Невидимый враг

Глава 1

Разбудило меня ощущение странной тяжести на теле.

Барс этот что ли, бродячий, придавил?

Вчера нашла в горах истощенного и полудохлого, забрала к себе в хижину, подлечить. Мне, как ученице друида, положено жить в таких диких местах, где нормальный человек ни за что жить не будет, где природная стихия – непотревоженная, первозданная, ещё хранит свои тайны и делится только с теми, кто готов отринуть соблазны обычной жизни и достичь абсолютного душевного равновесия. Цена знаний, как обычно, высока. Я живу здесь совсем одна вот уже пять лет, с самого шестнадцатилетия. А недавно, когда насовсем отпустила свою собственную барсиху, почувствовала совсем уж лютое одиночество. Но мне стало слишком её жалко – она и так, бедняжка, слишком долго разрывалась между любимой хозяйкой и не менее любимым своим котом, который служит моему старшему брату, Арну. Да ещё выводок котят у неё недавно, очередной.

Конечно, она не хотела оставлять меня здесь. А я слишком долго вела себя как закоренелая эгоистка, и не отпускала свою единственную подругу. Потом решила, что хватит. Хотя бы у одной из нас должна быть нормальная жизнь и нормальная семья.

И вот, вчера… иду себе горной тропой, никого не трогаю.

А он – разлёгся поперёк, лапы передние свесил с обрыва, ещё немного, и в пропасть бы полетел. Ну я и подняла. Силы немного влила в этот скелет, обтянутый серебристой шкурой в тёмных пятнах, он хвостом пышным дёрнул, глаза свои открыл… долго на меня смотрел, потом закрыл снова.

Лечила битый час. Долечилась почти до обморока, но по крайней мере, скелетина кое-как поднялась, шатаясь, и поплелась за мной на подгибающихся лапах. Пришлось подпирать плечом и загораживать от пропасти, рискуя, что и сам полетит, и меня за собой свалит. Потому что удержать такую тушу на своих хрупких девичьих плечах я, без сомнения, не смогла бы.

Думала, этот приблудный моё одиночество скрасит. Я тогда еще не подозревала, до какой степени «скрасит».

Хижина моя маленькая, в две комнатки, пряталась у самого подножья горы, где уже начиналась лесная чаща.

Двор окружал высокий частокол, брат своими руками соорудил, чтоб дикие звери не шастали в огород.

Оставаться на этом самом дворе кот не пожелал, увязался за мной. Настырной мордой вперёд меня сунулся в дверь хижины, как только откинула крючок. От людей я не запирала – кому тут что брать. Так, железным крюком, от зверья и от ветра.

Ну… не от всякого зверья помогает, как я убедилась.

Не представляла, как массивное тело барса, который головой мне до плеча доходил, вообще втиснется в моё жилище, которое показалось немедленно тесной клетушкой. Но видимо, гостю понравилось новое логово.

Да так понравилось, что из всей обстановки он немедленно выбрал мою кровать.

Протёк гибким телом, огибая углы, одним быстрым движением вспрыгнул на постель… ножки скрипнули, но устояли. Доски, правда, основательно прогнулись. Улёгся мордой мне на подушку и закрыл глаза с видом таким, что ни за что отсюда, никакими силами, я его не сдвину. Оставалось только вздохнуть и понадеяться, что людоедских замашек у кота не имеется. Ну или что я покажусь ему не слишком вкусной.

В общем, я была настолько без сил после его, наглой морды, лечения, и после долгой прогулки в горах, что даже не поужинав, наскоро переоделась в ночную сорочку и без колебаний улеглась рядом. По крайней мере, пусть греет долгой холодной ночью. Хоть какой-то прок и плата за лечение.

Засыпала под его довольное мурлыкание в темноте.

А когда ночью резко проснулась, ощущая неудобную очень тяжесть, придавившую живот… и распахнула глаза… то в полумраке своей крохотной спаленки увидела очертания лежащего рядом мужчины. Посмотрела влево и обнаружила светловолосую голову на подушке. Моей собственной, между прочим, подушке! Длинные серебристые волосы незнакомца спутанными дикими прядями по плечам и спине. И до ужаса этот оттенок напоминал шерсть найденного вчера барса.

Мужчина лежал на животе, уткнув лицо в подушку, а спина… широкая, мощная, перевитая жгутами мышц, иссеченная шрамами… она была голая, эта спина.

И левая рука, откинутая во сне, придавливала меня поперек живота так, что не сдвинуться. Я боялась шелохнуться, чтоб он не проснулся, и в панике думала, что делать.

А дальше, ниже спины, я просто боялась вести взгляд. Потому что барс вчера засыпал на моей постели явно без штанов. Так что откуда бы штанам у него взяться в человеческом обличье.

Мамочки родные - Ива, вот это ты попала, так попала!.. и как тебя угораздило-то?..

Нет, я слышала, конечно, о магах древности, которые так могли – перекидываться зверем. Но думала, тайна этого волшебства давно утрачена. На секунду шевельнулся азарт исследовательницы, захотелось разбудить незнакомца и расспросить его хорошенько, как ему удалось, может эликсир какой, что за состав, попросить поделиться рецептом… но я быстро подавила минутный порыв.

Ох, чует моя пятая точка, лучше бы мне этого чужака не будить ни под каким предлогом! А постараться как-то самой улизнуть. По телу растекалось странное чувство от руки, тяжело и весомо лежащей поперек живота. И страшно, и щекотно. Но чем дольше разглядываю, тем больше утекает драгоценное время, чтобы что-то придумать.

