул воздух через нос.                                                                   

Визуализация персонажей

А вот и визуализация главных героев романа "Невеста моего сына". Если вы не любитель авторских визуализаций, смело пролистывайте. Напоминаю, что авторское видение может не совпадать с читательским и это совершенно нормально.

Картинки чаще всего не отображаются с приложения LitNet, для этого вам нужно перейти в аннотацию под книгой, где есть прямая ссылка на блог. В нем тоже можно посмотреть фотки.

Николай Одинцов, отец жениха с сапфировыми глазами :)

Без майки 

Коллаж с героями от Мастерской Хаоса

Александра Рудазова, невеста жениха

Вот такие у нас герои на этот раз :)

Глава 6. Одинцов

— Куда теперь, Николай Евгеньевич? — спросил Гриша, когда я вернулся в машину.

— К университету, Гриш, — ответил я, расстегивая пуговицы пиджака. — Последняя остановка на сегодня.

— Понял.

Откинулся на спину, на миг прикрыв глаза, пока он вливался в городской трафик. Голова гудела. На пребывание в Москве я оставлял слишком мало времени, а поэтому за тот короткий период моего пребывания нужно было решить так много вопросов, что в сутках едва хватало часов. Этим я и занимался последние несколько дней, прошедших с моего возвращения.

У моих заместителей или партнеров не было полномочий на решение этих вопросов, а передать дела мне по-прежнему было некому. До этого дня Адама не интересовал семейный бизнес, но его внезапный интерес давал шанс, что однажды я смогу еще меньше вопросов решать удалено, а остаток жизни посвятить тому, что действительно было по душе.

Вспомнил, что хотел изучить разработки Адама, которые он все-таки выслал мне вчера, но я освободился слишком поздно, чтобы заниматься ими.

Потянулся к телефону сейчас, чтобы пробежаться по схемам сына, пока стояли в очередной пробке. Открыл письмо Адама и сразу нажал на значок скрепки.

Дождался, пока картинка загрузится.

И чуть не выронил телефон.

С экрана мне улыбалась голая девчонка с платиновыми волосами.

Твою мать!

Адам, ну ты бы хоть смотрел, какие файлы присоединяешь. Вышел и еще раз проверил. Да, все так.

«Привет пап, высылаю разработку. Кое-что допилить, конечно, надо, но в целом идея должна быть понятна».

И вместо чертежей — голое фото собственной девушки.

Открыл еще раз.

Не знаю, зачем.

Может, чтобы убедиться, что мне не показалось, и это действительно письмо сына, а не очередное спам-приглашение на какое-то онлайн-шоу.

Нет. Это не случайная девушка.

Это Александра.

Твою мать.

Голая, поперек постели.

И судя по ракурсу фото, Адам стоял позади нее, пока она лукаво улыбалась ему через плечо. Обнаженная попка и две ямочки над ягодицами так и притягивали взгляд. Смотрел так долго, как будто это была не фотка, а кадр из хоум-видео. Но изображение не ожило, а голая Александра так и осталась лежать на животе.

Нажал «Ответить» и написал Адаму, что будь я его работодателем, не стал бы с ним возиться после такого. И попросил внимательнее относиться к тому, какие файлы он отправляет другим людям, нельзя же так халатно относиться к личной жизни.

Ответ от сына пришел незамедлительно:

«Черт, пап! Случайно не туда ткнул».

Я тяжело вздохнул, отбросив телефон в сторону.

— Тяжелый день? — спросил Гриша, не оборачиваясь.

Еще какой.

— В Москве иначе не бывает, — вслух ответил я.

Снова попытался привести чувства в равновесие, но острые голые плечи так и стояли перед глазами. Ей определенно стоит провериться на сколиоз, это ведь ненормально, что одежда на ней вообще не держится.

Член в штанах снова начал подавать признаки жизни. Лежать! И даже не сметь думать, что может быть иначе. Это все еще девушка моего сына. Ничего не изменилось.

По крайней мере, пока.

Никаких «пока», Одинцов! Даже если бы она была просто студенткой, разница в возрасте между мной и ребенком — просто возмутительна. Она мне в дочери годится.

Хотя чувства мои далеки от отеческих.

Наверное, все дело в том, что у меня так и не было секса.

После того, как я вернулся домой, Алены там уже не было. Решила показать характер и ушла первой. Как чувствовала, что я собирался поставить точку. И я бы обязательно разорвал с ней отношения, только из-за Александры сделал бы это ровнехонько перед поездкой. Чтобы мне было с кем трахаться все оставшееся в Москве время!

А не как сейчас. Я и кулак.

Алене я так и не звонил, а она была слишком гордой, чтобы связываться со мной первой. Вот только у меня не было времени, чтобы искать себе новую любовницу, да еще такую, которая потом не создаст новых проблем. Да и не вызывать же проститутку. Я умею доставлять удовольствие и люблю, когда женщине хорошо со мной. Опыт секса со жрицами любви подсказывает, что в таком случае проще спустить в кулак в душе, чем выслушивать имитацию множественных оргазмов, достойных «Оскара».

Алена кончала по-настоящему, а не претворялась. Вот не выедала бы мозг тем, что ей обязательно нужно зимой свалить на курорт, вообще хорошо было бы.

И все-таки придется позвонить первым. Вот, если бы не проблема «Александры», так бы и разбежались, а потом я бы опять улетел.

Глава 7. Саша

— Не волнуйтесь так, Александра, — приободрил меня Валерий Бенедиктович. — У вас замечательная презентация, нет задолженностей по профильным предметам, отличные оценки. У вас есть все шансы попасть в эту экспедицию.

Я улыбнулась, собирая бумаги в папку. Репетиция прошла хорошо, ведь я все-таки выучила свою речь, несмотря на то, что последние три дня перед таким важным событием, мне никак не удавалось собраться с мыслями.

После знакомства с Одинцовым-старшим, глядя на Адама, я не могла перестать их сравнивать. И неважно, чем мы при этом занимались. Ужинали, смотрели кино или встречались с его друзьями на следующий день по случаю дня рождения, я то и дело ловила себя на мысли, что чересчур внимательно рассматриваю Адама. И подмечаю разницу с его отцом — во всем, начиная от формы носа до разреза глаз.

Сложней всего было решиться на то, чтобы заняться с ним сексом. Пришлось сказать, что просто устала. Меня же не покидало ощущение чего-то горького, неправильного, упущенного, как будто мне было уже под тридцать, и половина жизни осталась позади.

Но ведь мне только исполнилось девятнадцать, я молода и полна сил, так какого же черта мне кажется, что я совершила какую-то непоправимую ошибку?

Я все-таки нашла время и смоталась в торговый центр, чтобы выбрать Адаму нормальный подарок. Не собиралась краснеть второй вечер подряд из-за отсутствия белья. Так что, уважаемые редакторы женских журналов, засуньте себе в задницу советы о том, что «ваш парень будет в восторге, когда узнает, что под платьем на вас нет нижнего белья».

Парень, может, и будет, а вот как насчет отца парня, который случайно обнаружит этот факт первым?

Целый год я готовилась к важнейшему выступлению в своей жизни, после которого фонд по защите природы выберет единственного кандидата для участия в экспедиции, а в итоге, когда этот день наступил, ощущала себя так, как будто меня пропустило через мясорубку.

Собрав документы, я снова посмотрела на своего преподавателя. Он снова мне улыбнулся:

— Проходите в зал, Александра. Желаю вам удачи!

Знаю, он может быть необъективным. Очень уж Валерий Бенедиктович хорошо ко мне относится, да и зоопсихология у меня любимый предмет.

В актовом зале, когда я пришла, уже было необычайно многолюдно.

— Саш, я заняла нам места! — помахала мне Кристина.

Я с трудом протиснулась к ней, то и дело извиняясь.

— Ну что сказал Бенедиктович? Все норм?

— Похвалил, — сдержано отозвалась я. — Но что-то я вообще не чувствую в себе уверенности.

— Ничего, это все нервы, — успокоила Кристина. — Перегорела, пока готовилась. Ой, смотри! Приехали!

— Где? — я покрутила головой, но людей в зале стало только больше.

Кристина аж вытянулась, поднявшись на носочки, чтобы разглядеть руководителей фонда.

