Комната, залитая мягким светом вечернего солнца, казалась еще уютнее в этот вечер. Бледно-зеленые обои, тяжелые бархатные шторы, резная мебель — всё дышало изысканностью и теплом. Юная Анна Хартфорд сидела перед большим овальным зеркалом в резной раме, любуясь своим отражением. Через неделю она станет леди Анна Верелей — женой одного из самых завидных женихов, сэра Эдмунда Верелей.
Ее сердце трепетало от предвкушения. Она ловила себя на том, что вновь и вновь представляла, как будет идти к алтарю в кружевном платье с длинным шлейфом, как опустит взгляд под восхищенными взорами гостей, как почувствует на своей руке твердое прикосновение Эдмунда.
— Анна! — дверь распахнулась с шумом, и в комнату словно ураган ворвались две ее младшие сестры — Шарлотта и Сесилия, обе в пышных платьях с кринолинами, запыхавшиеся от быстрого бега по лестнице.
— Ты не поверишь, что случилось! — воскликнула Шарлотта, схватив Анну за руки. — Мама только что сказала, что твое приданое уже доставлено в дом Хартфордов! Всё готово к свадьбе!
— О боже! — Анна вскочила с места, и в следующую секунду все три девушки уже смеялись, кружась по комнате, а затем с визгом плюхнулись на широкую кровать, утопающую в шелковых подушках.
— Я так счастлива за тебя! — Шарлотта сжимала ее руку, глаза ее сияли искренней радостью. — Ты будешь самой прекрасной невестой в истории!
Но тут младшая сестра Сесилия, откинув прядь каштановых волос, вдруг произнесла с легкой горечью:
— Повезло же тебе, Анна… Сэр Эдмунд — мечта любой из нас.
Наступила неловкая пауза. Шарлотта резко толкнула сестру локтем:
— Сесилия! — в ее голосе прозвучал укор. — Сегодня мы радуемся за Анну, а не вздыхаем о несбыточном.
Сесилия хотела что-то ответить колкое сестре, но в дверь осторожно постучали, и в проеме показалась служанка Марта, строго сложившая руки на переднике.
— Барышни, ужин подан. Миледи вас ждет.
— Ура! — в один голос закричали сестры, мгновенно забыв о минутной напряженности, и, подхватив подолы платьев, бросились к двери.
— Кто первый добежит до столовой! — крикнула Шарлотта, и они втроем словно ураган помчались по коридору, оставив за собой лишь звонкий смех.
— Барышни! Это неприлично! — Марта бросилась вдогонку, но девушки уже скрылись за поворотом.
Служанка лишь покачала головой, пробормотав себе под нос:
— Господи, дайте мне терпения с этими сорванцами…
А Анна, последней выскользнувшая из комнаты, на мгновение задержалась в дверях, ловя последние лучи солнца. Она улыбнулась. Казалось, ничто не может омрачить ее счастья.
Бархатные красные занавеси едва колыхались от вечернего ветра, когда три сестры — Анна, Шарлотта и Сесилия — с шумом ворвались в гостиную, подхватив подолы своих пышных платьев. Их смех звенел, как хрустальные колокольчики, а щёки пылали от возбуждения.
— Я первая! — воскликнула Анна, влетая в столовую и тут же пускаясь в весёлый танец, кружась и подпрыгивая так, что ленты в её белокурых волосах развивались, как крылья бабочки.
— Нечестно! — запыхавшись, догнали её Шарлотта и Сесилия, но вместо того, чтобы сердиться, тут же присоединились к её безумной пляске, хлопая в ладоши и смеясь ещё громче.
— Анна Хартфорд! — раздался резкий голос их матери. Леди Хартфорд стояла в дверях, её осуждающий взгляд заставил девушек замолчать в мгновение ока. — Ты забываешься, дитя моё. Через неделю ты станешь женой герцога, а не деревенской девчонкой, которой позволено скакать, как лошади на ярмарке!
Анна опустила глаза, чувствуя, как жар стыда разливается по её лицу.
— Простите, матушка, — прошептала она, делая почтительный реверанс.
Сестры поспешили занять свои места за столом, но, несмотря на весёлое начало вечера, аппетита у Анны не было. Что-то грызло её изнутри — смутное, необъяснимое чувство, будто тень прокралась за ней и теперь неотступно следит.
Вскоре в столовую вошёл лорд Хартфорд. Его появление всегда означало конец шумным забавам.
— Добрый вечер, мои дорогие, — произнёс он, садясь во главе стола.
Ужин прошёл в почти полной тишине, нарушаемой лишь лёгким звоном серебряных приборов. Лишь изредка сёстры переглядывались, подавляя смешки — то ли от остатков прежнего веселья, то ли от нервного напряжения.
Когда десерт был подан, лорд Хартфорд откашлялся и сказал:
— Анна, мне придётся огорчить тебя. Герцог уезжает по срочным военным делам. Свадьбу переносят ещё на неделю.
Сердце Анны ёкнуло, но не от разочарования. Нет, это было что-то другое… Облегчение?
— Я понимаю, отец, — тихо ответила она.
Но если не свадьба тревожила её, то что же?
Тем вечером, ложась спать, Анна долго ворочалась, а за окном ветер шептал что-то на забытом языке, будто предупреждая её о том, что приближается нечто куда более страшное, чем замужество.
Иногда бывают такие утра, которые начинаются с громкого треска дверных петель, визга, достойного разъяренной морской свинки, и лавины кружевного белья, обрушивающейся на голову. Именно так Анна обнаружила, что её мирный сон прерван нападением средней сестры, мисс Шарлотты, которая ворвалась в её покои с энергией урагана, сметающего всё на своём пути.
— Вставай! Вставай сию же секунду! — Шарлотта, не стесняясь в выражениях, потрясала воздух, словно церковный колокол, возвещающий о конце света. — Твой жених, его светлость герцог Эдмунд, в этот самый момент ведёт отряд на войну, а ты валяешься здесь, как мешок с картошкой!
Анна, всё ещё наполовину в объятиях Морфея, уставилась на сестру с выражением, которое можно было бы описать как «удивление, смешанное с ужасом и лёгким намёком на желание швырнуть в неё подушку».
— Он… уезжает? — переспросила она, медленно осознавая смысл слов.
— Да! И если ты не спустишься вниз в течение следующих пяти минут, чтобы помахать ему платком на прощание, весь мир сочтёт тебя бессердечным чудовищем! — Шарлотта, не теряя времени, швырнула в Анну утреннее платье, затем чепец, затем перчатки, а потом, кажется, даже носовой платок, хотя тот, вероятно, вылетел из кармана по пути.
