Он возненавидел Север с самого начала, как только ступил в эти земли, пустынные и мрачные. Отвратительные в своей серости. Брошенные богами. Вечно морозные.
Он удивился, но самую малость, когда его сбили с лошади, прямо на большаке. Чего ещё он ожидал от самого негостеприимного клочка мира?
Нападавшие не были похожи на разбойников, разодетые в чёрные мундиры со знаками отличий, которых он не знал. Солдаты.
Вылетев из седла, эльф прочесал лицом мёрзлую землю и ощутил, как рот наполняется кровью. Он перекатился на спину и обмер. Блестящий в лунном свете клинок застыл над ним, метя в грудь. Но прежде, чем недруг, скаля зубы, пронзил бы остриём плоть королевского советника, эльф услышал свист. Короткий, как команда. В следующий миг бородовидный топор вонзился в шею неприятелю, переламывая её. Тело рухнуло наземь и ещё долго сотрясалось в конвульсиях, заливая роскошные сапоги советника кровью.
Чёрной и липкой кровью, зашипевшей от контакта с воздухом.
— Что за... — вопрос застрял в пересохшей глотке и не выбрался оттуда, даже когда хозяин топора подошёл, чтобы вытащить его.
— Имперец, — хмыкнул он, закинув оружие на плечо. — Скюр.
— Это значит «вампир», — пояснил его товарищ.
Не тратя больше времени, они отправились дальше, на выручку своему отряду, вступившему в схватку с мундирами.
Советник тряхнул головой, пытаясь прийти в себя и рассеянно сгребая землю в ладони. Краем глаза поглядывал на развернувшуюся у леса стычку — ему не впервой оказываться в непосредственной близости от сражения, что, в общем-то, в последние годы обрело пугающую привычность. Посему он решил, что незнакомцам, спасшим его жизнь, потребуется помощь, но как только спутанные мысли сложились наконец в клубок заклинаний, бой закончился. Тварей было куда меньше, чем привиделось эльфу.
Расправившись с противником, незнакомцы вернулись к нему и сгустились вокруг сумерками, буравя его неприветливыми взглядами. Тогда-то он признал в них северян.
Тех самых варваров, которыми пугают детишек на всех концах Великой Земли, помня об их разоряющих набегах. Но советнику они в первую очередь показались витязями из совсем других сказок — эльфийских, славящих их горячие сердца и великие подвиги.
— Ты, кажется, сбился с пути, остроухий, — протянул владелец топора, рыжеволосый, со шрамом на всё лицо. — Эльфляндия в другой стороне.
— Я ищу чародея, — кое-как совладав с речью, проговорил советник.
— Которого? — спросил второй, самый рослый из всех.
— Логнара из Леттхейма.
Рыжий ухмыльнулся:
— Видать, молва от тебе аж до Юга долетела, волшебник, — он повернулся к остальным.
Из толпы вышел юноша. Эльф сначала решил, что он ошибся. Но когда тот заговорил, все сомнения отпали напрочь — сколько бы ему ни было лет на самом деле, голос звенел такой силой, коей не обладал, наверное, и верховный маг прославленного Сапфирового Оплота.
— Рассказывай, друг, что за нужда привела тебя в край, из которого все бегут.
Вернув себе какую-то часть достоинства, королевский советник отряхнул с плеч снег, но остался сидеть. Голова всё ещё кружилась.
— Все истории начинаются одинаково, — отвечал он. — Со смерти. И моя — не исключение.
***
Они свернули не туда.
Конь запротестовал и остановился, отказавшись продираться через колючий кустарник. Марк вздохнул:
— Лета, мы потеряли тропу.
Девушка не спеша подошла к нему, ведя за собой Хагну, свою кобылицу.
— Отыщем.
Поднявшийся к ночи ветер скользил между деревьями и холодил конечности путников. Погода была отвратная. Моросящие ледяные дожди преследовали их всю дорогу через Мёртвые холмы, а когда они добрались до Старолесья, то сразу же почувствовалась близость Севера с суровыми морозами и редким солнцем. Угрюмые и печальные сосны обступили их со всех сторон, словно железные прутья клетки.
Целый день они провели в дороге, а от этого у любого, даже самого опытного наездника что-нибудь да заболит. Лета, возбуждённая недавней быстрой скачкой, не замечала ни холода, ни темноты леса, ни болей в пояснице. Но, заметив, как утомлена была Хагна, она всё же спешилась.
— У меня такое ощущение, будто мы снова заплутали в самой-самой глуши Стронницы, — буркнул Марк, покинув седло.
— Нет, — отвечала Лета. — Леса Стронницы совсем другие. Молодые, полные жизни, поющие...
Она подошла к сосне и, приложив руку к её стволу, закрыла глаза.
— А этот лес стар. Он дремлет. И уже довольно давно.
Они продолжили пробираться через лещину. Лета хромала. Не так заметно, как раньше, пару месяцев назад. Голень часто её подводила.
— Ты точно хочешь идти дальше? — спросил Марк.
— Не возвращаться же нам, — выпалила Лета. — Хочу увидеть край света.
— Мы идём в никуда.
Лучи солнца ползли по постели, нагревая ткань простыней. Есения приоткрыла глаза, почувствовав на лице тепло. Она сладко потянулась всем телом, зевнула. За окном грохотал Велиград — беспокойный, суетливый, перенасыщенный людскими голосами, ржанием лошадей, стуком и дребезжанием в мастерских.
