Нирэнкор. Песнь Гнева

Глава 1. Миротворец

Драгон открыл глаза. Кругом была кромешная тьма. Он попытался сесть, но встретился с нестерпимой мышечной болью. Хорошенько его вчера отделали, когда схватили. Вчетвером, на одного.

Он приподнялся на локтях. Вокруг было сыро и холодно, а его раздели до самой рубахи и портков. Тишина стояла такая, что по ушам била. Драгон повертел головой из стороны в сторону. Постепенно он стал различать, что находилось перед глазами. Увидел решетку, каменные стены, табурет с погнутой жестяной тарелкой, в которой ему приносили еду. Свиные хрящи в помоях.

Он сел, превозмогая боль, и собрался было подать голос, однако в последний момент передумал. Драть глотку было без толку, ибо самое большее, чего он добьется, — желанного прихода стражников, которые отделают его по ребрам, чтобы заткнуть.

Когда до него донесся звук открывавшейся двери, Драгон мигом встрепенулся. Свет факела на мгновение ослепил его. За решеткой стоял человек в камзоле с простой вышивкой. На поясе висела длинная сабля.

Человек передал факел стражнику и приблизился к камере. За распахнутой за его спиной дверью тянуло свежим воздухом.

— Драгон, мерзавец!

Керник улыбнулся. Чутье его не обмануло.

— Я сначала не поверил парням, когда услыхал, кого они сцапали, — качая головой, проговорил человек.

— И тебе привет, Иян.

Человек посмотрел на стражников:

— Чего встали, выпоротки? Освободите его и ко мне.

Стражники засуетились. Один достал ключи от камеры и отпер дверь. Драгону помогли встать на ноги, особо не церемонясь.

Стража повела Драгона по коридору вслед за человеком в камзоле. Драгон хорошо знал его. Это был Иян Волот — командир партизанского отряда Раздолья, именуемого миротворцами. Так уж сложилась судьба, что они с Ияном были знакомы еще с самого основания его отряда, то есть с начала войны между Раздольем и объединенными княжествами.

Наконец длинный темный коридор закончился, и Драгона завели в комнату. Он осмотрелся. На стенах висели военные плакаты, карты окрестностей и герб Раздолья. Посреди комнаты стоял письменный стол, заваленный кучей бумаг, возле которого Иян остановился.

— Свободны... И, эй! Принесите чего-нибудь выпить. И поесть? — Иян перевел взгляд на Драгона. — Хотя я думаю, тебя и так неплохо кормили.

— Издеваешься? — изогнул бровь керник.

Иян усмехнулся, не ответив. Стражники вышли, громко хлопнув расшатанной дверью.

— Уютненько тут у тебя, — заметил Драгон, еще раз обводя взглядом комнату.

В поле зрения попало небольшое начищенное зеркало, висевшее на стене рядом с гербом. Он прищурился и разглядел свое отражение. Бледное, изможденное, некрасивое лицо. Светло-каштановые волосы, голубые глаза, орлиный нос и рыжеватая щетина, цвет которой его раздражал. На шее проходил наискось от самого подбородка до середины груди глубокий шрам — след ужасной раны, оставленной волколаком.

— Я стараюсь держать рабочее место в порядке, — протянул Иян.

— А, так это твое рабочее место? Я думал, комната для гостей.

— Сядь, пожалуйста, — процедил Иян, указывая рукой на стул.

Драгон, шатаясь, прошел до стола. Размяв плечи, он опустился на сиденье.

— Все еще гоняешь княжеских солдат по границам? — поинтересовался Драгон.

— А ты все еще убиваешь людей? — отозвался Иян, встав перед столом и сложив руки на груди.

— Только тех, кого должен.

Иян хмыкнул.

— К вопросу о княжеских солдатах — это кто еще кого гоняет. Как ты знаешь, в Лутарии мы считаемся мятежниками и партизанами.

— А еще демонами, перерезающими глотки благочестивых людей Великого князя, когда они сладко спят, — добавил Драгон.

— Люди всякое говорят. А еще они говорят, что у наемников вроде тебя совести нет. А еще они ловят наемников вроде тебя, которые, вероятно, не понимают, на чью землю они заявились, — Иян наклонился и оперся обоими руками на стол, вонзая в Драгона грозный взгляд.

— Ты о том, что пару дней назад я убил одного из твоих миротворцев?

— Именно. Может, расскажешь, зачем?

— А что тут рассказывать? — проговорил Драгон. — Я выполнял задание.

— А теперь подробнее, — попросил Иян, отойдя от стола и принявшись нарезать круги по комнате.

— Я был в одной харчевне, неподалеку от Кощино. Там в округе рыскали твои парни.

— Что ты забыл в этой харчевне?

— Проезжал мимо. Я направлялся в Зарибор по делу.

— Что за дело?

— Не твоё, очевидно же.

— Драгон, — Иян опять остановился возле стола и скрестил руки на груди.

— Тебе ведь нужно услышать ту часть истории, в которой один из твоих людей нанял меня? — спросил Драгон. — Я не обязан говорить цель своего визита в Раздолье.

— Раздолье — это то место, в которое лучше не соваться людям с дурными намерениями. Говори, зачем тебе нужно было в столицу.

— Иян, мы с тобой друзья. Если у тебя осталось ко мне хоть какое-то уважение, не спрашивай меня о моих тайнах.

— На то и существуют друзья, чтобы делиться тайнами, — сказал Иян и вздохнул. — Ладно. Не думаю, что ты замышляешь что-то против короля. Все остальное меня не касается. Ну, так как ты получил предложение?

