Пролог

Вот живут люди. Тихо, спокойно, размеренно. Ходят на работу — три работы — если быть точным. Выплачивают астрономических размеров кредит, потому что образование — это важно, если хочешь в старости не быть бомжом. Держат осаду с женщинами категории «яжемать» за последнюю пачку детского печенья с бегемотиком Бонди и в целом считают свою жизнь удовлетворительной. С надеждой смотрят в будущее — да-да, то самое глянцевое из инстаграмма — и рвут жопу, чтобы в день спать хотя бы пару часов, запивая, надвигающуюся девятым валом депрессию и выгорание, водичкой из-под крана с изысканным вкусом ржавчины.

В перерывах между сменами находят несколько минут, чтобы разгрузить погрязший в новых знаниях мозг незатейливым чтивом без особых претензий на лучшие литературные премии.

Васька была из этих самых работяг и, откровенно говоря, настолько устала от жизни такой, что начала считать зарплату в пачках печенья с бегемотиком Бонди. И вообще, написано на упаковке с пяти месяцев? Написано. Конечного ограничения нет? Нет. Ну так и всё, но многолетняя война с мамками из родного многоэтажного дома с каждым новым подросшим спиногрызом разгоралась по новой.

Они не хотели зарывать топор войны, потому что где это видано, что такая здоровая тётя лопает детское — здесь должна быть вставка с патетичными завываниями косатки в момент охоты на тюленей, но ее не будет в рамках сохранения чужих ушей и светлой памяти разуму — печенье. Вообразить в двадцать первом веке такую картину для этой категории людей — равносильно их выходу на защиту ведьм в горячие времена испанской инквизиции.

Что только ярые защитницы движения «яжемать» не делали, чтобы пресечь такой коварный акт вандализма и объедания деточек, которым для полного счастья и здоровой психики только печенья с бегемотиком Бонди и не хватает.

Писали петиции в общество защиты детей.

Нанимали охрану из личных средств.

Обыскивали взглядом при каждом визите в точку распространения столь «дефицитной» в эти тяжелые времена продукции.

Подговаривали подъездных бабулек на душеспасительные — пардон — печеньеспасительные речи, наполненные страшными подробностями про сахарный диабет. Это при том, что именно это печенье не обладало космическими процентами содержания данного элемента. В отличии от аналогов и вообще сахарный диабет с сахаром так-то не связан.

Они были в шаге от высших эшелонов власти из-за творившегося беспредела на местах.

Васька ходила в местный участок полиции уже как к себе домой, потому что на неё постоянно поступали жалобы о якобы актах вандализма. Да, печенье нынче нежное, его нужно беречь и защищать. Долой печеньефилов, да здравствует свобода печенью!

Ситуация была доведена до космического абсурда.

Но что она могла поделать? Доказывать толпе женщин, что это же печенье тайком жуют их уже выросшие дети? Это другое!

Она не был единственным любителем печенья на районе, но почему-то именно она стала жертвой преследований борцов за соблюдение возрастного ценза на детском питании.

Василиса просто любила сладкое, но не могла себе его позволить. Это была ее альтернатива и способ поднять настроение, потому что печенье с бегемотиком, действительно, ей нравилось.

— Эй, бегемот!

Знакомый насмешливый голос догоняет Ваську ровно в тот момент, когда она сворачивает к проезжей части, спеша на ночную подработку в магазинчике в другом конце квартала.

— Бегемот, ты оглохла? — О, этот голос другой, но тоже ей хорошо знаком. Сколько их сегодня? Собралась вся компания или только эта неразлучная парочка? Вася прислушивается, но из-за гула оживлённой улицы разобрать шаги не получается.

Она ускоряет шаг. Рука в глубоком кармане куртки машинально сжимается в кулак. Она не планировала сегодня ввязываться в разборки с этими малолетками. На лицо падают первые капли, обещанного синоптиками, дождя. Не затянутые, как положено, шнурки ее потрепанных жизнью кед ожидаемо ослабевают из-за быстрого шага. Левый окончательно развязывается, когда Васька в паре шагов от пешеходного перехода.

На светофоре мигает зелёный человечек, если она ещё немного ускорится, то успеет перебежать дорогу до того, как догонят. Дождь усиливается, крупные капли похожи на сплошную водную стену, тонкие ручейки стекают с дорожного покрытия в водосток.

Василиса делает второй шаг по зебре, когда загорается красный, наступая на развязанный шнурок.

Нелепо взмахнув руками, она поворачивает голову, чтобы оценить ситуацию на дороге. По глазам резко бьёт свет фар.

А после она слышит лишь визг шин, крики своих преследователей и глухой удар.

Только утром владелец овощной лавки, где она подрабатывал, эмоционально рассказывал Ваське с напарником о том, что в их районе появились излишнее самоуверенные водители, а несколько жильцов уже пострадали от их методов вождения.

Становится темно. И тихо.

***

— Приплыли.

Вы когда-нибудь приходили в себя в незнакомом месте? Нет, не из разряда незнакомых мест, когда пошёл с другом на празднование дня дней, а очнулся в канаве на другом конце города в компании местного бомжа с енотом. И с перспективой сорока уколов в живот, потому что животинка сочла целью своего существования откусить вам самое дорогое.

В незнакомом месте из серии «Гордость и предубеждение» с Колином Фертом, где у вас кровать с — мать его — балдахином, а за большую часть интерьера старьёвщики продадут и маму, и папу, и собаку соседа вместе с соседом и прахом его покойной тёщи.

Так вот, Василиса пожимала плоды эксклюзивного экспириенса, когда открыла глаза и вместо знакомой трещины на потолке родненького травмпункта увидела это розовое нечто над головой и словила шок — удивилась — а потом удивилась ещё больше, когда пришлось отфыркиваться от чьих-то длинных волос для восстановления дыхания и стратегического обзора.

К сожалению, тяжёлые вьющиеся на концах пряди не принадлежали томному доктору-новичку из приснопамятного травмпунка, который мог составить ей компанию в этом лютом и поразительном на открытия утре. Эти возмутительно длинные лохмы росли из ее буйной головушки. Васька уже и не помнила те светлые дни, когда не стриглась под мальчика из соображений практичности и экономии шампуня.

Загрузка...