— Да вот там Бенедиктович с ним здоровается… А не, тебе не видно, Саш. Далеко и люди вокруг… А он ничего, — неожиданно выдала она. — Судя по загару, молодец, не сидит в кабинетах, как все остальные. О, вот он к сцене идет. Сейчас увидишь.

Она мигом опустилась на сидение. А по лестнице сбоку от сцены поднялся мужчина. И при виде него земля ушла из-под моих ног.

Безупречную фигуру подчеркивал костюм идеального покроя, а в свете софитов блеснули холодными искрами запонки на манжетах.

Меня окатило волной жара. Почему-то представила его полностью одетым, в то время как абсолютно голая Алена, едва выбравшись из постели после ночи любви, помогает ему застегнуть запонки.

Черт возьми, почему Адам не рассказал мне, какой именно благотворительностью занимается его отец?!

А, впрочем, чему я удивляюсь? Адам пропускал мимо ушей все, чем не интересовался лично, я проверила это на себе. А последние полгода его занимали исключительно солнечные батареи.

Николай Одинцов сбросил пиджак на спинку стула, занял свое место за столом председательской комиссии, а после с легкостью сам справился с запонками и даже закатал рукава белоснежной рубашки до локтей.

При виде обнаженных загорелых предплечий, массивных часов на запястье и тугих вен под бронзовой кожей — мне стало еще хуже. 

Жесткие тени софитов только подчеркнули его острые аристократичные скулы, которые придавали его лицу хищное выражение.

У Адама, кстати, таких скул тоже не было.

— Ты чего так побледнела? — прошипела Кристина. — Не волнуйся, все будет хорошо! Кто, если не ты, должен туда поехать? Никто из всего нашего потока не сделал столько, сколько сделала ты за этот год ради этой поездки.

В этот момент своим сапфировыми лазерами Одинцов лениво прошелся по зрительному залу, как военачальник оглядывает ряды солдат. Но от безмятежности не осталось и следа. Его взгляд вдруг запнулся, потемнел и остановился на мне.

Одинцова аж перекосило. Он уставился на меня, явно не веря своим глазам, а я почему-то снова задержала дыхание. Ощущение было, словно он подставил к моей коже горящую спичку, а ведь между нами было более десяти забитых под завязку зрительских рядов.

Под этим тяжелым, как бетонный каток, взглядом, я в очередной раз поправила свитер с широким горлом. И хотя под ним у меня была даже водолазка, я ощутила себя почти что голой.

Снова.

Сапфировые глаза Одинцова моментально впились в мое плечо, на которое я тщетно попыталась водрузить свитер. Ясная синева потемнела, а брови сошлись на переносице. Чего он злится? На мне сегодня одежды раз в пять больше, чем тогда! Чем я ему снова не угодила?

— Саш! — зашипела Кристина. — Заснула, что ли? Бенедиктович зовет! Дуй на сцену!

На абсолютно ватных ногах я поднялась и прошла к сцене, не сводя глаз со своего преподавателя. Итак, главное правило сегодняшнего дня — не смотреть на Одинцова. Только не сейчас!

Глава 8. Одинцов

Да, в тот вечер я подхватил ее трусики с пола и спрятал в кармане. Зачем? Не знаю. Не оставлять же их на полу в собственном доме, чтобы их нашла Алена и закатила скандал почем зря. Или если бы их нашел Адам?

В любом из вариантов, трусики Александры, — девушки моего сына! — были источником головной боли, поэтому я решил, что возьму их с собой и избавлюсь где-нибудь вдали от дома. Но дел в эти дни было столько, что стоило выйти за порог, как я принимался решать действительно важные вещи, а кружевные улики отступали на задний план.

Вот поэтому, изо дня в день, я только перекладывал комок шелка из одного пиджака в другой, и так они оказались у меня на презентации в университете, где одной из выступающих оказалась их владелица.

А вдруг заметил кто-то еще? Где была моя голова и почему я поступаю, как последний придурок рядом с ней? Ответов не было.

Зачем я вообще показал их ей? А ведь она точно увидела черное кружево в моем кармане, судя по тому, как кровь отлила от ее лица.

Мне даже понравилось, что она запинается и заикается из-за меня, хотя и продолжалось это недолго.

Александра сумела взять себя в руки и закончила выступление без сучка и задоринки. Идеально, интересно, четко, а после, гордо вскинув белобрысую голову и так и не взглянув на меня, покинула сцену под оглушительные аплодисменты.

Я ей не хлопал, только сжимал в кармане ее трусики и понимал, что все это зашло слишком далеко.

Меня цепляла за живое эта несносная пигалица. И самое ужасное было в том, что я никак не мог позволить ей выиграть грант и стать одним из членов экспедиции.

Мой скорый отъезд должен был помочь с тем, чтобы больше ее никогда не видеть и со временем выкинуть из своей головы. Надежда была только на это. Ведь за три прошедших дня я не только не забыл ее, но и думал о ней каждую свободную минуту, когда натыкался на черный шелк в своем кармане.

А теперь, если я не отыграю роль мерзавца, Александра не только не останется в Москве. Она еще и поедет вместе со мной. А этого я допустить не могу.

Она была не единственная, чьи презентации мы выслушали, но легче не стало. Это были невразумительные советы желторотых юнцов, которые если и видели больших кошек, то только на картинках учебников. Александра была единственной перспективной студенткой, при взгляде на которую даже хмурый Бенедиктович молодел и распрямлял плечи. И вот он уж точно относился к ней по-отечески, в отличие от меня.

Да и она вряд ли швыряла в академика свое нижнее белье и не сверкала перед ним голой задницей. Не говоря уже о том, что он вряд ли разглядывал ее обнаженные фотки, поправляя член под брюками.

Когда все закончилось, я вышел со всеми остальными представителями комиссии в пустую аудиторию рядом с актовым залом. Мы должны были принять окончательное решение о том, кто из студентов удостоится наивысшей чести ехать в экспедицию, но решать, на самом деле, было нечего. Самым достойным кандидатом была Александра.

— Что ж, — обратился к нам Валерий Зелинский. — Думаю, наш выбор очевиден, коллеги?

Я впился ногтями в податливые кружева в своем кармане и, ненавидя самого себя за то, что собираюсь сделать, произнес:

— Да, думаю, тот парень… Сергей Буланов достоин того, чтобы поехать с нами.

В аудитории повисла тишина. Зелинский выглядел опешившим.

— Николай Евгеньевич, позвольте, но моя студентка… Александра Рудазова…

Нет. Она никогда не поедет туда вместе со мной. Во-первых, я видел ее голой и очень хочу увидеть еще, во-вторых, она девушка моего сына и, в-третьих, у меня на нее стоит.

Так что нет.

Но вслух сказал:

— Для такой серьезной и опасной экспедиции, как эта, у нее есть один существенный недостаток. Она девушка. Ей будет сложно в полевых условиях. Мы будем жить в палатках, вы же знаете, и предполагалось, что студент будет находиться постоянно под моим контролем. Мне будет легче, если моим коллегой будет парень.

О чем я думал, когда соглашался взять перспективного студента даже в свою палатку, мать вашу? И как мне теперь объяснить академику Зелинскому, что таким отвратительным поступком я спасаю самого себя от непоправимой ошибки?

Валерий Бенедиктович растеряно огляделся, но остальные члены комитета сосредоточились на тарталетках, четко понимая, что решение всегда остается за руководителем, а также важнейшим спонсором. Это я оплачиваю поездку этого студента. Мне и решать, с кем спать в одной палатке.

— Что же это?... — выдохнул Валерий Бенедиктович, разом постарев лет на десять. — Николай Евгеньевич, вы ведь ломаете карьеру самому перспективному зоопсихологу. Может быть, у вас сложилось ошибочное мнение о том, какая она девушка, но, положа руку на сердце, могу обещать, что она не доставит вам никаких проблем в дороге.

Еще как доставит.

При плюс тридцати по Цельсию на ней будет какая-нибудь едва прикрывающая задницу тряпка, в которой она, по крайней мере, дважды в день будет забираться и выбираться из моей палатки на четвереньках. А голые плечи?

Я не железный.

На академика было жалко смотреть. Игнорируя противный вкус желчи на языке, я качнул головой.

— Она со мной не поедет.

Зелинский стиснул ссохшиеся ладони.

— Понятно, — проскрежетал он и вышел.