А ведь от него чего угодно можно ожидать! И мы совсем-совсем одни в лесу.

Глава 2

Серебристый взгляд неспешно обвёл мою недоумевающую, полуодетую, растрёпанную фигуру, застывшую на пороге кухни бестолковым призраком. Задержался на голых ногах, довольно сощурился.

Я попятилась, врезалась спиной в прислонённую к углу буфета утварь, опрокинула веник и швабру, пустое жестяное ведро прозвенело в ночной тишине оглушающе.

В мгновение ока серебристая молния перетекла по кухне – я даже не заметила, как. Моргаю – а он уже рядом. Наклоняется, поднимает с пола упавшие вещи, ставит аккуратно как было.

Мерцающий взгляд скользит по мне, когда чужак разгибается, поднимается медленно на ноги, опираясь ладонью на стену обок. И спрашивается – зачем так медленно, если скорость его видела уже?! И успела ужаснуться.

Нет, такой если захочет – догонит. Можно даже не пытаться.

- Нельзя быть такой неосторожной.

Руку не убирает с гладко струганных бревен, и я боюсь даже шелохнуться. Острое ощущение опасности давит к земле.

- И таскать в дом непонятную живность с улицы? – пытаюсь отшутиться, облизываю пересохшие вмиг губы.

А самой страшно до чёртиков. До сжатых как пружина нервов. Каждой клеточкой, каждым волоском ощущаю близость чужого, опасного. Всё моё воспитание, все знания, вбитые чуть ли не с детства, говорят о том, что даже со знакомым мужчиной наедине, ночью, вот так – опасно. А этот мало что незнаком. Смотрит так, будто съесть вот прям щас собирается. Персиками же не наелся, зверюга неблагодарная, сам только что сказал.

И не улыбается в ответ на мою шутку совсем. А к первой руке и вторая присоединяется, опирается ладонью о стену справа от меня, ловит меня насовсем, как в клетке.

Отворачиваюсь, чтоб спрятаться хоть куда-то от голодного взгляда серебряных глаз. Это не особенно помогает успокоиться, потому что в поле моего зрения попадает рука – и если бы я была художником, непременно нарисовала бы это произведение искусства, на котором лунный свет оставляет причудливый рельеф теней вокруг каждого мускула, каждой жилы, каждой линии напряжённых пальцев.

Интересно, восхищаются мышки красотой грациозных котов перед тем, как быть сожранными?

Беру себя в руки.

- Если голодный, то здесь тебе поживиться нечем, - говорю твёрдо. Если бы ещё ножки мои бедные такими же твёрдыми сейчас были – а то ведь, как кисель!

Вдыхает… опять что ли, запах мой? Дался он ему… Выдыхает с сожалением.

- Ну, как знаешь, малышка. Как знаешь. Пойду тогда, пожалуй.

В этот раз я совершенно, абсолютно уверена, что жалеть не буду. Я же не совсем больная на голову ещё! А буду радоваться, что избежала сейчас, кажется, нешуточной опасности.

Зажмуриться крепко, и ни в коем случае не смотреть в ту сторону, откуда раздаётся шелест ткани, скидываемой на пол.

- Мр-р-р-р… тр-р-русиха! – довольно комментирует кот, но уже скоро человеческое урчание превращается совершенно в звериное.

Взвизгиваю, когда голых ног игриво касается шершавый язык, а потом хлещет в прыжке кончик пушистого длинного хвоста. Распахиваю глаза.

Удар передних лап – и здоровенная мохнатая туша прыжками уносится в ночь.

Проходит добрых минут десять, пока я «отмираю» и начинаю соображать, где я и что я. И что сейчас только что было. И закончилось, к счастью.

Ох-х-х-х… делаю пару нетвёрдых шагов, останавливаюсь снова, смотрю на пол.

Ну вот, теперь и эту простыночку тоже стирать! А ведь только стираная. Попробовал бы этот гад своими ручками, да в лоханке, да такую здоровенную! И отжимать потом досуха, и таскать потом тяжеленный таз во двор, да развешивать, чтоб без складочек, ровненько! Может, ходил бы тогда, как все приличные люди, в одежде. И не портил честным девушкам их труды, оставляя где попало свой звериный запах.

Оглядываюсь нервно… а потом поднимаю с пола и комкаю в руках и без того мятое белое полотно. Подношу к лицу, закрываю глаза…

Какая же я сумасшедшая.

Но это же чисто исследовательский интерес! Не скоро (от души надеюсь, что нет!) мне ещё попадётся в жизни случай изучить настоящего барса-оборотня. Или оборотня-барса? Интересно, какая у него первооснова? Человек или животное? И как он умудрился научиться делать оборот? И есть ли другие, как он? И почему тогда я, столько лет у подножия этих гор обитая, ни разу их не видела?

Зоркий глаз подмечает на полу шерстинку, застрявшую меж досок.

Немедленно усаживаюсь на корточки и принимаюсь выковыривать ноготками. Издаю торжествующий возглас, когда получается!

Смотрю на свет, катаю в пальцах, долго рассматриваю, глажу, выискиваю знакомые уже цвета. Думаю о хозяине. Исключительно с научной точки зрения! Строю теории. Аккуратно объединяю логические аргументы в несколько более-менее убедительных гипотез. Чувствую, что не усну, пока не запишу всё аккуратным почерком в свои исследовательские тетради, которых у меня за годы экспериментов набрался уже целый шкаф.

