Невеста папы-принца

Пролог

- Ма-а-ам, я никогда не выйду замуж.

Пролог

— Ма-а-ам, я никогда не выйду замуж.

Маленькая девочка с кудрявыми чёрными волосами, большими голубыми глазами, в длинной, не по возрасту, ночной сорочке забралась под одеяло.

— И почему же моя принцесса не хочет выходить замуж?

К ней подошла женщина в тёмно-синем платье и, поправив подушку, погладила ребёнка по маленькой головке.

— Потому что мальчики злые. Они ябедничают, дерутся и постоянно корчат рожицы.

Мелодичный смех разнёсся по комнате.

— Ох, родная, мальчики вырастают и превращаются в сильных мужчин.

— Но ведь они не перестают быть злыми, — настаивало на своём милое дитя.

— Некоторые — не перестают, — согласилась женщина, ставя стакан с водой на высокую тумбочку у кровати ребёнка. — А некоторые превращаются в сильных, смелых и отважных героев, которые оберегают любимых, защищают слабых и наказывают тех, кто вредит остальным.

— Как папа? — спросила кудрявая голова, опускаясь на подушку.

— Как папа, — подтвердили ей.

— А почитаешь мне книгу?

— Книгу? — переспросила женщина и потянулась к верхней полке. — Про принцев, колдунов и любовь?

— Да-а-а…

Она села в кресло возле кровати ребёнка и, открыв рассказ, начала читать…

От Автора.

Дорогой читатель, приветствую тебя! Надеюсь, новая история не оставит тебя равнодушным и позволит отвлечься от мирских забот. Не забудь поставить звездочку, если тебе понравится то, что ты читаешь. Это повышает рейтинг книги и вдохновляет меня. Пиши комментарии и задавай вопросы, я так люблю общаться. У меня будет еще много всего интересного, подписывайся. Тебя ждет увлекательное путешествие. Сделать это можно тут ↓

Ⅰ Глава. Помолвка, или Сволочь.

— Ма-а-ам, я никогда не выйду замуж.

— Ма-а-ам, я отказываюсь выходить замуж. Мальчики противные, злые, слабые и вечно ябедничают.

Корсет резко затянули на моей талии так, что голова закружилась от нехватки воздуха. Совершенно не понимаю, зачем меня заставляют его надевать. Грудь только начала расти, и в свои одиннадцать лет я была больше похожа на мальчика, чем на девочку. Но мои доводы родительницу не убедили.

— Ты леди. Тебе не подобает расхаживать как оборванке, — твердила миссис Сойел.

— Мальчики имеют обыкновение вырастать, милая.

— Герцог Лунгри Арат навсегда останется мерзким.

Мама подошла сзади и посмотрела на моё отражение, широко улыбаясь. Да, сделать из меня подобие леди — задача не из лёгких. Первое — у меня широкая кость. И, несмотря на то что я не была пышкой, определённо отличалась от своих сверстниц. Я была шире в бёдрах и плечах, но ниже на голову других девушек моего возраста. А та самая большая голова с копной непослушных иссиня-чёрных волос убивала любую возможность сделать мне приличную для леди причёску. Убожество, одним словом. Мама так не считала.

— Какая же ты у меня красавица.

Она всплакнула, а я вновь посмотрела в огромное, во весь рост, зеркало возле ширмы. Где же тут красавица? Из-за семи нижних юбок, поверх которых натянули медовое кружевное платье, девочка, коей я являлась, походила на пузатый чайник. Мои излишне пухлые руки были оголены, как и несуществующая грудь, искусственно подчеркнутая тугим корсетом. Вся эта «небесная красота» дополнялась высоким тугим пучком, который делал мои щёки похожими на щёки нашего бульдога.

— Кое-чего не хватает, — встрепенулась родительница.

Я подумала, что той самой «красавицы», о которой она упомянула, но нет… Мама притащила огромное ожерелье наших предков, инкрустированное синими сапфирами, и на моей шее застегнулся фамильный раритет.

— Под цвет твоих глаз, — и снова всхлипывание.

Я закатила эти самые глаза и подумала, что, если бы не проигрыш отца, оказалась бы самым большим позором семьи.

