
Подходил к концу 1720 год.
Долгий путь тянулся и тянулся, и, казалось, ему не будет конца. Остались позади уютные саксонские города и польские деревеньки, а милая сердцу Франция с каждой верстой становилась всё недостижимей. Мимо проползали скошенные луга и поля с давно убранным урожаем, леса становились всё более непролазными и угрюмыми, а непривычные почерневшие деревянные дома и домишки напоминали злобных троллей, следящих за путниками мутными слюдяными оконцами, а то и вовсе бычьими пузырями. Наезженный тракт постепенно превратился в вязкую жижу, скрывающую ухабы и кочки, но до заветной цели было ещё далеко. Когда же противный дождь прекратился и слякоть стянуло морозной коркой, прыти лошадям это не добавило. Вместо дождя повалил обильный снег, и колёса экипажа теперь вязли в пуховой перине зимы.
Дорога выматывала нещадно и людей, и лошадей, но путникам деваться было некуда оставалось лишь упрямо двигаться вперёд. Зябко кутаясь в шерстяной плащ, девушка лет семнадцати свозь заиндевевшее стекло разглядывала деревья, тоскливо вскинувшие к небу оголившиеся ветви. Так же тоскливо было и на её душе. Ещё недавно она мечтала о свадьбе с любимым, о Париже, о блеске столичной жизни, но вместо этого она едет в дикую, богом забытую страну, где её отдадут замуж за грубого невежественного мужлана. Сколько не молила она, сколько не сопротивлялась, отец оставался непреклонным, и даже её обильные слёзы не смогли растопить его сердце.
- Дениз, ты ошибаешься, твой будущий муж вовсе не так плох, - возражал он, поправляя потрёпанный парик. – Да, твой жених не отличатся благородством происхождения, но он образован и хорошо воспитан.
- Образован и воспитан? - надув губы, фыркала дочь. - Хм, насколько может быть воспитан дикий медведь? Я слышала, русские их учат ходить на задних лапах и плясать под балалайку.
- А по мне, пусть и медведь, - вступила в разговор мать, оторвавшись от рукоделия. - Зато он очень богат! А в нашем положение - это главное! Мне надоело скрывать вышивкой дыры на своём старом платье.
Да именно полное разорение когда-то влиятельного рода заставило семейство засобираться в далёкую Россию. Нет, не Мишель де Бруссо разорил семейство, это сделал ещё его дед. Старый граф вложился в компанию в Новом свете, но снаряжённые им корабли исчезли где-то на просторах Тихого океана вместе с надеждами на неслыханное обогащение. Не выдержав потери, дед вскоре скончался, оставив безутешным родственникам только долги. Отец Мишеля был вынужден продать засаженные виноградинками земли и родовой замок и переселиться в небольшой дом в Реймсе.
- Реймс - главный город Шампани! – отвечал он на упрёки домочадцев. - Здесь короновали всех французских монархов, начиная с Хлодвига I и заканчивая Карлом X! Это королевский город, вот увидите, он принесёт нам удачу!
Да, от долгов продажа земель избавила, а вот дохода совсем не прибавила. Удача не спешила улыбаться когда-то прославленному роду.
Мишель вырос и, унаследовав от деда авантюрный характер, долгое время пытался поправить положение семьи. С детства он хорошо рисовал и в надежде приблизиться ко двору Людовика решил воспользоваться своим даром и взялся обучаться архитектурному делу.
Только вот успеха это не принесло. Конкуренция у трона была очень серьёзной и без влиятельной протекции попасть во дворец оказалось невозможно, тем более гугеноту[1], вера которого со времён Карла IX преследовалась католической церковью и королями. Мишелю долгое время приходилось содержать семью за счёт на скромных провинциальных заказов, но он не переставал надеяться на счастливый случай.
Неожиданно таким счастливым случаем стало посольство русского царя. Следуя в Париж, царь Пётр заинтересовался местным виноделием и заглянул в Реймс, решив посетить винные подвалы монахов-виноделов в монастыре Сен-Нисез. Если до визита во Францию царь не любил шампанское, то, когда попробовал отборные сорта, которые поставлялись к королевскому двору, он поменял свое мнение о напитке и испробовал нескольку бутылок. Небольшая задержка русских в Шампани и оказалась удачей для Мишеля де Бруссо.
Возвращаясь поздним вечером домой, граф стал невольным свидетелем уличной потасовки. Трое забулдыг пытались ограбить, судя по одежде, благородного человека, и дворянская честь не позволила Мишелю пройти мимо. Выхватив шпагу, он быстро разогнал проходимцев, и в благодарность незнакомец на вполне сносном французском предложил отметить спасение в ближайшем кабаке. Де Бруссо, конечно, согласился, а за бокалом вина выяснилось, что спасённый им иностранец является сопровождающим русского царя, и зовут его Алексей Васильевич Макаров.
- И как же ты оказался в этом квартале? – недоумевал француз.
- Да очень просто. Хотел перед сном проветриться, пошёл прогуляться да заблудился. Из-за своей рассеяности чуть не поплатился кошельком, а если бы не вы, граф, возможно, и жизнью. Как мне вас отблагодарит?!
- Да, бросьте, месье Макаров. Какие могут быть счёты? Давайте лучше выпьем!
За хорошим вином время летело незаметно. Хмельной напиток вскоре сделал случайных знакомцев - приятелями, затем лучшими друзьями и даже побратимами. Вино всё больше развязывало языки, и каждый поведал о своей тяжкой доле. Мишель сетовал, что ему, благородному графу, приходится перебиваться случайным заработком, а Алексей возражал, что за деньги всё не купишь.
- Вот я, например… Я ж, Миша, не кабы кто! Я ж бессменный кабинет-секретарь самого царя Петра! Рядом с ним всегда и везде. Был с ним и под Полтавой, и на Пруте, вот в Париж теперь еду! Указ какой составить или письмо написать – всё я. Нет такой задачи – ни великой, ни малой – в которую не надо было бы мне вникать. Все документы, все бумаги, вся лавина писем к государю – всё проходит вот через эти руки, – он положил ладони на стол. - Пожелал царь набить чучело любимой собачки Лизетты, составляется царский указ! Кто его пишет? Макаров! Кто обустраивает курорт с целебными водами? Макаров! Кто пишет «Гисторию свейской войны»? Опять я! Необходимо прокормить зверинец государя, кто за это отвечает? – он ударил себя в грудь. - Макаров. Кто же ещё? А между прочим царский слон каждый день запрашивает 34 фунта риса, 40 калачей и по ведру обычного вина.
Месяца три назад Дениз познакомилась с шевалье Этьеном де Веленсом, приехавшим на побывку к родственникам. Семейство графа де Бруссо было приглашено на светский раут к соседям, где собралось всё высшее общество Реймса. Молодой человек выделялся среди гостей не только мушкетёрским плащом и военной выправкой, но и приятной внешностью. Его точёные черты лица, светлые волосы до плеч, щёгольские усики над чувственными губами и проникновенный взгляд синих глаз растопили не одно девичье сердечко, не осталось равнодушным и сердце Дениз. Глядя на блестящего кавалера, она тоскливо вздыхала, считая, что вряд ли такой красавец обратит на неё внимание. Нет, девушка вовсе не была дурнушкой, совсем наоборот. Природа наделила её густыми шелковистыми волосами цвета спелого каштана, белоснежной кожей, аккуратным носиком, алыми пухлыми губками и огромными миндальными глазами, опушёнными длинными ресницами. Фигура тоже не подвела Дениз, мало кто мог похвастаться такими точёными изящными формами и соблазнительными выпуклостями в нужных местах. Только вот этот брильянт не имел достойной оправы. Родители не могли позволить себе дорогие наряды, и среди роскошных дам в своём простеньком платье девушка выглядела скромной Золушкой.
И вот, когда среди толпы разряженных девиц Этьен выделил мадмуазель де Бруссо, её счастью не было предела. Шествуя рука об руку в торжественном полонезе, она замечала восхищённый взгляд кавалера, и её бросало в жар. Этьен казался ей прекрасным принцем, и, отмечая его утончённые манеры и обворожительную улыбку, к концу танца девушка поняла, что безнадёжно влюбилась.
Но безнадёжность её длилась недолго, бал продолжался, и на третьей фигуре менуэта она услышала слова любовного признания. Теперь каждый поворот на каблуке или на носках, каждый наклон головы и положение рук выражали собой немой любовный разговор, вполне понятный обоим исполнителям, а пылающие щёки и горячий взгляд были красноречивее любых слов.
В конце бала Этьен, галантно раскланиваясь, проговорил: «Надеюсь на новую встречу, мадмуазель, - а прочитав немой вопрос в глазах Дениз, прошептал. – Буду ждать вас завтра в городском парке».
Надо ли говорить, что на следующий день девушка проявила чудеса риторики и уговорила матушку отпустить её на прогулу. Разумеется, молодую девицу без присмотра не отпустили, но с горничной плутовке легко удалось договориться. Следуя приличиям, встреча молодых длилась недолго и со стороны казалась случайной, но Этьен успел передать возлюбленной записку с указанием места, где будет ждать ответ.
Их встречи стали регулярными: то в церкви, то на базаре, то в парке. Когда же Дениз не удавалось покинуть дом, верная горничная становилась «почтовым голубем», передавая записки влюблённым. Спустя три недели им удалось уединиться в парке, там и случился их первый поцелуй. Новые ощущения кружили голову, а горячие заверения Этьена давали надежды на скорое бракосочетание.
- Как я мечтаю, наконец, назвать тебя моей, - сжимая в объятьях Дениз, шептал мушкетёр, и сердце девушки пело.
С каждой последующей встречей поцелуи становились продолжительнее и горячее, а руки шевалье делались всё смелее. Лишь впитанные с молоком матери правила поведения не позволяли Дениз переступить запретную черту.
- Прости, любимый, это должно случиться после свадьбы, - останавливала она распалённого кавалера.
- Вряд ли твой отец согласиться на брак, - с досадой морщась, отвечал Этьен. – Он - граф, а я - нищий шевалье.
- Ты забываешь, что мы так же не богаты, - возражала Дениз. – И кроме титула, у моего отца ничего нет.
- Любимая, а может, мы просто не оставим ему выбора? – шептал мушкетёр.
- Это как?
- Если ты станешь моей, ему ничего не останется делать, как поженить нас, - он вновь заключил её в объятия.