— Я зашел, чтобы перекусить. До Зарибора путь долгий. Тут ввалилась кучка пьяных миротворцев... Я надеялся, что они не обратят на меня внимание, но один из них все-таки заметил отметину на руке, — Драгон наморщил лоб, вспоминая. — Он был лысый, немолодой. Хромал на одну ногу. Со шрамом над верхней губой. Он подошел ко мне и начал рассказывать про какую-то месть и прочую чепуху.

— И?

— Я спросил, не идет ли речь об убийстве. Он ответил, что, дескать, давно это планирует, но не хочет марать руки. Обычный мой заказчик. Предложил высокую цену.

— Он не назвал своего имени? — спросил Иян, поглаживая подбородок.

— Нет, — ответил Драгон. — Только причину. Чувствуешь интригу? Один миротворец заказал убийство другого... В твоих рядах какой-то разлад, Иян.

— Ближе к делу.

Глава 2. Безумец

Иветта поправила волосы и вошла в трактир. Внутри все было освещено теплым светом канделябров на стенах, несмотря на ясный день за окном. Людей было немного — народ появится, когда на улице окончательно стемнеет. Днем интереснее проводить время на улочках и в садах Тиссофа, чем напиваться в темных тавернах.

Чародейка заметила стол у окна, где ее ждали. Когда она приблизилась, навстречу поднялась темноволосая девушка.

— Вот и ты, — произнесла Лета и заключила ее в объятия, окружившие Иветту жасминовым ароматом.

— Ты исхудала, — отметила Иветта, отойдя от Леты на шаг. — Сильно.

— Такие времена, — ответила та, возвращаясь за стол.

Иветта не переставала удивляться внутреннему шарму кернички. Та была словно окутана колдовской красотой, едва уловимой в кротких чертах ее лица, но ясной и вызывающей в карих глазах. Длинные черные волосы очерчивали кругловатый овал лица, на котором красовались нос с задранным кверху кончиком и маленький рот. Глаза у нее были отцовские, илиарские, но она была вынуждена принимать особые снадобья, чтобы это скрыть. Однажды Иветта увидела, какие у Леты глаза без этого снадобья — цвета расплавленного золота.

Марк остался сидеть, только подмигнул Иветте. Чародейка зарделась и опустилась на стул рядом с Летой.

— Мы договорились, что ты придешь утром, — проговорил Марк.

— Были дела.

— От Диты Иундор так просто не убежишь, да? — усмехнулась Лета.

— Мы занимаемся с ней каждое утро, — пояснила Иветта.

— Занятой ты человек, Ив. А мы... А мы, честно говоря, проспали почти до полудня, — Лета улыбнулась Марку.

Иветта почувствовала укол ревности. Она многое бы отдала, чтобы оказаться на месте Леты, путешествовать с ним бок о бок, много лет делить кров и еду. Марк любил свою спутницу как родную сестру, и это успокаивало Иветту. Но она знала и то, что когда-то он был влюблен в Лету.

Появление этой парочки в Тиссофе вновь взбудоражило Иветту. От них несло духом опасных приключений и смертельных авантюр, ведь они были Стражами Маарну. Иветта обожала слушать истории Леты. Это было как прикосновение к чему-то дикому и неизведанному, как право заглянуть краешком глаза в другой мир. Возможно, именно поэтому Иветта так сдружилась с Летой, ведь общение с ней было настоящей отдушиной. Чародейке не разрешалось покидать Тиссоф, а она мечтала пуститься с друзьями в бега, открывать новые города и страны, бродить по темным лесам и жарким степным равнинам.

А Марк... Легко было Иветте позабыть его кривую усмешку, взлохмаченные локоны темных волос и неспешный прохладный взгляд синих глаз, когда они с Летой пропадали в какой-нибудь глуши в Лутарии. Но они всегда возвращались в Тиссоф. Тогда чародейка будто просыпалась от долгого утомительного сна.

— Выпьешь? — спросил Марк вдруг у Иветты, оторвав ее от полугорьких мыслей.

— Нет, — замотала головой чародейка. — Лучше расскажите, что за помощь вам нужна. И что привело вас в Тиссоф в этот раз.

— Вообще-то, ты мало чем можешь нам помочь, — ответила Лета. — Считай, что мы просто заглянули к тебе в гости.

— И все-таки?

— Ты же слышала, что Катэль сбежал? — поинтересовалась Лета.

— Да. Более того, мне удалось подслушать разговор Радигоста с князем. Случайно, — ответила Иветта. — Постой. Надеюсь, вы не хотите сказать, что...

— Это что же, ты шла-шла и совершенно случайно услышала их секретные переговоры? — перебил Марк.

— О, да. Шла в библиотеку на той неделе, около полуночи. В одном из читальных залов была открыта дверь, оттуда доносились голоса. Ну, я не смогла устоять. Они говорили о побеге Катэля.

— Нас нанял князь.

— Что? Только не говорите, что вам приказали поймать чародея.

— Нет. Надо найти банши, которая, предположительно, наложила на него заклинание бессмертия.

— Да ну?

— Я вот тоже думаю, что она померла давно. Но вот мазель Лета считает иначе.

Марк порылся в карманах и, достав одну из самокруток с гвоздикой, торопливо ее раскурил.

— Проверить стоит, — возразила Лета. — Князь обещал за неё сотню золотых.

— Ничего себе, — протянула Иветта.

— И теперь нам пора бежать, — сказал Марк. — Пересечем Южный край, а дальше через Восточный удел к Амфтиру, где и заляжем на дно. По пути Драгона подберем.

— Нет. Мы возьмемся за это дело.