Мой отец, Грег Сойел, некогда богатый граф, теперь еле сводил концы с концами, тратя остатки своих сбережений. Всё из-за мерзкого лорда Логи, который пару лет назад, на открытии очередного сезона балов, обвёл вокруг пальца слегка перебравшего виски отца. Мерзкий денди не просто забрал наши земли и дома — он получил от отца расписку, в которой значилось, что мы будем продолжать вести хозяйство, но весь доход будет поступать ему. Мама тогда плакала неделю, ругала отца, говорила, что мы — нищие, и всё, что ждёт нашу семью, — это позор на всю оставшуюся жизнь, которая, может статься, тоже уже кому-нибудь проиграна. По сути, мы превратились в рабов.

Скандал был грандиозный. Мы боялись выходить из дома. Младшие братья укрылись в моей комнате на три дня. Я же почти не спала — наша софа, как оказалось, не очень удобна. Через неделю нас покинула вся прислуга, за исключением садовника, кухарки и её внука. Тогда я научилась самостоятельно вести хозяйство. Чуть позже от нас отвернулись соседи, а некогда близкие друзья перестали даже смотреть в нашу сторону.

Я научилась не плакать на людях. Затем пошли насмешки, и я научилась грубить в ответ. А когда на улице один мальчик посмеялся над моим братом — я научилась драться.

Да, последние два года выдались очень насыщенными. Сейчас же моя мать — Мелани Сойел — нашла, по её мнению, прекрасный способ вытащить нас из долгов.

— Сегодня мы произведём обручение, а уже через несколько лет можно будет сыграть свадьбу, — вовсю планировала моё будущее мама. — Лунгри — богатая и уважаемая семья. Ты обязана им понравиться. Никто не должен говорить, что семья Сойел плохо воспитала своих детей.

Я закатила глаза.

— Ты должна быть учтива, вежлива и мила. Улыбайся, но не смейся. Будь со всеми, но не слишком долго. Прояви почтительность к старшим, но не затрагивай их возраст. Прояви интерес к младшим, но не задирай их. И главное, родная, — я ждала этих слов, — притворись слепой, глухой и немой.

Её любимое правило, которое давалось мне очень тяжело. Мы давно смирились с тем, что вокруг все судачат о бедности самого уважаемого графа, умудрившегося проиграть всё своё состояние. Тем более свежие сплетни давно перекрыли некогда волнующую всех новость.

Но сегодня они вытащат на свет всё грязное бельё, добавят к нему новые истории, приправят очередными догадками — и всё лишь для одного: снова облить грязью всех членов моей семьи.

Даже это можно пережить. А вот то, что придётся дать слово и официально стать невестой Арата…

Я, конечно, не считаю себя сверхдобропорядочной и не являюсь приверженцем благородных нравов, заставляющих юных девушек идти на жертвы во избежание позора, лишь бы сдержать данное слово. Но подводить семью мне не позволит никто.

В былые времена всё было бы так: сначала мать прочла бы мне нравоучение, затем братья получили бы указание меня избить, ну и напоследок — отец добил бы топором в сарае. И где-то на кладбище появилась бы одна безымянная могила, а среди соседей — новая история.

Представляю этот сказ о том, как одна опозорившая семью девчонка сбежала с каким-нибудь любовником в далёкие края, где никто не знает о беде, которую нечестивая принесла в дом.

Ⅱ Сломанная лапка, или поверенный жениха.

Рождество в моей семье не праздновали уже четыре года. Как отец проиграл всё своё состояние, так и перестали праздновать. Может, это потому, что денег стало катастрофически не хватать. Может, потому, что все члены семьи перестали верить в Бога. Может, потому, что и семьи как таковой не стало. Казалось, что мы просто живём в одном доме. Не было сплочённого духа Рождества, не было единства, не было причин для радости.

В этом же году моим родителям пришлось накрывать рождественский стол, ведь мы ожидали гостей. Семья Лунгри должна была посетить нас и поздравить с праздниками.

С момента обручения прошло полтора года. За два дня до Рождества мне исполнилось тринадцать, а значит, я всё ближе к дате бракосочетания. По большому счёту девушки могут выходить замуж с четырнадцати лет. Но дядя заключил договор таким образом, что саму дату празднования мы определим лишь после того, как мне стукнет шестнадцать. Меня такое положение вещей устраивало, ведь нам с женихом давалось время, чтобы узнать друг друга поближе. Вопреки всем надеждам, в последний раз Арата я видела в день обручения.

