Анна сидела у окна и смотрела на улицу. Снег засыпал все дорожки. Делать ничего не хотелось. Нужно было взять лопату и идти почистить во дворе.
- Зачем? Скоро снег сам растает. Побегут ручьи. Вся вода скопится у порога. Придётся положить несколько кирпичей, чтобы не набрать воды в галоши. В птичьем дворе тоже надо бы почистить…
В соседней комнате послышалось шарканье и негромкое покашливание. Старушка-мать вышла из своей комнаты и прошла в кухню. Загремела там чайником.
- Опять нахлещется чаю, а потом всю ночь будет шоркать в туалет, - недовольно подумала Анна.
- Анюта, ты не видела заварку? – громко спросила старушка.
- Чего орёшь? Заварка закончилась, - ответила дочь и снова уставилась в окно. - Вот почему я такая невезучая? Жила ведь в городе, никому не мешала и мне никто не мешал. Папа купил мне двушку. Не нравилась она мне, но всё же постепенно привыкла. Как хорошо жила! Родители продуктами снабжали, денег постоянно давали. Работать не надо было. А подружек и друзей сколько было! Жили месяцами у меня. Ели, пили, курили…
- Анюта, что сегодня есть будем? – снова громко спросила мать.
- Жри, что хочешь. Да не ори, как резаная. Слышу я тебя.
Старая мать выглянула из кухни:
- Доча, что ты сказала?
- Вот глухая тетеря. Сказала, что макароны можно сварить, - прокричала в ответ дочь, а про себя подумала, что нужно снова нажать на брата. Пусть денег даст или продуктов привезёт. Материной пенсии на месяц не хватает. Невестка, правда, уже несколько раз заводила пластинку, что пора устроиться на работу и не сидеть на шее матери и брата. Анна только кривилась.
- Я – творческая личность. Книгу пишу. Некогда мне работать.
- Ага, знаю, какая ты творческая. Пить да курить, - ответила невестка и после той последней ссоры обходила сестру мужа десятой дорогой.
Так хотелось Анне вцепиться в волосы ненавистной снохи, но брат выглядел очень решительно и драться с ним в её планы не входило.
- Ма, позвони сыну, пусть деньжат подкинет. А то сегодня нужно за коммуналку заплатить, - подошла и прокричала старушке на ухо.
- Ты что, мою пенсию уже потратила? – удивилась мать. - Неделя только прошла, а двадцать пять тысяч уже нет?
- Я же говорила тебе, что должна была. Долг отдала, деньги кончились, - зло ответила дочь.
- Зачем ты занимала так много? Мы с твоим отцом никогда не занимали. Нам пенсии хватало. Тебе давали, сколько просила. Езжай уже в свою квартиру. Я жила без тебя, горя не знала, - начала бубнеть мать.
- Сколько раз тебе говорить, что продала я свою квартиру. Ты русский язык понимаешь? Продала! Деньги вложила в инвестиционный фонд. Скоро буду дивиденды получать.
- Врёшь ты мне всё, - крикнула старушка. – Ничего ты не продала. Отобрали у тебя квартиру.
Мать оттолкнула Анну, сняла с вешалки свою старенькую куртку, шапку надела, обулась и пошла за дверь.
- Иди, иди – проворчала дочь. - Сейчас снегу наберёшь в галоши и вернёшься.
Снова пошла, села у окна и заплакала.
Кто-то матери рассказал, что квартиру она профукала. Вот что за народ! Кому какое дело до её жизни. Так нет же… Лезут, вмешиваются. Невесточка видно постаралась. Выцарапать бы глаза этой дряни. Срочно нужно было пять тысяч. На день рождения подруге. Взяла быстрый кредит. Ой, как хорошо тогда погуляли!
Да. Сумма росла не по дням, а по часам. Только Анютка совсем забыла, что кредит отдавать нужно. Жила себе, горя не знала, пока не появились судебные исполнители. Сумма набежала такая, что даже мебель посчитали в счёт долга. Пришлось к матери переехать. Отца к тому времени уже не стало. Видно тоже кто-то рассказал, что дочка квартиру-то прогуляла. Вот и случился с ним инфаркт.
Женщина вздохнула и снова уставилась в окно. Опять в голову полезли непрошенные мысли.
- Какая же я невезучая. Два раза пыталась создать семью. Жила с одним в гражданском браке. Старалась. Есть готовила, стирала, убирала. Не любил он посиделок. Друзья, подружки часто заваливались с пивком, да с таранушкой. Придут, пока холодильник и кастрюли не освободят, не уйдут. А мужику на работу завтра. Один раз не выдержал, разогнал компанию, пришлось его выгнать. Ушёл. Даже ни разу не позвонил.
Второй муж был приходящий. Старый уже. Ей тогда было двадцать пять, а ему за пятьдесят. Дальнобойщиком работал. В станице у него семья, дети. К ней по пути заскакивал на денёк- другой. Гостинцами, подарками заваливал. Денег не давал. Говорил, что жена у него бухгалтер и деньги считать умеет. Восемь лет с ним прожили в мире и согласии. Это же так удобно было! Мужик рукастый был. Полочки все висели, дверцы шкафов открывались, стулья не качались.