— Тебе что, так нужны эти деньги?

— Быть может, я хочу купить себе дом под Велиградом.

— Лета, это глупо. Мы не найдем эту банши.

Лета посмотрела на него, прикусив нижнюю губу. Было видно, что и ей отчасти не по душе все происходящее.

— Не выйдет. Князь всегда находит то, что хочет.

— Катэль — чудовище, — вставила Иветта. — Все, что связано с ним, несет смерть.

— Поэтому даже награда меня не особо прельщает, — добавил Марк, выпустив дым изо рта.

— Мы не сможем убежать. Ни теперь. Тем более, мы сегодня встречаемся с Радигостом.

— Что? — растерянно моргнула Иветта.

— Твердолик посоветовал справиться о банши у магов, — ответил Марк. — Радигост назначил нам встречу на сегодняшний вечер. Хочешь с нами?

Иветта со вздохом откинулась на спинку стула. В голове вновь промелькнула мысль о том, какой насыщенной была жизнь Марка и Леты. И слишком опасной.

Прошло уже более двадцати лет с того момента, как разгромили Орден Аррола. И сто шестьдесят четыре года со дня заключения Катэля в тюрьму на далеких островах Пирин'ан Дарос, в народе именуемых Скалистыми островами.

Катэль Олий Глэн Аррол был талантливым чародеем из древнего эльфийского рода. Долгие годы он занимался теургией1, запрещенной среди эльфов. Его последний эксперимент привел к взрыву, уничтожившему все живое на архипелаге Тор Ассиндрэль. Последствия, изуродовавшие местных эльфов, миновали самого Катэля, а также всех его последователей. Чародей счел это проявлением милости Хаоса.

Его бывшие ученики сформировали Орден Аррола, названный в его честь. Он собрал не только верных соратников Катэля, но и некоторых жителей Великой Земли. Долгие годы он набирал силу. Однажды его члены организовали налет на школу магии во Въеле, когда там происходило собрание чародеи Сапфирового Оплота.

Глава 3. Рассказ чародея

Тронный зал пустовал. Тишина, прерываемая щебетанием птиц да отдаленным шумом ветра, окутывала мягкостью. Высокий темноволосый илиар вошел в зал, распахнув массивные двери. Его смуглую кожу оттеняли светлые одежды. На рельефном позолоченном нагруднике, охватывавашем могучую грудь, плясали солнечные блики. У него была ровная ухоженная борода и редкий золотой цвет глаз. На копне вьющихся, черных как ночь волос покоился золотой венок, имитирующий листья и цветы. Этот венок служил короной для илиарских царей.

Царь поднялся по ступенькам к трону. Массивный, вырезанный из одного из священных камней с Лазуритового гнева, украшенный драгоценными камнями и золотом, трон был жутко неудобным. Подлокотники вырезали в форме морды медведя. Он дотронулся до них и вспомнил свое прозвище. Медведь. И называли его так не только потому, что lafose ferovn, белый медведь, был на гербах и знаменах Китривирии, или потому, что этот же медведь был символом всего царского рода. Он получил это прозвище из-за характера.

Дометриан сел на трон и подпер лицо кулаком. Встреча с мудрейшими навела его на тяжелые размышления. А когда он услышал имя лутарийского князя, его будто бы что-то обожгло. Он вспомнил, с каким чудовищным усилием пошел на мир с людьми. Вспомнил, как сумел принять мудрое решение, спасшее впоследствии множество жизней его подданных, вместо того, чтобы потерять голову от чувств. Эти воспоминания не лечило ни время, ни вино, они появлялись в его ночных кошмарах и раздумьях, даже в светлые минуты они могли внезапно нахлынуть и ударить в сердце.

Рядом возникла служанка. Дометриан даже не заметил, как она появилась. Тихо приказал принести ему крепкого вина. Девица кивнула и исчезла. Он снова вперил взгляд в пустоту.

Дометриан Тантал Киргардис, внук Сфенала, родился в середине Тариоры. После смерти своего отца он стал править Китривирией, поначалу не всегда мудро. Его горячность, из-за которой он не простил людям их попытки завоевания островов Маверика, привела к Медной войне. Всю юность он провел в бесконечных походах и битвах, не только на Великой Земле, но и на Иггтаре.

В тронном зале снова появилась служанка, принеся Дометриану чашу с вином. Царь с благодарностью принял чашу, отметив, что человеческие женщины довольно красивы. Эта девушка была рабыней. Как и все люди в Сфенетре. Проводив ее взглядом, царь пригубил вино, заставив себя отвлечься от горьких мыслей.

— Naav ilio1, Arсhas.

Царь поднял голову. В дверях зала стоял генерал Эфалис, ожидая, когда Дометриан пригласит его войти.

— Naav ilio, — повторил он. — Входи.

Генерал кивнул и прошел по мраморному полу зала. Дометриан внимательно наблюдал за ним, отмечая про себя, как быстро повзрослел его племянник.

Фанет Эфалис остановился перед царем, поленившись, однако, сделать поклон.

— Я выполнил твое поручение, — сказал Фанет.

— Прекрасно.

— Ты решил вопрос с жалованием?

— Пока нет.

— Легионеры говорят, что им едва хватает золота на содержание семьи.

— Они хотят, чтобы их дети обучались наукам. Чтобы стали учеными, — протянул Дометриан, согнув руку в локте и пошевелил кистью, разминая ее. — Но ведь не каждому дано стать служителем науки. Кто будет вспахивать землю и строить дома, если все дети будут изучать историю, естественные науки, литературу, музыку? Достаточно и того, что отпрыски военных обязаны учиться письму и чтению.