Несмотря на то что мы не встречались, жених присылал мне подарки на все праздники. В свой первый день рождения я получила серьги: маленькие, аккуратные тоненькие ниточки, на концах которых свисали, в виде капли, сапфировые камни. Матушка тут же забрала их и спрятала. Лорд Логи приобрёл привычку шарить в наших личных вещах.

— Есть у меня подозрение, — твердил он, — что вы меня обворовываете.

А всё это потому, что мы сыграли, по его словам, слишком дорогую помолвку. Справедливости ради он был прав. По всем признакам у нас даже на кусок хлеба не должно было быть денег. Обручение же прошло на самом высоком уровне: с тремя сменами блюд, огромным тортом, вином, льющимся рекой, и фруктами, которых ранее никому не доводилось пробовать. Но всё это организовал дядя Эдвин. Отец тогда долго с ним препирался, хотел вернуть часть денег, но дядя не позволил.

— Когда-нибудь мы с тобой вспомним о тяжёлых временах за прекрасной бутылочкой крепкого алкоголя, но не сегодня.

Вот и всё, что он нам сказал, когда папа спросил, откуда такие деньги и кого ему пришлось за них ограбить.

На первое Рождество члены семейства Лунгри не смогли посетить наш дом в силу отсутствия главного виновника, то есть моего будущего супруга. Но свой подарок, в виде прекрасной подвески, которая, видимо, должна была быть в комплекте с серьгами, я получила. Маленькая сапфировая капля на тонкой серебряной нитке была бесподобна. К сожалению, вручил мне её… Рич.

— Ужасное платье! — сообщил эта сволочь, стоило нам остаться наедине.

Появилось острое желание пырнуть негодяя ножиком для вскрывания писем. Хорошо, что последний год я усердно училась сдерживать свои чувства. В конце концов, теперь всё, что я сделаю, может сказаться на моём женихе и моей семье. Поэтому я прилагала все усилия, чтобы быть глухой и слепой дурой.

— Правда? — удивлённо уставилась на свою грудь. — А мне сказали, что это последний писк моды.

— Тебе соврали! — ухмыльнулся собеседник и откинулся в папином кресле.

У нас не было отдельной гостевой, где я и вестник моего будущего мужа смогли бы поговорить наедине, чтобы он поведал мне о «пылких» чувствах суженого. Поэтому нас отправили в кабинет отца — единственное место, где всегда было тихо. Отсутствие окон, один вход (он же выход) — дубовая дверь. Высокие стеллажи, заполненные книгами, старыми документами и всякими мелочами, не имеющими никакой ценности. Всё, что стоило денег, давно унёс лорд Логи. Один старый, потёртый диван справа от входа, перед которым стоял низкий столик. И огромный рабочий стол с креслом и стулом аккурат напротив двери. Тут-то мы и расположились: Рич занял место главы дома, а я скромно села напротив.

— В тебе что-то изменилось.

Рич смотрел на меня уже без ухмылки, но всё тем же пронзительным взглядом.

— Благодарю…

— Это не комплимент.

Главное — не поднимать головы, иначе он увидит мой полный ненависти взгляд. Воспитанный молодой человек никогда бы не опустился до оскорблений, но этот лорд не отличался хорошими манерами. Мне ли не знать. Вот только вся правда заключалась в том, что за день до встречи с Ричем к нам приходил лорд Логи за очередным сбором средств. Мужчина был изрядно пьян и снова начал рыскать по дому со словами, что мы что-то прячем. И он нашёл то, что искал: в секретном ящике комода лежали подаренные мне Аратом серьги.

К сожалению, из всех достоинств леди мне досталась лишь нежная кожа (не считая огрубевших от работы рук). Какими бы ни были мои попытки оставить при себе украшения, в неравном бою я проигрывала пьяному мужчине. Результатом стычки была пощёчина, оставившая след на моём лице. Мы с маменькой, конечно же, усердно замазали все следы. Но, видимо, не так усердно, как хотелось бы. Потому что гость смотрел именно на мою правую щёку. Следить исподтишка я научилась профессионально.

— Я плохо сплю. Постараюсь исправиться к вашему следующему визиту. Надеюсь, вместе с лордом Лунгри.

— Ложь!

— Ничего подобного! — ответила чуть громче, чем следовало бы, и, сбавив тон, добавила: — Я очень постараюсь наладить свой режим к вашему следующему визиту. И очень жду встречи с лордом Лунгри.

— Мы договаривались, Амелия…