Так, где там у меня были лупы… Это надо в лабораторию, однозначно!

Лаборатория у меня в таком месте, чтоб сразу чужой глаз не мог приметить. На всякий случай, мало ли кто в моё отсутствие шататься будет.

Глава 3

Ой, как же сладко я выспалась!

Давно так не высыпалась. И не залёживалась тоже, судя по ярким солнечным лучам, которые вовсю скачут зайцами по комнате и от которых тут же зажмуриваюсь обратно.

Потяа-а-агиваюсь, вкусно так, от души…

Чтобы затем вздрогнуть, когда мой откинутый назад локоть приземляется во что-то твёрдое, и совершенно в моей мягкой постельке неуместное.

- Ух-х-х… м-м-мать… - сдавленно стонет это самое, которое неуместное.

А я вспоминаю.

Подхватываюсь, как укушенная, и вместе с одеялом, которое тут же судорожно накутываю на себя поплотнее, оборачиваюсь посмотреть.

Сердечко пропускает удар, а потом срочно начинает навёрстывать. Причём навёрстывает, судя по всему, за несколько лет сразу, на протяжении которых ему не попадалось ничего столь же странного, как зрелище, которое предстаёт сейчас передо мной.

Потому что прямо посреди моей уютной постельки, сидит, развалившись, некто. И это некто смотрит на меня ненавидящим серебряным взглядом, при этом зажимая нос обеими ладонями.

Прячусь поглубже в своём коконе из одеяла, оставляю только глаза.

- Н-ну прости, - бормочу пристыженно. – Я того… не привыкла, чтоб тут ещё кто-то спал.

Гость отнимает ладони от покрасневшего носа и осторожно трогает кончиками пальцев, проверяя целостность. Рявкает на меня:

- Я, знаешь ли, тоже не привык, чтоб у меня бабы в постели долго залёживались! И теперь я вспомнил, почему предпочитаю спать один!

Ах, вот так, значит!

Суживаю в ярости глаза и прикидываю, какой бы из некоторых моих… скажем так, экспериментальных эликсиров притащить сейчас из лаборатории. Чтоб продолжить эксперименты, так сказать.

- Вот и шёл бы к этим, которые не залёживаются! А честных девушек оставил в покое!

Мы смотрим друг на друга испепеляюще пару минут. И вот чего он? Кровь даже не идёт. Не так уж сильно и приложила. Надо было посильнее. Видимо, что-то такое читается в моих глазах, потому что уголок рта сердитого чужака неожиданно дёргается в такой, совершенно контрастирующей общему выражению лица улыбке.

- Ладно, прости. Погорячился. Я спросонья злой всегда. А тут ещё такое… неласковое «доброе утро».

От его извинений теряюсь совершенно. Как и от улыбки.

- Давай заново! Добр-р-р-рое утр-р-р-ро….

И мурлычащий кот начинает медленно перетекать в пространстве. По направлению ко мне.

Прячусь в свой кокон уже с головой.

- Ну вот. А я только настроился… на более позитивное начало дня.

Взвизгиваю и чуть не подскакиваю, когда моей высунутой из кокона ноги касается горячий, влажный язык. Прям по пальчикам! Щекотно!

Спешно засовываю неосторожно забытую конечность обратно, в безопасное место.

- Эй! Так и оглохнуть недолго, - смеется чужак. - Что за дурацкая привычка чуть что, сразу визжать?

- А чего ты?..

- М-м-м… Зверь просил передать, что на вкус ты тоже ничего. Дашь ещё чего-нибудь облизать?

Как-то странно он себе представляет «позитивное начало дня». Я к настолько позитивному позитиву морально не готова.

- Передай своему Зверю, что такими темпами следующее, что он оближет, будет мой веник.

- Невоспитанная ты всё-так хозяйка! Совершенно не умеешь привечать гостей.

- Можно подумать, у меня за шесть лет они часто бывали.

- Сколько?!..

Осторожно высовываюсь обратно. Чуть-чуть. Мы встречаемся взглядом – он оказывается неожиданно близко, нависает прямо надо мной, чужак даже сидя намного выше меня. Молчу и впитываю то странное, чего совершенно не ожидала – удивление, непонимание… сочувствие – что читаю в серебряных глазах. Мне это почему-то слишком приятно, чтоб отворачиваться.

- Почему? – прерывает молчание он.

Ничего не отвечаю.

- Ты сирота?

Помедлив, киваю всё-таки. Колкими искрами в животе – ощущение от его сочувственного молчания. Вот такой, серьёзный, он мне намного больше нравится.

- Это же не повод жить одной! У вас в горах тьма народу. Кто-нибудь бы приютил.

Царапает это его «у вас». Точно, нездешний.

- А мне не нужен «кто-нибудь». И вообще, мне и одной отлично.

- Нельзя такой девушке одной, без защиты, - снова слишком серьёзный, и у меня снова совершенно непонятная реакция организма на его заботу. – Тебе объяснить, что может случиться?

- Например, заведётся какой-нибудь наглый кот, которого никаким веником будет не вымести? – предпринимаю неловкую попытку пошутить. – Ты, кстати, когда всё-таки планируешь выметаться?

- Планировал через пару дней, - задумчиво отвечает кот, не сводя с меня тяжёлого, неподвижного взгляда.

У меня юмор для ответа заканчивается – я вообще не совсем по этой части. А серьезно – не хочу. Почему-то уверена, на мои серьезные вопросы он опять не ответит. Поэтому – особенно когда взгляд помимо моей воли куда-то не туда стёк – выбираю, естественно, вариант с бегством.