Анна спрыгнула с кровати, подхватив летящие предметы гардероба, но в голове её роились странные мысли. «Почему я не чувствую того, что должна чувствовать? Почему мое сердце не рвётся вслед за ним?»
Шарлотта, между тем, уже заливалась смехом, хватая её за руку.
— Боже мой, ты выглядишь так, будто тебя только что разбудили на собственной казни! — Она фыркнула, помогая Анне застегнуть платье. — Ну же, герцог ждёт!
Их бег по лестнице напоминал отчаянное бегство от пожара, а не благородный выход провожать возлюбленного на войну. Внизу к ним присоединилась самая младшая сестра, мисс Сесилия Хартфорд, которая стояла у входа с выражением лица, ясно дающим понять, что она уже мысленно осуждает их за опоздание.
— Он ещё не уехал? — выдохнула Анна, едва переводя дух.
— Нет, — холодно ответила Сесилия, — но если бы ты явилась на минуту позже, его бы уже не было.
И тут, словно по заказу драматурга, появился сам герцог Эдмунд — статный, величественный, в сверкающем мундире, верхом на вороном жеребце. Увидев Анну, он спешился и приблизился с той грацией, которая заставляла девиц вздыхать и падать в обморок.
— Мисс Анна Хартфорд, — произнёс он, склоняясь в изысканном реверансе. — Я тронут, что вы пришли проводить меня.
Анна покраснела до корней волос, сделала ответный реверанс и, дрожащими пальцами, протянула ему ажурный белый платок с золотой вышивкой.
— Это… на удачу, — прошептала она. — Возвращайтесь поскорее.
Герцог почтительно поцеловал её руку, сел на коня и отбыл во главе отряда, оставив за собой шлейф восхищённых взглядов.
Шарлотта вздохнула с преувеличенной меланхолией, но тут же заметила, что Сесилия сжимает в руках точно такой же белый платок. Она до последнего надеялась, что Анна не соизволит проводить герцога, а она как полагается даме семьи Хартфорд вручит ему платок на удачу. Быть может так он хоть на мгновение обратит на меня внимание?
— Ох, дорогая, — язвительно протянула Шарлотта, — неужто ты тоже собралась осчастливить герцога своим…подношением?
Сесилия вспыхнула, спрятала платок и фыркнула:
— Это не твоё дело.
Анна же стояла, глядя вслед удаляющемуся войску, и в её душе бушевала буря куда страшнее той, что могла бы разыграться на поле боя. Всего несколько дней назад она была уверена, что это — её счастье. Её будущее.
Так почему же теперь её сердце сжималось от тревоги?
Замок возвышался над пустошами, словно гнилой зуб, впившийся в небо. Его башни, почерневшие от времени и колдовства, пронзали свинцовые тучи, а в воздухе витал запах серы и старой крови. Тяжёлые облака клубились над крепостью, будто сама тьма сгустилась, чтобы охранять её тайны. Ветер выл в узких бойницах, а где-то вдали, за болотами, перекликались вороны — единственные живые существа, осмеливающиеся приближаться к этому месту.
И вдруг — рев. Пронзительный, яростный, наполненный такой болью и бессилием, что даже камни, казалось, содрогнулись. Звук шёл из-под земли, из глубин замка, где даже свет боялся проникать.
В подземелье, запертое закованными дверями, среди плесени и ржавых оков, сидел мужчина. Вернее, то, что от него осталось. Его запястья были иссечены магическими цепями, впивающимися в плоть при каждом движении. Камни под ним покрылись рунами подавления, выжигающими силу из каждого вздоха. Но в его глазах, горящих в темноте как угли, ещё тлела ярость.
Перед ним стоял другой — высокий, в чёрной одежде, с лицом, скрытым тенью капюшона. Его пальцы сжимали посох с мерцающим кристаллом, из которого сочился ядовитый свет.
—«Последний шанс, дракон. Где она?» — голос звучал как скрип ножа по кости.
Пленник лишь оскалился, обнажив клыки.
Боль ударила, как молния. Чужое колдовство впилось в рёбра, выжигая изнутри, заставляя мышцы сжиматься в судорогах. Он не закричал. Лишь глухо зарычал, чувствуя, как ещё часть его силы утекает в руны на полу.
— «Ты становишься слабее. Все равно сдашься. А я… я подожду» — враг отступил в тень, и только шуршание его плаща выдал исчезновение.
Тишина. Лишь капающая вода и тяжёлое дыхание.
«Поторопись…» — прошелестело в его сознании чужим, но знакомым голосом. «Времени мало».
Глаза закрылись от бессилия — и перед ним внезапно возникло воспоминание.
Детство. Тёплые руки матери, её голос, мягкий, как шелест крыльев:
— Однажды ты встретишь её. Твою истинную. Для драконов это судьба — лишь одна любовь на всю жизнь. Она придёт к тебе под знаком древней печати, и только её прикосновение снимет проклятие… Проклятие, наложенное тысячу лет назад.
— Лишь десятый из нашего рода сможет разорвать эти цепи…Ты — десятый.
Сознание помутнело, и тьма поглотила его.
Где-то далеко, за стенами этого ада, часы уже начали отсчёт.
Комната была уютной, но без излишеств: стены, обитые неброскими светло-зелеными обоями с цветочным узором, скромный камин, на полках — несколько книг в потрёпанных переплётах и безделушки, доставшиеся от бабушки. Перед резным дубовым зеркалом, в котором отражался мягкий свет из окна, сидела Анна Хартфорд. Она пристально разглядывала своё отражение, будто пыталась разгадать в нём что-то важное.
Её красота была той самой, о которой слагают сонеты: голубые, как летнее небо, глаза, обрамлённые тёмными ресницами, вьющиеся белокурые волосы, спадающие ниже лопаток волнами, будто золотистый водопад. Маленький круглый носик, за который отец в детстве ласково называл её «кнопкой», и упрямый подбородок, который она привыкла поднимать в спорах, словно бросая вызов миру.
«Старшая из трёх сестер должна быть примером» — эту фразу она слышала с детства. И она старалась: защищала младших, учила их держать спину прямо, даже когда хотелось расплакаться. А теперь… теперь она буквально через несколько дней станет женой герцога Эдмунда Верелей. Казалось бы, чего ещё желать? Богатство, положение, прекрасный жених… но что-то глодало её изнутри, будто предостерегая.