Есения выпростала ногу из одеяла и ощутила холод. Несмотря на всё ещё яркое и греющее солнце, осень всё больше вступала в свои права, накатывая золотом, ночными морозами и увяданием. Княгиня со вздохом села на постели и посмотрела на лежавшего рядом мужчину. Серьёзное лицо с волевым подбородком и глубокими морщинами на лбу скрывали пряди каштановых волос. Есения протянула руку и убрала их. Мужчина засопел, но не проснулся от её прикосновения, только перевернулся на другой бок. Княгиня пару минут смотрела на его широкую спину, потом поднялась с кровати, ступив босыми ногами на каменный пол.
Она впервые за несколько лет делила ложе со своим мужем. Радовало её это или нет, она пока не знала.
Есения закуталась в халат. Подойдя к зеркалу, она взлохматила копну рыжеватых волос и пощипала себя за щёки, чтобы на них появился румянец. Она похорошела за эти месяцы, чего уж тут лукавить.
Перед тем, как покинуть палату, Есения бросила взгляд на мирно спящего в её постели Твердолика. После побега чародея Катэля много проблем обрушилось на Лутарийские княжества, и князь уже почти не справлялся с ними. Он стал спать крепко, иногда помногу часов. Государственные дела занимали всё его время.
Что до других проблем, то Твердолик оказался выбит из колеи убийством Милована Свартруда, командира Княжеской дружины. Есению же эта весть наоборот обрадовала, ибо тот был настоящим выродком и получил по заслугам. Князь сетовал на судьбу, на свои прошлые ошибки, проклинал царя илиаров и его дочь. Всё валилось у него из рук. И он до сих пор не решил вопрос с преемником Милована. Потери, которые понесли княжества этим летом на Скалистых островах, казались колоссальными, а доблестных и умелых воинов, годившихся для звания командующего, осталось совсем немного. Поредела не только Княжеская дружина, но и вся армия. Отныне одной Матери Света было известно, как восстановить войско, если прибудут новые опасности и угрозы.
Есению если и заботили все эти трудности, то самую малость. Её мысли были заняты совершенно другим.
Она бесшумно выскользнула из палаты. Охрана на посту прикорнула. Тем лучше. Миновав коридор, она направилась к лестнице, где встретилась с молодым человеком, облачённым в плащ с капюшоном. Он схватил её за руку и потащил вниз по ступенькам. Оказавшись внизу, он завёл её в маленький узкий коридор, ведущий к кладовым.
Он сжал её тело, запустив ледяные руки под халат. Есения ойкнула. Она стянула с него капюшон и приникла губами к его губам, чувствуя, как его жадные пальцы хватают её бедра.
Архип остановился на мгновение, судорожно вздохнув.
— Я весь замёрз, пока ждал тебя.
— Я проспала, — шепнула Есения, вновь набрасываясь на него.
— Нас могут увидеть, — произнес Архип в перерыве между ласками. — Ты понимаешь это?
Он поцеловал её в шею.
— Ещё все спят.
— Нет. Не все, — Архип отстранил от себя женщину, впившись в её лицо колючим взглядом тёмно-зелёных глаз. — Он остался у тебя вчера?
— Да.
— Хорошо, — выдохнул он. — Он доверится тебе и не будет ждать удара в спину.
— Он никогда его не ждал.
Архип схватил её за плечи и развернул спиной к себе, вжимая женщину в холодную стену коридора.
— Надеюсь, ты не отступишь в последний момент, моя дорогая княгиня, — прошептал он. — Когда всё закончится, ты недолго пробудешь вдовой. Твой новый муж установит новый порядок в этой стране, нынешний правитель которой раздулся как бочонок от собственной гордости и мании величия.
Есения сдержала стон.
— Его правление приведет Лутарию к гибели, — промурлыкал Архип на её ухо. — Моё же — к расцвету. К возрождению Эпохи королей... Ты веришь мне?
— Да...
Архип снова повернул её к себе лицом.
— Тогда наберись храбрости, моя княгиня. Ведь мы затеваем цареубийство.
***
Под рукой ласкалась жёсткая лошадиная грива. Лёгкий ветер обдувал лицо, что казалось истинным блаженством после ночной бури. Запахи травы, лошадей, парного молока и влажной грязи смешивались между собой, составляя особую смесь. Она всегда сопровождала сельскую местность.
Лета и Марк выбрались на рынок поселения, носившего название Буск. От забегаловок несло жаренным мясом и пивом. Странствующие купцы завлекали покупателей, громко рассказывая о своих товарах. На постамент с памятником неизвестному человеку, основавшему деревню, забрался бард из местных и принялся настраивать лютню с недостающей струной, дабы вскоре порадовать общественность своими вокальными данными. Какой-то старик пытался загнать домой внуков, разыгравшихся возле конюшни и тыкавших в спящего конюха тонкими прутиками.
Они проехали мимо двухэтажного сруба, украшенного лепниной на окнах, с широким навесом над входными дверями, поддерживаемым вырезанными из дерева столбами, изображавшими вставших на дыбы коней. Двери здания были заперты, а по бокам от них постились два молодца в кольчуге и шеломах с вмятинами на боках.
Стражи Маарну или «керники» — древнее братство воинов, оберегающих мир волшебных существ от мира людей. Неизвестно, как и когда точно они появились. Одна популярная легенда рассказывает, что лесной бог Кернун, хранитель природы и нечисти, однажды решил, что миру сверхъестественных созданий нужна защита от людей. Защита мечом и магией. И тогда бог создал Стражей из дерева, воды и земли.
Долгое время керники защищали маарну, младший народ, от человечества. Но после того, как на Великой Земле укоренился культ Матери Света, люди стали истреблять существ, порождённых магией, а вместе с ними и их хранителей.