Глава 4

Я ещё только прикидываю, какие аргументы подобрать, чтоб настырный котяра не полез в мою святая святых – а он уже спрыгивает мягко прямиком в полумрак подпола. Игнорируя приставную лестницу, конечно же.

Обречённо вздыхаю и кидаюсь вдогонку пересчитывать ступеньки.

- Если ты только расколотишь там что-нибудь!! – пыхчу.

А сама уже прислушиваюсь, готовая услышать жалобный звон какой-нибудь дорогой моему сердцу колбочки или реторты…

Но из подпола под моими ногами доносится только удивлённое присвистывание.

- Эй! Как ты умудрилась заставить их светиться?

Это он про мои букеты ромашек на стенах, которые источают ровный желтоватый свет огромными, почти с ладонь сердцевинками.

Скатываюсь с последней ступеньки чуть не кубарем и кидаюсь грудью на защиту своего последнего удавшегося детища. Но он вроде не собирается срывать их со стен или мять, и я невольно пускаюсь в объяснения.

- Ну… эссенция из левых надкрылий таарнского бронзового светляка. Правые почему-то не годятся…

- Чем закрепляла эффект?

Чужак трётся об меня плечом, потому что наклоняется ближе и рассматривает светильники. Моего собственного, между прочим, изобретения! Смущаюсь, отодвигаюсь немного.

- Слизь рогатой жабы. Только надо собирать не любую – стабилизирующий эффект имеет только та, что образуется раз в месяц…

- …В полнолуние, да. Но она же должна блокировать любые посторонние магические эманации?

- Ха! Это если сразу намазывать. А если добавить немного сока звездчатки в пропорции два к одному, то он разбавляет консистенцию и лишает изолирующих свойств без утраты основного действующего вещества!

Кот потирает задумчиво подбородок.

- Ясно. И долго держит свет?

- Одного цветка мне хватает примерно на неделю, потом менять надо. Эти, видишь, уже почти не светятся, а до полнолуния еще жить и жить, так что скоро придётся опять дымить свечами…

- Кору дуба толчёную, в фракции размером с пыльцу берёзы, не пробовала добавлять? Чтоб закрепить звездчатку? Она у тебя испаряется быстро, от этого слизь снова приобретает изолирующее свойство, и твоя жучиная эссенция просто перестаёт пробиваться. Дубильные вещества в коре должны помочь остановить процесс.

Я закрываю рот, открытый от удивления, и хлопаю себя по лбу.

- Чёрт возьми, это же гениально! И как я сама не додумалась… так, это надо срочно записать…

Я кидаюсь к большому столу, сколоченному мне когда-то братом из массивных, гладко струганных досок. Стол стоит по центру на самом почётном месте, занимает чуть не полкомнаты и полностью завален бумагами, тетрадями, перьями, склянками и всякой всячиной. Ищу клочок неисписанной бумаги – что оказывается непросто… ещё бы чернильницу в этом хаосе отыскать… так, стоп.

- А ну-ка брысь из моей лаборатории! Тебе здесь вообще-то не место! – оборачиваюсь и тычу пальцем в сторону кота. Который уже бродит вдоль стен и с видимым любопытством разглядывает приземистые стеллажи, заставленные ингредиентами, готовыми эликсирами и результатами моих старых экспериментов разной степени неудачности. Возле черепа рогатого дятла задерживается особенно, давя смех.

- Если что, он не от моих трудов скончался! – бубню обиженно в широкую, мелко подрагивающую спину. Которая, судя по всему, из моего тайного святилища знаний выметаться не собирается. Как и все остальные части тела.

Вместо этого котяра, посверкивая на меня заинтересованно серебряными флуоресцирующими глазами, перемещается ближе. Окидывает внимательным взглядом стол, цепляя стоящий посреди него обугленный чугунный казанок, мраморную ступку с пестиком, впитавшие все цвета радуги от тех трав и ягод, которые я в них толкла, реторту с искривлённым носиком, парочку колб с настойками для следующего эксперимента…

- А это будет что? – кивает на правый сосуд, в котором тихо булькает зелёная густая жижа.

- Самоподогревающийся завтрак! – бурчу я и готовлюсь слышать очередную порцию иронии, которую на меня вываливают все, кто видят в первый раз эту малоаппетитную на вид бурду. Хотя я мало кому показываю. И это уже одиннадцатый вариант, предыдущие десять были намного хуже.

- Удобно в походе, - кивает кот. Наклоняется и осторожно машет лапой над поверхностью колбы, подгоняя к себе самую капельку запаха. – И судя по всему, на вкус будет лучше, чем на вид. За счет чего дополнительный приток энергии? Раз уж греть ты его, судя по всему, не планируешь? Да и огня не вижу.

Он внимательно оглядывает ровную поверхность стола, над которой на тоненькой медной держалке зависла колба.

А я неожиданно понимаю, что ему и правда интересно.

Вот это вот всё.

И меня накрывает неподдельным шоком от осознания этого простого факта.

И от того, насколько, оказывается, приятно, когда тебя кто-то слушает. Тем более серьёзно. Обычно все лишь подтрунивают. Даже Гордевид считает, что лучше бы я направила свои таланты на что-то чуть более серьёзное, чем перекрашивание бабочек в розовый цвет. Ну и не только бабочек.

Вообще… кажется, он первый, кто так с интересом спрашивает.