— Я не могу им этого объяснить, — ответил Фанет. — Всякий отец считает, что его чадо достойно лучшего.

— Так оно и есть. Но отец должен видеть, каково призвание его ребенка. Участь моряка не хуже участи жреца. Каждый должен быть на своем месте.

— Тебя научили так говорить в храме Овриона?

— Это простая истина, мальчик мой. И насчет того, что у солдат маленькое жалование... Пока... Пока, я думаю, на пару гилоров им можно будет поднять жалованье. Всего на пару. В мирное время.

— Это хорошая мысль, Archas.

— Хорошая, но грядет засуха. А с ней такие проблемы, как голод и бунт.

Фанет выдержал небольшую паузу, прежде чем перевести тему.

— Я слышал, что ты сегодня посещал мудрейших, Arсhas, — сказал Фанет. — Это правда? Эльфийский колдун действительно сумел сбежать?

— К сожалению.

— И что ты намерен делать?

— Не знаю.

Фанет посмотрел на залитый солнцем город за аркадой колонн. Под его кожей перекатывались мускулы. Светлые волосы блестели, татуировки на лице подчеркивали острые скулы и выбритые виски, а татуировки на теле и руках украшали могучий торс. Глаза у него были светло-синие и, конечно, светились в сумерках, как у всех илиаров.

Его отец, Сцион Эфалис, был сводным братом Дометриана. Дометриан и Сцион росли вместе, но Сцион не был родным ребенком царя Тантала. Тантал взял его в свою семью после гибели его родителей, которые являлись советниками царя. Тем ни менее, Сцион и его сын Фанет оказались связаны с царями сильнее кровного родства.

Фанет потерял отца в самом начале Медной войны. После этой трагедии он попал под заботливую опеку Дометриана, как когда-то Сцион был принят в царскую семью. У Дометриана не было детей, поэтому он собирался передать престол Фанету.

По илиарским меркам он был очень молод. Ему было всего сорок лет. Средний возраст у илиаров начинался после ста.

— Но я знаю то, что Катэль крайне опасен, — сказал вдруг Дометриан. — Представь, что теперь будет. Он сможет восстановить Орден. И тогда...

— И что тогда? — перебил Фанет. — Он нападет на Иггтар?

— Сначала на Великую Землю.

— А,— племянник махнул рукой. — Что нам-то до него? Это проблема эльфов и людей. Вот когда он придет к нам, тогда и будем что-то планировать.

— Ты понимаешь, что это касается нас тоже? У него сила, способная уничтожить весь мир. Если люди, маги и эльфы не справятся — а они не справятся — придется сражаться и нам. Поэтому не лучше ли сразу что-то предпринять?

— Arсhas... Этот Катэль — не наша забота. Пока что.

Глава 4. Без клейма

Cakhidas, так мы его называли. Лесной человек. Он вытащил нас из передряги с лутарийцами и провел через вонючие топи Куруада на северо-востоке княжеств. Он был следопытом и мастером убийств. В конце концов царь нанял его в свою личную свиту. Но вряд ли Cakhidas согласился бы, если б знал, чем все это закончится.

Из дневника Лиакона Черного Волка, героя Китривирии

Марк открыл дверь и подвинулся, пропуская чародейку внутрь. Выглянув в коридор, он замотал головой по сторонам, убедился, что никого нет, вернулся и закрыл дверь на засов.

Иветта оглядела помещение. Толстые шторы на окнах были плотно задвинуты. В камине напротив потрескивали дрова.

— Зачем мы здесь? — спросила она и повернулась к Марку. — Где Лета?

Тот остановился перед ней, сложив руки на груди.

— Для этого я тебя и позвал. Прости, что тебе приходится идти на риск, выходя поздней ночью из Обители, но иначе никак, — ответил он.

— Что случилось?

— Она ушла. Отправилась на Соколиный полуостров одна.

— Зачем? — спросила Иветта обеспокоенно.

— Ты знаешь, Лета всегда была гордячкой, — с некоторой злостью вздохнул Марк и прошел мимо чародейки к столу. — Ее волнует, что у нее нет метки, как у меня и Драгона. И вот она решила доказать, что она настоящий Страж. Она написала об этом в записке, заботливо оставленной мне на столе.

— Почему именно сейчас?

— Мы поссорились. Я хотел уехать и взять ее с собой, но перебрал вчера и уснул раньше. Так она сбежала.

— Почему нельзя сделать ей такую же метку, как у тебя, чтобы ее это не задевало? — покачала головой Иветта.

— Ты что, не слышала об Обрядах Стихий?

— Слышала. Но без особых подробностей.

— Обряды Стихий обязательны для каждого Стража во время обучения, — проговорил Марк. — По сути это древние и жестокие полумагические ритуалы, после прохождения которых ученик становится настоящим Стражем Маарну и получает метку. Первый — Обряд Огня, и он символизирует очищение от человеческих недостатков и дает ярость и смелость в бою. Обряд Земли должен дать силу всего, что хранят в себе почва и растения, а также поселить в сердце любовь к жизни младшего народа и стремление защищать ее. Обряд Воздуха дарит легкость и быстроту в сражении.

— Но Лета же проходила эти Обряды.

— Она прошла три, — пояснил Марк, задумчиво глядя на мерцавшие угольки в глубине камина. — Обряд Воды — символ возрождения. Ученика связывают и бросают в священное озеро. Пока у него заканчивается воздух, волхвы накладывают на ученика чары, призывая силу водной стихии. После этого его вытаскивают на берег. Если ученик возвращается в сознание и отхаркивает всю озерную воду, с этого момента он становится полноправным Стражем. Многие погибают во время этого Обряда. Считается, что чары волхвов должны вернуть ученика к жизни, а если этого не произошло, значит тело отвергло магию. Нет последнего Обряда — нет метки. Драгон запретил Лете проходить его. Но без него и татуировки она не считает себя настоящим Стражем.