Я осушил стакан воды залпом, надеясь, что противное ощущение, как будто я наелся дерьма, все-таки пройдет. Никогда не был таким мудаком, каким приходится быть из-за Александры. Раз за разом. Потрясающая способность выводить меня из равновесия.

С аппетитом саранчи остальные члены комитета продолжали методично уничтожать тарталетки. Редкостные мудозвоны. Один академик вступился за студентку, а остальные — твари дрожащие.

Глава 9. Саша

Звонок Адама отвлекает меня от непривычной возни перед зеркалом — уже битый час никак не могу решить, что надеть.

Первый совместный сбор членов экспедиции, направленной на восстановление численности львов в национальном парке Руанды, запланирован на сегодняшний вечер. И мне не совсем понятно, почему я отметаю наряд за нарядом перед деловым, по сути, собранием. Может быть, это оттого, что я слишком хорошо уяснила, что встречают именно по одежде и только провожают по уму.

Звонок Адама к тому же застает меня врасплох. Вот уже второй день после моей презентации в университете я не могу рассказать своему парню о том, что выиграла конкурс и скоро уеду на сорок дней из Москвы.

И я совершенно не понимаю, почему я не могу заговорить об этом с ним первой. Может быть, потому что я жду, когда он сам вспомнит и спросит, как все прошло. Но Адам не задает ни одного вопроса, хотя и видел, сколько времени я готовилась.

— Привет! Чем займешься сегодня? — весело интересуется он.

Прошлым вечером Адам снова встречался с отцом, а я сослалась на то, что ничего не понимаю в солнечных батареях, хотя на самом деле с меня было достаточно встречи с Одинцовым-старшем в стенах университета. Особенно зная, что в одном из его пиджаков до сих пор лежат мои бикини. Я просто не представляла, как смотреть ему в глаза.

— Ммм…  Да ничего особенного, а ты уже закончил с солнечными батареями?

Я обязательно расскажу Адаму про поездку, но не по телефону ведь?

— Да, мы закончили основную работу, хотя мне еще есть, что доводить до ума, — отзывается Адам в трубке. — Послушай, раз ты не занята, давай я заеду за тобой сегодня вечером? Отец пригласил нас обоих в ресторан.

Перспектива увидеться с Николаем Одинцовым дает неожиданные результаты — глядя на груду сваленной за два часы одежды, я вдруг мгновенно понимаю, что надену сегодня вечером.

— Ммм… А во сколько? Мне тут еще нужно кое-что сделать по учебе.

Если все сложится удачно, то я успею всюду, а вечером расскажу Адаму про поездку. И желательно раньше, чем это сделает его отец.

— Я заеду за тобой в шесть тридцать, идет?

— Не нужно! Я приеду сама! — быстро отвечаю я. — Диктуй адрес.

Ресторан, который назвал Адам, находится рядом с читательским залом, в котором встречаются зоологи. Одна станция на метро, так что я даже не опоздаю после собрания, которое назначено на четыре часа дня.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

Положив трубку, натягиваю узкие темно-синие джинсы и любимый свитер с широким горлом и крупной вязкой из белой шерстяной нити. Под него надеваю бюстгальтер цвета ярко-розовой фуксии, чтобы широкая лямка выделялась на плече. Этот свитер именно так и носят, оставляя одно плечо голым, а благодаря шерстяной нити в нем все равно очень тепло.

Волосы собираю в высокий пучок, освобождая несколько прядей у висков. В сумку кидаю паспорт, блокнот для пометок и очки для чтения в толстой черной оправе на всякий случай. Напоследок провожу помадой по губам и немного подкрашиваю ресницы.

Натягиваю сапоги, когда с чашкой чая в руках появляется Кристина.

— Не верю, что ты до сих пор не рассказала собственному парню о поездке. Может, у вас не так все серьезно, как ты думала?

— Ты не верила и в то, что я по-прежнему буду жить с тобой в общежитии, встречаясь с самим Адамом Одинцовым, — ухожу от неудобного вопроса. — У нас все отлично, пока!

Хотя я не опаздываю, к метро все равно иду очень быстро, а после даже бегу по эскалатору вниз. В вагон я практически залетаю, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверное, я просто нервничаю из-за поездки. Это невероятный шанс для такого молодого специалиста, как я, и я рада, что Николай Одинцов не стал впутывать личные разногласия. Я была о нем худшего мнения и заранее распрощалась с таким завидным шансом.

Выхожу на красной ветке и снова бегу к своей станции, как будто счет идет на минуты. Ощущение, что я опаздываю на самое важное свидание в своей жизни, только усиливается.

В читальном зале, куда добираюсь в считанные минуты, уже не протолкнуться. Поначалу мне хочется улыбаться каждому встречному, но потом меня отпускает. Хватает несколько минут, чтобы убедиться — Одинцова-старшего здесь нет.

Можно выдохнуть. Никто не будет шантажировать меня нижним бельем, прожигать сапфировыми лазерами и подозревать в самом худшем. И замечательно, что Николай Одинцов не поедет вместе с нами в Африку.

Отец Адама просто богатый меценат и только. Свое дело он сделал, одобрил мою кандидатуру и вовсе не обязан присутствовать на организационном сборе, на котором участники обсуждают многочисленные технические нюансы поездки, вроде визового режима и часы работы прививочного центра.

Только здесь, среди будущих участников, понимаю, что поездка в Африку самое настоящее и очень серьезное приключение в моей жизни.

Достаю блокнот и очки, но вместо того, чтобы сосредоточиться на деле, зачем-то пытаюсь представить отца Адама среди красной пыльной саванны. Как бы он выглядел, если бы все-таки поехал с нами. Воображение работает со скрипом. Я даже не могу представить его в повседневной одежде, ведь оба раза я видела его в костюмах. И от картины «Одинцов в подогнанном по фигуре и сшитом на заказ костюме с сапфировыми запонками ходит по селению полуголых пигмеев» чуть не прыскаю вслух во время важной речи.

Ну да, такой, как он, даже на Царя Зверей глядел бы с превосходством. А учитывая шкуру убитого им белого медведя на полу гостиной, за львов можно только порадоваться.

Да, такой, как он, скорее заплатит кучу денег за возможность кого-нибудь убить, а не сохранить жизнь.

Нет, совершенно невозможно представить его вдали от цивилизации. И хорошо, что там его не будет. Смогу окончательно выкинуть его из головы и избавиться от морока, который на меня наводит его сапфировый взгляд.

Ну, а расстояние и нам с Адамом пойдем только на пользу. Уверена в этом.

Глава 10. Одинцов

Счастье сына дороже, поэтому я наступаю на собственное горло и обещаю Алене то, на что в здравом уме никогда бы не согласился. К тому же, орала она не своим голосом, когда узнала про Уганду.

А мне нужно уговорить ее, во что бы то ни стало.

«Выходи за меня» — сработало.

Так что перед тем, как поехать на сбор, пришлось сначала проторчать в ювелирном, в котором Алена сама придирчиво выбрала себе кольцо, в котором размер бриллианта больше всего подходит размерам ее жертвы, на которую она идет, меняя Бали на Уганду. В прошлый раз она осталась в Москве, пока я мотался в Руанду. Наверное, думает, что одну поездку сможет пережить, ведь большего ради брака я не требовал. Только одну поездку.

Алене не нужна Африка, но Алене нужен я. Ради этого она пока что согласна и на прививки, и на полевые условия.

А мне нужна в этой экспедиции женщина. Если даже в Москве мне некогда возиться с новой любовницей, я тем более не найду себе такую ни в Уганде, ни в Руанде, где население к тому же поголовно болеет ВИЧ-инфекциями и не только. Я не сплю с проститутками, но даже если бы и захотел, то они не стоят посреди саванны, ожидая новых клиентов между заповедниками.

Мне не под силу изменить тот факт, что я могу концом гвозди забивать при виде Александры, но и ничего не делать не могу. Я лишний раз убедился в этом, когда увидел лиловую лямку от лифчика на голом плече.

На Саше был чертов свитер, которому явно забыли довязать горловину. Узкие джинсы обтягивали задницу, как вторая кожа. Ей лучше не нагибаться в них, но она будто бы специально дважды нагнулась так, что у меня аж в висках заломило, настолько сильно я стиснул челюсти. В первый раз это случилось, когда мы только вошли, она как раз заполняла журнал, зависнув над Зининым столом. А после низко склонилась над рюкзаком, собирая свои вещи, повернувшись ко мне спиной.