— Опять у зеркала? — раздался насмешливый голос.
Анна вздрогнула и обернулась. В дверях стояла ее средняя сестра, Шарлотта, с привычной усмешкой на губах.
— Ты проводишь здесь больше времени, чем в церкви по воскресеньям, — фыркнула та, плюхнувшись на кровать.
Анна подошла и села на край, серьёзно глядя на сестру.
— Шарлотта… скажи, я правильно делаю? — прошептала она. — Так поспешно… замуж…
Шарлотта рассмеялась, но в её глазах мелькнуло беспокойство.
— О, Боже! Опять твои дурацкие сомнения! Это просто предсвадебный мандраж, у всех невест такое. Ты выходишь за герцога, а не на каторгу!
Анна хотела возразить, но Шарлотта резко вскочила и потянула её за руку.
— Хватит киснуть! Пойдём в сад — там уже Сесилия и отец ждут. Чай подадут, а папа, кажется, собрался рассказать о потенциальных женихах для нас. Ну, знаешь, чтобы мы не завидовали твоему герцогу!
Анна нехотя улыбнулась, позволив увести себя.
Сад благоухал розами и лавандой, дорожки были усыпаны лепестками, а вдалеке, под сенью старого дуба, стояла белоснежная беседка, где их уже ждали отец и младшая сестра, Сесилия.
— А, вот и наши невесты! — шутливо провозгласил мистер Ленстер, поднимая чашку с чаем.
Девушки отвесили реверанс и заняли свои места. Разговор завязался лёгкий, полный шуток и сплетен, но Анна почти не слышала слов.
Её мысли снова унеслись к зеркалу, к тому тревожному отражению, к сомнениям, которые не давали покоя.
«Почему я не чувствую радости?»
«Что, если я ошибаюсь?»
— Анна! — резкий голос Шарлотты вырвал ее из раздумий. — Ты опять в облаках! Папа только что сказал, что у твоего герцога есть младший брат — а значит, мой потенциальный жених! Когда твой суженый приедет, ты обязана нас познакомить! Представляешь, как чудесно — двойной союз наших семей!
Громкий стук чашки о блюдце заставил всех вздрогнуть.
Сесилия резко встала, лицо ее было бледным.
— У меня пропал аппетит, — холодно бросила она и ушла, хлопнув дверью беседки.
Отец нахмурился.
— Что с ней?
Шарлотта фыркнула.
— О, не волнуйся, папа. Наверное, женские дни.
И разразилась громким хохотом, на что сэр Ленстер сначала строго на нее посмотрел, а потом не выдержал и сам рассмеялся.
Вскоре беседка снова наполнилась смехом и болтовней — но Анна сидела тихо, глаза ее снова были устремлены вдаль, в туманное будущее, которое пугало ее куда больше, чем она готова была признать.
Что-то было не так.
Но что?
***
Темная комната тонула в полумраке, лишь слабый свет синей лампы дрожал на столе, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные сушеными травами лаванды и ромашки, и странными амулетами. Воздух был густ от запахов воска, трав и чего-то древнего, почти забытого.
За столом сидел молодой человек с бледным, словно выточенным из мрамора лицом. Его белокурые волосы, обычно аккуратные, теперь беспорядочно падали на лоб, а голубые глаза, холодные и острые, неотрывно смотрели на старуху, сидевшую напротив.
— Ты уверена, что она здесь? — его голос был тих, но в нем дрожала скрытая напряженность. — Каждая минута на счету. Я не могу позволить себе пустую трату времени.
Старуха фыркнула, и ее сморщенное лицо искривилось в усмешке.
— Ох, милок, да ты уже потратил кучу времени, стоя тут и треща! — она резко ткнула ему под нос связкой темных камней, на которых будто нацарапаны странные магические знаки. — Мои камушки не врут. Никогда. Если говорят, что твоя чертовка здесь — значит, здесь. А теперь заткнись и слушай, как тебе выкрасть ее да вызволить братца, пока вас самих не прикончили.
Парень стиснул зубы, но кивнул. Синий огонь в лампе вспыхнул ярче, будто почувствовав решимость в его сердце.
Луна, юная и серебристая, заглядывала в окно спальни Анны, окутывая её светлые волосы мягким сиянием. Девушка спала безмятежно, её губы тронула лёгкая улыбка — ей снился жених, сэр Эдмунд Верелей, их предстоящая свадьба, балы и счастливая жизнь в его родовом поместье…
Но вдруг сон переменился.
Темница. Сырость, холод, тяжёлые каменные стены. На полу, скованный магическими цепями, лежал мужчина с чёрными, как смоль, волосами. Лицо его было бледным, почти безжизненным. Анна замерла, не решаясь приблизиться. Жив ли он?
И тогда она увидела — его грудь едва заметно поднялась.
— Жив… — прошептала она, но в тот же миг почувствовала ледяное прикосновение за спиной.
Мужчина стоял рядом. Высокий, могучий, с янтарными глазами, в которых плясали огненные искры. В них читались и страсть, и ярость, и что-то древнее, нечеловеческое. Он обнажил острые клыки и издал пронзительный рёв, от которого задрожали стены. Его рука вцепилась в запястье Анны…
— Ах!
Сон оборвался.
— Анна! Опять спишь?! — весёлый голос Шарлотты оглушил её, как удар колокола. Тяжёлые шторы с грохотом распахнулись, и солнечный свет ударил в лицо.
— Шарлотта, ради всего святого! — Анна зажмурилась и укрылась одеялом, но сестра дёрнула его с привычной бесцеремонностью.
— Если будешь валяться в постели до полудня, твой жених решит, что берёт в жёны сонную муху, а не леди! — Шарлотта склонила голову набок, изучая сестру. — Или, может, тебя подменили? В последнее время ты будто в тумане…
Эвелин хотела ответить, но в дверь постучали.
— Кто там?! — Шарлотта бросилась к двери с энергией урагана.
Служанка что-то прошептала, и лицо сестры озарилось восторгом.
— Он здесь! — вскрикнула она, хватая Анну за руки. — Сэр Эдмунд вернулся и ждёт тебя внизу!
Прежде чем Анна успела опомниться, Шарлотта пинком отправила её в ванную, а сама принялась рыться в гардеробе, сопровождая это язвительными комментариями:
— Боже, это не гардероб, а кладбище тканей! После свадьбы твой жених обязан купить тебе что-то достойное, иначе я лично объясню ему, что значит «быть под стать джентльмену»!