— Значит, она одна готова отправиться неизвестно куда из-за какого-то уродливого клейма? — возмущенно произнесла Иветта.

— Не такое оно уж и уродливое, — Марк посмотрел на свое предплечье, которое обвивала татуировка — торк, символ керников, напоминающий плетенный браслет. — Без этого клейма нельзя называть себя Стражем.

— Аочему ты весь день сидишь на месте? Тебе нужно найти ее!

— Ну, во-первых, я не сижу. Во-вторых, я Лете не нянька, — язвительно сказал Марк. — В-третьих, я ждал, пока подоспеет подмога.

В этот момент что-то скрипнуло в углу. Иветта повернулась на звук. Из мрака выплыл силуэт человека, все это время сидевшего на табурете в темноте. Когда он выпрямился, чародейка увидела мужчину со светло-каштановыми волосами и грустными голубыми глазами, одетого в тонкую серую стеганку.

— Драгон! — удивленно выдохнула она.

Им редко доводилось встречаться. Однако Иветта многое о нем знала.

Драгон был наставником Леты и Марка и самым известным керником среди всех. Во времена Медной войны слава о нем разлетелась далеко за пределы Лутарии, когда он стал сражаться за царя илиаров. Говорят, что Драгон спас ему жизнь в западне, подстроенной лутарийскими солдатами, и что они стали друзьям. А уж о том, что впоследствии он увел у царя любовницу, и вовсе бродило множество слухов

Лету Драгон воспитывал с тех пор, как умерла ее мать, а Марка подобрал с улицы, когда тот был подростком. Он был опытным керником, хладнокровным, рассудительным, терпеливым. Он не разделял того, что его воспитанники продолжали держать клятву и помогать младшему народу. Он давно уже утратил веру, промышляя как обычный наемник.

— Здравствуй Иветта, — улыбнулся Драгон. — Хорошо выглядишь.

Он размялся, пошевелив плечами, и подошел к ним.

— Я уже успел высказать свое мнение по поводу вашего поступка, но не перестаю удивляться твоему спокойствию, — проговорил он, сверкнув недовольно глазами.

Марк фыркнул:

— Князь не оставил нам выбора, я же говорил.

— Все из-за какого чудовища, которое вы спасли, — разочарованно пробормотал Драгон. — Не стоило заходить так далеко.

— У нас не было другого пути, поверь мне.

— Нам надо догнать ее. И отвесить затрещин.

— А что с заданием?

— От князя и его ищеек всегда можно скрыться. Главное знать, как. Пусть князь сам разбирается с Катэлем. Нас это не касается.

— А награда-то была... Ох, ладно. Только не смотри так на меня.

— А от меня что требуется? — вмешалась Иветта, которой надоело молча наблюдать за их беседой.

— Телепортировать нас на Соколиный полуостров, — будничным тоном ответил Драгон.

— Что? Я не могу.

— Почему?

— Я там ни разу не была, я не знаю, как он выглядит.

— И что?

— Я должна знать, куда открываю проход, — терпеливо пояснила Иветта. — Без этого ничего не выйдет. Вам нужно искать чародея, который умеет ставить порталы и бывал на полуострове.

Глава 5. Та-Кто-Носит-Древнюю-Кровь

Царь стоял на высоком, засыпанном песком пригорке. Перед его глазами простиралась бескрайняя пустыня: темные дюны томились под солнцем, нарастая друг на друга, омываемые сухими ветрами. На горизонте пески резко переходили в темно-синее, небо без единого облачка. За спиной уже садилось солнце, а его красноватые лучи тянулись по пустыне.

Царь услышал шорох за спиной. С каждым шагом бренчала кольчуга на смуглом теле. Он не повернулся. Поравнявшись с ним, бренчание стихло.

— Покоренные Пустоши, — произнес Дометриан. — Вернее сказать, Непокоренные.

— Как часто здешние кочевники докучают Китривирии? — спросила женщина, остановившись справа от него.

— Не слишком часто. Они боятся нас.

— Эти варвары вас боятся? В свое время они разграбили половину земель хралитов.

— Боятся.

— Так значит, с ними нет особых проблем.

— Но мы не покорили их, — Дометриан обернулся к женщине.

Ее черные, как смоль, волосы были заплетены во множество тугих косичек. На загоревшем лице блестели большие глаза цвета самого темного вина. Худое тело в шрамах и гематомах скрывала одежда из кожи и прочно сплетенной кольчуги. Талию украшал широкий золотой пояс, а на запястьях — золотые браслеты в форме змей и ящериц. В руках женщина держала копье с украшенным древними рунами наконечником.

— Стало быть, земель тебе предостаточно, — сказала она и поставила древко копья на землю.

— А что бы нас ожидало впереди — пустыни без конца и края, дикие племена, не знающие нашего языка, жаркие дни и ледяные ночи, чудовища, о которых ходят легенды... — ответил царь. — Нет, мне не нужны эти земли. Илиарам здесь не выжить.

— Тебе нужны рабы, мой царь. Больше рабов, чем есть у тебя сейчас.

— Для чего? Для грязной работы, для прислуживания у стола, для... авторитета? Нет, моя дорогая Кассия, рабы у меня есть. Но мало воинов.