- Постой, Этьен, - остановила его порыв Дениз. – Прежде стоит спросить его благословения. А уж если он откажет… - она неуверенно пожала плечами.
- Тогда прежде, чем идти к твоему отцу, я должен заслужить его уважение, - Этьен недовольно отстранился.
- Но как? – недоумевала девушка, пытаясь заглянуть любимому в глаза.
- На самом деле я не последний человек при дворе, - шевалье гордо выпятил грудь. - Скажу тебе по секрету… я состою в тайной службе короля. Только тссс, - он приложил палец к губам. – О ней никто не должен знать, - и новый поцелуй сковал уста девушки.
Так прошла ещё пара недель, полных нежностей и надежд. Дениз казалось, что она знала Этьена всю свою жизнь, и ещё немного, и он решится попросить у отца её руку и сердце, но тут королевский мушкетёр сообщил о скором отъезде.
- Прости, любимая, но мне следует вернуться на в Париж. Сама понимаешь, королевская служба, - он с сожалением вздохнул и, заметив навернувшиеся на глаза девушки слёзы, поспешил её успокоить. – Не плачь, милая, это разрывает мне сердце. Обещаю, я буду писать тебе так часто, как только смогу. А когда получу повышение по службе, буду ходатайствовать у командования разрешение жениться.
Этьен уехал, и Дениз осталось лишь ждать от него весточки. В самом деле вскоре от мушкетера пришло письмо, и между молодыми людьми завязалась переписка. Перечитывая нежные признания любимого, она сияла от счастья и надеялась на скорую встречу, поскольку мушкетёр сообщал, что дела его идут в гору.
И вдруг громом среди ясного неба прозвучало известие о помолвке и переезде в Россию.
Дениз отправила возлюбленному слёзное письмо, в котором рассказала о решении отца и просила Этьена поторопиться с приездом.
Каждый день пока длились сборы Дениз ожидала, что её благородный мушкетёр примчится и спасёт её от лап дикого зверя, но шевалье так и не появился. Когда к дому подали экипаж, она в последний раз взглянула на дорогу ведущую в Париж и, смахнув слезу, заняла место у окна.
- Не расстраивайтесь так, госпожа, - утешала её горничная. – У шевалье де Веленса наверняка есть неотложные дела.
- Но разве может быть, что-то важнее нашей любви? – всхлипнула бедняжка.
Пошёл второй месяц пути, и, глядя на мрачные заиндевевшие леса, Дениз тяжело вздыхала. Карета еле тащилась по засыпанной снегом дороге, и никакие крики кучера не могли заставить лошадей двигаться быстрее.
- Рère[1], мы никогда не доедем до этого Санкт-Петербурга, а застрянем в этих лесах, - проворчала она, когда экипаж накренился на очередном повороте.
- Потерпите ещё немного, mon cher[2]. Скоро всё закончится.
– Зачем ты затащил нас в эту ужасную варварскую страну?! – завела старую песню дочь.
- Дениз, права, - старясь дыханием согреть окоченевшие руки, отозвалась мать. – Это твои безумные прожекты привели нас к полному разорению и к тому, что мы оказались здесь, – женщина обижено поджала губы.
- Мари, совсем недавно ты радовалась предложению русского царя, а теперь меня попрекаешь, - граф с осуждением взглянул на жену.
- Но я не думала, что Россия так далеко и настолько огромная.
– Потерпите ещё немного, дорогие мои, - взмолился глава семейства. – Скоро мы доберёмся до места, и всё наладится. Поверьте, у этой страны большое будущее!
- Мишель, боюсь, ты как всегда витаешь в облаках, - вздохнула мать. – Собираешься строить воздушные замки? И как я могла повестись на эту авантюру?!
- Нет, на это раз не воздушные, Мари, - отец семейства горячо затряс головой, отчего с буклей посыпалась въевшаяся в парик пудра. – Я буду участвовать в строительстве новой русской столицы! Уверен, это будет потрясающе красивый город! Месье Макаров мне писал, что его возводят по канонам передовой архитектурной мысли! Красотой Санкт-Петербурга будут восхищаться наши потомки на протяжении столетий! Вот увидите! И не ухмыляйтесь, я всё вижу! А в Париже будут кусать локти, сетуя, что не захотели использовать мои знания! Да, да! Царь Пётр - необыкновенный человек! Какая сила духа и мысли!
- Ах, ах, ах, - Дениз скорчила насмешливую гримасу. – Ещё вспомни про полное отсутствие у него манер. Дикарь… одно слово.
- А теперь ты не права, дочь моя, - подала голос мать. – Царь Пётр - очень интересный мужчина. А если он в чём-то экстравагантен, что ж с того? Он правитель огромной страны и может себе позволить делать, то что захочет.
- Особенно на стезе пьянства и разгула. Какие только истории не рассказывают о его пребывании в Европе.
- Дениз, не повторяй гнусные сплетни, - возмутился отец. - Русский царь - умный человек и знает кому доверить дело, - он важно надул щёки. – Он оценивает прежде всего талант человека, а не его доход и происхождение.
- Да, дорогая, приличной девушке не следует слушать россказни торговок на улице, – Мария строго нахмурила бровки. – А ещё про манеры говоришь. А насчёт пьянства и разгула покажи мне хоть один европейский двор, где бы его не было.
- Не знаю, меня ко двору не приглашали, - Дениз насупилась.
- Зато мы будем приглашены ко двору русского царя, - графиня торжествующе улыбнулась. Напоминание о роскоши придворной жизни вновь вернуло ей благодушное настроение, и даже вездесущий холод не казался столь невыносимым.
Тут карета вновь накренилась и замерла.
- Всё приехали, монсеньёр, - послышалось ворчание с козел.
- Что случилось, Жак? – воскликнул граф.
- Застряли мы. Не дорога, а сущий ад! И как выбраться из такой западни, не знаю.
Граф кряхтя выбрался наружу и, утопая чуть ли не по колено в снегу, оглядел карету. Колесо с той стороны, где сидела дочь, съехало с дороги и завязло в сугробе.
- Надо всем выйти, чтобы облегчить лошадям ношу, - предложил Мишель. – Иначе не справятся.
Дамы друг за другом покинули экипаж, сначала горничная, затем графиня, и последней показалась Дениз. Кучер вновь стеганул лошадей, но карета-не двинулась с места.
- Ваше сиятельство, вещи ещё надо выгрузить, - предложил Жак.
Согласившись со слугой, путники сняли сзади огромный сундук, но вытащить карету так и не получилось.
- Мы точно все здесь сгинем, - недовольно поглядывая на отца, всхлипнула Дениз. – Совсем скоро наступит вечер, затем ночь, мы или замёрзнем, или нас сожрут дикие звери. Здесь наверняка водятся огромные медведи.
- Дениз, медведи зимой спят, - возразил граф.
- Ну, значит, волки, - захныкала она. – Какая разница, в чьей пасти мы погибнем? - Тут словно в подтверждении её слов где то вдали послышался заунывный вой. – Вот видите!
Замерев, все прислушались к звукам леса, как неожиданно раздался мелодичный перезвон.
- А это что такое? – насторожилась графиня.
- Понятия не имею, - де Брусо пожал плечами, но вскоре причина странного звука показалась на дороге.
Тройка мохноногих лошадок резво скакала по заснеженному тракту, увлекая за собой украшенную богатым резным декором странную карету на полозьях. Возница в высокой шапке и овечьем тулупе, сидя на облучке, криком подбадривал коней, и французы заворожённо следили за их удивительным бегом. Коренник — центровая лошадь — скакал рысью, а более лёгкие пристяжные лошади неслись галопом, изогнув головы в сторону. Следом за санями скакал всадник, тоже в меховой шапке и короткой шубе с лохматым высоким воротником.
– Дорогая, мы спасены! – воскликнул граф.
- Как бы эти люди не оказались разбойниками, - опасливо разглядывая незнакомцев, пробормотала мать.
- Тпрррууу! – воскликнул возница, натягивая вожжи, и всадник тоже осадил коня.
- Вы чьих же будете? – спросил он, с интересом разглядывая колоритную компанию.
- Я - граф де Бруссо, еду с семьёй в Санкт-Петербург по приглашению царя Петра! – на ломаном русском, проговорил Мишель.
- Смотри-ка, барин, на ловца и зверь бежит, - воскликнул возница.
- Рад встрече, господин граф, - проговорил всадник и, спрыгнув с коня, поспешил представиться. – Пётр Алексеевич Макаров, к вашим услугам.
[1] Рère (франц) – папа, отец.
[2] mon cher ( франц) – моя дорогая
Разглядывая топчущихся у кареты заиндевевших французов, Пётр мысленно усмехнулся: «Нда, не зря отец навстречу им меня послал. Оделись в плащи из тонкой шерсти, словно на побережье средиземного моря собрались, а не в Россию», - жалкий вид семейства несколько смирил его негодование, вызванное отцовским произволом.
Пётр Макаров почти год не был дома, но срочно покинуть Петербург его заставили не неотложные дела, а царская опала. Произошло всё случайно…
В тот вечер ничего не предвещало беды. Семейство Макаровых собиралось на государеву ассамблею[1] , проводимую во дворце князя Меньшикова[2]. Алексей Васильевич и Пётр давно уже готовы были покинуть дом, но вот мать не торопилась, то и дело выражая недовольство внешним видом как своим, так и двоих дочерей.
- Это ж надо срамоту такую придумать, - разглядывая обнажённые плечи девушек, ворчала она. – Мало мужикам брады сбрил, так ещё на эти ассамблеи бесовские баб вести приказал, - женщина сердито зыкнула на мужа, и тот поспешил отвести глаза. Алексей Васильевич царёво нововведение в отличии от супруги принял спокойно, да что там говорить, он сам указ и готовил. Идею ассамблей царь-реформатор привез из поездки во Францию, где вместо долгих застолий и пышных пиршеств гости танцевали, пели, обсуждали новости и завязывали полезные знакомства. Такое времяпрепровождение пришлось государю по душе и, решив привить европейскую культуру российскому дворянству, он велел издать указ, «не только для забавы, но и для дела», где расписывал все детали празднества. Только обсуждать с «глупой бабой» государственные дела глава семейства не собирался, и таки не дождавшись от мужа оправданий, женщина вновь перевела взгляд на притихших девиц. - Анна, Лизка, а ну кружевом плечи-то прикройте!