Многие мирные и прекрасные создания погибли. Многие виды исчезли навсегда. Керники не смогли спасти их. Бывшие миролюбивыми воинами, пускавшими в ход оружие только при крайней необходимости, они стали наёмниками. Убийцами.
Постепенно люди из высших сословий, не хотевшие марать руки, стали нанимать Стражей для выполнения грязной работы: убийств и краж. Для керников настали странные времена. Они были богаты как никогда, их услуги щедро оплачивались. Не все хотели вспоминать о своей священной клятве. Но те, кто вставал на этот путь, старались всеми силами уберечь то, что осталось от младшего народа.
«Nijorial Niraenecore1, переведённый на людское наречие
и восстановленный советом магов Грэтиэнского Университета»
Когда Буск остался далеко позади, их взору предстал серый, безжизненный и холодный ландшафт, тянувшийся на многие версты вперёд. Этот кусок на теле Великой Земли был незаселён и отделял Север от всех прочих частей континента. Мёртвый и мрачный, пустой и молчаливый, словно поле прошедшей битвы. Над головами всадников собирались в стаи вороны и кружили, будто прихвостни соглядатаев.
Лета и Марк пустили лошадей по узкой дороге среди обломков камней и тёмной земли.
У этого края не было имени. У него не было истории. Всё, что здесь находилось раньше, было уничтожено много веков назад. Остались лишь бесформенные каменные останки, некогда, возможно, служившие строениями, да руины замка на западе этого края, называемого Ампларом — единственное дошедшее до сегодня название.
— Ты всё ещё хочешь продолжить путь? — спросил Марк, когда они выбрались за пределы Старолесья и впереди замаячили ветреные пустоши бесплодной земли с синевой горных хребтов.
— Да, — отвечала Лета, хотя голос её едва заметно дрогнул.
— Уверена?
— Боишься Севера? — она повернулась в седле, поглядев на него.
— Боюсь. Всякие истории ходят. Одна ужаснее другой.
— Ты об Империи? — проговорила Лета, стегнув Хагну, чтобы та пошла быстрее. — Та, что захватила северные королевства ещё в 454-ом году? Не вижу ничего ужасного.
— Шутишь, что ли? Эти кровососы не просто сумели собраться в одну кучу и выделить главного — они цивилизацию свою построили!
— И? Эти вампиры отличаются от тех, что встречаются на Великой Земле. Они пришли из другого места. И они подобны людям в своей организации. Мы их даже к младшему народу не относим, — Лета достала из сумки яблоко и откусила кусочек.
— Пугает другое. Когда вампиры, жаждущие человеческой крови, захватывают и подчиняют треть континента, — возразил Марк.
— Нам с тобой нечего опасаться. Мы не являемся подданными Империи, поэтому они нас не тронут.
— Откуда ты знаешь?
— Уж я-то? Родерик живёт там до сих пор. Будь на Севере опасно...
— Он помогает мятежникам. За его голову наверняка назначена награда. К тому же... Когда мы его видели в последний раз? Лет десять назад? Как бы он не сгинул там...
— Не сгинул, — заверила Лета, увлечённо жуя яблоко. — Вампиров не стоит бояться. Только не высших.
— Почему у меня плохое предчувствие? — пробурчал Марк.
— Потому что нужно бояться упырей, — хмыкнула Лета. — Которые служат Империи. Вот, где действительно жажда крови преобладает над разумом.
— Высшие вампиры используют их как армию?
— Вроде того, — ответила девушка и невесело улыбнулась. — Вообще, я бы не хотела родиться на Севере. Человек там всё равно что раб, тогда как сехлин почитается сродни богу. Сколько восстаний было за всё время существования Империи, но ни одно не увенчалось успехом. Хотя в этой медали две стороны.
— Что ты имеешь в виду?
— Посмотри вокруг. Что ты...
— Что я вижу? — нетерпеливо перебил Марк подругу. — Ничего. Просто земли, выжженные войной.
— Эта местность была измучена бесконечными набегами северян, обращена в руины и пепел, — произнесла Лета с довольным лицом зубрилы. — Ты наверняка помнишь из истории, как Ардейнард страдал, когда северяне спускались с гор и проходили через Перевал Зимы. Сейчас вампиры запрещают набеги. Если северяне за пару веков смогли разграбить и уничтожить страну, у которой даже теперь имени нету, то что бы осталось сегодня от Лутарии и других? Но люди Севера привыкли жить так. Они не считали свои походы злом. А теперь этого нет. Ничего нет. Свободы нет. Две стороны...
Лес дышал темнотой и тревогой. Высокие деревья тянулись к небу, неподвижные и серые. Сквозь плотную мглу просачивались кустарники, отдающие васильковым оттенком в серебряной дымке. Где-то неподалёку дико и протяжно выл сыч. От чего-то трещали ветки — то ли кабан, то ли медведь, определить было сложно. С севера доносилось журчание ручья, приглушённое, будто похороненное в толще тумана. Мрак таил в себе опасность. Только истинный храбрец мог осмелиться ходить по этому лесу ночью, зная, что сокрыто в его угрюмых дремучих глубинах.
Или глупец.
Воздух вокруг постепенно замирал, сообщая о приближении грозы.
«Потрясающе», — подумал он, смахивая с плаща сосновые иголки.
Сидеть в засаде он не любил. Часы неподвижной маскировки утомляли, вызывали желание спать, а в иной раз и необходимость пошевелить конечностями. Но сегодня всё было по-другому. В таких густых сумерках его увидит и услышит разве что человек с очень тонким слухом и острым зрением. Но бдительности терять не следовало.