Женщина, которую на Иггтаре именовали Кровавой Кассией, промолчала. Она знала, для чего царь позвал ее. Ей это пришлось не по душе.

Она выпрямилась, стараясь хоть как-то сравняться с Дометрианом в росте, но даже конец ее копья доходил только до шеи царя. Ее, человека, илиары поражали рослостью.

— Я сомневаюсь, что ты пришел сюда, чтобы часами высматривать варваров Покоренных Пустошей и предлагать им присоединиться к китривирийским войскам, — сказала она.

— Тогда ты знаешь, зачем я сюда пришел,— Дометриан снова посмотрел на песчаные дюны.

— Тебе нужны мои воины. Сколько? Сотня? Тысяча? — недовольно бросила женщина.

— Кассия, сколько мы друг друга знаем?

— Более двадцати лет.

— И сколько раз за все это время я отказывал тебе в помощи?

— Нисколько, — Кассия оторвала взгляд от царя и тоже стала смотреть на пески.

Они стояли на пригорке, находящемся на границе между Китривирией, Покоренными Пустошами и Храдраем. На пригорке, который разделял процветающую цивилизацию илиаров, дикие земли кочевников и земли племен хралитов.

Предводительницей последних была Кассия Джила Астарта, прямой потомок древних людей, населявших Иггтар тысячелетия назад. Хралиты жили на севере континента, рядом с Китривирией. Когда-то они были разобщенными дикими племенами, но благодаря одному человеку, ставшему их первым вождем, объединились. Раскаленные ветра и суровая жизнь, часто без воды и пищи долгое время, сделали хралитов жестокими и непохожими на людей с Великой Земли. Эти выращенные пустыней воины склонились лишь однажды — перед Танталом Киргардисом, отцом Дометриана.

Кассия Астарта была дочерью последнего вождя, Хитаки, который не имел больше детей. Наследственность мало играла в выборе предводителя, но Кассия была воспитана сурово и не дала ни малейшего шанса другим кандидатам. Прежде чем занять место отца, она победила много соперников, расправившись с ними очень жестоко, чем и заслужила свое прозвище.

— Мне нужны две тысячи человек, — произнес Дометриан.

— Неужели все настолько серьезно?

— Пока не знаю.

— Так выясни. Я не хочу, чтобы мои люди погибли в бойне.

— Если будет бойня, погибнут и мои. Кассия, я хочу защитить наши земли. Не более.

— А что говорят эльфы? — спросила женщина. — Как им удалось допустить побег Катэля?

— Об этом они не сказали.

— Безусловно, князь развяжет им языки. Или это придется сделать другим.

— Ты хочешь этим заняться?

Кассия вонзила копье в песок и скрестила руки на груди. Золотые браслеты засверкали, играя в резком свете заката.

— Я хочу оградить свой народ от беды, — сказала она. — Почему мы должны страдать из-за чужих ошибок? Надо было похоронить этих эльфов вместе с их колдуном.

— Будь уверена, они сами не рады тому, что их обвиняют в грехах одного единственного эльфа. Слышишь? Одного. А обвинили всех.

— Они его упустили. Теперь под угрозой и мы.

— Пока ни в чем нельзя быть уверенными, — царь вздохнул. — Но я надеюсь на твою поддержку.

— Я дам тебе людей, — ответила Кассия после недолгого молчания. — Столько, сколько ты требуешь.

Дометриан склонил голову и прислонил к груди крепко сжатый кулак.

— Я благодарен.

Кассия фыркнула.

— Оставь благодарности для того времени, когда все закончится.

— Дометриан?

Со стороны шатров к ним направлялся Фанет. Напавший ветер всколыхнул его длинный плащ. Фанет стрельнул взглядом в сторону Кассии.

— Госпожа.

Она кивнула, не переставая удивляться учтивости, которая была распространена у илиаров. При ее появлении они каждый раз склоняли головы и обращались к ней почтительно, как к их царю. Любопытно, что хралиты отличались меньшей любовью к такому расшаркиванию, привыкшие демонстрировать уважение к вождю лишь в битвах и на пирах.

Позади Фанета развивались знамена — белый медведь на янтарном фоне, флаг Китривирии, и лицо женщины с распущенными волосами и с завязанными глазами на красном фоне, флаг хралитов. Воины слонялись возле шатров, переговариваясь между собой и посмеиваясь.

Глава 6. Дневники

Касаемо загробной жизни все верования, будь то Матерь Света, Четверка или культ Создателя, едины во мнении — все нечестивцы попадают в Черную Гавань, Блазнгар, где властвует Ригурдал, древнейшее зло, пожирающее души грешников.

В огненных водах Гавани страдают души умерших, обреченные на то, чтобы вечно строить гигантский корабль для Ригурдала, горбя спины под плетьми чертей. Попав туда, ты становишься никем — дощечкой в судне Дьявола, которое будет готово в момент, когда властелин Блазнгара соберет вместе самые черные и злые души из нашего мира.

«Calafque de Niraenecore, или Наши верования, перевод на всеобщий»

Наильрир Гисал

В воздухе витал кисловатый запах гнили и мокрого мха. Лета спешилась и размяла озябшие пальцы. Изо рта валил пар. Вместе с дневным светом ушло и тепло. Вспышки в небе мелькали все реже, а теперь наверху и вовсе почернело. Не было видно звезд и луны.

Перед керничкой открывалась необъятная болотистая местность, устланная камышами и трясинами. Лета огорченно подумала, что ей не суждено выйти отсюда, не запачкавшись с ног до головы.