Когда Анна вышла, аккуратно уложив волосы, Шарлотта протянула ей нежно-розовое ажурное платье.
— Вот теперь другое дело! — удовлетворённо заявила она.
Сердце Анны бешено забилось. Она поправила складки платья и не смогла сдержать глуповатой улыбки.
— Ах, вот она — любовь! — Шарлотта покатила глазами, но тут же подхватила сестру под руку. — Пойдём, не заставляй его ждать!
В гостиной сэр Эдмунд беседовал с их отцом. Оба встали, когда девушки вошли. Анна поклонилась в реверансе, едва заметно улыбнувшись жениху.
— Мисс Хартфорд, — Эдмунд протянул ей шёлковый платок. — Ваш подарок оберегал меня в бою. Благодарю вас.
Эвелин покраснела, но ответила с подобающей леди сдержанностью.
Разговор плавно перешёл к свадебным приготовлениям, но тут в гостиную впорхнула младшая сестра, Сесилия. Её реверанс перед Эдмундом был подозрительно кокетливым, а взгляд — слишком тёплым.
— Сесилия! — Шарлотта шипнула ей на ухо, толкнув в бок. — Хватит глазеть на чужого жениха!
— Тебе всё кажется, — буркнула Сесилия, но тут же отвлеклась на разговор отца.
Анна же снова погрузилась в мысли. Кто был тот мужчина во сне? Почему он казался ей таким… знакомым?
— Так что ты скажешь, Анна? — голос отца вырвал её из раздумий.
— А?
— Отец говорит, что нам пора к портнихе, — прошипела Шарлотта. — И мы все идём выбирать тебе свадебное платье!
От радости она захлопала в ладоши, заставив отца и Эдмунда удивлённо поднять брови.
— Простите за несдержанность, — Шарлотта тут же приняла томный вид, но глаза её всё ещё сверкали.
Вскоре сёстры уже выходили на улицу, где их встретил свежий весенний воздух и пение птиц.
Портниха встретила их сдержанной улыбкой, но её взгляд скользнул по средней сестре, и она язвительно заметила:
— Ах, вот она, невеста?
— О, если бы! — парировала та, но тут же схватила охапку платьев. — Примеряй всё!
Анна в ужасе посмотрела на неё, но сопротивляться было бесполезно.
И пока портниха и Шарлотта обменивались колкостями, а Сесилия украдкой вздыхала о чужом женихе, Анна думала только об одном:
«Что, если тот сон — не просто фантазия?»…
***
Три сестры вывалились из лавки портнихи, едва удерживаясь от смеха. Анна грациозно поправила шляпку, и с преувеличенной драматичностью вздохнула:
— Ещё одна примерка, и я бы передумала выходить за герцога! Тогда тебе, дорогая Шарлотта, пришлось бы объяснять бедняге, почему его невеста сбежала прямо из-под венца!
Шарлотта, не заставила себя ждать:
— О, не волнуйся, я бы просто сказала, что ты внезапно осознала своё призвание — стать манекеном для свадебных платьев. Герцог, уверена, понял бы.
Анна всю ночь ворочалась в постели, не в силах поверить, что сегодня станет герцогиней. Мысли путались — радость, волнение, страх перед новой жизнью. Она то закрывала глаза, то снова открывала, будто боясь, что всё это сон.
Яркие лучи рассвета пробились сквозь шторы и упали на свадебное платье, висевшее на резной подставке. Жемчуга и серебряные нити заиграли солнечными зайчиками, словно подмигивая ей: «Да, это правда».
С глубоким вздохом она отбросила одеяло и села на кровати. Грудь сжало от волнения — даже воздух казался густым.
«Кофе. Кофе меня спасёт», — решила она, накинув шёлковый халат и босыми ногами спустившись вниз.
Кухня уже бурлила — повариха миссис Харрис, краснолицая и вечно ворчливая, месила тесто, громко ворча себе под нос о том, что «молодёжь нынче спит до полудня, а потом норовит завтрак с обедом склевать за раз».
— Миссис Харрис, если вы сейчас же не нальёте мне чашку кофе, я, пожалуй, сбегу с кучером и оставлю бедного герцога у алтаря, — язвительно заметила Анна, притворно хватаясь за сердце.
— Ох уж эти благородные девицы! — фыркнула повариха, но уже через минуту протянула ей дымящуюся чашку. — Только не вздумайте никуда сбегать, а то мне потом отвечать перед вашей матушкой!
Поблагодарив её, Анна вышла в сад.
Беседка в саду, увитая плющом и розами, казалась идеальным убежищем от суеты предсвадебного утра. Анна стояла, опершись на резные перила, и вдыхала аромат свежезаваренного кофе. Чашка в её руках — тонкий фарфор с позолотой — слегка дрожала от утренней прохлады. Она сделала глоток, закрыла глаза, смакуя горьковато-дымный вкус, и на мгновение забыла о предстоящих хлопотах.
— Мисс Хартфорд…
Голос прозвучал так внезапно, что она едва не выронила чашку. Сердце бешено застучало, но годы светского воспитания взяли верх — пальцы сжали ручку крепче, а лицо осталось бесстрастным. Перед ней, словно возникший из воздуха, стоял незнакомец. Высокий, в тёмном сюртуке, его лицо скрывала тень широкополой шляпы.
— Кто вы? — спросила Анна, не повышая тона, но в голосе явно звучал холод. — И чем могу вам помочь?
Мужчина не ответил. Вместо этого он протянул ей небольшую старинную коробочку, искусно украшенную золотыми вензелями. Дерево отливало благородным блеском, а по крышке вились затейливые узоры — то ли цветы, то ли древние символы.
— Дар к вашему свадебному дню от мистера Говарда Хартфорда, — произнёс он глухо.
Анна нахмурилась. Дядюшка Говард? Они не виделись десять лет, с тех пор как он что-то не поделил с ее отцом, и даже письма от него приходили редко. Почему именно сейчас? Почему через этого человека?
Несмотря на недоверие, она взяла коробочку. Замок щёлкнул, крышка откинулась — и её дыхание перехватило.
Внутри, на бархатной подушке, лежало кольцо невероятной красоты. Массивный золотой обод украшали винтажные узоры, а в центре сверкал голубой камень — глубокий, как море в лунную ночь. Он переливался таинственными бликами, словно хранил в себе какую-то тайну.