Он поглядел на небо сквозь верхушки мрачных деревьев. Если дождь всё-таки хлынет, то испоганит всё удовольствие от будущей сцены. Уж этого Логнар его не лишил, приказав поймать полукровку, но не выдавать своих намерений. А это означало, что можно было устроить настоящий спектакль.
«Зачем? Да забавы ради».
В какой-то момент снова промелькнула мысль бросить всё и свалить. Это было бы его единственным разумным решением за последние два года. Что уж тут говорить, Логнар и его команда кретинов изрядно помотали ему нервы, отчего хотелось прикончить их всех. Так бы было спокойнее. И ему самому, и даже Империи.
Он тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Скрываться надоело. Уж лучше вдоволь отплясать во этом фарсе. Было ведь намного легче: даже дышать, полной грудью, ходить, не опасаясь быть узнанным, никого не избегать. Но в то же время он чувствовал себя на поводке. На длинном, к слову, поводке, на очень длинном, иначе бы Логнар заранее ему описал, что можно делать с полукровкой, а что нет. Однако он лишь ограничился парочкой сухих фраз о том, что её нужно схватить, связать, привезти в Йорунгал невредимой и не проболтаться о причинах всего этого действа.
Он остановился, провёл ладонью по коре дерева, ощупывая глубокие рваные борозды. Похоже, здесь и впрямь где-то рядом мог бродить медведь. Он напряг слух, улавливая колебания кустов и ветвей. В этом лесу звери были намного крупнее тех, что водились во всём остальном Недхе1. Им несказанно повезёт, если они не наткнутся на какого-нибудь хищника.
«Схватить и связать, но перед этим поиграть», — подумал он, возвращаясь к прошлому потоку мыслей и усмехаясь.
И этой свободы, которой он сейчас располагал, хватит, чтобы унять раздражение и скуку.
Он втянул носом воздух. Они уже были здесь. Это были их запахи — терпкость конского тела, смешавшаяся с мокрой псиной, яблоками, гвоздикой и жасмином. Он зажмурился, пытаясь выделить среди них один. Она пахла хорошо. В отличие от своего дружка.
Он зашёл за толстый ствол дерева, неспешно извлекая клинок из ножен.
Игра началась.
***
Лес они заметили издалека. Весь путь он плавно нарастал темнотой, обозначая границу Севера и Безымянной Земли, а потом сразу при входе швырялся хвойным запахом и прохладой.
Укрывшись от дождя под маленьким каменистым навесом, они несколько часов сидели и глядели на лес, ибо за эти дни путешествия по пустой и бесплодной местности, заваленной одними камнями и облепившей все четыре стороны вокруг них серым ландшафтом до самого горизонта, они больше ничего интересного не видели. У этих краёв был ещё один недостаток — невозможность спрятаться от бури, если уж таковая нагрянет.
Хмурые и замёрзшие, Марк и Лета прижались к друг другу и тряслись. Обоим совершенно не хотелось продолжать путь. Отсутствие живой души тоже настораживало. Север никогда не имел общих дел с другими краями, но хоть кто-то же должен был путешествовать. И дорога была одна — от Буска до этого леса, проступающего вдалеке тёмным пятном.
Но никого. Ни единого человека, эльфа, гнома или северянина.
— Долина Ровэйгон, — произнесла Лета, чтобы хоть чем-то отвлечься от холода и ливня. — Крайнее владение Севера.
— Ты про тот лес?
— Угу.
— Ну, расскажи о нём, — попросил Марк, скорее от безделья, чем из интереса.
— А нечего рассказывать. Долина известна своими густыми лесами и волхвами.
— Волхвами?
— Я не знаю, как их называют сами северяне. Но их там много. А этот лес... Затеряться там проще простого. Сойдешь с тропы — и всё, конец. Либо в лапы к местному зверью, либо — к чему-нибудь похуже.
— А на тропе безопасно?
— Относительно. Но мы не пойдем по ней.
— С чего это?
Лета улыбнулась, шмыгая носом:
— Мы несколько дней уже бредём по этой глуши. Кажется, что ей нет конца. Я устала. Хочу встряхнуться.
— Неверные ты местечки для этого выбираешь, — отозвался Марк, с тревогой глядя на пятно леса.
Волчья чуйка его никогда не обманывала.
Они зашли в лес и испытали облегчение. Слишком долго ехали по ветреной и пустынной Безымянной Земле. Поэтому зловещая тишина и мрак, что встретили их, были настоящим подарком. Но ночь усугубляла дело. Им стоило остановиться, переждать эту темноту.
Лошадиное фырканье и звуки копыт, сминавших иголки и траву под ними, — единственный шум, что окружал двух всадников лесу. Лета сидела в седле с неестественно прямой спиной, натянутой, будто струна лютни. Лесное безмолвие её тревожило, и она понимала, что не напрасно.
«Надо остановиться, — подумала девушка. — Дождаться рассвета. Страшно и... Ни черта же не видно. А этот туман тут откуда?»
Она поглядела на Марка, уловив его колебания и заметив взгляды, которые он бросал по сторонам.
— Что ты чуешь? — спросила она.
— Мы здесь не одни.
Её разбудил шум в коридоре. Иветта устало растёрла лицо руками. С окна тянуло утренней прохладой. Чародейка свесила ноги с кровати и потянулась, подняв руки.
— Иветта?! Иветта! Вставай! — послышался оклик за дверью.
«Дьявол».
— Вставай! — судя по звукам, Дита стучалась не кулаком, а головой.
Иветта вздохнула.