Так нет же, захотелось молодого. На пляже познакомились. Красавчик. Привела домой, накормила, напоила, спать уложила. А утром колечек золотых и цепочки с кулоном не нашла, как и нового знакомого.
- Охохошеньки, - вздохнула Анна. – Невезучая я, невезучая. А теперь кому нужна? Собутыльникам ничего, кроме бутылки не надо. А душа ведь молодая… Любви хочется, ласки.
За окном появился мужчина. Он держал в руках лопату и бросал ею снег на огород.
- Вот и братец пожаловал, - лениво проскользнула мысль. – Пусть потрудится немного.
Неожиданно женщина встрепенулась, вытерла набежавшую слезинку и улыбнулась.
- Брат даст денег на коммуналку, а я немного заплачу, да куплю себе пивка. Настроение-то упало ниже плинтуса. Нужно его поднять. А там, может, Ленку встречу. Отдохнём с нею классно.
- Ля-ля-ля, - запела душа.
Минут через десять Анну ждало огромное разочарование.
Брат записал показания счётчиков и забрал предыдущие платёжки. Анну ждал новый грандиозный скандал. Она ведь не оплачивала полностью по счётчикам долги за воду, электроэнергию, газ. Платила по чуть-чуть, остальные деньги тратила на свои нужды.
- Ты что, мне не доверяешь? – выбежала в веранду за братом. – Давай, сама всё заплачу!
- Я это делаю последний раз. – ответил брат. – Денег больше не дам. Живите на пенсию матери. Или я её заберу. Тогда ты вообще не получишь ни копейки. Поняла? Узнаю, что обижаешь маму – схлопочешь.
После криков и воплей во дворе, Анна вбежала в комнату и первым долгом бросилась к двери материной комнаты. Но старушка знала норов своей младшенькой, и предусмотрительно заперлась на крючок. Дочь стучала в дверь кулаками и ногами. Потом начала биться головой. Если бы мать в тот момент открыла дверь, то озверевшая дочурка не оставила бы её в живых. Тут нужно было выждать пару часиков.
Следующим номером было вытьё и катание по полу. Дальше начинались обвинения и жалобы. Мать знала их наизусть. И всё равно, когда дочь высказывала свои обиды, старая мать плакала. Всё было так на самом деле, как говорила дочь.
- Это ты не позволила мне выйти замуж за Серёжку. Ты говорила, что он слишком молодой для меня. Это ты уговорила избавиться от ребёнка. Мне уже тридцать пять. Я никому не нужна. Не пустила меня учиться на медсестру. Говорила, на доктора пойдёшь учиться. А потом… Уговорила учиться на швеюуу… Ненавижу тебя! Ненавижу шить… Ааа…
- Был бы у меня сыночек, было бы мне для чего жить. Вот зачем я живу?
Мать молча стояла, прижавшись ухом к двери. Слушала и плакала. Да. Уговорила избавиться от ребёнка. А там пошло что-то не так и осталась дочь навсегда бездетной. Да. Разбила любовь дочки к сыну своего непримиримого врага Васьки. Как можно было с ним породниться? Этот Васька в молодости посмеялся над нею, она забеременела. Тут попался другой. Юрий. Серьёзный, красивый. Выскочила замуж не глядя. Зато сынок рос с отцом. В полной семье. Аннушку ещё родила в сорок пять. Сыну тогда уже было двадцать. Не давал Господь деток. Долго ждали. Дождались-таки. Доченька родилась. Отец её боготворил. Никогда голоса на дочь не повысил, все её прихоти исполнял.
Постепенно дочь стихла. Мать знала, что теперь она уснёт, а после сна встанет и уйдёт. Куда, к кому, не скажет. Может вернуться утром или через пару дней. Один раз пропала на неделю. Вернулась избитая и два дня лежала, не вставала даже в туалет. Под себя ходила. Дело было летом.
Проснулась Анна, когда зимнее солнце уже коснулось горизонта. Мать к тому времени сварила макароны и поела немного. Нашла у себя в комнате засохший кусочек хлеба. Закипятила чайник, налила в кружку кипятка, положила две ложки сахара. Задумчиво размешала его и, макая сухарь в сладкую воду, попила с сухариком. Вспомнила прошлую жизнь. Юрик очень любил пить чай с конфетами. Да не абы с какими, а с шоколадными. Дорогими. Зарплату он получал хорошую. Конфеты всегда были в доме. А ещё было большое хозяйство. Коровы, свиньи, утки, гуси, индюки, куры. Муку давали на паи. Сахар, масло растительное – всё получали от арендатора.
- Эх, хорошее было время, - вздохнула женщина. - Не стало Юры и всё пошло наперекосяк. Хорошо хоть сыну с молодой женой купили хатёнку. А они построили на её месте новый дом. Сыну не помогали. Аннушке деньги постоянно были нужны. Да и продуктов ей давали столько, что хватило бы на огромную семью. А дочь всё время жаловалась, что денег не хватает и продукты закончились. Куда она их девала?