Глава 5

Моё бедное сердечко бьётся как пичужка, пойманная в сети.

И всему виной не опасность того, что мой строгий старший брат узнает, какими непотребствами тут занимается его отчаянная младшая сестрёнка. И не риск, что будет загублена моя репутация кристально честной и чистой, как слеза младенца, ученицы друида. Потому что держать у себя дома полуголых мужчин, конечно же, ученицам друида не положено ни по каким, даже самым мягким стандартом клятвы служения.

А просто котик мой приблудный во всём виноват.

Пальцы его на моём лице. Твёрдость этих пальцев на мягкости моих губ… такое странное ощущение. Тихий танец моих мурашечек где-то в животе.

То, как вжимает в стену всем телом. Мне некуда деться, я могу только беспомощно распластываться по ней, ощущая спиной каждый изгиб тех брёвен, из которых сложен подпол.

То, какая ревность вибрирует в глухом зверином рыке. И ещё темнота.

Очень, очень спокойно смотрю ему прямо в глаза. Пытаюсь одними глазами сказать, какой он дурак.

Потому что мне очень хочется, чтобы он опомнился.

Ведь совсем скоро мой брат скинет сапоги у двери, закончит стаскивать с себя тяжёлую куртку для прогулок по горам, подбитую мехом, и пройдёт в первую попавшуюся комнату. То есть кухню. И увидит распахнутую дверцу люка.

Предугадать следующее направление его движения не составит труда и полному идиоту.

Жаль, котик, когда ревнует, кажется превращается именно в такого.

И у меня в животе расцветают свои светящиеся цветочки от того, насколько сильно мне нравится его ревность.

Сверкнув на меня грозно серебряными глазами, котик убирает все-таки лапу – не выпуская из оков своего тела, просто перемещая раскрытую ладонь на стену рядом с моей головой.

- Я не врала! – шепчу обиженно, и его глаза недоверчиво сужаются . – Это мой брат. Я пойду поговорю, и он уйдет. Он надолго не приходит никогда. У него жена дома беременная.

Кот долгую секунду оценивающе смотрит.

А до меня вдруг доходит, что с испуга и пытаясь оттолкнуть, я положила ладони ему на обнажённую грудь.

Оттолкнуть ожидаемо не вышло.

Испуг тоже давно прошёл.

Сейчас я просто стою, опираюсь на стеночку, чтоб ослабевшие коленки не подогнулись, и слушаю ладонями биение его сердца.

Кот опускает голову ниже, почти касается губами моего уха. Биение под ладонями становится чаще. Очень-очень тихий голос, почти выдох мне в ухо. Шевелит дыханием волосы, заставляет мурашки не просто танцевать, а прыгать свихнувшимися зайцами туда-сюда.

- Хорошо. Иди. Но если сдашь меня… поверь, будет плохо. Всем.

И в этот момент меня впервые прошивает догадкой, что у поведения моего котика может быть и другая причина.

Ему нельзя, чтобы его нашли. Он среагировал не на присутствие другого мужчины в моём доме. А на опасность для собственной, потрёпанной в горах мохнатой шкуры.

Я роняю ладони.

Ну вот, размечталась. Дура.

А тяжёлые шаги уже прогибают скрипучие половицы почти над нашими головами. Я решаю погрустить о своих неработающих женских чарах как-нибудь потом. Сейчас надо котика спасать.

Кое-как ползу вверх, с трудом попадая по перекладинам лестницы. Ощущая взгляд, провожающий меня из полумрака. Пристальный, настороженный.

Почему же он так сильно не хочет, чтобы его обнаружили? Может, натворил что-то? Вот сейчас я впервые по-настоящему его испугалась. Или за него?

Мысли сдать даже не возникает.

Мой кот.

Только мой.

В конце концов, взяла с улицы бездомную зверюшку – несёшь ответственность.

Торопливо вылезаю и закрываю плотно крышку люка. Еще и коврик сверху обратно застилаю ногой. Главное, чтоб Арн не подумал, как подозрительно моё поведение. Ведь перед братом нечего скрывать секрет – он же сам и помогал всё устраивать. Собственными руками лестницу собирал, доски для стола моего лабораторного по одной спускал, чтоб там уже, внизу, сколотить… ящик потайной металлический на себе откуда-то припёр. На каждый день рождения – лучший подарок, очередной набор колбочек и реторт. Из самой Империи, за бешеные деньги доставал. Знает, что у меня быстро заканчиваются, когда от очередного эксперимента взрывается чего-нибудь.

Хороший он у меня.

Умный только слишком. И наблюдательный.

С трудом выпутываюсь из медвежьих объятий брата, который меня аж от земли отрывает, так соскучился. Тёмные волосы густые растрёпаны, карие глаза внимательно оглядывают меня с ног до головы, сличают с тем, как он оставил меня в прошлый раз.

Глаза я Арну тоже когда-то от эликсиров спасала и возвращала естественный цвет. Он у нас в папу весь, темненький, это я единственная из всей семьи в матушку покойную светлой уродилась. Но вот эликсиром невидимости из всей нашей семьи злоупотреблял только он. Брат ведь сам в друиды готовился… пока после смерти всей нашей семьи на войне с проклятой Империей не вынужден был принимать родовое место вождя. И тогда освободившуюся вакансию – на беду всего Таарна, как любит добавлять, посмеиваясь, мой несносный братишка – заняла я.

Глава 6

Последующие два часа я честно пропадала на огороде, как и было велено.