— Поднимайся. Я жду тебя у себя. Через десять минут.
Когда шаги за дверью стихли, Иветта опустилась обратно на подушку. Прошло всего четыре часа с того момента, как она прибыла в Тиссоф, а ей не дали даже поспать.
Осень вплывала в её комнату, холодя конечности. Позолоченная листва колыхалась под ветром, поблёскивая в лучах солнца. Улицы пока не были забиты привычной городской суматохой.
Иветта отвернулась от окна, перекладываясь на бок. Ночью ей снился Марк. Он крался в лесном сумраке среди толстых деревьев, натягивая тетиву чёрного лука так сильно, что, казалось, она вот-вот порвётся. Каштановые волосы спадали на лицо. Они были длиннее, чем в их последнюю встречу. И что-то ещё в нём было другим. Он двигался бесшумно, а его взгляд... Он был лишен привычного равнодушного холодка, напоминая встревоженный звериный прищур.
Место из сна ей было незнакомо. Подобные деревья росли за пределами княжеств, в Старолесье, или, быть может, на Севере.
Марк... Где он сейчас?
Иветта закрыла глаза, пытаясь вспомнить его запах, но не смогла, и от этого её разобрала тоска. Она не знала, куда он уехал. Ни он, ни Лета не попрощались с ней, и неизвестно, вернутся ли они вообще в Тиссоф.
Два года её друзья были лишь залётными птицами, навещая её изредка и рассказывая сумасшедшие истории. Если бы она не встретила их в тот день, всё бы было иначе. Она бы смирилась и не мечтала бы о приключениях с ними.
Словно разбитого сердца было мало, наставница отправила Иветту на время подальше от Тиссофа — в школу магии Кютис. Чародейка ожидала увидеть учебное заведение для чародеев не хуже того, из которого она выпустилась, с увлечёнными профессорами, уютными библиотеками, извилистыми коридорами и юными, совсем ещё зелёными учениками, жаждущими знаний. Но её встретил безобразный женский пансион с сотней полуживых робких девиц. Её появление если и вызвало ажиотаж, то ненадолго. У этой школы, как и у этой страны, были свои заботы, поэтому новую звёздочку Сапфирового Оплота никто не заметил.
Всё время она занималась со стариком по имени Филипп, который учил ещё Диту во времена её школьных лет. Каждое занятие он либо бубнил ей лекции по истории магических орденов на Великой Земле, засыпая на ходу и роняя очки, когда слишком низко наклонял голову, либо оставлял её посидеть в его кабинете, пока сам дописывал какие-то важные бумажки. И Иветта была вынуждена часами рассматривать корешки книг на полках или же пялиться в окно, в котором не было видно ничего, кроме неба — кабинет профессора Филиппа находился в единственной башне школы.
Пришло письмо от родителей. Они выражали гордость за дочь, за её вклад в борьбу с Орденом Аррола1. Читая скупые строки, Иветта испытывала печаль. Да, она давно жила в Тиссофе и уже вряд ли бы вернулась в Гальшраир, но воспоминания о жарком солнце, заливающем жёлтые пески, о суматошных рынках и прогулках по ним вместе с отцом, о маленьком доме, пропахшем специями, которыми мать сдабривала все блюда, приносили ей одновременно радость и боль. Там ей было легко. Там не было забот. Там, в конце концов, было меньше книг и магии. Там можно было спать до обеда, просыпаясь лишь под запахи пряного чая; можно было гулять босиком по саду возле родительского дома, любуясь роскошными тюльпанами, ирисами и магнолиями и слушая щебетание майн; можно было поехать к океану и остаться на берегу на всю ночь, глядя на глубокие синие волны и засыпая под бархатным небом с бело-голубыми звёздами.
Синий. Она так любила этот цвет раньше.
В ответ Иветта написала родителям, что скучает по ним.
Решив не злить наставницу понапрасну, Иветта быстро оделась и вышла из комнаты.
Кабинет Диты не изменился, лишь покрылись пылью кое-где столы и книжные полки. Чародейка ходила по помещению, зажигая благовония в чашах, но лампы почему-то не трогала. Окна были зашторены. Иветта вертела глазами, ожидая, когда они привыкнут к тьме.
— Ты уверена, что хочешь дальше заниматься разрушением? — спросила внезапно наставница.
— Да.
— Но как же...
— Слушайте, я сама не знаю, что там случилось на Скалистых островах, — мгновенно ощетинилась Иветта. Эти разговоры вызывали у неё раздражение. — Я ничего не помню. Я не знаю, как я убила тех магов...
— Они не маги. Они ублюдки из Ковена.
— Неважно. Я ничего не помню. Сами посудите, сколько у нас занятий было до вашего отъезда, но ни одно не увенчалось успехом. С Кютисом то же самое. Не даётся мне инверсия.
Иветта действительно не помнила ничего из того, что происходило в тот день. Она была напугана до смерти. И долго не могла поверить в то, что одолела членов Великого Ковена. Дита пыталась какое-то время заставить её повторить то, что она сделала на островах, но у них так ничего и не вышло. Всегда её стихией было разрушение. Порталы, относившиеся к инверсии, ей удавались блестяще, однако на что-то большее она не была способна. С созиданием, то есть с магическим лечением ран, у неё тоже дела обстояли так себе. Дух, специализация, связанная с контролем над разумом и построением иллюзий, подчинялся ей лучше, но всегда оставался на среднем уровне. О полиморфии и говорить было нечего.