— Откуда… — начала она, но, подняв глаза, поняла, что незнакомец исчез.
Тишина. Только ветер шелестел листьями, да где-то вдали щебетали птицы.
— Анна! — звонкий голос Шарлотты разрезал воздух. — Ты где?! Тебе уже пора переодеваться!
Шарлотта Хартфорд, вся в оборках и бантах, подбежала к беседке, запыхавшись.
— Господи, ну сколько можно мечтать? — фыркнула она, хватая Анну за руку. — Через три часа ты станешь миссис Верелей, а ты тут в саду кофе пьёшь, как будто это обычный день!
Анна машинально улыбнулась, позволила увлечь себя к дому, но мысли её были далеко.
Кто был этот человек?
Почему дядюшка прислал кольцо именно сейчас?
И самое главное — почему, когда она взяла его в руки, у неё по спине пробежал холодок предчувствия?
Что-то было не так. Но что?..
Солнце уже поднялось, играя лучами в пышных складках занавесок, озаряя комнату, где перед резным зеркалом сидела юная невеста. Её пальцы дрожали, поправляя жемчужную нить в волосах, а в глазах смешивались восторг и тревога. Всего через два часа я стану герцогиней, — мысль казалась нереальной, словно сон. Но вместе с радостью пришло осознание: сегодня она покинет отчий дом, своих любимых сестёр, детскую спальню, где столько раз смеялась до упаду.
Глубокий вздох. Она очнулась от раздумий и обернулась — у двери стояли матушка и сёстры. В глазах матери блестели слёзы, младшая, Сесилия, сжимала платок, а средняя, Шарлотта, скрестила руки, будто готовясь к очередной колкости.
— Ну-ну, дитя моё, — ласково проговорила матушка, обнимая её. — Всё только к лучшему.
Девушка кивнула, прижала к себе Сесилию, а когда очередь дошла до Шарлотты, та фыркнула:
— Если будешь реветь, твой жених, увидев эти красные глаза и размазанный румянец, решит, что женится на привидении, и бросится прочь! Хватит ныть!
Несмотря на ком в горле, невеста рассмеялась. Шарлотта всегда умела разрядить обстановку. Она улыбнулась семье, ободрённая, и снова повернулась к зеркалу — но тут взгляд её упал на ту самую коробочку. С кольцом, она будто пульсировала, притягивая взгляд, словно зовя...
Тихонько постучали в дверь.
— Карета подана, мисс, — доложила служанка. — Вас ждут.
Мать и сёстры поспешили вниз, но невеста замерла, не в силах оторваться от таинственного предмета.
— О, так ты всё же передумала? — Шарлотта снова появилась в дверях. — Отлично, значит, мне достанется герцог!
— Иди, я сейчас… — девушка махнула рукой. — Пару штрихов — и спущусь.
Когда дверь закрылась, она опустилась на пуфик, взяла коробочку и, затаив дыхание, открыла её.
Кольцо. Золотой ободок с крупным голубым камнем, в глубине которого мерцали странные искры. Оно гипнотизировало. Надеть? Что-то внутри протестовало, но любопытство пересилило. Она медленно надела его на палец.
В тот же миг в комнату ворвался ледяной ветер, сорвав шторы. Девушка вскрикнула, подбежала к окну — но на улице царил полный штиль. Ни листок не дрожал, ни травинка.
— Ты вообще собираешься спускаться, или я должна объявить гостям, что невеста сбежала?! — Шарлотта ворвалась в комнату, схватила сестру за руку и потащила вниз по лестнице, что та едва успевала переставлять ноги в пышном свадебном платье.
— Вот уж действительно, — фыркнула Шарлотта, озорно сверкая глазами, — такие наряды созданы только для того, чтобы с размаху спускаться по лестницам! Жених, глядя на нас, подумает, что его невеста — скаковая лошадь!
На улице их уже ждала карета, где сидели матушка и младшая сестра, Сесилия. Матушка, едва увидев их, цокнула языком, а следом — будто в унисон — лошадь ударила копытом.
— Совершенно дурной тон опаздывать в церковь! — строго заметила мать. — Особенно в такой день!
— О, не волнуйтесь, мама, — Шарлотта тут же парировала, — если герцог и сбежит, я всегда готова заменить сестру у алтаря!
И прежде чем матушка успела возмутиться, обе девушки с хохотом плюхнулись в карету, едва не запутавшись в складках дорогих тканей.
Дорога до церкви казалась вечностью. Матушка нервно перебирала складки своего платья, Сесилия задумчиво смотрела в окно, а Шарлотта, как всегда, беззаботно болтала о чём-то несущественном. Но невеста едва слышала её.
Что-то сжимало ей грудь. Предчувствие? Или просто волнение перед свадьбой?
Пальцы Анны сами собой потянулись к странному кольцу. Оно будто притягивало взгляд — древнее, загадочное, с голубым камнем, в глубине которого мерцали странные искры. От него исходит тепло… Или это ей только кажется?
Карета замедлила ход, и лошади остановились.
— Ну что, готова? — спросила матушка, поправляя вуаль дочери.
— Готова ли она? — негодуя перебила Шарлотта. — Шевелитесь, или мы опоздаем на собственную свадьбу!
Вот бы мне её беззаботность… — подумала невеста, с трудом подавляя тревогу.
Они вышли из кареты, переглянулись — и дружно двинулись к церкви.
К новой жизни…
Но даже в самых смелых фантазиях девушка не могла представить, насколько странной окажется эта новая жизнь.
А кольцо на её пальце тихо пульсировало…
Двери старинной церкви с грохотом распахнулись, и в проеме, залитом осенним светом, возникли четыре женские фигуры. Впереди шла невеста — леди Анна Хартфорд, в свадебном платье, расшитом серебряными нитями, с фатой, струящейся, как утренний туман. За ней, перешептываясь, следовали две ее сестры — Шарлотта и Сесилия, в нарядах бледно-голубого и лавандового оттенков, словно тени, призванные подчеркнуть ее сияние. Их мать, миссис Хартфорд, величественно направилась к рядам почетных гостей, где уже сидели знатные особы в шелках и бархате.
Анна едва верила, что этот день настал. Ее взгляд устремился к алтарю, где ждал герцог Эдмунд Верелей — высокий, статный, с холодными серыми глазами, в которых, однако, сейчас светилось что-то теплое. Он смотрел на нее так, будто она была единственной женщиной в мире.