Зато таких идеально прополотых грядок теперь точно нет ни у кого во всём Таарне! Запыхавшаяся, лохматая, злая, я обрушила все свои эмоции на несчастные сорняки. Обрубая нещадно тяпкой на длинной, отполированной ладонями ручке каждый-каждый выросший не на своём месте корешок и стебелёк.

Вот так! Всё правильно!

Каждый должен быть на своём месте.

У каждого в жизни своя грядка, а если выросло не там, где надо, вырвем с корнем и страдать не будем.

Вздрогнула, когда заметила периферийным зрением кота, который неслышно вышел из хижины и стоял в стороне, пялился на меня. Понятия не имею, как долго.

Я украдкой вытерла ресницы, натянула улыбку на искусанные губы и повернулась к нему.

- На ужин – морковно-редисочный салат! И только попробуй сказать, что такое не ешь, потому что больше я ничего приготовить не успею!

Чужак не отвечает, подходит ближе.

Увы, но по-моему, моя бравада его не обманула. Он с опаской смотрит на моё лицо, склонив настороженно голову набок. И я понимаю, что котик проверяет, я ещё плачу, или уже нет. Что он заметил всё-таки, в каком состоянии выползала из подпола.

А ещё понимаю, что кажется, он боится моих слёз. Странный такой! Ничего не боится, а этого – да.

Моя улыбка гаснет.

Не знаю, как подступиться к слишком важному разговору. Но и так слишком долго откладывала.

Когда я не знаю, как решить проблему, я обычно пру напролом.

- Что у тебя к моему брату?

Его лицо каменеет.

- Тебе ни к чему знать.

- Ты… собираешься причинить ему вред?

Медлит с ответом слишком долго, у меня сердце обливается кровью. Опускаю голову. Веки снова щиплет. Изо всех сил пытаюсь не реветь. Глупая ты, Ив. Непроходимая дура. Сама себя загнала в безвыходную ситуацию. Какие бы решения теперь не принимала, всё будет неправильным.

Кот смотрит на меня и злится.

- Пр-р-р-роклятье, Ив! Ты же понимаешь, что теперь не смогу. Как мне будет дальше жить, зная, что одна мелкая плакса потом все глаза себе выплачет?

Из меня как будто весь воздух выбили.

Резко, с усилием, заставляю себя втянуть хоть немного в лёгкие. А потом так и не могу сдержать порыва – тяпка падает куда-то в грядку бархатцев, я делаю шаг вперёд, обнимаю своего кота за руку, прижимаюсь к ней всем телом и трусь мокрой щекой о плечо.

Он фырчит и вырывает руку из моих неуклюжих объятий.

- Отстань! Надо мне и правда отсюда побыстрее делать ноги. Сам на себя уже становлюсь не похож. Тьфу, размяк! Того и гляди начну жрать твои редиски.

Я ужасно смущаюсь, принимаюсь торопливо искать тяпку в кружевных зарослях зелёной листвы, из которой тут и там торчат оранжевые венчики. Наконец, выуживаю её и поднимаю в вертикальное положение.

Кот никуда не уходит, наблюдает за моими странными телодвижениями.

А я понятия не имею, чем заполнить слишком странную и неловкую паузу.

- Ты не голоден? Там брат гостинцев притащил… ой!

Понимаю, что ляпнула не то, когда серебристые глаза стреляют в меня злыми искрами.

- Думаешь, я к ним притронусь?

Решаю деликатно обойти молчанием тему о том, кто съел все персики.

А он сцепляет пальцы в замок, потягивается, хрустит, и в глазах появляется кровожадное выражение.

- Я лучше пойду, поохочусь!

Тяпка во второй раз падает у меня из рук.

Он ее поднимает сам и аккуратно ставит к стене хижины. Вздыхает, замечая панику на моём лице.

- На зайцев. Только на зайцев, малыш. Не дрейфь!

Протягивает руку, осторожно ловит мою щёку в чашу своей ладони, гладит большим пальцем украдкой.

А затем, поколебавшись, склоняется ко мне. Накрывает своей тенью.

Целует коротким нежным поцелуем. Задерживается - ровно одно длинное мгновение, прежде чем оторваться от моих губ. А глаза серьёзные-серьёзные.

Это больше не поцелуй-соблазнение.

Это – поцелуй-нежность.

Поцелуй-прощание. И обещание вернуться скоро.

Меня этот лёгкий, невинный, почти будничный поцелуй бьёт в самое сердце, не могу пошевелиться. Оказывается, мы с ним вот так просто и незаметно перешагнули эту черту? Когда я даже не знаю его имени, но мы уже – не чужие люди. Этому нет названия, кто мы друг для друга. Но он уже знает, что имеет право вот так в любое время меня целовать. А я принимаю это как само собой разумеющееся.

Чужак уходит в сторону леса грациозной кошачьей походкой.

А я остаюсь стоять как столб и смотрю в его убийственно-красивую спину.

Прежде, чем выйти за калитку, он развязывает узел на поясе и одним движением небрежно закидывает простыню на забор, чтобы надеть по возвращении.

Глава 7

Во дворе уже совсем темно, сладко пахнут ночные цветы, грохочут сверчки.

Котик идёт за мной по тропке из древесных спилов через весь огород с двумя полными вёдрами воды, и судя по тому, как жжёт поясницу, смотрит опять куда-то не туда. У меня выпрыгивает сердце из груди и почему-то ужасно волнуюсь – и не только из-за жарких взглядов. Вся ситуация кажется… слишком интимной какой-то. Объяснять постороннему и недавно облизавшему мне ухо мужчине, как и где в моём доме можно мыться…

- Воду вот сюда! – сдавленно выталкиваю из себя, прячу глаза. – Мыло внутри.