Но Дита свято уверена в том, что Иветта — одна из тех, кто может овладеть сразу двумя специализациями. Сама девушка считала, что на такое способны только такие титаны высшей магии, как верховный маг Сапфирового Оплота Радигост, и не относила себя к ним даже в самых сокровенных мечтах. В стараниях наставницы было мало толку.
— Филипп упоминал, что... — вновь заговорила Дита.
— Стол сдвинула из одного угла в другой, — перебила Иветта. — Да так любой сможет. И Филипп... Он прекрасный учитель, но любит перехваливать.
Пробуждение было тревожным.
Лета резко села, почувствовав головокружение. Толком не разобрав, где она проснулась, девушка освободилась от пут, которыми, как она думала, её связали. Руки затерялись в простыне. Не позволяя себе задуматься, Лета выбралась из неё и повалилась на пол. Он был весь покрыт засохшими тёмными пятнами, но на ощупь оказался совсем не липким, а гладким. От досок всё ещё шёл едва уловимый запах срубленного дерева. Это означало, что дом, где находилась Лета, построили совсем недавно.
Она встала на четвереньки, обозревая пространство. Тусклый свет свечей. Завешанное тряпками окно. Тёмные деревянные стены. Куча всякого хлама. Под потолком глухо стукались друг об друга костяные трубочки, подвешенные за тонкие верёвки. Пахло не только деревом, но и... жареным мясом?
Лета почувствовала под рёбрами боль. Она прижала руку к боку, ожидая испачкать её кровью, но пальцы нащупали плотную ткань бинтов. Девушка поглядела вниз, заметив, что была перевязана под грудью. Рубаху на ней, впрочем, оставили — разодранную и грязную. Лета огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было использовать как оружие. За многие годы она поняла, что, открывая глаза в незнакомом месте и не нащупывая сразу под боком родной рукояти меча, всегда следовало действовать быстро, как бы паршиво ты себя ни чувствовала. Голова раскалывалась.
Она нашла под кроватью обломок доски с острым концом и внимательно его оглядела.
«Сойдёт».
После Лета попыталась встать, но ноги ещё были неспособны держать её ослабшее и обезвоженное тело. Не пройдя и шага, девушка упала на колени, чуть не напоровшись горлом на свой импровизированный кол. Выругалась вслух. Она скорее поранит себя, чем своего противника.
За дверью послышались шаги.
Лета встрепенулась и отползла в сторону, но укрытия, в котором можно было бы спрятаться, нигде не было. Девушка попятилась назад, стремясь забраться под кровать, где она нашла свою деревяшку, однако там было слишком мало места. Проклиная всё вокруг, Лета прижала кол к груди и напряглась, наблюдая, как распахивается дверь. Она не сможет сделать и пары шагов, но, может быть, у неё хватит сил на один рывок. Незнакомец был очень высок.
Готовая уже вскочить и наброситься на вошедшего, она застыла, как только его лицо попало под свет свечей. Она мгновенно его узнала, хотя с их последней встречи прошло много лет.
— Родерик?
— Зачем ты встала с кровати? — сурово бросил он, ставя большую тарелку, которую держал в руках, на тумбу.
Подойдя к Лете, он вырвал из её обмякших пальцев острую палку и отбросил её в сторону. Серо-зелёные глаза внимательно изучили её лицо перед тем, как сильные руки подняли её и уложили обратно в постель. Лета застонала, когда он случайно коснулся её раны на боку.
Родерик. Он совсем не изменился. Ни его мужественное лицо, ни тёмно-русые короткие волосы, ни покатые плечи, ни настороженный напускной взгляд, за которым скрывались весёлый нрав и отвага, смешанные со вспыльчивостью и обострённым чувством справедливости. Были ли эти черты в нём ещё, она не знала, но его внешность осталась прежней.
Родерик. Она помнила его. Помнила те счастливые дни, когда сама была ребёнком, и как она провела несколько лет в усадьбе Златы Василиск, хозяйки Лебединых Земель. Родерик был одним из её внуков.
В те времена Искрен, живший сейчас с супругой-эльфийкой в Грэтиэне, едва научился ходить, а Див, самый младший, ещё не был рождён. Марк и Родерик были старше Леты, но не настолько, чтобы это отразилось на их дружбе и исключило её из их игр. Они втроём были бандой мелких хулиганов, носившейся с утра до вечера по владениям боярыни, засовывая любопытные носы в каждый огород и сарай. Возможно, это был единственный отрезок времени в жизни Леты, наполненный смехом и светлыми воспоминаниями. В те годы она ещё не проходила обучение в Кривом Роге.
Когда Марк уехал к Стражам, Лета с Родериком остались вдвоём. Но теперь времени на игры не хватало. Злата стала учить Лету всему, что должна была знать образованная девица, — грамоте, письму, счёту, истории. К этому прибавлялось чтение литературы и обучение манерам. И за это Лета была благодарна Злате. Кто знает, какой бы она была, если бы воспитывалась только молчаливым и суровым Драгоном, предпочитавшим разговорам и чтению книг спарринг с затупленными мечами.
Лета помнила Родерика. Он был её другом. Даже более близким, чем Марк. Когда-то.
В последнюю их встречу он уже был покрыт шрамами. Рассказывал, что пережил множество ранений и переломов, за что его прозвали Родерик Великанья Кость. В нём исчезло многое, что было в том высоком лохматом мальчишке, подарившем Лете первый поцелуй.
Сейчас, глядя ему в глаза, девушка гадала, осталось ли хоть что-то от этого мальчика, который был её первой влюбленностью, а потом стал старшим братом.
— Тебе нельзя вставать, — проговорил Родерик, поправляя под головой Леты подушку.
— Моё ребро..? — оборвала вопрос Лета, застряв в щемящем грудь страхе.