«Великие дела творятся в тишине веков, а великие проклятия рождаются из великой ненависти...»
Давным-давно, когда земля дышала магией, а небо было распростёртыми крыльями драконов, три брата из древнего рода Драконидов искали Камень Бессмертия — артефакт, созданный, по легенде, из слёз Первого Дракона. Говорили, что тот, кто овладеет им, сможет переплетать саму ткань реальности, подчинять время и жить вечно.
Альдрик, старший из братьев, был воплощением мудрости: высокий, с платиновыми волосами, перехваченными серебряным обручем, и глазами, словно высеченными из льда. Его магия была подобна холодному северному ветру — неспешной, но неумолимой.
Годрик, средний, носил шрамы бесчисленных битв: его тёмно-рыжие волосы были опалены огнём, а в глазах горел неукротимый дух. Он не знал страха, и его копьё разило врагов, как удар молнии.
Малрик, младший, был иным: гибкий, как тень, с чёрными волосами до плеч и глазами, меняющими цвет от изумрудного до кроваво-красного. Его магия была подобна змеиному яду — коварной и смертоносной.
Братья странствовали столетиями. Они прошли сквозь Лес Плачущих Черепов, где деревья росли из костей забытых богов, пересекли Пустыню Вечного Зноя, где время текло вспять, и спустились в Бездну Падших Ангелов — место, где даже магия дрожала от страха.
И лишь когда они объединили свои силы — мудрость Альдрика, отвагу Годрика и хитрость Малрика — им удалось создать Камень, а не найти его. Они выковали его из своих душ, сплавив воедино кровь дракона, слёзы феникса и песок времени.
Но в миг триумфа, когда Камень засиял в руках Альдрика, Малрик вонзил кинжал в спину Годрика.
— «Бессмертие должно принадлежать сильнейшему!» — прошипел он, вырывая артефакт.
Камень, впитавший их общую магию, исказился от предательства. Он впился в плоть Малрика, как живой, и его глаза залились тьмой. Кожа покрылась трещинами, сквозь которые струился багровый свет. Он больше не был драконом — он стал чем-то иным.
Альдрик и раненый Годрик сразились с ним в Битве у Чёрного Обелиска. Годрик, истекая кровью, пронзил Малрика своим копьем, но тот, уже полубезумный, вырвал копьё и разорвал Годрика изнутри тёмной магией.
Альдрик, охваченный горем, разрубил Камень своим мечом, но осколки артефакта впились в его ладони, оставив шрамы навеки.
Малрик, обессиленный, был заточён в Башню Вечного Исцеления — но вместо раскаяния он разорвал свою плоть в ритуале тьмы, превратившись в дух ненависти. Перед исчезновением он проклял род Альдрика:
— «Девять сыновей в твоём роду познают тьму! Их души будут разрываться между миром и вечным мраком, пока десятый — чистый сердцем — не разорвёт оковы!"
Он знал: Альдрик дорожил семьёй больше власти. И потому обрёк его потомков на муки.
Прошли века. Род Альдрика стал домом Морвенов, а их поместье — Блэкхарт — мрачным памятником былого величия.
Когда девятый сын лорда Эдгара Морвена — Джонатан — испустил последний вздох, его мать, леди Изабелла, не выдержала. Она стояла у окна, глядя, как дождь смывает кровь с мраморных ступеней фамильного склепа, и её разум раскололся, как древний Камень Бессмертия.
— «Я не переживу ещё одну смерть...» — прошептала она, глядя на десятилетнего Каспиана, своего последнего ребёнка.
В ту же ночь она исчезла, оставив лишь письмо, написанное дрожащей рукой:
«Прости, Эдгар. Я не могу смотреть, как проклятие заберёт и его. Если я останусь, оно убьёт и меня.»
Лорд Морвен сжёг письмо в камине, но пепел ещё долго кружился в воздухе, будто невидимые пальцы пытались сложить слова обратно.
Прошли годы. Эдгар, хоть и носил траур, но не мог позволить, чтобы поместье Блэкхарт поглотила тьма. На одном из светских приёмов он встретил Леди Элеонору Вейн — вдову с тёмными, как вороново крыло, волосами и глазами, полными тихой грусти. С ней был её сын — Люциус, мальчик на год младше Каспиана.
Они поладили мгновенно. Люциус, выросший среди книг и старых легенд, с первого взгляда узнал в Каспиане "того самого десятого сына", о котором ходили слухи. Но вместо страха в его глазах вспыхнуло любопытство.
— «Говорят, ты — ключ к проклятию,» — сказал он однажды, когда они исследовали чердак поместья.
— «Говорят много чего. Например, что в этом сундуке живёт призрак кухарки. Проверим?» — отшутился Каспиан, но в голосе его дрожала неуверенность.
Вскоре Эдгар и Элеонора обручились, и в Блэкхарте впервые за долгое время зазвучал смех.
Но проклятие не забыло о своём наследнике.
Однажды ночью Каспиану приснился девятый гроб — тот, что стоял в склепе. Только теперь крышка была приоткрыта, и из щели сочился чёрный дым.
— «Ты следующий...» — прошептал голос из гроба.
Каспиан проснулся с кровавыми царапинами на руках.
На следующий день ворон разбился о его окно, оставив кровавое пятно на стекле. В библиотеке сами собой открывались страницы книг, показывая один и тот же символ — дракона, пожирающего собственный хвост.
— «Оно начинается...» — пробормотал Люциус, бледнея.
***
Тьма сгущалась между огромными древними дубами, их ветви, словно костлявые пальцы, цеплялись за её белоснежное платье, беспощадно разрывая кружева и шёлк. Анна бежала, не чувствуя боли от царапин, — только ледяной ужас, пожирающий разум. За спиной шелестело что-то — не ветер, не зверь, а нечто куда более древнее.
"Ещё немного — и я выберусь", — бормотала она, но лес не отпускал. Корни под ногами превращались в изворотливых змей, тени смеялись хриплым смехом. Внезапно ботинок ударился о скрытый во мху камень, и земля резко рванулась навстречу. Голова с глухим стуком ударилась о камень, и мир поплыл.
Последнее, что она услышала перед тем, как тьма поглотила её, — скрипучий шёпот, словно ржавые ножницы по шёлку:
"Кровь твоя — ключ, плоть твоя — дверь, душа твоя... моя теперь".
А потом — тишина.