Деревянная кабинка в углу моего огорода, и на ней, вделанное в крышу – моё очередное изобретение. Здоровенная железная бочка, в которой аккумулируется дождевая вода, труба идёт вниз, изгибаясь, через фильтры для улавливания мелкого мусора, который может попадать с деревьев. Дырчатая заглушка, через которую водичка проливается мелкими струями и массирует кожу. Напор можно регулировать через сложную систему клапанов, поворотный рычаг в стене на удобной высоте.

Летом и прохладной помыться можно, даже приятно остыть в жару. А зимой…

Кот одним лёгким движением поднимает полное ведро высоко над головой, балансирует, подставив под его донышко напряжённые пальцы. Игнорируя приставную лестницу рядом. Ему и роста хватает, чтобы наполнить бочку ведром сверху. Я сбиваюсь с мысли и просто слежу за тем, как перекатываются мышцы под загорелой кожей. Лунного света достаточно, чтоб залипнуть в нём в который раз, словно пчеле в меду.

Затаив дыхание, наблюдаю за тем, как со вторым ведром проделывает то же самое, не пролив ни капли.

Возвращается к колодцу, и снова. Так до тех пор, пока бочка не наполняется. У нас уже несколько дней не было дождя, и я как раз все остатки недавно истратила, надо было набрать. Вспоминаю, как я обычно мучаюсь, затаскивая тяжеленные ведра по лестнице наверх одно за другим, рискуя свалиться и переломать себе все кости, и снова тайком вздыхаю, что нельзя оставить котика насовсем. В качестве домашнего.

- Терпеть не могу ледяную воду, бр-р-р-р… - содрогается капризный теплолюбивый котище, - Только ради тебя, Ив!

Я стряхиваю с себя оцепенение.

- Прости! Забыла сказать. Мёрзнуть необязательно.

- Ты предлагаешь меня согреть? Отличная идея, идём вместе, – сверкает кот наглыми глазами, бликующими в темноте, и незаметно устраивает мне лапу на талию. Стряхиваю лапу и делаю шаг в сторону, а то меня уже подгребать поближе вознамерились.

- Ещё чего не хватало, дурак! – фыркаю. А фантазия включается помимо моей воли, и теперь в темноте есть два источника света. Его бликующие глаза и мои алеющие уши. – Я тебе воду, говорю, согрею сейчас!

- Твое очередное изобретение? – с опаской спрашивает кот. – Мне уже бояться за сохранность своей шкуры? Какой верхний порог температуры ты включила в расчёты? И можно ли для начала ознакомиться с формулой его…

- Не бойся! – раздражённо прерываю его. – Это вообще не моё изобретение. Это редкое заклинание, которому меня научил… не важно. В общем, научили.

- Я понял, - мрачно цедит чужак. И настороженно смотрит на то, как я достаю из корзинки, подвешенной на крючок, вбитый в стену, округлый булыжник размером с кулак.

Беру его в ладони, склоняюсь ниже, и начинаю проговаривать шёпотом формулу. Очень длинную, запутанную, сложную, на которую когда-то добрых две недели убила, чтоб как следует запомнить. Личное изобретение Гордевида. Вот теперь-то я смогу поразить нахального кота! Этого он точно знать не может.

Цепкий взгляд чужака следит за моими манипуляциями. Голос можно было и не понижать, понимаю запоздало – чуткий кошачий слух уловит каждый звук, сказанный самым тихим шёпотом. С каждым сказанным словом в сердцевине камня загорается алый огонь, пробирается вверх по слюдяным прожилкам, и обыкновенный серый булыжник начинает казаться алым, пульсирующим во тьме сердцем, оплетённым сетью артерий. Ладонь ощутимо покалывает искрами, ещё немного – и будет не удержать. Осталось закончить нужную заклинательную композицию и бросить камень в воду – а дальше импульс, заданный магией, будет его разогревать всё сильнее еще примерно четыре минуты. Я засекала. Специально опытным путём установила нужный диаметр камня, который способен подогреть соответствующий объем воды и поддерживать оптимальную температуру в течение времени, требуемого…

Оказалось, колдовать, когда на тебя смотрят – тем более, смотрят так, - совершенно не то же самое, что колдовать наедине.

Я сбилась.

Последняя строчка, самая сложная. Которую пришлось учить, развешивая по всему дому крохотные бумажки с терминами. Ума не приложу, из какого древнего языка Гордевид их откопал – а может, и сам придумал.

И я её забыла напрочь.

Камень, словно своенравный жеребец, почуявший слабую руку на поводьях, тут же стал вырываться из-под контроля. Температура ощутимо пошла вниз, пульсирующий свет каменных артерий стал сбивчивым, сияние начало меркнуть.

- Рэге о массима астеранум ар омниа оромэ тарис.

Я вздрогнула, когда твёрдые мужские губы завершили заклинание. Серебряные глаза при этом смотрели в упор на меня.

Ярко-алая вспышка бросает отсвет на фигуру мужчины, который незаметно придвинулся вплотную и теперь между нами – только мои ладони с лежащим в них, как в колыбели, булыжником. В таком свете, наполовину спрятанный во тьме, наполовину освещённый кровавыми бликами, чужак показался мне странным, словно высеченным из камня, совсем незнакомым… пугающим. Запрокинув голову, смотрю в его неподвижное, напряжённое лицо, как зачарованная, широко распахнув глаза. Я ведь и правда совсем-совсем ничего о нём не знаю. Ничегошеньки. Даже имени. Даже этого он мне не говорит. Почему я так уверена, что не причинит зла мне и моим близким?