Хагна с досадой отмахивалась черным хвостом от насекомых. Лета не стала рисковать лошадью и решила дальше идти пешком, оставив кобылу на более менее сухом участке земли. Ей не очень хотелось влезать в топи, ведь велика была вероятность нарваться на бесов или, что еще хуже, на болотника.

Она затянула ремень с ножнами туже, погладила Хагну на прощание между ушами и ступила на покрытую мягким мхом землю. Ощущение пронизывающего холода резко усилилось. Чем дальше Лета уходила от лошади, тем сильнее росло ее желание повернуть обратно. Сапоги проваливались на уровень щиколотки в булькавший торф. Зловоние, исходившее от топей, резало глаза.

Через какое-то время она вышла на кладбище, где воздух был уже не таким смрадным. Она хорошо видела в темноте, поэтому могла разглядеть покосившиеся вершины надгробий, ржавые куски ограды, торчащей тут и там, как иглы у ёжа, заросли водяники, высокие стебли ириса и рогоза, маленькие болотистые холмики. Надписи на каменных треснутых надгробиях было невозможно прочитать, а когда Лета забралась достаточно далеко, где памятники и холмы были гораздо больше, она увидела верхушки крыш. То были каменные древние склепы, затопленные мутной болотной водой.

Она не представляла, что ей надо было искать. Даже если банши была здесь когда-то, никаких следов она не оставила. Услышав шелест камышей неподалеку, Лета взялась за рукоять меча. Но это была всего лишь игра ветра, налетевшего откуда-то с севера. Девушка вздохнула и опустила руку. Покойники, лежащие в этих могилах уже не одно столетие, больше не поднимутся. Мертвяками становятся относительно свежие трупы. Вот болотники — совсем другое дело.

Лета шла между ровными рядами просевших могил и вдруг увидела маленькие, мерцающие огоньки голубоватого цвета. Она остановилась. Блуждающие огни. От этого явления любой нормальный человек развернулся бы и пошел прочь, если не сделал этого ранее при входе на кладбище, но Лета проследовала за огоньками. Подняв голову, девушка увидела, что их сбивчивый ряд ведет вперед. Не раздумывая, она двинулась по этой сомнительной тропе.

«Уж если ты отважился идти за огнями, будь готов к любым событиям», — вспомнились Лете слова старика Белогора, одного из волхвов в Кривом Роге.

Она шла по голубоватым огонькам довольно долго, и внутрь к ней начало закрадываться сомнение, а все ли она делает правильно, не стоит ли ей повернуть назад. Но тут она увидела возле могил высокий холм, рядом с которым мерцание огоньков прекратилось. Лета направилась к холму.

На холме почва была тверже, а воздух — чище. Девушка увидела остатки древнего храма: капище, окруженное ровным строем деревянных, почерневших от влаги и времени балок, жертвенник, стоящий посреди выложенного камнями круга и покосившийся идол. Она вошла в круг и мгновенно ощутила прилив древней сокровенной энергии, исходящей от этого места.

Лета подошла к жертвеннику, огромному валуну с выщербленными по всему периметру языческими рунами. Поверхность валуна в одном месте была коричневатого цвета. Нетрудно было догадаться, от чего. Взор Леты остановился на высоком идоле перед жертвенником. Эта была фигура бога. Голову идола венчала корона из ветвистых рогов. Вырезанные в камне руки были подняты ладонями вверх. По угловатому телу шли узоры из переплетенных между собой символов и рун.

Лета встала перед идолом и приложила ладонь к камню.

— Кернун, — шепнула она.

Камень завибрировал.

Лета отняла руку и долго-долго смотрела в страшное каменное лицо. Потом она прочла наизусть несколько слов из единственной молитвы Кернуну. Эти слова успокаивали, дарили новые силы для продолжения пути. Не успев договорить до конца, Лета вновь услышала какой-то шелест.

И это был не ветер.

Она обернулась и увидела что-то белое, мелькувшее между зарослями рогоза внизу. Она прищурилась и разглядела очертания маленького тела. Взметнулся вихрь огненно-рыжих волос.

Лета сорвалась с места и скатилась кубарем по холму. Забыв об опасных трясинах, она помчалась в ту сторону, где исчезла незнакомка, перепрыгивая через ограды и надгробия.

Она упустила ее из виду, когда оказалась на краю кладбища, споткнувшись и упав лицом в болотную грязь бессчетное количество раз. Выругавшись, керничка осмотрелась. Позади нее осталось кладбище, а впереди — заболоченный лесок со стройными рядами берез. Выдохнув, она побежала вперед.

Чутье ее не обмануло. Через пару минут уверенного бега она увидела скромную хату с камышовой кровлей и побеленными стенами. Медленно подойдя к хате, Лета толкнула дверь, которая послушно распахнулась. Рука замерла у пояса, готовая выхватить Пчелу. Лета тихо вошла и быстро оценила обстановку. Хата была теплая, особенно после жуткого холода, которого она натерпелась на болотах, темная и маленькая. Окна заколочены.

Глава 7. На Пирин`ан Дарос

Алистер Куврата беспокойно оглядывался по сторонам, стоя посреди узкого переулка. Пальцы нервно теребили четки с круглыми красными бусинами и символическими подвесками. Мысли, которые крутились у казначея в голове, были тревожными.

Вонь, исходившая из каждой щели домов и ближайших сточных канав, вызывала головную боль. Но Алистер терпеливо ожидал, заставив себя привыкнуть к грязи и запахам. Он разглядывал стоящий напротив невзрачный бордель с облезшими стенами и заляпанными окнами. В дневное время суток он был закрыт, но к вечеру оживлялся благодаря присутствию не слишком красивых, но очень дешевых девиц и небогатых клиентов.