— Все кости целы, но рана есть. Лучше полежать.
— Ты уверен, что нет перелома?
— Да.
— А голова?
— Шишка. Но вроде тоже ничего особенного.
Лес наконец закончился. Ветер прогнал ночные тучи с неба, и солнце взошло, окружённое нежно-голубыми оттенками. Оно не было жарким и едва согревало по-зимнему холодный воздух. Родерик говорил, что солнце в Недхе — редкость, особенно в конце осени. А вот метели были частыми гостьями. Другие люди им почти не встречались, так как путь в столичный город Флярдхейма лежал в нескольких верстах на восток от Бледного леса.
К полудню Лету разбудил скрип телеги. Она открыла глаза, увидев перед собой нескончаемую ухабистую дорогу, по которой они с Родериком ехали. Странно, что этот монотонный скрип колёс, убаюкивавший её на рассвете, стал причиной пробуждения. Лета закуталась в плащ с чёрной лисьей шкурой на воротнике, что дал ей Родерик. Конечности немели. Но здесь было теплее, чем Лета ожидала. Прохлада Долины Ровэйгон и Флярдхейма почти ничем не отличалась от холода Старолесья. Девушка честно призналась себе, что её представления о Севере как о занесённом снегами и атакуемом метелями и бурями крае было не совсем верным.
Дорога патрулировалась имперцами. Это были упыри. Бледные и худощавые, с извечно голодными глазами и расширенными до предела зрачками, облаченные в чёрные плащи и грязную егерскую одежду, они держались строго, искоса поглядывая на путников.
Один из упырей остановил телегу Родерика и спросил, откуда и зачем они ехали в город. Лета видела вампиров раньше. Они были лишь падальщиками, пытались утолить свою жажду с помощью крови покойников, опасаясь заходить в деревни за добычей. Их иссохшие тела уже не были так быстры, как, к примеру, двести лет назад. Единицы из них могли скрытно жить среди людей. Упыри, не получая крови, высыхали и погибали. Они переставали быть чудовищами, а керники, сжалившись, должны были милосердно прервать их жизнь. Баланс нарушился. Для вампиров не было места в цикле жизни.
Упыри Севера были живыми и здоровыми. А уж те, что оседлали коней и не боялись солнца, были просто нонсенсом. Их голод невозможно насытить, но на их телах не было ни следа гниения и высыхания, поскольку пищу они получали регулярно. А если вампир пил кровь в достатке, то он был на пике своих физических сил.
Родерик спрыгнул с повозки, не снимая капюшона, и откинул холщовую ткань, которой были прикрыты мешки с картофелем и коробки с голубикой. Вопросов у упыря больше не было, хотя он и смирил Лету недоверчивым взглядом.
Кони затащили повозку на холм, откуда стал виден город Йорунгал, похожий на многолапого пушистого паука. Раскинув строения по периметру безлесого поля, он красовался крупными срубами и мощёными камнями площадями. Дома терялись уже за пределами того, что мог охватить человеческий глаз. А Лета представляла себе до этого города Севера не более чем деревнями, сравнимыми с Буском или с каким-нибудь селом в Раздолье.
Больше всего Лету потрясли горы: огромные и величественные, они возвышались над землёй подобно древним гигантам, сияя в лучах солнца бледной лазурью снегов. Они были выше холмов Вишнёвого нагорья, выше хребтов на Скалистых островах и тянулись, обволакивая горизонт. Город перед ними казался крупицей, мелким грязным пятном на теле буйной и совершенной природы Севера.
Родерик заметил широко раскрытые глаза девушки.
— Это Хребты Цэрлюма, принадлежащие Ейру, — сказал он. — За ними Драдор, территория, которая входит в состав Лаустендаля. Но Предгорья Фроуда и Седые горы ещё больше и красивее.
— Но они просто гигантские.
— Недх покрыт горными вершинами, как дерево ветвями.
Он стеганул коней хворостиной, и они двинулись по дороге, спуская повозку с холма. Лета с упоением смотрела на горы ещё много минут, а когда город стал ощутимо ближе, она с усилием вынырнула из эйфории.
— Расскажи о Йорунгале, — попросила девушка Родерика.
— Один из самых густонаселённых городов. Флярдхейм вообще славится тем, что здесь проживает много северян. Торговля процветает. В особенности кровью. Ярл — Вилмар Дэгнарсон, трусливый старикашка, боится имперцев до потери сознания. Если остальные хоть как-то борются за смягчение жестокости вампиров, то он только и делает, что выстраивает по их приказам новые точки для сбора крови.
Они подъехали к открытым воротам. Стража не обратила на них никакого внимания, и они беспрепятственно вошли в город. Внутри их встретила привычная городская суматоха, состоявшая из бородатых северян, тучных женщин с вёдрами, деловитых торговцев, кузнецов, лесников, детей, строителей, сухих старух, беловолосых старцев и бдительно глазевших по сторонам упырей в кольчуге и с мечами на поясах.
— Я думала, тут... Хм...
— Что?
— Ты говорил, что жить тут невыносимо.
— Да. Есть ограничения. Но я знаю, что на первый взгляд всё кажется обыденным. Ты увидишь разницу.
Лета пока ничего не увидела, глядя на жителей Йорунгала. Люди как люди. Такие же, как в княжествах, разве что крепче, бледнее и волосатее.
Родерик повёл повозку по центральной улице. Дома в Йорунгале были похожи на строения в Старолесье — тёмные срубы и избы, только больше. Некоторые из них являлись двух— или трёхэтажными домами, выделявшимися отсутствием окон.