Пока мать сидела на кухне и раздумывала, Аннушка тихонько встала, прокралась в материну комнату и достала заветный платочек, в который мать откладывала деньги на лекарства и на всякий непредвиденный случай. Достала оттуда тысячную купюру, подумала немного, добавила пятисотку, завязала, как было, и сунула в тайник под окном.
Так же тихонько вышла, вернулась в свою комнату и стала собираться. Открыла шифоньер. Одежды было много. Но вся она давно вышла из моды. Мать бережно хранила свои старые пальто, куртки, полушубки, войлочные сапоги сто летней давности стояли на полке в старой драной наволочке.
Достала их, примеряла. У матери размер больше, поэтому нога легко проскочила внутрь. Достала свой капор, который носила ещё в годы учёбы на швею. Куртку брата на меху, которую он носил ещё в школе. Надела всё и посмотрела на себя в зеркало. Даже губы подкрасила засохшей давно помадой. Из зеркала на Анну смотрела симпатичная голубоглазая молодая женщина. Вот только бы одежду по росту и поновее. Да ладно! Там, куда она собиралась идти, встречали не по одёжке, а по содержимому кошелька.
А в кошельке у неё сегодня достаточно, чтобы угостить и самой угоститься почти по высшему разряду. Да и выглядит она сегодня шикарно. Вот только перчаток не хватает. Руки будут мёрзнуть. Сунула руки в карман. Снова посмотрела в зеркало. Отставила ногу в войлочном сапоге в сторону, будто собралась пуститься в пляс и засмеялась.
В комнату заглянула мать. Окинула взглядом дочку и вдруг спросила:
- Чего это ты надела мои сапоги, где твои новые? Ты же мне показывала кожаные сапожки, говорила, что купила. Где они?
- Ты что придумываешь? Какие сапожки? – закричала Анна. – Приснился тебе сон, что ли? Спать меньше надо! Наснится тебе всякой ерунды, а ты потом мне тут сказки рассказываешь. Сапожки… Денег дай сначала на сапожки, а потом спрашивай.
- Анька, знаю тебя, как облупленную. Врёшь ведь. Приносила ты мне, показывала сапоги. Сказала, что с пенсии отдашь пять тысяч за них. В кого ты такая брехливая уродилась?!
- Да в тебя ж и уродилась. Забыла, чей Андрюша - твой любимый сыночек? Отца обманула. Ярмо на всю жизнь на него повесила. Думаешь, почему он всё наследство мне завещал? Андрюшеньке твоему ничего не перепало. Врала ты отцу. Не его сын Андрей. Не е-го.
Мать не сказала ни слова. Повернулась и пошла в свою комнату.
Анна присела на кровать и задумалась. А ведь мать права. Были сапожки. Приносила она их домой. Примеряла. Вскочила, полезла под кровать, выбросила оттуда разный хлам. Пыль поднялась столбом. Чихнула несколько раз. Сапожек не было. Снова села на не застланную постель. Почесала голову. И тут вспомнила, что носила сапожки показать подружке Насте. Почему носила в пакете, а не надела на ноги, вспомнить не могла.
Показала. Сели обмыть покупочку. Всё. Дальше темнота и запустение. Голова не работала. Мозг не хотел включаться и вспоминать, что было дальше. С того дня прошёл уже месяц или больше. Она ни разу не вспомнила о сапогах. Где их теперь искать? Блиин. Так они же стоят пять тысяч.
Анна посмотрела на него, прищурившись, как бы смотрела на яркое солнце. Первой мыслью было желание уйти из этой кухоньки. Оставаться рядом с неизвестным мужчиной было опасно. Она знала это по прошлым своим приключениям. Вторая мысль напрочь вытеснила первую.
- Неужели это тот самый новый Настин ухажёр, претендент в мужья и в отцы троим подружкиным детям? Настёна выбирала себе всегда молодых парней. На много моложе себя. А этот был довольно зрелым мужчиной. Совершенно не в Настином вкусе.
Как раз в это время скрипнула дверь и в небольшую комнату вошла сама хозяйка во всей красе. Настя умело пользовалась макияжем и всегда выглядела на много моложе своих двадцати восьми лет. Красивый свитер облегал её стройную фигуру, подчёркивая тонкую талию. Фирменные джинсы плотно обтягивали упругую часть ниже спины.
Настёна в руках держала ведёрко из-под майонеза.
- О, Лёха, брательник, привет! Каким ветром в наши края? – спросила Настя, рассмотрев гостя.
- Мимо шёл, решил зайти, - ответил брат Насти.
Анна напрягла память. Сколько знала Настёну, брата никогда не видела.
Удивлённо посмотрела на подругу.
- Двоюродный он мне брат. Дяди Пети сын, - ответила Настёна. – Ты же знаешь дядю Петю, он в колхозе бухгалтером работал.
- Что-то припоминаю, - пробормотала Анна, старательно пытаясь вспомнить дядю Петю и его сына Алексея. Мозг был точно деревянным. Извилины вообще не хотели шевелиться. Захотелось бахнуться пустой башкой о стену так, чтобы звон в ушах и искры из глаз.