- Ну, маменька, что я - старуха какая? - заныла младшая из сестёр.
- Феодосия Ивановна, оставьте девочек в покое. Им наряды шила лучшая портниха Петербурга, уж она в этом разбирается, - вступился за дочерей Алексей Васильевич.
- Разбирается она, - проворчала мать. – Это ж надо девок полуголыми на люди выставлять?! А баб простоволосыми перед чужими мужиками. Словно блудниц каких. Тьфу!
- Но, матушка, уж не первый год такой указ действует, пора бы уже и привыкнуть, - подал голос Пётр.
- Не собираюсь я к сраму привыкать! – рявкнула мать, недовольно взглянув на сына. – Тоже мне понабрался там в заграницах своих бесовских помыслов. С матерью спорить! Параська! Чепец неси, хоть немного срамоту прикрою!
- Уймись, Феодосия, - проговорил Алексей Васильевич. – Царь нам Богом даётся, а значит, его повеленьем и господь нами управляет.
- Ох, чем же мы перед Господом провинились? – женщина закатила глаза. - За какие грехи он нас так наказывает? Не царь, а ирод окаянный. Прости меня Царица небесная, - она истово перекрестилась. - А ты, Алексей Васильевич, словно пёс верный ему служишь. Тенью за ним ходишь, его блуду потакаешь. Даже детей вон на его бесовские игрища отправляешь.
- А ну цыц! – глава семейства всё же повысил голос. – Нарушать установленные правила не позволяется никому! Хочешь царя в гневе лицезреть? Язык-то прикуси, а то сама на дыбу отправишься и нас за собой потянешь. Где бы мы были, если бы не он, благодетель наш Пётр Алексеевич? Ты бы сейчас в убогой избе пряжу пряла при лучине, а не в шелках, соболях да самоцветах во дворце расхаживала, - он обвёл рукой сверкающую золотом, хрусталём и зеркалами гостиную. – Может, откажешься от всего и в монастырь подашься?
Женщина тут же замолкла и, хотя всем своим видом показывала недовольство, больше не спорила, а быстро собравшись, направилась к выходу.
- Так-то лучше, - проворчал старший Макаров, и вскоре карета повезла семейство ко дворцу царёва любимца.
Когда-то именно в канцелярии Александра Даниловича Меншикова сын безвестного подьячего из Вологды – Алексей Макаров начал карьеру. А через год, благодаря своей аккуратности, сообразительности и преданности, скромный писарь вошёл в круг ближайших к русскому царю лиц. На тот момент Алексею исполнилось двадцать девять, возраст для мужчины солидный, а потому неудивительно, что он уже был женат и имел восьмилетнего сына, названного, как и царь, Петром. С того времени Макаров неотлучно находился при государе, последовательно именуясь подьячим Походной канцелярии, придворным секретарём, кабинет-секретарём, а позже и тайным кабинет-секретарём. В ведении Макарова и в самом деле были некоторые тайные дела, «о которых ничего не следовало знать Сенату».
С годами у Алексея Васильевича сложилась обширная канцелярия с курьерами, подьячими, секретарями, адъютантами и денщиками, а также с обширным его собственным архивом. Через кабинет Макарова проходила масса документов: жалобы и челобитные, всевозможные прожекты и финансовые бумаги, он занимался перепиской с русскими послами и агентами за границей, с губернаторами, коллегиями, Синодом и Сенатом, на нём была забота о найме иностранных специалистов и отправке русских людей за границу.
Кроме того, Макаров вёл подённые записи царя, составлял по его указаниям письма и указы, ведал всеми делами, и первоначально личная канцелярия царя, при Алексее Васильевиче, превратилась в полноценное государственное учреждение с не всегда ясными функциями и полномочиями.
Помимо канцелярской работы, Алексей Васильевич осуществлял надзор за строительством дворцов и парков, каналов и фонтанов новой столицы. Через его кабинет финансировались стройка Мытного двора или канала у Новой Голландии, строительство в Риге и Ревеле, в Стрельне и Петергофе. Макаров отвечал за закупку мебели, статуй и картин для императорских дворцов. Из самой Венеции он доставлял скульптуры и беседки для украшения городских садов, ведал расходами на петровскую токарню, государевых пенсионеров и учеников за рубежом, занимался содержанием зверинца в Летнем саду и коллекциями Кунсткамеры, а также отвечал за хозяйственные дела большой царской семьи, за личные расходы Петра и его подарки.
Приехав во дворец Меншикова, старший Макаров оставил дочерей на попечение маменьки, а сам пошёл вести важные беседы с гостями, Пётр же направился «отметится» у Ягужинского[1].
- Моё почтение, Павел Иванович, - он поклонился.
- Рад видеть Пётр Алексеевич, - Ягужинский в ответ качнул белым париком. – Вижу, даже Феодосия Ивановна нашей ассамблеей не побрезговала, - царедворец лукаво покосился на женщину.
- Может, и побрезговала бы, если бы не убоялась царёва гнева, - честно признался Пётр и по-дружески улыбнулся. – Ты ж всё следишь. Нетчиков[2] отмечаешь да государю докладываешь.
- А как же за вами не следить? – хмыкнул Ягужинский. – Если государев указ людишки исполнять не торопятся. Стоит только отвернуться, так бояре жён с дочерьми в хоромах запертыми оставить норовят, а то придворному этикету следовать не желают. - Он важно поднял палец и процитировал. - Всяк гость мужского пола должен прийти на праздник помытым и побритым, «дабы нежностям дамским щетиною мерзкой урон не нанести»
- Слишком быстро ты хочешь бояр к переменам приучить, Павел Иванович. Им же не по чину в танцах кружить.
- Вот-вот не по чину, - проворчал Ягужинский. - Потому и жмутся по стенам, ропщут да очи на прелести женские таращат.
Пётр засмеялся.
– Тут ты прав. Да только дамам нашим заморские наряды, что коровам седло. Стоят истуканами, не подать себя не могут, не разговор поддержать.
- Это ты зря, Пётр Алексеевич, не велика наука амуры крутить. Есть девицы, которые предмет обольщения быстро освоили, - он кивнул на стайку юных кокеток. Глубокие декольте, расшитые лентами, кружевами и бантами, подчёркивали белизну их кожи, а контраст широких юбок и затянутых в корсеты талий делал девушек похожими на распустившиеся цветы. Головки прелестниц венчали замысловатые пересыпанные пудрой причёски, украшенные всевозможными бантиками и цветами. Поблёскивая украшениями с драгоценными камнями, дамы оживлённо переговаривались, то и дело стреляя глазками по залу. Среди них особо выделалась темноволосая красавица с обольстительно открытыми плечами.
При виде девушки сердце Петра затрепетало.
- Это ж кто такая? – поинтересовался он, хотя заранее знал ответ. Ещё в Париже, будучи студентом и восторженным юношей, Макаров обратил внимание на дочь русского посла, но подойти и признаться в чувствах, так и не посмел. «Кто он, а кто она?» - рассуждал потомок простого подьячего, а потому лишь издалека мечтал о предмете своего обожания.
- Вижу, со своими государственными делами ты всё пропустил, - Ягужинский насмешливо покачал головой. – Неужели не знаешь? То Мария Матвеева. Дочь боярина Андрея Артамоновича, что исполнял обязанности посла за границами. Дочерям, а их у него трое, дал европейское образование. Не так давно в Россию вернулись. И дом у Матвеева устроен по последней европейской моде! А ты говоришь, «корове – седло»! – он засмеялся. – Так-то!
Не отводя от девушки взгляда, Пётр не мог скрыть восхищения. Правильные черты лица, обворожительная улыбка и живые выразительные глаза вновь очаровали его. Мария бойко щебетала, и её подруги, то и дело прыская со смеха, целомудренно прикрывались веерами.
- Ну хватит на дам таращиться, - хмыкнул Ягужинский, - Забыл царёв указ? «Не взирать на дамские прелести с открытой жадностью. Взгляды лучше бросать исподтишка, такое внимание не только не оскорбит дам неприкрытой нахальностью, но, напротив, даже им приятно буде, - процитировал он наставления и хлопнул в ладоши. – Ну хватит разговоры вести, пора танцы начинать. - Царский камергер дружески подмигнул Макарову. - Помни, сердце дамское вельми на музыку податливо, используй сие и обласкан будешь непременно».
По велению Ягужинского зазвучала музыка, и зала пришла в движение. Пётр, наверное, опять не решился бы подойти к светской красавице, но тут он услышал разговор.
- Посмотри, какой привлекательный молодой мужчина, - произнесла на французском одна из девушек. – Мари, он прямо поедает тебя глазами.
Встретившись с Петром взглядом, прелестница улыбнулась.
- И правда, красавец, сестрица, - так же на французском ответила она и, прикрывшись веером, хихикнула. - А краснеет, словно девица. Спорим, не решится меня на танец пригласить.
Кровь ударила Петру в голову, выглядеть перед дамами ни трусом, ни застенчивой барышней не хотелось, и ноги сами понесли к ней.
- Мадмуазель, не откажите ангажировать вас на полонез? - на французском проговорил он, и сёстры удивлённо переглянулись.
- Надо же, а он, оказывается, ещё и хорошо образован, - уже английском проговорила сестра Марии.
- Более чем, - ответил на английском Макаров. – Обучался в Европе и владею пятью языками.
Глаза девиц заинтересованно блеснули, и ничуть не смущаясь, что Пётр стал свидетелем их разговора, Мария благосклонно улыбнулась и ответила изысканным реверансом.
- Разве можно отказать столь галантному кавалеру? – ответила она и подала руку.
Танцевала красавица легко и непринуждённо, умудряясь походя вести беседу и при этом не сбиться с ритма и не перепутать ни одного па. Окрылённый успехом, Макаров решился пригласить даму и на следующий танец, а там и признаться, что давно и тайно влюблён. Услышав сбивчивую исповедь кавалера, Мария засмеялась и, даря ему много обещающие намёки, даже позволила в следующем па подойти ближе приличного и коснуться щекой своего локона. Пётр был окончательно сражён, что явно читалось на его лице, и празднуя победу, девушка торжествующе сияла. Музыка кружила пару в танце, и, увлечённые друг другом, ни Макаров, ни его спутница не заметили, как в зале появился сам царь.