Оба раза я смотрел только на темно-синие карманы на ее ягодицах и видел при этом без одежды, как на той фотке, которую удалил несколько дней назад. И прекрасно помнил розовые окружности, которые выглядывали из-под блестящего короткого платья, когда я вжал ее в мраморную столешницу. Между теми розовыми половинками так хотелось провести членом, заставляя ее дрожать от напряжения и ожидания.

Ее немного рассеянный вид и прикушенная жемчужными зубами нижняя губа тяжелой пульсацией отдавались в моем паху. В растрепанный пучок так и хотелось запустить пальцы, чтобы оттянуть голову назад и завладеть ее губами. А после в острое голое плечо обязательно кровожадно впиться зубами.

Могу поспорить, именно так она и выглядит в постели после оргазма, когда бледная фарфоровая кожа вспыхивает румянцем, а темные глаза затуманены наслаждением.

В одной постели с моим сыном.

В который раз я напоминаю себе об этом? И сколько еще буду?

Я не в первый раз беру с собой в экспедицию студенток, некоторые даже спали со мной в двухместной палатке, но ни на одну из них я никогда не реагировал настолько остро.

Рядом с ней я ощущаю такую острую потребность завладеть и присвоить себе, как будто несколько лет совсем не знал женщин.

Лучшая студентка и перспективный молодой специалист — мне бы радоваться, что на этот раз в экспедицию попал действительно достойный кандидат, у которой, кроме красивой задницы, еще и мозги на месте, но радоваться не получается. Оказывается, мозги и красивая задница, два в одном, являются для меня афродизиаком похлеще любой виа-гры. И сама мысль о том, что она тоже, как и я, может говорить о львах часами, заводит с пол оборота.

В ресторане, в котором мы появляемся втроем, Адам встречает Сашу с удивлением. Он не ждал, что мы привезем ее с собой.

Впрочем, Алена мигом перетягивает внимание на себя, не давая Адаму и парой слов перекинуться со своей девушкой. Она щебечет о счастье и о том, что будет моему сыну достойной мачехой. Слава богу мозгов хватило не говорить, что она собирается заменить ему мать.

Черт подери, как я собираюсь жить с ней все сорок дней, если до этого мы только трахались и никогда особо не разговаривали?

Сын только пожимает плечами и отделывается скупыми поздравлениями, когда видит кольцо на ее пальце. Я в нем не сомневался, сын мало интересуется жизнь других людей. Хотя и неприятно царапает сердце тот факт, что в глазах Александры было и то больше шока, чем в синих глазах Адама.

Девочки ненадолго уходят пудрить носики, и противный внутренний голос с издевкой спрашивает, не хочу ли я снова нагнуть над раковиной собственную невестку? Я-то, может, и хочу, но делать этого не буду. Мне опасно даже случайно прикасаться к ней, не говоря уже о большем.

Адам непривычно задумчив, и, когда мы остаемся с ним одни, я вдруг слышу:

— Как ты понял, что она та самая, отец?

Сердце в груди сбивается с ритма.

Я воспитал хорошего сына, если он до сих пор думает, что люди женятся только по любви. Это первый откровенный мужской разговор, и, кажется, сейчас тот самый момент, когда я должен поделиться с ним прожитой мудростью и наставить на путь истинный, чтобы потом он вспоминал эти слова и передавал их своим детям.

Но, черт, ему совсем не нужно знать правду о том, чей образ я которую ночь пытаюсь изгнать из головы, пока трахаю собственную, так называемую, невесту.

— По-настоящему… Я любил только твою мать, Адам.

Это правда. Я не люблю Алену и никогда не полюблю. Она удобна, как домашние тапочки. Любят ли при этом тапочки так, что в груди щемит? Сомневаюсь.

Единственной женщиной, которую я любил без памяти, действительно была Карина, мать Адама. И хотя это было давно, похоже, она все-таки забрала мое сердце с собой на тот свет. Потому что с тех пор, как она умерла, ни с одной женщиной я больше ни разу не испытывал нечто хоть отдаленно похожее.

— А зачем ты тогда женишься, пап?

Хороший вопрос, Адам. Прямо в точку.

А женюсь я, чтобы не потерять тебя, Адам.

Глава 11. Саша

Оказывается, прелюдная демонстрация чувств — означает не только флирт на людях и легкий ненавязчивый петтинг, к которому Адам всегда питал некоторую слабость.

Теперь я знаю, что выяснять отношения Адам тоже предпочитает исключительно на публике.

Да, Адам имеет полное право возмущаться, но я бы предпочла выяснить возникшее недоразумение спокойно, а еще лучше дома. Я бы, может, даже высказала ему за то, что он так и не вспомнил о моей презентации сам, а о поездке случайно или специально рассказал его отец.

Но я не никогда не стану делать этого в ресторане. И не стану на глазах у его отца спокойно выслушивать всю ту грязь, что он внезапно вываливает на меня.

За год отношений у нас, конечно, были конфликты, мелкие ссоры, недоразумения. Но из уста Адама теперь все эти мелочи превратились в какой-то снежный ком, который обрушивается на меня лавиной и погребает под собой.

Как только на меня прелюдно повышают голос, я моментально теряюсь.

Дает знать о себе мое детство.

Мать могла закатить скандал, где угодно, и плевать ей было на зрителей. Даже когда она была сама виновата, например, когда забыла забрать меня из сада вовремя. Вместо благодарности воспитательница, которая привела меня домой, услышала от моей матери только претензии, что в разгар зимы ребенок пришел домой раздетый.

А я всего лишь была без шарфа, который сама мама и забыла повязать мне на шею утром. Он так и висел на крючке в прихожей, когда я вошла домой с горящими от стыда щеками.

Вот только мне больше не пять, и уже два года после совершеннолетия я живу одна в чужом городе. Кое-чему я все-таки научилась.

Хватаю рюкзак со спинки стула, пальто с крючка вешалки и выбегаю вон. Стоять и выслушивать, как Адам смешивает меня с грязью, я не буду. Это не моя семья, мне плевать на их мнение обо мне и не мой отец сегодня обручился.

Мне там все равно делать нечего.

Натягиваю на себя пальто, не останавливая свой бег по улице, и набрасываю лямки рюкзака на свои «кривые» плечи, как считает Одинцов. Плевать, что он едет с нами! С ним будет его Алена, а если Адам перестанет быть моим парнем после этого вечера, тем лучше! Тогда и с его отцом у меня не будет никаких отношений!

— Саша!

Крик настигает меня возле турникетов метро, но вместо того, чтобы остановиться, я мстительно вжимаю карту в считыватель и прохожу дальше.

Гул голосов, грохот эскалаторов и даже выступление одинокого певца с гитарой в туннелях метро сильно искажают голос. Я оборачиваюсь, решив, что это Адам все-таки погнался за мной. Видимо, не договорил?

Но первым меня настигает аромат бергамота с лимоном, и я задерживаю дыхание, понимая, что ошиблась, а потом вижу его.

Перед турникетом, за который ему нет хода, в темном пальто нараспашку стоит Николай. Ярко выделяется острый ворот белоснежной рубашки. Несколько верхних расстегнутых пуговиц открывают вид на кадык и впадинку у основания загорелой шеи. И я невольно сглатываю.

— Саша, — хрипло произносит Одинцов. — Остановись, пожалуйста.

— Что вам надо?

Люди в час-пик ломятся в метро, как от толпы зомби в разгар постапокалипса, и стоит Одинцову перегородить дорогу, на него тут же обрушивается шквал недовольных выкриков.

Но ему плевать. Он не уходит от турникета. Так и стоит, широко расставив ноги и распрямив плечи. И с места его, кажется, даже ядерный взрыв не сдвинет.

— Пожалуйста, — повторяет он, не сводя с меня взгляда. — Я хочу поговорить. Приложи свою карту.

Ну да, у такого, как он, ведь нет «карты-тройки».

— Сначала верните мне то, что вам не принадлежит.

Он играет желваками и снова ныряет рукой в карман пиджака. Щеки моментально вспыхивают от собственной запредельной смелости и такого обескураживающего факта, что Одинцов все-таки чертов фетишист.

Он кивает, соглашаясь передать мне трусики, оказавшиеся у него в заложниках. А я не хочу всю экспедицию думать, что он может в любой момент выбить меня из колеи, если в его кармане снова мелькнет черное кружево.