Настёна заметила выражение лица гостьи:
- Не, не, не… Головой биться не надо, а то потом скажешь, что тебя избил кто-то. Садись давай на топчан, а мы с Лёхой столик подставим. Я принесла закуски немного.
Хозяйка достала из шкафчика три тарелки. На одну выложила из майонезного ведёрка картошку в шинелях, на другую –варёные яйца. На третью порезала шмат сала, размером с ладонь взрослого человека. Окинула взглядом стол. Достала банку с квашенной капустой. Щедро насыпала в опустевшее ведёрко, полила маслом и нарезала луковицу. Перемешала. С полочки достала соль и насыпала в пустой спичечный коробок.
- А хлебушек-то забыла, - хлопнула себя по лбу Настёна. Подошла к топчану, откопала початую булку. Отрезала начатый край, порезала и положила на стол. Оставшийся хлеб переложила в простыню и отнесла в дом.
- Ну всё. Сейчас заявится мой женишок. Будете посмотреть, - сказала и засмеялась, точно колокольчик зазвенел. – Лёх, раздевайся и садись рядом с Аннушкой. Я сяду здесь, а он – рядом со мной.
- Так мы кого-то ещё ждём? – спросил Алексей, доставая початую бутылку и взгромождая её в центр.
Анна легко вздохнула и сглотнула слюну. Посиделки обещали быть плодотворными. Почти полная литровая бутылка первака выглядела весьма привлекательно. А припрятанная тысячная купюра грела душу. Всё шло, как нельзя лучше.
- Рюмки есть? – поинтересовался родственник. – Давайте по одной накатим, чтобы веселее было ждать.
- Рюмок нет, а стаканчики есть, - ответила Настёна и достала с полочки маленькие гранённые стаканчики, граммов на сто каждый, не больше.
- Давай по половинке, - предложила брату, - а то ещё Женька обидится, что его не подождали.
- Хорошо, слово женщины для меня закон, - ответил Алексей и налил точно по половине стаканчика.
Настёна засмеялась:
- Мастерство не пропьёшь! Ишь как ровненько налил, – поставила стаканчики в один ряд. – Тютелька в тютельку.
Анна промолчала, только одобрительно кивнула головой. Типа, правильно говоришь… Правильно…
И тут вспомнила, за что подралась с собутыльниками в последний раз. Разливали криво. Себе по полной, а ей на донышке, ещё и посмеивались. Ох, и помяли её тогда знатно. Женщина передёрнула плечами, будто в тёплой комнате стало холодно. Влила в рот самогон и глотнула одним глотком. Взяла с тарелки картошину и принялась чистить. В тусклом свете маленькой лампочки хорошо были видны грязные руки с обломанными ногтями и чёрной каймой.
Стало почему-то стыдно. Чтобы скрыть неловкость, Анна небрежно откинулась от стола, закинула ногу на ногу. Покачивая ногой в старом войлочном сапоге, заговорила по-городскому, произнося «г» на московский лад:
- Настёна, а я тебе Говорила, что меня сеГодня брат избил?
Настя перестала жевать и уставилась на подругу.
- Та ты шо?! Нет не говорила.
- Вот тебе и шо. Пришёл снег во дворе почистил, а потом начал требовать материну пенсию. Типа, ему кредит нечем платить. КоГда я ему сказала, что денеГ уже нет, тут он на меня и кинулся с кулаками. Но я не дала себя в обиду. Всю рожу расцарапала и воротник куртки оторвала.
- Вот так Андрюшенька-душенька, - осуждающе покачала головой Настя. – Никогда бы не подумала, что он драться умеет.
- С этого места поподробнее, - вклинился в разговор подруг Алексей. - Кто такой? Где найти? Я ему самовар быстро начищу!
- Лёха, не вмешивайся, - охладила пыл заступника Настёна. – Они сами разберутся. Сегодня подрались, завтра помирятся, а ты будешь виноватым. Закусывай! Бери хлебушек, сальцо, яичко хочешь? Я почищу.
Обида накатила на Аннушку. Смотри-ка, братцу самый большой кусок хлеба подсунула. Яичко предложила. Подруга называется. Глаза начало заволакивать туманом. Светящаяся лампочка стала расплываться перед глазами. В какой-то миг мир вокруг пропал, превратившись в непроглядную чёрную ночь.
- Ань, Ань, ты чего? - затрясла её за плечо хозяйка. – Анюта, тебе плохо? Бери картошечку, сало. Закусывай!
Анна пожала плечами и покрутила головой. Картинка медленно возвратилась, высветив сначала только очертания предметов. Медленно, очень медленно, проявился цвет. Вот уже видно, что свитер на Насте персиковый, а на Лёхе голубая в белую клетку фланелевая рубашка.
Анна с независимым видом осмотрелась. Взяла кусочек нежно-розового сала, погоняла во рту, ощущая неописуемое блаженство. Пожевала. Проглотила.