Подбоченившись, Пётр I благодушно разглядывал танцующих, как вдруг увидев улыбчивую Марию с молодцеватым партнёром изменился в лице. Его ус начал нервно подёргиваться, и стоило музыке стихнуть, он прямиком направился к паре и, властно схватив девушку за руку:
- А ну-ка, Мария Андреевна, пойдёмте-ка, поговорить нам с вами надобно, - прошипел он и поволок девушку за собой.
В надежде на скорое возвращение Пётр покинул Петербург, но его инспекция затянулась почти на год. Он уже не надеялся на прощение царя, как вдруг от отца пришло послание с известием, что ему разрешено снова появиться при дворе его величества. Не веря своему счастью, Пётр помчался домой, лелея в сердце мечты о прекрасной Марии: «Видать, охладел к ней царь, вот и не держит больше обиды».
Стоило ему переступить порог, как особняк пришёл в движение, и навстречу наследнику высыпала всё челядь. Сёстры радостно визжа повисли на шее, отец крепко обнял, а матушка, проронив слезу, прошептала:
- Бог сподобил, дождались соколика, - она дотронулась до заросшего бородой лица сына. – Возмужал-то как.
- Это что ж ты небритый, словно мужик лапотный? – проворчал отец. – А шуба хуже крестьянского тулупа.
- Так сподручнее с простым людом дела вести, не косятся, не шарахаются, слугой антихриста не называют, - потирая заросший подбородок, сын усмехнулся и задал волнующий вопрос. – Батюшка, а как там Мария Андреевна?
- Машка-то Матвеева? – хмыкнул тот.
- Тьфу, ты опять про эту вертигузку вспомнил, - возмутилась мать и, не обращая внимание на ворчание супруги, Алексей Васильевич ответил.
- Так государь замуж её выдал.
- Как замуж? За кого? – разволновался Пётр.
- Так за своего генерал-адъютанта Александра Ивановича Румянцева, - сообщил старший Макаров. – Меншиков государя и надоумил, чтобы вот как на той ассамблее государь глупым ревнивцем не выглядел и поводов для разговоров не давал. Дескать: выдать бойкую девку за надёжного человека и дело с концом. Пусть муж за поведением жены следит да к приличию её призывает.
- Чтобы Машку держал в ежовых рукавицах, - поддакнула мать.
- И что ж она согласилась? – недоумевал Пётр. - Румянцев же почти на двадцать лет её старше.
- Раз пошла, значит, согласилась, - отец пожал плечами.
- А чего не согласиться? Румянцев - отпрыск древнего рода, не абы кто, - Феодосия обижено поджала губы.
- И Румянцев не против? Вот так жену с другим делить? - всё больше распалялся сын.
- А чего не поделить, когда государь за невестой богатое приданое дал? – отец ехидно усмехнулся. - Несколько деревень на кормление, дом в Петербурге, земли в пригороде и продвижение по службе. Молодые поселились в доме по Марсовому полю, и царь часто их навещает. А порой вместе с царицей в гости заглядывает.
- Тьфу ты, как только Господь блуд такой терпит, - проворчала мать.
Шумно раздувая ноздри, Пётр не находил слов, но следующая новость его окончательно добила.
- А теперь и тебе жениться предстоит, - заявил Алексей Васильевич. – Лишь с таким условием государь разрешил тебе вернуться.
- Может, он и невесту мне подобрал? – Пётр зло прищурился. – Старуху какую вдовую или карлицу горбатую.
- Да лучше бы сам подобрал, - фыркнула мать. – Знаешь же, как родовитые бояре от нас морды воротят.
- Да ничего, я то дело уладил, - отец, довольно потирая руки, подмигнул сыну. – Нашёл я тебе невесту. Да не какую-нибудь! Графских кровей! Француженку! Вот пущай теперь Толстые[1] да Шереметьевы[2] нос задирают. Мы тоже не лыком шиты!
- Это что же? Без меня - меня женили? - возмутился Пётр. – Может, всё таки стоило прежде меня спросить? Для кого царь указы пишет? Там ясно говорится, что следует от молодых согласие их получить.
- Ишь, как заговорил. Раз уж про указы царские вспомнил, так и про «Зерцало[3]» не забывай, - повысил голос Алексей Васильевич. – Как там сказано? Наипаче всего должны дети отца и матерь в великой чести содержать[4]. И когда от родителей что им приказано бывает, всегда шляпу в руках держать, а пред ними не вздевать. Родителей речей не перебивать и не прекословить. Без спросу не говорить, а когда и говорить им случится, то должны они благоприятно, а не криком и не с сердца или с задору говорить, не как сумасброды.
- А если?! - попытался перебить отца Пётр, но тот, нахмурив брови, не давал сыну договорить.
- А когда родители или кто другие их спросят, то должны сказать: «Что изволите, государь батюшко» или «государыня матушка». Или: «Что прикажете, государь»; а не так: «что», « да чего». И не дерзостно отвечать: «слышу, государь: я уразумел, государь, учиню так, как вы, государь, приказали». А не смехом делать, как бы их презирая и не слушая их повеления и слов.
Сын, раздувая ноздри, молчал, и отец вздохнул.
- Дурень, для тебя же стараюсь! Чтобы царь наш на тебя серчать перестал и в Петербург вернул. А ты мать чего молчишь? - он взглянул на жену.
- А что тут скажешь, - проворчала Феодосия. – Была бы девка, как девка, а то француженка. Менять шило на мыло, - она недовольно махнула рукой.
- Опять ты за свое? – разозлился глава семейства. – Я для них стараюсь, милость у государя вымаливаю, а им всё не так. Или хочешь, чтобы его отправили куда Макар телят не гонял? – женщина тут же отвела глаза, и Алексей Васильевич перевёл глаза на сына. – Или тебе самому понравилось по захолустьям шататься?
Пётр насупился. А что тут скажешь?
- Так вот, - вновь заговорил отец. – Нужно оказать будущим родственникам уважение. Поезжай-ка ты к ним, Петруша, навстречу. Сам-то я не могу от государя отлучиться, а тебе есть повод с невестой познакомиться. Я вон и возок[5] с подарками для них подготовил, во дворе стоит, тебя дожидается.
- Мне ехать? С чего бы это? Мне на службу поскорее явиться надобно, а не всяких французов встречать, - буркнул сын. - Нельзя кого из слуг послать?
- Нельзя, - отец протестующе тряхнул головой. – Как же они узнают, что это именно граф де Бруссо, а не кто другой? Слуги то наши по-иностранному не понимает. Давай-ка не артачься. С дороги помойся, побрейся, приоденься да снова в путь отправляйся, невестушку встречать.
- Встречать, говоришь? – Пётр усмехнулся. – А что ж не встретить? – он направился к выходу.
- Петруша, ты куда? – воскликнула мать.
- Так невестушку с тёщей и тестем привечать, - хмыкнул сын.
Спешно выехав со двора, Пётр поначалу кипятился. Он злился на самодурство царя, не понимал Румянцева, сетовал на ветреность прекрасной Марии и, конечно, обижался на родителей, решивших его женить. Но постепенно монотонность бега рысака и свежий ветер охладили пыл, и мысли молодого человека стали более здравыми: «Ну и за что осуждать Марию? Как ей отказать государю? Он - первый после Бога! Каждая девица мечтает о его внимании. А что мог сделать Румянцев? Да ничего. Разве можно царю перечить? Вот ты влез между двух огней, и что из того получилось? Скажи спасибо, что жизни не лишился или в монастырь не угодил, - размышлял он, и лишь досада на предстоящую женитьбу всё не проходила. – Наверняка, дурнушка не первой свежести, раз во Франции не смогла замуж выйти. Иначе чего бы графская дочь в такую даль тащилась? А для русского худородного - любая сойдёт, - ворчал он под нос, и, представляя невесту косой уродиной с изъеденной оспинами кожей, внутри протестовало, и даже весёлый перезвон бубенцов под дугой[1] коренного не поднимал настроение.
Дорога то и дело петляла меж заснеженных сосен и берёз, и вдруг, вывернув из-за очередного поворота, Пётр увидел застрявших в снегу путников. По их одеянию он почти сразу определил: «Похоже, это и есть мои будущие родственники, - подумал он. - Наверняка, вот тот представительный господин сам граф, а важная дама - графиня, - он перевёл глаза на сухощавую дылду, по виду лет двадцати пяти, и вздохнул. – Спасибо хоть не страха и вроде, как не рябая».
Спешившись, молодой человек поклонился и поспешил представиться:
- Пётр Алексеевич Макаров к вашим услугам. Батюшка велел вас встретить и, как вижу, не зря, - он указал на накренившуюся карету.
- Мишель, что говорит этот русский? – насторожено следя за беседой, спросила графиня.
- Мари, это сын господина Макарова, - довольно засияв, пояснил граф. – Алексей Васильевич послал его нас встретить.
- Так это и есть жених нашей дочери? – пробормотала дама, с особым интересом уставившись на русского. – Дениз! Ты где?! Месье Макаров приехал нам помочь!
Тут из-за кареты вышла молоденькая девушка. Косясь на незнакомца, она сердито нахмурила бровки, и, встретившись с ней взглядом, Пётр усмехнулся. «Хм, похоже, я ошибался, вот этот замёрзший птенчик и есть моя будущая жена». Посиневшие губы, красный нос и заиндевевшие ресницы делали её похожей на размалёванного скомороха с ярмарки, но жалкий вид невесты неожиданно вызвал в груди желание её защитить, полностью затушив пожар прежнего негодования.
Глядя на кавалера, Дениз надулась. Шуба делала фигуру русского внушительной, от него исходила сила и мощь, как от дикого зверя. Шапка натянутая до бровей, и тёмная хоть и недостаточно густая борода скрывала его лицо, оставляя доступными взору лишь прямой нос и зелёные глаза.
- Точно словно медведь, - проворчала Дениз, и, услышав слова хозяйки, Кристин хихикнула.
- Да, хрупким юношей его не назовёшь, - тихо пробормотала она. – Он явно старше вашего Этьена. Хотя… Возможно, это только кажется из за его бороды.
Встретившись с пытливым взглядом жениха, Дениз поспешно потупилась и, желая скрыть смущение, фыркнула:
- Рère, а ты говорил, будто медведи зимой спят, - воскликнула она. – Как видишь, они разгуливают по дорогам.
- Тише, Дениз, он может услышать, - зашипел на дочь графиня.
- Смешно! Что этот дремучий дикарь может услышать? –Дениз хохотнула.