Как завороженная, тону в его ярко-синих глазах, а потом протягиваю карту, и он прикладывает ее к датчику.

Турникет распахивается, Одинцов медленно и степенно, как ледокол, проходит первым, и поток вечно спешащих снова возобновляется.

Люди бегут по свободной левой стороне, а я ступаю на правую сторону эскалатора, прижимаясь к поручню. Николаю ничего не остается, как последовать за мной.

Интересно, когда он в последний раз был в метро? И почему именно он устремился за мной, а не мой собственный парень? Разве Одинцову не нужно отмечать помолвку?

Ох, какой же он все-таки большой…

Особенно, когда стоит на две ступени выше, а я вынуждена смотреть на него вот так снизу вверх, пока мы медленно погружаемся под землю. Поза до ужасного двусмысленна, а разница в росте у нас сейчас примерно такая же, как если бы я встала перед ним на колени.

Судя по тому, как он впивается в поручень до побелевших костяшек и возводит глаза к побеленному потолку, думает он о том же. Я не понимаю, почему я с такой уверенностью чувствую, о чем думает другой человек, но некоторые его эмоции и мысли я читаю, как раскрытую книгу.

Протягиваю руку ладонью кверху и твердо произношу:

— Вы обещали.

Колючие острые сапфиры впиваются в мое лицо.

Спускаются к моим губам.

И я снова задерживаю дыхание. Головокружение из-за нехватки кислорода рядом с этим мужчиной становится нормой. Скоро придется носить кислородные баллоны, как у водолазов, чтобы дышать смесью, которая не будет содержать бергамота и лимона. Ведь именно от них мои коленки превращаются в желе.

Он стоит слишком близко. А еще он слишком большой мужчина, так что при взгляде на него нельзя не думать о том, каково это, когда он, такой тяжелый и большой, нависает над тобой при совсем других обстоятельствах, а не на забитом эскалаторе.

Глава 12. Одинцов

Ее волосы слегка волнистые, блестящие и скользят меж пальцев, как самый настоящий белый шелк. С наслаждением наматываю их на кулак, может быть чересчур сильно, но сейчас она довела меня. И я намерен сделать так, чтобы она наконец-то заткнулась.

Несносная девчонка запрокидывает голову. Продолжает дразнить приоткрытыми розовыми губами. Выглядит при этом довольной, все-таки добилась того, чтобы я опять прикоснулся к ней.

Снова.

А я так старался держаться как можно дальше от нее. И не хотел касаться, но ничего не вышло. Стоило ей убежать из ресторана, и я сорвался. Устремился совсем не за сыном, который ушел в другую сторону. Мириться со своей девушкой Адам явно не собирался.

Сказав Алене, чтобы ждала меня в ресторане, я бросился на выход. Пусть думает, что я за сыном. Но совсем не с ним меня как будто соединяет невидимый канат, который тянет меня, как упрямого осла следом. Куда она — туда и я.

И вот я здесь, в метро, куда не спускался уже лет пять, как чертов бедный студент, выслушиваю от нее какой-то бред про возраст и пенсионеров. Надеялся, что еще смогу уговорить от поездки, но стоило ей заговорить о львах, и это уничтожило мою решимость.

Одной из немногих женщин в моей жизни, с которой я до хрипоты обсуждал поведение больших кошек, была Зина. Но с ней я никогда не хотел сделать и десятой доли того, что хочу рядом с белобрысой Александрой. Почему так?

Только поцелуем я могу наконец-то заткнуть ей рот, потому что ее дерзость затмевает разум также, как сладкий дым самокруток, которые курят пигмеи.

Когда я веду языком по приоткрытым для меня губам, остальной мир меркнет. Перестает иметь хоть какое-то значение, и все мои чувства сосредотачиваются на женщине, которую я держу в своих руках. Сколько времени я пытался убедить себя, что в свои девятнадцать она еще ребенок? Скорее я сам бы состарился, чем убедил себя в этом.

Тщетно.

Она — женщина. Желанная, отзывчивая, невыносимая, хрупкая.

От удивления она ахает прямо мне в губы. Замирает, оставляя меня гадать, неужели так и не ответит? Каменеет под моими руками, пока я языком очерчиваю ее губы. Я уже готов отступить, позорно капитулировать ни с чем, как вдруг она отвечает на поцелуй.

Чувствую, как вытягивается под моими руками, и с таким неожиданным напором переплетает наши с ней языки, что сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Ее руки ложатся мне на плечи, а ногти царапают чувствительную кожу на затылке, ероша волосы.

— Хватит…

Моргаю.

Чужой женский голос разрушает иллюзию. Возвращает меня на землю. В кровать, где передо мной распласталась совсем другая обнаженная женщина, в которую я врезаюсь бедрами.

Твою мать.

Темные, рассыпавшиеся по простыням, волосы слишком непохожи на платиновый шелк с ароматом персика, прикосновение к которым до сих пор помнят мои руки.

— Я больше не могу, — стонет Алена. — Хватит! Три оргазма мне было более чем достаточно за ночь!

Отпускаю ее бедра, в которые впился пальцами до синяков. Она падает на кровать и стонет, подтягивая колени к груди.

— Каждый день по два раза! Николай, я не могу так, — ворчит она. — Почему у тебя так стоит? Это ненормально!

— Спи, — грубо обрываю ее.

Поднимаюсь с кровати, но опять слышу:

— Серьезно! Это ненормально! Чтобы в твоем возрасте у мужика так стояло! Я ходить больше не могу, а тебе хоть бы хны…

— В каком возрасте? — рявкаю громче.

Еще одна хочет записать меня в старики.

Хватаю халат и, не зажигая света, иду в душ. Мимоходом смотрю на часы, и понимаю, что можно уже не ложиться. Выспаться все равно не удастся. Стыковочный рейс в Стамбул у нас в пять утра, так что выезд из дома совсем скоро.

Время для сна я, как бы сказать мягче, про… зевал.

Сбрасываю халат и встаю под прохладный душ. Сверху вниз смотрю на причину всех моих бед. Ну какого черта тебе надо? Багровый член качается тяжелым маятником. Похоже на извинения за то, что кончить с другой женщиной для него теперь миссия невыполнимая после того, что случилось в метро три дня назад.

Упираюсь лбом в прохладный кафель, подставляя под прохладные струи напряженное тело. Закрываю глаза в надежде, что вода все-таки принесет облегчение.

Как бы не так.

Стоит закрыть глаза, я снова вижу ее.

Александра.

Черт. Нет, это ненормально.

Я запомнил каждую деталь того вечера. Ее растрепанные под моими руками волосы. Горящие темным пламенем глаза. И особенно ощущения от прикосновения с ее горячим, как ад, ртом.

Когда в последний раз я так упоительно целовался?… Да хрен его знает. Что такого может быть в поцелуях, если можно приступить сразу к делу?

Не касаюсь члена. Нет, нет и нет.

Я не буду фантазировать на ее образ и ее губы.

Тяжелый маятник упрямо качается из стороны в сторону, пока я выключаю воду и, намотав на бедра полотенце, иду одеваться.

Нет, я сказал!

Я так надеялся, что незаменяемых женщин нет. Но ошибся.

И теперь остался со стояком и совершенно затраханной женщиной, которую даже не замечаю в своей постели. Секс с ней безликий, безвкусный, а теперь еще и заканчивается без оргазмов для меня. В какой бы позе она ни стояла, как бы глубоко не глотала, показатель моего удовольствия равен нулю.

Кровь кипит в жилах только, если вспомнить другую. То, как она вся под моими руками вытянулась в струнку, поднимаясь на носочки, лишь бы ответить на мой поцелуй.

Помню, как пальцы пробежались по ее ребрам. Как другой рукой зарылся в распущенные мягкие волосы. Проклятый свитер без горла на ощупь оказался таким мягким, нежным и податливым, что я больше не мог его ненавидеть.

Это я прервал тот поцелуй. Начал первым и первым же его оборвал. Дождался ее стопроцентной отзывчивой реакции, а после просто развернулся и ушел.

С того вечера в метро Александру я больше не видел. Надеялся за это время буквально вытрахать из своей памяти ее губы, но уже через пять часов мы окажемся в замкнутом пространстве кабины самолета.

Глава 13. Одинцов

Говорить я не собираюсь. Даже если бы Алена знала, как создать вечный двигатель или обрести бессмертие, я бы не изменил своего мнения. Говорить мне с ней не о чем.