- Не боись, подруга! Прорвёмся, - хотела сказать бодро и весело, а получилось как-то не очень. Голос дрожал и срывался. Посмотрела на колено, обтянутое старым трико. Огромное жирное пятно бросилось в глаза. Сцепила пальцы и прикрыла ладонями колено, продолжая качать ногой. Это ведь мать стирала одежду. Стиралка сломалась после того, как Анна напихала в неё пальто и две куртки.
Боль была нестерпимая. Анна чуть не потеряла сознание. Но ощущение крепкой горячей мужской ладони на её руке было приятным. Вызывало какое-то неиспытанное раньше чувство. Женщина осторожно освободила свою руку и подула на наливающиеся синевой пальцы. Вода потекла тоненькой струйкой по ладони, оставляя после себя светлую полосу.
Настя сразу заметила чистую дорожку на руке подруги и брезгливо скривилась.
- На, возьми тряпочку, повытирай руки, - подала кусок старой ткани, бывшей когда-то цветной весёлой наволочкой.
Анна взяла тряпку и стала осторожно вытирать посиневшие пальцы. Ушиб был сильным, но переломов не было. Только синяки.
- Ой, да ладно… Беспокоиться не о чём, - сказала охрипшим голосом. – Как несостоявшийся доктор говорю вам, переломов нет. Пальцы горячие. А синячки сойдут со временем.
- Я помню, как ты мечтала стать врачом, - откликнулась Настёна. – Уверена, что всё с пальцами нормально?
- Уверена. Где твой претендент? Что-то долго его нет, - ответила Анна, стараясь перевести разговор в другое русло. – Может, он и не придёт, а мы его дожидаемся.
Потёрла чуть влажной тряпкой и вторую руку, которая тут же заметно посветлела. Бросила испачканную тряпку под стол и вдруг почувствовала такое отвращение к самой себе, что чуть не вырвала.
- До чего я докатилась? – мелькнула в голове мысль. – Доктором хотела стать.
Додумать не успела. В дверь постучались и на пороге появился симпатичный молодой человек с пакетом в руках.
- Привет честной компании! А вот и я. Настёна, извини, задержался немного.
- Женюля, проходи. Это моя подруга Анюта, а это мой двоюродный брат Алексей. Лёха. Снимай курточку и шапку. Здесь тепло. Мамка сегодня печку натопила, хлебушек пекла.
Гость аккуратно повесил куртку на крючок прибитой на стену вешалки, шапку снимать не стал.
- Извините, шапку снимать не буду. Она у меня тонкая, не зажарюсь. Не хочу вас пугать своей головой.
Настя согласно кивнула, а Анна переглянулась с Лёхой. Одновременно пожали плечами. И эта переглядка сделала их немного ближе. Анна почувствовала приятное волнение в груди.
- Женя, присаживайся вот сюда, - Настя смахнула крошки с табурета. – Рядом со мной, а они пусть сидят там.
Евгений поставил пакет на табурет и стал вынимать из него принесённое угощение. Две банки консервов, плавленые сырки, зажаренную курочку, булку нарезного хлеба и бутылку казёнки.
Настя подала тарелки, на которые было всё быстро разложено.
Евгений открыл бутылку и уверенно налил в стоящие на столе стаканчики:
- За знакомство!
Громко звякнули, встретившись над столом, стаканы. Выпили. Стали закусывать. Капусту брали руками, потому что хозяйка не положила на стол вилки.
Анна начала с кусочка курочки. Когда мать была моложе и держали дома много птицы, она всегда готовила для любимой дочурки жареную курочку. Никому не разрешала трогать Анюткино любимое блюдо. Дочка ела плохо. На косточках оставалось много мяса, которое потом тайком объедала мать, чтобы никто не заметил. Кости отдавала собакам, делила поровну на всех. Во дворе обычно было три собаки. Маленькая – у порога. Две большие - около сараев. Охраняли хозяйское добро.
По второй выпили. Потом по третьей. Казёнка закончилась. Перешли на самогон.
Разговор за столом пошёл о детях.
- Лёш, а ты давно своих видел? – спросила Настёна.
- На прошлой неделе ездил. Сыну семнадцать исполнилось. Купил ему телефон. Не очень дорогой, зато новенький. Сынок обрадовался. Бывшая болеет. Не работает. Я хоть и плачу алименты, но добавляю ещё и подарками. Дочке повёз куклу. С рук не слезала. Красотка она у меня. Вот, посмотри, фоток нащёлкал.
Алексей достал из кармана куртки телефон, показал сестре фотографии. Анне стало интересно.
- Покажи! - попросила приказным тоном.
Алексей не стал давать ей в руки свой телефон, а просто показал несколько фотографий девочки и мальчика.
- У меня тоже могли быть дети, - сообщила Анна. – Мать уговорила избавиться. Ненавижу её. Ненавижу старую ведьму. Уубьюю! – закричала не своим голосом и ударилась головой о край стола. Хорошо, что там лежал недоеденный кусочек хлеба. Это спасло женщину от ранения.