- Croyez-moi, mademoiselle, chez nous même les ours denses parlent français (Поверьте, мадмуазель, в наших краях даже дикие медведи понимают по-французски), - неожиданно произнёс русский, и девушка округлила глаза. Наверное, если бы настоящий медведь с ней заговорил, она удивилась бы куда меньше. – Простите, что не оправдал ваших ожиданий, – Пётр галантно поклонился, и несмотря на пронизывающий холод, Дениз бросило в жар, а следующая фраза «дикаря» её добил окончательно. – Смею вас заверить, я тоже не мечтал жениться на французской зазнайке.
- Что? Да, как ты смеешь?! – передёрнув плечами, возмутилась девушка.
- Забавно, мы с вами уже на ты? - Пётр насмешливо приподнял бровь.
- Да ты… Вы… - Дениз беззвучно открывала рот и, так и не подобрав слов, топнула ножкой. – Нет, я не собираюсь это терпеть! – воскликнула она и, поспешно скрывшись в карете, захлопнула за собой дверцу.
Наблюдая за перепалкой молодых людей, отец с матерью растеряно переглянулись:
- Мишель, думаешь, они поладят? - пробормотала Мари, и граф в ответ неуверенно кашлянул.
Проводив невесту глазами, Пётр пожал плечами и, осматривая увязшие в снегу колёса, прошёлся вдоль кареты.
- Да, знатно застряли, - уже на русском проговорил он и крикнул. - Иван! Помощь твоя нужна!
Мужик сполз с козел и тоже оглядел экипаж.
- Ну, что думаешь? – спросил Пётр.
- А чего тут думать? Вытаскивать надобно, - крякнул слуга. – Пойду, жердину подходящую срублю. Видите, барин, не зря я топор с собой прихватил.
Вскоре слуга приволок прочный кол, и граф с графиней с любопытством наблюдали за приготовлениями русских. Пётр загнал жердину под колесо и уже на французском крикнул:
- Мадмуазель, может, вы всё-таки освободите карету?
- И не подумаю! - раздалось в ответ.
- Ну как хотите, - Пётр усмехнулся. - Тогда держитесь там!
Ухватившись за кол, мужчины поднатужились и, приподняв колесо, потянули его из сугроба. Внутри кареты раздался испуганный писк, но, не обращая внимания на возмущения Дениз, «русский медведь» вернул экипаж на дорогу и отряхнул руки.
- Ну вот и всё, - пробормотал он.
- Месье Макаров, вы - наш спаситель! – на ломаном русском воскликнул граф.
- Да чего там. Плёвое дело, - отмахнулся Пётр.
- Теперь мы можем продолжать путь, - обрадовалась графиня.
– Не совсем. Колесо следует починить, - возразил Пётр. - Мой Иван останется с вашим слугой и поможет, а как дело сладят, последуют за нами. А я вас до постоялого двора довезу, - он кивнул на возок. - Домчу с ветерком!
Взглянув на протянутую мужчиной ладонь, Дениз брезгливо поморщилась:
- Обойдусь без вашей медвежьей помощи, - заявила она, сама вышла из кареты и осмотрелась. – Так в какой стороне, говорите, находится трактир?
Не понимая, куда она клонит, Пётр махнул рукой в лес:
- Вон там, если напрямки.
- Значит, через лес получается совсем близко? Ну что ж тогда я сама до него дойду.
- Мадмуазель, не советую вам этого делать, - проговорил Пётр. – Лучше идите к возку.
- Дениз, сейчас же прекрати! – возмутился граф, но, будто не слыша ничьих слов, девушка шагнула с дороги и туже по колено провалилась в снег.
- Вот видите, - хмыкнул Пётр. - А я предупреждал, это плохая идея.
На миг Дениз растерялась, но, заметив в глазах русского насмешку, гордо задрала подбородок:
- Ни за что я не поеду с таким Медведем! – заявила она и побрела дальше, с трудом преодолевая сугробы.
- Дениз! Остановись! – крикнула ей вдогонку мать и, виновато взглянув на кавалера, пробормотала. – Простите, месье Макаров. Не знаю, что на неё нашло. Наверное, переволновалась в дороге.
- Не переживайте, мадам, она скоро выбьется из сил и вернётся, - улыбнувшись, ответил молодой человек.
Вся компания, замерев, наблюдала, как, оставляя за собой глубокую колею, Дениз упрямо пробиралась в лес.
- Вот шальная девка, - на русском пробормотал Пётр
- Зато, глядишь, согреется, - хихикнул Иван, покосившись на господина.
Девушка добрала до раскидистой ели, сделала очередной шаг, как вдруг из-под снега выпорхнул рябчик. От неожиданности Дениз вскрикнула, взмахнула руками и, потеряв равновесие, упала на бок. Набирая полные рукава снега, она с трудом выбралась из снежной ловушки, но стоило ей подняться, как она вновь потеряла равновесие и повалилась в сугроб теперь уже на спину. В довершении её злоключений с ели водопадом схлынул снег, засыпая лицо, забираясь за шиворот, пробираясь холодными струями за корсет. Жмурясь и отплёвываясь, Дениз захотелось заплакать, так беспомощно и нелепо она не выглядела никогда. И самое обидное, она сама была в этом виновата.
- Мадмуазель, вот видите, наш лес не французский парк. Лучше возвращайтесь! – донёсся до неё задорный голос Петра.
Слыша смех домочадцев, а главное ненавистного Медведя, Дениз, сглатывая горячие слёзы, подумала: «Нет. Ни за что не вернусь! Лучше здесь замёрзну и умру».
Видя, что бедолага подниматься не торопится, Пётр покачал головой и пошагал следом за непутёвой девчонкой. Увидев над собой склонившегося жениха, Дениз закрыла лицо руками:
- Уходи! - взвизгнула она. – Лучше здесь помру, чем с тобой пойду.
- Да не ходи, - ответил он и, сграбастав девушку в охапку, потащил её к дороге.
- Пусти! – запищала она.
- И не подумаю, - проворчал он и, дотащив ношу до дороги, поставил её на ноги словно куклу. Отряхнув одежду от снега, Пётр платком вытер лицо и руки невесты, а затем, накинув на её плечи шубу, вздохнул. - Ох, и горе же луковое…- на русском пробормотал он.
- И всё равно я с тобой никуда не поеду! - упрямо нахмурившись, заявила она.
- Поедешь. Я отцу обещал доставить тебя в целости и сохранности и слова не нарушу, - проговорил Пётр и, снова подхватив Дениз на руки, потащил к возку. Усадив девушку на лавку, он открыл скамью напротив и, вытащив пёструю шаль, без разговоров завязал её на голове наречённой невесты. – Вот так-то лучше. А то нос, вон, уже посинел.
- Да что ты себе позволяешь?! – воскликнула она, но Пётр, не обращая на возмущение девушки никакого внимания, вытащил из того же ларя валенки.
- А это что? – спросила Дениз, с опаской рассматривая неказистую суконную обувку. – Это я точно не надену! - заверещала она, но русский Медведь без лишних разговоров стянул с её ног сапожки и взялся растирать ступни. – Да как ты смеешь! – визгнула она, пытаясь вырвать ногу, да не тут-то было.
- Я же дикарь. Манерам не обучен, - стиснув в лапах изящную лодыжку, пробубнил Пётр, и не успела Дениз опомниться, как её ноги утонули в валенках.
С интересом следя за парочкой, граф и графиня вновь переглянулись.
- А может, и поладят, - хмыкнул Мишель, вспомнив недавний вопрос жены, и оба улыбнулись.
Закончив кутать названную невесту, Пётр хмыкнул:
– Вот теперь и в путь отправляться можно. Прошу, господа! – он жестом пригласил к возку.
Дениз хотела было из вредности скинуть всё, что напялил на неё Дикий Медведь, но разливающееся под шубой и шалью тепло предательски лишило её воли. Снова оказаться в объятиях холода вовсе не хотелось, и пока она раздумывала, что бы такое ответить ненавистному русскому, по обе стороны от неё уселись мать и горничная, окончательно препятствуя новым глупостям.
- Дениз, мне стыдно за тебя, - зашептала графиня. - Ты ведёшь себя, словно дикарка какая, а не воспитанная девушка.
- Да, mon cher, это возмутительно, - поддержал супругу отец, занявший место напротив.
Понимая, что родители правы, девушка ничего не ответила и, не зная, что на неё нашло, лишь глубже зарылась в тёплые меха.
Сделав последние наставления слуге, Пётр укрыл овечьими шкурами ноги иноземным гостям, а сам вскочил на облучок.
- Домчу с ветерком! – подмигнув дамам, воскликнул он и, щёлкнув кнутом, присвистнул. – Но, родимые! - Тройка с места понеслась вскачь, и, подбадривая лошадей, Пётр присвистнул. - Э-ге-гей! Шибче, давай, шибче!
Слаженный бег тройки завораживал. Бубенчики на дуге весело переговаривались, позванивая в такт хода лошадей, снег брильянтовыми искрами разлетался по сторонам, а за окошком проносились берёзы и ели, и под этот слаженный хор Дениз погрузилась в приятный сон.
Разбудили мадмуазель де Бруссо громкие голоса, и, открыв глаза, она поняла, что возок остановился у крыльца постоялого двора. Это было ничем не примечательное заведение, очень похожее на те, которые и раньше встречались им по дороге: приземистый двухэтажный деревянный дом с почерневшими от копоти стенами, с запахом конского навоза, пива и горячего хлеба. Хозяин двора, пронырливый немец, разместил гостей в простеньких номерах, велел слугам растопить камин и подал ужин прямо в комнату, чему Дениз от души порадовалась:
- Слава Богу, не придётся сидеть за одним столом с этим мужланом, - проворчала она.
- Что вы, госпожа, этот русский вполне галантный кавалер и, как вы успели заметить, хорошо образован, - возразила горничная.
- Образованный дикарь, - стояла на своём упрямица. – Он похож на медведя. Такой же лохматый и страшный, - пододвинув табурет ближе к огню, Дениз передёрнула плечами, не торопясь скидывать с плеч подаренную женихом шубу. – Бррр, какая всё же тут холодина. Ужин сюда подай.
- То, что лохматый, вы верно подметили, - хихикнула горничная и, исполняя приказание хозяйки, пододвинула второй табурет ближе к камину и поставила на него поднос с жаркое. - Но вот насчёт страшный, поспорю, - она лукаво улыбнулась. – По мне, так он очень симпатичный.