— Что это за строения?
— Банки. Точки сбора и хранения крови.
— Кернун великий…
Родерик задвинул край рукояти секиры обратно под одеяло, под которым были ещё скрыты меч и два кинжала Леты. Носить оружие северянам запрещалось.
Матерь Света едина для всех. Великая и милосердная, она — огонь в наших сердцах, наша путеводная звезда, к которой мы должны следовать, дабы очиститься от скверны, что переполняет наш мир. Три восхода, три рассвета переживёт человеческое царство, три великих события. Первое — рождение первого человека. Второе — объединение всех нас под взором Матери Света. Третье — исчезновение всего, что противно богине — нелюдей, колдунов, нечисти...
Надпись на табличке в Церкви Святого Нарила
Над залой царила тревога. Навязчивая, она заставляла собравшихся за столом переглядываться, а потом тут же отводить глаза в сторону, как если бы было совершено преступление. Нет, оно было совершено, но не ими... Никто бы из них не посмел погубить Великого князя Лутарии.
Злата поправила траурный платок на голове и кашлянула в кулак. Витольд фон Андро поглядел на неё, нахмурившись. С их последней встречи он сильно разжирел, хотя прошло всего несколько месяцев. Обилие перстней на пальцах и узоров на кафтане тоже увеличилось.
Анисим Ипатов был всё тот же. Краснолицый, усатый, с опухшими глазами пьяницы. Вдобавок позади него стояло двое амбалов из его личной охраны, в шароварах и бардовых кунтушах, с саблями на поясах и одинаковыми длинными густыми усами, традиционными для Стронницы. После убийства Твердолика пан так боялся за свою жизнь, что даже притащил стражу с собой в залу на собрание. Злата только покачала головой. Убийца ведь уже был пойман и казнён.
Рядом с ней сидел Милян Тит, стройный, высокий, чья загорелая кожа напоминала бронзу и пахла морем. Одетый в тонкие штаны и рубаху, будто ему местный холод был нипочём, он приковывал к себе взгляды всех женщин в Княжеском замке, даже преклонного возраста. Он был завидным женихом — боярином, богатым и красивым, с блестящими чёрными волосами, гордым лицом и бездонной чернотой больших глаз. Но Злата знала его лучше, чем прочие. Милян ценил более всего в этой жизни свободу. Он резвился в компании многочисленных любовниц, как знатных, так и простолюдинок, одна из которых уже носила под сердцем его ребёнка. По слухам, Милян намеревался признать этого бастарда своим наследником, если других детей (в том числе и законных, мало ли) у него больше не будет. Его род никогда не отличался плодовитостью.
Милян привёз с собой несколько бочек лучшего сэрабийского вина почтить память усопшего владыки и велел налить каждому в замке, даже слугам, по кубку ароматного напитка. Злата испробовала вино — кислятина.
Взгляд блуждал по зале и всё равно натыкался на пустой высокий стул во главе стола. Кто теперь его займёт? И как скоро? Было совершенно непривычно сидеть без Твердолика. Злате казалось, что вот-вот двери распахнутся и он войдёт, с окаменевшим равнодушным лицом и усталым взглядом. Сядет за стол и обведёт собравшихся полувнимательным взором, прежде чем начать говорить — громко, медленно, отрывисто, как и подобает владыке.
Но двери оставались закрытыми.
Кто-то должен был взять на себя ответственность за начало собрания. Пару раз Анисим открывал рот, но потом осознавал что-то и только вздыхал. Милян не собирался начинать, Злата и Витольд ждали чего-то, но сами не знали, чего.
«Растерянные, как дети, ей-богу», — подумала Злата.
Тишина стала невыносимой.
— Впервые мы начинаем наше собрание без него, — произнёс наконец Витольд, вызвав у других облегчённые вздохи. — И я даже не знаю, что нужно говорить.
— В память о Его Светлости, — сказал Милян и осушил свой кубок.
Остальные последовали его примеру.
Слуги подлили каждому ещё вина.
— Он был суров и умён. И честен, — проговорил Анисим. — Редко бывал милосерден, но княжества процветали.
— Это правда, — кивнул Витольд, делая короткий глоток.
— Твердолик был хорошим правителем, — добавил Милован.
— Судари, это всё, конечно, прекрасно. Мы все скорбим по владыке, но давайте не забывать, что мы собрались здесь по делу, — сказала Злата. — Мы проводили его в последний путь, пора жить дальше. Нам надо решить многие вопросы.
— Созовём окольничих1, — решил Милян.
— Нет. Нет. Рано. Сначала мы должны выбрать регента.
Главы княжеств переглянулись.
— Старший сынок князя, как бишь там его... — начал Анисим.
— Ратмир. Ему всего двенадцать. Он слишком мал, чтобы править, — отрезала Злата.
— Твердолик сменил Мстислава, когда ему было четырнадцать, — вставил Милян.
— Но его мать оставалась регентом вплоть до его совершеннолетия. Твердолик собирал советы и выступал перед народом, однако его направляла рука княгини.
— Что мешает нам сделать так же? Посадить Ратмира на престол и давать ему советы, стоя в тени?
— Мальчишка не должен получить хоть толику власти в свои руки, пока не достигнет подходящего возраста, — возразила Злата, качая головой. — Он слишком молод. А Есения, будь ей земля пухом, сначала баловала своих детей, а потом бросила их нянечкам. И что в итоге? Мы имеем трёх слюнтяев, которых страшно просто выпустить за пределы замка. Венцеслава только от кормилицы оторвали. А ему-то, между прочим, седьмой год идёт.