Лёха обхватил Анну за плечи и прижал к себе. Она начала вырываться. Зацепила ногой стол. Он начал медленно падать. Настёна с Женькой подхватили его и отставили в сторону, подальше от судорожно дёргающихся ног.
- Нюрка, прекрати. – закричала Настя. – Всё. Расходимся. Посидеть по-людски из-за тебя не можем. Выметайся отсюда.
Анна застыла в объятиях Алексея. Потом медленно освободилась из его рук и встала.
- Как ты меня назвала? – спросила угрожающе.
- Нюрка я тебя назвала и что с того? Нюрка с водокачки. Ха-ха! Забыла, как тебя дразнили в школе?
- А… а… ты шалава беспутная. Куда мои сапожки новые дела? Воровка…
- Какие такие сапожки? – удивилась Настя. – Ты же их с собой забрала! Ах ты стерва! Это ты воровка. У своей матери деньги тыришь. Сама мне рассказывала. Тыришь и пропиваешь! Писательша!
Последнее слово было лишним. Потому что оно очень больно ударило Анну, так больно, что она не выдержала и бросилась с кулаками на Настёну.
Алексей, недолго думая, схватил беснующуюся женщину в охапку и выволок за дверь. Набрал полную ладонь мягкого белого пушистого снега и вытер им лицо Анны. Потом ещё и ещё раз. Великое зло и обида на подругу отступила, Анна заплакала. Мокрую и зарёванную Лёха привёл её в кухоньку.
Плачущую Настёну успокаивал Евгений. Подруги посмотрели друг другу в глаза, расплакались ещё горше.
- Анюта, прости меня, - сквозь слёзы попросила прощения Настя. – Прости меня. Больше такого не повторится.
- И ты меня прости, - прозвучало в ответ. Подруги обнялись, продолжая всхлипывать и просить прощения друг у друга.
Мужчины сели к столу и молча наблюдали за происходящим.
- Девчонки, предлагаю на сегодня закончить. И вообще, пора с пьянкой завязывать, - раздался строгий голос Алексея. - Женский алкоголизм не лечится, оказаться на самом дне легко и просто. Пошли, Аня, я провожу тебя домой, пусть молодые поворкуют наедине.
Никто на её призыв не откликнулся. Анна толкнула калитку и зашла во двор. Протоптанная в снегу узкая тропка привела её к двери. Света нигде не было видно.
- Спиишь. Вставай. Где мои сапожки? – бормотала, покачиваясь, женщина у кособокой верандочки. Сейчас я тебя разбужу, - стукнула кулаком по двери. Та медленно с противным скрипом открылась.
Анна оглянулась по сторонам. Бледная луна равнодушно смотрела с неба. Белый снег искрился и переливался в её неверном свете. Женщина пригнулась и шмыгнула в веранду. Прикрыла за собой дверь. И только протянула руку, чтобы потянуть за ручку внутреннюю дверь, как из комнаты донёсся сначала тихий, потом набирающий силу и высоту вой. От неожиданности Анна присела и завизжала, закрыв голову руками. Сердце совершило невероятный прыжок и забилось в горле, мешая дышать.
Анна внезапно оборвала крик и прислушалась. В дверь изнутри кто-то скрёбся и повизгивал, тоненьким голоском.
- Собака там. Обыкновенная собака, - постаралась успокоить себя женщина. – Собака воет к покойнику. Неужели этот громила Мыкола мёртв?
Хмель моментально выветрился у Анны из головы. Она приоткрыла дверь, выпуская собаку. Это была рыжая пушистая полукровка, маленькая, кривоногая и голодная. Собачонка ткнулась в ноги женщины и снова заскулила.
- Зайти и глянуть, что там… Нет. Страшно. Что там страшного? Покойники не встают.
Как будто два разных человека спорили внутри. Один трусливый и рассудительный уговаривал бежать сломя голову. Второй – бесшабашный и смелый советовал зайти и посмотреть, что там. Вдруг сапоги найдутся?
На дороге раздался скрип снега. Кто-то уверенно подошёл к калитке.
- Мыкола, выходь, - послышался мужской грубый голос. Анна заметалась по верандочке. Спрятаться было негде. Осторожно приоткрыла дверь в комнату и бесшумно скользнула внутрь. Собачонка осталась за дверью. Такого вынести мелкая тварь не могла. Завизжала. Заскулила и принялась царапать дверь.
- Муха, ты чего визжишь? - спросил мужчина уже у веранды. – Голодная небось… Хозяин твой где?
Собачонка посмотрела на гостя и завыла. Сначала тихо, потом всё громче и громче.
- Да что с тобой такое? А ну, пойдём, посмотрим.
Анна, стоявшая за дверью, поняла, что если в комнате на самом деле труп, то как только мужчина войдёт и увидит её, она сразу станет убийцей. Преступление спишут на неё и прости прощай свобода. Нащупала задвижку и осторожно закрыла её.
Дверь заходила ходуном.
- Муха, тут закрыто. Ладно. Пойдём, покормлю тебя да в сараюшке переночуешь. Завтра утром приду, если не откроет, буду полицию вызывать, - громко, как с человеком, разговаривал с собачонкой, видимо, сосед.