Все разговоры после взлета, как только оказываюсь в своем кресле, пресекаю на корню. Прошу стакан томатного сока, после втыкаю в уши музыку, складываю под голову куртку, не забыв предупредить стюардессу о том, чтобы меня ни в коем случае не будили во время разноса еды. От голода за три часа полета не умру.

Алена сидит в кресле с таким видом, что кажется, обивка ее кресла скоро самовоспламенится. Но мне плевать. 

Я давно научился спать в любых условиях. Для крепкого сна мне не нужны ортопедический матрас, комфортная температура в спальне или анатомическая подушка. И даже пристальный взгляд для меня не помеха.

Александра где-то рядом, я слышу ее тихий смех, и этот звук помогает быстрее успокоиться и заснуть. Хотя, думал, будет ровно наоборот.

Разбудил меня чувствительный тычок между ребер. И это явно не стюардесса постаралась.

— Выспался? — рычит благоверная. — Мы идем на посадку.

— Ага, — поднимаю кресло и сажусь ровнее. — Теперь я собираюсь поработать, плотно поесть и проспать оставшуюся дорогу от Стамбула до Уганды. Никаких бестолковых разговоров, ясно?

Одно только выражение ее лица сказало мне все, что она думала обо мне в этот момент. А ведь это только начало. Впереди сорок дней вдали от цивилизации. Как долго она продержится? И зачем я ее провоцирую, если сам же выбрал на роль громоотвода? Интересно, умеет Алена материться? Никогда не слышал. В любом случае, узнаю первым.

Самолет, дернувшись, замер, и люди стали вскакивать с мест. Понял, что даже не могу смотреть на Алену долго. Секунда, и вот я уже отвожу взгляд в сторону и ищу взглядом белобрысый, вероятно, растрепавшийся после полета пучок.

К  сожалению, не могу найти его в мельтешащей перед глазами толпе.

Поэтому поднимаюсь во весь рост и моментально чувствую, как в груди теплеет. Да, вон она, здесь. За два ряда от меня.

На Александре очки в темной оправе, она кивает, прикусывая кончик карандаша, и внимательно слушает Зину. Судя по всему, три часа полета даром не прошли. Зина о многом может рассказать Саше, которая в такой экспедиции впервые, и по ее выражению лица понимаю, что она впитывает любую информацию с благодарностью и восторгом.

Саша прячет уже знакомый потрепанный ежедневник, ручку и очки в рюкзак, который легко набрасывает себе на плечо. Сегодня она не оставила открытой ни одну часть своего тела. Вняла моим предупреждениям? Или просто случайность?

На ней плотная водолазка цвета десертного вина, перетянутая широким черным поясом, на ногах узкие темные джинсы и полуботинки. Она собрана, серьезна и по ней видно, что она готова учиться и еще раз учиться.

— Может, ты мне поможешь?

Перевожу взгляд на Алену, которая пыхтит над тремя сумками с логотипом дома высокой моды.

— Это твоя ручная кладь, не моя. Сейчас я должен проследить за погрузкой хрупких инструментов, и для этого у меня должны быть свободные руки. Ты знала, куда едешь, — пожимаю плечам. — Это не Бали и не Пхукет.

Никто не тащит чужие рюкзаки в экспедиции. Пусть привыкает, что весь вес, который у нее с собой, нужно нести только на себе. Там нет насильщиков, такси, а я не мальчик на побегушках, который будет с радостью возиться с ее сумочками.

Я жду взрыва. Но он не наступает.

Алена только касается кольца с бриллиантом, проворачивает его на пальце, а после молча возвращается к своему багажу.

А она крепкий орешек.

— Николай Одинцов! — слышу свое имя.

— Кстати, это за мной, — говорю Алене и выскальзываю в забитый людьми ряд.

Из самолета с помощью стюардессы выхожу первым. И пока все пассажиры садятся в автобусы, проверяю целостность груза. Работники таможенного контроля бесцеремонно перекидываются чемоданами рядом со мной, но моего груза им касаться строго запрещено.

Когда все закончено, расписываюсь в планшете о том, что снаряжение прибыло в Стамбул в целостности, и бегу в уже забитый автобус, который ждет только меня. Другой автобус уже уехал. Наверное, вместе с Аленой. Понятия не имею, в какой из них она села.

Место есть только на подножке, у дверей, которые тут же с тихим шорохом закрываются за моей спиной. Автобус трогается с места, и я хватаюсь за поручень, чтобы устоять на ногах.

И тогда же легкие наполняются ароматами персиков. Передо мной стоит именно Саша. В забитом автобусе я не могу сдвинуться от нее ни на шаг, и сейчас обтянутая темными штанами девичья задница вжимается прямо мне в пах.

— Хорошо прошел полет, Николай Евгеньевич? — Зина стоит ко мне лицом, прямо перед Сашей.

Вижу, как спина Саши мигом напрягается.

О, Зина, знала бы, насколько все ужасно.

— Да, с оборудованием все в порядке, — хрипло отвечаю я, пытаясь отодвинуться.

Саша делает то же самое, но в забитом автобусе любые маневры обречены на провал. И получается, что она только трется ягодицами о мои бедра, не сдвигаясь ни на сантиметр. Как и я. Это слишком похоже на другой танец, который я мог бы исполнить с ней, но не здесь же.

Впиваюсь пальцами в ее бедра и цежу прямо в ухо:

— Просто. Замри. На месте.

Аромат персика, исходящий от ее волос, забивает легкие, будит неутихшее за ночь желание, которое медленно крепнет в штанах от этой опасной близости.

А ведь не хотел ее больше касаться. Но теперь, волею случая, моя рука снова на узких бедрах. Острые лопатки так соблазнительно выпирают на напряженной спине прямо передо мной, а бордовая ткань тонкой водолазки буквально позволяет пересчитать позвонки, убегающие ниже, под широкий пояс.

Глава 14. Саша

За пять часов стыковки между рейсами, в Стамбульском аэропорту имени Ататюрка, к нам должны присоединиться и другие члены экспедиции, но как обычно, все идет не по плану. И я рада, что могу помочь Зине со сборами «потеряшек».

Пока бегаю между гейтами, чтобы собрать опоздавших, Зина обзванивает тех, у кого включен роуминг. И хотя бы в это время мои мысли не заняты исключительно Одинцовым. Мужчиной, которой за каких-то неполных две недели перевернул мою жизнь с ног на голову.

И продолжает делать это каждую нашу встречу.

Вместо того, чтобы держаться в стороне, Одинцов только подначивает мое любопытство. Подкидывает все новые необъяснимые поступки, которые загоняют меня в тупик.

Зачем он вообще поцеловал меня в метро? Зачем бросился следом за мной из ресторана? Все оставшееся до перелета время я ломала голову над этими вопросами, но вот я уже в Турции, а по-прежнему не нашла ответов. А к прежним вопросам прибавились новые — зачем он дразнил меня в автобусе?

Я совершенно не понимаю его чувств и не знаю, что он думает обо мне. Но судя по том, как меняется выражение его лица при виде меня, единственное, что он испытывает ко мне, это ярость.

Ладно.

Еще эрекцию.

Я не была уверена в своих ощущениях в метро, но сегодня, в автобусе, гарантировано убедилась. Николай Одинцов еще не настолько стар, как мне думалось в нашу первую встречу. А Алена уже дважды зачем-то расписала при мне его постельные подвиги.

Черт возьми, я снова думаю не о том!

Хочется приложиться головой о колонну между выходами восемь и девять, где, по поручению Зины, вылавливаю заблудившегося путешественника из Индии, но меня останавливает только то, что если меня арестуют, ни в какую Африку я не улечу. Да и вряд ли даже сотрясение вытряхнет из моей головы Одинцова.

И мысли о нем без одежды.

Черт возьми, он мой без пяти минут женатый начальник и вдобавок отец моего парня, а мой ум занимает только его член! Это ненормально, Саша!

Я надеялась, может, в автобусе это не было реакцией именно на меня? Иди знай, чем они занимались с Аленой во время полета. У них медовый месяц, и может быть, у всех счастливых женихов всегда такое… Кхм, приподнятое настроение.

Я бы с радостью поверила в то, что Одинцова возбуждает его невеста, но до сих пор не забыла его пораженческое: «Хочу», которое он прошептал мне в метро.