Заметив в конце переулка стройную фигуру, Алистер разом перестал шататься и дергать четки. По своему обычаю он скрестил руки на спиной и втянул живот. Фигура приближалась к нему медленной осторожной походкой, выбирая себе дорогу среди сточной грязи, облепившей весь тротуар в переулке. Наконец человек вышел из тени, отбрасываемой балконами близстоящих домов.

— Не прячьте четки. Никогда бы не подумал, что вы являетесь религиозным человеком, — сказал он.

— Матерь Света... Да-да... — протянул Алистер и показал ему руку с четками. — Это — расходящиеся лучи солнца, а это — комбинация из трех зеленых листочков. Примитивные символы, которым люди могли поклоняться и во времена царствования старых богов. Меняются лишь имена, количество, а предназначение остается неизменным.

— Похоже, это никому не мешает. Матерь Света объединила в себе тех четверых богов, коих почитали раньше лутарийцы, — заметил человек.

— Только не говорите подобного служителям церкви. В последнее время они как с цепи сорвались.

— Церковь частенько срывается с цепи. И это зависит не от толщины цепи, а от того, кто эту цепь держит.

Алистер глянул на человека исподлобья, улыбнулся и убрал руку назад.

— Я не религиозен. По крайней мере, не более, чем вы.

— Давайте отставим в сторону философские беседы и перейдем к делу, — человек поднял глаза наверх. — Интересное вы, однако же, выбрали место. Теперь придется все время задирать голову в ожидании того, что кто-нибудь выплеснет сюда содержимое ночного горшка.

Куврата снова улыбнулся:

— Ну так, не стойте под балконом.

Человек опустил голову и бросил на казначея короткий взгляд. Взгляд, в котором на мгновение проскользнула неприязнь, но Алистер успел ее заметить.

— Вы сделали то, о чем я просил? — спросил человек.

— Мне удалось посеять в ней зерно сомнения, — ответил Алистер.

Человек поджал губы и отвернулся от уродливого, усеянного шрамами лица казначея. Он сделал вид, что смотрит на оживленную улицу в конце переулка. Алистер буквально чувствовал это отвращение. Конечно, что еще можно было ожидать от персоны, ценящей красоту и самой обладающей видной наружностью.

Человека звали Архип Велоров. Его мать приходилась родной сестрой Мстиславу Гневону, отцу Твердолика, которую тот выдал замуж за зажиточного боярина. У Архипа были темно-зеленые глаза и каштановые волосы, совсем как у его брата. Только он обладал более высоким ростом и мягкими чертами лица.

Умный и жадный, Архип презирал бедность и очень высоко ценил свое положение, однако ему всегда хотелось больше.

— И что она сказала? — спросил Архип

— Измены супруга — это удар для каждой женщины, особенно для той, которая посвятила себя браку. Ей сейчас нелегко.

— Она ничего не сказала, да? — хмыкнул Архип, поправляя черный, расшитый золотистыми нитями дублет. — Вы умеете, Алистер, нашептать всякого на уши. Однако как я могу быть в этом уверен?

— Вам придется поверить мне на слово. Так или иначе, Есения примет правильное решение и встанет на вашу сторону. Но пройдет много времени, прежде чем вам удастся осуществить ваш замысел.

Архип Велоров сощурил глаза, размазывая сапогом грязь под ногами и морщась.

— Наш замысел, Алистер.

— Разумеется, — казначей сделал легкий поклон головой. — Но, как вы помните, я всегда держусь в тени.

Архип встряхнул густыми волосами и кашлянул, прикрывшись ладонью.

— Сколько вы хотите? — бросил он.

— Вполовину больше того, что вы мне обещали.

— Вы с ума сошли?!

— Я казначей. И я смыслю многое в золоте. Раз вы решились пойти на это, то моя помощь обойдется вам по справедливой цене.

— Я могу в любом случае рассчитывать на ваше молчание?

— Я всегда держу свое слово.

— Прекрасно.

Архип вздохнул и, достав из кармана толстый кошель, протянул его казначею.

— Здесь немного меньше того, что вы запросили, — сказал он. — Остальное получите, когда Есения сыграет свою роль.

Алистер удовлетворенно кивнул, принимая кошель.

— Желаю удачи, — сказал он и, поклонившись, направился к концу переулка.

Архип долго стоял на месте, провожая казначея взглядом, а затем развернулся и пошел в противоположную сторону, не переставая, однако, поглядывать с подозрением на балконы.

***

Над просторной залой медленно покачивалась люстра, бросая вниз свет сотни толстых белых свечей. Гобелены на стенах, изображающие сцены охоты, княжеских коронаций, балов и знаменитых битв, покрывали почти весь периметр залы. Огромные, длинные витражные окна тянулись до самого потолка. Большой камин, изукрашенный резными фигурами различных животных, занимал противоположную от толстых дубовых дверей стену.

Зал Совета был, пожалуй, вторым по просторности и величию помещением после Тронной залы. Здесь собирались исключительно члены Высшего Совета, а в остальное время зала пустовала. Это не мешало прислуге почти каждый день проводить уборку.

Огонь в камине горел живо и ярко. За окнами начинало смеркаться. За длинным столом сидело пятеро. Во главе стола расположился Твердолик. По правую от него руку сидел Витольд фон Андро, хозяин Яримы и Долины Антанги, полноватый человек чуть старше князя с густыми усами и высокими залысинами. Везде, где только мужчина-дворянин мог носить украшения, он был обвешан золотом. Рядом с ним сидел Милян Тит — молодой боярин, рано лишившийся отца.