***
Комната была похожа на декорацию из готического романа — высоченные потолки с паутиной в углах, тяжелые бархатные портьеры, поеденные молью, и дубовый паркет, скрипящий под каждым шагом, будто жалуясь на незваных гостей. В углу, на мраморном столике с отбитой ножкой, догорала свеча в массивном серебряном подсвечнике — фамильной реликвии.
Анна ворочалась в кровати с балдахином, чьи некогда роскошные шелковые занавеси теперь походили на паруса потерпевшего крушение корабля. Ей снилось, будто она сидит в беседке из белого мрамора, увитой плетистыми розами, чьи лепестки падали в фарфоровые чашки с мотивом «небесной лазури».
— Генри! — позвала она, отрываясь от чашки с ароматным бергамотовым чаем. — Я же говорила тебе следить за сестрой!
Мальчишка лет десяти — её сын, боже правый, её сын! — с соломенной шевелюрой и веснушками, как у неё в детстве, лишь рассмеялся, размахивая деревянным мечом:
— Мы играем в прятки! Она залезла в тот старый дуб у пруда — знаешь, где сова гнездится?
Рядом, поправляя галстук, сидел он — герцог Эдмунд Верелей, её муж. Его пальцы, тонкие и длинные, привыкшие перелистывать страницы древних фолиантов, сейчас нежно сжимали её руку.
— Не волнуйся, дорогая, — сказал он, и его голос звучал, как виолончель в полуночном концертном зале. — Пусть играют. Дети должны быть счастливы.
Анна улыбнулась. Разве это не идеал? Тихий дом в поместье, смех детей, любящий муж…
Но тут небо потемнело.
Не просто сгустились тучи — они свернулись в спираль, будто сама тьма решила затянуть её мечту в водоворот. Ветер завыл, розы замерли, покрываясь инеем, а из-за облаков вырвалась тень — огромная, чешуйчатая, с глазами, горящими, как расплавленное золото.
Дракон.
Его когти впились в её плечи, вырывая из беседки. Анна вскрикнула, но звук потерялся в грохоте крыльев, бьющих по воздуху, как паруса в шторм. Земля стремительно уменьшалась, а в ушах звенело от бешеного ритма сердца.
— Эдмунд! — хрипло крикнула она, но герцог лишь смотрел вверх, его лицо было… спокойным.
И тогда лапы разжались.
Она падала.
Ветер свистел в ушах, а платье хлопало, как парус.
— А-А-А-А!
Резкий вдох.
Анна вскочила на кровати, сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди.
— Просто сон…
Но что-то было не так.
Её взгляд упал на пышное свадебное платье, теперь слегка помятое.
— Стойте. Свадьба. Моя свадьба!
В памяти всплыли обрывочные картинки: алтарь, жених (какой там у него был взгляд? Радостный? Испуганный?), и вдруг — чья-то рука, хватающая её за запястье. Портал. Тьма. И… вот она здесь.
— Где, черт возьми, «здесь»?! — мысленно воскликнула Анна, оглядывая комнату.
Пока её мысли скакали, как испуганные кролики, из соседней комнаты донеслись голоса.
— Ну вот, теперь-то всё прояснится.
Осторожно сползла с кровати и на цыпочках двинулась к двери.
— …ты куда её притащил?! — раздражённо шипел женский голос. — Вы должны были оказаться в замке, а не в этой развалюхе!
— Я и сам не понимаю, как так вышло! — ответил мужчина, явно раздражённый. — Портал был заколдован чётко на замок!
Анна замерла. Они говорят обо мне. Зачем им тащить меня в какой-то замок? И кто вообще похищает невесту прямо перед алтарём?
Анна попятилась — и задела подсвечник.
БА-БАХ!
Тишина.
Дверь распахнулась.
Анна схватила подсвечник (на всякий случай) и приготовилась к бою.
— О-о-о, — протянула старуха с лицом, будто высеченным из гранита. — Проснулась.
Перед ней стояли старуха лет семидесяти, в платье, которое когда-то было модным, а теперь напоминало тряпье для вытирания пыли. Её глаза, однако, горели слишком живым интеллектом для её возраста и мужчина — тот самый, которого на видела в кафе. Но как она оказался здесь?
— Ты ей хоть что-то объяснил? — рявкнула старуха.
— Ну… времени не было…
Анна пришла в себя с ощущением, что её череп аккуратно раскололи топором, а мозги заменили ватой. Или, может, их вообще вытряхнули где-то по дороге — особенно когда она вспомнила, как провалилась в этот проклятый портал.
«Зачем я вообще согласилась спасать какого-то Каспиана?» — мысленно ругалась Анна. «Кто это вообще такой? Может, я просто под руку подвернулась? Или боги сверху решили, что именно я — идеальный кандидат для спасения какого-то там брата, о котором даже не слышала?»
Мысли неслись лавиной, пока её не прервал хриплый голос:
— Ну что, готова, в путь?
Анна резко подняла голову — и тут же взвизгнула, потому что на неё вылили ведро ледяной воды.
Нет, не воды.
Это была какая-то липкая, зловонная субстанция, от которой тут же захотелось сжечь всю одежду и, возможно, себя заодно.
— Что за черт?! — вырвалось у Анны, причём в такой форме, что даже её собственная бабушка, будь она жива, схватилась бы за сердце.
Рядом стоявший мужчина фыркнул и быстро прикрыл рот рукой, изображая кашель.
— Это тебе здесь не поможет, милая, — проигнорировала её реакцию старуха, тыча пальцем в таинственное кольцо на руке Анны. То самое, которое она надела накануне свадьбы.
— Лес заколдован, — продолжила старуха, будто не слышала. — По древней легенде, человеку запрещено ступать сюда. Если он осмелится — тьма разорвёт его на куски.
Анна медленно перевела взгляд на свои ноги.
— Так что, когда ты тут бегала перед тем, как рухнуть без чувств, ты была в большой опасности, — добавила старуха. — Благо, этот меланхоличный болван, — она кивнула на мужчину, — успел тебя спасти.
— О, как мило, — процедила Анна. — А что это за… ароматная жидкость?
— Освящённая вода драконьих болот, — ответила старуха. — Убирает человеческий запах. Теперь лес тебя не тронет.
— Замечательно. Я пахну как дохлая лягушка, зато в безопасности.
Мужчина наконец не выдержал и фыркнул.
— Чего ухмыляешься? — огрызнулась старуха. — Ты же знаешь, что нужно сделать.
Он вздохнул, подавил смех и на каком-то гортанном, шипящем языке произнёс древнее заклинание.