«Очень хочу», если быть точной.

Может быть, поэтому он и злиться на меня? У него есть невеста, а тело подводит, хочет другую. Вполне весомая причина для ненависти, ведь я…

Девушка его сына.

Бывшая, наверное, но все же. Хотя мы с Адамом так и не поговорили до моего отъезда. Он так и не позвонил, а я не считала, что должна пытаться первой загладить недоразумения.

А может, и не хотела.

Ведь я ответила на неожиданный поцелуй Николая в метро.

Крышесносный, сильный и такой решительный поцелуй. И тесные, боже, до чего это были тесные и сильные объятия. Казалось, ребра хрустнут, когда он прижал меня к себе. Когда он коснулся моих губ, я забыла обо всем на свете. Растворилась во властном напоре, с которым он раздвинул мои губы языком. Он брал то, что хотел. С ним не могло быть иначе.

А потом он отшатнулся от меня, как будто понял, с кем он и где, развернулся и просто ушел. И самый невероятный поцелуй в моей жизни стал самым постыдным.

Я так никому и не призналась, что целовала его в метро. Просто не могла слова вымолвить. И сама поверить в не могла, что не оттолкнула, не осталась стоять с надменным выражением лица. Стоило ему меня коснуться, и я поплыла, как ледяная шапка под озоновой дырой. Как так?

Кристине сказала только, что поругалась с Адамом, она и то сразу стала уговаривать помириться. Ведь он такой богатый, внимательный, заботливый и прочая, прочая, прочая. Как рассказать, что теперь я и сама не знаю, чего хочу? И что она подумает обо мне, если, даже официально не расставшись с парнем, я уже целуюсь с его отцом?

Он отец моего парня, Господи! Ему тридцать восемь!

Но, кажется, даже возраст больше не пугает меня, как раньше.

— Уверена, Адам может спать спокойно, пока ты в Африке. Ведь за тобой в этой экспедиции присмотрит сам Николай Евгеньевич! — сказала мне перед полетом Зина, а я только криво улыбнулась, сжимая подлокотники кресла. — Ты побледнела. Не любишь летать?

И вот еще один, уж точно не лучший момент, чтобы откровенничать о том, что вообще-то я рассталась со своим парнем и теперь думаю, как бы подкатить к его без пяти минут женатому отцу!

Путешественник из Индии все не появлялся, и я все-таки коснулась лбом холодной поверхности колонны. А предварительно убедившись, что никто не бежит ко мне с наручниками, даже легонько треснулась об нее головой.

Но разве это поможет выбить его из моей головы?

За эти несколько дней, что мы не виделись, я поверил в то, что теперь всю экспедицию Николай, судя по его поведению, собирается держаться от меня подальше. Как потом случился автобус.

И его пальцы на моей спине.

Он мог бы поднести к моей коже горящую спичку и просто сжечь одежду, эффект был бы такой же. Я чувствовала себя голой рядом с ним и плевать, что у меня даже водолазка была с высоким воротом. Только лицо и руки были голыми, но, кажется, впору покупать в Турции паранджу.

Когда Николай касается меня, я перестаю дышать. В груди сразу же щемит от восторга, а перед глазами мелькают звездочки, как от сотрясения. Ни на одного мужчину я еще не реагировала так остро, особенно когда от бергамота с лимоном сердце заходится в рваном галопе, а градус тела стремительно повышается.

И что самое поразительное. Совершенно не важно, раздета я, как в первый раз, или одета, как сейчас в автобусе, реакция на меня у Николая Одинцова, как у собаки Павлова, — моментальная.

И впечатляюще твердая.

После объятий в метро, я все-таки не была уверена, чем конкретно он вжался в мое бедро. Но после случая в автобусе я четко поняла — это был не телефон. И даже не планшет. Теперь я хорошо знаю, что Одинцову есть, чем впечатлить женщину. И это не богатырский рост или косая сажень в плечах.

Глава 15. Саша

Африка встречает нас высокой влажностью, глухим рокотом грома и вспышками молний на темном горизонте. В Энтеббе уже за полночь, и к этому времени, после выматывающего полета, батарейки садятся даже у такого разговорчивого и активного Вити, что уж говорить об остальных.

Получив багаж, мы плетемся к автобусу, который доставит нас к отелю. Предполагается, что хотя бы эту ночь мы проведем в комфортной постели.

Пока Одинцов разбирается с таможенниками, которых очень заинтересовал его груз, в ожидании начальника, все сидят в полутемном автобусе. Кто-то просто спит, кое-как свернувшись, а другие еще тихо переговариваются. Глаза сами собой слипаются, сказывается и ранний вылет в Стамбул. Не представляю, как Одинцов не падает еще с ног от усталости.

Алена где-то в автобусе, на одном из передних сидений. Я видела, как она доставала маску для сна и подкладывала специальную подушку под голову. Она явно привыкла путешествовать с комфортом, так что посмотрим, каково ей будет в палаточном городке, когда мы до него доберемся.

Меня разбирает любопытство, все-таки это первый угандийский город на моем веку, да и вообще, я еще никогда не была настолько далеко от Москвы, но за окном темно. Несколько фонарей горят только возле выхода из аэропорта, а на парковке, где стоит автобус, хоть глаз выколи.

Вдоль по улице лишь несколько зданий, времен колонизации, кое-как подсвечиваются. Но ярче всего мигают неоновые вывески, но на рекламу «Кока-колы» я достаточно насмотрелась и в России. Ладно, завтра будет светло, тогда и насладимся видами Африки.

После короткой заминки в автобус возвращается водитель, заводит мотор и закрывает автоматическую дверь. Я вся вытягиваюсь на своем сидении, потому что точно знаю, Одинцов еще не возвращался.

— Зина! — я перегибаюсь через спинку и тормошу Зину, которая вытянулась на двух пустых сидениях. — Николай Евгеньевич еще не вернулся, а мы собираемся ехать без него!

— А, — сонно отвечает Зина. — Это нормально. С грузом всегда много мороки.

— Он же главный, зачем лично ему оставаться?

— Думаешь, он кому-то доверит отвечать за груз? Всегда все сам делает. Так что сам доберется до отеля.

— Но ведь ночь!…

— Саш, знаешь, какое главное правило походных экспедиций? — вдруг прервала меня Зина.

— Какое? — удивилась я.

— Главное высыпаться! Так что хватит волноваться за Николая Евгеньевича. Ему не впервой. Попробуй заснуть, пока едем. Завтра рано вставать и сразу работать, так что все, конец связи.

Похоже, я единственная, кого аж распирает от желания заорать на водителя: «Стойте! Мы не можем уехать без него!» Даже Алена в первых рядах не шелохнулась, когда автобус все-таки вывернул с парковки аэропорта и бесшумно покатил по темным угандийским улицам.

Нет. Никто даже бровью не повел о том, как Одинцов будет добираться в одиночку до отеля в разгар ночи. Ладно. Тогда и мне, наверное, не стоит этого делать?

Я устроилась на сидении, но сон не шел. Даже несмотря на кондиционер, в водолазке и сапогах, пусть и демисезонных, после московской зимы было непривычно жарко. Хотя сейчас было около девятнадцати градусов, а днем — в тени обещали не выше двадцати пяти.

Пока ехали, думала о том, что после нашей первой встречи сделала совершенно неправильные выводы о том, каким человеком был Николай Одинцов. В своих отутюженных дорогих рубашках, он производил впечатление человека, которому слуги помогают с сапфировыми запонками на манжетах, а после помогают надеть пиджак. Он казался утомленным жизнью мажором, который перечисляет деньги на благотворительность, потому что это модно и может помочь с налоговыми льготами. А оказалось, что он тот, кто останется разбираться с бумажной волокитой, пока вся группа отправится в отель, чтобы отдохнуть и набраться сил. Как будто ему самому это не нужно.

Гроза так и гремела где-то вдали, пока мы добирались до отеля. Но стоило только въехать под яркую неоновую вывеску и остановиться у входа, как ливень, по закону подлости, обрушился на землю, сводя на нет видимость. Чтобы промокнуть до нитки, хватило даже тех нескольких минут, пока я вытаскивала свой чемодан из автобуса.

Зато все взбодрились.

А нет, не все. На Алену ни капли дождя не упало. Именно к ней моментально бросился швейцар с зонтиком и сопроводил до стойки регистрации. Он же принес ее чемоданы.