Глава 8

Лес кажется притихшим.

Кажется, последний отрезок пути я покрывала уже бегом.

Вроде бы все, как и раньше. Вот ограда, вот калитка – заперта, ровно как я и оставляла.

…Нет следов на земле.

Он их тщательно стёр, пока меня не было. Сверху выросла новая трава. У меня глаз намётан на травы, это совершенно точно не выдранный кусок дёрна на новом месте.

Такое невозможно без магии.

Тишина оглушающая, ни одна птица не поёт. Утром ещё пели. Меня это пугает до дрожи в коленках.

Может, он почуял что-то и ушёл сам, не дожидаясь? Говорил же, на пару дней всего. Пара дней истекает сегодня.

Но тогда почему замолчали птицы?

Осторожно притворяю калитку за собой, вздрагиваю от протяжного скрипа. Вдеваю металлический крючок в петлю.

Пересекаю двор.

Вверх по ступенькам крыльца.

Давлю идиотское желание постучать. Кто будет стучаться в собственную дверь? Открываю, прохожу внутрь… Мысленно готовлюсь к тому, что встречу абсолютную пустоту…

Чужак стоит перед окном на моей кухне. Спиной ко мне. Совершенно голый, но по широкой спине уже бежит, прорастает сквозь кожу серебристый мех.

На меня даже не смотрит. Аккуратно придерживая штору, пристально разглядывает что-то на горизонте, за окном.

- Двое следом за тобой. И ещё трое минимум со стороны гор. Опередила буквально минут на пять. Надеюсь, это не ты привела?

Сталь в его тихом, сдержанном голосе режет меня по живому.

- Как ты только мог подумать?.. – бросаю с обидой, но он не слушает.

- А что. Был бы идеальный план. Я, утративший бдительность, забывший об осторожности. И охотники твоего брата. Бери голыми руками.

Острые как бритва когти едва не впиваются в мои несчастные шторы, но кот вовремя разжимает лапы. Чтобы не оставлять следов своего пребывания здесь.

- Спрячься! Уходи, вниз… - выдавливаю из себя.

- Не в этот раз, малышка!

Я слышу в его голосе холодную улыбку.

Я понимаю, что скоро прольётся кровь.

Бросаюсь к другому окну, выглядываю… отшатываюсь. Далеко в просвете листьев мелькает рыжая шевелюра. Они идут прямиком к моей хижине, не скрываясь, с той тропы, что спускается с гор. Я уверена, что за поясом у громилы Торна – его любимый боевой топор. Он как-то хвастался, что с его помощью зарубил медведя.

Никакие мои слова не помогут в разговоре с этим человеком. Скорее наоборот. Унизить сестру своего извечного соперника, вести себя с ней как с пустым местом… это мы уже проходили. Сталкивалась как-то с Торном на празднике урожая. То, что я – будущий друид всего нашего народа, для него совершенно ничего не значит. Сопливая девчонка, не более того.

Если бы мой брат когда-то тоже не вернулся с поля битвы, Торн мог бы потягаться за звание вождя. Его клан – один из старейших в Таарне. Мне кажется, он до сих пор не может простить Арну, что тот жив.

Торн – не просто охотник.

Он убийца.

Он получает удовольствие, выслеживая и лишая жизни лесных зверей. Кармелла как-то приглашала в гости, меня едва не вывернуло от количества шкур и голов животных на стенах.

Дикие, неприрученные горные барсы, которые до сих пор ещё водятся где-то в укромных ущельях Таарна, у него на стенах тоже были.

Бросаюсь к своему коту на спину, обнимаю сзади за шею, прижимаюсь всем телом.

- Они ищут тебя. Я слышала в посёлке, говорили… я бежала, чтобы предупредить. Ты мне веришь?

Мои руки аккуратно отцепляют. Тело каменное, неподвижное. Не оборачивается, зорко следит за тем, что происходит снаружи.

- Не важно сейчас. Я идиот. Слишком расслабился. Забыл о том, кто я, и зачем пришёл в Таарн. Эти ребята явились, чтобы мне напомнить. Уйди подальше, Ив! Лучше ты спрячься в подвале. Я не хочу тебя случайно ранить.

Делаю шаг назад. Всхлипываю. Вот же… дурак упёртый.

Скоро к моей калитке уже подойдут. Я слышу вальяжные разговоры. Идут, не скрываясь совершенно.

- Быстр-р-р-ро!

Его голос уже превращается в рык.

Совсем немного до полного оборота.

Моё сердце словно отсчитывает последние секунды, его удары – в унисон шагам тех, кто идёт сюда. Я ещё не слышу этих шагов, но моё сердце уже знает. Неужели на этом всё закончится?

Не позволю.

Откидываю крышку в подпол.

- В кои-то веки она слушается… - выдыхает тихо чужак.

Мне почему-то кажется, в его голосе – грусть. Он уже мысленно со мной прощается. Чем бы не закончилось всё, как раньше уже не будет.

Лучше бы мы остались в постели сегодня утром.

Я чуть не свалилась с лестницы и не переломала себе все кости, когда спускалась, так торопилась.

Железный шкаф открыла не с первой попытки. Руки дрожали.