Заскрипел снег под окнами, потом за калиткой. Постепенно шаги стихли. Анна собиралась открыть задвижку и убежать, как можно быстрее, но что-то её остановило. То ли вздох, то ли стон раздался с дивана. Дрожащими руками включила фонарик на телефоне и посветила. Человек лежал на диване вниз лицом, но по размерам он был меньше Мыколы. Гораздо худее. Подошла ближе. Дотронулась до плеча мужчины. Оно было тёплым.
- Живой, - медленно заворочалась мысль. – И что теперь делать? Где хозяин?
Прошла во вторую комнатку. Там никого не было. Здесь чужой человек лежит… Живой… Стонет… Хозяина нигде нет.
Вернулась обратно, споткнувшись обо что-то, лежащее на полу. Посветила. Спортивная сумка. Приподняла её. Тяжёлая.
Внутренний голос посоветовал:
- Хватай сумку и удирай. В ней может быть золото.
- Какое золото? – ехидно спросил второй голос. – Ты доктором мечтала стать. Вот и стань. Спаси человека, а он тебя отблагодарит. Будешь в шоколаде.
- Ага… Как бы в дерьме не оказалась, - возразил первый. – Бери сумку и дёру.
Человек застонал и попытался перевернуться на бок.
- Беги, дура, - завопил первый голос.
- Помоги человеку, - вторил второй.
Анна в растерянности затопталась на месте. Какая бы, она не была пропащая, но оставить человека в беспомощном состоянии не могла. Ощупала карманы мужчины, достала телефон и набрала скорую.
- Алло, помогите, - прохрипела в трубку. – Адрес не знаю. На меня напали. Я в чужом доме.
Вытерла телефон и сунула его обратно мужчине в карман.
С чувством выполненного долга, закинула сумку через плечо и направилась к двери.
Сумка оказалась настолько тяжёлой, что через пару кварталов Анна сняла её с плеча и потащила волоком по скользкой дороге. Редкие фонари освещали ей путь. За квартал до дома снова надела сумку на плечо и, оскальзываясь, добрела до своей калитки. С трудом вошла во двор. Занесла сумку в пристройку, где отец сделал небольшую комнату для летних заготовок и осторожно поставила её у двери. Вернулась, замкнула калитку и только тогда включила свет и потянула за язычок молнии.
То, что она увидела в сумке, превосходило все самые смелые её предположения. Сумка была забита до отказа разной церковной утварью. На самом дне лежали иконы. Всего четыре. Но зато какие! От радости и от предвкушения будущих пиршеств Анна притопнула ногой и запела фривольную частушку. Сделала несколько притопов и прихлопов.
И тут ей в голову пришла мысль, что зря она украла сумку. Её будут искать и, никто-нибудь, а бандиты. Найдут и голову оторвут. Явно же предметы ворованные. Хоть неси обратно.
Расставила на полу кубки, разложила кресты, несколько больших и маленьких подносов.
- Ясно, что всё это где-то украли. Парень привёз или собирался забрать? Где Николай?
Мозги вообще не хотели работать. Ситуация настолько казалась запутанной и опасной, что Анна заплакала. Посоветоваться было не с кем. Нужно было самой отвечать за свой поступок и выпутываться.
- Я же говорил тебе, беги. Сумку не трогай, - начал нудить один голос.
- Молодец! - хвалил второй. - Ты теперь богатая. Посмотришь завтра в Инете, что по чём и гуляй вальсом.
- О, это мысль, - согласилась женщина. Сложила аккуратно всё в сумку и застегнула молнию. Куда же спрятать моё богатство?
Утром Анна проснулась от того, что звонил телефон. Вообще, будить её было чревато непредсказуемыми последствиями. Мать старалась по утрам сидеть тихо, как мышка. Разбудить дочь, означало, испортить ей настроение на целый день. Проснуться Аннушка могла даже от скрипа половиц. Иногда мать осторожно выходила во двор и там сидела под навесом. Сидела часами, чтобы не дай Бог, не разбудить свою кровиночку
Снег и небольшой мороз не позволяли старушке выходить. Вот и куковала она в своей комнате иногда до обеда, а иной раз и до вечера. У неё был пластмассовый переносной горшок, куда она справляла большую и малую нужду по ночам. Да и днём, когда была вынуждена сидеть взаперти.
С едой, конечно, было хуже. Анна не разрешала матери брать еду в спальню, чтобы, как она говорила, не разводить тараканов. Хоть их и так было полно. Чем только питались? Частенько в доме не было и крошки съедобной. Но тараканы находили себе еду. Грызли материны просроченные таблетки и бегали по дому табуном. Упитанные и весёлые.
Но старая женщина приловчилась и в старой кастрюле, которую она тщательно прятала, всегда лежали сухарики, конфеты и печеньки, которыми её снабжали добросердечные соседи.