- Тоже скажешь! – фыркнула Дениз. – Разве он может сравниться с Этьеном?
- Конечно, мадмуазель, этот русский совсем не похож на вашего мушкетёра, но он обладает другой красотой. Как бы это объяснить… - Кристин в задумчивости закатила глаза. – Он такой… Такой мужественный. Надёжный. Сильный. Мне кажется, с ним себя ощущаешь, как за каменной стеной.
- Вот и я говорю - Медведь, - заявила Дениз и недовольно поморщилась.
- Ах, если бы меня такой мужчина нёс на руках так же, как вас, я бы точно не удержалась и наградила его поцелуем.
- Не зли меня, Кристин! Целовать дикаря?! Фи! – она протестующе затрясла головой. – Только такая дурочка, как ты, могла такое ляпнуть. Не хочу больше говорить о нём! Лучше помоги мне раздеться. И ложись спать.
- Как скажите, мадмуазель, - надув губы, ответила горничная и, выполняя свою работу, мысленно проворчала. – «Ещё надо разобраться, кто из нас дурочка… Ах, Этьен - любовь моя! – изображая страдания хозяйки, Кристин насмешливо хмыкула. - И чего в нём хорошего? Кроме смазливой рожи и нет ничего. Тфу! Голь перекатная», - но вслух говорить ничего не стала, а, уложив хозяйку в постель, сама устроилась на широкой лавке.
***
Утром в дверь постучали:
- Дениз, дорогая, пора вставать, - раздался голос матери.
- Встаю, - потянувшись, ответила дочь и нехотя поднялась из постели.
- Мы с отцом будем ждать тебя за столом. Перекусим и отправимся дальше, - сообщила графиня, и удаляющийся звук шагов сообщил, что она ушла.
Когда Дениз спустилась в зал и присоединилась к завтраку, мать заметив недовольную гримасу дочери спросила.
- Как спалось, дорогая?
- Как можно отдохнуть в такой дыре? - фыркнула Дениз.
- Понимаю, эта дорога утомила всех нас, - проговорил отец. – Но ничего, осталось совсем немного. Месье Макаров обещал, что уже сегодня мы будем в Петербурге. Кстати, Жак добрался до постоялого двора лишь к полуночи. Видишь, благодаря заботе Алексея Васильевича мы избавились от лишних мытарств.
- Если бы мы остались во Франции, этих мытарств и не было бы, - огрызнулась дочь.
- Дениз, опять ты за своё? – мать строго нахмурила брови. – Посмотри, какие подарки преподнёс нам твой жених. А ещё он сообщил, что в Петербурге нас дожидается новый особняк. Твой будущий свёкор снял его для нас.
- У нас и в Реймсе был вполне приличный дом, - проворчала девушка. - И теперь я должна радоваться, что вместо него мы поселимся в халупе наподобие тех, что мы встречали по дороге?
- Дениз, я устал от твоих капризов, - воскликнул отец. – Ты совсем забыла об уважении и долге перед родителями.
Не смея дальше перечить, Дениз полотно сжала губки и отвернулась. Бессмысленно блуждая взглядом по залу, она неожиданно наткнулась на человека, не сводящего с неё глаз. Удивлённо захлопав ресницами, она чуть не вскрикнула, но мужчина приложил палец к губам, призывая её к молчанию. Сердце девушки готово было выскочить из груди. «Господи, Этьен! Он нашёл меня!» - стучало в висках, и, набрав побольше воздуха, Дениз постаралось успокоиться.
Показав знаком, что будет ждать её во дворе, молодой человек поднялся из-за стола и направился к выходу. Нетерпеливо заёрзав на табурете, мадмуазель де Бруссо смиренно опустила лихорадочно горящие глаза и проговорила
- Да, я не права. Простите меня, отец. Я понимаю, вы всё делаете для моего счастья.
- Вот и умница, - обрадовалась мать.
- Разрешите, я подожду вас у кареты, сегодня такое замечательное утро, - дочь невинно улыбнулась.
- Но ты почти ничего не ела, - заметил отец.
- Я не голодна. Да и местная кухня вызывает у меня изжогу.
- Ну коли так, иди, - граф пожал плечами. - Но знай, до Петербурга у нас не будет возможности перекусить. Так сказал месье Макаров.
- Ничего, я потерплю, - заверила Дениз и поспешила к двери.
Оказавшись на улице, она огляделась и, не заметив нигде возлюбленного, разволновалась ещё больше: «Ну где же он?!» - заламывая руки, подумала она, и стоило ей зайти за угол здания, как за спиной раздался вкрадчивый голос:
- Дениз, любовь моя…
- Этьен! – развернувшись, он оказалась лицом к лицу с молодым человеком. – Я думала, ты меня забыл!
- Что ты, милая, разве мог я тебя забыть? Как только я узнал, что с тобой случилось, тут же помчался за тобой.
- Но почему так долго? Я уже и не наделялась…
- Поверь, я не мог раньше, - он с нежность прикоснулся губами к пальчикам девушки.
- Да, да, и Кристин так говорила, - она уткнулась носом в его плечо. – Но теперь всё измениться? Да? Ты меня увезёшь? Прямо сейчас? – высвободившись из его объятий, Дениз с надеждой посмотрела в глаза любимого.
Путешествие продолжалось. Дорога становилась всё многолюднее, что говорило о приближении русской столицы. В сторону города тянулись подводы с камнем, древесиной, мешками с песком и известью, тюками с товарами и просто безделушками. По обочинам шагали отписанные для работ в городе крестьяне, кто-то, покрикивая, пролетал на санях, реже попадались богатой отделки кареты, поставленные вместо колёс на полозья. То и дело в оба конца сновали всадники с депешами.
- Совсем немного осталось, барин! – подгоняя лошадей, воскликнул Иван. – Вон видите уже Петербург видать!
Дениз догадалась о чём говорит русский и перевела взгляд к горизонту.
Вдалеке чернели огороженные деревянным забором и запорошенные снегом избы.
- Как я и думала… Убогий городишко. Что ещё могут построить дикари? - мадмуазель де Бруссо поморщилась, но чем дальше они продвигались вглубь новой русской столицы, тем больше менялся её облик.
Вскоре деревянные дома остались позади, уступив место высоким каменным строениям. Прямые широкие улицы с колоннадой первых фонарей устремлялись вдаль, а реку сковал не только лёд, но и укреплённая известняком и деревом набережная. Проезжая по мостовой, французские путешественники во все глаза таращились на поднявшийся среди болот город. Во всём его облике просматривался единый замысел. Новенькие здания отличались строгой симметрией, сдержанным декором и цветовыми решениями. Оштукатуренные стены домов были окрашены в два контрастных цвета, один из которых обязательно оставался белым, чем создавался целостный вид русской столицы. Несмотря на привлечение для строительства города заграничных архитекторов, Петербург всё же отличался от остальных европейских столиц. Он имел своё неповторимое «лицо», свою «душу».
Детище Петра выглядело наглядной демонстрацией его преобразований, а взметнувшийся к небу золотой шпиль Петропавловского собора[1] знаменовал собой триумф обновлённой России.
Заметив на лице дочери нескрываемое удивление, граф, насмешливо приподняв бровь, проговорил:
- Вот тебе и дикари.
Сердито нахмурившись, Дениз откинулась на спинку сиденья и сделала вид, будто её ничуть не интересует то, что находится за окном.
Совсем скоро возок остановился, и Иван воскликнул:
- Приехали!
Выбравшись из возка, французы замерли.
- Мишель, неужели это наш дом? – выдохнула графиня, оглядывая небольшой двухэтажный особняк с внутренним двориком и уютным заснеженным садом. – Боже, это настоящий дворец по сравнению с той развалюхой, где мы ютились последние двадцать лет.
Глава семейства, горделиво выпятив грудь, торжествующе зыркнул на домочадцев.
- А вы как думали? - воскликнул он. - Я всегда был уверен, что меня рано или поздно оценят! И русский царь оказался более прозорливым, чем наш французский король, он решил использовать мой талант.
- Я всегда в тебя верила, - счастливо улыбнувшись мужу, ответила графиня. – Пойдём посмотрим, что же там внутри, - она поспешила к высоким дубовым дверям.
Дениз лишь скептически скривилась, но едких высказываний произносить не посмела.
Интерьер особняка вызвал у графини не меньший восторг. Начищенные паркетные полы, сдержанная лепнина на стенах и потолках, кованные светильники и люстры, мебель с точёными ножками и искусной резьбой - всё выглядело изысканно и достойно. Но больше всего Мари поразилась, украшенным изразцами печам, согревающим каждую комнату
- Боже, боже, я всегда мечтала иметь такой дом, - воскликнула графиня и, утерев выступившую слезу умиления, приложила озябшие ладони к тёплому боку печи. – Нет, Мишель, ты тысячу раз прав, что решился приехать в Россию. У меня нет слов!
Не успели французы оглядеть особняк, как к ним пожаловал старший Макаров.
- Граф, графиня, с приездом! – поклонившись, проговорил Алексей Васильевич.
- Месье Макаров! Как я рад вас видеть, друг мой! – воскликнул граф, и мужчины обнялись.
– Ну как вам дом? – выпустив приятеля из объятий, спросил Алексей Васильевич. – Если что не так, можно будет снять другой.
- Что вы, что вы! – замахал на него руками Мишель. - Моя супруга в полном восторге.
- Я очень рад, что сумел вам угодить, - Макаров довольно улыбнулся. – Очень хотелось, что бы вы чувствовали себя здесь, как дома. Кстати, я нашёл для вас французского повара и горничную владеющую французским, - он показал на стоящих поодаль мужчину и молодую женщину. – Это Гаспар и Софи. Они - муж и жена и, уверен, будут рады вам услужить.
Супружеская пара с почтением поклонилась новым хозяевам.
- О, месье, Макаров, вы так любезны, - графиня расплылась в счастливой улыбке.
- Кстати, как вам наша новая столица? – поинтересовался Алексей Васильевич.
- Она великолепна! – воскликнула Мари.
- Да, мой друг, я просто поражён! – поддержал супругу граф. – За столь короткое время возвести на болотах такой прекрасный город… - он в восхищении развёл руками. – Что тут можно сказать? Я просто снимаю шляпу перед вашим королём, - Мишель почтительно поклонился, а когда выпрямился, с азартом тряхнул головой. – Для меня великая честь принять участие в столь грандиозном проекте! У меня прямо руки чешутся, так хочется приступить к работе!