— А она не пропадет, — проворчала Зина, выжимая свою косу.

Алена первой получила свою карту от номера, пожелала всем спокойной ночи и удалилась. Когда пришла моя очередь, одежда уже намертво прилипла к телу. Из-за влажности не было ни единого шанса, что она высохнет даже, если ее развесить на балконе. А из-за кондиционеров в холле я теперь мечтала не о том, чтобы раздеться, а наоборот одеться.

— Простите, мисс. Возникли кое-какие недоразумения с вашей бронью, — услышала я по-английски от девушки за стойкой. — Отойдите, пока в сторону. Сначала мы заселим остальных участников, а после обещаем разобраться с вашей проблемой.

На негнущихся ногах я отошла от стойки, а мой взгляд перехватила Зина.

— Что такое?

— Какие-то проблемы с бронью. Надо ждать.

Витя кивнул с видом бывалого путешественника.

— Сплошь и рядом такое бывает, вот почему я предпочитаю палатку, которая всегда со мной. А вот, моя очередь подошла, — бросил он, подошел к стойке и за каких-то пять минут получил свой ключ. — Ну я пошел, спокойной ночи.

Я проводила его взглядом, но судя по тому, как спокойно Витя удалился, дыру в спине мне прожечь ему не удалось.

— Вот поэтому я и говорила, что в экспедициях надо спать при первой же возможности, — сказала Зина. — Уверена, они разберутся. Я бы позвала к себе, но, боюсь, втроем мы точно не поместимся на местных кроватях.  Но если что приходи — комната 112. Пока.

Я осталась одна. Оглядела свою мокрую одежду. А к черту. Не буду же я все это время еще и на ногах стоять. Выбрала темный диван в углу холла, подтянула к себе чемодан и откинулась на спинку. Прикрыла глаза. Вот теперь спать хотелось невероятно. Часы в холле отеля показывали два часа ночи. Прошлой ночью я проснулась в три, чтобы успеть к регистрации. Неудивительно, что я с ног валюсь от усталости.

Глава 16. Одинцов

Лежу поверх одеяла в кровати, в которой меня быть не должно. Одетый. Хотя больше всего на свете хочу сорвать с себя помятую за долгий день и два перелета одежду, но раздеваться не буду.

И даже до сих пор никого не убил, хотя очень хотелось.

Интересно, я бы считался вдовцом, если на момент убийства мы еще не расписаны?

Не представляю, зачем Алена влезла. Просто взяла и вычеркнула Сашу из списка участников, запудрив мозги неопытной регистраторше за стойкой. Не понимаю, чего она этим добивается и как завтра донести до нее простую мысль: как сильно ей повезло, что она вообще пережила эту ночь. Может быть, пойму завтра.

Сначала мне вынесли мозг таможенники. А после она.

Я просто не мог подняться в совместный номер и остаться с ней один на один. Не мог ручаться за то, что останусь адекватным после двухчасовых разбирательств в аэропорту. Самым простым решением было оплатить за собственные деньги отдельный номер, забрать туда Сашу и как можно быстрее уснуть.

Только так я могу успокоиться и разобраться с очередной выходкой Алены уже на свежую голову.

Спать осталось совсем недолго, а сна не было ни в одном глазу. Всю дорогу в отель я мечтал о сне, а теперь в моей крови закипает адреналин.

Тишина в ванне распаляет только сильнее, и я стискиваю зубы. Как будто треск зубной эмали отрезвит и остановит от того, чтобы не представлять, как она раздевается, стягивает с себя трусики и встает под горячий душ, откидывая мокрые волосы назад.

Вместо этого всеми силами следую главному правилу экспедиций, которое сам же и выдумал несколько лет назад. Хотел заставить разхлябанных студентов, которым плевать на режим, хотя бы спать по ночам. Не думал тогда, что Зина продолжит передавать «мудрость» из одной экспедиции в другую. Но сейчас я и правда должен поспать, иначе проблем станет только больше.

Вода в душе стихает. Помоги мне боже.

Я так и не успел заснуть, а она уже закончила. Поворачиваюсь спиной к ее половине, лицом к окну. Буквально балансирую на самом краю достаточно широкой кровати. Выпирающий далеко вперед штырь все равно не даст мне свалиться.

Пусть думает, что сплю.

— Можно включить свет в комнате?

Да чтоб тебя, Саша!

— Зачем? — спрашиваю, не оборачиваясь.

— Тут, кажется, паук.

— Залезь под москитную сетку и все. Паук не доберется.

Не вижу ее, но очень хорошо представляю, как Саша с опаской осматривается, передергивая тонкими плечами от отвращения.

— Ладно, — выдыхает.

Да, рыцарь из меня сейчас не выйдет. С шашкой наголо, если все-таки встану, я буду бегать не за пауком. А за ней. Шуршит креплениями москитной сетки со своей стороны.

В нос ударяет свежий запах персиков. Глаза-то я, допустим, закрыл. Но мне теперь что, еще и не дышать? Возится, сотрясая кровать. Ну как так? Вроде весу в ней совсем нет, а трясется все, как под слоном. Сплю как на водяном матрасе.

— Не могу, — наконец-то сдается. — Не понимаю, как эту сетку закрепить. А так оставить нельзя?

— Оставляй. Только потом или в Москву с малярией обратно поедешь, или с пауком всю ночь спать будешь.

Слышу, как сопит носом. Нет, девочка. Я не обернусь. Ни хрена. И не коснусь тебя. Я вообще практически сплю. Упрямица снова тянется к креплениям, дергает сетку. Конструкция над головой трясется, шатается. Того и гляди просто рухнет к чертям.

Уже хочу подняться и все-таки сделать все самому, как она с визгом вжимается в меня всем телом:

— Он уже здесь! Стоит у меня в изголовье!

Я мог бы ей ответить, что у нас еще стоит… Но не буду.

Резко поднимаюсь, и Саша тут же юркает мне за спину. Таких огромных глаз я у нее еще не видел. Стряхиваю третьего лишнего с ее подушки, подхватываю полотенце и вышвыриваю за дверь номера в коридор. Да простят меня соседи, но я хочу спать.

Возвращаюсь в комнату и в прямом смысле каменею. Везде.

На ней такие низкие пижамные штаны, что я даже вижу родинку на острой косточке бедра.

Призываю плоть к смирению и настойчиво требую игнорировать длинные ноги, родинку, линию голого живота между штанами и топом на бретельках. И особенно сильно нужно игнорировать проклятое острое плечо с ключицей, которую подчеркивают резкие тени полумрака.

Волосы кажутся бледными, серыми. А глаза наоборот двумя бездонными провалами.

— А какой твой натуральный цвет? — вдруг спрашиваю.

Не представляю даже, какой еще цвет бы ей пошел. Брови вроде темные, но женщинам в этом вопросе вообще нельзя доверять.

— Нашли время, — хмурится Саша. — Он не вернется?

— Вот забыл его спросить. Позвать обратно?

— Не смешно. Просто он такой… Такой большой.

Я завидую пауку. Дожил.

Молча закрепляю сетку с ее стороны и обхожу кровать. Саша не сдвигается, только следит за мной взглядом, как пуганная дворовая кошка.

— Кыш с моей половины.

Она отползает к себе, юркнув под тонкое одеяло. Вот там и лежи. Устраиваюсь поверх неразобранного одеяла, закрепляю сетку со своей стороны и отворачиваюсь.

Пора спать.

— Вы хотели в душ, — тут же раздается сзади.

— Утром пойду. Тихо.

Саша потянула одеяло на себя, поерзала, устраиваясь удобнее. Зашуршала гостиничной подушкой, набитой как будто целофаном. Кровать снова затряслась. Чертовы водные горки.

— Ты можешь просто не шевелиться? — рявкнул так, что он замерла на полувдохе.

— А можно придвинусь ближе?

Куда ближе? Задыхаюсь уже от персиков.

— Спи.

— Не могу! Мне страшно.

Резко развернулся, готовый наорать. Но замер. Губы искусаны до крови, глаза по-прежнему квадратные. Не притворяется. Действительно боится какого-то таракана с восемью лапками. А в каждый шорох начнет вслушиваться, точно спать не даст.

— Взрослая, говоришь? И к сложностям готова, и знала, куда ехала? Так что теперь началось, Александра?