Телефон звонил долго и настойчиво. Просыпаться не хотелось. Анна заворочалась. Спала она одетая на грязном матрасе. Наволочка на подушке давно расползлась и была липкой. Простынь? Да, где ж она та простынь. Давно её не было. Анна вспотела, в комнате было тепло. Хорошо, отец успел сделать отопление. Хоть дрова не таскать. Неприятный запах грязного немытого тела ударил в нос. Спустила ноги с кровати. Давно немытые ступни издавали неповторимый запах. Длинные завернувшиеся ногти вполне могли стучать по полу, если бы Анна ходила босиком.
С трудом дотянулась до телефона.
- Алло, тебе что, делать нечего? Трезвонишь до зари, - хриплым спросонья голосом заорала в трубку.
- Анюта, прости, если разбудила, - сладким голосом пропела в трубку Настя. – Подружка дорогая, а я нашла твои новые сапожки. Мамка их отнесла в веранду, чтобы мыши в кухоньке не погрызли. Я у неё спросила сегодня, а она мне и сказала, где они. Приходи, забери. Я бы сама принесла, да некогда мне. Пару отчётов нужно сделать. Ты же знаешь, что я бухгалтер. Для ипешников отчёты делаю для налоговой. Приходи. Пока, пока!
Анна сидела на кровати, точно громом поражённая. Она ведь точно вспомнила, что была с пакетом у Мыколы, что сапоги забыла у него. Оказывается, пустая башка это всё выдумала.
- Маа, маа, ты чего там прижукла? Выходи! – закричала Анна и затарабанила в дверь. Из комнаты матери не доносилось не звука.
Неожиданно Анне стало страшно. Мурашки побежали по коже.
- А вдруг мать там окочурилась? – пронеслась мысль. – Придётся ломать дверь. Люди набегут. В доме срач.
- Мамочка родненькая, - заголосила дочь под дверью. – Да на кого ж ты меня оставила?!
Внезапно дверь приоткрылась, и удивлённая старая женщина выглянула из спальни.
- Кто умер, Анечка? – громко спросила мать. – Успокойся, деточка. Расскажи, что случилось?
- Я…я думала, что ты умерла, - всхлипывая и размазывая слёзы по лицу, ответила дочь.
- Я? Прошу Господа забрать меня скорее, а он не забирает. Грешница я… Ты – моё наказание, - ответила мать тихо-тихо. Анна еле слова разобрала.
- Я – твоё наказание? Что несёшь, старая ведьма? – завелась Аннушка с пол оборота. Потом ей вдруг стало скучно. Так скучно, что расхотелось ругаться с матерью и доказывать свою правоту.
- Ладно. Сбегаю к Настьке, заберу сапоги и сразу домой. Ты была права. Сапоги я приносила домой, потом подруге понесла показать и там их забыла. Дай немного денег, хлеба куплю да картошки. Что-то супчика захотелось.
Мать ушла в спальню и закрыла за собой дверь на крючок, чтобы дочь не смогла подсмотреть, где она прячет небольшую заначку.
Анна с усмешкой стояла под дверью. Она давно знала о заветном узелке и только вчера достала оттуда полторы тысячи. Немного расстроилась, что мать заметит пропажу, но всё обошлось. Старая женщина не помнила, сколько там было денег. Достала пятисотку и вынесла Анне.
- Купи заварки в пакетиках, супов макаронных, хлеба три булки, сухариков насушу. Смотри сама, на что хватит, - напутствовала мать непутёвую дочь. Когда Анна ушла, мать села на кухне у стола и включила старенький телевизор. Работала всего одна программа. Изображение было мутным, зато звук – громким и чистым. Мать любила слушать новости. Она давно плохо слышала, поэтому приходилось делать звук погромче. В новостях рассказывали много интересного. Старушка внимательно слушала и представляла всё то, о чём говорили.
Анна вышла во двор. За ночь потеплело и снег побежал ручьями. Посмотрела на ноги в войлочных сапогах.
- Промокнут… Да ладно. Быстренько сбегаю и домой.
Жили они далеко от центра станицы. В тёплое время года можно было спокойно ходить по тротуару. А вот зимой приходилось двигаться по проезжей части, потому что тротуар никто не чистил. Наоборот, когда убирали снег с дороги, он огромными сугробами ложился на обочины, засыпая тротуар.
Анна вышла со двора и огляделась по сторонам. Да… Снег на вчерашней скользкой дороге превратился в жидкую противную кашу. Постояла ещё несколько минут в раздумье. Единственный магазин, в котором она не была должна, находился дальше всех. Но делать было нечего. Можно было бы, конечно. Забежать в ларёчек. Он вот, рядом. Но вредная Светка, после вчерашнего скандала, ничего не продаст.
С грустью посмотрела на свои сапоги «прощай, молодость» и, почти бегом, пошла в сторону центра. Ровно через несколько шагов войлок начал промокать. В сапогах зачавкала вода. Ногам стало холодно.
- Можно было материны калоши напялить, - подумала запоздало, но возвращаться не стала, а только добавила скорости.
- Аннушка, далеко собралась? – раздался откуда-то с боку мужской голос.
Повертела головой. У калитки своего дома стоял Витёк, постоянный её напарник в пьянках и драках.