- Ваше сиятельство, сегодня отдыхайте, обустраивайтесь, а завтра утром я пришлю за вами слугу, и он проводит вас до места службы. Вам выделен отдельный кабинет и штат помощников.
- О, благодарю, благодарю!
- А уж потом поговорим и о наших с вами делах, - Макаров многозначительно улыбнулся и перевёл глаза на молчавшую всё это время Дениз. – Мадмуазель, я очарован вашей красотой! - он почтительно поклонился.
- Благодарю, месье, - потупившись, выдавила из себя девушка.
- Дениз устала и сильно смущается, - поспешила вступить в разговор графиня, желая скрыть недовольство дочери.
- Конечно, дорога слишком тяжёлая для такого нежного создания, - согласился гость и щёлкнул каблуками. - Не смею вам больше надоедать…
В России у французских переселенцев началась новая жизнь. Граф Мишель де Бруссо с утра уезжал из дома, а по вечерам, когда вся семья собралась за большим столом увлечённо рассказывал о грандиозных проектах, что предстояло ему осуществить. Восхищение графа в отношении русского царя с каждым днём росло, он охотно принимал все идеи Петра и с азартом участвовал в строительстве северной столицы.
Графине тоже скучать не приходилась, она целыми днями занимала себя делами: посещала ярмарки и магазины не обходила стороной и пошивочные мастерские, благо, новая горничная знала Петербург, как свои пять пальцев, и стала незаменимой компаньонкой в походах по модным салонам. Каждый раз прикупая очередную понравившуюся ткань или кружево тончайшей работы, Мари горделиво поводила плечами: «А что? Теперь я могу себе это позволить!»
Одна Дениз не хотела мириться с новой действительностью и постоянно дулась. Единственно, что её радовало так это то, что русский жених больше не появлялся и не докучал ей своим обществом. Она с нетерпением ждала встречи с возлюбленным и каждый раз, когда отправлялась на прогулку, то надеялась увидеть своего бравого мушкетёра, но тот как в воду канул. «Не привиделось же мне? – с досадой хмуря бровки, размышляла мадмуазель де Бруссо, и самое обидное поделиться своими сомнениями было не с кем. Самой мириться со служанкой Дениз считала ниже своего достоинства, а Кристин по приказу хозяйки старалась «знать своё место» и первой разговор не начинала, но как-то, глядя на печальное личико госпожи, всё же не выдержала:
- Мадемуазель, вы уж простите меня за мой длинный язык… Не со зла я тогда вам надерзила. Только сил нет моих смотреть, как вы мучаетесь….
- Кристин, но почему его всё нет? - Дениз вздохнула.
Не желая больше сориться, служанка предпочла слукавить и не говорить того, что она на самом деле думает о шевалье.
- Чего удивительного? Как оказалось, Петербург достаточно большой город, не так просто человека сыскать. К тому же месье де Веленсу следует действовать осторожно, что бы не навлечь на вас и себя гнев ваших родителе и русского короля. Не печальтесь, раз обещал, значит, найдёт вас ваш мушкетёр
- Наверное, ты права… - понадеялась Дениз.
Но прошло больше недели, а Этьен так и не появился.
Тем временем во дворце князя Меньшикова собиралась ассамблея для празднования Нового года, на которую было приглашено и семейство графа де Бруссо.
- На балу будет сам русский царь! – щебетала графиня, готовясь к приёму. – Дениз, сбылась моя мечта! Я буду представлена ко двору! Ну что ты кислая такая? Посмотри, какой шёлк лучше выбрать? Алый, синий или вот этот золотой? - перебирая разноцветные лоскуты, она каждый прикладывала к груди и оценивающе разглядывала себя в зеркале. – Ну что молчишь?
- Какой хотите, матушка, вам всё к лицу.
- Пожалуй, выберу вот этот бордовый, - мать улыбнулась отражению. - А тебе сошьём из нежно-голубого, - она потянула тончайший шёлк.
- Мне всё равно, - отмахнулась дочь и пожала плечиками. – Не понимаю, перед кем там красоваться? Хотите сразить наповал русских дикарей? - она хихикнула.
Графиня не оценила ехидства дочери и, надменно приподняв бровь, проговорила:
- Прости, дорогая, но у тебя было достаточно время заметить, насколько красивы местные девушки. И если ты и дальше будешь строить из себя обиженную, то на балу дикаркой будешь выглядеть именно ты. Хочешь, чтобы русские над нами смеялись?
Слова матери возымели действие. Хотя Дениз не переставала надеяться, что совсем скоро возлюбленный увезёт её обратно во Францию, но всё же стала более охотно принимать участие в подготовке к приёму.
За заботами прошла ещё неделя, и, собираясь на бал, Дениз разглядывала отражение в зеркале и вздыхала. «Да, матушка постаралась на славу», - отметила она. Белоснежные покатые плечи, затянутая в корсет осиная талия, перелив шёлка на широкой юбке и витиеватая причёска с локонами делали девушку изящной и особенно красивой, подчёркивая все её достоинства. «И для кого я стараюсь? - с грустью размышляла мадмуазель де Бруссо. - Ах, если бы Этьен увидел меня такой!»
Оглядев дочь, графиня тоже осталась довольна. Заказав для приёма дорогие ткани, а по совету новой камеристки Софи - лучшую модистку Петербурга, Мари чувствовала себя по-настоящему счастливой. Услуги мужа хорошо оплачивались царской казной, и графиня впервые в жизни не отказывала себе ни в чём. Искусная вышивка, тончайшие кружева украшали платье дочери, и выглядела она настоящей принцессой. Себя же мадам де Бруссо считала если не королевой, то по крайней мере придворной дамой.
Вечером в сопровождении отца и матери Дениз отправилась на светский приём.
Дом князя Меншикова они заметили издалека. Гордо возвышаясь над берегом Невы, дворец подмигивал гостям рядами светящихся окон. Каменное здание с изящными пилястрами, скульптурами древнеримских богов и позолоченными княжескими вензелями всем своим видом заявляло о богатстве своего хозяина. От парадного крыльца к реке спускалась деревянная пристань, куда в летнее время причаливали лодки и гондолы, но теперь замёрзшая река лишь отражала огни фонарей. С другой стороны строения тянулись двухэтажные флигели, уходящие в сторону запорошенного снегом сада с гротами и прудами.
- Действительно, дворец светлейшего не имеет себе равных в Петербурге, - отметил граф де Бруссо. - Неудивительно, что именно здесь принимают иностранных посланников и проводят главные торжества.
Покинув возок, французы направились к главному входу. С деревянной галереи в центральной части здания подъезжающих гостей встречала живая музыка, уже с порога создавая атмосферу праздника.
Оказавшись внутри, гости огляделись. Хотя парадный вход первого этажа дворца русские называли "Большие сени", по сути, это был вестибюль, выполненный не в характерном для местных стиле. Два ряда массивных колонн, пол из шлифованных каменных плит, расписанные под мрамор стены и подлинные античные скульптуры в нишах - всё здесь напоминало итальянское палаццо.
Напоминание жены пришлось кстати, и Алексей Васильевич решил представить графа де Бруссо и его супругу царскому распорядителю балов.
- Пойдёмте, сие знакомство обязательно, - увлекая за собой французских друзей, проговорил он. - Павел Иванович на всех ассамблеях самый главный человек. Коли Ягужинский приказывает пить, то все обязаны пить. Не отлынивая. Так и записано в царёвом указе: «Зелье пить вволю, понеже ноги держат. Буде откажут - пить сидя».
- А если больше нет сил пить? – поинтересовался граф.
- И на этот случай есть соответствующий циркуляр, - Макаров хихикнул. - Упитых велено складывать бережно, дабы не повредить, и чтобы те не мешали танцам.
- Сначала пить, а потом танцевать? – удивилась мадам де Бруссо.
- Вовсе необязательно. Сначала могут идти и танцы, и разные беседы, и игры. Например, в шахматы или шашки, - ответил Алексей Васильевич. - Наш царь сии игры уважает. Но коли Ягужинский после возлияний на обеде, сделавшись «шумён», приказывает плясать до упаду, то придётся плясать. Иначе никак, - он развел руками.
- И как же пьяным-то танцевать? - спросил граф.
- А это, как получится, - хмыкнул Макаров. - Царь наш Пётр Алексеевич и сам танцор отменный. Пока ему хочется плясать, гости расходиться не имеют права, - инструктировал он французских гостей. - Ну да ладно. Постепенно ко всему привыкнете.
Познакомив графа и графиню с Ягужинским, Алексей Васильевич предложил другу сыграть партию в шахматы. Предложением заинтересовалась и Мари, и они вышли из главного зала.
Тем временем Феодосия Макарова, не понимая из французского щебета дочерей и будущей невестки практически ничего, предпочла их общество разговору со старой знакомой.
- Стрекочут, словно сороки, - пожаловалась она тучной даме.
- И не говорите, Феодосия Ивановна, девки нынче всякий стыд потеряли, - соглашаясь, проворчала та, тяжело дыша в неудобном корсете. - А всё он. Антихрист! – Правда, уточнять, кого она имела в виду под столь неприглядным эпитетом, благоразумно не стала, и женщины, понимая друг друга, перерешил на более приземлённые и близкие им темы.
Пока старшее поколение обсуждало распущенность молодёжи, сёстры Макаровы старались приобщить Дениз к местному светскому обществу.
- А пойдёмте кофе попьем или миндального молока, - предложила Лиза.
- Ох, моя матушка сейчас бы сказала, что кофе портит цвет лица, - улыбнувшись, сказала мадмуазель де Бруссо.
- А наша, что этот напиток придумал дьявол, - хихикнула Анна, и, весло рассмеявшись, девушки направились к накрытым в соседней зале столам.
Добрый нрав Лизы и Анны и та лёгкость, с которой девушки приняли Дениз в свою компанию, заставили мадмуазель де Бруссо отбросить былую предвзятость и забыть о прежнем неприятии всего, что касается русских. Общаться с сёстрами Петра ей было чрезвычайно интересно, и она ни разу не вспомнила, что находится не в благословенной европейской столице, а в «дикой» России.