И в тот же миг с Анны исчезла вся влага, а вместе с ней и отвратительный запах. Она осмотрела себя: на ней теперь была просторная рубашка, коричневые брюки и крепкие сапоги.
— Вот так лучше, — удовлетворённо сказала старуха. — Теперь можете идти.
— Куда? — насторожилась Анна.
— В замок, конечно. Спасать Каспиана.
— Ага, конечно, — мысленно закатила глаза девушка.
Старуха пожелала им удачи, добавив:
— Пусть древний бог драконов Заргот освещает вам путь.
Анна же тем временем лихорадочно соображала, как бы сбежать и одурачить этого "спасителя", чтобы он вернул её домой.
«Ладно, план простой: притворись послушной, выясни, где тут выход, и…»
Она так увлеклась, что не заметила, как снова шагнула в запретный лес.
Лес дышал магией.
Каждый шаг по мягкому мху отдавался едва слышным эхом, будто сама земля предупреждала путников об опасности. Ветви деревьев, переплетенные в причудливые арки, шептались на языке древних заклятий, а в воздухе витал сладковатый запах цветов, способных усыпить разум. Анна осторожно переступила через корень, покрытый синеватым мхом, и украдкой бросила взгляд на своего спутника.
Её мысли крутились вокруг одного: как обмануть этого мужчину и сбежать? Но тут же, словно в ответ на собственный вопрос, в голове всплыло другое: а хочет ли она возвращаться?
Всего несколько часов назад он выхватил её из-под венца, буквально выдернув из реальности в мерцающий портал. Она должна была бы кричать, рваться обратно, но вместо этого… облегчение. Отчего? Она же мечтала об этой свадьбе. Или нет?
— Кстати, я Люциус, — его голос вырвал её из потока мыслей.
Девушка растерянно подняла на него взгляд.
— Что?
— Люциус, — повторил он, будто это объясняло хоть что-то.
Она язвительно фыркнула:
— Ну конечно, за время похищения у нас совсем не было шансов познакомиться! Может, хотя бы в портале представился бы: «О, привет, я Люциус, кстати, мы сейчас летим в неизвестность, но не переживай!»
Мужчина уставился на неё, будто не понимая, откуда взялась эта колкость.
Девушка вздохнула, осознав, что нервничает.
— Прости… — пробормотала она. — Просто меня не каждый день похищают прямо у алтаря. И не каждый день я летаю в порталах.
Она сама удивилась своей язвительности. Откуда это? Ах да… Семейное.
Люциус сжал губы, словно пытаясь подобрать слова.
— Мне следовало объяснить всё сразу, — наконец сказал он. — Но… ситуация…
— Не из приятных? — закончила за него Анна.
Он кивнул.
— Так кто такой Каспиан? — спросила она, переступая через очередную ловчую лозу. — И почему именно я должна его спасать?
— Каспиан — мой брат. И если ведьма не врет… ты — его истинная.
Девушка замерла. А потом… рассмеялась.
Громко, истерично, до слез.
Птицы с криком сорвались с веток, листья задрожали, будто сам лес вздрогнул от ее смеха.
— Ох, — она схватилась за живот, — ну ты даешь! Я думала, такие сказки только в романах бывают! "Истинная", — она фыркнула. — Да ты сам-то в это веришь?
Но Люциус не смеялся.
Его лицо было серьезным. Слишком серьезным.
Смех застрял у нее в горле.
— Ты… ты не шутишь?
Он молчал.
— Но… как? — ее голос дрогнул. — Я же… я даже не знаю его!
Но Люциус не улыбнулся. Он просто развернулся и пошел дальше.
Анне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Через несколько минут тишины она пробормотала:
— Меня зовут Анна.
Он даже не обернулся. Конечно, он знал ее имя. Он знал о ней куда больше, чем она сама.
И пока они шли к замку сквозь чащу, единственное, что не давало Анне покоя:
«Истинная? Как?..»
А главное — почему мысль об этом больше не пугала, а заставляла сердце биться чаще?
Комната тонула в полумраке, едва освещенная трепещущим пламенем черных свечей, чей воск стекал, словно слезы проклятых душ. Воздух был густ от запаха ладана и чего-то более древнего, более зловещего — словно сама тьма здесь обрела плоть. В центре, затянутый в черный капюшон, скрывавший даже намек на черты лица, сидел мужчина. Его длинные пальцы, бледные, как лунный свет на надгробиях, сжимали ручки кресла, а перед ним стояло зеркало — не простое, а магическое, его поверхность колыхалась, словно живая.
Из глубины стекла раздался голос — хриплый, словно скрип ржавых петель заброшенных ворот:
«Они нашли ее… девчонка в таинственном лесу…»
Из-под капюшона дрогнули губы, обнажив ряд безупречно острых зубов. Улыбка расползлась, алая, как свежая кровь, и на миг в темноте вспыхнуло пламя — не настоящее, а отражение чего-то куда более страшного, что скрывалось под тканью.
«Ты — десятый. Лишь ты сможешь снять проклятие», — прозвучало в голове Каспиана, женский шепот, словно доносящийся из глубин его собственной памяти.
Но размышления прервало резкое, ледяное:
«Подъем».
Каспиан медленно поднял взгляд. Его янтарные глаза, холодные и ясные, встретились с пустотой под капюшоном. Он не дрогнул, не отвел взора — лишь смерил незнакомца взглядом, полным немого вызова.
Тот рассмеялся — звук, похожий на скрежет металла по камню.
«Ты напоминаешь мне его… Альдрика. Такой же взгляд. Та же решимость», — голос незнакомца смягчился на мгновение, но тут же вновь зазвучал насмешливо. «Знаешь, почему я здесь, Каспиан?»
Молчание.
Незнакомец театрально закатил глаза.
«Боги, ну и зануда же ты», — вздохнул он, раздраженно махнув рукой. «Ладно. Поздравляю. Сегодня твой второй день рождения».
Щелчок пальцев — и мир разорвался.
Каспиан полетел в вихре магии, сквозь разрез времени, где цвета смешались в безумный калейдоскоп, а звуки искажались, словно крики из другого измерения. Он не сопротивлялся — слишком часто ему приходилось "путешествовать". Вместо этого он сжал зубы и позволил течению унести себя, даже не зная, куда его выбросит на этот раз.
А где-то в глубине сознания снова зазвучал тот женский голос, теперь уже с оттенком тревоги:
«Она ждет тебя… но спеши. Тьма уже наступает».