Беспечно болтая, девушки пробовали угощения, но неожиданно Дениз заметила к себе повышенное внимание со стороны группы молодых дам. Под их оценивающими взглядами мадмуазель де Бруссо стало не по себе, и, украдкой оглядев себя, она вновь мысленно поблагодарила матушку за свой наряд. «И чего они пялятся? Выгляжу не хуже их», - мысленно фыркнула Дениз и тут Лиза, покосившись на компанию девиц, недовольно скривилась:
- Уф, и эта чертовка здесь, - проворчала она, показав глазами на темноволосую красавицу.
- А в чём дело? – спросила Дениз. – Чем она вам не угодила?
- Так это Машка Матвеева. Распутница… - Анна презрительно поджала губы, но больше объяснений дать не смогла, поскольку дамы подошли ближе.
- Простите, мы незнакомы? - глядя на Дениз, заговорила та, которую сёстры назвали распутницей, и, будто только сейчас заметив Анну и Лизу, свысока взглянула на девушек. - Вы не представите нас?
Сёстры не смогли скрыть недовольства, и, глядя на их исказившиеся гримасой лица, французская гостья поспешила сгладить ситуацию.
- Мадмуазель Дениз де Бруссо, - проговорила она и с чувством собственного достоинства присела в книксене.
- Графиня Мария Андреевна Румянцева, - в ответ представилась дама и приветливо улыбнулась. - Рада знакомству. Слышала, вы приехали из Парижа? А значит, нам есть о чём поговорить. Я тоже долгое время там жила.
Слова новой знакомой заставили сердце радостно встрепенуться. Дениз сразу поняла, чем вызван повышенный к ней интерес, но, глядя на гордую посадку головы и несколько заносчивый носик светской красавицы, неожиданно почувствовала себя рядом с ней жалкой провинциалкой.
- Не совсем из Парижа, - покраснев, ответила она. «Если они узнают, что мы сбежали из Франции из-за бедности, наверняка засмеют… И как мне быть? – разволновалась вчерашняя зазнайка, но, собравшись с мыслями, всё же улыбнулась. – Я из Реймса - города, где коронуются все Французские монархи, - заявила Дениз.
В глазах дам появился неподдельный интерес, и они дружно защебетали.
- Расскажите, а что там сейчас носят?!
– Говорят, мода до нас доходит с опозданием.
- А какие танцы танцуют?
- Раз у вас проходят коронации, наверное, вы видели короля?
От обилия вопросов у мадмуазель де Бруссо закружилась голова, и, растеряно улыбаясь, она пыталась выкрутиться.
Сердито поглядывая на Марию, сёстры Макаровы явно искали случая увести от неё свою новую подругу, и неожиданно такая возможность представилась.
- Боже мой! Смотрите, кто пожаловал! - воскликнула худощавая девица, заметив вошедшего в бальный зал молодого мужчину.
Забыв про юную француженку, все взоры устремились на вновь появившийся объект.
- Как он хорош! - выдохнула одна из подруг графини Румянцевой.
- Надо же... Мой благородный рыцарь вернулся, - промурлыкала Мария, игриво приподняв тонкую бровь.
Заинтересовавшись, кто же устроил такой переполох, Дениз обернулась. Неподалёку от дверей застыл статный мужчина. Расшитый серебряной тесьмой тёмно-синий жюстокор[1] облегал его широкие плечи и подчёркивал узкую талию. Шейный платок, отделанный белоснежным кружевом, украшала сапфировая булавка, и такие же кружева выглядывали из-под широких манжет, прикрывая крепкие запястья кавалера. Светлый парик контрастировал с его тёмными бровями и ресницами, и надо признать, выглядел незнакомец как истинный аристократ. Всматриваясь в его гладко выбритое лицо, мадмуазель де Бруссо наморщила лоб: что-то неуловимо знакомое было в нём, будто она уже где-то видела эти соболиные брови, этот нос с небольшой горбинкой, чувственные губы и волевой подбородок, но она никак не могла понять, где именно. Пока Дениз блуждала по закоулкам памяти, Анна, пользуясь всеобщим замешательством, подхватила её под руку:
Между тем Пётр одарил комплиментами каждую из сестёр и, поцеловав Анне и Лизе ручки, наконец, удостоил вниманием и Дениз.
- Мадмуазель де Бруссо, - он галантно поклонился. - Рад вас видеть. Честно признаюсь, я не сразу вас узнал.
Заметив в его глазах насмешливые искорки, девушка надула губки.
- Вы потешаетесь надо мной?
- Как можно?! – вполне искренне возразил он. - Сегодня вы само очарование.
- Хотите сказать, что в прошлую нашу встречу я была безобразной? – Дениз угрожающе прищурилась.
Неожиданно закашлявшись, Пётр еле сдержал улыбку:
- Что вы… Как можно? - наконец, ответил он. - Просто в первую нашу встречу вы выглядели замёрзшим испуганным рябчиком, наподобие того, что вылетел из сугроба. А сегодня? Сегодня вы - настоящая Царевна-лебедь или Жар-птица. Даже не знаю, какое из сравнений вам больше подходит, настолько вы прекрасны.
Напоминание про рябчика вызвало у мадмуазель де Бруссо болезненную гримасу, и она уже задумалась над ответной колкостью, как завершение фразы её озадачило, заставив прикусить язык. Пока Дениз подбирала слова, за её спиной раздался завораживающий грудной голос Марии.
- Пётр Алексеевич, как давно я вас не видела.
Красавица в сопровождении верных «фрейлин» подошла ближе и, грациозно качнув головой, подала ручку для поцелуя.
При виде молодой женщины лицо Макарова сразу помрачнело, словно на него натянули суровую маску. Он сдержанно поклонился:
- Моё почтение, Мария Андреевна.
- Ваш приезд стал для нас неожиданным… - она томно улыбнулась.
- Таким же неожиданным, как и ваше замужество, - ответил он.
Его резкий выпад нисколько не смутил даму. Засмеявшись, она кокетливо прикрылась опахалом веера и, блеснув глазами, спросила.
- Да вы никак сердитесь, Пётр Алексеевич? Полноте. Чего удивительного в том, что девушка вышла замуж?
- Конечно, ничего, если не учитывать возраст мужа, - он язвительно усмехнулся.
- В мужчине главное не возраст, Пётр Алексеевич, - Мария улыбнулась, пристально глядя в глаза собеседника.
- Очень интересно, - усмехнулся он и, принимая игру, не отводил от дамы взгляда. – Просветите меня, сударыня, какие же качества для вас важны?
- Прежде всего происхождение супруга, - приподняв бровь, заявила Мария.
Петра словно укололи булавкой, и, взглянув на собеседницу, он злобно прищурился.
- Я-то глупец полагал, что для брака нужны чувства, а оказывается, мужа выбирают словно породистого жеребца.
Ноздри красавицы дрогнули, и, стремительно зашелестев веером, она растянула губы в подобии улыбки.
- Да вы никак ревнуете?
- У меня нет такого права, - ответил Пётр.
- Вот именно, - Мария гордо вскинула головку.
– И… желания… - усмехнувшись, добавил он, чем окончательно добил кокетку. - И я надеюсь, что моя супруга не будет давать мне поводов для столь низменного чувства.
- Супруга? – красавица пожала плечами, плохо скрывая досаду. – Не смешите! Кто согласится выйти за безродного выскочку?
Сёстры, поедая глазами воображалу, похоже, еле сдерживались, чтобы не вцепиться в её высоко уложенную причёску. Пожалуй, если бы они находились не в бальной зале, а в тёмной подворотне, то наверняка, поддались праведному порыву.
Наблюдая за разговором, Дениз удивлённо моргала, лишь интуитивно понимая, что между парой идёт словесный поединок. Поглядывая на раскрасневшуюся красавицу и вздрагивающие ноздри статного мужчины, в сердце заползло подозрение: «Похоже, у них была любовная связь», - подумала она, и грудь неприятно кольнуло.
Тем временем напоминание о низком происхождении вызвало на лице Макарова язвительную усмешку:
- Ах, вы не в курсе, Мария Андреевна? Я скоро женюсь.
– Вы? Женитесь? Ха-ха-ха. И кто же та «счастливица»? – она фыркнула. – Какая ни будь простушка? Деревенщина. Да уж. Согласна, такую вряд ли придётся ревновать.
Сопровождающие красавицу дамы захихикали, и сёстры Макаровы, настороженно покосившись на ничего не понимающую Дениз, переглянулись, и у них разве что пар из ушей не повалил. Но Пётр, оставаясь внешне спокойным, опередил Анну и Лизу:
- Тут вы ошибаетесь, сударыня, - ответил он и неожиданно перешёл на французский. - Моя невеста девушка благородных кровей, а своей красотой и безупречными манерами затмит всех женщин Петербурга. Да что там Петербурга. Самого Парижа!
Понимая, что теперь обсуждают её, Дениз, заподозрив подвох, сердито взглянула на мужчину: «Он что насмехается?» - возмутилась она, но на лице Петра сарказма не заметила.
- Ах, и кто же эта таинственная красавица? – насмешливо изогнув бровь, спросила Мария.
- Почему же таинственная? – Пётр пожал плечами и повернулся к Дениз. – Моя невеста рядом со мной и ведёт себя как истинная аристократка, - и, подхватив руку девушки, нежно прикоснулся губами к её пальчикам. Дамы ахнули, и, не давая никому опомниться, он проговорил. – Мадмуазель, разрешите пригласить вас на танец?
- Конечно, месье, - пробормотала Дениз, и жених увлёк её на середину зала, тем более, что объявили полонез.
Анна и Лиза, торжествующе взглянув на оцепеневших от новости дам, откланялись, и под их растерянными взглядами гордо поплыли прочь.
- Надо же… Кто бы мог подумать, - пробормотала Мария.
- Наверняка, Пётр Алексеевич женится, чтобы задобрить царя, - заявила курносая дылда.
- Или желая насолить мне, - предположила Мария, и не думая мириться с поражением.
- Ну не скажи… - наблюдая за парой, проговорила румяная толстушка. – Возможно, он и влюблён в эту француженку… А почему бы и нет? Она очень хорошенькая…
- Глупости! - фыркнула Мария.
- Дорогая, неужели ты думала, что Макаров так и будет ходить за тобой хвостом, словно преданный пёс? – лукаво покосившись на подругу, спросила милашка с ямочками на щеках.
Красавица капризно пожала плечами, похоже, именно на это она и рассчитывала.
Тут, обрывая разговор, раздались первые аккорды полонеза, и дамы, подхваченные танцем и кавалерами, разошлись по парам.